Побег (джен)

Они весь день убегали от преследователей.

Миссия полностью провалилась: недоразумения и неудачно выбранное время, незнание особенностей культуры и просто банальное невезение. У них отобрали оружие и коммуникаторы, и теперь они, спасая жизни, убегали обратно в покрытые лесом холмы, надеясь уйти от деревни как можно дальше, пока их не найдёт спасательная группа.

Похолодало и начало смеркаться. Еды практически не было — разве что несколько аварийных пайков.

Она ненавидела быть беспомощной, но, с другой стороны, осознавала (и не без самодовольства), что именно ей предстоит внести весомый вклад в их дальнейшее выживание.

— Капитан, — сказала она, когда они, наконец, позволили себе передышку от безумной гонки, — вы ведь не проходили расширенный курс выживания в Академии, не так ли?

Она знала, что он никогда не сталкивался с подобным. Это испытание проходят на четвёртом курсе, а он закончил только три, когда его повысили до капитана.

— Нет. Не проходил.

— Ну, а мне повезло больше, — сказала она. — Я смогу вывести нас отсюда.

Недельный курс был изнурительным и неприятным испытанием, но она закончила его, приобретя в итоге множество новых навыков — от ориентирования на местности до поиска пищи и разведения костра из подручных материалов. Она уверена, что сможет сориентироваться в дикой местности, и рада возможности показать ему некоторые из своих менее известных талантов. Она очень хорошо справилась с курсом, получив высшие оценки.

А он, такой высокомерный хвастун, всегда уверенный в своей правоте. Будет забавно увидеть его в подобном щекотливом положении. Здесь он может показать себя в невыгодном свете.

Он посмотрел на неё со странным выражением лица, будто собираясь что-то сказать, но не решаясь.

— Хорошо, лейтенант. Ты здесь главная. Командуй.

Она остановилась и окинула внимательным взглядом окрестности, запоминая рельеф местности до наступления темноты. Издалека доносились крики преследователей, и у неё всё внутри сжималось от волнения. Это не учебный курс Академии, они действительно убегают, спасая свои жизни.

— Сюда, — показала она. Они поднялись по склону так быстро, как только могли.

Он позволил ей лидировать. Сегодня.

«Раскрывайся постепенно, не показывай сразу все свои достоинства без крайней необходимости».

Он следил за её действиями, предпринимая при этом собственные. Но, пока она всё делала правильно, он молчал. Пусть поднаберётся опыта.

Однако с наступлением темноты её уверенность ослабела. Она плохо ориентировалась в темноте. Он вносил лёгкие коррективы, которым она неохотно следовала. Он мягко направлял её в нужную сторону. Он советовал ей двигаться потише. Она всё ещё была лидером их небольшого отряда, однако он ей активно помогал.

Но, когда она нашла открытую поляну и сказала, что они остановятся здесь на ночь, он вынужден был возразить. Он не позволит ей подвергнуть их опасности.

— Нет. — Он покачал головой, указывая в глубь леса, примерно в двадцати метрах от края поляны. — Там.

— Почему?

Она раздражена и устала. У неё на предплечье длинная, глубокая царапина, которая, должно быть, сильно болела. Ей не нравилось, что он ставит под сомнение её решения, но у них не было выбора.

— Сейчас нам лучше спрятаться, видишь вон ту маленькую пещеру? Мы сможем развести костёр.

Она немного повозмущалась, но согласилась и последовала за ним. Он мог прочесть выражение её лица так же ясно, как и слова, которые она не осмеливалась сказать вслух: «Если ты такой умный, тогда почему не делаешь всё сам?»

Он криво улыбнулся, приступая к работе. Внезапно накатили старые воспоминания.

Есть вещи, которые не забудешь никогда. Даже если очень хочется.

Она с удивлением наблюдала, как он мастерски строит укрытие, защищённое от дождя. Он приказал ей отдохнуть, пока собирал дрова и разжигал небольшой костёр, используя камень, похожий на кремень, чтобы высечь искру из своего хронометра. Затем он снял свою жёлтую рубашку и оторвал рукава: одним перевязал раненую руку лейтенанта, а из второго смастерил импровизированную перевязь.

— Ты никогда не проходил курс выживания, — подозрительно сказала она. — Где ты всему научился?

— Я сказал, что не проходил курс в Академии, — поправил он. — Я научился всему, когда был ребёнком.

— В Айове?

Он лгал. Ожидаемо.

Он хихикнул.

— Нет, не в Айове. В Айове нет диких мест, поверь мне.

Затем до неё начало доходить.

— О, я поняла, — сказала она зло. — Ты прошёл один из тех псевдокурсов выживания для скучающих богатеньких деток, ищущих острых ощущений…

Он рассердился.

— Послушай, Ухура, не знаю, что ты там нафантазировала о моей семье, но мы не были богачами. И я не скучал, поверь. К тому времени, когда мне исполнилось четырнадцать, я испытал столько острых ощущений, что пару раз чуть не угодил за решётку. — Он обезоруживающе улыбнулся. Ни для кого не секрет, что в молодости капитан любил пропустить стаканчик и сломя голову ринуться в любую авантюру.

Она рассердилась не только на то, что он откровенно насмехается над ней, но и на то, что допустила сегодня слишком много идиотских ошибок, включая и ту, когда получила травму, а ещё за глупое, глупое, глупое предложение разбить лагерь на поляне. Ей хотелось стереть с его лица самоуверенную ухмылку.

— Иногда детей из проблемных семей берут на курсы выживания, — сказала она, внимательно наблюдая за его реакцией. — Подобное должно оградить их от дурной компании и помочь раскрыть свой потенциал по-новому...

— Верно.

— Это был именно такой курс? — настаивала она. Кажется, она хотела докопаться до истины.

Он вздохнул и пристально посмотрел на неё.

— Нет, Ухура, ты не угадала. Всё произошло на другой планете, ясно? Я прошёл курс выживания, когда навещал своих тётю и дядю в колониальном мире.

— Когда тебе было четырнадцать?

— Правильно.

— Как долго длился курс?

— Несколько недель.

— Должно быть, это был очень хороший курс. Похоже, ты знаешь, что делать.

— Я многому научился.

— Сколько детей было в твоей группе?

Он заколебался.

— Сначала около десяти. Затем несколько дней я был один, — напряжённо сказал он.

Она продолжила более мягким тоном:

— Должно быть, это было страшно — оказаться одному на незнакомой планете.

Он пожал плечами.

— Я был не совсем один. Взрослые были рядом, в пределах слышимости.

Она не понимала гнева, звучащего в его голосе. Возможно, он возмущался тем, что его заставили пережить слишком пугающий опыт? И зачем кому-то заведомо подвергать ребёнка опасности? Это лишено смысла.

Они решили покончить с остатками сухих флотских пайков и попытаться раздобыть завтра какую-нибудь еду. Он сломал один из энергетических батончиков и оставил себе половину, а вторую отдал ей вместе с целым батончиком, игнорируя протесты.

— Мы всё делим поровну, — решительно заявила она. Она ненавидела, когда с ней обращаются как с неполноценной или слабой. Даже если он действовал из какой-то архаичной формы рыцарства, она против подобного отношения. Мужчинам нужно больше калорий, чем женщинам, поэтому даже равная доля даст ей относительное преимущество.

— Ухура, — терпеливо проговорил он, — как давно ты ела?

— Какое это имеет отношение к делу?

— Ответь на вопрос.

— Не знаю. Может быть, тридцать шесть часов... — Она преувеличивала. Прошло всего двадцать шесть со времени ритуального поста. К концу этого срока, вспомнила она, у неё кружилась голова и она едва могла поднять руку, чтобы выпить предложенный отвар. У неё не было желания повторять подобный опыт, но теперь она офицер Звездного флота и делает то, что должно.

— Так я и думал.

— Это имеет значение? — раздражённо спросила она.

— Послушай, возможно, этого сразу и не заметишь, — сказал он, и выражение его лица стало серьёзным, — но ты не знаешь, как отреагирует твоё тело, если ты никогда раньше не была по-настоящему голодна.

— Ты точно в таком же положении.

— Я же сказал тебе, что проходил курс выживания, когда был ребёнком...

— О, перестань, капитан! Ни один курс выживания, даже в колониальном мире, не позволил бы ребенку...

— И, кроме того, — он не дал ей договорить, — ты ранена.

— Что? — Она подняла руку. — Ничего страшного. Просто царапина.

Он засмеялся.

— Теперь ты говоришь точно как я.

Правда, он постоянно привык преуменьшать значимость полученных травм, отрицать, что нуждается в лечении, притворяться, что ему не больно, хотя на самом деле всё не так. Одна из его причуд, которая ей на самом деле очень нравилась.

— Ну, капитан, знаете, мы вам тоже не верим, когда вы храбритесь.

Он улыбнулся.

— От старых привычек трудно избавиться.

Она вздохнула и взяла еду. Несколько кусочков энергетического батончика улучшили её настроение.

— Где проходил этот курс? — продолжила она. — Я бы тоже хотела его закончить.

— Это невозможно. Его закрыли.

— Конечно. Ну же, Кирк, где ты на самом деле научился навыкам выживания? Книжки читал?

Он долго смотрел на неё, потом неожиданно ухмыльнулся.

— Я мог бы сказать, но тогда мне придётся тебя убить.

Ей не нравилось, что он говорит загадками.

— Хочешь сказать, что эта информация засекречена? — Она не могла сдержать презрения в голосе и напрасно надеялась, что он его не услышит.

Он рассмеялся.

— Да ладно, Ухура, для тебя это так важно? Что такого секретного я мог натворить в детстве?

Действительно, звучало нелепо. Она злилась за то, что позволила ему подловить себя, и ещё её раздражало то, что он обладал большими знаниями, чем она, но не признавался, откуда их получил. Он что-то недоговаривал.

Он видел, что она в плохом настроении, поэтому решил отвлечь её от дурных мыслей. Шепотом они начали играть в сумасшедшие лингвистические игры и игры на память, которые он изобретал на ходу. Вскоре она разразилась откровенным смехом, да таким сильным, что у неё начали болеть бока.

Она поняла, что у него поистине феноменальная память. В игре «Назови правило» он почти слово в слово процитировал весь юридический кодекс Звёздного флота и даже смог назвать все шестнадцать «Основных исключений из главной директивы по первому контакту».

— Я думала, ты не следуешь правилам, потому что не знаешь их, — хихикнула она. — Теперь я знаю, что это всего лишь уловка.

— О, я знаю, — ответил он с видом оскорбленной невинности. — Просто время от времени оцениваю их с точки зрения жизненного опыта.

Конечно, она уверенно лидировала в игре «Оскорби инопланетянина», где один игрок придумывал ругательство на инопланетном языке, а другой должен был назвать язык (одно очко), дать полный перевод (три очка) или ответить тем же (пять очков). Он лингвист-дилетант, с определенной долей незаурядного таланта, но не способный переплюнуть её опыт и знания. Она подозревала, что он выбрал эту игру как способ польстить её уязвленному эго. Она выиграла: двадцать пять к девяти.

Внезапно он начал издавать забавные щёлкающие звуки, которые она вообще не смогла понять.

— Повтори ещё раз, — попросила она. Странные щелкающие звуки вновь прорезали сумрак леса. Она покачала головой. — Ты выиграл раунд. Что это за язык?

— Зиндийский. В переводе фраза значит «У твоей матери растут брови», что является для них очень серьёзным оскорблением.

— На зиндийском?

— Да.

— Где ты выучил зиндийский?

— В колонии, от одного из моих друзей. Я знаю всего лишь несколько слов, — торопливо проговорил он. — Послушай, Ухура, я очень устал, ты несёшь вахту первой. — Он устроился прямо на сухой лесной подстилке, сложил руки на животе и закрыл глаза. Намёк, что разговор окончен.

Но она продолжила:

— Что это была за колония?

— Там жили мои тетя и дядя, я тебе говорил. Спокойной ночи, Ухура. Разбуди меня через два часа.

Он заснул почти сразу. Она прислушалась к своему дыханию, вытянула руки в пустоту, прислушиваясь к другим — более угрожающим! — звукам окружающего мира. У неё острый слух.

Ничего. Если их всё ещё преследовали, то погоня продолжится только утром — местным тоже нужно спать.

Её мысли блуждали далеко отсюда.

Её беспокоили загадочные недомолвки капитана. Она не понимала, почему он не может просто быть с ней честным. Так часто он подобен открытой книге, тогда почему сегодня он такой зажатый? Человек-головоломка, и она пыталась собрать её воедино.

Курс выживания для детей. Ориентирование в дикой местности.

Голод.

Один в течение нескольких дней. Какого рода...

Она размышляла.

«Хочешь сказать, эта информация засекречена?»

«Да ладно, Ухура, для тебя это так важно? Что такого секретного я мог натворить в детстве?»

Она поняла, что он так и не ответил на вопрос. Он сбил её с толку встречным вопросом.

Это произошло в колонии.

Когда ему было четырнадцать.

О, боже мой! Этого не может быть...

Она тихо придвинулась к нему и прошептала прямо в ухо:

— Кирк, проснись!

— М-м-м...

— Сколько тебе сейчас лет?

Он моргнул, глядя на неё непонимающим взглядом.

— Что? Ухура, я сплю...

Она слегка потрясла его за плечи.

— Нет. Сначала ответь на вопрос. Сколько тебе лет?

— Двадцать семь. Заканчивай свою вахту, Ухура. Это приказ. — Он снова закрыл глаза.

Она быстро подсчитала. Тринадцать лет назад. Всё сходится.

— Ты навещал своих тётю и дядю.

— М-м-м.

— Они жили в колонии.

Он снова открыл глаза, вопросительно глядя на неё.

— Это не очередная игра на память, Ухура. К чему ты клонишь?

— Тебе пришлось выживать самому.

Он кивнул.

— В одиночку.

— Я же сказал тебе, это было...

— Тарсуская резня! — выпалила она, глядя прямо ему в глаза. — Ты был там!

Она ждала, что он будет всё отрицать. Она хотела, чтобы он приказал ей заткнуться и лечь спать, чтобы сказал, что она ведёт себя нелепо.

Она надеялась, надеялась, надеялась, что ошиблась.

Но это было не так.

Его лицо ничего не выражало.

«Она не должна знать, никто не должен знать, как глупо я могу выглядеть».

— Ты умирал с голоду.

— Запасы продовольствия были уничтожены.

«Ваше дальнейшее существование представляет угрозу благополучию общества, и ваши жизни означают медленную смерть для наиболее ценных членов колонии».

— Что случилось с твоими тетей и дядей? — тихо и печально спросила она.

— Их схватили и убили.

«Ужасные вопли тысяч людей внезапно смолкли, заглушённые воем фазерного огня».

— Ты был один?

— За мной охотились, — прошептал он. — Я был опасным свидетелем. Лишним.

«Мальчик, мы знаем, что ты здесь, у нас есть еда, заходи, погрейся, мы защитим тебя».

— Тебя спасли...

— Помощь запоздала. Половина колонистов к тому времени была убита.

«Мама, не прикасайся ко мне, оставь меня в покое, я уже не маленький мальчик».

— Кто ещё знает?

— Звёздный флот, но на борту — ни одна живая душа.

— Даже доктор Маккой?

— Файлы засекречены. Записи удалены.

«Это для твоей же безопасности, Джим, как выжившего свидетеля».

— Ты должен сказать другу.

Он покачал головой.

— Это слишком личное.

Он смотрел на неё, но на самом деле — куда-то мимо. Он видел другие лица.

Его голос был сдержан, но лицо всё выдавало.

Она ненавидела себя за то, что вынудила его признаться.

— Джим? — тихо позвала она, но он не ответил. На самом деле, она этого от него и не ждала. Он погрузился в воспоминания. Челюсти были сжаты, лицевые мышцы подергивались.

Она попыталась представить, как подобный опыт повлиял бы на четырнадцатилетнего мальчишку с фермы.

Она отчаянно хотела помочь.

Она могла думать только об одном — что можно сделать прямо сейчас. Она обняла его лицо ладонями и поцеловала: медленно и продолжительно. Гладила и шептала слова утешения.

В конце концов подобные манипуляции сработали, как она и надеялась. Сначала его тело казалось застывшим, словно одеревеневшим. Но она была неумолима. Он не оттолкнул её. Его руки сжались вокруг её талии, и он поцеловал её в ответ.

Они старались вести себя тихо.