Halfway from the dark (джен)

— Да, обезьянка. Мне тоже очень-очень жаль, что я здесь, а вы с мамой на Гавайях, — в который раз повторил в телефон Дэнни. — Мама купила тебе платье? Так ты у меня теперь настоящая принцесса, принцесса всех обезьянок. Ну, покружись, покружись.

Надутая и разобиженная, судя по голосу, девочка что-то ответила и наконец захихикала. Лицо у Дэнни сделалось таким счастливым и умилённым, словно Грейс танцевала прямо перед ним, хотя на деле их разделяли многие мили суши и океана. Стив честно не подглядывал за напарником, просто тот, за редким исключением, не умел быть тихим, а ситуация, когда они застряли в аэропорту Сан-Франциско в канун Рождества, к этим исключениям не относилась. Комплимент дочери, кстати, Дэнни отвесил весьма сомнительный. Если он так ухаживал и за Рейчел, то удивительно, как они вообще сошлись.

— Дэнно, ты точно не сможешь прилететь сегодня? Ты ведь пропустишь появление Санты, и он не принесёт тебе подарок.

— Милая, я ужасно хочу провести праздник с вами, но для этого мне придётся угнать самолёт, а я — полицейский, я не могу себя так вести. — Дэнни наконец заметил взгляд Стива и показал ему кулак, после чего выключил видео и приложил телефон к уху. — Не переживай, слушайся маму, а уж с Сантой я договорюсь. Хорошо? Да, Рейчел. Нет, я как раз говорил Грейси. Мы будем сидеть тут, похоже, до скончания века, но я обещаю, говорю тебе, обещаю, что вернусь, как только смогу. Не знаю как, придумаю. Нас по телевизору показали? Из-за снегопада? Вот чёрт!

Улыбка, которую он держал на лице для Грейс, растаяла, Дэнни устало подпёр рукой подбородок, что-то отвечая бывшей жене и извиняясь. Дальше разговор Стив не слышал: из динамиков в очередной раз начали передавать сообщение об отложенных из-за непогоды рейсах. Вылет в Гонолулу снова переносился на неопределённое время.

Дэнни с тяжёлым вздохом закончил вызов, сунул телефон в карман и растёкся по креслу.

— Сердится?

— Замолчи, Стив, — предупредил тот опасным тоном, — замолчи, иначе я не знаю, что с тобой сделаю.

— Дэнни, ты же знаешь, тут нет моей вины.

— Нет твоей вины? Нет твоей вины?! — рявкнул Дэнни так, что все соседи повернулись в их сторону, а спавший неподалёку мужчина подпрыгнул в кресле и начал испуганно озираться. — Мы застряли в этом Богом забытом аэропорту, потому что прилетели на допрос Стейра! На который вытащил нас ты! Тебе в армии отбили возможность устанавливать простейшие логические связи?!

Стив по привычке едва не поправил его, что не в армии, а на флоте, но остановился. Дэнни был не в том состоянии, чтобы прислушиваться к замечаниям.

— Мы могли бы сейчас спокойно сидеть по домам, резать индейку и распевать рождественские гимны под телевизор, но ты решил, что без нас местные копы не сумеют провести допрос. И что? Мы здесь, Грейс и Рейчел дома, и вместо того, чтобы встретить Рождество с ними, я в лучшем случае встречу его в самолёте. Либо, что более вероятно, в этом грёбанном кресле!

— Дэнни, Дэнни! Хорошо, да, ты прав, — Стив поднял руки в знак поражения, потому что напарник слишком уж раскричался, беспокоя пассажиров. — Это я отправил нас в командировку в канун Рождества. Но, во-первых, Стейр мог знать что-то о расследовании отца, и нельзя было оставить его допрос на откуп незаинтересованным полицейским. А во-вторых, на погоду я никакого влияния не имею. Никто не знал, что Сан-Франциско накроет такой циклон.

— Надо же, есть что-то, чего ты не знаешь!

— Дэнни, признаю, я виноват. Если что, я вообще-то тоже наказан, потому что я здесь с тобой, а не с Кэтрин.

Впрочем, провести с ней рождественские каникулы Стиву всё равно не посчастливилось бы. Они с Дэнни ещё не улетели в Сан-Франциско, когда Кэтрин вызвали из увольнительной на корабль. Судя по тому, что её телефон уже который день упорно находился вне сети, крейсер стоял где-нибудь на рейде в стелс-режиме и с работающими глушилками. Стив был не в обиде.

— Давай просто успокоимся и подождём. Больше ничего тут не сделать.

— Ничего не сделать. Замечательно! Больше всего на свете я хотел услышать от тебя эти слова именно сегодня.

— Ну, лучше сейчас, чем когда мы будем обезвреживать взрывчатку, — пожал плечами Стив.

Дэнни, уже набравший воздуха в грудь для новой отповеди, закрыл рот и свирепо посмотрел в ответ.

— Ты — чокнутый псих, МакГарретт, — выдал он наконец. — За что мне такое наказание — оказаться в Рождество за много миль от дома, да ещё и вместе с тобой? Нет, ничего не говори, я сыт по горло твоим наплевательским отношением к проблеме.

— Наплевательским?

— Конечно, наплевательским! Мы в аэропорту, через четыре часа Рождество, а тебя это устраивает! Как будто всё так и должно быть!

В итоге к ним подошли два секьюрити и пока что вежливо попросили понизить голос, чтобы не мешать остальным. Значки Пять-ноль не произвели на них впечатления, напротив, один охранник заметил, что стражам закона тем более нужно соблюдать тишину и порядок. Не успокоившийся Дэнни попытался и тут возникнуть, и Стиву пришлось в буквальном смысле оттеснять напарника от сотрудников аэропорта.

— Дэнни, Дэнни, успокойся, слышишь? — На том, кажется, вот-вот должна была задымиться рубашка. — Иди освежись, тебе не помешает.

Продолжая вполголоса бурчать и возмущаться, Дэнни всё-таки направился к ближайшей уборной и — Стив оценил, — не грохнул её дверью. Тише в зале, правда, не стало, гомон множества голосов не смолкал ни на минуту: где-то плакали и капризничали маленькие дети, другие дети, постарше, весело носились вокруг или потрошили бутафорские подарки у рождественской ёлки, а большинство взрослых шумно ругалось по телефону. Из-под потолка снова зазвучал голос сотрудницы аэропорта, зачитывавшей отложенные рейсы. Дождавшись оповещения о переносе рейса «Гавайских авиалиний» на Гонолулу, Стив решил взбодриться и немного пройтись.

Светло-серый зал «стерильной зоны» был переполнен людьми, и приходилось лавировать, чтобы не наступить на чьи-то вещи или на тех бедолаг, что устроились на полу, — мест на всех не хватало. Многие пассажиры сидели угрюмые, с безнадёжностью глядя на табло вылета, где уже который час напротив каждого рейса висело суровое «Задерживается». Через огромные панорамные окна видны были очертания самолётной парковки с несколькими телетрапами, второго крыла терминала, трёх пассажирских лайнеров и просто море снега. Белые хлопья обильно сыпались с неба, периодически перекрывая свет мощных прожекторов. Убирать это буйство стихии было бессмысленно. Пока очищенный и обработанный специальными средствами самолёт выруливал на взлётную полосу, на него налипало ещё больше снежной массы, — днём попытались отправить один рейс в Нью-Йорк, так он и до стартовой позиции не доехал, как пилоты обратно повернули. Видимость Стив оценил на глазок, и она была даже меньше, чем десять ярдов. При таком сильном снегопаде ни один самолёт не взлетит, ему просто не дадут разрешения.

— Мамочка, посмотри! — в стекле, кроме отражения Стива, появилась ещё и маленькая девочка, немного похожая на Грейс, но младше. — Снег оранжевый! И небо тоже оранжевое! Это потому что Санта развозит подарки?

Её мать, поймав взгляд Стива, извиняющееся улыбнулась и обратилась к дочери.

— Почему ты так думаешь, солнышко?

— У Санты красный костюм, — начала загибать пальцы малышка, — у него красные сани, у Рудольфа — красный нос, а летит Санта по небу. Вот оно всё и оранжевое!

Причиной изменившего свой цвет снега являлись, конечно, прожекторы аэропорта, но версия девочки была довольно милой. Ну, хотя бы у кого-то сегодня счастье, а не форменный кошмар.

Перебросившись парой слов с сотрудницей у запертого гейта и узнав, что до утра улучшения погоды не предвидится, Стив взял в пока ещё не опустевшем автомате два кофе и вернулся к их местам. От захвата другими пассажирами кресла защищали куртки, его рюкзак и дорожная сумка Дэнни, на которые Стив перед уходом прикрепил значки Пять-ноль. Он стащил свой рюкзак на пол, чтобы потом подложить под голову, а кофе, предназначавшийся Дэнни, поставил в специальный держатель на подлокотнике второго сидения.

— Спасибо, — мрачно буркнул тот, появившись на удивление тихо. С его рук (рукава рубашки Дэнни закатал до локтей) щедро капала вода. — Какие новости? Есть шанс улететь хотя бы ночью?

Когда Стив отрицательно покачал головой, тот выдохнул «Вот дерьмо», плюхнулся в кресло и принялся, обжигаясь, остервенело пить кофе.

— Что, на полу удобнее?

— Посмотрим. Хочу попробовать немного поспать. — Закончив со своим напитком и неплохо прогревшись, Стив улёгся на рюкзак, накрывшись курткой как одеялом. В целом терпимо. Во время обучения и на флоте ему приходилось ночевать и в куда худших условиях. — Тебе тоже советую.

— Вот уж нет, благодарю покорно. Я не собираюсь проспать возможность убраться из этой дыры! Ты, кстати, — Дэнни язвительно усмехнулся, — знаешь, что таким образом заработаешь себе радикулит, простатит и снижение иммунитета? Или в армии уже и от этого придумали прививки?

Стив закатил глаза. Напарник серьёзно задался целью вывести его из себя, отыгрываясь за вынужденную задержку. Повторять, что никакой вины Стива нет, было бессмысленно, он уже пробовал — заработал лишних полчаса усиленного брюзжания на повышенных тонах. Дэнни, конечно, отличный коп с хорошей чуйкой, умел бы ещё иногда держать свой язык за зубами, так цены бы ему не было.

Нормально спать не получалось, но даже дремоты минут по пять-десять, урывками, оказалось достаточно, чтобы пролетело два часа. Стив открыл глаза, когда у Дэнни снова зазвонил телефон.

— Да. Привет, обезьянка, — протянул тот с грустной улыбкой. — И тебя с Рождеством, малышка! Дэнно очень тебя любит, хотя сейчас и далеко, но ты должна помнить, что папа всегда с тобой, всегда, даже если ты его не видишь. Нет, нам осталось... два часа, да, больше, чем у вас. Ты ведь ещё не все подарки распотрошила, нет? Умница моя. Что? В мамином пудинге тебе попалась монетка? А ты знаешь, что это означает? Весь следующий год тебя будет сопровождать удача. Поделишься ею с Дэнно?

— Что ты говорил насчёт монеты и удачи? — поинтересовался Стив, когда напарник закончил разговор. Выглядел он куда более подавленным, чем несколько часов назад: кинул быстрый взгляд на табло, поджал губы и тяжело вздохнул.

— Британские заморочки. Рейчел — англичанка, помнишь, я говорил? У них принято делать пудинги и пироги на Рождество и класть в них всякие несъедобные штуки вроде пуговиц, монет и ниток. Про монеты ты уже понял, пуговицы как бы к свадьбе, а нитка означает, что останешься холостяком. Думаю, после рождественских каникул очередь к дантисту в Англии ого-го. Но поскольку нитки вредны для желудка, а относительно пуговиц я категорически против, Рейчел кладёт в пудинг монетки.

— Монетки? Чтобы Грейс в любом случае попалась одна?

— Конечно. Нельзя лишать ребёнка чуда. — Дэнни вновь испустил душераздирающий вздох, — что я и сделаю, если не попаду к ней на праздник.

— Дэнни, это же просто Рождество. Одно из многих, которые ты ещё встретишь со своей семьёй.

— Просто? — тот едва не задохнулся от возмущения: — Ты серьёзно? Какого чёрта... Ты даже не бесчувственный чурбан, ты хуже, МакГарретт! Говорить про Рождество «просто»!

— Эй! — за спиной Дэнни поднялся крайне раздражённый мужчина в очках и деловом костюме. — Если вы снова будете выяснять отношения, делайте это в каком-нибудь другом месте. И без вас тошно.

Быстро оценив обстановку (особенно количество недовольно смотревших на них соседей), Стив поднялся и подхватил свой рюкзак.

— Хорошо, сэр. Извините за беспокойство.

— Уж будьте любезны!

Свободных кресел в пределах видимости не наблюдалось, но Стив приметил небольшой клочок пространства у стены, почти в самом углу. Там никто не ходил, и хватило бы места не только вытянуть ноги, но и вообще улечься. Всю дорогу — а пройти пришлось половину зала, — Стив чувствовал, как болтавшийся позади Дэнни сверлил взглядом его спину и, кажется, собирался взорваться.

— Просто супер! — приятель швырнул сумку к стене и раздражённо плюхнулся возле неё. — Только неудачник вроде меня мог застрять в аэропорту на Рождество и ещё оказаться на полу. Скажи, МакГарретт, что с тобой не так?

— Ты вроде уже спрашивал, — Стив опустился рядом, — но не пришёл к какому-то конкретному выводу.

— О, зато теперь у меня достаточно времени, чтобы всё выяснить. Потому что ты чокнутый ненормальный, Стив. То раскидываешь людей пачками, как заправский рестлер, то пасуешь перед первым же гражданским, кто пристыдил тебя за слишком громкое поведение.

— Это был обычный, ничем не провинившийся человек, Дэнни, которому мы на самом деле мешали. И пристыдил он вообще-то тебя.

— Да, давай, вали с больной головы на здоровую. Это же из-за меня мы сидим тут и ещё неизвестно, сколько просидим. Я только понять не могу, Стив, если ты против Рождества в принципе, зачем ты для всех подарки покупал?

Стив медленно повернул голову и посмотрел на него:

— С чего ты решил, что я против? То, что я не убиваюсь, как ты, ничего не означает.

— Ой, в самом деле? Ты потащил нас на ненужный допрос и называешь Рождество «просто»! Ты, ты... Терминатор какой-то! Убийца Рождества! Ну давай, докажи мне, что я неправ, — ярился Дэнни. — Что молчишь? А я знаю: тебе просто нечего сказать, МакГарретт! Думаешь, я не понимаю, чего ты потащился в эту командировку? Да потому что ты привык думать, что до сих пор ещё на флоте. Поэтому на Дэнни начхать, на флоте не празднуют Рождество, и мы не будем!

— Это серьезное обвинение, Дэнни. — Стива покоробили тон и агрессия напарника. Дэнни часто давал волю своим эмоциям, но после первого дня их совместной работы, когда не обошлось без физических разборок, не опускался до настоящих оскорблений или чего-то обидного. Тем более, он понятия не имел о службе на флоте, чтобы так безапелляционно утверждать.

— Ну так опровергни его. Пока что я слышал лишь то, что архиважный допрос Стейра никак не мог обойтись без нашего участия. Напоминаю: Стейр оказался пустышкой и ничего не знал о расследовании твоего отца, что вообще-то означает, что мы прилетели сюда зря.

Против этого аргумента было не поспорить. Стив сам не раз уже пожалел, что потратил время на разработку тупиковой версии, но, с другой стороны, это неотъемлемая часть их работы. Касайся дело родни Дэнни, он бы землю зубами грыз и не смотрел ни на что.

— Мне кажется, ты преувеличиваешь проблему. Да, это семейный праздник и неприятно проводить его не с семьёй, но несмертельно же пропустить. Мы в академии однажды проходили курс выживания в гористой местности в это время, тогда и речи не было о каком-то Рождестве. В другой раз я под прикрытием вызволял заложников. По-твоему, следовало всё бросить и наряжать ёлку? Да, ещё, к твоему сведению, на флоте отмечают Рождество.

— Интересно, как? Отбой делают на час позже?

— Не только, — отрезал Стив, закипая.

Нежелание Дэнни видеть и воспринимать что-либо, кроме своих страданий, неимоверно раздражало. Можно подумать, это последнее Рождество в его жизни. Да и чего биться? Грейс бы всё равно не отпустили к нему, а праздновать в одиночестве — для такого человека, как Дэнни, это пытка. Вот Стив был привычен, а Дэнни сам бы исстрадался и потом ещё бы не один день делился своими мучениями со всеми.

— Ты раздуваешь из мухи слона. Не всё так плохо, Дэнни, посмотри: у нас есть крыша над головой, мы в тепле, можем поспать и поесть. Вокруг ёлки с подарками, играет рождественская музыка.

Вполне достаточно. Несмотря на всеобщее напряжение, атмосфера Рождества всё же чувствовалась. Повсюду мигали и переливались разными цветами гирлянды, сверкали под высоким потолком серебряные и золотые звёзды. В шуме телефонных разговоров, кроме жалости и ругани, всё чаще слышались поздравления и пожелания счастливого Рождества. Да праздника было даже больше, чем когда-либо в жизни Стива после поступления в академию! И Дэнни ещё жаловался? Он ведь не раз пообщался что с Грейс, что с Рейчел, его дочь была с ним даже на расстоянии. Если следовать логике Дэнни, это Стив должен переживать, ведь ему некому звонить: Кэтрин на службе, тётя Дэб в путешествии, а Мэри... Мэри — это Мэри. Но он же не плакался на судьбу.

Однако Дэнни, стоило выложить аргументы, их не оценил. Замолчал, правда, — о да, невероятно, но замолчал, — хищно прищурился и изрёк:

— Ты в своём уме?

— В смысле?

— Да большего бреда я в жизни не слышал! Уж извини, но наслаждаться таким Рождеством может только человек, который вообще никогда его нормально не праздновал!

Посмотрев в полные бессильной злости глаза напарника, Стив сделал глубокий вдох и чётко произнёс:

— Я не намерен больше продолжать этот разговор, Дэнни.

— Тебе просто нечем крыть.

— Есть, но я не вижу смысла. Ты не хочешь меня слушать, а я не хочу надевать на тебя наручники, чтобы предотвратить мордобой, и ещё не хочу потом увольнять тебя за рукоприкладство по отношению к старшему по званию. Это Рождество, Дэнни, всего лишь Рождество! Сколько их было и ещё будет в твоей жизни?

— Нет. Нет, Стивен, такого точно не будет. — Разгорячённый и готовый вновь сорваться на крик, Дэнни внезапно заговорил ровно и тихо. Стив уставился на него с неподдельным изумлением, потому что столь резкий переход от ругани чуть ли не к ангельскому спокойствию был совсем не в стиле его приятеля. — Во-первых, это первое Рождество моей дочери на Гавайях, и оно должно быть идеальным. Понимаешь? Идеальным, тем более, что на ваших островах нет снега, что вообще ненормально для зимы, и я должен был это компенсировать. Я не пропускал ни одного Рождества со дня её рождения и всегда наряжался Сантой. Представляешь, что будет, если в этом году Санта к Грейс не придёт? Во-вторых, — Дэнни знаком показал, что ему есть ещё, что сказать, и Стив закрыл рот, — Стэн сейчас в Нью-Йорке, и я собирался провести время со своей семьёй. Разумеется, показать себя лучшим мужем и отцом, чтобы Рейчел потом выставила вон этого придурка! Спасибо, что лишил меня возможности завоевать обратно бывшую жену. И, в конце концов, но тебе не понять, Грейс маленькая, и поэтому она пока хочет проводить Рождество со мной, своим отцом, а не с каким-нибудь прыщавым подростком, который когда-нибудь потом уведёт мою дочь от меня замуж. Да я на пальцах могу посчитать, сколько осталось спокойных лет! Так что большое спасибо, МакГарретт, что отобрал целое Рождество вместе с Грейс и Рейчел.

Пока он говорил, Стив против обыкновения не пытался вставить ни слова. Дэнни склонен был к излишнему драматизму и нередко накручивал себя, но не сейчас. Его слова звучали убийственно, а голос... Это был голос человека, у которого жизнь если не рухнула в пропасть, то ощутимо накренилась в её сторону и держалась на честном слове. Стива, который не имел ни бывшей жены, ни дочери, за которую приходилось бороться, проняло так, что он вздрогнул всем телом. Словно без гидрокостюма в ледяную воду окунулся. Это для него ночёвка в аэропорту в рождественскую ночь не была чем-то из ряда вон, а у Дэнни случилась, ну да, настоящая трагедия. Он из кожи вон лез ради Грейси, не оставлял надежд вернуть Рейчел и начать их отношения заново. Насколько удачно ему удастся зайти в одну реку дважды, неизвестно, но если бы это сделало счастливым Дэнни, то Стив готов поддержать его в любом начинании. Оождественские каникулы, пока Рейчел в разладе с нынешним мужем, как нельзя лучше подходили для налаживания отношений, да и Грейс была бы в восторге, что любимые родители снова вместе. А какая мать устоит против мнения своего ребёнка? Стив и вправду полный кретин. Почему он так слепо думал, что всё это лишь взрыв эмоций Дэнни, решившего проесть ему плешь за якобы очередную ошибку? Его приятель рисковал упустить драгоценный шанс восстановить свою семью. Служба службой, но Стив-то знал, что у Дэнни происходило с Рейчел. Он мог бы взять с собой Чина или Коно, чтобы та набиралась опыта. Да хоть бы один полетел! Однако Стив выбрал именно Дэнни, не подумав, что что-то может пойти не так или возникнет какая-нибудь задержка. Какого чёрта? Стив признавал в глубине души, что объективно не самый лучший руководитель, но бездушным и жестоким без причины он никогда не был. Тем более, к тем, кто являлся или, как Дэнни, только стал частью его оханы.

— Дэнни, клянусь, я не знал, что так получится. Я бы не посмел помешать вам с Рейчел. Нужно было позвать кого-то другого в эту чёртову командировку, я не понимаю, почему...

— Ага, чтобы этот «кто-то другой» с тобой застрял? — вяло произнёс тот, а затем так же вяло махнул рукой, поднялся и ушёл в зал.

Дэнни добрёл до табло вылета, оттуда — до пустовавшей стойки у выхода, несколько раз неприкаянно пересёк огромное пространство от стены к окну и обратно, мастерски уворачиваясь от носившихся детей. Дальше Стив уже не следил, уставившись в одну точку и ища слова извинения. Однако вряд ли они существовали, те объяснения, которые могли бы примирить отца, видевшего единственную и горячо любимую дочь всего несколько раз в неделю, с тем, что важный праздник пройдёт в его отсутствие. Или Дэнни прав, и Стив, бесчувственный чурбан, их не знал.

Как до подобного вообще дошло? Дэнни не мог не поделиться своими мечтами и планами на Рождество, Стив что, пропустил всё мимо ушей, сделав стойку на Стейра, как охотничий пёс? Бред же! Хотя разум по-прежнему твердил, что его вины не было, совесть — которой, как верил Дэнни, у него не имелось от рождения, — обнажила зубы и впилась больно, до крови. Стив бы скорее спрыгнул с самолёта без парашюта, чем навредил кому-то из своей оханы. Глупая случайность, шутка природы, обрушившей на Сан-Франциско снежный шторм на сутки раньше обещанного синоптиками, — и они застряли намертво в аэропорту. Предсказать это Стив, конечно, не мог, но тактически просчитать, что в период самого напряжённого авиатраффика в стране и непредсказуемой зимней погоды в командировку лучше отправиться одному, обязан был. А не просчитал. Почему? Он всегда взвешенно принимал решения, даже когда на это отводились секунды, но сейчас в своё оправдание мог разве что сказать, что, услышав о задержании Стейера, вообще забыл, что скоро Рождество.

Совесть ткнула его в район грудины и тоном Дэнни ехидно напомнила, что уж он-то наверняка никогда нормально Рождество не отмечал. Это было неправдой. Стив подобрал всем подарки, охотно поучаствовал в организованной Максом, тем странноватым патологоанатомом, костюмированной вечеринке, а уже на пути в аэропорт Сан-Франциско отправил тёте Дэб и Мэри поздравительные сообщения. Звонить не стал. Не будь у Кэтрин дежурства, они посмотрели бы какой-нибудь смешной романтический фильм про Рождество, ну а один Стив, наверное, сходил бы на пляж Вайкики или ко дворцу Иолани, где обычно сосредотачивались праздничные гуляния. Потом лёг бы спать, кстати, действительно немногим позже стандартного отбоя на флоте, тут Дэнни попал в точку. Нормальный, обычный распорядок Рождества. Что Дэнни не устраивало? Стив попытался разыскать того взглядом, но не нашёл. Дэнни, само собой, никуда не мог деться из «стерильной зоны», только его желание держаться подальше от Стива явственно говорило о том, насколько он зол, раздосадован и обижен.

Люди вокруг постепенно смирялись с тем, что улететь им не удастся. То тут, то там вспыхивали трели телефонных звонков, и разговоры уже не шли на повышенных тонах: большинство грустно сообщало, что вылет снова отложен, и поздравляло собеседников. Стив, вынужденный наблюдать за ними в поисках Дэнни, поневоле прислушался к звучавшим словам и ощутил себя совершенно не в своей тарелке. Люди говорили многословно и с чувством, чем он, когда речь заходила о Рождестве или любом другом семейном празднике, похвастаться не мог.

— Есть будешь?

Перед его лицом возник сэндвич в бумажной обёртке. Подняв глаза на Дэнни, который сосредоточенно жевал второй такой же, Стив голодно сглотнул, но угощения не принял.

— Дэнни, прости меня. — Все извинения, сказанные прежде, вдруг оказались глупыми и пустыми. Только что произнесённое — тоже. — Я никогда в жизни не помешал бы вам с Рейчел и не огорчил бы Грейс. Я...

— Ты есть будешь, убийца Рождества? — Дэнни впихнул свёрток ему в руки. — Позже обещают что-то горячее, но когда ещё это будет? Надо подкрепиться, пока есть возможность.

Он примостился на полу и с аппетитом вновь вгрызся в сэндвич, но Стиву еда не лезла в горло. Он тупо держал в руке свою порцию, силясь произнести ещё что-то и не в силах это «что-то» придумать. Дэнни проигнорировал его попытку попросить прощения. Всё настолько плохо?

— Ты тоже извини, — наконец произнёс тот, — я наговорил тут всякого. Конечно, нам нужно было лететь за Стейером. Ладно, мы выяснили, что он ничего не знает, ну а если бы оказалось наоборот? И с погодой ты явно не причём, это я притягиваю неудачи.

— Дэнни, не придумывай. Если кто и виноват, то только я.

— Ой, давай теперь поссоримся, кто виноват больше! Оба хороши. Я так боялся, что с моим «везением» все планы накроются медным тазом, что даже не стал тебя отговаривать от полёта. — Дэнни помолчал. — Поговорил ещё раз с Рейчел. Она всё понимает, но Грейс очень расстроилась. Ты бы тоже позвонил, потом будут проблемы со связью.

Повертев несчастный сэндвич в руках, Стив не успел ничего сказать, когда его догнало:

— Или что, некому?

Когда он повернулся, в выражении лица Дэнни не было ни намёка на злое торжество или издевку, а только предельная сосредоточенность. Дэнни не собирался язвить, как он умел и любил, но и жалеть тоже. Точно с таким же видом напарник (хотя напарниками к тому моменту они были всего три дня) объявил, что вызвал клининг, чтобы привести в порядок дом Стива, потому что «ты, конечно, суперкрутой коммандос, надирающий задницы полусотне плохих парней за раз, но жить в доме со следами убийства перебор даже для тебя».

— Нет, есть кому.

Мысленно он, правда, добавил, что вряд ли бы сумел сказать хоть часть того, что услышал сегодня от других людей. Это заставляло его чувствовать себя неприятно, странно. Словно есть что-то неправильное в том, что Стиву некому пообещать поиграть в снежки по приезду, сделать снежного ангела или устроить посиделки у камина, сходить на празднично украшенную площадь, или... Много было таких «или». И это возвращало Стива к вопросу, почему Дэнни высказывался об его отношении к Рождеству настолько категорично.

Он попытался вспомнить, как отмечал Рождество прежде, но на ум приходили лишь воспоминания времён академии, как Стив звонил тёте Дэб, а позже, когда на старших курсах стали давать увольнительные, приезжал к ней и Мэри на каникулы. С отцом удавалось поговорить лишь по телефону и не так часто, как хотелось бы. Мэри становилась с каждым годом всё более чужой и отстранённой, однажды даже отказалась поехать на Гавайи на годовщину смерти матери, хотя тёте Дэб удалось уломать отца на разрешение вернуться ненадолго. Они поругались тогда знатно, а помириться... возможности не представилось. Стив поступил на флот, тренировался, сражался за свою страну и проводил куда больше времени за рубежом, чем в пределах штатов; Мэри же предпочла самостоятельно вляпываться в неприятности, то есть, искать свою дорогу в жизни.

— Стив, что с твоим лицом?

— А что с ним?

— Ну... у тебя как будто болят зубы, а ещё позвонила губернатор и отозвала всё финансирование Пять-ноль.

Представив себе эту картину, Стив фыркнул.

— Ужас какой.

— Так, давай начистоту. Я сказал что-то не то? Ну, кроме тех обвинений, которые, я признаю, были не совсем справедливы.

— Ты признаёшь? Теперь я понял, почему нас накрыло штормом. Дэнни Уильямс добровольно признал, что в чём-то неправ.

— Ой, не язви. Ты не умеешь язвить, когда ты это делаешь, где-то в мире умирает одна собака. Пожалей пёсиков, Стивен, ответь на мой вопрос.

Ответил ему Стив не словами, а взглядом исподлобья. Он ещё не вполне осознал то новое ощущение, чтобы поделиться им с Дэнни. Не потому, что боялся показаться слабым или незнающим, просто Стив должен сначала разобраться сам.

— Замечательно, мы играем в молчанку?

— Нет, просто... — Когда речь заходила об его чувствах, а не о приказах или их исполнении, красноречие всегда отказывало Стиву. — Ты должен понимать, Дэнни, в моей семье не принято было, чтобы мужчины открывали свою душу.

— Ага, теперь ясно, почему у тебя эмоциональность на уровне бревна. Прости, с твоим отцом — это же его слова, верно? Так вот, я с ним не соглашусь. Говорить — нужно. Делиться — это правильно. Как ты сможешь понять, поступил правильно или нет, как к тебе относятся люди, если не будешь говорить? Я уже молчу о том, что если держать всё в себе, можно с ума сойти от переизбытка эмоций! Хотя тебе это уже не грозит, у тебя ум давно уже отбит и не один раз.

В самом деле, проще объяснить, чем терпеть разглагольствования Дэнни ещё неизвестно сколько часов.

— Хорошо! Да хорошо же! Мне неприятно было слышать, что, по твоему мнению, я ни разу в жизни не праздновал нормально Рождество. Я попытался вспомнить, как это было прежде, не считая учёбу и службу, и...

— И? — изменившимся голосом спросил Дэнни после пары минут обоюдоострого молчания. — Не вспомнил?

— Не вспомнил, — подтвердил Стив на последнем дыхании.

Признание далось тяжело. Тем тяжелей, что до сегодняшнего дня он не считал свою жизнь ненормальной, однако хватило нескольких часов в этом странном подобии Рождества, чтобы перевернуть всё с ног на голову. Стив понимал, что после всего того, через что прошёл во время службы, он не сможет жить так же, как Дэнни или Чин, да и не стремился к этому. Для бывших вояк в порядке вещей первое время после увольнения не вписываться в мирное существование. Стив немало слышал таких историй от сослуживцев, но всё же их рассказы отличались от того, с чем столкнулся он. Парни адаптировались по-разному. Тем, кто служил дольше, труднее приходилось вспоминать, как это — жить вне расписания, вне устава, приказов и постоянного риска для жизни.

— Мда. Это, конечно, многое объясняет.

— Серьёзно? Когда ты успел сделаться доктором психологии?

— Если бы ты читал моё досье, Стив, то знал, по какой дисциплине я вполне мог получить степень.

— Не по психологии точно. И я читал твоё досье.

— Заметно. Ладно, признаю, зато я и мои десять сеансов с Рейчел и семейным психологом к твоим услугам, — Дэнни посмотрел на него, подумал и произнёс: — Хочешь узнать, что с тобой на самом деле?

Стив уставился на него, поражённый тем, как Дэнни догадался, о чём он думал и на что грешил. Понятно, что друг был детективом до мозга костей, до уровня которого Стиву расти и расти, но чтобы так быстро? Его тревоги настолько заметны со стороны? Стив всегда считал, что хорошо владел собой и умел сохранять разум в любых ситуациях, выходит, что нет. Либо он неправ, и Дэнни сейчас разразится очередной бессмысленной тирадой на тему «Стив МакГарретт — безбашенный идиот, не ценящий собственную жизнь», что Стив, конечно, перенесёт, но Дэнни, наверное, больше никогда не поверит.

— Тебе было пятнадцать, когда вашу мать убили. Мэри было… Сколько? Девять? Десять.

— Девять, — подтвердил Стив, ещё не совсем понимая, что же такого собирался сообщить напарник, чего он не знал.

— Девять. Тоже опасный возраст. Вы оба были привязаны к родителям. Я помню, ты рассказывал, что часами сидел в гараже и смотрел, как твой отец чинит машину. Девочки обычно тоже тянутся к отцам, но, думаю, не в вашем случае, раз Мэри даже на похороны не прилетела. В любом случае вы были счастливой семьёй, и тут раз, — Дэнни щёлкнул пальцами, — матери не стало.

От того, что он совместил этот простой жест и слова о смерти мамы, Стиву сделалось мерзко. Никогда прежде Дэнни так не обесценивал что-либо, особенно трагические события, никогда.

— Раз — и вас с сестрой отправляют на континент, разделив, не дав оправиться после первого удара и ничего не объясняя. Не очень затея, ты не думал?

— Дэнни, ты себя слышишь? — сказал он, едва сдерживая злость. Стив ещё не простил Дэнни продемонстрированное пренебрежение к матери, а тот уже намекал на что-то такое в отношении отца. — Ты знаешь, что маму убили. Отец хотел защитить нас с Мэри.

— Окей, только когда ты это узнал? Вот совсем недавно. А до того ваш отец ничего не рассказывал, даже когда ты стал совершеннолетним и ушёл служить. Я понимаю, подростку опасно говорить о том, что его мать убили, но с тобой взрослым Джон МакГарретт почему не поделился? Ладно, забудем об этом на некоторое время. Хотя бы просто общаться со своими детьми, которых пришлось отправить неизвестно куда, он мог? Мог. Но не общался, я прав?

Отвернувшись, Стив принялся преувеличенно демонстративно рассматривать зал. Дэнни говорил верно, Стив сам буквально недавно думал о том же, однако даже он, сын, не позволял себе обвинять отца. Понимал, признавал, но не обвинял. Посторонний человек, пусть и часть его оханы, такого права не имел тем более.

— Я прав, Стивен?

— Да, ты прав, — ответил он сквозь зубы.

— Замечательно, что ты это признаёшь. Тогда ответь мне, — Дэнни вытянул ноги, усаживаясь поудобнее, и, кажется, тоже начал смотреть куда-то в сторону, — я хороший отец?

Вопросы с подвохом Стив чуял за десять миль. У него было не так уж много женатых сослуживцев, а родителями из них успело стать и того меньше парней. Опасные миссии, долгие командировки за пределами страны — всё это довольно серьёзные испытания, и большинство предпочитало не создавать семьи, чтобы не мучить свою вторую половинку. Поэтому сравнивать Стиву было не с кем, разве что... Он нахмурился. Вот оно что. Нет уж, его отец и Дэнни в разных весовых категориях. Отец был загнан в угол, не знал, кому можно доверять, а кому нет, и стремился защитить то единственное ценное, что у него осталось, — детей. Дэнни, между прочим, тоже не просто так через полстраны на Гавайи примчался. За дочерью прилетел, только Грейс ничто не угрожало, разве что гиперопека от чрезмерно заботливого родителя.

— Надеюсь, твоё молчание означает «да», — негромко произнёс Дэнни. — Прости, я не был знаком с твоим отцом лично, поэтому могу судить лишь по тому, что знаю. По фактам. Можешь, конечно, набить мне морду, но их это не изменит. Мы оба понимаем, что я здесь из-за Грейс. Я уважаю и люблю Рейчел и при этом совершенно не верю, что она и Стен уберегут мою дочь от всех возможных опасностей. Я знаю, что никто не защитит её лучше, чем я. Можешь сколько угодно считать, что Джон отправил вас подальше тоже ради защиты, но проблема в том, что не только это им двигало. И не столько! Иначе он бы нашёл в себе силы объясниться, всё рассказать позже, поддерживать вашу связь. Даже если он считал, что вам по-прежнему небезопасно на Гавайях, вы бы хотя бы знали об этом и не чувствовали себя брошенными! Не отрицай, я знаю, как будет себя чувствовать пятнадцатилетний подросток, оказавшийся внезапно один в незнакомом месте и которого из дома спровадил родной отец! Стив, давай называть вещи своими именами: Джон избавился от вас, чтобы ничто не мешало ему расследовать дело о гибели жены. Он всю жизнь положил на это! Я читал досье Джона МакГарретта, он был классным копом, возможно, что и хорошим отцом когда-то, но смерть вашей матери сломала его. А он неосознанно сломал вас.

Это было уже слишком. С первой бурей эмоций Стив ещё совладал, однако Дэнни принял его молчание за согласие и стал выдавать такие умозаключения, за которые его действительно хотелось хорошенько отдубасить. Останавливало Стива лишь то, что тогда местные секьюрити точно отправят их в участок, и никакие значки Пять-ноль не помогут. Он с силой втянул в себя воздух и выдохнул, напрягая мышцы живота, ещё раз и ещё. Потребовалось повторить это не меньше десяти раз, прежде чем Стив отогнал наконец желание пустить в ход кулаки и осознал последнее, что сказал Дэнни.

— Это очень заметно со стороны, особенно, если знаешь вашу историю. Понимаешь, обычно трагедии сплачивают семьи, объединяют, а у вас случилось наоборот. Джон зациклился на потери жены и на своём расследовании. Тебя и Мэри в самый страшный момент оставили одних. Одних, без объяснений, без поддержки того единственного взрослого, кто должен был при любых условиях вас защищать, а не сваливать эту обязанность на других. Это даже не принудительная сепарация, это гораздо хуже. Не знаю, чем Джон думал, возможно, он и вправду считал, что спасает вас. Только на деле вас бросили, как котят в воду, и вы поплыли в разные стороны друг от друга, выживая, как получится. Сироты при живом отце. Не осталось у вас привязки к семье, тяги к ней, тем любви и теплу, что она дарит, — Дэнни потёр подбородок. — Вы хотите быть одни и не видите в этом ничего плохого, не стремитесь измениться.

— А это уже вообще из области фантастики, Дэнни. Посмотри на меня. — Тот послушно выполнил указание, и тогда Стив продолжил: — По-твоему, я один? У меня есть охана, у меня есть друзья, и…

— Будь это не так, МакГарретт, я бы не устраивал тебе сеанс психотерапии на полу аэропорта. Я бы встречал Рождество со своей семьёй, ты — со своей и, я надеюсь, с Кэтрин, — запальчиво перебил его напарник. — Но, увы, мы здесь! О, да ладно тебе, Стив, посмотри на себя! Честно, объективно посмотри! — вдруг не на шутку разозлился он. — Имей храбрость признать очевидное! Ты ничего, кроме флотско-армейской жизни, не видел и считаешь, что это нормально! Ты дрессировал сестру, как собаку, когда она приехала. У тебя уровень эмпатии даже не нулевой, он минусовой, когда речь заходит о твоей семье, вообще о любой семье! Да, ты за Мэри глотку перегрызёшь, я имел честь быть свидетелем, но на этом у тебя всё и заканчивается. На тебя Кэтрин смотрит так, будто каждый раз ждёт предложения руки и сердца! А ты не замечаешь, она — твой друг с привилегиями, не больше.

— Так, всё, хватит, — Стив хлопнул себя по бёдрам и поднялся, — мне надоело. Лучше замолчи, иначе я не посмотрю, что сейчас Рождество, и реально тебе вмажу, Дэнни.

— Не нравится? — тот даже не подумал заткнуться. — Да, правда может делать очень больно, только это не конец, Стивен! Не в Рождестве дело, не в том, что твою мать убили, а в том, что ты никак не можешь это отпустить. Ты забыл, как надо жить. Ты до хрена забыл и даже не хочешь признавать! Заменил семью на флот, чтобы не думать. Такой же, как и твой отец! Не гоняйся за призраками, иди дальше, в конце концов. Ау, — Дэнни с маниакально блестевшими глазами вновь пощёлкал пальцами, — служба закончилась, ты на суше, морячок, надо учиться жить, понимаешь? Потому что иначе ты либо беззаветно убьёшься, либо сорвёшься куда-нибудь в гонке за очередной сумасбродной идеей или на задание и сорвёшься навсегда. А нам — всем тем, кто считает тебя семьёй и о тебе беспокоится, — будет адски больно, только ты про нас не подумаешь. Я не хочу, чтобы так произошло, МакГарретт, но так будет.

Договорив, Дэнни скрестил руки на груди и ответил взглядом, полным вызова, прекрасно осознавая, что слова о мордобитии — всего лишь слова, и в полном людей аэропорту Стив врукопашную не полезет. А хотелось, прямо до зуда в руках хотелось, словно Стив был пятнадцатилетним подростком, а не взрослым мужчиной, умевшим контролировать себя, кто бы что ни говорил.

— Знаешь, — произнёс он после паузы, — я думаю, одному из нас нужно проветриться.

На самом деле, Стив ни на что не надеялся. Дэнни не выглядел виноватым или готовым пойти на попятный, потому прозвучавшее от него «Валяй» не стало чем-то шокирующим или сногсшибательным. Было лишь обидно, что Стив ошибся в человеке, которого уже посчитал частью своей оханы.

Стив двигался в центр зала, на автопилоте маневрируя между креслами, сидевшими на полу людьми и их вещами. Он чувствовал себя как никогда опустошённым и ещё извалявшимся в грязи, крови и дерьме, настолько слова Дэнни ранили. И перед этим придурком Стив ещё извинялся!

Под давлением обстоятельств он готов был признать и признал, что у него действительно трудности с отношением к Рождеству, даже сумел сам себя проанализировать и найти, как казалось, коренную причину. Кто просил Дэнни лезть глубже и давать свою оценку? Психотерапевт доморощенный! Одних грязных намёков на их отношения с Кэтрин было достаточно, чтобы заломить Дэнни руки за спину и хорошенько приложить лицом об пол, а уж тех гадостей, что напарник наговорил про отца, хватило бы на полноценную драку. Никогда Кэтрин не была другом с привилегиями, Стив давно уже видел её только в одном качестве — женщины, с которой в дальнейшем мог бы связать себя узами брака. Просто пока ещё слишком рано для этого, она не готова оставить службу, у него незаконченное расследование. То, что Дэнни к своему возрасту успел жениться, родить дочь и развестись, не означало, что все обязаны поступать точно так же. На этом моменте Стиву вновь страшно захотелось возвратиться и действительно прописать Дэнни по лицу. Ноги назад не повернули. Они донесли Стива через весь зал ожидания, и он прижался лбом к оконному стеклу. Стекло было обжигающе холодным, словно вместо него поставили огромную тонкую льдинку. Снаружи в сугробах оранжевого цвета неподвижно стояли самолёты, и даже техника уже не мельтешила.

На этот раз потребовалось ещё больше времени, чтобы успокоиться. Дэнни ничего не понимал. Он семейный человек, у него куча братьев и сестёр, как он мог знать, что в самом деле чувствовал и чем руководствовался Стив? Точнее, не Стив, а как Дэнни выразился? Сирота! Выводы напарника про отца и вовсе не выдерживали никакой критики. Как бы, интересно, сам Дэнни поступил, оказавшись в похожей ситуации, если бы не стало Рейчел, и имелась ужасная вероятность, что следующая цель — это маленькая Грейс? О, Стив был уверен, Дэнни Уильямс сравнял бы Мауна-Кеа с землёй голыми руками и сам бы отправил дочь куда подальше. Легко говорить, что поступил бы иначе, когда лично ни с чем подобным не сталкивался.

Конечно, они, Стивен и Мэри МакГарретты, — необычная семья. У него за плечами — флот, куча «горячих точек», затем погоня за Хессом, у которой в последние месяцы появился ещё один, донельзя болезненный повод. У Мэри... ну да, годы своеволия, разве тётя Дэб могла уследить за этой егозой? Но они разные люди и всегда ими были. Ещё неизвестно, какими бы они выросли, останься мама жива. Никто этого не мог знать, ни сам Стив, ни Дэнни, ни даже Господь Бог, так что тыкать в их непохожесть на других, объявлять её чуть ли не высшим злом — как минимум глупо. Стив никак не ожидал подобного от Дэнни. Вот чему ему нужно учиться на «гражданке» — разбираться в людях. Дэнни казался отличным парнем, ну да, с небольшими заскоками, так кто же без них? До этого дня Стив думал, что может доверить ему прикрывать свою спину. Ошибался. Оказывается, Дэнни не воспринимал его равным, а считал ущербным, неправильным и, наверное, в какой-то степени недо-человеком, если вспомнить все разглагольствования, что Стив не умел жить. Он умел. Жил, как жил, всё помнил, всё знал и защищал тех, кто был ему дорог. Жаль, что Дэнни из этого списка придётся вычеркнуть.

Наконец, немного остудив мысли, Стив отлепился от стекла и стёк на узкий подоконник, угрюмо шаря взглядом по залу. Не на такое окончание командировки он рассчитывал. Ещё несколько часов общество Дэнни он вытерпит, конечно, по-другому не получится, но дальше придётся искать другого напарника. Прощения Дэнни не попросит, а работать с человеком, который оскорбил недоверием его отца и девушку, — нет, Стив лучше сам положит значок Пять-ноль на стол губернатору. Права на это он не имел, так что выбора не оставалось.

— Мистер! Эй, мистер, вы мою сестру не видели?

Повернув голову на голос, Стив уставился на подростка лет тринадцати, наверное, одетого почему-то в лёгкую футболку и простые джинсы. В здании аэропорта было, конечно, тепло, даже жарко, но за его пределами стояла адская стужа. Чего пацан так вырядился?

— Мистер? — протянул тот слегка растерянно, не дождавшись реакции. — Я говорю, вы мою сестру не видели? Ей семь, светленькая такая, в платье коротком с цветочками.

Уж кого-кого, а маленькую девочку в летнем платьице Стив бы наверняка приметил и запомнил, даже будучи во взвинченном состоянии.

— Нет. Нет, не видел.

— Жаль. Блин, Мэри настолько вёрткая и быстрая, не всегда уследишь.

— Ага, — автоматически произнёс Стив, разглядывая лицо подошедшего парня. Ничего примечательного, обычный пацан, тёмно-русые волосы, глаза серые. И всё же казалось, что он этого паренька знал или как минимум где-то видел. — У меня сестра такая же. Даже сейчас хре... фиг с ней справишься.

— О, вон она где! Мэри!

Подросток встал на цыпочки и помахал рукой. В пятнадцати ярдах от них, ближе к одному из выходов на посадку, на его зов обернулась маленькая светловолосая девочка. Обернулась, показала язык и так и осталась стоять, наблюдая, как сотрудники аэропорта что-то делают в запертом гейте. Стив подумал, что, слава Богу, всё, семья воссоединилась, и пацан оставит его в покое. Хотелось тишины или хотя бы её подобия, чтобы собраться и обдумать свои дальнейшие действия или хотя бы просто сбросить пар. Слова Дэнни пробились к его сердцу, взбесили, бурлили и кипели в крови не хуже адреналина, а самоконтроль дал трещину от того, кем был нанесён этот удар. Сорваться на ни в чём не повинного паренька Стиву, увы, ничего не стоило.

— Фух, нашёл, — довольно заметил парень и нахально примостился рядом на подоконнике. Определённо, он не собирался никуда уходить и словно не замечал, что испытывал последние крохи терпения Стива.

— А ты не собираешься взять сестру за руку и отвести к родителям? Вдруг она ещё куда удерёт? — Стив посмотрел на нежданного собеседника в упор. Когда Мэри была мелкая, ему частенько приходилось бегать за ней, приглядывая, и волноваться, чтобы ничего не произошло. Поэтому беспечности, которую демонстрировал этот подросток, Стив не понимал. Они все заперты в этом зале, конечно, но и тут достаточно много опасностей для ребёнка, мест, где можно получить травму.

— Да нет, куда она денется? Мне её хорошо видно, пойдёт куда, перехвачу. Или вы хотите от меня избавиться? — хитро покосился на него пацан. — Не, даже не пытайтесь, я тут посижу. К тому же, вы вроде ничем таким и не заняты, только с другом своим ругаетесь. Вы бы с этим заканчивали, мистер. Не в Рождество же.

— Прости, но я не настроен выслушивать нотации от тринадцатилетнего подростка.

— А, — махнул рукой тот, — прощаю. Мы с Мэри тоже иногда ругаемся так, что мама нас чуть ли не водой разливает. И с папой я, бывает, тоже. Вы не подумайте, я своих очень люблю, особенно отца, но он у меня полицейский, а они мыслят по-особенному. Ну, там, долг, честь, дисциплина. Понимаете?

Этого наглеца следовало отправить, нет, за руку отвести к родителям, которым было бы неплохо узнать, что их сын лезет ко взрослым в дурном настроении, когда не просят. Мало было Стиву Дэнни, так к нему прицепился ещё и болтливый подросток, которому скучно и нечего делать! Однако, услышав его последние слова, Стив, снова начавший заводиться, притормозил себя. Отец — полицейский? О, он понимал. Нельзя выразиться лучше, чем сделал этот парнишка, полицейские — настоящие полицейские по духу и призванию — действительно жили особенной жизнью. Стив знал это по себе. Взять хотя бы ремонт того же «Меркури Маркиз»: отец действовал по строгому, ему одному известному распорядку, и всякий раз выговаривал Стиву, когда тот невпопад встревал со своей помощью. Мелочи, правда, но в подростковом возрасте любая мелочь кажется просто гигантской проблемой. Пожалуй, Стив знал, почему пацан не торопился обратно к родным.

— Хм. Понимаю. Мой отец тоже был полицейским.

— О, так это я удачно присел! Надо же, как почувствовал. И вы тоже коп?

— С чего ты решил?

— Да лицо у вас больно протокольное, — протянул парень, и Стив закашлялся. У него протокольное лицо? Слышал бы Дэнни! Напарник до сих пор искренне верил, что Стив научился оформлять бумаги только через полгода, как возглавил Пять-ноль, что вообще-то было неправдой. Ему хватило трёх месяцев, чтобы постичь эту науку. А уж про то, что Стив, по мнению Дэнни, выглядел как рубаха-парень, не как детектив, в полицейском управлении Гонолулу уже наверняка слагали байки. — Обычно дети копов сами становятся копами, типа как династия. Так что, я угадал?

Общение, которое поначалу раздражало и злило, перетащив на себя всё внимание со стычки с Дэнни, больше не напрягало его так сильно. Кажется, Стив почти успокоился. По крайней мере, желание вернуться и поколотить напарника исчезло бесследно, а в груди больше не извергался вулкан из-за предательства, и дышалось определённо свободнее, надо же.

— Почти. Я руковожу Пять-ноль, это специальное подразделение на Гавайях, подчиняющееся сразу губернатору. — Стив пошарил по карманам в поисках значка и осознал, что так и не снял его с рюкзака.

Впрочем, подросток, восхищённо присвистнувший, поверил на слово.

— Ого! Круто-круто! А я вот пока не знаю, кем хочу стать, вряд ли копом. Наверное, буду играть в футбол. Обожаю его! Я надеюсь перейти через два года в Кукуи Хай, там очень сильная команда. Мама обещала меня потренировать, если что. Она, конечно, не спортсменка, зато в плане режима всем фору даст.

Стив изумился про себя. Мало того, что у его собеседника отец коп, так и сам пацан болел футболом, грезил о Кукуи Хай и однозначно тоже с Гавайев. Интересное совпадение. Впрочем, у Кукуи всегда была очень крепкая и сильная футбольная команда, которая разделывала под орех другие школы что в те времена, когда играли Чин и Стив, что сейчас. Неудивительно, что молодые ребята хотели попасть в сборную, это до сих пор считалось очень престижным.

Однако когда подросток, кстати, всё ещё не представившийся, обронил, что готовится к позиции квотербека, у Стива ёкнуло сердце. Он считал себя прагматиком и реалистом, не верил в рассказы вроде того, что человек к чему-то прикоснулся или что-то услышал, и у него затрепетало в груди. Подобные ощущения означали проблемы с сердечными мышцами и необходимость посетить кардиолога, только и всего, никакой мистики. Однако никак иначе описать случившееся с ним в этот момент Стив не мог.

— Вы по работе, наверное, прилетели? А мы ездили к тёте Деборе, папиной сестре, она в соседнем штате живёт, вот так и застряли. Кто же знал, что снега столько будет? У нас на Гавайях его вообще не бывает, так что мне вроде как повезло.

— Повезло? — недоверчиво переспросил Стив, ухватившись за то, что вызывало у него меньше всего вопросов.

Чёрт возьми, тётю этого пацана тоже зовут Деборой! А сестра, как он называл сестру? На Стива будто дохнуло холодом. Мальчишка на весь терминал кричал имя «Мэри». Это уже не простое совпадение, это… это вообще реально, возможно? Сын полицейского с младшей сестрой Мэри и тётей Деборой, мечтающий стать квотербеком в Кукуи Хай на Гавайях. Несколько мгновений ужаса сменились осознанием и возмущением. Да над ним издевались, точно! Только кто? Заинтересованным в возможном розыгрыше был один Дэнни, но он не мог знать таких подробностей из прошлого Стива. Или всё-таки знал? К тому же, это такие сложности: найти в зале детей, столько рассказать… Меньше получаса прошло, как они поругались, Дэнни бы банально не успел.

Да, вот Стив уже, практически не подвергая сомнению, что Дэнни в принципе мог так поступить, рассуждает, что ему бы просто не хватило времени.

— Ну да. Настоящее же Рождество, со снегом! Будет, что вспомнить.

— А так тебе нечего будет вспомнить? Например, как ты притворялся, разыгрывая незнакомого человека? — он решил прекратить эту странную игру сразу, а то ещё дойдёт до того, что пацан назовётся Стивеном МакГарреттом! — Давай начистоту, парень. Кто тебя подговорил ко мне подойти?

Подросток вытаращился в ответ как будто бы искренне.

— Никто.

— Тебе не говорили, что врать взрослым плохо? Тем более, взрослому при исполнении. Знаешь, если не хочешь проблем, говори честно, как тебя зовут, как зовут твою сестру и того придурка, кто тебе рассказал про меня и моих близких. Потому что, уж прости, я не верю в такие совпадения. Обещаю, тебе ничего не будет, если сейчас всё расскажешь, а потом добрый полицейский сменится уже злым.

Ну, ничего не будет, кроме оттянутых в наказание ушей, но это Стив за проблему не считал. За глупость и подлость нужно расплачиваться вне зависимости от возраста. Парню навскидку лет тринадцать, мозги уже должны работать не только вследствие пинков.

— Никто мне ничего не рассказывал. Сестру мою зовут Мэри, тётю — тётей Дэб, а я сам — Стивен…

Издав шумный вздох, Стив выбросил вперёд руку, чтобы ухватить шутника за воротник футболки, но тот ловко уклонился и торжествующе договорил:

— Стивен МакГарретт! И родители у меня — Дорис и Джон.

Ну, всё, одними ушами мелкий стервец не отделается. Штраф и часов двадцать общественных работ должны отбить у него охоту шутить подобным образом, особенно над полицейскими. Стив стиснул зубы. Злость на этого пацана срезонировала о ссору с Дэнни; он сам себя не узнавал, столько было эмоций и так мало контроля за ними, желания их контролировать.

— Не узнаёшь, что ли? — мальчишка соскочил с подоконника и увернулся от захвата во второй раз.

После ещё пары таких «танцевальных» движений Стив остановился, понимая, что это бесполезно, ему не поймать шустрого подростка на открытом пространстве. Он ожидал, что пацан начнёт кривляться или убежит — вполне естественная реакция для малолетнего придурка, который понял, что взрослый его не достанет, — однако назвавшийся его именем парень и не думал ничего этого делать. Фальшивый Стивен стоял, скрестив руки на груди, смотрел открыто и упрямо, всем своим видом демонстрируя, что ему нечего скрывать и просить прощения или прятаться тоже незачем.

Что-то было не так, что-то ещё, кроме выходки этого наглеца. Отступив на шаг, Стив инстинктивно огляделся и понял, что именно ему не давало покоя. Никому не было до них дела. Он только что, в полном людей зале, хотел поколотить подростка, а его не остановили, не одёрнули, хотя бы просто «Эй!» не крикнули. Все пассажиры, даже те, кто находился от Стива буквально в нескольких шагах, просто занимались своими делами. Стив как будто превратился в призрака, в невидимку, раз его действия не замечали. Что-то вообще нереальное происходило. Повернувшись обратно к своему визави, Стив присмотрелся, вздрогнул и растерянно приоткрыл рот.

— Вижу, что узнал, — улыбнулся пацан. Эту улыбку, вообще это лицо Стив видел в зеркале в свои тринадцать лет. — Ну, слава Богу. Я думал, придётся всех наших родственников перечислять до седьмого колена, чтобы ты сообразил наконец.

— Это… это невозможно. У меня, наверное, галлюцинации. Или мы всё-таки сели в самолёт, взлетели, разбились, и я теперь брежу.

— Ни то, ни другое, — безжалостно произнесла его младшая версия. Приблизившись, парень встал на цыпочки и, пользуясь полной заторможенностью Стива, постучал костяшками пальцев по его лбу. — Видишь? Я настоящий, и мы всё ещё в аэропорту.

Мальчишка правда был живой, из плоти и крови. Более того, он ещё заставил Стива пригнуться и нашептал ему на ухо несколько таких вещей, которые никто другой просто не мог знать. Про младшую школу, про приключение на Мауи, про то, как Стив однажды отправился к капу посмотреть на духов островов…

— Значит, галлюцинации, — выдохнул он, абсолютно шокированный услышанным.

В одной из миссий в Афганистане, когда их отряд попал в засаду и плен, Стиву довелось побывать в изменённом состоянии. Несколько дней он существовал в жесточайшем бреду, спасти от которого свой ум удалось лишь потому, что он был молод, тренирован и морально подготовлен к любым испытаниям. Сейчас Стив находился на родине, его чисто физически не могли пытать и доводить до галлюциногенного шока на глазах у множества людей, но иной версии не оставалось. Невозможно, чтобы перед ним действительно стоял он сам, только моложе, шагнувший в две тысячи десятый прямиком из девяностого. Путешествия во времени — это что-то из области научной фантастики, но никак не реальность.

— Почему сразу галлюцинации? Вдруг это, скажем, рождественское чудо? Или ты не веришь в чудеса так же, как и в Рождество?

— Если бы чудеса существовали, в мире не было бы столько дерьма.

— Ну, увы, за дерьмо ответственны люди, — философски заметил тот, пожав плечами, — а чудеса существуют. Я же здесь.

Наверное, придётся смириться с тем, что с ним разговаривала галлюцинация. Стив испробовал несколько способов проснуться, но единственное, чего добился, — это ухмылки от пацана и насмешливого закатывания глаз.

— И зачем ты здесь? — незаметно для самого себя Стив тоже перешёл на «ты». Он остро нуждался в каком-то ощущении опоры и потому буквально рухнул на несчастный подоконник, не сводя глаз с подростка.

Может, не так-то уж и неправ был Дэнни, твердя, что на флоте Стиву отбили последние мозги.

— Скажем так: мне не нравится то, что сейчас происходит в твоей жизни, как ты сам себя закапываешь… вот в то самое, про которое недавно говорил. Поругался с напарником, хотя он желает тебе добра. Мэри игнорируешь… Мне продолжать дальше, или хватит? — получив ответ, его собеседник довольно улыбнулся. — Хорошо. Не хотелось бы ещё и Кэтрин приплетать.

— А что не так с Кэтрин?

— Тебе напарник всё сказал, не дошло, что ли? Мне вообще-то таких слов ещё знать не положено, так что давай не будем, не хочу потом от мамы с папой получить.

— Они… — Стив почувствовал, что у него загорелось лицо, а горло сдавило спазмом. Он сглотнул, и только тогда получилось более-менее выдавить: — Они живы?

На какую-то секунду он забыл, что разговаривал с плодом собственного воображения, что всё это — не больше, чем бред, потому что младший Стив кивнул. Да, они живы. Ещё живы. Стив послал ко всем чертям сами мысли о самоконтроле, расплывшись в беспомощной улыбке. Стало спокойно и тепло. Вот бы их увидеть хоть ненадолго …

— Пока да, но… недолго осталось. Мне уже тринадцать.

— Два года, — эхом отозвался Стив, и у него болезненно сжалось сердце. Чудовищно маленький срок, а уж то, что его молодая версия знала всё заранее и вела обратный отсчёт до того, как жизнь их семьи полетит в пропасть — Стив бы врагу такого не пожелал. Врагу! А с ним говорил всего лишь обычный подросток, для которого неожиданная смерть матери стала сокрушительным ударом.

— Ага. Так что, знаешь, я ценю каждый день, когда мы все вместе, даже если мы ругаемся или дуемся друг на друга. Не понимаю, почему ты предпочёл всё это предпочел забыть.

— Я забыл?

— Ну, не я же! — передразнил мелкий. — Я-то как раз всё помню. Например, помню, что обожаю Рождество. Между прочим, я в прошлом году отказался с Питером Джоковичем плыть с его семьёй на Мауи на катамаране, потому что хотел встретить Рождество с родителями и мелкой. Пит, зараза, меня, то есть, нас потом маменькиным сынком обзывал, пока я ему не вломил. А Хэллоуин?

— Что — Хэллоуин? — сипло спросил Стив. Он оказался не готов к тому, что галлюцинация начнёт вытаскивать из глубин его разума такие воспоминания. В изложении другого человека они и вправду звучали несколько… чужеродно, словно Стив не о своей жизни слушал рассказ, а о ком-то незнакомом.

— Да ты же ни один праздник не пропускал, особенно, пока Мэри не подросла! Всегда ходил с ней и заступался, если кто жадничал. Мнил себя крутым старшим братом. — Тут его молодая версия задумалась, потирая подбородок. — Только конфеты те жлобы отсыпали нам не потому, что мы с тобой такими грозными были, а чтобы со смеху не помереть.

Стив, припомнив (с трудом, но припомнив) один из таких эпизодов, не удержался от усмешки. Да уж, пацан прав. Из него тогда был тот ещё защитничек — щуплый, не особо ловкий и не такой уж сильный, — но Мэри просто обожала брата, боготворила и считала своим личным супергероем. До того доходило, что если она заболевала, это Стив ей сказки читал, успокаивая, а не мама. И зубную фею он же изображал, и на карманные деньги покупал мелкой какие-нибудь особенно любимые ею сласти. Стив любил своих родителей, но, положа руку на сердце, мелкую он любил больше.

Да. Какое замечательное было время.

Помолчав, парень печально спросил:

— Куда всё это делось, Стив? Вот это — куда? — и, подойдя ближе, осторожно взял его за руку.

Зал ожидания аэропорта внезапно перестал существовать. Изумлённый Стив очутился в гостиной своего дома на Гавайях, только там был ещё старый ремонт, поменьше мебели и телевизор не такой современный. В углу комнаты — том, где он сам устроил в этом году рождественское дерево, — стояла огромная пушистая ель, наполовину увешанная игрушками. Все поверхности вокруг: стол, диван и кресла, даже часть пола — были заставлены коробками с другими украшениями. Мама, нацепив на себя алый колпак эльфа, развешивала огромные рождественские носки, собственноручно ею сделанные, а Стив, подхватив Мэри под мышки и отдуваясь от натуги, поднял её, чтобы сестра водрузила на одну из верхних ветвей фигурку птички. Мелкая, визжа, хохоча и пару раз чуть не свалившись, всё-таки исхитрилась примостить игрушку на нужное место. Кажется, ей было лет шесть, не больше, судя по маленькому росту и полубеззубой улыбке. Самому Стиву, стало быть, двенадцать. Они все сияли от счастья, затмевая собой рождественские гирлянды.

— Или вот это.

По щелчку младшего Стива картинка сменилась. Та же гостиная, те же украшения, но год другой. Стив определённо старше, ему четырнадцать. Последнее их Рождество вместе. Все сидели за праздничным столом: отец, мама, мелкая, он сам. Аромат запечённой индейки, сверкавшей глянцевой коричневой корочкой, заставлял желудок жалобно стонать. Никогда больше Стив не пробовал такой божественной индейки, мама не успела ни с кем поделиться секретным рецептом. Сестра тараторила без умолку: в этом году она собиралась обязательно дождаться Санту, — а родители только понимающе переглядывались, слыша такие заверения. Стив же, посвящённый в тайну Санта Клауса их семьи, надувал щёки, чтобы не рассмеяться. Со стороны выглядело ужасно смешно, да он одним выражением лица сдал всех и сразу. Как Мэри ничего не заподозрила?

— По утрам мы с ней вместе потрошили подарки, — вздохнул мелкий, — и мама говорила, что мы ведём себя как малышня.

А ещё они всей семьёй (если отец был не на службе) ходили в школу к Мэри на рождественские спектакли: сестрёнке постоянно давали роли ангелов, настолько она была миленькой в детстве. Стив всегда садился на первый ряд, зная, что мелкая ужасно волновалась, и каждую постановку подбадривал сестру, не переставая улыбаться ни на минуту. За это в классе его несколько лет обзывали Болванчиком (даже, точнее, Пустоголовым Болванчиком), а Стив, ещё дохляк, никак не мог избавиться от глупого прозвища, но он не расстраивался. Чего не сделаешь ради мелкой.

Почувствовав, что младший отпустил его руку, Стив воскликнул:

— Подожди! — но опоздал.

С ещё одним щелчком видение исчезло. Тепло и уют родного дома, ощущение защиты, заботы, семьи развеялось, будто унесённое штормовым ветром, и Стива вернуло в переполненный людьми, но невыносимо холодный зал аэропорта.

— Прости, что так резко, — виновато произнёс младший, — когда мама умерла, всё тоже случилось неожиданно. Теперь ты вспомнил?

Вспомнил ли он?

— Я… я никогда не забывал, — произнёс Стив с запинкой.

В самом же деле, не забывал. Эти воспоминания хранились где-то глубоко в его сознании, отодвинутые на второй, третий, десятый план. Пацан всего лишь вытащил их на поверхность, иначе как бы Стив помнил всё так точно: улыбки, смех, запахи, собственные эмоции? Чувство дома, их дома, единения, своей нужности, гордость за отца, за мать и Мэри, любовь к ним, желание защищать — настолько, насколько мог не самый сильный пацан, ведь это уже после, поступив в Кукуи Хай, Стив стал отдалённо походить на себя нынешнего, благодаря маминым тренировкам.

— Ты был счастлив тогда?

— Конечно! Конечно, я был счастлив.

— А сейчас?

Стив неверяще посмотрел на свою младшую версию.

— Как ты можешь такое спрашивать? Я слышал, как погиб мой отец, и не сумел ему помочь. Я выяснил, что мою мать заказали, но не могу найти её убийцу и закончить дело отца. Счастлив ли я?

— Рано или поздно, но ты закончишь расследование, только мы оба знаем, что родителей это не вернёт. Что будет тогда, Стив? Что ты станешь делать? Для тебя же нет ничего по-настоящему ценного.

— У меня есть Пять-ноль, охана и Гавайи. Вполне достаточно, как по мне.

— Правда? — хмыкнул младший Стив. Выражение сочувствия на его лице сменилось скептическим прищуром. — Твой друг не очень хорош в формулировках, но по сути он прав. Тебя ничто и нигде не держит. Ты сирота, который остался один уже очень давно и настолько сжился с этим, что не осознаёт своего несчастья. — Подросток приложил палец к губам, когда разозлённый его словами Стив открыл рот для возражения. — Давай я тебе ещё кое-что покажу.

Огромное пространство зала снова исчезло, сменившись на тесную казарму академии. Начало декабря, Стив всё ждёт звонка от отца, но его нет и нет. Часть курсантов разъехалась на выходные домой, а ему некуда — Мэри умудрилась заболеть, и тётя Дэб проводит все дни с ней в больнице. Он надеется, что его заберёт отец или хотя бы вышлет денег на билет до Гавайев, но не дожидается ни того, ни другого, даже звонка с объяснениями, что происходит. Джо Уайт отделывается общими фразами: якобы у отца очень опасное расследование, и им с Мэри могут навредить. Стив верит, но в его душе поселяются разочарование и обида, что рассказал всё (и то от безысходности) другой человек, не отец.

Дальше — лето, сокурсники вновь разъезжаются по домам, а Стива ждут только тётя Дэб и Мэри. Какая-то другая Мэри — неразговорчивая, легко срывающаяся на обиду и слёзы, уже не особо нуждающаяся в обществе старшего брата, потому что «ты тоже уедешь и не вернёшься, как папа». Стив не выдерживает и звонит отцу первым, но разговор не клеится, и ответа на свой главный вопрос — когда они возвратятся домой, — Стив так и не получает. Новый год в академии, и надежды на какое-то подобие той жизни, что была раньше, больше не осталось. Стив поддерживает её, скорее, по инерции, подпитывает обещаниями тёти Дэб, сам не зная зачем. Наверное, ему, уже почти семнадцатилетнему пацану, всё же хотелось верить, что даже после смерти матери его мир восстановится, а семья, залечив рану, станет хотя бы отчасти прежней. Этого не происходит. Им приходится взрослеть. Мэри идёт путём отрицания, обиды и полного игнорирования — так же, как отец игнорировал её, — и застревает надолго. Кажется, она до сих пор отца не простила, даже несмотря на его смерть и все их разговоры у могилы. Стив же проскакивает этап отрицания поразительно быстро. Ему повезло: пустоту, образовавшуюся после смерти матери, потери семьи и фактически предательства отца, заполняет Джо Уайт. Он не заменяет утраченное собой, он даёт цель — служить своей стране, народу. И Стиву нравится эта цель, потому что ему больше не нужно ни к кому привязываться. Нет семьи — есть флот, устав, сослуживцы. Нет дома, куда можно вернуться, — есть база. Всё честно, без подводных камней.

Стив поступает на службу, тренируется до остервенения, учится, выполняет раз за разом всё более сложные миссии. Он уже давным-давно не ждёт звонков ни от отца, ни от Мэри и не звонит сам, максимум поздравляет с Рождеством и с днём рождения. Ему это просто больше не нужно, его всё устраивает. Стив живёт от базы к базе, от миссии к миссии, и Кэтрин — пожалуй, единственное исключение из правила, но он всё равно держит её на расстоянии, не позволяя сформироваться чему-то большему, чем дружеско-интимные отношения. Самый минимум романтики. Самый минимум привязанности.

Калейдоскоп его жизни стремительно приближался к трагедии последних месяцев. Операция по перевозке младшего Хесса, пошедшая чудовищно не так, убийство отца — и вот Стив снова на Гавайях, вынужден приспосабливаться к жизни вне флота и разгребать тайны своей семьи, которые, черт возьми, порождают неимоверное количество вопросов и практически не дают ответов! Ему неуютно, непривычно на суше, ему страшно, потому что кажется, будто Стив вот-вот прорастёт корнями в свой дом и окружающих его людей, не сможет больше никуда не двинуться, будто однажды все его связи разорвутся так же болезненно, как случилось с отцом. Так что да, Стив живёт по накатанной, не обращая внимания ни на кого и ни на что внимания. Это проще, привычнее, безопаснее. А потом случается поимка Стейера и злополучная командировка в Сан-Франциско.

Лента воспоминаний подвела их к этому самому разговору в аэропорту, закончившись на том, что пацан, покусывая губу от напряжения и расстройства, отступил назад. Стив же, тяжело дыша, молчал, не имея сил поднять голову и посмотреть ему в глаза.

Неужели всё и вправду было так? Он никогда не анализировал подробно свои чувства и воспоминания, просто не видел нужды, удовлетворяясь результатами стандартных медкомиссий. Сейчас бы тем более не получилось, потому что в его голове всё смешалось: старое, новое, прежние обиды, случившееся осознание. Стив много лет верил, что живёт правильно, настолько правильно, насколько возможно в его ситуации, и любая попытка оспорить — как, например, сегодняшние высказывания Дэнни — встречалась им в штыки. Любая, кроме вот этой. Стиву нечего было возразить на то, что показал младший. С правдой вообще трудно соперничать.

Больше не сомневаясь в увиденном, Стив сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Теперь, когда он посмотрел на свою жизнь со стороны, всё стало простым, понятным и от того ещё более болезненным. Не только гибель мамы разрушила их семью, не только и не столько. Та смерть лишь запустила цепочку событий, а дальше… Ему вспомнились слова Дэнни: отец сломался сам и сломал их с Мэри. Стив отчаянно не хотел признавать вину отца, но он только что увидел это своими глазами. Да, так оно и было. Благие намерения привели к…

— Постой. Хорошо, я согласен, всё рухнуло, потому что отец не сумел справиться с потерей мамы и отказаться от своего расследования. Но я не понимаю, почему и ты, и Дэнни считаете, будто это так плохо. Да, мы с Мэри живём не как большинство людей, однако мы выросли, мы не были убиты, не опустились, не превратились в изгоев. С Кэтрин… тут не буду спорить, я виноват, но я исправлюсь. А остальное?

Мелкий Стив посмотрел на него с сочувствием, как на какого-то несмышлёныша.

— Этого я тебе сказать не могу.

— Почему?

— Мне пора.

— Пора? В каком смысле пора?

— В самом прямом. Родители уже пришли, — сказал мелкий, кивнув Стиву за спину.

Он обернулся и оторопел. После экскурсии по его собственной жизни Стив свыкся с почти безграничными возможностями своей галлюцинации, но в этот миг он увидел родителей живыми, такими, какими помнил их в самые лучшие времена. На глаза невольно навернулись слёзы. Мама улыбалась, держа за руку счастливую Мэри. Отец выглядел более сдержанно, однако и его лицо засияло теплым светом, когда мелкий Стив, помахав рукой, устремился навстречу.

Стива же настоящего они не заметили.

— Мама? Пап?

По очереди обняв мелкого, все двинулись в сторону ближайшего выхода на посадку. Стива обожгло изнутри и одновременно приморозило насквозь — он позвал снова, крикнул в полный голос, а никто из его семьи не обернулся.

— Отец! Мама! Мэри?!

В голове будто кто-то отпустил педаль тормоза, потому что Стив рванул за родителями, в несколько прыжков преодолев половину разделявшего их расстояния. Почему они уходили? Почему не слышали его, ведь он же здесь? Стиву оставалось всего ярдов тридцать, проскочить ещё пару рядов, заставленных чемоданами и сумками, когда он на что-то налетел. Препятствие непонятно как очутилось впереди и ударило прямо под колени.

— Молодой человек!

Со всей силы грохнувшись на пол, Стив, не обращая внимания ни на чей-то возмущённый крик, ни на собственную боль, поднялся, огляделся и… Никого. Там, куда он только что нёсся, сломя голову, никого не было: отец, мама, он мелкий и Мэри исчезли, а выход на посадку оказался, как и прежде, надёжно заперт, не горели ни освещение, ни экран с информацией о рейсе. Как так?

Стив попятился, отказываясь что-либо понимать, и рухнул в ближайшее кресло. Что это было? Он же только что видел их всех, с собой молодым даже общался, но почему-то не сумел догнать.

Почему они не захотели остановиться и поговорить, не услышали, что Стив их звал? Почему в своей галлюцинации он всё равно не смог побыть с родителями?

— Хоть бы извинился, что ли, — донеслось до него недовольное брюзжание, — а то носятся тут, сломя голову.

Повернув голову, Стив обнаружил рядом на полу перевёрнутый и распахнутый чемодан, возле которого сидел пожилой мужчина. Вокруг валялись вещи, словно разлетевшиеся после удара, а мужчина собирал их обратно, попутно осматривая, целы ли. Чёрт, похоже, Стив врезался в его чемодан, когда бежал, и опрокинул. Как бы не разбил чего. Как неудобно и некрасиво вышло. Из-за него человек пострадал.

Мужчина поднял очередной предмет — им оказалась стеклянная фоторамка, — осмотрел её, разочарованно вздохнул и положил на крышку чемодана. Стива кольнуло угрызениями совести: со своего места он видел, что стекло покрывала тонкая сеть трещин, и, словно этого было мало, рамка, не удержавшись, соскользнула обратно на пол почти к его ногам.

— Простите, сэр, — Стив слез с кресла и взял фотографию, чтобы передать пострадавшему, когда осознал, что лица большинства людей на ней ему знакомы.

То были он сам, Кэтрин, Дэнни, Чин и Коно и ещё несколько неизвестных ребят. Все они носили значки Пять-ноль.

— Не может быть.

— Почему не может? — в упор посмотрев на него, произнёс мужчина и протянул руку: — Стив МакГарретт, Пять-ноль.

Машинально ответив на рукопожатие, Стив посмотрел на свою ладонь, затем на человека рядом и осел на пол. Старое, изрезанное морщинами лицо было, тем не менее, узнаваемо, а взгляд остался прежним, прямым и честным, хотя глаза и потускнели изрядно, и веки набрякли с возрастом. Да, а ещё волос почти не стало, или и этот Стив тоже не изменял армейской привычке стричься совсем коротко.

— Как? — только и сумел произнести он, когда второй Стив, забрав рамку, положил её в чемодан.

— Ну, как-как? Ты только что разговаривал с собой мелким, а мне удивляешься?

— Нет, — ответил Стив, помедлив, и с усилием стёр пот со лба. — Я уже ничему не удивляюсь.

Он привалился к боковине кресла и молча наблюдал, как его в этот раз старшая версия собирала вещи. Иногда, говоря с собой младшим, Стив готов был допустить, что всё происходящее не сон, не бред и не галлюцинация, но явление ещё одного себя, уже в преклонном возрасте, отшибло последние разумные мысли. Просто какая-то сказка про Скруджа, не иначе. Что хотел донести до него «призрак прошлого Рождества», Стив понял, однако какими откровениями поделится этот путешественник из будущего?

На первый взгляд, со временем он не так сильно изменился. Понятно, что постарел, но спину держал прямо, и выправка сохранилась спустя столько лет, надо же. Движения точные, хотя далеко уже не такие быстрые, как прежде. Что было действительно странным, так это вещи в его руках. Вслед за фоторамкой в чемодан перекочевал большой альбом, музыкальная пластинка, её обложка отсвечивала, и Стив не разобрал название. Меню какого-то ресторана на итальянском. Футболка — о, Боже! — футболка с лицом улыбающегося Камеконы в кепке с пропеллером, приснится же такое. Ещё одно фото, теперь уже только Стива и Кэтрин, и, как бы ему ни хотелось, не свадебное, нет. Они оба были старше, чем на первом снимке, и, странно, в камуфляже, полном обмундировании, грязные, будто только что сделали марш-бросок миль в тридцать. Стив в будущем вернулся на службу? Вообще он не собирался бросать Пять-ноль, но… неужели же всё-таки случилось что-то из того, что предрекал Дэнни? Внимательно посмотрев на руки своей старшей версии, Стив не нашёл обручального кольца. Тогда почему тот отправил в чемодан маленькую розовую погремушку? Странный набор для полёта, больше похоже на коробку памяти. Где хоть какая-то одежда? Стив знал себя, он предпочитал минимализм и был непритязателен в быту, но даже для него путешествовать как минимум без смены белья — банально негигиенично.

— Спрашивай, чего молчишь-то?

— Удивляюсь содержимому твоего чемодана.

Стив-старший как раз закончил проверять вещи, ещё раз проверил, хорошо ли они уложены, и застегнул молнию. Судя по тому, что сделать это ему удалось довольно легко, чемодан был не то что не переполнен, а прилично пуст.

— А, это... Ну, так вышло. Дом я оставил Мэри, сам-то семьёй не обзавёлся, а ей и Джоан нужнее. Так что тут, — похлопав по пластиковой крышке, он с печальной нежностью посмотрел на чемодан, — считай, вся моя жизнь.

После такого ответа в голове Стива взорвался фейерверк из множества вопросов, и он опять замолчал, не в силах выбрать, какой задать в первую очередь. Кто такая Джоан? А что стало с Кэтрин, почему Стив не с ней? Почему у них не срослось, она же не… не погибла? Тогда стало бы понятно, почему он не остался на Гавайях. От этой мысли безудержно заколотилось сердце, и Стив всё-таки сумел проговорить, выбрав более-менее безопасное:

— А Джоан — это?..

— Наша племянница. Мэри её удочерила.

— Мэри?! Ей доверили ребёнка?

Старший Стив укоризненно взглянул на него из-под нависших бровей.

— Мэри давно уже не настолько взбалмошная, какой ты её помнишь. Она пришла в гармонию с собой, простила отца, а малышке стала идеальной мамой. Мэри очень повзрослела ради неё.

— Это... это здорово слышать, правда.

Ещё как! Пусть Стив и не общался с Мэри так часто, как следовало, будучи её старшим братом, он на самом деле всегда беспокоился, как бы сестра не вляпалась в смертельно опасную авантюру или не попала в тюрьму. На борту самолёта она уже курила, её похищали, дальше что? Все задатки у Мэри были, а фамилия «МакГарретт» вообще обязывала. Стив, конечно, знал, что придёт на помощь, но так же знал, что будет действовать лишь в рамках закона, то есть, вполне возможно, что не сумеет защитить сестру. Если Мэри и вправду повзрослела, это такой камень с плеч!

— Ладно, тут я понял. Что ты делаешь здесь? Почему ты не на Гавайях — ты ведь не живёшь там, я прав? Что с Кэтрин, она жива?

На лицо его старшей версии набежала тень, и Стив задержал дыхание, испугавшись, что прозвучит правда, которую он не мог принять. Что угодно, только не Кэтрин. Стив без раздумий согласился бы мучиться самому, лишь бы с ней было всё в порядке. Он был неправ, держа её на расстоянии, думая, что у них ещё много времени впереди, достаточно, чтобы завести семью и детей. Забывал, что они оба на службе, а это каждодневный риск не вернуться домой.

— С Кэтрин... долгая история, — пробормотала его вторая версия, отвернувшись и вцепившись в чемодан. — Так всё переплетено…

— Рассказывай! — потребовал Стив, повысив голос. — Что, чёрт возьми, случилось?

Ясно же, что второй Стив не просто так сидел в аэропорту в канун Рождества со столь обречённым видом! А ещё то горькое замечание, что своей семьёй обзавестись ему не удалось… Значит, вот он — ответ на вопрос, от которого увильнул мелкий? Некому было объяснить этому Стиву, насколько смерть матери и равнодушие отца в детстве определяли его жизнь, ведя её в неправильном направлении, и он, в конце концов… всё потерял?

— Наверное, я слишком долго думал и ждал. Не знаю, чего я ждал, не спрашивай, у меня нет ответа. Когда ей хотелось услышать от меня предложение, я был занят другим, расследованиями, вечными поисками. Сначала из-за отца, потом — из-за мамы… Она оказалась жива, представляешь? — тот улыбнулся, но совсем безрадостно, фальшиво. — Шпионка международного уровня Дорис МакГарретт. Иногда мне кажется, я до сих пор не простил её за то, что она тогда нас оставила, а потом вновь не захотела задержаться в моей жизни надолго. Хотя ей и остальным я говорил, конечно, другое. И… да, Кэтрин. Когда я решил всё-таки остепениться, она уехала, — вернувшись к прежней теме, старший Стив заговорил куда увереннее и быстрее. — Вроде бы по делу, там долг жизни был, поэтому я не стал спорить. Потом уже выяснилось, что это обман, что Кэтрин работала на разведку, но я её простил… даже спустя несколько лет бросил свою охану и уехал за ней. Снова в кочевую жизнь перекати-поле, как и предсказывал Дэнни, но в тот момент я думал, что всё, теперь-то мы точно будем вместе. А не срослось. Буквально спустя полгода мы разбежались окончательно. Чувства оказались уже не те, и мы с ней изменились. Время оказалось упущено. Я наводил о ней справки недавно, знаю, что Кэтрин вдова, у неё есть внук и ещё внучка на подходе, но была ли она счастлива замужем? Не знаю.

Не найдя, что ответить, Стив схватился за голову. Обрушившаяся на него информация была слишком невероятной даже для галлюцинации. Его мать жива? Она ещё и шпионажем занималась? Школьная учительница — шпионка? Нет, Стив не хотел об этом думать, иначе бы получилось, что мама предала их с Мэри, поставила что-то другое (что именно, работу?) выше собственной семьи, детей. Прямо как он…

— Но а почему ты... — выдал он почти жалобно, не в силах поймать ускользающую мысль.

— Почему я уехал за Кэтрин? Или почему не вернулся потом обратно?

— Первое, нет, второе, короче — почему?

— Ну, из-за чего уехал, наверное, понятно. Я так и не стал на островах своим. Десять лет прожил, а не обзавёлся никем и ничем, что бы смогло меня удержать.

Похожие слова Дэнни, выплыв из подсознания, соединились со сказанным, и Стив почувствовал себя так, словно получил сильнейший удар под дых.

— Не умею привязываться, — печально продолжала его старшая версия, — не захотел учиться этому, что-либо исправлять. Дэнни меня вот так же пропесочил, но я не поверил. Всё думал, что охана — мои родственные души и моя большая семья, но когда мне захотелось уехать, знаешь, что я сделал?

Стив промолчал. В душе разливалась чернота — он уже понял, какой ответ услышит.

— Просто поставил их перед фактом, и всё. Бросил, как не раз делал и до этого, когда кидался на другой конец света за убийцей отца или по какому-то другому важному, как мне тогда казалось, поводу. Ребята терпели, а я… я ведь действительно никогда не задумывался об их чувствах, понимаешь? Считал, раз они говорят, что всё в порядке и они понимают меня, то всё и вправду в порядке! А потом я оставил их из-за Кэт.

Говорил он, а Стив слышал Дэнни, который всего-то несколько часов назад (а, казалось, будто это было нереально давно) именно такую судьбу ему и предсказывал. Проницательности напарника Стив всегда отдавал должное, однако в этот раз ему просто до одури хотелось услышать что-то другое, чтобы Дэнни ошибся.

— Я пытался вернуться на Гавайи, когда мы с Кэтрин расстались, но там меня уже никто не ждал. Чин и Коно давно уехали на континент, каждый со своими планами. Мама и Джо… они умерли ещё до моего отъезда. Дэнни погиб в перестрелке, уже без меня. От моего Пять-ноль ничего не осталось. Даже Грейс не захотела общаться — сказала, что если бы я остался, то с её Дэнно ничего бы не случилось. Наверное, она права. Только я ничего не мог изменить.

Удручённый своими воспоминаниями он умолк, низко опустив голову. Стив же только открывал и закрывал рот. Слова всякий раз не находились. За годы службы Стив потерял многих сослуживцев, увы, и научился принимать смерть как неизбежную часть жизни, но оказался не готов узнать, что погибло всё, что он имел, что его окружало. Напарник, его подразделение, охана… Даже Грейс, та маленькая солнечная девочка, которая, казалось, вообще не умела злиться, отреклась от него. Стив смотрел на себя будущего и, как будто прозрев, понимал, почему так произошло. У его старшей версии не было никакого шанса не рухнуть в ту пропасть, в которой он оказался. Сам того не осознавая, в глубине души он боялся привязываться и, похоже, когда осознал, что это вот-вот может произойти, то сбежал в свою прошлую жизнь, где не было места связям и отношениям. Неудивительно, что у них с Кэтрин ничего не получилось. Неудивительно, почему Стив принял это чудовищное по своей эгоистичности решение оставить охану. Кто бы мог подумать, что он однажды поступит так мерзко.

— Мэри тоже не простила?

— А? Нет, она как раз готова была меня принять, это я отказался. Начал понимать уже, что со мной что-то не то, и не захотел причинять боль ещё и ей. Остальное ты знаешь.

— Этого не может быть. Не могу поверить! Для меня охана никогда не была просто словом, я бы никогда не сделал им больно. Да я бы убил того, кто сделает им больно!

Выдохшись, Стив с горечью посмотрел на сидевшего рядом себя старшего. Этот человек был живым свидетельством того, что все его вопли — лишь пустое сотрясание воздуха.

— Не могу поверить…

— Лучше поверь, правда. Когда Дэнни мне вот так же, как и тебе, всё разложил по полочкам, я к нему не прислушался. Посчитал предателем и неправым.

Припомнив собственные мысли насчёт напарника, Стив прикусил губу с такой силой, что почувствовал вкус крови.

— Ты же его не уволил?

— Что? Нет, конечно! Такого напарника ещё нужно поискать. Только если бы ты знал, как я сожалею, что тогда сделал неправильный выбор и послал его. Посмотри на меня: у меня нет никого, к кому я могу вернуться, кто бы меня ждал, несмотря ни на что. Вот, поскитался в последние пару лет и лечу на Гавайи. Наверное, уже в последний раз.

Договорив, Стив-старший отвернулся, но Стив всё же успел заметить, что по его лицу побежали слёзы. А ещё он судорожно, скрюченными пальцами царапал крышку чемодана, словно хотел сжать его покрепче и не отпускать. Стив окончательно перестал видеть в нём себя: боевого, несгибаемого, крепкого духом, невзирая на возраст и удары судьбы. Остался лишь никому не нужный старик, путешествующий с чемоданом, полным воспоминаний о времени, когда всё ещё было относительно хорошо.

Это — его судьба? Одиночество? Стив никогда не считал себя одиноким, его всегда окружали люди, он мог кому-то позвонить и поговорить, если потребуется, но лишь сейчас пришло понимание, что это не то. Он жадно и горячо завидовал Дэнни, которого ждала Грейс (и хотелось бы верить, что ещё и Рейчел), Чину и Коно, которые заботились друг о друге. Он хотел однажды остепениться, завести семью и детей (с Кэтрин, чтобы Дэнни ни думал!), чтобы с ним не произошло то же, что, например, с Джо или многими другими офицерами. У Стива имелись все возможности исполнить задуманное: у него есть сестра, тётя, его окружали хорошие, преданные, душевные люди, но он сам же держал на расстоянии, не проникаясь их теплом и не создавая своего. Пришлось полжизни провести в скитаниях, не раз оказаться на волоске от смерти, но прозреть, сидя на холодном полу аэропорта под самое Рождество.

Стив хотел семью, такую же, какая была у него когда-то, до того, как отец и мать по разным причинам предпочли работу своим детям. Он не желал повторять их судьбу и ошибки.

— Я могу... — он шумно вздохнул, — я могу что-нибудь для тебя сделать? Дэнни здесь, ты можешь поговорить с ним, если захочешь.

— И что я ему скажу? Привет, Дэнни, я — тот, кем станет Стив МакГарретт через пятьдесят лет, и я хочу извиниться? Тогда он больше никогда не поверит, что ты в здравом уме. Нет, если хочешь что-то сделать, сделай для себя. Ещё, знаешь, не поздно.

Да, не поздно. Чёрт возьми, пока действительно не поздно. Стив похлопал себя по карманам и, вытащив телефон, открыл список контактов.

— Что ты делаешь?

Жестом попросив помолчать, Стив выбрал номер Мэри, нажал на кнопку вызова и приложил телефон к уху. Мэри трубку не взяла. Точнее, с ней даже не удалось соединиться: механический голос сообщил, что аппарат абонента находится вне зоны доступа сети. То же самое ожидало Стива при звонке Кэтрин и тете Дэб. Да, это не стандартный армейский спутниковый телефон, для которого таких проблем, как перегруженные линии, просто не существовало.

— Чёрт, не отвечают.

— Конечно, не отвечают. Ты хочешь кому-то дозвониться под самое Рождество?

— Так это Рождество, — глянул Стив на себя-старшего. — Разве оно — не время чудес? Ты же говоришь со мной, и из прошлого ко мне тоже гость приходил. А мне сейчас очень нужны чудеса. Я… понимаешь, я даже не стал им звонить в этот раз: ни Мэри, ни тёте, ни Кэтрин. Кэтрин ещё ладно, она на службе, но мои родные… Подумаешь, всего лишь одно обычное Рождество, так я решил.

— Да. Я помню.

— А они — моя семья. Ну, Кэт, надеюсь, тоже ею станет. И я настолько… — Стив запнулся, потому что продолжал с остервенением жать и жать на кнопку вызова на телефоне, по-прежнему безуспешно, — наплевательски к ним отнёсся. Теперь понятно почему, но от этого не легче. Я ведь даже не помню, когда мы в последний раз отмечали хоть какой-нибудь праздник все вместе.

— На первом курсе академии, — подсказал его собеседник. — Когда нечем заняться и не с кем поговорить, невольно вспоминается многое.

— Я хочу всё исправить. Дэнни — отличный друг и охана, но они — семья.

В этот миг случилось то самое рождественское чудо, на которое Стив, положа руку на сердце, уже не рассчитывал. Ну, почти чудо. В очередную попытку дозвониться вместо ответа робота он услышал весёлый голосок сестры, просившей оставить сообщение на автоответчике. Под продолжительный писк, означавший, что уже можно говорить, Стив взлетел на ноги и принялся нервно вышагивать вдоль кресел. Казалось, он отлично знал, что должен сказать, но едва представилась такая возможность, как волнение взяло верх и вышвырнуло все нужные слова из его головы. Конечно, будет ещё шанс и не один, если Стив облажается или связь прервётся, но ему жизненно необходимо было сказать всё Мэри именно сейчас.

— Привет, Мэри. Я... эээ... знаю, я был плохим старшим братом в последние годы. В твой приезд получилось всё сумбурно, и ты права, я раскомандовался, так что... Прости, что не позвонил раньше. Не буду оправдываться, что не желал вас беспокоить из-за часовых поясов, потому что это неправда. Я скучаю, скучаю по тебе и по тёте. Хочу увидеть вас снова. Мы так давно не собирались все вместе, а ведь, когда умер отец, нас только трое осталось: ты, я и тётя Дэб. Может, прилетите на Гавайи? Или я к вам, это неважно, где мы встретимся, в самом деле. Мне столько нужно вам сказать, и, Мэри… с Рождеством.

Раздался второй щелчок, означавший, что запись сообщения закончена. Опустивший руку с телефоном Стив никак не мог отдышаться. Казалось, он только что вынырнул на поверхность после долгого погружения в полной темноте. Было поразительно легко, но и волнительно тоже, от эйфории хотелось кричать, а ещё Стив чувствовал, что глупо улыбался. Впереди предстояло ужасно много работы, Мэри не простит его быстро и не уже станет той прежней девчонкой, что обожала старшего братца, но первый шаг… первый шаг он сделал.

— Эй! — обернувшись, Стив помахал себе старшему. — Я дозвонился!

Тот впервые за их встречу счастливо улыбнулся и поднялся, зачем-то взяв в руку свой чемодан.

— Это замечательно.

— А ты… ты куда?

— Посадку уже объявили.

Старший Стив мотнул головой в сторону ближайшего монитора с табло вылета, висевшего под потолком. Среди надоевших уже красных «Задерживается» горела единственная белая надпись «Посадка идёт» рейса на Honua o ka poe make. Стив быстро перевёл слова с гавайского и охнул.

— Нет. Нет, погоди, тебе нельзя туда!

— Мне нужно, Стивен. Мне, правда, пора. Ты сделал то, ради чего я должен был с тобой встретиться. Остальное ты уж как-нибудь сам. Только не подведи.

У него запершило в горле. Получается, Стиву удалось начать менять собственное будущее? Если да, то эта его версия, которой не повезло в жизни, перестанет существовать. Вроде бы надо радоваться, а не получалось.

— Не подведу. Я тебя не подведу.

— Стив?.. Стивен? МакГарретт, проснись! — рявкнул кто-то у него над ухом, и Стив, подорвавшись, ничего не понимая, рывком сел. — Ну, слава Богу! Я уж думал, весь аэропорт перебужу.

Потирая глаза спросонья, Стив огляделся. Он все ещё был в аэропорту, а если говорить конкретно, то на полу. Зал ожидания большей частью пребывал пока в сонном оцепенении, лишь немногие пассажиры бодрствовали. За окнами было уже светло, осточертевший оранжевый цвет уступил серому и белому. Табло, правда, горели всё теми же несчастными «Задерживается», но движение самолётов снаружи давало надежду, что полеты скоро возобновят.

Рядом многозначительно кашлянули, и, повернув голову на звук, Стив увидел Дэнни: напарник сидел в кресле и смотрел на него сверху вниз.

— Я требую сверхурочные, МакГарретт, — произнёс тот таким тоном, что невозможно было понять, серьёзен Дэнни или шутит. — Я всю ночь то сторожил наши вещи, то искал тебя по всему терминалу, пока ты бессовестно дрых. Тоже мне, «морской котик»-стелс!

— Прости, Дэнни, я не знаю, как это получилось.

Так он спал? Стив ещё раз мучительно огляделся, ища хотя бы какие-то намёки, что те две встречи, полностью изменившие его мировоззрение, произошли всё-таки в реальности, а не в его голове. Понятно, что нет никакого волшебства, кроме как в красивых сказках, и до этой ночи Стив считал себя закоренелым реалистом, но, тем не менее, осознание, что то был лишь сон, отдалось болью глубоко в груди. Всего лишь сон.

— Не знаешь? Это твоё обычное состояние, Стив, если вопрос не относится к категории вооружений. На, держи. С Рождеством.

В руки Стиву перекочевал сэндвич.

— Да, — спохватился он, — с Рождеством.

Перебравшись в кресло, Стив обнаружил в держателе подлокотника ещё и стаканчик с кофе. После их вчерашней ссоры, закончившейся совсем уж некрасиво, Дэнни всё же позаботился о нём... Стив немного сумбурно поблагодарил приятеля, приступил было к еде, но остановил себя и поблагодарил Дэнни ещё раз, нормально. Он этого заслуживал, потому что терпел Стива, такую упёртую задницу, он куда больше заслуживал на самом деле! Правда, у Дэнни было такое выражение лица, как если бы он вообще не понял, что происходит. Да, вот ещё доказательство, какой Стив хороший друг.

Напарник определённо чувствовал себя неловко, потому что хоть и трещал по привычке, не затыкаясь, но постоянно посматривал на Стива. Видимо, ждал, когда же его трепотню попытаются прекратить, а Стив старательно слушал продолжительный рассказ про то, что непогода прекратилась, снегоуборочная техника на взлетно-посадочных полосах работает в ударном темпе, и есть крошечный шанс улететь сегодня. Мысли всё пытались свернуть в сторону недавних сновидений, а в груди колючей рыбой-фугу надувалось разочарование. Получается, это во сне Стиву удалось почти что дозвониться до Мэри в самое Рождество и всё ей сказать, в реальности же придётся повторить. Нестрашно, нет, проблема была в другом — какой же из него старший брат, если он звонит поздравить с праздником после этого самого праздника? Да никакой, вообще никакой, по сравнению с тем, прошлым Стивом. Как много ему, однако, придётся исправлять.

— Дэнни, прости меня, — улучив момент, когда тот замолк, набирая воздуха в грудь, быстро сказал Стив. — Прости за то, что я тебе вчера наговорил. Ты был прав, а я не желал признавать очевидного.

По ощущениям прошло не меньше пяти минут, прежде чем Дэнни протянул:

— Та-ак, что я пропустил? Ты головой ударился, пока спал? Иначе с чего вдруг ты решил со мной согласиться?

— Ну, кое-что случилось, и я посмотрел на свою жизнь со стороны. На прошлое, на… на возможное будущее. Мне не понравилось то, что я увидел, поэтому я и пересматриваю приоритеты, так скажем.

Прищурившийся Дэнни сверлил его полным подозрения взглядом. Стив ответил ему виноватой улыбкой, стараясь не думать, что по-другому не получилось бы. Он бы и сам не поверил и вытряс из Дэнни всю душу, если бы тот внезапно перестал ныть, бросил носить галстуки и перешёл на флотские образ жизни и метод решения проблем.

— Ты это серьёзно сейчас?

— Как никогда, Дэнни.

— Вау. То есть, я больше не услышу от тебя глупостей вроде «это всего лишь Рождество, Дэнни»? Мы не рванём в Сиэтл за очередным подозреваемым, например, в день рождения Грейс? И ты тоже не умчишься без предупреждения куда-то в Японию за убийцей отца?

— Нет. То есть, я как минимум предупрежу, — поправился Стив, потому что выражение лица ошарашенного его ответом Дэнни, конечно, бесценно, но не хотелось, что напарника удар хватил или ещё что-то приключилось. — И больше ни за что в жизни не буду дрессировать Мэри, как ты выразился. Я... пока точно не знаю как, но я с ней помирюсь и соберу обратно свою семью.

— Ну надо же... я тут пытаюсь подобрать слова извинения, потому что думаю, что перегнул палку, а ты, оказывается, решил полностью свою жизнь поменять, — с расстановкой произнёс Дэнни, потерев подбородок. — Ты же понимаешь, что за один день ничего не произойдёт? Это надолго и вообще... — он взмахнул руками, видимо, пытаясь изобразить то самое «вообще». — Но я рад, честно, я очень, очень рад. Ты же нормальный мужик, МакГарретт, но твои армейские заскоки, которые вон откуда аж тянутся, тебе не дадут жить не дадут спокойно. А ты мне всё-таки дорог, придурок, я желаю тебе счастья… Ты тоже прости, снова. Я звонил Рейчел вот почти только что, она больше не злится, — Дэнни с надеждой улыбнулся, — когда я передал наш разговор, велела хватать тебя в охапку и тащить к ней сразу по прилёту, чтобы ты не был один.

— Твоя бывшая жена — потрясающая женщина.

— Я знаю и очень надеюсь, что скоро она опять станет моей женой. Знаешь, что, Стив? Дай-ка я тебя обниму, раз уж ты принял судьбоносное решение перестать быть армейским болваном. Надо запомнить этот день.

Как Дэнни ни старался, ему не удалось избавиться полностью от растроганных ноток в своём голосе. Мог и не пытаться, Стив знал, какой он, на самом деле, ужасно сентиментальный человек. Напоследок похлопав его по плечу, Дэнни вернулся на своё место и уже другим тоном спросил:

— Что собираешься делать?

— Позвоню Мэри, тёте Дэб, организую им поездку на Гавайи. Всё-таки это и дом Мэри тоже, а она в нём не была гораздо дольше, чем я. После смерти отца вообще получился кошмар, так что, да, попробую собрать вместе всех МакГарреттов. Кэтрин, наверное, ещё несколько дней будет на дежурстве, надеюсь, за это время я смогу придумать, — Стив вспомнил слова своей старшей версии, — что-нибудь по-настоящему романтичное.

— Бутылка вина, сыр и «Дневник памяти». Стопроцентный результат гарантирую.

— Я запомню. Ладно, — он потянулся, — надо привести себя в порядок хоть немного. Нас, может, скоро уже отправят домой, а я наверняка похож на чудовище.

Пробежать стандартный утренний километраж в здании аэропорта не получилось бы никак, так что Стив под удивлёнными взглядами ближайших соседей наскоро размялся, отжавшись несколько десятков раз и покачав пресс. Физические упражнения всегда помогали очистить разум и сбросить остатки сна, в этот раз тоже сработали: голова сделалась приятно ясной, пришли силы и воодушевление, настрой претворять в свою жизнь то, что Стив осознал этой ночью. То, что встреча с собой прошлым и собой будущим ему приснилась, совсем не остудило его пыл, не заставило сомневаться, а стоит ли, нужно ли что-то делать. Нужно. Оглянувшись назад и посмотрев в будущее, Стив видел это чётко и ясно. Если бы не этот сон, он бы прямой наводкой пошёл по именно тому пути, который в конечном итоге привёл к потере всего: Кэтрин, оханы, друзей! Только и остаётся, что в самом деле уверовать в чудо, чудо, которое его уберегло.

Рассказывать Дэнни правду он, конечно, не станет. Может быть, когда-нибудь потом, но однозначно не сейчас. Сейчас Стив должен в первую очередь поговорить с Мэри и повторить ей хотя бы то, что во сне наговорил на автоответчик. Когда он, чувствуя себя уже взбодрившимся и готовым к новому бою, вернулся к их местам, Дэнни увлечённо копался в телефоне. Неплохая мысль. Уже утро, нагрузка на телефонные линии должна снизиться, самое время позвонить сестре. Однако, взяв в руки смартфон, Стив удивился, почувствовав лёгкую вибрацию аппарата, которая обычно означала пропущенный вызов или непрочитанное смс. Сердце немедленно застучало так сильно, что чуть рёбра не выломало, и, разблокировав экран, Стив сглотнул.

Действительно пропущенный. От Мэри.

— Стив? — её голос из динамика звучал немного сонно. — Надеюсь, у тебя не случился побег каких-нибудь очередных главгадов, которые решили отомстить и теперь охотятся за мной?

— С Рождеством, Мэри, — пробормотал он в ответ, ощущая себя как никогда глупо. А ещё — горько. Правда снова била по лицу наотмашь. Родная сестра вместо поздравлений в первую очередь заговорила о его работе, и не подумала даже, что Стив мог позвонить ей по какому-то другому поводу.

— А, и тебя тоже с Рождеством, братец. И всё же, что стряслось, Стив? Я как-то не ожидала от тебя такого сообщения на автоответчике почти в полночь.

Сообщения на автоответчике? Стива бросило в жар. Он был твёрдо уверен, что не звонил никому вечером до ссоры с Дэнни, а звонил только... только во сне. Значит, он всё-таки не спал? Или у него приключился приступ лунатизма, чего Стив никогда за собой не замечал прежде?

Или всё-таки произошло настоящее рождественское чудо, в которое армейский чурбан просто не мог поверить?

— Стив! — Мэри крикнула в трубку так, что сидевший рядом Дэнни вздрогнул и чуть не выронил свой телефон. — Ты уснул, что ли?

— Я? Нет! Нет, совсем нет.

— Так. Ясно, у тебя в очередной раз что-то приключилось. Вопрос только один — я к этому каким боком?

— Да, ты права. Приключилось. Я понял, что я плохой брат и ещё более худший друг. Да и парень, похоже, так себе.

— Стив, — изумлённо протянула Мэри, — тебя какая муха укусила?

— Я просто... просто прозрел. Мэри, мы же семья, а если этого не знать, так будто вообще чужие друг другу люди. Кроме тебя и тёти Дэб, у меня по-настоящему и нет никого. У тебя тоже, и это неправильно, и...

— Хочешь сказать, я себе мужчин выбирать не умею?! — сердито вопросила сестра, и Стив чуть не поперхнулся. Как, ради всего святого, Мэри сделала такой вывод из его слов?

— Нет. Я хочу, чтобы мы снова были родными людьми, как когда-то. Когда мамы не стало, мы разделились и напрасно. Ты... ты понятия не имеешь, Мэри, как сильно это мешает жить.

— Я не имею? Я, к твоему сведению, несколько лет ходила к психотерапевту и то не все травмы успела проработать из-за переезда.

— Ну, тогда ты понимаешь всё лучше меня. Знаю, странно выглядит, что я вот так, с бухты-барахты, решил исправиться. Если ты спросишь, я вряд ли сумею ответить почему, но я знаю, что мне это нужно, нам нужно, обоим. Вряд ли у нас получится стать теми же счастливыми братом и сестрой, какими мы были до смерти мамы, но просто быть семьёй... я хочу попытаться, Мэри.

Он замолчал, не слыша ничего, кроме собственного дыхания. Мэри молчала, и та вера, с какой Стив говорил, самую малость, но пошатнулась. Он не был хорош в риторике, она не требовалась, чтобы отдавать приказы, однако надеялся, что сказанные слова для Мэри звучали искренне.

— Знаешь, — произнесла наконец она после паузы, — я не совсем поняла, что именно с тобой произошло. Надеюсь, что это всё-таки был не кирпич и не рукоять пистолета, прилетевшая тебе по затылку, потому что говоришь ты очень странно, Стив. Как будто и не ты совсем, я верю и не верю тебе, так что... Мы с тётей Дэб сейчас в Сакраменто. Тут была снежная буря, быстро прилететь на Гавайи не получится.

— Мы с Дэнни застряли в аэропорту Сан-Франциско, — произнёс Стив, не веря в свою удачу. — Это где-то в двух-трёх часах от вас.

— Да? Ну, тогда это знак. Ты можешь приехать, если хочешь, Стив. Стив?

— Я приеду, — произнёс он решительно, и в тот же момент Дэнни, который словно подслушивал весь их разговор от начала и до конца, неожиданно показал ему большой палец.