Дитя королевы (джен)

За окном бушевала метель, столь редкая для Элленгорна. За порогом и показаться было страшно.

Но обитателям Алькасара нечего было бояться — в этих надёжных стенах было тепло, сухо и тихо. Только дрова потрескивали в высоком резном камине и стучали спицы талантливых рукодельниц из свиты королевы Агнессы Миив — именно по этому критерию королева и подбирала себе фрейлин. Они вязали тёплые вещи для благотворительной королевской ярмарки — эта вязанная одежда должна была помочь ксанин⁽¹⁾ и моурос⁽²⁾, у которых не было средств для того, чтобы одеться по погоде. Учитывая то, насколько холодной должна была выдаться эта зима, тёплые вещи были вполне кстати.

Королева Агнесса сидела в кресле у окна. Вышивала праздничную сорочку для своего младшего сына, примостившегося тут же, у ног матери. Вел — достопочтенный младший принц Эвеллус, как его нарекли через месяц после рождения — возился с игрушечной колесницей и иногда с интересом поглядывал в окно, словно желал выбежать в сад или, того хуже, за ворота алькасара.

Королева Агнесса все ещё держала Вела при себе — тогда как королевским детям полагалось жить в другом крыле алькасара с тех пор, как им исполнялось полгода, Вел всё ещё спал в комнатах матери, в специально поставленной там кроватке. И забирался в её постель всякий раз, стоило присниться страшному сну.

Велу же уже исполнилось четыре. Он, по мнению королевы, был самое прелестное дитя, что только могло появиться на свет — похожий на ангелочка, розовощёкий, с огромными чёрными глазами, с крохотными пока, но уже сильными ручками и ножками. Он был гораздо меньше ростом и весом, чем все его старшие братья и сёстры в этом же возрасте. И — на взгляд большинства фрейлин, которые, всё же, не осмеливались это говорить вслух — гораздо менее воспитан.

— Мама! Мама! — Вел неучтиво дёрнул мать за подол платья, чтобы та обратила на него внимание. — А что там за окном такое белое? А мы пойдём гулять?

Королева Агнесса видела, как нахмурилась одна из фрейлин от поступка Вела — сеньора Кармели Лоса, супруга дожа измерения Левинк. Недостаточно, чтобы кто-то посторонний мог понять причину недовольства столь примечательной во всех смыслах особы, но вполне заметно для королевы. Сеньора Лоса служила в свите королевы уже давно, ещё до рождения Иоланды. Она была представительницей высшей аристократии Элара, но пока Вел был всего лишь ребёнком, ещё носившим белое, можно было позабыть о её недовольстве.

Вел смотрел на мать внимательно. Выжидающе даже. И требовательно — так не позволял себе смотреть никто из старших детей. И никому другому королева Агнесса подобной дерзости не позволила бы. Никому — кроме младшего сына. Своего последнего ребёнка, что родился спустя почти двадцать пять лет после рождения пятого ребёнка королевы, Алессандры. Нежданной радости короля и королевы. Маленького своевольного ангела.

Его Агнесса, к своему стыду, любила сильнее и нежнее, чем любого из старших детей.

Ведь в отличие от любого из её старших, Эвеллус был только её дитя, а не дитя королевства. Шестому ребёнку, знали все вокруг, трона не унаследовать. Вела Агнесса могла пока баловать всласть. Его она могла обнимать так часто, как они оба того хотели. Его она могла не одёргивать неустанно из-за каждой мелочи.

— Нет, моя радость! — покачала головой королева Агнесса, сделав ещё пару заключительных стежков, прежде чем отложить вышивание. — На улице сейчас холодно и слишком сильный ветер. Мы пойдём гулять, когда ветер утихнет.

Сорочка для Вела была почти готова — белая, как и вся одежда, которую детям стоило носить до семи лет, со скромной цветочной вышивкой. Для Вела вышивка была голубой. Для Алессандры Агнесса вышивала нежно-зелёным. Для Эрлеи — розовым. Для Аелла — сиреневым, а для его близнеца, Аластора — оранжевым. И золотыми нитями для старшей, Иоланды — той предстояло когда-нибудь надеть корону, и потому её цвет должен был отражать её статус как наследной принцессы Элара.

Стоило поскорее взяться за что-то ещё — за рукавички для Вела, за пояс для Алессандры или нижние юбки Эрлеи, или за вязание тёплой шали для бедных. Не дело это было для королевы — заставлять фрейлин корпеть над рукоделием, если собственные руки были от него свободны.

— Но я могу надеть рукавички! И тёплый плащ! — горячо возразил Вел, вставая под руку матери и тем самым мешая ей дотянуться до какой другой работы. — Пойдём гулять, мама! Пусть тётеньки вяжут без тебя!

Королева Агнесса находила это забавным и трогательным — то как очаровательно он хмурился, как яростно топал ножкой, как ластился, выпрашивая лакомство или игрушку... А в какой восторг приходил, когда получал желаемое!.. Агнесса с большим удовольствием позволяла бы ему всё на свете, чтобы только её маленький Вел радовался, чтобы он на неё никогда не обижался и никогда-никогда не грустил.

Жаль только, что многое желаемое маленьким ребёнком, могло вовсе не быть ему полезным.

И жаль ещё — безумно жаль, — что совсем скоро придётся отучить Вела говорить «тётеньки» о фрейлинах, «дяденьки» о стражниках и коверкать имена старших братьев и сестёр. Велу было уже четыре... Пройдёт каких-то два-три года, и ему уже нельзя будет ночевать в комнатах матери — придётся поселить его на этаж к Эрлее и Алессандре, отдать на воспитание достопочтенной сеньоре Лимадис, и забыть о том, как он прижимался к ней ночью в поисках убежища от самого страшного кошмара, что только может быть в жизни горячо любимого родителями четырёхлетнего ребёнка.

Неодобрительный взгляд сеньоры Лоса становился почти невыносимым, но Вел его, к счастью, не замечал — как предпочитал не замечать всё, что не было непосредственно связано с его привязанностями и желаниями. Так что, пусть сеньора Лоса неодобрительно глядит столько, сколько хочет — пока королева Агнесса не желала уделять подобному неодобрению внимания.

— Нет, дорогой, мы не пойдём! — повторила королева Агнесса, нежно касаясь тёмных волос сына. — Сейчас никак нельзя гулять. Тебе будет слишком холодно даже в плаще и рукавичках.

Вел обиженно надулся и на некоторое время отстал от матери — он отошёл, попытался ещё поиграть со своей колесницей, но быстро сломал её, слишком сильно надавив на колесо, и тут же, разозлившись, со всех сил швырнул её на пол. Агнесса видела, как ещё несколько фрейлин поджали недовольно губы.

Ничего, подумала она.

Эти женщины, возможно, поймут её когда-нибудь. Поймут — ибо ещё пять лет назад Агнесса и помыслить не могла о том, что будет так сильно обожать это дитя. Неожиданное дитя. Только её дитя.

Дитя, негодование которого, пожалуй, было легко понять. Ведь Вел, с грустной улыбкой подумала королева Агнесса, впервые видел снег — в Элленгорне он бывал нечасто. Конечно, это природное явление возбуждало его любопытство. Жаль, что первый снегопад, начавшийся прошлой ночью, столь внезапно перешёл в метель — Агнесса не могла позволить сыну простудиться, но и сдерживать его любопытство было жаль.

Вел, окончательно отломав от колесницы все колёса, снова надулся, но на этот раз обратил всё внимание на сидевшую в кресле мать и тут же бросился к ней. Сначала он вцепился в её юбки, а затем, словно после некоторого раздумья, проворно забрался к ней на колени.

— Сломалась! — как-то обиженно обронил Вел, показав пальчиком на валявшиеся на полу остатки колесницы.

И прижался к груди матери, ожидая от неё ласки. Королева Агнесса нежно коснулась его тёмных тонких волос — они у Вела пока едва достигали плеч, — и Вел прижался к ней ещё крепче.

За окном бушевала метель. За порогом и показаться было страшно. Только вот за надёжными стенами элленгорнского алькасара это было совсем неважно.

1) Ксанин — в мире Элар раса магов, владеющих сразу двумя или тремя стихиями; во времена правления Миивов пользовались привилегированным положением

Вернуться к тексту

2) Моурос — в мире Элар раса магов, владеющих одной из шести стихий: вода, земля, огонь, воздух, электричество, сознание

Вернуться к тексту