Ножны для ядовитого клинка (джен)

Они возвращались ровным строем, следуя через неприметную деревеньку, будто сама земля трепетала под их тяжелой поступью. Сэр Эдвин, величественный в своих истерзанных доспехах, с гордо поднятой головой восседал на своем пегасе, несмотря на кровь, запекшуюся в бороздах на его латах. За ним следовали его рыцари и маги. Всадники в тяжелых доспехах держали голову высоко, невзирая на утрату своих братьев по оружию. Их лица, испачканные кровью, то ли своей, то ли чужой, отражали стойкость и мужество, присущие людям, вступившим на путь меча. Битва с легионами демонов была выиграна дорогой ценой. Выиграна на этот раз. Но кто ещё ступит на земли Нореанбурга, чтобы придать все огню и убить всех? Орды нежити, орки, темные эльфы.

Сельчане выстроились вдоль дороги. Их глаза полны слёз, но в то же время и гордости за защитников своего края, благодаря которым все они живы. Ветер уже нашёптывал истории, которые будут слагаться об этой битве: о храбрых поступках и жестоких схватках, которые долго будут храниться в летописях и памяти людей.

В конце процессии шёл сэр Ренард со своей ватагой стрелков. Среди них выделялись беловолосые войны в фиолетовых одеждах, черных плащах со скрытыми под масками лицами. Они двигались с бесшумной поступью. Имперские ассасины, таинственные и молчаливые, словно тень самой смерти. Их присутствие вызывало беспокойство, но в то же время чувство защищенности. Ведь иногда для того, чтобы защитить свет, нужно окунуться во тьму.

— Бабушка, а почему у них волосы белые? — спросил крестьянский рыжеволосый мальчик лет шести, стоя на обочине и держа за руку пожилую женщину.

— Слишком много крови на их руках. От этого и душа их страдает. Они молоды, но седые, словно старцы, — ответила та.

— А я смогу стать таким как они? — снова спросил он, провожая их восхищенным взглядом.

— И думать забудь, Кловис! Прокляты они. Без души. У них даже имён нет. И маски они никогда не снимают. Тот, кто уходит в Имперскую гильдию, больше никогда не возвращается. Так что ни говорить, ни думать об этом не смей, — строго одернула его женщина.

Но Кловис с немым обожанием смотрел на них. На их скользящую, словно в танце, походку, выдающую первоклассных бойцов. Их невозмутимые лица были скрыты иногда под зловещими масками. Но в его глазах они были не просто мастерами своего дела, а истинными героями, олицетворением силы и ловкости, которых ему так не хватало. Каждый их шаг, словно магия, беззвучно рассекал пространство, вызывал у Кловиса трепетный восторг.

Он мечтал стать одним из них, раствориться в мире, где правили тень и ночь, и жадно впитывал рассказы об этих таинственных воинах, словно губка. И теперь мальчик видел их так близко, что протяни руку и коснешься. Он хотел чувствовать ту же уверенность, окунуться в шлейф тайны, что с каждым движением они оставляли за собой. Каждый их, казалось, незначительный жест открывал перед ним дверь в неизведанное, маня к приключениям, к которым он так стремился.

В его живом детском воображении они становились неразрывно связаны с самыми прекрасными сказками о героизме и отваге. Кловис представлял, как его собственная жизнь среди них наполняется эпическими схватками, опасными испытаниями и безбрежным уважением тех, кто его окружает. Ведь он станет безусловно лучшим из них. Имперские ассасины были для него тем волшебством, способным изменить его жизнь. Жизнь деревенского сироты, полную однообразной сельской рутины, навсегда.

Один из ассасинов, проходя мимо, взглянул на него. Этот безжизненный взгляд словно стеклянных серо-голубых глаз заставил невольно вздрогнуть. Но Кловис стойко выдержал это испытание, не показав вида, что испугался. И это он считал первым шагом к заветной цели, которую уже для себя избрал.

С тех пор всё своё свободное время он посвящал стрельбе из лука, рассудив, что если станет охотником, то это поможет и ему, и его бабушке, сделает его жизнь сытнее. К тому же это кратчайший путь к башне имперской гильдии незримых. Из лучников в стрелки, из стрелков в ассасины.

Лук ему смастерил деревенский плотник, взяв с него обещание, что первая его добыча на охоте будет принадлежать ему, хотя не особо веря, что из детского лука можно будет кого-то подстрелить.

Дочка деревенского старосты, кареглазая девчушка со светлыми косичками, была не в восторге от его затеи стать лучником. Она всегда по-особенному относилась к рыжеволосому сироте. Ругала его за проказы и неосторожность, проявляя заботу. Но Кловис считал, что она просто к нему придирается.

— Она всего-то на два года старше, а уже командует, — ворчал он.

Деревенские в шутку называли их жених и невеста, когда видели вместе. Но староста считал, что сирота без отца и матери не пара для его дочери.

— Неизвестно, от кого Ютта его нагуляла. Может, от варвара или разбойника, — недовольно ворчал он. Об этом никто уже не узнает, ведь мать Кловиса умерла при родах.

Алекса сидела на пеньке и задумчиво смотрела в сторону, где Кловис упражнялся в стрельбе из лука. Солнце мягко освещало его загорелую кожу, а ветер играл с его рыжими волосами, создавая ощущение легкой бесшабашности. Каждый раз, когда стрела улетала в сторону от мишени, девочка могла слышать его недовольные возгласы.

— Ты бы был повнимательнее, Кловис! — нагнетала она обстановку, но внутри неё затаилось иное. Она понимала, что заботится о нём больше, чем могла бы признать, и что боится, что он когда-нибудь покинет деревню навсегда. Кловис после очередного промаха разочарованно вздохнул и, покраснев от стыда, что его неудача была при свидетелях, пошел собирать стрелы.

Алекса не в силах была сдержать улыбку, подошла ближе.

— Вот видишь, ничего не выходит. Я же говорила, что это не для тебя. Занялся бы более полезным делом. Например, резьбой по дереву. Делал бы красивые вещи. Стал бы жить в красивом доме, а не в своей лачуге, — говорила она, помогая находить стрелы в траве.

Кловис лишь фыркнул в ответ, расправив плечи. Детское упрямство не позволяло свернуть с выбранного пути, и огоньки уверенности в серых глазах лишь подтверждали, что у него обязательно всё получится. Их перепалки на эту тему стали для обоих привычным ритуалом, незаметно укрепляя их связь.

С каждым днём Кловис становился всё более искусным стрелком. Он часами тренировался под палящим солнцем, стремясь превратить свой лук в продолжение себя. Мальчик проводил много времени в лесу среди деревьев, изучая повадки животных и каждый звук природы. Он уже представлял, как однажды сможет принести свою добычу бабушке, и они закатят целый пир в честь его успеха.

Так и случилось после четырех лет упорных тренировок, когда он сменил детский лук на взрослый. Однажды он переступил порог столярной мастерской, неся на плече шест, к которому была привязана куропатка, только что убитая им. Плотник уже и позабыл об их уговоре за давностью лет.

— Вот, как и обещал, — сказал Кловис, ложа на верстак свою добычу.

У ворот столярной мастерской его ждала Алекса, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Кловис, увидев её, тяжело вздохнул.

«Сейчас опять будет галдеть, что я занимаюсь не тем», — подумал мальчик, мысленно приготовившись к очередной порции моралей.

— У тебя получилось, да? — с нескрываемой печалью сказала она.

— Да, а что? Ты опять недовольна. Почему ты всегда меня за что-то ругаешь? За что так не любишь? — накинулся он на неё с обвинениями и, не дождавшись ответа, направился прочь. Алекса посмотрела ему вслед, утирая набежавшие на глаза слёзы.

«Теперь он уйдет. Обязательно уйдёт», — подумала девочка и с понурой головой направилась к своему дому.

Кое-кто уже посматривал в сторону темноглазой блондинки как на потенциальную невесту, но только не тот, на кого смотрела она. Ни для кого не было секретом, что через несколько лет девочка станет настоящей красавицей.

— И куда твой внук смотрит, Ганна? — говорили бабушке Кловиса старые соседки.

— Мал ещё на девок глядеть, — ворчала та.

Время шло, и охота приносила свои плоды. Уже не приходилось перебиваться с хлеба на воду. Иногда, если часто везло на охоте, мясо обменивали на овощи и фрукты. Чтобы есть вдоволь, Кловис часто пропадал в лесу, выслеживая добычу или расставляя силки. Тишина леса была полна жизни: в траве раздавались шорохи, а в ветвях пели птицы. Кловис, осторожно ступая по мягкой подстилке из листвы, прислушивался к звукам и уже почти безошибочно различал их. Его напряженный взгляд старался не пропустить ни одной даже мелкой детали: разрытой земли, сломанной ветки.

Прошло несколько часов. Вдали показались тонконогие косули. Грациозные и осторожные, начали они появляться среди деревьев, настороженно водя ушами, прислушиваясь. Юный охотник знал, что терпение — ключ к успеху. Силки стояли на звериных тропах, хотя он не охотился на добычу, которую не мог унести, поэтому самое большое, что попадалось, это кролики и разная крупная птица. Время в лесу текло иначе. В ожидании удачи оно словно останавливалось, и юный охотник не замечал, как наступали сумерки и он сам рисковал стать добычей.

Ему было уже двенадцать, когда он заявил, что хочет участвовать в ежегодном состязании лучников в Нореанбурге, который устраивал сэр Ренард, чтобы пополнить ряды своих лучников. Но не только приз в виде тридцати золотых монет манил его, как возможность снова увидеть этих беловолосых воинов, хоть издали.

— Иж чего удумал, мал ещё, — ругалась Ганна, узнав об его намерении.

— Не пустишь, убегу, — упрямился Кловис.

— Да пусти ты его. Ну пусть попробует. Чем чёрт не шутит. Тем более староста в город едет на ярмарку в честь состязания. Под присмотром будет, — сказал плотник, будучи их соседом.

Алекса уговорила отца взять Кловиса с собой. И через три дня они отправились в столицу домена⁽¹⁾ сэра Эдвина, в Нореанбург.

Город встретил их извилистыми шумными улицами, красивыми зданиями и высокими фонтанами. Дети, сидя в повозке, то и дело с удивлением и восхищением смотрели по сторонам. Каждый поворот открывал новую картину: величественные дома с каменными стенами. Башни собора устремлялись в небо, их шпили, казалось, касались облаков, овеянные легким туманом. Цветные витражи переливались в солнечном свете, превращая внутреннее пространство здания в причудливый разноцветный калейдоскоп. Каждый шаг по улицам города словно делал их частью чего-то грандиозного. Узкие улочки, вымощенные гладким камнем, вели к рынку, на котором раздавались гул голосов. Ароматы свежевыпеченного хлеба и пряных трав смешались в воздухе.

— Дальше сам, — проворчал староста, остановившись у рынка, и Кловис вместе с Алексой пошли искать стрельбище, спрашивая об этом у прохожих.

На полигоне для состязания было шумно и многолюдно. Найдя длинную очередь тех, кто желал записаться и стать участником состязания, мальчик стал в конец очереди. Парень, стоящий перед ним, пренебрежительно посмотрел на щуплого мальчугана в крестьянских одеждах. Хотя Кловис надел свой лучший наряд.

— Шёл бы ты играть в игрушки в другом месте, — наконец раздраженно сказал он ему. Мальчик вздрогнул, но остался стоять на месте. За ним пристроился ещё один парень.

— Это что тут за малышня? — возмутился он.

— Эй вы, а ну не троньте его! — возмущенно отозвалась Алекса, стоящая неподалеку.

— Ух ты, да у него и защитница выискалась. Сам-то, поди, в штаны наложил, — засмеялся парень, что стоял позади него. Кловису нечего было ответить. Он стоял с понурой головой, не глядя на незнакомцев.

— Проваливай, деревенщина! Таким, как ты, здесь делать нечего! — поддержал другой, попытавшись вытолкнуть мальчика из очереди.

— Что тут за шум? — увидев потасовку, к ним направился парень в красивых красных одеждах. Это был один из лучников сэра Ренарда.

— Я хотел участвовать в состязании, а они говорят, что нельзя. Вот и выгнали, — тихо произнёс Кловис, сжимая свой простенький лук.

— Кто это сказал? В объявлении сказано: «Могут участвовать все желающие», так что оставьте паренька в покое. А будете нарушать порядок, я не допущу вас к участию. Всё поняли? — строго сказал лучник.

— Да, господин, — неохотно ответили те.

Когда настала его очередь записываться, он немного растерялся.

— Как твоё имя, малыш, и сколько тебе лет? — спросил парень в зелёной одежде и плаще, что говорило о том, что он относился к группе стрелков, что были на порядок выше обычных лучников.

— Кловис, двенадцать лет, — ответил тот.

— Надо же, ты самый молодой участник в этом году. Удачи тебе, парень, — сказал он, улыбаясь.

С нескрываемой злобой проводили его те парни, которым, как они считали, досталось из-за него.

— Я буду болеть за тебя, — сказала Алекса, обнимая его, надеясь, что это принесет ему удачу.

Состязание должно было проходить в несколько этапов, пока не останется один самый лучший лучник. Когда глашатай громко произнёс его имя, он вышел к мишени. Надо было выпустить десять стрел, и это не казалось такой уж сложной задачей. Кловис был уверен, что у него всё получится. Но как только он прицелился, то услышал выкрик из толпы: «Давай, деревенщина!» Лук заходил в его руках ходуном, и стрела не попала в круг мишени. «Да ты, видать, и впрямь самый лучший лучник в своем болоте!» — снова услышал он и снова промахнулся. Ком подступил к горлу, и слёзы навернулись на глаза. Мишень начала расплываться. Может, Алекса права, и он занимается не своим делом, может, его успехи — это всего лишь везение, может, ему действительно здесь не место. Каждый вздох становился всё труднее, как и сдержать слёзы. Следующая стрела взлетела в воздух, но, как и предыдущая, пролетела мимо мишени. Смешанное чувство стыда и отчаяния захлестнули его, когда он снова услышал насмешки из толпы и строгий голос лучников, прекращающих этот дебош. Взгляд Кловиса скользнул по толпе зрителей. И в каждых глазах он читал осуждение, в каждом слове, пусть даже и не услышанном, — издевку, и всё это ощущалось словно ножом по сердцу, растворяя его мечты о славе и успехе. Что он расскажет дома? О том, как позорно проиграл? Да теперь и показаться на улице будет стыдно. Кловис почувствовал себя изгоем, проклятым за свои неудачи. Четвертая стрела буквально вырвалась из его рук, обжигая, будто сама судьба издевалась над ним, попала в круг мишени, но результат был посредственным. Слёзы потекли по щекам мальчика, оставляя мокрые дорожки, и он всеми силами старался сдерживать рвавшиеся наружу рыдания. Он не помнил, как закончил своё выступление. И, естественно, выбыл в первом этапе, ибо только три выстрела из десяти имели хоть какой-то результат.

— Иди к своей матери, пусть она подотрет тебе сопли, щенок! — снова услышал он за спиной. Кловис обернулся и увидел тех парней, с которыми у него был конфликт.

— У меня нет матери, — ответил мальчик и бросился бежать прочь, не остановившись даже когда Алекса окликнула его. Он бежал, не разбирая дороги, пряча стыдливый взгляд от людей, пока не столкнулся с кем-то и упал, оступившись. Мальчик невнятно пробормотал слова извинения и поднял голову. Он смотрел на незнакомца широко раскрытыми от изумления глазами. Перед ним стоял статный молодой воин в фиолетовых одеждах, черном плаще, и фиолетовая тканевая маска скрывала его лицо. Его волосы отливали платиной. В карих глазах была пустота равнодушия. Он молча подал ему руку в кожаной полуперчатке. Кловис неуверенно вложил в неё свою. Воин ощутил кончиками пальцев характерные мозоли на его ладонях.

— Лучник, — тихо произнес он, помогая мальчику подняться. Кловис отрицательно покачал головой. Какой из него теперь лучник. Ему теперь оставалось только вернуться в деревню и жить с этим позором.

— Не познав горечь поражения, не ощутишь всю меру сладости победы, — ровным тоном произнес воин и неслышно пошёл прочь.

Кловис проводил его зачарованным взглядом, не веря в то, что смог прикоснуться к своему кумиру. Все вокруг заходило ходуном, и он чуть снова не потерял равновесия. Мальчик очнулся, когда Алекса, вцепившись в его руку, тряхнула его.

— Ты что, с ума сошел! Ты же мог заблудиться, а отец ждать бы тебя не стал! — возмущалась она. Он взглянул на неё затуманенным взглядом и ничего не ответил. По дороге домой он был так же молчалив.

— Не расстраивайся, в следующий раз у тебя всё получится, — пыталась подбодрить его Алекса, видя, что Кловис совсем упал духом.

— Никаких следующих разов. Правильно Ганна сказала. Нечего такому отребью, как ты, здесь делать, — хмуро произнёс староста.

— Ну пап! — одернула его девочка.

Мужчина всеми способами старался показать, что недолюбливает мальчика, и демонстрировал это при каждом удобном случае, и Кловис уже давно привык к этому. Вернувшись домой, он весь оставшийся день слушал ворчание старой Ганны, а наутро отправился на поляну, где было его небольшое стрельбище. Он снова выпускал стрелу за стрелой, увеличив расстояние до мишени вдвое. И привязал на верёвку к ветке дерева ещё одну мишень, чтобы улучшить навыки стрельбы по движущейся цели. Он не оторвался от тренировки, даже когда на поляну вышла Алекса и села на пенёк, наблюдая за ним. Что-то переменилось в нём с того времени, когда они вернулись из города. Эта неудача словно сделала его взрослее и серьёзнее.

Алекса упорно следила за каждым его движением, отмечая, как он стал более сосредоточенным, и его осанка прямой и напряженной, словно стрела. Внимательный взгляд серых глаз был сконцентрирован на цели. Она вдруг вспомнила, как он угодил в улей и его покусали дикие пчёлы, как она ругала его, едва сдерживая смех, когда глядела на его отекшее от укусов лицо и ставила ему примочки из лекарственных трав. Как восхищалась тем, что он стойко терпел боль. Как чуть не утонул во время рыбной ловли, когда попалась слишком крупная рыба и утащила его за собой. В то время он ещё не умел плавать. Она вовремя позвала взрослых рыбаков, что были неподалеку, и его спасли. Как иногда видела на его лице задумчивую улыбку, от которой сердце просто замирало. И теперь его лук стал для Кловиса чем-то большим, чем оружием для охоты.

Тетива натягивалась до предела, искрясь в лучах солнца. Каждый выстрел сопровождался коротким щелчком, который эхом разносился в тишине леса. Картины, что рисовало её воображение, были не совсем радостные, что теперь всё изменится и не в лучшую сторону. Ощущение скорой разлуки стало неотвратимым и, терзая, разрывало душу девочки. Алекса глядела на стрелка и видела человека, который уже нашёл свой путь. И что дороги у них разные.

Незаметно наступил вечер. Уже затянули протяжную трель цикады. Кловис стал собирать стрелы и тут совсем рядом услышал громкий волчий вой. Девочка внезапно вскрикнула и подошла ближе к мальчику. Среди кустарника, росшего на границе поляны, он заметил несколько пар горящих голодным желтым огнем глаз. Кловис натянул тетиву и прицелился в ту сторону.

— Лезь на дерево! — скомандовал он ей.

— Нет! Я боюсь! Кловис, давай вместе! — с отчаянием в голосе просила Алекса. Кловис посмотрел на неё строгим взглядом, не терпящем возражений.

Он понимал, что они не успеют. Волки были стремительны, когда дело касалось утоления голода. Алексе ничего не оставалось, как подчиниться. И вот они появились. Их было трое, огромные чёрные, ступая бесшумно огромными лапами, чуть пригибаясь к земле, с оскаленной пастью, с которой стекала голодная слюна. Кловис понял, что это конец. Если он и сможет прикончить одного, то двое других расправятся с ним. И почему-то страха он не испытывал, лишь сожаление, что не достиг своей цели. Девочка, обхватив ствол дерева руками, тихо заплакала, зажмурив глаза, дрожа от страха.

Он стоял спиной прислонившись к стволу дерева, на котором сидела девочка. Сердце Кловиса бешено колотилось. Вакуум безысходности сжимал грудь. Пальцы, удерживающие стрелу, онемели от напряжения. Один неверный шаг может быть последним не только для него, из охотника превратившись в жертву, но и для Алексы. Один из волков зарычал и двинулся вперёд, показывая ряд острых клыков, и юный охотник отчетливо почувствовал их голод и горячее смрадное дыхание на своей шее. Он выстрелил. Стрела угодила прямо в пасть зверю. Он замотал головой, завертелся на месте, затем упал, и его тело, содрогаясь в конвульсиях, скоро затихло. Остальные отскочили от мертвого собрата и стали расходиться в стороны, сообразив, что добыча не так безобидна, как казалось на первый взгляд. Кловис достал другую стрелу и снова натянул тетиву.

«Что ж, один из них», — подумал он, сообразив, что если они атакуют одновременно, то убить ему удастся только одного.

Увидев безысходность положения, девочка громко закричала:

— Помогите!!!

Вовсе не надеясь, что её услышат. Но неожиданно для них им отозвался громкий бас.

— Папа! Сюда! На помощь! — узнала Алекса голос отца.

Меж деревьев замелькали факелы, и через минуту на поляне появились несколько мужчин, вооруженных рогатинами, вилами, длинными ножами. Волки, увидев, что теперь преимущество не на их стороне, бросились наутёк. Девочку сняли с дерева. Мальчик получил заслуженную, по мнению старосты, оплеуху.

— Из-за этого выродка чуть не погибла моя дочь! Если бы ты не сказала, где он тренируется, то... — гневно высказывал он Ганне свои претензии, когда привёл Кловиса домой.

— Ты же знаешь, что это не так. Ты зря срываешь зло на мальчике. Он не виноват, и волки тут ни при чем, — сказала Ганна об истинной причине недовольства старосты.

— Если бы не он, Ютта была бы жива, — хмуро ответил мужчина, сменив тему разговора.

— Но ты готов его обвинить не только в этом, но и в том, что она отказалась выйти за тебя замуж, что полюбила другого, что родила от него ребёнка. За всё это ты мстишь мальчику, который даже не знает обо всём этом, — говорила старая женщина.

Староста что-то пробормотал себе под нос и вышел из дома.

Кловис лежал на своей лежанке на печке за шторкой и тихо вслушивался в разговор взрослых, нещадно горело ухо, но сердцу было ещё больнее.

1) Домен(от лат. dominium — владение) — часть владений короля либо владения какого-либо феодала, на которых он вел собственное хозяйство.

Вернуться к тексту

Три дня Ганна не выпускала Кловиса в лес в наказание. Но дел по дому и без того хватало. Монотонный стук молотка разносился по округе. Кловис сооружал новую калитку, верно рассудив, что лучше установить новую, чем чинить почти развалившуюся старую.

Алекса тихо подошла к нему сзади и всё не решалась окликнуть. Злится ли он на неё из-за нападения волков в лесу? Винит ли её в том, что сам оказался в смертельной опасности? Ей очень не хотелось, чтобы он отдалился от неё. Её сердце трепетно колотилось в груди, и она невольно вздрагивала при каждом стуке его молотка. Ее разум искал выход, но каждое воспоминание о том ужасе, что им пришлось пережить, лишь усугубляло бедственное положение.

Она вспомнила холодный требовательный взгляд его серых глаз, который пробирал до мурашек, и сталь в его голосе. Будто огромные волки были не единственными хищниками в этом лесу. Вокруг витал горький запах страха, и казалось, он постепенно заполнял её лёгкие.

Алекса в смятении стояла позади него, наблюдая, как он работал. Если он прогонит её, это будет невыразимой болью. Именно это её останавливало. С другой стороны, промедление было ещё более невыносимо.

— Тебе помочь? — наконец отважилась спросить она. Мальчик обернулся и взглянул на неё равнодушным взглядом.

— Твой отец сказал, что если я хоть раз подойду к тебе, то он свернёт мне шею, — хмуро произнёс Кловис.

— Так ты и не подходишь. Это я к тебе подошла, — сказала она, придерживая столб.

— А ему без разницы, — горько усмехаясь, произнёс Кловис.

Помощь Алексы пришлась как раз кстати. Вскоре на петлях висела новая калитка. Кловис не проявлял к ней неприязни, словно всё, что произошло, не имело для него значения. От этого стало немного легче. Может быть, скоро всё плохое забудется и всё будет как прежде.

Кловис изредка наблюдал за ней, боясь что нападение волков оставит страх в её душе, но судя по всему она уже успокоилась. И это снимало груз с его души, ведь он не смог бы тогда спасти её, если бы не подоспевшая вовремя помощь.

— Не ходи больше за мной, — сказал он, когда работа была закончена.

— Но Кловис, — с испугом возразила Алекса.

— Не ходи больше за мной в лес. Это опасно, но ты и так это поняла. Поняла же, — разъяснил он, строго посмотрев на неё.

Алекса печально вздохнула и закивала головой.

— Но разве тебе самому не опасно там быть? Взрослые охотники не ходят поодиночке, — напомнила девочка.

— Мне всё равно, что делают другие. По крайней мере, не с кем ссориться при дележе добычи, — рассудил мальчик.

Этим он ей и нравился. Порой он казался старше своих сверстников, а иногда и тех, кто старше него. Она вдруг вспомнила маленького мальчугана с рыжими волосами, который всегда держался в стороне от детей, кои все свободное время бегали по деревне, играя в нападение орков или войну между эльфами и гномами. Она часто видела его сидящим на песке и что-то рисующим. Другие дети считали странным этого молчаливого ребёнка. А некоторые открыто недолюбливали за то, что у него не было родителей. Но только не она. Ей он казался загадочным и необычным, так не похожим на других, познаюшим что-то новое по-своему, не так, как другие. Однажды, когда она была у реки, подошла к нему и спросила, что он рисует на песке. Кловис ответил, что это дракон, хотя животное на рисунке больше напоминало крылатую корову. Спустя несколько дней она опять встретила его на том же месте на берегу реки. Около него сновали какие-то мальчишки и мешали ему рисовать, затаптывая рисунок на песке, обзывая и насмехаясь над ним. Алекса некоторое время наблюдала за этим. Он не плакал, только тёр глаза, если в них попадал песок. Сорванцы ждали, когда он нарисует ещё что-нибудь, и снова затаптывали рисунок. Наконец девочка прогнала проказников.

— Почему ты не прогнал их? — возмутилась она тем, какой он трусишка.

— Зачем? Просто мне не хотелось пачкать руки, заравнивать рисунок, чтобы нарисовать новый. Они делали это за меня, — спокойно объяснил Кловис. Алекса удивленно уставилась на него.

«Так он их одурачил. Они-то думали, что вредят ему, а на самом деле помогали», — размышляла она, наблюдая за тем, как он рисовал. Песок был ещё тёплым, а солнце освещало его золотистыми лучами, отчего его волосы сияли и были похожи на языки пламени. Кловис усердно работал над новым рисунком, и в его глазах горел огонёк вдохновения. Девочка видела, что с каждым разом у него получается лучше и лучше, всё правдоподобнее. Закончив, он некоторое время любовался, затем протянул руку, чтобы сравнять песок и уничтожить рисунок. Алекса перехватила его руку.

— Подожди, оставь. Он очень красивый, — тихо произнесла она. На рисунке был изображен кентавр.

— Он всё равно не сохранится, — ответил мальчик.

— Ну и пусть, — настаивала Алекса.

С тех пор она частенько следила за ним, хотя подружки то и дело звали её с собой. Но ей уже порядком надоело изображать эльфийку, похищенную орками. Кловис же часто бродил по опушке леса и рисовал угольным карандашом на тонких дощечках какие-то растения. И получалось у него очень даже неплохо. Так он изучал окружающий мир, зарисовывая на всем, чем придётся. Даже если что-то был намерен мастерить, рисовал сначала то, что хотел получить в итоге, затем то, как будут соединяться детали. Вот и сейчас он, наверное, сделал так же. Только теперь он уже не был тем маленьким мальчиком. Блеска первооткрывателя в глазах явно поубавилось. Радужные фантазии быстро разбивались об суровую действительность. То, о чем шептали за его спиной, теперь иногда говорили в открытую. О том, что он отпрыск какого-то варвара или имперского солдата, но и то и другое не делало ему чести, делая его ублюдком. Хотя он не понимал, чем сын крестьянина лучше сына варвара. Его обзывали, иногда даже швыряли камнями. Он сносил всё это с молчаливым равнодушием. Лишь иногда по ночам зарывался в подушку, и Ганна слышала его порывистое от рыданий дыхание. Она любила внука, но людей переиначить не могла.

Весть о его проигрыше на состязаниях быстро облетела деревню. И все сошлись на том, что такому отребью, как он, нечего было там делать. Никто и не подумал посочувствовать парнишке. Хотя Алекса твердила, что у остальных кишка оказалась тонка принять в состязаниях участие, и она гордилась тем, что у Кловиса хватило храбрости это сделать.

— Я в следующем году снова попробую, — тихо сказал Кловис, не надеясь, что она одобрит.

— Зачем? Чтобы опять проиграть? — произнесла Алекса.

— А ты прям знаешь, что я проиграю, — немного обиделся Кловис.

— Нет. Я знаю, что ты хороший стрелок. Но в городе полно взрослых парней из мещан, которые тоже не прочь оказаться в рядах лучников сэра Ренарда, — ответила Алекса.

— Значит, надо стать лучше них, — уверенно сказал он.

Алекса посмотрела на него. Стройный, с идеальной осанкой. Его фигура уже готовилась к мужскому преобразованию, чуть раздаваясь в плечах, хотя девочка всё ещё была на полголовы выше него. Но не за горами тот день, когда ей придется поднимать голову, чтобы взглянуть в его глубокие, чистые, как темнеющее перед дождем небо, глаза. Он был не похож на глыбообразного сына кузнеца, который походил фигурой больше на орка, чем на человека, или тщедушного сына мельника, который занят только тем, что подсчитывает мешки с мукой и зерном. Все они были несколько старше Кловиса. Однако его ладони с тонкими, но крепкими пальцами постепенно обретали силу. Девочка на миг представила, как рыжие волосы, словно зарево рассвета под солнечными лучами, когда-нибудь сменят небрежность на осознанную прическу, добавляя мужественности его детскому образу. Время и постоянные тренировки, охота придадут его фигуре идеальные пропорции, а легкий загар станет знаком того, что он часто бывает на свежем воздухе и будет самым красивым парнем в их деревне.

От этих мыслей лицо Алексы вспыхнуло ярким румянцем от смущения.

«И с чего все решили, что он сын варвара? Может, он сын какого-нибудь столичного вельможи», — подумала она.

Но, представив, как местные девушки ходят за ним табуном, ей стало не по себе.

«А вот фигу им всем», — решительно вздёрнув носик, подумала она, мысленно заявляя на него свои права.

Через год он выполнил своё обещание, снова отправившись на состязание лучников. И в очереди на запись снова увидел своих недоброжелателей, те тоже обратили на него внимание. Только он сделал вид, что их не увидел. На записи был тот же стрелок, что и в прошлом году.

— Рад тебя видеть, малыш. Думал, после прошлогоднего проигрыша больше не появишься. Молодец, что пришёл. Имя и возраст? — задал он рядовой вопрос.

— Кловис, тринадцать лет, — ответил юный лучник.

Двое его недругов о чем-то тихо переговаривались, наблюдая за ним.

«Будет то же самое», — решил Кловис, дав себе слово не поддаваться на их грязные уловки. Он не тот напуганный мальчик, который впервые участвовал в состязании взрослых лучников. Он намерен на этот раз победить, и ничто его не остановит.

Сэр Ренард со скучающим видом сидел в своем шатре на деревянном подобии трона. Мужчина тридцати с небольшим лет, высокий, плотного телосложения, кареглазый брюнет в коричневом бархатном камзоле. Он с удовольствием сейчас бы бегал по лесам со своим отрядом, выслеживая гоблинов-лазутчиков. Даже простую охоту он считал более полезным делом, чем просиживание целый день на стуле с высокой спинкой, обитом красным бархатом. Даже кушанья перед ним, стоящие на столе, его не радовали. Он должен был разделить трапезу с победителем. Ещё одна награда за первое место.

— Ну надо же. Тот мальчик опять здесь, — сказал стоящий рядом с ним стрелок в зелёном камзоле.

Ренард посмотрел в ту сторону, в которую тот указывал, и увидел Кловиса. В прошлый раз он не придал особого значения участию ребенка в состязании, и итог его ничуть не удивил. Но сейчас он испытал чувство уважения к его упорству.

— Ну ты смотри, а, совсем ещё пацан, а каков! Спорим на три золотых, что он окажется в десятке лучших, — преободрился Ренард. Его глаза загорелись азартом.

— Он не пройдёт и половины этапов, — уверенно произнес стрелок, помня о прошлогоднем результате мальчика.

Они пожали руки в знак заключения пари.

— Ничего не бойся и ни на кого не обращай внимания, ясно? — давала наставления Алекса, которая и в этот раз увязалась за ним, несмотря на недовольство отца. Мальчик согласно кивнул. Её поддержка была как раз кстати.

Кловис стоял перед мишенью, медленно натягивая тетиву лука, заводя её за ухо, стараясь не слушать насмешливые выкрики и ядовитые замечания из толпы. Тем более, что он знал, кому принадлежали большинство из них. Только он и его цель, круг, сплетенный из толстых веревок с черным пятном в центре. В его руках чувствовалась уверенность. Он медленно дышал и слушал стуки своего сердца. Было безветрие, так что поправку на ветер делать не было надобности. Стук, ещё один. Наконец его рука замерла, и всё его внимание было сосредоточено на маленьком черном круге мишени. Сквозь гудение толпы слышал лишь своё дыхание, пока сжимал пальцы, чувствуя упругость тетивы. Задержал дыхание, услышал стук сердца, вызвавший едва ощутимую вибрацию грудной клетки. Выстрел. Стрела пронзила воздух, оставляя за собой тонкий след. Удар в мишень означал успех. Стрела, словно змея, вонзилась в черный круг, оставляя после себя легкий трепет оперения.

Кловис повторил свои действия, отводя взгляд от толпы, преднамеренно игнорируя шуточки о том, что дуракам везёт, которые звучали всё ненавязчивее. Следующая стрела выскользнула из его рук, словно шнур, и, как и в первый раз, поразила мишень, но не в центре, а несколько в стороне от него, оставив ещё один след своих усилий. С каждым успешным выстрелом росло некое удовлетворение после прошлогоднего фиаско и сознание того, что он тренировался весь год не зря. Насмешки из толпы становились всё более далёкими и малозначительными и казались теперь нелепыми.

По итогу состязания он занял пятое место. Победителем стал рослый парень из города. Но Кловис был необычайно доволен, ведь его недоброжелатели оказались худшими стрелками, чем он, и это несказанно радовало.

— Ну что я говорил! — стукнув по подлокотнику кресла, в сердцах произнёс Ренард, который всё это время активно болел за мальчишку. Стрелок молча полез в кошель и, вынув три золотых, протянул его вельможе.

— Отдай их лучше тому пареньку. Это он их выиграл, — сказал следопыт, слегка усмехнувшись.

— Слушаюсь, ваша светлость, — поклонился стрелок своему лорду и ушёл выполнять поручение.

Кловис стоял позади толпы и ждал, когда же начнется церемония награждения. Скольких лучников на этот раз примут на служение сэру Ренарду. Но вдруг чья-то крепкая рука зажала ему рот, и его поволокли прочь от стрельбища, затащили в одну из подворотней города и грубо толкнули к стене. Он узнал в похитителях своих врагов.

— Ты кем себя возомнил, деревенщина? Знай своё место, — сказал один.

— Твоё место в хлеву, — поддержал другой.

И в следующее мгновение Кловис получил ощутимый удар в живот. Его согнуло пополам, и стало нечем дышать. Паренек прижался спиной к холодной влажной каменной стене. Сначала они били по животу, потом он получил пару ударов в лицо. Тут он понял, что жалеть его вовсе не собирались и всё может для него плачевно закончиться. Его мир превратился в сплошное марево, где единственным звуком по-прежнему оставались насмешливые голоса.

— Погляди на этого хлюпика, — хихикал один из них, нанося очередной удар в подбородок. Кловис почувствовал, как кровь наполняет его рот, и почувствовал его металлический вкус.

— Сын деревенского холопа! — с ненавистью прорычал другой, схватив его за волосы, прижимая к стене. Он пытался защищаться и даже пнул одного из нападавших под коленную чашечку, тот взвыл от боли и, разразившись ругательствами и угрозами, опять ударил его по лицу. Это добавило ярости его мучителям. От очередного удара он упал на колени, зажимая живот. И, получив очередной удар ногой в живот, понял, что сознание покидает его. Останется ли он после этого в живых, было спорным вопросом. Но тут его внезапно бросили избивать. В подворотне послышались шаги.

— Ещё раз увидим тебя на состязании, убьём, — сказали они и поспешили уйти. Это было последнее, что он услышал, и его мир накрыла тьма.

Стрелок тем временем всюду разыскивал мальчика, который как сквозь землю провалился. Услышав в подворотне подозрительную возню, направился в ту сторону.

Тем временем один из лучников, изображая глашатая, огласил имя победителя и решение сэра Ренарда.

— Пятеро самых лучших лучников милостью сэра Ренарда будут зачислены в ряды его стрелков, чтобы служить верой и правдой Нореанбургу, — огласил он и стал зачитывать имена счастливчиков. Те выходили из толпы и становились перед ним, кланялись и благодарили за милость. Когда произнесли имя Кловиса, никто не вышел из толпы. Глашатай трижды повторил его имя, но он так и не появился, что удивило и несколько огорчило сэра Ренарда.

— Что ж, видимо, к служению он ещё не готов, — сделал он вывод, пожимая плечами. Кловиса заменили тем, кто занял шестое место.

Увидев в подворотне человека, лежащего на земле, стрелок сразу узнал его огненно-рыжие волосы и кинулся к нему. Он осторожно перевернул его на спину и ужаснулся. Из-за опухшего от побоев лица, все в синюшных кровоподтеках, его было не узнать. Он припал к его груди и услышал еле различимый стук сердца. Вздохнул с облегчением. Мальчик был жив. Он осторожно потрепал его по щекам, но тот не отреагировал. В подворотне появилась девочка со светлыми косами. Она увидела Кловиса на земле и кинулась к нему, опустилась на колени, обняла его и навзрыд заплакала.

— Кловис, миленький, не умирааай, — голосила она.

Парнишка застонал и открыл глаза, ощутив тяжесть её объятий, отдающих болью во всём теле.

— Пусти... мне нечем... дышать, — прерывисто тихо произнёс он.

— Кто это сделал? — строго спросил стрелок, помогая ему сесть.

— Я их не знаю, — ответил мальчик, удивленно глядя на парня в зеленом, красиво украшенном костюме.

Он порылся в кошеле, выудил три золотые монеты и протянул ему.

— Держи. Сэр Ренард пожаловал, — сказал он. Кловис даже про боль, от которой страдало всё его тело, на мгновение забыл. Он нерешительно смотрел на деньги, потом протянул руку, чтобы получить три золотые монеты. От дальнейшей помощи Кловис отказался. С помощью Алексы они добрались до повозки старосты. Увидев, в каком мальчик состоянии, тот опять начал ворчать.

— Поделом тебе. Что, больше всех надо? Хорошо хоть не убили. Нечего деревенской голыдьбе здесь делать, — говорил, хмурясь, он.

Всю дорогу Кловис лежал в повозке и иногда тихо стонал, так как каждая кочка отдавалась болью в его многострадальном теле. Даже мысли приносили боль, но они его были заняты совсем другим.

«Сэр Ренард обратил на меня внимание, значит, всё правильно. Всё получилось», — думал он.

Увидев его, Ганна заголосила, словно по покойнику. Его завели в дом и уложили на широкую лавку. Женщина стала ставить ему различные примочки. Широким полотном туго обмотала тело, подозревая, что без парочки сломанных рёбер тут не обошлось. Но когда он протянул ей монеты, побледнела.

— Ты украл их? Поэтому тебя избили? — встрепенулась она.

Кловис отрицательно покачал головой.

— Сэр Ренард пожаловал, — ответил он и попытался отвернуться к стене.

Горько было сознавать, что самый родной человек обвинил его в воровстве, что это первая пришедшая ей на ум мысль, а не то, что он мог заработать эти деньги. Через три дня он был в состоянии перебраться с лавки на лежанку на печке и проваляться там ещё неделю. Всё это время Алекса прибегала каждый день справляться о его здоровье, помогала за ним ухаживать и Ганне по хозяйству, несмотря на недовольство отца.

— Спасибо тебе, детка. Вот повезёт твоему мужу иметь в доме такую хозяйку, — поблагодарила женщина. Алекса многозначительно посмотрела на Кловиса, лежащего на лежанке.

Но он не мог ни о чем думать, кроме того, что точно попробует снова. В следующем году обязательно будет всё по-другому. Это он будет сидеть за столом, накрытым разными яствами, напротив сэра Ренарда.

Сэр Ренард пришел в неописуемую ярость, когда узнал причину того, что Кловис не явился, когда его вызывали. Повелел найти и наказать нарушителей спокойствия Нореанбурга.

— Не пущу! Хоть что мне говори, а не пущу. Тебя еле выходили в прошлый раз. Хочешь совсем меня одну на старости лет оставить, — говорила Ганна своему внуку, еле сдерживая слёзы, после того как тот заявил, что и в следующем году пойдёт на состязание.

Кловис понял, что сейчас с ней бесполезно разговаривать, и решил подождать. Может, с течением времени она успокоится и смягчится. Он вплотную занялся тренировками, когда не был занят охотой. Работу по дому старался выполнять быстро, чтобы снова уйти в лес на ту поляну, где было установлено уже несколько сделанных из витой соломы мишеней. Уже реже они виделись с Алексой, и не потому, что он был занят, а потому что в дом девушки стали захаживать потенциальные женихи, и родители требовали, чтобы она была со всеми приветлива и мила и не покидала дом.

Кловис с напряжением тянул тетиву. Его пальцы крепко удерживали стрелу. Каждое его движение было выверено до мелочей. Он знал, что каждая секунда на тренировках не должна пропасть даром. Лес вокруг него служил идеальным фоном для стремления к совершенству. Мишени, выставленные на разной высоте, бросали вызов его навыкам, и он старался не упускать ни одной возможности улучшить своё стрелковое умение. С каждым выстрелом его сердцебиение синхронизировалось с ритмом его стрельбы, и он ощущал себя единым целым со своим оружием.

Тем временем в сердце Алексы росло ощущение пустоты. Теперь её мысли были полны грусти и недоумения: казалось, Кловис стал холодным и равнодушным.

«Неужели ему всё равно, что я могу достаться другому?» — еле сдерживая слёзы, думала она.

Каждый день её дом наполнялся гостями, хвалебными песнями и голосами новых поклонников, но ни один из них с их богатствами не мог затмить его образ. В её душе затаилась горечь — интересы Кловиса были сосредоточены на стрельбе из лука и состязании стрелков, а она станет лишь тенью, постепенно исчезающей из его жизни. Каждый день она смотрела в окно, мечтая увидеть, как он отворяет калитку их дома и входит, чтобы посвататься к ней. Как она слезно умоляет отца согласиться отдать её ему в жёны, и каждый день этого не происходило.

Когда Алекса решилась всё-таки выйти на улицу, её шаги звучали в тишине, и она слышала только трепет взволнованного сердца. В ней постепенно исчезала присущая ей детская непосредственность, сменяясь девичьими заботами. Она медленно направилась к лесу, несмотря на запрет Кловиса. Алекса хотела ещё раз посмотреть в его глаза, надеясь увидеть в них хоть искру симпатии, и послушать своё сердце, может быть, их отношения тоже повзрослеют. Девушка помнила, где он тренировался, но чем ближе она подходила, тем яснее осознавала, насколько они были далеки друг от друга. Её воспоминания о том, как они проводили время вместе, казались ей призраками, которые сейчас казались далёкими.

Кловис был сосредоточен на прицеливании и остановился в тот момент, когда услышал её почти неслышные шаги. Он посмотрел в её сторону. В его взгляде мелькнуло оживление, но в следующую секунду погасло. Алекса почувствовала горечь оттого, ей не хватало слов, чтобы выразить свои эмоции и чувства. Лес, казалось, шептал ей, что всё должно измениться навсегда.

Она подняла руку, чтобы поприветствовать его, но он снова повернулся к мишеням. Тени нахлынули на её сердце. Тревога терзала её душу, страх за их будущее.

«Неужели всё это важнее меня? Пусть тогда скажет, скажет мне в глаза, что я не нужна ему», — подумала она и решительно направилась к нему.

Как только он в очередной раз натянул тетиву, Алекса рывком повернула его к себе лицом, встретившись с его недоуменным и слегка рассерженным взглядом, и, обняв его за талию, привлекая его к себе, поцеловала его. Её поцелуй был неумелым, но пылким. Парнишка замер от неожиданности. Лук выскользнул из его рук. Сердце девушки готово было выпрыгнуть из груди. Теперь будь что будет, она поставила всё на этот поцелуй.

Её губы касались его, будто пробуя на вкус что-то неизведанное. И в этом поцелуе была искренность и нежность, на которую она была способна. Девушка позволила своему естеству взять над собой верх, поступать так, как захочется, невзирая ни на что. Она боялась, что в любой момент это мгновение может исчезнуть. Что он оттолкнет её и велит убираться с его глаз, назовёт распутницей.

Кловис, замерев, чувствовал, как теплая волна накрывает его. Он попытался ответить на её пыл, но его губы лишь слегка дрогнули, не знавшие, как ответить на этот сладкий, но неумелый порыв. Он ощущал, как жадно она прижимается к нему, как её сердце стучит в унисон с его, будто создавая собственную мелодию для этого неординарного момента. Что-то медленно и неуверенно перерождалось в нём, и причиной этому была она. Вдруг страх овладел им, страх не знать, что делать дальше и к чему все эти её действия.

Когда её губы мягко скользнули по его губам, он на мгновение встретился с ней взглядом. Она так надеялась, что он увидит в них что-то большее, чем юношеское влечение, — искренность, теплоту, которые окутывали их в это мгновение. Нежный ветер шевелил светлые волосы Алексы, будто сам мир поддерживал их хрупкую идиллию.

Наконец он решил прервать этот волнующий момент, уверенно положив руки ей на плечи и отстранив её. Она испуганно посмотрела на него. Щеки Кловиса пылали румянцем смущения.

— Ты... ты чего это? — заикаясь, произнёс он, ошарашенно уставившись на неё.

— А ты что, не видишь? Ты дурак, что ли? Пока ты тут со своими стрелами... Меня же другому отдать могут, — сказала она и снова подошла к нему, обняла уже не так настойчиво и уткнулась лицом ему в шею.

— А я не хочу, не хочу никого другого. А ты... Неужели тебе всё равно? — произнесла она и разрыдалась.

Кловис решительно не понимал, что происходит. По сути, Алекса была его единственным другом. Странность в её поведении наверняка была вызвана каким-то горем, случившимся с ней. Но как помочь в том, чего не знаешь? Он осторожно погладил её по светлым волосам, желая успокоить. И тут он услышал тяжелую поступь и треск веток под ней. На поляне появился староста деревни. Увидев свою дочь в объятиях ненавистного ему юноши, он побагровел от злости и ринулся к нему.

— Убери руки от моей дочери! — громогласно проревел он, так что спугнул стайку мелких птичек с ближайших веток.

Алекса, вздрогнув, отстранилась от Кловиса, но затем загородила его собой, дрожа как осиновый лист в порыве защитить его от гнева отца. Алекса почувствовала, как холодный пот побежал по её спине, когда она посмотрела на лицо отца, искаженное яростью. Она слышала своё участившееся отчаянное сердцебиение. Девушка могла только догадываться, что он уготовил Кловису.

— Отойди от него! — прорычал мужчина.

Алекса отрицательно покачала головой.

— Я кому сказал! — в том же тоне повторил староста, надвигаясь на них.

Девушка упорно не хотела отходить от подростка. Каждое слово, произнесённое отцом, разрывалось в воздухе, словно острые стрелы, готовые пробить невидимую защиту, которую она так отчаянно возводила. Алекса боялась, что его недовольство может вылиться в нечто ужасное для Кловиса.

Стоя между ним и отцом, она боялась не только за подростка, но и за себя. Он всё приближался. В его глазах сверкали искры ярости.

— Пожалуйста, не трогай его! — вырвалось у неё в тишине, и голос дрожал, словно листья под порывом холодного ветра. Но в глубине её мятущейся души росло ощущение, что этот конфликт — лишь начало конца для них обоих.

Когда он приблизился, то грубо оттолкнул свою дочь в сторону и схватил паренька за грудки.

— Сколько раз я повторял тебе, выродок паршивый, чтобы ты не приближался к ней! — сказал он и швырнул его так, что он потерял равновесие и упал. Но этого старосте показалось мало, и он снова шагнул к нему.

— Отец, не надо! — закричала Алекса и кинулась к нему. Тот приподнял парнишку с земли и уже занёс огромный кулак для удара в лицо. Тот даже не подумал что-то говорить в свою защиту, всё равно он слушать не станет. И тут девушка повисла у него на руке, чтобы он не смог этого сделать.

— Отец, умоляю, не надо! Я люблю его! — кричала она, заливаясь слезами.

Мужчина медленно повернулся к девушке, и от его грозного вида она попятилась прочь.

— Ты любишь это отребье? Без роду и племени! Да у него за душой ни гроша. Как родился нищим, так и сдохнет в ближайшей канаве. Я не позволю, слышишь, не позволю, чтобы ты сгубила свою жизнь, связавшись с ним, — сказал он, бросив Кловиса и схватив Алексу за руку, потащил её прочь. Она словно в последний раз взглянула на него, вытирая слёзы.

Вернувшись домой, он застал бабушку за приготовлением пищи. Он повесил лук и колчан на гвоздь на стене и молча сел за обеденный стол. Произошедшее в лесу всё не выходило у него из головы. Эти новые ощущения. Её тепло, объятья, нежные влажные губы. Он не мог отогнать от себя мысли обо всём, что случилось, как ни старался, и её слова бередили душу: «Я люблю его!» Сколько безысходности было в её голосе. Кловис начал вспоминать своё детство. Как она ходила за ним по пятам, и часто можно было от неё слышать с укоризной: «Не подходи к реке, ты плавать не умеешь», «Дальше опушки в лес не заходи, а то заблудишься», «К собаке не лезь, а то укусит». И всё в этом роде, затем брала за руку и уводила от казавшегося ей опасным места. Он всегда думал, что она считала его мелким несмышлёнышем.

«И это любовь?» — подумал Кловис. Как-то ему всегда казалось, что это несколько иное, иногда наблюдая, как деревенские парочки милуются на завалинках⁽¹⁾ и опушках леса, берегу реки. Она никогда до этого не обнимала его так, как там, на лесной поляне. Парнишка вспомнил жар её дыхания на своей шее. Он ощущал отчаянный стук её сердца и нежность её тела, которое уже приобретало женственные черты, даже через одежду. И лицо вспыхнуло румянцем. Он не заметил, как бабушка поставила перед ним тарелку с едой.

— Чего призадумался? — спросила она.

— Да так, — отмахнулся Кловис.

И что теперь со всем этим делать? Голова просто шла кругом. Что она говорила тогда? Что её могут отдать другому, и что она никого другого не хочет. А кого хочет? И какая его роль во всем этом? Он опустил голову на ладони. Как будто это могло остановить круговорот мыслей. Сердобольные соседки уже давно галдят, что Алексу скоро выдадут замуж, особенно так, чтобы он об этом слышал, видимо, чтоб задеть его, но Кловис считал это сугубо её личным делом. Да и что он мог, если староста ни за что не позволит им быть даже друзьями, уж не говоря уже о большем. А теперь вот как всё обернулось. Но почему? Он никогда не давал повода, даже никогда не говорил, что она ему нравится, хотя Алекса слыла первой красавицей на деревне и поклонников у неё всегда было хоть отбавляй. Ненависть её отца и злые языки давно убедили его в том, что они с ней не пара, и со временем он решил, что так и есть. Но теперь новый слух пошёл по деревне о причине того, что староста противится тому, чтобы Алекса и Кловис были вместе. Слух о том, что к рождению Кловиса приложил руку не варвар или солдат, а сам староста, и тот не хочет кровосмешения. Это пробудило в мужчине ещё большую ненависть к подростку, ибо иногда это было причиной его ссор с женой.

Он посмотрел на стену, где висел его лук. Он представлял своё будущее, бегая в красно-коричневой одежде и гоняя гоблинов по лесам Нореанбурга под предводительством сэра Ренарда, как стоит в зелёных одеждах в арьергарде⁽²⁾ армии сэра Эдвина и выпускает тучу стрел, сражаясь с демонами и полчищами нежити, как бесшумно, скрывая лицо под маской, резал глотки тёмным эльфам, беспрепятственно проникая в тыл врага. И в этом будущем он не видел себя в деревне главой большого семейства и не видел в нём Алексу. До состязания лучников оставалась всего неделя.

— Я собираюсь участвовать в состязании лучников и в этом году, — твёрдо произнёс он, водя деревянной ложкой по тарелке.

— Я запрещаю! Хочешь, чтобы тебя убили? Себя не жалеешь, так меня пожалей, — сказала Ганна.

— Ничего со мною не случится, — произнёс Кловис неуверенным голосом.

— Случится, не случится, а не велю! Ты один у меня. Будешь упрямиться — в подполе⁽³⁾ запру, — Ганна была непреклонна.

Рано утром, как и грозилась, Ганна заперла Кловиса в подполе, закрыв его на вертушку, и ушла кормить кур. Кловис заблаговременно прихватил с собой нож, зная, как она поступит. После того как шаги бабушки стихли и он понял, что она ушла на улицу, поддел ножом деревяшку и открыл крышку, тихо выбрался наружу, закрыл подпол как было и, прихватив с собой колчан и лук со стрелами, котомку с едой, вылез через дальнее окно, выходящее на улицу. Затем, не оглядываясь, перебежал через дорогу и ушёл полем, чтобы никто из деревенских, занятых своими хозяйствами, его не увидел. Затем вышел на широкую дорогу и там через некоторое время его подобрал торговый обоз.

Алекса только после полудня смогла отпроситься у матери немного погулять, пока отца не было дома. Тот уехал на ярмарку в честь состязания лучников. Она знала, что Ганна наотрез отказалась отпускать туда Кловиса. И хотела проведать его после обеда и как могла утешить его.

— Кловис дома? — спросила она робко, отворив калитку.

— Дома, куда же ему деться. Вот дура старая, покормить-то я его забыла. Поди, проголодался уже, — ответила Ганна и поспешила в дом.

— Кловис, вылезай, пострел. Уже обедать пора, а ты не завтракал, — сказала Ганна, открыв крышку подпола, но ей ответила лишь тишина.

— Ты посмотри, какие мы обидчивые, — возмутилась женщина упрямством внука.

Алекса вошла в дом и огляделась. Чего-то не хватало. Сердечко беспокойно трепыхнулось, предчувствуя неладное.

— Посмотри, лук и колчан пропали, — догадалась она, взглянув на стену. Женщина заглянула в подпол, и там никого не было, всплеснула руками.

— Вот паршивец! Что же ты наделал?! Убьют ведь его там. Как есть убьют, — запричитала Ганна, тяжело опустившись на лавку.

Сердце Алексы пропустило удар. Девушка похолодела от ужаса, как только вспомнила, как нашла его в том переулке избитого, в синяках и ссадинах, еле живого.

«О Всеотец⁽⁴⁾, сбереги его», — взмолилась она.

Тем временем Кловис был уже в городе и спешил на стрельбище. Но, к его удивлению, очереди на запись для участия в состязании не было. Он подошёл к тому стрелку, который сидел за широким столом.

— Опоздал ты, парень. Запись уже закончилась, — сказал он. Кловис, тяжело вздохнув, побрёл прочь. Стрелок некоторое время смотрел ему вслед.

— Постой! Я ещё не оглашал полного числа участников. Сделаю для тебя исключение, только не оплошай в этот раз. Имя, возраст, — произнес парень.

— Кловис, четырнадцать лет, — улыбаясь произнес мальчик.

— Удачи, Кловис, — произнёс стрелок и проводил его взглядом. Только так можно было выследить тех, кто в прошлом году напал на него. Он очень надеялся, что они попытаются и в этот раз навредить ему. Но теперь им удастся их поймать, и городская стража будет бдительна.

Удивлённый ропот прошёлся по толпе зрителей, когда Кловис встал напротив своей мишени. Никто не ожидал увидеть его и в этом году. Он выпрямился, расправил плечи, медленно натянул тетиву, заводя её за ухо, придерживая оперенье стрелы. Краги надёжно защищали кисть удерживающей древко лука руки. Его внимание поглотил чёрный круг на мишени. Он был похож на хищника, выслеживающего свою добычу. На этот раз лук был грозным оружием, а стрелы — сверкающими снарядами, готовыми к полёту. Ветер тихо шептал, подстёгивая волнение, и Кловис глубоко вздохнул, успокаивая расшалившееся сердцебиение. Он взглянул на мишень, её чёткие контуры становились всё яснее в его напряжённом взгляде.

Внезапно, легким движением пальцев, парнишка отпустил тетиву. Стрела вырвалась из рук и молниеносно устремилась к цели. В этот момент всё вокруг замерло: шум толпы, шорох листвы, уступая место этому волнительному мгновению. Стрела пронеслась, рассекая воздух, оставляя за собой едва заметный след, как комета, оставляющая искристый след в ночном небе.

И вот удар. Четкий звук поражения мишени пронзил тишину. Толпа вскрикнула от восторга, ведь стрела меткого лучника попала точно в центр черного круга, а его уверенная улыбка сияла в ожидании следующего выстрела.

Кловис проходил этап за этапом, и скоро стало ясно, что он будет в тройке лидеров, к неудовольствию некоторых участников, которые считали ниже своего достоинства соперничать с ребенком и оскорблением — проигрывать ему. Но Кловиса это сейчас мало волновало. Он то и дело посматривал на шатёр, в котором сэр Ренард напряжённо следил за соревнованием.

«На этот раз у меня получится. Именно я буду сидеть за одним столом с прославленным следопытом», — уверенно думал он.

Вскоре состязания подошли к концу, и объявили победителя, и им, вопреки ожиданиям, стал именно Кловис. Все его старания, упорные тренировки оказались не напрасными. Он стоял перед сэром Ренардом и не верил, что всё это происходит на самом деле, что это не один из снов, которые так часто снились ему все эти два года.

— Что ж, прежде чем ты заберёшь свой выигрыш, раздели со мной, что бог послал, — сказал мужчина, улыбаясь, приглашая его к столу.

Он неуверенно сел на резной деревянный стул с высокой спинкой и посмотрел на блюда, которые не были ему знакомы. Однако голодный желудок громкими позывами напомнил, что поесть ему так толком и не удалось, и Кловис покраснел от смущения.

— Ешь, не стесняйся. Бери всё, что захочешь, — сказал Ренард, тоже приступив к еде, надеясь, что это немного раскрепостит мальчонку.

Тут Кловис увидел приближающегося к шатру молодого мужчину. Черный плащ с фиолетовым глубоким капюшоном, скрывающим белые волосы и глаза цвета морозного утра, едва тронутые лазурью. Фиолетовые одежды свободного кроя, поддерживаемые широким кожаным поясом с бронзовой витиеватой бляшкой. Черная маска, напоминающая птичью. Ранард так и не заметил его приближения, сидя к нему спиной, пока он тихо не произнёс:

— Приветствую вас, сэр Ренард.

Следопыт обернулся и просиял довольной улыбкой.

— О, Карастен, какими судьбами из столицы в наше захолустье? — спросил он.

— Выполняю поручение сэра Райнона, хранителя имперской столицы, — ответил он и перевел взгляд на мальчика, сидящего за одним столом с дворянином, по одежде которого ассасин понял, что тот из крестьян. Кловис смутился и отвёл взгляд.

— Его милость ещё со скуки не помер? Мизраэль⁽⁵⁾ не самая веселая компания. Ни поиграть в кости, ни выпить. Присядь, пообедай с нами, выпей вина, — предложил Ренард.

— Прошу прощения, милорд, но у меня есть ещё срочные дела, которые требуют ясного ума, — отказался Карастен.

— Не требуется ли вам пополнение из столицы? — спросил ассасин.

— Ну, можешь прислать парочку, если не жалко, и передавай привет и долгих лет жизни Райнону и его семье, — ответил Ренард.

— Хорошо, я обязательно передам и распоряжусь о подкреплении, как только прибуду в столицу. Не буду вам мешать более, — сказал он, слегка поклонившись, и поспешил удалиться.

Кловис проводил его взволнованным взглядом.

— Хорош, ничего не скажешь. Выполняет особые поручения наместников. Так что запомни его. Может, когда-нибудь посчастливится быть под его началом. Не знаю, каким образом, сам Всеотец благоволит ему, что ли, но те, кто выступает с ним в отряде, всегда возвращаются живыми, в какую тьмутаракань бы их ни послали, — сказал Ренард, проводив ассасина взглядом.

После того как трапеза была окончена, следопыт спросил:

— Ну. Готов ли ты, юный Кловис, служить верой и правдой Нореанбургу как имперский лучник⁽⁶⁾?

— Готов, ваша светлость, — широко улыбаясь, ответил парнишка.

— Что ж, жду тебя через три дня в гарнизоне. Обрадуй родителей. Героя вырастили, — сказал Ренард, потрепав Кловиса по рыжим волосам, вручая кошель с тридцатью золотыми монетами.

Кловис решил не медлить, а отправиться домой. Но стоило ему углубиться в переулки города, как кто-то из-за угла подставил ему подножку. Мальчик растянулся на каменной мостовой. Затем кто-то поднял его за шкирку с земли, и он увидел тех парней, что избили его в прошлом году.

— Ты либо тупой, либо глухой, — произнёс один из них, удерживающий его.

Другой срезал с его пояса кошель с выигрышем со словами: «Чего добру пропадать». Кловис изловчился и, вынув из-за пояса нож, полоснул по руке, удерживающей его грабителя. Тот взвыл от боли и отпустил его. Второй наотмашь ударил его по лицу. Парнишка упал.

— Пора кончать с ним, — сказал второй мещанин, надвигаясь на распростёртого на земле Кловиса.

— Я так не думаю, — послышался спокойный голос за его спиной, и в следующее мгновение он почувствовал на своей шее остриё узкого стилета. Парень побледнел как полотно. За спиной раненого Кловисом грабителя стоял такой же парень, беловолосый, в белой рубашке и фиолетовой накидке, черном плаще с капюшоном. Оба были в фиолетовых масках, скрывавших их лица.

— Это он. Он на нас напал! Даже ранил меня, смотрите, — начал оправдываться другой, показывая порез на руке. Кловис поднялся с земли, отряхиваясь.

— Я не думаю, что кошель с гербом сэра Ренарда принадлежит вам, — сказал второй ассасин. Его клинок упёрся пострадавшему дебоширу в спину.

Зубы незадачливых убийц отбивали хаотичную дробь при мысли о мучительной смерти от ядовитого оружия, которыми нередко пользовались незримые.

— Ты не пострадал? — обратился один из них к Кловису.

Тот, затаив дыхание, смотрел на них. Несмотря на развитый в лесу слух, он не услышал, как они приблизились.

— Нет, — тихо ответил он.

Один из ассасинов подошёл к нему и, взяв за подбородок, заставил поднять голову, с недоверием посмотрел на его разбитые губы. Отпущенный им негодяй покосился в сторону переулка, видимо намереваясь сбежать.

— Я бы этого не делал. Мой кинжал окажется быстрее, — предупредил его второй беловолосый воин.

— Попались, голубчики. Мы вас целый год дожидалися! — произнёс один из сквайров⁽⁷⁾ городской стражи, подоспевшие к месту происшествия.

За ними следовал рыцарь в темных доспехах. Боевой конь тёмной масти был покрыт зелёной попоной. Преступников связали и увели.

— Сэр Ренард приказал доставить победителя домой, — торжественно произнёс рыцарь.

Кловиса усадили в седло перед рыцарем, отдали кошель, который у него украли. Когда после недолгого пути они въехали в деревню, Кловис задремал в седле. Деревенские мальчишки бежали следом за монотонно ступающим рыцарским конём, указывая на Кловиса. Тот вздрогнул и проснулся от громких выкриков своего имени. Крестьяне провожали его изумлёнными взглядами. Алекса выбежала за ворота. Рыцарь остановился около небольшого дома, в котором жил Кловис. Он спрыгнул с лошади. Из калитки вышла Ганна, видимо, с намерением отругать внука за то, что сбежал, но, увидев важного господина, осеклась.

— Ждём тебя через три дня в гарнизоне сэра Ренарда, — сказал рыцарь на прощанье.

— Обязательно буду! — счастливо улыбнулся ему парнишка. Рыцарь, дернув поводья в сторону, поехал прочь.

Кловис посмотрел на Ганну, которая еле сдерживала слёзы.

— Бабушка, я победил. Я теперь имперский лучник, — сказал он, протягивая ей кошель с золотом.

Она подошла к нему и, обнимая, разрыдалась. А в стороне стояла Алекса, бледная как полотно, и непрошенные слёзы катились по её щекам. Случилось то, чего она так боялась, что гнала от себя в своих мыслях, что часто снилось в самых жутких кошмарах.

1) Завалинка — это невысокая земляная насыпь вдоль наружных стен избы, которая защищает жилище от промерзания зимой. Чтобы насыпь вдоль наружных стен избы не осыпалась, для неё сооружали дощатый короб со скошенной крышкой. Благодаря этому дождевая вода и тающий снег на ней не задерживались, а стекали вниз. В хорошую сухую погоду завалинки можно было использовать в качестве скамьи для посиделок.

Вернуться к тексту

2) Арьергард — часть войск, находящаяся позади главных сил, в том числе обеспечивающая безопасность тыла.

Вернуться к тексту

3) Подпол — это может быть просто яма или небольшое помещение под полом кухни, веранды, кладовой или коридора, в которое можно легко и быстро попасть, не выходя из дома, оборудованное люком. Подходит для хранения для консервации, вина, некоторых овощей и фруктов (лук, чеснок, зимние яблоки). Урожай корнеплодов здесь хранить нельзя. Самое простое сооружение.

Вернуться к тексту

4) Всеотец (Верховный отец или Всевышний) — в игре сильнейшее божество. Покровитель людей. Изображается как старец в украшенной рясе.

Вернуться к тексту

5) Мизраэль — в игре могущественный шестикрылый архангел, посланный Всеотцом для защиты имперской столицы. Никогда не покидает её.

Вернуться к тексту

6) Лучник — мастер дальнего боя, в игре юнит первого уровня любой линии обороны отряда. После получения достаточного опыта юнита можно улучшить в стрелка. Затем в имперского ассасина.

Вернуться к тексту

7) Сквайр — почётный титул, которым награждался оруженосец рыцаря. В игре — юнит первого уровня первой линии отряда (со второй линии не атакует). После получения достаточного опыта юнита можно улучшить в рыцаря или охотника на ведьм.

Вернуться к тексту