Десница (джен)

— Летние рыцари, — прошептала Кейтилин. — Как они переживут зиму, лорд Отто?

— Никак, — просто ответил тот. — Осень заберёт их. А те, кто переживёт первые заморозки, изменятся до неузнаваемости, моя леди. Нам точно стоит пытаться договориться с ними?

— Они хотя бы готовы договариваться, — горько ответила она.

— Один поэт из Эссоса сказал, что лучше пить одному, чем вместе с кем попало, — заметил Отто. — Мне кажется, войны это тоже касается. Может быть, нам удастся договориться с Простором?

Ворон из Высокой Башни догнал их в Звене, словно знал, что он окажется там, и именно в тот день. Торопливые каракули, заверения, что Башня не бросит своего сына и поддержит тех, кого поддержит он.

А он поддержит Старков.

* * *

Потому что таков был уговор, такова была божья воля: Десница за Десницу, жизнь за жизнь. Его коварство за честь Эддарда Старка. Сокол крикнул высоко-высоко, и огонь на Башне вспыхнул новой звездой, скрепляя этот договор между прошлым и будущим.

Он не знал, что сталось со Старком — но сам он вышел в открытую дверь своей темницы и прошёл по коридору, где, словно в сказке о Деве-Розе, все стражники спали, опираясь на копья. Он открыл потайную дверь и покинул Красный Замок, и только тогда понял, что произошло.

Он должен был вернуться, должен был забрать дочерей своего товарища... но это было слишком опасно, и благородных пленниц никто не обижает. Он сам сказал это Эйгону: оставь мать и сестру, они в безопасности. Благородных пленниц не обижают. Оставь меня, я заслужил всё, что получу. Забирай детей и уходи сам.

Рейнира отдала его дочь и внучку на поругание. Бордельные королевы, сказал тюремщик. Никто из горожан не осмелился принять в этом участие, но матросня Веларионов не боялась ни богов, ни демонов.

Старшей дочери его товарища было всего одиннадцать. Принц Деймон был славен любовью к девочкам этого возраста, докладывали его шпионы. Ему нравится их невинность, нравится эту невинность уничтожать и оставлять только похоть. Рыжая девочка одиннадцати лет, с синими глазами — у Алисенты глаза были синими, пока не потемнели в прозелень.

— Господи Отче, почему мы всегда должны выбирать?

Он знал, почему: потому что однажды они, люди, выбрали неправильно. И с тех пор вражья воля подкидывает им снова и снова выбор между злом и ещё большим злом.

— Господи Отче, дай мне вернуться за ней. Я не могу обещать, я прошу тебя: в неизреченной милости своей, дай мне вернуться.

Девочка слишком умна, чтобы пойти за чужим человеком. Но если он принесёт ей послание от матери, знак её доверия... «Девочка, дочь моего друга, продержись до тех пор. И пусть боги уберегут тебя».

* * *

Они не добыли себе союзников — но добыли нечто более ценное.

Львиные твари устраивали турнир — турнир среди кровавой войны, когда город уже был на пороге голода. Почему все недостойные правители ведут себя одинаково?

Но турнир — это удобно. На турнире столько народу, что никто не знает их всех в лицо. Достаточно держаться с достоинством, и подойти к королевской невесте не составит труда — а уж держаться с достоинством он умел.

Девочка смотрела на него пустыми глазами, и на миг ему стало страшно. Такими глазами смотрела на него Хелейна, когда он видел её последний раз. Но страх ушёл, но глаза ожили, когда он вложил ей в руку маленькую пёструю рыбку. Леди Кейтилин уверяла, этого будет достаточно — и она не ошиблась.

— Я часто хожу молиться в богорощу, — тихо заметила королевская невеста, словно между делом, и Отто понимающе кивнул.

Если ему не суждено при жизни обнять дочь или внуков, он будет радоваться, глядя на счастливые слёзы леди Кейтилин, прижимающей к груди своё дитя — избитое, измученное, но живое.

А леди Кейтилин протянула ему свою руку — сухую, тонкую, изуродованную — украшенную — шрамами. Он поднёс её к губам, почтительно поцеловать — но она только погладила его по щеке своей тёплой, тёплой ладонью и улыбнулась, словно не зная, что и сказать.

И он улыбнулся ей в ответ.