Зверь под тонкой кожей (джен)

Он думает о нём постоянно, непрерывно. Днём и особенно ночью. Это не просто желание, Грейбек это понимает. Его внутренний зверь прекрасно знаком с похотью — с её запахом, её вкусом. С её выжигающим нутро жаром. Нет, это не похоть. Это жажда. Туманящая разум, иссушающая. Жажда сломить, подчинить. С этим чувством у него тоже прекрасные отношения и полное взаимопонимание. Но на этот раз его цель слишком далека. Лестрейндж силён, даром что похож на девку. Эта мощь не в мышцах, иначе Грейбек уже давно бы подмял этого спесивого безумца — она бьётся внутри хрупкого тела, под белоснежной, точно сахарной кожей, бежит по, без сомнений, голубым венам.

Эта сила на кончиках пальцев Рудольфуса Лестрейнджа заставляет оборотня ворочаться ночами, пока он не сдаётся и не отправляется на поиски какой-нибудь смазливой магглы. Но это не то, всегда не то. Магглы, волшебники — все они робеют перед волчьим оскалом, но не он. В Лестрейндже тоже сидит волк, молодой и при этом матёрый. И, в отличие от своих соплеменников, он не машет волшебной палочкой перед носом у зверя, демонстрируя иллюзорное превосходство — он скалится в ответ.

И ведь никто не видит. Только он, Грейбек, нелюдь, второй сорт, знает, что под этой дорогой одеждой и всеми этими ненужными в битве манерами, принципами, воспитанием прячется чудовище, не уступающее оборотню. И оно, будто в насмешку, притворяется обычным волшебником. Таким же, как все эти чванливые самовлюблённые аристократы, которые ни в грош не ставят тех, кого считают ниже себя.

Другому он бы сломал хребет. Или обратил, чтобы почувствовал, чтобы ощутил, как распадается его выдуманная броня, как отворачивается привычный мир. Но такого, как Лестрейндж, это не сломит. Нет, Грейбек не стал бы так рисковать. Такой соперник — сильный, умный, красноречивый — ему точно не нужен. И вряд ли у него появится возможность убить это обманчиво беззащитное существо. Но даже если бы ему этот шанс предоставили, он бы использовал его иначе.

Да, он давно лелеет эту мысль. Двух зайцев одной Авадой. И Грейбек даже самому себе не смог бы ответить, чего желает больше: сломить этого высокомерного лицемера или почувствовать его жар, услышать его мольбы. Одни только мысли сводили оборотня с ума с того памятного момента, когда он встретился взглядом с зелёными, словно хвойный лес под хмурым небом, глазами бывшего заключённого Азкабана. Мальчишка не просто выжил в тесной клетке с дементорами — он сохранил и когти, и клыки. И как же хотелось их вырвать с кровью, обезоружить, окончательно уничтожить зверя, но он не мог, не смел даже пытаться. И это выводило из себя каждую минуту, что Лестрейндж ступал своей лёгкой походкой по земле.

Совместные с Пожирателями налёты на маггловские деревушки лишь расставили точки над i. Лестрейндж не просто игнорировал Грейбека, будто указывая на его место в иерархии. Нет, словно этого ему было мало, он демонстрировал силу. Только ему, оборотню. Ведь лишь он способен разглядеть настоящее за фальшивым, искусственно созданным для других волшебников образом. Лестрейндж насмехался над ним. А чтобы окончательно унизить, приходил во снах. Беспомощный, скулящий под ним, оборотнем, как побитый щенок. Сны, словно издёвка, обрывались, едва оборотень проникал в желанное тело. И тогда для него было два решения: магглы или собственная рука.

И за это Лестрейндж тоже заслуживал наказания. Ведь сны — его рук дело. Он нарочно не собирает свои волосы, чтобы Грейбек представлял, как наматывает длинные винные пряди на кулак, оттягивая голову назад, чтобы впиться клыками в открывшуюся тонкую шею, которую при желании можно было с лёгкостью перекусить. Он специально надевает эти свои дорогие рубашки и камзолы, чтобы зверь смог с наслаждением рвать их в мелкие клочья прямо на нём, пока не останется ничего, что бы могло укрыть от голодного взгляда. Он намеренно смотрит сквозь оборотня, чтобы клокочущий внутри жар не находил выхода.

И Грейбек постыдно сдавался, рисуя в воображении на месте очередной подвернувшейся под руку девчонки вопящего от боли Лестрейнджа. Он, уже не прилагая усилий, представлял, что это именно лестрейнджевское горячее влажное нутро так туго его сжимает. Это Лестрейндж умоляет остановиться высоким хнычущим голосом. Это его изящное, слишком изящное для мужчины тело выгибается дугой, когда Грейбек резко насаживает его на себя, входя до основания, проникая до самой глотки. Да, это Лестрейндж скребёт пол тонкими белыми пальцами. Он захлебывается слезами. Такой горячий, такой узкий и полностью в его власти.

Отбросив в сторону бессознательное тело, оборотень, не глядя, запускает в него зелёный луч и, удовлетворённый, покидает разрушенный им же дом. Настроение его тут же падает, ведь на другой стороне улицы на фоне Адского пламени стоит человек в чёрной мантии.

Даже если бы не выбившиеся из-под глубокого капюшона красные пряди, он бы его узнал. Ни разу ему не доводилось видеть кого-то, владеющего огненной магией так, как это делает Лестрейндж. На мгновение волк внутри Грейбека поджимает хвост, и оборотень в бешенстве отворачивается от стоящего к нему спиной человека и устремляется на поиски новой жертвы.

Остальные Пожиратели и оборотни мечутся по улицам, между домами. Грейбека раздражают и они, и само их присутствие на его пиру. Их слишком много для такого крохотного поселения. Ночь грозит оставить его голодным. Мельком он всё же вылавливает краем глаза Лестрейнджа. Тот лениво бредёт по тротуару, не участвуя в общем веселье. Такое его поведение злит ещё сильнее. Кем он себя возомнил? Не желает пачкать свои аристократические ручки? Позади Лестрейнджа остаётся нетронутым его огнём дом. Сам же он, будто не придав значения этому факту, идёт дальше, в одном ему понятном порядке сжигая маггловские жилища лёгким движением палочки. Словно дирижирует оркестром, не сбавляя размеренный шаг.

Грейбек уже собрался вернуться к своим поискам, как случайно выцепил взглядом какое-то движение за окном уцелевшего дома. Не тратя времени на раздумья, он преодолел небольшое расстояние и, вышибив хлипкую дверь, ввалился в небольшой тихий домишко. Долго искать не пришлось. Безмозглая молодая маггла со своим щенком пряталась между диваном и окном. Это было интересно. Бросив в забившихся в угол без пяти минут покойников Петрификус, оборотень отправился за Лестрейнджем. Безразличие, с которым тот откликнулся на голос Грейбека, вновь всколыхнуло желание схватить за глотку, сорвать маску, дать ясно понять, кто здесь главный. Но Грейбек взял себя в руки и по возможности сдержанно убедил его помочь в вопросе, в котором «только ему по силам разобраться».

До последнего момента Лестрейндж не выдавал себя ни движением, ни словом, ни даже взглядом. Тогда у Грейбека возникла прекрасная идея: в каком-то смысле он получит желаемое. Но Пожиратель Смерти лишь бесцветно хмыкнул на его предложение поразвлечься с магглами, как все их соратники. А в следующее мгновение между ними уже валялось два трупа с широко распахнутыми глазами. Злость всё же вырвалась наружу, но не успел оборотень подскочить к чистокровному педанту, как его швырнуло о стену с такой силой, что в глазах потемнело.

— Что не так, Лестрейндж? Пожалел несчастных магглов? Кто бы мог подумать, что ты так милосерден?

— Я предпочитаю не мараться в грязи. Эта работа для подобных тебе.

Последнюю фразу он бросил уже на пороге, не оглядываясь. Времени на то, чтобы прийти в себя, у Грейбека не было, ведь стоило Лестрейнджу покинуть этот дом, как рёв Адского пламени проник в самое сердце оборотня, заставляя инстинктивно бежать, не обращая внимания на взрывающиеся, осыпающие его осколками окна. Оказавшись снаружи, Лестрейнджа он нигде не обнаружил — вокруг лишь огонь, алчный и голодный, как зверь. Здесь уже было нечего ловить. Отдав приказ стае возвращаться, он аппарировал в Малфой-мэнор.

Тёмный Лорд уже ждал их, но Грейбек не был первым. Безумная Беллатриса, бешеная сука, уже ползала в ногах у Повелителя. И хоть желания лицезреть эту сцену не было, услышав, о чём, вернее, о ком говорит эта сумасбродная женщина, Грейбек всё же вошёл в большое помещение, в котором вполне мог разместиться весь их лагерь вместо того, чтобы ютиться в палатках на окраине поместья. Тёмный Лорд жестом подозвал его, тем самым велев ведьме замолчать.

— Я смотрю, ты хочешь дополнить рассказ Беллы, Фенрир. Покажи мне.

Это была не просьба — Лорд никогда не просит. Как бы Грейбек ни ненавидел это, помешать вторжению в свой разум никак не мог. Перед глазами замелькали картинки последних событий, но Тёмный Лорд на этом не остановился. И вот уже грязный секрет оборотня препарирован, рассмотрен в мельчайших деталях под увеличительным стеклом и разложен по банкам. Голова гудела, а желудок выворачивало. На то, чтобы подняться, ушли последние силы. Вновь прибывших он заметил, лишь когда Тёмный Лорд, повысив голос, к ним обратился:

— Вижу, вы гордитесь собой. И у вас есть на это право. Сегодня. Но не все присутствующие проявили должное рвение. Круцио.

Не сразу, долгие минуты спустя, по залу разнёсся крик. Высокий голос мелодией отозвался у оборотня внутри. Наплевав на собственную слабость, он обернулся, чтобы запечатлеть каждый дюйм корчащегося в болезненных судорогах тела. После третьего круциатуса по залу стали шелестеть шепотки и скрип паркета от нервно переминающихся с ноги на ногу Пожирателей Смерти. Грейбек же неотрывно смотрел на сорвавшего голос волшебника на полу и жалел лишь о том, что эти страдания принёс ему не он.

— Встань, Рудольфус.

Шёпот, в котором теперь угадывалось удивление, зазвучал чуть громче. Даже оборотень понимал, что после такой длительной пытки в исполнении самого Лорда ни один маг не сможет даже головы поднять ближайшие дней десять, при условии, что сохранит разум. Недоверчиво покосившись на Повелителя, Грейбек упустил тот момент, когда Лестрейндж поднялся с пола и теперь стоял на ослабевших ногах, но всё же стоял в полный рост и смотрел на своего хозяина.

— Похоже, тебе претят игры наших союзников — оборотней. Я неприятно удивлён, Рудольфус. Неужели наша общая победа потеряла для тебя ценность? Быть может, ты больше не видишь смысла в нашей борьбе?

Обескровленное лицо Лестрейнджа не выражало ни одной эмоции, лишь усталость.

— Или же ты считаешь, что сделано достаточно, и теперь ты вправе наслаждаться заслуженным отдыхом, пока наши собратья по оружию делают всю чёрную работу? Кто-нибудь ещё согласен с Рудольфусом? — То, что казалось тишиной, после этих слов потонуло в вакууме. Грейбеку даже подумалось, что он оглох на оба уха. Если бы не собственное сердцебиение, он бы в это поверил.

— Что ж, Рудольфус, очевидно, лишь ты ставишь себя выше наших целей. Ты ведь не думаешь, что подобное отношение допустимо в наших рядах? Возможно, я ошибаюсь, и тебе просто не достаёт должного рвения... С этим я могу тебе помочь. Уверен, это послужит хорошим уроком и для остальных. — Окинув Пожирателей холодным взглядом, Лорд вновь впился в глаза Лестрейнджа.

Могло показаться, что он чего-то ждёт от своего слуги, но Грейбек знал, что этот вывод обманчивый. Знал это и Лестрейндж, а потому молчал, лишь смотрел в ответ.

Лорд испытывал и, удовлетворившись, продолжил, будто и не было этих долгих минут молчания:

— Я должен напомнить тебе, Рудольфус, всем вам: мои приказы не оспариваются. Мои цели — это ваши цели. А способы их достижения не могут быть скомпрометированы никем и ни по какой причине. Твоя жизнь, Рудольфус, принадлежит мне. И чтобы ты хорошенько запомнил, даю тебе обещание. — Гробовую тишину словно ножом вспорол шелест мантий. — Я обещаю тебе, Рудольфус, если ты вновь забудешь, кто твой хозяин, я передам своё право владения тобой тем, кого ты так презираешь. Не желаешь более быть моим слугой? В таком случае станешь игрушкой для оборотней.

Если бы Грейбек всё это время не смотрел неотрывно на Лестрейнджа, он бы не поверил своим ушам. Но тот сладкий ужас в зелёных глазах не говорил даже — кричал о том, что всё услышанное — правда. Облизнув сухие губы, он ярко представил надменного аристократа, обнажённого, прикованного цепью у своих ног. Теперь ему не понадобятся магглы. Он знал — это дело времени. Лестрейндж оступится и тогда поплатится за всё. Он на своей шкуре познает, кто из них двоих настоящий вожак.