Ножны для ядовитого клинка (джен)

Они возвращались ровным строем, следуя через неприметную деревеньку, будто сама земля трепетала под их тяжелой поступью. Сэр Эдвин, величественный в своих истерзанных доспехах, с гордо поднятой головой восседал на своем пегасе, несмотря на кровь, запекшуюся в бороздах на его латах. За ним следовали его рыцари и маги. Всадники в тяжелых доспехах держали голову высоко, невзирая на утрату своих братьев по оружию. Их лица, испачканные кровью, то ли своей, то ли чужой, отражали стойкость и мужество, присущие людям, вступившим на путь меча. Битва с легионами демонов была выиграна дорогой ценой. Выиграна на этот раз. Но кто ещё ступит на земли Нореанбурга, чтобы придать все огню и убить всех? Орды нежити, орки, темные эльфы.

Сельчане выстроились вдоль дороги. Их глаза полны слёз, но в то же время и гордости за защитников своего края, благодаря которым все они живы. Ветер уже нашёптывал истории, которые будут слагаться об этой битве: о храбрых поступках и жестоких схватках, которые долго будут храниться в летописях и памяти людей.

В конце процессии шёл сэр Ренард со своей ватагой стрелков. Среди них выделялись беловолосые войны в фиолетовых одеждах, черных плащах со скрытыми под масками лицами. Они двигались с бесшумной поступью. Имперские ассасины, таинственные и молчаливые, словно тень самой смерти. Их присутствие вызывало беспокойство, но в то же время чувство защищенности. Ведь иногда для того, чтобы защитить свет, нужно окунуться во тьму.

— Бабушка, а почему у них волосы белые? — спросил крестьянский рыжеволосый мальчик лет шести, стоя на обочине и держа за руку пожилую женщину.

— Слишком много крови на их руках. От этого и душа их страдает. Они молоды, но седые, словно старцы, — ответила та.

— А я смогу стать таким как они? — снова спросил он, провожая их восхищенным взглядом.

— И думать забудь, Кловис! Прокляты они. Без души. У них даже имён нет. И маски они никогда не снимают. Тот, кто уходит в Имперскую гильдию, больше никогда не возвращается. Так что ни говорить, ни думать об этом не смей, — строго одернула его женщина.

Но Кловис с немым обожанием смотрел на них. На их скользящую, словно в танце, походку, выдающую первоклассных бойцов. Их невозмутимые лица были скрыты иногда под зловещими масками. Но в его глазах они были не просто мастерами своего дела, а истинными героями, олицетворением силы и ловкости, которых ему так не хватало. Каждый их шаг, словно магия, беззвучно рассекал пространство, вызывал у Кловиса трепетный восторг.

Он мечтал стать одним из них, раствориться в мире, где правили тень и ночь, и жадно впитывал рассказы об этих таинственных воинах, словно губка. И теперь мальчик видел их так близко, что протяни руку и коснешься. Он хотел чувствовать ту же уверенность, окунуться в шлейф тайны, что с каждым движением они оставляли за собой. Каждый их, казалось, незначительный жест открывал перед ним дверь в неизведанное, маня к приключениям, к которым он так стремился.

В его живом детском воображении они становились неразрывно связаны с самыми прекрасными сказками о героизме и отваге. Кловис представлял, как его собственная жизнь среди них наполняется эпическими схватками, опасными испытаниями и безбрежным уважением тех, кто его окружает. Ведь он станет безусловно лучшим из них. Имперские ассасины были для него тем волшебством, способным изменить его жизнь. Жизнь деревенского сироты, полную однообразной сельской рутины, навсегда.

Один из ассасинов, проходя мимо, взглянул на него. Этот безжизненный взгляд словно стеклянных серо-голубых глаз заставил невольно вздрогнуть. Но Кловис стойко выдержал это испытание, не показав вида, что испугался. И это он считал первым шагом к заветной цели, которую уже для себя избрал.

С тех пор всё своё свободное время он посвящал стрельбе из лука, рассудив, что если станет охотником, то это поможет и ему, и его бабушке, сделает его жизнь сытнее. К тому же это кратчайший путь к башне имперской гильдии незримых. Из лучников в стрелки, из стрелков в ассасины.

Лук ему смастерил деревенский плотник, взяв с него обещание, что первая его добыча на охоте будет принадлежать ему, хотя не особо веря, что из детского лука можно будет кого-то подстрелить.

Дочка деревенского старосты, кареглазая девчушка со светлыми косичками, была не в восторге от его затеи стать лучником. Она всегда по-особенному относилась к рыжеволосому сироте. Ругала его за проказы и неосторожность, проявляя заботу. Но Кловис считал, что она просто к нему придирается.

— Она всего-то на два года старше, а уже командует, — ворчал он.

Деревенские в шутку называли их жених и невеста, когда видели вместе. Но староста считал, что сирота без отца и матери не пара для его дочери.

— Неизвестно, от кого Ютта его нагуляла. Может, от варвара или разбойника, — недовольно ворчал он. Об этом никто уже не узнает, ведь мать Кловиса умерла при родах.

Алекса сидела на пеньке и задумчиво смотрела в сторону, где Кловис упражнялся в стрельбе из лука. Солнце мягко освещало его загорелую кожу, а ветер играл с его рыжими волосами, создавая ощущение легкой бесшабашности. Каждый раз, когда стрела улетала в сторону от мишени, девочка могла слышать его недовольные возгласы.

— Ты бы был повнимательнее, Кловис! — нагнетала она обстановку, но внутри неё затаилось иное. Она понимала, что заботится о нём больше, чем могла бы признать, и что боится, что он когда-нибудь покинет деревню навсегда. Кловис после очередного промаха разочарованно вздохнул и, покраснев от стыда, что его неудача была при свидетелях, пошел собирать стрелы.

Алекса не в силах была сдержать улыбку, подошла ближе.

— Вот видишь, ничего не выходит. Я же говорила, что это не для тебя. Занялся бы более полезным делом. Например, резьбой по дереву. Делал бы красивые вещи. Стал бы жить в красивом доме, а не в своей лачуге, — говорила она, помогая находить стрелы в траве.

Кловис лишь фыркнул в ответ, расправив плечи. Детское упрямство не позволяло свернуть с выбранного пути, и огоньки уверенности в серых глазах лишь подтверждали, что у него обязательно всё получится. Их перепалки на эту тему стали для обоих привычным ритуалом, незаметно укрепляя их связь.

С каждым днём Кловис становился всё более искусным стрелком. Он часами тренировался под палящим солнцем, стремясь превратить свой лук в продолжение себя. Мальчик проводил много времени в лесу среди деревьев, изучая повадки животных и каждый звук природы. Он уже представлял, как однажды сможет принести свою добычу бабушке, и они закатят целый пир в честь его успеха.

Так и случилось после четырех лет упорных тренировок, когда он сменил детский лук на взрослый. Однажды он переступил порог столярной мастерской, неся на плече шест, к которому была привязана куропатка, только что убитая им. Плотник уже и позабыл об их уговоре за давностью лет.

— Вот, как и обещал, — сказал Кловис, ложа на верстак свою добычу.

У ворот столярной мастерской его ждала Алекса, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Кловис, увидев её, тяжело вздохнул.

«Сейчас опять будет галдеть, что я занимаюсь не тем», — подумал мальчик, мысленно приготовившись к очередной порции моралей.

— У тебя получилось, да? — с нескрываемой печалью сказала она.

— Да, а что? Ты опять недовольна. Почему ты всегда меня за что-то ругаешь? За что так не любишь? — накинулся он на неё с обвинениями и, не дождавшись ответа, направился прочь. Алекса посмотрела ему вслед, утирая набежавшие на глаза слёзы.

«Теперь он уйдет. Обязательно уйдёт», — подумала девочка и с понурой головой направилась к своему дому.

Кое-кто уже посматривал в сторону темноглазой блондинки как на потенциальную невесту, но только не тот, на кого смотрела она. Ни для кого не было секретом, что через несколько лет девочка станет настоящей красавицей.

— И куда твой внук смотрит, Ганна? — говорили бабушке Кловиса старые соседки.

— Мал ещё на девок глядеть, — ворчала та.

Время шло, и охота приносила свои плоды. Уже не приходилось перебиваться с хлеба на воду. Иногда, если часто везло на охоте, мясо обменивали на овощи и фрукты. Чтобы есть вдоволь, Кловис часто пропадал в лесу, выслеживая добычу или расставляя силки. Тишина леса была полна жизни: в траве раздавались шорохи, а в ветвях пели птицы. Кловис, осторожно ступая по мягкой подстилке из листвы, прислушивался к звукам и уже почти безошибочно различал их. Его напряженный взгляд старался не пропустить ни одной даже мелкой детали: разрытой земли, сломанной ветки.

Прошло несколько часов. Вдали показались тонконогие косули. Грациозные и осторожные, начали они появляться среди деревьев, настороженно водя ушами, прислушиваясь. Юный охотник знал, что терпение — ключ к успеху. Силки стояли на звериных тропах, хотя он не охотился на добычу, которую не мог унести, поэтому самое большое, что попадалось, это кролики и разная крупная птица. Время в лесу текло иначе. В ожидании удачи оно словно останавливалось, и юный охотник не замечал, как наступали сумерки и он сам рисковал стать добычей.

Ему было уже двенадцать, когда он заявил, что хочет участвовать в ежегодном состязании лучников в Нореанбурге, который устраивал сэр Ренард, чтобы пополнить ряды своих лучников. Но не только приз в виде тридцати золотых монет манил его, как возможность снова увидеть этих беловолосых воинов, хоть издали.

— Иж чего удумал, мал ещё, — ругалась Ганна, узнав об его намерении.

— Не пустишь, убегу, — упрямился Кловис.

— Да пусти ты его. Ну пусть попробует. Чем чёрт не шутит. Тем более староста в город едет на ярмарку в честь состязания. Под присмотром будет, — сказал плотник, будучи их соседом.

Алекса уговорила отца взять Кловиса с собой. И через три дня они отправились в столицу домена⁽¹⁾ сэра Эдвина, в Нореанбург.

Город встретил их извилистыми шумными улицами, красивыми зданиями и высокими фонтанами. Дети, сидя в повозке, то и дело с удивлением и восхищением смотрели по сторонам. Каждый поворот открывал новую картину: величественные дома с каменными стенами. Башни собора устремлялись в небо, их шпили, казалось, касались облаков, овеянные легким туманом. Цветные витражи переливались в солнечном свете, превращая внутреннее пространство здания в причудливый разноцветный калейдоскоп. Каждый шаг по улицам города словно делал их частью чего-то грандиозного. Узкие улочки, вымощенные гладким камнем, вели к рынку, на котором раздавались гул голосов. Ароматы свежевыпеченного хлеба и пряных трав смешались в воздухе.

— Дальше сам, — проворчал староста, остановившись у рынка, и Кловис вместе с Алексой пошли искать стрельбище, спрашивая об этом у прохожих.

На полигоне для состязания было шумно и многолюдно. Найдя длинную очередь тех, кто желал записаться и стать участником состязания, мальчик стал в конец очереди. Парень, стоящий перед ним, пренебрежительно посмотрел на щуплого мальчугана в крестьянских одеждах. Хотя Кловис надел свой лучший наряд.

— Шёл бы ты играть в игрушки в другом месте, — наконец раздраженно сказал он ему. Мальчик вздрогнул, но остался стоять на месте. За ним пристроился ещё один парень.

— Это что тут за малышня? — возмутился он.

— Эй вы, а ну не троньте его! — возмущенно отозвалась Алекса, стоящая неподалеку.

— Ух ты, да у него и защитница выискалась. Сам-то, поди, в штаны наложил, — засмеялся парень, что стоял позади него. Кловису нечего было ответить. Он стоял с понурой головой, не глядя на незнакомцев.

— Проваливай, деревенщина! Таким, как ты, здесь делать нечего! — поддержал другой, попытавшись вытолкнуть мальчика из очереди.

— Что тут за шум? — увидев потасовку, к ним направился парень в красивых красных одеждах. Это был один из лучников сэра Ренарда.

— Я хотел участвовать в состязании, а они говорят, что нельзя. Вот и выгнали, — тихо произнёс Кловис, сжимая свой простенький лук.

— Кто это сказал? В объявлении сказано: «Могут участвовать все желающие», так что оставьте паренька в покое. А будете нарушать порядок, я не допущу вас к участию. Всё поняли? — строго сказал лучник.

— Да, господин, — неохотно ответили те.

Когда настала его очередь записываться, он немного растерялся.

— Как твоё имя, малыш, и сколько тебе лет? — спросил парень в зелёной одежде и плаще, что говорило о том, что он относился к группе стрелков, что были на порядок выше обычных лучников.

— Кловис, двенадцать лет, — ответил тот.

— Надо же, ты самый молодой участник в этом году. Удачи тебе, парень, — сказал он, улыбаясь.

С нескрываемой злобой проводили его те парни, которым, как они считали, досталось из-за него.

— Я буду болеть за тебя, — сказала Алекса, обнимая его, надеясь, что это принесет ему удачу.

Состязание должно было проходить в несколько этапов, пока не останется один самый лучший лучник. Когда глашатай громко произнёс его имя, он вышел к мишени. Надо было выпустить десять стрел, и это не казалось такой уж сложной задачей. Кловис был уверен, что у него всё получится. Но как только он прицелился, то услышал выкрик из толпы: «Давай, деревенщина!» Лук заходил в его руках ходуном, и стрела не попала в круг мишени. «Да ты, видать, и впрямь самый лучший лучник в своем болоте!» — снова услышал он и снова промахнулся. Ком подступил к горлу, и слёзы навернулись на глаза. Мишень начала расплываться. Может, Алекса права, и он занимается не своим делом, может, его успехи — это всего лишь везение, может, ему действительно здесь не место. Каждый вздох становился всё труднее, как и сдержать слёзы. Следующая стрела взлетела в воздух, но, как и предыдущая, пролетела мимо мишени. Смешанное чувство стыда и отчаяния захлестнули его, когда он снова услышал насмешки из толпы и строгий голос лучников, прекращающих этот дебош. Взгляд Кловиса скользнул по толпе зрителей. И в каждых глазах он читал осуждение, в каждом слове, пусть даже и не услышанном, — издевку, и всё это ощущалось словно ножом по сердцу, растворяя его мечты о славе и успехе. Что он расскажет дома? О том, как позорно проиграл? Да теперь и показаться на улице будет стыдно. Кловис почувствовал себя изгоем, проклятым за свои неудачи. Четвертая стрела буквально вырвалась из его рук, обжигая, будто сама судьба издевалась над ним, попала в круг мишени, но результат был посредственным. Слёзы потекли по щекам мальчика, оставляя мокрые дорожки, и он всеми силами старался сдерживать рвавшиеся наружу рыдания. Он не помнил, как закончил своё выступление. И, естественно, выбыл в первом этапе, ибо только три выстрела из десяти имели хоть какой-то результат.

— Иди к своей матери, пусть она подотрет тебе сопли, щенок! — снова услышал он за спиной. Кловис обернулся и увидел тех парней, с которыми у него был конфликт.

— У меня нет матери, — ответил мальчик и бросился бежать прочь, не остановившись даже когда Алекса окликнула его. Он бежал, не разбирая дороги, пряча стыдливый взгляд от людей, пока не столкнулся с кем-то и упал, оступившись. Мальчик невнятно пробормотал слова извинения и поднял голову. Он смотрел на незнакомца широко раскрытыми от изумления глазами. Перед ним стоял статный молодой воин в фиолетовых одеждах, черном плаще, и фиолетовая тканевая маска скрывала его лицо. Его волосы отливали платиной. В карих глазах была пустота равнодушия. Он молча подал ему руку в кожаной полуперчатке. Кловис неуверенно вложил в неё свою. Воин ощутил кончиками пальцев характерные мозоли на его ладонях.

— Лучник, — тихо произнес он, помогая мальчику подняться. Кловис отрицательно покачал головой. Какой из него теперь лучник. Ему теперь оставалось только вернуться в деревню и жить с этим позором.

— Не познав горечь поражения, не ощутишь всю меру сладости победы, — ровным тоном произнес воин и неслышно пошёл прочь.

Кловис проводил его зачарованным взглядом, не веря в то, что смог прикоснуться к своему кумиру. Все вокруг заходило ходуном, и он чуть снова не потерял равновесия. Мальчик очнулся, когда Алекса, вцепившись в его руку, тряхнула его.

— Ты что, с ума сошел! Ты же мог заблудиться, а отец ждать бы тебя не стал! — возмущалась она. Он взглянул на неё затуманенным взглядом и ничего не ответил. По дороге домой он был так же молчалив.

— Не расстраивайся, в следующий раз у тебя всё получится, — пыталась подбодрить его Алекса, видя, что Кловис совсем упал духом.

— Никаких следующих разов. Правильно Ганна сказала. Нечего такому отребью, как ты, здесь делать, — хмуро произнёс староста.

— Ну пап! — одернула его девочка.

Мужчина всеми способами старался показать, что недолюбливает мальчика, и демонстрировал это при каждом удобном случае, и Кловис уже давно привык к этому. Вернувшись домой, он весь оставшийся день слушал ворчание старой Ганны, а наутро отправился на поляну, где было его небольшое стрельбище. Он снова выпускал стрелу за стрелой, увеличив расстояние до мишени вдвое. И привязал на верёвку к ветке дерева ещё одну мишень, чтобы улучшить навыки стрельбы по движущейся цели. Он не оторвался от тренировки, даже когда на поляну вышла Алекса и села на пенёк, наблюдая за ним. Что-то переменилось в нём с того времени, когда они вернулись из города. Эта неудача словно сделала его взрослее и серьёзнее.

Алекса упорно следила за каждым его движением, отмечая, как он стал более сосредоточенным, и его осанка прямой и напряженной, словно стрела. Внимательный взгляд серых глаз был сконцентрирован на цели. Она вдруг вспомнила, как он угодил в улей и его покусали дикие пчёлы, как она ругала его, едва сдерживая смех, когда глядела на его отекшее от укусов лицо и ставила ему примочки из лекарственных трав. Как восхищалась тем, что он стойко терпел боль. Как чуть не утонул во время рыбной ловли, когда попалась слишком крупная рыба и утащила его за собой. В то время он ещё не умел плавать. Она вовремя позвала взрослых рыбаков, что были неподалеку, и его спасли. Как иногда видела на его лице задумчивую улыбку, от которой сердце просто замирало. И теперь его лук стал для Кловиса чем-то большим, чем оружием для охоты.

Тетива натягивалась до предела, искрясь в лучах солнца. Каждый выстрел сопровождался коротким щелчком, который эхом разносился в тишине леса. Картины, что рисовало её воображение, были не совсем радостные, что теперь всё изменится и не в лучшую сторону. Ощущение скорой разлуки стало неотвратимым и, терзая, разрывало душу девочки. Алекса глядела на стрелка и видела человека, который уже нашёл свой путь. И что дороги у них разные.

Незаметно наступил вечер. Уже затянули протяжную трель цикады. Кловис стал собирать стрелы и тут совсем рядом услышал громкий волчий вой. Девочка внезапно вскрикнула и подошла ближе к мальчику. Среди кустарника, росшего на границе поляны, он заметил несколько пар горящих голодным желтым огнем глаз. Кловис натянул тетиву и прицелился в ту сторону.

— Лезь на дерево! — скомандовал он ей.

— Нет! Я боюсь! Кловис, давай вместе! — с отчаянием в голосе просила Алекса. Кловис посмотрел на неё строгим взглядом, не терпящем возражений.

Он понимал, что они не успеют. Волки были стремительны, когда дело касалось утоления голода. Алексе ничего не оставалось, как подчиниться. И вот они появились. Их было трое, огромные чёрные, ступая бесшумно огромными лапами, чуть пригибаясь к земле, с оскаленной пастью, с которой стекала голодная слюна. Кловис понял, что это конец. Если он и сможет прикончить одного, то двое других расправятся с ним. И почему-то страха он не испытывал, лишь сожаление, что не достиг своей цели. Девочка, обхватив ствол дерева руками, тихо заплакала, зажмурив глаза, дрожа от страха.

Он стоял спиной прислонившись к стволу дерева, на котором сидела девочка. Сердце Кловиса бешено колотилось. Вакуум безысходности сжимал грудь. Пальцы, удерживающие стрелу, онемели от напряжения. Один неверный шаг может быть последним не только для него, из охотника превратившись в жертву, но и для Алексы. Один из волков зарычал и двинулся вперёд, показывая ряд острых клыков, и юный охотник отчетливо почувствовал их голод и горячее смрадное дыхание на своей шее. Он выстрелил. Стрела угодила прямо в пасть зверю. Он замотал головой, завертелся на месте, затем упал, и его тело, содрогаясь в конвульсиях, скоро затихло. Остальные отскочили от мертвого собрата и стали расходиться в стороны, сообразив, что добыча не так безобидна, как казалось на первый взгляд. Кловис достал другую стрелу и снова натянул тетиву.

«Что ж, один из них», — подумал он, сообразив, что если они атакуют одновременно, то убить ему удастся только одного.

Увидев безысходность положения, девочка громко закричала:

— Помогите!!!

Вовсе не надеясь, что её услышат. Но неожиданно для них им отозвался громкий бас.

— Папа! Сюда! На помощь! — узнала Алекса голос отца.

Меж деревьев замелькали факелы, и через минуту на поляне появились несколько мужчин, вооруженных рогатинами, вилами, длинными ножами. Волки, увидев, что теперь преимущество не на их стороне, бросились наутёк. Девочку сняли с дерева. Мальчик получил заслуженную, по мнению старосты, оплеуху.

— Из-за этого выродка чуть не погибла моя дочь! Если бы ты не сказала, где он тренируется, то... — гневно высказывал он Ганне свои претензии, когда привёл Кловиса домой.

— Ты же знаешь, что это не так. Ты зря срываешь зло на мальчике. Он не виноват, и волки тут ни при чем, — сказала Ганна об истинной причине недовольства старосты.

— Если бы не он, Ютта была бы жива, — хмуро ответил мужчина, сменив тему разговора.

— Но ты готов его обвинить не только в этом, но и в том, что она отказалась выйти за тебя замуж, что полюбила другого, что родила от него ребёнка. За всё это ты мстишь мальчику, который даже не знает обо всём этом, — говорила старая женщина.

Староста что-то пробормотал себе под нос и вышел из дома.

Кловис лежал на своей лежанке на печке за шторкой и тихо вслушивался в разговор взрослых, нещадно горело ухо, но сердцу было ещё больнее.

1) Домен(от лат. dominium — владение) — часть владений короля либо владения какого-либо феодала, на которых он вел собственное хозяйство.

Вернуться к тексту

Три дня Ганна не выпускала Кловиса в лес в наказание. Но дел по дому и без того хватало. Монотонный стук молотка разносился по округе. Кловис сооружал новую калитку, верно рассудив, что лучше установить новую, чем чинить почти развалившуюся старую.

Алекса тихо подошла к нему сзади и всё не решалась окликнуть. Злится ли он на неё из-за нападения волков в лесу? Винит ли её в том, что сам оказался в смертельной опасности? Ей очень не хотелось, чтобы он отдалился от неё. Её сердце трепетно колотилось в груди, и она невольно вздрагивала при каждом стуке его молотка. Ее разум искал выход, но каждое воспоминание о том ужасе, что им пришлось пережить, лишь усугубляло бедственное положение.

Она вспомнила холодный требовательный взгляд его серых глаз, который пробирал до мурашек, и сталь в его голосе. Будто огромные волки были не единственными хищниками в этом лесу. Вокруг витал горький запах страха, и казалось, он постепенно заполнял её лёгкие.

Алекса в смятении стояла позади него, наблюдая, как он работал. Если он прогонит её, это будет невыразимой болью. Именно это её останавливало. С другой стороны, промедление было ещё более невыносимо.

— Тебе помочь? — наконец отважилась спросить она. Мальчик обернулся и взглянул на неё равнодушным взглядом.

— Твой отец сказал, что если я хоть раз подойду к тебе, то он свернёт мне шею, — хмуро произнёс Кловис.

— Так ты и не подходишь. Это я к тебе подошла, — сказала она, придерживая столб.

— А ему без разницы, — горько усмехаясь, произнёс Кловис.

Помощь Алексы пришлась как раз кстати. Вскоре на петлях висела новая калитка. Кловис не проявлял к ней неприязни, словно всё, что произошло, не имело для него значения. От этого стало немного легче. Может быть, скоро всё плохое забудется и всё будет как прежде.

Кловис изредка наблюдал за ней, боясь что нападение волков оставит страх в её душе, но судя по всему она уже успокоилась. И это снимало груз с его души, ведь он не смог бы тогда спасти её, если бы не подоспевшая вовремя помощь.

— Не ходи больше за мной, — сказал он, когда работа была закончена.

— Но Кловис, — с испугом возразила Алекса.

— Не ходи больше за мной в лес. Это опасно, но ты и так это поняла. Поняла же, — разъяснил он, строго посмотрев на неё.

Алекса печально вздохнула и закивала головой.

— Но разве тебе самому не опасно там быть? Взрослые охотники не ходят поодиночке, — напомнила девочка.

— Мне всё равно, что делают другие. По крайней мере, не с кем ссориться при дележе добычи, — рассудил мальчик.

Этим он ей и нравился. Порой он казался старше своих сверстников, а иногда и тех, кто старше него. Она вдруг вспомнила маленького мальчугана с рыжими волосами, который всегда держался в стороне от детей, кои все свободное время бегали по деревне, играя в нападение орков или войну между эльфами и гномами. Она часто видела его сидящим на песке и что-то рисующим. Другие дети считали странным этого молчаливого ребёнка. А некоторые открыто недолюбливали за то, что у него не было родителей. Но только не она. Ей он казался загадочным и необычным, так не похожим на других, познаюшим что-то новое по-своему, не так, как другие. Однажды, когда она была у реки, подошла к нему и спросила, что он рисует на песке. Кловис ответил, что это дракон, хотя животное на рисунке больше напоминало крылатую корову. Спустя несколько дней она опять встретила его на том же месте на берегу реки. Около него сновали какие-то мальчишки и мешали ему рисовать, затаптывая рисунок на песке, обзывая и насмехаясь над ним. Алекса некоторое время наблюдала за этим. Он не плакал, только тёр глаза, если в них попадал песок. Сорванцы ждали, когда он нарисует ещё что-нибудь, и снова затаптывали рисунок. Наконец девочка прогнала проказников.

— Почему ты не прогнал их? — возмутилась она тем, какой он трусишка.

— Зачем? Просто мне не хотелось пачкать руки, заравнивать рисунок, чтобы нарисовать новый. Они делали это за меня, — спокойно объяснил Кловис. Алекса удивленно уставилась на него.

«Так он их одурачил. Они-то думали, что вредят ему, а на самом деле помогали», — размышляла она, наблюдая за тем, как он рисовал. Песок был ещё тёплым, а солнце освещало его золотистыми лучами, отчего его волосы сияли и были похожи на языки пламени. Кловис усердно работал над новым рисунком, и в его глазах горел огонёк вдохновения. Девочка видела, что с каждым разом у него получается лучше и лучше, всё правдоподобнее. Закончив, он некоторое время любовался, затем протянул руку, чтобы сравнять песок и уничтожить рисунок. Алекса перехватила его руку.

— Подожди, оставь. Он очень красивый, — тихо произнесла она. На рисунке был изображен кентавр.

— Он всё равно не сохранится, — ответил мальчик.

— Ну и пусть, — настаивала Алекса.

С тех пор она частенько следила за ним, хотя подружки то и дело звали её с собой. Но ей уже порядком надоело изображать эльфийку, похищенную орками. Кловис же часто бродил по опушке леса и рисовал угольным карандашом на тонких дощечках какие-то растения. И получалось у него очень даже неплохо. Так он изучал окружающий мир, зарисовывая на всем, чем придётся. Даже если что-то был намерен мастерить, рисовал сначала то, что хотел получить в итоге, затем то, как будут соединяться детали. Вот и сейчас он, наверное, сделал так же. Только теперь он уже не был тем маленьким мальчиком. Блеска первооткрывателя в глазах явно поубавилось. Радужные фантазии быстро разбивались об суровую действительность. То, о чем шептали за его спиной, теперь иногда говорили в открытую. О том, что он отпрыск какого-то варвара или имперского солдата, но и то и другое не делало ему чести, делая его ублюдком. Хотя он не понимал, чем сын крестьянина лучше сына варвара. Его обзывали, иногда даже швыряли камнями. Он сносил всё это с молчаливым равнодушием. Лишь иногда по ночам зарывался в подушку, и Ганна слышала его порывистое от рыданий дыхание. Она любила внука, но людей переиначить не могла.

Весть о его проигрыше на состязаниях быстро облетела деревню. И все сошлись на том, что такому отребью, как он, нечего было там делать. Никто и не подумал посочувствовать парнишке. Хотя Алекса твердила, что у остальных кишка оказалась тонка принять в состязаниях участие, и она гордилась тем, что у Кловиса хватило храбрости это сделать.

— Я в следующем году снова попробую, — тихо сказал Кловис, не надеясь, что она одобрит.

— Зачем? Чтобы опять проиграть? — произнесла Алекса.

— А ты прям знаешь, что я проиграю, — немного обиделся Кловис.

— Нет. Я знаю, что ты хороший стрелок. Но в городе полно взрослых парней из мещан, которые тоже не прочь оказаться в рядах лучников сэра Ренарда, — ответила Алекса.

— Значит, надо стать лучше них, — уверенно сказал он.

Алекса посмотрела на него. Стройный, с идеальной осанкой. Его фигура уже готовилась к мужскому преобразованию, чуть раздаваясь в плечах, хотя девочка всё ещё была на полголовы выше него. Но не за горами тот день, когда ей придется поднимать голову, чтобы взглянуть в его глубокие, чистые, как темнеющее перед дождем небо, глаза. Он был не похож на глыбообразного сына кузнеца, который походил фигурой больше на орка, чем на человека, или тщедушного сына мельника, который занят только тем, что подсчитывает мешки с мукой и зерном. Все они были несколько старше Кловиса. Однако его ладони с тонкими, но крепкими пальцами постепенно обретали силу. Девочка на миг представила, как рыжие волосы, словно зарево рассвета под солнечными лучами, когда-нибудь сменят небрежность на осознанную прическу, добавляя мужественности его детскому образу. Время и постоянные тренировки, охота придадут его фигуре идеальные пропорции, а легкий загар станет знаком того, что он часто бывает на свежем воздухе и будет самым красивым парнем в их деревне.

От этих мыслей лицо Алексы вспыхнуло ярким румянцем от смущения.

«И с чего все решили, что он сын варвара? Может, он сын какого-нибудь столичного вельможи», — подумала она.

Но, представив, как местные девушки ходят за ним табуном, ей стало не по себе.

«А вот фигу им всем», — решительно вздёрнув носик, подумала она, мысленно заявляя на него свои права.

Через год он выполнил своё обещание, снова отправившись на состязание лучников. И в очереди на запись снова увидел своих недоброжелателей, те тоже обратили на него внимание. Только он сделал вид, что их не увидел. На записи был тот же стрелок, что и в прошлом году.

— Рад тебя видеть, малыш. Думал, после прошлогоднего проигрыша больше не появишься. Молодец, что пришёл. Имя и возраст? — задал он рядовой вопрос.

— Кловис, тринадцать лет, — ответил юный лучник.

Двое его недругов о чем-то тихо переговаривались, наблюдая за ним.

«Будет то же самое», — решил Кловис, дав себе слово не поддаваться на их грязные уловки. Он не тот напуганный мальчик, который впервые участвовал в состязании взрослых лучников. Он намерен на этот раз победить, и ничто его не остановит.

Сэр Ренард со скучающим видом сидел в своем шатре на деревянном подобии трона. Мужчина тридцати с небольшим лет, высокий, плотного телосложения, кареглазый брюнет в коричневом бархатном камзоле. Он с удовольствием сейчас бы бегал по лесам со своим отрядом, выслеживая гоблинов-лазутчиков. Даже простую охоту он считал более полезным делом, чем просиживание целый день на стуле с высокой спинкой, обитом красным бархатом. Даже кушанья перед ним, стоящие на столе, его не радовали. Он должен был разделить трапезу с победителем. Ещё одна награда за первое место.

— Ну надо же. Тот мальчик опять здесь, — сказал стоящий рядом с ним стрелок в зелёном камзоле.

Ренард посмотрел в ту сторону, в которую тот указывал, и увидел Кловиса. В прошлый раз он не придал особого значения участию ребенка в состязании, и итог его ничуть не удивил. Но сейчас он испытал чувство уважения к его упорству.

— Ну ты смотри, а, совсем ещё пацан, а каков! Спорим на три золотых, что он окажется в десятке лучших, — преободрился Ренард. Его глаза загорелись азартом.

— Он не пройдёт и половины этапов, — уверенно произнес стрелок, помня о прошлогоднем результате мальчика.

Они пожали руки в знак заключения пари.

— Ничего не бойся и ни на кого не обращай внимания, ясно? — давала наставления Алекса, которая и в этот раз увязалась за ним, несмотря на недовольство отца. Мальчик согласно кивнул. Её поддержка была как раз кстати.

Кловис стоял перед мишенью, медленно натягивая тетиву лука, заводя её за ухо, стараясь не слушать насмешливые выкрики и ядовитые замечания из толпы. Тем более, что он знал, кому принадлежали большинство из них. Только он и его цель, круг, сплетенный из толстых веревок с черным пятном в центре. В его руках чувствовалась уверенность. Он медленно дышал и слушал стуки своего сердца. Было безветрие, так что поправку на ветер делать не было надобности. Стук, ещё один. Наконец его рука замерла, и всё его внимание было сосредоточено на маленьком черном круге мишени. Сквозь гудение толпы слышал лишь своё дыхание, пока сжимал пальцы, чувствуя упругость тетивы. Задержал дыхание, услышал стук сердца, вызвавший едва ощутимую вибрацию грудной клетки. Выстрел. Стрела пронзила воздух, оставляя за собой тонкий след. Удар в мишень означал успех. Стрела, словно змея, вонзилась в черный круг, оставляя после себя легкий трепет оперения.

Кловис повторил свои действия, отводя взгляд от толпы, преднамеренно игнорируя шуточки о том, что дуракам везёт, которые звучали всё ненавязчивее. Следующая стрела выскользнула из его рук, словно шнур, и, как и в первый раз, поразила мишень, но не в центре, а несколько в стороне от него, оставив ещё один след своих усилий. С каждым успешным выстрелом росло некое удовлетворение после прошлогоднего фиаско и сознание того, что он тренировался весь год не зря. Насмешки из толпы становились всё более далёкими и малозначительными и казались теперь нелепыми.

По итогу состязания он занял пятое место. Победителем стал рослый парень из города. Но Кловис был необычайно доволен, ведь его недоброжелатели оказались худшими стрелками, чем он, и это несказанно радовало.

— Ну что я говорил! — стукнув по подлокотнику кресла, в сердцах произнёс Ренард, который всё это время активно болел за мальчишку. Стрелок молча полез в кошель и, вынув три золотых, протянул его вельможе.

— Отдай их лучше тому пареньку. Это он их выиграл, — сказал следопыт, слегка усмехнувшись.

— Слушаюсь, ваша светлость, — поклонился стрелок своему лорду и ушёл выполнять поручение.

Кловис стоял позади толпы и ждал, когда же начнется церемония награждения. Скольких лучников на этот раз примут на служение сэру Ренарду. Но вдруг чья-то крепкая рука зажала ему рот, и его поволокли прочь от стрельбища, затащили в одну из подворотней города и грубо толкнули к стене. Он узнал в похитителях своих врагов.

— Ты кем себя возомнил, деревенщина? Знай своё место, — сказал один.

— Твоё место в хлеву, — поддержал другой.

И в следующее мгновение Кловис получил ощутимый удар в живот. Его согнуло пополам, и стало нечем дышать. Паренек прижался спиной к холодной влажной каменной стене. Сначала они били по животу, потом он получил пару ударов в лицо. Тут он понял, что жалеть его вовсе не собирались и всё может для него плачевно закончиться. Его мир превратился в сплошное марево, где единственным звуком по-прежнему оставались насмешливые голоса.

— Погляди на этого хлюпика, — хихикал один из них, нанося очередной удар в подбородок. Кловис почувствовал, как кровь наполняет его рот, и почувствовал его металлический вкус.

— Сын деревенского холопа! — с ненавистью прорычал другой, схватив его за волосы, прижимая к стене. Он пытался защищаться и даже пнул одного из нападавших под коленную чашечку, тот взвыл от боли и, разразившись ругательствами и угрозами, опять ударил его по лицу. Это добавило ярости его мучителям. От очередного удара он упал на колени, зажимая живот. И, получив очередной удар ногой в живот, понял, что сознание покидает его. Останется ли он после этого в живых, было спорным вопросом. Но тут его внезапно бросили избивать. В подворотне послышались шаги.

— Ещё раз увидим тебя на состязании, убьём, — сказали они и поспешили уйти. Это было последнее, что он услышал, и его мир накрыла тьма.

Стрелок тем временем всюду разыскивал мальчика, который как сквозь землю провалился. Услышав в подворотне подозрительную возню, направился в ту сторону.

Тем временем один из лучников, изображая глашатая, огласил имя победителя и решение сэра Ренарда.

— Пятеро самых лучших лучников милостью сэра Ренарда будут зачислены в ряды его стрелков, чтобы служить верой и правдой Нореанбургу, — огласил он и стал зачитывать имена счастливчиков. Те выходили из толпы и становились перед ним, кланялись и благодарили за милость. Когда произнесли имя Кловиса, никто не вышел из толпы. Глашатай трижды повторил его имя, но он так и не появился, что удивило и несколько огорчило сэра Ренарда.

— Что ж, видимо, к служению он ещё не готов, — сделал он вывод, пожимая плечами. Кловиса заменили тем, кто занял шестое место.

Увидев в подворотне человека, лежащего на земле, стрелок сразу узнал его огненно-рыжие волосы и кинулся к нему. Он осторожно перевернул его на спину и ужаснулся. Из-за опухшего от побоев лица, все в синюшных кровоподтеках, его было не узнать. Он припал к его груди и услышал еле различимый стук сердца. Вздохнул с облегчением. Мальчик был жив. Он осторожно потрепал его по щекам, но тот не отреагировал. В подворотне появилась девочка со светлыми косами. Она увидела Кловиса на земле и кинулась к нему, опустилась на колени, обняла его и навзрыд заплакала.

— Кловис, миленький, не умирааай, — голосила она.

Парнишка застонал и открыл глаза, ощутив тяжесть её объятий, отдающих болью во всём теле.

— Пусти... мне нечем... дышать, — прерывисто тихо произнёс он.

— Кто это сделал? — строго спросил стрелок, помогая ему сесть.

— Я их не знаю, — ответил мальчик, удивленно глядя на парня в зеленом, красиво украшенном костюме.

Он порылся в кошеле, выудил три золотые монеты и протянул ему.

— Держи. Сэр Ренард пожаловал, — сказал он. Кловис даже про боль, от которой страдало всё его тело, на мгновение забыл. Он нерешительно смотрел на деньги, потом протянул руку, чтобы получить три золотые монеты. От дальнейшей помощи Кловис отказался. С помощью Алексы они добрались до повозки старосты. Увидев, в каком мальчик состоянии, тот опять начал ворчать.

— Поделом тебе. Что, больше всех надо? Хорошо хоть не убили. Нечего деревенской голыдьбе здесь делать, — говорил, хмурясь, он.

Всю дорогу Кловис лежал в повозке и иногда тихо стонал, так как каждая кочка отдавалась болью в его многострадальном теле. Даже мысли приносили боль, но они его были заняты совсем другим.

«Сэр Ренард обратил на меня внимание, значит, всё правильно. Всё получилось», — думал он.

Увидев его, Ганна заголосила, словно по покойнику. Его завели в дом и уложили на широкую лавку. Женщина стала ставить ему различные примочки. Широким полотном туго обмотала тело, подозревая, что без парочки сломанных рёбер тут не обошлось. Но когда он протянул ей монеты, побледнела.

— Ты украл их? Поэтому тебя избили? — встрепенулась она.

Кловис отрицательно покачал головой.

— Сэр Ренард пожаловал, — ответил он и попытался отвернуться к стене.

Горько было сознавать, что самый родной человек обвинил его в воровстве, что это первая пришедшая ей на ум мысль, а не то, что он мог заработать эти деньги. Через три дня он был в состоянии перебраться с лавки на лежанку на печке и проваляться там ещё неделю. Всё это время Алекса прибегала каждый день справляться о его здоровье, помогала за ним ухаживать и Ганне по хозяйству, несмотря на недовольство отца.

— Спасибо тебе, детка. Вот повезёт твоему мужу иметь в доме такую хозяйку, — поблагодарила женщина. Алекса многозначительно посмотрела на Кловиса, лежащего на лежанке.

Но он не мог ни о чем думать, кроме того, что точно попробует снова. В следующем году обязательно будет всё по-другому. Это он будет сидеть за столом, накрытым разными яствами, напротив сэра Ренарда.