Конец Света (джен)

«Судья. Страшный и беспощадный. Равнодушный ко всему на свете. Не знающий никаких чувств и жалости. Он пришёл. Опустился на землю английскую, возник из пустоты. Возможно, я первый, кто видел его и остался жив. Может, и единственный. Никто не сможет его остановить, я знаю. Он бессмертен и земные орудия бессильны перед его неописуемой, ни с чем несравнимой мощью.

На моих глазах он вырвал сердце. Его рука беспрепятственно прошла сквозь грудь женщины, любящей матери, и достала его.. потоки.. эти потоки крови... это кровавое месиво... Доля секунды и... немыслимо как, но тело женщины обратилось в прах, и рассеялось по ветру. А дальше муж и дети женщины, они.. они также стали серой горсткой. Порыв ветра рассеял и их. Я был в своём доме, видел всё в плотно закрытое окно. Я не знаю, как смог остаться в живых... я сам не понимаю...

Чёрное пальто — его одежда. И ветер принадлежит ему, ведь он не стал для него преградой — листопад облетал его существо. Он исчез также, как и появился — совершенно бесследно. Увидев это, я не мог поверить глазам своим.. Хотел бы принять всё произошедшее за страшный сон, но.. не смогу. Это не сон. Перед моими глазами стоит его образ, и я не могу, никак не могу его забыть..

Я схожу с ума. Да. Я схожу с ума. И, кажется, вместе со мной сходит с ума весь мир... все эти соглашения Чемберлена с Даладье, Гитлером и Муссолини... нет, что-то не так, я чувствую..

Мрак опутывает меня, мой рассудок. Непреодолимый страх давит на разум. Порой я забываюсь, и провалы в памяти с каждым днём растут. Я даже с трудом вспоминаю в полдень, чем занимался утром. Забываю даты и дни недели, всё на свете.. кроме его силуэта.

Ночные кошмары не дают сна и преследуют меня, в каждом из них я вижу конец. Я вижу смерть — от рук этого демона. Он опустошает земли, уничтожая всё на своём пути. Один лишь взгляд его ярко-красных очей, один лишь жест... Очередной сон кажется мне ещё реальней предыдущего, я как никогда чётко ощущаю всё происходящее в нём. Этого не передать словами.. такое со мной происходит впервые.

Тьма опускается на землю. Как ранним утром густой туман, только чёрный туман, чёрным утром, когда солнце блекнет, и трава под ногами перестаёт шелестеть. И в этой черноте приходит конец всему живому на нашей планете. Никакой радости, никакого счастья. Никакой любви. И никогда нам больше не увидеть яркий солнечный свет, дарящий надежду. Это закат человечества. Конец дней.

Сегодня тёмно-фиолетовые тучи нависли над моим домом, над нашим городком. И я почти мёртв разумом, почти потерял рассудок.

Я пишу эти строки. И больше не могу... Я не хочу видеть этот конец...

Господи, спаси и сохрани всех нас, грешников. И прими, если можешь, мою жалкую истерзанную душу...»

Дневник Пола Уэйна. 6 октября 1938 года.

«Я всё больше задаюсь вопросом: не являемся ли мы поколением, на долю которого выпадет увидеть приход Армагеддона? Я не знаю, обратили ли Вы в последнее время внимание на какое-либо из этих пророчеств, но, поверьте мне, в этих пророчествах описывается переживаемое нами время».

Рональд Рейган, 40-ой президент Соединённых Штатов Америки

Тисовая улица. Холодная ночь. Июль.

Стояла кромешная тьма, и лишь уличные фонари хоть как-то её разгоняли. Однако с каждым днём свет их мерк, растворялся в черноте ночи. День за днём свет всё глубже и сильнее тонул во мраке, накрывавшем город пеленой пустоты и небытия.

Каждый новый день тучи на небе становились всё темнее, всё сильнее сгущались. Грозили обрушиться затапливающим ливнем, перерастающим в наводнение, смывающим всё на своём пути.

Но если бы это было просто наводнение… Учёные не могли понять, отчего в июле такой пронизывающий холод. Они не понимали к чему этот порывистый ветер и откуда над Британией подобный циклон. Аномалия, — говорили они. — Впервые в истории.

Не понимал всего этого и юноша шестнадцати лет по имени Гарри Поттер, мирно спавший в доме номер четыре. Но сон его не был спокоен. В который раз с замиранием сердца он становился свидетелем гибели своего крёстного; гибели, винил в которой он только себя. И хоть со дня известных событий в Министерстве магии прошла не одна неделя, легче не становилось. Медленно, но верно в окружении своих ненавистных родственников мысли Гарри сводили его с ума. Потеря Сириуса стала для него слишком сильным ударом.

Это ведь он, только он вынудил крёстного и других членов Ордена тогда прийти к ним на помощь. Это ведь он, дурак, повёлся на простецкую уловку Волдеморта. А ведь всего этого можно было избежать, если бы он слушал Дамблдора. Если бы он занимался Окклюменцией…

Эти мысли не давали Гарри покоя. Они выжигали его изнутри, заставляли снова и снова вспоминать о Сириусе. А погода… она была лишь отражением его состояния.

Гарри дёрнулся во сне. Он вновь видел эту арку, накрытую таинственной вуалью. Но тут сон переменился…

…Огромное, необъятное поле, которому не было ни конца ни края. Угольно-чёрное небо, лишённое звёзд и каких-либо признаков Луны — словно чёрная бумага. Сухая выцветшая трава под ногами и пыль. Гарри моргнул и в то же мгновение всем существом ощутил: что-то изменилось. Оглянувшись по сторонам, он обомлел от шока: буквально за мгновение поле перестало быть бескрайним, и теперь его со всех сторон окружал лес, настолько густой и тёмный, что лишь темнота выглядывала меж его деревьев.

А потом он увидел их — глаза. Огромные, цвета свежей крови. Там, в глубине леса они наблюдали за каждым его движением, приводя Гарри в оцепенение и немой ужас. Это был не Грохх — это существо было гораздо больше. Его глаза не моргали. Два исполинских красных шара замерли в ожидании. Гарри стоял как вкопанный. Как он ни старался, он не мог заставить себя отвести взгляд от них. Они пленяли. Невиданный страх смял его волю, овладел им до мозга костей. Бешено колотилось сердце.

И тут это существо сделало шаг.

Земля сотряслась под ногами Гарри, густо поднялась в воздух пыль. Вдохнув её, Гарри закашлялся. Глаза его заслезились, но он все равно не мог не смотреть на эти глаза.

Ещё шаг.

Послышался громкий хруст, затем шум от трения листьев и веток и, наконец, звук глухого удара — первое дерево было повалено. В этот момент Гарри нашёл в себе силы и отступил на один шаг.

Ещё шаг.

Под откос пошло ещё одно дерево. Гарри медленно пятился. Сердце стучало уже где-то в горле, на лбу проступил ледяной пот.

Шаг. Шаг.

С грохотом были свалены последние деревья, отделявшие это существо от поляны, на которой был Гарри. Замерев на месте, оно предстало перед ним, однако всё, что видел подросток — это силуэт. Огромный — словно из чёрного бархата — силуэт существа; тело, которое невозможно было рассмотреть, словно вырезанная с холста фигура. Выделялись лишь глаза — колоссальных размеров и налитые кровью. Но вдруг и они стали темнеть. Красный цвет стремительно сменялся бордовым, затем бурым, и, наконец, обратился чёрным. Глаза исчезли. Растворились во тьме, словно сахар в чашке чая.

Гарри ощутил прилив сил. Он развернулся и что есть мочи рванул в противоположную сторону. Если он побежит через лес, наверняка деревья помешают существу его догнать, и тогда у него появится шанс, — стучала надежда в его голове.

И тут — как по щелчку пальцев — сверкнула молния и грянул оглушительный гром, от которого закладывало уши. Через мгновение с беспросветного неба посыпались тяжёлые капли дождя. Разыгрывался ливень. Спустя ещё один миг очередной заряд небесного электричества вонзился в землю прямо перед бежавшим Гарри, выбив из почвы перед ним яму с метр глубиной. Гарри как мог пытался сгруппироваться, чтобы не попасть туда, но, поскользнувшись на намокшей траве, со всего размаху влетел в дымившуюся выбоину. Хватая ртом воздух, он попытался встать, но левая лодыжка на это отозвалась невыносимой болью — по всей видимости, он подвернул её.

Душераздирающий и протяжный рык сотряс поляну. Вслед за ним последовали громоподобные шаги, и земля задрожала. Шаги с каждым разом становились всё сильнее. Оно приближалось.

Гарри вновь попытался встать, но нога саднила ещё сильней. В боку сильно кололо. Ощупав карманы, он вдруг осознал такую очевидную и такую ужасающую истину, о которой, впрочем, догадывался давно — палочки с ним не было.

Дождь лил как из ведра. Без перерывов сверкали молнии, беспощадно расчерчивая небо, неистово дрожала земля от всё новых шагов чёрного существа. Гарри ничего не оставалось, шансов на спасение не было. Он как слепой щенок барахтался в этой грязной, наполнявшейся водой яме, пытаясь выбраться, но толку в этом было мало — без участия второй ноги сделать это было практически невозможно. Края ямы, за которые он отчаянно хватался, стараясь выползти, были слишком сырыми и мягкими, то и дело выскальзывая из его рук и обваливаясь.

Сердце яростно билось, прорывая путь на свободу, а боль в лодыжке становилась невыносимой.

Но вдруг... дрожь в земле исчезла, шум оглушительных шагов стих, стих и гром, пропали молнии. Не прекращался только дождь. Значить это могло только одно — Оно уже рядом. Медленно, почти не дыша, Гарри перевернулся на спину и обречённо поднял глаза.

Не может быть, — пронеслось в его голове.

То, что он увидел, не поддавалось абсолютно никакому объяснению. Существо исчезло, его не было. Приподнявшись на руках, Гарри огляделся. Пустота. Исчез даже лес, окружавший поляну. Вдруг прекратился и дождь. Гарри вновь попробовал подняться и с удивлением осознал, что боль в лодыжке пропала, а в довесок ко всему на небе загорелись звёзды. Ничего не понимающий он поднялся на ноги. Бескрайнее поле, границы которого терялись в далёком-далёком тумане, и ни одной живой души поблизости. Тишина. Слышалось лишь какое-то лёгкое ненавязчивое жужжание. Только спустя несколько секунд Гарри понял, что жужжание это нарастает. Выбравшись из ямы, он взглянул на небо в ту сторону, откуда нарастал этот звук. Микроскопическая еле заметная точка. Постепенно мало-помалу она росла в размерах. Жужжание становилось громче. Гарри почувствовал, что рука его сжимает что-то. Он опустил взгляд. Это был обыкновенный скомканный лист бумаги. Разгладив, он поднёс его поближе к глазам, чтобы разобрать написанное.

Сегодня твой День Рождения, Гарри.

Прими мои поздравления.

Совершенно сбитый с толку, он вновь устремил взгляд на точку. Жужжание становилось оглушительным, давило на перепонки. Ещё секунда и Гарри уже мог разглядеть её… это была ракета. Такую он как-то видел в компьютерных играх Дадли. На огромной скорости она летела точно в него.

И тут разум его прояснился — он понял. Понял всё. Сегодня ему суждено умереть — вот так и никак иначе. Его разорвёт на куски за доли секунды, и никто об этом не узнает. Страх? Нет. Это было отчаянье за гранью истерики. Это была безысходность. Это была судьба.

Всё произошло мгновенно. Последнее, что он видел, или скорее предугадал, — взрыв, вселенской силы. И тьма. Его больше не было. Конец истории.

«Во всех своих делах и начинаниях мы более или менее желаем конца, ждём его с нетерпением и рады, когда дело готово. Только генеральный конец, конец всех концов, желаем мы обыкновенно отсрочить как можно долее.»

Артур Шопенгауэр, немецкий философ,

автор труда «Мир как воля и представление»

Лихорадочно хватая ртом воздух, Гарри очнулся. Сердце бухало в груди как в набат, в ушах стоял звон. Резко сев на кровати, он нервно схватил с тумбочки очки, нацепил их на нос и огляделся. Белоснежные стены... старый шкаф... клетка с Буклей на столе... Неужели он на Тисовой улице? Ведь всё было таким реальным...

Он поднял руки к глазам и в блеклом свете окна стал их медленно осматривать. Они были словно не его: бледные, как у призрака, с тонкими пальцами и проступившими зелёными венами. Затем он ощупал лицо. Казалось бы, никаких изменений. Но он до сих пор не верил в происходящее. Всё это был сон? Нет. Нет, не может быть. Это было по-настоящему. Он ведь… умер.

Гарри вылез из сырой от пота постели и подошёл к шкафу. Потянув за ручку, он уставился в зеркало, что висело на обратной стороне дверцы. По ту сторону стоял худой подросток в потёртой и местами мокрой от пота пижаме. Шрам был на месте, всё как всегда. Лишь глаза казались более яркими, чем обычно. На секунду приглядевшись к ним, Гарри захлопнул шкаф.

Гул в ушах не ослабевал, как не ослабевало и чувство обманчивости происходящего.

* * *

Утро в доме номер четыре по Тисовой улице не сильно отличалось от предшествующих. На кухне во главе стола сидел глава семейства мистер Дурсль, одетый в строгий серый костюм. Он чрезвычайно сосредоточенно пробегал глазами строчки свежего номера «Таймс». Пухлый светловолосый юноша — его сын Дадли — был в полной власти телевизора и оладьев, шесть штук которых он уже уплёл. Миссис Дурсль, хлопотавшая у плиты, эти оладьи как раз и готовила.

И всё было бы как обычно, если бы не тот факт, что миссис Дурсль то и дело бросала беспокойные взгляды за окно, где по небу натужно перемещались свинцовые тучи.

— Что обещают с погодой, Вернон? — спросила она, подойдя к окну и встревоженно осматривая улицу от одного конца до другого.

— Похолодание, — не отрывая взгляда от газеты пробасил мистер Дурсль и сделал пару добрых глотков кофе из своей чашки.

Миссис Дурсль остановила на нём свой озабоченный взгляд, после чего, неопределённо покачав головой, вернулась к плите и стала наполнять сковороду очередной порцией вязкого теста.

— До двенадцати градусов. Не иначе русские испытывают на нас климатическое оружие, — добавил, криво усмехнувшись, Вернон.

Мимолётом взглянув на часы, он чуть не свалился со стула.

— Треклятье, восемь тридцать! Так и опоздать недолго...

Поправляя на ходу галстук, Вернон Дурсль стремительно покинул кухню, а затем и дом. Миссис Дурсль — за ним.

Тучи продолжали ровно двигаться, грозя вот-вот низвергнуть на землю тонны и тонны воды. С опаской поглядывая на них, мистер Дурсль быстро прошмыгнул к своему автомобилю. Жена настигла его, когда он уже открывал дверцу водительского места.

— Меня пугает всё это, Вернон. — Голос её был неровен. Она принялась беспокойно поправлять ворот рубашки мужа.

— Поговори с мальчишкой, — серьёзно сказал он, отнимая руки жены от собственной рубашки. Сев за руль и заведя мотор, он добавил: — Наверняка он тут замешан.

Захлопнув дверцу авто и напоследок взглянув на встревоженную супругу, Вернон Дурсль выехал на пустую дорогу и вскоре скрылся за поворотом.

* * *

Скомканное влажное одеяло валялось на сырой постели. Там же покоилась и мятая подушка. Гарри неподвижно сидел за столом, взгляд его был устремлен за окно. Более трёх часов он просидел в таком положении, почти не шевелясь. Его до сих пор била лёгкая дрожь, не давая покоя, а перед глазами продолжали мелькать обрывки, словно кадры из сна. Так он и встречал наступление утра тридцать первого июля. Правда, погоду за окном с трудом можно было назвать июльской.

Часов с семи снизу стали долетать звуки включённого телевизора, приглушённые голоса родственников и в особенности недовольные высказывания дяди. Но вот уже половина девятого, и глава семейства уехал на работу, шумом мотора своего автомобиля на пару минут нарушив обет молчания Литтл Уингинга.

За дверью комнаты послышались кроткие шаги — кто-то поднимался по лестнице. Через несколько секунд дверь комнаты Гарри отворилась. Это могла быть только его тётка, Дадли уже давно не осмеливался входить в его комнату.

— Ты уже проснулся... — начала она, по-видимому попытавшись быть вежливой. — Ты... ты ведь видишь это? За окном.

Про погоду. Понятно.

Но Гарри не ответил. Даже не обернулся. На протяжении всех трёх часов после пробуждения ему бесчисленное количество раз мерещились налитые кровью глаза из сна. Не факт, что не померещатся они и сейчас, заточенные в глазницы тётки.

— Ты ведь имеешь к этому отношение?

Едва слышно Гарри горько усмехнулся. Похоже, тётя Петунья восприняла это как "нет".

— Но ты же... — голос её подрагивал, и это было отнюдь на неё не похоже. Она почти никогда не позволяла себе проявлений слабости в общении с Гарри. Стало быть, ситуация тревожит её не на шутку, — подумал он. — Ты же волшебник, ты, наверное, можешь всё исправить. Должны же вас учить чему-то в этой вашей.. школе.

Не выдержав, Гарри резко обернулся.

— Неужели вы так наивны? Если я волшебник, это не значит, что я Господь Бог. Думаете, мне самому в радость такая погода? — вспылил он, махнув рукой в сторону окна.

Собрав всё своё самообладание воедино, Гарри с расстановкой добавил, глядя тётке прямо в глаза:

— Я не знаю причину всего этого. Могу лишь догадываться.

Тётя Петунья молчала. Она ждала продолжения.

— Наверняка здесь замешан Волдеморт, — тихо произнёс Гарри, вновь разворачиваясь к окну.

— Тот, который… вернулся?

— Да, — коротко ответил он.

Сказать больше было нечего. После появления дементоров в Литтл Уингинге год назад теперь впору было ожидать чего-то посерьёзнее. Однако никаких новостей, касающихся Волдеморта и его шайки, с момента битвы в Министерстве не было.

— Хорошо… ладно… — тяжело вздыхая, изрекла она. — Спускайся завтракать, пока.. пока всё не остыло.

И вышла из комнаты. Но Гарри не сдвинулся с места — о еде он думал сейчас в последнюю очередь. Ему в голову пришла мысль, и он словно вышел из оцепенения. Он стал копаться в наваленной на столе куче из старых газет и исписанных свитков пергамента. Оторвав более-менее чистый и сносный кусок, он взял в руки ручку и наскоро вывел:

Здравствуй, Гермиона!

Как ты? Как лето проводишь?

Он застопорился. Нет, всё-таки он не мог писать об этом в письме. Даже Гермионе. Описать свой сон? Ощущения все равно передать не удастся, и на бумаге останется это всё банальным кошмаром. Да и потом у неё, наверное, и своих дел по горло. Поэтому Гарри посчитал, что наилучшим вариантом будет просто убедиться, что с ней всё в порядке.

Подписав письмо, он свернул пергамент в трубочку и устремил взгляд на Буклю. Сова сидела на своей жердочке в клетке и сладко дремала, спрятав белую голову под крыло. Открыв клетку, Гарри аккуратно провёл пальцами по оперению на спине Букли. Сова моментально пробудилась, выпрямившись и широко раскрыв чуть сонные янтарные глаза.

— Работа есть, — объяснил сове Гарри и на миг задумался: а стоящая ли это работа — из-за пары бытовых вопросов посылать Буклю за десятки, а то и сотни километров отсюда… Хотелось бы верить, что да.

Вылетев из собственной клетки, разбуженная сова приземлилась на спинку стула и покорно вытянула лапу. Гарри аккуратно стал привязывать письмо.

— Спасибо, что понимаешь. И, пожалуйста, не потеряй его.

Он подошёл к окну и распахнул его; оттуда тотчас повеяло пронизывающим холодом. Взмахнув крыльями, Букля поднялась в воздух и стремглав вылетела, не издав ни звука на прощание.

Вот и всё. Теперь он один.

Сменив пижаму на джинсы и растянутый свитер, Гарри спустился на кухню. Толстяк Дадли смотрел телевизор и, очевидно, поглощал уже порцию десятую оладий, которые он обильно поливал джемом. Про диету Дурсли как-то и забыли. Впрочем, даже при ней Дадли стал тоньше в обхвате, дай бог, на пару дюймов, а недовольства при этом было выше крыше, причём исходило оно не только от самого Дадли, но и от дяди Вернона. И, похоже, это была основная причина отказа от диеты.

К счастью Гарри, тёти Петуньи на кухне не было.

— Как каникулы проводишь, большой Дэ? — спросил Гарри, проверяя сковородки на наличие еды.

— Ты пгости, оадьеф бофе нет, — сквозь набитый рот выговорил Дадли, сладко причмокивая.

— Эх. Ну ничего, бекончик сделаем. Признайся, у тебя какой бок вкуснее: левый или правый? — взяв в руки вилку и нож, спросил Гарри, медленно приближаясь к кузену. Жевательный процесс Дадли в момент резко замедлился — он с недовольством наблюдал за братом, пока не проглотил всё и неожиданно не завопил во всю глотку:

— МА-А-АМ!!!

Всё понятно — Дадли в своём репертуаре. Сейчас придёт тётя Петунья и наверняка поднимет шум. И надо это Гарри?

Хлопнув дверью, он вышел из кухни и, наскоро накинув куртку, покинул дом.

Холодный пронизывающий ветер хлестал по лицу, поднимая с земли волны пыли и грязи. Он срывал с деревьев листья, проникал под одежду и топил в своих ледяных объятиях.

Гарри направлялся в парк. В тот самый парк, где год назад встретил Дадли с его дружками. Что ж, с тех пор немало воды утекло…

Литтл Уингинг казался совершенно безлюдным. Пустые детские площадки, закрытые магазины и сухие газоны, наполненные пожухлой травой. Лишь плотно занавешенные окна домов, подсвеченные жёлтым изнутри, выдавали местных жителей. Похоже, не на одних Дурслей погода действовала угнетающе. И шагая по пустой улице, Гарри всеми фибрами души чувствовал… что-то не так. Этот день, эти тучи. Это небо. Всё как-то… иначе.

Перемахнув через ржавый забор, он оказался в парке. Парк был пуст. Из множества качелей целыми оставались лишь те единственные, которые шайка Дадли не тронула — видимо, оставили для своего вожака. На них Гарри и сел. Сломанные цепи остальных болтались на ветру и бились друг о друга, неприятно бряцая. Странное дело — ему почему-то казалось, что эти звуки как будто имеют последовательность…

Дождь хлынул настолько неожиданно, что заставил Гарри вздрогнуть. Поглубже укутавшись в необъятную куртку, он огляделся. Никого. Только гром гремел где-то вдалеке. И с каждый секундой дождь усиливался. Однако Гарри и не думал возвращаться на Тисовую улицу. Сейчас ему как никогда хотелось побыть одному. Промокнуть под этим пускай и таким ледяным дождём — это не имеет значение…

Может быть, он действительно замешан в погоде? Или она просто угадывает его внутреннее состояние?

Дождь перерос в ливень, и гром гремел уже где-то совсем рядом. Небо то и дело рассекали вспышки молний. Одежда Гарри промокла насквозь, куртка нисколько не спасала, а вода с волос стекала ручьями. Очки заливало, и разглядеть что-либо дальше ограды парка было практически невозможно. Нащупав в кармане палочку, Гарри достал её и, сняв очки и постучав по ним, произнёс:

— Импервиус!

Одев их обратно, он сильно удивился: Водоотталкивающие чары не сработали.

— Импервиус! — попробовал он ещё раз.

Снова ничего.

— Что за… Импервиус!.. Импервиус!

Сколько бы раз Гарри не пытался применить заклинание, оно не работало. И вот уже ливневая стена подошла к Гарри совсем близко. Окружающий мир вокруг словно растаял. Тяжёлые капли падали на землю, превращая её в грязную жижу. Насквозь промокшего Гарри начала бить мелкая дрожь. Спрятав палочку, он снял очки и, сам не зная зачем, стал дрожащими пальцами протирать их…

Ещё до того, как Гарри снова надел очки, он смутно увидел то, что привело его в ужас. Это были они — те самые глаза из сна. Налитые кровью, неправдоподобно ярко светившие из-за стены дождя. Но они были меньше — глаза принадлежали человеку. Однако за исключением размеров ничего человеческого в них не было. Поначалу Гарри не понял, в чём дело, однако вскоре сообразил — вспышки молний не отражались в них. Глаза выглядели стеклянными.

Спустя мгновение стену дождя преодолело и тело их обладателя. Это был невысокий мужчина средних лет, и одет он был в немного помятый чёрный костюм, такого же цвета рубашку и сильно контрастирующий бордовый галстук.

Лицо его не было красивым: черты его были угловаты и безжизненны. Глубоко посаженные глаза, тяжело нависшие брови, высокий лоб и тонкие губы. Но что особенно поразило Гарри, так это то, что этот мужчина был абсолютно сухим: и волосы, и одежда. Будто дождь не существовал для него.

— Здравствуй, Гарри, — произнёс спокойный, почти металлический голос. И каждая буква из его уст заглушала окружающий шум — Гарри удивительно отчётливо его слышал.

— Кто вы? — выдохнул Гарри, вскочив с качелей и вспоминая, куда убрал палочку.

У него было крайне плохое предчувствие.

Незнакомец ответил не сразу. Но когда он это сделал, от его голоса у Гарри по спине побежали мурашки.

— Важно не кто. Важно — зачем.

Лицо мужчины не выражало ровным счётом ничего. Оно было пустым.

— Срок подошёл к концу, Гарри, — продолжал он. — Ты был выбран для этой цели.

Это был абсолютно ледяной и отстранённый голос, не имеющий никаких эмоциональных оттенков, присущих людям. От него по спине Гарри побежали мурашки.

Не в силах сдвинуться с места, мальчик смотрел сквозь заливаемые дождём очки в красные глаза незнакомца.

— Какой цели? — перебарывая волнение, спросил он.

Шум дождя заглушал его слова, тяжёлые капли пузырились под ногами. Сантиметр за сантиметром холод пробирался ему под кожу.

— Держи.

И он бросил Гарри какой-то предмет, мягко прошелестевший металлическим звуком. Незамедлительно поймав его, Гарри опустил взор — это были серебряные карманные часы на цепочке. Он присмотрелся. На крышке часов значилась маленькая витиеватая «H», окружённая своеобразными узорами.

Открыв их, Гарри не увидел ничего необычного. Кроме одной детали — часы шли против часовой стрелки. Сейчас они показывали почти ровно двенадцать.

Гарри непонимающе поднял взгляд на незнакомца.

— Это отсчёт, — опередив вопрос, сказал незнакомец. — Ровно тринадцать оборотов.

— Я не…

— Прими мои поздравления. Это честь для смертного.

Ещё до того, как Гарри открыл рот, чтобы задать другой вопрос, дождь усилился. Его стена поглотила силуэт незнакомца и быстро приближалась к юноше, сантиметр за сантиметром. Земля вдруг исчезла из-под его ног, превратившись в водоворот. Пространство сжималось, и преграда из дождя была уже совсем рядом. Гарри сделал глубокий вдох…