Глупые дети (джен)

Несносные, раздражающие дети.

Попытаться украсть меч Гриффиндора? Прямо из-под носа директора, по совместительству Пожирателя смерти? Даже от гриффиндорцев Северус ждал большей мозговой активности. Впрочем, последнее — лишь его промах.

Пожалуй, стоило бы отдать брату и сестре Кэрроу право наказать их. Пусть эти дети осознают последствия своих действий.

Он так не поступает.

— Должен ли я напомнить, что Хагрид — полувеликан, а Запретный лес неспроста называется запретным? — бесцветно интересуется Северус, когда видит сомнение на лицах Кэрроу из-за выбранного им наказания.

Одновременно с этим он холодно смотрит на них и позволяет короткой, плотоядной улыбке скользнуть по губам — давая возможность додумать остальное самим. Эти двое явно рассчитывали на показательное шоу, в котором Северус накажет студентов лично.

Ему приходится сглотнуть приступ тошноты, не позволяя маске на лице треснуть.

К счастью, Кэрроу не отличаются высоким уровнем интеллекта, а о характере Хагрида не знают ничего — так что легко на его уловку ведутся, расплываясь в куда более очевидных, кровожадных улыбках.

К счастью, остальная школа высоким уровнем интеллекта не отличается тоже.

Ведутся и они. Верят, что Северус и впрямь посчитал отработку у Хагрида чем-то жестоким.

Лишь Минерва бросает на него проницательный взгляд — который, впрочем, быстро сменяется всепоглощающей ненавистью, закованной в сдержанное выражение лица. От этого совсем не больно. С чего бы?

И только что-то в грудной клетке неприятно саднит, когда Северус равнодушно отворачивается.

Вернувшись в кабинет, он скользит отстраненным взглядом по стенам, по портретам, по мелочам, оставшимся после предыдущих директоров. Игнорируя пронзительные голубые глаза, препарирующие до костей.

Здесь ничего не принадлежит ему, Северусу.

Не может и не будет принадлежать.

Он не директор этой школы — и никогда им не станет. Лишь пешка. Разменная фигура в руках игроков посерьезней. Взгляд останавливается на поддельном мече Гриффиндора — и Северус поджимает губы, сдерживая прилив злости.

Что ему делать с бестолковыми детьми, которые сами лезут акромантулу в пасть?

Если бы за кражей их застал не он, а Амикус или Алекто… Северус не позволяет себе слабость даже сейчас, когда кроме портретов этого никто не увидит.

Лишь на секунду прикрывает глаза.

В темноте под веками — трое детей, посреди лестницы смотрящих на него снизу вверх. Там, в полумраке коридора, когда на него направили меч, Северус на секунду замер. Не от испуга, конечно — что они смогли бы ему сделать? А потому что на месте яростно глядящей рыжеволосой девчонки ему вдруг померещилась… она.

Но наваждение быстро ушло. Развеялось, как морок.

Оттенок волос не тот — скорее янтарь, чем солнце. Цвет глаз неправильный — древесная кора вместо изумруда. Да и сама ярость…

Слишком несдержанная и пылкая.

Она умела обдать холодом ненависти так, что мороз пробирал до костей — сейчас же Северуса лишь попытались сжечь в огне.

Но все же. На секунду. Он увидел ее.

И едва не дрогнул.

Пальцы сжимаются на рукояти меча, и Северус стискивает зубы крепче.

С той секунды, когда переступил порог Хогвартса в качестве преподавателя — он ненавидел каждую минуту своего пребывания здесь. Первые месяцы стали его личным адом — в основном благодаря гриффиндорцам, которые отказывались принимать совсем еще зеленого преподавателя-слизеринца.

Северус научился держать их в узде. Научился контролировать мир в пределах своего кабинета. Научился заставлять их уважать себя — пусть даже уважение было построено на фундаменте страха и ненависти. Научился.

Какой ценой? Это не так уж важно.

Но там, посреди лестницы…

Северус думает о взорванных котлах Лонгботтома. О стеклянном и безмятежном взгляде Лавгуд. О надломленной после Тайной комнаты Уизли.

Сегодня это были не они.

Решительные. Яростные. Возглавляющие бессмысленное сопротивление — в мире, где любое сопротивление обречено на провал.

Безмозглые дети.

В которых храбрости больше, чем когда-либо было в Северусе. И которых он недооценивал. Впрочем, как показало время — у него всегда были проблемы с оценкой реальности.

Ему вдруг хочется вернуться назад — и отвесить оплеуху тому, пятнадцатилетнему Северусу, который игнорировал магглорожденность лучшей подруги и жаждал увидеть уродливую метку на своей руке.

Трус.

Глупец.

Впрочем, нынешний Северус еще хуже — он ведь пожинает плоды собственных решений, принятых уже после пятнадцати. А эти дети сражаются с тем, чего он когда-то так жаждал.

Чему помог стать тем, чем оно стало.

Да, Северус ненавидел каждую секунду, которую провел в качестве преподавателя. Стократно сильнее он ненавидит каждую секунду, которую проводит в качестве директора.

Попытаться украсть меч? Неописуемая глупость, которая легко могла стать катастрофой.

Но…

Там, в полутьме коридора, на Северуса смотрела не Лили — на него смотрели дети, которые сражаются, пока многие взрослые сдаются. Не хватит дня, чтобы перечислить все ошибки, которые он совершил — но пальцев одной руки окажется много, чтобы перечислить его правильные поступки.

Вновь вспоминается ярость, решительность и твердая хватка на рукояти меча, направленного ему в грудь.

Обязанностью Северуса было учить этих глупых детей. Но почему-то он вдруг думает, что, кажется, не заметил, как они сами чему-то научили его.

Северус никогда не станет настоящим директором Хогвартса. Лишь пешка в руках именитых игроков.

Терять ему уже нечего.

Давно — нечего.

Но пока что он еще на игровом поле — а значит, может что-то сделать. Не для себя. Но для глупых детей, которые продолжают сражаться.

Впервые с пятнадцати лет Северусу мерещится одобрительная улыбка Лили.

И он может вдохнуть.