Куклы (джен)

Людмита Казицини, старшая дочь пана Андрислава и пани Лижбеты, с грустным вздохом отложила в сторону свою любимую куклу, фарфоровую красавицу Виеславу, подаренную папенькой ещё на пятые именины — как раз неделей позднее рождения Андрианны. Виеслава была единственной куклой Людмитки, которая «жила» вне бывшей детской. Виеслава сидела на крышке рояля и важно глядела перед собой.

Людмитке теперь было двадцать⁽¹⁾, а двадцатилетней ксанинке⁽²⁾ нехорошо, стыдно было играться в куклы, словно маленькой.

Юной ксанинке, что перешагнула двадцатилетней рубеж, в измерении Шелярта уже можно было посещать балы — пусть и нельзя было пока надевать платьев, закрывающих ступни и лодыжки, зато можно было носить наряды с кое-каким декольте, хоть и довольно неглубоким — укладывать волосы по-девичьи, а не по-детски, ужинать за одним столом со взрослыми, отдавать приказы своим слугам без оглядки на папеньку и маменьку, распоряжаться собственными лошадью и коляской, вмешиваться во взрослые разговоры и наносить визиты подругам (и — даже друзьям мужского пола, если вместе с юной ксанинкой отправлялась гувернантка). Так же, двадцатилетним ксанинкам обычно давали на руки некоторую сумму денег, которую дозволялось тратить на собственное усмотрение.

В общем, перед двадцатилетней ксанинкой открывалось столько дверей, прежде для неё наглухо закрытых, что любая девушка, прежде едва ли не запертая в пределах родной усадьбы, школы и их окрестностей, должна была почувствовать себя настолько счастливой, что впору было запрыгать от радости...

А Людмитка Казицини грустила из-за кукол!..

Из-за невозможности, как раньше, едва ли не по несколько часов кряду расчёсывать фарфоровым красавицам волосы и плести из этих волос причёски, переодевать кукол в новые одёжки (обязательно — по самым последним веяниям шеляртской ксанинской моды), пошитые из прелестных лоскутков, оставшихся от дорогих тканей, пошедших на платья пани и паннам Казицини, укладывать спать или усаживать за прелестный крохотный столик, чтобы устроить настоящее кукольное чаепитие, хотя бы пару кукол непременно отдавая роль горничных-моуросок, одетых скромнее и... просто иначе.

Андрианка, должно быть, засмеяла бы Людмитку, если бы только узнала... Если бы только могла узнать.

А уж подруженька её, высокая крепкая моуроска⁽³⁾ Марийка, дочь кузнеца, тем более. Да что уж там — прознай про это стыдное увлечение кто-то из школьных подруг, Людмитку непременно подняли бы на смех.

Подумать только — двадцатилетняя ксанинка играется в куколки! Такое и представить было нельзя! Это было почти так же смешно и стыдно, как если бы Людмитка появилась в школе без лент на запястьях⁽⁴⁾!

Нужно было немедленно придумать способ излечиться от постыдного для столь взрослой барышни увлечения. Девице такого возраста следовало тайком от маменьки с папенькой поглядывать на кавалеров да вздыхать мечтательно и томно, предаваясь грёзам о любви и замужестве, а не смотреть грустным взглядом на оставшихся в прошлом кукол, ночами роняя слёзы в подушку из-за невозможности играться с ними как прежде.

Когда папенька и маменька уехали в Элленгорн, Людмитка решила попробовать себя в роли хозяйки усадьбы — она старательно вникала во всё, что казалось ей достаточно важным, стараясь устать посильнее, вымотаться до предела настолько, чтобы в сторону кукол и смотреть больше не захотелось.

Людмитка усердно следила за приготовлением пищи, стараясь понять, сколько картофеля да мяса уходит на кислый белый суп, как долго пекутся пироги, сколько хлеба, сыра и солонины надлежит оставлять работникам, чтобы они имели достаточно сил трудиться целый день, в каких комнатах и когда следует топить печки, чтобы расходовать дрова достаточно экономно и в то же время не мёрзнуть, каким слугам какие распоряжения желательно давать, чтобы всё было исполнено как можно лучше и, между тем, не навлечь на себя недовольство многочисленных моурос усадьбы...

Людмитка носилась по усадьбе с утра до вечера, вероятно, успев порядком надоесть домашним служанкам, конюху и поварихе, доставала и сестру, то и дело усаживая ту за «полезные юным барышням занятия», которыми и самой-то заниматься не больно-то и хотелось.

Пожалуй, Людмитке было даже немного совестно, что она так издёргала Андрианку. Надоедала она ей поболее, чем остальным, заставляя младшую сестру подолгу вышивать и прясть — заниматься этим одной было скучно, и Людмитка опасалась, что не выдержит и всё-таки прибежит в свою бывшую спаленку, в которой теперь спала только Андрианка, и, забывшись, не удержится и примется за кукол, — читать вслух, музицировать и декламировать стихи.

Андрианка ожидаемо дулась — Людмитка вполне её понимала, понимая так же и то, что будь у неё самой столь невыносимая старшая сестра, она ябедничала бы на неё неустанно — и, мстительно щурясь, бормотала себе под нос, что обязательно нажалуется на Людмитку маменьке с папенькой, как только те воротятся, и что непременно расскажет всем-всем девчонкам в школе, какой Людмитка бывает злыдней да задавакой.

Людмитка же считала, что гораздо предпочтительнее было прослыть среди подруженек «злыдней», «задавакой» или «скучной особой», нежели открыть им правду — Людмитке Казицини до смерти не хватало детских забав, Людмитка Казицини в свои двадцать лет ещё в куколки не наигралася.

Ну уж нет!

Подобное знание о её, Людмитки, слабости, было смерти подобно. Лучше было научиться управляться с усадебкой (в помощь маменьке, что с недавних пор снова пребывала в тягости), может даже научиться печь печенье и пироги — готовить остальное самостоятельно знатной ксанинке не пристало — или новому способу вышивки, чтобы щегольнуть перед девочками необычным нарядом, которые теперь можно было носить, не боясь замечаний наставниц, внимательно следивших за тем, чтобы ксанинки, не перешагнувшие двадцатилетие, одевались едва ли не так же скромно, как моуроски.

Однако вечерело, а Андрианки в усадьбе не было — должно быть, ускакала вместе с Марийкой в лес или к речке, чтобы поесть ягод или искупаться тайком от чужих глаз. Между тем, большая часть работы по дому была сделана — и Людмитка проследила за тем, чтобы всё исполнялось верно и хорошо, всякий миг стараясь держать себя так же строго и вместе с тем ласково, как маменька, — и нужно было садиться за пяльцы.

И Людмитка вовсе не была уверена, что сумеет держаться словно настоящая взрослая, если у неё будет недостаток в зрителях. Скорее уж прокрадётся в детскую и... Думать о том, что станется, если в этот момент её застигнет Андрианка не хотелось. Насмешек в таком случае было не избежать.

— Огнешка! — окликнула Людмитка маленькую моуроску, что с недавних пор была её служанкой. — Найди Андрианну и спроси её, когда она изволит воротиться в поместье!

Огнешка была младшей сестрой юной кузнечки Марийки, восторженным чумазым существом, которое после единственного замечания принялась каждый день мыть лицо, уши и руки. Огнешка была забавной, старательной и очень услужливой, а ещё обещала вырасти в настоящую красавицу, какими бывали многие огненные моуроски.

Немало значения имел и тот факт, что Марийка была сердечной подруженькой Андрианки

— Будет исполнено, панна Людмита! — с восторгом отозвалась Огнешка и тут же убежала выполнять поручение.

С тем же пылом, с каким обычно приступала к любым заданиям, которые только могла для неё выдумать Людмитка. Можно было быть спокойной — Огнешка приведёт к Людмитке Андрианку так быстро, как только сумеет. Кинется в ноги если потребуется — в отличие от гордой Марийки, всегда опасавшейся уронить своё достоинства.

Через полчаса Людмитка забеспокоилась.

В усадьбе не было не то что Андрианки или Марийки — исчезла и Огнешка. Людмитка за это время успела наиграть несколько танцев, которые разучивала для того, чтобы порой музицировать на балах. И игра на рояле успела ей уже до полусмерти надоесть. Это Андрианка должна была играть! А Людмитка бы стояла рядом и поправляла сестру, если та сбилась бы с ритма или нажала не ту ноту.

Учить играть Андрианку было куда веселее, чем играть самой — Андрианка то и дело злилась, принималась спорить, топала ножками и надувала губки. В любом случае, не приходилось оставаться наедине со своими искушениями — и всегда можно было погрозить Андрианке пальцем и заставить её вновь вернуться к игре.

Ещё через полчаса Людмитка не выдержала и прокралась в детскую, в которую старалась теперь без надобности не заходить — довольно было и золотовласки Виеславы, что сидела на рояле и всякий раз вводила Людмитку в искушение.

Людмитка то и дело оглядывалась на два кукольных домика в детской.Один из домиков принадлежал Людмите, другой — Андрианне. У Людмитиного ставенки и дверки были выкрашены в зелёный и жёлтый, у Андрианниного — в синий и голубой. В каждом домике на своих кроватках лежало около двух десятков кукол.

Андрианка ведь ничего и не заметит, если Людмитка возьмёт пару своих старых кукол и пронесёт в свою новую спальню, вдруг пришло в голову Людмитке. Никто не заметит — столько кукол могла упомнить разве что рачительная их хозяйка, а Андрианке далеко было до подобного звания. Андрианка и о своих-то куклах порой забывала — кажется, ещё с десятка два валялось у неё по разным закуточкам детской, заброшенные и, вероятно, измятые или даже побитые.

Что уж тут было говорить о куклах сестры?..

Надо просто взять не самых любимых — Биату и Катаржину, например, самых обычных куколок, миловидных, но не особенно запоминающихся. Таких Андрианка точно не заметит!

Людмитка взяла кукол, завернула осторожно в передник и опрометью бросилась из детской в свою новую спальню. Там она вспомнила об укромном ящичке новенького бюро, которое теперь ей, взрослой барышне, полагалось иметь, и тут же разместила там своих драгоценных красавиц.

На душе у Людмитки стало хорошо, как бывало прежде, когда она ещё считалась маленькой.

А ведь в спальню взрослой барышни надлежало стучаться даже маменьке с папенькой, не говоря об Андрианке и служанках, подумалось Людмитке, и ей тут же захотелось как следует стукнуть себя по лбу. Людмитка же могла играться тайком! Пусть чаепития или укладывание спать теперь было сложно устроить, если куклы будут лежать в ящичке бюро, но ведь расчёсывать им волосы, делать причёски или шить наряды всё ещё было возможно!

И можно было делать это тайком ото всех на свете, не боясь больше насмешек и укоризненного качания головой.

И с чего Людмитка додумалась до этого решения хотя бы парой недель раньше?..

1) У Ксанин принято отмечать четыре основных вехи взросления: окончание младенчества в семь, физическое совершеннолетие в двадцать, магическое совершеннолетие в сорок и полное совершеннолетие в шестьдесят

Вернуться к тексту

2) Ксанин — в мире Элар раса магов, владеющих сразу двумя или тремя стихиями; во времена правления Миивов пользовались привилегированным положением

Вернуться к тексту

3) Моурос — в мире Элар раса магов, владеющих одной из шести стихий: вода, земля, огонь, воздух, электричество, сознание

Вернуться к тексту

4) Представительницам расы ксанин не следует появляться где-либо с обнажёнными запястьями, это считается неприличным. Незамужние прикрывают запястья лентами, замужние носят наручи, часто — золотые или серебряные.

Вернуться к тексту