Спустя пять лет (гет)

Кая смутно помнила этого мальчишку. Помогает в библиотеке, да. Сирота и очень старательный, за него просили, и она разрешила.

Вот только прямо сейчас старается он явно не о том. Во всяком случае, Кая точно не ожидала, завернув за высокие библиотечные шкафы, обнаружить свою младшую дочь, весьма пылко целующуюся с этим мальчишкой.

— Кхе-кхе, — холодно дала знать о своём присутствии королева, недовольно сжимая в руке тяжёлый том с историческими хрониками.

Голубки в страхе отпрянули друг от друга, но настоящий ужас снизошёл на них в тот момент, когда они осознали, кто именно их застукал.

— Мама... — одними губами пробормотала бледная-бледная Лея. От того, что она стала совсем уж белая, губы после поцелуев казались особенно красными.

Мальчишка дёрнулся было загородить её собой, но холодный взгляд королевы намекнул, что не стоит лезть на рожон.

— Поставьте на место, — спокойно велела королева, протягивая ему свою книгу.

Рука его слегка дрогнула, но ей не понравилось скорее то, что губы его упрямо сжались, и столь же упрямым был взгляд, которым он старательно не смотрел ни на неё, ни на принцессу.

— Пройдёмте к вам, — как только мальчишка исчез за полками, повелела Кая, оборачиваясь к дочери.

Та, состроив холодно-вежливое лицо, присела в реверансе и отстранённо заявила:

— Как прикажет Ваше Величество, — и на лице её тоже застыло весьма упрямое выражение, которое не понравилось королеве ещё больше, чем сам факт тайных поцелуев.

До покоев принцессы они прошествовали в полном молчании.

И, только уединившись с дочерью, Кая корректно и аккуратно разразилась красивым монологом на тему необходимости для принцесс блюсти приличия.

Монолог был логичен, прекрасен с точки зрения риторики и весьма зануден.

Лея слушала внимательно и даже чуточку виновато, но упрямое выражение проступало в её взгляде всё отчётливее.

Наконец, королева закончила с нравоучениями и потребовала:

— Мне требуется твоё слово, Лея. Мне не хотелось бы лишать человека должности из-за легкомыслия моей дочери, но я могу оставить его на службе только в том случае, если ты пообещаешь, что ваше общение прекратиться.

Кае казалось, что она нашла оптимальное решение. Ей, совершенно точно, не хотелось быть бесчувственным тираном, который карает за юношеские ошибки. Но и оставлять ситуацию без контроля было, решительно, невозможно! Взять с дочери слово — отличный способ и тихо закрыть это дело, и показать своё доверие к ней, и научить ответственности.

Однако, как выяснилось, педагогика не была сильной чертой Каи, потому что принцесса, вместо того, чтобы с готовностью схватиться за такой приличный способ реабилитироваться, напротив, дерзко задрала подбородок и заявила:

— Я вам такого слова дать не могу, матушка!

То, что королева была огорошена этим заявлением, понять можно было только по тому, что лицо её приняло крайне отрешённое холодное выражение.

— Что ж... — с некоторым недовольством резюмировала она спустя минуту, видя, что дочь и не подумала идти на попятный. — Тогда мне остаётся только освободить господина... как-его-там... от должности.

Глаза Леи вспыхнули... яростью? Кая аж сморгнула от неожиданности.

— Ты этого не сделаешь! — воскликнула дочь на грани того, что можно было бы назвать криком.

Кая наклонила голову набок, прищурилась и посмотрела на неё с удивлением. Повышать голос на свою мать и на свою королеву?

— Он должен учиться! — нервно взмахнула руками Лея. — Ты не можешь просто выгнать его!

Аккуратным движением сложив ладони перед собой на уровне живота — с годами она заметно пополнела — королева мягко напомнила:

— Вы целовались, и ты отказываешься дать мне слово в том, что такого больше не повториться.

Поперхнувшись новой гневной фразой, дочь пошла некрасивыми красными пятнами от смущения. Кая уже думала, что теперь-то у неё прояснится в голове, и они придут к пониманию, но та, вопреки чаяниям матери, гордо выпрямилась и заявила с беспримерной гордостью в голосе:

— Я люблю его. И я выйду за него замуж!

Королева в удивлении приподняла брови. Губы её дрогнули в сдерживаемом смешке, что не укрылось от принцессы.

— Даже не вздумай смеяться! — всплеснула она руками. — Я сказала, и я выйду! — упрямо повторила она.

Уже не таясь, Кая широко улыбнулась. Этот бунт её немало насмешил.

— Дорогая, — заметила она ласково, — это очень мило, что ты так защищаешь своего... приятеля, — постаралась она подобрать нейтральное слово. — Но, думаю, тебе не стоит разбрасываться столь громкими словами.

— Почему это? — гордо поведя подбородком, возразила Лея.

Полюбовавшись умением дочери держать себя, Кая мягко высказала очевидное:

— Но ты не можешь выйти за него замуж, милая.

К её удивлению, дочь передёрнула плечами, словно отмахиваясь, и повторила:

— Почему это?

Кая нахмурилась от необходимости озвучивать столь очевидные вещи. Ей стало казаться, что дочь нарочно пытается вывести её из себя.

— Потому что это мезальянс, — холодно ответила она.

Лея смерила её взглядом поистине королевским и парировала:

— Мне это безразлично. Я люблю его, и я выйду за него замуж! — проинформировала она мать.

Кая почувствовала, что её накрывает раздражение от этого странного и глупого упорства.

— Даже обсуждать не желаю эти глупости! — наконец, решила она и двинулась к выходу.

— Глупости? — догнал её у дверей обиженный возглас дочери. — Мои чувства для тебя — глупости, так?!

В удивлении Кая обернулась.

— Ты сама не понимаешь, о чём говоришь, — мягко постаралась она урезонить дочь.

— Для того, чтобы полюбить, не нужно ничего понимать! — пафосно парировала та.

Далее же разразился скандал, который, определённо, не красил королевский дом Райанци. Лея швыряла вазы об стену и грозилась пожениться с любимым тайно, Кая, хоть и вела себя умнее, тоже не сдержалась и дошла до угроз запереть любимую дочурку в каком-нибудь дальнем замке, чтобы поостыла.

В итоге расстались дамы в состоянии холодной войны: Лея выдвинула ультиматум, что либо ей позволяют выйти замуж за того, кого выбрала она, либо она, чего бы это ей ни стояло, сбегает и не желает больше иметь никакого дела с «этим ледяным королевским величием».

Королева, впрочем, не приняла слова о побеге всерьёз — и зря, потому что сразу же после разговора с матушкой гневная Лея отправилась на тайное свидание с возлюбленным.

У них, помимо собственно библиотеки, было обговорено своё местечко в дворцовом саду — одну из тропок удачно скрывал от окон дворца раскидистый дуб, и там вполне можно было «случайно» встретиться на прогулке. У принцессы, впрочем, было ажно две фрейлины, но королева вполне доверяла дочери, поэтому выбраны компаньонки были по зову сердца, охотно прикрывали подружку и никому не докладывались.

«Тоже мне! Ледяная королева!» — досадливо фыркая, скорым шагом почти бежала Лея по саду, шелестя гравием. Фрейлины понятливо отставали на поворотах.

«Возьму — и выйду, выйду, выйду!» — упрямо и гневно повторяла внутри себя Лея, отбрасывая с пути досужие ветки. Она готова хоть прямо сегодня, прямо сейчас рвануть из дворца, где её так сильно не понимали, на долгожданную свободу!

Наконец, резко завернув за приметный дуб, она чуть не сшибла ожидающего её там кавалера.

Кавалер был взволнован, бледен и решителен.

— Ней! — бросилась к нему в объятия Лея и разрыдалась.

— Всё плохо? — уточнил он, и в голосе его слышалась неподдельная тревога за возлюбленную.

— Она чудовище! — тут же принялась делиться эмоциями Лея. — Бесчувственное, кошмарное, злобное чудовище!

Вообще-то, отношения с матерью у неё были хорошие. Та не так уж часто бывала для неё королевой, и гораздо чаще оборачивалась к ней тёплой материнской стороной. И Лея как-то не учитывала, что в какой-то момент может столкнуться с холодной и строгой ипостасью мамы; настолько не учитывала, что наивно полагала, будто бы мама примет её выбор и позволит ей выйти замуж по зову сердца.

В конце концов, у них же все поженились по зову сердца!

Лея была четвёртым и самым младшим ребёнком, и знала, что ни мама, ни отец не давили ни на двух её братьев, ни на старшую сестру. Даже наследный принц сам выбрал себе невесту! И не такую уж знатную! Да, дворянку, но из бедного захолустного рода! И никто ему и слова не сказал! Почему же именно с ней она обходится так несправедливо?! Ней лучше любого дворянина, он умный, он добрый, он самый заботливый на свете! А маме важна какая-то ничего не значащая ерунда!..

— Её Величество вполне справедливо беспокоится, — к неудовольствию Леи, принялся защищать королеву Ней. — Ты её дочь, и она, конечно, боится, что какой-нибудь проходимец разобьёт тебе сердце.

— Да-да, — фыркнула та. — Вот какой-нибудь Се-Нарси вполне мог бы! — припомнила она некоего высокородного господина, который славился шлейфом из разбитых девичьих сердец. — Как она может!.. — у неё даже слов не нашлось от обиды за маму.

— Если дело в дворянстве, — сжал её руку взволнованный Ней, — то я готов поступить на службу…

Лея возмущённо вскрикнула.

Этот разговор происходил между ними не в первый раз. Хотя молодые люди сразу почувствовали друг к другу симпатию и взаимную склонность, Ней долго сопротивлялся этим чувствам, полагая, что ему не по чину любить принцессу. Упрямая и упорная Лея почти год осаждала эту крепость, и с тех пор, как Ней распрощался с идеей держаться от неё подальше, им завладела другая мысль: поступить на службу и дослужиться до звания, которое обеспечит ему личное дворянство.

Лея эту идею не одобряла. Во-первых, на то, чтобы так выслужиться, и в самых благоприятных условиях уйдёт не менее пяти лет, а то и все десять! А Лее не хотелось столько ждать. Во-вторых, у Нея была явная склонность к наукам — особенно к физике — и тратить его таланты на военную или государственную службу казалось ей безумным расточительством. Особенно на военную. Там, хоть и есть шансы выслужиться быстрее, ещё и умереть можно.

— Я поговорю с отцом, — тут же предложила альтернативный план принцесса. — Он что-нибудь придумает, честно!

Король-консорт был и впрямь необыкновенно хорош в придумывании компромиссных вариантов, удовлетворяющих все задействованные стороны. Недаром он руководил и дипломатическим корпусом тоже! Так что Лея отчаянно верила, что, ежели кто и сумеет переубедить суровую маму, то только отец!

Ней, впрочем, отнёсся к идее скептически.

Если бы он был правителем и застукал любимую дочурку за поцелуями с безвестным библиотекарем — он бы точно попросту выгнал бы этого библиотекаря взашей, ничего не слушая.

«Была б война, — думал он, — я бы смог получить чин быстрее, если бы отличился в бою».

Но войны не было — и славу Богу.

Потому что солдат из Нея получился бы так себе: он слишком долго думал, прежде чем что-то сделать, и в бою это, скорее всего, стоило бы ему жизни.

Просить отца о чём бы то ни было Лее не пришлось, потому что королева добралась до мужа первой.

— Вы знаете, что вытворила наша дочь?! — с порога воскликнула она, врываясь в их общую гостиную, где король-консорт мирно проводил вечер с интересной книгой.

— Которая из?.. — индифферентно уточнил он, не прерывая чтения.

У них с супругой были совершенно разные представления о том, где начинается это «вытворили», поэтому он не видел причин вскакивать и возмущаться раньше времени.

— Лея! — королева принялась нервно расхаживать по гостиной, заломив руки. — Она… она целовалась с библиотекарем!..

— В пятнадцать? — позволил себе удивлённо приподнять брови король-консорт, после чего с сомнением в голосе протянул: — Вы правы, дорогая, стоило подождать ещё хоть пару лет, — и спокойно вернулся к чтению.

Королева возмущённо всплеснула руками.

— И это всё, что вас беспокоит?! — воскликнула она.

Тот пожал плечами, вздохнул, с тоской посмотрел на книгу и всё-таки отложил её, потом встал, подошёл к супруге и нежным привычным жестом взял её подрагивающие ладони в свои.

— Вашего беспокойства хватит на двоих, дорогая, — мягко отметил он. — Поэтому позвольте мне побыть оплотом спокойствия.

Как ни взвинчена была Кая, манера супруга вызывала у неё тёплую сентиментальную улыбку.

Она отчаянно давила эту улыбку — ей казалось, что ситуация требует от неё предельной серьёзности, — но та всё же выразила себя в её голосе, когда она перешла на домашний тон:

— Рэн… — она беспомощно взглянула в глаза мужу. — Но она кричит, что выйдет замуж только за него!.. или сбежит!..

— Лея? — удивился тот, смаргивая и пытаясь прикинуть, как велики шансы на то, что дочурка исполнит свою угрозу.

Пришёл к выводу, что Лея может, но говорить об этом жене не стоит, потому что это только спровоцирует её на усиление давления на дочь.

— Ей всего пятнадцать, — вместо того мягко заговорил он. — Какие девчонки в её возрасте не испытывают глупых влюблённостей?

Королева открыла было рот, чтобы заявить, что уж она, совершенно точно, ничего подобного не испытывала и не вытворяла, но муж с тёплым смешком перебил её, припомнив её собственную юношескую любовь:

— Да-да, свой шанс целоваться с Се-Крером по тёмным углам дворца ты уже бездарно упустила, милая, так что не завидуй!

— Ты снова делаешь это! — возмущённо обличила его Кая, пытаясь вырвать свои руки.

— Что именно? — с невинным видом переспросил он, руки отпуская.

Бросив на супруга недовольный взгляд, она пояснила:

— Свои дипломатические игры!.. — и снова принялась нервно расхаживать по гостиной, от украшенного резьбой камина — до забитого бумагами и письмами секретера, а потом обратно.

Король-консорт лишь покаянно развёл руками: мол, ну куда тут без дипломатических игр?

— Я его уволю, конечно, — бормотала, меж тем, королева. — Но что она устроит в ответ?

Сегодняшняя истерика дочери произвела на неё впечатление.

Понаблюдав за её мельтешением, король-консорт с досадой воскликнул:

— Да не суетитесь вы так! Давайте сперва разберёмся в ситуации!

Королева хотела было возразить, что тут разбираться не в чем, поскольку ситуация и так предельно прозрачна, но король уже начал действовать: вызвал лакеев, отослал одного из них за документами по проштрафившемуся библиотекарю, другого — за чаем для королевы, третьего — искать самого библиотекаря, дабы забрать у него ключ от библиотеки и велеть ожидать в приёмной.

Как ни странно, череда лаконичных спокойных приказов, которые раздавал муж, королеву успокоила. Присев в любимое кресло с парчовой обивкой, она подумала, что, в самом деле, сейчас они во всём хорошенько разберутся и решат все проблемы. Незачем паниковать, нужно просто изучить дело!

Вскоре она наслаждалась ароматным чаем с мелиссой, а король-консорт, меж тем, перелистывал весьма скромную и тонкую папку, постоянно прихмыкивая.

— Что там? — наконец, не выдержала Кая, выбирая с подноса тарталетку с ягодами — все, как на подбор, были на редкость аппетитными на вид.

— Да гнать вашу разведку надо! — иронично фыркнул король. — Прошляпили всё, что могли!

— Нашу разведку! — досадливо поправила королева.

Досаду её, впрочем, сразу сгладили спелые малиновые ягоды с выбранной тарталетки.

— Моя разведка таких промахов не допускает! — хвастливо приврал король.

Он вот уже тридцать лет управлял внешней разведкой государства, поэтому вечно сравнивал её с внутренней — конечно, не в пользу последней.

— Ваша разведка допускает промахи и похуже! — не осталась в долгу королева, которой было обидно за внутреннюю разведку.

— А! — поймал её на слове король. — Вот видите, то, что наша дочь целуется с библиотекарем, — ещё не самая страшная вещь на свете!

Кая искренне рассмеялась, восхищённая талантом мужа уводить любой разговор в нужную ему сторону.

— Хорошо, хорошо! — капитулировала она, наливая чай и во вторую чашку тоже — поскольку король-консорт так увлёкся изучением документов, что позабыл обо всём остальном. — Так что вы там вычитали?

Машинально взяв предложенную чашку, король с удовольствием прихлебнул чаю и поведал:

— Да было бы, что читать! Старательный мальчишка, одержимый учёбой. За него потому и просили, чтобы он и при деле был, и мог бы доступ к книгам получить. Отзывы самые лестные, — добавил он, перелистнув свободной рукой бумаги, — их послушать, так у него другой жизни и нет, только за книжками чахнет.

Королева вздохнула. Она не любила увольнять талантливых и старательных людей, но не видела никакого другого варианта — разве что дочь отсылать? Нет, это уж совсем крайняя мера!

— В общем-то, всё просто, дорогая, — наконец, отложив бумаги, король тоже занялся выбором тарталетки, и испытал с этим те же затруднения, что и супруга. — Раз парень любит учится — нужно это дело поощрить. Отправим его в университет!

Лицо королевы отразило скепсис. Университет находился в десяти минутах пешего хода от дворца, и она сомневалась, что дочка не найдёт способов туда пробираться.

Между тем, король, выбрав, наконец, тарталетку — с голубикой — отпил чаю и пояснил:

— В Кармидерский, разумеется.

— В Кармидерский! — тут же просияла королева, всей душой одобряя идею.

Это через море, да через соседнюю страну, больше месяца пути!

— А чтобы Лея не возмущалась, — продолжил разворачивать свой план король, — обставим это под тем соусом, что её кавалер должен сперва проявить себя и доказать, что достоин принцессы. Пусть сперва выучится, добьётся чего-то в мире науки — и тогда только приходит!

Лицо королевы отразило глубокое сомнение.

— А если… — недовольно протянула она.

— Помилуйте, дорогая! — воскликнул король, взмахнув в воздухе своей чашечкой. — Пять лет! Да они оба за эти годы думать друг о друге забудут!

Королева улыбнулась. В словах мужа был резон: юношеская любовь недолговечна, а тут ещё и разлука, и яркая насыщенная жизнь для обоих, и море новых знакомств…

— Как вы всё просто разрешили! — тихо улыбнулась она, чувствуя теперь неловкость за то, что так распереживалась из-за проблемы, которая решается столь просто.

— Потому что не надо ничего усложнять на ровном месте! — наставительно поднял палец король и, захватив недоеденную тарталетку, встал и подошёл к секретеру, где тут же и принялся писать два приглашения.

— Я думаю, поговорим с ними обоим сразу, — параллельно делился он мыслями с королевой. — За семейным завтраком. Мило, по-домашнему. Не стоит обострять, в возрасте Леи они всё слишком близко к сердцу принимают.

Отпив чаю, Кая со вздохом призналась:

— Я, кажется, и без того уже всё обострила.

— Значим, сгладим милым семейным завтраком, — отмахнулся король, дописывая приглашение для Нея и вызывая лакея, чтобы сразу доставил и отпустил парня из приёмной.

Над приглашением к дочери он возился чуть дольше — искал золотую середину между официальным тоном и родственной сердечностью. Ему хотелось подчеркнуть, что мероприятие это, с одной стороны, чуть ли не смотрины, с другой — всё же разговор семейный. Наконец, справившись с этой нелёгкой задачей, он отправил и это приглашение — успев уже и доесть свою тарталетку — вернулся к столику, не садясь, взял чашку и допил свой чай, поставил чашку на место и протянул руку королеве.

Та, занятая мыслями о том, как теперь сгладить сегодняшнюю ссору с дочерью, машинально встала и позволила себя вести; лишь в коридоре опомнилась:

— Постойте… куда вы меня тащите? — потребовала она объяснений от мужа.

Тот тоном «это само собой разумеется» ответил:

— В библиотеку.

Ответ этот ничего для Каи не прояснил.

— Зачем? — попыталась разжиться подробностями она.

Возведя глаза к потолку, он лаконично пояснил:

— Целоваться, разумеется.

— Что? — возмущённо выдернув у него свою руку, она остановилась. — Ну, знаете ли!..

Он показательно и выразительно вздохнул. Для него было очевидно, что львиная доля возмущения жены базируется на том, что вот она-то никогда ни в какой библиотеке не целовалась, и даже в голову ей такое не приходило!

По правде говоря, это возмутительное упущение — что они ни разу не целовались в библиотеке — было связано исключительно с тем фактом, что они попросту никогда не оказывались там вдвоём. Поэтому, с точки зрения короля-консорта, это упущение требовалось срочно исправлять.

С точки же зрения королевы, было совершенно недопустимо предаваться тому, за что она только что так ругала родную дочь — несмотря на то, что ей грозили поцелуи с собственным мужем, а не с каким-то там библиотекарем.

— Рэн!.. — воскликнула она скорее жалобно, нежели возмущённо.

Смерив её оценивающим взглядом, король-консорт предупредил:

— Я так, пожалуй, не дождусь библиотеки.

Королева оглянулась через плечо: на небольшом отделении от них следовали двое стражников, лакей и фрейлина. Целоваться на глазах у них ей, определённо, не хотелось.

— Это шантаж! — попеняла она мужу, возвращая, тем не менее, ему руку.

Он, эту руку подхватив, уверенно отправился дальше, согласно кивая:

— Он самый. Кошмар, до чего вы меня довели!

— Но это совершенно неприлично! — на ходу прижавшись щекой к его плечу, пожаловалась она.

— Кошмар два раза, — не стал отрицать король.

Она лишь вздохнула, но больше спорить не стала.

Тем более, что до библиотеки они уже дошли — король отпер её только что полученным ключом — а дальше ей стало совсем не до споров.

Едва войдя в малую столовую — роскошное помещение с панелями из светлого дерева и золотым декором — Ней тут же покосился на стол в попытках оценить сервировку. С большим облегчением он заметил, что приборов подано совсем немного — одна ложка, одна вилка и один ножик. Кажется, есть шансы не опозориться! Он, конечно, проштудировал пособие по этикету, но количество упомянутых там нюансов ввело его в полной уныние: совершенно очевидно было, что по книжке такие вещи не выучить.

Нервно расхаживающая по столовой Лея оптимизма ему не прибавляла: она явно не ждала от встречи ничего хорошего, несмотря на, казалось бы, добродушный тон приглашения. Ней, впрочем, подумал, что, если и запутается, сможет повторить за нею — и уж как-нибудь выплывет.

Позволять им и дальше накручивать себе нервы никто не стал; не прошло и двух минут с их прихода, как двери торжественно распахнулись, и к ним присоединилась царствующая чета.

Ней на секунду замер, пытаясь сообразить, нужно ли приветствовать каждого из них по отдельности — или следует отдать общий поклон обоим? Времени вполне оценить ситуацию не было, поэтому он решил, что лучше уж перестараться.

— Ваше Величество, — отдал он поклон королеве, а после повторил второй для короля-консорта: — Ваше Величество.

За ним эхом отозвалась Лея — правда, придерживаясь формата семейного завтрака, она обратилась к родителям неформально: «Матушка, отец!»

Королева благосклонно кивнула дочери:

— Лея! — перевела взгляд на Нея и с лёгким холодком в голосе приветствовала и его: — Господин Дорне.

Король-консорт на приветствия размениваться не стал.

— Что за славненькое утро! — вместо того, весьма весело и живо отметил он, подвёл жену ко столу и выдвинул для неё стул. — По всем приметам, погода теперь установилась летняя!

Ней поспешил последовать его примеру и отодвинуть стул для Леи.

Дальше, впрочем, его ожидало некоторое затруднение. Стол был квадратный, и сервирован так, чтобы на каждой стороне сидело по человеку. Король вполне уверенно сел напротив королевы, а Нею, соответственно, оставалось место напротив Леи — но, чтобы до него добраться, ему нужно было обойти либо королеву, либо короля. Ней не очень хорошо разбирался в этикете, поэтому совершенно не представлял, с какой стороны ему следует пройти.

«Хоть под столом пролазь!» — досадливо подумал он, даже покосившись на край роскошной накрахмаленной скатерти, но в итоге решил обойти со стороны короля-консорта — наверно, так будет правильнее? Королева же главнее, и ей за спину заходить совсем уж недопустимо?

Гневных окриков не последовало, и Ней сделал вывод, что если и напортачил, то не так уж сильно.

Как только все расселись, слуги подали первое блюдо — к облегчению Нея, вполне себе обычную кашу! Едва ли здесь можно что-то сделать не так!

Впрочем, прежде, чем есть самому, он украдкой поразглядывал остальных: мало ли, какие тут есть подводные камни. Как минимум, он помнил, что есть какое-то правило про то, что то ли нельзя есть, пока не начнут монаршие персоны, то ли нужно закончить есть, если закончили они. Что-то сложное и непонятное, в общем.

Королева, отломив кусочек булочки, ножичком намазывала на неё хлеб. Лея делала так же, но Ней решил не рисковать и обойтись кашей. Про булочку он тоже помнил что-то странное: то ли её нельзя резать, то ли её как-то по-особому держать надо. Нет уж, нет уж! Лучше простая и безопасная каша!

Король-консорт, вон, благополучно ест её ложкой, как и все простые смертные. Так что и Ней решился приступить к трапезе.

Разговор не клеился, потому что единственным, кто имел расположение говорить, был король-консорт.

Ней слишком стеснялся и боялся сболтнуть что-то не то, Лея дулась на мать, а та была, в свою очередь, недовольна ссорой с дочерью.

После каши принесли какие-то незнакомые Нею кургузые и маленькие колбаски, кучкой на едином блюде для всех; он впервые видел такое и даже не представлял себе, как их едят. Он осторожно скосил глаза на королеву: та, вилкой перенеся одну колбаску себе на тарелку, аккуратно отрезала кусочек ножом, придерживая остальную часть вилкой. По правде сказать, колбаска была такой маленькой, что из неё только два куска и получалось. Лея, как обратил внимание Ней, заморачиваться не стала, и просто откусывали с вилки, не пытаясь ничего резать. Решив, что лучше перебдеть, Ней принялся тщательно копировать манеру королевы.

Колбаски оказались безумно вкусными, и он даже взял себе вторую.

Он бы и третью взял — на блюде их было достаточно — но постеснялся показаться несдержанным.

Беседа всё ещё не клеилась. Король-консорт бросал на жену раздражённые взгляды: мол, почему я тут один отдуваться должен? Та эти взгляды благополучно игнорировала.

Ней подумал, что ему стоило бы проявить любезность и светскость и что-нибудь сказать; но он решительно не знал, что именно. Он попытался взглядом спросить совета у Леи, но та как раз насуплено переглядывалась с матерью и не заметила. Тогда он отважился взглянуть на короля-консорта — тот казался самым оживлённым участником трапезы.

Король не подвёл. Перехватив взгляд Нея, он тут же почуял, что нашёл собеседника, готового вступить в разговор, и тут же легко открыл новую тему:

— Мне говорили, господин Дорне, вы интересуетесь науками? — вполне дружелюбно поинтересовался он, попутно выхватывая вилкой с общего блюда колбаску.

— Очень интересуюсь, Ваше Величество, — с радостью ухватился Ней за понятную и близкую ему тему. — Правда, — поспешно добавил он, — я не достиг пока каких-то успехов… просто читаю… — тут он совсем смутился, сообразив, что показывает себя не с лучшей стороны.

— Все мы начинали с просто чтения! — легкомысленно отозвался король, отрезая кусочек колбаски. — Тут главное — любознательность! Не так ли, дорогая? — попытался он вовлечь в разговор королеву.

Та посмотрела на него строго и возразила:

— Я всё же полагаю, что тут важнее систематичный подход, дорогой, — тут она обратила внимание на то, как огорчилась от её слов Лея, и тут же с некоторой поспешностью добавила: — Впрочем, так или иначе, именно любознательность обеспечивает успех в учёбе.

Лея рассиялась улыбкой, увидев в этих словах некоторую поддержку. Ней тоже почувствовал себя ободрённым.

— Вам интересна какая-то определённая наука, или вы энциклопедист? — меж тем, вполне любезно спросила у него королева.

— Мне действительно интересно всё, Ваше Величество, но наибольшей интерес я питаю к физике, — ответил Ней.

Разговор о физике неожиданно вышел столь оживлённым, что на следующие четверть часа Ней забыл о неловкости, и даже взял себе ещё одну колбаску, а потом и вовсе не заметил, как на столе появились сладости и напитки.

Оказалось, что физика тут интересует абсолютно всех, и король-консорт весело и с азартом рассказал, как они всем министерством ставили опыты по газированию воды с помощью медных и цинковых проводов и лимона. Ней слушал, развесив уши: это было некое новшество, о котором ещё не успели написать книг.

— Пока совершенно непонятно, что из этого выйдет, — охотно включилась в разговор королева, — но кажется чем-то невероятным!

— Говорят, электричество планируют использовать в медицине, — изящно ввернул в речь новый термин король. — Но точно пока никто не скажет: учёные исследуют свойства…

— Это же может стать источником энергии! — пылко высказался Ней, опасаясь, впрочем, пытаться повторить новое незнакомое слово.

Сказав это, он тут же и сконфузился, припомнив, в сколь высоком обществе находится. Тут его восторженные юношеские идеи точно не уместны!

— Каким же образом? — пытливо и серьёзно переспросил у него король-консорт, покачивая чашечкой с кофе.

Ней покраснел.

— Право, — признал он, — я же ничего пока не знаю про э… — он замялся.

— Про электричество, — спокойно напомнил слово король, явно не спеша раздражаться. — Но вы почему-то подумали именно про энергию?

Совсем смутившись, Ней всё же попробовал объяснить свою мысль:

— Если под влиянием… элек-три-чества… происходит выделение водорода из воды… а водород ведь горит… — неуверенно отметил он. — Получается, можно сделать топливо из воды?

— Смелая идея, — похвалила королева, пригубив чаю.

Лицо Леи совсем прояснилось; она была очень горда тем, что Ней сумел произвести впечатление.

— Весьма смелая, — поддержал вывод королевы король-консорт, а после испытующе посмотрел на Нея: — Вы бы хотели заняться исследованиями такого рода?

— Очень хотел бы, Ваше Величество! — горячо заверил его Ней, радуясь, что его идеи и увлечения одобряют.

— Что ж, — король поставил чашечку на стол и декларировал: — Королевский дом готов оплатить ваше обучение в Кармидере.

Он отметил, что на этих словах Ней просиял, а вот Лея помрачнела: ей совсем не хотелось расставаться с возлюбленным.

— Ваше Величество! — от избытка чувств Ней чуть не вскочил, в последний момент вспомнив, что этикет не предполагает таких ярких проявлений эмоций; однако и взгляд его, и выражение лица красноречиво отражали всю глубину его радости.

— Вот и прекрасно! — хлопнул ладонями по столу король-консорт. — Тогда собирайтесь, после обеда мои люди будут ждать вас в министерстве, до начала семестра всего два месяца, так что стоит поспешить! Дорогая? — закончив с речью, он, не дожидаясь ответа, вскочил со стула и подал руку супруге.

Ошеломлённо моргающий от такого скорого решения своей судьбы Ней услыхал, что королева едва слышно с укоризной воскликнула: «Рэн!»

— Позвольте нас простить, дела не терпят отлагательств! — никак не отреагировал на её укор король и благополучно утащил её с собою куда-то в дворцовые дали.

— Рэн! — воскликнула королева уже в голос, когда они вышли. — Что ты творишь!..

Она раздражённо и с опаской обернулась на прикрытые слугами двери, за которыми её дочь осталась наедине с этим нахальным мальчишкой.

Король возвёл глаза к потолку.

— Будь великодушна, — мягко попросил он супругу. — Они видятся в последний раз в жизни.

Королева поморщилась, но больше ничего не сказала. На душе ей было смутно тревожно: на краю сознания скреблась паршивая мыслишка, что она была в этой ситуации слишком сурова.

«Нет, в самом деле, — постаралась вернуть себе уверенность королева, — не могла же я поощрить это безумие? Лея всё-таки принцесса королевского дома Райанци!»

Хотя упомянутый ею аргумент играл, безусловно, важную роль, совесть ей успокоить так и не удалось, и она себе пообещала, что впредь будет особенно внимательна к дочери и всячески постарается загладить перед ней свою нынешнюю строгость.

…предоставленные сами себе дети, вопреки опасениям королевы, не целовались.

Они прощались; безмолвно, держась за руки, просто глядя друг другу в глаза и пытаясь запомнить друг друга.

Сердце Леи сжималась тревогой; она была уверена, что отец только для того и задумал всю эту интригу с обучением, чтобы их разлучить. Она бы даже воспротивилась этой идее — если бы не то неподдельное счастье, которым засветились глаза Нея, когда тот понял, что сможет учиться в лучшем университете мира. Отец, как всегда, всё просчитал, и предложил вариант, от которого они оба не смогли бы отказаться.

«Он просчитал всё, — упрямо подумала Лея, — кроме наших чувств».

Она была совершенно уверена, что пять лет ничего не изменят ни для неё, ни для него.

— Я буду тебя ждать, — твёрдо и спокойно пообещала она.

— Я приеду, как только закончу учиться, — незамедлительно отозвался он с той же твёрдостью.

Ей хотелось как-то закрепить эти высокие обещания.

Она забрала у него свои руки и сняла с себя крестик.

— Обменяемся? — предложила она ему.

Он покраснел.

— Мой тебе не подойдёт, — неловко ответил он, глядя на её ладошку, на которой лежал изящный золотой крестик тонкой работы, опутанный столь же изящной золотой цепочкой.

Крестик Нея был простой, из меди, и висел у него на шее на простой верёвочке. Не то, что может подойти принцессе — с придворными нарядами эта верёвочка смотрелась бы ужасно неуместно.

— Как мне может не подойти твой крест? — горячо возразила она, вглядываясь ему в глаза. — Носить его будет для меня честью!

Ней вздохнул и согласно снял свой крестик тоже.

Принимая его из его рук, она строго заявила:

— Пред лицом Господа клянусь быть верной тебе, как своему будущему мужу.

Она поцеловала крест и надела его на себя; в её движениях чувствовались торжественность и благоговение.

— Пред лицом Господа клянусь быть верным тебе, как своей будущей жене, — с глубоким чувством повторил её слова Ней, поцеловал её крест и надел на себя.

Они оба полагали, что браки совершаются на небесах, и что их брак теперь совершился.

Эти пять лет пролетели для Нея необыкновенно быстро.

Сперва он исступлённо принялся учить анжельский — преподавание в Кармидере велось именно на этом языке, а Ней совсем его не знал, и ему было нужно до начала учёбы овладеть им на высоком уровне.

— В смысле — не знает анжельского?! — с глубоким потрясением переспросил король-консорт, когда его люди донесли, что парень всё свободное время зубрит язык.

Король сам родился и вырос в Анджелии, и в своё время ему самому пришлось учить райанский язык в катастрофически сжатые сроки. Однако анжельский-то был самым сложным из языков, и решительно не представлялось возможным, чтобы даже самый усидчивый и талантливый ученик сумел бы овладеть им за два месяца на таком уровне, чтобы слушать университетские лекции.

— Ну, значит, не одолеет и первую сессию, — с некоторой даже досадой резюмировал король.

Мальчишку ему было жалко, и он и впрямь был готов поспособствовать его образованию; но про своё незнание анжельского ему следовало сказать сразу.

Впрочем, провал парня так или иначе решал проблему, и король только постановил помочь ему пристроиться где-то в Анджелии после того, как его выгонят из университета.

Естественно, анжельским за два месяца Ней овладеть не смог, но упрямство не позволило ему сдаться. Он исправно посещал все лекции, на слух записывал совершенно непонятную ему тарабарщину и потом так же её и заучивал, по мере сил пытаясь разобрать хоть что-то. Первую сессию он так и сдал — на чистом зазубривании. Пару раз даже сам не понял, о чём именно его спрашивали преподаватели и что именно он им отвечал — просто выдавал заученные наборы незнакомых слов.

Как ни странно, это шарлатанство никто так и не разоблачил.

Возможно, потому что преподаватели делали некоторую скидку старательному иностранцу, который проявлял такое рвение.

Так что весь первый год обучения прошёл для Нея как в чаду — в попытках овладеть одновременно и самим языком, и тем материалом, который на нём излагали.

Несколько раз Ней писал Лее письма. Поскольку возможности писать прямо во дворец у него не было, он адресовал их в канцелярию Его Величества. Письма эти благополучно оседали в ящике стола короля-консорта и до Леи не доходили.

На втором году обучения, осознав, что письма его не доходят — поскольку от Леи он так и не получил ни ответа, ни весточки, — Ней стал изобретать иные способы с ней связаться. Он узнал, кто из его преподавателей собирается читать лекции в университете Райанци, и постарался произвести на него хорошее впечатление.

Как оказалось, преподаватель как раз и занимался изучением электричества, так что два фанатика нашли друг друга. Весь второй год Ней занимался опытами — энергия из воды у него, определённо, не получалась, но получалось много чего другого, не менее интересного. Преподаватель был в восторге от его пытливого ума и азарта, так что письмо передать согласился.

Конечно, у него тоже не было выхода на дворец, поэтому в Райанци он передал его ректору местного университета — самому высокому должностному лицу из тех, кого знал. Ректор охотно согласился поспособствовать, и позже передал письмо министру науки, вхожему во дворец. Министр науки посчитал, что самый короткий путь передачи письма принцессе, с которой он так-то пересекался разве что на балах и приёмах, — это передать его на совете через её родителей. Так что с таким трудом доставленное письмо не дошло до Леи лишь чуть-чуть, и осело в том же ящике стола, что и предыдущие.

Третий год прошёл для Нея в угаре опытов с электричеством. Он не ел, не спал и не вылезал из лаборатории. Письма он уже отправлять и не пытался, сообразив, что всё равно — не дойдут. Однако время от времени он их всё-таки писал, оставляя у себя. Образ Леи отнюдь не померк в его сердце за все эти годы.

Свидетельством тому был тяжёлый выбор, который Нею пришлось совершить к середине третьего курса.

И Ней, и его преподаватель были абсолютно уверены, что из энергии, создаваемой электричеством, можно получить устойчивый световой источник. Их коллеги отнюдь не разделяли их энтузиазма, поскольку все опыты их в этом направлении упрямо проваливались. Однако смелые экспериментаторы не желали опускать рук, и придумывали всё новые и новые способы получения света из электричества.

Опыты их, конечно, финансировал университет; но идей у них было гораздо больше, чем выделялось финансов, а где взять денег — было решительно неясно. Не раз и не два Ней думал продать если не крестик принцессы, то хотя бы цепочку к нему — в конце концов, что толку в той цепочке? Лея наверняка одобрила бы его решение, потому что она знала, как важна ему наука!

Однако ж, каждый раз, когда он уже было решался, и даже направлялся в город для совершения сделки — его что-то останавливало.

Крестик и цепочка были единственным, что у него осталось от Леи; и потому он наделял их ценностью куда большей, чем те деньги, которые он мог бы за них получить.

Скрепя сердце, он снова и снова отказывался от этой идеи, и, в конце концов, решил, что нипочём не расстанется ни с крестом, ни с цепочкой — до самой своей смерти.

Так закончился уже и третий курс, и Ней показывал себя талантливым и перспективным студентом.

К тому времени король-консорт начал испытывать некоторое беспокойство по поводу упрямства и настойчивости проблемного кавалера — с такого станется и впрямь явиться после выпуска со сватовством! И как он это явление королеве объяснять будет?

В очередной раз листая папки с донесениями, он бурчал и возмущался: подумать только, парень не был замечен ни в чём предосудительном! Студенческие гулянки и попойки стабильно проходили без его участия; его вообще никто ни разу не видел пьяным, да и горячо любимые остальными студентами леди известной профессии его тоже совершенно не привлекали. Ничего компрометирующего! Сплошная учёба да научные опыты!

— Да что ж такое! — раздражался король-консорт, не зная, за что бы зацепиться.

Однако мозги его прочно были настроены на многоуровневые интриги, поэтому, в конце концов, он решил, что возвращение парня им не грозит, если он обретёт в Анджелии свою настоящую любовь.

Кандидатка в настоящие любови были подобрана его агентами весьма скоро, и не составило труда через подставных лиц устроить дело так, чтобы она получила возможность поступить в университет, а там — подтолкнуть молодых людей к знакомству и сближению.

Судя по отчётам агентов, дело пошло на лад: девушка и Ней и впрямь сошлись на почве бешеной любви к электричеству, и всё свободное время проводили вместе за опытами.

Король довольно потирал руки, считая, что эта интрига ему удалась как по нотам. Два хороших дела разом! Помог парню и хорошее образование получить, и любимой женой обзавестись!

…на пятом курсе Нея выяснилось, что радовался король преждевременно.

Девушка замуж вышла — но не за Нея, а за своего однокурсника.

— Да как же так! — раздражённо воскликнул король, когда ему доложили об этом тревожном обстоятельстве.

Руководитель анжельского направления внешней разведки лишь растеряно разводил рукам: сами не знаем, ведь и впрямь всё время вместе были, кто ж знал!..

— Прошляпили! — резюмировал король-консорт с глубоким недовольством.

Интрига не выгорела, пять лет подходили к концу, и оставалось лишь уповать на то, что за это время новоявленное светило науки и думать забыло о какой-то скучной райанский принцессе.

Король вполне справедливо полагал, что за пять лет, наполненных новыми знакомствами, яркими событиями, учёбой и опытами, первая юношеская любовь просто обязана была поблекнуть и забыться.

А даже если и нет — она наверняка поблекла и забылась в сердце самой Леи, так что проблема, так или иначе, всё-таки была решена.

Для Леи эти пять лет тянулись чрезвычайно медленно.

Сперва она писала Нею письма два, три раза в неделю, передавая их через министерство внешней разведки.

Письма эти тоже оседали у короля-консорта; сперва в ящике, позже он выделил отдельный шкаф под них — их оказалось слишком уж много.

Первые полгода разлуки ознаменовались для Леи изменениями в отношениях с семьёй.

Во-первых, она помирилась с матерью. Та столь явно пыталась наладить контакт с дочерью и столь открыто демонстрировала свои переживания по поводу ссоры, что сердечко Леи не выдержало и оттаяло. В конце концов, она понимала мать: та была правящей королевой, и это накладывало свой отпечаток на её характер. Глупо было требовать от мамы особого понимания к чувствам; она была строга в первую очередь к самой себе, и строгость эта невольно распространялась и на близких. Лея знала эту черту мамы, знала и то, что та и сама переживает из-за таких вот конфликтов, поэтому ей приятно было проявить великодушие и совсем по-взрослому показать, что она не держит обид.

Во-вторых, она несколько раз ссорилась со старшей сестрой: ту раздражала верёвочка, на которой Лея носила крестик. Верёвочка эта, и впрямь, совершенно не шла к её нарядам, но отец и мать только переглядывались и ничего не говорили, а братьям было, решительно, безразлично. А вот сестра — которая, видите ли, считала, что, раз она старшая, то её обязанность — наставлять Лею, — вечно лезла не в своё дело и читала нотации!

В конце концов, отстала сестра только тогда, когда в дело вмешалась мама и велела её оставить Лею в покое. Это добавило маме ещё очков симпатии в глазах Леи: ей подумалось, что они наконец обрели понимание.

А вот третий пункт вышел очень грустным.

Спустя несколько месяцев Лея поняла, что Ней не отвечает ей не потому, что очень занят в дороге, и не потому, что первые месяцы учёбы оказались слишком сложными — уж на короткое письмо он нашёл бы время! Очевидно стало, что её письма не доходят до него, а его — они ведь наверняка, наверняка обязаны были быть! — не доходят до неё.

Кого винить в этом, было очевидно: конечно, в деле был замешан отец.

Лее долго не хотелось в это верить. Пару месяцев она тешила себя объяснениями о фантастических штормах, в которых разбивались корабли, везущие их письма, или о жестоких разбойниках, которые грабили гонцов. Но, в конце концов, самообман такого рода не мог длиться вечно, и ей пришлось признать: письма перехватывает отец.

Первым побуждением Леи было устроить скандал; но что этот скандал бы изменил? Папа явно был настроен решительно, а у неё не было ни единого козыря в рукаве.

Однажды Лея просто перестала относить свои письма в министерство; отец ничего по этому поводу не сказал, и это убедило её в его виновности. Всегда наблюдательный и чуткий к деталям папа никогда не оставил бы без внимания такую смену поведения; всю душу вытряс бы расспросами! А тут — ни словечка!

Лея затаила обиду глубокую и сильную. Поведение отца она расценила как предательство; и это предательство в её глазах делало его человеком недостойным объяснений, скандалов и выяснений отношений.

Она дистанцировалась от него; обеспокоенный этим, он пытался пару раз вызвать её на разговор, но она отвергала любые попытки, а он, очевидно, понимая причину её холодности, настаивать не стал. Это было, пожалуй, ещё больнее: получалось, что, дабы отвадить её от неподходящего, по его мнению, жениха, он был готов пожертвовать добрыми отношениями с нею.

Папа был политик и дипломат; было логично, что он расставлял приоритеты рационально и жертвовал и собственными чувствами там, где полагал нужным; но Лее почему-то было обиднее и больнее, чем от нотаций мамы.

Из этой обиды и боли родилось чувство глубокого протеста: раньше Лее хотелось радовать родителей и быть достойной представительницей их семьи, а теперь, напротив, ей хотелось перестать быть частью этой этикетной холодности, пекущейся лишь о чувстве собственного достоинства.

Лея стала манкировать своими обязанностями и отказываться участвовать в официальных мероприятиях; к её большому удивлению, мама пошла ей в этом навстречу и позволила отойти от активной светской жизни.

Уединившись в своих покоях, Лея совсем ушла в себя, и только писала Нею бесконечные письма — которые хранила в своём столе за неимением идей, как их отправить так, чтобы внутренняя разведка не перехватила.

На второй год разлуки такой образ жизни стал ей совсем невыносим и ненавистен, и она стала потихоньку возвращаться к делам семьи.

Первое время балы, приёмы, благотворительные мероприятия весьма её развлекали — и она даже перенадела крестик Нея на нормальную цепочку, чтобы выглядеть на них сообразно своему статусу. Верёвочку, впрочем, она трепетно спрятала в свою шкатулку с заветными памятными вещицами.

Третий год ознаменовался празднованием её совершеннолетия. Лея чрезвычайно боялась, что после этой даты родители перейдут в активное наступление и станут искать ей «подходящего» жениха — но ни через месяц, ни через два, ни через полгода ничего подобного не случилось.

Это произвело на Лею столь благоприятное впечатление, что она даже снова стала общаться с отцом тепло; тот, обрадованный такой переменой, обращался с нею как с фарфоровой и всячески стремился порадовать чем-то.

Впрочем, узнавать, что будет, если она опять попросит его передать Нею письмо, ей не хотелось.

Да и писала она эти письма уже совсем не так часто — раз в месяц, пожалуй.

На четвёртый год она совсем перестала эти письма писать: её чрезвычайно увлекло предприятие, организованное золовкой сестры. Эта юная леди, обладающая большой энергией, повадилась организовывать музыкально-поэтические вечера. Они сильно отличались от тех, к каким привыкла Лея за свою жизнь: каждый был посвящён определённой теме, и готовились к ним заранее. Шили костюмы, оформляли помещение, даже меню подбиралось сообразно теме! А уж потом — стихи и песни, музыка и танцы, отрывки из книг и импровизации перемежались меж друг другом, создавая настоящее волшебство!

Лея с головой ушла в помощь с организацией этих вечеров, и все её мысли были поглощены творческими идеями. Ей стало не до писем и не до мыслей о Нее; пожалуй, можно даже было сказать, что она о нём забыла.

Единственным, что, пожалуй, ещё напоминало его, был простой медный крестик, который она носила на золотой тонкой цепочке. Каждый раз, целуя его перед сном, она вспоминала об их клятве.

Но если первые годы память эта отзывалась в её сердце теплом — он есть, он жив, он где-то тоже думает о ней, как она думает о нём, он целует её крестик так же, как она целует его! — если первые годы ощущение присутствия Нея рядом было почти реальным…

То теперь эта иллюзия постепенно покидала её. Ей уже не верилось, что Ней думает о ней и помнит её; ей всё чаще думалось, что, верно, он теперь так же увлечён своей новой жизнью, как она увлечена своей; что в этой его новой жизни для неё места уже не будет… как и в её жизни не будет места для него.

Лея не думала, что родители позволят им пожениться, даже если Ней вдруг сдержит своё слово и вернётся — а с ней всё чаще случались минуты отчаяния, когда ей казалось, что, верно, он уже и думать забыл о своём обещании. Оставался побег, но решимость Леи на этот шаг с годами всё ослабевала.

Там и тогда, когда ей было пятнадцать, дело виделось ей очень романтическим и достойным. Она была готова бороться за свою любовь и свою свободу, она была готова к любым лишениям, лишь бы быть рядом с Неем.

Теперь, стоя на пороге двадцатилетия, она думала о том, что бегство не кажется ей заманчивым выбором. Она привыкла к комфортной и красивой жизни, к высокому кругу общения, к статусным знакам уважения. Ей нравилось быть принцессой — ещё и потому, что с этой позиции она могла совершать множество добрых дел. Отец и матушка ни разу не отказали ей ни в одной благотворительной идее, которая приходила ей в голову, и Лея чувствовала себя по-настоящему полезной; она понимала, что может делать для людей что-то доброе и хорошее, но может она это только потому, что принадлежит к королевской семье.

Лею не манила жизнь беглянки; а теперь, пожалуй, уже и не манили отношения с Неем. Она рассудительно признала внутри себя, что почти не знает его: они, конечно, много беседовали в своё время о книгах, но и только. Да и было ли у Нея за душой что-то, кроме прочитанных им книг? Он, к тому же, должен был сильно измениться за эти пять лет; Лея себе даже представить не могла, в какую сторону, и была совсем не уверена, что он бы понравился ей теперь. Её требования к мужчинам за эти годы претерпели существенные изменения; вокруг неё было множество блестящих кавалеров, оказывающих ей изысканные знаки внимания.

Знаки эти порой откровенно трогали её сердце: так, один из поклонников, узнав, что она любит фиалки, умудрился самолично вырастить их зимой в собственной комнате, чтобы подарить ей на Рождество букет её любимых цветов. Это было безумно трогательно; Лея засушенным хранила этот букетик в своей шкатулке с заветными вещицами. Другой — Лея была всерьёз поражена его благородством! — взял себе в оруженосцы мальчика-сироту, которого она пожалела во время их совместной прогулки. Мальчик этот теперь считал принцессу своей благодетельницей, и частенько дарил ей милые приятные подарки и от своего лица, и от лица своего господина. Третий… впрочем, перечислишь ли всех? Райанский двор всегда славился своими благородными отпрысками древнейших знатных фамилий!

Лея привыкла к их вниманию; одних привечала больше, чем других. У неё всегда был какой-нибудь официальный «воздыхатель» — кавалер, который составлял ей пару на мероприятиях и оказывал особые знаки внимания. Ни с одним из этих воздыхателей, она, впрочем, ни разу не перешла черту приличий — но её самолюбию льстило, что молодые люди так и вьются вокруг неё, мечтая о её внимании.

На пятый год простенький медный крестик наконец воссоединился со своей скромной верёвочкой, найдя своё место в шкатулке памятных вещиц.

Шейку Леи теперь украшала золотая безделушка тонкой работы, которая очень изящно смотрелась в декольте её роскошных нарядов.

Ней окончил университет с самыми высокими отметками и предложением от любимого профессора занять место лаборанта.

Предложение это вызвало у Нея некоторое смятение. Хотя для него уже и было очевидно, что в Райанци его никто не ждал, он старательно игнорировал эту очевидность и раз за разом говорил себе, что к выпуску всё само собой станет на свои места.

Внутри себя он этим «станет на свои места» имел в виду, что получит весточку из Райанци — в конце концов, оттуда все пять лет исправно приходили средства на его обучение… но выпуск остался позади, а весточки так и не было.

Ней понимал, что пришло время распрощаться с иллюзиями. Это у него, простого студента из Кармидера, не было и не могло быть никаких возможностей связаться с принцессой королевского дома Райанци. У самой же принцессы возможностей было куда как побольше, и, раз за все эти пять лет она ни разу никаким образом не дала о себе знать…

Значит, в Райанци Нея уже никто не ждёт.

…это было больно, хоть и вполне ожидаемо, и подспудно Ней готовился именно к такому развитию событий.

Но предложение профессора всё же выбило почву у него из-под ног.

Принять его — значило официально всё закончить.

Порвать с Райанци, забыть тот период своей жизни и полностью отдаться жизни новой.

Хотя, казалось бы, тут и не о чем было думать — все выборы были сделаны за Нея — он, тем не менее, не мог решиться просто всё закончить.

Все эти годы память о Лее согревала его сердце; её образ жил внутри его души, озаряя светом, даря веру в свои силы. Ему нравилось думать, что она теперь почти его ангел-хранитель, и её молитва доносится до него из Райанци и оберегает его.

Длить эти фантазии дольше было уже невозможно. Нужно было принять решение; впрочем, нет, чего тут было решать? Нужно было просто признать, что всё кончено.

Ней сжал в руке тонкий золотой крестик; тот погнулся от этого судорожного движения.

«Я обещал», — упрямо всплыло в его голове.

Голос разума тут же возразил: «И что? Она тоже обещала, но всё забыла. Эти обещания не стоят теперь ничего».

Ему сделалось обидно, почти до слёз. Он хранил верность данной когда-то клятве, и не желал её нарушать, даже если для Леи она уже больше ничего не значит.

«Но что я могу сделать?» — вопросил сам себя Ней.

Где он — и где райанская принцесса!

Он всегда полагал себя недостойным её любви; поэтому обида его быстро сменилась обречённым согласием с тем фактом, что иначе и быть не могло.

«Но слово я всё-таки сдержу!» — решил Ней.

Он обещал вернуться — и он вернётся. Пусть даже только для того, чтобы от неё услышать, что всё кончено.

План созрел в голове Нея моментально: он попросил у профессора рекомендовать его в поездку в Райанский университет. Их опыты с электричеством имели большой успех, которым нужно было поделиться с научной общественностью. Им всё же удалось создать электрический источник света, правда, работал он очень недолго — минут пять, — а вот затраты на его производство были огромные. Но это был лишь первый шаг! Главное, что идея их оказалась принципиально исполнима!

Профессор командировку согласовал и подписал все нужные бумаги, и в начале лета Ней отплыл в Райанци.

Однако попасть в столицу было даже не половиной дела. Пусть университет и находился по соседству с дворцом — это не делало задачу попасть во дворец хоть сколько-то выполнимой.

Сперва Ней думал подловить принцессу на каком-нибудь публичном мероприятии — королевская семья часто присутствовала на праздниках, выставках и торжественных встречах. Но… там он мог только увидеть её из толпы — и у него не было никакого шанса привлечь к себе её внимание.

Ловить принцессу на прогулке? В дворцовый сад ему хода нет, а даты и места её выездов — информация засекреченная. Так всю жизнь можно провести в засаде в каком-нибудь парке — и не будет ни единого шанса её там всё-таки перехватить.

Общие знакомые? У Нея не осталось связей такого рода. Не через министерство внешней разведки же ломиться? То-то король-консорт ему обрадуется!

Осознав, что с этого конца у него толку никак не выйдет, он стал размышлять, где и когда вообще появляется принцесса.

У неё было несколько благотворительных проектов — но там её всегда окружает охрана, его и близко не подпустят. На всех публичных мероприятиях она тоже под присмотром…

«Разве что балы», — подумал Ней.

Бал был бы идеальным шансом поговорить с нею наедине, но вот незадача: у него не было ни единой возможности получить приглашение на бал такого уровня, чтобы там присутствовали члены королевской фамилии.

Разве что…

Но нет, выпускные балы учебных заведений, увы, тоже уже закончились.

Ней, разумеется, что-нибудь придумал, в конце концов, но удача помогает дерзким: тот музыкально-поэтический кружок, которым увлекалась Лея, решил воспользоваться летними каникулами, чтобы воссоздать в стенах университета старинный студенческий бал по моде позапрошлого века. О мероприятии говорили — потому что ряд профессоров желал тоже принять участие в этой реконструкции — так что Ней ухватился за этот шанс.

В университете у него была хорошая репутация — потенциал электричества произвёл на всех глубокое впечатление, и даже сам ректор обращался к нему «коллега»! — так что его без проблем допустили к участию.

Бал проводился с присущим кружку размахом: декорации зала были воссозданы по историческим хроникам университета и старинным живописным полотнам, костюмы пошиты совершенно аутентично, и даже оркестр пришлось набирать из умельцев играть старинные мелодии.

Замирая сердцем, Ней оглядывал зал в поисках возлюбленной; когда, наконец, он увидел её, то сперва глазам своим не поверил.

Он оставил Райанци, когда Лея была совсем ещё подростком; нескладной круглолицей девочкой, которая только-только начала формироваться.

Теперь же перед ним стояла красивая и уверенная в себе молодая женщина.

Она оживлённо беседовала с подругой, и Ней сперва залюбовался игрой её мимики. Круглые щёчки и курносый нос остались в прошлом; теперь лицо её приобрело выразительность, заиграли обозначившиеся скулы. Лея, к тому же, умело носила макияж: он делал её светлые глаза яркими и приятно оживлял личико, которое в естественном виде было бледновато.

Старинное платье красиво подчёркивало оформившийся стан: широкий пояс перехватывал талию, от чего открытая в декольте грудь казалась ещё более пышной. Рукава оставляли обнажёнными тонкие изящные запястья, которые так и порхали в эмоциональной жестикуляции.

Ней, затаив дыхание, не мог отвести глаз. Снова и снова он выхватывал из общего облика ту или иную деталь: изящный поворот шеи, мягкий светло-русый локон, игру свечного света на нежных полушариях груди, складки расходящегося от пояса платья, тонкие белые пальчики, поправляющие ткань… Он не замечал за собой, что минут пять пялиться на принцессу самым неприличным образом, но увлечённая разговором Лея не знала, что является объектом столь пристального внимания.

А вот её спутница, поддерживая разговор, не забывала оглядывать окружающих. Это была та самая золовка сестры, организатор и идейный вдохновитель всего происходящего, поэтому она ни на минуту не отвлекалась от своего основного дела: наблюдать, что всё проходит успешно, и тут же бежать и вмешиваться, если что-то идёт не так.

Конечно, она вскоре обнаружила, что некий незнакомый ей юноша — раз незнакомый, значит, университетский, — слишком уж откровенно пялится на её подругу.

С лёгким смешком она наклонилась к Лее и шепнула:

— Кажется, ты сегодня всем вскружишь головы! Посмотри-ка туда! — она глазами показала на привлёкшего её внимание юношу.

С радостной кокетливой улыбкой Лея подняла взгляд… и замерла.

Если она изменилась разительно, то Ней остался почти таким же, каким и был. Она узнала его тотчас, как увидела.

— Ней? — почти беззвучно, одними губами, удивлённо выдохнула она.

Ошеломление и радость равно смешались в ней; она тут же и позабыла про бал, которого так ждала несколько недель и к которому так трепетно готовилась, разучивая старинные танцы.

— Ах, Рия! — она схватила подругу за руку, потом быстро заговорила: — Прости, прости, мне нужно бежать, это мой старый друг, которого я пять лет не видела… Пожалуйста, — она вынула из кармашка свою бальную книжечку, — извинись перед ними, скажи, что я ногу подвернула или плохо себя почувствовала…

Изящные брови Рии взметнулись вверх; она бросила быстрый острый взгляд на Нея, но ни о чём спрашивать не стала.

— Конечно, Лея, — приняла она её книжечку, — не переживай, я что-нибудь придумаю.

Уход принцессы, разумеется, не пришёлся ей по нраву, потому что теперь нужно было срочно придумывать, как выкручиваться: она играла важную роль и в танцах, и в разыгрываемом сценарии. Однако Рия была хорошей подругой, поэтому, не сомневаясь, тут же встала на сторону Леи.

«Старый друг, значит? — с внутренним смешком повторила она. — Ох и устрою я ей завтра допрос!»

Старые друзья, знаете ли, не прожигают девушек такими откровенно-влюблёнными взглядами; а девушки к просто старым друзьям не сбегают так охотно с важных для них мероприятий.

Ней, замерев, наблюдал, как Лея идёт к нему; глаза её сияли неприкрытой радостью, и он ничего не видел, кроме этих глаз.

— Это и правда ты! — раздался её голос вдруг близко-близко, и он сморгнул, пытаясь вернуться в реальность.

— Да, — с трудом выдавил он из себя хоть что-то.

Она улыбнулась так ярко и весело.

— Есть здесь где-нибудь местечко поговорить? — заоглядывалась она по сторонам.

— Да, конечно, — спохватился он, подавая ей руку.

Он чувствовал себя деревянным и неловким на фоне её легкости; её рука порхающим жестом легла на его локоть, и сама она, казалось, прямо сейчас воспарит — воздушная, сказочная, неземная.

Машинально он привёл её на кафедру физики; тут было совсем пусто, все преподаватели отправились на бал.

— Ты здесь работаешь? — с восторгом принялась она оглядываться по сторонам. Он опять залюбовался ею, и забыл ответить; она удивлённо повернулась к нему: — Ней?

Чуть дёрнувшись от неожиданности, он всё же включился:

— Нет, меня в Кармидере лаборантом взяли.

— На физику? — с яркой улыбкой продолжила расспрашивать она.

Он кивнул.

Она так обрадовалась встрече с ним, что совсем не замечала его немногословности и скованности. Ей было радостно видеть его, и радостно, что он исполнил свою мечту. Ей казалось, что между ними уже всё ясно — пути разошлись — и эта неожиданная встреча стала небольшим приятным подарком, который согрел её сердце.

— Удались твои опыты с электричеством? — опершись на стол за своей спиной руками, лукаво и весело спросила она.

— Да, — он, наконец, слегка оживился и принялся рассказывать, потом перебил сам себя: — Там много всего, на самом деле. Я и сюда приехал прочитать ряд лекций о результатах.

— Ты читаешь лекции? — она от восторга захлопала в ладоши. — О, Ней! Ты такой молодец! — лицо её отражало и гордость, и ликование.

Ней смущённо улыбнулся. Он и сам не ожидал, что его открытия вызовут в Райанском университете такой интерес, и был очень взволнован перспективами. Тем более, что рассказывать об электричестве ему нужно будет не студентам — у тех были каникулы — а преподавателям, учёным и лаборантам. Это была большая ответственность, и он весьма переживал за свои грядущие выступления.

— Я постараюсь присутствовать! — меж тем, продолжила щебетать Лея, вогнав его уже в крайнюю степень смущения. — Мне так интересно узнать, что тебе удалось! — затем уточнила: — Ты к нам надолго?

Он вгляделся в её открытое ясное лицо, в котором не были ни смущения, ни тени намёка на то, что когда-то он был для неё кем-то большим, чем просто знакомым. Невольно скользнул взглядом ниже — там мерцал драгоценными камнями красивый золотой крест без распятия.

— Нет, мне нужно вернуться в Кармидер к началу семестра, — сморгнув, вернулся он взглядом к её глазам. — Так что я на несколько недель.

Лицо её на миг стал серьёзным и отрешённым — она что-то подсчитывала в голове — потом она просияла радостью и воскликнула:

— Значит, ты придёшь на мой день рождения?

Ней удивлённо сморгнул.

— Да, конечно, — послушно ответил он.

Это был не очень удачный расклад: так ему приходилось задержаться, и, если в море случиться непогода, к началу семестра он опоздает.

Но не мог же он отказать?

Просияв очередной улыбкой, она тут же принялась рассказывать, как планирует отмечать.

Они проболтали так час — к концу Ней даже немного оживился и тоже принялся взахлёб говорить о своей учёбе. Но потом Лее пришла пора уходить — чтобы её не хватились во дворце.

Ней грустно подумал, что для неё, в самом деле, вопрос и не стоял: она искренне полагала, что для него всё кончено точно так же, как и для неё.

Он получил ответ на свой вопрос, даже не задав его.

Родителей ей удалось выловить, когда следующим вечером они прогуливались по крытой галерее — любимое их место досуга во время дождливых дней. Стража и слуги оставались снаружи, и королевская чета могла наслаждаться уединением, приятным разговором и шорохом дождевых струй.

Лею пустили без вопросов.

— Мама, — после приветствий тут же перешла она к делу, — можно я в этом месяце похожу в университет на открытые лекции?

— В университет? — удивилась Кая, поскольку ранее дочь не проявляла интереса к такому способу провести время. Она уже думала радостно согласиться — рвение к учёбе нужно поощрять! — но не успела ответить, потому что разом нахмурившийся король-консорт подозрительно переспросил:

— Это не на лекции ли про электричество?

Он, разумеется, знал, что Ней приехал в Райанци — а вот его дела здесь представлял уже весьма смутно, потому что этим занималась внутренняя разведка. Передавать ей каких-то особых приказов касательно Нея он не стал, потому что не представлял, как бы тот сумел связаться с принцессой, и оптимистично полагал, что эта научная командировка пройдёт без эксцессов.

Против его ожиданий, вместо того, чтобы усовеститься, Лея возмутилась.

— Ты знал!.. — обличительно и гневно воскликнула она, пронзая отца горящими злыми взглядами.

Королева, сложив два и два, бросила на мужа укоризненный взгляд — мол, почему вовремя не доложили? — но в разговор встревать не стала.

— Лея… — попытался, меж тем, высказать что-то недовольное и логичное король-консорт, но не преуспел.

— Ты знал! — потрясённо всплеснула руками Лея, и совсем уж увлекалась эмоциям: — Ну конечно, ты знал! — в словах её звучала глубокая горечь — Как тебе могли не доложить? Небось, все пять лет за ним следил! А я… а ты… — её душили слёзы обиды и досады.

— Лея! — прибавил отец в голос строгости.

— Зачем, за что?! — продолжала возмущаться дочь, нервно расхаживая по галерее. — Да я давно всё поняла. Я давно всё поняла! — для убедительности взмахнула она руками и зло, горячо, нервно заговорила: — Вы были правы, вы оба с самого начала были правы, а я просто дурочка, да! — её звонкий голос душили подступающие слёзы. — Я была юная, глупая, не хотела слушать… но сейчас-то! — она, остановившись против отца, посмотрела на него с горечью и обидой. — Я ведь выросла, пап. Я понимаю, что между нами не могло быть отношений, что это было просто увлечение. Я всё понимаю теперь, — тихо и серьёзно напомнила она. — Зачем ты продолжаешь вести себя так, будто я по-прежнему неразумный ребёнок?

В словах Леи был резон; эпоха её юношеского бунта давно осталась позади, и она ожидала от родителей большего понимания. Недоверие короля резануло ей по сердцу.

— Я просто горжусь тем, чего он сумел добиться, — гипнотизируя отца, спокойно резюмировала она. — И я хочу разделить момент его триумфа. Потому что, в конце концов, — она гордо выпрямилась и с королевским видом напомнила: — Если бы я тогда не влюбилась в него, вам бы не пришло в голову финансировать его учёбу, и сейчас в мире было бы на одного учёного-физика меньше.

— Справедливо, — согласился король-консорт.

Они быстро переглянулись с женой, принимая решение. По этому молчаливому договору слово взяла королева:

— Хорошо, Лея, — спокойно кивнула она. — Ты можешь посещать лекции своего друга. И… — прибавила она тоном весьма официальным: — Я очень горжусь тобой, милая.

По лицу Леи мелькнула тень, но она лишь с благодарностью поклонилась.

— Полагаю, мы можем и впредь спонсировать исследования господина Дорне, — великодушно прибавил король. — Его прорыв в изучении электричества будет иметь общемировое значение.

Лея благодарно кивнула, заталкивая обиду на отца поглубже. В конце концов, он её услышал! Это явно говорило в его пользу.

Довольная своей победой Лея испытывала глубокое воодушевление. Она действительно гордилась Неем — пусть любовное чувство к нему и осталось в прошлом, он был словно бы посланцем из её юности, кем-то близким, с кем она привыкла делиться радостями и тревогами. Она была так счастлива быть свидетелем его достижений!

На первую лекцию она шла как на праздник, тщательно выбирая наряд и письменные принадлежности — чтобы делать заметки. Ей хотелось показать, что она относится к моменту торжественно и серьёзно.

В аудитории она почувствовала себя немного скованной, потому что её сплошь заполняли мужчины в возрасте. Была парочка пожилых леди и пять или шесть юношей; но Лея оказалась единственной девушкой, и это её смутило. Она на всякий случай села поближе к леди.

Ней, тихо беседовавший о чём-то с коллегами, заметив её появление, с улыбкой ей поклонился. Она улыбнулась в ответ, снова воодушевляясь и любуясь тем, как он с пылом что-то доказывал солидному типу с пышными седыми усами. Тот в ответ хмыкал снисходительно, но Лея заметила, что в глазах его виднелось одобрение.

«Так его, Ней!» — мысленно подначивала она, радуясь успеху друга.

Наконец, подошло время начала; все присутствующие расселись по местам, и только Ней остался один перед ними.

Лея видела, что он ощутимо волнуется: заведя руки за спину, он нервно сжимал пальцы, и голос его чуть дрогнул, когда он начал свою речь:

— Уважаемые коллеги!..

Сперва медленный и мерный, голос его постепенно обретал силу и скорость. Выйдя на свою любимую тему — электричество — он, кажется, совершенно уже забылся, перед какой аудиторией выступает, в красках и эмоционально описывая путь своих поисков.

Лея была весьма увлечена его речью — гипотезы, опыты, провалы и новые задумки! — но, чем больше он говорил, тем чаще в его речи проскальзывали слова, которых она совершенно не понимала. Она было взялась их записывать, чтобы спросить позже; но на втором десятке бросила это безнадёжное дело.

Ей сделалось тоскливо и грустно.

Когда-то давно они говорил с Неем на равных; а потом… потом он уехал учиться, и вот, сыплет терминами и формулами, в которых она — получившая, между прочим, блестящее образование! — ничегошеньки не смыслит.

По правде признать, Лея не слишком утруждала себя учёбой. Ей казалось, что она и так знает слишком много всего — гораздо больше, чем ей могло бы пригодиться. И теперь она досадовала на саму себя, что так бездарно потратила последние пять лет своей жизни, в то время как Ней — Ней все эти годы продолжал учиться и делать открытия, и вот, стал учёным, которого с живым интересом слушают лучшие умы Райанци.

У остальных слушателей, и впрямь, проблем с пониманием речи лектора не возникало. Иногда они задавали уточняющие вопросы — Ней вспыхивал от радости, чувствуя, что понят, что обрёл единомышленников.

Лея не всегда понимала даже и суть вопросов; что уж там говорить об ответах.

Она, однако, старательно держала на лице тёплую спокойную улыбку, и кивала Нею ободрительно всякий раз, как его взгляд останавливался на ней — а это случалось довольно часто.

Лекция завершилась аплодисментами; Лея от всей души к ним присоединилась, хотя и не могла сама оценить значимость открытий, о которых говорил друг.

Нея обступили со всех сторон; ему жали руки, хлопали по плечу, поздравляли, задавали ещё какие-то вопросы.

Лея решила подождать, когда схлынет этот поток, чтобы тоже поздравить; но дело, определённо, затягивалось. Один из профессоров — сухонький старичок с длинной седой бородой — выпытывал у Нея что-то узкоспециализированное, и явно о чём-то спорил с ним. Ней, горячо отстаивающий свою точку зрения, в ответ на очередной вопрос старичка вдруг хлопнул себя по лбу.

— Вот я болван! — самокритично воскликнул он. — И в самом деле, вы правы, что я упёрся в эту платину…

Он наклонился над столом, копаясь в своих чертежах и заметках — видимо, хотел что-то записать.

От наклона из-за ворота его рубашки выскользнула цепочка; в ярком солнечном блике сверкнул изящный золотой крест.

Лея вздрогнула, уставившись на него так, словно увидела приведение.

Не узнать его она не могла: это не был какой-то новый купленный Неем крестик (если и предположить, что у студента откуда-то нашлись деньги на такую дорогую вещь). Это был тот самый крест, который она когда-то сняла со своей шеи и отдала ему.

Тот самый крест, поцеловав который, он пообещал, что вернётся сразу, как закончит обучение.

Всё тело Леи пробил озноб; она только смотрела и смотрела на этот крест, не в силах принять тот факт, что Ней до сих пор носит его.

Между тем, парень нашёл что искал и вернулся к профессору, на ходу поправляя цепочку машинальным жестом. Сверкнув на прощанье на солнце, крестик снова спрятался под рубашку.

Дрожащими поледеневшими руками Лея собрала свои письменные принадлежности и встала.

Диспут двух учёных явно затягивался.

Проходя мимо них деревянным шагом — ноги отказывались гнуться — она всё же выдавали из себя улыбку:

— Поздравляю, Ней. Это было великолепно! — успела она вставить в паузу между непонятными ей речами про что-то углеродное.

— Спасибо! — просиял ей навстречу глазами, лицом и голосом Ней.

Возможно, он хотел сказать что-то ещё, но быстро и лихорадочно заговорил профессор, тыкая пальцем куда-то в заметки. Ней отвлёкся на него, и уже спустя пару секунд с головой ушёл в обсуждение.

Для чего-то всё ещё удерживая на губах вежливую улыбку, Лея вышла из аудитории.

«Нет, я просто всё придумываю», — сама себя убеждала Лея, шагая по университету как по зыбкому сну.

Мало ли причин, почему Ней мог продолжать носить её крестик! В конце концов, у него могло просто не найтись денег на новый! Судя по его одержимости, если у него и появлялись какие-то средства, — те немедленно уходили на его опыты.

Лея упорно пыталась убедить себя, что крестик ничего не значит, — ведь до этого она вполне уверенно убедила себя в том, что Ней давным-давно о ней забыл, поэтому и ей стоит поступить так же.

Если же выходило, что Ней не забыл…

«Нет, глупости! — потрясла головой Лея, отгоняя лишние мысли. — Какие у него были причины его снять? Да никаких!»

Это ей было неудобно и неловко с той верёвочкой…

А ему — плохо, что ли, хороший золотой крест. Да ещё и память о подруге! Зачем менять?

Сердце отчего-то забилось быстро-быстро, а в глазах потемнело. Лея судорожно опёрлась руками о первый попавший подоконник; руки кололо как маленькими ледяными иголочками, но ещё сильнее ими кололо сердце.

Она тоже могла продолжать носить тот скромный медный крестик — просто на новой цепочке.

Но она сняла его, потому что он был свидетелем её клятвы — клятвы, которую она теперь считала детским идеализмом, красивым жестом, вырвавшимся от неопытности и желания сделать что-то взрослое и значительное.

Ей было неловко носить тот крестик — ей было неловко за ту себя, которая так пафосно и торжественно обещалась хранить верность такому же идеалистичному и недальновидному подростку.

А Нею, выходит… Нею не было неловко, раз он не снял?

Он, получается?..

— Ваше высочество! — прорвался к ней обеспокоенный голос. — Вам дурно?..

Она, сама того не заметив, добрела до первого этажа, где её ждали стража и слуги.

Постаравшись взять себя в руки, она вымучила очередную вежливую улыбку и лёгким тоном ответила:

— Нет, просто душно. Пройдёмте скорее на воздух!

Опершись на руку капитана гвардии, она позволила провести себя к карете и усадить.

Там, уперев взгляд в роскошную синюю бархатную обивку с золотистыми вставками, она вернулась к своим тягостным мыслям.

Для Нея её крест не был напоминанием о юношеской глупости — иначе он не носил бы его.

Означает ли это, что и клятва не была для него глупостью?

Лея зажмурилась от мистического ужаса.

Он ведь свою клятву сдержал: вернулся тотчас, как закончил учиться.

А она?.. Она…

От университета до дворца было рукой подать; не успела карета тронуться — как они уже въезжали в ворота дворцового сада.

«Глупости, глупости! — продолжала убеждать себя Лея, выходя наружу. — Если бы он до сих пор был влюблён в меня — он бы не вёл себя так…»

Так спокойно? Так любезно? Так легко?

Она не смогла бы подобрать правильного слова; но она была уверена, что влюблённый мужчина не сумел бы вести себя так, как вёл себя теперь Ней. Он должен был бы быть оскорблён или ранен, обижен или раздосадован; это должно было проявляться — если не в прямых упрёках, то уж во взгляде и тоне голоса!

Если вы влюблены и возвращаетесь к девушке, которая клялась вас ждать, а там выясняется, что она уже давно вас забыла, — уж точно вы не будете спокойны, любезны и добры к ней!

Конечно, для Нея всё тоже осталось в прошлом! А крестик он носит просто из сентиментальности, или привык, или удобно! А в Райанци он приехал делиться своим научным опытом и обсуждать его с бывалыми учёными — очевидно же, что он здесь нашёл толковых советчиков! Вон, как с тем старичком пылко обсуждал свои углеродные штуки!

«Конечно, это ровным счётом ничего не значит!» — успокоила, наконец, саму себя Лея, и от облегчения даже рассмеялась.

Подумать только!

Нужно же было так накрутить себя на ровном месте!

Вот что за глупости в голову лезут!

Постановив внутри себя больше не маяться ерундой такого рода, она вернулась к своим повседневным заботам.

На лекции Нея она продолжала ходить — хотя всё ещё плохо понимала, о чём он говорит. Несколько раз она задерживалась, чтобы всё-таки задать ему вопросы по тёмным для неё моментам; он объяснял легко и понятно — так, как когда-то давно объяснял юной принцессе неясные той места в прочитанных книгах. Слушать его было большим удовольствием; он говорил просто, но с большим чувством в голосе, и сквозь призму его восприятия электричество всё больше очаровывало Лею, из непонятной научной теории превращалось во что-то близкое и важное.

Её продолжительные задержки в университете после лекций не остались незамеченными — мама стала бросать на неё долгие вдумчивые взгляды, но ни о чём не заговаривала. Лея и не сомневалась, что внутренняя разведка начеку и докладывает о каждом её шаге; но они с Неем, в самом деле, не делали ничего предосудительного! Просто обсуждали физику! О чём мама беспокоится? Всё припоминает ей ту историю пятилетней давности?!

«Как будто я не могу просто поговорить с интересным человеком!» — бурчала про себя Лея, недовольная недоверием мамы. Она же уже взрослая, она прекрасно понимает, что значит быть принцессой королевского дома Райанци, и она не дала ни одного повода усомниться в себе!

Однажды за семейным вечернем чаем Лея не выдержала этого внутреннего напряжения.

— Кстати, — обратилась к ней, наконец, с ожидаемым вопросом мама, — что там с теми лекциями по физике, милая?

Уже накрученная своими мыслями Лея увидела в этом вопросе завуалированный упрёк, а то и строгое предупреждение.

— Мы просто разговариваем с ним об электричестве! — горячо заявила она, отставляя свою чашечку. — Там сложно, я не всё понимаю, поэтому он мне объясняет! Мы ничего такого не делаем, только говорим о физике! — защищаясь, лихорадочно принялась убеждать она.

Родители тревожно переглянулись. Другие родственники — здесь были и братья с жёнами, и сестра, — тоже посмотрели на неё с большим недоумением.

Первым пришёл в себя король-консорт. Откашлявшись, он аккуратно заметил:

— Лея, мы просто хотели попросить через тебя господина Дорне подготовить небольшую лекцию про его открытия для нашей семьи. Желательно в адаптированном виде, — чуть усмехнулся он, — раз ты говоришь, что там сложно.

Лея отчаянно покраснела.

— Да, конечно, батюшка, — смущённо пробормотала она. — Когда вам будет удобно?..

Ей сделалось ужасно стыдно, что она напрасно обвинила родителей в недоверии и необоснованных подозрениях. Они просто тоже хотели послушать про электричество, а она-то уже навоображала себе!

В общем, лекцию организовать удалось. Весьма смущённый монаршим вниманием Ней провёл её на высшем уровне, умудрившись рассказать об электричестве так, что идеей загорелся даже наследный принц.

— Ней, это же потрясающе! — взволнованно говорил после лекции он — они были знакомы по библиотечному периоду жизни Нея. — Как вы смотрите на то, чтобы продолжить свои исследования уже на родине?

Как наследник престола, он ратовал за то, чтобы столь перспективное научное светило осталось в стране.

Король и королева тревожно переглянулись.

Лея замерла в ожидании ответа Нея, затаив дыхание.

— Простите, ваше высочество, — между тем, отказался от предложения принца Ней. — Моя научная школа находится в Кармидере, и то, что я рассказывал вам сегодня, — результат наших общих трудов.

Принц развёл руками: жаль, что так.

Королева тихо перевела дух.

Король, прищурившись, вглядывался в Лею.

Та же отчего-то чувствовала себя изрядно разочарованной — как будто ей хотелось, чтобы Ней и в самом деле вернулся в Райанци.

«Как будто бы они разрешили тебе поступить в университет!» — разумно напомнил внутренний голос.

Она бросила быстрый взгляд на родителей; те о чём-то тихо переговаривались.

— Всё-таки славно, что он скоро уезжает! — делилась с мужем этим вечером своими мыслями королева. — Когда Рой сегодня спросил, не хочет ли он остаться… ах, ты ведь тоже заметил, как он смотрит на Лею, правда?

Ней, и в самом деле, позволял себе бросать на принцессу взгляды уж слишком пылкие и светящиеся самым ярким чувством — уж настолько ему было радостно, что она может им гордиться!

Король-консорт покачал головой.

— Меня гораздо больше беспокоит то, как наша дочь смотрит на него, — выразил он свои опасения жене. — Особенно в тот момент, как Рой спросил… — нахмурившись, он потёр лоб, потом взглянул на супругу остро и серьёзно: — Что мы будем делать, дорогая, если она попросит разрешения поступать в Кармидер?

— В Кармидер? — удивлённо переспросила королева. — Ну, это уж несусветная чушь!

Чего она точно не собиралась делать — так это отпускать кого-то из своих детей в чужую страну. Да ещё в ту, где не существует никаких дворянских привилегий, и где Лея была бы такой же студенткой, как и любая другая девушка.

— Что вам за фантазия в голову пришла! — раздражённо выговорила она мужу.

Король-консорт пожал плечами и закрыл тему.

В душе его, однако, стало крепнуть убеждение, что добром эта история не кончится.

За две недели до дня рождения принцессы лекции Нея подошли к концу.

По этому случаю в университете организовали небольшой праздничный банкет, на который осталась и Лея.

Она чувствовала себя странно опустошённой: лекции — а точнее, разговоры с Неем после них, — стали уже настолько привычной и важной частью её жизни, что было дико и странно понимать, что всё закончилось.

Ей сделалось тоскливо при мысли, что теперь он уедет — возможно, навсегда, — и она снова потеряет эти разговоры. Потому что в Кармидер, конечно, её никогда не отпустят — нечего и спрашивать.

«Но, может, он сможет приезжать хоть иногда?» — мелькнула в душе слабая надежда.

Лея долго не решалась задать этот вопрос — Ней, к тому же, был занят оживлённым разговором с коллегами. Ей было странно видеть его таким; в её памяти хранился образ застенчивого мальчишки, не уверенного в себе и своих силах. И, хотя Ней внешне почти не изменился и выглядел всё тем же мальчишкой, он теперь совсем иначе держал себя. В нём чувствовалась уверенность человека, который нашёл своё дело, отдаёт ему все свои душевные силы и чувствует себя полностью довольным своей жизнью. В развороте его худых плеч чувствовалось достоинство, а гладковыбритое лицо выражало спокойную уверенность.

Он свободно, но без расхлябанности жестикулировал, говорил живо, но не лихорадочно, улыбался открыто, но сдержанно.

Он вызывал восхищение; он стал человеком, который сам создал своё имя и добился признания — а она… она была всего лишь скучной принцессой. Которая ничего толком не умела и ни к чему особо не стремилась.

Вовлекаясь в его жизнь через разговор с ним, она сама начинала чувствовать себя частью этой жизни — и ей безумно нравилось это ощущение. Теперь же он уезжал… и она теряла это.

— Ней… — наконец, набралась она решимости и подошла к нему, когда он ненадолго остался один.

Он обернул к ней радостное и внимательное лицо.

— Скажи… — она смутилась, но потом всё же выдавила из себя вопрос, который её мучил: — Ты… ты будешь ещё приезжать к нам?

Он улыбнулся:

— Конечно! На летних каникулах у меня будет достаточно времени!

Она улыбнулась тоже; в сердце её радость соединилась с горечью и сожалением. До следующего лета ещё так долго! Целый бесконечный год!

Она хотела было сказать, что будет очень его ждать; но тут же ей вспомнилось, что она уже обещала его ждать — и не дождалась. Эта мысль ножом резанула ей по сердцу.

Потом она хотела было сказать, что будет писать ему — но тут же припомнила, чем заканчивались все её попытки написать ему раньше. Едва ли отец теперь будет более благосклонен к её желанию — а послать письмо так, чтобы её не засекла ни внутренняя, ни внешняя разведки…

Она много чего хотела сказать, но не сказала в итоге ничего.

Лицо её сделалось смурным и грустным, что от него не укрылось. Ему захотелось ободрить её:

— Я приду на твой день рождения, помнишь? — утешающе коснулся он её руки.

Она вздрогнула — на лекции она сняла перчатки, чтобы делать записи, и так и забыла их надеть, — и вцепилась в его руку раньше, чем успела осознать свой жест.

— Я буду ждать! — пылко заверила она, и вдруг, осознав и жест, и фразу, резко смешалась и отпустила его руку.

— До встречи! — ещё успел воскликнуть он ей вслед, когда она почти бегом направилась к выходу, пытаясь на ходу проглотить душившие её слёзы.

Он дёрнулся было за ней, но его отвлёк кто-то из коллег, и, когда он обернулся, её уже не было.

В слезах добравшись до своих покоев, Лея разрыдалась уже всерьёз, безудержно и болезненно.

Ей было жаль, что он уезжает, и она снова его теряет.

Ей было больно, что она не сдержала своего слова и забыла его, а он — он своё не забыл и сдержал, но не сказал ей и слова упрёка.

Ей было невыносимо понимать, что отношения между ними совершенно невозможны — и добро невозможна любовь! — она согласилась бы довольствоваться и хотя бы дружбой, но и того им не было отмеряно. Лишь редкие формальные встречи, каждая из которых может стать последней.

Ей было жалко той любви, что была у них в юности, и которую ей не удалось сберечь и сохранить.

Ей было обидно, что она принцесса — что у неё есть всё, чего бы могла желать молодая девушка! — но нет права выстраивать свою жизнь так, как этого хотелось бы ей.

Ей было завидно Нею — Нею, который был совсем свободен и волен творить со своей жизнью то, что пожелает, — и ведь творил! И его жизнь получалась такой красивой, яркой, интересной!.. В то время как её… что вообще было в её жизни, кроме парадной картинки под названием «младшая принцесса Райанци»?

В таком жалком состоянии её и обнаружила взволнованная Рия — фрейлины принцессы, заподозрив неладное, не осмелились ослушаться приказа оставить её в покое, но хотя бы попросили помощи у её подруги.

— Ого! — оценила Рия красные глаза принцессы, которая пыталась как-то привести себя в порядок, получив доклад о визите, но не преуспела. — Он точно просто старый друг? — тут же кинулась в атаку она.

Лея отказывалась ей давать какие-то комментарии по поводу личности своего университетского знакомого, поэтому Рия изнывала не только от беспокойства за подругу, но и от любопытства.

Личико Леи горестно скривилось.

У неё не было теперь сил держать внутри то, что так её мучило, поэтому она жалко призналась:

— Не совсем, — отчётливо понимая, что из неё сейчас всю душу вытрясут в поисках подробностей.

Но ей, возможно, как раз и хотелось, чтобы кто-нибудь уже вытряс всё это из её души — слишком долго она молчала о своих переживаниях даже внутри себя самой.

Рия не подвела.

Усадив принцессу на софу, она позвонила слугам — велела подать чай — села рядом и торжественно провозгласила:

— Рассказывай!

И Лея рассказала.

Как шесть лет назад Нея взяли к ним во дворец библиотекарем. Как они познакомились — она часто тогда забегала за книжками. Как он взялся объяснять ей непонятные места. Как разговоры их стали затягиваться и вышли далеко за пределы обсуждаемых книг.

Как, наконец, у них зародились друг к другу чувства — и как Ней пытался держаться от неё на расстоянии, потому что она была принцессой, но она не позволила ему этого сделать.

Как между ними завязались тайные отношения — и они даже стали целоваться…

— Как! — воскликнула на этом месте поражённая Рия. — Все наши, значит, спорят, кого снежная принцесса Лея почтит своим первым поцелуем, а холодная и неприступная принцесса, меж тем… — она рассмеялась. — Лея, так вот почему ты со всеми такой льдинкой была!..

— Будешь дразниться — ничего больше не расскажу, — надулась принцесса, и Рия тут же подняла руки в знак капитуляции и нарисовала на лице самое серьёзное и постное выражение.

Поздоровавшись взглядом с расписными плафонами на потолке, Лея продолжила рассказ: как их застукала за поцелуями королева, как недовольны были родители, как они решили отослать Нея учиться…

— И тогда мы обменялись крестиками и поклялись хранить верность друг другу, — убитым голосом поведала она.

Рия в восторге прижала ладошку ко рту.

— Как романтично! — воскликнула она. Лицо её совершенно просияло от таких чудесных подробностей.

Лия, напротив, совсем скисла.

Из левого глаза её скатилась досужая слезинка, которую она поспешно стёрла.

— Лея? — с тревогой взяла её подруга за руку. В глазах её плескалось живое беспокойство.

Отвернувшись от этого тёплого дружеского взгляда, Лея куда-то в сторону тихо призналась:

— Но я его не дождалась.

Вопреки её ожиданиям, Рия ничего не ответила.

Спустя минуту Лея отважилась на неё посмотреть, и обнаружила, что подруга о чём-то раздумывает со скептическим и недоверчивым видом.

— Почему — не дождалась? — вдруг спросила она, взглянув на Лею внимательно и цепко. — Ты ведь так и не вышла замуж, и никого у тебя нет…

Лея отняла у неё свою руку и спрятала лицо в ладонях.

— Я перестала ждать, понимаешь? — глухо разъяснила оттуда она. — Я подумала, что он, верно, уже забыл меня, и что всё, так или иначе, кончено.

— Но он не забыл! — в восторге провозгласила Рия, вскакивая от избытка чувства. — Он не забыл, и сразу приехал! Ах, Лея! — она даже закружилась от удовольствия по комнате. — Какая же ты счастливица!

Опустив руки, Лея наблюдала за её кружением мертвенным пустым взглядом. Она себя счастливицей не считала.

Пережив и приняв мысль о том, что у подруги есть такой романтичный воздыхатель, Рия перестала кружиться — и тут-то и обнаружила, что Лея выглядит совершенно убитой.

— Их Величества по-прежнему против?.. — тихо уточнила она, осознав, в чём суть беды.

Лея зябко передёрнула плечами.

— Но он ведь теперь такой видный учёный! — протестующе воскликнула Рия, которой казалось ужасно несправедливым, что такая сказочная любовь будет задушена на корню из-за таких пустых и прагматичных соображений, как долг и статус.

— Какая разница? — деланно безразличным тоном переспросила Лея. — Его судьба — в Кармидере, моя — здесь, при королевском дворе Райанци. Тут ничего не попишешь.

Рия, однако, не была готова сдаться так просто. В конце концов, она не была принцессой, поэтому в выборе между чувством и долгом безоговорочно отдавала предпочтение первому.

— Но нужно же что-то делать! — зарасхаживала она по гостиной, прищёлкивая пальцами. — Может… может, попросить заступничества у Роя? — припомнила она наследного принца.

— Чтобы он из-за меня поссорился с родителями?! — ужаснулась Лея, которая, совершенно точно, не хотела разлада в семье. — Да и с чего ты взяла, — быстро добавила она, — что он будет на моей стороне? Он наследник престола, и ему должно…

— Вот именно! — перебила её Рия. — Он наследник престола, и должен заботиться о международном престиже Райанци! А что может сыграть на этот престиж лучше, чем знаменитый учёный в зятьях? — лукаво улыбнулась она и со смешком спросила: — Как это Его Величество не сообразил ещё?

Лея утомлённо возвела глаза к потолку. Оптимистичный настрой подруги только ещё больше угнетал её израненное переживаниями сердце. Ей определённо казалось, что в ситуации этой никакого выхода нет и быть не может. Они с Неем из разных миров — и тут никогда ничего не исправить.

— Рия, — попыталась она донести до подруги свою точку зрения, — ты не понимаешь главного. Даже если бы каким-то чудом наш брак разрешили — это сделало бы Нея глубоко несчастным. Вся его жизнь теперь там, в Кармидере, на его кафедре, среди его друзей и единомышленников. Ты хочешь отнять у него это?

Нахмурившись, Рия предположила:

— Но у нас тоже хороший университет! Может, мы просто переманим всех, кто ему дорог, сюда?

Лея смерила её скептическим взглядом.

— Да, ты права, — поникла Рия, присаживаясь в кресло. Затем с негодованием воскликнула: — Это что же выходит! Ни его мы не можем забрать сюда, к тебе, ни тебя — отправить туда, к нему!

Голос её потерял весёлость; она осознала серьёзность ситуации.

— Просто нам не суждено быть вместе, — спокойно подвела итог своим размышлениям принцесса. — Что бы ни писали в книгах, любовь способна преодолеть далеко не все преграды.

Несогласная с этим выводом Рия нахмурилась. Однако никаких идей касательно того, как преодолеть роковые противоречия, разлучающие Нея и Лею, у неё больше не появилось, поэтому дальше они пили чай в похоронном молчании.

Следующие две недели Ней был лихорадочно занят подготовкой удивительного подарка для Леи — профессора Райанци натолкнули его на свежую мысль, которую он ещё не испытывал в Кармидере.

В их кармидерской разработке электрического источника света использовалась платина: она под воздействием электричества раскалялась добела, начиная светиться. Это получалось ужасно дорого, и в основном их опыты упирались теперь в то, чтобы найти замену платине.

В Райанци ему предложили отказаться пока от поиска нового варианта лампы накаливания, а создать лучше электрический вариант свечи или лучины: использовать углеродную основу, которая будет поджигаться за счёт электричества и некоторое время гореть. Ней увлёкся идеей подарить Лее первую в мире «электрическую свечу», поэтому всё время не вылезал из лаборатории [1].

К дню рождения принцессы он закончил лишь условно: у его «свечи» было множество существенных недостатков. Например, её можно было «выключить», но потом не получалось «включить» обратно (Ней представлял себе, как это можно исправить, но ему требовались продолжительные опыты). Если же свечу не «выключать», то прогорала она всего за полтора часа, дальше требовалась замена, а Ней успел сделать всего десяток сменных свечей. Разработка принадлежала Кармидерскому университету, поэтому Ней не мог просто оставить инструкцию для коллег из Райанци; оставалась надежда, что хотя бы свечи Лее передадут, если он пришлёт ей их из Кармидера. Это же не письма, в конце концов!

В общем, на день рождения он явился с красивым светильником (плафон для свечи на скорую руку был переделан из изящной вазы) и громоздкой коробкой генератора (портативность пока тоже не входила в достоинства изобретения).

Для человека стороннего — то есть, для большинства присутствующих на празднике, — подарок выглядел в высшей степени нелепо. В чём состоит преимущество предлагаемого источника света перед простой свечой, было неясно, а вот недостаток в виде неудобного генератора — очевиден.

Суть и потенциал изобретения по достоинству оценила лишь королевская семья — поскольку прослушала соответствующую лекцию.

Когда Ней, произнеся короткую речь, вручил основную часть подарка принцессе и включил свечу, — из плафона полился чистый белый свет, совсем не похожий на свечной. Он ярко озарял пространство вокруг и казался каким-то волшебством.

Королева и король-консорт первыми подали остальным пример, зааплодировав. Впечатлённые неожиданно ярким и чистым светом гости присоединились к овациям вполне искренне.

Залитое электрическим светом лицо Леи, казалось, и само светилось выражением чистого восторга, упоения победой и любви. Она смотрела не на лампу в своих руках, а на Нея, и в глазах её читалось восхищение и обожание.

Ней почувствовал себя совершенно, бесконечно счастливым.

Лея встала, аккуратно поставив горящую лампу на столик, чтобы ею мог полюбоваться всякий, потом повернулась к другу.

— Это… прекрасно, Ней, — взволнованно сказала она. — Ты как будто принёс с неба маленькое солнышко!

Захваченная восторгом и ощущением, будто прямо сейчас совершается нечто совершенно волшебное, она машинально взяла его за руку, сжимая её в нежном рукопожатии.

Заулыбавшийся Ней, который в этот момент не видел ничего вокруг, кроме её сияющих ярким счастьем глаз, взял её и за вторую руку тоже — что выглядело уж совершенно неприлично, но осталось незамеченным, потому что все сгрудились вокруг лампы.

— Я хочу назвать её в твою честь, — взволнованно заговорил Ней. — Потому что ты стала моим солнцем.

От его слов её затопила волна тепла и радости; она вся подалась к нему…

От поцелуя их удержал неожиданно раздавшийся рядом кашель короля-консорта [2].

В смущении и смятении они отпрянули друг от друга, пряча глаза.

— Господин Дорне, — сухой и строгий голос короля мучительно контрастировал с теми чудесными эмоциями, которые только что уносили их двоих куда-то в другую реальность, — у меня есть к вам разговор.

Подхватив Нея под руку, он уверенно повёл его на выход.

Лея, растерянно моргая им вслед, нервно сжимала пальцы.

«Но мы же… ничего такого не сделали, правда?» — растерянно цеплялась за оправдательную мысль она.

— Это действительно чудо, милая, — успокаивающе коснулась её руки мать, которая за разглядыванием лампы пропустила все милования. — Думаю, Его Величество весьма заинтересован в этом проекте, и хочет успеть договориться с господином Дорне до того, как его начнут разрывать на части все короли мира.

Лея с облегчением улыбнулась. Конечно, всё дело в этом! Отец — человек умный и дальновидный, он не упустит шанс успеть первым, когда речь идёт о таком значимом изобретении!

Меж тем, король разговаривать о лампах вовсе не спешил. Он быстро и уверенно вёл Нея по коридорам дворца; на небольшом расстоянии следовала стража и пара слуг.

Обескураженный Ней совершенно не понимал, что происходит: они сперва спустились на этаж, потом поднялись на два, потом опять спустились… он никогда не был в этой части дворца, не узнавал помещений и не видел цели таких странных блужданий.

В какой-то момент король заговорил:

— Вы любите мою дочь.

Это прозвучало как констатация факта, а не как вопрос или обвинение, поэтому Ней промолчал.

— Любит ли она вас — вот в чём суть! — остро взглянул на него король, но в его реплике опять не звучало и тени вопроса, поэтому Ней снова промолчал. К тому же, по этому поводу сказать ему было нечего.

Сам король, определённо, ни капли не сомневался в чувствах Нея — не для того ему пять лет докладывали о его жизни, чтобы теперь оставались какие-то сомнения, — а вот касательно Леи ситуация не казалась ему сколько-то определённой. В его глазах все виделось так, что, если бы Ней теперь не приехал в Райанци, она бы про него и не вспомнила, и благополучно даровала бы свою благосклонность одному из кавалеров, добивающихся её внимания.

Против подобной трактовки, однако, выступало соображение, что у Леи было почти три года на то, чтобы уже отдать кому-нибудь своё расположение, но, меж тем, она предпочитала держать всех своих поклонников на почтительном расстоянии. Зато как-то уж больно подозрительно оживилась, стоило на горизонте опять замаячить этому учёному господину.

Тем временем, они спустились ещё на этаж, и вышли на улицу.

Ней совсем перестал понимать, что происходит, но спрашивать у короля отчёта в его действиях было совершенно непозволительным: оставалось идти, куда ведут.

Король, впрочем, угадал суть его переживаний, поэтому небрежным тоном пояснил:

— Вы арестованы, разумеется.

Ней аж споткнулся и закашлялся от неожиданности.

Король любезно подождал, когда он придёт в себе, и только потом продолжил путь.

— Но… за что, Ваше Величество? — наконец, осмелился уточнить своё положение Ней.

Оно конечно, король в своём праве, может арестовывать кого захочет, но вроде ранее за ним не водилось славы человека, который делает это на ровном месте.

— За подозрения в шпионаже, — охотно разъяснил король, вызвав у Нея ещё больше недоумения и вопросов. — За что ещё вас может арестовать глава внешней разведки? — с удовольствием проговорил он любимый из своих титулов.

— Но я… — жалко попытался возразить Ней, который, конечно, никогда и не думал ни о каком шпионаже.

— Ну разумеется! — не дослушав, король, не дожидаясь помощи слуг, сам открыл дверь в своё министерство. Там незамедлительно закланялись дежурные. Удостоив их сдержанным кивком, король повёл Нея куда-то в недра министерства.

Здесь путь их оказался совсем коротким; король ввёл Нея в небольшую комнату — судя по всему, кабинет, — и закрыл за ними дверь, оставляя свою свиту снаружи.

Сложив руки на груди, король принялся рассматривать парня с каким-то исследовательским интересом; Нею стало ощутимо неуютно под этим взглядом — особенно с учётом только что прозвучавших обвинений. Он, однако, постарался выпрямиться и придать себе вид достойный — в конце концов, он не знал за собой никакой вины.

Не считая любви к принцессе, разумеется; но за это вроде не арестовывают?

Завершив свои разглядывания ироничным хмыканьем, король-консорт потёр ладони, слегка хлопнул ими, подводя итог своим мыслям и весьма энергичным тоном заговорил:

— Ну что ж! Найдётся у вас какое-нибудь занятие часа на четыре?

Совсем переставший понимать его логику Ней сморгнул и оглядел кабинет.

На столе стоял письменный прибор и стопка бумаги; в шкафах лежали какие-то книги. В таких условиях найти себе дело — раз плюнуть!

— Найдётся, Ваше Величество, — удивлённо согласился он.

— Отлично! — резюмировал разулыбавшийся король и пояснил: — На обед с моими сходите, они за вами зайдут, — и, более ничего не объясняя, пружинистым шагом отправился восвояси.

Ней некоторое время тупо смотрел на закрывшеюся за ним дверь — её, определённо, никто не запирал, да и кабинет не был похож на тюрьму.

Пять минут поломав голову над странностями райанского правителя, Ней, наконец, пожал плечами и устроился за столом. Нужно же было рассчитать, как сделать его свечи способными повторно включаться после выключения!

1. Прототипом изобретения Нея стала реально существующая свеча Яблочкова. На ютубе есть как минимум одно видео с реконструкцией, демонстрирующее, как именно она светит.

2. В анжельском языке фраза «ты стала моим солнцем» эквивалентна прямому признанию в любви; напоминаю, что Ней последние пять лет жил среди анжельцев, а король-консорт — коренной анжелец; подоплёку фразы понимают только они двое.

Беззаботно насвистывая себе под нос, король стоял у окна в своей гостиной, заложив руки за спину и любуясь тем уголком сада, который ему был теперь виден.

Сзади раздался стук дверей и уверенные шаги.

«Первая пошла!» — удовлетворённо подумал король, обернувшись.

В дверях стояла королева, рассматривающая его весьма задумчиво.

Он снова отвернулся к окну: мол, прекрасный же денёк, глаз не отвести!

Судя по шагам и шороху юбок, Кая прошла к софе и села.

Некоторое время стояло молчание, потом королева — которой, конечно, уже донесли о неожиданно совершённом аресте, — вопросила:

— Возможно, вы соблаговолите ознакомить меня с той ролью, которую я играю в вашей интриге, Ваше Величество?

Лицо короля озарила довольная улыбка; он отвернулся от окна и подошёл к супруге.

— Разумеется! — любезным тоном согласился он и поведал: — Вам положено быть доброй и справедливой королевой, которая ставит на место своего зарвавшегося злобного консорта!

Со сдавленным протестующим звуком Кая прикрыла глаза ладонью, изображая смесь усталого негодования со смиренной покорностью судьбе несчастной женщины, вышедшей замуж за конченного интригана.

— Ну что вы, дорогая! — ещё больше повеселел от её реакции он. — Дайте мне хоть иногда побыть злодеем!

Королева ничего не ответила. За всё более разгорающимся весельем мужа она видела интригу, и, наученная опытом своего брака, предвидела, что интрига эта ей очень не понравится.

Раздался стук дверей и быстрые шаги.

«О, а вот и вторая!» — радостно подумал король-консорт.

— Её высочество… — попытался было объявить приход принцессы слуга, но был перебит:

— Да, моё высочество! — яростно оборвала Лея, выставляя его наружу.

Королева вежливо приподняла брови, краем глаза заметив, что на лице стоящего спиной к дверям супруга расцвела совершенно счастливая мальчишеская улыбка.

В голове королевы мелькнуло непечатное определение ситуации, но всё, чем она позволила себе выразить своё недовольство, стали лишь поджатые губы.

— Как это понимать, отец? — меж тем, пафосно воскликнула от дверей Лея.

Король мгновенно нацепил на лицо столь же пафосное строгое выражение и, наконец, обернулся к дочери.

— Лея? — холодно переспросил он, выражая недовольство заданным ею тоном.

Та, ничуть не обескураженная, эмоционально взмахнула руками.

— Это правда, что ты арестовал Нея?! — потребовала объяснений она.

Смерив дочь тяжёлым недовольным взглядом, король торжественно возвестил:

— Государственные дела тебя не касаются, милая.

Задохнувшись от возмущения и обиды, Лея набрала в грудь воздуха и звонким громким голосом возразила:

— Каким это образом Ней относится к государственным делам?! Матушка! — попыталась она привлечь в защитницы королеву.

Кая неопределённо повела рукой: мол, самой интересно.

Повернувшись к супруге, король охотно разъяснил:

— Мы подозреваем его в шпионаже в пользу Анджелии. Есть основания полагать, что под видом университетских исследований он воровал наши военные технологии.

Кая с трудом удержала нейтральное выражение лица. Конечно, никакие военные секреты нельзя было разнюхать через университет — он был научным центром, и иностранных учёных всех мастей там бывало великое множество. Военные разработки велись совсем в другом месте, в обстановке полной секретности.

— Какие ещё!.. — воскликнула, меж тем, поражённая принцесса, и тут же отважно бросилась на защиту Нея: — Он не мог! Что ты говоришь такое!

— Вот видишь! — обращаясь к королеве, горестно изрёк король. — Я говорил, что он втирается к ней в доверие!

Королева сдержанно покивала.

Интрига мужа активно ей не нравилась, но о своём недовольстве она планировала сообщить, когда они останутся наедине.

Лея возмущённо хватала ртом воздух, от гнева и обиды не находя аргументов, и переводя неверящий взгляд с отца на мать и обратно.

— Милая, — участливым тоном начал король, подходя и успокаивающем жестом беря её за руку, — боюсь, он всех нас обвёл вокруг пальца…

Гневным резким жестом она выдернула у него свою руку и обратила на него взгляд пылающий и злой.

На лице её отобразились следы внутренней борьбы; она явно не позволяла себе высказать то, что хотелось теперь сказать.

Наконец, она полностью овладела собой: лицо её сделалось спокойным и холодным.

Сделав шаг назад — от отца — она сложила руки на груди и презрительным тоном вопросила:

— И каковы твои доказательства?

Король небрежно махнул рукой:

— За этим дело не постоит, уж не беспокойся!

В ошеломлении Лея застыла ледяной статуей; глаза её были полны недоверия и негодования. Моргнув несколько раз, она поражённым шёпотом обличила:

— Ты… тебе и не нужны доказательства, так?!. — в воображении её всё «сошлось» и, заломив руки, она зарасхаживала перед ним, жарко говоря: — Ты всё это нарочно, нарочно! Ты просто хочешь избавиться от него, да?! Вот, значит, как! Вот, значит, как! — она резко взмахнула руками и остановилась против него. — Тебе мало было нас разлучить! Хорошо, вы против этого брака, — она бросила взгляд на сидевшую с безразличным видом королеву, — но зачем!.. — из груди её вырвалось рыдания. — Что дурного, если!.. — она так и не смогла договорить, слёзы душили её. — Почему мы не можем видеться хотя бы раз в год, что в этом дурного, что?! — она вцепилась дрожащими пальцами в рукава своего нарядного платья. — Я не просила большего, я понимаю, что нельзя, но что дурного хотя бы иногда видеться, хотя бы изредка писать! — от горечи и обиды по щекам её полились слёзы. — Хотя бы писать! — она опять взмахнула руками и ударилась в обвинения: — Ты и так всё у нас отнял, всё, чего ещё тебе! — она подскочила к отцу и неистово вцепилась в его запястья. — Что ты делаешь, зачем?! Он никому ничего дурного не делал, он никогда никому ничего дурного не делал, разве он виноват в том, что я его полюбила?! Он не хотел этого, зачем ты мучаешь его за это!

За слезами она не видела, как отец бросил выразительный взгляд на королеву: мол, ваш выход, мадам. Та смерила его взглядом более чем недовольным — во что вы меня впутываете?! — но всё же встала и подошла к ним.

— В самом деле, Рэн, — мягко сказала она супругу. — Вы, кажется, хватили через край.

Русло, в которое вылилась интрига мужа, уж совсем ей не нравилось, — по большей части потому, что она не понимала, к чему он ведёт. Зачем было затевать весь этот нелепый спектакль, если мальчишка так и так должен был на днях уехать? Ну, в самом деле, приезжал бы летом в университет, общались бы они там с Леей, — невелика беда.

Возможно, цель интриги была в том, чтобы запугать Лею, чтобы она и не смела пытаться писать своему приятелю и отправлять письма обходными путями? Мол, тут-то бы его и подловили как шпиона? Глупость, конечно, несусветная. Обычно планы короля-консорта были куда как масштабнее и продуктивнее. Доводить дочь до истерики, лишь бы она побоялась писать, — совсем не в его духе!

— Вот как! — меж тем, талантливо «возмутился» король-консорт, вырываясь из хватки дочери и гневно оглядывая королеву. — Вы, значит, тоже считаете, что в переписке такого рода нет ничего предосудительного?!.

«Что ты несёшь?» — сморгнула королева, которая уже вроде бы нашла какой-никакой смысл в интриге мужа, а тут, пожалуйста, прямо противоположный пассаж.

«Это он что же, хотел, чтобы я позволила им переписываться?!» — от возмущения у королевы перехватило дыхание, когда она поняла, что интрига была разыграна не против Леи, а против неё.

Но мизансцена уже была выстроена: дочь рыдала, муж стоял в гордой позе оскорблённого в лучших чувствах защитника нравственности, ни в чём не виновный изобретатель сидел под арестом, а ей, королеве, только оставалась доиграть ту роль, которую ей в этом спектакле отвели.

Смерив мужа взглядом, который обещал все кары земные и небесные, — он явно не впечатлился и даже улыбнулся уголком губ, — она холодно и спокойно констатировала:

— Да, не вижу в этой переписке ничего предосудительного.

Высказывание это ни капли не соответствовало её мыслям, но дочь обратила на неё такой благодарный и полный надежды взгляд, что ей невольно сделалось жаль, что она теперь защищает её лишь от того, что такова её роль.

— Прекрасно! — очень натурально взмахнул руками король, выглядя совершенно так, как он и в самом деле выглядел, когда раздражался и злился; но Кая точно знала, что сейчас он не раздражён и не зол, потому что в его обращённом на неё взгляде отразились лукавые добрые искорки благодарности за то, что она поддержала его игру. — Прекрасно! — он подскочил к одному из шкафов, резко дёрнул за ручку и принялся нервными злыми движениями вышвыривать оттуда письма.

Кая удивлённо сморгнула: насколько она помнила, ещё на днях в этом шкафу никаких писем не содержалось.

— Забирай! — закончив с разорением шкафа, гневно велел он дочери, указывая на груду писем у своих ног. — Забирай, всё твоё! — недовольно повторил он.

Лея вскрикнула от неожиданности и радости — она узнала почерк на конвертах. Совершенно не думая о своём изящном праздничном платье, она упала на пол на колени и принялась лихорадочно собирать письма одной рукой, другой прижимая к груди те, которые уже подняла.

Королева бросила на мужа взгляд совершенно убийственный.

Тот ответил ей улыбкой заговорщика, но тут же вернул на лицо холодное и недовольное выражение, потому что Лея подняла на него удивлённый взгляд:

— Ты… не читал? — удивлённо выдохнула она.

Все до единого конверты были не распечатаны.

До этого дня она была убеждена, что все письма — и её, и Нея, — тщательно прочитываются если не самим отцом, то кем-то из сотрудников внешней разведки — уж точно.

— Ну, не настолько уж я подлец, — ворчливо отозвался король.

Лея жёстко пождала губы, припомнив, что отец только что-то арестовал Нея по сфабрикованному обвинению.

Подобрав все письма в подол — их было слишком много — она встала, умудрившись даже в таком виде принять полную достоинства позу.

— Если ты его хоть пальцем тронешь, — гордо заявила она, — я тебе этого никогда не прощу, так и знай!

И, задрав подбородок и придерживая руками полную писем юбку, удалилась.

Король улыбнулся ей вслед и устроился в кресло с видом человека, хорошо сделавшего трудную и интересную работу.

Королеве в голову закрались нехорошие подозрения, что интрига ещё только-только началась, и основной целью этой интриги была она сама, а не дочь.

Игнорируя недовольный взгляд супруги, король-консорт позвонил в колокольчик и велел подать кофе («Вам с молоком, дорогая?»), после чего, откинувшись на спинку кресла и заложив руки за голову, принялся дурашливо насвистывать народную анжельскую песенку.

Всем своим видом изображая сдерживаемый гнев, королева села напротив.

Некоторое время они мерились взглядами: у короля они были весёлые и спокойные, у королевы — холодные и укоризненные.

Наконец, принесли кофе. С удовольствием пригубив любимого напитка, король небрежным тоном, словно возвращаясь к только что прерванной теме, спросил:

— Дорогая, вы помните, что вы обещали мне ребёнка?

Королева смерила мужа таким взглядом, словно подозревала его в ранней деменции.

— Я родила вам четверых, — со сдерживаемым раздражением напомнила она. — И, если мне не изменяет память, мы оба решили, что этого достаточно.

— Ах, не в том же смысле! — легкомысленно отмахнулся от её слов король, делая ещё глоточек. — Я имел в виду — вы обещали мне ребёнка, которому я смогу передать мои анжельские владения.

Нахмурившись, Кая кисло согласилась:

— Припоминаю.

Разговор такого рода действительно имел между ними место ещё в самом начале их брака, и она действительно обещала, что один из их детей станет наследником её мужа. Они оба, правда, думали на младшего принца — но тот совершенно не горел желанием покидать Райанци, поэтому тема не поднималась уже лет десять.

Король вежливо приподнял брови, глядя на неё поверх своей чашки.

До неё дошло.

— Что? — потрясённо переспросила она. — Рэн, ну это уж слишком!

— Почему? — ни капли не впечатлившись, невинно переспросил он.

— Потому что… — она перехватила ртом воздух, пытаясь справиться с возмущением. — Принцесса не может выйти замуж за…

Она раздражённо взмахнула рукой, показывая, что тут и говорить не о чем.

— Вы продолжайте, продолжайте! — поощрил он, выбирая на блюдечке кусочек пастилы. — Не может выйти за?.. — с совершенно натуральным любопытством переспросил он.

Королева всплеснула руками:

— Он даже не дворянин, Рэн! Простой сирота, безродный, нищий!..

— Вы же вышли, — невозмутимо парировал он. — А она даже не наследница престола!

Совершенно не понимая, причём тут она сама, королева сбилась с мысли и посмотрела на мужа совсем уж тревожно: может, не деменция, но просто бред?

Верно расценив её взгляд, тот пожал плечами, и, попивая кофе, принялся перечислять:

— Вы говорите, он не дворянин. Но ведь и я анжелец, а у нас, как вы знаете, не существует института дворянства. Да, — предваряя её возражения, отметил он, — ваш отец по милости своей даровал мне титул. Что мешает нам теперь сделать то же? — он пожал плечами и продолжил: — Вся моя семья умерла тогда, так что я тоже сирота, совершенно безродный, и в Райанци приехал нищим беженцем…

— Ну, знаете ли! — фыркнула королева, утыкаясь в собственную чашку, но почти сразу нашлась с возражением: — Когда я выходила замуж за вас, вы были уже главой министерства и членом Малого королевского совета!

Аргумент этот не произвёл на короля ни малейшего впечатления.

— А он — гениальный изобретатель, который зальёт весь мир электрическим светом. Кто вспомнит меня через двести лет, не считая замшелых историков? — он постучал пальцами по столику. — А его имя будет знать каждый! Да и Лея, напоминаю вам ещё раз, не наследница престола и едва ли когда-нибудь ею станет.

Королева упрямо нахохлилась. Логически ей возразить было нечего, но принять эту идею она категорически не могла. Отпустить её милую Лею в чужую страну! Замуж за чокнутого физика, который живёт только своими изобретениями! Не такой судьбы она желала для дочери!

Некоторое время они молчали. Потом, повертев в воздухе полупустой чашечкой, король продолжил атаку с другого фланга:

— А вы знаете, — задумчиво проговорил он, — я часто думал, как бы оно дальше сложилось, если бы вы тогда вышли замуж не за меня.

У королевы в своё время был довольно тяжёлый выбор из десятка кандидатов в консорты, и выбирала она скорее методом исключения.

— Представляете, — принялся живописать король, — вы вышли бы, скажем, за вашего троюродного… — Кая скривилась. — За Се-Крера! — тут же поправился он, чем вызвал у неё лёгкий смешок. — Но ведь когда-нибудь, — он снова задумчиво повертел чашку, — когда-нибудь какой-нибудь случай открыл бы мне, какая ты на самом деле, — он имел в виду что до брака видел лишь её «парадную» сторону и совершенно не представлял себе, что она за человек. — Я бы не мог не влюбиться в тебя, Кая, — спокойно отметил он, ловя её взгляд. — А ты была бы уже замужем — возможно, весьма несчастна, — но я мог бы только смотреть на тебя со стороны, не имея права даже приближаться к тебе.

Она опустила глаза. Слушать столь пылкие признания в любви спустя четверть века в браке было, безусловно, весьма приятно, но картинка, которую он сейчас рисовал, и впрямь казалась ей трагичной.

Он встал и медленно прошёлся по гостиной.

— Я бы любил тебя всю свою жизнь, — задумчиво поведал он. — Зная, что никогда даже к руке твоей не прикоснусь. Не смея произнести твоего имени вслух. Не смея лишний раз приблизиться к тебе. Любил бы тебя всем сердцем, понимаешь? — попытался он поймать её взгляд, но она отворачивалась, потому что от его тихого проникновенного голоса и от слов, которые он говорил, ей хотелось плакать. — Знал бы, что никогда ничего не будет, но всё равно любил.

— Замолчи! — наконец, не выдержав, дрожащим голосом попросила она. — Зачем ты такие страшные вещи говоришь?..

Он сел на своё место, опёрся локтями на колени, подался к ней и завершил добивающим ударом:

— Затем, что ты хочешь, чтобы эти страшные вещи случились с нашей дочерью.

Она протестующе вскрикнула, чуть не выронив свою чашку.

— Рэн! — с укором воззвала к его совести она.

— Ты сама слышала, — спокойно пожал он плечами, — она будет любить его, даже если они будут видеться всего раз в год.

— Юношеские глупости! — раздражённо фыркнула Кая. — Вы же сами говорили…

Лицо его сделалось насмешливым, и он перебил:

— Я, в самом деле, говорил, что за пять лет они друг друга забудут. Вы предлагаете повысить срок до десяти и посмотреть, что будет тогда? — язвительно переспросил он. — Ну или уж сразу и честнее: заставить её дожидаться нашей смерти…

Раздражённым жестом она велела ему замолчать и уткнулась в свой совершенно остывший кофе.

Он снова был во всём прав, но она всё ещё сопротивлялась его словам, потому что мысль о том, чтобы отправить Лею в Анджелию и выдать её замуж за Нея, всё ещё казалась ей излишне революционной, и она была совершенно не готова принять её.

У короля-консорта, впрочем, ещё оставались неиспользованные козыри в рукаве. Выждав минут пять и долив из кофейника свежего кофе и себе, и ей, он повседневным тоном, как будто бы принял её отказ говорить об этом дальше и перешёл к совсем другой теме, заговорил:

— Кстати, всё время хотел у вас спросить, но стеснялся…

В который раз за день Кая посмотрела на него совершенно удивлёнными глазами.

— Вопрос и впрямь деликатный, — извиняющимся тоном пояснил он.

Она возвела взгляд к потолку, всем своим видом демонстрируя, что можно было бы перейти и к самому вопросу, не размениваясь на такие длинные вступления.

Он еле заметно усмехнулся и деловым тоном уточнил:

— Если бы государственная необходимость того потребовала — вы бы отдали приказ о моей физической ликвидации?

— Что? — совершенно потеряла лицо королева, и без того пребывающая не в форме из-за всех этих психологических игр.

Он досадливо поморщился:

— Не заставляйте меня повторять. Вы услышали мой вопрос.

Она смерила его раздражённым и гневным взглядом:

— Вы говорите несусветную чушь, и сами это прекрасно знаете.

— То есть, — он наклонился за пастилой, — в такой ситуации вы бы попросту со мной развелись?

С тяжёлым вздохом она поставила чашечку на столик и потребовала объяснений:

— Рэн! В какой такой ситуации? Не могу вообразить, о чём ты говоришь.

Он демонстративно помотал в воздухе рукой, словно прикидывая, после предположил:

— Положим, выяснится, что все эти годы я был шпионом и тайным агентом Анджелии.

Опершись на подлокотник софы и подперев кулаком висок, она вперила в него очень мрачный и разражённый взгляд.

— Не стройте из себя невинность, дорогая! — хмыкнул он. — У моего уважаемого коллеги, — он имел ввиду главу внутренней разведки, — есть целый шкаф с материалами, обвиняющими меня в лоббировании анжельских интересов.

Он сам, конечно, этот шкаф не видел, но примерно представлял себе, что ему можно было «пришить», поэтому предположил объёмы возможных материалов наугад.

— Итак, — мрачно приняла игру королева, предчувствуя, что сейчас ей окончательно задурят голову. — Предположим, вы анжельский шпион. Как бы я поступила?

— Именно, — довольно кивнул он, наслаждаясь кофе; быстро добавил: — Напоминаю, что соображения государственной безопасности в данном случае безоговорочно требуют казни — я слишком много знаю.

— Не рассматриваю этот вариант, — холодно отрезала королева.

— Значит — развод? — сделал вывод он.

— Не рассматриваю и этот вариант, — в прежнем тоне отозвалась она.

Он развёл руками:

— А что вам ещё остаётся, дорогая? Запрёте меня на чердаке и будете навещать по воскресеньям? — подначил он.

Ей стоило больших усилий удержать улыбку.

— Почти, — согласилась она. — Увезу вас в один из наших северных замков.

Он демонстративно поаплодировал:

— Неплохая альтернатива разводу, снимаю шляпу!

Она смерила его взглядом холодным и недовольным, потом продолжила:

— Рой уже взрослый, вполне способен принять на себя все тяготы правления…

Впервые за весь разговор ей удалось по-настоящему сбить его с толку; он прекрасно владел собой, и его растерянность она уловила только по тому, как он перестал вертеть чашечку в руках и замер.

Ему была свойственна подвижность во всём — в мимике, в жестах, в позах, — и именно такое замирание ясно свидетельствовало о его попытке овладеть своими реакциями и выдать то, что нужно, а не то, что есть на самом деле.

— Как? — сладко улыбнулась она, чувствуя торжество от осознания того факта, что обратила его интригу против него же. — Вы, стало быть, так красиво сегодня говорили о нашей любви, но при этом полагали, что я брошу вас, если выяснится, что вы — анжельский шпион?

Она мягко рассмеялась и продолжила:

— Мне с первых дней нашего брака напоминают, что вы можете быть анжельским шпионом. Право, Рэн, я даже не удивлюсь, если однажды выяснится, что это так и есть.

— Ну, знаете ли, это уже даже оскорбительно! — буркнул он в чашку.

— Я знаю, что это совершенно невозможно, — мягко ответила она, вставая и подходя к нему. — Это ты предложил эту игру.

Глянув на неё снизу вверх, он вздохнул, отложил свой недопитый кофе, встал и обнял её, привычным жестом выпутывая из её причёски шпильки, чтобы зарыться лицом в её волосы.

Нежно вздохнув, она прижалась к нему теснее.

— Ты в самом деле думал, что я могу тебя оставить? — обиженно буркнула она.

— Ты королева, — напомнил он, зарываясь рукой и лицом в её освобождённые локоны. — Естественно, что для тебя государственные нужды важнее личных чувств.

— Но не важнее тебя, — пылко возразила она, отстраняясь, чтобы поймать его взгляд.

Он с большим неудовольствием оторвался от её волос и посмотрел на неё так, как она особенно любила — с ласковыми смешинками в чуть прищуренном взоре.

— Не важнее тебя, Рэн, — твёрдо повторила она. — Я не могла бы быть королевой без моего короля… — она нежно провела пальцами по его щеке, вглядываясь в столь любимые и дорогие черты.

Его пальцы в ответ скользнули по её скуле; потом твёрдо взяли за подбородок, удерживая, и она уже прикрыла глаза в ожидании поцелуя, но…

— Ты этого хочешь лишить нашу дочь? — строго и сердито заявил вдруг он.

От возмущения, негодования и обиды Кая аж подскочила.

— Рэн! — гневно воскликнула она, от избытка чувств даже ударив его кулаком по груди.

— Мерзкий интриган, да, — согласно закивал он, давя улыбку.

У неё перехватило дыхание от понимания, что он всё ещё вёл свою интригу — всё это время вёл свою проклятую интригу! — а она, она расслабилась и!..

— Ты!.. — задыхаясь, ткнула она в него пальцем.

— Бессовестно манипулирую твоими чувствами, да, — не стал отрицать он, снова кивая и улыбаясь уже открыто.

— Ну, знаешь ли! — зло оттолкнув его, она отошла на пару шагов, на ходу пытаясь поправить волосы.

Безуспешно, потому что все её шпильки уже уютно обосновались в его жилетном кармане.

— Опять делаешь это! — обличила она, имея в виду не то эти несчастные шпильки, не то саму интригу.

— Всегда, — любезно подтвердил он, небрежным жестом зарываясь в карман жилета и возвращая ей свой улов.

— Я тебя убью! — пропыхтела она, пытаясь наощупь подобрать причёску.

— Странно слышать это от женщины, — логично возразил он, — которая только что заявляла, что откажется от трона и уедет со мной в ссылку, если я окажусь анжельским шпионом.

Она закатила глаза, всё ещё не в силах справиться с причёской.

— Знаешь, — с подкупающей искренностью в голосе продолжил он, — я, кажется, никогда так не хотел стать анжельским шпионом, как сейчас!

От неожиданности она выронила шпильку.

Та жалобно звякнула о паркет.

Досадливо вздохнув, она выложила на столик остальные и выпутала из волос то, что успела уже там закрепить.

Он, сложив руки на груди, наблюдал за ней с нежной сентиментальной улыбкой.

— В конце концов, дорогая, — неожиданно заявил он, — зять-электрик — незаменимый человек в дворцовом хозяйстве! Ты только представь…

Она застонала и даже затопала ногами от досады.

— Чтоб вам провалиться с вашими интригами! — совсем неискренне и как-то без огонька пожелала она, потом взглянула на него жалобно: — Ну, что ещё вы от меня хотите? Где я должна подписать капитуляцию?

— Вот! — радостно возвёл он руки к небу. — Теперь я слышу речи мудрой женщины! Значит, так, — он подошёл к секретеру и начал выгребать оттуда бумаги, — ты, конечно, изучи всё ещё раз, но, кажется, я всё, что нужно, учёл… Что? — он перехватил её весёлый и ласковый взгляд. — Да, я готовился! — пафосно изрёк он, потрясая документами.

Она быстрым лёгким шагом подошла к нему, взяла из его рук бумаги, отложила их на секретер, и, обвив его шею руками, страстно поцеловала.

Ней был с головой погружён в приблизительные расчёты — точных он не мог сделать за недоступностью технических таблиц — как вдруг в дверь кабинета, где он работал, постучали, и тут же внутрь зашёл король-консорт.

Поспешно встав и поклонившись, Ней про себя весьма удивился такому явлению, как стучащийся куда-то король. Тот, к тому же, сразу замахал рукой с дружелюбным:

— Да сидите вы, сидите! — и, быстрым шагом преодолев путь до письменного стола, с любопытством спросил, наклоняясь над записями: — Что у вас там?

Совершенно дезориентированный Ней, который окончательно причислил райанского короля к людям, понять которых невозможно, послушно сел и принялся рассказывать, каким образом он пытается реализовать возможность включения-выключения для своих свечей.

С большим интересом выслушав эти соображения, король-консорт, поперебирав исписанные Неем листы, вдруг хмыкнул:

— В честь Леи, значит, решили назвать? — а затем сухим спокойным тоном, которым констатируют общеизвестные факты, добавил: — Наглости вам не занимать, господин Дорне.

Ней совсем смешался и покраснел.

— Я… — попытался было оправдаться он, но король досадливым жестом велел замолчать.

Выпрямившись, он в пару шагов дошёл до другого стула, переместил его к торцу того стола, за которым работал Ней, сел за этот торец, опёрся на стол локтями, подпёр подбородок и принялся по диагонали рассматривать Нея с большим любопытством.

Тот почувствовал себя совсем жалко и потерянно: он совершенно не понимал, чего королю от него понадобилось, что ему теперь делать, чтобы не угодить в беду — или, возможно, делать что-то уже поздно, и беды так и так не избежать? Король не выглядел сердитым или раздражённым, но едва ли это помешает ему расправиться с ним только потому, что он счёл это разумным и необходимым?

Ней вздохнул и аккуратно установился в точку в районе королевского плеча. Вроде, достаточно почтительно? Не пялиться же ему на него в ответ?

Меж тем, закончив с разглядываниями, король деловитым тоном продолжил разговор:

— Вы, стало быть, называете в честь моей дочери ваши изобретения, а, меж тем, готов поклясться, что вы не удосужились испросить у нас с Её Величеством разрешения за ней ухаживать.

К вящей забаве короля, Ней не сумел сдержать укора в своём взгляде, когда отвечал:

— Ваше Величество, мне и в голову не пришла бы такая дерзость. Называть изобретения в честь членов королевской фамилии всегда было хорошим тоном.

С лёгким смешком откинувшись на спинку стула, король показательно всплеснул руками:

— Подумать только, какая досада! Стало быть, я неверно вас понял, и напрасно хлопотал за вас перед Её Величеством?

Ней, и так ничего не понимавший, совсем потерял нить беседы. О чём мог за него хлопотать король — оставалось выше его понимания. Или Её Величество обиде… огорчилась, что свечу называют не в её честь?

Налюбовавшись растерянным лицом собеседника, король сжалился и изволил выразить свою мысль прямо:

— Ну что ж, раз у вас ни наглости, ни дерзости не хватило, пришлось мне выступить от вашего имени. Сегодня, — с весьма торжественным видом сообщил он, — я посватался к Лее от вашего имени и получил высочайшее дозволение на этот брак.

Наверно, король всё-таки переборщил в этот раз с психологическими играми, потому что Ней, кажется, так и не сумел воспринять и без того совершенно ошеломительную информацию.

Ему и в голову не могла прийти мысль, что ему всё-таки разрешат однажды жениться на Лее, и в Райанци он ехал лишь в надежде повидать её, а самые дерзкие его мечты заключались в том, чтобы приезжать сюда каждое лето и, возможно, встречать её вновь.

Посмеиваясь над ошарашенностью собеседника, король встал — Ней, пытающийся совладать со свалившейся на него информацией, позабыл встать за ним. Дальнейший разговор, впрочем, не состоялся, потому что в кабинет с ярким радостным криком:

— Ней! — влетела сияющая счастливая Лея.

Правда, сразу же заметив отца, она тут же резко затормозила, смешалась, закраснелась и поспешно опустилась в реверанс, пытаясь скрыть им смущение и растерянность.

Давая Нею время прийти в себя, король переключился на дочь.

— Сильно тебя напугал сегодня, да? — с намёком на извиняющийся тон спросил он.

— Ещё как! — ляпнула Лея прежде, чем сообразила, что говорит, и тут же покраснела ещё сильнее.

Теперь, после разговора с мамой, которая выразила своё согласие и на брак, и на отъезд в Анджелию, Лее стало стыдно, что она поверила, будто отец её в самом деле мог быть так жесток с Неем. Задним числом она разгадала смысл его интриги, и была теперь безмерно ему благодарна за то, что он не только понял и принял её чувства, но и сумел убедить маму — тот ещё подвиг, за который сама Лея в жизни бы не взялась!

— Прости! — нервно сцепив пальцы, жалобно попросила она у него.

Губы его тронула тёплая и светлая улыбка.

— Иди сюда, кнопка! — приглашающе распахнул он руки, и она вихрем влетела в его объятия. Сжав его крепко-крепко, она под его добродушный ласковый смех только повторяла: «Спасибо, спасибо, спасибо!» — а он гладил её по волосам и чувствовал себя таким счастливым, будто бы это с ним самим случилось небывалое чудо, в исполнение которого уже и не верилось.

Рядом смущённо откашлялся пришедший в себя и вставший Ней.

— Я не представляю, как вас благодарить, Ваше Величество! — с глубоким чувством в голосе сказал он.

Король, улыбаясь и продолжая обнимать дочь левой рукой, правую протянул для рукопожатия — Ней пожал её крепко и уверенно.

— А вот я как раз представляю, — ошарашил его король и, лукаво прищурившись, отметил: — Было бы весьма великодушно с вашей стороны не помнить зла и провести венчание в Райанци. Я понимаю, — заверил он, — что так вы точно опоздаете к семестру, но нам бы очень хотелось…

— Конечно! — совершенно позабыв, что перебивать монарха непозволительно, пылко заверил Ней.

— И мы с Её Величеством надеемся, — король устремил взгляд к дочери, — что вы будете нас навещать.

Лея обратила сияющий и вопрошающий взгляд к Нею; тот, смутившись, горячо ответил:

— Разумеется! — и поспешно добавил: — Каждым летом!

Напоследок поцеловал дочь в висок, король отметил:

— Обрати внимание, родная, я на несколько часов оставил его в кабинете, где хранится целый шкаф твоих писем, а он всё это время возился со своими расчётами!

Ошарашенный Ней, заоглядывавшись, попытался идентифицировать тот самый шкаф под счастливый смешок Леи.

— Вон тот, — с улыбкой махнул в нужном направлении король, — но, насколько я знаю, в её комнате ещё один есть!

— Пап! — возмущённо воскликнула покрасневшая Лея.

— Ухожу, ухожу! — весело закивал король и, действительно, удалился, оставив их наедине.

Ней бросил быстрый сожалеющий взгляд на вожделенный шкаф, но рыться в нём при возлюбленной не стал.

Несколько секунд стояла неловкая тишина.

Счастье, свалившееся на них в тот момент, когда они уже не ждали ничего хорошего, было слишком ошеломительным, и они совершенно не знали, как с ним справиться и как теперь себя вести.

Первой заговорила Лея.

— Ты простишь меня? — жалобно попросила она, теребя ленты на своём нарядном платье.

— Да, — не раздумывая, сразу отреагировал Ней, но тут же смутился и уточнил: — А за что?

Он не знал за ней никакой вины и не понимал, почему она начала разговор с этого.

Она выглядела совершенно несчастной, признавшись:

— Я… я ведь перестала тебя ждать.

Он удивлённо сморгнул.

Первым его побуждением было сказать, что это ничего не значит, но это было бы неправдой, потому что его действительно сильно ранило то, что она его позабыла, и ему не хотелось теперь ей лгать и говорить, что это пустяки. Это было всё равно, что назвать пустяком саму их любовь; а уж тут-то Ней никак не мог настолько покривить душой!

— Мне было больно, — наконец, тихо признал он, и сразу порывисто добавил: — Но я простил, конечно, простил! Я… — его голос дрогнул, потому что он совсем не верил, что может теперь произнести это вслух, и от того слова его прозвучали даже несколько удивлённо: — Я люблю тебя, Лея.

— О, Ней! — одним порывистым движением она преодолела то небольшое расстояние, что их разделяло, и обняла его, прижимаясь к нему всем телом. — Я тоже… тоже люблю тебя! — призналась она, замерев в упоении.

Он обнял её в ответ и тоже замер.

Им хотелось обняться с самого момента их новой встречи — но оба они знали, что это совершенно, решительно невозможно, и даже в мыслях своих не позволяли себе об этом мечтать.

На несколько минут они полностью растворились в этом удивительном ощущении близости друг к другу. Потом ими обоими всё больше стало овладевать смущение: они совершенно не знали, как теперь говорить друг с другом, что теперь делать, как себя вести.

Для них «нельзя», которое казалось совершенно непреложным, слишком резко сменилось на невозможное, нереальное, несбыточное «можно». Получив, наконец, эту свободу любить друг друга, они совершенно не представляли, как её теперь употребить, и особое смущение у них вызывало то, что они ничего ещё не успели обсудить прямо.

Они так и стояли, обнявшись, и обоим ужасно хотелось поцеловаться, но каждый из них стеснялся предложить это первым.

— Так… странно… — наконец, первой нарушила молчание Лея. — Не могу поверить, что это правда.

— Я тоже, — немного хриплым голосом подтвердил Ней, которому поверить было даже сложнее, чем ей, потому что он ничего не знал о подоплёке интриг короля-консорта.

Чуть отстранившись, Лея взглянула в его лицо и с глубоким удивлением отметила:

— И что же это, мы теперь можем обниматься, когда захотим?

Он выглядел не менее ошарашенным этим фактом, чем она.

— И видеться каждый день? — в шоке переспросил он.

— И говорить, сколько захотим? — голосом, замирающим от восторга, продолжила перечень она.

— И всегда держаться за руки? — не отставал он.

Они встретились взглядами: поражёнными от только что выговоренных открытий, неверящими, боящимися спугнуть это случившееся с ними чудо.

— И… — наконец, почти беззвучно спросила она: — И… целоваться?

— И целоваться, — потрясённо кивнул он.

Секунды три они молча смотрели друг на друга, не в силах поверить, а после, не сговариваясь — поцеловались.

То ли они уже не помнили свои первые поцелуи, то ли и впрямь теперь они ощущались совсем иначе, но их обоих в этот момент захватило глубокое, сильное чувство, отзывающееся дрожью в позвоночнике, заставляющее сердца колошматиться с неистовой силой и совершенно выбивающее воздух из лёгких.

Спустя всего несколько секунд им пришлось спешно прервать поцелуй и опереться на стол, потому что обоих ноги отказывались держать.

— Мне кажется, — тупо глядя куда-то в пространство и пытаясь совладать с кружащейся головой, спросила Лея, — или раньше это не было так?..

— Не было, — хрипло подтвердил Ней, у которого тоже случились проблемы с головокружением.

— О! — глубокомысленно изрекла Лея.

— Ага, — не менее глубокомысленно согласился он.

Они переглянулись и рассмеялись.

— Нам просто нужно чаще тренироваться, — лукаво блестя глазами из-под ресниц, подначила она.

— Определённо, — согласился Ней, и они поцеловались снова.

Опора на стол позволила им в этом раз продержаться дольше.

Лея, затаив дыхание, крутилась перед зеркалом.

Платье было великолепно. Белая, расшитая золотыми и серебряными нитками парча, отражая лучики света, словно светилась, — Лее непременно хотелось такой цвет, чтобы напоминал электрический свет.

— А ты говорила — невозможно! — улыбалась Рия, поправляя струящуюся фату на волосах подруги.

— Это всё папа! — счастливым тающим голосом ответила Лея, не в силах отвести взгляд от своего отражения.

Дело, очевидно, было не только в совершенно волшебном платье: лицо влюблённой невесты и само по себе светилось почти отчётливо.

— О, Его Величество может, — уважительным тоном согласилась Рия и добавила: — Ты всех сегодня ослепишь!

Лея рассмеялась:

— Главное — ослепить Нея!

— Ну! — махнула рукой Рия. — Для него ты и так как солнце!

…это было истинной правдой: когда король-консорт, сам светившийся отцовской гордостью, повёл Лею к алтарю в церкви, исходящий от невесты свет отразился в глазах и лице ожидающего её жениха — как если бы он держал в своих руках сейчас не обычную свечу, а свою знаменитую электрическую.

«Неужели правда, правда, правда?» — с торжеством думала Лея, вглядываясь в глаза возлюбленного и видя там тот же ликующий вопрос.

И, хотя жених и невеста на венчании обычно выглядят счастливыми, и королева в четвёртый раз уже наблюдала венчание своих детей, ей всё же показалось, что Лея выглядела самой счастливой из всех них.

Невольно сердце Каи сжалось при мысли, что она хотела этому помешать. А ведь именно такой она и мечтала однажды увидеть свою дочь: сияющей, влюблённой и любимой!

Перестав вслушиваться в молитвы, королева ушла мыслями в осознание того факта, что своими руками чуть не разрушила счастье дочери просто потому, что посчитала её слишком юной и неспособной понимать, что для неё лучше.

Это «я лучше знаю, ведь я — королева!» — было страхом Каи. Она всегда боялась, что, забывшись, начнёт вершить чужие судьбы, искренне полагая, что печётся только о благе. И вот, то, чего она так боялась, чуть не произошло, а она и не заметила, потому что ей и в самом деле казалось, что в этом вопросе она безусловно права.

Из размышлений её выдернул тревожный жест короля-консорта; заметив, что супруга занята какими-то тяжёлыми думами, явно неуместными в момент свадебной торжественной службы, он слегка тронул её руку своей.

Она подняла на него глаза и увидела, что он смотрит на неё с тревогой.

— Как же я рада, — тихо, почти неслышно шепнула она, — что вы не дали мне их разлучить.

Ей хотелось сказать ещё очень много — что она бесконечно благодарна ему за его любовь и заботу, что она чувствует себя так спокойно благодаря тому, что в её жизни есть человек, который сумеет вовремя остановить и уберечь от ошибки, что для неё так важно, что он так хорошо понимает её… но шла служба, красиво пел хор, жених и невеста постоянно поглядывали друг на друга с такой беспомощной нежностью…

Она не могла теперь рассказать всё то, что хотела; но и ей и не нужно было говорить, потому что он понял её без слов.

— Это потому, — наклонившись к ней, шепнул он, — что я всегда вслушиваюсь в стук твоего сердца, и порою слышу его голос лучше, чем ты сама.

Глаза её засияли; украдкой они поцеловались, надеясь, что все слишком заняты разглядыванием пары у алтаря, и на это грубое нарушение этикета и регламента никто не обратит внимания.

Их вольность, впрочем, увидел священник, но он-то ничего по этому поводу говорить не стал, и только улыбнулся сентиментально.