Чудовище Тсалаполиса (джен)

Девятилетний Агве никогда раньше не отплывал от родной пещеры так далеко.

Пещера была безопасной. Пещера была уютной. В пещере можно было ни о чём не беспокоиться и не волноваться. Одним словом — пещера была домом. Туда не могли заплыть акулы или косатки, или прочие морские создания, представлявшие для Агве угрозу.

Признаться честно, Агве не особенно в них, морских сознаниях, разбирался — Нерей раньше всегда запрещал ему отплывать слишком далеко от родной пещеры, так что, обо всех морских тварях и о том, как они, должно быть, выглядели, Агве мог судить лишь по зазубринам на жемчужинах и раковинах, нанизанных на нити, с помощью которых русалы хранили свои знания о чудищах и, конечно, сказки, что всегда интересовали Агве куда больше.

Но скоро — может быть, даже в этом году — Агве и Нерею предстояло покинуть уютную пещеру, служившую им домом последние восемь лет, и отплыть куда-нибудь в другое место — здесь, сетовал Нерей, давно уж перестали проплывать корабли, и морских тварей почти не осталось. И если Агве и Нерей не желали умереть голодной смертью — что такое «голодная смерть» Агве не понимал, но глаза Нерея при этих словах так страшно сверкали, что Агве не спешил с ним спорить, — им следовало отправляться в те моря, где кораблей и рыбы будет вдоволь.

И для того, чтобы перенести путешествие в другие моря, Агве нужно было практиковаться — плавать подолгу, преодолевать большие расстояния, развивать выносливость и учиться охотиться на рыбу. Рыбы, надо сказать, редко заплывали куда-либо, где Агве мог их поймать.

И сейчас Агве было волнительно, почти страшно, проплывать мимо коралловых рифов, других пещер и смехотворных, обросших раковинами, конструкций — кораблей, как называл их Нерей. Корабли особенно занимали воображение Агве — ему всё казалось, что что-то страшное притаилось в них, и, пусть любопытство влекло девятилетнего русала к этим таинственным сооружениям, он всё не осмеливался приблизиться к ним настолько, чтобы возможно стало что-нибудь разглядеть.

Вдруг нечто привлекло внимание Агве — это было совсем непохоже на что-либо, что он видел раньше. Ни на корабли, ни на пещеры. Нечто со странными сооружениями всевозможных размеров и форм. Около некоторых из них лежало нечто, отдалённо похожее на рыбьи скелеты, частично укрытые илом — к скелетам Агве не присматривался, пусть и подумал, что, возможно, следует взять несколько косточек потом с собой, чтобы Нерей смастерил какую-нибудь игрушку.

Агве увидел над одним из сооружений крупную раковину с зазубринами и торопливо подплыл к ней, чтобы понять, что именно эта раковина означала. Значение оказалось странным — «Еда из водорослей», и Агве, подумав немного, отправился внутрь странного сооружения, где обнаружились огромные чаны, в которых можно было увидеть какую-то странную жижу, не слишком приятную на вид, и два скелета разного размера, так же увязшие в иле. Ни то, ни другое Агве не заинтересовало, и он отправился дальше.

В другом сооружении оказалось интереснее — там были какие-то круглые плоские штучки, что хранились в большом сундуке вроде того, что стоял в пещере Нерея и Агве. Разве сундук в родной пещере был устлан водорослями, и в нём Агве обычно спал, а в сундуке, что сейчас был перед ним, из-за этих плоских твёрдых предметов, ни за что не поместился бы.

В третьем обнаружились огромные кувшины, похожие на те, что Нерей иногда забирал с кораблей, в четвёртом — самые разнообразные сплетения из водорослей, в пятом — какие-то круглые камушки, в шестом — снова кувшины и маленькие сундучки с необычными крышками, некоторые из которых было никак не открыть… Агве заплывал в одно сооружение за другим, забирал из некоторых всякую мелочь, что казалась ему любопытной, и повязывал при помощи водорослей себе на руки и хвост.

В очередном сооружении — огромном и явно переделанном из одного из кораблей — обнаружилось ещё несколько сундуков, забитых уже нитями с раковинами и жемчужинами. Агве потянулся к ним, и, прощупав и просмотрев повнимательнее, довольно быстро понял, что в сундуке хранились рассказы об истории некого Тсалаполиса, древнего и крупного морского града, где когда-то проживали русалы и русалки (кто такие русалки Агве, правда, не знал). Тсалаполисом, судя по зазубринам на жемчуге и раковинах, когда-то мудро правил народный совет, что они называли тсалакратосом, и была жизнь у русалов и русалок из Тсалаполиса легка, счастлива и безмятежна, пока страшное чудовище не поселилось в пещере, располагавшейся неподалёку от Тсалаполиса.

На этом первая нить обрывалась, и Агве, подстёгиваемый любопытством (и радостью от осознания того замечательного открытия, что они с Нереем, оказывается, не были единственными русалами в мире), потянул за следующую, и очень скоро прочёл, что чудовище, о котором упоминалось прежде, было тоже русалом — но страшным, удивительно сильным физически и магически, а ещё, как и полагалось сказочным чудовищам, крайне злобным.

Чудовище умело топить корабли и охотиться на акул, касаток и спрутов, а ещё — сначала держалось от Тсалаполиса на весьма почтительном расстоянии, нападая, впрочем, на тех незадачливых русалов и русалок, что заплывали ненароком за «цитадель из потопленных кораблей». Нить так же повествовала о страшной способности чудовища превращать воду в смертельно опасные пузыри, что убивали всё живое. А ещё — использование этого отвратительного дара пробуждало в чудовище зверский голод, который ничто не могло утолить.

Агве взял в руки третью нить — она говорила, что многие герои пытались одолеть чудовище, только тому всё было нипочём. И славные воины чаще всего погибали, а кто оставался в живых — терял возможность и дальше служить защитником Тсалаполису, навсегда оставаясь калекой. Только чудовище становилось с каждым павшим героем всё злее и опаснее.

История о чудовище и попытках с ним справиться, однако, быстро наскучила Агве (слишком уж однообразными были эти попытки), и он, мучимый любопытством, нырнул с головой в следующий сундук. Там тоже оказалась сказка — уже о прекрасном юноше, что принадлежал к одному из девяти родов старейшин. Юноша был красив, доблестен и должен был через многие столетия занять место своего отца, а после — деда. Агве провёл рукой по ракушкам и жемчужинкам, и прочёл, что однажды юноша повстречал деву невиданной красоты.

Дальше всё напоминало бы обычные сказки — юноша, как и надлежало прекрасному герою из сказок, влюбился в красавицу и надумал на ней жениться, и, если бы в итоге дева не оказалась бы ужасной злой ведьмой, всё непременно закончилось «жили долго и счастливо». Но дева оказалась ведьмой, и жители Тсалаполиса во главе с этим юношей тут же казнили её, как только раскрылись дурные намерения злой красавицы.

Агве с досадой подумал, что сказка эта была совершенно дурацкой (в конце-концов, он так и не понял, в чём именно проявлялась зловредность упомянутой ведьмы, да и вообще читать о том, как кто-то в кого-то влюблялся, было скучно), отбросил от себя нить, захлопнул сундук и поплыл дальше.

Так прошло какое-то время. Агве всё плавал между сооружений, заглядывал в некоторые из них и находил всякие глупости, которые казались ему заслуживающими внимания, и с восторгом думал о том, что поразит Нерея, если покажет тому свою небольшую добычу — пусть от неё и было немного проку.

В очередном сооружении было почти пусто, не считая странных сундуков, что стояли как-то неправильно, но тут Агве задел плечом один из них, и тот отворился. Из сундука на Агве смотрел скелет. То был скелет русала — голова у этого скелета была совсем не рыбья. И хвост был русалочий. И руки. И плечи.

Вдруг Агве пришло в голову, что скелеты, увиденные им ранее, должно быть, принадлежали другим русалам, а вовсе не рыбам, как он предполагал ранее. Вспомнились тут же недавно прочитанные рассказы о Тсалаполисе и чудовище, что губило неосторожных русалов и русалок.

Агве стало страшно.

Вдруг то была не сказка? Агве думал об этом, едва не теряя способность двигаться от переполнявшего его сердце ужаса.

Вдруг чудовище из легенд действительно существовало? Вдруг это оно уничтожило Тсалаполис, убив всех его жителей? Ведь Агве за свою — пусть и совсем короткую — жизнь ни разу не видел никого из существ, похожих на него самого (если не считать, конечно, Нерея, что вырастил его).

Конечно, чудовища Агве тоже не доводилось встречать. Но вдруг оно всё-таки жило где-то поблизости к Тсалаполису и ждало своего часа, чтобы расправиться с незадачливым и чересчур любопытным русалчонком?..

Тсалаполис — во всяком случае, Агве предполагал, что место, где он очутился, называлось именно так, как он прочёл в легендах — больше не казался приятным и безопасным. Нет — теперь Агве было жутко находиться в этом опустевшем городе, где не было ни единого живого существа. Задержаться здесь и на минуту теперь казалось немыслимым и невыносимым.

Так быстро Агве ещё никогда в своей девятилетней жизни не плавал — до родной пещеры он мчался так, словно чудовище взаправду гналось сейчас за ним и страшно клацало огромными острыми зубами. Агве воображал чудовище громадным, с перекошенным уродливым лицом и острыми-острыми зубами. У чудовища, должно быть, сверкали ненавистью и злобой глаза — как это выглядело, впрочем, Агве никак не мог представить, на него ещё никто не смотрел с ненавистью и злобой, но он знал о них из тех нитей со сказками и легендами, что хранились в родной пещере.

В пещере Агве почти врезался в Нерея, чудом успев затормозить несколькими мгновениями раньше, чем это могло произойти.

— Нерей, спрячь меня! — невразумительно булькнул Агве, бросаясь в объятия ничего не понимающего Нерея, а потом завыл от страха и необыкновенного облегчения от того, что добрался домой.

Нерей разомкнул объятия, коснулся пальцами подбородка Агве, заставляя русалчонка посмотреть наверх. Взгляд тёмных глаз Нерея был серьёзным и обеспокоенным, и Агве стало вдруг стыдно за свою трусость. И всё же он не мог не радоваться тому, что вновь был дома — под защитой сводов пещеры и рядышком с Нереем, что, казалось, мог защитить Агве от чего угодно.

И Агве принялся рассказывать об увиденном сегодня — о нитях, повествующих о Тсалаполисе и ужасном чудовище, что уничтожило всех жителей того чудного места, о скелетах, кажется, русалочьих, и об ужасе, который Агве пережил, пока нёсся обратно домой. И Нерей внимал, не прерывал рассказа, и только некрепко держал Агве за плечо.

— Я не сумел защитить твою мать, Агве, мою любимую сестру, — серьёзно сказал Нерей, когда выговорившийся Агве прижался к его груди, — но я никому не позволю забрать у меня ещё и тебя.

Рядом с Нереем почти не бывало страшно. И Агве почувствовал, как расслабляются его плечи, спина и хвост. Слова Нерея о давным-давно погибшей матери Агве, впрочем, отозвались в сердце девятилетнего русалчонка тревогой. Что, если её когда-то убило то самое чудовище, подумал Агве? Агве свою мать не помнил — знал только, что последние годы он жил под защитой Нерея, — и редко когда думал о том, что она у него когда-то была. Но слова Нерея были полны грусти, и это Агве несколько беспокоило.

— Что если чудовище на нас нападёт? — наконец, задал наиболее волнующий его вопрос Агве, устраиваясь поудобнее в объятиях Нерея. — Что если убьёт нас, как убило жителей Тсалаполиса? Как убило мою маму?

Нерей почему-то усмехнулся. Взгляд у него по-прежнему был серьёзным, но беспокойство словно ушло из него, оставив лишь какую-то необъяснимую тоску.

— Не бойся Агве, — усмехнулся Нерей, прижимая Агве покрепче к себе. — Чудовище тебя не обидит. И твою мать оно тоже не убивало.