Шабаш тьмы (джен)

Хардин мягко коснулся клавиши пианино, но звука не последовало. Его руки разучились играть, хотя когда-то умели. Они привыкли к винтовке, срослись с нею за годы охоты на тварей.

Это Лара умела играть — и, признаться, делала это прекрасно — но ее не было дома и неизвестно, собиралась ли она возвращаться.

Хардин сверлил взглядом запавшую белую клавишу и силился отогнать непрошенные воспоминания. Как Лара сидела здесь, плечи покрыты голубой шалью, руки непринужденно летают над клавиатурой, зная мелодию так же хорошо, как он знает свое имя.

Зачем же, Лара...

Он вернулся с очередной охоты, еще более измотанный, чем обычно — только затем, чтобы узнать, что она уехала три дня назад. На север. В Черный замок. Тварь вас всех раздери.

Гран-лорд Хаал висел словно паук под самым потолком и наблюдал за ним уже долгое время. Хаал передвигался бесшумно, но, как и всякое Присутствие, излучал неимоверно сильное давление, и Хардин узнал об его приходе еще до того, как тот пересек порог.

Чем была его скорбь для Присутствия? Любопытной эмоцией? Пустой тратой времени? Сложно сказать.

Немного погодя Хаал спустился на пол, и на клавиатуру упала тяжелая тень. Когда его уродливая ассиметричная морда с шестью глазами оказалась вдруг совсем близко, Хардин невольно вздрогнул. Глаза эти были сплошь черные, но тут же завращались в глазницах и загорелись красным. Хардин мог видеть свое отражение в прямоугольных зрачках, каждую деталь.

Он с неудовольствием отметил, что в волосах и бороде, кажется, прибавилось ранней седины.

— Ваше место — не здесь, мастер Роланд, — прозвучал голос Хаала в самом его мозгу. Присутствия не могли изъясняться по-человечьи — уж не с такими челюстями — и Хаал часто прибегал к телепатии.

— Разве? Не сегодня-завтра сорвусь на очередную охоту. Должен же я хоть на минуту остановиться, побыть в тишине?

— У вас, у людей, есть один досадный недостаток — вы коротко живете. Не надо растрачивать время зря.

Хардин внимательно посмотрел на него, замечая мелкие дырочки в его мантии, словно проеденные молью. Он думал сорваться тут же, как приехал. Но на север — путь неблизкий. Что станется с Ларой, пока он доберется туда? Должно быть, ничего. Ведь Хаал удерживал север от нашествия тварей, и почти весь его ковен собрался там, чтобы выполнить волю своего мастера.

Лара вовсе не одна. Так уж нужен ей теперь Хардин? Когда он вообще был ей нужен?

Это он цепляется за нее, когда уже слишком поздно.

Но никогда — никогда — ни в чем нельзя быть уверенным.

— Неужели он не попросил тебя отправиться на поиски? — Хаал, конечно, говорил о Джордже, дяде Лары. От него-то Хардин все и узнал. Ох и болван же ты, Джордж. Я предупреждал, чтобы ты не оставлял ее без присмотра.

— Нет, и не попросит. Он считает, что и так слишком мне обязан.

— Значит, отправишься сам, — все шесть глаз медленно моргнули.

— Пока я доберусь, все будет кончено, — возразил Хардин.

Ларе было не занимать ни упрямства, ни храбрости, ни безрассудства — в этом они ужасно похожи. Она отправилась на север, в фамильный замок, туда, где начался ее тернистый жизненный путь, туда, где она однажды порезала себе руки, чтобы оборвать собственную жизнь, и все же выжила и теперь вернулась, будто специально искала смерти. Замок был окружен тварями, самыми жадными до человечьей крови, и только охотники стояли у них на пути.

А Хардин был здесь, в неделях езды от замка, и чувствовал себя бесполезным.

— Для них уже все кончено, — заявил Хаал. — Замок пал. Приют остался без защиты. Твоя леди не бросит своих подопечных — не бросят их и мои охотники. Но эта ночь будет для них самой тяжелой.

— Мне страшно, — признался Хардин, быть может, впервые в жизни. Все шесть глаз Хаала поочередно мигнули.

— Это естественно. Многие вещи вне нашей власти. Этот факт необходимо объять — и редактировать жизнь с постоянной оглядкой на него.

Практичен, как и всегда. Но сегодня Хардина просто тошнило от этой практичности.

— Я никогда ничего не просил у тебя, — он невольно схватил Хаала за полы мантии, удивляясь нетипичной для себя несдержанности. — Помоги мне. Можешь требовать взамен все что хочешь.

— Ты уже заплатил свою цену. Этого достаточно.

Хардин положил свою жизнь на алтарь охот, это правда. Это — единственная валюта, которую признавали Присутствия.

Хаал медленно распрямился, насколько позволяли высокие потолки в доме. Его тело, скрытое мантией, вдруг начало судорожно ломаться, пасть широко раскрылась, и из нее показалась совершенно человеческая голова. Будто он сбрасывал шкуру, но вместо того, чтобы оставить ее на полу, решил поглотить. Хардин нечасто видел превращения Присутствий. Любопытство всегда перевешивало отвращение.

Еще несколько мгновений — и перед ним стоял ложный человек, столь же высокий, как в своей истинной оболочке, с узким хищным и белым как мел лицом, зализанными волосами и серой бородкой. Из-под мантии высунулась рука, сжимавшая трость.

— Значит, вы все-таки уходите?

Хардин и не заметил, как на пороге появился Джордж. При любых обстоятельствах одетый в костюм, теперь он сгорбился и осунулся. Хардин внимательно поглядел в его серые усталые глаза и отвернулся.

— Похоже на то, — буркнул он.

Не удержал ты ее, подумал Хардин. Так всегда бывает, когда мы слишком мягки к тем, кто нам дорог. Обязательно выходит потом боком. Потом случается что-то непоправимое, и мы до конца жизни жалеем, что дали слабину, когда надо было стоять до победного.

Так жизнь высекает из людей камень.

— Ты знаешь, как это — с ней спорить, — сказал Джордж. — А я никогда не мог на нее давить.

Хардин рассеянно кивнул.

Разве не то же самое ты говорил, когда умерла твоя дочь? Слабак.

В иные времена он был хорошим собеседником, но сейчас его захлестывала злость. Он не вполне понимал, на кого именно злится — на Джорджа или на себя, но точно не на Лару.

— Мастер Роланд, — заговорил Хаал мягким баритоном. Этот голос мог приказать ему броситься с обрыва — и он бы повиновался. — Сколько лет вам было, когда мы нашли вас погребенным под трупами тварей?

— Одиннадцать, должно быть, — Хардин не мог взять в толк, к чему бы он это вспомнил.

— И за все эти тридцать лет вы ни разу не пользовались порталом?

Хаал вытолкал его из портала, будто какого-нибудь щенка. На несколько мгновений он ничего не чувствовал, как если бы вовсе перестал существовать, и это состояние отравило его душу странной смесью удовлетворения и дикого, первобытного страха. Хардин обернулся. Поверхность зеркала светилась изнутри и была цвета ртути. Когда Хаал приблизился, по ней пошла рябь, словно по глади озера, и наружу поочередно высунулись рука, голова и после — все остальное. Рама зеркала была ему явно не по росту.

Воздух пах сыростью, мокрой землей и чем-то неуловимо сладким.

— Что это за место?

— Мы под старым городом, мастер Роланд. Будьте начеку.

Вокруг царила темнота — хоть глаз выколи. Хаал схватил Хардина за шкирку и уверенно повел вперед. Уж ему-то никакой свет не нужен. Хардин беспомощно выставил перед собой руки, хоть и осознавал, что это глупо.

Когда они выбрались наружу — одному Хаалу известно, сколько времени прошло — шел мелкий косой дождь. Ровные ряды двухэтажных кирпичных домиков подсказывали ему, что они находились в южном квартале старого города. Чуть поодаль за туманом виднелась часовая башня. Фигурные фонари подсвечивали пелену тумана мягким желтым сиянием. Насколько помнил Хардин, там, впереди, шел канал, отделявший этот квартал от площади, а за ней — Черный замок. Хардин привык, что охоты всегда были под его контролем, теперь же ему казалось, что он теряет время и не способен повлиять на это.

Но Хаал знал свое дело.

— Ты что-нибудь чуешь? — спросил его Хардин.

— Трупы. Сотни их. Живые тела. Забились в свои хрупкие домики. Зря, очень зря. В такой какофонии мы не услышим ее кровь. Жаль, прошли те времена, когда дамы дарили кавалерам пряди своих волос. Частичка твоей леди нам бы сейчас пригодилась.

Но Хардину было не до смеха.

У него не осталось ничего от нее. Было однажды письмо — белый конверт, ни имени на нем, ни обратного адреса, ничего, что бы выдало его автора. Единственное, что Лара ему написала за все это время. Она просила сжечь письмо — Хардин так и поступил. Больше у него ничего не осталось. Все прочее Лара увезла с собой: голубую шаль, с которой редко расставалась, звонкий смех, теплоту васильковых глаз. Он помнил ее образ до мельчайших деталей. Сеточку морщин в уголках глаз, появлявшуюся, когда она улыбалась — а делала она это нечасто; маленькую отметину на подбородке — она говорила, что получила ее в детстве, но Хардин ей отчего-то не верил; ее соломенные волосы большими завитками ниспадавшие ей на плечо, когда она, укутавшись в шаль, бродила по дому, и Хардин неизменно натыкался на нее посреди ночи, возвращаясь с охоты, и так повторялось из раза в раз — ведь Лару мучили кошмары, а лекарства от них не было.

К счастью, воспоминания она не могла забрать с собой.

Резкий смех Хаала вырвал Хардина из болезненных мыслей.

— Нет, мастер Роланд, еще не все кончено.

И что бы его так развеселило? Не к добру.

Когда они подобрались к замку, дождь усилился, и Хардин надвинул шляпу поглубже. Черные шпили терялись в тумане. Повсюду висели аэростаты-шпионы, выслеживавшие тварей, и от них исходил низкий гул. Впереди бегали огоньки фонарей — это охотники суетились. Успели ли они вывезти людей? А приют? Что сталось с приютом? Твари налетели на замок за считанные часы, влекомые запахом человеческой крови, но город их почему-то не интересовал.

В этой ночи все было неправильно.

Только подобравшись поближе, Хардин заметил, что стены замка шевелятся: твари, каждая величиной с хорошего теленка, облепили фасад словно мухи, беспрерывно ползали по нему, толкались, шевеля длинными хвостами. Их там были сотни. Черные, как стены самого замка, упитанные тельца смешивались с темнотой, и только полупрозрачные крылья выдавали их, переливаясь перламутром.

Раздался оглушительный и протяжный визг, как будто застонали петли старых дверей в ад. Копошение прекратилось. Твари принялись синхронно поднимать и опускать крылья, и это движение волнами пробегало от шпилей до самого подножия замка. Хардин не помнил, когда последний раз видел их в таком количестве.

Ему нестерпимо хотелось схватиться за револьвер, но против такого числа тварей оружие было бесполезно. Чуть поодаль от главного входа он заметил несколько разбитых самоходных дилижансов. Кто-то пытался бежать, но не успел?

Хаал уверенно двинулся вперед, явно намеренный пробиться внутрь.

На подъездной алее им встретился небольшой отряд охотников, но они трусцой пробежали мимо, не обращая ни на кого внимания. Твари тоже не нападали — в мирное время Хардин бы порадовался, но не теперь. В чем причина такого поведения?

Твари почуяли Присутствие еще до того, как Хардин с Хаалом пересекли аллею. Когда Хаал приблизился к порогу замка, они стали суетливо бегать по стенам и друг по другу, бросая взгляды на него. О, они боялись Присутствий, просто не выносили запаха их крови. Узкие длинные языки, подобные змеиным, высовывались из-за ряда мелких зубов. Можно было слышать, как они дышат — часто, хрипло, как собаки.

Хаал с размаху воткнул трость в гравий под ногами и вскинул перед собой свободную руку. Дьявольский оскал появился вдруг на его лице — он ощутил на языке вкус крови. Хардин невольно схватился за голову. На мгновение ему показалось, будто его подбросило в воздух, хотя он по-прежнему твердо стоял на ногах. Тут же, повинуясь жесту Хаала, из-под земли вырвалась стая ду́хов и штормовой волной рванулась на стены замка.

Прозрачная бесформенная масса — в ней нельзя было разглядеть ни единого существа, только мелкие белые глазки. Хардин отчетливо слышал бормотание духов. Волна с силой разбилась об скопление тварей, как о скалу, расшвыривая их в стороны, и пронзительный визг ударил Хардину по ушам. Уцелевшие бросились врассыпную. Когда духи поползли вниз, обратно под землю, со стен стали грузно падать трупы тварей, точно побитая черепица.

Наконец Хардин смог разглядеть сами главные двери — за телами их не было видно.

— Вот теперь мы можем зайти, — со смешком возвестил Хаал.

Но Хардин смотрел на происходящее — не то чтобы он не видел такого прежде — и непроизвольно пытался отступить. Казалось, они собираются залезть в пасть самого дьявола.

— Я не могу, — малодушно просипел он.

— Можешь, — отрезал Хаал тоном, не терпящим возражений. — Человек способен на все, если только не надорвется. — И добавил уже мягче: — Даже твоя леди прошла через ворота в ад.

В такие моменты, когда твари сотнями сновали вокруг, Хардин старался сосредоточиться на охоте. Ни на что другое попросту не было времени. Он пытался не думать о Ларе. Правда пытался. Если он замешкается и его убьют здесь — все прочее окажется неважным.

Но Хаал был прав, даже она пришла сюда, вооруженная лишь своим упорством и старым револьвером. Было ли ей страшно? О, конечно. Страшно не бывает только мертвым и Присутствиям.

— Ты... по-прежнему ничего не чуешь?

— Нет. Запах тварей слишком силен.

Хардин чувствовал, что он чего-то недоговаривает, но из Присутствия нельзя ничего вытянуть, если оно того не хочет. Осталось только довериться ему.

Хаал послал своих духов вперед, и они всей массой налегли на двери, распахивая их настежь. Изнутри вырвался поток затхлого воздуха, неся с собой вонь гнили и крови. Твари тоже были там. По-тараканьи проворно, они высыпали наружу и стали карабкаться наверх, к шпилям башен.

Хардин сразу понял, что что-то здесь не так. От Хаала исходили жуткие вибрации, и голова от них порой лопалась, а воздух вокруг плыл, как бывает в полуденную жару. Иллюзия, конечно. Давление Присутствия. Но Хардин за многие годы привык к этому, даже научился игнорировать боль в своем несчастном мозгу.

Однако сам замок тоже что-то излучал, и духи Хаала тут ни при чем.

Тучи на западе наконец разошлись, выпуская из своего плена молодую луну. Ее мертвенно-бледный свет осветил вход и выхватил согбенную фигуру на пороге. Старуха. И как она только уцелела?

— Бог-Из-Под-Земли вернулся! — проскрипела она. — Тебя здесь не ждут! Она пришла раньше тебя!

Хаал склонился к ней.

— Неужели?

— Зайди — и узнаешь. Если только не потеряешь прежде голову.

Взгляд старухи прожигал насквозь. В глазах не было ни тени безумия, и сама она как будто была цела, что еще больше насторожило Хардина. Твари бесконечно прожорливы, они не оставляют после себя ни косточки.

— Ну и что это значит, о, Бог-Из-Под-Земли? — раздраженно спросил Хардин. Они теряли время.

— События принимают любопытный оборот, — ответил Хаал просто. — Держи револьвер наготове — здесь чужое Присутствие.

— Что? — Хардин оторопел. — Сэл? Это Сэл? Ты чуешь ее кровь?

— Скоро и ты ее почуешь, мальчик.

Хардин было хотел схватить Хаала за полы мантии, остановить, но тот уже шагнул внутрь, в раскрытый зев замка.

— Она может тебя убить, — Хардин понимал, насколько глупо себя ведет. Хаал все равно пришел бы сюда — с ним или без него — и появился в доме Лары только затем, чтобы толкнуть его на действие. Но Хардин прекрасно помнил правила: только Присутствие способно убить Присутствие. Все теперь висело на волоске. Что станется с Ларой, если все пойдет наперекосяк? Хардину не выжить здесь без Хаала, никому не выжить.

— Убьет, убьет, — проворковала старуха, но он ее не слушал.

Хаал уже скрылся в темноте, и Хардину ничего не оставалось, как следовать за ним.

Почти все стекла в холле были выбиты. Сквозняк погасил большинство свечей, то тут, то там мигали слабые огоньки, но они не рассеивали мрак. Лунный свет был единственным источником освещения, но и тот — ненадежен. Их шаги утопали в мягком ковре, и, кроме завывания ветра и неясного шипения, ничего не было слышно. Хардин замечал повсюду шевеление. Твари, конечно. Кровью пахло нестерпимо. Он натянул шейный платок на лицо, хотя то была слабая помощь.

К давлению присутствия Хаала примешалось еще одно, и Хардин чувствовал, как у него непроизвольно трясутся руки. Он со злостью стиснул рукоять револьвера.

— Я здесь — как слепая мышь, — прошипел он, когда с потолка что-то капнуло ему на шляпу.

— Мои извинения, — Хаал вновь взмахнул рукой.

На короткий миг на полу вспыхнула искра, и дорожка пламени побежала вглубь зала. Огонь, такой же белый, как кожа Хаала, ярко осветил пространство, но не излучал тепла и… бормотал подобно живому существу, подобно духам, подчинявшимся Присутствию.

Твари кинулись прочь. Обернувшись, Хардин обнаружил, что они возвращаются — снуют у входа в зал, копошатся под потолком, но ни к пламени, ни к самому Присутствию не приближаются.

— Ее здесь нет, — объявил Хаал. Конечно, он имел в виду Лару.

— Она не могла?.. — договорить Хардину помешал внезапно застрявший в горле ком.

— О, будь уверен, мы узнаем об этом первее всех.

Ирония в голосе Хаала ему совсем не понравилась.

Хардина отвлек тихий шорох сверху. Он различил неясные очертания какой-то фигуры, по-паучьи повисшей под сводами. Поблескивая красным, на него уставились хищные треугольные глаза.

— Что, пришел, рыцарь? — зазвучал знакомый голос. — Мы тебя не ждали.

Оно передвигалось бесшумно, но Хардин все же почувствовал, как давление сместилось левее, словно в его голове перекатили огромный гранитный шар. Под сводчатым потолком вскоре показалось существо, манерой двигаться похожее на тварь, строением тела — на Присутствие, и только черты лица и голос выдавали в нем женщину, хотя оно, безусловно, ею не являлось.

Сэл, так ее звали. У этой сволочи были с Хардином свои счеты.

— Хочешь, я принесу тебе ее голову?

Хардин, следивший все это время за ее движениями, отскочил, и кончик хвоста просвистел в опасной близости от его глаз. Он вскинул револьвер. Звук выстрела разорвал почти-тишину и затерялся где-то под потолком.

— Мне будет достаточно и твоей, — процедил он.

Сэл стремительно пронеслась между колоннами, видно, почуяв другое Присутствие. Хардину не состязаться с нею ни в скорости, ни в реакции. Он попытался отогнать от себя лишние мысли. Принесет она голову. Сэл знала о Ларе. Знала и об его чувствах к ней.

Эта любила издеваться над людьми.

Хаал вновь вскинул руку, и стая духов ударилась об потолок, не достав до Сэл. Слишком медленно. Сэл перескочила на дальнюю колонну, и им открылся ее изувеченный бок: одной из шести рук не хватало, Хардин хорошо помнил, как отсек ее, едва сам не лишившись головы.

— Чем обязаны мы столь знаменательному визиту? — с прежней насмешкой спросил Хаал.

Сэл высунула голову из-за колонны — в свете луны блестели ее клыки, почерневшие от крови.

— Я наносила визит не тебе, ящерица, — она осклабилась, обнажая клыки еще больше. — Бери, бери своих людей, забирай их. Не умрут сегодня — так завтра умрут.

— Твое дело сделано — но ты все еще здесь. На моей территории.

— А что, если я пришла оспорить твою власть, Бог-Из-Под-Земли? — Сэл облизнулась. Хардину хотелось разрядить весь барабан в эту ухмыляющуюся физиономию. Но раз Хаал так расслаблен и даже не пытается ее прикончить — значит, и ему не удастся.

— Чтобы оспаривать чей-то статус — нужно ему соответствовать, — Хаал подался вперед. — Но ты так боишься, что создала опять фантома вместо того, чтобы прийти самой. От тебя воняет страхом.

Хардин, не опуская револьвера, принялся бегать взглядом по холлу. Фантом. Конечно, фантом. Ему нужно найти источник. Куколку. Но ее кровь ничем не пахнет, у нее вовсе нет крови, и Хаал не сможет ее учуять.

Значит, не так уж я бесполезен — и на меня дело нашлось.

Хардин решил рискнуть. Хорошенько прицелившись, он вновь выстрелил, и пуля прошила Сэл глаз. Она пронзительно закричала, словно летучая мышь. Хардину пришлось изрядно напрячь слух, чтобы расслышать еще один голосок — слабый, но такой же высокий, откуда-то из глубины зала.

Хаал тут же рванулся вперед. До того молниеносно, что нельзя было различить движения его конечностей. Как черный рой мух пронесся по залу. Сэл совершенно забыла о Хардине в тот момент. Она соскочила на пол и резко ударила хвостом, поднимая облако пыли. Хаал лениво увернулся — состязаться с ним в скорости уж тем более невозможно — схватил Сэл за горло и швырнул, как тряпичную куклу.

Пользуясь моментом, Хардин побежал. Тяжелый обеденный стол в начале зала был сломан пополам — там лежала еще дымящаяся туша твари. Хардин едва не споткнулся о тело. Здесь все было завалено трупами — казалось, ни один обитатель замка не уцелел, и вонь стояла неимоверная. Очевидно, пока твари не налетели на замок — пока Сэл их не наслала — в холле шла какая-то церемония. Кто же жжет свечи в таком количестве, если не для церемонии? А может, она и стала причиной кошмара вокруг?

Неважно.

Во главе стола, в кресле с высокой спинкой, сидел труп. Пусть весь покрытый кровью и черной слизью, но все же узнаваемый. То был отец Лары.

Конечно, ее самой здесь не было — он бы просто не пустил ее. В кои-то веки Хардин был благодарен тому, что ее отец — настоящая сволочь и лжец.

За трупом что-то шевелилось. Хардин поднял револьвер, едва позади показалась белая сморщенная мордочка с рядом мелких шипов на лбу, но не успел выстрелить. Что-то сшибло его с ног, выбивая весь воздух из легких.

Спустя мгновение Хардин обнаружил, что его, как слабого щенка, прижимает к себе Хаал — да так сильно, что ребра едва не трещат. Послышался визг Сэл — за ним последовал удар. Если бы она не расправила крылья, то вновь оказалась бы на полу. Глаз ее был на месте — будто Хардин и не стрелял вовсе. Зависнув под потолком, она спикировала прямо на Хаала, но тот пронзил ее хвостом прямо в грудь и с силой швырнул оземь.

«Отпусти же ты меня!» — в отчаянии возопил про себя Хардин, ибо никак не мог вздохнуть, стиснутый мертвой хваткой Хаала. Хоть бы он услышал!

Сэл выплюнула сгусток крови на пол и, схватившись за хвост Хаала, попыталась дернуть его на себя. Слишком слаба.

— Дело за вами, капитан! — Хаал наконец оттолкнул Хардина от себя.

Путь назад отрезали духи: в тот же миг выросли стеной, в полотне которой плавали бесформенные лица. Хаал бросился на Сэл. В неясном свете луны Хардин видел, что правая половина лица Хаала была покрыта острыми чешуйками. И все же он не обратился полностью. Хаал сдавил Сэл горло и опутал ее своим хвостом.

Левой руки он к тому времени уже лишился.

Хардин бросился к трупу, из спины которого выросла куколка, и разрядил весь барабан ей в голову. Существо натужно выдохнуло, как если бы задерживало дыхание, скукожилось и замерло, больше не подавая признаков жизни. Хардин обернулся. Сэл тоже пришел конец. Ее фантому пришел конец, поправил себя Хардин. С ней самой еще предстояло разобраться, но точно не сегодняшней ночью. Кожа ее окаменела и стала рассыпаться на кусочки.

— Теперь все кончено, — сказал Хаал, принимая нормальный вид. Его хвост спрятался под мантией.

Хардин подошел к нему и заметил, что его отсеченная рука медленно разлагается на полу.

— Ты... не прирастишь ее обратно? — Присутствия умели это делать. Однажды Хардин наблюдал, как он прирастил себе даже голову, кажется, ничего и не почувствовав.

— Не в этот раз, мастер Роланд.

— И как ей это удалось? Сэл слабее тебя. Тем более фантом.

— У нее получилось лишь потому, что я ей это позволил. На месте моей руки могла быть твоя голова.

— Так, из-за меня...

— Не из-за тебя. Ради тебя. Если ты посмеешь умереть не в своей постели, человек, я достану тебя откуда придется и придушу собственной рукой. Необходимо... — Хаал небрежно отряхнул мантию, — поправить эту оболочку. Позже.

Хаал ударил тростью по полу, посылая духов вперед, навстречу тварям. Когда давление Сэл исчезло, они будто бы очнулись от транса, в котором пребывали, и поползли на запах трупов. Поток духов посшибал всех тварей с ног, и их безвольные тела стали падать со сводов потолка, подобно какому-то инфернальному дождю, и шлепаться на мертвых собратьев.

— С остальными, будем надеяться, разберутся охотники.

— Мы должны идти! — когда близость смерти сошла на нет, Хардин не мог больше ни о ком думать, кроме Лары. Что он скажет ей, когда они наконец встретятся? Встретятся ли они вообще? Он готов был молить Хаала, словно тот действительно был богом.

— Дай мне время, человек.

Хаал прошел к месту побоища в начале зала. Многие лица убитых были знакомы им обоим. Над телами уже что-то шевелилось: полупрозрачные, как духи Хаала, существа, походившие на опарышей, облепили их.

Не твари, так эти.

— Она была здесь, — вдруг сказал Хаал.

— Была? Давно?

Пауза.

— Сегодня.

— Ты уверен, что она...

— Угомонись, мальчик. Разве я лгал тебе когда-нибудь?

Хаал склонился над трупом отца Лары, явно пытаясь что-то в нем прочесть.

Затем он брезгливо коснулся кончиком трости его подбородка и поднял безвольную голову. Из раскрывшегося вдруг рта потекла струйка крови.

— Невовремя умер, — сказал Хаал. — Эту голову уже не заставишь говорить. И ответить за этот бардак тоже некому.

— Думаешь, его рук дело?

— Очевидно. Твоя леди, должно быть, прознала об отцовском саботаже — и потому сорвалась сюда. Кто-то ведь должен был защитить приют. Иди за мной.

Когда они вышли наружу, дождь хлестал сильнее прежнего, и луна снова спряталась. Повсюду слышался ружейный треск и писк аэростатов-шпионов. Битва переместилась на север, ближе к подножию гор, вершина коих была проглочена туманом. Приют — маленький домик в два этажа с некогда красивым резным фасадом — стоял в окружении костров. Огонь отпугивал тварей, но некоторые все же лезли, преодолевая боль и страх — ведь голод был куда сильнее.

Хаал рассек воздух тростью, и духи огромной волной упали на фасад здания, поглощая всех тварей. Охотники — их было не меньше дюжины — изрядно напугались, кто попытался тут же бежать, кто — встречать врага градом пуль.

— Милорд! — завопил один из них. — Милорд! Там еще люди! Внутри есть еще живые!

— Займитесь тварями, — приказал Хаал. — Мы сами здесь управимся.

Некоторые охотники отдали Хардину честь и тут же двинулись за своим командиром. Хаал, не медля ни минуты, выбил двери и остановился в проходе, принюхиваясь.

— След свежий... Вниз, мастер Роланд!

Под ногами Хаала выросла черная лужа, и он тут же с головой исчез в ней. Хардин чертыхнулся.

Когда он спустился вниз, Хаал уже заполонил своим бледным пламенем все пространство. Тот небрежно отшвырнул шкаф, перегородивший дорогу, и раскроил череп твари, которая тут же выскочила из трещины в стене.

У Хардина сердце упало.

Там, среди завалов, он увидел до боли знакомую фигуру, серую точно призрак. Он кинулся за ней не задумываясь, в несколько широких шагов нагоняя Хаала.

Лара его, конечно, не узнала поначалу. Она держалась уверенно, целясь ему в грудь из револьвера. Хардин не сразу заметил, что она была не одна. Цепляясь за край юбки, за ней прятался ребенок лет пяти. Ну, конечно. Зачем бы еще ей сюда спускаться, да посреди того бардака, что творился вокруг? Малыш, должно быть, со страху убежал сюда, думал, хорошенько спрячется.

Ему было невдомек, что тварь за своей добычей залезет в любую щель.

Хардин хотел было что-то сказать, но все мысли вдруг улетучились из головы. Вместо него заговорил Хаал.

— Все кончено, леди Лара. Во всех смыслах кончено.

В ее глазах мелькнуло узнавание. Она медленно, еще не вполне доверяя своим глазам, опустила револьвер. Пульс у Хардина стучал в самых ушах, пока он безуспешно пытался прогнать непрошенное воспоминание. Как мать прятала его вот так же за собственной спиной. Как она уверенно держала револьвер перед собой — и руки не посмели дрогнуть. Он мало помнил мать. Да и себя самого он мало помнил, но ту ночь никогда бы не забыл.

Лара отвернулась, не выдерживая его пристальный взгляд, и Хардин вдруг представил себе, как он теперь выглядел. Снаружи что-то закопошилось. Чуть погодя, у них за спинами, в щели показалась безобразная морда твари, и Хардин, не осознавая еще, что делает, вскинул револьвер и выстрелил. Тварь с воплем рухнула вниз.

— Великолепная реакция, капитан, — усмехнулся Хаал. — А теперь наружу, живо! Эти — последние из живых.

Наверху мальчишку забрали охотники. Поначалу он никак не хотел отпускать Лару, вцепившись в нее обеими ручками, но она что-то сказала ему — совсем тихо, ласково, как всегда умела — и ребенок послушался. Лара была совсем бледна и, видно, давно не спала, но держалась стойко. Хаал сразу подал ей руку и довел до самоходки — одной из немногих, что уцелели. Хардину хотелось дотронуться до Лары, убедиться, что она ему не мерещится, но он так и не сделал этого и не проронил ни слова.

Слова просто не шли.

Да и Лара молчала, даже не удостоив его взглядом.

— Я прослежу, чтобы вы все убрались на вокзал, — возвестил Хаал. — Дальше — справитесь сами. И не вздумайте сворачивать!

Когда они прибыли на вокзал, небо практически очистилось. Поезд предстояло еще дождаться, тварей отпугивал запах Присутствия, а железная дорога была единственным надежным способом добраться на юг. Туда, куда твари пока не пришли.

Детей оставалось не так уж и много, всех прочих успели вывезти раньше — за это дворецкий Черного замка расплатился жизнью. Маленькие оборванцы, старшему едва ли больше семи. Они смотрели на Хардина большими серьезными глазами, а он видел в них себя. Когда-то и он был таким. Когда мать больше не могла защитить его, спрятав за спиной. Хаал волновал малышей еще больше. Они, верно, никогда и не видели такого великана — да с такой хищной бледной физиономией.

Кое-кого из взрослых Хардин тоже узнал: слуги Черного замка, старые служащие приюта — они все безмерно уважали Лару и ненавидели ее отца. Конечно, она бы ни за что не решилась на такое предприятие в одиночку. Кто-то, должно быть, разузнал про Сэл и написал о ней Ларе. Написал, может, не одно письмо. Такие вещи не делаются спонтанно, а Лара всегда действовала, полагаясь на разум. Уж Хардин-то знал.

Он трижды себя проклял. Заметил ведь что-то неладное. Почему не потребовал откровенности? Не подставил плечо?

Его решительности хватало только на охоты за тварями.

Хардин молча наблюдал за Ларой, как она стояла перед Хаалом — маленькая и беззащитная, как любой человек перед Присутствием.

Даже в этом сером пальто, накинутом на плечи, она была совсем тонкой и хрупкой. Ее соломенные волосы растрепались на ветру, и у Хардина щемило сердце при одном только взгляде на нее. Долго ли они знакомы? Не слишком. Год, должно быть. Но я чересчур медленно собираюсь...

Хаал возвышался над Ларой, как мачтовая сосна, и всем своим видом требовал ответов.

— Я боялась... — сказала Лара. — Что отец отдаст ей детей.

— Очевидно, чтобы выкупить у нее собственную жизнь. Сэл в этом смысле уникальна: вы не встретите больше Присутствия, столь охочего до крови, — насмешливо проговорил он и как бы невзначай добавил: — Вы знаете, он мертв, ваш родитель.

Хардин внимательно следил за ее лицом, но Лара оставалась отстраненной.

— Мертв? Конечно, мертв. Там было столько тварей. Никогда так много их не видела… А та… то существо?

— Фантом уничтожен. Но не сама Сэл — она еще вернется. Не думайте о ней. Это — моя забота.

— Но… вы потеряли руку, милорд.

— Отращу заново, — Хаал усмехнулся.

Лара долго на него смотрела, видно, пытаясь понять, уж не шутит ли он. Хаала она всегда побаивалась. Хотя он вел себя с ней подчеркнуто учтиво — в своей манере, конечно.

— Она была Присутствием, — добавил Хаал. Слова эти, кажется, стряхнули с нее полу-транс, в котором она пребывала.

— Вы ведь тоже Присутствие.

— Верно. Мы храним людей. Они — их пожирают. Все просто. Рано или поздно один сожрет другого. Если вы не веруете — самое время начать. И молиться, чтобы мы поглотили их, а не наоборот.

Слова его вновь погрузили Лару в глубокое раздумье. Она все время была такой отстраненной, что Хардин боялся представить, какой глубокий отпечаток наложила на нее сегодняшняя ночь.

Хозяин гостиницы любезно впустил их внутрь погреться, пока не прибыл поезд. Вид Хаала не на шутку его испугал, и, быть может, старик открыл им двери лишь из-за страха перед Присутствием. У Хардина отчего-то тряслись руки, и он спрятал их в карманы. Внутри стояла почти гробовая тишина, но его все еще преследовали вопли Сэл и бормотание духов Хаала. Дети в отсутствии Лары совсем притихли, собравшись кучкой у камина, и только один мальчик — тот самый, которого она прятала за спиной — нашел себе занятие, заплетая девочке косички. Взрослые переговаривались вполголоса, передавая по кругу флягу.

— Вы — болезненный сгусток эмоций, мастер Роланд, — за спиной у Хардина вырос Хаал. — Так не годится. Успокой наконец свои нервы, человек.

Хаал был прав. Ему нельзя терять хладнокровие. Вот, что ты со мной делаешь, Лара, подумал Хардин, заставляешь терять голову. И тут же одернул себя. Что это? Жалость к самому себе? Разве она виновна в том, что он такой идиот?

— Я должен с ней объясниться, — сказал Хардин.

— Вероятно, так, — Хаал оставался бесстрастен. — Но у тебя не так уж много времени.

Хардин остановился у зеркала в холле. Весь мундир был забрызган кровью — черная на темно-синем сукне, кровь тварей, а может, и Присутствия. Хардин дерганными движениями расстегнул мундир и стянул его с плеч.

— Мы рождены из одной крови, — тонкогубый рот Хаала растянулся в усмешке. — Эта кровь — и моя тоже.

Но Хардин уже не слушал. Он широкими шагами взлетел по лестнице на второй этаж, оттуда — к балкону, вновь на холод и запах гари, гонимый с севера.

Лара стояла, прислонившись к перилам, и безучастно глядела на него, как смотрят на мертвеца, который лежит в доме уже который день. Хардин стойко выдержал этот взгляд. Ему хотелось просто сгрести ее в охапку и никогда не отпускать, но он боялся напугать ее — сверх того, что она уже пережила за сегодня.

— Мне сказали — ты убит, — сказала Лара полушепотом.

— Конечно, многим хотелось бы, чтоб так и было, — Хардин криво усмехнулся в своей обычной манере. Его напускное веселье не передалось Ларе, и она отвернулась, будто могла найти ответы на свои вопросы там, в темноте ночи. Она была не из тех, кто плачет. Ее считали бесчувственной, но Хардин прекрасно знал, что это не так.

В этом они похожи.

Что-то надломилось в Хардине в тот самый момент, когда она целилась ему в грудь, и продолжало рассыпаться на кусочки. С этим надо заканчивать. Либо разрушать до самого конца, либо строить заново.

Он боялся только, что Лара выберет разрушать.

— Лара, ты не оставила письма, — осторожно сказал Хардин. — Поначалу я даже не надеялся тебя найти.

— Я ведь не навсегда уехала, — она пожала плечами, несколько смущенно. — Я не могла.

Как просто она это сказала. Будто выбралась на прогулку, а не отправилась к черту на рога. Хардин предпочитал не думать, а «что если».

— Не навсегда. Но никогда не знаешь, чем может все обернуться. Ты поедешь со мной?

— Поеду, конечно. Прости, что тебе пришлось проделать такой путь из-за меня.

Ему хотелось сказать, что все это — пустяки, но то было бы бесстыдным враньем. Ему хотелось сказать, что за ней он отправился бы хоть в логово тварей, но это казалось банальностью. Хардин злился на себя за то, что разучился говорить, когда это необходимо больше всего.

— Тебе не за что извиняться, — сказал он наконец.

Между ними повисла тишина — но не натянутая, как это часто бывает. С Ларой было приятно молчать. И все же Хардина не оставляло напряжение. Слишком многое оставалось между ними невысказанным, и ему казалось, что, если они сядут на этот чертов поезд, шанс будет потерян безвозвратно.

Хардин подошел ближе, протянув к ней руку, и Лара бездумно ответила на этот жест. Шрамы на ее предплечьях нагло выглядывали из-под закатанных рукавов. Зачем бы, Лара? Неужели оно стоило того? Он мягко, почти невесомо провел большим пальцем вдоль рубца.

— Я не горжусь этим, — тихо произнесла Лара, отвечая на невысказанный вопрос.

— У нас всех были поступки, которых мы стыдимся, — с этими словами Хардин прижался поцелуем к ее запястью, почувствовав, как она невольно вздрогнула. — Лара, я люблю тебя.

Она, меланхолично глядя на него, кивнула, словно приняла этот факт, как нечто само собой разумеющееся, словно знала это с самого начала.

— Вот и зря. У нас нет будущего, Роланд.

Хардин вдруг ощутил, как у него пересохло в глотке. Она никогда прежде не звала его по имени.

— Нет, ты думаешь? Потому что ты бесплодна?

Эти слова наконец вывели ее из бесчувственного оцепенения, какие-то проблески эмоций стали светиться в ее васильковых глазах. Лара пристально смотрела на него, и Хардин чуть сжал ее запястья, чтобы успокоить ее и скрыть дрожь в собственных руках.

— С этим ничего не поделаешь, Лара. Так уж получилось. Не ставь на нас крест из-за того, что ты не в силах изменить.

— Неужели для тебя это совсем не важно?

Конечно, она ему не верила. Да и Хардин солгал бы, если бы ответил «да». Он много думал. Очень много. Мысль о том, что их союз будет тупиком, тяготила его, но укрепила в убеждении, что им нужно держаться друг друга.

— Я не хочу никого, кроме тебя, — сказал Хардин. — Если это — самая большая цена, которую я должен заплатить — я заплачу ее.

Лара вдруг протянула руку и коснулась его щеки, и Хардин невольно закрыл глаза, ощущая, как горит кожа под ее горячей ладонью.

— Ты не знаешь, чего просишь. Я — поломанная женщина, Роланд.

Хардин не удержался от улыбки.

— Не больше, чем я — поломанный мужчина.

Он накрыл ее губы поцелуем, и все тяжелые мысли моментально замолкли. У нее были сухие, шершавые губы. Когда его ладонь мягко легла ей на шею, Хардин почувствовал ее бешеный пульс. В такт его собственному сердцебиению. Второй поцелуй был более настойчивым. Он провел языком по ее губам, призывая раскрыть их, и Лара сильнее прижалась к нему, отдаваясь этому поцелую без остатка. Он обвил руками ее талию, провел пальцами вдоль позвонков, посылая по спине дрожь.

Наконец Лара усилием воли прервала поцелуй, прижимая ладони к его груди, словно воздвигая барьер. Им нужно уезжать. Сегодня же. Иначе они застрянут здесь надолго. Как бы Хардину ни хотелось, чтобы мир хотя бы на короткое время сжался до них двоих, это было недопустимой роскошью.

Он поднял на нее взгляд и, снова коснувшись ладонью ее лица, большим пальцем очертил линию ее губ.

— Я никуда не исчезну, обещаю, — сказала Лара, но внутренний голос настаивал: все это обман.

Или уж моя личная паранойя.

— Не оставляй меня больше, — сказал Хардин тихо. Что-то промелькнуло в ее глазах, и Лара порывисто обняла его.

— Мы вновь ненадолго прощаемся, — сказал Хаал, когда они уже поднимались в вагон. — Вас, людей, опасно оставлять одних.

— Вы ведь вернетесь? — Лару, казалось, это всерьез беспокоило. Угроза остаться без защиты Присутствия пугала ее куда сильнее, чем само Присутствие. Хардин ободряюще сжал ее ладонь.

— У вас своя жизнь, — Хаал, конечно, уходил от ответа — как и всегда. — У Присутствий — своя. Живите, пока можете. Когда случаю будет угодно, я, разумеется, вернусь.

Когда переведутся все твари, подумал про себя Хардин, но промолчал. Вряд ли это случится на их веку.