Рождественские встречи (гет)

Он встретил ее в Рождество.

Этот праздник, как и все католическое, он глубоко презирает. Он убежден в том, что именно из-за невежественных попов с их вырожденческой доктриной о мировом братстве и «всепрощении» его родная Ирландия столетиями прозябала в дерьме и терпела захватчиков-англичан, давно выбросивших римскую ересь на свалку истории. Еще будучи маленьким, он ненавидел традиционные походы в церковь, которые были неизменным ритуалом Сочельника в их семье, и однажды в отместку своей мамаше продекламировал за рождественским ужином сказку собственного сочинения под названием «Голодный ослик». Шокированных физиономий и возмущенных воплей было достаточно, чтобы удовлетворить его эго, а последовавшую затем истерику матери он заглушил, включив на полную мощность магнитофон в своей комнате.

Сегодня он тоже глушит Рождество музыкой, пусть теперь этот праздник вызывает у него только легкую скуку. “I want to break free!..” — раздается в наушниках отчаянный возглас, и он вздыхает. А кто ж не хочет. Только вот его сейчас везут в сверхсекретную тюрьму. Любопытно, какого лешего от него опять нужно Майкрофту Холмсу. Не станет же он запирать его в одном месте с каннибалами и клиническими извращенцами — это было бы некультурно.

Он лениво шествует в кабинет управляющего, а оказавшись внутри, сонно потягивается, как пресыщенный легкой домашней жизнью кот, избалованный постоянным вниманием и бездельем. Ему на все пофиг, и поэтому он не сразу замечает, как сквозь привычную броню невозмутимости и отстраненности, что носит, не снимая, его собеседник, просвечивают неуверенность и… страх? О, так неужели он наконец-то дождался приличного подарка на Рождество?

Догадка и верна, и нет. Сегодня подарком является он сам. Но вот тот человек, кто его получит… О, такого он не смог бы вообразить даже в самых смелых своих мечтах.

Его ведут в самую дальнюю камеру, которая фактически представляет собой тюрьму в тюрьме. Забыв о скуке, он лихорадочно соображает. Если то, что сказал ему Холмс, правда, это же… это же все меняет. Абсолютно все. Он почти видит, как перед глазами собираются кусочки мозаики, словно их тянет друг к другу магнитом. Так у Холмса есть сестра. Невероятно. Хотя, нет, почему невероятно? Это просто гениально. Грандиозно. Ошеломительно. Еще один Холмс, с которым он мог бы поиграть. И к тому же дама. Интересно, они сильно похожи? Наверняка как две капли воды. Те же черные роскошные кудри, те же бледно-голубые глаза. Форма носа тоже одинаковая. Сестра ниже брата, это было ожидаемо, но в ней скрывается та же кошачья грация, та же готовность в любой момент сорваться и прыгнуть на добычу, схватить ее своими цепкими лапками, и не отпускать, не отпускать…

Он моргает и с удивлением замирает у стекла. Не думал он, что это когда-то произойдет, но его застали врасплох. Он очутился напротив нее и сам этого не заметил. Это словно наваждение. Нет. Манипуляция. Он смотрит прямо ей в глаза. Он угадал — они такие же, как у брата, но в них совсем нет тепла, только ледяная улыбка. Она смотрит на него, и к нему словно протягиваются тонкие холодные щупальца. Он видит, как они мягко обволакивают его, а потом одним резким движением вырывают у него из груди его сердце. Он ведь ее рождественский подарок. А значит, она может сделать с ним все, что угодно.

Теперь она так его и называет. Рождественский Подарок. Иногда, лишь в минуту особого расположения, она называет его «дорогой Джим», но это звучит почти официально, в этом имени нет интимности, нет той близости, что установилась между ними в то судьбоносное Рождество.

Их встречи редки, но они приносят ему столько адреналина и драйва, что он почти забывает о ее брате. Несмотря на сходства, что он отметил при их первой встрече, различий больше, и они имеют большее значение. Шерлок Холмс сентиментален, импульсивен и, чего уж греха таить, недальновиден. До определенных пределов. Нет, рассчитать события на пару ходов вперед ему под силу, но вот заглянуть за горизонт, в отличие от сестры, он не может. А она действительно умеет предсказывать будущее. Ей известны все людские страхи и пороки, она может манипулировать кем угодно, поэтому заранее знает каждый выбор каждого человека, что встречается ей на пути. И он не исключение.

Он еще не знает, каким образом выйдет из игры, но ей уже это известно. Одним холодным февральским вечером она приходит к нему домой (как ей удается временами сбегать из тюрьмы, он уже давно понял) и утверждает, что у нее сегодня день рождения. Он с удивлением приподнимает брови и смотрит на календарь. Что ж, этого следовало ожидать. Ее брат родился на излете рождественских праздников, а она появилась на свет в день Сретенья. Тогда Мария и Иосиф принесли новорожденного младенца Иисуса в храм, и старый пророк заявил Марии, что ее сын станет причиной «падения и восстания» многих людей, а ей самой «оружие пройдет душу». Разве можно было написать точнее? Скольких погубит Эвр Холмс перед тем, как достигнет своей цели? И разве не стала она мечом, пронзившим его душу? Она приоткрыла ему завесу, показала самую сокровенную тайну его злейшего врага, но за это она низвергнет его в пропасть и раздавит, а он не сделает ничего, чтобы ей помешать.

Но это все произойдет потом. Сегодня она пришла в гости к своему Рождественскому Подарку, и он приглашает ее на ужин, чтобы вместе отпраздновать ее день рождения. Наверное, это первый за много лет день, когда она отмечает эту дату, и это обстоятельство погружает ее в приятную меланхолию. Она вспоминает. Вспоминает свое последнее Рождество и свой последний день рождения в кругу семьи. Рассказывает о том, какие ей подарили подарки, и как мама с папой все хотели их сфотографировать, а Шерлок никак не мог усидеть на месте и без остановки вертелся, и Майкрофт смешно закатывал глаза, потому что ему до чертиков надоела вся эта суета. И камин в гостиной весело трещал, в окнах поблескивали искусственные снежинки, а на столе было так много сладостей, что они трое так объелись, что им чуть не стало дурно. И не было никого, кто мог бы их разлучить — ни глупенького Виктора Тревора, ни надоедливого Джона Ватсона. Только Холмсы, которые безраздельно принадлежали друг другу. И которые ни с кем ничем не обязаны были делиться.

Она замолкает, мечтательно прикрывая глаза, а он сидит напротив нее и думает о том, какой он все-таки дурак. Ведь на какой-то миг он действительно в это поверил. Поверил в то, что она выбрала его. Предназначила для великой цели — уничтожить Шерлока Холмса, превратить его в ничто в отместку за то, что когда-то он забыл о ней и предпочел родной сестре лучшего друга. Как же он ошибался. Она просто его подчинила, как подчиняла до этого сотни других глупых людей, и манипулировала им для достижения своей цели. Она никогда не собиралась уничтожить брата. Она всего лишь хотела с ним поиграть.

И она знала, что он не станет ей в этом мешать. Знала, что эта игра окажется ему не по зубам. И знала, какой конец он для себя изберет. Когда они с ее братом пожимают друг другу руки на той крыше, он уверен: она за ними наблюдает. И, глядя в глаза Шерлока Холмса, на самом деле он смотрит на нее. Надо же, каким сентиментальным она его сделала. Ему почти жаль. Ведь он почти ее любил.

Когда он поднимает пистолет и нажимает на курок, он точно знает, что больше никогда с ней не встретится. Уже много лет назад за ним забронировано одно из самых престижных мест в аду. А ее Шерлок Холмс обязательно уведет за собой в рай.

Он нашел ее в Рождество.

Обычно в этот день он всегда сидел дома, прячась от неприятных досадных ощущений и тяжелых воспоминаний, что приносил с собой этот праздник. Мама, что прячет под елку три подарка, один из них — для ребенка, которому в следующем году суждено навсегда покинуть родной дом. Младший брат, что весь Сочельник провел, запершись в чулане, где подсознательно надеялся спрятаться от терзающей его боли, но так и не нашел исцеления. Кому нужно такое Рождество? Кто захочет переживать этот день снова и снова, если он уже оставил на сердце шрамы, которым не суждено зарубцеваться?

Но в тот раз он изменил своим привычкам. Конечно, ради брата — ради него он сделает все что угодно, ради него он живет. Ради него он вышел из дома в Рождество и отправился в то место, которые нормальные люди в этот день стараются огибать за милю. В морг. И там он ее встретил.

Она была красивой, но этот жестокий праздник изуродовал и ее. Нелепый свитер с дурацким рисунком смотрелся на ней не лучше рыцарского доспеха, и длинные распущенные волосы были здесь совсем не к месту. Впрочем, присмотревшись внимательнее, он понял, что это был не первый ее наряд за сегодня. До этого она была одета в платье и, конечно же, переоделась, чтобы не идти в нем в морг?.. Нет, не только. Его бесстрастный взгляд задерживается на младшем брате. Боже, как все банально и очевидно. И как же банален этот другой он, что сейчас стоит рядом с ним — та же плоть и кровь, но совсем иная душа. Конечно, он обратит внимание только на ту женщину, что продефилирует перед ним голой, а других он и не заметит. Смотрит, смотрит и не замечает, пока ему хорошенько не дадут по шее. И как только можно быть таким заурядным.

Брат выходит из морга, он следует за ним. Они говорят ни о чем, и брат уходит. Он уходит тоже. Возвращается к себе домой, выпивает полбокала скотча и идет спать. Перед тем как закрыть глаза, он вспоминает женщину из морга. К своему удивлению, он чувствует симпатию. Он-то ненавидит Рождество и привык с этим жить, а вот она очень хочет стать в этот праздник счастливой. Но сегодня он сделал ее несчастной. Банально? Да. Но это не значит, что она не заслуживает сочувствия.

В следующий раз они встречаются спустя много месяцев. Его брат уже благополучно симулировал самоубийство и покинул страну, и он приходит, чтобы поблагодарить ее за помощь и напомнить, что в случае непредвиденной ситуации она всегда может к нему обратиться. И вновь ей удается его удивить, ибо она улыбается и качает головой. Нет, что вы, никакой непредвиденной ситуации не будет. Меня никто ни в чем не заподозрит, потому что никто не обратит на меня внимания. Ведь люди, они такие — смотрят, смотрят и не замечают. Эта фраза звучит уже у него в голове, но по ее глазам он понимает, что она тоже ее слышит. Странно. Никто раньше не мог так легко читать его мысли. Никто, кроме… Впрочем, о ней сейчас лучше не думать. Да и вообще, наверное, это просто ошибка. Эта скромная незаметная женщина не может быть столь проницательной.

Однако что-то в ней все-таки его цепляет. Он будто впервые в жизни встретил стороннего человека, который так хорошо понимает его брата. Джон Ватсон, инспектор Лестрейд, миссис Хадсон, даже Джеймс Мориарти и та женщина Адлер — они все были по-своему умны, но каждый обладал лишь кусочком паззла и ни один так и не добрался до сути. Главным, что определяло жизнь его брата, было одиночество. Судьба обрекла его на жизнь в полуправде, оторвала от него близкого человека, который, возможно… Нет, он снова отталкивает от себя эту мысль. Незачем ей об этом знать. Они одиноки и навсегда такими останутся. И если она так хорошо это понимает, ей лучше бы держаться от них подальше.

Но ничего не выходит. Ничто не способно сорвать ее с их орбиты, и вот они оказываются в самом страшном ночном кошмаре. Дан обратный отсчет, она как никогда одинока и уязвима, а его брат должен выудить из нее три заветных слова. И глядя на нее, на непослушные слезы в ее глазах, на ее попытки улыбаться сквозь боль, он перестает дышать. Нет, пожалуйста, только не это. Она не заслуживает смерти, только не она. Пусть лучше Эвр убьет его — по крайней мере, это будет справедливо. Она ведь не сделала ничего плохого. Просто видела в них людей. Просто отнеслась к ним с добротой и любовью. Она не может из-за этого погибнуть, только не она.

В конце концов брат все-таки ее спасает. А он чувствует такое облегчение, что на миг забывает о том, что с ними происходит. Нет, это хороший знак. Боже, нет, да это просто отлично! Если она спасена, значит, у них еще есть шанс. Значит, какой-то просвет существует, и они смогут отсюда выбраться.

Он оказывается и прав, и нет. Его физическая оболочка покидает «Шеррингфорд», но кажется, что его душа осталась там навсегда. После возвращения он все делает машинально. Ест, ходит на работу, спит. Не живет. А просто существует.

Снова наступает Рождество, он снова сидит у камина с бокалом скотча в руке. И он ждет. Ждет звонка от брата, который снова приведет его в морг, где будет она, и где будет он, и где их снова никто не заметит. Но брат не звонит, он в одиночестве допивает свой скотч и уже собирается идти спать, как вдруг вспоминает «Шеррингфорд». Тогда брат выиграл, потому что поменял правила игры. Может быть, ему стоит сделать то же самое?

Он одевается и выходит из дома. На служебной машине он приезжает в морг. Он знает, что застанет ее на рабочем месте, и даже не просит своего ассистента это проверить. Когда он проходит в ее кабинет, она как раз собирается перекусить купленным в автомате шоколадным батончиком. Он видит, что она включила на телефоне фильм, и узнает музыку «Этой замечательной жизни». Заметив его, она вздрагивает от неожиданности и растерянно на него смотрит, не зная, что сказать.

— Добрый вечер, мисс Хупер, — он откашливается, слегка краснеет и неуверенно кивает головой на ее телефон. — Быть может, вы хотите посмотреть этот фильм в кинотеатре?

Ей не удается сдержать улыбку, и она отводит взгляд, чтобы ему не бросалось в глаза ее смущение. Его приход застал ее врасплох, но после всех этих лет ей не составляет особого труда понять его мотивы.

— А у вас есть билеты, мистер Холмс? — она поднимает на него глаза.

— Нет, — он качает головой. — Но я знаю кинотеатр, где билеты не нужны.

Теперь она почти смеется. Смотрит на свой батончик, затем кладет его в карман и встает.

— А туда пускают с едой?

— Не только пускают — это обязательное условие для бесплатного прохода. И чем калорийнее еда, тем лучше.

— Раз так, я с удовольствием принимаю ваше приглашение, — она смотрит на него почти весело. — Только, конечно, если это не свидание.

— Это не свидание, мисс Хупер, — заверяет он. — Это просто Рождество вдвоем.

Он простил ее в Рождество.

Почему он выбрал именно этот день? Возможно, сыграло свою роль католическое воспитание. После возвращения с войны он навсегда распрощался с верой в Бога и стал считать себя атеистом, но, видимо, заложенные в сердце в раннем возрасте идеи оказались слишком жизнеспособными. Он вспомнил о том, как в детстве мать говорила ему, что в Рождество нужно прощать все обиды, чтобы войти в Новый год с чистым сердцем и легкой совестью. Чистое сердце и легкая совесть — вряд ли нашлись бы словосочетания, которые он в данный момент считал бы менее подходящими для его персоны. Значит, стоило приложить хоть какое-то усилие и последовать совету давно почившей матери.

Возможно, однако, что его подтолкнул к этому лучший друг. Он никак не ожидал, что тот пригласит их с женой провести Рождество в доме своих родителей. Он целую вечность не встречал этот праздник в семейной обстановке; наверное, последний раз это было еще во время учебы. Уютный дом, растопленный отцом семейства камин, незамысловатые гирлянды, подмигивающие из разных углов гостиной. На кухню лучше не соваться — там вовсю кипит работа, и тонкий аромат рождественского пунша приятно щекочет ноздри. Не хватает только возни ребятишек, что не могут усидеть на месте и бегают туда-сюда, не в силах сдержать нетерпения в предвкушении подарков. Впрочем, за ребятишками дело не стало — его жена уже почти на сносях.

Наверное, это и было самой главной причиной того, что он все-таки решился на этот разговор. Ему стало стыдно. Не перед женой, а перед ребенком. Он внезапно понял, что ведет себя не по-мужски. Игнорирует жену в тот момент, когда она больше всего в нем нуждается. Упрямится и не желает ее простить, ставя свою обиду выше интересов своего ребенка. Так быть не должно. Тем более в Рождество.

Она сидит на диване с кружкой дымящегося чая и книжкой по физике, которую написала хозяйка дома. Когда он заходит, она его игнорирует и с удвоенным интересом углубляется в чтение. Поэтому он сразу же привлекает ее внимание и достает злополучную флешку, источник всех его несчастий. На жену она действует как красная тряпка на быка. Книжка отложена в сторону и забыта, плечи напряжены, во взгляде тревожное ожидание. Он принял решение. Но что оно им принесет?

Когда он много лет спустя будет вспоминать этот разговор, уже не чувствуя припорошенной временем боли, он будет вызывать у него легкую иронию. Вся ситуация действительно была очень ироничной. Ведь тогда он сделал то, что должен делать любой порядочный католик перед лицом испытаний: он пошел на жертву. Он всегда старался быть с собой и с окружающими предельно честным, не выносил недомолвок, закулисной борьбы и обмана, а тут вдруг согласился жить во лжи. Или, если выразиться помягче, в недосказанности. И сделал это в священный праздник, когда жизнь не может быть проще. Ты либо созерцаешь новорожденного младенца в окружении кротких животных, либо стоишь на улице и мерзнешь, не подозревая о том, что только что произошло у тебя под носом. Очень простой выбор, как раз для такого солдата, как он, что не создан для шпионских романов и хитроумных политических манипуляций.

Однако его трагедия состояла в том, что в тот день он находился в самом настоящем шпионском романе. О том, что он торжественно запечатал свой брак ложью, ему буквально через пару часов напомнит жестокий газетный магнат, обладающий извращенным чувством юмора и получающий удовольствие от душевных мук других людей. А о том, что ложью была и семейная идиллия родителей его друга, он узнает несколько месяцев спустя, когда окажется, что под красивой обложкой была спрятана страшная тайна. Психически больная девочка, повинная в смерти маленького мальчика и запертая в тюрьме на безлюдном острове. Неудивительно, что ее братья так не любят Рождество, ведь именно в этот праздник на землю вновь спускаются призраки.

Наверное, поэтому его жертва и оказалась напрасной. Никакое Рождество не исцелит сердечную рану, если все последующие события будут непрестанно ее бередить. Его ребенок все-таки родился — девочка, которую они назвали Розой Мира. Хорошее имя для того, кто помог примирить своих родителей. Только примирение не было тождественно решению всех проблем. Прошлое его жены постоянно было с ними, как уродливая напольная лампа, подаренная на годовщину свадьбы нелюбимой родственницей. Ее могли бы спрятать в кладовку, но из какого-то внутреннего чувства противоречия держат в гостиной, где она постоянно напоминает о своем присутствии. С нее стряхивают пыль, ее передвигают, когда приходят гости и нужно освободить место, и особо неуклюжие посетители неизменно о нее спотыкаются, едва не ломая шею в следующем затем полете. И все-таки лампа стоит на своем месте, потому что ее нельзя убрать. Потому что в каждом доме есть место для своего персонального уродства — а в каждой семье есть место для постыдного секрета. Только не для всех такой секрет перерастает в трагедию.

С гибелью Мэри лампа внезапно исчезает, а он думает, что все бы отдал, только бы она продолжала стоять в гостиной. Он-то полагал, что они будут жить в полуправде целую вечность, но оказалось, что вечность — понятие относительное. В их случае она была настолько коротка, что они даже не успели встретить втроем Рождество. И первый праздник маленькой Рози обречен пройти в полутени, разбавленной горечью и сожалением.

Но он решает, что с него хватит. Пора менять правила игры — он ведь солдат, а солдат не может уклониться от своего долга. Поэтому утром в день Рождества, оставив дочку на попечение миссис Хадсон, он едет на кладбище. По дороге он покупает небольшой венок из белых роз. Эта зима выдалась не очень холодной, и редкий снег сразу же таял, поэтому могильная плита, на которую он бережно кладет венок, чиста и слегка поблескивает в тусклом утреннем свете. Он делает полшага назад, созерцает результат своего труда и открывает рот, чтобы что-то сказать, но слова застревают в горле, словно чужеродный элемент, который только мешает. Все, что он хотел сказать, она уже знает. Знает, как сильно ему ее не хватает, как отчаянно он желает, чтобы чудо все-таки случилось, и она встретила с ними этот самый главный в году семейный праздник. И как втайне от всех, стыдясь собственной слабости, он молится о том, чтобы к нему все-таки вернулась вера, и он снова научился надеяться на лучшее. Не ради себя, а ради их дочки. А еще ради Мэри.

И его молитвы не остаются без ответа. Нет, чудо не приходит, с неба не спускаются сонмы ангелов, а его жена не восстает из мертвых. Происходит нечто гораздо более невероятное. Стоя у могилы жены, Джон Ватсон плачет. Ему доводилось плакать и раньше, но сейчас он плачет не потому, что скорбит об ушедшем, а потому, что он наконец-то отпустил. Разбил ту лампу, что не давала ему покоя последние несколько месяцев. Она разлетелась на тысячи осколков, и теплый ласковый ветер одним прикосновением обратил их в пыль.

В прошлое Рождество Джон простил Мэри.

Сегодня он простил себя.

Он потерял ее в Рождество.

Конечно, он всегда был заторможенным, поэтому узнал об этом лишь пару недель спустя, после того как впервые не получил от нее эсемески с поздравлением ко дню рождения. И понял он это лишь на следующий день. Ведь тот год был особенным — его первый спустя много лет день рождения в кругу семьи, вместе с родителями, братом и сестрой, которую он все-таки сумел привести домой. А поскольку он родился на Богоявление, празднование проходило в почти рождественской атмосфере. Родители еще не убрали елку и другие новогодние украшения, мама наготовила множество вкусностей, которых хватило бы и для прокорма целой роты солдат, а DVD-проигрыватель работал весь день, демонстрируя все имеющиеся в домашней коллекции рождественские фильмы — единственное условие, при котором его старший брат был способен вынести всю эту суету. Так что неудивительно, что он позабыл обо всем на свете и только на следующий день осознал, кто не поздравил его с днем рождения.

Первый импульс — проверить последние новости, но это только вызывает у него жгучее раздражение. Он всегда был слаб в немецком, да и сообщения из австрийской столицы были донельзя банальными. Захлопнув ноутбук с такой силой, словно устройство было лично повинно в сложившейся ситуации, он достает из кармана телефон и набирает номер, который знает наизусть, пусть и пользовался им всего раз. Личный номер герра Крюгера, молчаливого и весьма зоркого для своих лет старичка, что владеет часовым магазином на той же венской улице, где у нее цветочный магазин. Герр Крюгер отвечает спустя три гудка, ставших для него пыткой, и вместо приветствия говорит лишь три слова, произнесенных с мягким австрийским акцентом. «Kommen Sie hierher»⁽¹⁾. И вешает трубку.

Значит, его худшие опасения подтвердились. Первые секунды он не дышит. Экран телефона давно погас, а он все держит его рядом с ухом. Пальцы одеревенели, а рука застыла и не слушается. Этого не может быть. Наверное, это какая-то ошибка.

Но он знает, что ошибки нет. По крайней мере, его мозг точно в этом уверен, потому что начинает посылать нужные импульсы остальным частям тела. Он собирает нужные вещи, достает паспорт, бронирует место на ближайшем рейсе до Вены. Через несколько часов прощается с домовладелицей и на такси едет в аэропорт. Его материальная оболочка движется вперед. А душа, напротив, обращена назад.

Снова эти рождественские праздники. Совсем как тогда, много лет назад, когда она впервые ему доверилась. Отправила в качестве подарка дорогую ей вещь. Нет, неправильно — собственную жизнь. Она сама так сказала: «Этот телефон — моя жизнь». И она отдала ее ему. Сделала подарок на Рождество, ничего не попросив взамен.

То есть, он так думал.

Он никогда не верил в чудеса. Тем более в рождественские. Чудо как явление противоречило тому, что он ставил превыше всего — разуму и рациональному мышлению. Поэтому он считал, что в его мире чуду нет места. Но тогда, глядя на ее подарок, он вдруг засомневался. Ведь как иначе было объяснить не только то, что она им заинтересовалась, но и то, что она так точно его охарактеризовала? «Надломленный». Да, она была права. Он был надломленным. Внутри него что-то работало неправильно, а он никак не мог определить место поломки. Может быть, она знает, в чем дело?

Видимо, именно на это он подсознательно надеялся, когда согласился ей помочь. Она ведь пришла на Бейкер-стрит за помощью, а он никогда не отказывал тем, кто предлагал ему достойную внимания загадку. Услуга за услугу: она отправила ему подарок, он разгадал для нее ребус. С одной лишь маленькой поправкой. Она его обманула.

Обмана он не выносил. Его работой было вычисление и обнаружение обманов, поэтому, когда она сплела паутину лжи прямо у него под носом, он ее уничтожил. Без всяких сантиментов и сожалений. Ее подарок оказался обманом, и он разбил его у нее на глазах. Все-таки он оказался прав. Чудес в его мире не бывает.

А потом он вдруг пожалел о содеянном. Вычислил ее местонахождение и спас от неминуемой гибели. Больше — от казни. Потому что верил: такие люди, как она, не заслуживают смерти. Слишком расточительно избавляться от такого незаурядного ума и от столь проницательного человека.

Он спас ее, и она снова исчезла из его жизни, чтобы вернуться… на Рождество. Это случилось в тот непростой период, когда он ликвидировал подпольную сеть Мориарти. Одна из нитей привела его в Вену — так он и познакомился с герром Крюгером, бывшим агентом Штази, которому удалось улизнуть из Германии после объединения страны и тихо устроиться в австрийской столице. Герр Крюгер оказался весьма ценным источником информации и ускорил падение нескольких приспешников ирландского криминального гения, но для него знакомство со старичком было важно не поэтому. Благодаря нему он снова встретил ее.

Он никогда не забудет, как увидел ее в тот рождественский вечер. Шел снег, было довольно холодно, и она вышла на улицу в элегантной пушистой шубке, чтобы убрать возвещающий о рождественской распродаже рекламный щит и закрыть магазин. Он сразу же заметил, что она перекрасила волосы в светло-каштановый цвет, поменяла косметический бренд, которым пользовалась, и надела брюки прямого покроя и рождественский свитер, который раньше ни за что бы не выбрала, но ее аура оставалась прежней. Для посетителей ее магазинчика она, возможно, была всего лишь милой продавщицей незаурядной внешности, но вот агенту уровня герра Крюгера все сразу стало ясно, и он хранил ее секрет — услуга за услугу. Не скрылось от него и то, как побледнел этот чопорный и слегка раздражительный молодой британец, когда увидел фройляйн Нортон. И как он дождался, пока она закроет магазин и выключит свет, чтобы с черного хода пройти в квартирку на втором этаже, где она жила.

Лучший друг вряд ли поверил бы ему, но в тот Сочельник они просто поужинали. В этом чужом городе, оба под прикрытием, они вдруг захотели нормальности, захотели обычного Рождества. Несмотря на то что она собиралась встречать праздник в одиночестве, она приготовила несколько традиционных блюд, и впервые за долгое время он поел домашней еды. На кухне, где она за неимением места накрыла на стол, уютно поскрипывало старенькое радио, из которого доносились рождественские песни на разных диалектах немецкого, и он ничего не мог разобрать, хоть мелодии и были знакомы ему с детства. После ужина, уже за полночь, она предложила ему пройтись, и он согласился. Наверное, она думала, что потом они вернутся к ней домой, но этого не произошло. Они расстались без слов, просто в один миг оказались по разные стороны улицы. По ее глазам он понял, что она могла бы его упрекнуть, но не стала этого делать. Она уже вышла из игры, а для него все было в самом разгаре, и ставки были слишком высоки. И чтобы уберечь ее, он перешел на другую сторону дороги. Сантименты. Или просто глупость.

Потом она еще несколько раз ему написала. Он ответил лишь дважды, после того как лишил жизни газетного магната, пытаясь защитить Мэри, и после того как секретарша лишила жизни Мэри, пытавшуюся защитить его. Ответил — и тотчас пожалел. Не хватало еще, чтобы она растревожилась и помчалась в Лондон, чтобы его утешить. Но в этом он оказался не прав. Она была сентиментальной, верно. Но не настолько глупой, чтобы рискнуть всем из-за его ошибки.

А потом в его жизнь вернулась младшая сестра, и на какое-то время он вообще о ней позабыл. Наверное, потому, что впервые за долгое время вновь ощутил себя единым целым, обрел гармонию и понимание, сумел починить то, что надломилось в нем много лет назад. Однако судьба даже здесь сыграла с ним злую шутку. Вернув в свою жизнь одну дорогую женщину, он вскоре после этого навсегда потерял другую.

И сегодня он стоит на знакомой венской улице и смотрит на заколоченную витрину цветочного магазина. Рождество уже покинуло этот город — исчезли блестящие украшения и разноцветные гирлянды, в киосках перестали продавать глинтвейн, продавцы книжных магазинов разобрали рождественские витрины, а ставшие ненужными елки заполонили специально отведенные для этого мусорные контейнеры. Праздник ушел из жизни людей, но пустота почему-то выросла у него в сердце. Через одиннадцать с половиной месяцев Рождество вернется вновь. А ее он больше никогда не увидит.

Герр Крюгер говорит, что ее убили в Сочельник. Обезглавили и рассекли напополам туловище. Судя по всему, это сделал недавно перебравшийся в Австрию террорист, принадлежащий к той же организации, от которой он спас ее много лет назад. Поэтому полиция и молчит о случившемся — боится роста ксенофобии и шумихи в соцсетях. По официальной версии, фройляйн Нортон стала жертвой грабителя. Похоронили ее тихо и без шума. Если мистер Холмс желает, он сводит его на кладбище.

На кладбище он не идет. Вместо этого он отправляется бродить по городу и в точности повторяет маршрут, по которому они прошли в то Рождество. У него на душе тяжело, но в его глазах нет слез. Не в его привычке поддаваться сожалению и строить гипотезы о том, что случилось бы, останься он тогда вместе с ней. Если у него и был когда-то шанс, о котором говорил его друг, он оставил его без внимания, и на то была достаточно рациональная причина.

Он потерял ее в Рождество.

Но разве можно потерять то, чем никогда не обладал?

1) Приезжайте сюда (нем.)

Вернуться к тексту