Обретённые (джен)

Эсарийский аэропорт имени Ханора Олири всё ещё работал с перебоями. После восстановления арзакской государственности всё руководство аэропорта и большинство пилотов (разумеется, менвиты) подались в Таль-Кари. Арзакских лётчиков и управленцев из тех, кто успел отучиться «до», в масштабах вновь созданной страны оказалось ничтожно мало, а новое поколение за каких-то пару лет ещё не успели подготовить. Усиленные меры безопасности, введённые для противодействия радикалам с обеих сторон, тоже не способствовали удобству путешествий.

Вот и сейчас из-за путаницы в расписании на выходе из аэровокзала образовался затор. Впрочем, никто не унывал. Что для менвита — лишние полчаса скуки, для арзака — отличная возможность пообщаться и завести парочку новых друзей.

В болтающей и смеющейся толпе можно было заметить странно задумчивого молодого человека. Он откликался, когда к нему обращались, но сам не пытался ни с кем заговорить. Худощавое, по-арзакски открытое лицо светилось радостью, но крепкие ловкие пальцы нервно теребили потрёпанную жизнью кепку и то и дело тянулись к причёске. Когда наконец очередь дошла и до него, он встрепенулся от оклика и протянул строгому сотруднику аэропорта личную карточку и билет.

Тот хмуро поинтересовался:

— Сариа Дейари?

— Да.

Глупый вопрос — всё равно это в документах написано, а мошеннику не составит труда солгать. Но те, кто работал ещё у менвитов, зачастую сохраняли старые привычки, да и в целом от прежней системы, позволяющей худо-бедно поддерживать порядок, не собирались пока до конца отказываться.

Сотрудник улыбнулся — теперь уже по-арзакски широко:

— Добро пожаловать в Эсари! Надеюсь, вам здесь понравится!

Сариа улыбнулся в ответ и, подхватив рюкзак, направился к выходу.

Его путь лежал в небольшой парк на окраине города. Именно там, вдалеке от вокзальной сутолоки, ему была назначена встреча.

Он шёл, а в груди с каждым шагом, словно снежный ком, рос страх. С тех пор, как они с братом виделись в последний раз, прошло девяносто с лишним лет — большая часть их жизни. Кого он увидит сейчас — родного человека или чужака? Не лучшее время для волнений, но Сариа, хоть и младший, всегда был более осторожен, склонен доверять интуиции. Он хорошо помнил, как накануне того страшного Новолетия его мучили непонятные предчувствия. Хотелось закрыться в квартире, забиться куда-нибудь под кровать и надеяться, что кто-то страшный его не найдёт. Брат с трудом уговорил его пойти на праздник с семьёй… Хотя, конечно, никакое затворничество их бы тогда не спасло.

Камир же, хоть и тихоня с виду, временами был способен на безумные эскапады. Когда они были детьми, именно он обычно подбивал брата на шалости. Тайком залезть в буфет за банкой компота? Идея Мири! Развинтить домашний лио-приёмник на кучу железок? Запросто! Испытать самодельный дельтаплан, прыгая с крыши отцовского гаража? Отличная мысль! К небу брата тянуло всегда, сколько Сариа его помнил.

Но всё это в прошлом. Сариа видел, как годы, проведённые в рабстве, меняют людей, а то и ломают их вовсе. Даже под гипнозом бывали трагические случаи, не обошлось без них и после обретения свободы, когда до людей внезапно дошла вся мерзость их прошлого положения. Сариа потому и не решился воспользоваться услугами Центра восстановления семей — он просто не готов был услышать, что его близких больше нет. Почему-то всё время вспоминалось, как его хозяин, владелец небольшой автомастерской, получил извещение о гибели сына на фронте. Гримаса боли, исказившая обычно безэмоциональное менвитское лицо, намертво врезалась в память. И в этом смысле оказаться на месте избранника ему уж точно не хотелось!

К счастью, Центр нашёл Сариа сам. Однажды вечером его внезапно вызвали к единственному на всё рабочее общежитие передатчику. Приятный женский голос уточнил его имя и дату рождения и поинтересовался, не знает ли он некоего Камира Дейари?

Как-то в детстве Сариа, пытаясь угнаться за братом, рухнул с дерева, да так, что дух вышибло — ни закричать, ни расплакаться. В этот момент он почувствовал почти то же самое.

Кое-как он выдавил из себя несколько слов и заворожённо слушал радостное щебетание в трубке:

— Поздравляем, ваш брат вас нашёл! Немного позже мы свяжемся с вами и сообщим, где вы сможете встретиться.

К счастью, повторного звонка долго ждать не пришлось. Более того, Сариа даже помогли оформить отпуск (он, оказывается, полагался всем воссоединившимся с родными) и приобрести авиабилеты по сниженной цене.

Вот и само место встречи. Сариа опустился на залитую солнцем скамейку, бросил рядом рюкзак и, глянув на часы, рассмеялся: опять пришёл загодя! За несколько лет до того, что раньше именовалось Днём Возвышения, а сейчас, кажется, Ночью Скорби, брат всё-таки исполнил свою мечту, поступив в столичную академию авиации, пусть и на направление по обслуживанию авиатехники. Они продолжали общаться, но на все встречи Сариа, как правило, тоже являлся заранее и ждал, пока старший оторвётся от своих ненаглядных самолётов. Он помнил брата в те годы: в ярко-голубой курсантской форме, с коротко подстриженной на менвитский манер каштановой шевелюрой, буквально лучащегося счастьем. Камир и брата уговаривал пойти по его стопам, но Сариа, хотя тоже любил возиться с техникой, рассудил, что на малой родине шансов у него будет больше. Кто бы тогда мог подумать, что жизнь уравняет и самые фантастические, и насквозь реалистичные планы…

Камир был на третьем курсе, когда всё случилось. Сам Сариа успел только поступить в техническое училище в их родном городе, даже до первых экзаменов дело не дошло. Он закончил это училище четыре года спустя, но уже в качестве раба, и почти сразу же был продан владельцу небольшой авторемонтной мастерской. Восемьдесят восемь лет, словно слившиеся в один бесконечный день, прошли в безликих стенах цеха.

Сариа снова так глубоко ушёл в воспоминания, что не сразу услышал, как его окликают по имени. Рядом с его скамейкой стоял, чуть смущённо улыбаясь, брат. Волосы до плеч, синий комбинезон армейского техника, символическая зелёная повязка — знак отличия, который выдавали только… участникам той самой экспедиции на Беллиору?!

— Мири, чтоб меня лавина накрыла, да ты опять за своё! — радостно воскликнул Сариа и тут же был заключён в крепкие братские объятия.

* * *

Воспоминания вновь нахлынули с неудержимой силой: купающаяся в солнечных лучах уютная скамейка, шумная толпа вокруг, даже слегка ноющие от мороженого зубы — братья решили, как в юности, купить по стаканчику. Сариа без раздумий выбрал шоколадное, Камир долго разглядывал некогда любимое клубничное, но в конце концов взял обычный пломбир.

И всё же за эти годы изменилось слишком многое. Глядя на брата, Сариа испытывал двойственные чувства: вот он видит перед собой прежнего Мири, но одно неосторожное слово — и глаза, так похожие на его собственные, неуловимо стекленеют, а родное лицо словно скрывает маска. Старая, затрёпанная, непоправимо уродливая — столько на ней шрамов, сколов, следов затаённой боли… Маска раба, всё ещё не выпускающая на волю живого человека. Неужто и сам Сариа со стороны так выглядит? Он спросил бы прямо, но слишком не хотелось портить долгожданную встречу.

Впрочем, ответ на незаданный вопрос по ходу разговора вырисовывался сам собой. Хозяин Сариа, при всём его бездушном рационализме в отношении живых вещей, был адекватным. Про Камирова господина вряд ли можно было сказать то же самое. Имени своего пилота Камир почему-то не назвал, а брат не стал спрашивать. Арзаки, конечно, народ миролюбивый… но без искушений как-то спокойнее.

В остальном об экспедиции Камир рассказывал охотно. Сариа, то и дело слышавший в лио-передачах имена героев, всё никак не мог поверить, что в тех переломных событиях участвовал и его брат. Он даже пошутил:

— Да ты покоритель вершин, Мири! Из-за тебя же, по сути, всё это и началось! Эх, надо было награждать званием Друга тебя, а не полковника Мон-Со.

Камир только вздохнул:

— Да уж, разрыдаться из-за обиды на пилота — очень героически! Полковник — хотя он уже генерал — сделал куда больше.

— Да я не спорю, но… — Этот вопрос, давно его мучивший, Сариа не мог не задать: — Тебе не кажется, хм… обидным, что, по сути, вся слава в освобождении нашего народа досталась кучке менвитов? Ну, не считая принца Ильсора, конечно… Но чего в таком случае стоим мы сами? Как мы собираемся вырастить поколение свободных людей, если в роли национальных героев — наши же поработители?

— Борьба — их призвание, а не наше, — невозмутимо пожал плечами Камир. — Поверь, арзакских радикалов я тоже видел… И для роли национальных героев они подходили ещё меньше. Лучше уж пусть наш пантеон будет сугубо мирным.

Сариа всё ещё было сложно успокоиться:

— Пусть, кто же против? Просто получается… Они сами у нас свободу отняли, сами и возвратили. А мы, по такой логике, всё ещё безвольные вещи, на их-то фоне? Скоро им памятники ставить начнут… Хотя они и так словно памятники самим себе.

— Ты преувеличиваешь. — Камир улыбнулся неожиданно тепло и безмятежно. — А они, поверь, тоже люди. Знаешь, мне как-то пришлось утешать менвита…

— И он тебя даже не прогнал?

— Представь себе, нет. Он замечательный, лейтенант Сор-Ан.

Дифирамбы означенному лейтенанту Сариа слушал ещё добрых полчаса. Столько лет имея дело с избранниками, он теперь с трудом мог поверить в реальность подобных рассказов. Камир в конце концов поддался на уговоры и пообещал познакомить его с этим воплощением менвитской доброты.

Рассказал он и о другом сослуживце, тёзке Сариа, с которым подружился, неосознанно тоскуя по брату. Слушать об этом было больно… но в то же время даже приятно.

— А ещё в чём-нибудь мы похожи?

— Внешне — вообще нет. По характеру… Ну, отчасти, под гипнозом-то все одинаковые. Но он… более порывистый, что ли. Когда ему память вернули, первым делом своему пилоту глаз подбил! — Камир усмехнулся. — Мне до сих пор интересно, за что — с Сол-Дитом я общался, он как раз нормальный. Один из первых, кто встал на нашу сторону.

— Да мало ли! Мой тоже был не садист, но злость на нас срывать это ему не мешало. А что, никто больше не пытался?..

Братья пробыли в парке до темноты, гуляя по знакомым с юности местам. Затем вечер воспоминаний продолжился у Камира дома — у него оказалась небольшая, но уютная квартирка, из окон которой, по словам хозяина, днём открывался чудесный вид на море и горы.

— И вот это всё твоё? — удивлялся Сариа. — Но погоди, отдельные квартиры ведь только семьям сейчас дают! Мол, разрушения от Урхая, жилья не хватает…

— Участники экспедиции на особом положении, — пояснил Камир. И спросил неожиданно: — Не хочешь ко мне переехать?

Сариа слегка опешил:

— Ты серьёзно? Разве у вас тут не военная часть?

— Мы живём рядом с авиабазой, но не на её территории. Совсем посторонних сюда не пустят, но каждый из нас имеет право, цитирую, «пользоваться предоставленным помещением для проживания, в том числе с членами семьи». И кто скажет, что мы не семья?

Не поспоришь.

— Одному в квартире… одиноко, — вдруг признался Камир. — Менвитам, может, в самый раз, но мне… Подумаешь хотя бы?

Сариа кивнул.

Думами он мучился всю ночь под мерное дыхание спящего брата. Конечно, после потрясений двухлетней давности и последовавшего за ними хаоса хотелось стабильности. В родном городе его ждала авторемонтная мастерская, ставшая за девяносто лет почти родной, старые знакомые, привычный уклад… Но интуиция на сей раз нашёптывала другое. Он нужен брату, но, пожалуй, ещё больше брат нужен ему. Самому Сариа тоже надо выбираться из-под обломков своего рабского прошлого. У Камира, по крайней мере, есть несколько лет яркой свободной жизни, личные подвиги и приятели из экспедиции. У него — только бесконечная вереница серых, как снимки Эпохи первых полётов, подгипнозных дней и мало чем от них отличающиеся рабочие будни. Глупо не воспользоваться шансом начать новую жизнь, да ещё и вместе с братом. В конце концов, даже горы всегда штурмуют в связке, а значит…

Когда лучи утреннего солнца брызнули на украшающий стену яркий ковёр, Сариа осторожно, чтобы не разбудить брата, сполз с кровати и прокрался на кухню. На подоконнике валялся личный коммуникатор Камира, который он ещё вчера предоставил в распоряжение гостя. Номер справочной службы аэропорта легко отыскался в Паутине.

— Девушка, доброе утро! Подскажите, пожалуйста, как можно вернуть билет на рейс? Да… Да… Спасибо, ясного вам дня!

Над серебристо-синей гладью моря медленно поднималось новое солнце.