Вид истинный вернет (гет)

Проглядев письмо до конца, Джеймс скривился, скомкал его и точным броском отправил в камин.

— Что, всё настолько хреново?

Он покосился на развалившегося в соседнем кресле друга и выразительно чиркнул себя пальцем по горлу.

— Достали! Внуков им подавай сразу после Хогвартса.

— Так в чём дело? — хохотнул Сириус. — Бери Эванс и вперёд!

— Издеваешься? В этом-то и проблема. Родители и слышать о Лилс не хотят. Только чистокровная невеста с приданым, — Джеймс поморщился. В памяти крепко сидел его десятый день рождения, когда родители пригласили на праздник в Поттер-холл кучу незнакомых чистокровных девочек. Те были ужасны! Мало того, что морщили носы на каждое их с Сири развлечение, так ещё и корчили из себя принцесс, хотя выглядели как детёныши дромарогов. — Я, может, не самый лучший сын и наследник, но превращаться в племенную собачку для разведения не собираюсь.

— Это правильно!

— Или я и Лилс, или пусть кто-нибудь другой им внуков организовывает.

— Наш человек! — Сириус обнажил в оскаленной, собачьей улыбке ровные белые зубы. — Тогда и нечего киснуть. Махнём сегодня через пару часиков в Хогсмид за огневиски?

На такое предложение Джеймс охотно кивнул. Праздник посреди тягучей и скучной учебной недели — это он всегда за. Надо же как-то отвлечься от сухих и официальных строчек письма, где отец обращался с ним как глава рода с полностью безвольным наследником и ещё ждал ответа, понимаешь ли!

Вылазка в Хогсмид удалась на славу — так, что Хвост наутро был послан в своей анимагической форме обратно в деревню за антипохмельным. Огневиски они с Сири не ограничились, напротив, те пара бутылок послужили лишь затравкой перед коньяком и другим алкоголем. В отсутствие Пита с «лекарством» Джеймс еле-еле выполз в Большой зал на завтрак и вяло ковырялся в овсянке. Сил и даже желания просто улыбнуться севшей рядом Лили не было, а она что-то нескончаемо трещала и требовала ответа, тыкая его локтем в бок. Джеймс не знал, чего не мог дождаться больше: Пита с зельем или чтобы Лили всё-таки отстала. В последнее время её нравоучения порой неимоверно раздражали.

В потолке зала открылись люки, и с шелестом крыльев и клёкотом на студентов посыпалась почта. Джеймс с мрачным предчувствием поднял тяжёлую, гудевшую от любого движения голову. Так и есть, вместе с пернатой братией прилетел Арибалл (Арибалл — древнегреческий сосуд небольшого размера округлой формы, с узким втянутым горлышком, расширяющимся у плоского венчика), отцовский филин, которого отсылали исключительно с деловой перепиской. Мордредова птица не стала чинно, как остальные совы, садиться на стол, нет, она сбросила конверт в воздухе да так, что тот звучно врезал Джеймсу по затылку. Перед глазами будто искры рассыпалась, а голова лишь чудом не лопнула от боли.

— Скотина пернатая! Только попадись, ощиплю!

Арибалла, правда, уже не было видно, и злость Джеймс просто бессильно изливал в воздух. Зато Бродяга гыгыкал вовсю: шуточка филина пришлась ему по вкусу. Ну да, какого размера ум, такие и шутки.

— От родителей? — живо поинтересовалась Лили, указав на валявшийся между тарелок конверт. — Надеюсь, тебе наконец-то ответили насчёт нашего ужина?

Потянувшийся за письмом Джеймс замер. Моргот, вот откуда у Лилс это умение чувствовать, когда дело касалось её? И где были его мозги, когда он обещал на пасхальных каникулах обязательно познакомить её с родителями? Лили уже и мантию подобрала, заказала, проштудировала все каталоги насчёт подарков, с ним по этому же вопросу раз двадцать проконсультировалась! Как теперь сказать, что его родные грязнокровку даже близко к воротам Поттер-холла не подпустят? Или не говорить? Непонятно, что лучше, хотя Лилс в любом случае могла такую головомойку устроить, что будь здоров.

— Нет, — к головной боли добавилось ещё и злейшее раздражение на подругу, и Джеймс, не глядя, сунул конверт в карман мантии. — Это по делам рода.

— Жаль... Но ты ведь говорил с ними? Когда ждать приглашение?

— Да успокойся, Эванс, месяц же ещё до каникул.

— Всего месяц, Сириус, и мы не заметим, как он пролетит. А мне хотелось бы быть уверенной, всё-таки это очень серьёзный шаг. Я уже своих обрадовала, так что…

— Я же сказал, что всё будет, значит, всё будет! — не выдержав, Джеймс хлопнул ладонью по столу.

Лили тут же изменилась в лице: поджала губы и недовольно прищурилась, — и он понял, что действительно был слишком груб. Но как же подруга сейчас не вовремя со своими вопросами и капризами!

— Извини, Лилс, просто нет настроения это обсуждать.

— Я что-то не то сказала?

— Нет, дело не в тебе. У нас... с семейным предприятием проблемы, и отец хочет, чтобы я бросил всё и немедленно им занялся, — на ходу придумал Джеймс, — и забыл про Аврорат. Так выбесил! Какой бизнес, а кто будет с тёмными магами бороться?

В дверях Большого зала показался Питер и призывно замахал рукой. Джеймс с облегчением выдохнул и, бросив Сириусу не отставать, поднялся из-за стола.

— Джим, ты куда?

— Лили, потом поговорим. Отцу надо ответить.

После порции антипохмельного зелья смотреть на мир стало приятнее и проще. Джеймс, правда, не преминул наехать на Хвоста, что он так задержался: ещё немного, и всё усиливавшаяся головная боль привела бы к ссоре с Лили, а только этого сейчас не хватало. По расписанию в этот день были только две пары по истории магии и гербологии, которые Сириус предложил с чистой совестью прогулять, что они и сделали. Погода стояла невероятно хорошая для начала апреля, чего сидеть в стылом замке? Опять же, с Лили получится не пересекаться до вечера — после утреннего неудачного разговора Джеймс не горел желанием снова с ней видеться, пока он не придумает, что дальше делать. Лилс бы непременно начала допытываться, что это было, стала бы поучать, что не нужно ссориться с родителями перед самым объявлением о помолвке. Ну её! Джеймсу лучше знать, как себя вести с отцом, а как — нет. Не жена ещё, чтобы воспитывать. Так что они вчетвером запаслись провизией у домовиков на школьной кухне и отправились к озеру. Ремус попытался было возразить, что им потом достанется от преподавателей за пропущенные уроки и от Лили тоже; пришлось напомнить, что он, в конце концов, тоже староста, а раз прогулял и он, то с них взятки гладки.

— Что там за письмо пришло тебе утром? — лениво вспомнил Блэк, когда уже минул полдень, и Лунатик в который раз завёл канитель, что неплохо бы вернуться в замок. — Опять от папаши?

— Да от кого же ещё?

Джеймс бы с большим удовольствием утопил несчастное послание в озере, но с отца сталось бы тогда прислать вопиллер. А получить вопиллер в Большом зале, при всех, — такого нельзя было допустить. Он наконец вскрыл конверт и вчитался.

На первый взгляд, ничего угрожающего письмо в себе не несло. Отец сухо выражал недовольство, напоминал о его статусе наследника рода, ответственности и обязанностях. Ну да, читать было противно, хотя бы потому что прежде, до восемнадцатилетия Джеймса, отец с ним так себя не вёл. Они с матушкой всегда прислушивались к мнению Джеймса, не заставляли, не понуждали, особо не наказывали, а теперь отец словно с цепи сорвался. Запрещал говорить про работу в Аврорате, негативно высказывался о политике Дамблдора, когда раньше и интеграцию магглорождённых в волшебный мир поддерживал, и в Визенгамоте за многие законопроекты директора голосовал. Но куда хуже, конечно, был отказ в самостоятельном выборе невесты. Причём Джеймс всего лишь намекнул в одном из своих писем и сразу же получил резкую отповедь, что грязнокровку они с матерью не потерпят в своём доме. Донёс, что ли, кто? Наверняка те девицы на выданье, особенно со Слизерина, которых бесило то, что Джеймс выбрал не одну из них. Только что делать-то? Быть женатым на одной из богатых чистокровных лошадей он совсем не желал, а до чего мог дойти отец в своём неожиданном упорстве, и подумать было страшно.

— Мордред!

— Чего?

— Читай сам, — Джеймс сунул приятелю пергамент, который как будто жёг ему руки.

— Ну, и что тут у нас, что Сохатый так паникует? Обязанность перед родом, ага, достойный пример, ну-ну. А... значит, званый ужин с невестой? — Сириус ухмыльнулся. — И на Белтайнские каникулы ты должен быть дома и при полном параде. Отсталые предки у тебя, Сохатый! Хотя вроде же недавно были ещё совсем ничего. Они вообще в курсе, что каникулы уже несколько лет как пасхальные?

— Тебя только это смутило?!

Рем и Питер, немного отделившиеся от них, потому что обсуждали скучную учёбу, как по команде повернули головы на его голос. Джеймс, огрызнувшись, велел им не отвлекаться и заниматься своими делами. Посвящать друзей, кроме Сири, в эту проблему (которая на самом деле приближалась уже к уровню катастрофы) — ещё чего! Никто не должен знать, что у Джеймса тёрки с родителями, он ведь взрослый, совершеннолетний и, главное, самостоятельный маг!

— Ты понимаешь, что это означает, Бродяга? Вчера отец писал, что они ждут меня выбирать невесту, а сегодня уже праздничный ужин назначен! — выдал он яростным шёпотом. — Что дальше? Я вернусь в Хогвартс помолвленным или вообще женатым?

Сириус пожал плечами.

— Почему нет? Не знаю, как у вас, но в нашем кодексе у главы рода есть право женить наследника без его согласия. Покруче Империуса будет, не почувствуешь и не отобьёшься. Думаешь, почему я ритуал разрыва провёл? А вот поэтому.

— Я рад за тебя, но мне надо без ритуала обойтись. Не у каждого, знаешь ли, есть такие дядюшки, как твой Альфард.

На людях Джеймс демонстративно жалел, что у волшебников до сих пор не было многих маггловских изобретений, того же телефона, например. Но сейчас он радовался этому как никогда. Пока отец прождёт его ответное письмо, пока снова пришлёт сову — так можно выиграть день-два или даже больше. Авось что и получится придумать, чтобы выторговать желанную свободу. А вот существуй телефоны или магофоны какие-нибудь, отец тут же призвал бы Джеймса к ответу, а то и вовсе потребовал вернуться в поместье. Оттуда же, Джеймс поёжился от холодных мурашек, ему холостым не выбраться.

— Поговори со стариком. Пусть Дамблдор твоему мозги вправит. Он же вроде за вас с Эванс, нет?

— Сири, если у тебя нормальных идей нет, то и не предлагай. Так и станет глава рода слушать безродного! Будь он хоть трижды директор Хогвартса и величайший светлый маг!

Сорвав травинку, друг сунул её в рот.

— Ну, тогда не знаю. Вроде раньше твой папаша таким жёстким не был. Сколько я помню, всегда за тебя горой стоял. Что на него нашло? Может, с этими, с Пожирателями снюхался? Идейки-то уж больно похожие.

— Тебе скоро в каждом камне будут Пожиратели мерещиться, — огрызнулся Джеймс. Уж чего-чего, а таких обвинений в сторону семьи он даже от Сириуса стерпеть не мог. У самого-то родственнички перед Тёмным лордом, поговаривают, чуть ли не на задних лапках пляшут, как цирковые собачки. Даром что Блэки! И что, что Сириус ритуал разрыва провёл, никакой ритуал не отменит того, что друг происходил из темнейшей семьи на всех островах. Но в чём-то Бродяга прав, и от этого становилось противно. — Напишу матери, пусть с отцом поговорит. Она же столько раз говорила, что для неё главное — моё счастье. А мне для счастья только Лилс и нужна.

Взгляд Сириуса был полон скептицизма, и да, Джеймс тоже понимал, насколько сомнительны его шансы на успех: пусть у родителей и был равноправный магический брак, но решающее право голоса всё равно принадлежало главе рода. Откуда у отца такое презрение к Лили, которую он вообще в глаза не видел? Ну, ладно, за неё не дадут богатого приданого, но так и их семья не последние галеоны из сейфа тратит. Знатность крови... Поттеры никогда не входили в священные двадцать восемь, просто древний и благородный род, так что какая разница? Смутно помнилось, что вроде давно отец мечтал породниться то ли с Булстроудами, то ли с Паркинсонами, говорил, что для их предприятий очень будет выгоден подобный союз. Но когда это было?! Да и дочки, что у первых, что у вторых, тусклые и невзрачные лошадинообразные уродины. На них смотреть нельзя без содрогания, а ведь нужно ложиться в постель и как-то детей делать!

Чувствуя, что иначе не успокоиться, Джеймс настоял, чтобы они отправились в совятню. Короткое послание для матери он сочинил на ходу, особенно напирал на то, что готов, очень даже готов порадовать родителей многочисленными внуками, но со своей любимой девушкой. Капитал и имя — дело наживное. Если Дамблдор прав и скоро случится война с Пожирателями, то когда дело света победит — а оно обязательно победит! — магглорождённые будут в почёте и фаворе. Скрепя сердце, Джеймс согласился оставить идею поступить на службу в Аврорат, лишь бы ему дали самому выбрать невесту и не совали палки в колёса. Тем более, старик что-то вещал про свою тайную организацию надёжных магов для противостояния Тёмному лорду Волдеморту и его сторонникам. О ней Джеймс родителям ничего не говорил, и, стало быть, запрет на этот союз не распространялся.

Снитч, его хорошенькая сипуха, рыжая, как Лили, взмыла в небо с посланием и унеслась в Поттер-холл. Джеймс проводил её долгим взглядом. Ему было очень неспокойно, даже страшно, а он ненавидел это состояние. Чуть ли не впервые за все восемнадцать лет от Джеймса не зависел какой-то аспект его жизни. Как унизительно чувствовать себя таким бессильным! Он что, зря годами окучивал Лили, отваживал от неё кретинского Нюниуса, чтобы потом по прихоти родителей снова уступить мерзкому слизеринцу? Нет уж!

— Может, теперь вернёмся наконец в замок? — устало спросил Люпин, когда птица совсем перестала быть заметной в небе.

— Лунатик, да что ты заладил, блин... Я лично хочу ещё полетать. Кто со мной?

По правде говоря, летать Джеймс не хотел ни капли. Но ещё меньше он желал тащиться в замок, где его наверняка поджидала Лили для обещанного разговора. Отовраться, конечно, можно было, но девчонки же так устроены, что мигом заподозрят неладное и из тысячи вероятных причин выберут именно правильную. Тем более, что Джеймс, дурак, сначала пообещал знакомство с родителями, а потом сам особо не продвигал эту тему. Лили умная, она определённо сообразит, что старшим Поттерам не по душе пришлась идея свадьбы единственного сына с магглорождённой. Что потом? Потом может быть скандал, да такой, что Джеймс окажется в ещё большей немилости, чем Нюнчик.

В итоге в школу отправились Рем и Питер, как самые ответственные и, что таить, самые нудные. Да и если бы Джеймс решился поделиться своими проблемами, помощи от них ждать бы не пришлось, ну что они могли, оборотень и полукровка? Пускай сидят в Хогвартсе и не подслушивают. Сириус же, призвав метлу, вместе с ним поднялся над квиддичным стадионом. Едва ветер засвистел в ушах, Джеймс отдал весь полёт на откуп инстинктам, но мысли по-прежнему вертелись вокруг Лили и родителей. Что он мог сделать, чтобы избежать навязанного брака? Нет, неправильно. Как заставить родителей принять Лили в качестве невестки? И чем ему грозит брак с ней? Есть же плюсы: кровь обновится, ребёнок красотой явно в маму пойдёт, с деторождением в следующих поколениях в принципе должно стать полегче. А минусы... Ну, не настолько же отец сошёл с ума, чтобы выгнать его из дома? Лишить статуса наследника, содержания. Джеймс же единственный сын, побочных ветвей у Поттеров давно уже не было, все заглохли. Отец столько трудился, увеличивая богатство рода, поддерживая их мастерские, да нет, он точно не отдаст их на сторону! Так что и бояться, как выяснилось, нечего. Ну будут родители недовольны, ничего, не в первый раз же.

Разобравшись, Джеймс повеселел. Собственное положение больше не казалось беспросветным, всё-таки нашёлся способ навязать родителям своё мнение. А те, раз хотят внуков, поймут и примут выбор сына. Потом ещё и благодарны будут за такую потрясающую невестку, как его Лилс!

— Эй, Сохатый, смотри! — прокричал Сириус, который, оказывается, летал намного выше него. — Не по твою ли душу?

В ярком свете солнца к ним стремительно приближалась тёмная точка, установившаяся всё крупнее и крупнее. Джеймс всмотрелся, приложив ладонь козырьком ко лбу.

— Арибалл!

— Отцовская сова? Ты же матери писал!

То-то и страшно, что свою просьбу Джеймс отправил матушке, а ответ был, судя по всему, от отца. Они с Бродягой оба быстро приземлилась на квиддичное поле, спешились и вовремя.

— Пикси меня закусай, да это вопиллер, Сохатый!

Джеймс успел только порадоваться, что они находились всё-таки не в Большом зале. С грозным уханьем Арибалл уронил свою ношу и, не оглядываясь, помчался обратно. Алый конверт тут же развернулся, и со всех сторон загремел полный ярости голос отца. Джеймса отчитали как ребёнка! За якобы нежелание слушаться, повзрослеть и поступать как подобало наследнику рода! Обвинили в том, что он матерью хотел манипулировать и совсем отбился от рук. Джеймс стоял, красный и неимоверно злой, а проклятый вопиллер всё не затыкался, выплёскивая на него новые и новые замечания и упрёки. А под конец...

— Если уж ты ставишь себя выше нас с матерью и хочешь решать, с кем жить, изволь сам свою семью и обеспечивать. Ещё слово о твоей грязнокровке, и я лишу тебя статуса наследника и всех сейфов в Гринготтсе, — жёстко проговорил морготов конверт голосом отца. — Надеюсь, ты примешь правильное решение, сын. В ином случае — не обессудь.

Послание схлопнулось, вспыхнуло и через мгновение осыпалось на землю пеплом и искрами.

— Да... — протянул, не сразу опомнившись, Сириус. — Ну у тебя папаша и даёт. Ты бы всё же проверил, шепнул Грюму, может, он того, с Пожирателями, раз так взъелся?

— Заткнись!

Никогда ещё Джеймс не чувствовал себя таким оплёванным и растоптанным. Никогда! Отец посмел ему указать на дверь и за что? За желание жениться на любимой девушке! Поставил какую-то чёртову родословную и хозяйственные дела выше интересов собственного сына, думал, что Джеймса можно купить! Да конечно! Не нужны ему отцовские сейфы, так проживёт, зато вместе с Лилс!

— Эй эй, полегче, Сохатый! — Сириус отступил на шаг, шутливо подняв руки. Но в глазах Бродяги полыхнуло опасное пламя, которые обычно не сулило увидевшему его ничего хорошего. — Я вообще-то о тебе забочусь.

— Что-то незаметно! Только и делаешь, что доводишь меня, ни хрена не помогаешь. И не надо — сам разберусь!

Друг окинул его насмешливым взглядом, хмыкнул и сказал:

— Ну и пожалуйста, разбирайся, — после чего подхватил метлу и, насвистывая, неторопливо двинулся в сторону Хогвартса.

Джеймс остался один. Лицо жгло от стыда, ярости и обиды, руки неизвестно когда сжались в кулаки, и так хотелось выместить на ком-то всю ту злобу, что сейчас душила его. Ну, отец, ну, Сириус! Думали поставить его на место, чтобы Джеймс стал ласковым, послушным и в точности исполнил их все требования? Как бы не так! И матушка тоже хороша: столько лет внушала одно, а как только потребовалась её помощь, мигом сдала отцу. Теперь он точно не поедет домой ни на какие каникулы, чтобы его не пристегнули к ненужному браку. Вообще не будет общаться с семьёй: пусть знают, что и без их денежек Джеймс вполне может себя обеспечить. А Лилс... с ней он потом разберётся. Невелика потеря, что они не в Поттер-холле будут жить и поженятся без разрешения его родителей. Подумаешь, ерунда! Зато всё будет так, как он, Джеймс Поттер, решил. Никто не имел права ему указывать, ни друзья, ни Дамблдор, ни родители.

Несмотря на вроде бы принятое решение, Джеймс всё не мог успокоиться и потому ночью совсем не спал. Он лежал в кровати за задёрнутым пологом и под храп Сириуса и присвисты Пита думал, думал и думал.

В мыслях всё получалось очень просто. Вот он отказывается променять Лили на неизвестную пока что богачку, вот они женятся после Хогвартса, он служит в Аврорате, а живут они... Где? На этом моменте Джеймс споткнулся в первый раз и размышлял так мучительно долго, что в конце концов запутался. В Поттер-холл путь им заказан, у родственников Лили — фу, не будет он жить в занюханном маггловском городишке, тем более, рядом с Нюниусом. Можно, конечно, снять домик или лучше купить, но первое время зарплата у стажёров в Аврорате — книззл наплакал. К Грюму на поклон идти не хотелось, не хватало ещё и ему быть чем-то обязанным. Джеймсу хватило той ситуации два года назад со Снейпом и Визжащей хижиной, когда они с Сири чуть не оказались у Дамблдора в вечных должниках. Просить Сириуса не хотелось по той же причине, вдобавок Лили бы вряд ли согласилась жить дома у Блэка. Да Джеймс и сам не хотел, чтобы рядом с его женой постоянно находился другой парень, пусть и его друг.

Вопрос так и подвис, почему-то не разрешившись волшебным образом.

Следом пришла не менее пугающая мысль, а на что же они будут, собственно, жить. В распоряжении Джеймса имелись два сейфа: школьный и наследника рода, — и он пользовался ими, особо не вникая, сколько где денег. На зарплату аврора сильно не пошикуешь. Лили, конечно же, работать не будет. В её семье не принято было, чтобы женщина трудилась наравне с мужем, и Джеймс в этом полностью поддерживал Эвансов. Ну, приобретут они с Лили предположим, дом, так туда нужна мебель, продукты покупать придётся, Лили на красивую одежду и всякие женские штучки тоже отстёгивай. А родится ребёнок — это ему сразу сейф открывай, золото клади, чтобы потом Хогвартс оплатить. Неприятно, но факт: Джеймс понятия не имел, что сколько стоит (не мужское это дело!), и точно так же не знал, откуда взять столько галеонов. Снова просить Бродягу? Это несмешно! Тот как сыр в масле катался, лишь потому что ему подвалило нечаянное наследство. Не умри скоропостижно Альфард Блэк, ещё неизвестно, где бы Сириус жил и что делал.

К середине бессонной ночи — Джеймс наколдовал Темпус, чтобы узнать, сколько ещё до утра, — он волей-неволей пришёл к выводу, что с решением отказаться от капиталов рода поторопился. Очень сильно поторопился, слава Мерлину, что никакого письма отцу не отправил на эмоциях, а ведь хотел. Как гадко и противно было чувствовать, что Джеймс чего-то не мог, и придётся договариваться, искать компромисс или вообще уступать. Он не привык, он всегда и во всём был лучшим, а тут... Магглы вроде говорили, что с милым рай и в шалаше, но Джеймс боялся признаться даже самому себе, что в отношении их с Лили это могло и не сработать. А вдруг Лилс не любила его до беспамятства, несмотря на все свои уверения? Вдруг она не согласится прозябать на одну аврорскую зарплату где-нибудь на задворках магического мира? От этого глубоко в душе царапалось нечто ужасное острое и болезненное. А если, не дай Мерлин, Лили его бросит? Вернётся к своему Нюниусу?! Вот уж кто примет её всегда, что бы ни случилось. От разыгравшегося воображения, живо нарисовавшую подобную картинку, Джеймс низко зарычал. Голова уже кружилась: столько вопросов и ни одного выхода из этой тупиковой ситуации. Джеймс не должен позволить деньгам, которые ему вообще-то принадлежали по праву, уйти куда-то на сторону! А ещё он обязан жениться на Лили, но как соединить эти две несовместимые вещи?

Утро Джеймс встретил вновь с мигренью, так и не сомкнув глаз даже на секунду. Ремус и Питер убежали первыми в ванную комнату, а он не торопился выбираться из кровати. Мало того, что новый день сулил очередное ультимативное послание от отца, так ещё и суббота была, Лили определённо захочет устроить совместную прогулку в Хогсмид. Вчера Джеймс смог придумать более-менее правдоподобную ложь, но Лилс же потребует подробностей, надеясь как-то помочь. А нет их, этих подробностей! Есть проблема, о которой ей знать не следовало. Джеймс твёрдо решил пока Лили ничего не говорить, а потом... потом он посмотрит.

— Сири? Сири, ты спишь?

Полог кровати Блэка медленно распахнулся, явив Джеймсу совершенно не сонного Сириуса, сидевшего по-турецки в одних модных маггловских боксерах.

— Что я слышу? — протянул он издевательски. — Вчера я был «Заткнись», а сегодня снова «Сири»?

— Бродяга, ну хоть ты-то меня пожалей! — взмолился Джеймс. — Ладно, я вчера переборщил, но отец в последнее время кого угодно доведёт! Мне и так тошно, я в полной заднице!

Похмыкав, друг всё-таки сжалился и сделал приглашающий жест.

— Валяй, до чего ты там додумался?

Джеймс уселся на край кровати и машинально взлохматил волосы. Голова не варила. За эту ночь он столько вариантов обмозговал, что сил не осталось ни думать, ни разговаривать, но Сириус вроде как понял все его путаные и сбивчивые немного измышления. Даже не придирался и не подтрунивал.

— Засада, конечно. А ты, приятель, не промах! И на Эванс жениться хочешь, и галеончики не упустить.

— А с чего я должен отказываться от денег? — насупился Джеймс. — Я наследник рода? Наследник! Имею на них законное право. Почему моё наследство должно уплыть к кому-то другому? Не собираюсь я в нищете жить, пока за мой счёт кто-нибудь шиковать будет. Кстати, Дамблдор недавно тоже про деньги намекал, что вскоре они очень даже понадобятся Пожирателей на место ставить. Смекаешь? Без денег мне никак!

— Ну, тогда нужно сделать так, чтобы у твоих родителей не осталось выбора, кроме как принять Эванс в качестве невестки, — Сириус задумался. — А ты уверен, что они вас в таком случае не выставят вон? Твой папаша больно грозно звучал.

— Не знаю. Я не могу его понять! И от Эванс отказаться уже не могу, понимаешь?

Вот у кого точно не было иного выбора, так это у Джеймса. Только рисковать. Ну, в самом деле, не лишат же его всего! Родители немолодые, они второго ребёнка себе родить попросту не успеют, не смогут. А в предложении Бродяги был смысл. Сколько матушка с отцом пеняли Джеймсу за буйный нрав и слишком кипучую энергию? Всё боялись, что он не остепенится, а уж когда про Аврорат услышали, и вовсе чуть не скончались от ужаса. Джеймс им, получается, даже подарок сделает, став в одночасье семейным человеком.

— Жениться тебе надо, — с ехидной рожей выдал Сириус.

— Похоже на то.

— А я жениться не собираюсь. Не-не-не, не в ближайшие лет двадцать! Зачем мне такой якорь на шею? Красивых девчонок хоть в Лютном, хоть у магглов — пруд пруди, найдутся те, кто и без брака на всё согласен. Вот на тебя посмотрел, Сохатый, и не хо-чу! Да ты, я смотрю, не особо горишь желанием — рожа кислая, просто кошмар.

— Да дело не в том. У Лилс бзик какой-то случился на теме свадьбы, ей всё нужно сделать по правилам: чтобы её представили родителям, те дали своё благословение, ритуалы всякие... Как будто это на что-то влияет!

— М-да, а я думал, она у нас девушка прогрессивная.

— Понятия не имею, что на неё нашло, но Лили жаждет знакомства с моими родственниками. Ты же видел, как она наседает на меня с ужином в Поттер-холле. Представляешь, что будет, если я скажу, что нам для этого нужно пожениться? — Джеймс тяжело вздохнул и тут понял, что за размышлениями, как преподнести ситуацию подруге, упустил самое главное. — Мерлиновы подштанники! Я... Мне срочно нужно в Гринготтс!

Сириус вытаращил глаза.

— Зачем? Решил по-тихому золотишко из сейфа умыкнуть, пока родители не отобрали?

— Бродяга, ты не понимаешь! Мне же жениться на Лили нужно! Ты много знаешь магов, кто согласится провести брачный ритуал без согласия главы рода? Или что, скажешь, у вас не так по кодексу, и наследник может на ком попало и как попало жениться?

Как же Джеймс сейчас проклинал себя за то, что прежде отказывался тратить время на толстый, архаичный и невероятно скучный кодекс рода Поттеров. Прочёл бы — знал, что и как сделать, а то нафантазировал уже свадьбу с Лили! Может, ещё и не получится ничего… Министерский брак родители не примут, просто женят Джеймса на подобранной ими невесте волей главы рода, и всё. С магическим же браком было столько особенностей и нюансов, что Джеймс и при желании их все бы не запомнил. Ритуалов разных несколько штук, расчёты благоприятной даты, жертв алтарю и магии, выбор обрядовых нарядов, ведущего мага, составление клятв нужных — и это лишь та малость, которую Джеймс кое-как смог припомнить. До каникул всего месяц, и за этот месяц они с Лили должны стать мужем и женой. Уже! Казалось, времени много, но Джеймсу так не понравилось недавнее ощущение бессилия, что он хотел разобраться и всё узнать как можно скорее. И пикси понятно, что в его случае потребуется самый сложный, Мерлином забытый и с кучей условий ритуал!

— Сегодня как раз суббота. Пойдёшь со мной к гоблинам?

Подумав мгновение, Сириус широко улыбнулся:

— Чтобы я да пропустил такое представление?

Наскоро приведя себя в порядок, они выбрались в гостиную. В это время там обычно было малолюдно: большая часть студентов всех курсов счастливо отсыпалась после учебной недели, и только иногда редкие одиночки торопливо спускались завтракать, чтобы раньше всех уйти завтракать. Но тут шедший впереди Сириус остановился и толкнул Джеймса локтем: в одном из кресел с книгой в руках сидела Лили.

— Мордред, так и знал, что надо было мантию-невидимку брать, — прошептал он и, постаравшись улыбнуться как можно беззаботнее, обратился уже к Лили: — Доброе утро, милая! Ты сегодня ранняя пташка, я смотрю.

Та звучно захлопнула книгу, и Джеймс сразу понял, что ему влетит. Вопрос только, за что и как сильно.

— Пришлось. Иначе посмотреть в твои бесстыжие глаза, Поттер, не получается. — Сдув со лба мешавшуюся прядку волос, Лили сердито уставилась на него. — Вчера ты сказал, что у тебя важная и безотлагательная переписка с отцом по делам рода. Было такое?

— Ну, не совсем так, но было.

— Тогда объясни мне, почему вся ваша весёлая компания прогуляла уроки? Вся, а не ты один, например?

— Лили, солнышко, не волнуйся, — вкрадчиво начал Джеймс, подходя ближе. — Так получилось, я и правда...

— Значит, поговорить со мной у тебя настроения не было, а погулять — было.

Она нарочито громко вздохнула. Так вздохнула, что Джеймс напрягся в предчувствии ещё большей бури. Лили даже сердилась красиво, у него дух захватывало от того, как сверкали её глаза, розовели щёки, как она безжалостно колола острыми словами. Настоящая тигрица, не чета чистокровным снулым рыбам! Джеймс и сам за словом в карман не лез: горазд был и на витиеватые комплименты, и на неотличимое от правды вранье, — но в голове болезненной опухолью сидели слова отца, что грязнокровке в их семье не место, и всё красноречие куда-то улетучилось. Неожиданно страшно было просто находиться рядом с Лили, всё казалось, что она почувствует ложь и догадается.

— Если я сделала что-то не так, Джеймс, скажи мне прямо, пожалуйста. Я же этого заслуживаю?

— Любимая моя, ты заслуживаешь гораздо большего, чем скромный я.

Обманчиво-спокойный тон Лили, на который она вдруг перешла, пугал больше, чем любая воспитательная речь. Джеймс весь вспотел, несмотря на специальные чары на одежде, и, кажется, начал краснеть. Ну, точно, догадалась, иначе чего Лилс так смотрела на него своими невозможными глазами: снизу вверх, с горьким непониманием и обидой?

— Да я скорее спрыгну с Астрономической башни, чем что-то от тебя утаю или совру! — он стукнул себя кулаком в грудь. — Ты же знаешь, как поступаем мы, настоящие гриффиндорцы! Я же не Нюнчик!

С новым душераздирающим вздохом Лили сначала потупила взгляд, а потом и вовсе закрыла лицо рукой.

— Ты пойми, я не хотел тебя расстраивать, но у нас с отцом сейчас очень сложные взаимоотношения, — воспользовавшись заминкой, Джеймс осторожно сел на подлокотник кресла и приобнял Лили за плечи. Она не сопротивлялась, не отпихивала его и не ругалась, и беспокойство стало понемногу отпускать Джеймса. Пронесло. Теперь бы отовраться. — Он так давит на меня, что я ни о чём другом думать не могу. Мне нужно было развеяться, а то бы я знаешь какой ответ отцу написал? Вы бы меня и не увидели больше, сидел бы, как ребёнок, под домашним арестом. Не до занятий мне было, Лилс. А ребята… ну, как бы они оставили меня одного, мы же друзья!

— А я? — тут же провокационно спросила она.

— Ты... — Джеймс запнулся, не зная, как реагировать. Лили этой заминки не простит! — Да как я мог украсть с уроков ещё одну старосту? МакКошка бы огорчилась, а я не такой уж ужасный человек, чтобы пожилых волшебниц расстраивать, — и он натужно рассмеялся.

Мерлин, дай ему сил!

— Просто я подумала, — загадочно начала Лили, выводя пальчиком какой-то узор у него на плече, — может, это неплохая возможность познакомиться с твоим отцом? Неформально, заранее. Я бы помогла тебе объясниться, вдруг он бы прислушался?

Пользуясь тем, что она не видела, Джеймс закатил глаза и мысленно выругался. Сдалось Лили это знакомство! Она что, совсем не соображала, что в дела главы рода и наследника постороннему никак нельзя вмешиваться?

— Прости, но у отца нет ни минуты свободного времени. Ему же нужно меня учить, а это только кажется, что вести бизнес легко. На самом деле, столько всего знать нужно, я и не подозревал!

— Учить? Но вчера ты говорил, что собираешься поступать в Аврорат вместе с Сириусом. Ты передумал? А как же наше общее дело с директором Дамблдором?

Сириус, на которого посмотрела Лили, только пожал плечами и с интересом уставился на Джеймса — мол, как ты теперь выкрутишься? А Джеймсу остро захотелось наложить на Лили Силенцио. Сколько можно уже? Что она такая внимательная?

— Ну, видишь ли, я вчера подумал... Всё-таки родители уже старые, им нельзя сильно переживать, а из-за моей службы в Аврорате они волновались бы беспрестанно. В общем, я написал отцу, что попробую. Не моё это, конечно, — руководить предприятиями, вообще торговать, но надо же родителей уважить. А вдруг втянусь? Да и хорошо налаженный бизнес борьбе с тёмными магами не помеха. Вот, сегодня как раз первый раз к отцу отправляюсь, в Глостершир, в мастерские. Будем на месте смотреть весь процесс, с самого начала.

Едва сдерживая смех, Сириус отошёл Лили за спину, чтобы та ничего не видела, и показал Джеймсу большие пальцы. Паяц! Да с Джеймса сто потов сошло, Лили с таким рвением слушала, внимательнее даже, чем экзаменатор на С.О.В.! Он никогда ещё не взвешивал дважды, трижды каждое слово, боясь проколоться. Хоть бы Лилс наконец поверила и отстала! Понятно же, что ей захотелось внимания к себе, напомнить, кто из них двоих главный. Отсюда и обиды, и взгляды из-под опущенных ресниц, и жеманные жесты, и речи театральные. Джеймс сам виноват, за семейными передрягами чуть не позабыл про неё. Он покаялся, пообещал исправиться: прислать просто шикарнейший букет из лучшей цветочной лавки на Косой аллее и обязательно переговорить с отцом насчёт ужина. Лили ждала, видимо, только этих слов, потому что её взгляд тут же смягчился, ушли настороженность и подозрительность, на губы вернулась кроткая улыбка. Джеймса наградили поцелуем наудачу, заботливо поправили воротник и почти как мама пожурили за то, что не надел шарф, а то погода абсолютно непредсказуемая.

— Так мы же волшебники! А климатические чары на что? — хохотнул он напоследок. — Не скучай, Лилс!

Едва они вышли из гостиной и портрет Полной дамы загородил собой проход, как Сириус заржал в полный голос и картинно схватился за живот.

— Ну ты даёшь! Я заслушался! Об отцовских делах так печёшься, так печёшься! Когда успел стать примерным сынулей?

— Иди ты! Что, лучше было правду сказать? Я вчера брякнул, не подумав, теперь расхлёбываю.

В сущности, придумка была не так уж и плоха, но ведь Лили будет думать, что Джеймс действительно проводит время с отцом и готовит почву для их будущего знакомства. Что будет потом, когда обман вскроется, он предпочитал не думать. До этого ещё дожить надо, мало ли, как ситуация повернётся. А вот с чувствами нужно было что-то делать и прямо сейчас. Джеймс не понимал, почему ему так претило врать Лили. Даже не претило, он... то превращался в косноязычного идиота, то болтал больше обычного, то — и это желание преобладало над остальными, — вообще не хотел пересекаться с Лили, по крайней мере, пока не продумает свой план действий. Его девушка, конечно, не заслуживала вранья, но Джеймс вынужден был поступать так ради её же блага. Он повторял это себе много раз, только не помогало почему-то.

— Тебе смешно, Бродяга, а я чуть из мантии не выпрыгнул, придумывал, чтобы складно получилось. Вон, мокрый весь. Надеюсь, дальше мне Лилс таких допросов устраивать не будет.

— Ага, жди! Как только поженитесь, она тебя ещё больше ревновать начнёт.

Представив себе возможное «больше», Джеймс содрогнулся. Нет, этого ему точно не надо. Лили — во многих отношениях приятная девушка, умница, красавица, отличница и староста школы, но временами она бывала такой занудой! Поучала, исправляла, воспитывала, а после пятого курса, когда Лили вдребезги разругалась с Нюниусом, весь её пыл обрушился на них, Мародёров. Поначалу Джеймсу это нравилось, да что там, до вчерашнего, сегодняшнего дня нравилось, но в свете предстоящей супружеской жизни эти черты Лили окрасились в тёмный, почти чёрный цвет.

Видимо, все мучения отразились на его лице, потому что Сириус ехидно прокомментировал, будто Джеймс уже пожалел о своём желании жениться. Нет, не пожалел, конечно! Но всё случившееся не отпускало, беспокоило. Хотя говорят же про женское чутьё, может, и Лилс себя вела так, потому что чувствовала обман, а потом легче будет. Надо её всё-таки задобрить хорошим букетом, тем более, Джеймс же обещал.

В Большой зал решили не идти. Позавтракать, причём гораздо вкуснее, можно было и на Косой аллее. Так что они быстрым шагом, удивив своим ранним явлением Филча, добрались до Хогсмида, а оттуда, уже не таясь, аппарировали в Лондон. Сириус тут же потянулся в сторону «Дырявого котла», но Джеймс решительно направился к Гринготтсу.

— Потом поедим. Сначала — дело!

Поверенного рода из-за того, что Джеймс не предупредил о визите, пришлось ждать не меньше получаса. Проклятые зеленошкурые коротышки! Набивали себе цену, корчили непонятно что. Джеймс и так издёргался из-за отца, из-за приставучей Лили, а ещё ему, волшебнику, пришлось унижаться и смиренно ждать, пока какой-то гоблин закончит свои дела! К моменту, когда поверенный с труднопроизносимым именем Грыснаб пригласил Джеймса пройти в кабинет, он уже был изрядно на взводе, кипел и с трудом сдерживался, чтобы не заорать на неторопливого и до омерзения важного гоблина. Ещё и Сириуса не пустили, отговорившись, что дела рода в присутствии посторонних не обсуждают.

Ничего хорошего гоблин не сказал. Джеймс и сам предчувствовал, что шансов мало, но до последнего надеялся на обратное. Собственное невезение и сплошные неудачи и так бесили, а поверенный ещё добавил масла в огонь: Джеймс не мог жениться без одобрения главы рода! Хоть в Гретна Грин беги, хоть в Гренландию — всё одно. Отец ни за что не даст согласия на брак с Лили... Что ещё хуже, он, оказывается, сам на днях приходил в банк отдать некоторые распоряжения по сейфам наследника рода. Какие именно — морготов гоблин наотрез отказался говорить.

— Значит, открывать у вас личный сейф и переводить туда деньги бессмысленно? — нервно рассмеялся Джеймс, хотя больше всего ему хотелось швырнуть в невозмутимого Грыснаба парочку совсем небезобидных заклинаний.

— Увы, абсолютно бессмысленно. Но, — гоблин многозначительно оскалился, — могу предоставить платную консультацию по вашей проблеме. Пять галеонов.

Терять было нечего. Джеймс согласился и через пару минут получил в руки выдержку из кодекса рода с одним крайне интересным пунктом, который заставил его воспрянуть духом. Лазейка нашлась! Наследник рода мог вступить в брак, не получив разрешения, но при двух условиях: он и его избранница должны были быть совершеннолетними и... ждать ребёнка.

— Это точно?

— Это же копия с кодекса вашего рода, наследник Поттер. Разве вы его не изучали? Или думаете, в моих интересах вас обманывать?

— Мне непонятно, с чего вы вообще вдруг решили мне помочь, — пробормотал Джеймс.

— Вы обратились ко мне с проблемой. Мой долг — подсказать, как её решить, — довольно осклабился гоблин. — А уж как вы воспользуетесь переданной мною информацией...

— Ясно. Я могу забрать этот документ с собой?

— Разумеется.

В главном зале Гринготтса вовсю скучал Сириус. Он опёрся на стойку недалеко от входа, осматривал клиентов и нарочито громко зевал, но, завидев Джеймса, тут же оживился и потащил его на улицу. Джеймс не сопротивлялся. Всё равно он думал о другом и был настолько поглощён собственными мыслями, что опомнился, уже будучи в маггловской части Лондона.

— Да ну этот «Дырявый котёл»! — мотнул головой Сириус в ответ на вопрос. — Там же ни пожрать, ни выпить нормально, а тебе, я чувствую, неплохо бы выпить.

— Но не утром же!

Правда, отнекивался Джеймс недолго, и они, прогулявшись по несчитанному количеству непривычно оживлённых, после Косого переулка, завалились в какое-то заведение. Посетителей там было мало, поэтому лёгкий Конфундус на работников — и вот их с Сириусом уже провели в отдельный кабинет и накрыли такой завтрак, что школьные эльфы нервно постояли бы в сторонке. Накормить можно было не их двоих, а, пожалуй, половину факультета. Но Джеймс почти не запомнил вкуса еды. Он как будто снова вернулся на несколько лет назад, когда Лили была желанна, но недоступна. Прошло время, и всё повторилось: вроде и вот он, реальный шанс устроить своё будущее так, как Джеймсу хочется, а препятствие такое, что нет этого шанса. Джеймс ещё и забыл попросить гоблина ничего не говорить об его визите отцу... Мерлин, это какой-то бред! Его жизнь за эти два дня превратилась в фарс, в кошмар! Отец вздумал экстренно женить, мать игнорировала, Лили наседала, даже морготов гоблин смотрел свысока и снисходительно раздавал советы! Джеймс зло покосился на Сириуса, который, развалившись на сиденье, неторопливо пил что-то алкогольное и совершенно, абсолютно ни о чём не переживал. Вот почему так: они почти одинаковые, такие похожие, чуть ли не братья, но Бродяга жил в своё удовольствие, а Джеймс сходил с ума, не зная, как вывернуться из уготованной ему родителями западни. Ладно, жениться: он готов прямо сегодня жениться с Лили, — но беременность, ребёнок...

— Что тебе нашептали наши зелёные коротышки? По глазам вижу, нечто малоприятное.

Вместо ответа Джеймс отдал ему гоблинский пергамент и хрипло спросил:

— Что скажешь?

— А, вот значит, как Меда за своего Тонкса замуж выскочила. Что сказать? Ясно, быть тебе не просто женатиком, но и с ребёнком! — Сириус вдруг загоготал так, словно ему рассказали пошлый маггловский анекдот. — Джейми, кажется, ты скоро станешь папой! А что это радости на твоём лице не видно?

— Да откуда ей быть-то?

— Уже передумал жениться? Ай-яй-яй, какой ты непостоянный, Сохатый!

— Мерлин, Сири, можешь ты хотя бы пять минут не хохмить, а? У меня всё серьёзно! — Джеймс вскочил и заметался по кабинету. — Что мне делать?

— Пф! Брюхатить Эванс, что за вопрос.

— Эй! Полегче! Ты говоришь о моей девушке и матери моих будущих детей!

— Тогда чего ты кобенишься? Раз всё равно заделаешь ей ребёнка, то какая разница когда? Родители хотели внуков как можно скорее? Вот и пожалуйста!

Как у Сириуса всё просто! Он всегда легко шёл по жизни; эта его черта настолько понравилась Джеймсу, когда они только познакомились детьми, что он и себя приучил к подобному мироощущению. Но конкретно сейчас такое поведение лучшего друга бесило даже больше, чем когда-либо Нюниус! Пожалуйста, да? Легко, да? Как-то уговорить Лили на секс до брака, заставить её забеременеть… Да даже если это получится, что потом? Им всего-то по восемнадцать, Джеймс хотел для себя пожить сначала, а не нянькаться с сопливым и орущим младенцем.

— А кто сказал, что ты будешь нянькаться? — удивился тот, когда Джеймс выпалил вслух свои опасения. — Жена-то на что?

— Лили хотела попутешествовать после свадьбы, учиться, работать. — Ничего путного ей, грязнокровке, не светило, но Джеймс не спешил разубеждать подругу. — А если действительно начнётся война с Пожирателями? Куда я Лилс с ребёнком дену? Думаешь, слизеринцы будут благородно только на нас, мужчин, нападать? Как бы не так! За жёнами, за детьми пойдут!

— Слушай, по-моему, тебе нужно определиться, чего ты хочешь, Сохатый, — с удивительно серьёзным видом проговорил Сириус. — Если уж хочешь жениться именно на Эванс, то придётся обзаводиться семьёй и детьми.

Обхватив себя руками за голову, Джеймс громко и со вкусом застонал.

— Но должен же быть другой выход. Должен!

Только сколько он ни думал, не было выхода. Ну, не находился он! Либо от чего-то отказываться — от Лили или от своего статуса в роду Поттер, — либо опускаться до подлости и мерзости и, как выразился Сири, заделать Лили ребёнка. Именно подлостью, потому что Джеймс не представлял себе, как можно объясниться с Лилс и не получить в ответ парочку проклятий, пощёчину и пожелание отправиться куда подальше. Как же всё тяжело! Он ещё даже не закончил Хогвартс, а жизнь уже усложнилась до предела, и нужно каким-то образом сделать выбор из двух одинаково противных вариантов.

— Может, всё-таки к Дамблдору? — нерешительно начал Джеймс, и сам же махнул рукой. — Да нет, чем старик поможет? Нужен мне этот его министерский брак, как дракону русалочий хвост.

— А я тебе говорю — дожимай Эванс! Зато привяжешь её к себе окончательно. С ребёнком она точно никуда не денется, а то знаю я нашего Нюнчика, всё будет вокруг виться.

Даже думать про подобное было гадко и низко, а Сириус говорил спокойно и невозмутимо. Ну да, ему-то что, это не его жизнь и не его девушка. Если сотворить такое, то уже не скажешь «Лили, я врал тебе для твоего же блага», нет. Это предательство, а то и настоящее насилие. Лилс хотела детей — какая девушка их не хочет? — мечтала в будущем как минимум о двоих, но вряд ли бы обрадовалась перспективе обзавестись ими прямо сейчас. И уж точно она придёт в ужас от одной мысли, что только дети могут обеспечить ей хорошее отношение со стороны будущих свёкра и свекрови.

— Нет, Сири, нет. Я так не могу. Не могу я такое с Лили сотворить! Я же её люблю, и я в конце концов не сволочь слизеринская, чтобы действовать исподтишка.

— Тогда как ты думаешь выкрутиться?

— Не знаю, — честно признался Джеймс. — Пока не имею ни малейшего понятия, голова пустая совсем. Но нужно что-то придумать. Я до такого скотства к Лили не опущусь.

В тот день Джеймса хватило только на письмо отцу. Тянуть и дальше с ответом было попросту опасно. Вслед за вопиллером в Хогвартс мог явиться сам лорд Поттер, заподозривший неладное. На помощь Сириуса рассчитывать не приходилось, и Джеймс, призвав на помощь все своё красноречие, написал самый витиеватый и пространный текст, на какой только был способен. Получилось что-то вроде «Дорогой отец, предупреждение услышал, всё тщательно обдумаю», но дюймов на шесть, как хорошее сочинение по чарам или трансфигурации. Четкого ответа Джеймс не дал, но очень надеялся, что эти невнятным письмом выиграл сколько-то дней на обдумывание. Судя по тому, что и на следующий день, и в понедельник Арибалл в Большом зале не появлялся, отговорку приняли. Хоть какая-то передышка.

Потому что с Лили всё стало в разы хуже. Про обещанный букет Джеймс в субботу забыл напрочь. После завтрака, медленно, но неотвратимо преобразовавшегося в обед, они с Сириусом просто шатались по маггловскому Лондону: катались на автобусах, заходили в магазины, ставили воздушные подножки напыщенным и раздетым в меха магглянкам, от чего те очень смешно падали на мокрую после дождя дорогу. Криков было! Джеймс под конец чуть ли не икал от смеха. Только так удалось немного отвлечься, и он был настолько рад не думать о своих бедах, не решать, вообще забыть о них, что гулял с Сириусом до ночи, и в Хогвартс они вернулись перед самым отбоем. Про цветы Джеймс вспомнил, лишь завалившись спать. Пришлось подниматься, натягивать мантию-невидимку и пробираться в совятню, чтобы отправить заказ в лавку мадам Купер. Одуряюще пахнущий и неприлично огромный букет лилий (каждый цветок был размером с кулак) доставили прямо к завтраку, и Джеймс под завистливыми взглядами других студентов вручил подарок Лили. Та его игнорировала от самой гриффиндорской гостиной, постоянно болтала с этой своей прилипалой МакКиннон, несколько раз выразительно смотрела в сторону слизеринцев (Снейп ответил ей такими же долгими взглядами), но цветы приняла. Правда, посмотрела на Джеймса так, словно он был ничтожной букашкой, и всё равно не стала с ним разговаривать. Он попытался объяснить всё Лилс после завтрака, но получил в ответ такую отповедь, что слышно было, наверное, и в сторожке Хагрида, не то что в Большом зале. Чудом только цветами по лицу не огрёб.

— Что я тебе говорил? — подмигнул Сири, когда они остались вдвоём, а Лили гордо удалилась с изрядно потрёпанным уже букетом. — Делай ребёнка, женись, и пусть Эванс малого воспитывает.

Вскипевшее раздражение срочно требовалось излить на кого-нибудь, и Джеймс, свистнув Пита с Ремом, отправился за Снейпом. Тем более, что сальный слизеринец очень удачно отправился в подземелье факультета в одиночестве, тут сам Мерлин велел его проучить, особенно после странных переглядок с Лили во время завтрака. После, когда они оставили беззвучно плевавшегося проклятиями Нюниуса со сломанной рукой под Силенцио и Инкарцеро, немного полегчало. По крайней мере, Джеймс готов был поговорить с Лили, не боясь сорваться и наорать на неё или ляпнуть что-нибудь не то. Другое дело, что она общаться не желала: независимо отворачивалась, делала вид, что не слышала, как Джеймс звал её, поднималась и уходила, стоило присесть рядом. Прямо как в то время, когда они ещё не встречались! Джеймс терпел и ничего не высказывал, лишь потому что сам был виноват; в другое время он не промолчал бы и быстренько её приструнил.

Несмотря на всё это, от сумасбродного предложения Сириуса, которое тот повторил, Джеймс отказался наотрез. Лили, уж насколько она порой выводила из себя независимостью и гордостью, не заслужила подобного. Бродяга считал, что в такой патовой ситуации не имеет смысла церемониться: Амортенция, зелье плодородия и достаточно. Джеймса же коробило от одной мысли дать Лилс какое-то из этих зелий, а затем соблазнить. Упаси Мерлин! Он не считал себя праведником и тем более не был согласен, что мужчина должен соблюдать целибат до брака, но с Лили хотелось... хотелось романтики, любви, чтобы всё случилось в их первую брачную ночь, чтобы она им восторгалась и восхищалась. Когда Сириус на это заявил, что так думают одни девчонки, Джеймс не разговаривал с ним два дня и накрепко утвердился в своём решении не добиваться желанного брака с помощью беременности. Даже пергамент с выдержкой из кодекса рода выкинул, чтобы не было соблазна.

— Поговорю, — хмуро буркнул он на невысказанный вопрос Блэка. — С Лилс и, не знаю, с Дамблдором.

— Расскажешь, что ли? Ну и дурак.

— Зато не сволочь.

Первым Джеймс решил подойти к Дамблдору. Тот же как-то помог Андромеде с Тонксом, действительно, и Уизли, а Джеймс с Лили по праву считали себя его любимчиками. Уж им он точно должен посодействовать, что-то посоветовать, может, повлиять на отца. Хотя Джеймс уже ни на что не надеялся, на самом деле.

— Директор Дамблдор убыл на заседание Международной конфедерации магов, — поджала губы МакКошка, когда Джеймс, не найдя старика, подошёл к ней. — Он вернётся только через десять дней. Что у вас за вопрос, мистер Поттер, что никто другой его не может решить?

Пробормотав что-то невразумительное, Джеймс поспешил оставить декана в покое. МакГонагалл, похоже, сильно задело то, что он попытался действовать через её голову, ну да ладно, не было времени разбираться с чужими обидами. Десять дней! До пасхальных каникул останется чуть меньше трёх недель, ничтожно мало, чтобы успеть что-то сделать! Раздосадованный Джеймс мысленно выматерил никчёмного старика. Где он, когда так нужна его помощь, по-настоящему нужна, а не как на пятом курсе с Нюниусом? Решение всё не находилось. Прошло два дня, три, четыре, застрявший на перепутье Джеймс чувствовал себя страшно неуверенно. Необходимость выбора из одинаково невозможных вариантов висела над его шеей, как нож гильотины. Джеймс не мог спокойно спать, всё вертелся в постели, обдумывая ситуацию; есть тоже особо не хотелось, так что в Большой зал он приходил без охоты и больше сидел, пялясь в полупустую тарелку. Уроки вообще проходили мимо. Не приносили удовольствия ни шуточки Сириуса, ни подхалимаж Пита, который, если честно, страшно достал Джеймса заискиванием и глупыми попытками как-то расшевелить. На фоне Хвоста Рем, державшийся скромно, на расстоянии, и не лезший с расспросами, был просто как манна небесная. Впрочем, Джеймс и сам не стремился общаться с Лунатиком так, как прежде. Не говоря уже о том, что он бы никогда в жизни не поделился своими проблемами с кем-то, кроме Бродяги, Ремус оставался оборотнем, а в последнее время слишком много оборотней стало переходить на сторону Тёмного лорда и Пожирателей. Даже Дамблдор, когда Джеймс в последний раз обсуждал с ним будущее после школы, вздыхал, что не может теперь в полной мере доверять своему же воспитаннику. Так что, как ни раздражал Питер, именно его Джеймс вынужденно попросил стать посредником между ним и Лили.

Встречу пришлось назначить в одной из дальних полуоткрытых галерей школы. Джеймс хотел бы погулять по Хогсмиду, но среди учебной недели попасть туда можно было лишь тайком, через ход от статуи одноглазой ведьмы. Вести Лили таким путём он не рискнул, с неё сталось бы и отказаться. Правда, она могла и сюда не прийти. А что? Хороший вариант проучить его за обман и игнорирование в последние дни. Нервничая, Джеймс несколько раз наколдовал Темпус: Лили опаздывала больше, чем на полчаса. Ладони от волнения вспотели, сделались мокрыми и холодными, по спине то и дело пробегал озноб. Вдруг Лили действительно не придёт? Да нет, не может быть такого! Должна же Лилс понимать, что если они настолько серьёзно поссорятся, то уже он может взбрыкнуть и послать её куда подальше. Прощай тогда главный шанс Лили Эванс неплохо устроиться в магическом мире. Вроде они с Лили и не выставляли размолвку напоказ, но девчонки, особенно непомолвленные, такие вещи просекают обычно с одного взгляда, и сегодня, например, Джеймсу уже несколько семикурсниц строили глазки. Ну, не могла Лилс этого не заметить!

Наконец её фигурка показалась в конце галереи. Джеймс, который в тревоге, наверное, уже раз десять прошёлся туда-сюда, судорожно вытер ладони и с лучшей из своих улыбок двинулся навстречу. Плохо, что он с пустыми руками, но встретиться Джеймс решил спонтанно, а дарить трансфигурированные цветы — верх неприличия. Хоть он и был одним из лучших на курсе по этому предмету, преобразование всё равно не продержалось бы больше пары дней.

— Мог бы позвать меня и сам, — глядя мимо него, сообщила Лили.

Она не поздоровалась, от поцелуя уклонилась и стояла с оскорблённо-независимым видом. Его любимая гордячка.

— Ты не в настроении была слушать именно меня, пришлось выкручиваться. Но теперь ты же меня выслушаешь?

— Смотря, что ты хочешь сказать, Джеймс. Извини, но я не собираюсь тратить время на очередное враньё.

— Прелесть моя, да с чего ты взяла, что я вру?

По пылкому, полному негодования взгляду Джеймс понял, что задал неправильный вопрос.

— А что я, по-твоему, должна думать? Ты вечно где-то витаешь, где-то пропадаешь, прикрываешься делами рода, но не хочешь делиться подробностями. Понимаю, возможно, это потому что я маглорождённая девушка и не имею права знать о вашем семейном бизнесе.

— Ну вот, ты же всё сама знаешь, Лили! Хватит дуться!

— Зато от Сириуса у тебя никаких секретов нет. Он даже сопровождал тебя к отцу на учёбу. Если это, конечно, была действительно она.

— До тебя мне в учёбе далековато, но я стараюсь, как могу, правда, и…

— Стараешься? Серьёзно? — перебила та, не дослушав. — В последний раз вы вернулись в Хогвартс поздно вечером и пьяные! Хочешь сказать, передача семейного дела теперь так происходит?

Какая же она... Джеймс засмотрелся, пропустив её слова мимо ушей. Гнев сделал Лили невероятно красивой и притягательной: её глаза метали молнии, волосы казались облаком испепеляющего огня, ни дать, ни взять — ведьма, самая настоящая ведьма, такая, что ух!

— Джеймс! Джеймс, ты слушаешь меня? — Лили всплеснула руками и, сердито топнув ногой, развернулась уходить. — И зачем я пришла? Мог бы и сам с собой поговорить, я тут явно лишняя...

Спохватившийся Джеймс схватил её за руку, чтобы остановить. Вырываться Лили не стала, вместо этого обожгла его столь обиженно-разочарованным взглядом, что Джеймс сам разжал пальцы.

— Что между нами происходит, Джим? — Лили говорила вроде тихо, а у него мурашки стаей сниджетов гоняли по спине. — С тобой что происходит? Я тебя не узнаю. Твоё молчание, тайны с Сириусом, Рему и Питеру ты тоже мало что объясняешь… У тебя появилась другая девушка?

— Чего? — Джеймс обалдело захлопал глазами. Ну до этого-то как Лилс додумалась? — Нет, ты что, как я могу? Я тебя одну люблю! Как бы я посмел хотя бы посмотреть на кого-то другого?

— Тогда что всё это означает, Джеймс Поттер?! Что это за побеги через день в Хогсмид? Какие у тебя тайные дела, с кем, с отцом? А лорд Поттер в курсе? Или он не знает о них точно так же, как и о том, что ты хочешь сделать мне предложение?

Да как… Не ожидавший подвоха Джеймс чудом не выдал себя, потому что от его накрыло уже не страхом — паникой. Откуда Лили узнала, кто ей сказал? Или она била наобум? А, какая разница, вопрос, что теперь делать: врать дальше или сознаться? Мерлин, ему помоги сделать правильный выбор!

— Это ведь не шутки. — Он ещё мучился сомнения, когда Лили заговорила снова. Но её голос стал тише, из него исчезли раздражение и злость, сменившись разочарованием. Она всё-таки отвернулась и прижалась плечом к холодной стене галереи. — Это же моя жизнь, наша жизнь, Джим, а ты ведёшь себя как... как шут какой-то. Всё у тебя легко, всё весело, а что другие думают и чувствуют, совсем неважно.

Потянувшийся обнять её Джеймс остановился, тяжело дыша. Это ему-то всё легко? Ему весело?! Лили понятия не имела, в каком аду он варился последние дни, как мучился и переживал! Из-за неё, между прочим! Ещё претензии смела высказывать… А чего Лилс хотела? Чтобы Джеймс стал серьёзнее? Таким же скучным и занудным, как, например, Фрэнк Лонгботтом? Он, слава Мерлину, уже выпустился из Хогвартса, а то вообще прохода не давал всей компании Мародёров, пока старостой был. Ни пошутить, ни в Хогсмид выбраться нормально. Зачем Джеймсу уподобляться подобному типу? Он же ещё молод, вся жизнь впереди. Успеется и повзрослеть, и посерьёзнеть, а пока нужно наслаждаться каждым днём и получать от него максимум!

— Это не так, — услышал он свой собственный голос, куда более жёсткий, чем обычно. — Я думаю о нас, Лили, о том, как мы будем жить после Хогвартса и где. И…

— Нет, Джим, всё так. Просто твоё природное упрямство не даёт тебе признать, что я права. Знаешь, я почти уверена, что на ваших ежедневных посиделках с Бродягой вы регулярно перемываете косточки мне, моим попыткам заставить тебя быть взрослым молодым магом, а не подростком с ветром в голове, моему желанию познакомиться с твоими родителями, — Лили, не слыша его, зябко обхватила себя руками за плечи. — Вам это кажется очень смешным. Навязалась Эванс на твою голову, да? Чего-то хочет постоянно, пристаёт, напоминает. Конечно, когда ты парень, можно не думать о поступках, о репутации: всё останется в школе, и после выпуска начнётся совершенно другая жизнь. Но я девушка, Джим, а девушке, неважно, магглорождённая или нет... Ты помнишь Молли Прюэтт и Артура Уизли? — неожиданно спросила она, обернувшись.

Джеймс кивнул. Разумеется, он помнил Молли Прюэтт и её тогда жениха, а потом уже мужа Артура Уизли, хотя та история случилась целых шесть лет назад. Прюэтты хотели выдать дочь за наследника Ноттов, но она предпочла любовь и жизнь в стеснённых условиях браку с богатым тёмным магом и Пожирателем смерти. Правильно сделала, между прочим. И братья у Молли, Фабиан и Гидеон, были отличные парни. Джеймс как-то встретил их у Дамблдора и, несмотря на несколько лет разницы в возрасте, сразу же нашёл с ними общий язык. В конце концов, они за одно дело боролись, за освобождение страны от тёмных волшебников. Близнецы, кстати, говорили, что их сестра не так-то уж и плохо жила: дом есть, муж есть, семья, дети — а что ещё нужно нормальной волшебнице? Однако почему Лили про Молли вспомнила? Что означала такая резкая смена темы?

— Она говорила, что вышла замуж по любви и будет счастлива без этих жутких традиций брака по расчёту. Я так верила в её слова! Так ею восторгалась! И профессор Дамблдор, и профессор МакГонагалл частенько ставили Молли в пример, что вот так и должны поступать честные ведьмы. А знаешь, что оказалось, Джим? Она была беременна от Артура и думала, что никто об этом не узнает, если они поженятся. Но все узнали, и её не спас даже статус чистокровной волшебницы из знатной семьи. Ты понимаешь? Молли — посмешище, хуже грязнокровки, многие её и на порог к себе не пустят. Я не хочу оказаться на её месте! — надрывно воскликнула Лили. — Не хочу, чтобы меня тоже презирали и избегали, потому что я для всех буду несостоявшейся невестой наследника, которая слишком много о себе возомнила! Хватит и того, что я маглорождённая!

— Тихо, тшш, не надо, успокойся, Лили. Никто никогда не посмеет так тебя назвать. Никто и косо на тебя не посмотрит, ты же станешь моей женой!

— Просто если твои родители против или до сих пор ничего не знают, Джеймс, то скажи об этом честно.

— Да никто не против, о чём ты! — выпалил Джеймс и распахнул объятия. — Что ты говоришь такое? Ну, иди сюда, иди ко мне.

Поначалу Лили будто со снисхождением позволила себя обнять, но затем торопливо спрятала лицо у него на груди, обдала шею жарким, прерывистым дыханием. Джеймс прикрыл глаза. С одной стороны, слава Мерлину, что всё разрешилось. Лили точно ничего не знала и, вспомнив историю Молли Прюэтт, спроецировала её зачем-то на себя. Может, хотела на него так повлиять или и вправду напридумывала на эмоциях. Но с другой стороны… Ох, как он сглупил! Отрезал себе все возможности признаться Лили, как на самом деле обстоят дела с их будущей свадьбой. Вызывая её на разговор, Джеймс так и не собрался с духом что-то решить. Понадеялся, что всё произойдёт само за собой, стоит увидеть Лили: слова нужные найдутся или удастся ещё немного потянуть время. И надо же было ляпнуть «Да никто не против»! Если уж Лилс разволновалась из-за почти незнакомой Молли Уизли, то после такого клятвенного заверения попытку объяснить правду про родителей сочтёт... предательством. Нет, теперь нельзя рассказывать, никак нельзя, иначе между ними всё будет кончено. А Джеймс не мог без Лили. Это низко, нечестно и не по-гриффиндорски — промолчать, но лишь так ему удастся сохранить её чувства к себе.

— Когда ты стал меня избегать, — сдавленно прошептала Лили, — пошли такие разговоры… Надо мной смеялись, не только слизеринки, но и другие девушки. Я привыкла уже, Джеймс, не думай, что я слаба, но они говорили про Молли и что меня ждёт то же самое, что со мной поиграются и бросят. Что наследники знатных родов не женятся на грязнокровках, и ты бегаешь от меня, чтобы встречаться со своей настоящей невестой. А в субботу ты не вернулся в замок вовремя, и я подумала… — она всхлипнула и наконец расплакалась.

— Прости. Прости, моя хорошая, я и не думал, что сделаю тебе так больно. Прости, — забормотал Джеймс, покрывая поцелуями её лицо. Этих бы слизеринок, из-за которых и начался концерт Лили, да в Азкабан! — Всё будет хорошо, — сказал он твёрдо, — со временем. Я обещаю. Только не слушай в следующий раз тех, кто будет говорить тебе глупости.

Лили с надеждой посмотрела на него снизу вверх.

— Ты не обманываешь меня, Джеймс Поттер?

В горле встал ком. Что сказать, если он не знал, чем закончится противостояние с отцом? Столько лет Джеймс добивался благосклонности Лили, создал себе образ независимого бунтаря, и что же, теперь признаваться, что он такой же слабак, как и Нюниус?

— Понимаешь… кое в чём я всё-таки не был честен с тобой.

Замершая Лили напряглась и тут же попыталась отстраниться.

— В ту субботу мы с Сириусом не ходили на наше семейное предприятие, и отец меня ничему не учит. У нас... У нашего рода проблемы. Дело в том…. в том, что мама больна, — произнёс Джеймс и ужаснулся той мысли, что вдруг пришла в голову. Однако отказываться от сказанного было уже поздно: Лили испуганно охнула, побледнела и прижала ладонь ко рту.

* * *

— Ты сказал что? — вытаращил глаза Сириус, которому Джеймс вечером коротко передал абсолютно провальную встречу с Лили.

Да, они помирились, Лилс несколько раз извинилась, что наседала на Джеймса с глупостями, когда у него такое горе в семье. Ещё она теперь смотрела на него, как никогда прежде, гордилась, что он проявил себя достойно, как хороший сын и наследник. Ловить подобные её взгляды было столь особенным, несравнимым ни с чем чувством, что Джеймс не посмел признаться в нём даже Бродяге. Тот бы по привычке обсмеял «глупую тонкую материю», испоганил, а волшебное ощущение хотелось сохранить как можно дольше сохранить. Вот, оказывается, каково это, когда девушка видит в тебе свой идеал. Да ради того, чтобы снова почувствовать себя окрылённым, всемогущим, почти богом, Джеймс готов был и дракона победить, и на василиска с простым мечом пойти! Но всё портило понимание, что возвыситься в глазах Лили ему помогло враньё.

— Ничего себе, у тебя фантазия, Сохатый! Я бы не додумался. И Лилс поверила?

— Ещё как! Даже прощения просила, что думала обо мне и родителях плохо, — пометавшись по спальне, в которой сейчас находились только они с Сириусом, Джеймс устало опустился на кровать. — А я понять не могу, как это получилось. Я же не собирался лгать! Ну, может, и приврал бы, но не настолько! Знаешь, как будто кто-то мне подсказывал, что говорить. Так складно выходило — я сам бы заслушался!

Почему он вдруг вспомнил про драконью оспу, про которую непонятно когда и от кого узнал? Но вспомнил же, придумал, словно матушка ею заболела, и отец отправил её лечиться на континент. А сам Джеймс, по его же рассказу, поддерживал резко сдавшего родителя, ведь зарубежные колдомедики давали совсем неутешительные прогнозы, и пытался найти злоумышленника. Даже Пожирателей смерти приплёл, якобы это они могли приложить руку к заражению его матери смертоносной болезнью. Пришедшая в ужас Лили предложила рассказать всё Дамблдору и срочно обратиться в Аврорат. Пришлось, состроив озабоченное и печальное лицо, шикнуть на неё и велеть молчать, чтобы не мешать тайному расследованию Аврората и ДМП.

— Стыдно, не могу.

— Тебе стыдно? Сохатый, да брось! Лилс от тебя надолго отстала насчёт знакомства с родителями. Отстала же? Чем плохо?

Сириус то ли искренне не понимал, то ли насмехался, делая вид, что не понимал. Конечно, о каком совместном ужине в Поттер-холле может идти речь, если леди Поттер практически смертельно больна? А Джеймс чувствовал себя вдвойне, нет, втройне ужасно: за то, что заставил Лили поверить в такой бред, что приплёл сюда маму, и, до кучи, не знал, как будет объясняться с родителями и Лили, если всё вскроется. Обман вскроется, это просто вопрос времени. Маленькая ложь в самом начале стала толчком ко всё большей и большей лжи, в которой он запутался, как несчастный олень в паутине акромантула.

— Как по мне, зря дёргаешься, Джим. Неужели ты не понял, что Эванс тобой манипулировала?

— Манипулировала? В смысле?

— В самом прямом! Она у нас не робкого десятка, вон, с нами и Лунатиком при луне гуляла, а тут вдруг расплакалась! Какие-то слизеринки её оскорбляли, суля судьбу покинутой у алтаря невесты. Пф! Ясно же, заволновалась твоя Лилс, что ты её бросишь, а стоило всего-то несколько дней не суетиться вокруг нашей королевы! — заложив руки за голову, Сириус завалился спиной на кровать. — Снейпа она, помнишь, как у озера отбрила? Нет, клянусь своим хвостом, Эванс хотела тебя раскрутить на однозначное «да» по знакомству с родителями. Удивительно, что она так легко купилась, но раз купилась — чего париться?

В чём-то Бродяга был прав. Как ни неприятно признавать, Лили многим могла дать фору в храбрости, смелости и, чего таить, безрассудстве. Настоящая гриффиндорка! А лить слёзы из-за оскорблений, тем более, что слизеринцы с самого первого курса не упускали возможности задеть приметную девчонку... Джеймс мысленно надавал себе тумаков. Он-то поверил! Успокаивал, обнимал и нацеловывал, а его, оказывается, обвели вокруг пальца! Ну, Лили! Хотя приятно было осознавать, что она не настолько легкодоступная, как многие маглянки в ночных клубах, куда они с Сириусом не раз заглядывали на последних рождественских каникулах. Но это также ставило крест на всех возможных попытках по-доброму договориться и зачать ребёнка.

— Ничего, Сохатый, ты ей за коварство отплатил по полной.

Джеймс улыбнулся — Сириус снова сказал верно, — но улыбка быстро померкла. Да, от Лили он на какое-то время отделался, но оставался осадок от того, каким способом удалось этого добиться. Почему-то, когда два года назад не менее грязным способом Джеймсу посчастливилось избавиться от Снейпа, забыть об этом было легко. Лили так и не узнала, что стычка у озера произошла неслучайно, и её саму позвали в нужный момент, когда распалённый унижением Снейп готов был всех уничтожить. Но то было для блага Лили — какое будущее её ожидало рядом с тощим нищим замухрышкой? — и куда больше для блага Джеймса. Он же самый видный парень школы, наследник старинного рода, прекрасный охотник в команде Гриффиндора по квиддичу, у него и девушка должна быть под стать — первая красотка Хогвартса. Однако почему, если сейчас он точно так же боролся за свою хорошую жизнь, за Эванс, ему противно от самого себя? Почему не получалось внять увещеваниям Сириуса, твердившего, что они с Лили квиты? В сердце что-то саднило и саднило, как заноза, и ехидный голос — уж не Нюниуса ли?! — спрашивал, а как он дальше будет выкручиваться? Что, если Лилс решит некстати проявить самостоятельность и всё-таки расскажет Дамблдору? Тот, может, и не успеет ничего толком сделать, но его удивления и незнания уже может оказаться достаточно, чтобы Лили раскусила ложь. А если Джеймсу повезёт и Лили ничего не учудит, то как добиться согласия родителей? И потом, она, добрая душа, не преминет справиться о здоровье матушки непосредственно у самой матушки. Ну, не обливиейтить же Лилс!

Дни потекли немного спокойнее, но именно что немного. Лили не докучала, от отца не было больше вестей, и до возвращения Дамблдора, на чью мудрость и политический вес Джеймс чуть-чуть рассчитывал, оставалось всего ничего, дней пять. Но и до конца срока, отведённого отцом, оставалось три недели, а Джеймс так и не придумал, как иначе избежать брака с нежеланной невестой. Полное игнорирование со стороны родителей, воспринимавшееся сначала как облегчение, теперь постоянно тревожило и будоражило. Дошло до того, что Джеймс чуть ли не на каждую старшекурсницу смотрел с подозрением: не её ли выбрали ему в жёны? Эх, если бы знать наверняка! Уж он бы нашёл способ отвадить от себя невестушку.

— Тебе надо расслабиться, Сохатый! — твердил Сириус. — Ты становишься занудным и скучным, как и твои престарелые родители. Вот что, давай вечеринку закатим, а?

Не дождавшись согласия Джеймса, он выглянул в гостиную, бросил клич, и гриффиндорцы откликнулись с бурным энтузиазмом. Развлечений в замке не хватало, имелся лишь Хогсмид по выходным, одинаковый из раза в раз, который давно уже приелся, а тут веселье, да ещё и за чужой счёт. Джеймс засомневался: как веселиться, если по легенде у него тяжело больна мать, — но Сириус заговорщицки подмигнул и сказал, что всё уже продумал.

— Примешь скорбный вид при своей Эванс и скажешь, что вынужден так себя вести, чтобы не вызывать подозрений. Ставший вдруг смирным Джеймс Поттер — это что-то из ряда вон, наши сплетницы тут же попытаются всё разведать, а это может навредить вашей семье и расследованию.

Джеймс с восторгом посмотрел на друга: Сириус только что снял с его плеч такой груз, что и словами описать было нельзя. Уж что-что, а скорбный вид он примет легко: при одном взгляде на Лилс просыпалось нечто, что, кажется, называлось совестью.

Но когда заказ для будущей пирушки был отправлен в Хогсмид, случился удар, которого Джеймс просто не ожидал. Вместо тяжело нагруженных сов с пирожными, сладостями и выпивкой прибыл только школьный домовик, получивший почту и принесший записки от лавочников, что в оплате отказано, а в долг они делать ничего не будут. Следом, не успел Джеймс ознакомиться со всеми, похоже, однотипными посланиями, прибыла важная птица из Гринготтса — огромная по совиным меркам, с металлическими накладками на когтях и золотым ожерельем на шее. Она принесла письмо от поверенного, прочитав которое Джеймс заорал на всю гостиную:

— Задница тролля! Вот урод! Старый осёл!

— Ты чего это, Джим? — удивился Сириус, повернувшийся на вопль.

— Отец запретил мне пользоваться моими сейфами! Можно только на учебу тратить, на перья, пергаменты и книги.

Остолбеневший приятель рассмеялся было, видно, подумал, что это шутка, но под свирепым взглядом быстро перестал.

— Прости, Марлин, дорогуша, мы обязательно продолжим позже, — проворковал он МакКиннон, которую окучивал и смешил до этого, и шлепком пониже спины отправил её к остальной стайке девчонок-семикурсниц. — Джеймс, он у тебя что, совсем озверел? Ты ж без гроша остался. А как в Хогсмиде погулять, в Лондон выбраться?

— Я не знаю! — Джеймс рычал от бессилия и злости. Он испепелил пергамент Инсендио, но представлял вместо него своего дракклова отца и морготова гоблина-поверенного. Легче не стало. — Видимо, по его мнению, я должен смиренно ждать, пока меня не женят на какой-то чистокровной кобыле!

До последнего Джеймс не верил, что отец исполнит эту свою угрозу. Родители же ничего не ответили на его письмо, казалось, их всё устраивало, и вдруг — такое! Как отец смел?! Превратил своего единственного сына в нищеброда, который даже сливочного пива не мог купить, и из-за чего? Из-за того, что Джеймс послал роскошный букет любимой девушке? Это просто унизительно! Джеймс вообще-то никому и ничего не обещал, чтобы наказывать его за якобы нарушенное слово!

— Так это что, — непонимающе протянул прислушивавшийся Питер, — вечеринки не будет?

Джеймс зыркнул на него, весь раздуваясь от гнева. Вот же! Даже у жалкого полукровки Петтигрю теперь больше денег, чем у Джеймса, законного наследника рода Поттер, древнего и благородного!

— А тебе лишь бы пожрать за чужой счёт, — процедил он, стискивая рукоять волшебной палочки. Хвост с его острым, когда не нужно, слухом и деланной непосредственностью так взбесил Джеймса, что ещё секунда-две, и он не поскупился бы на Левикорпус или Костелом.

— Пит, лучше свали, — сердобольно посоветовал Сириус, и Хвоста будто ветром сдуло. — Успокойся, Сохатый. Подумаешь, деньги! Мы и без денег сможем ого-го-го!

Обессилев, Джеймс распластался в кресле. Мерлин, это полный провал! Да уже к утру весь Хогвартс будет бурлить, что его, Джеймса Поттера, оставили без денег собственные родители! Любой, кому он когда-либо переходил дорогу, радостно плюнет в лицо, и Нюниус будет в первых рядах. А что Лили подумает... Джеймс с ужасом огляделся, но не увидел подругу в гостиной. Повезло, видимо, вышла куда-то. Однако другие студенты смотрели на Джеймса вопросительно и настороженно, и он запоздало понял, что радостный, предвкушающий гомон стих, и все, оказывается, ждали ответа на озвученный Питером слишком громко вопрос. Нет уж, никто ничего не должен узнать, ни в каком случае!

— Без каких денег, Бродяга? Ты поверил, что ли? — Джеймс буквально заставил себя засмеяться. —Да вы что, ребят? Я вас всех развёл! Гуляем, народ!

Примолкшие гриффиндорцы одобрительно загудели, а Джеймс, подмигнув Сириусу, поманил его к себе и понизил голос:

— Ты же выручишь, Бродяга?

Озадаченный Блэк нахмурился, осознал и согласно кивнул, но с таким выражением лица, что Джеймс заскрежетал зубами. Ну, спасибо, отец, большего позора в жизни он ещё не испытывал. С Сири они всегда помогали друг к другу, прикрывали и выручали, однако сейчас Джеймс такой долг перед ним заполучил, что, наверное, нескоро расплатится.

Вечеринка для него получилась смазанной: хоть Джеймс и старался веселиться наравне со всеми, кружил Лили в танце, угощал кого сливочным пивом, а кого и огневиски, правда зудела и драла его когтями, как книззл. Впервые он не смог позволить себе всё это. Только делал вид, будто, как обычно, обеспечил Гриффиндор едой и напитками, а на самом деле примазался к деньгам Сириуса. Тот помог без единого возражения, просто потому, что не мог иначе, и Джеймс знал: Бродяга никогда не предъявит ему счёт, не попрекнёт и не припомнит, однако сам факт! Он ощущал себя как никогда жалким и бесхребетным. Хотелось не веселиться с друзьями и Лили, а оказаться в Поттер-холле и посмотреть в лицо седому козлу, который по недоразумению считался его отцом и главой рода. Посмотреть и по-магловски, без каких-либо заклинаний врезать ему кулаком. А вместо этого Джеймс стискивал зубы, мило улыбался Лили и думал, что теперь уж точно не сделает того, чего от него хотели родители. Отец считал, что усмирил своего сына, но нет, он начал войну. И не вина Джеймса, что ответный удар отцу очень не понравится.

— Нет, ты посмотри, — с присвистом протянул Сириус, который вместе с Джеймсом караулил Лили с продвинутого зельеварения. — Нюнчик, видимо, вообразил себя бессмертным.

Вынырнув из мрачных мыслей, Джеймс осмотрелся. Урок, оказывается, уже закончился, дверь кабинета была распахнута настежь, и видно было, что Снейп подошёл к собиравшей вещи Лили. Кажется, этот гадёныш хотел помочь, но она, умничка, гордо отвернулась и, закинув на плечо свою сумку, вылетела из класса.

— Джейми? Ты что-то рано. Разве у вас не должна быть ещё нумерология?

Вместо ответа Джеймс привлек Лили к себе и поцеловал, жадно и долго. Расходившиеся из класса зелий студенты либо завистливо вздыхали, либо проскакивали мимо как можно быстрее, один Снейп остался в кабинете и застыл там будто истукан. Джеймс не мог видеть лица морготова слизеринца, но кожей чувствовал его злость и бессилие. Они были приятны, как прохладный напиток в изнуряющую летнюю жару, победа в квиддичном матче или танец с кучей очаровательных маглянок в этом, как его, магловском ночном клубе. Ещё бы вздёрнуть кверху ногами урода или затолкать какое проклятие ему в глотку, но при Лили Джеймс делал вид, что исправился, и больше не цеплялся ни к кому со Слизерина. Ничего, потом они с ребятами всё наверстают. Судя по зловещему оскалу Сириуса, друг думал о том же.

Подхватив Лили под руку, Джеймс увлёк её к лестнице, что вела из подземелий на первый этаж замка.

— Всё-таки, Джим, мы же договорились встретиться позже. Что-то случилось?

— Да почему сразу случилось? — заюлил он, проклиная способность Лили чуть что сразу докапываться до сути. — Я не могу встретить свою девушку после уроков и сопроводить её на обед? Развлечь приятным разговором?

— А нумерология?

Какая, к Мордреду, нумерология? Кому она вообще нужна? Погасив вспыхнувшее раздражение, Джеймс с деланным покаянием склонил голову. Он должен был озвучить Лили приглашение так, чтобы она и не подумала сомневаться, а злость в этом деле худший помощник.

— Попрошусь у профессора Мэддока на занятие к Рейвенкло. Правда, Лилс, я ж ради тебя, не дуйся. Я не могу ждать до вечера, там дела, а сюрприз сделать хочется…

Обыкновенное слово сработало не хуже самого заковыристого заклинания. Не сбавляя шага, Лили повернулась, пытливо заглядывая Джеймсу в глаза, и он многозначительно улыбнулся.

— Милая, я очень хочу, чтобы ты на завтрашний день ничего не планировала.

Та тут же засияла от любопытства и предвкушения и, что было очень заметно, едва-едва удерживалась, чтобы не засыпать Джеймса вопросами. Мысли Лили и без легилименции оказались как на ладони: она надеялась, что завтра наконец состоит знакомство с его родителями. Может, хотела ещё спросить, как себя чувствовала его мать, но опасалась шедшего немного позади Сириуса.

— Я заинтригована, Джеймс, — протянула Лили кокетливо. — Как мне быть одетой?

— Да как сей... — чуть не брякнул Джеймс, и, увидев, как потух огонёк восторга в любимых глазах, тут же исправился: — прекрасной и готовой к прогулке. И ещё, меня сегодня не будет до конца дня — отец срочно вызвал, сама знаешь.

Ещё больше заволновавшаяся Лили заверила его, что не нужно беспокоиться, она всё поняла. На её личике читалось, конечно, разочарование, но всё же Лилс больше горела интересом и весь обед, пододвинувшись ему под бок, то так, то сяк выспрашивала про сюрприз. Джеймс еле дождался момента, когда можно будет сделать вид, что он наелся, и уйти. Причём, выбираться из замка им с Сириусом пришлось поодиночке, чтобы не дать Лили повода для подозрений: сначала Джеймс, не скрываясь особо, покинул школу, а затем, под мантией-невидимкой, уже Бродяга. Обсуждать в Хогвартсе или даже у Чёрного озера то, что они собирались обсудить, было бы глупо и просто-напросто опасно.

Неделя, прожитая в режиме бедняка, заставила Джеймса отбросить сомнения, жалость, ну и ненадолго позабыть о чести. Если бы он догадался заранее взять из сейфа хоть сколько-то наличности, то не оказался в таком бедственном положении. Увы, эта крайне умная мысль пришла ему в голову, уже когда ничего нельзя было сделать, а в бездонном кошельке жалко бренчали лишь один галеон и пара сиклей. Джеймс настолько привык всегда и везде расплачиваться со своего счёта в Гринготтсе, что не держал при себе монет. Вот и вышло, что после выходки отца-самодура он не мог позволить не то, что букет цветов для Лили, но даже и сливочное пиво или ужин вне Хогвартса для самого себя. Сири охотно выручал его и дальше, но Джеймса всего корёжило всякий раз, когда приятель расплачивался за них двоих. Теперь волей-неволей приходилось смотреть на цены в лавках, прежде чем что-то взять, и, несмотря на все заверения Бродяги, что ничего возвращать не нужно, Джеймс запоминал и записывал все свои траты. Он не хотел быть обязанным даже самому лучшему другу. Увеличившаяся с каждым днём сумма злила и пугала не нравилась, а это они ещё жили в Хогвартсе практически на полном обеспечении. Не нужно было тратиться ни на жильё, ни на одежду, ни на еду. Откуда же брать деньги, когда учёба закончится, а Джеймс не помирится с родителями? Это полноправного наследника Поттеров уважали, но как только станет известно, что его лишили всех сейфов... Джеймс только-только начал осознавать, какими на самом деле будут последствия этого поступка отца. Слухи и пересуды, которые пока ещё гуляли по Хогвартсу и которые он старался загасить, демонстрируя многочисленными покупками собственную платёжеспособность, — это просто мелочи. Ну да, некоторых особо ретивых любителей поболтать о том, как Джеймс чуть не сел в лужу, пришлось припугнуть, что иначе они повторят судьбу Снейпа. Отдельный разговор был и с Хвостом, о, вот уж с ним на угрозы Джеймс не скупился за ту подставу перед факультетом! Но Хогвартс — маленький замкнутый мирок, а не безграничный мир взрослой жизни. Что там ожидало Джеймса? Ничего похожего на то, что ему совсем недавно расписывал Дамблдор. Быть бунтарём и первым парнем школы это одно, но за её пределами, чтобы поддерживать статус крутого волшебника, неплохо бы иметь деньги. До войны, которую всё предрекал старик, нужно ещё дожить и, главное, пережить её и победить, чтобы мнение аристократов перестало что-либо значить. А пока что Джеймс окажется чуть ли не на самом дне магического мира, ниже, чем даже отрёкшийся от семьи Бродяга. Он не готов был мириться с таким положением.

В «Кабаньей голове» Джеймсу без долгих разговоров предоставили ключ от комнаты в обмен на два сикля. Местечко на вкус было премерзкое, но здесь никогда не задавали лишних вопросов, не допытывались о возрасте или цели визита. Отказавшись от пива, Джеймс поднялся в сырую и мрачную комнатушку, осмотрелся и брезгливо сел на край кровати, предварительно почистив её чарами. Бродяги ещё не было, и эти минуты наедине с самим собой оказались тем ещё испытанием. Джеймс невольно вновь спрашивал себя, неужели он и вправду готов сделать то, что они запланировали. За неделю зачатки совести атрофировались напрочь, больше не было стыдно ни лгать Лили, ни перепроверять наскоро состряпанный план по женитьбе на ней, нет. Но проклятый день, когда предстояло действовать, наступал уже завтра, в субботу. Завтра, как только они покинут Хогвартс и отправятся на пикник, пути назад уже не будет. Нет, всё обязательно получится! А Лили... Если хорошенько поиграть словами, что Лилс не просто ничего не заподозрит, а ещё и благодарна ему будет, что прикрыл от позора. Только бы Дамблдор не подвёл. Старик и так уже задержался на заседании МКМ, до сих пор в Хогвартс не вернулся, а кто-то же должен провести ритуал бракосочетания! Джеймс мог бы обратиться в Гринготтс, но, во-первых, гоблины потребуют за услуги денег и приличных, неизвестно, потянет ли Сириус. А во-вторых, Лили вряд ли захочет даже ненадолго покинуть Хогвартс, раз уж она так тряслась за свою репутацию и боялась огласки. Джеймс раздражённо потёр лицо. Что, во имя Мерлина, произошло? Всех вокруг пикси покусали, что ли? Лилс прежде не была такой осторожной и опасливой недотрогой, отец — не желавшим слушать возражения тираном, а матушка — предательницей. Она даже посмела прислать письмо, в котором просила быть хорошим сыном и не возражать отцу. Джеймс не дочитал, швырнул в камин.

Тяжёлая, склизкая от времени, пролитого алкоголя и грязных рук дверь сама по себе приоткрылась и через несколько секунд закрылась. Воздух зарябил, и посредине комнатушки, сбросив мантию-невидимку, появился Сириус.

— Фу, ну и дыра!

— Принёс? — охрипшим от волнения голосом спросил Джеймс.

Друг с фирменной широченной улыбкой вытащил из кармана два крошечных на вид флакончика, после чего заклинанием вернул одному из них нормальный размер. На хлипкую тумбочку были выставлены бутылка дорогого эльфийского вина и стеклянный фиал, содержимое которого переливалось от насыщенного травянистого цвета до почти бирюзового.

— Зелье плодородия свежайшее, только сегодня из Лютного получил.

Поморщившись, Джеймс всё-таки взял в руку флакончик. Странно, он ожидал от себя каких-то более мерзких ощущений: отвращения, что ли, или даже тошноты — ведь, в отличие от многих магов, Джеймс собирался воспользоваться этим снадобьем совсем не в благородных целях, — но нет, ничего подобного. Зелье как зелье. Либо он уже дошёл до той стадии, когда цель оправдывала любые средства по её достижению.

— Остальное купим завтра.

— Зачем? — Джеймс вскинулся. Он сам не ожидал от себя, что вопрос покупок станет таким болезненным. — Скажу домовикам на школьной кухне, они меня завалят едой.

— Ну, тогда ладно. Значит, вы уйдёте в Хогсмид после полудня?

Он кивнул Сириусу. Раньше не стоило, ведь им предстояло бежать в лес и потом плутать там до ночи, чтобы Джеймс сумел воплотить свою задумку — Мордред, даже в мыслях не всегда получалось назвать своими словами то, что он собирался сделать с Лили. Первая часть замысла, впрочем, звучала прилично: Джеймс должен был пригласить (и уже пригласил) Лили на пикник, где были бы только они вдвоём. Подходящее местечко нашлось быстро — недалеко от окраины Хогсмида, у самого Запретного леса. Там имелась одна очень живописная полянка, обрамлённая тонким рядом редких деревьев. Вроде бы и близко к деревне, но в то же время и достаточно уединённо для целомудренного свидания. Дальше, ближе к вечеру, в дело должен был вступить Сириус.

— Ты, кстати, уже придумал, что делать-то будешь, как пугать?

— И придумывать ничего не надо! — Сириус с готовностью достал волшебную палочку, направил её на подушку на кровати, и та в одночасье стала металлической маской во всё лицо. Жутковатой, из тёмного металла, с прорезями для глаз и рта. — Разыграю Пожирателя, всего и делов. Посмотрел сегодня за обедом на дорогого братика и сразу всё придумал. Местным идиотам много и не надо: пара Бомбард, и они в панике разбегутся, куда глаза глядят. А ты, — он заговорщицки подмигнул, — хватай Лилс и двигайте в лес.

Звучало всё очень просто. Сириус, ряженый Пожирателем смерти, напугает народ, в деревне начнётся паника, и Джеймс с Лили тоже вынуждены будут спасаться. А поскольку нападение случится в Хогсмиде, куда им останется бежать? В Запретный лес, где Джеймс удачно заплутает, да так, что ночевать придётся практически на голой земле. Для достоверности даже придётся «потерять» свою волшебную палочку. Апрельские ночи холодные, и напуганная Лили не прочь будет «согреться»… Расчёт был прост и гениален одновременно. А наутро Сириус пошлёт какой-нибудь сигнал, что можно возвращаться, или сам придёт — якобы искал их всю ночь. Всё должно было получиться. Настоящего розыска, естественно, не будет: Джеймс заранее озаботился алиби, то тут, то там пустив слушок, что в выходные отлучится из замка по делам семьи. Совершеннолетним ученикам, тем более наследникам, для этого разрешение от родителей не требовалась, да и МакГонагалл явно было не до того, чтобы контролировать наличие студентов в пределах школы: Дамблдор задерживался, и она тянула на себе ещё и бремя общего управления Хогвартсом.

А дальше... Лили быстро почувствует изменения в своём теле, такой уж у зелья плодородия побочный эффект, и когда она прибежит к нему в панике, вот тогда-то Джеймс и предложит ей пожениться немедленно. Нет, лучше по-другому: не дав опомниться, сразу за руку потащит к Дамблдору. Со стариком придётся, правда, предварительно поговорить, предупредить. Джеймс уже придумал, что наплетёт — про родителей-деспотов, которые ломали ему жизнь и запрещали и дальше бороться за идеалы света. У Дамблдора бзик просто какой-то на аристократах, и такого шанса насолить им он не упустит, не посмотрит, что Поттеры-старшие в последнее время занимали политически нейтральную позицию. И всё, дело сделано. Джеймс женат на Лили, и деньги, статус наследника рода останутся при нём. На всякий случай он ещё раз тайком смотался в банк к поверенному, покопался в кодексе. Как только Лили понесёт, магия рода посчитает любую попытку навредить Джеймсу, то есть, отцу нерождённого ребёнка-наследника, угрозой малышу, и неудачнику прилетит откат, даже если он — сам глава рода. Так что отсечь Джеймса от рода никак не получится, равно как и оставить без средств к существованию. Просто идеально. Главное, чтобы завтра всё прошло, как надо.

— Смотри, не подведи, Бродяга. На тебя одна надежда.

— Да ну тебя, Джейми. Когда это я тебя подводил? Не переживай, не дадим мы продолжиться славному роду Поттеров от какой-нибудь чистокровной кобылы. Ты сам давай там, сделай как положено, чтобы у Лилс искры из глаз полетели, — и Сириус глумливо заржал, сделав бедрами пару недвусмысленных движений. — Пойдём, пропустим по стаканчику огневиски, раз уж мы здесь. Обмоем наше идеальное завтра.

— Только по одному. Не хочу, чтобы всё полетело к дракклам из-за похмелья.

Ночью Джеймс спал на удивление спокойно. Впервые за последние две недели заснул быстро и, кажется, даже видел какой-то хороший сон про себя и Лили. Видимо, уверенность Сириуса в успехе передалась и ему, или хорошему настроению способствовало то, что по возвращении в Хогвартс они хорошенько отыгрались на Снейпе за сегодняшнюю сцену в классе зелий. Джеймс произносил дробящее кости заклинание с невиданным прежде удовлетворением. Не потому, что ему нравилось видеть боль и унижение ненавистного слизеринца (хотя и это тоже), но просто бывший соперник, никчёмный и жалкий, ещё на что-то надеялся, а на самом деле завтра Лили полностью, всецело и навсегда станет принадлежать ему, Джеймсу! Джеймс будет её первым мужчиной, мужем и отцом её детей. Он еле удержался, чтобы не вывалить на Нюниуса всю правду. Хотелось, конечно, видеть на гадкой роже бессилие, злость, слышать вой и ругань этого урода, но конспирация всё-таки была дороже. Со Снейпа сталось бы помешать, он же слизеринец и будущий Пожиратель, для него не существовало никаких запретов. А так, со сломанной ногой сильно по Хогсмиду не побегаешь. Немного омрачало радость от краха соперника лишь нытьё Рема, который после случая с Визжащей хижиной периодически уговаривал их оставить Снейпа в покое. Вот и сегодня он пытался сказать, что они переборщили, и это уже не простая школьная драка, а настоящее нападение, но Джеймс махнул рукой и велел приятелю перестать трусить. Вот же, вроде как оборотень, должен быть сильным и бесстрашным, однако Люпин почему-то напоминал комнатную собачку — только тявкать и умел.

Наутро Лили пребывала в прекрасном настроении. Она лучилась красотой и счастьем, словно сегодня они отправлялись не на пикник, а проводить ритуал помолвки. Другие семикурсницы, не только с Гриффиндора, смотрели на неё искоса и с завистью, парни же старались особо не засматриваться — знали, что потом можно неплохо огрести. Джеймс ревниво осмотрел стол слизеринцев. Снейпа там не наблюдалось, слава Мерлину. Из Больничного крыла ему не выбраться минимум сутки. Сам Джеймс уже наведался на школьную кухню, где домовики собрали просто огромную корзину всякой снеди, которая в уменьшенном виде сейчас находилась в кармане его мантии. Ещё он предупредил Ремуса, что сегодня Люпину придётся выполнять обязанности старости за двоих, к чему тот совсем не удивился. Надо — значит надо. А вот Хвост заволновался, услышав, что Джеймс собрался куда-то без них.

— Пит, ты слов не понимаешь, что ли? У меня свидание, — процедил Джеймс, глядя в глаза давнему товарищу. Поди догадайся, Хвост на самом деле настолько глуп или какие другие цели преследовал? Джеймс и в самом деле отдалился от него и Лунатика, но так Питер сам виноват, нечего было лезть и подхалимничать.

— Составишь мне компанию в Хогсмиде, Пит? — ровным голосом спросил Люпин. — За младшими курсами лучше всё-таки приглядывать вдвоём.

По всему было видно, что перспектива не отдыхать, а в какой-то степени работать в выходной день Питера не привлекала, но он со вздохом согласился. Джеймс же выразительно посмотрел на Бродягу: как-то они не учли, что в субботу Хогсмид будет полон праздно шатающихся студентов. Сириус ответил беззаботной ухмылкой — не переживай, прорвёмся, — но Джеймсу всё равно было неспокойно. Если он проворонил такую очевидную вещь, то что ещё упустил?

Из школы они с Лили вышли ближе к двум часам пополудни. Лилс ради такого дела сменила форменную школьную мантию на новенькую, весенне-летнюю, роскошного изумрудного цвета, которая шла ей просто феерично. Джеймс, ожидавший подругу у лестницы в гриффиндорской гостиной, аж засмотрелся, пока она спускалась. Копну непослушных огненных волос Лили убрала в небрежную косу на левое плечо, под мантии виднелось светло-зелёное платье с изящной вышивкой, звонко стучали по каменным ступеням каблучки новеньких туфелек — цок-цок-цок. Пока они шли по школе до главных ворот, а оттуда к Хогсмиду Джеймс раздувался от важности и гордости, что рядом с ним находилась такая красавица. Он даже перед самым выходом, только заприметив Лили на вершине лестницы, судорожно попытался пригладить свои вихры: непослушная шевелюра, конечно, была предметом гордости, придавала ему эдакий шарм и лоск, но в тот момент Джеймсу как никогда остро захотелось соответствовать стилю и взрослости Лили. Среди семикурсниц она внезапно оказалась настоящей леди. Джеймс тоже принарядился по случаю (помня при этом, что предстояли забег по лесу и холодная ночёвка), однако до уровня Лилс не дотягивал и потому бесконечно рассыпался в комплиментах всю дорогу.

Лили была весела и часто улыбалась, охотно поддерживала разговор и смеялась над шутками, в которых Джеймс сегодня превзошёл сам себя, но, кажется, в глубине души всё же затаила обиду, что у них обычный пикник, а не обед в Поттер-холле. Не останавливаясь, они прошли насквозь всю деревню, которая действительно кишела студентами, приманенными необычно погожим и солнечным днём для середины апреля. Иногда приходилось даже расцеплять руки, чтобы пройти сквозь группки гуляющих зевак, и Джеймс понемногу начинал нервничать. А если не ему одному пришла идея устроить пикник на природе? Представив себе полянку, сплошь занятую влюблёнными парочками, которые после атаки псевдо-Пожирателя единым фронтом ломанутся в Запретный лес, Джеймс сдавленно хихикнул. Опасения его не оправдались: присмотренная ещё пару дней назад полянка оказалась чиста и радовала взгляд свежей нежной травой. Джеймс ещё подумал про себя, что без чар тут точно не обошлось. Может, Сириус наведался?

Он трансфигурировал из носового платка большой плед, который постелил на землю. Вынул из кармана мантии уменьшенную корзинку, вернул ей прежний вид и, поставив на край пледа, принялся сервировать нехитрый (хотя стараниями эльфов больше похожий на королевский) стол.

— Мерлин! — принявшаяся помогать ему Лили ахнула. — Джим, ты продуктовую лавку ограбил? Столько всего...

Еды было более чем вдосталь. Холодное жареное и копчёное мясо, нарезанное дивно тонкими ломтиками, мясные пироги, которые под Стазисом ничуть не остыли, баранья отбивная с мятным соусом, всевозможные и казавшиеся бесчисленными крошечные пирожные, фрукты, от простых ягод до крупного холёного винограда... А вот из напитков Джеймс предусмотрительно прихватил лишь бутылку вина, ту самую, в которую этим утром собственноручно выпил весь фиал зелья. Потом ещё зачем-то сунул пустой флакончик во внутренний карман мантии, придурок! Опомнился лишь на полпути к Хогсмиду, когда незаметно избавиться от такой улики уже не получилось бы, и теперь всякий раз, когда Джеймс случайно касался стекляшки через ткань, в жилах буквально стыла кровь.

— Лилс, ты что, думаешь, я буду на тебе экономить? — хохотнул он и, устроившись на пледе, разлил вино по трансфигурированным бокалам. Ради такого дела Джеймс решил блеснуть и превратил обычные кубки, положенные в корзину эльфами, в чистейший хрусталь.

Получилось даже на его непритязательный взгляд ужасно красиво. Солнечные лучи играли на прозрачных гранях, всякий раз по-разному расцвечивая посуду; Лили, забравшаяся на плед с ногами, чуть склонив голову, любовалась вспыхивавшими на стекле искрами света. Однако, несмотря на все надежды Джеймса, пить вино она не торопилась.

— Знаешь, а я даже рада, что ты устроил нам именно такой маленький праздник. Не помню, когда я в последний раз была на пикнике.

— Ну... Рад, что угодил, — Джеймс, неожиданно сильно проголодавшийся от волнения, разломил мясной пирог.

— Наверное, когда мы с Пет ещё ходили в младшую школу, — продолжила вспоминать Лили, прикрыв глаза. — На другой стороне реки от нашего дома был пустырь до самого-самого леса. Помню, папа брал за руку меня, мама — Пет, мы вместе шли туда и целый день проводили на свежем воздухе. Было здорово... Лес был так далеко, что мне казалось, будто ради этого отдыха мы проходили пешком половину страны. — Её голос сделался тихим и мечтательным. — Потом мы с Пет повзрослели и как-то начали отдаляться друг от друга. А в последний раз я ходила с ней и Северусом. Они, конечно, не могли не поссориться. С тех пор я и... — она замолчала, оторвала от виноградной грозди пару ягодок и задумчиво положила их в рот. — Прости, Джим, я помню, мы договорились никогда больше не говорить про Северуса, но иногда это самой собой происходит. Вот как сейчас. Я не перестаю удивляться, как можно: знать человека столько лет, твердить во всеуслышание, как он тебе дорог, а потом предать.

— Главное — что ты избавилась от этого гада ползу... мерзавца до того, как он тебе чем-то навредил, — медленно произнёс Джеймс. Он держал бокал с вином в руке уже несколько минут и всё никак не мог найти повод предложить Лилс угоститься. Сначала та восторгалась роскошным обедом, затем вдруг ударилась в воспоминания, почему-то заговорила о Снейпе. Неужели Джеймс что-то пропустил, и та попытка Нюниуса поговорить с ней в классе зелий была не первой? Или Лилс узнала, что её преданный поклонник в Больничном крыле, и Нюниус всё ей рассказал? Да нет, не может быть! Иначе бы она не сидела с ним сейчас, а ещё вчера бы устроила грандиозную головомойку. — Все они, тёмные маги, такие, им нельзя доверять. Не переживай, Лилс, выкинь его из головы. Я же с тобой. А я тебя никогда не предам и не обижу! — он отсалютовал ей бокалом. — Честное гриффиндорское!

Рассмеявшись, Лили наконец взяла предназначавшийся для неё фужер, и Джеймс, решив, что всё, вот оно, залпом опрокинул в себя мешанину из вина и зелья, даже зажмурился для верности. Когда же он открыл глаза, то чуть не застонал от досады: Лили просто болтала вино в бокале, но так и не отпила.

— Спасибо, — улыбнулась она. — Для меня это многое значит, Джим, правда. И я хотела бы... ещё извиниться.

— За что?

— Что в тот день, когда мы помирились, заливала тебя слезами, — Лили посмотрела на него из-под ресниц, и Джеймс чуть не поплыл: так подействовал на его подзуженный зельем организм этот взгляд. — Мне потом было ужасно стыдно, я несколько ночей не спала, всё думала, как же я могла тебя третировать и воспитывать, когда ты страдал из-за мамы. Как она?

— Получше. Швейцарские колдомедики настоящие чудеса творят. Ты помнишь, что зелье Ганхильды из Горсмура эффективнее всего на ранних этапах? Ну вот, а пока матушке поставили диагноз, время уже было упущено. Кто же мог подумать, что у неё драконья оспа?

Лили поёжилась и передёрнула плечами.

— К счастью, у них там передовые технологии, они маму буквально с того света вытянули. Дорого берут, конечно, но отец не ничего не жалеет.

— Конечно, это же твоя мама. Окажись я на твоём месте, я бы и сама... А что Аврорат? Преступников уже нашли?

Джеймс скорбно покачал головой.

— Нет ещё. Следы замели так хорошо, что поневоле задумаешься, а не помогает ли им кто-нибудь из ДМП. — Лили ахнула, прижав ладонь ко рту, и Джеймс чуть не скрежетнул зубами, испугавшись, что драгоценное вино сейчас окажется бесполезным пятном на пледе. — Отец тоже чудит, запретил мне дальше участвовать в поисках. Говорит, если кто-то покусился на леди рода, то и меня, наследника, не пожалеет.

— Но твой отец прав! Это же опасно! Джим, пожалуйста, пообещай, что не будешь рисковать. Ты не знаешь этих людей, а они наверняка знают о тебе всё и то, что ты их ищешь. Подумай, что они с тобой могут сделать!

— Я не собираюсь пасовать из-за каких-то чистокровных уродов, которые настолько трусливы, что напали на женщину и то исподтишка! — разгорячился Джеймс, как будто и вправду разыскивал потенциальных убийц своей матери. Но даже тонкий намёк, что нужно в чём-то уступить, зажёг в его душе целый пожар из бешенства и злости. Джеймс Поттер никогда не был трусом, кто бы что ни говорил! Хватит и того, что сегодня в спектакле Блэка ему придётся на глазах у Лили сверкать пятками и убегать от сражения вместо того, чтобы, как и полагалось гриффиндорцу, доблестно принять бой.

— И тебе совсем не жалко себя? И меня? А как быть мне, если, не дай Мерлин, с тобой что-то случится?

В этот раз голос Лили дрожал совсем не наигранно, и Джеймс, застыв, несколько раз вдохнул и выдохнул. Не нужно ему было пить зелье! Но иначе бы не получилось, подливать его одной Лили — слишком большой риск. Зато теперь у Джеймса просто хаос какой-то из эмоций: то, что действовало на ведьм, гарантируя стопроцентное зачатие, ему резко усилило все чувства и снизило контроль за ними.

— Да, ты... ты, как всегда, права. Я не подумал, что... Правда, прости.

— Не обижайся, Джеймс, — Лили пересела поближе, прижалась к его боку и тихо вздохнула, — ты для меня был и будешь могучим воином. Но каждый должен делать свою работу, а расследовать — это дело авроров. Я не хочу, чтобы ты пострадал.

— Так что же, если я передумаю и всё-таки пойду вместе с Сири в Аврорат, ты меня не отпустишь?

Лили прищурилась было сердито, но по его выражению лица угадала шутку и рассмеялась:

— Посмотрим на твоё поведение, Джеймс Поттер!

— Ладно, мы с тобой вроде хотели отдохнуть, а говорим о непозволительно серьёзных вещах для субботы, — проговорил Джеймс и с намёком взял её за руку, ту, что держала полный бокал. — Расслабься, Лилс! Весна, солнце, мы в Хогвартсе, нас пока ещё не касаются все эти взрослые проблемы. Потом подумаем, когда выпустимся и повзрослеем.

— Наверное, ты прав. Просто странно видеть, как ты ведёшь себя как ни в чём ни бывало, когда вокруг твоей семьи творится такое.

Джеймс мысленно застонал. Мерлин, ну почему же Лили настолько правильная? Что ей не даёт отвлечься и спокойно отдохнуть?

— Милая, мы ведь это уже обсуждали. Никто не должен ничего заподозрить! Чем меньше волшебников знает, тем для нас безопаснее. А конкретно сегодня я хочу хотя бы один день прожить без этих взрослых сложностей и побыть обычным влюблённым студентом. Ну же, отвлекись, улыбнись!

Помедлив, она и вправду улыбнулась — той своей лучезарной улыбкой, от которой у Джеймса всегда срывало тормоза самоконтроля. Как же он бесился, когда прежде все улыбки и забота Лили доставались морготову Снейпу. Но теперь Джеймсу никто не помешает, Лили только его... Он затаил дыхание, когда Лили наконец пригубила вино и сделала пару небольших глотков. Есть! Получилось!

— Какой необычный вкус, — она с удивлением посмотрела на напиток.

— Эльфийское! Тебе понравится, нужно только распробовать. На всех балах и приёмах лишь такое и подают.

Лили послушалась его совета, сделав ещё глоток, и Джеймс внутренне возликовал. Его план начал воплощаться в жизнь. Самое сложное позади, и скоро, очень скоро Сириус даст сигнал, а потом... Фантазия понеслась вскачь, подсовывая одну за другой сладострастные картинки, а в конце, как вишенку на торте, — смирение и извинения от родителей и глупую рожу бессильного Нюнчика.

То ли начало действовать вино, то ли Джеймс наконец расслабился, но разговор дальше потёк плавно, прерываясь только на смех и поцелуи. Джеймс плыл и млел от удовольствия. Он не мог вспомнить, когда они с Лили в последний раз общались вот так свободно, чтобы она не обижалась или не поучала, а он не оправдывался. Даже когда их мечты о будущем разошлись: Лили хотела учиться дальше и поступить на работу в Министерство магии или Мунго, а Джеймс планировал, что она будет заниматься домом и детьми, — и то спора не вышло. Они посмеялись и решили, что как-то получится всё совмещать, и вообще, они же планировали немного погодить с детьми. Нужно еще поработать на благо магической Британии, как говорил Дамблдор, чтобы их дети росли в совершенно новом, прогрессивном и справедливом обществе. Ко всему этому, добавляя особенной остроты, примешивалось ещё и напоминание, что сегодня он наконец займётся сексом с любимой девушкой... Джеймс вряд ли был когда-то более счастлив, чем в этот день.

Время пролетело совсем незаметно. Джеймс даже бросил следить за сигналом Сириуса и вообще сел к Хогсмиду спиной. До них долетали, нечасто, но долетали окрики лавочников или гомон шумных студентов, однако эту шелуху Джеймс пропускал мимо ушей, она его не интересовала, как не интересовало и то, что солнце через несколько часов уже закат, а Сириус со своим представлением пока не объявился. Им с Лилс было так хорошо вдвоём! Без его друзей, без надоедливого Нюниуса, без всяческого напоминания о ставших жёсткими и непримиримыми родителями, — только он и Лили. В какой-то момент Джеймс вспомнил, что планировал сегодня сделать, но собственный план внезапно показался ему дешёвой глупостью! Не подлостью, именно глупостью. Такой замечательный день, они с Лили чудесно проводили время, нацеловавшись и наговорившись на год вперёд, Джеймс в порыве чувств пообещал ей самое роскошное кольцо и модную нынче у магглов выездную свадебную церемонию (в конце концов кабинет директора Хогвартсе — это же не ритуальный зал, где обычно приносятся брачные клятвы, так что никакого обмана). И чего он всё злился на Лили, считал её приставучий и слишком надоедливой? Нормальная же девчонка, верная его боевая подруга и будущая жена. И посмеяться с ним горазда, и отдохнуть, и повеселиться. Почему Джеймс думал заключить с ней подчинённый магический брак? Нет, никаких глупостей, он же не рабовладелец-аристократ! В их семье муж и жена будут только на равных.

— Что-то становится холодновато, — Лили поплотнее запахнула свою мантию, слишком лёгкую для апрельского вечера. — Не пора ли возвращаться, Джим?

— Успеем ещё, — отозвался он. — Если бы ты знала, как обратно не хочется, в эту рутину!

Лили явно хотела что-то сказать, но почему-то не смогла. Её глаза округлились, полные страха и ужаса.

Кто-то истошно завопил «Помогите!», Джеймс обернулся и похолодел.

Над крышами Хогсмида в медленно синеющим к ночи небе висела Тёмная метка.

Опешивший Джеймс застыл, как незадачливый тролль под лучами солнца. Остатки алкоголя вмиг покинули его голову, но на их место пришёл животный страх. Сириус не говорил, что запустит Тёмную метку. Он и заклинания такого не мог знать! Бродяга должен был просто появиться в похожих мантии и маске, наколдовать пару Бомбард и, может, Инсендио. А никак не метку! Только жуткий череп высоко в небе, зияя провалами глаз, раззевал рот, и из него, извиваясь, выползала уродливая гигантская змея. Джеймс видел всё это своими глазами, ошибки быть не могло, и он вскочил на ноги. Там, в Хогсмиде, всё-таки Сири или... или настоящие Пожиратели?!

С улиц деревни неслись крики ужаса. Засверкали вспышки заклинаний, грохнула Бомбарда, и у самого последнего дома в поселении, который ближе всех стоял к Запретному лесу, снесло половину. Заскрежетав, он накренился и шумно рухнул, добавив ещё больше паники в и без того творившийся в Хогсмиде хаос.

— Джеймс, что происходит? — испуганно воскликнула Лили, которая каким-то невероятным образом оказалась рядом с ним и с силой, до боли, вцепилась ему в руку.

Ярко-красный луч заклинания внезапно пронёсся совсем близко от них. Лили вскрикнула и упала на землю, Джеймс бросился на колени, пригнулся, но в то же время всё пытался высмотреть среди мельтешивших на улицах Хогсмида волшебников фигуру в знакомых плаще и маске. Бродяги всё не было и не было видно, где же он, Мордред? Послышался ещё один взрыв Бомбарды, и Лили закричала так, словно её зацепило проклятьем, сжалась, закрыла голову руками. Пребывавший в полном шоке Джеймс смотрел то на неё, то в сторону Хогсмида и не знал, что ему делать. Деревня вдруг осветилась целым калейдоскопом из разноцветных вспышек — они там что, уже Авадами кидались?! — и между домами наконец стал заметен закутанный во всё черное маг, пулявшийся проклятиями. Несмотря на суматоху и хаос, его маску удалось рассмотреть удивительно хорошо.

— Бежим, Лилс! Бежим! Там Пожиратели!

Лили его не слышала: она зажала уши и громко вскрикивала, когда какой-то особо громкий звук прорывался сквозь преграду. Рывком вздёрнув её на ноги, Джеймс потащил почти несопротивлявшуюся девушку к кромке спасительного леса. Крики ужаса за спиной становились всё громче, воздух полнился дымом пожара. Сири что, совсем с ума сошёл? Его же поймают! Ему надо бежать и...

— Осторожно! — не своим голосом взвизгнула Лили.

Могучий дуб всего в ярде от Джеймса из-за очередной Бомбарды щепками разлетелся по сторонам. Они маленькими снарядами исколотили его бок и плечо, а один кусочек дерева вонзился в щёку так, что Джеймс заорал. От боли и неожиданности он бросился в чащу, не разбирая дороги.

В лесу уже было темно и почти ничего не видно, проклятые деревья вставали на пути то тут, то там, выворачивая из земли узловатые корни. Всё ещё держа Лили за руку, Джеймс петлял, спотыкался и снова петлял, уходя всё дальше от Хогсмида. В какой-то момент ушла боль, и из глубины подсознания всплыло, ради чего они с Бродягой, собственно, всё это и затеяли, и Джеймс невероятным усилием обуздал панику и страх. Нужно было отойти как можно дальше, чтобы не осталось возможности легко найти дорогу назад, но Джеймс уже мало понимал, в каком направлении они двигались. Может, вообще бежали обратно к деревне! Нет уж, ещё немного, ещё!..

Запнувшись о непонятно откуда взявшийся корень, Джеймс с воплем нырнул вперёд, рухнул на землю и покатился вниз по склону. Следом за ним, крича и плача, точно так же летела Лили. Отбив себе всё, что только можно, несколько раз проехавшись по острым камням, торчавшим из склона, Джеймс наконец оказался на ровной поверхности, где въехал затылком в очередной камень и отключился.

Он пришёл в себя от сырости и холода. Локти, колени, голова — всё саднило и болело, на теле будто живого места не осталось. Сесть получилось с большим трудом и, наверное, не меньше, чем за десять минут. Куда-то подевались очки, и Джеймс различил лишь то, что сидел на земле, точнее, в воде, в какой-то впадине. Лили лежала рядом и не двигалась, нелепо раскинув руки, как большая кукла. Видимо, тоже потеряла сознание при падении.

Костеря на все лады Бродягу, устроившего в Хогсмиде настоящее светопреставление, Джеймс похлопал себя по карманам, ища волшебную палочку. Добротная мантия уже прилично напиталась водой, так что он, кряхтя и охая, на четвереньках перебрался на место посуше (там не было воды по щиколотку, зато грязи — хоть отбавляй), перетащил туда же Лили и снова поискал палочку.

— О нет!

Его волшебный инструмент был сломан. Без очков Джеймс мало что мог разобрать, но палочку, вернее, два её обломка он нащупал во внутреннем кармане мантии совершенно точно. Только этого не хватало! Джеймс хотел только притвориться, что остался без палочки, а сам колдовать потихоньку, украдкой от Лилс, потому что лишь полный дурак пойдёт в Запретный лес без волшебной палочки. А получилось так, что он и в самом деле остался беззащитным! Ни костёр разжечь, ни направление определить — ничего! Даже очки Акцио не призвать. Ещё раз выругавшись, Джеймс быстро пошарил по мантии Лили — тоже пусто! Наверное, она потеряла палочку во время истерического забега по лесу. Вот драконье дерьмо! Теперь-то что делать? План, на который возлагалось столько надежд, рушился прямо на глазах.

Джеймс устало сел рядом с Лили, отрешённо подумав, что нужно как-то привести её в чувства, когда под левой рукой неожиданно ощутил гладкую поверхность волшебной палочки. Наверное, выпала из мантии Лилс, а он на нервах и не заметил. Горячо поблагодарив Мерлина, Джеймс тут же призвал очки, превратившиеся в кучу осколков и криво погнутую основу, и починил их Репаро. После этого уже гораздо спокойнее и тщательнее осмотрел себя, вытащил из щеки проклятую щепку и залечил ранку. Чужая палочка слушалась не очень, капризничала, а под конец простой Указуй на Сириуса вообще выдала лишь с пятого или шестого раза. Обратный путь к Бродяге шёл вверх по склону… Значит, там Хогсмид, а за ним и Хогвартс. Джеймс понятия не имел, насколько далеко они убежали, так что решил для верности пройти ещё сколько получится в абсолютно противоположную сторону.

Бросив в Лили Эннервейт, он быстро убрал палочку в кобуру на предплечье под свитером. Пускай Лилс думает, что свой инструмент потеряла. Джеймсу палочка нужнее.

— Лилс? Лили, очнись, милая! Открой глаза.

Он легонько похлопал её по щекам, и только тогда Лили со стоном распахнула подёрнутые болезненной поволокой глаза.

— Джим? Джим, что случилось?

— Пожиратели напали на Хогсмид. Нам повезло, что успели убежать.

— Пожиратели? О, Мерлин! — Лили резко села и тут же скривилась, схватилась за правый локоть и за голову. — Ай, как больно!

— Дай посмотрю, — скомандовал он, мысленно молясь, чтобы обошлось. Ещё не хватало, чтобы Лилс сломала что-нибудь! Это же придётся показывать палочку и выбираться к замку как можно скорее, он ведь не изверг какой. — Нет, всего лишь ушиб, — с облегчением сказал Джеймс, после того, как, высвободив руку Лили из рукава мантии, осторожно ощупал её. — Ты как, милая? Сможешь идти?

Выглядела Лилс неважно. Ни следа не осталось от того роскошного дневного образа, каким она поразила Джеймса: грязные и мокрые волосы слиплись в отдельные прядки, из них торчали мелкие ветки и какая-то труха, мантия превратилась в тряпку, к туфелькам комьями прилипло болотное месиво. На бледном от волнения и боли личике Лили глаза казались огромными и полными страха.

— Не знаю, не уверена, — но в противовес собственным словам она всё же кое-как поднялась, опираясь, правда, на поданную руку. — Ты знаешь, где мы?

Джеймс с прискорбием помотал головой.

— Нет. Тут ничего не видно, а я сломал палочку, когда упал.

Ощупав себя, Лили пришла в ужас сначала от того, что не нашла свой волшебный инструмент, а потом от того, как выглядела. Безрезультатный поиск палочки совсем её добил, и она заметно задрожала. Джеймс широким жестом накинул на плечи подруге свою мантию, в которую Лили тут же плотно закуталась и подняла на него растерянный взгляд.

— Что же нам теперь делать? А ты, ты ранен, Джим?

— Нет, повезло, обошлось. Они ж вообще, уроды, палили заклинаниями куда попало. Я, кажется, даже луч Авады видел, — сказал он и осёкся. Правда ли видел или в голове после паники, побега и удара всё перемешалось? Но Сири же не мог! Или мог? Про Блэков много что говорили, в том числе, про их фамильное безумие. Если это оно накрыло Бродягу в самый неподходящий момент? Не дай Мерлин, Сириуса поймали или ранили, его же в Азкабан посадят, ведь в Хогсмиде такое после его выходки началось! — Выждем немного и надо уже возвращаться. Скоро окончательно стемнеет.

— Возвращаться? Куда, к Пожирателям? Джим, ты в своём уме?

Её тон — так Лилс обычно выговаривала ему или некогда обожаемому Снейпу за очередную драку, — Джеймсу очень не понравился, но он постарался не повысить голос в ответ, чтобы не поругаться. Всё пошло кувырком! Они чуть не заблудились в лесу по-настоящему, изгваздались с головы до ног, Джеймс сломал палочку, — это мало способствовало какой-либо романтической атмосфере. Но Моргот с ней, с атмосферой, Лили совсем не казалась напуганной! То есть, сначала она заметно испугалась, конечно, но затем поразительно быстро взяла себя в руки. Джеймс-то рассчитывал на иное, что ему придётся успокаивать и согревать разволновавшуюся девушку, а это всегда проще и приятнее делать своим телом.

— Ну что ты глупости городишь? Там наверняка уже вызвали авроров, те всех арестовали. Пойдём, нам нужно в Хогвартс. Хочешь, я тебя понесу?

К его удивлению и огорчению, Лили отрицательно помотала головой и попыталась очистить одежду и волосы от грязи. Испорченную мантию она оглядела с таким сожалением, что даже всхлипнула, и Джеймс тут же пообещал купить десяток таких, а то и лучше, лишь бы Лили не расстраивалась. Но та как будто не услышала. Нетвёрдым шагом, поскальзываясь и утопая в чавкающей жиже ручья, Лили двинулась к склону, с которого они свалились, и Джеймс не выдержал.

— Ты куда? Нам в другую сторону.

— Разве мы не отсюда упали?

— Нет, конечно. Пойдём, у тебя, наверное, в голове всё перепуталось после удара. Давай я тебя всё-таки подхвачу, — и, не дожидаясь возражений, Джеймс поднял её на руки.

По крайней мере, так Лилс точно не пойдёт по тому пути, что действительно вёл обратно в Хогвартс.

Впадина, на дне которой разлился ручей, тянулась долго. А может, и нет, просто это Джеймсу надоело тащиться по грязи, увязая в ней по самые шнурки ботинок. Мягкие и лысые без травы склоны казались чёрными, как ночь, кроны деревьев, ещё не обзаведшиеся листвой, тем не менее, угрожающе смыкались где-то высоко наверху, не пропуская солнечный свет. Хотя какой мог быть свет: когда в Хогсмиде начался хаос, уже смеркалось, а сколько Джеймс пробыл без сознания, одному Мерлину известно. Выбраться из низины удалось с трудом: ноги утопали во влажной земле, скользили, Джеймс три раза сползал обратно к ручью, прежде чем влез наконец наверх и вытащил Лили.

— Ты видишь что-нибудь? — встревоженно спросила она, оглядевшись по сторонам. Джеймс и отдышаться ещё не успел, а Лилс уже снова что-то требовала! — Может, обернёшься и сходишь, посмотришь подальше?

— Давай это оставим на крайний случай. Вдруг мы совсем рядом со школой и меня увидят? Потом ещё с Авроратом проблем не оберёшься. — протянул Джеймс, которому совсем не хотелось принимать анимагическую форму.

Сил у величественного оленя, в которого он превращался, вполне хватило бы, чтобы, посадив Лили на спину, вынести её из леса. Если превратиться, Лилс однозначно сообразит это и уже не отвяжется, а Джеймсу позарез нужно было, чтобы они хотя бы эту ночь провели в лесу!

Недовольная его ответом Лили ещё раз огляделась и медленно пошла вперёд, где между деревьями виднелся просвет. Джеймс постоял немного, выругался про себя и быстрым шагом обогнал подругу, чтобы идти первым.

— Не бойся, Лилс, скоро мы отсюда выберемся!

Темнело просто стремительно. И так неприветливый Запретный лес, где мох рос повсюду: на земле, камнях, деревьях, — превращался в единую монолитную черноту. На каждом шагу подстерегало препятствие в виде скользкого камня или тонкой, но хлесткой ветки. Джеймса эта глушь не особенно пугала: за четыре года, что они носились тут с Лунатиком, он не то, чтобы выучил чащу как тот же Хагрид, но сообразил, что лес казался гораздо страшнее, чем был. Все эти крики птиц, совиное уханье, летучие мыши, туман — да ничего такого, на самом деле, страшно-ужасного! Самым опасным существом в Запретном лесу являлся Ремус и то по полнолуниям! Но Лили это знать было не нужно, она и так вдруг проявила себя истинной бесстрашной гриффиндоркой. И как прикажете оберегать её, защищать и успокаивать? Действие зелья не вечно, только эта ночь и максимум следующая. А дальше? Столько усилий, и всё зря?

— Я больше никуда не пойду, — внезапно сказала Лили, когда просвет, на который они шли, оказался крошечной полянкой, обрамлённой густым ельником с одной стороны и вывернутыми корнями упавшей огромной сосны с другой. — Слишком темно, мы или ноги себе переломаем, или расшибёмся. Ты же говорил, что мы идём к Хогвартсу, так где он?

— Должен быть где-то там, — Джеймс махнул рукой туда, где, если он правильно сориентировался, была самая чаща. — Не думал я, что мы так далеко забежали.

Лили, прихрамывая, добралась до вывороченной сосны, присела на один из корней как на табурет и закуталась в мантию. Джеймс, заметив это её движение, вздрогнул и внезапно понял, что ему на самом деле тоже очень холодно. Пока они шли и он, погружённый в раздумья, ругал что Сириуса, что Лили, то не сознавал, насколько похолодало. Добротный свитер больше не спасал, стылый влажный воздух забрался через горловину и рукава и хозяйничал там, забирая тепло. Джеймс с силой потёр ладони друг о друга и подышал на них. Ничего-ничего, скоро он согреется. Ещё бы воды достать... Но пить из той грязной лужи в низине, Джеймс поостерёгся, а колдовать Агуаменти означало засветить волшебную палочку. Ладно, как-нибудь он потерпит.

— Посиди пока тут, а я залезу на дерево и осмотрюсь. — Лили не удостоила его и взглядом, и Джеймс, раздражённо сплюнув, попробовал ещё раз, добавив в свой голос тепла и ласковых ноток: — Не бойся, Лилс, всё будет хорошо. Ну, не сегодня, так завтра выберемся! Тот же Хагрид знаешь, как в лесу ориентируется? Завтра, когда нас хватятся, точно найдут!

— Завтра? То есть, нам придётся ночевать, — Лили огляделась, — здесь?

Почувствовав, что ещё секунда, и на его голову обрушится поток упрёков, Джеймс пробурчал:

— Ну да, но я сейчас всё осмотрю, — и быстро ретировался к какому-то разлапистому дереву, которое внушало ему больше всего надежд.

С первой попытки вскарабкаться наверх не удалось. Скользкий мох не оставлял и шанса упереться ногами в ствол, а дотянуться до тех веток, которые выдержали бы вес человека, Джеймсу не позволял рост. Помянув Мордреда сквозь зубы, он покосился на Лили — повезло, она рассматривала что-то на поляне, — и отошёл к другому дереву, пониже, но более крепкому и развесистому на вид. В этот раз всё прошло удачно, и Джеймс медленно полез наверх. Ощущая себя по-идиотски, ссаживая до тянущей ноющей боли ладони, но полез. Лили и так дулась из-за того, в какую дурацкую ситуацию они попали, Джеймсу нельзя было выставить себя ещё и слабаком, который не просто не в состоянии определить верное направление без магии, но и на дерево не мог забраться.

Джеймс всё это представлял иначе. Лес — не таким неприветливым, сырым и грязным. Лили — не настолько смелой и несгибаемой. Она же выпила зелье! И вина тоже приняла прилично, а оно очень серьёзно влияло на эмоциональный фон и настроение. Что, нападение на Хогсмид вызвало слишком сильный шок, который переборол действие зелья? Самостоятельная и решительная Лили могла что угодно сделать, вплоть до того, чтобы разыскивать обратный путь до Хогвартса. Хорошо, что удалось быстро увести её от начала низины, а то ещё обнаружила бы Лилс следы падения и пошла по ним. Накрылся бы его план окончательно и бесповоротно! А Сириус? Друг тоже хорош! Он должен был всего лишь устроить панику в Хогсмиде, чтобы волшебники кричали «Пожиратели!» и разбегались в панике. Что Бродяга натворил? Да если, не дай Мерлин, авроры докопаются до личности таинственного Пожирателя, Сириуса никакой Дамблдор не прикроет. Это же заключение в Азкабан, однозначно! Джеймс снова напряг память, пытаясь выудить момент сражения. Нет, Сириус при всём своём происхождении гриффиндорец до мозга костей. Он не стал бы швыряться Авадами направо и налево, и вообще, Джеймсу наверняка привиделся зелёный луч третьего непростительного от шока.

На верхушке дерева оказалось гораздо холоднее: дул пронизывающий, не по-весеннему морозный ветер, который не добирался до земли. Решив, что снизу Лили уж точно его не видит, Джеймс вытащил её волшебную палочку и наложил на свою одежду климатические чары. Неплохо было бы и почиститься, но Лили непременно заметила бы это и засыпала Джеймса неудобными вопросами. Зато он наколдовал Агуаменти, сложив левую ладонь в горсть, и наконец напился вволю. После этого Джеймс уже готов был нормально думать и соображать.

Махина Хогвартса находилась далеко, но была хорошо заметна в сумерках: её вовсю расцвечивали оранжевые отблески свечей в окнах. Располагался замок как раз в той стороне, откуда они с Лили пришли, отлично. А вот Хогсмид в ночи был сам на себя не похож. В нём горели все огни, какие только могли, и тени мельтешивших людей постоянно плясали на стенах домов. Джеймс ещё подумал, что с деревни сейчас можно было писать картину — наверное, так выглядели маггловские городки, когда там проводили аутодафе. Он очень надеялся, что Сири успел унести ноги: обратился в собаку или воспользовался его мантией-невидимкой — потому что в Хогсмиде сейчас было очень жарко! Да ну, нет, Бродяга наверняка давно уже в Хогвартсе на ужине или играл в подрывного дурака с Лунатиком или Хвостом. Не родились ещё те авроры, которые поймали бы кого-то из Мародёров! Да Джеймс с друзьями под носом у преподавателей оборотня столько лет выгуливали, и никто бы и не узнал, если бы не проклятый Снейп!

Заметив внизу движение, Джеймс поспешил спуститься, пока ещё совсем не стемнело, и он мог видеть, куда ставить ногу. На полянке Лили уже собрала небольшую пирамидку из еловых лап и других веток, а сейчас деловито подтаскивала к упавшей сосне еловые ветки побольше. Несколько таких уже были прислонены под углом к корням дерева, образуя невысокий шалаш, где мог разместиться... ну, на взгляд Джеймса, только один человек. Молодец Лилс, озаботилась кроваткой.

— Лили, ну зачем? — притворно вздохнул он и отобрал у неё очередную ветвь. — Меня не могла подождать? Все руки же исцарапала.

— Вот-вот стемнеет, а ночевать без крыши над головой мне лично не хочется. Для тебя тоже есть работа, Джеймс, — и она махнула рукой на непонятную кучку ветвей.

— И что я должен с этим делать? — Джеймс примостил ветку к остальным, поморщился и незаметно вытер руки о бёдра. Получилось, во-первых, криво и с большим зазором, а во-вторых, пока он худо-бедно всё исправил, то весь вымазался в смоле или что там выступило на месте слома?

Лили умудрилась посмотреть на него снизу вверх как на идиота.

— Поджечь Инсендио, конечно же. Нужно согреться, или ты хочешь замёрзнуть ночью? И потом здесь всё сырое, от костра будет дым, и нас найдут быстрее.

Джеймс чуть не поперхнулся. Ну да, в чём-то она права. Их найдут быстрее хотя бы для того, чтобы увидеть смельчаков (точнее, придурков), решивших переночевать в Запретном лесу.

— Если ты забыла, мы оба остались без волшебных палочек.

— А беспалочковое колдовство тебе для чего? — удивилась та и пристроила к крыше их временного жилища ещё одну еловую ветку. — Я бы сделала сама, но у меня резерва не хватает, так профессор Флитвик говорил.

— Я... — Джеймс замялся, мучительно краснея. Не хватало ещё сознаться, что беспалочковую магию, которую в достаточно урезанном виде им преподавали на шестом курсе вместе с азами невербального колдовства, Джеймс счёл ниже своего достоинства. Он ведь нормальный волшебник, настоящий воин, который будет биться честно, лицом к лицу! Зачем ему учиться колдовать без палочки? Это вон, удел слабаков и подлецов, того же Нюниуса, например.

— Ты не умеешь? Как так? Северус мне показывал беспалочковый Люмос ещё на четвёртом курсе, а он же вроде слабее тебя, раз полукровка.

— Просто мне никогда не приходилось пробовать. Но я попытаюсь.

Поддернув штаны, Джеймс сел на корточки рядом с будущим костром, всё ещё чувствуя на себе взгляд Лили. Странный взгляд, от него было неуютно, и почему-то он ощущал себя школяром, который не выполнил домашнее задание и получил за это от преподавателя. Джеймса никогда не отчитывали за несданные эссе или что-то такое. Мягко журили, но и только, МакКошка же даже этого себе не позволяла. А тут... Он сцепил зубы, чтобы не заскрежетать ими от злости. Снейп, видите ли, уже на четвёртом курсе владел беспалочковым Люмосом, тьфу ты! Лилс явно сказала это специально, чтобы его позлить. Наверное, хотела отыграться за то, что они зашли в самую гущу Запретного леса, а не вернулись вместе с прочими студентами в безопасный Хогвартс. Поставить бы её на место с её манипуляторскими напоминаниями о всемогущем Нюнчике, но нет, нужно терпеть, Джеймс не мог своими руками погубить единственный шанс взять Лили в жёны и сохранить имя и деньги Поттеров. Он уже слишком далеко зашёл.

С костром ничего не получалось, и чем дольше не получалось, тем больше Джеймс, несмотря на своё же решение держать себя в руках, распалялся. Лили выставила его полным дураком с этой беспалочковой магией! Себе же лёгкую работу выбрала и ещё отговорилась, что Инсендио не потянет, резерва у неё, магглокровки, видите ли, не хватит! А он должен напрягать все силы и изображать полное старание, при этом понятия не имея, что на самом деле нужно сделать. Поэтому Джеймс не стал протестовать, когда Лили, предупредив, что ей нужно отойти, скрылась за деревьями. Убедившись, что её не было видно и, соответственно, она его тоже вряд ли могла рассмотреть, Джеймс быстро вытащил палочку. В этот раз заклинание удалось ему лучше, и разгоревшееся после Инсендио пламя медленно принялось пожирать сырые ветки. Огня было немного, зато дыма — сколько угодно, и он почему-то шёл не наверх, а стелился по земле. Джеймс закашлялся, глаза защипало, но вскоре он попривык и даже придвинулся ближе к огню, перепрятав волшебную палочку. Чары чарами, но это тепло было живое, настоящее и куда более... согревающее, что ли.

— Ты так долго, я уже начал волноваться. Не уходи больше, ладно? Тьма же, ничего не разглядеть.

Появившаяся Лили присела у огня и протянула к нему озябшие руки.

— Холодно, — простучала она зубами.

— Ничего, сейчас я тебя согрею, — Джеймс, обрадовавшись, что Лилс больше не собиралась ругаться, принялся бережно растирать её ладони, не забывая ласково касаться их губами. — Я всё осмотрел там, наверху. Мы правильно идём. Если бы стемнело немного позже, так успели бы дойти. Ничего, завтра будем в школе. Эх, жаль, что не прихватили ничего из воды и еды.

Живот действительно уже начало прихватывать. Агуаменти утолило жажду, но от голода не спасало.

Лили о чём-то напряжённо размышляла, как ни пытался Джеймс её расшевелить. Никак не отреагировала, даже когда он прижал её к себе, чтобы согреть, только и дальше завороженно смотрела на пляшущий в темноте огонь. Джеймс мысленно клял Лили последними словами, спешно придумывая, что бы ещё сделать, и чуть не пропустил тихое:

— Джеймс, как ты думаешь, что сейчас в Хогсмиде?

— А что?

— Там же могли погибнуть люди, — Лили шмыгнула носом, — или и вправду погибли. Нас, наверное, ищут. Вдруг все думают, что и мы тоже...

— Ну... — Джеймс взлохматил волосы, — а пускай думают. Им полезно будет поволноваться!

— Джим, как так можно?

— А вот так. Ты сама говорила, что каждый должен заниматься своим делом. ДМП расследовать, Аврорат защищать... Вот пусть и все вместе и ответят, где недоработали и почему допустили нападение Пожирателей на Хогсмид. Знаешь, что устроят мои родители, если им скажут, что со мной что-то произошло? Да в Министерстве камня на камне не останется! И правильно! А то пока мы, гриффиндорцы, аврорскую школу закончим, Пожиратели уже будут страной править.

Лили поёжилась.

— Всё равно это очень жестоко. Твои родители в возрасте, ты у них единственный сын. Не представляю, каково им сейчас.

Джеймс хотел сказать, что родители вряд ли сильно волнуются: семейный гобелен в Поттер-холле позволил бы им узнать, что он жив, — но тут Лили продолжила:

— А обо мне вряд ли кто волнуется.

— Что ты! А твоя Мэри? А МакКошка? И Пит с Ремом и Сири? Хотя... — Джеймс задумался, — парни же знают, что ты со мной, а я тебя в обиду не дам. Никому в обиду не дам, слышишь, Лилс? Пусть только кто-нибудь попробует что сказать или не так посмотреть!

Наконец она слабо улыбнулась, и у Джеймса немного отлегло от сердца. Он нет-нет, но ожидал упрёков, что завёл их непонятно куда, а теперь они вынуждены коротать время у костра, в дыму и темноте. Или обвинений в том, что репутации девушки вредны такие приключения. Слава Мерлину, обошлось, а то и ночи не хватило бы, чтобы угомонить Лили, если бы она завелась.

На лес окончательно опустилась ночь, сделалось очень тихо, и весь свет остался только в оранжево-красных языках пламени, которые так и гипнотизировали взгляд. Запретный лес дышал тишиной, лишь изредка где-то слышался шелест или испуганно вскрикивала птица. Тогда притихшая Лили вздрагивала и прижималась к нему потеснее, а Джеймс уже не размыкал объятий и губами всё чаще и чаще касался её виска, волос, прохладной щеки, губ. Всё складывалось просто идеально: Лили и не думала сопротивляться его ласкам. Она млела и отвечала сначала вроде робко, а потом с жаром, и...

— Джеймс, Джеймс, — настойчиво проговорила Лили и попыталась выбраться в тот самый момент, когда он только-только передвинул руку с её талии на бедро и нецеломудренно пополз ниже. — Что ты делаешь?

— Согреваю тебя. Я же не могу позволить, чтобы моя малышка Лилс замёрзла этой ночью. Не бойся, — Джеймс широко и, как ему показалось, искренне улыбнулся, — как я могу тебя обидеть?

Секунду-две Лили раздумывала и вдруг решительно поднялась.

— Наверное, я пойду уже спать. Пусть поскорее настанет утро, и этот кошмар закончится.

— Подожди, и я с тобой, — раздосадованный Джеймс выпрямился следом. — Лили, ну что ты на меня так смотришь? Земля холодная, а вместе гораздо теплее. Обещаю держать руки при себе, если это тебя так тревожит.

— А костёр?

— А что с ним? Веток побольше подброшу и не потухнет. Ещё и отпугнёт от нас местную живность, так что можешь расслабиться и отдыхать спокойно.

— Да уж, только о таком отдыхе я и мечтала, — пробормотала она, но всё-таки, пригнувшись, залезла в свой импровизированный шалаш.

Быстро обернувшись на пламя, Джеймс сделал вид, что свалил туда целую кучу веток и тоже полез в укрытие. Ему не нужно было, чтобы костёр горел всю ночь. Напротив, чем быстрее он потухнет, тем быстрее станет холодно. Лили сама прижмётся к нему потеснее, а там уж Джеймс её раскрутит. Тоже, блин, недотрога. Может, не так-то уж и неправ был Бродяга, предлагая купить в Лютном ещё и Амортенцию.

Под крышей из ельника не было ни капли теплее, чем снаружи. От влажной земли шёл холод, а ещё и наведённые климатические чары, похоже, развеялись, поэтому Лили, увидев, как он дрожал, предложила Джеймсу обоим укрыться его мантией. Он чудом только не выдал свою дичайшую радость от этой идеи и так горячо прижал Лили к себе, что она охнула. Конечно, мантии на двоих не хватило, и пришлось потеснее прижиматься друг к другу, стремясь сохранить каждую крупицу тепла. В глубине души Джеймс ликовал. Лили прежде никогда не подпускала его настолько близко, а тут он мог вдыхать её запах и ощущать волнующие изгибы её тела. Предвкушение скорой близости практически стёрло из его памяти все неудачи этого проклято длинного дня.

— Джеймс, ты ведь не спишь?

— Нет, милая, — Джеймс замер и даже задержал дыхание. Он только-только собирался снова аккуратно погладить Лилс по бедру, а она, оказывается, тоже не спала. Моргот, как же с ней сложно! — А ты почему не спишь?

— Должен же кто-то нас караулить.

Он чуть вслух не выругался. Вот как это понимать? Сначала Лилс заявила, что идёт спать, а теперь она собиралась стоять на боевом посту! Так он всю ночь прождёт и не дождётся нужного момента.

— Ты что? Вообще-то из нас двоих я мужчина, я и буду смотреть, чтобы ничего не случилось. Не думай ни о чём, Лилс, спи, — проговорил он, перемежая слова короткими, невесомыми поцелуями. — Я буду настороже.

Она недоверчиво нахмурилась:

— Всю ночь?

— Всю ночь, — подтвердил Джеймс, который на самом деле не был так уж в этом уверен. Но главное, чтобы Лилс успокоилась и расслабилась наконец, а то она как будто вечно ждала подвоха. Вопрос только, от него или от леса?

Наконец Лили затихла. Костер неспешно потрескивал, его свет почти не проникал в их укрытие, и Джеймс, привыкший к мраку, постарался устроиться поудобнее. Ему предстояло долгое ожидание, что было просто невыносимо.

Лили не могла сомкнуть глаз. Нет, вернее, лежала она с закрытыми глазами, но, несмотря на всё сказанное Джиму, заснуть и не пыталась. Запретный лес страшил и пугал. Там, где заканчивалась живительная сила света от костра, начиналась непроглядная чернота, из которой неслись жуткие звуки. Скрежет и стоны старых деревьев от ветра (от ветра ли?), похрустывание какое-то, птичьи (хотелось бы верить!) крики... От каждого нового шороха Лили замирала и прислушивалась с отчаянно бьющимся сердцем. Джеймсу, может, было и нормально, он в Запретном лесу не раз гулял ночами в анимагической форме, но она-то не привыкла к подобным приключениям. День, начавшийся столь многообещающе, закончился подлинным кошмаром. Сначала — ужасное нападение на Хогсмид, которое вряд ли обошлось без жертв, а потом они с Джимом умудрились заблудиться в лесу и вынуждены были ночевать здесь. Лили чувствовала себя ужасно. Холодно, несмотря на костёр, мантию и объятия Джеймса; она грязная: волосы, руки, тело — всё, казалось, провоняло потом и страхом. А Джим как нарочно прижимался теснее и лез целоваться. С одной стороны, было приятно: Лили привлекала его даже в таком непрезентабельном виде, но с другой — она же выглядела отвратительно! Как нищенка какая-то! Столько раз за те часы, что они бродили по лесу, Лили хотелось расплакаться, но она заставляла себя держаться. Ученица Гриффиндора должна быть сильна духом! Как же Лили будет помогать силам света бороться с тёмными магами, как предрекал Дамблдор, если расклеится и расплачется из-за первого же серьёзного испытания? Но Мерлин, она же девушка и не должна валяться в грязи!

Где-то в лесу вскрикнула и тоскливо заныла птица. Дёрнувшись, Лили дёрнулась замерла. Показалось или нет, что в этот раз звук был ближе, чем прежде?

— Джеймс? Джеймс?

Растолкать его не вышло, да Лили и не очень пыталась. Она быстро поняла: Джеймс спал. С дурацкой, блаженной рожей он спал, облапав её пониже талии. Вдруг стало так горько и одновременно мерзко, что Лили чуть не всхлипнула в голос. А обещал-то... Чуть ли не в грудь себя кулаком бил, что всю ночь будет её охранять, что ничего с ними не случится! Позёр… Нет, да что же это Лили думала такое? Джеймс тоже устал и перенервничал сегодня, что он, не человек? И ему нужно отдохнуть, конечно же.

Осторожно, стараясь не разбудить Джеймса, она выбралась из шалаша и выпрямилась, запахнув мантию. Изо рта вырвалось облачко пара, ноги, окоченевшие от холода, не слушались, и несколько шагов до костра Лили ковыляла будто на костылях разной длины. Огонь почти погас, и если бы она не проснулась, то через полчаса от костра осталось бы одно воспоминание. Лили обошла угли и, приглядевшись, с удивлением обнаружила совсем рядом кучку ветвей, которые Джеймс должен был подкинуть в пламя перед тем, как устроиться на ночлег. Почему он этого не сделал? Как только Лили переложила топливо в костёр, угли на несколько секунд будто окончательно потухли, но затем крошечное пламя с потрескиванием принялось пожирать подношение. Вверх, в ночную темноту, взметнулись оранжево-красные языки огня, во все стороны дохнуло жаром и надеждой, и Лили опустилась на одну особо большую ветку, которую было жалко совать в костёр.

Рядом с весело трещавшим пламенем отступали ночь, страх и странный, белёсый, несмотря на непроницаемую темноту, туман, стелившийся невысоко над землёй. Если закрыть глаза, отрешиться от переполненного звуками ночного леса и ноющего чувства голода, то можно даже подумать, будто Лили просто на пикнике с родителями и Петуньей. И с Северусом. Да что же такое, почему бывший друг снова пришёл на ум? Хотя… обидно было это сознавать, но Северус точно бы не допустил того, чтобы они заплутали в лесу и Лили спала на земле.

Она обхватила руками колени, зачарованно глядя на танцующее пламя. Джеймс... Наверное, в Лили говорили обида и чувство оскорблённого достоинства, но она никак не могла понять, почему он был так невозмутим и даже презрительно равнодушен ко всему, что случилось. Джеймса как будто вообще не интересовало, что сейчас в Хогсмиде, есть ли там раненые или погибшие. А уж его слова, что остальным, и его родителям в том числе, полезно будет понервничать! Как так можно? Лили, когда ссорилась с Пет, на эмоциях тоже обижалась, говорила ей гадкие слова, но искренне никогда не желала дурного. А уж о том, чтобы нарочно заставить родителей переживать и считать её погибшей, — Лили бы подобное и в голову не пришло! Джеймс же не видел в этом ничего ужасного, ему совсем не жалко было отца с матерью, преподавателей Хогвартса, которые тоже наверняка не находили себе места.

В последние дни Лили перестала понимать Джеймса, его поступки. Чувствовалось, что что что-то происходит, что-то, не очень приятное для него. Семейный почтовый филин то закидывал Джима письмами, то вообще перестал появляться в Большом зале с почтой. Потом Джеймс стал ещё более тесно общаться с Блэком — Лили не имела ничего против их дружбы, особенно после того, как они наконец одумались и перестали третировать других студентов. Просто одновременно с этим Джеймс отдалился и от неё, и от Рема с Питером. Если он что и обсуждал, то постоянно только с Сириусом. Лили не была дурой и понимала, что если у Джеймса были проблемы, то скорее всего из-за неё. Его отец и мать были довольно консервативными волшебниками, могли и не принять маглорождённую невестку. Сначала Джим настраивал её на скорое знакомство с родителями, но позже сам перестал поднимать эту тему, а если Лили спрашивала, то либо злился, что она приставала с глупыми вопросами, либо преувеличенно ласково обещал, что всё будет хорошо, он же обещал. И эта история с болезнью матери… Нехорошо было сомневаться в словах Джеймса, но по прошествии нескольких дней Лили, не раз всё тщательно обдумав, не была уверена, а правда ли леди Поттер так нездорова. Если бы у Лили мама оказалась практически при смерти, она бы не веселилась и не устраивала бы вечеринок для всего факультета. Если бы это действительно требовалось для конспирации, тогда да, но всё же Лили поступала бы так через силу, она просто не смогла бы радоваться по-настоящему. А на лице Джеймса что-то нельзя было заметить ни грусть, ни печаль. Она несколько раз намекала, что готова к любой правде, что если лорд и леди Поттер не хотят её видеть, то пусть Джеймс всё скажет. Вместе они наверняка бы что-то придумали! Нашли бы нужные слова, может, обратились бы за помощью к директору Дамблдору, ведь тот знал родителей Джеймса и мог бы похлопотать за Лили, свою любимую ученицу. Но для этого Джеймсу всего-навсего требовалось честно рассказать, что происходит на самом деле, а он вёл себя как тринадцатилетний мальчишка, который ни капельки не повзрослел!

Или он не хотел понимать, почему всё это: знакомство с родителями, помолвка, свадьба, — так важно для неё. Наверное, так оно и было. Джеймс же чистокровный маг из благородной семьи, ему те проблемы и трудности, которые поджидали Лили после выпуска из Хогвартса, никогда не светили. А Лили хоть и старалась игнорировать презрительные взгляды и комментарии большинства чистокровных парней и девушек, слушала мечты директора Дамблдора о счастливом будущем и равных правах для всех, но очень хорошо понимала, что для магического мира была посторонней, пришлой. И нужно очень сильно постараться, чтобы стать для волшебников своей, а не пополнить ряды «магглов с палочками», которых никто обычно не привечал. Лили не хотела быть «одной из», не хотела, чтобы её яркая внешность и неоспоримые, признанные преподавателями магические таланты остались незамеченными во взрослой жизни. Она планировала учиться дальше, стать достойным колдомедиком, зельеваром ну или, на худой конец, аврором — прошло то время, когда женщине предназначалась исключительно роль жены, домохозяйки и воспитательницы детей. О Лили Эванс должны были продолжать говорить в превосходной форме! Только для того, чтобы добиться такого положения нужно либо дождаться, пока сбудутся обещания Дамблдора, либо — правда, неизвестно же, сколько придётся ждать! — выйти замуж за достойного мага.

На каникулах мама чуть ли не каждодневно давала советы и поучала, как не ошибиться в выборе спутника жизни. Хоть Лили и закатывала глаза, и говорила, что всё это давно уже устарело и главное, чтобы была любовь, но на деле слушала и многое запомнила. Как чувствовала, что потребуется. Маги-то в плане отношений и брака оказались куда более консервативными и несгибаемыми, чем самые пуританские маглы. Из всего её окружения Джеймс Поттер представлялся самой лучшей партией, особенно, когда он поддержал её после предательства Снейпа и когда стал вроде бы заметно взрослее и серьёзнее. Симпатичный, весёлый, смелый, ловкий и яркий, спортсмен и душа компании. Не без денег — смог бы обеспечить будущую семью и детей. Когда он прошедшей зимой заговорил о женитьбе после Хогвартса, Лили ответила согласием и, не удержавшись, обрадовала родителей, а потом началась эта тягомотина с молчанием, шушуканьем с Бродягой и сегодняшним кошмаром. Джеймс даже спрашивал осторожно, может, сначала он познакомится с её родителями, а потом уж она с его, но Лили возмутилась и ответила категорическим отказом. Да, было принято, чтобы жених получил согласие у родителей невесты, только она ещё официально не невеста, а Джеймс, возможно, и со своими близкими не мог к согласию прийти. Если его родители не желали с ней знаться, почему Джеймс не сказал? Лили бы поняла! Она в последние месяцы изо всех сил старалась быть хорошей, правильной ведьмой, читала про все эти ритуалы, виды брака, читала и ужасалась тому, как глупила, оказывается, все прошлые годы. Узнал бы Северус, то посмеялся бы над ней: чего, мол, только не сделает староста и отличница, не терпящая тёмных магов и все эти отсталые ритуалы, чтобы удачно выйти замуж. Да, ничего в этом хорошего не было, не по-гриффиндорски себя Лили вела, а очень даже по-слизерински. Но она хотела понравиться родителям Джеймса! Она же его так любила, разве что будь он чуть-чуть посерьёзнее... А теперь что ей делать? Что про неё подумают? Вся школа будет шушукаться, что Лили Эванс провела ночь в лесу вместе с парнем, который официально даже её женихом не был! Злопамятные аристократки (не только слизеринки) наверняка напишут своим родителям, вся эта история быстро дойдёт до лорда и леди Поттеров, и что тогда? Если они уже были настроены против неё, то после случившегося и слышать о Лили Эванс не захотят!

Лили всхлипнула и потёрла покрасневшие и заболевшие от дыма глаза. Когда они вернутся, обязательно нужно поговорить с директором Дамблдором, чтобы он не дал её в обиду. Лили ведь не специально! И Джеймс не специально, никто из них не знал, что они заблудятся в Запретном лесу. Лили привыкла к оскорблениям других магов, научилась достойно отвечать на них, но это не означало, что она совсем не переживала из-за смешков, скабрезных шуточек и грубостей. Сегодняшнее происшествие ей будут припоминать до самого выпуска, если не дольше. Ох, и Джеймсу же тоже достанется, ведь он, объявлявший себя идеальным, правильным гриффиндорцем, во время нападения на Хогсмид бросился бежать, а не сражаться. Бедный, Джим не заслуживал подобного. Он тоже устал, тоже не разобрался в минуту опасности, что делать, а его из-за единственной ошибки могут заклеймить трусом и позёром, который Джеймс никогда не был! Он не Северус, который был лживым и двуличным, как настоящий слизеринец, он храбрый, благородный, щедрый и…

Но что-то странное было с Джеймсом сегодня, когда они кружили по Запретному лесу. Несколько раз Лили ловила себя на мысли, что Джим будто и не стремился поскорее выбраться к людям и вернуться в Хогвартс. Не слушал её советов, отказался превращаться в своего оленя, чтобы разведать дорогу, укрытие на ночь Лили почти полностью сделала сама, и та непонятная ситуация с костром... Зато в другом Джеймс был очень настойчив и активен, всё лез с поцелуями и ласками, и это в такой момент! Может, на него повлияли стресс или вино? Но какая разница, всё равно Джеймс вёл себя неправильно. Он ещё и беззаботно уснул, а Лили не находила себе места, прислушивалась к каждому шороху, ища в темноте опасность, и не могла успокоиться. Они же одни в Запретном лесу, полном опасных магических тварей и без волшебной палочки! Да им невероятно повезло не столкнуться ещё ни с кем, а ведь в чаще обитали не только относительно безобидные лунные тельцы, но и воинственные кентавры и, поговаривали, оборотни или мантикора. А если, не дай Мерлин, кто-то из них нападёт, чем Джеймс ей поможет спросонья?

Да что же это такое? Почему Лили постоянно наговаривала на Джима? Наверное, это она от нервов, ещё усталость, голод и недосып сказывались. Джеймс хороший и добрый парень, просто частенько несерьёзный. Ему, с его фамилией и деньгами, легко было жить.

Нехотя она поднялась и отошла от огня, чтобы насобирать ещё веток. Сразу же стало резко холодно, но куда больше ощущался взыгравший страх, хотя Лили старалась не уходить далеко и всё время держала костёр и шалаш в поле зрения. Небо и лес всё ещё оставались беспросветно чёрными, и пугающий, словно волшебный туман тоже не сдавал своих позиций. Глупо было вот так бродить в одиночестве, но и будить Джеймса — нет уж, больше пользы будет, если Лили поработает одна. А то он снова заведёт свою шарманку, что не стоило напрягаться, что он мужчина, значит, всё сделает сам, всех защитит и спасет. Нда, можно и не продолжать. Общество Джима было не тем, чего Лили хотелось сейчас, даже памятуя о возможной опасности. Поесть, попить в душ и в свою спальню в гриффиндорской башне — да, а вот приставания Джеймса, который вёл себя чересчур легкомысленно, — совсем нет.

Лили пришлось всё-таки отойти к дальним деревьям, за которыми Запретный лес превращался буквально в чёрную дыру, потому что ближе не оставалось ни сломанных веток, ни сушняка. Набрав небольшую охапку, она оглянулась было: показалось, что спасительное пламя костра вдруг потеряло силу, — а когда обернулась, то замерла от неожиданности. Примерно в двадцати ярдах впереди, будто сотканная из облака или снежинок, стояла белоснежная лошадь. Нет, не лошадь, единорог! Лили никогда прежде не видела единорогов, профессор Кеттлберн сетовал, что они давно не приходили в окрестности Хогвартса, а тут — живой, настоящий и такой... такой волшебный!

Боясь спугнуть великолепное животное, Лили всё же крадучись двинулась навстречу, крепко прижав к груди собранные ветки. Прошла она немного и снова остановилась в благоговейном восторге, потому что единорог всхрапнул, тряхнул головой и подозвал тихим ржанием такого же молочно-белого, но с нежным золотистым ореолом вокруг гривы и хвоста жеребёнка. Лили они не заметили, а она, очарованная дивным зрелищем, боялась не только шевелиться, но и дышать. Словно по мановению волшебной палочки отступили усталость и холод, ушли все страхи, наполнив Лили ощущением подлинной магии. Какое чудо! Она и не думала, что когда-нибудь собственными глазами увидит живого единорога, а тут их целых двое, мать и малыш. Едва не потеряв животных из виду, Лили отмерла и начала красться следом. Те же дошли до скрытого в тумане озера, плоского, похожего на зеркальный блин. В холодной дымке Лили бы его и не заметила, но перед единорогами мгла расступалась, и на земле в отпечатках копыт как будто таяли серебряные и золотые искры. Малыш, широко расставив ноги, пил, а его мать, шевеля ушами, беспокойно оглядывалась по сторонам. Лили буквально вжалась в большое дерево, чтобы её не заметили. Нельзя было допустить, чтобы чудесное видение закончилось быстро, и напугать прекрасных животных тоже было нельзя. Даже один взгляд на них исцелял: откуда-то и силы взялись, и уверенность, что всё образуется, всё будет хорошо — не может быть чего-то плохого в мире, где есть такие чудеса.

За её спиной кто-то всхрапнул, и Лили, резко обернувшись, впечаталась спиной в дерево. Руки разжались, и ветки посыпались ей же на ноги, но она и не заметила: прямо перед Лили, угрожающе наклонив голову, стоял ещё один единорог. Тоже прекрасный и величавый, только источал он вокруг себя не только волшебство, но и силу; высокий и мощный самец вперил в неё пристальный взгляд, будто заглянул в самую душу и оценивал каким-то ему одному известным образом. Нападать он не спешил, и Лили, отдышавшись и придя в себя, робко протянула к его морде руку. И ведь боялась вспугнуть этого красавца, и поделать с собой ничего не могла, так хотелось дотронуться до волшебного создания и убедиться, что это не сон. Единорог обнюхал её пальцы, прищурился, переступил на месте и коротко заржал — видимо, велел своей самке и детёнышу уходить, Лили краем глаза заметила движение. Сам же он остался и позволил себя погладить, но Лили не успела не то что насладиться ощущением, а даже и осознать его, потому что зверь в одночасье отстранился и вдруг с силой дунул ей в лицо. Лили ахнула — она вмиг почувствовала себя свободной, лёгкой и абсолютно счастливой.

— Лили! Где ты?!

Волшебный зверь, повернув голову на звук, дёрнул ухом и презрительно фыркнул. Джеймс позвал снова, и тогда единорог, покосившись на Лили (как ей показалось, весьма многозначительно), несколькими мощными прыжками скрылся в чаще. Всего несколько секунд, и о том, что совсем близко был настоящий единорог, напоминали лишь затухавшие искры.

— Лилс!

Медленно она пришла в себя, с сожалением глядя в темноту, спрятавшую волшебных зверей. Они... они были невероятные, много сказочнее и волшебнее, чем всё, что Лили когда-либо видела в жизни. На её пальцах, кажется, ещё мерцало заколдованное серебро от прикосновения.

— Лили! Да где же ты?!

Если бы не Джеймс, наверное, единороги бы не ушли. Лили посмотрела в ту сторону, откуда он кричал, и, неожиданно для самой себя переменив решение, подошла к озеру. Раз отсюда пили волшебные существа, то и ей нечего бояться. Пила Лили долго и жадно, потом умылась, скинув мантию, освежила руки и шею. Озеро оказалось не менее колдовским, чем обитавшие вокруг него создания: вода была не холодной, а приятно тёплой, так что Лили спокойно могла находиться тут в одном платье, туман держался от озера поодаль, а главное — видный клочок неба над озером был окрашен грязно-оранжевым, явно от света домов. В той стороне Хогсмид!

— Лилс! — из-за деревьев вылетел разъярённый Джеймс. — Ты с ума сошла?! Как ты могла уйти одна? Чем думала вообще?

Лили повернулась к нему, с удивлением отметив, что совершенно не испытывала желания повысить голос. Хотя причины были и много. Но, видимо, магия единорогов, умиротворяющая и целительная, всё ещё действовала на неё.

— Я собирала ветки для костра.

— А меня разбудить не могла? И где они, эти твои ветки? — Джеймс огляделся и встал перед ней, уперев руки в бока.

— Уронила, — ответила она спокойно, — когда увидела озеро, то поняла, как сильно хочу пить. А ещё я увидела огни деревни, вон там. Утром мы сможем выбраться.

— Ты... — лицо Джима приобрело странное, непонятное выражение, — не смей больше так делать, поняла? — он торопливо заключил Лили в объятия. — Прости, Лилс, я не хотел на тебя кричать, просто жутко испугался, когда понял, что тебя нет рядом. Что тебя вообще нигде нет! Сам не понимаю, как так вышло, что я заснул и... В общем, не уходи больше без меня, хорошо?

Помедлив, Лили всё-таки пообещала. Вместе они заново собрали рассыпавшиеся ветки и вернулись к месту ночёвки. Костёр, к счастью, не успел погаснуть.

— Ложись поспи, — предложил Джеймс, — я покараулю.

— Не хочу.

Лили и в самом деле не желала спать, будто и не провела половину этой бесконечной ночи на ногах. Кровь горела энергией, как если бы она не простой воды напилась, а, например, огня, который радостно взметнулся вверх, едва его подкормили.

— Да нет же, отдохни. Обещаю, в этот раз я точно не задремлю.

Он? Не задремлет? В прошлый раз Джеймс развалился в их укрытии и громко сопел, чуть ли не храпел, — и это называлось «дремотой»? Лили фыркнула. Почему-то ей больше не хотелось оправдывать Джима даже в собственных мыслях.

— Ты обиделась, что ли? Ну, прости, я же не знал, что так получится! И со сном, и вообще, — Джеймс вздохнул и снова накинул ей на плечи свою мантию, которую Лили скинула у озера и забыла надеть обратно. — Лилс, ну, не перестань, не дуйся. Завтра нам много идти, тебе потребуются силы, лучше отдох…

— Джим, я же сказала, что не хочу. Не веди себя как ребёнок. Я тут посижу, у огня.

Не желая больше продолжать этот глупый разговор, Лили снова устроилась возле костра, как и прежде. Они ходили по кругу, а необъяснимая настойчивость Джеймса, не походившая на обычную его заботу, по-настоящему тревожила. В какой-то момент Лили даже показалось, что если продолжить отпираться, то он закричит, поэтому она тихо обрадовалась про себя, когда Джеймс, бестолково потоптавшись рядом, почесал затылок и наконец с усилием произнёс:

— Мне нужно отойти.

Ну и хорошо. Пусть идёт. Лили кивнула, позволяя. Ей больше не было страшно в одиночестве, наоборот, она не понимала, почему раньше так боялась леса. Вроде он остался прежним, непроглядно чёрным и убийственно мрачным, однако больше не угнетал и не пугал. Да, птицы всё ещё вскрикивали иногда, скрежетали и шелестели голые ветки деревьев, но так это Запретный лес пытался разговаривать с ней. Жаль, Лили не знала чудного языка. Наверное, всё это последствия той волшебной встречи у озера. То ли магия единорогов так повлияла, то ли, когда ушёл страх, стало легче размышлять, — Лили прокручивала в своей голове последние часы и не могла не беспокоиться из-за поступков Джеймса. Единственным, что было куда более волнующим, так это её собственное поведение.

Она слишком хорошо помнила собственные ощущения. Перед тем, как провалиться в сон, больше похожий, правда, на забытье, Лили ужасно хотелось оказаться к Джеймсу поближе. Он представлялся сильным, всемогущим, мужественным и желанным, а от его поцелуев и прикосновений Лили просто млела и почти не контролировала себя. Если бы Джим вчера начал настаивать, то Мерлин знает, чем бы всё закончилось! Они… они и любовью могли бы заняться — покрасневшей до кончиков ушей Лили показалось, что именно этого Джеймс и добивался, и передёрнулась от испуга. Нет, она верила Джиму, верила, как самой себе, но не могла просто так выкинуть из головы знание, что вчера почему-то была готова на всё. Лишь каким-то чудом Лили тогда собрала волю в кулак и ушла спать. Это всё, должно быть, шок и переживания, наложившиеся на вино.

Она плотнее запахнула мантию и сунула руку во внутренний карман — там что-то назойливо мешалось, — и вытащила пустой флакон из-под зелья. По запаху не определить было, какого, и Лили сунула стекляшку обратно в карман, решив позже обязательно выяснить всё у Джеймса.

Того не было долго, может, около получаса, и вернулся Джеймс в дурном настроении, хотя и пытался делать вид, что всё хорошо. Шестым чувством угадав, что он снова предложит ей лечь и поспать, Лили первой произнесла:

— Как думаешь, долго ещё до рассвета?

Сидя возле ярко-горевшего костра, небо казалось сплошной чернотой, и ничего нельзя было понять, скоро ли конец этой пытке.

— Понятия не имею, — резко ответил Джим. Он вроде хотел сказать что-то ещё, но передумал. Просто сел рядом с Лили и уставился в огонь.

Когда небо чуть-чуть посветлело — сложно было сказать, сколько прошло времени, — стал накрапывать дождь, но недолго. Мелкий, сначала больше похожий на водяную пыль, он превратился в полноценные потоки воды с неба, залившие костёр без единого шанса на его спасение. Лили с Джеймсом пришлось перебраться в шалаш, и там уже, сидя плечом к плечу с ним, обхватив себя руками за колени, Лили чуть было не расплакалась снова. Ну как так? Когда же закончатся эти испытания? Мало было ночёвки на сырой земле, мало голода и грязи, теперь придётся ещё и вымокнуть до нитки. Джеймс приобнял её за плечи, подбадривая, притянул к себе и поцеловал.

— Замёрзла? — жарко дохнул он Лили на ухо, запустив, кажется, ледяную ладонь ей под мантию. — А то я знаю, как нам согреться.

Лили будто ударило током.

— Джим, ты что? Перестань!

Ничего не слушая, тот потянул её к себе на колени, впился поцелуем уже в губы, а одна из его рук по-хозяйски уже, задрав подол платья, по-хозяйски поглаживала её бедро. Джеймс целовался жадно и напористо, кружа голову и не давай опомниться и глотнуть хотя бы каплю воздуха; Лили скорее угадала, чем почувствовала, что с неё потянули мантию. В следующий же миг чужие пальцы будто невзначай коснулись её трусиков, и по нервам Лили прошёл электрический ток. Она резко отпрянула, пихнув Джеймса подальше от себя.

— Перестань, я сказала! Что ты делаешь?

— Чего ты, Лилс?

Её щёки горели, сердце лихорадочно билось, но не от того, что ласки были приятны, — напротив, накатило такое отвращение, что Лили едва не стошнило. Неужели она оказалась права, и Джим…

— А ты чего? Что это было, Джеймс? По-твоему, сейчас самое время целоваться?

Тот обольстительно улыбнулся:

— Детка, не волнуйся ты так! До рассвета ещё далеко, давай расслабимся, скоротаем время, согреемся. Когда ещё такой шанс выпадет?

Нет, это было неправильно. В корне неправильно. Они ещё даже женихом с невестой не были, чтобы Джеймс вот так к ней прикасался. Лицо Лили вспыхнуло от стыда, что ей — ей! — приходилось думать о таких ужасных вещах, ведь она правильная порядочная девушка, гриффиндорка, а не какая-то девица из Лютного!

— Что?! — вспылил Джеймс, едва она озвучила свои обвинения вслух. — Да ты всё не так поняла, Лилс!

— Извини, если я не так тебя поняла, но… — Лили набрала воздуха в грудь и решительно закончила: — Держи свои шаловливые ручки при себе, Джеймс Поттер, понятно? Сначала мы должны стать мужем и женой.

Сказала это и невольно задержала дыхание, испугавшись реакции Джима, которую теперь было не предугадать. Они же одни на много миль вокруг, кричи, не кричи — на помощь никто не придёт, если что… Лицо Джеймса на секунду исказила гримаса злости, но лишь на секунду, может, Лили, у которой заполошно заколотилось сердце, это показалось? Конечно, ей показалось. Джеймс частенько бывал несерьёзен и, случалось, не знал меры в хвастовстве, но он не был жесток и не причинил бы ей зла, никогда бы ею не воспользовался! Тем более, что он сам, тяжело вздохнув, сказал:

— Ну, конечно, мы станем мужем и женой. Я ж не дурак, я всё понимаю, — и демонстративно отодвинулся к самому выходу из шалаша.

Пристыженная Лили, не успокоившись, однако, ни капли, подобрала под себя ноги и, прислонившись к корням дерева, служившим шалашу одной из стен, прикрыла глаза. Ей было и тошно от того, что она подозревала Джеймса зазря, и страшно при мысли, что, возможно, она не ошиблась. Джим своё слово держал, больше не приставал и как будто даже забыл о своём настойчивом желании отправить её поспать, словно и не было ничего подобного. Может, Лили следует извиниться за свои резкие слова, когда они вернутся в Хогвартс? Может, Джеймс и вправду ничего такого не хотел, это она, будучи на нервах, вообразила себе? Но нет, не привиделись же Лили грубоватые и наглые ласки Джима, до сих пор горевшие огнём на её коже? Не привиделись. Тогда как ей теперь быть?

— Дождь кончился.

Встрепенувшись — всё-таки усталость взяла верх, и Лили немного придремала, — она с надеждой выглянула наружу. Рассвет только-только начался, вода и правда больше не лилась с неба, однако не отогревшаяся ещё после зимы земля пестрела лужицами. Трава, ветки — всё было отвратительно мокрое, и Лили всего за несколько шагов до остатков костра промочила ноги. Обернувшись, она внимательно посмотрела на Джеймса, который активно приседал и одновременно размахивал руками, разминая затёкшее тело и согреваясь, потом взглянула на залитые водой угли. Да уж, тут, наверное, и с Инсендио не справиться, а с невербальным колдовством, которое у Джеймса тоже не очень-то уж и хорошо получалось, — и подавно. Воздух после дождя был переполнен влагой и холодом, и Лили обхватила себя руками за плечи, по-детски уговаривая сильно не дрожать. День предстоял такой же стылый и трудный, как и прошедшая ночь. Представив это, она содрогнулась. Хватит. Что бы ни ждало её в Хогвартсе: ужасные новости про нападение в Хогсмиде, оскорбления и издевательства из-за совместной с Джимом ночёвки в Запретном лесу, — Лили хотела вернуться в безопасное место. С Джимом она, положа руку на сердце, в безопасности себя уже не чувствовала.

— Джеймс, пойдём отсюда.

Он шёл, сцепив зубы, и, если Лилс отставала, из последних сил сдерживался, чтобы не наорать на неё. Всё полетело к дракклам! Когда вино подействовало и Джеймс мог бы осуществить задуманное, он как распоследний кретин заснул. Заснул! Проснулся, потому что стало холодно: конечно, Лилс выбралась, а укрыть его обратно мантией и не подумала. Пришлось искать её по лесу, и он в темноте — Люмос-то не наколдуешь! — чуть ноги себе не переломал из-за коряг и буераков. Палочку ещё потерял вдобавок, кретин! А потом — всё, Лилс включила свою прежнюю, правильную и целомудренную девочку, выворачивались и отказывалась с упорством, достойным лучшего применения. Но как, как эльфийское вино выветрилось так быстро? Она же на пикнике выпила немало, а вот поди ты — глазки вниз и «сначала мы должны стать мужем и женой»! И что теперь делать? Что?! Джеймс же не насильник и не тёмный маг. Не накладывать же на Лили Империо, в самом деле! Да и нечем уже, не наколдуешь Империо без палочки. Ох, прав был Бродяга, нужно было разжиться Амортенцией!

По Запретному лесу они брели около двух часов. Джеймсу удалось, отлучившись ненадолго, вызвать Темпус и обновить на своей одежде климатические чары, иначе бы он совершенно промёрз. Зато направить Лили по нужному ему пути, а не в сторону Хогсмида, удалось с огромным трудом. Эванс с неожиданной уверенностью пошла туда, где Джеймс нашёл её ночью, и ещё посмела заявить, что видела там свет ночью. Джеймс, конечно, настоял на своём, но каким взглядом Лили его наградила! Аж морозом по коже пробрало! Догадалась? Или пока лишь что-то подозревала, не разобравшись толком? Джеймс же, кретин, ещё и не выкинул фиал из-под зелья плодородия, оставил его во внутреннем кармане мантии. Совсем не подумал, что без мантии останется. Что, если Лили найдёт стекляшку или уже нашла её? Может, поэтому она так холодна и неприступна? Что делать-то? Джеймс не мог вернуться в Хогвартс, ничего не добившись, это же будет конец! Он пытался сообразить, как выкрутиться и спасти свой разваливающийся по кускам план, но что в голову пришло лишь то, что им нужно и дальше двигаться в сторону чащи сколько хватит сил. Потом они устроят привал. Вдруг с уставшей, проголодавшейся и продрогшей Лили что получится? Джеймс уже не думал о том, насколько грязно это звучало в собственных мыслях. На кону стояли его жизнь и будущее, ради этого действительно можно многим пожертвовать. А Лили? Он всё равно собирался на ней жениться, так что, как сказал Сири, какая разница, когда она родит Джеймсу детей? Чем раньше, тем лучше! Смысл тогда хранить себя до свадьбы? Глупая, упёртая грязнокровка! Сириус, кстати, тоже хорош! Словно назло молчал и не присылал никаких сигналов, поэтому Джеймс понятия не имел, что происходило за пределами леса. Ну, Бродяга!

— Джеймс, я устала, — позвала отставшая в очередной раз Лили, и он, медленно выдохнув, чтобы совладать с нервами, остановился и обернулся. — Ты уверен, что мы идём правильно?

— Конечно, уверен. Я же вчера всё осмотрел с высоты.

— Просто, по-моему, мы лезем в самую гущу леса. Посмотри сам: зелени всё меньше, один плющ остался, деревья мёртвые. Под ногами не земля, а будто камни. И животных больше никаких нет.

— Лилс, тебе что, мало той встречи с джарви?

Она вспыхнула, сердито поджала губы, и Джеймс почувствовал себя отомщённым. Когда им, бредущим среди деревьев, по пути попалось семейство джарви, он немало испугался. В потоке привычной матерщины зверьки могли случайно проговориться, что волшебники двигались в глубину леса, а не наоборот. Повезло, джарви только обложили их обоих руганью и скрылись быстрее, чем Лили осознала, кто и как её оскорбил, однако несколько неприятных минут Джеймсу всё-таки пришлось пережить.

— А тут, смею напомнить, кроме этих милых тварей, обитают гиппогрифы, стадо кентавров и, Хагрид говорил, мантикора. Ты с кем из них хотела бы встретиться?

— Не веди себя так, словно знаешь этот лес как свои пять пальцев, Джеймс Поттер! Будь это правдой, мы бы не бродили тут второй день!

— Да я-то в отличие от некоторых, — не удержался Джеймс, — лес как раз и знаю.

— Да? — протянула Лили, прищурившись. — Тогда, может быть, ты наконец выведешь нас отсюда? Давно бы уже обернулся и разведал дорогу. Мне вот кажется, что мы в лучшем случае ходим кругами.

Раздраконенный Джеймс стиснул кулаки. Как же она достала! Знала бы своё место, помалкивала бы, но нет, всё препиралась и пыталась указывать. Он с огромным трудом убедил себя ответить как можно более спокойно. Нельзя ссориться, иначе Джеймс с тем же успехом мог сразу отправляться к алтарю с кобылой, которую ему подобрали родители.

— Я бы и сам хотел, Лилс, но сил нет. Я тоже вообще-то устал, хочу есть и пить. Уверен, мы идём правильно, нужно просто ещё немного потерпеть.

Замолчав, Лили нехотя доплелась до него и потащилась следом. По выражению лица понятно было, что она осталась при своём мнении, противно, пикси её задери! Да для чего Джеймс вообще затеял эту авантюру? Чтобы чувствовать себя мало того, что полным придурком, так ещё и грязным, мерзким придурком? Чтобы Лили смотрела на него как на эгоистичного болвана? Да ради Мерлина! Чем Джеймс так провинился перед Магией, что на него постоянно сыпались неприятности, одна за другой?

Живой лес заканчивался. Еле-еле народившаяся листва исчезла с деревьев, но и без неё их голые ветки переплетались так плотно, что между ними нельзя было разглядеть небо. Эту часть Запретного леса Джеймс не знал: так далеко, выгуливая Лунатика полнолуниями, они с Сири и Питом не забирались. Странное какое-то место. Никаких звуков, земля, как правильно заметила Лилс, больше похожа на каменную мостовую, почти без травы, зато с ледком кое-где. И…

— Это что, паутина? — резко спросила Лили, встав, как вкопанная.

— Какая, к Мордреду, паутина? Что ты придумываешь?

Это Джеймс сказал зря. Лили, схватив его за руку, указала на старое, мёртвое дерево впереди, чьи вывороченные из-под земли корни и редкие ветви оплетала плотная и грязная паутина. За ним на других деревьях паутина, похожая издали на серую ткань, образовывала как будто гамаки между стволами и их толстыми ответвлениями, и Джеймс готов был поспорить на свою метлу, что в одной из этих паутинных сумок что-то лежало. Что-то некогда живое.

— Я хочу в Хогвартс, — пробормотала Лили и задрожала.

Можно подумать, Джеймс не хотел. Но в какую сторону двигаться? Он посмотрел в том направлении, откуда они вроде бы пришли, однако лес там внезапно встал густой сплошной массой, как слева и справа. Те же самые голые, полумёртвые деревья, по-разнообразному кривые и пугающие, кое-где в ещё живом плюще, кое-где в жадно пожиравшей всё вокруг паутине. А где тропа? И была ли она? Джеймса охватил страх. Он не знал, где они, далеко ли Хогсмид и как найти деревню. Так, возможно, Бродяга уже давным-давно посылал сигналы, что пора выбираться из леса, а Джеймс просто их не видел? Мордред, куда они забрались?

— Джеймс? Что ты молчишь? Мы что, заблудились? — Лили дёрнула его за руку, привлекая внимание. Джеймс повернулся, но не успел ничего сказать: она и всё поняла по его лицу. — Мы заблудились. Куда ты нас завёл?

— Я?! — возмущённо переспросил он. Гордость не могла принять тот факт, что Джеймс облажался, облажался на глазах у Лили, и та не преминула тыкнуть его носом в ошибку.

— А кто же? Я говорила, что нам нужно идти в другую сторону. А теперь и непонятно, как нам назад вернуться.

— Лилс, не паникуй раньше времени.

Она топнула ногой.

— Почему ты не можешь признать очевидное, Джеймс? Ты ошибся, мы заблудились! Мы шли к деревне, но почему-то оказались в самой чаще леса!

— Может, мы уже в шаге от твоей обожаемой деревни.

— Хочешь сказать, возле самого Хогсмида живут пауки, которые способны вот на это?!

В голосе Лили зазвенели истерические ноты. Она махнула рукой на паутину, и Джеймса, невольно проследившего за её движением, передёрнуло. В самом деле, какого размера должны быть твари, которые плетут сети, в которые он легко мог закутаться с головой...

— Мерлин, зачем я только согласилась на это свидание? — Она схватилась за голову. — Про меня будут говорить неизвестно что, если... если мы ещё вообще выберемся отсюда!

— Про тебя будут говорить, — передразнил Джеймс, которого эти её глупые страхи вдруг взбесили. Надоело! Лилс такая правильная, чистая и невинная и так этим гордилась, будто ей должны были как минимум Орден Мерлина дать. Аж зубы сводило от злости. — Пф, нашла, из-за чего переживать.

— Конечно, тебе всё равно, что я чувствую, да? Всё равно, выйдем мы из леса целыми и невредимыми или нет? Может, ты нас вообще нарочно сюда завёл, а, Джеймс?

— Ты с ума сошла? Ты что несёшь?

И без того разгневанное личико Лили приобрело триумфальное выражение. Джеймс смотрел на неё, тоже закипая: накопившиеся эмоции неудачных дней, долго требовавшие выхода, застлали ему глаза, и он никак не мог понять, а чего же, собственно, так рвался за Лилс. Из кожи вон лез, наизнанку выворачивался, только чтобы её взгляды, мысли и прикосновения принадлежали лишь ему, Джеймсу. А она… Да она же истеричная, мнящая себя умной и знающей, но на деле ни драккла не понимающая в настоящей магии и жизни девица, которая даже сейчас пыталась подчинить, подмять его под себя, как не раз подминала Нюнчика! И Джеймс ещё хотел обойтись с ней по-хорошему? Слишком много чести! Амортенция и магический подчинённый брак — вот что ждёт Лили после возвращения в Хогвартс, и пусть она попробует хоть раз косо посмотреть на него, чистокровного мага с именем и титулом! Пусть знает своё место, чёртова грязнокровка!

— Что я несу? Правду, Джеймс! Мы ночью были у озера, за которым я видела огни Хогсмида. Но ты притащил нас сюда, а теперь отрицаешь это?

— Ага, ты ещё скажи, что это я нападение в Хогсмиде устроил, чтобы тебя в лес затащить. Не много ли ты о себе мнишь, Лили Эванс?

Она замолчала так резко, будто попала под Силенцио. А Джеймс, в запале проговорившись, впервые за последние недели почувствовал себя невероятно легко. Чего он выкручивался, вытанцовывал перед ней, всё боялся ранить и тронуть? Как будто Лили ещё кому-то нужна, кроме него и своего жалкого Снейпа, к которому Лилс сама и близко не подойдёт. Ну, вот и результат всех расшаркиваний перед ней. Лили и Джеймсом пыталась крутить и вертеть, возведя себя на пьедестал, а его считая слугой, которому за радость исполнять любой её каприз.

— Что? Не ожидала? Думала, я терпеть буду, как твой раболепный Нюнчик? Тоже мне, возомнила.

— Не ожидала, — обманчиво спокойным голосом подтвердила та, но Джеймс-то видел, как заблестели её глаза от сдерживаемых слёз. Стыдно не было, Лилс давно уже пора было окоротить, как Сири предлагал.

— Ну, прости, что я твоим ожиданиям не соответствую. В следующий раз зови в лес Нюниуса, уж он-то обрадуется!..

Левую щёку обожгла пощёчина, звонкая и остро-горячая, Джеймс даже отшатнулся. Он не успел заметить, как Лили — а ведь она стояла в нескольких шагах поодаль, — подлетела, как занесла руку. Увидел её только, когда боль уже дошла до его сознания. Лили смотрела, раздуваясь от гнева, уже без намёка на слёзы и без шанса на прощение, и что-то такое было в её взгляде, чего Джеймс по отношению к себе прежде никогда не замечал. Удивительно, что это его ни капли не пугало.

— Надо же, ты снова его защищаешь? Забыла уже, как Снейп тебя с грязью смешал?

— Северус, по крайней мере, не позволил бы, чтобы мы заблудились в Запретном лесу без волшебных палочек.

— А я настолько ужасен, что допустил. Знаешь что, Лилс? Если я настолько плох, выбирайся-ка ты сама! Может, без балласта в моём лице и дойдёшь до цивилизации!

— И дойду! — Она с вызовом вздёрнула нос (смотрелось это, вкупе с её грязной одеждой и нечёсаными волосами, ужасно смешно). — Только не рассчитывай, Джеймс Поттер, что после случившегося я ещё хотя бы раз захочу увидеть тебя рядом!

Взмахнув полами изрядно пообтрепавшейся за эту «прогулку» мантии, Лили сорвалась с места и проскочила мимо. Только когда она промаршировала дальше, в глухую темень леса, Джеймс осознал, что задыхался от злости. Она посмела... посмела послать его, поставить в один ряд с тем жалким слизеринским посмешищем?

— Да пошла ты, дура грязнокровная!

* * *

— Да пошла ты, дура грязнокровная!

Лили мотнула головой, изо всех сил желая не слышать того, что прокричал ей вслед Джеймс. Слёзы, как она ни старалась сдержать их, всё же потекли, слёзы обиды и бессилия. Джеймс... Лили же верила ему! После того мерзкого поступка Северуса на пятом курсе она думала, что уж Джеймс-то никогда её не обманет, не предаст и не оскорбит, и что вышло? Добрый, смелый, храбрый — и наорал на неё, будто Лили несла чушь, а не указывала на его очевидные ошибки. Как Лили могла быть настолько глупой, что не замечала прежде, какой он злой? Как, почему верила, что тот, прежний Джеймс, задира и хвастун, исправился ради неё?

Она не знала, как далеко углубилась в чащу, когда наконец остановилась. Отчаяние и разочарование стучали в висках, боль сжимала грудь раскалённым железным обручем, а слёзы жглись, словно Лили не плакала, а пролила на себя гной бубонтюбера. Мерлин, да как же так? Почему то, что должно было стать прекрасным свиданием в солнечный весенний день, обернулось жуткой ссорой? Почему Лили застряла одна посередине леса, безоружная и беспомощная?

Обхватив себя за плечи, она без сил опустилась на холодную землю, прямо там, где стояла. Что произошло? Ещё вчера Джеймс всячески ухаживал, называл милой и любимой, целовал и пытался оберегать, а сегодня обозвал грязнокровкой и дурой. Лили же просто пыталась объяснить, что он вёл их не в ту сторону, ну, почему Джеймс не мог признать свою ошибку и исправить её? Или же он разозлился, потому что вчера ночью у него ничего не получилось? Да быть того не могло! Нет-нет-нет! Наверное, не нужно было вспоминать про Северуса, тут Лили виновата, это верно. А остальное? Джеймс же притащил их в самую глушь Запретного леса, где не было ни единого живого существа, и ещё смел отрицать это, упрекал её! Припомнив прозвучавшие в запале ссоры слова, Лили сначала всхлипнула от жалости к самой себе, а затем рассердилась. Да, она не чистокровная ведьма в Мерлин знает каком поколении, но это не означало, что позёры вроде Джеймса имели право вытирать об неё ноги. Тем более, что Поттер, как показало путешествие по Запретному лесу, в быту неожиданно мало что из себя представлял. И укрытие не смог соорудить толком, и про беспалочковое Инсендио сам не вспомнил, ещё и битых полчаса несчастный костёр не мог зажечь. А где же его хвалёная анимагия, когда она так нужна? Где?! Лили считала его достойным молодым человеком, настоящим гриффиндорцем, а он оказался предателем похлеще Северуса. Мерлин, какая же она дура! Почему Лили постоянно окружала себя парнями, которые обманывали её и ни во что не ставили? Нет уж, даже если Поттер приползёт к ней на коленях, умоляя о пощаде (а он не приползёт, гордость и самомнение вперёд него родились), Лили он не нужен. Проживёт она и без выгодной партии, сама как-нибудь в магическом мире устроится, своими силами. Уж лучше прозябать в нищете, чем стать женой такого... такого лицемерного урода!

Но как же всё-таки больно. Лили любила его. Ловила его взгляды, улыбки, восторгалась подарками и ужасно гордилась тем, что среди всех девушек Хогвартса Джеймс выбрал именно её. Воображала, как они поженятся, каким хорошим мужем Джим станет, будет носить на руках и её, и детишек, непременно двоих. А он... Он её любил? Если любил бы, то вряд ли бы устроил такое п-приключение, как сегодня! Лили будто заново переживала вчерашний вечер, эту ночь и день, слившиеся из-за усталости и недосыпа в одни невероятно тяжёлые сутки, вытянувшие из неё все эмоции и силы. Как же страшно и обидно снова обманываться в том, кому Лили отдала частичку своей души и в ком, казалось бы, не должна была сомневаться! Однако её снова предали. Береглась она, береглась после тех ран, что нанёс её сердцу Северус, но всё-таки не убереглась. Дурочка, глупая, столько же не подпускала к себе Джима, проверяла его и выжидала, пока вроде бы не убедилась, что он и вправду собирался ухаживать за ней с самыми серьёзными намерениями. А как он клялся, что никогда не обидит, слово давал, «честное гриффиндорское». Но и для него Лили оказалась всего лишь грязнокровной дурой...

Утерев злые слёзы, она поднялась на ноги. Мерлин, в этот момент Лили была противна самой себе: зашлась в рыданиях, как какая-то слабачка, не способная ни на что без парня рядом. А Лили, между прочим, тоже многое умела, в некоторых магических науках — и поболее того, что удавалось такому чистокровному, всему из себя Джеймсу. Как жаль, что она потеряла палочку! Можно было бы и костёр развести, согреться, и в воздух что-либо запустить, чтобы внимание привлечь, да хотя бы с помощью простого Указуй выбраться из этой глуши! Но у Лили не было ни волшебной палочки, ни спутника, которому она могла бы довериться или хотя бы получить совет. Теперь Лили назло Джеймсу сама должна была выбраться из леса, и она выберется! Нужно только понять, в какую сторону двигаться.

Однако, бросив вокруг беглый взгляд, Лили поёжилась. Возвышавшиеся с разных сторон деревья были одинаково страшными: мёртвыми, почернело-гнилыми, в паутине, которая опутывала их стволы плотными коконами и покойницким саваном свистала с ветвей. Кроны почти не пропускали свет, а под ногами хрустела мёрзлая земля, хотя по ощущениям день должен был близиться к полудню. Солнце совсем не добиралось сюда своими лучами, а тишина просто убивала. Ни птиц, ни хотя бы просто шелеста деревьев — ничего.

— Джеймс? — неуверенно позвала Лили, надеясь, что он хоть как-то, пусть и руганью, откликнется. Только, видимо, она в запале слишком далеко убежала, потому что в ответ не услышала ничего, кроме своего же сбившегося от нарастающего страха дыхания. — Джеймс, ты ведь здесь?

Сзади послышался какой-то странный звук, похожий на шелест или тонкий-тонкий свист. Правда, поспешно обернувшись, Лили ничего не увидела, хотя... клок паутины, свисавший с обломка ствола старой гниющей ивы, слабо колыхался. Как? Ветра никакого не было.

— Есть тут кто-нибудь? — спросила она ещё более неуверенно. Ох, как глупо! Если кто со злым умыслом и прятался в тени за деревьями, то вряд ли бы ответил. — Эй! Эй? Джим, это ты?

Звук повторился — и снова у неё за спиной! Лили лишь уловила взглядом отголосок чужого движения: пара веток ярдах в двадцати от неё колебались, видимо, кто-то их задел. И всё опять затихло той самой давящей мучительной тишиной, как если бы всё живое, если оно, конечно, тут было, боялось попасться на глаза.

— Кто здесь?! Джим, предупреждаю, если это ты так издеваешься, я тебя никогда не прощу!

Незаметно для себя Лили начала пятиться. Она постоянно озиралась, стараясь держать в поле зрения каждое дерево этого проклятого леса, но успевала лишь то тут, то там ловить следы каких-то передвижений. Некто перемещался настолько стремительно и бесшумно, что его выдавал лишь трепет ранее неподвижной паутины. Или — тут сердце Лили, сделав кульбит, в панике подскочило к горлу — здесь пряталось не одно неведомое существо, а несколько? В какой-то момент она почувствовала чужой взгляд, настойчивый и изучающий, и ей чуть не сделалось плохо. Лили одна в дремучем лесу, без волшебной палочки, без защиты, а кто-то беззастенчиво рассматривал её со всех сторон.

Громко и смело потребовать ответа не получилось — голос отказал вместе со храбростью. В темноте леса, проглядывавшей между тошнотворными кусками паутины, внезапно открылись глаза: два крупных, блестящих, как чёрные драгоценные камни, и рядом целая россыпь помельче. Не отрываясь, они смотрели на застывшую в шоке Лили. Мгновение, и огромная чёрная мохнатая нога ступила на землю, за ней другая, и, приподняв могучим телом паутину, из-за деревьев вылез гигантский, размером с грузовик, паук. В горле оцепеневшей Лили застыл вопль ужаса. Она не боялась пауков и на уроках зельеварения спокойно работала с куда более отвратительными на вид ингредиентами, но возвышавшееся над ней чудище выглядело ужасно и источало смрад и смерть. Его мерзкие мохнатые лапки у самого рта беспрестанно шевелились, будто пробуя воздух и оценивая жертву на вкус. Услышав за спиной всё тот же до смерти страшный и противный звук, Лили кое-как обернулась и обомлела: к ней подобрались ещё два таких же огромных и отвратительно волосатых паука.

Визг прорвался наконец из её горла, паника хлестанула кнутом, и Лили, не разбирая дороги, кинулась бежать. Прочь, прочь, куда угодно, лишь бы скорее и подальше от этих монстров! Пауки, она чувствовала, гнались за ней по пятам и протягивали мохнатые жвала и лапы, вот-вот они должны были схватить её за капюшон мантии и… Не сумев прорваться сквозь плотную, похожую на рыболовную сеть, паутину между двумя деревьями, Лили заметалась по сторонам, ничего не видя и не соображая, и врезалась во что-то живое.

— Лили! Лили, это я!

За собственным криком она еле услышала чужой голос, но ещё несколько раз изо всех сил пыталась вырваться, пока не поняла: её схватили не лапы чудовища, а руки человека.

— Северус? — ахнула Лили, присмотревшись.

Бледный, взъерошенный, с горящими диким огнём глазами и кровавым следом на щеке — но это всё-таки был он. Взвизгнув, Лили кинулась ему на шею, плача уже от облегчения. Мерлин, Северус здесь, он здесь, Лили больше не одна!

Однако всю её радость как рукой сняло, когда угрожающий шелест, означающий мучительную смерть шелест вновь раздался со спины, слева, спра… Мерлин, да со всех сторон!

— Там пауки! — вскрикнула она, расцепив объятия.

Северус среагировал мгновенно: шагнул вперёд, задвинув Лили себе за спину, загородил её собой и вскинул волшебную палочку. Отрывисто произнесённое заклинание, которое преисполненная ужаса Лили так и не разобрала, — и первый же кинувшийся на них паук рухнул на землю, разрезанный пополам.

* * *

Появившийся домовик с поклоном поставил на кроватный столик поднос с едой и исчез. Шумно потянув носом (Мерлин, эта отбивная просто великолепна!), Джеймс вцепился в вилку с ножом и принялся торопливо есть.

Тепло, душ, чистая одежда и сытная еда — всё это немного мирило его с действительностью. Поглощая свой поздний обед, Джеймс старался не думать, что, скорее всего, вот-вот прибудут родители. Декан уже должна была сообщить им, что он нашёлся. Шутка ли — целый наследник рода пропал. Предстоит пережить крики, негодование, возможно, слёзы матери… что скажет отец, вообще сложно предположить. Наверное, ещё и спрашивать будут, видели ли с Лилс они что-то в Хогсмиде или нет. Джеймса передёрнуло.

Лили тоже спасли, он видел, как её принесли в замок авроры, а рядом вился ненавистный Нюниус. Откуда поганый слизеринец вообще взялся в Запретном лесу? От досады Джеймс с силой насадил на вилку очередной кусок мяса, так что тут чуть не выскочил из тарелки на одеяло.

Получилось... да по-дурацки всё получилось! Мало того, что Джеймс ничего не добился, только зря целые сутки мёрз и страдал от голода, они с Лилс ещё и поругаться умудрились! Причём, серьёзно поругаться: с таким же выражением лица Лили в своё время прогнала Снейпа и не простила его потом. Джеймс уже не раз пожалел, что вспылил и обозвал её. Он устал и был зол на морготову недотрогу Эванс, которую столько обхаживал, а она всё равно не далась! Так зол, что не смог сдержаться и вывалил на неё всю свою злость... Ну, возможно, и не всю, но и без Прорицаний понятно, что выпрашивать (при этой мысли Джеймс поморщился) прощение теперь придётся не одну неделю. У него не было столько времени, это раз, и придётся снова придумывать, как соблазнить наконец Лили, это два. План с Амортенцией всё-таки был очень мерзким и недостойным гриффиндорца, но… ничего другого Джеймсу не оставалось.

Дверь палаты — он так переполошил всех своим исчезновением, мадам Помфри даже отдельную палату в Больничном крыле выделила, — распахнулась, и в комнату ворвалась мама.

— Джеймс!

— Матушка, — пробормотал он и едва успел отодвинуть еду подальше, потому как мать, словно забыв о том, что она степенная дама, Леди рода, привлекла его в объятия и принялась судорожно ощупывать и целовать.

Джеймс терпел, чувствуя себя маленьким ребёнком. Он не знал, радоваться приходу родителей или огорчаться. Вроде как в присутствии Главы рода авроры не посмеют к нему цепляться и допрашивать слишком уж жёстко, но, с другой стороны, как бы отец не забрал его в поместье после случившегося, особенно если узнает, что в лесу Джеймс заблудился вместе с девушкой. А он точно узнает... или уже узнает, мысленно поправился Джеймс, посмотрев на зашедшего в палату отца, и поёжился. Тот как будто собрался на важный приём в Министерство, чуть ли не все регалии Главы рода надел: парадная чёрная бархатная мантия в пол, золотое ожерелье с медальоном с гербом Поттеров, застёжка на мантии тоже с гербом, на руке — массивный родовой перстень. От него исходило ощущение власти и силы, даже Джеймсу, который вроде как не должен был реагировать подобным образом на магию отца, захотелось склонить голову. А уж как чувствовала себя стоявшая рядом с отцом МакКошка, одному Мерлину известно. В своей обычной мантии она казалась невыразительной и… Джеймс невольно задержал взгляд на МакГонагалл. Неестественно бледная, с красными глазами, она постоянно теребила в руках платок, хотя раньше у неё не было такой привычки. Да, наверное, отец хорошенько потрепал ей нервы, это он умел.

— Мальчик мой, ты жив, — наконец успокоившись, мать напоследок поцеловала Джеймса в лоб, и он едва сдержался, чтобы не скривиться.

— Матушка, не надо этого всего. Ничего плохого со мной не случилось и не могло случиться.

— А я в этом не уверен, учитывая, рядом с какой огромной колонией акромантулов вас нашли, — ответил за неё отец и, не дав опомниться, продолжил: — Я очень разочарован тобой, сын. Разве ты не обещал в последнем письме, что возьмёшься за ум? Я поверил тебе, как наивный магл! И что получил? Тебя вывели из Запретного леса на пару с какой-то грязнокровной девицей! Тебя, наследника древнего и благородного рода!

Акромантулы, значит. Джеймс кое-что помнил про этих магических тварей: огромные, ненасытные, прирождённые убийцы, — и в глубине души порадовался, что после ссоры с Лили пошёл не за ней, а в абсолютно другую сторону. У него ведь и волшебной палочки не было! Да даже и с ней, наверное, против целой прорвы паучищ мог выстоять лишь один Дамблдор. Бедняга Лилс! Похоже, она в самое гнездо сунулась.

— Я ничего конкретного не обещал, отец. Сказал, что хорошенько обдумаю своё решение, и только. Тебе меня нечем упрекнуть, я своего обещания не нарушил, а вот ты!..

— Хорошо, надеюсь, ты и в самом деле все обдумал, — холодно перебил тот, — потому что сюда вот-вот прибудут авроры, сотрудники ДМП, а с ними лорд и леди Блэк. Они все хотят услышать от тебя объяснения.

— Объяснения? — у Джеймса пересохло в горле. Если интерес Аврората и ДМП он ещё мог понять, то причём тут Блэки? Неужели Сириус попался в Хогсмиде и сдал его? Нет, это невозможно! Бродяга бы скорее умер, чем предал их компанию Мародёров! — Какие объяснения? Отец, матушка, что произошло?

— Ваш сын ещё спрашивает, что произошло?

Лорд Блэк появился в палате неслышно, просто возник из-за спины отца и остановился рядом зловещей тёмной фигурой. На самого отца он и не глянул, хотя прежде они неплохо общались, кажется, сразу впился бездонным, ненавидящим взглядом в Джеймса. За лордом Блэком вошла и его супруга. Леди Вальбургу Джеймс помнил статной и властной дамой, но сейчас мать Сириуса, одетая в чёрное скромное платье с чёрной же вуалью и такими же перчатками, напоминала тень саму себя. Тихая, скромная, даже, можно сказать, незаметная. А если Джеймс правильно помнил все эти глупые аристократические условности, то леди Вальбурга носила траур. Но по кому?

— Прошу вас, лорд Блэк, не делайте поспешных выводов. Наши семьи связывают давние дружба и родство, мы не чужие друг другу. Мой сын никогда бы не посмел даже косо посмотреть на представителей вашего рода, и...

— О дружбе можете забыть! — прогрохотал в гневе лорд Блэк, и Джеймс инстинктивно съёжился. — Молитесь, чтобы этот щенок оказался непричастен, иначе я не посмотрю на древность и благородность вашей семейки! Пусть Сириус и был отсечён от рода, но он оставался моим сыном!

Оставался? Почему лорд Блэк говорил о Сири в прошедшем времени?!

В палату, потеснив МакГонагалл и прижавшуюся к отцу растерянную матушку, зашёл незнакомый маг с усталым, невыразительным лицом. Он назвался следователем Харрисом из ДМП и попросил всех посторонних покинуть комнату, но когда никто так и не сдвинулся с места, махнул рукой, раскрыл принесённую с собой пухлую папку и обрушил на Джеймса поток чудовищных новостей.

Сириус был мёртв! Его убили вчера во время стычки в Хогсмиде. Жители деревни неожиданно оказались не совсем паникёрами и уж вовсе не беззащитными, потому что как только в центре поселения возник Пожиратель смерти, ему дали мощный отпор. Пожиратель сдаваться не собирался, и в защитников Хогсмида полетело множество проклятий, таких, что на их фоне Бомбарда казалась детской хлопушкой. В какой-то момент Пожиратель выпустил и Аваду, причём не одну. Его пытались обезоружить и взять живьём, но если первый Экспеллиармус выбил у тёмного мага волшебную палочку, то второй Экспеллиармус швырнул его на ближайший дом, об угол которого преступник и проломил себе голову. Когда же с него сняли плащ и маску, тогда и обнаружилось, что это был не кто иной, как Сириус Блэк.

— Вы знали, что мистер Блэк состоял в Пожирателях смерти? — закончив монотонный монолог, с неожиданной живостью спросил следователь.

Джеймс потерянно смотрел прямо перед собой, когда до него дошёл смысл вопроса.

— Нет! Сири бы не стал! Он не Пожиратель, поверьте мне!

— Тогда почему он был в маске и мантии Пожирателя смерти? Почему напал на мирных магов в Хогсмиде? Он говорил вам о том, что планировал атаку?

— Я...

Мысли, запутавшись одна об другую, превратились в плотный и бесполезный ком. Джеймс никак не мог прийти в себя. Бродяга мёртв! Его считают настоящим Пожирателем, и, что хуже, Джеймса тоже подозревают, что он как минимум знал о нападении. Мерлин, полный бред! Что же, это Сириус наколдовал те Авады, свет которых Джеймс видел с опушки Запретного леса? Невозможно, это ложь! Его кто-то подставил!

— Я... Мне срочно нужно переговорить с Дамблдором!

— Мистер Дамблдор сейчас даёт показания главе ДМП и Главному аврору, — безжалостно отрубил следователь, — как так вышло, что в школе, полной беззащитных студентов, жил Пожиратель смерти. Почему вы ссылаетесь на него, наследник Поттер? Мистер Дамблдор знал о членстве Сириуса в запрещённой организации? Что вы так машете головой? Не знал? А вы, я так полагаю, были всё-таки в курсе?

— Нет! — буквально простонал Джеймс, которому под перекрёстными взглядами лордов и леди двух родов, своего декана и хищного мага из ДМП сделалось по-настоящему страшно.

Как он им скажет, что это должна была быть просто шутка?! Что Бродяга собирался просто попугать людей, но не атаковать по-настоящему и, тем более, не убивать. Что на него нашло?

Следователь, почувствовав слабину Джеймса, всё не отставал: продемонстрировал результаты экспертизы волшебной палочки Сириуса, где доказывалось, что это именно он бросался в Хогсмиде непростительными. Снова накинулся с вопросами. Что Джеймс делал в тот день в Хогсмиде? Он был один или с кем-то? Знал ли Сириус Блэк, что Джеймс будет в Хогсмиде? Что подозрительного Джеймс помнил из своих разговоров с Сириусом? И многое, многое другое. Джеймс пытался отвечать где-то честно, где-то не очень, чтобы хоть как-то обелить имя друга. Он с ужасом осознал, во что вылилась его вроде бы невинная затея, но не мог поверить, принять, что друг погиб, и больше они с Сири никогда вместе не будут дурачиться, надирать зад слизеринцам, гулять среди магглов...

Только Сириуса нет, и ему, мёртвому, всё равно, что о нём подумают, а Джеймсу надо как-то жить дальше. Решение молчать об их спектакле для Лили пришло на ум спонтанно, но чем дольше длилась эта пытка допросом, тем больше Джеймс понимал: он должен молчать, он не имел права оговориться. Да, ужасно недостойно сваливать вину на погибшего, но Сириус бы понял его, понял и выручил, как и всегда. Бродяге-то хуже не будет, а Джеймс не хотел в Азкабан. Хотя лорд Блэк мог ему такое устроить, Азкабан просто курортом покажется, но Джеймс же не тёмный маг, не преступник, он никого не убил и не проклял. И Сириуса ни о чём таком не просил, Бродяга сам...

— Хорошо, наследник Поттер, я вас услышал. Вы ни о чём не знали и ничего не подозревали, при этом жили с Сириусом Блэком в одной комнате. Думаю, мы к этому ещё вернёмся. А пока, — следователь Харрис раскрыл вторую папку, — расскажите мне о мисс Лили Эванс, с которой вы проводили время в прошедшую субботу. Что вас связывает? Каким образом вы вместе оказались в Запретном лесу и блуждали там целые сутки?

— Может быть, отложим этот разговор? — нерешительно произнесла матушка. — Джеймс столько всего перенёс, ему нужен отдых.

Лорд Блэк вскинулся и проревел:

— Нет! Мне нужны ответы!

— Мне тоже, — посмотрев на него, тише и спокойнее, но не менее решительно произнёс отец. — Очень хочется понять, в какое гиппогрифье дерьмо вляпался мой сын, — и он пронзил Джеймса таким тяжёлым взглядом, что тот испугался, уж не прознал ли отец правду.

— Тогда продолжим. Я жду, наследник Поттер. Также меня интересует, знаете ли вы какое зелье мы нашли в кармане вашей мантии.

О нет! Фиал с остатками зелья! Вот же дура Лили, что она его не выбросила? Джеймс запаниковал, заметавшись взглядом по палате. Что делать, что делать, что ему делать? Если сейчас сознаться, что зелье покупал он, отец или этот жуткий клещ Харрис мигом свяжут зелье, их с Лили побег в Запретный лес и, возможно, выходку Сири. А если промолчать? Нет, это точно не выйдет. Тогда что же, валить всё на Лили?

— Я не знаю ни о каком зелье! Вы вообще о чём? Я просто хотел провести время с симпатичной девушкой!

— Так-так-так, — подобрался следователь, — с этого момента поподробнее. Это мисс Эванс вас пригласила?

На мгновение Джеймс задумался, что же он делает, но муки совести пришлось затолкать куда подальше. У него уже не оставалось выбора.

— Да, это она меня позвала на пикник.

Лили казалось, что всё это сон. Уютная, мягкая постель в Больничном крыле, живой и яркий солнечный свет, лившийся из окон, который не могли остановить даже ширмы, огораживавшие её кровать. Пижама вместо замызганных и вконец испорченных платья и мантии. Душ, сытный обед. Страшно было закрывать глаза: вдруг Лили проснётся и опять окажется в холодном и страшном Запретном лесу?

Пережитой кошмар то и дело напоминал о себе мурашками по телу, но слава Мерлину, и лес, и пауки остались позади. Лили вернулась в Хогвартс и была наконец в безопасности. Вот только... она повернулась на бок и сжалась. Они с Джеймсом поругались, страшно поругались. Наверное, можно сказать, что между ними всё кончено. Вряд ли этот гордец придёт просить прощения, он же не Северус, который на шестом курсе за ней месяцами хвостом таскался. Лили ещё сердилась на Джима за грубость, упёртость и нежелание признавать свои ошибки, но в то же время ей было так обидно! Она ведь думала, Джеймс её любил, ведь он столько времени добивался её симпатии и взаимности... и так легко погнал прочь при первом же серьёзном испытании для их чувств. Предательство жглось, словно Лили приложила к сердцу жгучую веретенницу. Вся её жизнь, ближайшее будущее, которые казалось такими безоблачными и счастливыми, обратились в ничто. И вроде нужно бы радоваться, что характер и неисправимость Джима вскрылись до того, как Лили совершила непоправимую ошибку — у волшебников настоящие, магические браки не расторгаются, — но, Мерлин, как же это больно! Она снова доверилась не тому человеку. Насмешки Петуньи, которая не преминет проехаться по сердечной неудаче младшей сестры, слухи и издёвки студентов можно было пережить, и Лили их переживёт, конечно. Кто бы что ни говорил, она хотела быть Джеймсу верной женой и соратницей совсем не потому, что он богатый наследник древнего рода! Ну, не только поэтому, хотя финансовая стабильность тоже важна для семейной жизни. Лили понимала, насколько велика разница в их положении, но верила (как понимала теперь — наивно), что любовь и брак между богатым магом и бедной, незнатной ведьмой возможны не в одних сказках. А оказалось, что Джиму Лили нужна была... непонятно зачем. Неужели чтобы просто досадить Северусу? Или Поттер хотел, чтобы яркая и независимая Лили Эванс была рядом с ним, чтобы и дальше чувствовать себя королём школы? Кто она для Джеймса Поттера? Добыча? Развлечение? Легкодоступная и несерьёзная девица для постельных утех? Лили вытерла непрошеные слёзы. Поступок Северуса два года назад многому научил её, закалил и сделал сильнее, но всё же недостаточно сильной, чтобы пережить ещё один такой удар.

Но вдруг Джеймс сейчас тоже мучительно переживал их ссору? Они оба были на взводе, напуганы, не знали, что делать, вот и наговорили всего, а Лили дополнительно накручивала себя. О, было бы этой правдой! Только Лили не могла забыть прозвучавшее в запале ссоры оскорбление, тем более гадкое, что Поттер раньше уверял её: он не такой, как Снейп, и никогда не опустится до подобного даже в мыслях. Что теперь гадать, как давно он называл её грязнокровкой за глаза, Лили всё равно не узнает всю правду. Зато она точно знала, что в Запретном лесу Джеймс и не подумал идти за ней, останавливать или спасать, когда она натолкнулась на гнездо акромантулов, нет. Когда Лили вывели из леса авроры, она мало что соображала от ужаса, но запомнила — Поттера среди тех магов не было. Его, кажется, в первую очередь нашли и отправили в Хогвартс. А рядом с Лили, огрызаясь и оберегая от далеко не нежных и вежливых вояк, шёл Северус... который вообще никак не должен был там оказаться! Но он там был. Он, а не Джеймс. Хотя... Нет, хватит с неё поспешных решений. Впредь Лили будет умнее. Джеймс ничем не лучше Северуса, но и Северус — тот ещё мерзавец.

Время шло, а никто из волшебников так к Лили и не приходил. В другое время она огорчилась бы и расстроилась, но сегодня радовалась и мысленно благодарила тех, кто позволил ей побыть наедине со своими мыслями. Вряд ли Лили смогла бы разговаривать или давать показания — а её наверняка же будут расспрашивать по поводу произошедшего в Хогсмида, — переживая заново всё случившееся в Запретном лесу. Нет, час или два многого не изменят, но ей хватило их, чтобы собраться с духом. Позже, ночью у себя в спальне Лили проплачется в подушку и решит, что делать ей дальше, но пока... пока она не должна была показывать свою слабость ни перед кем.

Наконец с поклоном появился школьный домовик, принесший ужин и флакон укрепляющего зелья. Поблагодарив эльфа, Лили принялась было за еду, но подумала и попросила домовика принести ей последний выпуск «Ежедневного пророка». Что-то жуткое было в том, что никто из авроров, преподавателей или работников Больничного крыла не приходил к ней настолько долго. Может, пострадавших в Хогсмиде куда больше, чем Лили себе представляла? Тот бой даже издалека представлялся жестоким, как бы погибших не оказалось! Снова вспомнился Джеймс с его беспечным нежеланием серьёзно раздумывать на эту тему. Почему же Лили сразу не заподозрила, насколько он лицемерный и скользкий тип?

Забрав у эльфа принесённую газету, Лили погрузилась в чтение и через минуту, шокированная, не могла оторваться от горячих обвинительных статей. На Хогсмид напал не просто Пожиратель смерти, им оказался Сириус Блэк! Бродяга, её друг! Но как же так? Он отрёкся от своей тёмной семьи, собирался идти в Аврорат как раз бороться против жестоких Пожирателей! Это какая-то чудовищная ошибка, кто-то обознался и принял ни в чём не повинного Сириуса за преступника и убийцу. Но, дочитав до конца краткое интервью с Главным аврором Грюмом, Лили в ужасе отбросила «Пророк» подальше. Ошибки быть не могло, Сириус погиб по нелепой случайности в бою, будучи в одежде Пожирателя. И доподлинно уже установили, что именно из его палочки выпустили как Темную метку над деревней, так и Аваду Кедавру. У Лили не было слов. Не могли же авроры и следователи из ДМП все вместе ошибаться! А это означало, что Сириус, с пеной у рта клеймивший всех слизеринцев тёмными магами и будущими убийцами, сам оказался настоящим убийцей. Лили схватилась за голову. Да как он мог? Чем провинились жители Хогсмида? И почему, почему он предал их всех: её, Джеймса, их дружную компанию, гриффиндорцев, директора Дамблдора, ратовавшего за дело света? Мерлин, теперь понятно, почему никто не спешил приходить к ней. Маги наверняка готовились к допросу! Даже если Лили непосредственно и не участвовала в сражении в Хогсмиде, она дружила с Сириусом и должна была заметить, что с ним что-то не так. Заметить и предупредить хотя бы того же Дамблдора! Но она не помнила за Блэком ничего странного, разве что в последнее время тот уж слишком активно обсуждал что-то наедине с Джеймсом. Лили вмиг стало холодно — а Джеймс, Джеймс был в курсе? Они же лучшие друзья, столько времени проводили вместе, и Джим просто не мог не знать, что его лучший друг замыслил нечто ужасное. И никому не сказал... Её затошнило от отвращения. Ещё вчера Лили считала Джеймса лучшим парнем, какой только мог быть, но теперь её мутило от одной мысли, что она любила этого человека, двуличного, тихушника, такого...

— Мадам Помфри, слава Мерлину! — воскликнула она, подскочив, когда из-за ширмы, отделявшей кровать Лили от остальной части Больничного крыла, вышла медведьма.

— А, вы проснулись, мисс Эванс, — обычно улыбчивая, мадам Помфри с совершенно бесстрастным лицом достала палочку и быстро наколдовала какое-то колдомедицинское заклинание. — Вижу, вам уже лучше. Вы приняли зелье, что вам передал домовик?

— Мадам Помфри, скажите, что это неправда! — Лили выставила газету перед собой как щит. — Это же неправда?

Бледная, какая-то неживая медведьма убрала свой волшебный инструмент и отвела взгляд в сторону.

— Вам стоит больше за себя переживать, мисс Эванс. В «Пророке», увы, нет ошибок.

От таких новостей Лили осела на кровати. Это правда? Про Сириуса, который оказался жестоким тёмным магом и настоящим убийцей, про профессора Дамблдора, который знал, что в школе есть сторонники Пожирателей смерти, но ничего не делал! Люди, которые окружали Лили, оказались напрочь лживыми и гнилыми, а она верила им, искренне верила!

— Вам передали кое-что и попросили поскорее прочитать.

Рваный клочок пергамента Лили чуть не вырвала из руки мадам Помфри. Послание от Джима? Конечно, от кого же ещё, он наверняка хотел объясниться. Но когда она развернула записку, в глаза бросился острый, летящий почерк, который Лили за два года разрыва так и не забыла.

«Требуй Веритасерум, тебя обвиняют в краже крови».

Какой краже крови? Кто её обвинял? Лили ни в чём не виновата, она ни на кого не нападала в Хогсмиде и помочь не могла, потому что была далеко и... испугалась, да! Она ведь ещё семикурсница, просто девушка, а не боец Аврората! Что Лили сделала такого, что для якобы оправдания обязательно нужна сыворотка правды? Зачем Северус прислал ей записку? Он же не настолько мерзавец, чтобы попытаться таким образом вернуть их дружбу!.. Наверное.

Мадам Помфри отправила кому-то патронус, серебристую голубку, и уже собиралась уходить, когда Лили крикнула:

— Постойте! Постойте, мадам Помфри. Вы знаете, что такое «кража крови»?

Задержавшаяся медведьма окатила её странным взглядом, смесью неодобрения, недоверия и жалости, но смилостивилась и объяснила, после чего Лили, лишившись дара речи, откинулась на подушку и, мелко-мелко дрожа, беззвучно заплакала. Она... ей... Её обвиняли в том, что она хотела забеременеть от Джима и так привязать его к себе? Мерлин, это какой-то кошмар! Лили бы никогда не посмела, это низко и подло, и такой позор, до свадьбы! Кто же сказал про неё этот ужас? И почему, почему Джеймс не защищал её, не объяснил всем, что подобного и быть не могло?! Ну, где же он, хвалёный защитник, когда он так нужен?!

За ширмой послышались шаги, стремительная и решительная поступь нескольких человек.

— Она очнулась? Отлично! Я желаю видеть её немедленно!

— Господа, прошу, подождите, — вдруг взмолилась мадам Помфри. — Мисс Эванс перенесла ужасное потрясение, ей нельзя волноваться.

— Нельзя волноваться?! — незнакомый мужской голос поразил Лили, столько в нём было ярости и ненависти. — Этой грязнокровке ещё и не так предстоит поволноваться! Пусть знает своё место!

Ширма от удара отлетела в сторону и звучно упала на соседнюю койку. Перед Лили оказался невысокий и седовласый очень важный маг. Не ожидавшая вторжения Лили обхватила себя руками за колени, испытывая острое желание спрятаться с головой под одеяло. На миг мелькнуло удивление, как сильно пришедший похож на Джеймса: тот же овал лица, глаза, нос, даже волосы знакомо и непослушной ерошились, — но оно угасло, раздавленное источаемой этим волшебником злобой.

— Лорд Поттер, прошу вас, позвольте мне, — услужливо произнёс кто-то другой, — не стоит так утруждаться.

Когда мужчина — Мерлин, это и правда отец Джеймса! — посторонился, Лили увидела ещё двоих: невзрачного человечка в чёрной мантии и, язык не поворачивался назвать её просто женщиной, леди в строгой, но богатой мантии. Она смотрела на Лили так, как и её, видимо, супруг, — брезгливо, как на ничтожество. За ними всеми, печальная и понурая, стояла мадам Помфри.

— Следователь Харрис, Департамент магического правопорядка, — отрекомендовался невзрачный маг и, наколдовав табурет, лихо опустился на него. Лорд Поттер трансфигурировал для себя с супругой высокие и красивые стулья, похожие на те, что были у преподавателей в Большом зале. Оба Поттера уселись с царственным видом, не спуская глаз с Лили. — Я прибыл, чтобы провести ваш допрос, мисс Эванс, по делам «Министерство магии против Сириуса Блэка» и «Род Поттер против Лилиан Эванс».

— Это какая-то ошибка. — Услышанное заставило Лили перебороть страх. — Сэр, я совершенно ни при чём, я не понимаю...

— Не понимает она, посмотри, дорогая. Как увиваться за богатым наследником чистокровного рода, так умна и хитра не по годам, а теперь — сама невинность!

— Уверяю, мы во всём разберёмся, милорд, — следователь извлёк из принесённой с собой папки лист пергамента и самопишущее перо. — Предлагаю начать с допроса по делу Сириуса Блэка. Итак, мисс Лилиан Виктория Эванс, восемнадцать лет, магглорождённая.

— Грязнокровка, говорите прямо, — фыркнул со своего места лорд Поттер. — Если бы в нашем Министерстве поменьше слушали попугая Дамблдора, такие, как эта, не путались бы среди порядочных волшебников.

— Почему вы так со мной обращаетесь, сэр? Я ничего не сделала, чтобы меня оскорблять. Я…

— Молчать, девка! — страшным голосом прогрохотал тот, и от его обезумевших глаз Лили стало по-настоящему страшно. Она отпрянула назад, вжавшись спиной в подушку и боясь даже дышать. — Выучи сначала, как разговаривать с лордом древнего и благородного рода!

— Милорд, милорд, прошу вас не волноваться. Думаю, мисс Эванс сделала для себя правильные выводы. Ведь сделала же? — повторил с нажимом Харрис, и в его добродушной вроде бы улыбке Лили разгадала столько притворства и презрения, что её снова затошнило. Сил хватило лишь на то, чтобы кивнуть. — Замечательно. Тогда начнём. Насколько близко вы были знакомы с Сириусом Блэком?

Лили старалась выдавить из себя хоть слово, чувствуя, что ещё немного такого молчания, и её действительно начнут подозревать во всех смертных грехах, но мысли, перепуганные и заполошные, никак не соединялись в связную речь. Перед ней сидели родители Джеймса, и они почему-то твёрдо верили, что она собиралась забеременеть и окрутить их сына. Но разве Джеймс ничего им не рассказывал о ней? Он же обещал! Говорил, что сейчас не время для семейной встречи, но потом, когда мама поправится, ужин в их поместье обязательно состоится. Вспомнив про многочисленные рассказы про подхватившую драконью оспу мать, Лили искоса посмотрела на леди Поттер. Та совсем не выглядела больной и умирающей. Напротив, вид матери Джеймса можно было бы назвать цветущим, если бы не полное отвращения выражение лица. Что получается, Джеймс врал, и ничем его мама не болела? Мерлин! Лили сделалось горько и больно, в груди, в области сердца, сначала остро кольнуло, а потом заныло, протяжно и всё нарастая. Джим соврал о матери, наверное, и о том, что помогал отцу... что ещё из его слов было ложью? И что же делать Лили? Её гриффиндорская смелость и храбрость, даже наглость, за которую её иногда журили (но больше за глаза восторгались) МакГонагалл и Слагхорн, улетучились. Лили чувствовала себя совершенно беззащитной, сидя в одной пижаме на больничной койке перед сильными мира сего. Если... если Джеймс обманывал её и не раз, то и защищать не будет.

— Разве мне не положен адвокат? — нерешительно выдавила она, стараясь не смотреть на Поттеров, но образ обоих, гордых, чванливых, разодетых и бесцеремонных, крепко застрял перед глазами. — Или хотя бы декана можно позвать?

— Согласно Статута об ответственности за преступное деяние при допросе совершеннолетнего волшебника или ведьмы защитник не предоставляется и не требуется. За исключением главы, леди или наследника рода, к коим вы, разумеется, не относитесь.

— Отвечай за свои поступки сама, мерзавка.

Каким образом Лили сдержалась, неизвестно, но она сдержалась, стиснула зубы так, что ещё немного, и они раскрошились бы. Она не могла опуститься до уровня этого морального инвалида, который сыпал оскорблениями только потому, что её родители были магглами. Страх, отчаяние и понимание собственной беспомощности понуждали разреветься, но Лили чувствовала, что тогда её просто уничтожат, раздавят тут же, как поганую муху! Она просто обязана всё объяснить, рассказать правду, и тогда эти высокородные волшебники поймут, как сильно ошибались!

— Сириус был мои другом. Не настолько близким, как он с Джеймсом дружил, но мы общались очень часто. Особенно в последние два года.

Следователь тут же принялся задавать новые вопросы, один за другим, и Лили смогла наконец преодолеть оцепенение и слабость. От того, насколько она будет честна, зависела её жизнь! Потому Лили старалась всё-таки говорить подробно и как можно точнее, но рассказ о событиях в Хогсмиде получился не слишком обширным. Всё-таки они с Джимом были в стороне от сражения, а Сириус до того дня вообще никаких поводов подозревать себя не давал.

— Забавно, — протянул следователь, когда его самопишущее перо поставило точку за последними словами Лили. — Какие, однако, верные друзья были у мистера Блэка. Либо все поголовно слепые: никто ничего не видел, никто ни о чём не подозревал. Думаю, с этим делом мы пока закончим. Мисс Эванс, возможно, позже вам придётся посетить Аврорат для повторной дачи показаний, если откроются новые обстоятельства. Ну, а теперь поговорим о более насущном. — Новый лист пергамента был подложен под перо, и Лили сглотнула. — Какие отношения связывают вас с Джеймсом Карлусом Поттером, наследником рода Поттер?

— Я... — Лили запнулась. Слова «Я его девушка» застряли в горле. Было ли это в самом деле правдой, или Лили хотела так думать, а Джеймс просто играл с ней? Он представал перед ней с ужасной, отвратительнейшей стороны. — Он ухаживал за мной последние два года.

— Ухаживал? Или ты сама на него вешалась, грязнокровка? — едко спросил лорд Поттер, и Лили, едва сдерживая злые слёзы, посмотрела на него. Мерзкий мужчина скривился, будто ему был неприятен даже её взгляд.

— Он планировал сделать мне предложение после выпуска из Хогвартса, а на пасхальных каникулах обещал познакомить с родителями.

Следователь, когда Лили замолчала, вопросительно посмотрел на лорда Поттера, но тот лишь высокомерно сказал:

— Продолжайте допрос, я подожду. Хочу ещё послушать, что наплетёт эта наглая девица.

— Я не наглая! — Голос предательски дрогнул. Лили за семь лет в Хогвартсе слышала сотни оскорблений и насмешек от чистокровных студентов, но то, что ей приходилось выслушивать от лорда Поттера, было за гранью. Сердце билось на пределе своих сил, борясь с ответной злостью, гневом и страхом. Лили ничего не сделала этим людям! Она тоже пострадала, но была вынуждена оправдываться, как настоящая преступница. А родители у Джеймса... ещё хуже, чем самые гадкие и отвратительные из слизеринцев! И это им Лили так хотела понравиться? — Всё так и было! Я люблю Джеймса, а он любит меня. Почему бы вам не спросить его? Джим подтвердит мои слова!

Но по правде говоря, Лили на это больше не рассчитывала. Надеялась, да, отказывалась верить, что он мог что-то наплести про неё родителям и следователю, только Джеймс в этой истории уже раскрыл свою истинную натуру, увы.

— Мы и спросили, — внезапно заговорила леди Поттер. В отличие от супруга, она была уравновешенна и царственно спокойна, ни разу не повысила голос, но именно это и заставило Лили поёжиться. Она боялась отца Джеймса? Напрасно. Его мать куда хуже, она же из Блэков, по определению — та ещё змея. — Мой сын никогда не посмел бы обмануть меня. Он рассказал, как вы вешались на него прилюдно, словно девица лёгкого поведения, как организовали этот пикник, как увели его с собой в Запретный лес, когда в Хогсмиде разыгралась чудовищная трагедия. — Она отточенным жестом выудила платок и промокнула глаза. — И как предлагали себя будто девица с Лютного!

— Да как вы... — у Лили заклокотало в горле, а из глаз брызнули слёзы. Джим сказал так о ней? Это она, оказывается, на него вешалась и предлагала себя? У неё закружилась голова, в висках дробно застучали молоточки, и резко стало не хватать воздуха. Невозможно. Невозможно! Это неправда! — Как вы можете...

— Мой сын на Белтайнских каникулах собирался заключить помолвку со своей невестой. Чистокровной и порядочной невестой, — чеканила леди Поттер, держа Лили каким-то магнетическим взглядом, от которого хотелось сделаться как можно меньше и незаметнее. — Или вы, мисс Эванс, — выплюнула она с презрением, — и вправду думали, что наследник древнего и благородного рода женится на нищей маглокровке?

— Позвольте, я продолжу, леди Поттер, вам не стоит так волноваться, — подхватился следователь, но мать Джеймса и без него посчитала свою речь законченной. — Мисс Эванс, это вы предложили наследнику Поттеру провести прошлую субботу на природе вдвоём?

Лили перевела на мага больной взгляд. От последнего удара она вообще перестала что-либо понимать и хотела лишь, чтобы всё поскорее закончилось. У Джима была невеста? Другая девушка, одобренная его родителями, и на тех самых каникулах, на которых он обещал ей знакомство, должна была состояться помолвка. А его родители уверены, что это она — распутная девка, желавшая заполучить богатого и известного жениха. За что Джим так с ней?

— Нет, — прошелестела она безжизненно.

— Странно, а наследник Поттер утверждает иное. Может быть, вы ещё скажете, что это не вы подлили в вино, которое пили на том пикнике, зелье плодородия?

— Какое зелье?

— Плодородия, — повторил следователь с многозначительной ухмылкой. — Которое гарантирует зачатие при первом же половом акте. Я навёл справки у профессора Слагхорна, так вот, он называет вас самой способной ученицей школы по своему предмету. Сварить такое зелье вам вполне по силам. И флакон был обнаружен в вашей одежде.

Схватившись за голову, Лили застонала:

— Я ничего не знаю! Я не знаю ни про какое зелье!

— Тем не менее, как только вас и наследника Поттер доставили в Хогвартс, первая же диагностика выявила следы этого снадобья у вас обоих. Наследнику древнего рода совершенно незачем опаивать безродную девушку, так что выводы напрашиваются сами собой. Поэтому лорд и леди Поттер выдвигают против вас, мисс Эванс, обвинение в попытке кражи крови рода Поттер. Прошу, ознакомьтесь.

Нарочито небрежным жестом следователь извлёк из папки лист пергамента, мелко исписанный, с несколькими подписями и красивой сургучной печатью с гербом Министерства магии внизу, и положил его на кровать у ног Лили.

— Имеются и отягчающие обстоятельства, так как лорд и леди Поттер вполне небезосновательно полагают, что вы имели целью не только саму кражу крови, но и последующий шантаж наследника рода с целью замужества. Наказание в вашем случае — штраф в две тысячи галеонов и заключение в Азкабане на срок от шесть месяцев до полутора лет. — Этот ужасный человек помолчал и закончил неожиданно участливо: — Но Визенгамот может и проявить снисхождение, если вы добровольно признаете вину.

— Никакого снисхождения! — отрезал лорд Поттер, а его супруга согласно кивнула.

С ужасом смотрела на переданные ей бумаги, но от слёз ничего не могла прочесть, текст расплывался перед глазами. Она словно всё ещё в дурном сне, кошмаре, где у Джеймса ужасные, противные родители, где сам Джеймс оболгал её, где откуда-то взялось непонятное зелье... Зелье! Лили вдруг отчётливо вспомнила, как обнаружила в одном из карманов мантии (Джеймса мантии, между прочим!) пустой фиал, о котором она хотела спросить, но забыла, так завертелись события. Вспомнилось заодно и собственное поведение, когда Лили млела от чуть ли не от каждого слова и прикосновения Джима, и как с неё после ночной прогулки в Запретном лесу будто спали розовые очки. Виной этому и непонятным ей настойчивым намёкам Джима на близость было зелье! Джеймс добавил его в вино, а виноватой захотел выставить Лили... В первый миг осознания казалось, её сердце немедленно разорвётся от боли предательства, унижения и стыда. Но Лили всё ещё была жива и жалко сжималась перед негодующими взглядами магов, уверенных, что они разоблачили негодяйку. Значит, кража крови, попытка зачатия от знатного, родовитого мага, шантаж, чтобы удачно выйти замуж. Так, Поттер?

— Веритасерум, — выдохнула Лили, которая наконец в полной мере поняла, о чём писал Северус в своей записке.

— Простите?

— Я требую допроса с Веритасерумом, сэр.

— Однако, какая наглость! И какое самомнение! Впрочем, что ожидать от грязнокровки?

— Вы же не будете протестовать, лорд Поттер? — обратился к тому следователь.

— Разумеется, нет, мистер Харрис. В интересах нашего рода узнать всю истину и требовать справедливого наказания. А глупость, — отец Джеймса фыркнул, — тоже должна быть наказана. Подумать только, какая-то распутная девка уверена, что сможет обмануть сыворотку правды!

Сколько-то времени они ждали, пока принесут зелье. Лили уже не плакала, а, продолжая держать себя за плечи, дрожала, словно её раздетую выпихнули на улицу в мороз. Иногда ей становилось уже всё равно, что будет дальше, что станет с ней, Лили была сыта по горло сегодняшними откровениями. Лишь слабая и глупая вера, что если доказать свою правоту, то всё снова будет хорошо, держала её на плаву. Наконец появился ещё один неизвестный волшебник и передал следователю опечатанный флакончик с зельем. Следом за ним к койке Лили протиснулись мадам Помфри и профессор Слагхорн, как необходимые свидетели, но если медведьма едва сдерживала слёзы от сочувствия и жалости, то профессор всячески отводил взгляд. Ну и пусть. Разве после всего случившегося имело значение, как к ней относились другие люди?

Следователь собственноручно отмерил три капли Веритасерума, и Лили проглотила их, не зажмурившись. Минута, может быть, две — и ей резко стало всё равно.

— Предлагаю начать с самого начала. Мисс Эванс, это вы пригласили наследника Поттера на отдых на природе в прошедшую субботу?

Лили безразлично качнула головой, но без какой-то ни было воли монотонно ответила:

— Нет. Джим хотел сделать сюрприз и позвал меня.

— Вот как... — крякнув, следователь продолжил: — А кто занимался провизией для вашего отдыха.

— Джеймс принёс со школьной кухни.

Второй её ответ заставил мага серьёзно задуматься перед следующим вопросом.

— Мисс Эванс, зелье плодородия приготовлено вами?

— Нет.

— Вы его купили?

— Нет.

— Что вообще вы знаете об этом зелье? — разозлился тот и тут же, не успела Лили открыть рот, поправился: — О том, чей флакон был найден в вашей одежде.

— Мне про него сказали вы сегодня. Флакон я нашла раньше, в воскресенье, но не успела спросить Джеймса. Я была в лесу в его мантии.

Допрос, состоявший ещё из множества вопросов, закончился, тем не менее, до того, как прекратила своё действие сыворотка правды. Но лорд Поттер, не дослушав, ещё где-то на середине поднялся и вылетел вон из Больничного крыла, следом, немного помедлив, ушла и его резко побледневшая супруга. Мрачный и задумчивый следователь собрал свои пергаменты, на которых поставили подписи свидетели, повторил, что Лили вызовут в Аврорат, если её показания ещё потребуются, и ушёл. Лили же продолжала безучастно сидеть на кровать, не отвлеклась даже, когда мадам Помфри, отправив профессора Слагхорна за антидотом к Веритасеруму, обняла её и всхлипнула:

— Ох, девочка моя, бедная моя девочка! Как же так можно!

Потом Лили напоили антидотом, и пока он не подействовал, она ещё ощущала себя отрешённо, но спокойно. Джеймс обманывал её все последние месяцы, клялся в любви, а на деле должен был жениться на другой. Однако вместо того, чтобы честно всё рассказать, он захотел её соблазнить напоследок и заставить забеременеть, чтобы Лили потом некуда было деться и пришлось терпеть статус — о, ужас! — любовницы! Страшные Поттеры и не менее страшный следователь из ДМП ничего подобного не сказали, но Лили и не требовались слова, она прозрела сама. Сердобольная мадам Помфри всё обещала, что после допроса с неё снимут все обвинения, ведь доказано же, что она ни в чём не виновата. Профессор Слагхорн виновато поддакивал, а Лили...

Лили закрыла лицо руками и зашлась в истеричных рыданиях.

— Джеймс, где ты?

— Отстань! — рявкнул он, передёрнувшись от отвращения. — Видеть тебя не могу!

За дверью кабинета всё смолкло, но Джеймс догадывался, что приставучая Энола Баккок, то есть Поттер, выглядевшая ужасно в мерзком бесформенном халате поверх пуританской ночной сорочки, вряд ли послушалась и убралась обратно в спальню. Глаза б её не видели! Джеймса при одном воспоминании о своей краткосрочной невесте и уже полноценной жене начинало выворачивать наизнанку. Не такой он видел свою супругу. Не та-кой! Его жена должна была быть стройная, красавица, с волосами до пояса, с милым личиком и в постели горяча, как те маггляночки из лондонских ночных клубов. Однако отец, прибыв вчера в Хогвартс, не оставил ему ни шанса: это при профессорах и следователей из ДМП он был заботлив и защищал Джеймса от несправедливых нападок лорда Блэка, но потом, после допроса, в приказном порядке забрал сына в поместье, где за один вечер сначала провёл обряд помолвки и тут же свадебный. Джеймс поднял руку, с ненавистью посмотрел на золотые линии магического брачного браслета и, плюхнувшись в кресло, плеснул себе полный стакан огневиски, который выпил залпом. В бутылке оставалось на донышке.

— Нолпи! — У стола в боязливом поклоне возник домовик. — Принеси ещё огневиски.

— Старший хозяин будет недоволен, — заламывая руки, забормотал эльф, — молодому хозяину нельзя столько пить.

— Я твоё мнение спрашивал? Выполняй приказ!

С заблестевшими от слёз глазами домовой эльф испарился, а через пару минут вернулся с полной бутылкой, которую Джеймс, отобрав, тут же почал. Поднёс полный стакан ко рту, но пить не стал. Душа не принимала, ему и без выпивки было тошно и мерзко, и гадко.

— Джеймс, почему ты пьёшь?

Как он и думал, новоиспечённая супруга замерла в дверях кабинета. Джеймс окинул взглядом её коренастую, совершенно неженственную фигуру в бордовом халате в пол, жиденькие волосёнки, обрамлявшие отвратительно пухлое, широкое лицо с круглым носом и маленькими глазками, и плюнул ей под ноги. Мерлин, за что ему такое наказание!

— Скоро обед, ты должен присутствовать за столом.

— Ну и вали жрать свой обед, ты, я смотрю, вообще приёмы пищи не пропускаешь!

Энола уставилась на него своими водянистыми глазками, и Джеймса затрясло. Мерлин, и с этой страхолюдиной он вчера ложился в одну постель и трахался! Да если бы не магия рода и ритуала, у него и не встало бы на такую корову!

— Джеймс, ты несправедлив, — произнесла та тихим, дрожащим голоском. — Я не желаю тебе зла, я...

— Не желала бы зла, не пошла бы под венец! Дура полная! Хочешь сказать, не знаешь, что я бы на тебя ни в жизнь не посмотрел?! Уродина! — с наслаждением выдал Джеймс в лицо за одну ночь осточертевшей ему жёнушке. Ничего, пускай привыкает. — Что, думаешь, легла под меня один раз, женой стала, так я на руках тебя носить буду? Кретинка! Привыкай, ты здесь никто, жирная уродливая дромарога. Жена наследника, тоже мне! Да если б не отец, я бы только в спину тебе плюнул, рожа жирная! Уйди с глаз, ненавижу!

Та выслушала его молча, только дрожала губами и мяла в руках пояс от халата, а потом и вовсе безропотно удалилась как какая-то служка — наклонив голову и спиной вперёд. Она даже пятилась медленно и нерешительно, так что Джеймс, в конце концов не выдержав, подскочил к двери кабинета и захлопнул её прямо перед жирным носом незадачливой жены. Достала! Моргот, как его уже достала эта жалкая, толстая, липкая девка! Что хуже всего, с такой уродкой Джеймсу теперь жить до конца его дней, если только Энола не окочурится раньше. Магические браки в принципе не расторгались, а отец выбрал ещё какой-то совсем замудрёный вариант ритуала, связывавший их накрепко, крепче, чем заклинание вечного приклеивания.

Посмотрев снова на огневиски, Джеймс зажмурился, залпом опрокинул в себя стакан и без сил опустился обратно в кресло. Как же до этого дошло? Всего месяц назад он был свободен, как сниджет, полон перспектив на счастье с Лили, а теперь Сириус мёртв, все считают его преступником, убийцей троих невинных магов, сам Джеймс женат... не на кобыле, а на форменной корове, которая и так не блистала ни умом, ни красотой, а как начнёт рожать спиногрызов (а такая начнёт, она же больше ничем не интересуется), так и вовсе перестанет через двери проходить. Он схватился за голову, изо всех сил борясь с желанием завыть в полный голос от жалости к себе. Баккок Джеймс знал, конечно, ведь они учились на одном курсе, но и в дурном сне представить не мог, что отец женит его на тугодумной хаффлпаффке, единственные достоинства которой — чистокровность и происхождение из плодовитой семьи. У Баккок было восемь старших братьев и сестёр, которые уже закончили Хогвартс, женились или вышли замуж и родили не по одному ребёнку. Отец вчера, давая им напутствие после ритуала, пожелал роду Поттер многочисленного потомства, а Джеймс пришёл в ужас, осознав, что родовая магия заставит его вновь и вновь укладывать законную супругу в постель и делать ей детишек. Мерзость какая! Так и придушил бы или траванул чем, всё равно же Баккок тупая и не заметит ни Напитка живой смерти, ни магловского мышьяка в чае. А если — Джеймса прошиб пот, — если его жена уже беременна? Ритуал проводился в родовом поместье, волей главы рода и с вполне определённым напутствием... О, Мерлин, за что?! И больше не убежать проветриться где-нибудь с Сириусом, потому что Сириус мёртв, и даже вспоминать его вслух нельзя: Джеймс собственноручно создал давнему другу славу Пожирателя смерти. Его даже родители не поймут, если вдруг Джеймс начнёт горевать по приятелю, отец с лордом Блэком и так с большим подозрением смотрели на него во время того злосчастного допроса. А уж про Лилс придётся забыть навсегда!

При одном воспоминании о ней Джеймс снова взялся за бутылку. Его мучила не совесть, а страх. То, что про беззаветную любовь Лили Эванс можно забыть, Джеймс понял, ещё когда они поругались в Запретном лесу. Гордячка бы не простила просто так его, а если бы и простила, то потом не раз припомнила бы случившееся. Но сваливать всю вину на неё Джеймс не планировал! У него не оказалось иного выбора. Скажи Джеймс, что сам позвал Лилс в Хогсмид, так точно не отделался бы от отца и, что хуже, от Блэков. Те бы пристали, как пиявки, или вообще провели какой-нибудь тёмный ритуальчик — и вуаля, Джеймс бы сам выложил, что Сири ему помогал, притворяясь Пожирателем. Да Блэки бы... кишки из него живьём выпустили и прокляли бы так, что смерть показалась бы избавлением. Что Джеймс должен был делать, по-гриффиндорски честно во всём признаться? Ага, и прожить после этого день-два, а то и меньше. Сириус всегда заявлял, что семье плевать на него, и потому платил им той же монетой, но из увиденного Джеймсом вчера следовало иное. Лорд Блэк готов был сравнять Хогвартс с землёй, и из обрывков подслушанных разговоров Джеймс узнал, что директору Дамблдору очень повезло, что авроры забрали его в Министерство на допрос раньше, чем в школу прибыли Блэки.

Надо бы почитать вчерашний «Пророк». Старик выкрутится, Джеймс не сомневался: он же всё-таки Великий чародей и победитель самого Гриндевальда. Проблемы старика его никогда не заботили, но для дела света это, конечно, большая потеря и пятно на репутации. Ещё и Сири — он был сильным магом и, подучившись немного в Аврорате, Пожирателей пачками бы скручивал и в Азкабан отправлял. А теперь всё, Джеймсу и самому из-под удушающей опеки родителей не вырваться: поженили против воли и посадили под замок в покоях наследника, детей делать, чтоб их! Лилс же... если повезёт, она отделается малой кровью, но что-то Джеймсу подсказывало, что не отделается, уж больно решительно настроен был отец. Вряд ли он, конечно, поверил, что идея с пикником принадлежала Лили, знал же об увлечении Джеймса грязнокровкой, однако, по крайней мере, его вранью не препятствовал. И на том спасибо, папочка!

Но как, как могла жизнь так перевернуться? Джеймс был влюблён в прекрасную, красивую девушку, собирался жениться, и чтобы компания его верных друзей гуляла на его свадьбе! И вот его самый лучший друг мертв, а потенциальная невеста оказалась виновной в попытке его обольстить. Джеймс пришлось соврать, что он ничего не знал про зелье плодородия, выставить дело так, будто это Лилс хотела от него забеременеть, а потом шантажировать, чтобы выйти замуж. Не поверить ему не могли, очень уж складно получилось: Джеймс — богатый наследник древнего рода, она — бедная грязнокровка, которой после Хогвартса светило максимум место официантки в кафе у Фортескью. Да любой согласился бы с тем, что это девица решила выгодно устроиться в магическом мире, а не Джеймс желал её заполучить любой ценой. Тут-то и становилось страшно. Лилс тоже будут допрашивать, и она наверняка не станет молчать и смиренно принимать удары судьбы. Нет, как же, гриффиндорская отличница и староста школы однозначно попытается восстановить справедливость, и Джеймс очень надеялся, что ей не хватит ума или духа обвинить во всём его. Ну, или что грязнокровку и слушать не станут. Кому интересны оправдания заведомо виновной ведьмы? Дай-то Мерлин!

— Нолпи, где сейчас отец?

Материализовавшийся домовик неуверенно переступил на месте.

— Старший хозяин и хозяйка с утра после завтрака отбыли в Хогвартс и ещё не возвращались.

У Джеймса ёкнуло и неприятно заныло сердце. Сегодня, скорее всего, разговаривали с Лили: вчера она, как говорили, чуть ли не сознание потеряла после того, как набрела в Запретном лесу на логово акромантулов. Допрос могли и перенести. Значит, сегодня всё и решится. Каким вернётся отец? После вчерашнего Джеймс боялся его до нервной трясучки, потому что ничего больше не мог противопоставить.

В пугающем, медленно тянувшемся ожидании он приказал домовику принести «Ежедневный пророк» за два дня и принялся изучать газеты. Лучше бы Джеймс этого не делал! Вчерашний «Пророк» пестрел жуткими колдографиями из Хогсмида, там имелся даже снимок мантии и пожирательской маски, которые всего несколько дней назад, смеясь, демонстрировал ему Сириус. Интервью с пострадавшими и свидетелями, доклад Главного аврора с выдержками из показаний Дамблдора, будто тот знал о деятельности вербовщиков Пожирателей смерти в школе, но думал на совершенно других людей. Обвинение Дамблдором Риддла — вот это правильно, хорош старик, что даже в такой ситуации направил людской гнев на истинного врага. Но в следующем выпуске обнаружилось заявление Тома Риддла — клятва магией, пикси его закусай! — что он со сторонниками к этим Пожирателям смерти не имеют никакого отношения. Джеймс недоверчиво трижды перечитал статью, однако ничего не поменялось, Риддл магии не лишился. Конечно, не лишился, ведь Сириус Блэк никогда не был Пожирателем, но, Мерлин, волшебники и Министерство поверили! Поверили, что этот темнейший маг действительно не монстр! В ярости Джеймс отшвырнул газету и снова схватился за голову.

Что он натворил! Что?! Маленькая и вроде бы невинная ложь в попытке и Лилс взять в жёны, и наследство сохранить, привела к тому, что Джеймс сам всё потерял, другим навредил, а тёмным магам, которых искренне ненавидел, вообще невольно помог, посадив пятно на репутацию Дамблдора. Да и Мордред с ней, с репутацией, Джеймс женат на нелюбимой женщине и находился в полной зависимости от отца, как от главы рода. Без шанса на побег и спасение. Да если бы он только знал, то никогда, никогда бы не начал эту заваруху! Объяснил бы всё Лили прямо, уж лучше бы она сразу влепила ему пощёчину и обозвала кретином и болваном. Того, что уготовили ей его родители, Лилс не заслуживала, но... если выбирать между нею и собственным благополучием, куда-то девалось всё гриффиндорское благородство. И сомнений в сделанном выборе почти не возникало, так что Джеймс задумался, а действительно ли он любил Лили, если сейчас легко, ну, относительно легко ею пожертвовал. Если и любил, то точно не так, как Нюниус, уж на коленях бы перед ней не стал ползать. Тогда что? Зачем Джеймс так боролся за девчонку, чувства к которой так быстро угасли после нескольких испытаний? Себя в ловушку загнал, превратился в жалкого труса и вруна, Бродягу погубил, и ради чего? Рука вновь потянулась к бутылке.

— Старший хозяин и хозяйка вернулись. Старший хозяин велел молодому хозяину немедленно явиться к нему в кабинет.

Джеймс растерянно посмотрел на домовика. Вчера, пока они шли из Хогвартса к границам антиаппарационного барьера, отец объявил, что Джеймс под домашним арестом, и покидать покои наследника ему разрешено только для совместных трапез. Даже волшебную палочку отобрал! Сердце предательски ухнуло вниз. Неужели отец дознался?

До его кабинета Джеймс полз со скоростью раненого флобберчервя. Дошёл и замер перед тяжёлой тёмной дверью, не зная, чего ожидать. Хоть бы отец хотел уточнить, как прошла первая брачная ночь или почему Джеймс довёл эту глупую Баккок до слёз!

— Садись, — услышал он, едва переступив порог. Отец стоял у окна, заложив руки за спину, и как будто не торопился поворачиваться. Проклиная собственную трусость, Джеймс опустился на один из стульев. — Я жду, сын.

— Чего?

— Объяснений.

Объяснений? Мордред, каких?

— Я никогда ни в чём тебя не ограничивал, пока ты рос, потакал любой твоей прихоти, ничего не запрещал. Закрывал глаза на выходки этой вашей компании М-Мародёров против того полукровки со Слизерина. Ты был нашим долгожданным ребёнком, и, видит Мерлин, мне стоило не идти на поводу у Юфимии, не баловать, а наказывать тебя должным образом. Всё, чего я хотел в ответ, Джеймс, — разумного, взрослого поведения и ответственности. Понимания твоей обязанности перед нами и своим родом. А что я получил взамен?

— Не понимаю, о чём ты. Ты вчера уже мне всё высказал, может, хватит это припоминать?

Развернувшись, отец швырнул на стол перед ним два пергамента.

— Это что? — Джеймс присмотрелся, но, кроме знакомой подписи того следователя из ДМП, ничего не узнал.

— Копия показаний одного из твоих друзей, Петтигрю, если не ошибаюсь, — елейным голосом произнёс отец, и у Джеймса волосы встали дыбом, — а заодно и твоей обожаемой грязнокровки. Думаю, ты прекрасно знаешь, что там, сын. Правда, которую ты предпочёл скрыть. Ты и в самом деле думал, что никто не дознается?

Джеймс сглотнул, с ненавистью посмотрел на свитки. Питер — сволочь! Что он наговорил следователю? Что знала эта крыса?!

— Я всё равно не понимаю.

— Вчера ты сказал, будто понятия не имел, что твой лучший друг Пожиратель смерти. Ещё ты сказал, что грязнокровка Эванс раздобыла зелье, чтобы опоить тебя и обольстить, хотя все в Хогвартсе знают, что это ты таскался за ней с первого курса. Во время того допроса я уже знал, что мой сын лжёт, но я поддержал тебя. Хочешь услышать почему?

Нет, Джеймс не желал. Отец, ставший совершенно неизвестной величиной, мог преследовать абсолютно немыслимые, неприемлемые ему цели.

— Я защищал доброе имя рода Поттер и своего ребёнка от гнева Блэков. Но сегодня я присутствовал на допросе твоей грязнокровки, и она не по-грязнокровному умно потребовала Веритасерум.

Джеймс мысленно застонал. Лилс приняла сыворотку правды, Мерлин! Морготова Эванс, что же она умная такая? Спасла свою шкуру, но погубила Джеймса!

— Ты позвал в Хогсмид эту девку, — тоном утвердительно произнёс отец, а Джеймс боялся посмотреть на него, так и пялился невидящим взором на пергамент. — И ты же раздобыл зелье плодородия, чтобы девица забеременела, а ты радостно женился на ней, не получив моего благословения. Это низко, Джеймс, очень низко и подло по отношению к нам с матерью. Я не таким человеком тебя воспитывал. Ты кричал о своем желании служить магическому миру и очищать его от тёмных магов, но совершил поступок, до которого и не каждый тёмный маг опустится.

— А что мне было делать? Я любил Лили, а ты и слушать меня не хотел! Я вам не гиппогриф, чтобы меня спаривать с кем попало для улучшения породы! — Джеймс вскочил. — Если кто и виноват, то только ты! Позволил бы мне жениться на Лилс, так ничего этого не было бы!

— Да, я виноват, — проговорил отец, помедлив, — я думал, что воспитаю тебя достойным волшебником, но сейчас вижу перед собой только истерящего избалованного юнца! Да, сын, юнца, который не получил того, чего хотел, и обиделся! Ты не взрослый совершеннолетний маг, ты — незрелый, нежелающий брать на себя ответственность мальчишка!

— Так уж и мальчишка!

— И ещё трус, — отчеканил отец самое ненавистное для Джеймса слово. — Да, трус! Даже та девчонка проявила благородство и ни в чём тебя не обвинила, хотя умна же, должна была сообразить, с какой целью её затащили в лес и опоили зельем.

— Да ты...

У Джеймса не было слов. Так Лилс не сдала его отцу? Он сам, как дурак, проговорился обо всём?

— Именно. Просто сложил два и два. А ты вместо того, чтобы, как полагается, прийти ко мне и всё обсудить, посчитал себя самым умным и в итоге сел в большую и грязную лужу.

Раздосадованный, чёрный от раздражения и обиды Джеймс снова упал на стул и махнул рукой.

— Можно подумать, ты бы меня послушал!

— Не послушал бы, это верно, но хотя бы объяснил, почему так важен брак с правильной невестой. Ты ведь знаешь, как долго мы с твоей матерью мучились, прежде чем зачали тебя. Баккоки — обильный на потомство род, они помогли бы и стабилизировать магию в твоих отпрысках и получить много детей...

— Лили бы тоже родила мне много детей! — горячо возразил Джеймс. — И с магией никаких проблем, мы же кровь бы разбавили.

— Но по расчётам от твоего брака с этой грязнокровкой с большой вероятностью родился бы только один здоровый и магически сильный ребёнок. Остальные были бы сквибы, а у моего внука потом были огромные проблемы с зачатием его собственных детей. Я не готов так рисковать будущим рода.

— Да, зато моей жизнью ты вполне готов распоряжаться!

— Мне пришлось так поступить, раз уж ты не пожелал осознать свою ответственность перед родом. Но не прибедняйся, сын. — Отец посмотрел на него как-то... ехидно, что ли, Джеймс не мог понять этот взгляд и от неуверенности, страха разозлился еще больше. — Ты ведь тоже лихо распорядился жизнью своего лучшего друга Сириуса. Это-то, я надеюсь, ты отрицать не станешь?

Отец не имел права так говорить. Бил по самому больному! За смерть Бродяги Джеймс никогда себя не простит. А всё грёбаный Питер! Правильно Джеймс решил держаться в этом году от крысюка подальше! Препираясь с отцом, он успел пробежаться глазами по показаниям Хвоста и готов был лично свернуть бывшему приятелю шею. Питер подробно и обстоятельно излагал, как Джеймс с Сириусом в последнее время часто общались, о чём договаривались и с какой целью сбегали из школы в Хогсмид. Что? «Розыгрыш» в Хогсмиде? Это-то откуда Питер узнал? Крыса! Гиппогрифье дерьмо! Предатель!

— Скажи мне правду, сын: Сириус раздобыл для тебя зелье? — устало спросил отец, когда Джеймс, пылая от злости, скомкал пергамент с показаниями Петтигрю. — Скажи мне!

— Зачем? Что это изменит? Вернёт Сириуса из мертвых или ты аннулируешь мой брак?

Тот отрицательно покачал головой, и впервые за этот полный криков и обвинений разговор Джеймс увидел, как дала трещину маска уверенности и превосходства на отцовском лице. От этого стало невообразимо страшно. Отец, как Джеймс на собственной шкуре выяснил, не считался ни с чьим мнением, никого не боялся и вдруг дал слабину... почему?

— Потому что лорду Блэку тоже направили копии показаний, которые ты только что прочёл. Как думаешь, сколько времени ему потребуется, чтобы прийти к тем же выводам, что и я?

Осознавший услышанное Джеймс, побледнев и похолодев, вжался в спинку стула. Отбиваясь от отцовских обвинений, он совсем забыл о Блэках и о том, как рьяно они искали виновника гибели сына. Если эти показания попадут к ним, Джеймсу конец!..

— Говори. Иначе я буду вынужден применить вот это. — На столе оказался неподписанный флакончик, по самую крышечку заполненный каким-то зельем, но Джеймс мгновенно понял — Веритасерум. — Мне нужно знать заранее, чтобы придумать, как тебя защитить, сын. Блэки не посмотрят на то, что наш род древнее их и восходит к самим Певереллам.

— Ты… ты думаешь? Зачем им это нужно? Они же сами не горели желанием возвращать Сириуса в семью, когда он ушёл. Ненавидели и презирали, а теперь изображают заботливых родителей!

Его слова оборвались пощёчиной. Джеймс прижал ладонь к щеке, круглыми глазами уставившись на внешне спокойного, но взбесившегося вдруг отца.

— Запомни, мальчишка: для каждого родителя его ребёнок не перестаёт быть ребёнком, как бы сильно они ни ругались. А Блэки — это Блэки, они и за косой взгляд вызовут на дуэль и посчитают, что в своём праве.

Подействовала ли пощёчина или откровения о Блэках, но язык у Джеймса развязался. Отец молча выслушал недлинный рассказ, однако под конец с горящим от негодования взором воскликнул:

— Мерлин, какие идиоты! Какой ты идиот, сын! Ты убил своего лучшего друга!

— Почему я?!

— Ты отправил его на верную смерть, когда тот облачился в Пожирателя, а потом ещё и очернил его имя своим враньём. И после этого, ты ещё спрашиваешь, Джеймс?

— Но я и правда ничего не знал! Как я мог догадаться, что Сири переклинит, и он начнёт колдовать Аваду направо и налево?

В ответ он ничего не услышал. Напряжённо морща лоб, отец заложил руки за спину и принялся расхаживать по кабинету — не размеренно-степенно, как полагалось главе рода, а стремительно, словно загнанный в клетку, взволнованный дикий зверь. Джеймс наблюдал за его метаниями, не зная, что сказать, спросить, и вообще стоит ли, чтобы не нарваться на новую отповедь или откровение. Всё выходило очень скверно. Джеймс и сам понимал, что отец не запугивал его, говоря о Блэках. Лорд Орион и леди Вальбурга, у которых он ещё маленьким часто гостил в Лондоне, за своего сына действительно сделают с Джеймсом всё, что угодно, и не посмотрят на давние родственные связи между двумя семьями. Но пока он ругался с отцом, то ещё жил какой-то надеждой, иллюзией, что это просто обычный воспитательный момент. Джеймса поругают и всё забудется, только как можно забыть...

— Я не знаю, что сказать, Джеймс, не знаю. Я и не подозревал в тебе такого извращённого труса, лгуна и эгоиста. Ты понимаешь, сколько жизней разрушил, добиваясь, чтобы всё было по-твоему? Те погибшие в Хогсмиде тоже на твоей совести.

Джеймс дёрнул плечом. Отец в своём репертуаре — приписывал ему вину за то, к чему Джеймс уж точно не имел отношения! Он же не просил Сириуса убивать волшебников в Хогсмиде! Тот сам, сам, помешавшись, творил зло!

— Значит, решено. — Отец резко остановился и кивнул чему-то своему. — Я уже говорил твоей грязнокровке, что глупость должна быть наказана. И я не могу позволить, чтобы после всего случившегося ты не получил урок, сын.

— Что, сдашь меня Блэкам? Вот уж не ожидал! Единственного сына! А как же драгоценное продолжение драгоценного рода? Надеешься, что эта корова уже понесла?

— Это не корова, а твоя законная жена и мать будущих детей! Какое же ты ничтожество, сын! Как у меня могло родиться такое никчёмное создание, которое не уважает ни своих родителей, ни кого-то ещё? Нет, Джеймс, я не отдам тебя Блэкам — и только лишь потому, что иначе наш род прервётся. В противном случае, не обессудь, я бы не стал спасать твою шкуру. Вира, которую запросят Блэки, может оказаться для нас просто непосильной… но отныне это моя забота. Вы же с Энолой завтра отбываете на континент в наше поместье в Германии, а оттуда — на остров Святой Елены у побережья Африки. Он принадлежит нашей стране. Всего четыре тысячи жителей и мрачная, уродливая скала. Я уже распорядился, чтобы гоблины прикупили там небольшой домик для молодой семьи вроде Лонгвуд-хауса* (Остров Святой Елены — расположен в Атлантическом океане в 1800 км к западу от Африки и является частью заморского владения Великобритании Острова Святой Елены, Вознесения и Тристан-да-Кунья. Место последнего изгнания и заточения Наполеона Бонапарта, где он и скончался в 1821 году. Лонгвуд-Хаус — одноэтажный дом в 23 комнаты, где жил Наполеон со своей свитой).

— Что? А как же экзамены в Хогвартсе?

— Обойдёшься. И с С.О.В. прекрасно проживёшь.

— Это... это... Ты не можешь так поступить со мной! А как же традиционное путешествие? Ты что, хочешь, чтобы долгожданные и обожаемые внуки родились и жили в каком-то захолустье?

Джеймс впервые в жизни был близок к панике. Отец собирался выслать его из страны на край света! И не просто выслать, а ещё обязательно в компании прилипалы Баккок, так что Джеймсу придётся ежедневно созерцать унылую жирную рожу жены и ложиться с ней в одну постель. А ведь он собирался после выпуска поступить в Аврорат и противостоять Пожирателям, одержать победу над ними и вместе с Лилс совершить годовое кругосветное путешествие. Но какой-то остров... И где, ради Мерлина, находится Африка?!

— А ты предпочёл бы остаться и медленно умирать от какого-нибудь фамильного проклятия Блэков? Ты ещё глупее, чем я думал, сын. Нет, решено, завтра же вы уедете. Как надолго, пока не могу сказать, нужно время, чтобы эта история забылась, а в твоей пустой голове завелось нечто похожее на мозги.

Джеймс удручённо и бессильно молчал. Отец оказался до обидного прав: или он остаётся здесь и сталкивается с ужасающей местью от Блэков, или, как последний трус, прячется на краю света вместе с ненавистной супругой. Хотя какая теперь разница? Прошлого не вернуть, и как прежде уже не будет.

— Не смотри на меня, как на монстра. Во всем, что случилось, виноват ты один, Джеймс.

— А... а Лили? — глухо спросил он. Не то чтобы Джеймса искренне волновала её судьба, но все же у них столько всего было... и могло бы быть, если бы не отец. — Что будет с ней?

Тот хмыкнул

— Сдалась она мне. Дело по обвинению в краже крови, конечно, развалится, не дойдя до суда, но обелять репутацию твоей девчонки я не собираюсь. Умная ведьма сама бы поняла, что от наследника рода нужно держаться подальше, вышла замуж за своего полукровку и была бы счастлива. А она не захотела, так пусть теперь пожинает плоды своей глупости и гордыни.

Машинально Джеймс стиснул кулаки. Ну да, теперь, когда он женат, Нюнчику открыты все пути дороги к завоеванию Эванс. Сволочь! Хитрый, скользкий слизеринец! Но злость, привычно полыхнув, угасла довольно быстро. Не потому что у Джеймса больше не было возможности унизить ненавистного Снейпа и показать ему его место, — просто думать приходилось в первую очередь о том, как самому жить дальше.

Судя по голосам, на лестнице между третьим и вторым этажом стояла группа студентов. Лили покрепче прижала к груди стопку книг, которые только что взяла в библиотеке, и ускорила шаг. Полчаса до отбоя, что ребятам неймётся? Сидели бы в своих гостиных, а теперь, не дай Мерлин, привяжутся к ней... Полтора месяца прошло, но многие, и не только слизеринцы, вели себя так, будто всё случилось ещё вчера, не давая Лили забыть самый страшный кошмар и позор своей жизни.

Неужели им недостаточно того, как с ней обошлись? После памятного первого допроса Лили ещё трижды вызывали в Аврорат. Поттеры отозвали свой иск, однако не спешили объявлять публично о том, что вовсе не она хотела соблазнить их сына, а наоборот. Конечно, богатые и чистокровные аристократы всячески выгораживали Джеймса, не заботясь о справедливости! А Лили... Лили они сломали жизнь, и никому до этого не было дела.

Значок старосты пришлось сдать. МакГонагалл, страшно постаревшая после той кошмарной истории и сделавшаяся еще более сухой и жёсткой после отставки директора Дамблдора, прямо заявила, что после столь порочащего репутацию юной девушки поведения она попросту не могла оставаться старостой. Лили и не сопротивлялась. Ей самой после пережитого дополнительные обязанности были в тягость, но куда больнее было то, что декан, знавшая Лили с первого курса, видевшая, насколько она честна и справедлива, безоговорочно поверила в ложь Поттеров. Впрочем, предательство профессора МакГонагалл стало всего лишь одним из череды многих после Джеймса и не самым страшным. Однако оно явственно продемонстрировало: никто из тех, с кем Лили прежде общалась и дружила, не встанет на её сторону. Все верили сильным мира сего и дружно забыли, что это Поттер семь курсов бегал за Лили Эванс, а не она за ним. Лили объявили бойкот, все, до последнего студента: младшекурсники, даже магглорождённые, ещё не знавшие законов и обычаев магического мира, старшие ребята и девушки, её соседки по спальне и верная Мэри! Последней, правда, хватило совести повиниться, но сделала Мэри это тайком: подкараулила Лили у библиотеки (чтобы выжить в Хогвартсе до экзаменов Лили ежедневно пряталась в библиотеке до самого отбоя), оттащила за локоть в сторону и свистящим шепотом призналась, что верит подруге, но не хочет и себе репутацию подмочить, общаясь с воровкой крови. Лили тогда не дослушала, вырвалась и гордо ушла, но ночью долго и горько плакала в подушку. Если уж самая близкая её подруга отреклась, побоялась пойти против общего мнения, что говорить об остальных?

Остальные не подвели, конечно. Даже преподаватели, раньше наперебой восхвалявшие её таланты, старались делать вид, будто мисс Эванс и вовсе не присутствует в классе. А сколько их укоризненных, осуждающих взглядов получила Лили это время — не сосчитать! Она же, глупая, ещё надеялась в первые дни после того, как Поттеры забрали иск, что вот-вот все узнают правду и попросят прощения или хотя бы перестанут игнорировать её. Призывно смотрела на мадам Помфри и Слагхорна, которые были свидетелями допроса в Больничном крыле и лучше всех знали, что она невиновна, но... те молчали. Они ничего никому и не сказали. Так Лили поняла, что в волшебном мире и молчание преподавателей можно купить.

Как она и думала, на лестнице стояло несколько семикурсников со Слизерина, Рейвенкло и Хаффлпаффа. Лили проскочила мимо на едином дыхании и уже спустилась на пролёт вниз, когда в спину ей донеслось ненавистное:

— Эванс, эй, Эванс! Воровка!

Кто-то заржал, как пегас. Стиснув зубы, Лили заторопилась ещё больше, позабыв о безопасности. О Мерлин, почему слизеринцы никак не могли оставить её в покое? Они же, в конце концов, добились главного: Дамблдора больше нет в Хогвартсе, их всех перестали считать Пожирателями, а кумир всех змей, Том Риддл, и вовсе метил в кресло министра на будущих выборах. Чего же им неймётся?

— Воровка, оглохла, что ли? Эй!

Свернув в коридор на втором этаже, Лили побежала. Топот ног позади не отставал, преследовал её, кажется, кто-то один, но Лили от этого было не легче. Она могла бы развернуться и приложить наглеца Инкарцеро или Петрификусом, однако страх несправедливого наказания гнал её дальше. С клеймом воровки крови, намертво прицепившимся к ней, какой шанс, что профессор прислушаются к Лили Эванс при разбирательстве из-за стычки? Да никакого.

— Эванс, слышишь, с тобой же разговариваю!

Её схватили и грубо дёрнули за рукав. Остановившаяся Лили развернулась и оказалась лицом к лицу с высоченным семикурсником с нашивкой Рейвенкло на мантии, Карлосом Янгом. Тот слащаво и глумливо улыбался и, уперев руки в бока, перегородил обратную дорогу к лестнице.

— Ну ты и бегать, воровка! Сразу видно, что с Поттером в Запретном лесу тренировалась.

— Что тебе нужно, Янг? — Лили, перекинув сумку на плечо, высоко подняла палочку, чтобы приставучий рейвенкловец её видел. — Дай мне спокойно дойти до гостиной.

— А зачем? Можно подумать, там тебя кто-то ждёт, Эванс. Мародёр-то твой давно уже прочно женат и в кругосветном путешествии.

Янг ужасно хотел уязвить её, и ему это удалось. После того, как родители Джеймса, растоптав гордость и вообще все чувства Лили во время допроса, открыли правду о его будущей семейной жизни, Лили вроде была готова ко всему, к любым, даже самым низким поступкам Джеймса. Но в глубине души она надеялась, что он… если не захочет встретиться, то хотя бы письмом объяснит, почему предпочёл её, пытался обольстить и оболгать. Только Джеймс не написал ни слова. В Хогвартс он так и не вернулся, а спустя неделю сокурсницы, давненько уже не упускавшие случая ткнуть Лили в её ошибки в отместку за всё, во время завтрака в Большом зале громко зачитали заметку о свадьбе Джеймса Карлуса Поттера, наследника рода Поттер, и девицы Энолы Патрисии Баккок. Баккок! Да она же самая обыкновенная, заурядная, просто глуповатая пышечка с волшебной палочкой и в бесформенной мантии, которая ещё больше уродовала её и без того некрасивую фигуру. Самолюбие Лили до сих пор задевало то, что её бывший возлюбленный спешно женился и на ком он женился. Лили ведь красива, умна, сильна магически, но её променяли на невзрачную, да что там, некрасивую и тоже, кстати, бедную девушку просто потому, что та была чистокровной!

— Янг, я прошу: либо уйди, либо дай пройти. Мне неприятно с тобой говорить.

— Ой, да ладно тебе, Эванс! — глаза рейвенкловца вдруг подозрительно заблестели. — А я вот думаю, мы с тобой можем очень приятно провести время. Прогуляемся до «Кабаньей головы» завтра, а, Эванс?

Разгадав намёк, Лили покраснела от смущения и злости. Да как он смел даже намекать на такое? Она... она порядочная девушка, а не девица какая из Лютного, с которой можно покувыркаться и разбежаться наутро.

— Уйди по-хорошему, — ледяным голосом отчеканила она, — иначе я за себя не отвечаю. Скажу, что ты напал на меня, и мне ничего не будет!

— Пф, кто тебе поверит, воровка? — оскалился Янг, снова наступая. — Ты же у нас магглорождённая, грязная кровь. Не получилось окрутить одного наследника, взялась за другого, то есть, за меня!

Он внезапно застыл и как был — с жутко паскудной рожей и ошарашенно-злыми глазами — ничком рухнул на каменный пол, и Лили еле успела отскочить, чтобы её не задело. Со стороны лестницы появилась высокая, в коротковатой форменной мантии фигура: Северус выписал палочкой сложный пируэт и приложил поверженного рейвенкловца ещё каким-то проклятием, вроде как невербальный Фурункулюс, но с чем совмещённый, Лили не распознала. Поняв, что его заметили, Северус изменился в лице, сделал шаг назад и уже готов был исчезнуть на лестнице, когда Лили отмерла и наконец заставила себя крикнуть:

— Северус! Постой!

Он не первый раз вот так появлялся из ниоткуда и, особо не заморачиваясь этикой, со спины или исподтишка проклинал особо достававших Лили обидчиков. Поначалу это неимоверно злило: она могла сама справиться, хватит и того, что Лили в Запретном лесу от отчаяния кинулась на шею этому предателю. Но затем, когда от желающих посмеяться над ней или подобных Янгу уродов не стало отбоя… Лили не знала, что ей думать, делать со своим бывшим другом. Снейп всегда появлялся быстро и незаметно исчезал. Она и хотела позвать его, спросить, чего Северус добивался, и не решалась сделать это. Ведь все же отвернулись от неё, все, а Северуса Лили прогнала ещё раньше, но он, тем не менее, приходил на помощь и ничего не требовал взамен. А его вообще-то тоже не раз дёргали в Аврорат из-за того, что Северус тоже оказался тогда в Запретном лесу и сражался против пауков неизвестными заклинаниями. Лили знала об этом точно. В последний раз, когда она была в Министерстве и подписывала бумаги о прекращении судебного преследования, молоденькая девушка-секретарь, тоже оказавшаяся маглорождённой, завистливо заметила, что не имела в Хогвартсе такого верного друга. Правда была простой, но безжалостной: все авроры, которых кинули на прочёсывание Запретного леса, искали лишь наследника Поттера. Магглокровку Эванс по собственной воле спасал один Северус.

— Подожди, — Лили торопливо подбежала к нему, боясь, что Северус, как и другие её друзья и приятели, развернётся и уйдет. Но он остался и стоял с таким выражением лица, будто, наоборот, ожидал обвинений или оскорблений. — Я просто хотела сказать... спасибо. Спасибо, что выручал меня всё это время. Не нужно было тебе так.

Не раз его жертвами становились и сокурсники, и Лили боялась представить, что могли сделать с небогатым полукровкой другие слизеринцы, почувствовавшие в отсутствие Дамблдора свою безнаказанность. А он изменился, пока они не общались. Вытянулся ещё выше, похудел, так что глаза и большой нос особенно выделялись на лице, мантия простенькая, как и прежде, и серьёзно коротка, но… Лили внезапно осознала: это был всё тот же Северус, который с первого курса мог проклясть любого за один только косой взгляд в её сторону.

— Почему ты ни разу ко мне не подошёл? — прошелестела она, не понимая толком, что именно хотела услышать в ответ. От мучительного стыда загорелись лицо и уши. Два года назад Лили разорвала их дружбу, проигнорировала все попытки помириться, а Северус единственным во всей школе оставался на её стороне. Может, он надеялся заслужить наконец её прощение, но даже если так, Лили совсем не хотела об этом думать хотя бы сегодня!

— Мне казалось, ты не хотела меня видеть.

По-детски шмыгнув носом, Лили попыталась улыбнуться. Вышло жалко.

— Я... наверное, я уже давно передумала. Если только ты не против, к-конечно.

— Конечно, я не против. Что ты такое говоришь, Лили?

На миг ей показалось, что Северус вот-вот шагнёт навстречу и обнимет её, он даже вроде как качнулся, готовый сорваться с места, но всё же остался стоять. Мерлин, какая она глупая. На что рассчитывала? Что после двух лет полного игнорирования и презрения, тех обидных слов, что Лили ему наговорила за это время, Северус упадёт перед ней на колени? Как бы... как бы ей падать не пришлось. Усилием воли Лили отогнала эту чудовищную мысль. До той их ссоры на озере Северус никогда не предавал её и не ставил в неудобное положение. У него, слизеринца, чести оказалось побольше, чем у некоторых гриффиндорцев, и у неё в том числе.

— Проводить тебя до гостиной? Скоро уже отбой.

Совладав с эмоциями, Лили кивнула, и Северус чуть изогнул губы в скупой улыбке, но глаза его заблестели надеждой. Тут же Лили отвела взгляд. В его присутствии в кои-то веки она вновь чувствовала себя под защитой, но в то же время сама понимала, как это выглядело со стороны — будто приняла помощь Северуса от безысходности и из корысти. Он, тоже вынесший уроки из их ссоры, тоже вряд ли тот верный рыцарь, каким представлялся Лили прежде. Но, как бы то ни было, Северус проводил её до портрета Полной дамы, только завязать разговор Лили так и не решилась. Наверное, потому что сейчас они были друг другу как чужие.

— Если хочешь, завтра можем вместе сходить в библиотеку, — негромко предложил Северус, когда после пары минут неловкого молчания Лили сказала, что ей пора.

За это время в гостиную проскользнули (конечно, сначала изумлённо попялившись на них с Северусом) две шестикурсницы, но он их словно и не заметил. Лили же вспомнила, как раньше стыдилась, когда девчонки с факультета видели заставали их вместе: её, яркую и красивую, и угловатого, в поношенной одежде Северуса. Какая же она была дура тогда, и как всё перевернулось с ног на голову — теперь Северус мог стыдиться её общества.

— Я буду только за.

Шестикурсницы Олсен и Финчли, видимо, за этот короткий срок уже успели растрезвонить всем, что «воровку» Эванс видели с её давним поклонником Снейпом, потому что Лили встретили взгляды, полного живого и неприкрытого любопытства. В отличие от большинства гриффиндорцев, просто жаждавших побольше пикантных слухов, Мэри смотрела на неё круглыми глазами, молча спрашивая, уж не сошла ли бывшая с ума, раз решила довериться предателю. Не проронив ни слова, Лили прошла к спальне семикурсниц и только там, закрыв за собой дверь, сумела выдохнуть и чуточку расслабиться. Именно чуточку, потому что иначе недалеко было до слёз. Дорогие сокурсники не опустились бы до проклятия в спину, о нет, они же гриффиндорцы, отважные и благородные, зато осуждали, обсуждали и обливали грязью с такой охотой, какая не снилась даже слизеринцам. Как Лили прежде не замечала, что дружба и сплочённость её факультета всегда были направлены против кого-то? Настало время, этим «кем-то» стала она. А до экзаменов целая неделя, её и сами Ж.А.Б.А. нужно как-то пережить, чтобы вырваться за пределы Хогвартса, который стал для неё тюрьмой. Что будет дальше, после выпуска — об этом Лили пока старалась не думать.

Хогвартс гудел и передавал из уст в уста новость, что «на воровку Эванс позарился этот нищеброд Снейп, да ты что, дождался, никакой гордости у парня, а что, хитро и умно, кому нужна порченая девка». Лили старалась делать вид, что эти обсуждения никоим образом её не касаются, и действительно, чужие слухи больше не ранили так сильно, как прежде. Был ли причиной тому Северус, возвышавшийся рядом с ней как мрачный страж, или просто от шрамов на сердце Лили не осталось больше места, она не желала задумываться. Не считая бурного слухообразования, эти семь дней до экзаменов стали для Лили самыми спокойными за последний месяц.

Северус ни о чём не спрашивал. Зато отвечал на её вопросы, каждый из которых Лили теперь тщательно обдумывала, чтобы ненароком не обидеть его или не спровоцировать новую ссору. Она не могла позволить себе потерять Северуса снова. Говорил он, так же всё выверив, явно опасаясь вновь брякнуть что-нибудь не то, как тогда у озера. Так и получалось, что беседовали они в основном об учёбе и предстоящих Ж.А.Б.А, старательно обходя вопросы, например, о том, как изменился Хогвартс после отставки Дамблдора, станет всё-таки Том Риддл следующим Министром магии на предстоящих осенью досрочных выборах, а если станет — посадит Дамблдора в Азкабан или нет. Последнее обсуждала вся школа, но для Лили, хотя она и понимала, ей следовало больше печалиться о себе, этот вопрос всё ещё оставался слишком скользким. Верить в виновность директора ей не хотелось, ведь это означало признать, что Лили глупая и недальновидная, слепо следующая за авторитетом, а Северус, твердивший, что Дамблдор совсем не добрый и не очень-то светлый маг, прав. Но и против фактов нельзя было пойти: «Ежедневный пророк» не скупился на выдержки из допросов бывшего директора и показания свидетелей. По всему выходило, что Том Риддл, ратовавший за возвращение соблюдение волшебных традиций, к настоящим Пожирателям смерти, которых ему приписывали в качестве сторонников и безжалостных бойцов, отношения не имел, да и не существовало их, этих Пожирателей. Все зверства и убийства магглов и магов творила команда волшебников, нанятая Дамблдором, чтобы заклеймить как величайшее зло своего политического противника и превратить его в злодея. Если бы не случай с Сириусом Блэком, который как раз одну такую акцию устрашения и осуществлял в Хогсмиде, замысел Дамблдора так и остался бы нераскрытым. Лили старалась не читать газеты, но каждое новое обстоятельство в деле так называемых Пожирателей обсуждалось, что во время трапез в Большом зале, что в факультетской гостиной. От новостей никак не удавалось скрыться. Всё, во что Лили верила, оказалось ложью. Парень, который любил её, — предал, опозорил и спокойно женился на другой девушке. Друзья, лучшая подруга и преподаватели — отвернулись, а мудрый и ратующий за справедливость наставник на деле был расчётливым и жестоким человеком, готовым убивать ради сохранения своей власти. Разве таким волшебным мир рисовал перед ней Северус, когда они, ещё десятилетки, мечтали о Хогвартсе? Разве такую жизнь: оплёванной, униженной и, что уж скрывать, с репутацией падшей женщины — Лили представляла себе?

Экзамены прошли мимо неё. Пережитое потрясение и постоянные вызовы в ДМП, нервотрёпка, выбросили из головы Лили большую часть знаний, а когда всё закончилось, готовиться к Ж.А.Б.А. уже не имело смысла. Если бы после выпуска из Хогвартса что-то изменилось, тогда да, нужно было собраться с силами, запастись умострильным и бодрящим зельями и учить-учить-учить. Но история о наглой, расчётливой магглокровке, попытавшейся женить на себе наследника древнего рода, не сходила со страниц «Ежедневного пророка» пару недель, и за это время Лили получила столько вопиллеров и просто полных негодования писем, что яснее ясного поняла — спокойного житья не будет. Всех не разубедишь. Она подумывала написать Поттерам письмо, попросить их выпустить опровержение, но отправить сразу побоялась и напросилась к профессору Спраут на консультацию. К ней — потому что та была чистокровной ведьмой и очень хорошо разбиралась во всех правилах и нюансах, ну и потому что внушала Лили гораздо больше доверия, чем МакГонагалл. Но и профессор Спраут поначалу выглядела не очень-то довольной, увидев, кто именно обратился к ней за помощью. Выслушав Лили, она всё-таки сменила гнев на милость, искренне посочувствовала и даже обняла, однако сказала, что поделать ничего нельзя. У Лили не было ни имени, ни связей, ни рода за спиной, чтобы чем-то пригрозить Поттерам и вынудить их публично признать свою неправоту. Титул древнего и благородного рода, место среди судей Визенгамота, да и просто полные золота сейфы надёжно хранили семью Джеймса от притязаний глупых и наивных дурочек. Под конец того тяжелого разговора Лили рискнула напрямую спросить профессора, что же ей делать, но та лишь с печальной улыбкой развела руками. Ответ оказался прост и одновременно немыслим — ждать. Ждать, когда скандал более-менее забудется, а затем начать с чистого листа, и то не было никакой гарантии, что старая история не всплывёт снова. Сейчас пытаться куда-то устроиться было бессмысленно: никто не пожелал бы иметь дела с Лили, чтобы не навлечь на себя неприятности от Поттеров. Другой вариант, который Спраут предложила, заставил её истерично рассмеяться в голос — переехать в другую страну и жить там. Уехать? В другую страну? Куда и на какие деньги? Их семья никогда не считалась богатой, Лили никаких языков, кроме родного, не знала, магическими талантами, как у Северуса, например, не обладала. Кому она нужна?

Разговор со Спраут поставил жирную точку на всех попытках Лили что-то подучить к экзамену, и с тех пор в библиотеку она ходила, исключительно чтобы укрыться от злорадствующих и любопытных учеников. Какая разница, какие оценки стоят в её дипломе, «Тролль» или «Превосходно», если этим дипломом воспользоваться нельзя? Дополнительное подтверждение этому Лили получила на самих Ж.А.Б.А.: все волшебники-экзаменаторы, как один, смотрели на неё снисходительно-насмешливо, а кое-кто даже с откровенным возмущением. Лили не стала ничего им доказывать. Не настаивала на дополнительных вопросах, не спорила — она так устала уже от этой бессмысленной борьбы! Когда последний экзамен, ЗОТИ, был сдан, Лили, наплевав на приличия, подкараулила Северуса и прямо спросила, останется ли он на выпускной бал.

— Что мне там делать? — спросил он, угадав её мысли. — Если успеешь собрать вещи, завтра утром аппарируем в Лондон, а оттуда поедем поездом.

Так они и сделали. Выпускникам дозволялось после экзаменов покидать Хогвартс сразу же, но даже если бы это и было запрещено, Лили всё равно убежала бы. В Хогсмиде перед тем, как переместиться в Лондон, они сняли мантии, оставшись в обычной маггловской одежде. Убирая свою в сундук, Лили никак не могла отделаться от ощущения, что, возможно, следующий раз, когда она облачится снова в колдовское одеяние, настанет ужасно нескоро. Старенькая электричка, шедшая из Лондона в Галифакс с остановкой в Коукворте, тряслась и дребезжала, но старательно уносила их обоих всё дальше и дальше от жестоко и несправедливого магического мира. Скоро должен был быть дом, родной, милый и безопасный, который глупая Лили совсем не ценила в последние годы, решив, что её будущее непременно среди волшебников. Северус сидел рядом, и, хотя на лавке было ещё полно места, Лили прижалась к его плечу за ощущением защиты и опоры. Кроме родителей и Северуса, у неё больше никого не осталось. Но если Северус знал о ситуации, в которую Лили попала, и деликатно ни о чём не спрашивал, то родители, особенно мама, засыпят её вопросами. Зачем же Лили на рождественских каникулах проболталась, что за ней с самыми серьёзными намерениями ухаживает очень достойный молодой человек? Мама ей целую кучу советов надавала, как не упустить выгодного жениха; она так ждала, когда Лили приведёт своего избранника к ним с отцом знакомиться! Как теперь сказать, что тот самый «достойный молодой человек» оказался распоследней сволочью и сломал Лили жизнь? И что она сама, в погоне за желанием хорошо устроиться, обманулась на сладкие речи и дорогие подарки, а в итоге потеряла всё... Даже Северус, наверное, испытывал к ней снисхождение вперемешку с отвращением, но не показывал этого из чувства долга и уважения к их давней дружбе.

— Лили, что с тобой? Тебе нехорошо?

— Нет, — она постаралась улыбнуться. Северус смотрел донельзя серьёзно, в глубине его глаз тенью притаилась тревога. — Думаю, как всё пройдёт с родителями, с Пет. Они ведь не знают ничего, думают, у меня всё хорошо. Надо как-то подготовиться.

Откровенно говоря, она уже боялась этого разговора, особенно того, что мама ужасно расстроится. Любимая дочь, подававшая такие надежды, опозорена на весь магический мир. Реакция Петуньи тоже пугала: вот уж кто бы не стал сдерживаться в выражениях, и ведь не возразить ничем, Лили сама виновата. Она даже подумывала, а не смолчать ли... может, сказать сначала, что она пока решила немного отдохнуть перед учёбой в Аврорате? Вдруг Петунья потом уедет куда или выйдет замуж, у неё же с этим, как её, ухажёром-усачом дело как раз к свадьбе шло, судя из материных писем. Тогда-то Лили и признается отцу с матерью. Вдруг они даже помогут что-нибудь придумать, они же родители, пускай и не волшебники, но самые близкие ей люди, которые всегда будут на стороне Лили!

— Тебе обязательно нужно им всё рассказать, — подумав, изрёк Северус. — Мистер и миссис Эванс хорошие люди, они не заслуживают обмана.

Лили покраснела. Как друг сообразил, что она в этот самый момент раздумывала именно над тем, как бы утаить правду?

— Если хочешь, я могу. Я лучше объясню им все наши магические заморочки.

— Нет, я сама. Прости, это не потому, что я не доверяю тебе, Сев, — она невольно запнулась, впервые за два года назвав его тем прозвищем, на которое когда-то единственная имела право, — просто я должна сказать сама. Я ошиблась, мне и отвечать.

— Лили, ты должна помнить: в случившемся нет твоей вины. Такое могло произойти с каждой, Поттер, он... тот ещё фрукт.

— Да, но произошло почему-то именно со мной.

Хотелось добавить, что Северус предупреждал её, а она не послушала, вот и получила, однако, внимательно посмотрев на лицо своего спутника, Лили так и не произнесла ничего вслух. Северусу не нужно было её покаяние и самобичевание. Он, первейшая язва во всём Хогвартсе, не собирался её попрекать, а искренне желал помочь, но не знал чем. У Лили сдавило горло от нахлынувших чувств, и она, борясь с желанием расплакаться, принялась с преувеличенным вниманием рассматривать свои руки. Мерлин, прав был Поттер, какая же она дура!

— В любом случае, что бы ни случилось, ты всегда можешь прийти ко мне, — негромко произнёс он после долгого молчания, великодушно дав Лили шанс справиться со своими чувствами.

— А твой отец не будет против? А миссис Снейп? — Отец и мать Северуса каждый по своим причинам не любили её. Прежде Лили это не заботило, тем более, что Северус всегда предпочитал общаться с ней, чем оставаться с родными. Но тот беспрекословно слушавшийся её во всём Северус остался в прошлом. Теперь Северус был нужен Лили гораздо больше, чем она ему.

Его лицо потемнело, и Лили поняла, что сказала что-то не то.

— Мама умерла летом после пятого курса, а Тобиаса убили в пьяной драке следующей зимой.

— Мерлин, прости, я... я не знала, — Лили вцепилась в его руку. Мерлин, ну как это, что же она за друг такой, раз не знала, что Северус полтора года как потерял свою семью. — Прости!

— Ничего, — тот блёкло улыбнулся, — я привык.

Наверное, он имел в виду, что привык, что никому до него нет дела, но сдержался. У Лили защипало глаза. Она с силой прикусила губу, чтобы не расплакаться, и пообещала себе, что исправится, обязательно исправится! Северус единственный остался на её стороне, забыв, как подруга презирала его, а Лили не удосужилась даже выяснить, как он живёт, чем. Не спросила, как Северус разыскал её в проклятом Запретном лесу и точно ли Аврорат ничего ему не сделал: помня о тяге давнего приятеля к тёмным искусствам, Лили не была уверена, что, сражаясь с пауками, он справился исключительно разрешёнными заклинаниями. А вдруг из-за неё у Северуса были неприятности перед законом? На прямой вопрос об этом Северус удивлённо округлил глаза и замотал головой; выглядел он достаточно искренним, и у Лили немного отлегло от сердца, но лишь немного. Она поняла, сколько всего ещё предстояло сделать, чтобы Северус мог вновь считать её другом, чтобы они могли общаться как прежде.

Родители, разумеется, были жутко рады. Мама, только завидев Лили на пороге дома, всплеснула руками, застыла так на несколько секунд, а потом заполошенно закудахтала, почему её не предупредили о приезде. Лили, почти не соврав, сказала, что результаты экзаменов пришлют письмом, так что ждать их в Хогвартсе бессмысленно. Про выпускной бал отец с матерью, обрадованные окончанием долгой разлуки, и не вспомнили. Спросила про него Петунья, вернувшаяся домой ближе к вечеру и встретившая Лили с таким подозрительным прищуром, словно ей всё было известно.

— Разумеется, бал уже был, — покривила душой Лили, — неужели ты думаешь, я бы его пропустила?

Заохавшая мать тут же попросила подробности, и лишь тут Лили осознала, в какую ловушку загнала себя. Придумать что угодно несложно: фантазия у неё с детства была отменная, — но сама необходимость лгать маме, которая жадно ловила каждое слово и одобрительно кивала, отцу, что во время каждого рассказа о жизни волшебников превращался в большого восторженного ребёнка, убивала Лили. Ну, как, как сказать им, что двери магического мира закрылись перед ней на очень долго, если не навсегда?

Петунье, слава Мерлину, довольно быстро надоело слушать, и она ушла наверх, в их комнату. Мама не стала её останавливать, заговорщицким шёпотом сообщим, что Пет вовсю готовилась к свадьбе, очень уставала, поэтому Лили не должна сердиться. А она и не думала, только с досадой вспоминала красивое помолвочное кольцо на руке сестры, которое та ненавязчиво демонстрировала. Ну как же так, даже Петунья, не отличавшаяся волшебным даром и особой красотой, нашла себе спутника жизни, а Лили!.. Мама немедленно принялась выспрашивать про амурные дела младшей, и пришлось отвираться, будто Лили очень устала с дороги и хотела бы отдохнуть, а остальное можно обсудить позже. Слабенькое оправдание, но родные его приняли, а Лили содрогнулась от отвращения к самой себе. Она как будто всё больше и больше уподоблялась треклятому Джеймсу Поттеру, погрязая во вранье.

Лили помогла матери убрать со стола, с гордостью продемонстрировав, как можно очистить все тарелки одним заклинанием, а пока та восторгалась, еле-еле спрятала горькую улыбку. Эх, знала бы мама, что отныне только так Лили и будет использовать свой магический дар! Сестра, когда Лили поднялась в их комнату, уже спала (хотя, может, и притворялась, не так-то уж и поздно было), а Лили проворочалась в постели всю ночь, так и не сомкнув глаз. Что она делала? Почему молчала, позволяя родным жить в розовом мыльном пузыре, якобы обеих их девочек ждало блестящее будущее? Нет, решено, завтра Лили непременно всё расскажет. Пускай будет больно, будут слёзы и обвинения — Северус прав, родители не заслуживали лжи. И он тоже не заслуживал, Лили и с ним поговорит, поблагодарит за помощь и поддержку, но честно признается, что он ей как друг, не больше, ведь наверняка же Северус надеется на взаимность когда-нибудь. А она не сумеет, просто не сумеет довериться, даже забыв о той их ссоре и брошенном в запале оскорблении. Слишком уж жестокий и подлый удар нанёс ей Поттер, убив веру в искренние чувства. Теперь Лили будет либо в каждом молодом человеке видеть такого подлеца, как Поттер, либо выискивать доказательства, что ею интересуются из корысти, думая, что Лили пойдёт замуж за первого встречного, чтобы прикрыть недавний позор. Думать об этом было невыносимо, особенно дома. Дома, в Коукворте, где из волшебников только она и Северус, прошлое из магического мира вроде должно было оставить Лили, дать ей хоть какую-то передышку, но нет, напротив, стало хуже. К волшебникам Лили путь заказан, от обычного мира она давно отвыкла и просто не представляла, что здесь делать. Но что-то делать придётся.

Но следующий день не принёс облегчения. Отец ушёл на работу на фабрику, Петунья упорхнула то ли к подругам, то ли к жениху, а Лили осталась дома наедине с матерью, которая завела прежнюю шарманку о замужестве. И столько надежды было в маминых глазах, радости за любимую дочку, что у Лили язык не повернулся сказать правду. Нет, кое в чём она не наврала — сказала, что служить в магической полиции больше не собирается, чем заслужила горячее материнское одобрение. Однако едва речь снова зашла о будущем женихе, Лили замялась и... наспех придумала, будто её молодой человек очень занят, помогает в семейном бизнесе отцу.

— Отцу помогает? — мать довольно зажмурилась. — Какой правильный юноша. Семейное дело это всегда достойно и почётно. А чем они занимаются?

Лили понятия не имела, какими предприятиями в волшебном мире владели Поттеры. Джеймс как-то не удосужился познакомить её с этой частью их семейной истории. Но, вспомнив, что вроде кто-то из его родственников изобрёл суперсредство для волос, сказала:

— Зельями. Что-то вроде косметики и средств для уборки.

Та покивала.

— Хорошее дело, нужное. Верный кусок хлеба. Смотри, дочка, не упусти такого красавца.

Лили кисло улыбнулась матери, а на душе было тошно.

С неделю всё было тихо. К Лили особо не приставали с расспросами, в этом помогло заверение, что подготовка к решающим в жизни экзаменам забрала все силы, и ей просто необходимо отдохнуть, а Петунье, чьих расспросов и проницательности Лили боялась больше всего, просто было не до неё времени. Лили понимала, что поступала неправильно, каждый вечер клялась себе, что уж завтра точно сознается, но наступало утро, пролетал день и завершался вечер, а ей по-прежнему не хватало сил произнести правильные слова. Наверное, так было и с Джеймсом: он всё тянул, врал и выкручивался в надежде, что проблема решится сама собой. Верно Лили его прежде выбрала, они два сапога пара, оба трусы. Лили даже с Северусом не рисковала встречаться, думала, друг тут же поймёт, что она родителям ничего не рассказала.

— Ну, дочка, — начал как-то отец за ужином, когда они все собрались за одним столом, — что дальше-то планируешь делать? Учиться этой вашей магии или работать?

Лили, не ожидавшая вопроса, замерла, а Петунья, сидевшая напротив неё, негромко фыркнула.

— Какая учёба, какая работа, Джон? — возмутилась мама, не дав собраться с мыслями. — Девочка скоро выйдет замуж, детки пойдут. Заботиться о муже и доме — вот работа настоящей женщины.

— Сколько раз мы об этом говорили, Дженна, а ты всё о своём. Я считаю, Лили нельзя зарывать в землю свои способности, да и зависеть от мужа-волшебника... Забыла, что ли, что нам рассказывала та профессор, декан Лили? Если этот молодой человек — кстати, я столько о нём слышал, когда мы уже лично познакомимся? Так вот, если этот молодой человек станет потом Лили обижать, не дай Бог, мы и помочь ей не сможем, мы же не маги. Без образования и работы куда она в таком случае пойдёт?

— Господи, да что за глупости ты говоришь? Как это — станет обижать нашу Лили? Он очень воспитанный и достойный человек! Сейчас вон, занимается семейным делом, понятно, что у него пока нет времени с нами встретиться. Я вот, например, считаю, что это вполне приличное оправдание.

— Да, а ты его видела, что уже такие выводы сделала?

— Нет, но я верю рассказам нашей дочери, — гордо ответила мама, не желая сдаваться.

Взгляды родителей скрестились на Лили, которая медленно начала краснеть, и в этот момент Петунья, закончив со своей порцией, сложила приборы на тарелку и небрежно сказала:

— Интересно, есть ли этот молодой человек ещё где-нибудь, кроме рассказов Лили.

Мама ахнула и всплеснула руками.

— Пети, как ты можешь такое говорить? Ты что, не веришь собственной сестре?

— Я верю своим глазам, — отрезала та, — и памяти. В прошлом году Лилс сову свою совсем замотала, каждый день кому-то писала, а сейчас — ни строчки.

— Господи, да они ведь только-только расстались, не успели ещё соскучиться!

— Джеймс сейчас очень занят, — вырвалось у Лили, прежде чем она сообразила, что говорит, — я не хочу его отвлекать. И мы договорились встретиться в ближайшие выходные в Лондоне.

— Вот видишь? — мать укоризненно посмотрела на Петунью. — Лили, детка, заодно обсуди с Джеймсом, когда приведёшь его знакомиться. Мы с отцом очень ждём и переживаем.

Лили ничего не оставалось, как пообещать ей. Родители вроде поверили на слово, но Петунья продолжала посматривать с подозрением, и от её взглядов Лили делалось не по себе. Сестричка была без пяти минут замужней дамой и наверняка сравнивала поведение Лили со своим. Обмануть её будет сложнее, чем родителей, и Лили в который раз уже сказала себе, что хватит, довольно, нельзя больше лгать, но когда настала суббота, она надела своё лучшее платье «на выход» и попрощалась с родными до вечера. Только на самом деле ни в какой Лондон, ни к какому Поттеру она, конечно, не аппарировала. Переместилась в соседний Галифакс и провела весь день там, благо в городе шла большая летняя ярмарка, и можно было затеряться в толпе.

Отовсюду звучали оживлённые разговоры и смех, одна Лили не веселилась. Что говорить родителям? Как быть? Сегодня она, возможно, и придумает что-нибудь про мифическую занятость мифического же жениха, а дальше-то что? Отец со своими вопросами о будущем тоже не отстанет: ему, всю жизнь проработавшему на фабрике, непонятно было, как можно целыми днями ничего не делать.

Узнав, что Джеймс убыл с отцом на континент, мама серьёзно огорчилась. Лили быстро переключила её внимание на то, что нашла работу и с понедельника будет подрабатывать в аптекарской лавке, чем вызвала всплеск негодования и возмущения. Впрочем, стоило отцу повысить голос, как мать тут же примолкла, хотя понятно было, что осталась при своём мнении. Петунья при том разговоре не присутствовала и потому своё «фи» не высказала, но Лили не покидало дурное предчувствие. Что мама, что отец — они оба могли проговориться сестре, а уж та бы молчать не стала, выдала бы всё, как на духу, что ей не нравилось или казалось подозрительным. Да и сама Лили понимала, что её враньё зашло слишком далеко, одна ложь потянула за собой другую, и к несуществующему молодому человеку добавилась такая же несуществующая работа. Что будет, когда её попросят внести заработанные деньги в семейный бюджет, как у них было заведено, Лили старалась не думать. Слабым утешением служило лишь то, что родители никакой связи с магическим миром не имели, значит, узнать правду им было неоткуда, а потом... она придумает что-нибудь, обязательно придумает.

Ещё несколько дней Лили старательно уходила из дома по утрам, якобы в колдовскую аптеку, а на деле тайком аппарировала в Галифакс или какой другой соседний город. Вечерами, правда, приходилось особенно трудно, потому что мама непременно интересовалась, как прошёл день, и сетовала, что не пристало незамужней девушке работать с незнакомыми мужчинами, мало ли что подумает Джеймс или его родители. Отец тоже подключался, но он Лили хвалил за то, что она взялась за ум и решила крепко встать на ноги, чтобы никто не смел помыкать ею в браке. Лили было особенно стыдно, что мать считала её уработавшейся и уставшей, поэтому подсовывала за ужином самые вкусные кусочки и шикала на остальных домочадцев, если ей казалось, что они как-то мешают Лили отдыхать. Чтобы хоть как-то оправдаться в собственных глазах, Лили всё-таки рискнула переместиться на Косую аллею и зашла там в пару лавок, но в магазине волшебных палочек Джимми Кидделла с ней и разговаривать не захотели, а в «Волшебном зверинце» безукоризненно вежливо пояснили, что с запятнавшей себя ведьмой они не желают иметь дела ни в каком качестве. Униженная Лили не ушла — сбежала и больше не предпринимала никаких попыток вернуться на магическую улицу.

В таком режиме она прожила целых две недели, за которые измучилась больше, чем за последние полтора месяца в Хогвартсе. Во вторник, отправляясь в очередной раз в Галифакс, Лили чувствовала себя особенно не в своей тарелке. Не давал покоя подозрительно-задумчивый вид Петуньи за завтраком, и мама, до этого дня не перестававшая брюзжать, вдруг сменила гнев на милость и даже загордилась тем, что её дочь приносила пользу волшебному сообществу. С завтраком Лили так и не закончила, у неё пропал аппетит, и даже в Галифаксе она за весь день ничего не съела. В общем-то, и не на что было питаться в кафе, ведь Лили, по её же собственным словам, зарабатывала пусть небольшие пока, но деньги (которых не было), и родные бы не поняли, если бы она вдруг попросила у них немного. День дался особенно тяжело, тянулся медленно и мучительно. Деньги, деньги... Скоро отец спросит о них, что говорить? Мать поинтересуется, где же Джеймс, чьими ухаживаниями Лили так хвалилась. Надо было не врать, а сразу во всём сознаться. Простят ли её родители за такую подлость и вероломство? Она ведь обманывала их не только потому, что боялась огорчить и расстроить, она не желала признаваться, что, считая себя умной, взрослой, самодостаточной и не нуждающейся в советах девушкой, оказалась полной дурой, без настоящего и будущего. Могла достичь многого, а теперь даже Петунья, которая, как Лили считала прежде, ей и в подмётки не годилась, займёт куда более высокое положение в жизни. Должны же родители понять, что Лили ужасно больно и стыдно было говорить о своих ошибках!

Задумавшись, Лили аппарировала домой и, только сменив туфли на мягкие тапочки и зайдя в гостиную, поняла, что что-то произошло. Примостившаяся в углу дивана мама всхлипывала и мяла в руках платок. Отец с неестественно выпрямленной спиной сидел в кресле, и его лицо выражало собой жуткую смесь гнева, недоверия, осуждения и растерянности. Петунья как раз принесла им обоим ромашковый чай и уговаривала успокоиться, но, увидев Лили, замолчала и посмотрела на неё... нет, не с злорадством или превосходством, а с искренним непониманием.

Отец откашлялся.

— Дочь, где ты была?

— Я... — Лили запнулась. Она мигом поняла, что её тайна раскрыта, и вся наполнилась ужасом, но вместе с тем наступило и какое-то непонятное, иррациональное облегчение. Больше не нужно скрываться и выворачиваться наизнанку, придумывая очередное то, чего нет.

— Работала? Или, может быть, отдыхала в Галифаксе, где тебя несколько раз видели на этой неделе, пока мы думали, что ты трудишься в поте лица!

— Папа, я могу всё объяснить.

— Да уж, вот объяснения я бы хотел послушать. Только, Лили, правдивые объяснения, а не те сказки, которыми ты нас полмесяца кормила.

Растерянная Лили сжалась. Отец никогда раньше не повышал на неё голос не ругал, и хотя Лили умом понимала, что заслужила всё это, сердцем смириться не могла. А ещё папа... он как будто разом стал на десяток-другой лет старше.

Оставив попытки вручить матери чашку чая, Петунья со вздохом выпрямилась и неожиданно ровно, без эмоций, произнесла:

— Я сегодня ездила в Лондон, Лили. Моя приятельница говорила, что ты гуляла по Галифаксу, но я ей не поверила и хотела найти тебя на вашей магической улице.

— Ты... ты была на Косой аллее? Но как? Ты же магла...

— Сквиб, — поправила та без капли какого-либо злорадства. — Я так думаю, раз смогла написать письмо этому вашему Дамблдору и без тебя пройти на эту, как её, аллею. Да какая разница, Лили? Мне в красках рассказали, что на самом деле произошло между тобой и этим Поттером...

— Доченька моя, как же так? Да разве я тебя такому учила? Как только тебе в голову пришло! Какой позор, какой позор!

— Дженна, помолчи, ради Бога! — прикрикнул на неё отец. — Вот они, плоды твоего воспитания и твоих советов. А от тебя, Лили, я жду ответы. Как ты могла опуститься до такого? Нарочно пытаться забеременеть, чтобы женить на себе парня!

— Всё было совсем не так! Это не я, это Джеймс...

— Хватит, Лили! Ты совсем завралась! Опозорила себя на весь волшебный мир, нам лгала с самого приезда, а теперь пытаешься выставить козлом отпущения невиновного человека!

Лили открыла было рот, но не смогла издать ни звука. В груди стало очень горячо и больно, словно её внутренности окатило кипятком. Это Джеймс-то невиновный человек?! Он, вместе со своими ужасными родителями сделавший так, что Лили оказалась изгоем среди волшебников? Она помотала головой и отступила на шаг. Невозможно, родители не верили ей, считали её виноватой, а она... она... Слёзы брызнули из глаз, Лили закрыла лицо руками и бросилась обратно в прихожую.

— Лили! Вернись!

Сотрясаясь от рыданий, она выскочила за дверь.

Северус насильно впихнул в её руку стакан, в котором плескалось зелье, судя по всему, успокоительное.

— Значит, ты им так ничего и не рассказала.

Он не спрашивал, а говорил утвердительно, будто сам был свидетелем некрасивой сцены, разыгравшейся в доме Эвансов. Неспособная на что-то большее, Лили кивнула и заплакала с удвоенной силой. Зелье она поглотила за один присест, но даже оно не могло погасить тот пожар из боли, обиды и вины, что пожирал её.

— Я... я не смогла. Они были так рады моему возвращению, началу моей взрослой жизни, я побоялась отнимать у них эту радость.

А в итоге получилось так, что Лили в глазах близких превратилась в беспардонную, наглую и бессовестную лгунью, которой не могло быть никакого доверия. Даже... даже Петунье, которая, Лили была уверена, нарочно добралась до Косой аллеи, чтобы подловить сестру, верили больше! Да нет же, Мерлин, что Лили такое думала? Хоть они и не особо ладили в последнее время, но Пет по-настоящему никогда не желала ей зла. Это Лили, одна Лили во всём виновата.

— Северус, я ужасна! Ты, наверное, думаешь, что я чудовище, и я действительно чудовище!

Опустившись на колени, Северус осторожно забрал, отставил в сторону стакан из-под зелья и взял её ладони в свои.

— Я никогда, слышишь, никогда не считал и не посчитаю тебя чудовищем. Не смей так говорить, Лили, поняла? Ты просто ошиблась и запуталась.

Лили хотела было сказать, что не стоило притворяться и утешать её, но посмотрела в глаза давнему другу и не смогла произнести этого. Северус и в самом деле не думал о ней, как о испорченной, жестокой и эгоистичной девчонке, которая врала всем вокруг ради сохранения собственного комфорта. Он искренне переживал, и так... так разительны были эти простые, но честные чувства по сравнению с тем, в окружении чего Лили жила последнее время, что она, обхватив Северуса за шею, вновь зашлась в плаче. Теперь уже от стыда и осознания своей вины перед ним.

— Прости, прости меня, пожалуйста, Сев! Я была такой глупой! Я ужасно себя вела раньше и... и сейчас...

Он только тихо и тяжело вздыхал, неловко поглаживал Лили по спине, но сомкнуть ответные объятия так и не решился. От этого стало ещё больней. Та ссора, будь она проклята, встала между ними невидимой, нерушимой преградой. Лили думала, они перешагнули через неё, трусливо радовалась, что не пришлось ничего говорить вслух, просить прощения, но нет, мерзкое прошлое всё ещё отравляло жизнь им обоим.

— Прости меня, — повторила Лили, когда успокоительное зелье наконец подействовало, — я должна была выслушать тебя тогда, у озера. А я...

— Перестань, — Северус коротко улыбнулся, чтобы подбодрить её, — ты имела полное право поступить именно так, как поступила. Я был виноват, я должен был смолчать, но я... там нет твоей вины, Лили.

Она упрямо качнула головой, не соглашаясь. Почему-то лишь спустя два года до Лили дошло, что то был первый и единственный раз, когда лучший друг оскорбил её. А она, закрыв глаза на то, сколько Северус делал для неё, просто выбросила их дружбу вон, как мусор. Впервые Лили подумала, что поступила с ним, в общем-то, почти как Поттер с ней самой — объявила априори виноватым и без шанса на оправдание.

— Давай уже это забудем, хорошо? Нужно собираться с силами и идти домой.

Домой. Лили сникла от одной мысли о том, что её ожидало по возвращении. Но и откладывать обратный путь было нельзя. Вечерело, а она, незамужняя девушка, не могла провести ночь вне дома, не вызвав подозрений или недовольных пересудов.

— Я переоденусь, Лили. Не переживай, я быстро.

— Но зачем?

Северус посмотрел на неё немного удивлённо.

— Я пойду с тобой, тоже поговорю с мистером Эвансом. На тебя он сердится, но меня должен послушать.

— Папа не поверит, — с тоской протянула Лили, — он же знает, что ты всегда на моей стороне

— Ничего, я кое-что придумал. Мы справимся, поверь.

Поверить было тяжело после того, что сделали Поттеры, и Лили... она сказала, что верит, конечно же, но на сердце у неё было тяжко и муторно.

Северус вернулся через пять минут, облачённый в потёртые чёрные джинсы и такого же цвета рубашку. Рукава он закатал до локтей, и Лили невольно уставилась на его чистые предплечья. Говорили, что каждый Пожиратель смерти в знак принадлежности к армии Тёмного лорда носил на руке татуировку в виде черепа со змеёй. Про Северуса Мародёры говорили, что наверняка уже меченый, только на его руках не было ни следа, ни намёка на ужасный символ, который лишь недавно перестал являться Лили в кошмарах.

Он трансфигурировал тапочки, в которых Лили прибежала, во вполне приличные туфельки. На крыльце дома, пока Северус запирал дверь, Лили остановилась, набрала воздуха в грудь и решительно сказала:

— Только позволь, я сама всё расскажу отцу с матерью. А ты, если что, поможешь. Мне это нужно.

Секунду помедлив, Северус кивнул.

— Конечно. Как ты скажешь.

На Коукворт уже опустились сумерки, прохожих почти не было, и они аппарировали прямо в садик дома Эвансов. Выходил он на участок семьи Бильц, а та семья, как знала Лили, неделю назад уехала пытать счастья в Лондоне. Так что увидеть их с Северусом никто не мог.

В доме было непривычно, пугающе тихо. Стоял сильный запах лекарств. Родителей и сестру Лили нашла всё там же, в гостиной, и в первый момент даже подумала, что они за это время и с места не сдвинулись. Заметив её и Северуса, отец, и без того чёрный лицом, нахмурился и решительно выпрямился во весь, но Лили опередила его.

— Папа. — В первый миг голос дрогнул. Лили вновь представила, как на неё кричат, отказывая в малейшем доверии, но, почувствовав прикосновение Северуса к своей руке, всё же сумела закончить: — Я всё объясню. Только выслушай... выслушайте меня, пожалуйста.

Сердце ходило ходуном: то замирало, то пускалась вскачь с удвоенной, утроенной силой, но Лили не сводила с отца глаз, ожидая его ответа. Хватит, больше она не будет скрываться и молчать, Лили достаточно боли причинила своим родным и Северусу. Наверное, вот так — немного безрассудно, немного отчаянно и с решительным желанием идти до конца, неважно, насколько больно и плохо будет ей самой — и ощущалась смелость. Настоящая смелость, а не та, которой так бравировали хвалёные Мародёры.

— Что же, выслушаю, — тяжело произнёс отец, махнув рукой, и у Лили задрожали губы: столько горечи было в этом месте. — Что мне ещё остаётся.

Отец, мать и Петунья, застывшие будто неживые фигуры, и правда позволили ей рассказать. Не перебивали, не задавали вопросов, только молча внимали тому, что говорила Лили. А она, повинуясь внутреннему порыву, поведала всё с самого начала. Как хотела хорошую обеспеченную семью с возможностью жить у мужа за пазухой, как обратила внимание на Джеймса, сочтя его во всех смыслах подходящей партией, как закрывала глаза на его выходки, когда до неё в очередной раз долетали мерзкие слухи. События тех злополучных дней, с момента, когда Джеймс впервые начал юлить, и закончившиеся выпускным, Лили проговаривала с ожесточением на саму себя, на своё малодушие, нашёптывавшее смягчить, скрыть, приукрасить чуточку собственные поступки, чтобы не упасть совсем уж низко в глазах родных. Но нет, то была её исповедь и Лили выложила всю подноготную, все, далеко не всегда чистые и прекрасные мысли. Ей нужно было признаться самой себе, нужно было, чтобы услышал Северус, — он не меньше её семьи заслуживал знать правду, пускай потом он возненавидит Лили и откажется помогать. Закончила она на последнем издыхании и, объясняя, почему молчала и врала, вновь плакала. Лили не хотела никого разжалобить, у неё просто не осталось сил противостоять жуткому пониманию того, что она натворила.

С последним её словом в гостиной установилась тишина, мрачная, подавленная. Даже часы на каминной полке тикали траурно, будто отсчитывая чьи-то последние минуты или секунды.

— Господи, Господи, — проронил наконец отец, — что же это за мир-то такой.

— Папа, я знаю, я должна была сказать сразу же, но...

— Как я теперь могу тебе верить, Лили? Тебе было всё равно, что чувствовали мы с матерью и Петуньей, — главное, чтобы ты оставалась в чужих глазах невиновной. Мне больно, что я вырастил такую дочь. Больно, Лили! Что я сделал не так? Чем прогневал Бога, заслужив это наказание?

— Папа...

— Я могу подтвердить, что Лили говорит правду, — произнёс Северус.

Пока говорила Лили, про него все невольно забыли, и Северус привалился к стене у шкафа, молча слушая её исповедь, но теперь, вытащив из кармана маленький фиал, поставил его перед Лили на стол. Угадав зелье, она низко опустила голову. Ненавистный Веритасерум. Неужели Северус заставит её... хотя, наверное, да, Лили это заслужила. Даже Северус не поверил.

Коротко объяснив её родителем, что в фиале, он вытащил крошечную пробку и в один миг выпил зелье. Изумлённая Лили не поверила своим глазам, крикнула «Не смей! Это же я должна!», но получила в ответ лишь кривую улыбку, а потом Северус потребовал задавать вопросы поскорее, пока Веритасерум действовал.

Родители, выбитые из колеи и просто уничтоженные открывшейся правдой, молчали, а потому спрашивать принялась Петунья. Лили с ужасом смотрела на сестру. Пет сейчас непременно припомнит их детство, будет выспрашивать про всякие случаи, когда Лили с Севом пакостили ей втихую, а она ничего не могла доказать и обижалась до слёз. Но сестрёнка не стала сводить старые счёты, хотя случай был как никогда удобны, и ограничилась всего несколькими незначительными вопросами, только чтобы убедиться, что Северус действительно не врал. Петунья... Петунья по-настоящему повзрослела, а Лили все ещё рассуждала по-детски, измеряя всех в однозначной черно-белой шкале.

После Петуньи, собравшись с мыслями, начал задавать вопросы отец. Беседовал он с Северусом недолго, всего минут пятнадцать, но Лили казалось, прошли часы. После Северус украдкой выпил антидот к сыворотке правды и вернулся на своё прежнее место у стены. Лили не сводила глаз со своего друга, она не могла найти слов, чтобы описать всё, что чувствовала из-за этого... демарша? Поступка? Да, поступка и с большой буквы. В то время, как Джеймс всячески изворачивался и сваливал вину на Лили, Северус добровольно решился на фактически допрос, зная, что любая его тайна, даже самая постыдная, могла раскрыться и выставить его в самом невыгодном свете.

— Это... это чудовищно, — с расстановкой произнёс отец, обхватив голову руками.

— Это волшебный мир, — вздохнул Северус.

— Да в любом мире встречаются подлецы, но почему этому мерзавцу приглянулась именно наша Лили?! — отец врезал кулаком по столу, от чего все, кроме Северуса, вздрогнули. — Ты тоже хороша, дочь! Собралась замуж за первого встречного, потому что он богатый и известный! Разве мы такому тебя учили? Молчи, Дженна! Чувства чувствами, а головой подумать же нужно! С нами посоветоваться!

— Я знаю, папа, но чем вы могли помочь? У Поттеров имя, деньги и связи, мы для них на одном уровне с животными. Растопчут и не посмотрят даже. — Закончила Лили тихо-тихо, вспомнив, как горячо прежде распинался Джеймс, что он не такой, как другие аристократы, и как сама когда-то, поддавшись на обещания директора Дамблдора, верила, что в рядах его сторонников добьётся равного, справедливого отношения к таким, как она, магглорождённым.

— Да хотя бы совет дали, если уж ты ослепла от чувств. Только чувствами там и не пахло. Ох, Лили. Ох, дочка! Вот он, достойный и порядочный, каким оказался, — подлецом и трусом! А друг у него и того хуже, убийца!

Побушевав ещё немного, отец устало осел на стуле и так резко, с присвистом, втянул в себя воздух, что Лили испугалась, не стало ли ему плохо.

— Северус, — медленно произнёс он, — признаю, я раньше не считал тебя достойным другом для юной девушки, но теперь я вижу, как серьёзно ошибался. Ты лучше знаешь тот мир. Что мы можем сделать?

— В Англии — ничего. Лили права, Поттеры слишком влиятельная семья. Их сыну в Хогвартсе сходили с рук такие выходки, о которых никто даже и не знает, — Северус поморщился. — Вас не станут слушать. В лучшем случае — посмеются и сотрут память, в худшем...

Он выразительно замолчал, и отец побледнел прямо на глазах.

— Боже мой, Лили, доченька! — внезапно расплакалась мать. — Да что же это? За что же так с моей кровиночкой?

Она рыдала так отчаянно, что все разом всполошились. Отец бросился доставать из комода аптечку, Лили с Петуньей наперегонки, столкнувшись плечами в дверном проёме, кинулись на кухню за водой, Северус выхватил волшебную палочку и принялся выписывать ею сложные пассы, что-то бормоча себе под нос. У него при себе оказалось ещё и успокоительное зелье, которое он тут же велел матери выпить, а затем скомандовать уложить её в кровать и до утра не беспокоить.

— Я дал ей двойную дозу, — объяснил Северус на невысказанный вопрос отца, — иначе не подействовало бы, слишком большой стресс. Миссис Эванс нужно поспать, и хорошо, чтобы кто-то был рядом.

Вызвалась Петунья, и с её уходом в гостиной окончательно поселились уныние и удушающее чувство безнадёжности. Лили, еле сдерживая слёзы, оглядела оставшийся кавардак: разбросанные лекарства, валяющиеся на столике флаконы из-под зелий, сбитая с дивана любимая мамина накидка, подушечки-думки, сиротливо лежавшие на полу. Она убрала и поправила всё, села в кресло и спрятала лицо в ладонях. Снова дали о себе знать последствия её бездумного вранья, а сколько ещё таких раз будет? Сколько Лили придётся расхлёбывать собственные ошибки?

— Мистер Эванс, в Англии у Лили точно нет никаких шансов, — Северус наконец решился напомнить о себе, продолжая прерванный разговор. — Осенью будут досрочные выборы министра магии, и уже сейчас понятно, что победу одержит волшебник, который защищает права чистокровных. При нём никто не посмеет даже заикнуться, что это не Лили пыталась кого-то опоить, а её оговорили.

— Ты так говоришь, как будто в другой стране шанс есть.

— Он и есть. Я скоро уеду в Вену учиться дальше зельеварению. Подзаработаю только денег, чтобы устроиться там, и уеду. Лили может...

— Ага, увезёшь её непонятно куда? Нет, так дело не пойдёт. Никуда Лили не поедет.

— Папа!

— Что «папа»? Думаешь, стукнуло восемнадцать лет, так всё, взрослая и самостоятельная? Нет, милая, думать головой ты ещё пока не научилась, значит, я за тебя думать буду. Никуда Лили не поедет, — повторил отец уже Северусу. — Не сможет жить в магическом мире? Не беда, в нашем устроится, чай, не хуже будем! Пойдёт... вон, хоть на курсы машинисток, а дальше — работать да ума набираться.

— Мистер Эванс, — голос Северуса был твёрд, а сам он смотрел прямо и уверенно, — я люблю Лили и очень давно. Всё случившееся никак не повлияло на мои чувства, это не жалость и не снисхождение. Лили была той, кто вытянул меня со дна... вы же знаете, как жила наша семья. Я готов отдать за неё всё, даже собственную жизнь.

— На что это ты намекаешь, парень? — отец грозно прищурился. — Что, ещё один жених выискался? Нет уж, хватит!

— Я прошу вашего разрешения ухаживать за Лили, — упрямо продолжил Северус. — Я понимаю, вы сейчас ничего не хотите слышать, но обещайте, что подумаете. Я не увезу её без спроса, но надеюсь, однажды... однажды мы всё-таки уедем вместе.

Залившаяся краской Лили не знала, как реагировать на это неожиданное (а точно неожиданное ли?) признание. Сердце, только недавно колотившееся, как безумное, будто замерло. Северус... Он... она... как она не заметила? И не думала даже, а Северус всё это время... Лили вдруг наполнилась мучительным стыдом за то, какой предстала в глазах Северуса, и одновременно гордостью, восторгом, что была настолько любима. Ради неё Северус готов был горы свернуть! А она его...

— А Лили ты спрашивал? — спросил отец после долгого молчания. — Она тебя любит? Замуж пойдёт, если ей женихов богатых и достойных подавай?

Возмущённое «Папа» застряло у Лили в горле, потому что, когда Северус обернулся к ней, его глаза горели огнём надежды. Не торжества, не превосходства — надежды. А она не знала и что сказать.

— Я сделаю всё, чтобы ты была счастлива, Лили.

— Ладно, это не сегодняшнего дня разговор, — спас Лили отец, — и не завтрашнего даже. Спасибо, что защищаешь Лили, но ты бы о себе подумал, Северус.

— Я давно уже всё решил, сэр. Вы меня не переубедите.

— Посмотрим. А пока иди-ка домой да отдохни. И нам всем не помешает. Надо хорошенько обдумать, что же теперь делать.

Когда Северус, распрощавшись и оставив ещё пару порций успокоительного, ушёл, одарив Лили напоследок ободряющей улыбкой, отец взглянул на неё и горестно вздохнул.

— Иди спать, Лили, поговорим завтра.

Но она, взбудораженная событиями этого вечера, провертелась всю ночь под одеялом, даже не придремав. Северус любит её! Он был её вечным спутником на протяжении нескольких лет, и Лили, конечно же, нравилось, что Сев никого другого не замечал. Но чтобы он был влюблён... Ох! Лили даже не думала, Северус же её друг. Подруги, соседки Лили по спальне, другие гриффиндорки — никто не рассматривал его как серьезного кавалера, а потом они поссорились, и Лили переключилась на Джеймса, ведь тот был так настойчив, задаривал подарками и позволял чувствовать себя королевой при нём, короле. Любила она Северуса? А как можно любить друга?

Однако… что, если он прав, и отъезд в другую страну — последний её шанс на нормальную жизнь в волшебном мире? Одна Лили, конечно, не справится, но будучи мужней женой... Нет, она не имела права даже просто думать о подобном! Лили уже рассчитала счастливую совместную жизнь с Джеймсом, с Северусом она себе такого не позволит. Это гадко и несправедливо по отношению к нему, к единственному, кто протянул ей руку помощи в трудный момент. Лили скажет всё честно, но если он не отступит... Способна ли она его полюбить? И не окажется ли это чувство благодарностью, а ней той любовью, о которой грезила любая девушка?

За завтраком все ели тихо, молча. Заметно сдавшая мама осунулась и пугала заплаканным лицом, и Лили на пару с сестрой вместо неё и приготовили нехитрые блюда, и накрыли на стол. Когда был выпит чай, а никто не поспешил выйти из-за стола, отец, крякнув, пристально посмотрел на Лили.

— Ты слышала, что сказал вчера твой друг. Что думаешь?

Лили низко опустила голову. Она думала целую ночь, разрываясь от противоречивых желаний. Ужасно хотелось попасть в другой, более привычный колдовской мир, где можно было начать всё с нуля. И в то же время одна мысль о том, что так Лили Северусом просто воспользуется, была невыносима! Лили и без того много ошибок совершила за свою жизнь, новой она не имела права допустить.

— Я не поеду с Северусом. Ты... ты прав, папа, я выучусь, найду работу здесь, буду вам помогать.

— Выучится она, работать будет. Надолго ли тебя хватит? А то я тебя не знаю, дочь! И этот твой Северус не отступит... Не отступит ведь?

Она помотала головой. Упрямства Севу было не занимать, он в этом отношении мог дать фору многим гриффиндорцам.

— Вот! Неважно, что будет далеко. Расстояние, оно иногда лучше любых слов говорит и сильнее поступков действует.

— Джон, ты серьёзно? — прошелестела мать.

— А похоже, что я шучу? Да, Дженна, я серьёзно. Поживём — увидим. Если Северус действительно на всё готов ради нашей дочери, он это докажет. И профессию получит, и на дом заработает, чтобы жену привести, и Лили добьётся. Шансы у него неплохие, на мой взгляд. Был бродяжкой когда-то, а сейчас выглядит вполне прилично. Я посмотрю, Лили, но, если у тебя с ним сладится, препятствовать не буду. Только чтобы всё было по правилам! Одного мерзавца мне хватило с лихвой!

Красная от смущения Лили опустила взгляд, нервно теребя скатерть. Папа так запросто говорил о том, что в будущем они с Северусом будут вместе. Да ещё и в присутствии Лили, когда она сама толком не могла понять, что чувствовала к нему. А вдруг это будет ошибкой? Вдруг Лили не сможет его полюбить? Его сердце будет разбито. Если же наоборот, то как же они будут дальше-то? Северус скоро уедет, они долго не смогут видеться, а переписка — это совсем не то. И что Лили делать с зудящим, ноющим чувством вины, что Северус любил её, а она не могла ответить ему взаимностью, по крайней мере, пока?

Помыкавшись по дому после завтрака, но так и не сумев успокоиться, Лили всё-таки пришла к нему передать слова отца. Северус выслушал внимательно, ни словом, ни взглядом не заставив её смутиться, но Лили всё же чувствовала себя страшно неуверенно.

— Мистер Эванс оказался мудрее и справедливее, чем я ожидал. Тебе повезло с родителями, Лили.

— Да. А ты... — начала было Лили, но осеклась, не зная, как это спросить.

— Давно ли люблю? Всегда, Лили. Это было всегда.

Она закусила губу. Мерлин, это же кошмарно! Как Лили могла быть такой слепой?

— Я тебя расстроил?

— Северус, пойми, я никогда не думала... не думала о нас так.

— Знаю, — ответил он со вздохом. — Какой из меня был жених? Нищий, сопливый неудачник. Но это в прошлом. Я, правда, сделаю всё, чтобы заслужить твою любовь, если ты дашь мне шанс, Лили.

— Я постараюсь, — выпалила Лили, боясь обидеть его неуверенным молчанием. — Конечно, дам тебе шанс, сколько угодно. Только ты ведь скоро уедешь.

Осознание предстоящей разлуки оказалось мучительным и тяжёлым. Когда они были в ссоре, Северус, хотя его об этом не просили, всегда находился рядом и примчался бы, стоило Лили лишь позвать. Однако в самое тяжёлое для неё время со всеми невзгодами Лили придётся справляться самой, без Северуса… Ох, нет, она снова думала ужасно эгоистично! Северус мечтал стать мастером зелий, дальше учиться любимому делу, изобретать что-то новое, и кто Лили такая, чтобы лишить его этой мечты?

— Да, но это что-то сродни маггловскому университету, а не настоящее ученичество, где первые год-два вообще домой не вырваться. Я буду приезжать, надеюсь, что часто.

— Ненастоящее ученичество? Почему? Ты ведь хотел в Италию, к гильдейскому мастеру, почему ты едешь, — Лили помедлила, припоминая, — в Вену?

На лицо Северуса скользнула тень. Лили явно спросила что-то не то.

— Учёба у мастера из гильдии стоит немалых денег, — произнёс он нехотя. — Кто мне их даст? А самому ни в жизнь столько не заработать, даже если круглосуточно варить темномагические зелья для дельцов из Лютного.

— Но ты же собирался...

— Тёмный лорд. Он мог заплатить за мою учёбу. Разумеется, взамен за то, чтобы я вступил в ряды Пожирателей смерти и принял метку. А в Вене университет, они предоставляют гранты способным студентам на бесплатное обучение. Мне повезло пройти отбор. Раз это не ученичество, статус после окончания университета у меня будет ниже мастера, но заказы на зелья я всё равно буду получать. А там посмотрим.

— Погоди, я не понимаю, — Лили нахмурилась. — О ком ты говоришь? Разве же не выяснили, что никакого Тёмного лорда нет, что так мистера Риддла хотел очернить Дамблдор?

Об этом все последние месяцы писал «Пророк», но после возвращения из Хогвартса Лили бросила читать колдовскую газету. Может, она что-то пропустила или неправильно поняла? Правда, что там можно было неправильно понять? На мгновение Лили воодушевилась надеждой, что её мучения вот-вот кончатся, но вспомнила вчерашние слова Северуса про выборы министра и утихла.

— Тёмный лорд был, Лили. Только сейчас он — без пяти минут министр магии Том Риддл. И Пожиратели тоже были, — Северус замолчал, раздумывая, стоит ли сознаваться, и решительно проговорил: — Я действительно едва не вступил в их ряды.

Лили показалось, что пол начал уходить у неё из-под ног, и она опустилась на старенький диван возле которого стояла всё время. Так Северус правда собирался принять метку? Должен был стать одним из тех, кто убивал невинных? Как он мог?! Как… Стоп, а нападение на Хогсмид? Доказано же, что то был Сириус по заказу Дамблдора, но если верить Северусу, такого быть не могло.

Северус присел рядом и осторожно взял её за руку.

— Лили, я никогда, ни при каких условиях не буду больше поддерживать Риддла и его людей. Я видел, что было в Хогсмиде. Я ошибался в Риддле, а ты была права, он жестокий убийца и ни перед чем не остановится. Я не хочу быть таким, как он и его приближённые.

— Я уже ничего не понимаю, — жалобно произнесла Лили. — В Хогсмиде же был Блэк? Или нет?

Поведанное Северусом привело её в ступор. Сириус Блэк никогда не состоял в числе Пожирателей смерти. В тот день он помогал своему дружку Поттеру заманить Лили в Запретный лес, когда по жуткому совпадению Хогсмид атаковали настоящие Пожиратели. В заварушке от шального заклятия Блэк погиб, а настоящие убийцы успели уйти. Когда же обнаружилось, кто именно скрывался под маской Пожирателя, Риддл поспешил этим воспользоваться. Палочку Блэка выкрали и выпустили из неё несколько непростительных, чтобы Приори Инкантатем однозначно доказало его виновность. Как на допросах выбили «нужные» показания из Дамблдора, Северус не знал, но считал, что никаких признаний и не было. Риддла поддерживали многие маги в Министерстве, наверняка, в Аврорате и ДМП у него тоже имелись сторонники. Они могли выдать магическому сообществу любую информацию в правильном, нужном Риддлу ключе, ну а тех, кого представляли якобы за Пожирателей смерти, нанятых Дамблдором для акций устрашения, скорее всего, просто купили.

— Мерлин, но это же...

— Да, захват власти, — грустно усмехнулся Северус. — Поттер своему учителю подложил громаднейшую свинью. Все волшебники теперь готовы растерзать Дамблдора, а Риддла возвели на пьедестал.

Лили стало жутко. С его слов выходило, что даже Блэки, те самые Блэки, не стали добиваться справедливости и обелять имя своего умершего сына, потому что им запретил Том Риддл. Так намекал Северусу его приятель со Слизерина, младший брат Сириуса, Регулус. Это же… это же кем нужно быть, чтобы приказывать Блэкам?

— А настоящие Пожиратели, с ними что?

— Ничего. Теперь это снова респектабельные и уважаемые волшебники, готовые в любой момент встать под знамёна Риддла и пойти убивать несогласных. — Северуса передёрнуло. — Я думал, Риддл говорит правильные вещи, ведёт волшебников, к лучшей жизни, но то, как он это делает, какими способами принуждает принять его сторону... Это страшно, Лили. Но таким людям, как он, нельзя отказать.

Осознав, она широко распахнула глаза.

— Ты убегаешь?

— Пожалуй, да. Буду выбираться магловским транспортом, так безопаснее. Чистокровные волшебники не опустятся до того, чтобы контролировать те же корабли или самолёты. Правильные маги, по их мнению, изобретениями маглов не пользуются.

— Значит, в Англию ты не вернёшься? — Лили вдруг больно сдавило грудь. Одно дело, если Северуса не будет пару лет, но если он уедет навсегда... Как же так?

— Пока у власти будет Риддл, мне здесь небезопасно. Он знает, на что я способен, а я не хочу убивать людей своими зельями. Надеюсь, ты когда-нибудь уедешь со мной, Лили. Магглорождённых Риддл не жалует, я знаю. Тебя не тронут, если ты не будешь выступать в магическом мире, а останешься здесь, в Коукворте, с родителями, но я всё равно хочу увезти тебя поскорее. Только родителям твоим побоялся вчера сказать всё, как есть. Они и так изволновались.

— Мерлин, какой кошмар! И никто не замечает, что происходит на самом деле! — Лили покачала головой. За волшебников, возглавить которых через какое-то время должен был бессердечный убийца, было волнительно, но… не более. Вот ещё месяца два-три назад Лили бы, очертя голову, ринулась бороться против ужасного Тёмного лорда, но, увидев воочию, на что способны маги из древних родов, что они ничем не гнушались и не брезговали, она отчётливо поняла — это не её война. Лили выучила урок. Если уж сам Дамблдор не смог обелить своё имя и выпутаться из западни, что смогла бы сделать против сильных мира сего простая маглорождённая? — Но а Блэки? — вспомнила она. — Как они позволили, чтобы имя их сына смешали с грязью? У них же власти побольше, чем у Поттеров будет.

— Думаю, это потому что они всегда поддерживали идеи Риддла. Сына им не вернуть, зато уничтожить Дамблдора, который мешал им, поддерживая Сириуса, ещё можно было. Ну и нагнуть лишний раз Поттеров.

— Что значит «нагнуть»?

Северус осёкся, помолчал и глянул на неё неожиданно упрямо:

— Ты ведь не думала, что я оставлю Поттера безнаказанным?

— Ты что, его проклял, Сев? Ты хоть понимаешь, что его семья с тобой сделает, если узнает?

— А ты за меня так переживаешь?

Лили смутилась и пихнула его кулаком в бок.

— Конечно, переживаю, придурок! Поттеры на всё способны.

— Но так я же и не гриффиндорец, чтобы лезть напролом. Всего лишь зелье болтливости для Петтигрю перед допросом у авроров, ну и пара словечек Регу, на кого следует обратить пристальное внимание. Петтигрю в мародёрской компании самый богатый на информацию и самый же трусливый. Шпионил за своими друзьями, а те, идиоты, ничего не замечали. А когда оленя с крысой вывели на чистую воду, Регулус взамен рассказал мне, что в действительности случилось в Хогсмиде. Поттеру ой как не поздоровилось, знаешь ли, — и он злорадно усмехнулся.

Может быть, неправильно, не по-человечески было так говорить, но Лили и не подумала делать Северусу замечание, чем никогда не пренебрегала прежде. Сколько она, плача ночами в подушку, просила высшие силы о справедливой каре для Поттера? Наказание пришло, только не назначенное судом, а руками Северуса. Всё равно он здорово рисковал, вот же самонадеянный глупец! А если бы Поттеры или Блэки узнали про него? Они бы не стали церемониться с полукровкой, пускай и слизеринцем. Теперь Лили очень хорошо понимала, что на собственном факультете Северус занимал точно такое же положение, какое и она сама в глазах лорда и леди Поттер — на одну ступеньку выше животных. Сама мысль об отмщении была Лили более чем приятна, но тревога за Северуса всё ярче разгоралась в её душе. Сев, вращавшийся среди стольких сильных и опасных тёмных магов, при этом ходил по острию ножа... из-за неё.

— Думаешь?

— Конечно. Или ты поверила, что главный Мародёр в кругосветном свадебном путешествии? Вовсе нет. Рег сказал, что лорд Поттер сослал сына с его женой на какой-то небогатый остров. Хотел спрятать, но от Блэков не спрячешься, — голос Северус прозвучал зловеще. — Знаешь, я даже рад, что этого урода отправили куда подальше. Будь Поттер здесь, я бы, наверное, его убил.

— Ты серьёзно? — неверяще переспросила Лили. Только что Северус заверял её, что не уподобится Пожирателям смерти и не станет отнимать чужие жизни, и тут же сам себе противоречил.

Выражение мрачной решимости на его лице яснее слов говорило — да, серьёзно.

— За тебя бы убил. А за остальное — пускай живёт. Совесть у него вряд ли проснётся, но для такого, как Поттер, жить на задворках мира — хуже Азкабана. — Помолчав немного, Северус наигранно небрежно спросил: — Ты за него беспокоишься?

За кого, за Поттера? Да сдался ей этот олень! Лили видеть его не желала, слышать о нём не хотела. Получил по заслугам — хорошо, нет — ну и пусть, ради Мерлина! Гораздо больше Лили волновало то, что Северус ради неё способен на безрассудство, на преступление. Раньше Лили за словом в карман не лезла, но что вчера, в доме родителей, что сейчас она, кажется, чуть ли не постоянно краснела. С Поттером такого не случалось, если только Лили не становилось стыдно за его очередную пошлую шуточку. Было ли то от того, что приходилось обсуждать щекотливые темы (но, право слово, когда-то Лили обсуждала будущую семейную жизнь с теми же Мэри и Марлин, и ничего!), или потому что рядом был Северус, который видел Лили всякой, но по-прежнему любил, несмотря ни на что?

— Нет, конечно. Давай уже закроем тему Поттера. Мне неприятно говорить об этом мерзавце. Лучше скажи, скоро ты едешь?

Он вздохнул:

— Неделя, максимум две. Потом меня уже начнут искать наши, то есть, слизеринцы. Сейчас с этим стараются не затягивать, нужно сразу выбирать, на чьей ты стороне. Это я улизнул до выпускного, а так бы точно в Хогвартс-экспрессе пришли бы обрабатывать. Хотя… — протянул Северус, задумавшись. — Я всего лишь полукровка. Тёмный лорд добился, чего хотел, и такие, как я, вряд ли нужны ему теперь. Мы-то кто? Всего лишь пушечное мясо.

— Ясно.

Лили сделалось вдвойне неуютно: от упоминания о тёмных магах и куда больше — от мыслей о скором расставании. Так странно: всего месяц, как они с Северусом снова общались, а казалось, будто и не было двух лет ссоры и полного обид молчания.

— Без тебя будет очень грустно.

— Ты правда так думаешь? — его взгляд потеплел надеждой. — Просто ты же собиралась учиться, работать, а на это нужно много времени и сил... — Видимо, что-то сообразив, Северус всерьёз заволновался, потому что торопливо произнёс: — Но я буду приезжать как можно чаще, и австрийцы вроде как не настолько дремучие маги, у них даже телефоны есть, я стану звонить.

— Северус, — Лили посмотрела на него с удивлением. Обычно таким взволнованно-напряжённым он становился, когда они в Хогвартсе ссорились из-за выходок Поттера. Сейчас-то что? — Что с тобой?

— Ничего, — буркнул он и тут же, в противном собственным словам, добавил: — Я буду далеко, а ты здесь познакомишься с новыми людьми, и с парнями тоже.

— Сев, ты уже ревнуешь, что ли?

— А что? Нельзя?

— Нет, почему же, можно. Ой, то есть, мне сейчас не до того, Сев, ты напрасно думаешь, что я знакомиться и заводить друзей пойду. Правда.

Он смотрел ещё немного насупленно и недоверчиво, но всё-таки уточнил:

— Ты ведь меня дождёшься?

Лили прислушалась к себе, к внезапно застучавшему сердцу, и тихо ответила:

— Конечно, дождусь.

— Так, мои дорогие, что вы в этот раз не поделили? — Лили с напускной строгостью посмотрела на одинаково насупленных детей. — Кто мне обещал быть паиньками у бабушки с дедушкой?

— Ричард хочет тоже делать с бабушкой пудинг, — обвинительно ткнула в брата пальцем Диана.

— А почему мне нельзя? Ты же к нам с папой приходишь, когда мы зелья варим.

— Но так у папы комната для зелий большая, а у бабушки кухня маленькая!

— Не нужно ругаться, — Лили притянула к себе двойняшек и ласково взъерошила обоим волосы. — Ди, на этой маленькой кухне я, папа, твоя бабушка и твоя тётя как-то умудрялись готовить вчетвером, когда я выходила замуж за папу. А уж для вас двоих места точно хватит. Давайте бегите, бабушка, наверное, уже заждалась помощников.

Дети, в шутку пихаясь локтями и показывая друг другу языки, наперегонки понеслись на кухню, где тут же зазвенели голосами, оглушив бабушку. Лили с улыбкой посмотрела им вслед и схватилась за поясницу.

— Тяжело? — Северус вынырнул из кладовой, левитируя коробку с ёлочными игрушками. — Присядь, посиди пока. Мистер Эванс с остальными ещё нескоро вернутся.

Поставив коробку на столик, он бережно помог Лили устроиться в кресле.

— Северус, перестань, я не больная, я беременная!

— Знаю, но мне так спокойнее, — парировал он, чмокнув её в висок. — Смотри, какая метель за окном. Хоть бы пути не замело. Говорил я Вернону, чтобы не ехали на электричке, я бы их так, по очереди, аппарировал.

— Ты же знаешь, для Пет возвращаться домой в Рождество поездом — это традиция. А она всегда была немножко консервативной.

— Немножко? По-моему, на консерватизме Петуньи держится вся монархия! — Северус фыркнул, за что тут же получил наколдованного снега за шиворот. — Я всё равно тебя люблю, Лили Снейп, пусть ты и немного вредная.

— Кто бы говорил о вредности. И я тоже тебя люблю, Сев.

Просияв, он послал ей воздушный поцелуй и занялся камином. Коробка с игрушками ждала своего часа, вернее, приезда Петуньи с мужем и сыном. Троица детей — их с Северусом двойняшки и Дадли, сын Петуньи, на два года старше кузенов, но такой же шебутной, — обожала наряжать ёлку в доме дедушки и бабушки. Пропусти они это священнодействие, и обида будет до следующего Рождества. Лили, положив руку на живот, с улыбкой наблюдала за действиями супруга. Тот колдовал над праздничным убранством камина с той же хирургической точностью, как и варил зелья и разбирался с темномагическими проклятиями пациентов, обращавшихся в клинику Бетаниен, где он и Лили работали.

Не верилось, что с отъезда Северуса из Англии, тогда ещё в Вену, прошло десять лет. Столько всего за эти десять лет произошло... Лили заново училась жить в обычном мире, без магии, что поначалу, несмотря на боевой настрой, казалось просто невозможным. У неё не было образования, чтобы работать, а доучиваться… Пришлось пережить волну слухов и пересудов, что частная школа, где Лили училась, разорилась, а учредители сбежали со всеми документами, пришлось самой зубрить то, что сверстники благополучно выучили ещё несколько лет назад, и договариваться, не без помощи отца, о сдаче экзаменов вместе с выпускниками следующего года. Конечно, по сравнению с тем, что Лили устроили в магическом мире, экзаменация вместе с недавними школьниками была сущей ерундой, однако менее болезненными слухи от этого не становились.

Северус держал слово и приезжал часто, почти каждый месяц. Наверное, всё, что он получал за подработки, уходило на авиабилеты или паром. Но он умудрялся при этом дарить ей подарки, не забывал и про родителей, и даже Петунью задабривал, хотя уж кто-кто, а она не спешила принимать его в их семью. Лили соблюсти своё обещание было легче, ей банально не хватало времени знакомиться с кем-то ещё и общаться, но на неё свалилась новая напасть: Лили боролась с обидой. Неожиданной и всё возраставшей обидой на Северуса. Он жил в волшебном мире, много колдовал, развивал свой талант в зельеварении и подавал большие надежды в тёмных искусствах и менталистике, ну, как он сам говорил. Гостя в Коукворте, Северус почему-то не очень подробно рассказывал о новых идеях, планах и наработках, хотя пока они учились в Хогвартсе, делился с Лили малейшими деталями. Странно? Да. Обидно? Не то слово! Словно она больше не заслуживала доверия. Однако это было ещё полбеды. Когда Северус уезжал обратно в Вену, Лили снова оставалась одна. Она и злилась, и завидовала, и ревновала, в конце концов! В Коукворте жило не так уж чтобы много молодёжи, а Северус учился в университете в окружении таких же, как он, студентов и, что хуже, студенток! Сама мысль, что какая-нибудь австрийская волшебница могла положить глаз на Северуса, бесила неимоверно, а он будто и не понимал, что это Лили частенько ходила надутая, когда он приезжал.

Да, было тяжело и трудно, порой до слёз. Осознание, что всё это происходило с Лили, потому что она тоже любила Северуса и не могла смириться, что он где-то за морем, а не рядом с ней, оказалось невероятно мучительным, но когда оно всё-таки случилось… Это чувство совершенно не походило на то, что Лили испытывала когда-то к Поттеру. Невероятная смесь из восхищения, благодарности, заботы, гордости, тоски, желания — а с Поттером была только гордость, что они вместе и что за ней ухаживал первый парень школы. По прошествии времени теперь Лили могла сравнить, а тогда она, глупая, искренне считала, что влюблена и желает провести с Поттером всю жизнь.

Скромную свадьбу они справили восемь лет назад, когда обоим было по двадцать. Северус, проглатывавший университетскую программу на невероятной скорости, как раз закончил учёбу, за два года вместо положенных пяти, и начал полноценно работать. Они снимали в Вене маленькую, но очень уютную квартирку, в которой Лили обожала наводить порядок и создавать уют, благо волшебство позволяло это даже при ограниченных финансах.

Так и жили. Она пошла учиться в тот же университет, но, поразмыслив, выбрала колдомедицинский факультет. Благо на континенте действительно не особо интересовались происходящим на британских островах, и историю с Лили и Поттером никто не знал. Отношение к Лили поэтому строилось исключительно на её трудолюбии и ответственности, а это Лили за два года после Хогвартса воспитала в себе с лихвой. Северус умудрялся совмещать работу с учёбой: его куратор в больнице Штокингера, куда он поначалу устроился штатным зельеваром, обладал мастерством в тёмных искусствах и защите от них, и Северус с головой погрузился в новую науку, отложив на время вопрос с дальнейшим обучением зельям. Это принесло свои плоды: он также защитил мастерство в очень короткие сроки, чем снискал себе первую славу, потом стал работать специалистом по тёмным проклятиям. Исследования, участие в конференциях, многочисленные отзывы и рекомендации привели к ещё большей известности и, наконец, приглашению в одну из лучших швейцарских колдомедицинских больниц — Бетаниен. Лили, к тому моменту закончившая обучение и стажировавшаяся в колдодиагностике, повсюду следовала за ним. Наверное, замужество и самостоятельная жизнь заставили её повзрослеть окончательно, потому что больше никаких приступов зависти к успехам мужа Лили не испытывала. Ну да, она и прежде знала, что Северус более одарён в магическом плане, зато могла гордиться таким успешным и известным супругом, тем более, что сама приложила руку к части его исследований и статей. А позже они и вовсе стали работать в паре, как диагност и специалист по проклятиям, и хотя мама ужасно переживала, не устанут ли Лили и Северус друг от друга, если будут находиться рядом практически круглыми сутками, ничего такого не было и в помине. Лили не понимала, как это работало, однако она вроде бы знала о Северусе всё, и ей при этом никогда не было с ним скучно.

Известность и усердный труд позволили им прилично зарабатывать, настолько, чтобы обосноваться в Швейцарии и приобрести там свой собственный домик. Возвращаться в магическую Англию они оба не испытывали никакого желания. В клинику иногда попадали на лечение бывшие соотечественники, так что Лили с Северусом знали, что для Англии сбылись самые пессимистичные их прогнозы. Потому они если и приезжали к родителям Лили, то маггловским транспортом и пользовались на территории страны исключительно швейцарскими паспортами. Лили не прочь была перевезти и родителей в Швейцарию, те пока упирались, не желая оставлять старшую дочку с семьёй, но Лили не теряла надежды и продолжала их уговаривать. Одну значительную победу ей уже удалось одержать — вытащить родителей и семью Петуньи в лучшую швейцарскую клинику (для магглов) на полное обследование. Северус, изучив результаты анализов, быстро сварил нужные зелья, избавив шурина от сердечной недостаточности и ожирения. Лили вообще регулярно поддерживала связь с сестрой и частенько подкидывала той интересные рецепты из европейской кухни, особенно чего-нибудь сладкого: Петунья всерьёз подумывала, не заняться ли ей изготовлением выпечки на продажу.

У них было столько работы, столько интересных дел, путешествий, учёбы, что завести детей они решились только через четыре года после свадьбы. Зато родились сразу двойняшки, мальчик и девочка, как Лили и мечтала когда-то. Магия здорово облегчала жизнь молодой мамы, да и Северус, пребывавший в перманентном восторге пополам с шоком после появления на свет детей, охотно делил с Лили домашние обязанности. Они справились, даже не очень-то выпали из жизни, которая, напротив, стала ещё активнее и энергичнее с появлением в ней малышей. Только раз в году круговерть на время приостанавливала свой бег — когда Лили с Северусом и детьми, Петунья с мужем и сыном собирались в старом родительском доме в Коукворте праздновать Рождество.

Из воспоминаний Лили вывел тяжёлый стук в дверь.

— Неужели мистер Эванс забыл ключи? Сиди-сиди, я сейчас открою.

Но она всё равно начала вставать: в комнату же вот-вот залетит Дадли и полезет обниматься, Петунью и Вернона тоже нужно обнять, они ведь год не виделись. Какие уж тут посиделки!

Раздался щелчок замка на входной двери, и вместо радостного гомона Лили услышала непривычно холодный и суровый голос Северуса:

— Чем обязан?

Его собеседник тоже замешкался с ответом.

— Мы бы хотели увидеть мисс Эванс.

— Я не думаю, что миссис Снейп, — Северус выделил это голосом, — захочет вас видеть. До свидания.

— Северус! Подожди, кто это там?

— Никто, они уже уходят.

— Лилс! Я знаю, ты дома! Надо поговорить!

Лили, так и не успев выпрямиться, опустилась обратно в кресло. Это же голос Поттера, она не могла его не узнать. Что Поттеру здесь нужно? Десять лет о нём не было ни слуху, ни духу, а теперь им нужно поговорить? Из прихожей послышалась ругань Северуса, а через мгновение он влетел в гостиную и обнял её за плечи.

— Лили, всё хорошо? Как ты чувствуешь себя? Ты вся белая.

Северус взял её за запястье и принялся считать пульс, а Лили не могла отвести взгляда от тех людей, кто, воспользовавшись его уходом, тоже зашёл в гостиную. Пожилой джентльмен в старомодном и не очень-то дорогом пальто, его спутница в примерно похожем одеянии, рядом с ними — полноватая молодая женщина, одетая более, чем скромно, но впереди всех, широко расставив ноги и округлив глаза, стоял Джеймс Поттер.

— Вас, кажется, не звали, — процедил Северус, обернувшись. — Мы граждане другой страны, ещё шаг — и я вызову авроров, которым вы будете объяснять, почему вторглись в наш дом без приглашения. Хотите международный скандал? Я жду!

На крик Северуса прибежали с кухни Диана с Ричардом и испуганно замерли. Глаза Поттера округлились ещё больше, он открывал и закрывал рот, не в силах издать ни звука. Не ожидал? Лили захлестнуло злостью. Какого Мордреда Поттер здесь делал? Он уничтожил её жизнь, предал её, а теперь явился без спроса и ещё смел быть недовольным при виде её детей?! Лили взглядом велела Северусу отпустить её и как можно спокойнее улыбнулась детям.

— Рич, Ди, что это вы убежали от бабушки? Забыли уже, что хотели помогать? Идите, нам с гостями нужно поговорить.

Слава Мерлину, на пороге кухни появилась мама и, понятливо кивнув, увлекла малышню за собой. Только когда за ними закрылась дверь, Лили выдохнула — дети в безопасности — и вновь обратила своё внимание на семейство Поттеров. Те так и продолжали стоять, не двигаясь с места, и выглядели подозрительно неловко, все, за исключением её бывшего парня. Тот, по-видимому, никак не мог отойти от увиденного.

— Что вам угодно, господа? Не скажу, что мы рады вас видеть, поэтому говорите поскорее, пожалуйста. Скоро приедет моя сестра с семьёй, и я бы не хотела, чтобы вы ещё были тут к этому моменту.

— Мисс... миссис Снейп, мистер Снейп, — быстро исправился мужчина, в котором Лили с трудом узнала некогда надменного и жестокого лорда Поттера, — мы не желали кого-либо оскорбить. У нас деловой разговор, вернее...

Очень заметно было, с каким трудом ему давались слова, сама необходимость о чём-то просить, тем более, у той, которую лорд Поттер когда-то и за человека не считал. Лили даже заслушалась. Она давно уже не вспоминала об этой семейке, забыла своё желание добиться когда-либо справедливости, потому что ей это больше не требовалось, хотя и имя, и ресурсы теперь имелись. Просто Лили перелистнула ту страницу своей жизни, жизни, когда она была настолько глупой, что гналась за внешним, забыв о внутреннем... Вид Поттеров сейчас вызывал у неё одновременно и злое торжество, и гнев, и нежелание больше видеть этих ужасных людей. Но тут Лили посмотрела на незнакомую женщину, что стояла возле Джеймса и выглядела испуганнее остальных своих спутников, и невольно пожалела её. На приём в Бетаниен приходили разные волшебники и сквибы, иногда и магглы, посвящённые в тайну Статута и взаимодействовавшие с волшебниками по роду службы, но редко кто выглядел настолько отчаявшимся, как эта незнакомка. Хотя какая же она незнакомка? Она жена наследника рода, как её девичья фамилия? Ба… Бак…

— Нам нужна помощь, — нехотя закончила за своего мужа леди Поттер, и её невестка неловко кивнула в подтверждение этих слов.

Покосившись на них, Северус взмахнул волшебной палочкой, отгородив их с Лили от непрошенных гостей с помощью Муффлиато.

— Ты ведь не собираешься помогать?

— Помогать — не знаю, а вот выслушать их, мне кажется, стоит.

— Лили, ты серьёзно? Они тебя чуть в Азкабан не посадили, потому что Поттеру не хотелось отвечать за свои ошибки, а ты собираешься проявить великодушие? Это не такие люди, они не поймут. Я против, — упрямо проговорил Северус. — Лучше выпроводить их отсюда, пока Петунья с семьёй не приехала. Поттерам нужна помощь? Пусть обращаются в клинику, как обычные пациенты. Подумай, Лили, почему они явились сюда всем многоуважаемым, — он скривился, — семейством? Да ещё и звали тебя по девичьей фамилии. Они же явно не ожидали увидеть тут меня, наших детей, тебя счастливую! Уверен, эти мерзавцы рассчитывали, что ты им, спасителям, ещё в ноги кинешься!

Лили тяжело вздохнула. С аргументами Северуса было не поспорить, семья её бывшего парня обладала достаточным богатством, чтобы обратиться в клинику официально и получить лечение по высшему разряду. Однако они предпочли встречу в Коукворте, то есть, либо действительно рассчитывали, что Лили всё ещё жила тут и готова была ухватиться за любой шанс вернуться в магический мир, либо подгадали свой визит к Рождеству, чтобы ей тяжелее было отказаться. Всё это очень странно. Лили не особо скрывалась. Пусть она и не была настолько известна, как её супруг, но путешествовала вместе с ним в разные страны, куда Северуса приглашали на конференции и симпозиумы, и частенько фигурировала в качестве редактора или соавтора его статей. Поттеры ничего не читали? Ладно, лорд и леди, они могли и не связать «миссис Л. Снейп» с той девчонкой, которую когда-то обвиняли в краже крови, но Джеймс? Она покосилась на своего бывшего. Тот выглядел так, словно его приложили Ступефаем, и слава Мерлину, потому что если бы Лили услышала от него хоть одно оскорбление, например, что «только Снейп на неё и позарился», не посмотрела бы ни на что — прокляла бы так, что Блэки позавидовали.

— Всё же давай послушаем, а потом решим, что делать, — предложила она, и Северус скорчил недовольную мину. — Мы же всегда сможем просто выставить их вон, Сев. И разве тебе не хочется хотя бы узнать, для чего они тут? Такой шанс поддеть Поттера!

— Да нужен он мне. Я за тебя с малышом беспокоюсь. Не хочу, чтобы ты из-за этой мерзости волновалась и переживала.

— Ага, чтобы и ты сам не переживал? — рассмеялась Лили, поцеловав его в кончик носа. Такой строгий и суровый специалист по тёмным искусствам и мастер зелий Северус Снейп во время первой беременности Лили превратился просто в гиперопекающего человека, а при родах от волнения чуть не поседел. — Снимай уже чары, невежливо заставлять ждать таких сиятельных господ.

Поттеры, что удивительно, и вправду только стояли и ждали, пока Лили с Северусом договорят. Лорд Поттер ещё как-то держал лицо, а вот его супруга и опомнившийся Джеймс выглядели недовольнее некуда. Смотреть на них было противно.

— Садитесь, — Лили кивнула на диван, который Северус увеличил заклинанием, а заодно и почистил пол от грязи и талого снега. — Мы вас выслушаем, но я не гарантирую, что согласимся помочь.

— Только не стоит расслабляться и думать, что вам тут рады, — Северус многозначительно покрутил в пальцах волшебную палочку. — У нас слишком много дел, чтобы тратить отпуск на вас. Одно лишнее слово, и вы выйдете за порог этого дома, и разговор будет закончен навсегда.

Лорд Поттер стрельнул в него неприязненным взглядом, однако не отреагировал на этот выпад. Сдержался и Джеймс, из чего Лили поняла, что дела у благородного семейства, видимо, хуже некуда, раз они готовы мириться с недружелюбными высказываниями её мужа и вообще явились сюда о чём-то просить.

С молчаливого согласия своих спутников лорд Поттер начал рассказ и... Лили показалось, будто она вернулась на десять лет назад. Голос этого человека вновь окунал её в грязь, хотя на самом деле ничего даже отдалённо похожего на оскорбление не прозвучало. Напротив, лорд первым же делом признался, что они обращались в клинику Бетаниен, но там ответили, что Снейпы в отпуске и искать их сейчас нужно в Англии.

— Если это так, почему же вы спрашивали мисс Эванс, а миссис Снейп? — перебил Северус. У него было такое лицо, будто Северус уже мысленно определил список коллег, сдавших их местонахождение Поттерам, и старательно проклинал каждого.

— Кто о чём, — буркнул Джеймс.

— Да, Поттер, кто о чём. Мне крайне интересно, что же у вас произошло, раз из всего персонала клиники помочь может только моя жена. В Бетаниен достаточно квалифицированных колдодиагностов.

Недовольно покосившись на него, лорд Поттер всё-таки признался:

— Нам необходимо снять проклятие одного ребёнка.

Это было неожиданно. Пожалуй, если бы Лили попыталась угадать, чего от них хотели Поттеры, то до такого варианта даже и не додумалась бы. Насколько она слышала, из всей английской магической аристократии таким проклятием периодически то бравировали, то прикрывались Малфои, но мистер Майер, их с Северусом куратор в клинике на первых порах, только презрительно хмыкал, слыша про них. Никакой, говорил он, чистокровный род не станет мириться с проклятием единственного ребёнка, ведь это ежедневный чудовищно огромный риск для самого существования рода. Северус и Лили соглашались с наставником. На континенте, слава Мерлину, не было такого культа чистокровности, какой установился в последние годы в магической Англии, но местные маги не менее трепетно относились к собственному здоровью. Многие болезни и проклятия, особенно наследственные, они давным-давно уже искоренили. Что же Поттерам так не повезло

— Почему вы решили, что у... — Лили посмотрела на Джеймса, но так и не смогла назвать его по имени, — у наследника или его жены это проклятие?

Баккок, Энола Баккок, вот как в девичестве звали жену Джеймса. Она нервно теребила рукав мантии и не знала, куда девать глаза. Единственный раз, когда молодая миссис Поттер оживилась и проявила какие-то эмоции, кроме испуга, был, когда на краткий миг в гостиной появились Ричард и Диана. Тогда, при виде детей, она улыбнулась почти счастливо.

— У них родился только один ребёнок, — кратко произнёс лорд Поттер. — Мы рассчитывали на большее количество внуков.

При этом он так глянул на сына и невестку, что Лили стало жаль Энолу. Та сжалась и низко опустила голову, пока Джеймс с каменным лицом смотрел себе под ноги. Бедняга Баккок. Несладко ей пришлось в этой семье, с такими-то претензиями.

А ведь точно, у Баккок была очень многочисленная семья. Лили запоздало стало ясно — и хмурые и неприветливые лица старших Поттеров подтвердили её подозрения, — почему в жёны Джеймсу выбрали именно Энолу Баккок, а не Лили. Продолжение рода. Джеймс у своих родителей был поздним и долгожданным ребёнком, конечно, лорд и леди Поттер не хотели играть в лотерею с неизвестной им магглорождённой девушкой, а предпочли девицу из плодовитого семейства. Вроде бы логично и разумно, но всё же Лили передёрнуло от отвращения. Она читала о подобных браках по расчёту в учебниках истории, но те принцы и принцессы воспринимались не живыми людьми с чувствами и желаниями, а книжными персонажами, людьми многовековой давности. Да и им было за что страдать и бороться: корона, титул и власть во все времена требовали больших жертв, но волшебники... Лили что в юности не понимала этого принципа кровной преемственности, что сейчас. Взять тех же Поттеров: никакими особыми родовыми умениями Джеймс не отличался, титул лорда был дарован его предкам магией, а таких лордов в магической Англии насчитывалось прилично и это не было чем-то из ряда вон. Богатства, редких, уникальных артефактов, кажется, у Поттеров тоже не имелось. Нет, артефакты, может, и были, и хранилища рода в Гринготтсе, возможно, всё ещё полны золота, кто же Лили посвятит в такие подробности. Но она не видела ничего такого, за что требовалось бы так трястись над продолжением рода, высчитывать, рассчитывать, составлять гороскопы. Джеймс... Она присмотрелась к своему бывшему парню. За десять лет он, конечно, изменился, да что там, они все изменились. Однако если Северус, которого Лили удалось-таки откормить, щеголял широким разворотом плеч, стройной, но мужественной фигурой и тяжёлой копной блестящих чёрных волос, которые он обычно убирал в хвост, то Джеймс Поттер поменялся в худшую сторону. Он раздался вширь — немного, самую малость, но это уже превратило его из крепко сбитого, коренастого молодого мужчины в казавшегося закостенелым лодырем увальня. Даже Вернон, куда более грузный, когда Лили с ним познакомилась, на его фоне казался более представительным и импозантным. Да, видимо, жизнь на острове, где особо нечем заняться, наложила на Поттера свой отпечаток. И за него Лили когда-то стремилась выйти замуж? Нет, она давно разучилась наклеивать ярлыки на человека только по внешнему виду, но бывший Мародёр даже без своих родителей производил неуловимо отталкивающее впечатление. Какого счастье, что магия и судьба всё-таки отвели от Лили участь стать его женой.

— Минуту. Вы говорите, что родился всего один ребёнок? Я не припомню никаких объявлений о наследнике, — Северус недоуменно посмотрел на Лили, но она пожала плечами. За родовитыми семьями магической Британии Лили не следила и не собиралась даже. Хотя вопрос Северуса не лишён смысла. — Что с ним случилось? Он умер?

Энола заметно вздрогнула от этих слов, и Лили поспешила добавить, чтобы смягчить удар, невольно нанесённый её мужем:

— Это важно. Если он умер от болезни, для диагностики обязательно потребуется знать, от какой.

Лорд Поттер пожевал губу, раздумывая, но сказал:

— Он перешёл в род Блэков в качестве виры.

Поначалу не сообразив, Лили нахмурилась, а потом охнула. Да как это? Это же ребёнок, живой человек, а не раб какой-то. Что за Средневековье? Живя в свободолюбивой Швейцарии, где в единое целое сплавились волшебники разных национальностей, она настолько отвыкла от ужасный традиций британских магов, что не могла понять и принять, что такое возможно в конце двадцатого века. Просто взять и отнять у родителей их ребёнка в качестве платы за нанесённый урон! Чудовищно же!

— Вместе с большей частью наших сейфов, — едва слышно закончил лорд, и леди Поттер недовольно скривилась.

— Вира, значит, — протянул Северус, на лице которого не отразилось ни капли раскаяния на этот счёт. Лили прислушалась к себе и поняла, что вообще-то тоже не винила мужа. Да, своя рубашка ближе к телу. Не Северус же додумался отправить Сириуса пугать жителей Хогсмида, и не Северус строил из себя невиновного, обвиняя вокруг всех и вся. Он просто, как мог, поспособствовал правосудию и только. — А дальше? Рождались сквибы, были выкидыши или мертворождение? Зачатие вообще происходило?

Не очень-то приятно было слышать подобное, будучи беременной, но Лили была благодарна супругу за то, что всё это произнёс вслух он. В конце концов, в их дуэте именно она ставила диагнозы, для чего требовалось также задавать вопросы, много вопросов и далеко не всегда деликатных. А Северус, кажется, невольно заинтересовался историей своего заклятого врага, вон как выспрашивал.

Впрочем, Поттеры отвечать не торопились. Сидели с перекошенными физиономиями, будто их под угрозой смертной казни заставляли сделать что-нибудь неприличное.

— Вы будете говорить или нет? Или вам не так уж сильно нужна помощь?

Резко покрасневший Джеймс Поттер открыл было рот, но не успел издать ни звука: отец ловко наложил на него Силенцио и Инкарцеро, так что Поттер, спелёнутый по ногам и рукам заклинанием, мог лишь яростно вращать глазами.

— Я предупреждал, — обманчиво ласковым голосом произнёс Северус, доставая волшебную палочку.

— Нет, я не могла забеременеть, — неожиданно для всех произнесла до сих пор молчавшая Энола. По-прежнему боясь поднять глаза и комкая рукав мантии, она, тем не менее, решительно заговорила, словно Северус и Лили действительно были её последней надеждой. — Мы обращались в Мунго, но они не смогли помочь, ничего не обнаружили. Поэтому мы искали вас. Поверьте, пожалуйста, Джеймс не хотел вас оскорбить! Просто ему всё это очень тяжело... — и она, дёрнувшись, заплакала, некрасиво шмыгая носом.

Судя по виду обездвиженного Поттера, ему было не тяжело, он пребывал в ярости. Как же, злейший враг и бывшая девушка так открыто намекали на его мужскую несостоятельность. Лили покачала головой. Мда, кое-кто всё-таки с годами не меняется. А Энолу было жалко, так по-человечески жалко, что она осадила строгим «Северус!» супруга, едва тот открыл рот.

— Я бы сказал, что ему тяжело, — нехотя исправился Северус, — но из уважения к миссис Поттер я промолчу.

Та глянула на него сквозь слёзы:

— Так вы нам поможете?

Северус очень выразительно посмотрел на Лили. Иногда читать его мысли не составляло особого труда, при том, что у Лили не было никаких задатков к ментальным наукам. Случай Северуса заинтересовал, это заметно. Хотел ли он таким образом расквитаться со школьным недругом — вряд ли. Соблазнительно, конечно, и Лили это понимала, но с годами ей удалось если не выкорчевать из него всю мстительность с корнем, то хотя бы заметно её притупить. Вот научно-исследовательский интерес — это да, им нечасто удавалось поработать с бывшими соотечественниками. Англичане в принципе не любили выставлять свои проблемы напоказ, а с приходом к власти министра Риддла, сохранявшего этот пост уже несколько сроков подряд, многие разделы магических наук и медицины получили серьёзный толчок к развитию. Но всё-таки, видимо, недостаточно серьёзный, раз Поттерам пришлось искать помощи на континенте.

А Северус — слизеринец! Прекрасно понимал, что такое проклятие, если оно на Поттерах действительно есть, по его части, но демонстративно ждал решения от неё, Лили. Решил всё-таки уязвить надменную семейку.

— Это не так-то просто, — заговорила Лили, подбирая слова. — Потребуются анализы, в том числе крови...

— Это не проблема.

— Изучение магического ядра, совместимости магии. Много чего. Это дело не одного дня. Я не могу сказать прямо сейчас, есть у вашего сына и невестки это проклятие, лорд Поттер. Возьмите наши с Северусом визитки, после праздников будем ждать вас в клинике.

Тот отлевитированные ему визитные карточки принял, но посмотрел на Лили как-то непонятно. Вроде как хотел бы сказать, какая она дура, и сдерживался, понимал, что делать этого не стоит.

— Мне казалось, я выразился достаточно ясно, — медленно и неохотно сказал он, — после выплаты виры роду Блэк...

— Не потянете счёт на лечение? — теперь в голосе Северуса действительно прозвучала насмешка. — И вы решили прийти сюда, чтобы своим авторитетом, именем, наглостью или не знаю, чем ещё, заставить Лили помогать вам бесплатно?

— Северус.

— Я двадцать восемь лет Северус. А этим господам не помешало бы напомнить, что правила приличия существуют для всех, не только для нас с тобой, Лили. Я даже не уверен, что они на самом деле обращались в клинику и искали нас. Может быть, просто решили заключить с тобой контракт на вынашивание в обмен на возвращение в магический мир, например.

— Вы в своём уме? — вскинулся лорд Поттер.

— Северус, перестань!

— Я перестану, только пусть досточтимые господа ответят, как же так вышло, что искали они мисс Эванс. Если бы они действительно обращались в Бетаниен, то знали бы, что спрашивать нужно миссис Снейп. Нет, тут и без легилименции понятно, что они хотели воспользоваться твоим бедственным положением, Лили.

На лице лорда Поттер заходили желваки, и он начал краснеть точно так же, как и его сын.

— Вы что себе позволяете? — вспыхнула леди Поттер. — Хам! Как был наглым полукровкой, так и остался!

— Я могу поклясться своей магией, что мы обращались в клинику, — медленно, еле сдерживаясь, произнёс лорд Поттер, будто не заметив возмущения супруги, — если для вас это так важно. Вы должны понять, нам непросто считать мисс Эванс, то есть, миссис Снейп…

— Для меня важно то, что вы почему-то всё ещё считаете нас людьми второго сорта, с которыми можно не церемониться. Будь моя воля, я бы вас и на порог не пустил.

— Но принимать решения не вам, мистер Снейп.

— Здесь вы правы, лорд Поттер, — неожиданно спокойно согласился Северус. — Но дать Лили совет я всё же могу.

Он взмахнул палочкой, снова отгородившись от них Муффлиато, и Лили, с трудом дотерпевшая до этого момента, вздохнула:

— Северус, ну и зачем? Они же пришли за помощью, а ты их гнобишь. Что ты пытался доказать? Сам же говорил, что они не поймут урок.

Тот нервным жестом потёр переносицу.

— Да знаю, но увидел эту рожу Поттера и не сдержался. Они же опять важные и самодовольные, будто не помощи просят, а нам милость оказывают. Хотя мы теперь если не выше их, то на одном уровне точно. Так что ты думаешь? Неужели возьмёшься?

— Мне её жалко, — честно призналась Лили, — эту Энолу. Вряд виновата именно она, а все шишки в этой семье на неё сыпятся. А я на её месте не очутилась лишь чудом.

— Они сядут тебе на шею и свесят ноги.

— Тогда нужно сделать так, чтобы этого не произошло.

Северус изрядно помрачнел.

— Всё-таки берёшься? После всего того, что они тебе сделали?

— Именно поэтому и берусь. Согласись, для Поттеров будет очень большим ударом, что им помогут те, кого они прежде и за людей не считали. А ты сам? Тебе ведь интересно, признай.

— Свой интерес я, если что, смогу перебороть.

— Северус, не хмурься, — она ласково провела кончиками пальцев по его лбу, — у тебя морщины появляются. Всё будет хорошо. Я давно уже не наивная и беззащитная девочка. У меня есть ты. И даже если вдруг я не справлюсь, ты же поможешь держать этих господ в узде?

— Ты что-то задумала, — констатировал он, но хмуриться, впрочем, не перестал. — Что-то явно слизеринское. Я на тебя плохо влияю.

— Хорошо ты на меня влияешь. А ещё любишь напрашиваться на комплименты. Давай, снимай уже чары. Озвучим наши условия и пусть уходят думать. Не хочу, чтобы папа видел их тут, не знаю, что он может устроить.

Северус взмахнул палочкой, убирая Муффлиато, и Лили сделала глубокий вдох. Дорогой супруг оказался прав почти во всём. Но что с него взять, маг-менталист — это больше, чем звание или талант. Северус признавался, что он и рад бы «выключить» на время не просто свой дар, а даже обычную проницательность, но, увы, не мог.

— Я решила вот что, лорд Поттер. Если вы обратитесь в Бетаниен, как положено, мы с Северусом возьмёмся за ваш случай. Я даже помогу вам получить скидку за услуги клиники, но у меня есть одно условие. Вы должны публично признаться в клевете и снять с меня все обвинения десятилетней давности.

Её слова Поттеров будто оглушили. Джеймс был и так уже обездвижен, но его глаза стали наливаться яростью и бесконечной злостью. Энола, замершая, тихо расплакалась — очевидно, поняла, что её свёкры никогда на такое не пойдут, и это конец для неё и их семьи.

— Вы... вы вообще понимаете, чего требуете? — наконец произнёс лорд Поттер. Его жена неверяще качала головой. — Да нас же за такое... Нам никто не поверит.

— Так примите Веритасерум публично, — великодушно подсказал Северус, — или сыну своему дайте. Сразу все вам поверят.

— Но наша репутация? Вы представляете, что с нами сделают другие лорды, если вдруг мы начнём защищать права какой-то г... магглорождённой? У нас на этот счёт просто драконовские законы! Проявите великодушие...

— А вы его проявили десять лет назад? — тихо спросила Лили. Северус сунул ей в руку успокоительное зелье, которое неизвестно когда успел достать, и она выпила его одним махом. — Когда вы выяснили, что я ни в чём не была виновата, то ничего не сделали, продолжили меня обвинять. Вам было всё равно, что будет со мной, потому что вы думали только о своей семье. Уж простите, но я тоже думаю о своих близких.

— У вас же всё есть в жизни, миссис Снейп. Неужели вам, с вашими достижениями, так важно, что о вас думают в магической Англии?

— Нет, мне это абсолютно неважно. Но должно же быть какое-то наказание за то, что вы чуть не сломали мне жизнь, сэр. Мне было очень больно, страшно, я осталась совсем одна, от меня все отвернулись. — Рука Северуса легла на плечо Лили и сжала в знак поддержки. Да, если бы не Северус... — Если бы не мой муж, я, возможно, опустилась бы на самое дно. Вы не считаете, что должны ответить за это?

Напряжённое молчание стало ей ответом.

— Может статься, что нет и не было на вашей семье проклятия одного ребёнка, а так Магия наказывает вас за содеянное, говорит, что пора наконец принять ответственность за тот поступок.

Лорд Поттер, несогласный с её словами, открыл было рот, но тут вмешался Северус:

— Всё, достаточно уже. Вы наше решение слышали? Слышали. Оно не изменится. А теперь — уходите. Не буду кривить душой, искренне надеюсь, больше не увидеть вас ни здесь, ни в клинике.

Поттеры продолжили сидеть на месте, и Северусу пришлось повысить голос, а затем вновь пригрозить вызовом авроров и отказом от сотрудничества Бетаниен с магической Англией. Только тогда всё семейство собралось и ушло, забыв попрощаться. Проводив их, Северус задержался на крыльце. Лили не видела, что он там делал, но всерьёз подозревала, что устанавливал какой-то защитный барьер на случай возвращения нежеланных гостей.

Из кухни выглянула мать.

— Лили, девочка моя, кто это был? Уже можно выходить?

— Абсолютно никто, миссис Эванс, — ответил вернувшийся Северус, — они уже ушли и больше нас не беспокоят.

Такой ответ маму, конечно, не удовлетворил, однако она увидела выражение лица Лили и не стала настаивать и расспрашивать. Северус вновь взмахнул палочкой, и вокруг Лили завертелись разноцветные цепочки диагностических чар.

— Сев, перестань, всё в порядке. Я просто не ожидала увидеть здесь эту компанию. Мне неприятно, но я не собираюсь плакать или биться в истерике.

Закончив колдовать, тот присел рядом, на подлокотник кресла, взял Лили за руку и прижал её к груди.

— О чём ты только думала, а? И я хорош. Нужно было не слушать тебя, а уже с порога развернуть господ Поттеров восвояси. Потрясающая наглость же!

Лили невольно передёрнуло от одного воспоминания, какими недовольными и насупленными лицами щеголяли гости большую часть визита. Будто и вправду не подозревали, что у жалкой грязнокровки, которую они десять лет назад растоптали и не заметили, другая жизнь, счастливая семья, дети, интересная работа. Сами Поттеры за прошедшее время нисколько не изменились по характеру и поведению, их словно ничему не научили ни наказание от Блэков, ни разорение, ни полный крах надежд о большом количестве внуков. Странно, как можно не сделать никаких выводов? Наверное, Лили никогда не поймёт Поттеров, но это и к лучшему, ведь чтобы их понять, нужно и стать такой же, как они. Она, конечно, тоже поступила не совсем красиво, когда поставила семье своего бывшего парня условие (весьма жёсткое и чуточку издевательское, к тому же), однако, как говорится, око за око. Угрызений совести на этот счёт Лили совсем не испытывала. Видимо, Северус действительно плохо на неё влиял, потому что прежней Лили, буйной, помешанной на всеобщей справедливости гриффиндорке Лили, и в голову не пришло бы чего-то требовать от Поттеров взамен. Да что говорить, та Лили бы и не выбралась из Коукворта, не достигла бы всего того, что имела сейчас и уж точно не была бы счастлива.

— Думаю, как минимум до конца каникул Поттеры нас больше не побеспокоят, — сказала Лили, тряхнув головой. Рождество же, нужно радоваться празднику, а не думать о малоприятных людях и событиях. — Давай забудем о них, хорошо?

— Я с большой охотой забыл бы про них навсегда, — пробурчал её супруг. — Очень надеюсь, что Поттеры всё-таки боятся Риддла и общественного порицания куда больше, чем хотят завести наследника.

— Ну, они всегда могут обратиться к моим коллегам. Те чинить им препятствия точно не будут.

— Зато обдерут, как липок.

— За всё нужно платить, — пожала плечами Лили, и Северус ухмыльнулся.

— Я всё-таки на тебя плохо влияю.

— И это тоже. Но просто так повернулась судьба, что Поттерам выпал шанс оказаться на моём месте. Так что я уже чувствую себя отмщённой, хотя им об этом знать совершенно необязательно. Знаешь, тогда лорд Поттер сказал мне, что глупость должна быть наказана. Вот и пусть.

— Согласен.

В прихожей щёлкнул замок, и заскрипела, открываясь, входная дверь. Сразу же с радостным воплем в гостиную вместе с облачком морозного воздуха влетел Дадли, влетел, как был — в курточке, шарфе, шапке.

— Тётя Лили, дядя Сев! А где Рич и Ди?

Глядя на такого живого, подвижного и естественного малыша, который смотрел на неё широко распахнутыми глазами, Лили не могла не улыбаться. И даже махнула рукой Петунье, мол, ерунда, когда та, остановившись в проёме между прихожей и гостиной, зашикала на сына, требуя раздеться, а не оставлять по всему дому снег и грязь. Заслышав голос кузена, из кухни принеслись Ричард и Диана, и гостиная наполнилась смехом, вознёй и визгом. За Петуньей в комнату зашли Вернон и отец; им тоже не удалось призвать к порядку расшалившегося детей, и хотя Лили из-за её положения чаще всего хотелось тишины и покоя, сейчас в этом маленьком хаосе и бедламе она внезапно почувствовала себя такой счастливой. Да, нужно было встретиться с людьми из прошлого, чтобы понять, как сильно она ошибалась раньше. Сама Магия, видимо, в своё время отвела от Лили угрозу стать частью семьи Поттеров. Да, уготовила немало испытаний, но они закалили Лили, сделали её сильнее и, главное, позволили понять, кто из окружавших её волшебников что из себя представлял на самом деле, научили разбираться в людях. Останься же она, как и прежде, слепой, тогда бы…

Страшно подумать, что было бы тогда.