Плоды Гименея (гет)

…Сергей смотрел на Иру, которая уже явно что-то почувствовала — в глазах вместо раздражения появилась настороженность (как при общении с Карповым), — и все больше чувствовал себя дураком. «Плохая, очень плохая идея» — стучало у него в голове. Но отступать он не привык, да и поздно было давать заднюю. Пауза затягивалась, поэтому он поспешно, с непривычной для себя неуклюжестью полез в карман и вынул дурацкую бархатную коробочку.

— В-вот… — Пальцы скользнули по столешнице, колени противно тряслись, поднять глаза на Зимину представлялось делом совершенно немыслимым.

Но Глухарёв не был бы собой, если бы не одолел свой страх.

Ира переводила взгляд с Сергея на кольцо — несколько раз, словно безуспешно пытаясь провести некую параллель между этими несочетаемыми объектами, и лицо у нее было при этом совсем по-детски ошеломленное, будто прелестной пятилетней девочке объявили, что ей на день рождения подарили единорога.

Эти приоткрытые в чистом удивлении губы, недоверчивый взмах ресниц и проступивший даже через умело наложенный макияж румянец так умилили Глухарёва, что он тут же ощутил прилив уверенности в себе и смог наконец сказать то, с чего, собственно, и собирался начать разговор:

— Ир… выходи за меня замуж.

Пока он произносил эти слова — такие короткие, такие важные, такие непостижимо неотвратимые — в ее глазах стремительно разливалась паника, словно Ира хотела закричать: «Замолчи, замолчи!», остановить его, повернуть время вспять, взорвать землю — только бы он никогда не начинал этот разговор. И несостоявшееся падение, от которого Зимину спас стоящий сзади стул, и это выражение лица, мгновение назад казавшееся Сергею изумленным и предвкушающим (коварный разум всегда играет с нами в свои игры!), ясно говорили, что зря, ох как зря майор юстиции Глухарёв возмечтал о ванильном семейном счастье.

А уж после того, как его Ирка — его несгибаемый подполковник, грозный матриарх всея Пятницкого ОВД, величина, с которой считается даже такой упырь, как Карпов, — стала лепетать что-то невнятное в стиле «не знаю, как объяснить», Сергей почувствовал всем нутром, как в нем со страшным скрежетом ломается нечто, приведшее его к мысли, что сделать предложение Ирине Зиминой — самый дельный поступок в его жизни. Обломки были ледяные и жгли больнее каленого железа. Глухарёв снова был собой — уверенным, циничным, знающим лишь свою правду. Опасным. Не тем робеющим пацаном, что с трепетом ждал ответа возлюбленной двадцать секунд назад. Опалив начальницу своей фирменной улыбкой, он покинул кабинет, в душе проклиная сегодняшний день.

Ира пыталась припомнить, когда в последний раз ее удавалось кому-нибудь так шокировать. На память приходило пару случаев, но оба они были в далеком детстве и воспринимались уже как нечто незначительное.

Ну Глухарёв, вот же придумал! Откуда такие идеи? Как он себе это представлял вообще?! А Сашка? А работа?.. Да их весь отдел засмеет!

Замуж, ну надо же…

А они ведь давно встречаются. Ире всегда казалось, что мужчинам так проще: вроде бы и при женщине, а вроде и свободен. Они и не говорили никогда всерьез о женитьбе — так, шуточки. Она была уверена, что его все устраивает. И вот поди ж ты…

А ведь она заметила, что с Сергеем в последнее время что-то происходит… Взгляды какие-то странные, задумчивые — совсем ему несвойственно. Стихи опять же… Ира было подумала, что он снова подсел на какую-то дрянь — но нет, не похоже. И теперь вот это.

Зимина все смотрела на закрывшуюся дверь.

Она не могла принять его предложение, не могла! Для этого есть тысяча, десять тысяч причин. Она старше его — во всех смыслах. У нее ребенок от другого мужчины. И хоть она знала, что Сергей относится к Сашке с безграничной любовью, опыт подсказывал, что чужой ребенок навсегда остается чужим. У нее…

Внезапно Ира очень ярко, во всех подробностях представила, что будет дальше: Сергей неизбежно охладеет к ней, встретит женщину, которая согласится стать его женой, они родят милых маленьких глухарят и будут безмятежно, отвратительно счастливы, а она, подполковник Ира Зимина, будет сидеть в этом кресле и оскотиниваться от одиночества, пока не превратится в женскую версию Карпова.

Ее вышвырнуло из-за стола с такой силой, что лежащие на нем папки с бумагами полетели на пол, но она не обратила на них никакого внимания, зато схватила коробочку с кольцом.

Глухарёва она догнала почти у его кабинета.

Он слышал, как она бежала, знал, что это она, но не пожелал обернуться.

— Серёжа! — в отчаянии воскликнула Зимина — гораздо громче, чем хотела.

Удаляющаяся спина застыла. Ира добежала, схватила его за локоть, развернула не без труда, искала в родных глазах тот огонь, что видела вот только что — какую-то минуту назад, но видела лишь бешеную ярость.

— Серёж, прости, прости, я не хотела… то есть, хотела, но потом подумала и… а вдруг ты подумаешь, что… я, то есть, мы… — зачастила Зимина громким шепотом, сама не до конца понимая, что хочет сказать. — Понимаешь, я ведь никогда… ну то есть, всегда… а ты же не…

— Ир, — поморщился Глухарёв, и от его голоса ее вдруг затопила отчаянная, жгучая нежность. — Я уже все понял, не надо…

— Я согласна, — выпалила Зимина очень громко.

— …повторяться, — одновременно с ней закончил свою фразу Сергей и оторопело моргнул. — Что?..

— Я согласна выйти за тебя замуж, — уже гораздо тише, но так же твердо повторила Ира и протянула ему кольцо и правую руку.

Он несколько секунд бесстрастно изучал ее лицо, и в какой-то миг Зимина испугалась, что он сейчас скажет, что передумал. Но потом Сергей несмело улыбнулся и, очень бережно взяв ее руки в свои, спросил:

— Правда?..

Ира почувствовала, как губы сами собой расползаются в совершенно идиотской широкой улыбке, а глаза начинает предательски щипать.

— Кривда! — ответила она в лучших традициях Глухарёва.

Как хорошо везде иметь связи! Их зарегистрировали в тот же день (Ира ни за что не хотела менять фамилию и приготовилась к долгим спорам, но Глухарёв только пожал плечами), а уже через сутки они улетели в Египет — Валерий Андреевич расчувствовался и выдал им целых две недели отпуска в качестве свадебного подарка. Впрочем, полностью использовать этот щедрый дар не вышло: тот же генерал Захаров, единственный, на чьи звонки отвечала Зимина в эти дни, позвонил спустя неделю и похоронным тоном велел возвращаться.

— Чего там? — тоскливо осведомился Глухарёв, приподнимаясь на кровати.

Он видел, что его новоиспеченная жена мыслями уже в Москве, раздает распоряжения и устраивает разносы.

— Собирайся, — голосом подполковника Зиминой скомандовала его милая, нежная и застенчивая Ира и швырнула в него чемоданом. — Там Карпов банду задержал, надо его проконтролировать, пока он госпереворот не устроил.

Сергей поймал чемодан — к счастью, пока пустой, — вздохнул, и отправился собирать вещи.

В аэропорту их встретил Дэн.

— Ты че приперся-то? — мрачно спросила его Зимина. — Карпов отправил? Отвлекать?

— Да уж скорей наоборот, — в тон ей ухмыльнулся Антошин. — Я сам вызвался. Ну, типа в курс дела вас ввести.

— А че там? — нетерпеливо спросил Сергей в который уж раз — до этого он терроризировал этим вопросом Ирину, которая и сама толком ничего не знала и страшно раздражалась по этому поводу. — Карпов опять с угонщиками че-то не поделил?

— Круче, Серёг. — Денис стал вдруг совершенно серьезен. — Банду международную накрыли, которая нелегальной торговлей органами занималась. Прикинь?

Ира на заднем сиденье обмерла и побледнела, несмотря на свой чудесный средиземноморский загар.

— Как… органами?.. — севшим голосом переспросила она.

— Да как — обыкновенно, — пожал плечами Дэн. — Брали людей, бомжей в основном, изымали органы — печень, почки, иногда еще что — и продавали за границу. Канал налажен был, доктор за кордон мотался.

— Жесть какая, — с ошарашенным видом пробормотал Глухарёв.

— Бомжи — полбеды, — продолжал вещать Антошин. — Они обнаглели, стали детей похищать… Контора подключилась… А мы со Стасом совершенно случайно их накрыли. Пришла к нам в отдел женщина — вы как раз в ЗАГС уехали — сын у нее пропал…

Денис все продолжал рассказывать, а Сергей впервые в жизни почувствовал, как защемило сердце — не в фигуральном смысле, а вполне физически. Если бы они с Иркой не уехали, мальчишка, может быть, остался бы жив… Поймав в зеркале заднего вида ее взгляд, он понял, что мысль их посетила одинаковая.

— Ну в общем, я вас хотел предупредить, что она там… все ходит, возле отдела, — чуть виновато закончил Дэн. — Мы ее не трогаем пока, дежурные иногда на ночь пускают… Ждали вас, ИринСергевна, — совсем сконфузился парень и замолк.

Ира смотрела на Антошина так, будто у него вдруг выросло ухо на лбу.

— А че вы меня ждали-то? — как будто даже с опаской спросила она. — Домой отвезти некому?

— Ну, понимаешь, Ир… — замялся Денис. — Как бы тебе…

Он вдруг припарковался у обочины и обернулся к ней всем корпусом, не обращая внимания на гримасы Глухарёва, которого вдруг пронзила страшная догадка.

— Она не верит, что ее сын погиб… Все ждет, что ее будут вызывать для дачи показаний, фотографии его носит… Мы не знаем, как ей объяснить, что это бесполезно, — немного нервно закончил Дэн.

— Ты че, дурак, что ли? — пихнул его кулаком в плечо Глухарёв, заметив, как снова побледнела Ирка. — Ты как себе это представляешь?

Антошин пожал плечами.

— Ладно, на месте разберемся. — Зимина уже взяла себя в руки и «включила подполковника», как иногда любил выражаться Карпов.

Она не представляла себе, как сказать обезумевшей от горя матери, что ее ребенка разобрали на органы. Похоже, ни у кого из ее подчиненных не хватило для этого мужества, и они решили поручить это деликатное дело своей начальнице. Ира все еще помнила, как пыталась подняться в квартиру, где жила жена ее убитого ППС-ника, и сообщить, что их сын никогда не увидит своего отца. Теперь от нее требовалось сделать нечто гораздо худшее, но она была уже куда более закаленной. А еще — она верила, что Сергей и сейчас спасет ее от этой жуткой миссии.

…У въезда в отдел они действительно обнаружили субтильную девушку в дорогой шубке, с растрепанными пшеничными волосами, исцарапанным лицом и совершенно сумасшедшими глазами. Она держала в руках пачку фотографий и с безумной надеждой вглядывалась в окна каждой проезжающей машины, будто стремясь разглядеть в салоне свое потерянное дитя.