Отвратительные обстоятельства (джен)

Есть вещи, о которых никто не должен знать. Как бы ты ни доверял другому человеку, предсказать чужую реакцию со стопроцентной вероятностью невозможно, и даже самый близкий может неприятно удивить.

Когда речь идёт о чём-то банальном, это не так уж важно, но если секрет серьёзный, попытка облегчить душу может привести к трагедии.

Ситуации бывают разными, иногда люди совершают ошибки по глупости, без злого умысла или желания обидеть, раскаиваются… и признаются.

Взять, например, измену. Кому будет приятно узнать об измене любимого человека? Даже самый прогрессивный супруг будет оскорблён и может не простить. Пока вина не признана, можно гнать от себя подозрения и жить прежней жизнью, но стоит только правде прозвучать — и пути назад нет.

Или наркотики. У тебя может быть фишка за двадцать лет чистоты, репутация самого честного и порядочного человека, но для многих информация о том, что ты когда-то употреблял, станет веским поводом изменить к тебе отношение. Сюда же можно отнести отсидку — и плевать, за что тебя закрыли, хоть за неоплаченный штраф, — большинство и разбираться не станет, предпочтя разорвать связи.

Или тем более убийство. Умысел или самооборона, а смотреть на тебя по-прежнему люди уже не смогут. Перефразируя Библию: «Единожды убив — убьёшь снова». Не то чтобы моментально запишут в кровожадные маньяки, но подсознательно тебя будут сторониться — во избежание.

Не так уж важно, о чём именно идёт речь, эта опасность — что отношение к тебе изменится — общая для всех секретов.

Справедливо и обратное: если ты совершил что-то условно хорошее, люди на многое закроют глаза, считая тебя самого хорошим. Спаси ребёнка, пожертвуй деньги в какой-нибудь фонд — и тебе простят злые слова, не заметят странности в твоём поведении, предложат помощь там, где прошли бы мимо, будь на твоём месте кто-то другой…

И некоторые этим вовсю пользовались — порой даже не осознавая.

Лаки вовсю пользовался своим армейским прошлым, и в нём видели героя, игнорируя опасные звоночки, пока не стало поздно.

С чего всё началось? С трупа, разумеется. Если точнее, с третьего трупа, найденного за короткий промежуток времени в обычно спокойном районе. Убийства происходили в разное время и в разных местах, жертвы между собой, на первый взгляд, никак не были связаны, опять же способы убийства отличались, и связать их никому не приходило в голову. Затем появился четвёртый труп, и шериф наконец нащупал тоненькую ниточку связи — все убитые когда-то учились в одной школе и состояли в одном школьном клубе. Так себе связь, конечно, Нептун небольшой город, и половина жителей училась в одной школе, но больше ничего общего у жертв не нашлось: разный материальный достаток и образование, разные интересы, разные круги общения — лишь детское увлечение радиотехникой их объединяло. Учитывая, что возраст убитых был разным — от двадцати двух до тридцати четырёх лет — и, следовательно, в клубе они состояли в разные годы, это мало о чём говорило, они вполне могли вовсе никогда не пересекаться, но четыре трупа за пару недель — шериф не мог ничего не делать и хватался за соломинку.

Затем всплыл пятый труп — тоже бывший член клуба, и в том, что именно клуб радиотехники является общим фактором, больше не сомневались. Однако расследование едва ли сдвинулось с мёртвой точки: бессменный глава клуба мистер Хэмсворд, проработав более сорока лет, скончался в прошлом году по вполне естественным причинам, а кроме него оказалось некому предоставить список членов — все бумаги уже были уничтожены.

После шестого трупа Лэмб понял, что замалчивать ситуацию больше нельзя, и обратился к общественности, прося бывших членов клуба связаться с управлением шерифа. Собственно, в тот момент все и узнали, что в городе появился… журналисты, само собой, тут же закричали о маньяке, но убийца больше походил на серийного мстителя — ничем иным, кроме как желанием отомстить давним обидчикам, выбор жертв объясниться не мог.

Кем бы ни был убийца, ни в одном из шести случаев он не оставил улик. Первая жертва была застрелена из незарегистрированного оружия, второго убитого столкнули с крыши его собственного дома глубокой ночью, ещё двоих забили до смерти подручными предметами, пятый труп выловили из бассейна, шестой скончался после пытки электротоком — не всплыви информация про клуб, смерти вряд ли связали бы между собой. Седьмой труп нашёлся через пару дней — застрелен из того же оружия, что и первый убитый. И ни отпечатка, ни волоска, ни свидетеля ни в одном из убийств не было.

Общественность была взбудоражена, от шерифа требовали активных действий, но никаких идей, кем может быть преступник, ни у кого по-прежнему не было. Бывшие члены клуба тонким ручейком потянулись в допросные, рассказывая о себе всё, но никто не мог назвать все имена членов клуба — с выпуска из школы прошло немало времени, друзьями эти люди не были и друг друга знали максимум по именам, а чаще просто в лицо, общаясь лишь с руководителем клуба, но не между собой — радиотехника, видимо, интересовала замкнутых одиночек.

В то время меня захватила личная жизнь, и я не особо интересовалась событиями в мире. Слышала, конечно, новости, вместе со всеми ужасалась масштабу плана мести неизвестного преступника, но близко к сердцу происходящее не принимала — меня это никоим образом не касалось. У меня в кои-то веки всё было хорошо, я влюбилась по уши и откровенно наслаждалась жизнью, не желая думать о плохом. Я вообще была ужасно рассеяна и витала в облаках, и всё же странное поведение лучшего друга моего парня не смогло пройти совсем уж мимо моего внимания.

Дик Касабланкас был иллюстрацией беззаботности всё время, что я его знала. Он вечно улыбался и относился к жизни легко и весело, казалось, ничто не в состоянии надолго испортить ему настроение. А тут его будто подменили. Хотя нет, это неверное определение. Дик вёл себя почти так же, как раньше, но теперь это выглядело ненатурально. Его смех был неискренним, улыбки — вымученными, он стал меньше времени проводить в компании друзей и частенько отказывался от участия в любимых им ранее развлечениях. Но никто не замечал перемен в нём.

Я бы, наверное, тоже ничего не заметила, если бы как раз в то время мы с ним не пытались подружиться: мы не ладили все годы знакомства, но когда я стала девушкой его лучшего друга, Логан потребовал от нас пересмотра наших отношений, и пришлось нехотя уступить. Дик не был плохим, просто он мне не нравился своим поверхностным отношением к жизни, избалованностью и эгоизмом, а я раздражала его дотошностью и осуждающими взглядами. Мы были слишком разными, чтобы поладить, однако расстраивать Логана оба не хотели и искренне старались найти общий язык…

Восьмое тело вынесло на берег спустя ещё пару дней. Весь город обсуждал серию убийств, теряясь в догадках, кем может быть преступник, а я смотрела на Дика и не понимала, почему с каждым новым телом он становится всё более бледным и дёрганым — в клубе он точно не состоял, так что в число жертв никак попасть не должен был, а для убийства всех этих людей у него не было ни малейшего повода… С самими убийствами его поведение я поначалу не связывала, заметив странную закономерность как раз после седьмой смерти. И уже не смогла просто отмахнуться от непонятного поведения человека, рядом с которым провожу немало времени.

Спрашивать прямо не имело смысла, это было вполне очевидно. Конечно, я поинтересовалась у Логана, что происходит с его лучшим другом, но тот лишь пожал плечами, не придав вопросу значения — его интересовала я, а не Дик. А вот я сама будто вынырнула из тумана влюблённости, сладостный запах загадки манил всё сильнее.

Восьмое тело принадлежало одному из тех, кто уже успел побеседовать с шерифом. Оставшимся в живых известным членам клуба выделили охрану и посоветовали покинуть город, затрудняя убийце осуществление мести, однако о его личности всё ещё не было никаких догадок. Прошлое восьмой жертвы рассматривали под микроскопом, проверяли всех его одноклассников, соседей, знакомых и, естественно, родных, но зацепок не было. Для меня же уже было очевидно, что каким-то пока непонятным образом Дик со всем этим связан. Мы вместе учились, проводили вместе много времени, и не заметить его всё возрастающую нервозность просто было невозможно. Как и то, что он на грани нервного срыва — буквально. Он подскакивал от резкого звука, слыша полицейскую сирену — бледнел до синевы, постоянно вздрагивал и оглядывался… И пропадал. Каждый день он пропадал на несколько часов, и никто не мог сказать, где и с кем он был — конечно же это показалось мне подозрительным!

Но обсудить это было не с кем. С Диком мы ещё не были настолько близки, чтобы он стал делиться, а Логан… почему-то я была уверена, что он мне не поверит и сочтёт мои слова за нападки на Дика. Не то чтобы я подозревала того во всех этих убийствах, мотива у него не было, но вот причастность отрицать было уже едва ли возможно.

И, недолго думая, я решила за Диком проследить.

Опыт в этом деле у меня уже был, я помогала папе, частному детективу, выслеживать изменников, так что не боялась, что Дик меня заметит или сможет оторваться… Не того нужно было бояться.

«Мерс» Дика двигался в потоке машин, я висела у него на хвосте, сохраняя дистанцию, и когда он припарковался у заброшенного складского здания, внутренний голос не остановил меня. Бросив машину за углом, я поспешила следом с камерой подмышкой. Внутри было тихо и темно, часть окон была выбита, на полу громоздились кучи мусора, но здание было не настолько большим, чтобы заблудиться. Стараясь не шуметь, я двинулась вперёд и вышла в длинный коридор, в конце которого была открытая дверь, через которую слышались голоса.

На этом моменте мне бы развернуться и уйти, но любопытство всегда было моей слабостью. Крадучись двигаясь вперёд, полностью сконцентрировавшись на том, что происходит за открытой дверью, я не услышала шагов за спиной, так что удар по голове стал полнейшей неожиданностью.

В себя я пришла привязанной к стулу. Помня, что следила за Диком, испугалась я не сильно — не верила, что он может причинить мне вред. Попыталась освободиться и чуть не заорала: связана я была на совесть, причём давно, верёвки сильно впились в запястья и неосторожное движение отозвалось резкой болью.

Моё копошение привлекло внимание.

— Вероника Марс.

Парень стоял в дверном проходе, закатные лучи солнца светили ему в спину, и лицо не удавалось рассмотреть, но тот факт, что он знает, кто я, и что это не Дик, сам по себе пугал. Мой отец долго был шерифом, так что связываться со мной желающих не находилось — все понимали, что после увольнения папа не растерял старые связи и вредить мне чревато: причинившего мне вред будут искать с намного большим рвением, чем любого другого преступника. И всё же этот человек, кем бы он ни был, связал меня.

— И что же мне с тобой делать?

— Не убивай её, она будет молчать, я обещаю… — голос Дика звучал жалко, и это произвело на меня большее впечатление, чем даже смысл слов. Дик был бесстрашным. Лез в драки без оглядки, нырял с яхты прямо к акулам, гонял на бешеной скорости по Тихоокеанской трассе… Я знала его с двенадцати лет и ни разу не слышала в его голосе даже намёка на страх, теперь же в нём звучала откровенная паника.

— Заткнись! — рявкнул парень и наконец шагнул ко мне, что позволило увидеть лицо.

— Лаки?! — искренне изумилась я.

Я не знала, как его зовут на самом деле, все его звали просто Лаки — счастливчик. Он учился в нашей школе несколько лет назад, после пошёл служить в армию… Отправился в Ирак, вернулся уже с этим прозвищем и уважением — он был солдатом, а это много значило в патриотичном штате… Но вместо военной карьеры или колледжа Лаки пошёл работать уборщиком в нашу школу. Собственно, это всё, что я о нём знала. Он был доброжелательным, не цеплялся к ученикам, ни на кого не смотрел косо, а что был немного странным… это списывали на последствия командировки в Ирак и прощали. Вообще Лаки по большей части просто не замечали, интересной личностью он не был, опять же работал уборщиком…

И вот теперь этот незаметный парень привязал меня к стулу и крутит пистолет в руке, решая мою судьбу.

В голове не укладывалось.

Однако страх Дика был не наигранным, он боялся Лаки по-настоящему. Невысокого щуплого парня ниже него на полголовы, с которым легко бы справился… не будь у того пистолета.

Ситуация была, мягко говоря, неприятной, и всё же в отличие от Дика я не была сильно испугана.

— Зачем ты меня связал? — не зная, с чего начать, спросила я, застонав при новой попытке пошевелить руками.

— Чтобы ты не убежала, — улыбнулся тот, рассматривая меня, как интересное насекомое. — Что же мне с тобой делать, Марс?

Лихорадочный блеск глаз, замеченный лишь теперь, заставил прикусить язык. Я ещё не видела ничего страшного, только слова и поведение Дика указывали на то, что всё происходящее не очередная глупая шутка, даже пистолет меня не особо пугал, но то, что светилось в глазах Лаки — вот это было страшно. Пусть я не была психиатром и не могла диагностировать ПТСР «на глаз», даже мне было понятно, что нормальности в Лаки маловато.

— Отпустить, — призвав всё своё актёрское мастерство, деланно небрежно пожала я плечами. — Не знаю, что на вас нашло, что это несмешная шутка. Развяжи меня, и я поеду домой, мне не интересны ваши дела…

Он засмеялся — громко и заливисто, запрокинув голову назад так, что стало видно нёбо, будто я сказала что-то уморительное. Дик, стоящий за его спиной, пантомимой просил меня то ли заткнуться, то ли о чём-то другом — я не поняла.

— Хорошая шутка, Марс, — отсмеявшись, с улыбкой закивал Лаки. — Но я знаю, кто ты. Как ты на меня вышла?

— О чём ты? — Мне не пришлось притворяться, чтобы изобразить удивление. — Я увидела Дика, вспомнила, что хотела с ним поговорить, вот и вошла в это здание следом…

— С камерой?

Но меня не так легко было сбить с мысли.

— Я всё время хожу с камерой, что в этом такого?

— Не морочь мне голову! — рявкнул он внезапно, и вот теперь я наконец испугалась. Заброшенное здание на отшибе, дёрганный парень с оружием... — Что же мне с тобой делать, — риторически бормотал он под нос, — ты можешь мне помешать…

— Я не собираюсь тебе мешать! — прозвучало против воли заискивающе, но страх не способствовал притворству. — Я вообще не хочу знать, что тут происходит. Просто развяжи меня…

— Заткнись! — заорал он, подскочил ко мне — и я зажмурилась, ожидая удара. Но его не последовало. — Просто заткнись и не мешай мне думать.

Дик так и стоял чуть в стороне, переминаясь с ноги на ногу, не вмешиваясь и не пытаясь мне помочь, и я перевела взгляд на него. Лаки был не в себе, попытки достучаться до его здравого смысла, кажется, были обречены на провал, но Дик же адекватный…

— Дик…

— Если она сбежит — я тебе кишки выпущу, понял?! — закричал Лаки ещё до того, как Дик успел ответить.

— Она никуда не денется, — пообещал Дик, не смотря на меня.

— Мне нужно подумать, да, мне нужно как следует подумать, — бормотал Лаки, нарезая круги по помещению.

Я смотрела на него и с каждой секундой всё отчётливее понимала, что передо мной сумасшедший. Внезапно Лаки бросился прочь, заставив нас с Диком вздрогнуть, и через секунду мы остались вдвоём.

— Какого хрена? — сразу же спросила я — зло, раздражённо, испуганно. — Отвяжи меня!

— Я не могу.

Дик не смел поднять на меня взгляд, и это пугало.

— Какого чёрта происходит? — с трудом удерживая себя от криков, как могла спокойно спросила я.

— Ты что, вправду случайно здесь оказалась? — от удивления он даже поднял голову и посмотрел прямо на меня.

Признавать незнание было неприятно, но сейчас оно было даже выгодно.

— Я же сказала: увидела тебя…

— Чёрт, Вероника…

Продолжить нам помешал шум: шаги, мычание и ругань Лаки. Минутой позже действующих лиц добавилось.

Лаки втолкнул в комнату мужчину с мешком на голове и связанными за спиной руками, и тот, запнувшись о порог, плашмя рухнул на пол, заставив меня вскрикнуть. Однако сам пленник лишь замычал, из чего я сделала вывод, что у него во рту кляп.

И ещё сильнее испугалась.

— Я придумал, как нам разрешить наше ма-а-аленькое затруднение, — весело сообщил Лаки.

— Не надо! — бросился к нему Дик. — Пожалуйста, не надо…

Лаки без замаха ударил Дика в лицо рукой с пистолетом, и тот отшатнулся. Удар не был сильным, и всё же Дику хватило, чтобы проглотить все возражения.

Лаки тем временем достал из-за пояса второй пистолет, вытащил магазин и, передёрнув затворник, положил его мне на колени, заставив выпучить глаза. А затем в его руке появился нож, и я почувствовала, как меня сотрясает дрожь.

Я знала про этот эффект холодного оружия, но сама с ним не сталкивалась. Почему-то восемьдесят процентов людей намного больше боятся именно холодного оружия. Читала исследование на эту тему, но поверить не смогла — мне казалось это неправдоподобным, всё же огнестрел намного опаснее… Учёные были правы, придётся признать, нож пугал значительно сильнее.

Лаки не обращал внимания на мой страх и, разумеется, ничего не стал объяснять, однако ничего страшного и не сделал, напротив, освободил мою правую руку. Я не сдержала стон, а увидев кровоподтёк на запястье, оставшийся после пластиковой стяжки, захотела вовсе расплакаться.

— Пристрели его, — с той же ненормальной улыбкой приказал Лаки, кивнув на так и лежащего перед дверью мужчину. — И я отпущу тебя — мы будем повязаны, и мне незачем будет тебя убивать. — Он резко повернулся и с угрозой посмотрел на Дика: — Правильно я говорю?

Слова не осознавались. Лаки стоял слишком близко, от него приятно пахло каким-то лосьоном для бритья или одеколоном, и этот диссонанс выбивал из колеи.

— Считаю до трёх и стреляю тебе в голову.

— Что? — Я не понимала, что он говорит. Слова были знакомыми по отдельности, но вместе не складывались.

— Дай нам поговорить, — вдруг снова вмешался Дик, и я машинально перевела взгляд на него. — Она в шоке, ты же видишь. Дай нам поговорить, я уговорю её.

Лаки посмотрел на меня с задумчивостью, недоверчиво хмыкнул, но почему-то согласился.

— Ладно, — кивнул он и, наклонившись, забрал положенный мне на колени пистолет. — Пять минут, — сказал он Дику и отошёл к пленнику.

Дик бросился ко мне, не дожидаясь, пока Лаки удалится на расстояние, с которого не будет слышать разговор, и, присев на корточки, максимально приблизился — так, что когда он заговорил, я почувствовала тепло его дыхания на щеке.

— Послушай, ты сильная, я знаю. Прошу тебя, забудь обо всём и делай, что он говорит. Он убьёт тебя, если ты не подчинишься...

По правде, я была растеряна. С Диком мы были знакомы половину жизни, учились в одном классе, видели друг друга в самые разные моменты, в конце концов он был лучшим другом моего парня, и потому его слова меня не пугали — я не цепенела и понимала смысл произносимого… но осознать всё равно не получалось.

Убить человека, даже лица которого я не видела, просто потому, что какой-то психопат приказал это сделать?! Нонсенс! Конечно, нельзя было сбрасывать со счетов тот факт, что в руках психопата было оружие, да и лёгкость, с которой он ударил Дика, довольно однозначно указывала, что Лаки не остановится перед применением насилия… но в моей голове не укладывалось дикое предложение. То есть не предложение, конечно, — приказ, подкреплённый смертельной угрозой, но это уже детали, главным было то, что сама мысль лишить жизни другого человека казалась нереальной.

Но страх в глазах Дика и кровь на его разбитой рукояткой пистолета губе мешали принять происходящее за глупый розыгрыш.

Что сказал Лаки?.. Точнее, как он сказал…

Дик загораживал обзор, причём, кажется, он специально встал таким образом, чтобы я видела только его, — и это сработало. Паника отступила, я снова могла соображать, мозг пытался найти выход из странной и непонятной ситуации, позволяя наконец в полной мере понять, в какую глубокую задницу я умудрилась вляпаться. Сами собой разрозненные факты вставали на свои места, как кусочки пазла, и постепенно картина проступала во всей пугающей объёмной полноте.

Лаки сказал «пристрели его, и мне незачем будет тебя убивать». Это показалось мне диким, и смысл того, что было произнесено позже, ускользнул, но сейчас я уже пришла в себя и понимала, что это означает. Я стала свидетелем, от которого любой убийца захотел бы избавиться. Лаки и собирался это сделать, пока не вмешался Дик. Но Дик ему не друг, слушать его у Лаки нет причин, тем более что на кону стоит его свобода, а может, и жизнь вообще. Как бы ни хотелось иного, у меня хватало здравомыслия для понимания, что отпустить меня Лаки не сможет, даже если бы захотел — в тюрьму он наверняка не собирается добровольно отправляться, а потому ни за что не поверит никаким моим уверениям, что я его не сдам. Если только я не сделаю что-то такое, что изменит расстановку сил.

Например, убью этого человека…

— Слышишь? От этого зависит твоя жизнь…

Голос Дика вернул в реальность, я поняла, что дрожу.

Лаки слишком быстро придумал решение, при котором у него появится повод поверить мне, а у меня — пропадет желание сдавать его шерифу.

Подняв глаза, я наконец-то поняла, что здесь делает Дик. Почему он так вёл себя в последнее время, куда пропадал, почему дёргался при звуке полицейских сирен…

«Мы будем повязаны» — вот что сказал Лаки, а затем он посмотрел на Дика… которого уже таким образом привязал к себе.

Не отдавая отчёта в том, что делаю, я инстинктивно отдёрнула руку, которую сжимал Дик. Милый глупый избалованный Дик, инфантильный, капризный, весёлый, добродушный… в прошлом, а ныне нервный, хмурый, испуганный… ставший убийцей, чтобы не быть убитым.

Взгляд затуманился, и я не сразу поняла, что плачу. От страха ли, от жалости ли к парню, с которым пыталась подружиться, или просто от безысходности — не знаю. Нажать на курок просто, жить с последствиями?.. Я не была уверена, что смогу жить, зная, что лишила другого человека жизни. Даже в том, что когда-нибудь снова смогу смотреть Дику в глаза — и в этом я не была уверена.

И он это понял. Уголки губ опустились ещё ниже, обречённая тоска в глазах сгустилась, он вздохнул и натурально взмолился:

— Ви, пожалуйста…

Вынырнув из тягостных мыслей, я посмотрела на Дика и покачала головой:

— Я не смогу.

Он открыл рот для возражений — желание спорить и доказывать отсутствие альтернатив явственно читалось на его лице, — но не произнёс ни слова. Мы действительно были давно знакомы, и Дик успел неплохо меня изучить — уж точно достаточно, чтобы понимать бесполезность всевозможных убеждений в этом вопросе. И всё же даже не сказав толком ни слова, одними глазами Дик смог передать мысли. Я не могла сказать «нет», не могла просто отказаться делать то, что требовал Лаки — это было бы чистое самоубийство: он не отпустит меня — это очевидно, отказ лишь разозлит его, а он и так не в себе и ждать от него можно чего угодно, страшно подумать, как он поведёт себя, если ему перечить.

И всё же несмотря на понимание даже в качестве мысленного эксперимента я не могла и думать об убийстве.

— Пять минут закончились, — весело воскликнул Лаки, поднимаясь с корточек и поворачиваясь в нашу с Диком сторону. — Давай.

Он заставил мужчину с мешком на голове сесть, перетащив его к стене, и снова положил мне на колени пистолет.

Зубы Дика были сжаты, я видела его готовность вмешаться, вот только Лаки — на что псих, дураком не был — предусмотрительно подошёл с другой стороны. У меня была одна пуля, зато у Лаки в пистолете полная обойма, бросься на него Дик...

Я сжала пальцы на пистолете; рука дрожала.

— Стреляй! — приказал Лаки, радуясь моей покорности.

Ослушаться я не смогла — своё оружие он держал рядом с моей головой, да и в благоразумии Дика у меня были сомнения… Нет, меня радовало… впрочем, это слово совершенно не подходило… наверное, правильнее было сказать, что мне было приятно знать, что Дик готов встать на мою защиту — пренебрегая риском для себя, но я точно не желала, чтобы он пострадал! Тем более что мне это не факт, что помогло бы: кинься Дик с голыми руками на Лаки, тот бы успел выстрелить. Да, была вероятность, что он промахнется или ранение не окажется серьезным, но ведь всё могло и намного хуже обернуться.

Подняв руку с пистолетом, я зажмурилась, сделала глубокий вдох и спустила курок.

Грохот выстрела оглушил. Дик охнул, а Лаки заорал, что я криворукая идиотка, не способная попасть в неподвижную мишень с расстояния в десяток футов, и я снова сжалась, ожидая удара. Впрочем, дальше криков дело не пошло. Стрелять в человека я не собиралась, даже если для меня самой это плохо кончится, но Лаки, кажется, был настроен «благодушно» — легко простил мне промах, не сомневаясь, что всё же сумеет заставить меня совершить убийство и тем самым превратить в соучастницу и обезопасить себя.

Чёрт!

В голове проносились сотни мыслей, но не было ни одной, что помогла бы выбраться из этой ловушки. Однако то, что я смогла совершить выстрел — пусть и не попала, куда требовалось, — дало отсрочку: как минимум Лаки убрал свой пистолет от моей головы, да и злящимся он больше не выглядел.

Слабое, но утешение.

Бурча под нос ругательства, он перезарядил пистолет и вновь сунул его мне.

— Стреляй! — велел он чуть ли не с предвкушением. — И на этот раз не промахнись.

Тянуло посмотреть на Дика, ища у него поддержку или подсказку, что делать, но было страшно. Я знала, что он не может помочь.

— Давай. — Кажется, Дик почувствовал мою неуверенность; положил руку мне на плечо, мягко сжал пальцы и повторил: — Давай, ты сможешь.

Но я не могла.

Если я снова выстрелю в стену, Лаки поймёт, что промах — не случайность и следствие волнения, а попытка потянуть время.

— Считаю до пяти, — Лаки ткнул пистолетом мне в плечо, заставив отшатнуться, и я невольно прижалась к Дику, стоящему с другой стороны.

— Давай, — в третий раз сказал Дик, не обращая на Лаки внимания, и, наклонившись к моему уху, едва слышно шепнул: — На счёт четыре.

Отчаянно хотелось спросить, что произойдёт на счет «четыре», ещё больше хотелось закрыть глаза и в следующее мгновение понять, что всё это не более чем обычный ночной кошмар, но я давно не верила в розовых пони и Санта Клауса.

— Раз, — угрожающе начал Лаки, и я сглотнула. — Два.

Я подняла руку с пистолетом — та дрожала.

— Три.

Не удержавшись, я повернула голову и посмотрела на Лаки. Сумасшедшее веселье светилось на его лице. Он облизывал губы и чуть ли не подпрыгивал от нетерпения.

— Четыре…

Движение Дика я не столько увидела, сколько почувствовала. И хотя не знала, что он намерен делать, готова была на всё, чтобы не упустить единственный шанс.

Дик ударил Лаки по запястью руки, в которой тот держал оружие у моей головы, и одновременно дёрнул меня на себя, уводя с линии огня. Лаки вскрикнул, одновременно грянул выстрел… и я почувствовала, что падаю, и в следующую секунду весьма болезненно приземлилась на привязанную к стулу руку и взвыла. Не знаю, почудился ли мне хруст, от боли на миг потемнело в глазах, но я знала, что не могу позволить себе сейчас слабость. Дик с Лаки боролись, и хотя Дик был сильнее, пистолет по-прежнему был в руке его противника.

Я не могла встать, однако безучастно глотать слёзы тоже было плохим решением. Дик не побоялся броситься на вооружённого психа ради моего спасения, с моей стороны будет подло не попытаться помочь ему.

Минуту назад я не могла и помыслить о том, чтобы выстрелить в человека, теперь же моя рука не дрожала, когда так и не выпущенный при падении пистолет с одной пулей указал на Лаки. У меня была лишь одна попытка, и потому я медлила, боясь промахнуться или задеть Дика.

Грохот ещё одного выстрела и чиркнувшая в десятке дюймов пуля вынуждали поторопиться.

Лаки не отдавал оружие, кажется, он действительно готов был на всё, а вот Дик не мог переступить последнюю черту и бить на поражение. В другой ситуации я бы порадовалась, что парень, с которым меня вынуждают дружить, даже в смертельной опасности остаётся человеком, но сейчас это мешало. Я видела, как по миллиметру Лаки отвоёвывает свободу, как выкручивается из захвата, как пистолет поднимается — и больше не могла медлить. Осознавая, что рискую задеть Дика, всё же согнула указательный палец…

От грохота заложило уши. И Дик, и Лаки замерли, а затем оба стали оседать на землю, и внутри что-то будто оборвалось.

Приподнявшись, насколько позволяли стяжки, я силилась рассмотреть, что натворила, но спина Дика закрывала обзор. Голос отказал, и позвать его я не могла. В голове не осталось никаких мыслей, всё затопил ужас. Я убила их? И Дика тоже?..

Бесконечное мгновение тишины тянулось как часы.

Мужчина с мешком на голове, про которого я успела забыть, что-то промычал.

И Дик наконец пошевелился, садясь и оборачиваясь ко мне.

По его груди расплывалось кровавое пятно.

— Ты… — Голос не подчинялся, сорвавшись в задушенный хрип.

— Я в порядке, — тихо сказал он, покачав головой.

И я смогла сделать вдох. И перевела взгляд на Лаки.

Он лежал, подогнув ногу, и в его ярких голубых глазах светилось удивление. Там были и боль, и непонимание, и обида, и даже принятие, но больше всего — удивления. Он не обвинял и не просил помочь, он просто смотрел, и под его взглядом недавний страх трансформировался в ярость.

Этот псих едва не убил нас!

Дик неловко поднялся и двинулся ко мне, но я продолжала смотреть на Лаки. Его дыхание замедлялось, взгляд затуманивался, жизнь уходила из этих ярких глаз.

— Потерпи секунду, — негромко попросил Дик, и я почувствовала лезвие ножа на коже — он перерезал стяжки.

В ноги и левую руку тут же впился миллион иголок, я стиснула зубы, чтобы не стонать, но взгляд от Лаки так и не отвела.

— Ты выиграла, — в последний раз улыбнулся он, и его глаза остановились.

— Я выиграла, — едва слышно повторила я и наконец закрыла глаза.

Я убила тебя, чёртов псих, это правда, но это, к сожалению, ещё не конец истории.

— Эй, ты как?

Дик опустился на корточки и заглядывал мне в глаза. У меня вырвался нервный смешок.

— Отлично, спасибо, что спросил. — Он смешался, а мне стало стыдно. — Извини. Правда, спасибо.

Дик дёрнул щекой, но промолчал.

С минуту тишина сохранялась, а затем мужчина с мешком на голове вновь замычал, и мы оба вздрогнули.

— Он не видел нас, — едва слышно пробормотал Дик, и я с подозрением уставилась на него. — Что?

Но я не спешила с вопросами.

Несомненно, то, что я сделала — это чистейшая самооборона. Мне даже адвокат не понадобится — в таких обстоятельствах никто не станет выдвигать обвинения. Мне. Но не Дику. Никаких доказательств его причастности к делам Лаки у меня не было, но Дик плохой актёр и изобразить невинность у него не выйдет. И это уже не говоря о том, что после того, как его свяжут с этим делом, наш не хватающий с неба звёзд шериф вполне может просто взять и переложить всю вину с никому не интересного и не совсем адекватного бывшего солдата на давно испытывавшего его терпение богатого мальчишку, успевшего зарекомендовать себя как хулигана.

Была ли на руках Дика кровь или я неверно поняла намёки Лаки — сейчас было неподходящее время, чтобы задавать вопросы. Здание хоть и находилось на отшибе, стояло не посреди пустыни, так что выстрелы кто-то мог слышать. А ещё был этот мужчина, чьего лица мы так и не увидели…

— Ты хочешь… сбежать? — наконец спросила я, и теперь уже Дик не торопился отвечать.

Он просто смотрел на меня и был так не похож на привычный образ самоуверенного мальчишки, привыкшего получать всё по щелчку пальцев, что во мне поднялся протест.

Чёртов Лаки!

Из-за одного психа — столько проблем!

Просто покинуть место преступления — это ничего бы нам не дало. Здесь повсюду следы нашего пребывания. Отпечатки, волосы, кровь, наконец. Стоит кому-то обнаружить тело — и криминалисты в считанные минуты вычислят всех, кто здесь побывал. Можно, конечно, избавиться от тела, благо полный акул океан неподалёку…

Поняв, что на полном серьёзе примеряюсь к тому, чтобы тащить труп мной застреленного человека через город, я не удержалась от стона. Какой кошмар! Господи, Вероника, как ты умудрилась на ровном месте влезть в такое дерьмо?!

— Лаки собирался сжечь здесь всё, чтобы избавиться от тела и улик, — сообщил Дик, кажется, читая все сомнения по моему лицу.

Не сговариваясь, мы оба посмотрели на «тело» — живого и здорового незнакомца, прислушивающегося к нашему разговору.

— Сжечь — хороший вариант, — после паузы кивнула я, — только что мы будем делать с ним?

Дик прикусил губу и вдруг повысил голос, обращаясь к мужчине:

— Вы ведь понимаете, что он хотел вас убить? — Тот замер. — И что мы лишь защищались.

Мужчина отчаянно закивал, однако, как и Лаки ранее, просто поверить на слово мы не могли. Вызови мы сейчас полицию, и хотя бы мне обвинений не предъявят. Но если мы выберем иной путь… За уничтожение места преступления нас по головке не погладят, как и за сожжение тела Лаки и кому-то принадлежащей собственности.

Патовая ситуация.

Внезапно Дик встрепенулся, подскочил и, подобрав пистолет, из которого был застрелен Лаки, принялся тщательного его протирать полой собственной майки. Я молча наблюдала за ним, не понимая, что он задумал. Между тем Дик закончил стирать мои отпечатки, подошёл к мужчине и… вложил разряженное оружие ему в руку. Я видела, как пальцы машинально сжались на рукоятке, но Дик этим не удовлетворился и заставил мужчины продеть указательный палец в предохранительную скобу и прижать тот к спусковому крючку.

— Если вы не будете держать язык за зубами, — не своим голосом, холодно и угрожающе произнёс Дик, — орудие убийства с вашими отпечатками окажется на столе у Лэмба, и двое свидетелей под присягой заявят, что это именно вы убили Лаки. — Выждав пару секунд, он коснулся плеча мужчины и уточнил: — Мы поняли друг друга?

Тот кивнул, а затем закивал часто и будто с облегчением — поверил, что его отпустят.

— Хорошо. Тогда мы освободим вас через пару минут.

Дик повернулся ко мне, и мне не оставалось ничего иного, кроме как тоже кивнуть, соглашаясь с его планом.

Теперь, когда опасность миновала, боль в руке, на которую я упала, напомнила о себе. Внешне рука вроде была цела, так, небольшая ссадина, но если верить ощущениям и вспомнить хруст…

Однако пока ещё рано было расслабляться.

Шок ещё не прошёл, потому в голове было почти пусто — отдельные мысли замороженно ворочались, но я была далека от обычного состояния, когда вопросы переполняют, а версии стройными рядами выстраиваются перед мысленным взором.

Бездумно осматриваясь, я наткнулась взглядом на смотрящие в никуда навсегда застывшие глаза Лаки, и меня передёрнуло.

Я убила человека.

К горлу поднялась тошнота, в нос резко ударил запах крови, и, не отдавая себе в том отчёта, я бросилась прочь из комнаты.

Только не рыдать! Спокойной, Вероника, худшее позади!

На глаза попалась сумка, соскользнувшая с моего плеча, когда Лаки вырубил меня ударом по затылку. Рядом нашлась и камера с чудом уцелевшим после падения объективом.

— Ты как?

Дик стоял в дверях с канистрой в руках и с подозрением смотрел на меня. Наверное, я выглядела плохо, потому что он вздохнул и обречённо мотнул головой в сторону выхода.

— Иди, я сам всё сделаю.

Это был благородный жест, да только воспользоваться им я не смогла бы — ноги дрожали, в голове набатом бились слова «я убийца», а сердце колотилось так, словно я только что пробежала марафон.

Я помотала головой, не найдясь с силами для вербального ответа.

Дик посмотрел на меня долгим взглядом, но спорить не стал и вошёл к комнату с трупом.

Я слышала плеск, затем невнятный разговор, но всё было лишь фоновыми звуками. Как ни пыталась я взять себя в руки, ужас содеянного утягивал всё глубже.

— Идём. — Дик возник неожиданно и подтолкнул меня. — Через пару минут здесь полыхнёт, а нам надо убраться до того, как этот мужик освободится. Ви, ты можешь идти?

Я не могла, но когда Дик подхватил меня под руку и потащил прочь от треска разгорающегося огня, послушно зашагала рядом с ним.

Всю жизнь я считала себя уравновешенной и разумной девушкой, но столкновение с ужасной реальностью полностью лишило меня самообладания, так что если бы не Дик, даже не уверена, что смогла бы покинуть то здание. Он был вместо автопилота.

— Где твоя машина?

Вынырнув из мыслей, я непонимающе посмотрела на Дика. Мы были в его машине и уже не рядом с тем складом…

— За углом, — не вдумываясь в смысл вопроса, хрипло ответила я.

— Дай ключи и посиди тут, я отгоню твою машину от склада на всякий случай.

Сесть за руль в таком состоянии я бы точно не смогла, а бросать машину рядом с сжигаемым трупом…

Тошнота резко поднялась к горлу, и я едва успела открыть дверь. Отплевавшись, я наконец почувствовала себя лучше — туман в голове расступился — и начала осознанно паниковать.

Дика не было минут пятнадцать, и этого времени мне хватило на то, чтобы сгенерировать десяток максимально ужасных сценариев.

— Пришла в себя? — сразу понял он, едва взглянув на меня. Я кивнула. — Готова поговорить?

Я вздохнула и отвернулась.

Обычно это я настаивала на разговоре, вытягивая из собеседника всё, что он не желал обсуждать. Но сегодня звёзды выстроились в максимально неблагоприятную комбинацию.

— Вероника, ты же не винишься себя в том, что произошло? — осторожно спросил Дик и потянул меня за подбородок, заставляя посмотреть на него. А прочитав ответ по моему лицу, всплеснул руками и воскликнул: — Да ты с ума сошла! Ви, этот урод убил бы нас обоих! Или заставил бы убить того мужика! Ты спасла как минимум две жизни!

— Но я убила его…

— Лаки убил восемь человек, — безжалостно напомнил Дик, и это сработало.

— А ты?

Он мгновенно помрачнел, и теперь пришла моя очередь тянуться к нему, чтобы заставить повернуть голову. Вот только рука, на которую я упала, была категорически против, и я не смогла сдержать стона.

— Ты чего?! — вздрогнул всем телом Дик.

— Прости… Больно.

Он нахмурился.

— Если отвезти тебя к врачу, будет много вопросов. Но если это перелом, по-другому нельзя же.

Если честно, я думала, что он станет отговаривать. На запястьях были красные полосы от стяжек — любой медик с первого взгляда поймёт, что означают эти следы, и вызовет копов. А в подобном развитии сюжета Дик не заинтересован даже больше, чем я.

— Очень больно?

Я укоризненно хмыкнула, и Дик пояснил смысл вопроса:

— Нам нужно поговорить, Вероника. Но если тебе очень больно — чёрт с ним, поехали к врачу.

Зря плохо думала.

— Поговорить нам и вправду нужно, — вздохнула я. — Я не знаю, что делать со всем этим. Не понимаю, что это вообще было. И как реагировать — тоже не понимаю. Стоит чуть задуматься, и хочется по-детски зажмуриться и разрыдаться.

— Мы помешали психу закончить его миссию, — совсем другим тоном сказал Дик, и я насторожилась.

— Миссию?

— Что ты вообще знаешь о Лаки? — спросил он и вдруг выругался.

— Что?

— Не могу поверить, что это ничтожество… Знаешь, иногда обстоятельства складываются таким отвратительным образом, что от тебя вообще ничего не зависит.

— В каком смысле?

— Как ты оказалась на складе? — проигнорировал он мой вопрос.

— Твоё поведение насторожило, — честно ответила я. — Ты был на себя не похож, я заподозрила связь со всеми этими убийствами, но не могла понять, как это касается тебя. Ну и решила проследить.

— И полезла безоружной на заброшенный склад, где, как ты думала, скрылся убийца? — укоризненно посмотрел Дик.

— Я не думала, что это твоих рук дело, — ничуть не смутилась я.

— Я тоже не думал, что Лаки…

— Так что сделал Лаки?

С чего начинаются истории с трагичным концом? С ерунды, равнодушия или невнимательности занятых своими делами людей. Вот так банально.

Как и в наше время, среди одноклассников Тома Доханика было немало богатых детишек из Девятого района, на фоне которых сын едва сводящей концы с концами матери-одиночки чувствовал себя неполноценным. Характер у Тома был не сахар, потому друзей он не завёл, но и хулиганом не прослыл — может, просто боялся цепляться к кому-то из-за щуплого телосложения.

Клуб радиотехники стал для него отдушиной, где можно было не притворяться и быть самим собой. Тому нравилось что-то мастерить, собирать роботов, он наконец чувствовал себя на своём месте и мог расслабиться. Мистер Хэмсворд был хорошим человеком и с радостью помогал членам клуба, однако будучи одиноким стариком, понимал, что замкнутые подростки нуждаются не только в тихой гавани, но и в общении, а потому старался как-то разнообразить их досуг и регулярно устраивал различные камерные мероприятия, куда приглашал в том числе и бывших учеников. Начинание было отличным, взрослые люди с теми же увлечениями могли помочь подросткам не только советом, но и предложением будущей работы, однако Тому и тут не повезло. Во время очередной такой встречи он подвергся домогательствам от одного из бывших членов клуба. В нескольких шагах от наслаждающихся общением людей, от доброго мистера Хэмсворда, посреди школы… и никто даже не заметил исчезновения Тома.

И это сломало его. Однако мысли о мести появились в его голове намного позже, уже после возвращения из Ирака. Кажется, смерть Хэмсворда стала триггером. Точнее, похороны, где собиралось немало бывших членов клуба, в том числе и его обидчик.

Почему Лаки решил убить не одного насильника, а всех этих людей, вся вина которых состояла в невнимательности, теперь некого было спросить — он давно утратил связь с реальностью и жил фантазиями о мести, а вот почему насильник был оставлен напоследок — это я понимала.

— То есть невинные люди погибли, а педофил так и не понёс наказание, — резюмировала я, когда Дик замолчал.

— Если честно, я не уверен, что педофил вообще был, — пожал он плечами. — Хотя он очень резко реагировал на случайные прикосновения, мог распсиховаться на ровном месте просто потому, что кто-то дотронулся до него. Лаки не то чтобы последовательно излагал мысли. Прямо он не говорил этого, так что это всё скорее догадки, чем факты.

— Звучит логично. Что ещё настолько могло потрясти подростка, что пять лет спустя он решает стать серийным убийцей?

— Вот так я и решил. Даже если самого страшного не произошло, Лаки хватило.

— Дик, — после паузы позвала я, — а как ты в это влез?

Он тяжко вздохнул, но отмалчиваться не стал.

— Мы не то чтобы общались, так, зависали пару раз вместе. Я заметил, что Лаки ведёт себя странно, и не то чтобы следил за ним… Ну, просто хотел убедиться, что всё в порядке.

— Убедился? — горько усмехнулась я, и Дик так же горько вздохнул.

Мы снова замолчали. По правде, говорить не хотелось. Но и разойтись, не обсудив то, что пережили, мы оба не могли.

В попытке отвлечься попробовала представить, как всё было бы, окажись я один на один со всей этой ситуацией, и хотя по спине пробежалась толпа мурашек и в горле встал ком, на Дика посмотрела с недовольством.

Есть тайны, о которых никто не должен знать. Совсем никто. Ни единый человек! И убийство возглавляет иерархию секретов. Ничто так не меняет отношение, как знание об отнятой жизни. Многое может вызвать негативную реакцию, не меньше того, за что осудят, станут косо смотреть, сторониться, но убийство — это гораздо серьёзнее всего остального; его не исправить, не искупить, нельзя вернуть «как было» и вдохнуть жизнь в мёртвое тело.

Лаки убил восемь человек без причины, жалеть его не получалось, и я отчётливо понимала, что повторись ситуация — снова бы выстрелила в него, но принять, что стала убийцей, не могла.

Уж не знаю, как бы я справлялась с последствиями, с осознанием совершённого, с чувством вины, наконец, но однозначно мне было бы легче от понимания, что о произошедшем никто не знает. Я бы запрятала этот секрет так глубоко, что со временем и сама стала бы сомневаться: а было ли всё это на самом деде? — и никогда, ни при каких обстоятельствах никому бы о нём ни рассказала!

Но Дик знал. Не просто знал — собственными глазами всё видел. И однако же не шарахается от меня…

Нервно хихикнув, я покачала головой, игнорируя вопросительный взгляд.

Мы в одной лодке, но это весьма слабое утешение. Пусть и не по своей воле, а по принуждению, Дик был соучастником Лаки и вместе с ним готовил убийство того мужчины с мешком на голове. Убийство по предварительному сговору — от двадцати до пожизненного с возможной смертной казнью. Мужчина остался жив, но похищение и незаконное лишение свободы это не отменяет.

— Где пистолет? — повернулась я к Дику.

Он кивнул себе под ноги, и мне стало дурно.

— Мы должны от него избавиться!

— Это наша страховка, — помотал он головой. — Я не хочу в тюрьму, Вероника.

— Я тоже не хочу…

— Ты не понимаешь, — сбивчиво заговорил он, поворачиваясь боком и всматриваясь мне в лицо. — Ты защищалась, тебя не за что отправлять в тюрьму. А я… Вероника, знаю, ты любишь вытаскивать на свет всякую грязь, но я тебя умоляю…

Он захлебнулся словами и отвернулся.

— Если пистолет найдут у тебя…

— Не найдут, — снова повернулся он ко мне, теперь смотря с надеждой. — Я придумаю, где его спрятать.

Он был прав насчёт страховки, конечно, мы оба понятия не имели, что ждать от отпущенного свидетеля, но…

Не ожидая от Дика плохого — ему самому было невыгодно не то что меня сдавать, но вообще допускать подозрения в мой адрес, — мне было некомфортно рядом с тем, кто знал обо мне такое. И об этом стоило как следует подумать. Будь мы просто одноклассниками, сторониться друг друга было бы просто, но нас связывал Логан…

Меня бросило в холодный пот.

Логан отлично знал нас обоих и был достаточно наблюдателен, чтобы мгновенно понять, что мы оба не в порядке. Я умела скрывать чувства, но, во-первых, не от него, а во-вторых — такое скрыть точно не смогла бы. Про Дика и говорить не стоит — у него все эмоции буквально написаны на лице. Но как бы мы оба ни относились к Логану, я была категорически против того, чтобы о сегодняшнем узнал кто-то ещё. Даже Логан. Или точнее — только не Логан!

— Логан не должен об этом узнать!

В голосе слышалась поступающая истерика, но я даже не поморщилась — в данный момент было плевать на производимое впечатление.

Дик замер, бледнея, и отрывисто кивнул.

— На всякий случай нам стоит предоставить алиби друг другу, — продолжила я неживым голосом.

Дик снова кивнул и завёл машину, пояснив:

— Надо пистолет спрятать. Мне неспокойно, пока он в моей машине.

Дик не считал меня убийцей несмотря на то, что видел всё своими глазами. Ну или смерть человека, что под дулом пистолета заставил самого Дика стать убийцей, не воспринималась им как то, за что меня можно винить. В любом случае сейчас в его отношении ко мне не было заметно перемен в худшую сторону, даже напротив, общая беда нас будто даже сблизила… А вот как изменилось моё отношение, подумать стоило.

Мне не нравился Дик. Он не был по-настоящему плохим или тем более жестоким, но мне он никогда не нравился, как, собственно, и я ему. И однако же сегодня он не остался в стороне, хотя мог бы. Понятно, что совсем не вмешиваться и равнодушно наблюдать за тем, как псих убивает девушку твоего лучшего друга, смог бы лишь социопат, но вот бросаться на вооружённого психа ради её спасения… Дик признал, что оказавшись в такой же ситуации, не смог избежать наихудшего сценария и выстрелил, но хотя ещё вчера я бы мгновенно осудила такой поступок, пусть и с оговорками, сегодня так же просто бросаться громкими словами уже не спешила. Защищаться — естественно. Отбиваться, когда тебя бьют, уклоняться, когда в тебя целятся… или стрелять самому, чтобы не получить пулю.

Дика вынудили пересечь грань, как и меня, и это изменило нас обоих, пусть пока перемена и не ощущается и даже не осознана в полной мере, бесследно подобное не проходит. Но сделало ли это нас хуже, чем мы были? Неужели то, что думала раньше, справедливо, и я теперь буду ждать от него… чего? Выстрела? Ножа в бок? Удавки на шею? Бред! Несомненно, что-то в нём изменилось, но Дик остался собой. А я сама? Да, я убила человека, однако разве можно утверждать, что теперь для меня отнять чью-то жизнь — просто? Или что я стала опасна для окружающих? Или что все проблемы буду решать таким же образом? Сто раз нет! И уже не потому, что «убивать плохо», — абстрактные догмы морали обрели плоть и объём, теперь, зная, каково это — отнимать чужую жизнь, я стану ещё осторожнее!

Пока я предавалась философским размышлениям, мы проехали через половину города и выехали на Тихоокеанское шоссе. Солнце наполовину скрылось в океане, и я осознала, что с того момента, когда решила проследить за Диком, прошло не больше часа.

Час. Шестьдесят минут, навсегда перевернувшие мою жизнь.

Дик хмурился и смотрел на дорогу. Стало интересно, насколько совпадает направление наших мыслей, а следом пришло понимание: признавшийся в убийстве парень, что намного физически сильнее меня, с пистолетом под сиденьем, везёт меня в сгущающихся сумерках непонятно куда — в безлюдное место на берегу океана… А я ничуть не волнуюсь.

— Дик… Что мы будем делать?

Он удивлённо покосился на меня, то ли забыв, что не один, то ли не ожидая такого вопроса, но ответил неожиданно уверенно:

— Жить, Вероника. Мы будем жить дальше так, словно всего этого не было. Избавимся от оружия, переоденемся в чистую одежду, пригоним твою машину… — он съехал к обочине и дальше говорил, глядя мне в глаза. — Мне очень жаль, что ты оказалась в это втянута, и я не знаю, как тебе помочь справиться, но если я могу что-то сделать — только скажи. Я жутко боялся, что кто-то узнает о том, что я сделал, но Лаки был прав кое в чём.

— Мы повязаны, — понимающе кивнула я, не отводя взгляд.

— Верно. И в наших общих интересах сохранить это только между нами.

— Ты плохой актёр, Дик.

— Знаю, — усмехнулся он и мотнул головой в сторону скал: — Ты как, пойдёшь со мной или подождёшь в машине?

— Пойдём, — прислушавшись к организму, без особой уверенности выбрала я. Рука всё ещё болела, но вроде бы меньше.

Пустынная дорога внушала оптимизм. Спускаться к воде мы не сочли нужным — свернуть шею после того, как выжил рядом с вооружённым психом, было бы ужасно обидно, — и в итоге Дик засунул пистолет между камней в таком месте, где на него невозможно было наткнуться случайно.

Запомнив ориентиры, мы вернулись в машину и двинулись в обратном направлении.

— Не против заехать ко мне?

— Зачем? — снова погрузившись в безрадостные рассуждения, недоумевающе спросила я.

Дик показал на себя — кровавое пятно на груди так никуда и не делось.

— Ты сможешь скрыть всё от Логана?

— Пока он сосредоточен на тебе — легко, — усмехнулся он и парировал: — А ты?

— Не уверена, — не стала приукрашивать я. — Он меня знает и сразу почувствует неладное.

— А если замаскировать?

— Чем?

— Ну… — Дик надолго замолчал. — Он хотел, чтобы мы подружились. Мы вроде пытались… Я пытался, — изменил формулировку он, когда я никак не отреагировала, — но успехов не добился.

— Предлагаешь притвориться лучшими друзьями? — не поверила я.

— Не лучшими, — педантично уточил Дик, — но наша готовность стать друзьями точно отвлечёт внимание от твоего или моего поведения.

— И ты правда веришь, что у нас получится?

— Подружиться? Или обмануть Логана?

Мы оба поморщились от этой мысли… и улыбнулись друг другу.

— У нас есть кое-что общее, Вероника, — с очередным вздохом сказал Дик. — И я не про убийство.

— Мы оба любим Логана, — поняла его ход мыслей я.

— Верно. И он считает, что мы похожи. — Теперь я выпучила глаза в неподдельном удивлении, и Дик засмеялся. — Я точно так же отреагировал, когда это услышал. Но он знает нас обоих…

— Зато мы совсем друг друга не знаем.

— Именно. Так что, попробуем?

Я посмотрела на дорогу и, не глядя на Дика, кивнула.

Хороший или плохой, Дик уже стал частью моей жизни. Ещё вчера я пыталась это принять ради Логана, не очень веря, что у нас выйдет хотя бы нормально общаться. Но сегодня всё изменилось, и мысль о дружбе с Диком уже не кажется такой уж странной. Он спас мне жизнь, узнал обо мне то, что не должен был знать никто… Но это не пугало так, как можно было ожидать в этих обстоятельствах. За годы знакомства я успела убедиться, что Дик Касабланкас отличный друг, а сейчас выяснила, что мы легко и непринуждённо заканчиваем фразы друг за другом. Теперь нас связывает не только Логан, но и общая тайна, но что не менее важно, теперь я отчётливо понимаю, что Дик совсем не такой, каким я его считала. Лучшими друзьями нас это в одночасье не сделает, конечно, но просто друзьями — почему и нет?

— У тебя есть девушка?

Глаза Дика распахнулись в немом удивлении.

— Н-нет, а что?

— Нужен повод для разговора, — чуть улыбнулась я. — Где мы были всё это время?

— Катались, — быстро понял он направление моих мыслей. — Но Логан не поверит, что я стал бы обсуждать с тобой свою личную жизнь вот так вот сразу. Лучше уж вашу.

Я фыркнула.

Нашу личную жизнь можно было бы обсуждать очень долго просто потому, что я бы не стала отвечать на личные вопросы.

— Мы говорили о вас, ты фыркала, я лез в душу. Но ты не обиделась, ведь понимаешь, что Логан мой лучший друг и я за него волнуюсь.

— После таких признаний Логан и кита в комнате не заметит, — оценила я, и мы улыбнулись друг другу.

— Так что, к врачу тебя везти?

— Не думаю, — покачала я головой. — Больно, но уже меньше. Высади меня в городе, я поймаю такси и заберу машину.

Дик покосился на свою футболку и уступил.

— Подъезжай через час ко мне. Нам нужно о многом поговорить, чтобы избежать ненужных разговоров потом.

— Будешь о личной жизни спрашивать?

— Буду! Логан любит тебя, но не всё у вас гладко. Позволь мне помочь.

Я удивлённо посмотрела на него… и неожиданно даже для себя кивнула. Улыбнулась и иронично протянула:

— Так вот, оказывается, зачем нужны друзья — чтобы поднимать неловкие темы и выпытывать интимные подробности.

— Рад, что ты наконец поняла сакральный смысл дружбы. У тебя час, Вероника.

Не знаю, чем для нас всё закончится, но мы оба живы, нашли общий язык и готовы представить друг другу алиби… А ещё, кажется, как и мечтал Логан, всё ужасное, что сегодня произошло, стало неплохим трамплином, чтобы перепрыгнуть былые разногласия и действительно стать настоящими друзьями.

О некоторых вещах нельзя говорить никому, о других же, напротив, говорить нужно, даже если это непросто. Дик знал обо мне худшее, так какой смысл скрывать от него мелочи?

Испытав облегчение от принятия реальности, я открыто улыбнулась и без страха взглянула в будущее. Раскрываться страшно, но если твой секрет уже раскрыт, можно стать смелым.