Гермиона не может не помочь (гет)

Меньше всего Гермиона ожидает увидеть в своём кабинете Драко Малфоя, да ещё в сопровождении Астории Гринграсс. «Они вроде бы поженились? Что-то такое было в «Пророке», — припоминает Гермиона, скупо улыбаясь. Гермиона работает в Мунго вот уже пять лет, кого у неё только не было на приёме, и она умеет держать верный тон с кем угодно, хоть с Кингсли, облачённым в министерскую мантию, хоть с Яксли, закованным в кандалы. И уж тем более она не оробеет перед Малфоями.

Гермиона задаёт вопросы и делает пометки на пергаменте с таким видом, словно они никогда и не были знакомы — уважительно, с дежурной улыбкой. Малфой в ответ на её вопросы молчит, отвечает Астория.

— Что вас беспокоит? — спрашивает Гермиона. Судя по анамнезу, никаких проблем у них быть не должно, правда, то, что они пришли вдвоём, наводит на определённые мысли, и выводы Гермионы тут же подтверждает Астория.

— Мы давно поженились, но у нас нет детей. Нам сказали, что вы… — она оборачивается к мужу, словно ища поддержки. — Вы можете помочь?

— Я не могу ничего обещать, но мы сделаем всё возможное. Сейчас напишу, что надо будет сделать…

Астория с готовностью кивает, Малфой отворачивается и рассматривает тень от ветки на стене кабинета. Уходя, Астория тепло прощается, её муж ограничивается кивком.

Гермиона забывает о Малфоях, стоит им закрыть за собой дверь.

И вспоминает снова, когда дежурная медсестра отдаёт ей пергаменты с результатами исследований. Гермиона тихо ругается про себя, перечитывает пергамент дважды и снова ругается — уже громче.

Ей не раз приходилось сообщать плохие новости пациентам, она умеет, она знает — как, но вести подобный разговор с Малфоем и Асторией совершенно не хочется. Она так и видит, как Малфой говорит: «Ну конечно, что можно было ждать от Грейнджер! Что она вообще может?»

Но всё происходит совершенно иначе. Астория только крепче прижимается к мужу и ещё сильнее выпрямляет и без того прямую спину, а Малфой сжимает зубы и пристально смотрит на Гермиону, когда она повторяет на новый лад:

— У вас могут быть дети, но беременность и роды существенно увеличивают риски возникновения серьёзной болезни у вас, миссис Малфой.

— Это же только риски? — спрашивает Астория. — Правда же?

— Но они очень высокие, — говорит Гермиона с нажимом. — Подумайте. Стоит ли того?

— А вы, миссис Уизли, как думаете? — спрашивает Малфой, и голос его звучит глухо.

Она в ответ молчит, не считая себя вправе что-то советовать. Потому что они должны решить сами, потому что вмешиваться в процесс принятия решения после того, как вся информация донесена до пациента — нельзя, и, в конце концов, потому, что сама Гермиона неделю назад узнала, что беременна.

— Я предлагаю вам подумать. Неделю. Хорошо? Вы можете написать мне, если у вас остались вопросы, — говорит она и встаёт, показывая, что приём закончен.

Они принимают решение и сообщают о нём ровно через неделю. Гермиона ничего не говорит и никак не показывает, что думает по этому поводу — это их жизнь, и если Астория готова рискнуть своим здоровьем, чтобы родить ребенка, что ж... Гермиона не считает себя вправе её отговаривать, зато она вправе помогать Астории на каждом этапе её борьбы за будущего ребенка.

Их общее упорство вознаграждено, лечение даёт результат, и в своё время у Малфоев рождается прелестный мальчик. Дочке Гермионы к этому моменту исполняется полгода.

Жизнь идёт своим чередом, и Малфои опять словно испаряются. Точно так же они исчезли после судов, последовавших за последней битвой. Тогда Малфои молча выслушали приговоры — благодаря Гарри более чем мягкие — и заперлись за высокими воротами Малфой-мэнора. И вот снова — стоило родиться сыну Скорпиусу, как Малфои опять становятся затворниками, прислав, правда, Гермионе шикарный до неприличия букет цветов и корзинку с вином и сыром в качестве благодарности.

* * *

У Гермионы хватает своих забот и хлопот, и она не думает о Малфоях. Подрастает Рози, через несколько лет рождается Хью. Отношения с Роном то спокойные и безмятежные, то летят в тартарары. Кажется — они столько лет знакомы, но то и дело упираются в нежелание то одного, то другого идти на компромисс. Рон в такие моменты хлопает дверью и исчезает на несколько дней в Норе, Гермиона начинает проводить больше времени на работе.

«Супруги — точильные камни друг для друга», — говорит Джейн Грейнджер, когда Гермиона уже не в силах скрывать конфликты с мужем. Остаётся только кивать, сожалея, что вывалила свои проблемы на мать. После возвращения им памяти родители до конца так и не пришли в себя и ко всему, в том числе и к дочери, относятся с явной настороженностью.

Но Гермиона не унывает, уверенная, что однажды всё как-то наладится. Дети растут, лёд между ней и родителями медленно, но тает, и с Роном они не всегда конфликтуют, и есть в их жизни и светлые, наполненные теплотой дни.

* * *

Драко Малфой снова появляется в её жизни через семь лет после их последней встречи.

Сердце Гермионы замирает, когда она видит, что он с посеревшим лицом идёт к ней через холл Мунго.

— Астория? — холодея, спрашивает она. Он качает головой:

— Мама…

К Нарциссе у Гермионы отношение особое. Гарри даже по прошествии многих лет помнит, что, пусть и из своих меркантильных соображений, но она не выдала его Лорду. Кто знает, как всё сложилось бы, если бы тогда Нарцисса сказала Волдеморту, что Гарри не умер?

Гермиона соглашается осмотреть Нарциссу дома и обещает Малфою навестить их семью этим же вечером.

— Мы живём в другом месте, — он даёт адрес, подчёркивая, что для неё их камины всегда открыты.

Новый дом Малфоев совсем не похож на помпезный мэнор. Стоящий на берегу моря, он напоминает Гермионе «Ракушку», в которой до сих пор живут Флёр и Билл. Песчаный пляж уходит вдаль, упираясь в бирюзовое небо, воздух пахнет морской водой и нагретой травою. В окно Гермиона видит, как белобрысый малыш, копия Драко в детстве, носится, запрокинув голову и глядя на алого воздушного змея, трепещущего на ветру.

Ей опять предстоит сообщить плохие новости, и она вздыхает, собираясь с силами.

Нарциссу спасти невозможно, и Гермиона сообщает об этом Малфою сразу, даже не пытаясь смягчить удар. Он кусает губы, Гермиона видит выступившую на них кровь и отводит глаза.

— Можно сделать её жизнь легче и лучше, это называется паллиативной помощью, — она впервые дотрагивается до его руки. Он рассеянно кивает. На улице ярко светит солнце, Драко смотрит за окно, на своего сына, щурится, а Гермиона с интересом разглядывает его.

Она помнит, что многие девчонки в Хогвартсе считали Драко Малфоя красивым, но она тогда считала его отталкивающим. Время если и не смыло все обиды, то сделало их блёклыми, и теперь они не мешают ей видеть вещи такими, какими они есть. Малфой превратился из смазливого юнца в интересного мужчину. Он не так уж и красив — лицо на вкус Гермионы слишком уж узкое, ему не хватает красок, он словно припылён, но и отвратительным его уж точно назвать нельзя. Гермиона тихо вздыхает, Драко вздрагивает, словно вспоминая, что он в комнате не один.

— Я должен попросить у тебя прощения… Грейнджер.

— Не надо делать этого из чувства долга. Неискреннее раскаяние ещё хуже, чем отсутствие извинений, — она встаёт. — Я напишу рекомендации и навещу Нарциссу через пару дней.

Гермиона навещает Нарциссу три раза в неделю, иногда чаще, и проводит в доме Малфоя так много времени, что Рон начинает злиться. Она пару раз опаздывает на семейные сборища, и Рон, извиняясь перед Гарри за её опоздание, бросает: «Ну Гермиона не может не помочь! Даже Малфоям». Гермиона не обижается, потому что Рон прав — она не может не помочь. Даже Малфоям.

Нарцисса то и дело просит Гермиону задержаться, посидеть рядом ещё немного, ещё чуть-чуть. Она цепляется за Гермиону, будто её соседство отгоняет смерть от порога. Гермиона знает, что Нарциссе осталось немного, и послушно сидит у её кровати, слушая рассказы о Люциусе, который умер год назад, о Драко. «В детстве с ним не было никакого сладу», — жалуется Нарцисса и сводит брови. Гермиона слушает с интересом и пытается понять, что заставило этих людей встать на сторону Волдеморта, и не понимает.

Несколько раз она остаётся на ужин, наблюдает, а потом размышляет о них. Как бы смешно это ни звучало, но Малфои — обыкновенные, такие же, как другие семьи. Можно даже было бы представить, как Уизли и Малфои если не дружат, то приятельствуют, если бы не Знак Мрака, пусть блёклый и еле заметный, на руке Драко.

* * *

Нарцисса умирает тихо, с улыбкой на губах, ранним осенним утром.

— Ты подарила нам ещё год рядом с мамой, спасибо, — говорит Драко тихо. Они сидят в гостиной, и Гермиона пытается понять, когда успела привязаться к Нарциссе, как это вообще так вышло, что её смерть ударила наотмашь и её саму. — И… прости за то, что я был редкостным идиотом. Я действительно так думаю, — продолжает Драко.

Гермиона в ответ только кивает. Ей хочется сказать, что лучшее извинение — это попытаться вырастить Скорпиуса нормальным человеком. Но она и сама видит, что сын Малфоя, внешне так похожий на отца, своим поведением больше напоминает кого-нибудь из Уизли. И уж точно — по крайне мере, пока! — в маленьком Скорпиусе нет ни капли высокомерия.

На этот раз Малфои не исчезают из её жизни окончательно, а продолжают напоминать о себе милыми подарками на Рождество и ко дню рождения. Астория изредка пишет, рассказывает, словно успокаивая, что у неё всё хорошо. В одном из писем она присылает колдографию Скорпиуса. На обратной стороне снимка несколько слов: «Спасибо за сына!»

* * *

Стоя на платформе 9 и ¾, Гермиона ловит себя на мысли, что не может понять, как так вышло, что она провожает в Хогвартс свою дочь. Куда делись годы? Кажется, только недавно они сами были учениками, предвкушающими новый учебный год, и вот надо же — Хогвартс-экспресс ждёт их детей. Рон несмешно шутит, подначивая Рози к соперничеству со Скорпиусом Малфоем, Гермиона окорачивает его, стараясь не быть грубой:

— Не пытайся настроить их против друг друга ещё до того, как они попали в школу! ⁽¹⁾

Рон извиняется, но тут же продолжает в том же духе:

— Тем не менее, не дружи с ним, Рози. Дедушка Уизли никогда тебя не простит, если ты выйдешь замуж за чистокровного волшебника. ⁽²⁾

«И кто после этого больший сноб?» — думает Гермиона. И ведь Рон не понимает, как со стороны выглядит его якобы несерьёзное неприятие чистокровных.

С отъездом Рози дома становится как-то уж слишком тихо. Гермиона скучает по дочери, пытается больше времени проводить с Хью. И её задевает, что Рон, кажется, совсем не переживает.

В декабре — до Рождества почти две недели — Гермиона получает письмо от Астории и тут же срывается к Малфоям. Камин, как и было обещано когда-то, для неё открыт.

Астория выглядит ужасно. Гермиона её убить готова за то, что она не сообщила о своём состоянии раньше. Но Астория лишь слабо улыбается, протягивая к ней руку.

— Я не жалею ни о чём… Гермиона, можно тебя так назвать? Ты подарила мне столько чудесных лет жизни, они стоили того, чтобы… — она тяжело вздыхает. — Ты понимаешь, что я хочу сказать?

Гермиона кивает, тщетно пытаясь скрыть выступающие слёзы.

— Как думаешь, сколько мне осталось?

— Я не знаю, — Гермиона берёт себя в руки и грустно улыбается, смаргивая слёзы. — Никто не знает…

И опять — «Гермиона не может не помочь!» — восклицает Рон. Он не злится, не ругается, ему, кажется, всё равно, что Гермиона столько времени проводит с Малфоями.

Сам Драко выглядит так, что Гермиона, однажды выйдя из комнаты Астории и наткнувшись на него в коридоре, без слов затаскивает Драко в пустую комнату и отчитывает:

— Ты что, хочешь и себя уморить? Хочешь, чтобы Скорпиус остался один? — шипит она на него тихо, чтобы не тревожить Асторию. — Ты настолько её любишь, что готов последовать за ней? А как же сын?

— Люблю? — он смотрит на Гермиону так, словно она сказала что-то глупое. — Ты не понимаешь, это не любовь. То есть, не такая, как ты думаешь, — он садится на кровать, его плечи опущены, он смотрит в пол и неожиданно начинает рассказывать. Гермиона стоит рядом, оперевшись плечом о столбик, удерживающий балдахин, и слушает, не перебивая.

Драко рассказывает, как после войны чувствовал себя одиноким, как до тошноты не хотел общаться с теми, кто был на тёмной стороне — последний год войны выел его душу до дна. А те, кто был на стороне света, по понятным причина не горели желанием общаться с Драко. Панси Паркинсон мелькала то и дело, намекая, что готова утешить, а ему хотелось её придушить. А потом появилась Астория. В ней было столько чистоты и тепла — во всём этом мраке, в этой грязище, которую несла война, Астория умудрилась остаться незапятнанной. Она была словно глоток чистой воды, она была его надеждой и стала его спасением. Они были преданы друг другу все эти годы, поддерживали друг друга, растили сына. Они были из одного теста, раньше — лучшие по праву рождения, потом — изгои из-за чистокровности. Половинки? Возможно.

— И это не любовь? — тихо спрашивает Гермиона, хотя, кажется, понимает, о чём говорит Драко. Гермиона иногда думает, что, возможно, все эти годы приключений бок о бок с Роном предопределили их будущее. Просто иначе быть не могло, так ведь?

— Я хочу тебя кое о чём попросить, — Драко берёт её руки в свои и смотрит снизу вверх, прямо в глаза.

— Да?

Его руки тёплые и нежные, он поглаживает большим пальцем венку на её запястье, и кажется, что от этого кровь ускоряет бег.

— Потом, когда… когда я останусь один, ты будешь хоть иногда приходить?

Гермиона закрывает глаза и кивает.

* * *

Она выполняет обещание, продолжая навещать Драко, когда Астория умирает.

Они гуляют вдоль моря, холодный весенний ветер треплет волосы и заглушает их слова, но они всё равно говорят, говорят, говорят. И вскоре Гермиона с удивлением понимает, что приходит к Драко не по зову долга, а потому что ей просто хочется. Рон в курсе этих визитов и даже не шутит на этот счёт, повторяя только: «Гермиона не может не помочь!» Но Гермионе кажется, что на это раз помогают ей. Всё чаще Драко поддерживает её, а не она — его. И это очень, очень странно и очень приятно. Ей хорошо в этом доме, ей хорошо рядом с этим человеком, и с каждым разом уходить от него становится всё сложнее. Но она, конечно же, уходит, чтобы вернуться через несколько дней.

— Кажется, наши дети подружились. Гарри просил передать, если ты отпустишь Скорпиуса на пару недель к ним, они будут рады.

— Наши дети дружат, — Драко усмехается и качает головой. — Кто бы мне рассказал — не поверил бы никогда.

— Скорпиус — хороший парень, вы с Асторией…

— А мы, мы с тобой дружим? — Драко перебивает её, останавливается, поворачиваясь к ней лицом. За его спиной шелестит море, ветер — уже по-летнему тёплый, гонит облака, которые то и дело закрывают солнце.

Гермиона застывает. Как можно назвать их отношения? Она не знает.

Драко протягивает к ней руку и почти невесомо касается скулы. Он не улыбается, смотрит на неё спокойно, но в его глазах читается просьба. Он безмолвно молит её: «Не отталкивай!», и она чуть прикрывает глаза и позволяет себя поцеловать.

Это похоже на действие хроноворота, словно годы летят в обратную сторону. Гермионе начинает казаться, что ей снова восемнадцать и вся жизнь впереди. Но поцелуй заканчивается, и она стоит растерянная и немного ошалевшая от нахлынувших чувств.

— Я всё испортил? — Драко отодвигается от неё чуть-чуть, только чтобы видеть её глаза.

— Нет… нет, — отвечает она, сама не уверенная в том, что говорит.

Они идут дальше молча, и Гермиона размышляет о том, что скорее всего Драко опять принимает за любовь страх одиночества, и её сердце сжимает тоска. Ей до одури надоело анализировать и полагаться на разум, но иначе она не умеет.

Драко осторожно касается её руки, аккуратно переплетает их пальцы и тихонько пожимает их.

Гермиона останавливается, делает вдох и сама целует Драко. Он тяжело дышит и обнимает её так сильно и страстно, что она смешно ойкает, и он тут же отпускает её.

Они стоят рядом. Драко обнимает её за плечи, они молчат и смотрят на море. Гермиона не питает иллюзий, она знает, что правильнее было бы свести всё к шутке, перестать с ним общаться, но она только плотнее запахивает полы лёгкого плаща и теснее прижимается к мужчине рядом.

Она успеет принять правильные решения — потом. Сейчас она просто хочет быть рядом с ним, слышать биение его сердца и верить, что и для них счастье ещё возможно.

1) Гарри Поттер и Дары Смерти. Глава 36. Девятнадцать лет спустя.

Вернуться к тексту

2) Гарри Поттер и Дары Смерти. Глава 36. Девятнадцать лет спустя

Вернуться к тексту