Воссоединение (гет)

Она снова пришла, несносная, невыносимая, такая настырная и неугомонная! Она пахнет кофе и табаком, её голос едва слышно хрипит, а под глазами лежит чернота. Она садится в кресло возле окна, закидывает длинные стройные ноги на край тумбочки и задумчиво накручивает на тонкий пальчик прядь волос. У него есть примерно пятнадцать минут, чтобы полюбоваться оголившимся бедром и закушенной губой. Потом она мило сморщит носик, устало проведет руками по лицу и примется за выполнение своей работы.

Она откроет ноутбук и будет полночи стучать по клавиатуре. Возможно, будет с кем-то созваниваться и долго ругаться в трубку, выкуривая одну сигарету за другой. Потом нальет бокал виски, на три пальца, не больше. Бутылка хранится на кухонном шкафу, чтобы её достать, ей нужно спуститься на первый этаж, взять стул, залезть на кухонный стол и отодвинуть коробку с запасом бумажных полотенец. Потом повторить все в обратном порядке. Она знает, что иначе бутылка закончится гораздо быстрее и всеми силами старается себя ограничивать. Пока получается.

Она снова ляжет спать под утро, повторив свой променад до кухни ещё несколько раз. И каждый раз будет горько смеяться, что это отличная замена тренажёрному залу. За полгода количество её «подходов» увеличилось втрое. Он с тоской и постыдной затаенной надеждой подумал, что она таким образом пытается себя загнать. И у неё это получается. Некогда цветущая молодая женщина, бесстрашная, решительная, страстная, за несколько лет превратилась в тень. Сердце сжималось от чувства вины и желания прикоснуться. Она доверилась ему, вложила в его ладони свое сердечко, но он её подвел. Он обещал увезти её на другой конец света, где их никто не знает, обещал найти и вернуть её родителей, обещал, что скоро все закончится… И не сдержал обещаний.

А ей пришлось слишком рано повзрослеть. Её юность прошла на фоне войны. Пять долгих лет она скрывалась в лесах, пытаясь вместе со своими оболтусами-друзьями найти слабое место их врага. Пять долгих лет страха, голода и лишений. Тринадцать часов пыток в руках самой изобретательной психопатки своего поколения. Год взаперти в его лаборатории. Единственное место, куда никто не смел соваться. Единственное место, где она могла быть в относительной безопасности. Единственное место, где они смогли бы разглядеть друг друга. Целый год долгих разговоров, споров, совместной работы и взаимного притяжения. Месяц нежных прикосновений и осторожных трепетных поцелуев. И одна невероятная ночь.

Она пришла к нему, уже зная, что скоро все решится. Ей было уже не особо важно, кто победит. Она, как и многие другие, просто хотела, чтобы это закончилось, чтобы начать строить новую жизнь на руинах старой. Она знала, что им обоим предстоит стоять на передовой, и, как знать, возможно, что и друг против друга. Она знала, что они могут не увидеть следующую ночь. Она точно знала, чего, а точнее, кого сейчас хочет. И он не смог отказать.

Она была невинна, но компенсировала отсутствие практического опыта страстью и готовностью отдать себя всю ему. И он принял все, что она ему предложила. Это было не просто физическое наслаждение, это было настоящее слияние тел и душ. Она плавилась под его руками, оставляя на его спине длинные царапины, выкрикивала его имя, раз за разом ныряя, будто в омут, в пучину удовольствия и утаскивая его следом. Скромная, тихая девочка-заучка рядом с ним превратилась в развязную и распутную соблазнительницу. Она с жаром отдавалась ему, чтобы потом перехватить инициативу и уже самой вести их через наслаждение. Жаль, что ночь не может длиться вечно.

Это был самый счастливый и вместе с тем самый грустный его рассвет. Он лежал, прижимая ее к груди, и слушал размеренное дыхание. Совсем скоро ему придется оставить её, облачиться в ставшие ненавистными доспехи холодного безразличия и вступить в последний бой. Только теперь он надеется выйти из него живым. У него осталось ещё одно незавершённое дело, его Великая Миссия на этой войне. После он сможет исчезнуть, забрав её с собой.

Но сперва нужно закончить здесь. И он справился, он успел передать нужную информацию нужному человеку, у него получилось. Миссия, долгие годы висевшая на его шее тяжёлым грузом, выполнена. Вот только порадоваться этому он не успел. За все приходится платить, и его расплата настигла на кончиках зубов гигантской змеи. Было не больно, разве что в первые секунды, а потом яд сделал свое дело, просто отключив головной мозг от остального тела. Последней его мыслью было острое желание ещё раз увидеть её.

Она очнулась ближе к вечеру, ощущая характерную дрожь в пальцах — верный признак использования сонного зелья. Постель рядом была пуста, а дверь в комнату приоткрыта. Он никогда не оставлял дверь незапертой, когда уходил. На соседней подушке лежала записка, наспех нацарапанная на огрызке пергамента.

Люблю. Прости.

Два коротких слова, как выстрел из двух стволов. В груди образовалась кровоточащая дыра размером с него. Он не любил писать письма и оставлять записки, не доверяя пергаменту и чернилам. Значит, он не надеялся вернуться. Она сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь взять эмоции под контроль. Он сильный, он упрямый, он наверняка справится и вернётся. Он обещал. Она ещё не знала, что в этот момент он уже смотрел остекленевшими глазами в потолок, а их привычный мир рушился.

Они победили в той войне, но это была пиррова победа. То, за что сражались обе стороны, оказалось уничтожено. Слишком много жертв, слишком много разрушений. Носители бесценных знаний и те, кто должен был их перенять и дополнить, теперь покоились на огромном кладбище. Погибших было слишком много, так что хоронили, уже не разбирая, кто на чьей стороне сражался. В некотором роде это примирило выживших врагов.

Она прождала его до утра, сидя на постели и обнимая подушку. Он не вернулся. Она всё поняла, ещё когда увидела прощание, написанное его рукой, но до последнего надеялась. Когда над миром поднялось солнце, которое он уже не увидит, она покинула их «дом» и ушла. Её включили в списки героически погибших, как и всех её друзей, и её это вполне устраивало. Умерла так умерла, тем более, что без него и жить не особо хотелось.

О его смерти она узнала из газеты. Там была его колдография и едкая язвительная статья, выставляющая его хоть и героем, но все равно ублюдком и извращенцем. Теперь эта колдография стоит в рамке на её столе. Обрывок газеты и короткая записка — все, что осталось от него, и все, что она забрала из прошлой жизни.

Она устроилась на какую-то работу, иногда встречалась с какими-то парнями, после которых приходила домой, в съёмную халупу на окраине Коукворта, и долго рыдала в ванной. Тогда же она начала пить и курить. И нашла ещё одну работу. А потом ещё. Она загоняла себя до изнеможения, чтобы вырубиться, чтобы новый день наступил скорее. Она начала ненавидеть рассветы, запах лилий и прикосновения к шее. Зато полюбила холод, односолодовый виски и крепкие сигареты.

Она лежала на кровати, выпуская в потолок сизые клубы дыма. И любуясь стелющейся струйкой, поднимающейся с тлеющего кончика сигареты. В дыму ей мерещилась гарцующая лань, играющая с юркой выдрой. Она прерывисто выдохнула, позволяя слезами свободно стекать по вискам и путаться в волосах.

— Я скучаю, — прошептала она. — Я очень хочу к тебе.

Я тоже скучаю, малышка.

Он сидел на краю кровати и смотрел, как она спит. Во сне её морщинки разглаживались, а на губах могла появиться улыбка. Значит, ей снился он. Он любил и ненавидел такие моменты. Она становилась почти что прежней, только после пробуждения горько рыдала, уткнувшись в подушку. Вот и сейчас она свернулась, как котенок, укрывшись одеялом и обнимая подушку. Она нахмурилась, её лицо исказилось болезненной гримасой, как часто было во время ночных кошмаров. Она заскулила, уткнувшись лицом в постель, но минуту спустя расслабилась, и лицо ее снова стало безмятежным, она облегчённо выдохнула.

Он, как сотни раз до этого, любовался ею. Несмотря на все перенесенные страдания, она оставалась для него самой прекрасной. Не удержавшись, он протянул руку и убрал упавший на лицо локон. Пальцы почувствовали давно забытое тепло. Длинные ресницы задрожали и взметнулись вверх.

— Это ты? — прошептала она одними губами.

Он кивнул, чувствуя, как по щекам побежали слезы.

— И ты больше меня не оставишь?

— Не оставлю. — Он нашел её руку и прижал к губам дрожащие пальцы. — Я ждал тебя, Гермиона.

Тонкие руки обвились вокруг его шеи, горячее дыхание опалило кожу. Она всхлипнула, потом ещё раз и разрыдалась. Он подтянул её ближе, усаживая себе на колени и баюкая, как ребенка. Когда она немного успокоилась, он поднял её на руки, прижимаясь щекой к её лбу.

— Пойдем, малышка.

— Куда? — Она доверчиво прижималась к его груди, цепляясь пальчиками за ткань сюртука.

— Я же обещал увезти тебя далеко-далеко.

— Обещал. — Она тепло улыбнулась. — Северус?

Он вопросительно поднял бровь, глядя на нее сверху вниз.

— Я люблю тебя.

— Я тоже, малышка, я тоже.

В старом доме на окраине Коукворта остывало тело уже немолодой женщины. Лицо её было безмятежно, а на губах играла счастливая улыбка.