Проверено на грамотность 
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Примечания:
По результатам опроса на тумбе и на фб, победил Эйгон 2. Что ж, мне нравится.
Освежаю вашу память на даты:
9 марта, 990 год — дата, в которую Хогвартс был представлен другим магам.
Тёмный Лорд воскрес в 1995 году.
Я хочу напомнить, что вы смотрите на других персонажей через призму видения главного рассказчика в главе, а не автора. Не надо кидаться в меня камнями за Лавгудов. Я люблю Полумну больше жизни, но личное и чужое — это личное и чужое.
Тема части:
The Tech Thieves — Fake
K.flay — High Enough
Halsey — Gasoline
https://www.youtube.com/watch?v=xPtoORFHBeU
Крыльев размах, что полнеба накрыл.
Бойся и прячься — Рейнира в пути.
И пасть её Сиракс, как злато, ярка.
Немало селений спалила до тла.
Где же герой, что спасёт нас от бед,
Ужель во всём свете Рыцаря нет?
И радость, и песнь захлебнётся в крови.
Приди же герой: бейся или умри.
Но вот в час беды
Из Хогвартса маги на помощь пришли,
К бою готовы и духом крепки!
Их весть всем драконам пророчила смерть!
Проклятье, что колышет небесную твердь.
Погибла Рейнира, магам хвала!
Им славу и честь воспоём сквозь века.
И правнуки наши услышат сквозь сон,
Как род драконий был побеждён.
Батильда Бэгшот, «История Хогвартса»(1)
— Ты в действительности хочешь положиться на детские сказки? — тихо спросила Нарцисса, стоя у камина.
Люциус поднял на неё усталый взгляд и махнул рукой.
— Кому сказки, а кому история, дорогая.
— История не спасёт нашего сына, — прошипела Нарцисса, впиваясь взглядом в мужа.
Когда её блэковская кровь вскипала, Люциус уже не был уверен, у кого из них было драконье наследие.
— Нет, но я связан меткой. Я не могу пойти против своего сюзерена, — он покачал головой.
— Не хочу указывать на очевидное, но ты допустил в слове «хозяин» пару ошибок, — ядовито ответила Нарцисса.
Она была столь напряжена, что даже не замечала, что опять начала заламывать себе руки, болезненно впиваясь в нежную кожу наманикюренными ноготками.
— В отличие от тебя, — многозначительно продолжил Люциус, не обращая внимания на эту вспышку.
После стольких лет брака он знал, что за фурия скрывалась за строгой выучкой властной матери и дотошно нарисованной маской. Как будто проклятая блэковская кровь могла порождать слабые и простые характеры наподобие вечно витающих в облаках Лавгудов.
— Будь слабой, глупой и напуганной, — он на пару секунд прикрыл глаза, а потом одним движением встал и взял её руки в свои, останавливая это самоистязание. — Будь идеальным приложением ко мне; будь недостойна своей кровожадной сестры.
Люциус посмотрел в её прекрасные голубые глаза, которые сейчас напоминали глубокие воды в шторм. Такие же холодные и неподвижные. Глаза хищника, способного выжидать сколь угодно долго. О, его великолепная жена.
— Спаси нашего сына, — прошептал он едва слышно.
Нарцисса моргнула и позволила себе один рваный вдох, прежде чем снова взять себя в руки. Опасная синева разгладилась, став просто тихим и неглубоким озером, а неуверенная улыбка легла на губы, но её голос звучал жёстко и резко, совсем не вписываясь в этот образ:
— Как будто мне нужно было твоё разрешение.
Люциус фыркнул. Меньшего он от неё и не ждал.
И тем не менее не так давно он видел, как кто-то, кто был давно мёртв, воскрес из сгустка слизи, магии и крови, а ребёнок, выживший после смертельного заклятья, избежал смерти снова. Сказки были ближе к реальности, чем когда-либо.
Тысячу лет назад у Британии был один король, и фамилия у него была Таргариен. То ли маг, то ли дракон, то ли всё вместе, но тварь столь ужасающая и сильная, что их династический кризис едва ли не разрушил весь остров. Их пепельный блонд гордо носили Малфои.
«Они правда умерли, мама?».
«Драконы не умирают, милый».
«А Основатели?..».
«Что скажешь людям, то и будет правдой».
Люциус нёс это знание, как знамя, перед собой всю свою жизнь. Манипуляция, сокрытие, полунамёки, полутона, — он знал, как убедить собеседника в чём угодно и как продать гоблину снег зимой. Слова — оружие. Жестокое и беспощадное, а ещё очень точное. Люциус обвёл вокруг пальца присяжных с десяток лет назад и лгал Волдеморту смотря прямо в глаза сейчас.
От круцио всё ещё иногда дрожали руки, но лучше быть трусливым и лебезивым, чем фанатично преданным, как Беллатрикс или Сивый. Меньше уровень ожиданий, меньше ответственность и постоянное сомнение в преданности. Это медленный огонь. Из такой сковородки проще вытащить себя и свою семью и куда лучше разыграть плаксивую историю перед присяжными.
«Трое предали их. Драконья кровь обратилась в реки, а кости стали горными хребтами. Вечно ждущие, застрявшие между сном и явью».
«Они вернутся, мама?».
«Однажды проклятье потеряет силу, и драконий огонь снова поглотит Британию».
«И нас?..».
Люциус здраво опасался делать ставку только на Мальчика-который-всё-не-мог-умереть. Ему нужен был запасной план по вытаскиванию своей семьи из-под пяты безумца. И при имеющемся выборе между детской сказкой и семнадцатилетним подростком, драконы, которыми матери пугали своих детей, уже не казались таким уж безумством.
В конце концов, выше всего Таргариены ценили свою кровь. Даже изрядно разбавленную.
«Мы храним память о них, их настоящую историю».
«Что толку от неё, отец, если для всех они останутся чудовищами?».
Экстренные портключи во Францию были готовы, фальшивые документы, счета в банках. Даже в своей детской вере в драконов из сказок Люциус оставался прагматиком. Если ни один из вариантов не сработает, всегда будет запасной путь отступления. И радикальные методы решения проблемы с меткой.
Был ли смысл так бережно хранить летописи времён Таргариенов на полках библиотеки и никогда не пытаться открыть правду об их истории? В детстве ему казалось это глупым, став старше, он понял, что выгода — это основная движущая сила рода человеческого и Малфоев в том числе.
Пытаться опровергнуть легенду, на которой росли поколения, было в высшей степени глупо. Людям не нравилось, когда им говорили, что их кормили ложью веками; не нравилось, когда легенды падали с пьедесталов, не оправдывая ожиданий; людям так не нравилось чувствовать себя идиотами, что они выбирали быть ими. Что ж, не Малфоям было их судить.
Когда грянули колокола Септы, Люциус даже не сразу понял, что произошло. Вокруг мэнора, на десятки километров не было ничего. Колокольный звон забивался в уши, от него громыхали стёкла, тряслась мебель и шли трещинами стены. Люциус едва мог удержаться на ногах, поэтому и не сразу осознал, что Нарцисса схватила его за руку и потащила за собой.
Пожар охватил весь сад. Яростное пламя продолжало извергаться к небу огненными столпами, издавая утробный и дикий рёв. Колокола продолжали звенеть, и Люциус не слышал даже того, что Нарцисса пыталась ему сказать. Ему казалось, что дом сейчас рухнет. Сложится, как карточный замок, не выдержав этой дикой пляски.
А потом всё резко стихло. Как будто что-то умерло, как будто они все оглохли разом, потому что такой тишины не должно было существовать в природе. Люциус не слышал даже стука собственного сердца.
И грянул рёв. И драконья голова взметнулась к небу, восставая над всем пламенем. Это была её песнь пробуждения, ярости и гнева.
Золотая чешуя вспыхнула в свете полуденного солнца, на секунду ослепив Люциуса. Когда он снова открыл глаза, головы было три. Бронзово-жёлтая, золотая и кроваво-алая. Три драконьих пасти извергали столпы пламени в небо, приветствуя друг друга.
Картина прямо… как на гербе Таргариенов.
О, Мерлин…
Люциус даже не сразу понял, что у этого были свидетели. Зелёный луч сорвался с чьей-то палочки и устремился к золотой драконице. Зелёное проклятье, с которым так любили сравнивать глаза неубиваемого Поттера, только отскочило от чешуи, как резиновый мячик. Радостный рёв прервался гневом рыком, и три пары голов повернулись к ним.
Последователи новые вспышки проклятий, засверкала магия, Люциус буквально почувствовал, как воздух задрожал от напряжения. И тогда из широко раскрытых пастей изверглось пламя. Дом не просто вспыхнул, стены дрогнули под напором, с грохотом рухнули колонны, повалилась несущая конструкция, утягивая за собой другие этажи.
Это была чистая магия и сила в одном вдохе.
Нарцисса крепче вцепилась в его руку и рявкнула:
— Тинки!
Домовой эльф появился мгновенно и также быстро унёс. Люциус и Нарцисса оказались у самой кромки леса, вдали от обезумевшей толпы пожирателей и развернувшейся трагедии. Маленькая ладонь Нарциссы была всем, что удерживало Люциуса на месте.
«Да смилостивятся Семеро над душами тех, кто пойдёт против рода драконьего».
«Почему, мама?».
«Потому что Четырнадцать Огней не ведают пощады».
Пламя охватило правое крыло дома и перекинулось на флигель рядом с любимой оранжерей Нарциссы. Драконий рёв и человеческие крики сливались в единую симфонию под утробные звуки огня и крушение каменных сводов.
Люциус всегда очень гордился своей аристократической выучкой — манеры делали человека — поэтому он совершенно спокойно произнёс:
— Пожалуй, достопочтенные предки забыли упомянуть в своих рукописях, что дом стоит на блядском курганнике.
Нарцисса бросила на него короткий взгляд и кивнула:
— Блядские предки.
1) Это переработанная мной песнь «Хвала Языкам» из «The Elder Scrolls: Skyrim»
Примечания:
Из истории Англии (англосакский период): Страна наслаждалась внешним миром до короля Этельреда II Неразумного (978—1016), когда датчане с ещё большею силою возобновили свои нападения. Страна впала в плачевное состояние. В провинциях графы обратили свои области в наследственные земли. Королю приходилось откупаться от датчан за большие деньги (так называемые датские деньги), которые взимались в виде поземельного налога с фрименов. Тем не менее, невзирая на постоянный выкуп, громадные толпы иноземцев оставались в стране и захватывали земли в провинциях.
Сейд (или сейдр) представляет собой обрядовую эзотерическую практику, которая возникла на территории раннесредневековой Скандинавии и, по всей видимости, широко применялась ведуньями норманнов. Нет единого представления о том, что такое сейд, я даю своё определение и использую древнескандинавское слово, чтобы отделить магию Таргов от обычной магии поттерианы. Вот здесь можете почитать, как сейд представлялся в разных произведениях: http://runarium.ru/seid
За юность он пьёт, прошлым дням наш почёт.
Скоро век притеснений совсем истечёт.
Изгонит врагов, землю нашу вернёт.
Жить со своей семьёй будет он день за днём.
Честь тебе, Эйгон! Колено склонил!
Семью драконов он сохранил.
Вы драконовы дети, битва вам словно мать.
Нам в танцах драконов житья не видать!
Но прежде сохранил он Отчизну свою.
Не отдал Эйгон II наших надежд воронью.
Идэсса Сакнденберг, «Маглловский взгляд на магическую историю»(1)
За все века после падения Таргариенов никто ещё не смог прожить в Красном замке достаточно долго, чтобы назваться его хозяином. Все до одного, маглы и маги, короли и лорды, — все сгинули. Замок не щадил никого, не брезгуя даже прислугой.
Жадное, ненасытное чудовище возвышалось над Королевской гаванью как вечное напоминание и в конце концов скрылось от всего мира вместе с магическим поселением. Уж лучше это, чем рыть новые могилы.
Поговаривали, что до этого похоронным процессиям не было конца, они тянулись до самого горизонта, оставляя за собой кровавые следы, и потому дорога к замку окрасилась в алый. Не было более яркого синонима гиблого места. Все знали: туда только в поисках смерти. Его даже пытались сжечь, но замок, словно в насмешку, выстоял во всех пожарах, а стены его не дрогнули и под натиском немецких бомбардировок.
Вечный монолит, он возвышался горделиво и ужасающе, как опасная тварь нависал над городом. И чёрные от пожаров стены даже в самый мрачный день были видны среди туманов и дождей, а тёмные провалы окон так и норовили затянуть случайных путников в пучину.
Неприкаянный, вечно ждущий своих хозяев замок был похож на преданного рыцаря, что давно отчаялся и отбросил разум, но осенью 95-го в его окнах вспыхнул свет. Горожане слышали и видели, как зазвенели колокола на главной башне, а в Драконьей яме снова вспыхнул огонь.
Чистый звон разносился по всей долине, словно желая возвеличить этот миг. Замок оживал после спячки и словно разминался, сбрасывая сажу со стен и ржавчину с кованых ворот и цепей. По затхлым коридорам снова носился ветер, выгоняя пыль, а гобелены блистали в свете факелов искуснейшей золотой вышивкой. И раздробленная дорога, точно мозаика, снова собиралась в единое плато, снося на своём пути все новые указатели и предупреждения. Казалось, сама земля, что прилегала к замку, едва заметно дрожала, сбрасывая оковы сна.
Над шпилях гордо реяли флаги, чёрно-алые.
Замок возвещал о возвращение своих хозяев.
Королевская гавань имела очень сомнительную честь первой узнать, что убить Таргариенов не получилось даже у магов Основателей.
Деймон первым ступил в знакомый до мельчайших подробностей внутренний двор. Высокие двери приветственно распахнулись, повеяло едва заметным ароматом свежей сдобы, что всегда витал в замке в такой час, в преддверии завтрака.
Будто и не прошло тысячи лет.
Деймону тогда казалось, что его семья ускользала от него. Ему снились сны, полные драконьей крови. Он видел, как его род разрывал себя на части. И он ничего не мог поделать. Беспомощный дракон. Надо же, какая нелепица.
Драконы могли уничтожить себя только сами. Обретая свою вторую сущность с рождения или со временем, соединяя свою душу с кем-то из драконьего рода, а после принимая его обличие, они становились чем-то большим, чем просто людьми. Вне магии, вне времени. Заклятья не имели над ними власти, ни одно оружие не могло оцарапать чешую. Опасные и всесильные, наделённые ужасной магией, они были созданы словно в насмешку над природой вещей.
Из всех валирийцев только Таргариены сохранили за собой этот дар и продолжали нести его как горящий факел, как путеводное пламя перед собой. В храме при замке всегда стояли статуи Четырнадцати Огней, перед которыми склонялись бесчисленные вереницы паломников. В отличие от Семерки, Боги Таргариенов были более чем реальны. Династия была тому доказательством.
И всё же дракон убивал дракона, разрывая шкуру и подчиняя сейдом. Единственное слабое место, ахиллесова пята, оставленная как естественный противовес. Оглядываясь назад, Деймон думал, что должен был предвидеть такой исход. Всегда были те, кто был недоволен абсолютной властью Таргариенов или их противоестественной силой. Всегда были те, кто хотел забрать это себе или хотя бы убрать с глаз долой.
Гордыня — отец всех грехов. Перед ней склонялся и Деймон. Если бы он раньше разглядел змей в траве — всего можно было бы избежать. Но он был юн и глуп, он верил в собственную неуязвимость — и вот к чему это его привело. Возможно, сны были наставлением, попыткой Богов достучаться до него и заставить открыть глаза.
Деймон был глух к чужим словам. Стоило признать сейчас, спустя тысячу лет, что спасла их в итоге человеческая преданность.
Елена Когтевран не была похожа на свою мать. Ни умом, ни красотой. Слабая в магии и романтичная особа не была бы завидной партией, если бы не усилия Кандиды.
Гриффиндор, Слизерин, Пуффендуй, Когтевран — четыре волшебных Дома, которые всегда были приближены к Таргариенам, которые учились у них, пытаясь перенимать магию, которым открывались секреты и в чьей надёжности никогда не сомневались. Магические обеты связывали целые поколения единой цепью, что заканчивалась в драконьей пасти.
Было слишком высокомерно верить, что потомки четырёх самых преданных сторонников Эйгона I никогда не захотят сбросить оковы, навешанные на них предками. Однажды это должно было вернуться и укусить их. Напомнить ядовитым дыханием и отравляющими словами о правде людских сердец.
Деймону вначале казалось, что глупая девчушка заполнит пустоту в сердце его брата после кончины Эйммы. Попытки произвести на свет ещё одного дракона окончательно иссушили бедняжку, лишенную крыльев. Новая девица отдала бы своё тело, сердце и преданность в огонь неустанного горя.
Дитя вассального рода. Преданность была гарантирована. Какая глупость.
Ещё более глупым был его брат, который не видел, как слова матери его жены и действия самой королевы разделяли общество вокруг них на два лагеря. Все ждали бури. С рождением Эйгона II это казалось очевидным. Дома выбирали стороны, но все одинаково готовились к тому, что прольётся много крови, что сгорят целые селения, если не вся страна.
Зреющий приговор остановила Елена. Поймала клинок двумя пальцами и обернула его против предателей. Кто же знал, что больше всего на свете не самая умная и красивая женщина королевства была предана своим детям, а не своей деспотичной матери? В своём желание их спасти её ярость ничуть не уступила драконьей.
Она предложила Рейнире руку своего сына. Брак в стиле Таргариенов, почти как в историях. Только вместо двух жён — два мужа. Один для души и один для долга. Это было слишком просто и слишком заманчиво, чтобы не согласиться. Дозволения Визериса никто даже не спрашивал.
Всё случилось просто. Священник, Четырнадцать огней, новые порезы кровью и только драконы да королева в свидетелях. Перед Богами был заключён этот союз, и только они были способны его разорвать. В ту ночь все свечи в храме вспыхнули синими пламенем, а затем раскалились докрасна.
Четырнадцать сказали своё слово. И это был первый раз, когда Деймон их услышал. В этом была какая-то ирония. Насмешка над нравом Деймона. Ему потребовалась целая свадьба, муж и настойчивый толчок от королевы, чтобы увидеть, что гордыня почти сделала с их династией.
Деймон жил войной. Он вёл столько сражений, сжёг столько селений и кораблей в каждом из своих обличий, что было уже не счесть. Стратегия и дальновидность шагали с ним рука об руку. Он почти проморгал, как пламя поглотило его семью.
Деймон любил Рейниру больше всего на свете. Больше всех их детей вместе взятых, больше трона, больше себя самого. Это отчаянное, драконье чувство было в нём всегда. И последнее, чего бы он хотел для своей жены, — это судьбы, предсказанной снами. Путей, на которые они уже не ступят, но в которых ей пришлось бы хоронить детей и его самого. Жизней, которые бы оборвались так несправедливо рано.
«Драконы, поверженные собственным высокомерием!» — всё, что осталось бы от них в летах, пока их кровь не разбавилась бы достаточно сильно, чтобы исчезли и сами драконы, и валирийская магия.
Иронично, не правда ли? Этот сюжет стёрла лёгким движением руки маленькая женщина, просто желая спасти собственную семью. Соединённые магией, благословленные Четырнадцатью, они больше не могли навредить друг другу.
Полы платья Рейниры едва заметно шуршали, когда меленькие чешуйки на них соприкасались при ходьбе. Деймон следил за ней взглядом. Неотрывно, жадно, как и всегда впрочем. Она прошла к Железному трону. В такую ночь даже света факелов едва хватало для того, чтобы осветить комнату, но для них это никогда не было проблемой.
— Ты когда-нибудь думала, что всё кончится этим? — спросил Деймон с усмешкой, смотря, как Рейнира поглаживает мечи у основания трона.
Острые на вид шипы не могли оставить порезов на драконьей плоти.
— Браком с очередным родственником? — усмехнулась она и покачала головой. — Нет. С другой стороны, ты всегда хотел быть Висеньей, issa valzȳrys(2), — Рейнира кивнула на его меч.
Теперь она просто издевалась.
— В итоге мы оба заняли свои места, — Деймон фыркнул, — меч Висеньи у меня, имя Рейнис у тебя, и даже имя Эйгона у нашего дорогого супруга.
— Тебе так неприятен мой брат? — Рейнира быстро развернулась, отчего золотые украшения в её волосах зазвенели.
Ей вообще всегда нравилось создавать шум, не заглушая ни шагов, ни хлопанья своих крыльев.
— Он утомляет, — Деймон покачал головой. — Думает, что его не слышно, когда он прячется за дверьми, жадно наблюдая за нами.
— Мальчик просто очарован, тобой, мной — нами, — каждый шаг Рейниры сопровождался лёгким стуком каблуков.
Она остановилась прямо перед ним, вынужденная поднять голову, чтобы не потерять контакта глаз. Никого из них не только не удивлял факты слежки, но и не смущал. Они были драконами, что им людская мораль? Что им человечьи запреты? Разве не созданы они из огня и магии? Разве жадность их не людской больше?
— К чему ты клонишь, issa ābrazȳrys(3)? — Деймон даже не пытался склониться, наоборот встал ровнее, точно меч свой любимый проглотил.
Рейнира только фыркнула, глядя на это ребячество. Её невесомые и аккуратные касания разгладили складки на рубахе Деймона, зацепившись за тесёмки и начав игриво накручивать их на палец.
— К тому, — ласково начала Рейнира, — что мы можем оставить дверь открытой и посмотреть, что из этого выйдет.
И с последним словом она рванула тесёмки на себя, требуя от Деймона склониться к ней. Магия засверкала на кончиках её пальцев, рождая в полутьме золотые искры, а глаза осветил знакомый свет.
Деймон даже не дёрнулся — только послышался треск ткани.
— Ты всё так же нетерпелива, как в детстве, issa byka zaldrīzes(4), — покачал головой он, не скрывая лукавой улыбки.
— Это не ответ, — возмутилась Рейнира, золотые песчинки заплясали в её глазах, выдавая нетерпение.
Золото всегда олицетворяло Восторг Королевства. Цвет следовал за Рейнирой с детства, с её самых первых обращений в совсем ещё маленького дракона, с первых магических вспышек, и даже её сейд сверкал златом.
Магия под её ладонью рассыпалась золотыми искрами, а, когда Рейнира протягивала руки к самой ткани мироздания, торопливо перебирая струны времени, и выбирала оттуда лучшие нити для плетения артефактов и сотворения собственных крыльев, те сверкали ярче любых королевских сокровищ и монет.
Деймон обожал, когда это выходило наружу, просвечивало сквозь кожу, отражалось в зубастом оскале и противоестественном цвете глаз. Такая почти дикая, требовательная его жена представляла из себя поистине божественную картину. И как мог он, любимый дядя и муж, не поддаться в конце концов её требованиям? С далёкой юности её капризы были его законом.
Деймон поддался вперёд, резко сокращая между ними расстояния и жадно впиваясь в её губы. Рейнира тут же ответила тем же, сжимая в его плечи в болезненных объятиях. Он всегда жаждал того же, что и она, но на своих условиях.
И поцелуи, и сорванные с губ стоны звучали куда лучше любого ответа. Всё — для наследной принцессы. Всегда.
До рассвета у них ещё было время. До рассвета они могли быть поспешными, требовательными и опьянёнными своими чувствами. А с первыми лучами солнца Деймон вместе с их старшими сыновьями в драконьих обличьях и Эймондом во главе человеческих солдат должны будут направиться к границам. Династический кризис затянулся достаточно, чтобы датчане начали забывать жар драконьего пламени и голод их сейдов.
Казалось, только вчера Деймон покинул эти стены с войском и их детьми, но дорога обратно заняла почти тысячу лет. Он оглянулся, чтобы взглянуть на свою семью, и поймал взгляд Эйгона, решительный и злой. Деймон знал это чувство и разделял его полностью. Никто не имел права нападать на их жену.
Крылья требовали разминки, сейд клокотал под кожей, но реальность мурчала, точно большая кошка, приветствуя их. Деймон видел, как искривлялась ткань мироздания, протягивая нити к своей любимой ткачихе. Пространство всегда было нестабильно вокруг Рейниры. Самая юная пробудившаяся среди них. Видевшая мир не иначе, как Хелейна, но больше, ярче. И оттого разрушительней.
И вот опять Рейнира взмахнула рукой, вытягивая золотую нить. Её сейд клубился у ног, как псина преданная, растекаясь по округе, протягивая свои когтистые лапы ко всем уголкам замка, забиваясь в щели и проносясь по коридорам.
— Достаточно приветствий, — нахмурилась Рейнира, вытягивая руку с нитью.
Деймон только улыбнулся, когда нить закрутилась в спираль и завертелась, разрываясь на множество нитей тоньше и разлетаясь по путям, проложенным сейдом.
Замок задрожал. Снова. Землю тряхнуло. И наконец развернулись защитные заклятья; вытянулись из складок пространства спрятанные шпили и тайные комнаты; Великая Септа сбросила своё навязанное обличье, и Четырнадцать Огней снова возвысились, сметая на своём пути чужие идолы, вспыхнули свечи, и колокола прозвонили четырнадцать раз.
— Дом, — прошептал почти неверяще Эйгон, и Деймон тихо хмыкнул.
Да, теперь они действительно были дома. Века заточения были окончены. Что это значило для остальных магов и людей — оставалось только гадать.
Примечания:
Я показала только кусочек из начала формирования полноценных отношений между деймирой и Эйгоном 2.
Да (как мне напомнили на тумбе), я помню, что Эйгон буквально насильник и ебейший мудак, но мне не жалко деймиру, потому что как бы жестоко это не звучало, но положение прислуги в те времена было немногим лучше, чем у скота. Деймон и Рейнира, опять же, как бы жестоко это не звучало, находятся на другом уровне и более того, могут дать Эйгону более чем достойный отпор, к тому же магический брак буквально требует от них не причинять друг другу вреда, чтобы гарантировать мир в династии. Так что Эйгон, может, и мудак похлеще Деймона, но "времена и нравы" 👐 В действительности никого не волнует бедная служанка, кроме гуманных и современных нас.
1) переработанная песня «Век притеснений» из «The Elder Scrolls: Skyrim»
2) муж мой (высок. валир)
3) жена моя (высок. валир.)
4) мой маленький дракон (высок.валир)
Жил да был Веймонд Сивый — торговцем он слыл,
Как-то раз в Королевскую гавань ненадолго прибыл.
Он куражился, пыжился, бряцал мечом,
Похваляясь, что драконий закон ему всяк нипочём!
Но вдруг Веймонд Сивый, как лютик, поник,
Он услышал Деймона насмешливый крик…
«Что блажишь ты, что врёшь, что ты мёд здесь наш пьёшь?!
С нас довольно, готовься — сейчас ты умрёшь!»
Лязг стали о сталь беспрестанно звенел,
И Деймона воинственный дух пламенел!
И унял с тех пор Веймонд хвастливую ре-е-е-чь…
Как слетела башка его сивая с плеч!
Батильда Бэгшот, «История магии», Том I(1)
Тысячу лет назад Эйгон думал, что его брак или, как насмешливо говорил брат, женитьба — это небольшая плата за спокойную жизнь и безопасность его семьи.
От него даже ничего не требовалось. Наследники у Рейниры и Деймона уже были, супружеской верности от него никто не требовал, разбираться в политике не просил. Сказка, а не жизнь. Эйгону всегда больше по душе были праздные и лёгкие будни. Ему меч-то не нравилось в руки брать, а его драконья форма больше любила спать, греясь на солнышке, чем рассекать небосвод.
— Ты больше кот, чем дракон, — прозвучал однажды в его голове голос Деймона.
Алый дракон с громкими хлопками опускался на скалу рядом с ним. Эйгону было лениво смотреть даже на это, поэтому он громко фыркнул и отвернул морду в сторону моря.
Холодные ветра доносили до него запах свежей рыбы и разжигали аппетит. Эйгон подумал, что скоро обед, и снова расслабился, просто наслаждаясь ленивой негой.
— Тоже мне новость, — так же мысленно проворчал он.
Вот нужно было его мужу заявиться прямо сейчас? Не мог подождать со своими нотациями до их возвращения в Королевскую гавань.
Неожиданно что-то пихнуло его в бок и настойчиво потащило в сторону обрыва.
— Эй! — возмутился он, тут же подрываясь и упираясь лапами в землю.
Алый сейд Деймона взвился и, как лиана, обвился вокруг его туловища быстрее, чем Эйгон успел что-то сделать. Он не говорил, что магия тоже никогда не была его сильной стороной?
С огромной силой его протащило по земле и сбросило с обрыва. Эйгон мужественно постарался не завизжать. Неуязвимость неуязвимостью, но падать с огромной высоты всё ещё чертовски больно!
— Крылья раскрой, mittys(2), — послышался смех Деймона сверху, и алая тварь нырнула за ним следом.
Эйгон собрался и поспешил выполнить команду, раскрывая крылья почти у самой воды. Ветер резко ударил по чувствительным перепонками, и из его груди против воли вырвался рёв, полный гнева и боли.
— Вот так вот уже лучше!
Алая тень промчалась над ним, наверняка специально шлёпая Эйгона хвостом по морде.
— Tresy hen nykeā aspo!(3) — зарычал Эйгон и ринулся следом за Деймоном, раскрывая пасть, чтобы выдохнуть обжигающее пламя.
Для дракона такой весовой категории Деймон оказался на удивление проворным и быстрым. Пламени Эйгону едва удавалось задеть кончик его хвоста или опалить вторую пару крыльев. Ловкий, точно змея, и такой же изворотливый Деймон был грозным противником в воздухе. Он быстро набирал высоту и сам бросался камнем вниз. Одной воздушной волны хватало, чтобы заставить Эйгона потерять опору под крыльями.
Это так безмерно раздражало. Деймону не нужно было даже использовать сейд или грубую силу, чтобы справиться с ним. Ну разве это было справедливо?! Конечно, можно было бы вспомнить, что Деймон был почти на тридцать лет старше; что он был воином; что о его разрушительной магии слагали бы легенды, если бы его племянница не оказалась так хороша в плетении. Конечно, можно было бы подумать об этом, но в это мгновение Эйгоном просто владела злость.
Он был трофейным мужем. Все это знали. Всего лишь способ избежать династического кризиса. И это тоже все знали. Эйгона всё устраивало. Лёгкая, беззаботная жизнь, которую с лёгкой руки дала ему Рейнира, но вместе с тем его не отпускало какое-то ощущение неудовлетворённости и пустоты.
Его младший брат был образцовым воином, магом и обернулся ещё более страшным драконом, который действительно мог тягаться с Деймоном; Хейлена оказалась сновидицей; Дейрон просто хорошо разбирался в дипломатических вопросах и потому ходил у Рейниры в помощниках вместе с Джейком и Люком. А всё, что было особенного в самом Эйгоне, — это его порядок рождения.
В обычные дни это его не беспокоило, но они уже месяцы были вдали от Королевской гавани, и в отсутствие привычных развлечений и знакомых шлюх эти мысли пускали корни в его голове. У него было много вопросов, задать которые Эйгон никогда не решался. Особенно Деймону.
Что-то в нём росло, копилось и гнило. С каждым чёртовым днём. Как будто меж чешуек застряла чья-то ловко пущенная стрела. Что-то настолько абсурдное, что Эйгону даже представить было сложно.
Может, именно поэтому он конце концов пошёл ва-банк?
Стоило Деймону приблизиться, чтобы снова задеть его хвостом, как Эйгон подтолкнул себя вперёд. Будь это просто сейд, Деймон легко бы отбил его, но Эйгон использовал себя вместо тарана, и алый дракон просто не успел среагировать.
Стоило крыльям задеть водную гладь, как мышцы свело болью от резкого торможения, и они оба рухнули в море, быстро уходя под воду.
Эйгон поспешил обернуться и вытолкнуть себя на поверхность, но его неожиданно перехватила чужая рука, и утянул ко дну алый сейд. Деймоновская сила ещё никогда не ощущалась так близко и остро. Ультимативная, резкая и даже сейчас чертовски горячая. Эйгону казалось, что его сжимало в своих объятиях пламя.
Недавняя злость вернулась с новой силой, где-то глубоко внутри него родился яростный рык, и Эйгон призвал на помощь собственный сейд. Да как Деймон смел! Кто дал ему пеклово право творить всё это?! Только то, что Эйгон не был ровней брату, не значило, что он ничего не мог!
В мутной морской воде засверкали солнечные всполохи, впиваясь в алые жгуты. Бурление подняло со дна тонны песка, забирая и те крохи обзора, что у него были. Это лишь подстёгивало, раззадоривало, впервые за долгое время Эйгон был рад бою.
Эйгон всегда обходил стороной сражения и сложности. Куда веселее было топить себя в вине и продажной любви. Деймон же был одной сплошной войной и трудностью. Такую тварь было не взять с наскока, но Эйгон пытался.
Впервые в жизни ему этого хотелось. Азарт струился по венам, смешиваясь с адреналином.
Эйгон отвёл взгляд от моря, и воспоминание пропало.
— Эйгон, — раздался рядом знакомый голос.
— М? — прочти промурчал Эйгон, когда крепкие руки Деймона начали перебирать его отросшие волосы.
— Всё такая же кошка, — фыркнул мужчина, не скрывая усмешки.
— Это не значит, что я не могу подпалить тебе крылья, — также весело ответил Эйгон.
— Ну-ну, — насмешливо бросил Деймон. — Пестуй свою единственную победу.
Они нашли друг друга в коротком поцелуе. Тысяча лет заточения сделала их голодными до контакта, до друг друга, но всё было не к месту сейчас. Ничего не могло быть, пока их семья не была полна, а Родовой замок не стоял между ними и всем миром нерушимой стеной.
— Рейнира говорит, что дети и твои братья с Хейленой уже близко, — глухо произнёс Деймон.
В его глазах Эйгон видел тот же огонь, что плясал в глазах Рейниры с момента их пробуждения.
В тот далёкий день всё кончилось просто грязной дракой. Сейд сверкал, сотрясая морское дно, разводя в стороны воды. Как бы сказала его мать, презрительно скривившись, это было больше похоже на брачные игры, чем на пляску смерти. Может, от того и магия брачного ритуала никак не отреагировала на действия Деймона.
В любом случае это стало всего лишь началом. Началом их сближения.
Даже понимая всю необходимость двойного брака, Деймон ярился и едва ли мог принять это. Рейнира была единственной причиной, почему он был так «вежлив» и спокоен. Его дорогая племянница находила способы укротить его ярость и смирить обиду.
Эйгон тогда не понимал этого в силу юности, а может, потому что никогда никого не любил, как ему казалось. От того, быть может, ревнивые терзания не были ему знакомы, а злость от обиды не туманила взгляд.
И всё же их покои находились рядом. Эйгон видел их. Ни один пеклов раз и почему-то никогда не находил в себе сил уйти сразу, а они от чего-то его не гнали. Вариант, в котором два сильных дракона не знали о его присутствии, он даже не рассматривал.
Он не мог оторваться. Такие яростные в бою и столь же непримиримые в жизни, ночью они представали перед ним в игре лунного света. Эйгон никогда не думал, что их родные серебристые волосы могли быть столь прекрасны, а тела, привыкшие к долгим и изнурительным полётам, — гнуться, как молодые лозы. Рейнира и Деймон были картиной. Столь далёкой и недостижимой.
Куда позже пришло понимание вместе с чужими воспоминаниями.
Маленький Эйгон боготворил свою невероятную, утопающую в золотом сиянии, сестру. Эйгон цеплялся за неё, вечно искал компании. В ту пору он не понимал, что один его вид бередил ещё кровоточащие раны на сердце Рейниры и угрожал её положению.
Эйгон всю жизнь думал, что его обошла стороной эта драконова жадность. Грех, присущий каждому из его семьи. Даже милая и безобидная Хейлена была до остервенения жадной, когда дело касалось её покоя. У отца была его Валирия, у Рейниры — власть, у Деймона — война, у Эймонда — признание… Драконьи шкуры не только защищали их от почти всего в этом мире, но и проклинали в уплату.
Всё было просто раньше: Рейнира вышла замуж за Деймона наперекор всем запретам своего отца, а её семья жила большую часть года на Драконьем камне. С глаз долой — из сердца вон.
Легко.
Не думать, не вспоминать, не знать.
А потом он стал им мужем, и всё стало так сложно и вдруг обрело смысл. Только детские шалости переросли во взрослую потребность. Потребность, столь невозможную, что проще было спрятаться от неё в продажных касаниях или насилии. Драконов грех не обошёл и Эйгона. Кровь взывала к крови.
Какая ирония.
Это было тысячу лет назад, а Эйгон всё равно не мог отделаться от мысли, что не прошло и мгновения. Только он отчего-то повзрослел на несколько жизней и теперь не знал, как относится к своим прошлым поступкам.
Он глядел на небосклон и видел, как маленькие точки на горизонте превращаются в такие знакомые силуэты.
Драконы возвращались в свой дом. История магического мира приближалась к перепутью.
1) переработанная мной песнь «Рагнар Рыжий» из «The Elder Scrolls: Skyrim»
2) дурак (высок.валир)
3) Сукин сын! (высок.валир.)
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Популярное
VKontakte
WhatsApp
Telegram
Отключить рекламу