Между молнией и мерцанием светлячка (гет)

Примечания:

Fernweh (нем.) — тоска по странствиям и по путешествиям

Разница между правильным и почти правильным словом такая же, как между молнией и мерцанием светлячка. Марк Твен

С тех пор, как Инеж подкралась к нему в «Зверинце», Каз втайне считал ее каким-то потусторонним созданием. Призраком, а не девушкой.

Завсегдатаи кабаков шептались, что Призрак Бреккера умеет проходить сквозь стены. Попробуешь схватить — растает, как дым.

Зная цену грозной репутации, Каз на протяжении многих лет незаметно подогревал слухи. И все же способность Инеж исчезать почему-то беспокоила его. Гезен, ее присутствие не выдавал даже аромат духов. Казалось, что, смыв с себя дешевый парфюм позолоченной клетки Хелен, Инеж твердо решила оставаться как можно более незаметной.

Но c приездом ее родителей в Кеттердам все стало иначе.

Впервые Каз заметил перемену за завтраком с Инеж, на который прихватил торговые карты из отделений биржи. Стоило сойти с гондолы у заднего двора поместья Ван Эка, как до него донесся аромат цветов. Вместе с тем Каз уловил запах чего-то сладкого, но не смог определить, чего именно. А Инеж уже шла ему навстречу через сад.

«Так пахнут ее волосы», — осознал Каз, когда Инеж потянулась за чайником. Ее черная коса блестела, как обсидиан. На мгновение Казу захотелось наклониться поближе, чтобы удостовериться в своей догадке, но затем он поймал пристальный взгляд отца Инеж.

Пристыженный, он вернулся к картофельному буреку⁽¹⁾. Возможно, Ублюдок из Бочки не должен позволять так легко себя запугать, но Каз был согласен играть роль хорошего парня ради Инеж.

Так что он ковырял вилкой пирог, отмечая и другие перемены в Инеж. Он привык, что она растворяется в тенях, но теперь, когда Инеж с улыбкой слушала истории матери, Каз мог представить ее одетой в разноцветные шелка, парящую под куполом цирка на глазах у изумленных равкианцев. В конце концов, она всегда расправляла плечи перед дракой — привычка, от которой ей так и не удалось избавиться. Но никогда прежде Каз не видел Инеж такой живой и радостной. Ее улыбка, когда отец шепнул ей что-то на ушко, была ярче, чем все огни Восточного Обруча.

«Она счастлива».

Осознание кольнуло, точно нож.

— Папа говорит, что ты снова сердишься, — перевела Инеж.

Каз ощетинился.

— Понятия не имею, о чем он, — бросил он, продолжая терзать пирог. — Я само воплощение жизнерадостности.

Инеж фыркнула, а Бхавна с любопытством наблюдала за ними. Инеж заговорила с ней на сулийском, и Каз обнаружил, что ему не нравится не понимать. Слова лились с ее губ, как чистый ручей.

«Еще одна загадка, которую предстоит разгадать, — подумал Каз и снова ощутил на себе хмурый взгляд Самира. — Еще один океан, который предстоит пересечь».

Когда завтрак закончился, Каз вежливо кивнул родителям Инеж, надел шляпу и ушел. Что еще ему оставалось? Наверняка здесь его остроумные замечания на керчийском не помогут. Идя по извилистым улочкам Бочки, он все думал про языковой барьер.

Позже, глядя вслед уходящему за горизонт «Призраку», Каз решил, что в следующий раз, когда встретится с семейством Гафа, то поговорит с Самиром, как мужчина с мужчиной. Но сначала ему нужно найти учителя.

* * *

Неделю спустя после отплытия Инеж Каз проскользнул через черный ход в поместье Ван Эка. Джеспер и Уайлен нашлись в великолепной гостиной: растрепанные, они лежали на софе и медленно целовались. Каз замер на пороге и многозначительно прочистил горло. Джеспер и Уайлен мигом отпрянули друг от друга, при этом Казу послышался звук, напоминающий жалобное блеяние козы.

— Гезен, Каз, — пробормотал раскрасневшийся Уайлен, поправляя рубашку. — Тебя никто не учил стучаться?

— Считай, что это проверка безопасности. Ты, как никто другой, должен знать, что замок Шуйлера ненадежен, — заявил Каз. — Я бы рекомендовал четырехлистный.

Уайлен усмехнулся.

— Мы оба знаем, что тебя это не остановит. Только больше раззадорит.

Каз смахнул невидимую пылинку с рукава пальто.

— Возможно, — признался он и повернулся к Джесперу, который наблюдал за их перепалкой так, словно это был захватывающий боксерский матч. Смятый жилет он намеренно не поправил.

— Не останавливайтесь, — попросил Джеспер, откидываясь на плюшевые подушки. — Ваш спор интереснее, чем опера, на которую меня затащил Уайлен на прошлой неделе.

— Если мы говорим о последнем выступление Хосепа Киккерта, то, боюсь, планка задана ниже некуда.

— На полу, — подмигнул Джеспер.

Уайлен всплеснул руками.

— Если я вам не нужен, то пойду проведаю маму, — он ткнул Каза в грудь. — И не смей втягивать Джеспера в очередную авантюру.

— Даже не думал об этом, — с притворной невинностью заверил Каз.

Джеспер расхохотался. Дождавшись, когда шаги Уайлен стихнут в коридоре, он оперся локтями на колени и серьезно спросил:

— В чем дело, Каз? Не то, чтобы я не рад твоему блистательному появлению, но мы оба знаем, что Инеж здесь нет, а ты не из тех, кто наносит визиты ради удовольствия побыть в моей компании.

Каз заколебался, тщательно взвешивая следующие слова.

— Насколько хорошо ты знаешь библиотеку Боксплейна?

Джеспер удивленно вскинул брови.

— Каз, ты же знаешь, чем закончилось мое обучение. Катастрофой, если забыл. Последний раз, когда я был на площади Боксплейн, то думал от том, как увернуться от града пуль, а не о библиотечном каталоге.

— Но ты ведь там бывал, — настаивал Каз. — Если бы мне понадобилась книга, ты смог бы ее найти?

Джеспер в замешательстве нахмурился.

— Конечно, но что же это за книга, раз ее нет в библиотеке Ван Эка?

— Ван Эк ханжа, у него нет ни одной книги по изучению сулийского, — усмехнулся Каз и только потом спохватился, что сболтнул лишнего.

По лицу Джеспера расползлась волчья улыбка, и он подскочил на ноги.

— Сулийский? — многозначительно переспросил он. — Значит, это связано с нашим дорогим капитаном пиратов.

Каз перенес вес на здоровую ногу, чтобы можно было крутить набалдашник трости, не теряя при этом равновесия. Избегая встречаться взглядом с Джеспером, он пробормотал:

— Я бы хотел разговаривать с Гафами без переводчика.

— Позволь прояснить ситуацию, — протянул Джеспер, явно наслаждаясь его дискомфортом. — Ты хочешь выучить сулийский, чтобы произвести впечатление на родителей Инеж.

Каз молчал. Джеспер заулыбался сильнее и восторженно хлопнул в ладоши.

— О, это восхитительно! Я всегда знал, что в душе ты душка, Каз.

— Вряд ли, — фыркнул Каз, сжимая набалдашник трости. — И какой бы восхитительной не была это ситуация, не забывай, что я могу прибегнуть к шантажу.

Каз многозначительно бросил взгляд в сторону двери, из которой пару минут назад вышел Уайлен. Джеспер на его угрозу лишь пожал плечами.

— У нас с Уайленом нерушимая связь.

— Джеспер, тебе бы уже следовало понять, что азартные игры — это не твое, — парировал Каз, но Джеспер только рассмеялся.

Возможно, Каз терял хватку.

* * *

Утром, когда «Призрак» показался на горизонте, Каз подождал, пока краснолицый посыльный закроет за собой дверь, и только тогда оторвался от бухгалтерских книг. Откинувшись на спинку стула, он провел рукой по волосам и представил, как корабль с черными парусами рассекает волны, а за штурвалом стоит капитан, прекрасная и ужасная. Опасная, как город, который превратил ее в оружие.

Опомнившись, Каз покачал головой. Стоило Инеж Гафе вернуться в Кеттердам, как печально известный Ублюдок из Бочки ведет себя, как влюбленный мальчишка.

Нацепив маску отстраненности, Каз взял трость и украденные бухгалтерские книги, морально готовясь преодолеть четыре лестничных пролета, ведущих в спальню на чердаке. Он разбогател, но роскошь по-прежнему была не в его вкусе. Поднимаясь по лестнице, Каз размышлял о том, что уместно ждать возвращения Инеж в офисе, слушая карканье воронов. Он продолжал кормить их в ее отсутствие, хотя никогда в этом не признается. Если птицы возвращались, то, возможно, вернется и Инеж.

И вот Каз устроился в кресле, прислонив трость к столу, снова и снова пересчитывая одну и туже колонку цифр и прислушиваясь к звукам. После одиннадцати колоколов Каз услышал хлопанье крыльев. Он снял перчатки и убрал их в карман пальто как раз в тот миг, когда Инеж открыла окно и прокралась внутрь.

— Привет, Инеж, — произнес он, не в силах взглянуть на гостью, боясь, что она исчезнет, как видение. В конце концов она столько лет была его Призраком.

— Привет, Каз, — раздался в ответ мелодичный голос.

Каз больше не мог сопротивляться и обернулся, отмечая небольшие изменения, произошедшие в Инеж за три месяца. Ее волосы, обычно заплетенные в косу, ниспадали волнами. Щегольская треуголка венчала голову королевы пиратов. Инеж сменила черную стеганую жилетку на свободную хлопковую рубашку, которая вздымалась вокруг стройной фигурки, как облака в ясный летний день. Лицо, осунувшееся во время плена у Ван Эка, посвежело. Но два клинка, как и прежде, покоились на поясе, и Каз не сомневался, что остальные она спрятала.

Инеж ослепительно улыбнулась, и Казу внезапно ужасно захотелось произвести на нее впечатление. Доказать, что его доспехи сняты. Он лихорадочно пролистал в мыслях учебник сулийского, который Джеспер украл для него из библиотеки Боксплейна. И даже вспомнил, как сказать «рад».

— Mirisati te je vidjeti, Инеж, — с трудом выговорил он.

Инеж уставилась на него, затаив дыхание, а потом согнулась пополам от смеха.

Каз изогнул бровь, разрываясь между негодованием и желанием насладиться звуком смеха Инеж, как марочным вином. Он откинулся на спинку стула и вытянул перед собой больную ногу, изучая загорелое лицо девушки. Взгляд невольно упал на обветренные губы, и Каз сжал набалдашник трости.

— Я сказал что-то забавное, капитан? — спросил он, когда Инеж успокоилась. Она вытерла глаза, размазывая тушь по лицу, как художник, что растушевывает уголь на бумаге. Казу вспомнился альбом для рисования Уайлена.

«Не совсем точное сравнение, — подумал Каз, чувствуя себя глупо. — Нет, тушь веером расходится от ресниц, как распростертые крылья ворона».

Инеж глянула на него и разразилась новым приступом смеха. Каз с ужасом ощутил, как алеют щеки. Сжав зубы, он изо всех сил старался сохранить бесстрастное выражение лица.

— Не стесняйся просветить меня, почему тебе так смешно, — пробормотал он, не сумев скрыть раздражения. Когда Инеж отсмеялась, Каз невольно был благодарен, что ей хватило такта выглядеть раскаявшейся.

— Святые, Каз. Ты удивил меня, вот и все. Я никогда раньше не слышала, чтобы ты говорил на сулийском. И… что по-твоему означает «mirisati»?

Каз нахмурился.

— Догадываюсь, что сказал нечто другое вместо «рад тебя видеть».

Теперь настала очередь Инеж краснеть. Она растеряла все слова и просто покачала головой. В темных глазах все еще плясали смешинки, и Казу вспомнилось, как мама Инеж с нежностью наблюдала за дочерью во время завтрака в поместье Ван Эка. Хотя Самир относился к нему с некоторой осторожностью, Бхавна обладала той же досадной способностью Инеж раскрывать в нем хорошее. Казу вспомнился день после того, как отец Инеж пытался задушить его у пристани. Пока Каз хмурился, Бхавна подкладывала ему в тарелку тосты, видимо, надеясь, что сытый Каз подобреет.

— Нет, shevrati, — поддразнила Инеж. — Приятно будет lijepo. Или drago. Mirisati говорят только про запахи…

Каз поморщился. Гезен, помоги ему.

— Инеж, что я тебе сказал? — с нарастающим ужасом спросил он.

Инеж ухмыльнулась и прислонилась к оконной раме. Ветер развевал ее волосы, так что Каз мог мельком увидеть изящный изгиб шеи. Внезапно ему вспомнилось, как он наблюдал за биением ее пульса в ванной комнате Гельдреннера. Хотелось наклониться и запечатлеть поцелуй под раковиной уха. И хотя последняя попытка близости обернулась катастрофой, Каз надеялся попробовать еще раз.

Однако Инеж прервала его краткий полет фантазии.

— Нечто вроде «я вижу это и чувствую его запах», но я не уверена. У тебя ужасное произношение, Каз.

На несколько мгновений наступило молчание, и Каз боролся с желанием спрятать лицо в ладонях. Вместо этого он с трудом поднялся и потянулся за пальто, висевшем на спинке стула. Перчатки лежали в правом кармане, но Каз готов был задушить Джеспера хоть голыми руками.

На полпути к двери его окликнула Инеж.

— Ну и куда ты идешь? — она отошла от окна и встала у него спиной. Каз всем существом чувствовал ее притяжение. Сильное, как прилив.

— Я собираюсь убить Джеспера, — развернувшись, прорычал Каз. — И выбросить его никчемный разговорник в гавань. Надеюсь, ты еще будешь здесь.

— Я пересекла Истинноморе не для того, чтобы мы обменялись приветствиями, и ты исчез, shevrati. Корабль пробудет в доках минимум две недели, чтобы наполнить запасы. И тогда начнется настоящая работа.

Сердце Каза невольно дрогнуло, стоило представить окровавленную и свирепую Инеж в битве с работорговцами. Потребовалась вся сила воли, чтобы не прижать ее к груди, будь прокляты их демоны.

— Но если ты убьешь Джеспера до того, как я с ним увижусь, боюсь, это испортит прекрасный вечер, — продолжила Инеж, склонив голову на бок. — Из достоверных источников мне известно, что Мария ждет нас на ужин, и я знаю, как тебе нравится их куриный суп, как бы ты этого не отрицал. При упоминании снерта⁽²⁾у Каза предательски заурчало в животе.

— Останься, me vrano, — улыбнулась Инеж, и Казу самому стало легко.

Кивнув, он хрипло спросил:

— Тогда помоги бедному керчийскому невежде, капитан. Что значит «vrano»?

Глаза Инеж озорно блеснули.

— Это урок для другого дня, Каз, — заявила она и переплела их пальцы. Ее кожа была шершавой и теплой. — У нас будет столько уроков, сколько пожелаешь. Но сначала позволь мне рассказать тебе о море.

1) вид несладкой выпечки из слоеного теста турецкого происхождения

Вернуться к тексту

2) Голландский вариант горохового супа

Вернуться к тексту

Примечания:

Dépaysement (франц.) — тоска по дому

Язык — это кровь души, в которую устремляются мысли и из которой они произрастают. Оливер Уэнделл Холмс

В каждый свой визит в Кетттердам Инеж дарила Казу новые слова, которые он жадно собирал, как сорока — блестящие вещицы. Всякий раз, когда Инеж произносила сулийскую пословицу, Каз перекатывал на языке странные сочетания звуков. Порой Каз насмехался над Святыми, но Инеж сильно не сердилась на него, словно знала, что он носил на шее подаренный ею талисман Санкты Маргариты.

— Svijet su ljestve, — произнесла Инеж одним вечером. «Призрак» пришвартовался ранее в доках, и когда Инеж спустилась с трапа, Каз уже ждал ее, чтобы проводить в поместье Ван Эка. Гондола везла их по темным каналам Обруча сквозь дымку, а за их спинами сияли огни квартала удовольствий. — Jedni će se popeti gore, drugi dolje.

Каз, правящий гондолой, глянул на Инеж: ее загорелая кожа сияла в мягком свете луны. Он неуверенно повторил фразу.

— Svijet su ljestve. Jedni će se popeti gore, drugi dolje.

Инеж обернулась и улыбнулась.

— Твое «се» слишком дребезжащее, — поправила она. — Звук произносится мягче. Как свист соловья.

— Не знаю, заметила ли ты, — Каз обвел пространство рукой, точно инспектор манежа. — Но в Кеттердаме не так много соловьев.

Словно в подтверждении слов Каза стайка туристов вдохновенно затянула «Матушка, папенька, заплатите ренту!». В канал полетела горсть фальшивых золотых монет.

— Думаю, так и есть. Зато полно голубей.

— И воронов, — добавил Каз, позволив себе слабую улыбку.

Инеж хмыкнула, и Каз обернулся к ней. Выбившийся из хвоста локон упал ей на лоб. Что произойдет, если он наклонится и смахнет непослушную прядь? Вместо этого Каз прочистил горло и заработал шестом.

— И воронов, — торжественно согласилась Инеж.

Наконец они причалили к эллингу⁽¹⁾ Ван Эка. Каз сменил шест на трость и с трудом выбрался из гондолы. Борясь с тошнотой от резкой боли в ноге, он протянул ладонь Инеж. Сердце замерло, когда их пальцы соприкоснулись. Инеж сошла на землю и какое-то время они просто стояли и смотрели друг на друга. Каз вопросительно выгнул бровь, и Инеж согласно кивнула.

Он наклонился и поцеловал ее в лоб, нежно, как прикосновение крыла соловья. На мгновение все замерло. А затем Каз ощутил хватку утопленника на своих лодыжках.

«Нет. Она хочет больше. Ты хочешь большего, дурак».

Как же хотелось взять Инеж за подбородок и прижаться к ее губам поцелуем, ощутить вкус моря.

— Говори со мной, Инеж, — хрипло попросил Каз, стараясь выровнять дыхание. Ледяные волны утягивали его на дно. Он, как наяву, чувствовал, как морской туман оседает на языке солью. — Расскажи, о чем упоминала ранее.

Инеж не стала спрашивать, в чем дело. В тени ее темные глаза казались бездонными, пугающими и прекрасными, как море. Каз с радостью утонул бы в их глубинах.

— Это сулийская пословица.

Каз ухватился за голос, как за спасательный круг. Пелена спала с глаз, дыхание выровнялось. Инеж стала маяком, ведущим его к суше. Из Пятой Гавани Каз переместился обратно в поместье Ван Эка. И самое чудесное — Инеж была рядом.

— Помню, как я впервые встала на канат и увидела мир сверху. Папа, стоя на мостике, сказал мне: «Мир — это лестница, Инеж. Одни спускаются, другие поднимаются». Я поняла суть только много лет спустя.

Слова вонзились в Каза точно кинжалы. Порывшись в карманах, он достал и натянул перчатки. Он догадывался, что в нем увидел отец Инеж. В конце концов, он тщательно создавал свой образ, меняя маски. С тех пор, как он в полубреду выполз из гавани, он сделал все, чтобы Кеттердам понял, что он больше не наивный мальчишка, которого можно обвести вокруг пальца. Вместо мальчика Самир увидел то, что Каз хотел показать миру: сладкоречивого и опасного демона. Каз вдруг с яростью осознал, что Самир прав. Грязные Руки был жалким созданием, прячущимся в тени, тогда как Инеж была выше.

— Я понял, — как можно более бесстрастно произнес он.

Но Инеж только покачала головой.

— Нет, ничего ты не понял.

Показав следовать за ней, Инеж привела его в сад за домом. Стояла весна, и тюльпаны только начали распускаться хрупкими бутонами-свечками. Их аромат смешивался с запахом масла, которое Инеж втирала в волосы. Они прошли по дорожке, обсаженной шпалерами, и сели на каменную скамью. Каз так сильно сжал набалдашник трости, что побелели костяшки. Мгновение они оба молчали, затем по саду пронесся легкий ветерок, и Инеж повернулась к нему.

— Mati en sheva yelu. Ты знаешь, что это значит?

— Дай угадаю, еще одна жемчужина сулийской мудрости? — насмешливо предположил Каз.

— Святые, иногда я не понимаю, что мама в тебе нашла, — пробормотала Инеж. — Да, shevrati, еще одна сулийская пословица. Очень важная.

При упоминании Бхавны Гафа Каз мрачно подумал о том, что Инеж могла рассказать своей матери. В такие моменты он завидовал способностям Нины к изучению языков. Несмотря на успехи в последние месяцы, всякий раз, когда Каз пытался подслушать разговоры сулийских торговцев в Маленькой Равке, то понимал лишь отдельные слова.

— Изучение языка — это не просто зубрежка слов. Ты можешь выучить хоть весь словарь, Каз, но все равно не заговоришь на сулийском по-настоящему, — объяснила Инеж. — Есть понятия, которые просто не поддается переводу: оттенки цветов, о которых вы не знаете; силы природы, которые вам неведомы; даже эмоции, которые не выразить словами. Например, одиночество странника в чужой стране.

Инеж закрыла глаза и замерла, как кролик в пасти у волка.

— В детстве я часто слышала обрывки разговоров на керчийском в портовых городах Равки. Это язык торговли. Но до того, как Санкта Алина уничтожила Тенистый каньон, керчийские торговцы редко добирались до Восточной Равки: слишком опасной и дорогой была дорога. Так что до Кеттердама я знала лишь пару слов, приветствия и просьбы. Прежде чем попасть в «Зверинец» я… — Инеж судорожно вздохнула и продолжила. — Прежде чем попасть в «Зверинец», я и подумать не могла, насколько формальным может быть язык. В караване у нас все общее, само понятие частной собственности сулийцам чуждо: наш дом — пыльная дорога, наша крыша — звездное небо. Ни один человек не может забрать нашу землю и свободу.

Инеж горько улыбнулась.

— В «Зверинце» я узнала, что значит стать собственностью другой женщины. Что значит быть проданной на ночь по условиям контракта. Что значит стать инвестицией…

— Инеж… — поморщился Каз, но она продолжила.

— Я всегда быстро схватывала, но мои уроки керчийского не закончились в «Зверинце». Присоединившись к Воронам, я поняла, что многое в вашем языке вращается вокруг крюге. Даже если вы не склоняете головы перед алтарем Гезена, ваш народ поклянется торговле через слова. Дружба, верность, даже любовь — на все можно оформить контракт. Ты связан языком, теперь я это понимаю.

Инеж потянулась и взяла руки Каза в свои.

— Mati en sheva yelu, — повторила она. — Я научила этой фразе Джеспера после плена у Ван Эка. Видишь ли, у сулийцев нет слов для извинений. Вместо этого мы даем обещание: у этого действия не будет эха. Это значит, что мы не повторим тех же ошибок, не продолжим приносить вред.

При этих словах Каз подумал о всем зле, которое причинил. Он почувствовал хлюпанье под пальцами, когда выдавил глаз Омену. Ощутил запах горящей резины тапочек Инеж. Увидел ее обмякшее тело на руках одурманенного паремом шквального. Услышал рычание ее отца, когда тот набросился на него в гавани.

Каз молчал, и Инеж крепче сжала его руки.

— Посмотри на меня, — велела она, и Каз подчинился. — Когда я сегодня смотрела на Бочку, я думала о тебе, но не так, как ты предполагаешь. Я вспомнила, как ты рассказал Пекке Роллинсу в Церкви Бартера о двух мальчиках-сиротах, оставленных умирать с голоду на улицах Кеттердама. И я подумала, что твой старший брат гордился бы тобой, потому что несмотря на все твои маски, ты выполнил обещания, которые дал мне в Пятой Гавани. Mati en sheva yelu. Пусть ты не можешь сказать мне и моим родителям все, что хочешь, но твои действия говорят сами за себя. И я… я вижу тебя, me vrano.

В поместье заиграли на пианино. Мелодия, тихая и безмятежная, как пение соловья, полилась через открытое окно. Впервые с тех пор, как «Призрак» исчез на горизонте, Каз расслабился.

— Снова эта ласка, — он убрал выбившуюся прядь волос с глаз Инеж. — Me vrano.

Щеки Инеж заалели. Она вдруг застеснялась, и этот уязвимый вид никак не вязался с кинжалами.

«Но Инеж все: тень и плоть; нежность и смерть; сулийка и керчийка. И если она может быть тем и другим, то, возможно, могу и я?»

Размышления Каза прервал стук распахнувшейся двери.

— Эй, кровожадные голубки! — крикнул высунувшийся на улицу Джеспер. — Ужин подан, и если паштет остынет, пока мы ждем, когда вы наговоритесь по душам, я буду винить Каза!

Инеж рассмеялась, и, держась за руки, они поспешили в дом. В тот миг Каз гадал, чтобы сказал Джорди, если бы видел его сейчас.

1) здание, специально предназначенное для хранения лодок

Вернуться к тексту

Примечания:

Backpfeifengesicht (нем.) — термин, использующийся в отношении лица, которому нужно дать пощечину

Заговори на другом языке, и начнешь думать по-иному.

Карл Албрехт

Когда Стейн Тьюлинг, спотыкаясь, вышел из «Дома Снега», нацепив маску шакала, Каз уже поджидал его в тени, вспоминая ночь, когда Инеж впервые заметила похожую маску за витриной магазина.

В то время Каз насмехался над ее набожностью, а теперь негодовал, что какой-то проходимец своими действиями оскверняет сулийские традиции.

«Shevrati», как наяву шепнул ему голос Инеж.

Смешавшись с пестрой толпой, Каз незаметно последовал за Стейном. Долго ждать не пришлось. Стейн пересек мост в направлении Восточного Обруча и шмыгнул в узкий переулок, чтобы отлить. Но прежде чем он успел расстегнуть пряжку на брюках, Каз треснул его тростью в живот. Мужчина отшатнулся, ударившись спиной о стену. В тот же миг Каз упер набалдашник трости ему в горло.

Глаза Стейна комично распахнулись, когда он перевел взгляд с набалдашника в виде вороньей головы на Каза, а затем начал отчаянно вырываться.

«Отлично, значит представляться не нужно».

Не говоря ни слова, Каз потянулся и стянул с него маску шакала. Лицо мужчины побелело, как вспененное молоко. Каз отбросил маску и достал из кармана пальто нож для разделки устриц. Лезвие блеснуло в лунном свете, и Стейн забился, но Каз только сильнее надавил тростью на горло.

— Не торопитесь, господин Тьюлинг, — дружелюбно произнес Каз, поднося нож к левому уху экспедитора. Малейшее движение запястьем, и Стейн истечет кровью, как свинья, а Казу придется менять рубашку. Досадное неудобство. — Нам нужно обсудить одно дело. Разве вы хотите, чтобы ваша милая подружка узнала, как вы развлекаетесь по вечерам? Похоже, тебе нравятся блондинки, уверен, что Улла прелестна.

Стоило Казу замолчать, как по сигналу часы на башне пробили три колокола. В «Доме Снега» Улла приводила себя в порядок перед встречей с еще одним клиентом. На другом конце города жена Стейна Тьюлинга, укачивающая хнычущих младенцев, ждала нерадивого мужа домой. Стейн затряс головой. Каз ухмыльнулся и убрал трость.

«У каждого человека есть рычаг, если знаешь куда надавить».

— В этом нет необходимости, господин Б-Бреккер, — пробормотал Стейн, ощупывая горло дрожащими руками. Бегающие глаза следили, как Каз вертит нож. — Ч-что за дело?

— До меня дошел слух, что вы недавно получили повышение, — сказал Каз, внимательно наблюдая за выражением лица мужчины. — В транспортной конторе уважаемого Уилльяма Ван Вирена.

При упоминании Ван Вирена Стейн побледнел еще сильнее. Значит, Редер не подвел: возможно, стоило простить ему, что он не Инеж. Стейн кивнул, и Каз подался вперед, как акула, почуявшая кровь.

— Прекрасно. И судя по вашему выражению лица, вы в курсе темных делишек Ван Вирена. Тех самых, которые требуют вашего присутствия на Веллгелуке в неурочное время.

Стейн покрылся испариной и тяжело сглотнул.

— Все… все так, как вы сказали господин Бреккер. Я несколько раз бывал на Веллгелуке по распоряжению господина Ван Вирена. Вы должны понять, у меня жена и дети. Я… просто пытаюсь выжить, как любой в Кеттердаме.

Кончик лезвия прижался к виску. Мысленным взором Каз увидел Самира, сжимающего рыдающую дочь в объятиях. Бхавну, которая со слезами на глазах нежно гладила Инеж по голове.

— Мне любопытно, — опасно произнес Каз. — Как семейный человек может без зазрения совести продавать чужих детей в дом удовольствий?

Каз сделал вид, что собирается зарезать Стейна, и в ту же секунду ноги экспедитора подкосились, и он рухнул на мостовую. Лакированная маска шакала безучастно взирала на него с земли.

— Молю, оставьте мне жизнь, господин Бреккер, — всхлипнул Стейн. — Я скажу вам все, что вы хотите. У меня есть имена, гроссбухи, даже карты.

Каз с отвращением уставился на Стейна.

«Shevrati».

Он снова услышал голос Инеж, но знал, что оскорбление адресовано не ему. Каз убрал нож в карман, наклонился и протянул руку.

— Сделка есть сделка, господин Тьюлинг.

Стейн неверяще воззрился на Каза, но принял протянутую ладонь. Каз помог мужчине подняться, не обращая на боль в ноге, и вытер ладонь о пальто.

— Мы встретимся завтра, господин Тьюлинг, — объявил Каз. — В одиннадцать колоколов в клубе «Воронов». Принесите все и, ради Гезена, не пытайтесь донести Ван Вирену. Если, конечно, беспокоитесь о своей семье.

— Спасибо… спасибо, господин Бреккер, — пролепетал Стейн. — Вы не пожалеете. Я обещаю, спасибо!

— Избавьте меня от театральщины, — поморщился Каз.

Стейн сразу захлопнул рот и глянул в сторону выхода из переулка. Недалеко слышался шум ничего не подозревающей толпы. А Каз снова подумал об отце Инеж.

— Оставляю вам небольшое напоминание, господин Тьюлинг, — любезно проговорил Каз и взял драматическую паузу, чтобы собеседник занервничал.

— Какое напомина —

Прежде чем Стейн успел озвучить вопрос целиком, Каз врезал ему кулаком в нос. Раздался хруст ломаемого хряща, и по лицу экспедитора потекла кровь.

— Напоминание, что мое милосердие ограничено, — Каз осмотрел перчатку на наличие кровавых пятен. — Не советую проверять его переделы. Доброго вечера, господин Тьюлинг.

Стейн рванул прочь, и Каз дружелюбно крикнул ему вдогонку:

— Не забудьте передать привет милой Лике и детям!

Стейн затравленно оглянулся через плечо и нырнул в толпу. Каз наклонился и подобрал маску шакала. Инеж оказалась права: вещица оказалась хлипкой и дешевой, совсем не похожей на настоящую сулийскую маску, которую Инеж привезла из плаванья.

Каз хорошо помнил ту ночь. Стояла ранняя осень, ночная прохлада бодрила. Инеж уехала на все лето навестить семью на южном берегу Равки. Когда она вернулась, Каз упивался ее присутствием. В тот вечер, оформив все документы в портовом управлении, Инеж положила к его ногам полные корзины подарков от родственников. Каз ошеломленно наблюдал, как она вытаскивает бесконечные пакетики с сушеными травами, баночки с чаем и специями, книгами о сулийской культуре. Инеж раскладывала гостиницы на кровати, произнося каждое название на сулийском.

— Это začini⁽¹⁾, — объяснила Инеж, протягивая склянку со специями. — Хотя керчийцы не разбираются в приправах.

Когда она достала лоскутное одеяло, сшитое матерью, Каз запротестовал. Инеж закатила глаза.

— Святые, Каз, ты подарил мне военный корабль. Меньшее, что ты можешь сделать, это принять благодарность.

И позже, когда они улеглись на противоположных сторонах кровати, разделенные горой подушек, Каз вынужден был признать, что стеганое одеяло гораздо приятнее, чем его старое.

— Laku noć⁽²⁾, Каз, — прошептала она и зарылась под одеяло.

Утром, изучая ее лицо, Каз с удивлением отметил, что ее веки подрагивают, когда Инеж снится сон.

Каз отбросил маску и едва не засвистел веселую мелодию. Инеж скоро причалит, и благодаря Стейну он встретит ее не с пустыми руками. Каз представил себе ее кровожадную улыбку, когда передаст ей информацию. Некоторые девушки ждали от ухажеров цветов — ирисы или гиацинты — но Каз знал, что нравится Инеж.

«Нет, — подумал он, поправив шляпу и зашагав к Восточному Посоху. — Капитан Гафа больше будет рада возможности поставить Танте Хелен на колени, чем гирлянде цветов».

1) серб. специи

Вернуться к тексту

2) серб. спокойной ночи

Вернуться к тексту

Примечания:

Iktsuarpok — непереводимое слово с инуитского, означающее ожидание кого-то

Без перевода мы бы жили в провинциях, граничащих с молчанием.

Джордж Стайнер

В одно морозное зимнее утро Каз нанес визит в поместье Ван Эка. Его встретили не Уайлен с Джеспером, а Мария Хэндрикс, чей фартук был перемазан красками. Она стояла, склонившись над холстом, а рядом на подносе остывал чай в изящном фарфоровом сервизе. Солнце серебрило седые пряди в ее волосах.

В первые дни после ареста мужа Мария, все еще одурманенная успокоительными, напоминала Казу лунатика. Но с каждым новым посещением он отмечал, как женщина оживает, и прошло немного времени, как Мария начала проявлять интерес к другу своего сына. Казу даже начало казаться, что Мария достигла некоего взаимопонимания с Бхавной Гафа. В те редкие случаи, когда Каза приглашали на ужин в отсутствие Инеж, Мария накладывала ему огромные порции, а ее глаза блестели заговорщицки блестели.

— Боюсь, мальчики еще не вернулись из «Куперома», — не отрываясь от рисования, сказала Мария. — Но ты можешь их подождать, они должны прийти через половину колокола.

Каз демонстративно взглянул на часы над каминной полкой, но последнее письмо Инеж жгло карман пальто. Как бы не хотелось признавать, но ему была необходима помощь Джеспера и Уайлена. Мария понимающе улыбнулась, когда Каз опустился в кресло. Взяв кисть, она поставила блик на листве.

— Угощайся чаем. Его привезли из Шу Хана.

Каз налил себе чашку и глянул на натюрморт: на темном фоне холста распустился нежный букет цветов. На лепестках при желании можно было разглядеть золотой панцирь жука. Крылья стрекозы блестели в углу.

Картина напомнила Казу о мамином саде на ферме. После ее смерти отец долго ухаживал за ним. «Смотрите, вот маки и львиный зев. Бархатцы, ипомея и тюльпаны», — объяснял он, поливая цветы. Джорди быстро наскучило, и он умчался играть с соседскими ребятами, а Каз остался с отцом. Наблюдая, как Мария пишет раковину улитки, Каз припомнил, что лицо отца смягчалось всякий раз, как он опускался на колени под оконной решеткой, где был разбит сад.

Отогнав воспоминания, Каз прочистил горло.

— Вы великолепно накладываете свет, госпожа Хэндрикс.

Мария улыбнулась и обмакнула кисть из конского волоса в оранжевую краску.

— Если чему и научил меня бывший муж, так это тому, что миру нужно больше света, ты согласен?

— Удивительно, но да, — Каз отпил чая и снова подумал о письме в кармане. Прошлой ночью во дворе Биржи повесили труп Стейна Тьюлинга, Каз потратил полтора часа на то, чтобы вычистить запекшуюся кровь экспедитора из-под ногтей. Выплеснув окровавленную воду из окна в сточную канаву, он представлял мрачное одобрение Инеж. Поэтому, когда утром из гавани прибыл посыльный с письмом, Каз задумался, не наблюдала ли она за ним глазами одного из воронов. Уж больно вовремя подоспело письмо. Но не только это заставило сердце биться чаще.

Каз поставил чашку на столик. Часы тикали, отмеряя время, а Каз наблюдал, как Мария уверенно вдыхает в картину жизнь, словно фокусник. Она как раз закончила вырисовывать стебельчатые глаза улитки, когда входная дверь с грохотом распахнулась.

— Есть принципы, Джес. Я не оставляю изуродованные тела на их рабочем месте. Это грубо.

— Откуда ты знаешь, что это его рук дело?

— Ты, должно быть, шутишь. У кого бы еще хватило смелости?

Джеспер с Уайленом замерли на пороге при виде Каза, мирно потягивающего чай. Мария просияла при виде сына, не обращая внимания на его замешательство.

— Видишь, я же говорила, что долго ждать не придется, — подмигнула Мария и сняла фартук.

Уайлен со свистом втянул воздух.

— Я удалюсь в музыкальную комнату, чтобы вы могли обсудить дела наедине, — объявила Мария, вешая фартук на крючок возле двери в сад. — Оставайся на обед, Каз.

— Боюсь, меня ждут неотложные дела в Бочке, госпожа Хэндрикс.

Мария цокнула языком.

— Тогда в следующий раз, — она взъерошила медные кудри сына.

Когда ее шаги затихли в коридоре:

— Ты всегда знал толк в эффектных появлениях, Каз, — усмехнулся Джеспер и пересек комнату двумя широкими шагами, чтобы взять со стола яблоко. Развернув один из обеденных стульев, он облокотился локтями на спинку и с хрустом откусил от фрукта. Уайлен фыркнул.

— Невероятно, — произнес он и принялся массировать виски, словно один вид Каза вызывал у него мигрень.

По правде говоря, Каз невольно восхищался Уайленом, который не боялся открыто показать свое раздражение.

— Ты хочешь мне что-то сказать, Уайлен? — с вызовом спросил Каз.

К его чести, маленький купец не дрогнул. Джеспер как ни в чем не бывало жевал яблоко.

— Ты случайно не знаешь, кто вздернул экспедитора Ван Вирена во дворе Биржи? — прищурившись, поинтересовался Уайлен. — Мы услышали новость в «Купероме». Ясно, что этот некто обладает большой властью, чтобы откупиться от стражников.

Каз пожал плечами, разглядывая перчатки.

— Насколько понимаю, бедняга вел дела с работорговцами, а это рискованный бизнес.

Каз в упор посмотрел Уайлену в глаза.

— Ах, — выдохнул Уайлен и немного расслабился. Каз с удовольствием заметил сталь в его взгляде. — Раз так, то я могу… организовать расследование в Торговом Совете. И для пущей убедительности проверю отчеты Ван Вирена.

— Отлично, — Каз поставил чашку чая на стол. — Но я здесь не за этим.

— Тогда по какому делу? — спросил Джеспер, вытирая сок с подбородка рукавом. Сердцевину яблока он просто оставил на скатерти, чем вызвал недовольный вздох Уайлена. Кажется, последнему так и не удалось вытравить из Джеспера дух Бочки. — Видимо что-то серьезное, раз ты решился остаться на чай с Марией вместо того, чтобы запугивать очередного бедного филю.

— Мария более приятная компания, чем ты, — парировал Каз и протянул письмо. — Инеж пришвартуется в Кеттердаме перед солнцестоянием, чтобы остаться на зимние праздники.

Лицо Джаспера озарила улыбка, и он принялся читать.

— Мы попросим слуг подготовить для нее комнаты, — пообещал Уайлен, внимательно наблюдая за Казом.

— Хотя она и не часто будет ночевать в поместье, — заметил Джеспер, многозначительно поигрывая бровями.

Иногда Каз задавался вопросом, почему не сбросил Джеспера с крыши Гелденнера, когда была возможность. Инеж бы сказала, что все дело в братской привязанности, но Каз не был в этом уверен.

— Ты мог бы легко послать посыльного. Инеж приезжает не завтра, — продолжил Уайлен.

Каз собирался было ответить, но тут Джеспер рассмеялся и повернулся к Уайлену с ликующим выражением лица.

— Нам нужно время на подготовку, дорогой Уайлен, потому что Инеж приедет не одна, а с родителями.

Тут до Уайлена дошло.

— Нужно будет подготовить комнату для ее родителей, — сквозь зубы пояснил Каз, а затем вытащил из кармана маленькую красную книгу в кожаном переплете и со вздохом отдал ее Уайлену. — Передай это своему повару.

— Что это?

— Сборник сулийских рецептов. В прошлое посещение родители Инеж жаловались на невкусную еду.

На мгновение наступила тишина, а затем Джеспер согнулся пополам от смеха. Каз в который раз пожалел, что не скинул его с крыши. Но уже по пути в Бочку, он принял решение смириться с поддразниваниями Джеспера, как с неизбежным злом. В конце концов Каз дал обещание, что когда увидит Самира Гафа, то объяснит свои намерения в отношении Инеж, как мужчина мужчине. И никакой плохо приготовленный хотспот ему не помешает.

* * *

В ту ночь, лежа в постели и глядя на разводы от воды на потолке, Каз снова и снова шептал в темноту: «Srdce je šíp. Vyžaduje to, aby cíl byl pravdivý».

Стопки карт и гроссбухов, украденных из кабинета Ван Вирена, лежали рядом.

Srdce je šíp. Vyžaduje to, aby cíl byl pravdivý.

Когда Каз закрыл глаза, ему показалось, что он слышит хлопанье крыльев воронов, которые устраиваются на ночлег под карнизом. Он узнал, что значит me vrano — мой ворон. В его снах Инеж сидела на подоконнике и наблюдала, как восходящее солнце окрашивает облака в нежно-розовый. Встав с зарей, Каз открыл окно и высыпал зерна — подношение святым Инеж.

Сердце — это стрела. Ему нужна цель для меткого попадания.

* * *

Ранним утром, когда паруса «Призрака» показались на горизонте, на улицы Кеттердама выпал первый снег. Плотнее запахнув пальто, Каз осторожно шагал по обледенелой мостовой, и маленькие снежинки таяли в его волосах. Изо рта вырывались облачка пара, и Каз мечтал оказаться в теплом поместье Ван Эка.

Морозными днями, когда по окнам змеился иней, Казу вспоминались те первые, полные отчаяния месяцы после смерти Джорди, когда он боялся замерзнуть насмерть на улице. Как-то вечером он стоял, прижавшись носом к витрине магазина, и с яростью смотрел на пылающий камин. Грязные Руки — мальчишка, рожденный в гавани, отчаявшийся и жаждущий мести — отдал бы все, чтобы погреть руки у огня.

Но сейчас, наблюдая, как команда Инеж отвязывает швартовы, Каз был не Грязными Руками, а Казом Ритвельдом. И его сердце бешено заколотилось в груди, когда он встретился со своей королевой пиратов. Она кого-то окликнула через плечо, и рядом с ней встала Бхавна Гафа, закутанная с головы с головы до ног в меха. Она что-то прошептала дочери на ухо, Инеж перегнулась через перила и крикнула.

— Эй! Тебе следовало ждать в тепле. Ты умрешь от холода.

Каз боролся с желанием улыбнуться, как идиот.

— Тогда надеюсь, ты поторопишься!

Каз вспомнил первую встречу с родителями Инеж, когда Штурмхонд отправил их к берегам Керчии. Вспомнил, как тонкие пальцы Инеж переплелись с его, пока они ждали прибытия равкианского корабля. Как у нее подкосились ноги, когда она увидела, как родители спускаются с трапа. Вспомнил, как удержал Инеж от падения и как она полетела навстречу родителям. Он поправил шелковый галстук и последовал за ней, желая произвести хорошее впечатление. А потом все полетело к чертям собачьим, когда отец Инеж чуть его не придушил, думая, что это Каз удерживал его дочь в плену.

Теперь же он прокручивал в голове приветствие на сулийском.

«Dobré ráno, dobré ráno, dobré ráno…»

Самир Гафа внимательно изучал его, когда Каз подошел ближе. К своему разочарованию, Каз не смог прочитать выражение лица мужчины.

«Dobré ráno, dobré ráno, dobré ráno…»

Наконец семейство Гафа предстало перед ним, и на мгновение воцарилась тишина. Только ветер завывал, поднимая в воздух морской туман. Интересно, что произойдет, если сейчас он бросится в гавань?

Каз и Самир заговорили одновременно.

— Dobré ráno.

— Goedemorgen, zoon.

Каз растерянно моргнул, услышав ломаную керчийскую речь. К счастью, Самир тоже смутился. Каз взглянул на Инеж, но она только прижалась к матери, и в ее глазах блеснули озорные искорки.

— Не ты один изучал язык.

Бхавна Гафа выглядела довольной, как кошка, проглотившая канарейку

— Надеюсь, Мария хорошо тебя кормила, — проговорила Бхавна на керчийском с акцентом.

Каз не смог сдержать усмешки.

— Я так и знал, — пробормотал он себе под нос.

Инеж рассмеялась и обняла Каза, уткнувшись в его грудь. Каз встретился взглядом с отцом Инеж. Самир смотрел на него испытующе, но через мгновение он кивнул, и узел в груди Каза ослаб.

Вечером за ужином Каз признается Самиру и Бхавне, что любит их дочь и клянется защищать ее до конца жизни. Он пообещает дать ей кров и отпускать в море на невидимых крыльях. А после, когда они с Инеж останутся наедине, он передаст ей бумаги из офиса Ван Вирена, и они вместе будут планировать падение другого королевства.

Но сейчас, на берегу Пятой гавани, Каз обнял Инеж и вздохнул аромат ее волос.

— Srdce je šíp — прошептал он ей в макушку. — Vyžaduje to, aby cíl byl pravdivý.

Вместе они зашагали в район Гелдин, и Каз твердо знал, что сдержит обещание.