Чертёнок (джен)

Мелок опасно хрустнул и чуть было не испортил пентаграмму, съехав в сторону. Даниил сдержанно выдохнул сквозь зубы — ругаться здесь и сейчас он опасался — и аккуратно продолжил выводить линии. Он ещё пару раз бросил взгляд на уже изрядно залапанный листок с рисунком, сверяясь, и кивнул сам себе.

Всё начиналось как шутка. По крайней мере, он первое время убеждал себя, что это шутка. Некоторые же стреляют в тире по портретам начальства и бывших, кто-то месит грушу в зале, представляя обидчика, а он собрался провести "призыв". Вот только Мишка так настойчиво и заразительно рассказывал, что это всё правда и действительно работает, что Даниил сам не заметил, как проникся этой идеей. И уже со всей серьёзностью начал готовиться к тому, чтобы призвать демона и заключить с ним контракт.

Даниил сам не заметил, как докатился до этого. Он просто жил, учился, устроился на работу. И вдруг оказался здесь и сейчас: живёт в полуаварийном доме в крошечной однушке, доставшейся после смерти родителей, работает в местном НИИ и больше нигде и никому со своими знаниями в их крошечном городке не нужен. Казалось бы, даже так это не самая плохая жизнь. Если бы не начальник.

Евгений Петрович сразу возненавидел Даниила, и тот так и не понял почему. Вот только любые ошибки на работе — и штрафы, и отработки за них — сразу стали сыпаться на его голову, даже если вины его в том не было. Зато за его успехи и заслуги награждали всех, кроме него. Уже даже коллеги заметили эту несправедливость и попытались было возмутиться, но быстро испугались Евгения Петровича — уволит ещё. А у Даниила сил и времени теперь хватало только на то, чтобы поспать после работы и сразу поплестись на следующую смену.

Даниил считал, что терпение и усидчивость — его сильные стороны. Он терпел это безобразие почти шесть лет, но уже и его силы подошли к концу. Когда Даниил начал всерьёз рассматривать вариант уехать в соседний город и работать там грузчиком, а жить на теплотрассе, к нему как раз и подсел в столовой Мишка. Всегда какой-то взлохмаченный и живой, теперь он выглядел то ли помятым, то ли побитым, то ли после жёсткого похмелья — щёки ввалились, волосы спутались, даже глаза покраснели и слезились.

— Что, совсем Петрович заел?

Даниил отмахнулся от вопроса и снова начал накалывать на вилку макароны из тарелки.

— А я знаю выход.

Обычно бы Даниил пропустил это мимо ушей, но в голосе Мишки звучала такая уверенность и даже надежда и страсть, что он решил довериться.

И вот он здесь — ползает на коленках по старому паркету в комнате, рисует пентаграмму и одновременно надеется и на то, что всё получится, и на то, что это всё окажется просто глупой шуткой.

Он ещё раз провёл мелком по всем линиям, убедился, что не смахнул никакую случайно штаниной. Сверился с рисунком, который ему дал Мишка. Вздохнул.

Уже сидя по-турецки перед пентаграммой, Даниил ещё раз проверил, что всё подготовил: толстая старая свеча, спички, блюдце со смесью молока и крови — свою он проливать побоялся, поэтому попросил нацедить на рынке в мясном ряду, "для экспериментов", — и его версия договора. Про это Мишка отдельно сказал, правда, потом как-то грустно шмыгнул и пробормотал: "Всё равно не поможет".

Непривычные слова срывались с языка одно за другим. Даниил, сосредоточенно нахмурившись, водил пальцем по бумажке, читая их, — латыни он не знал, поэтому попросил Мишку записать транскрипцию русскими буквами. Всё равно что так, что так он смысла не понимает. На последнем предложении он отложил бумажку в сторону, зажёг свечу и взял её в обе руки, заканчивая заклинание призыва уже по памяти.

Ничего не произошло.

Даниил пару раз медленно моргнул.

— Глупо было всё это вообще начинать, — пробормотал он и вздохнул.

Свеча от дыхания погасла. От фитиля вверх потянулся тонкой ниткой дым. И в тот же миг в центре пентаграммы с треском забегала искра невообразимого неземного цвета, раскручиваясь всё быстрее и оставляя широкий шлейф.

Даниил так и замер с отвисшей челюстью, пока внутри дымного столба не раскрылись красные глаза, аж три штуки. Даниил с громким хлопком закрыл рот.

Из дыма будто попыталась выйти какая-то сущность, но передумала уже на грани нашей реальности. Её глаза внимательно рассматривали Даниила, взглядом пронзая насквозь его душу, а он в свою очередь пытался сжаться в максимально незаметный комок. В голове пронеслось: "Боже, какое же я трусливое ничтожество".

Сущность в дыму скривилась:

— Даже не думай о Нём.

— Извините, — прошептал Даниил.

На той стороне будто бы пожевали задумчиво губы прежде, чем спросить:

— Чего тебе? Денег? Девушек? Умение стрелять лазерами из глаз?

— А можно?

— Ты дурак? — тут же срезала его сущность. — Конечно нет, хотя некоторые из вас просят. Посмотрел я в твою душу и так и не нашёл чёткого желания. Поэтому давай, сам. И побыстрее.

Даниил тут же схватил стопку листов с записанным им договором: что он просит успокоить и отвести от него гнев Евгения Петровича, чтобы тот больше никого не доставал. Это только на первой странице, а остальные четырнадцать — чем он готов за это заплатить и на каких условиях. Даниил хотел надеяться, что учёл всё.

— Это всё твоё желание?! — Даже сквозь дым было видно, как у сущности вытянулось лицо.

— Нет-нет, это договор, что я хочу, чем заплачу. Меня начальник ненавидит, пусть успокоится.

— На веки вечные?

— Нет! — воскликнул Даниил и сам удивился. И продолжил уже тише: — Не надо никого убивать. Пусть просто поспокойнее станет и перестанет меня ненавидеть. Отвлечётся на что-нибудь. Только не на других коллег! Не хочу, чтобы им... из-за меня... вот.

Сущность явно хотела съязвить, но вдруг глаза её озарились внутренним огнём, и она громко щёлкнула пальцами — Даниил хотел верить, что это были пальцы.

— У меня есть отличное предложение для тебя, смертный. Заключим договор: я дам тебе решение твоей проблемы, но только от тебя зависит, применишь ли ты его. А за это ты обязуешься...

— ...отдать вам свою душу.

— Пф, нужна она мне, — отмахнулась сущность так быстро, что Даниилу стало даже немного обидно. — Нет, ты обязуешься через год-другой рассказать, как всё прошло. По рукам?

Даниил подозрительно посмотрел на протянувшуюся из дыма чешуйчатую лапу. К слову, действительно с пальцами.

— А в чём подвох?

— Только в твоей совести. Оставишь мой дар себе — будешь страдать сам, отдашь врагу — будет страдать он.

— Но не умрёт?

— Даже не заболеет. Скорее всего. Ну!

Даниил хлопнул по протянутой ладони и тут же отдёрнул руку.

Сущность тихо захихикала:

— Ну наконец-то. Держи решение своей проблемы.

Дым расплескался по пентаграмме, омывая её края. Из белёсого марева вдруг поднялся потрескивающий холм, неровно светящийся изнутри малиновым светом, словно это была куча тлеющих углей, — Даниилу даже показалось, что он почувствовал жар от него. А на вершине его сидело как ни в чём ни бывало маленькое создание. Оно посмотрело на Даниила голубыми глазками, любознательными, живыми и чуть-чуть расфокусированными.

— Вы серьёзно?

— Бери, — прорычала сущность, и Даниил поспешил забрать котёнка, но тут же с опаской поставил его на пол.

Полосатая пушистая шкурка, хвост-морковка, неуверенные лапки и целеустремлённость танка. Внешне это был самый обыкновенный котёнок. Даниил хотел было что-то ещё уточнить, например, не открывает ли он в полнолуние пасть размером с КамАЗ, но в пентаграмме уже было пусто, только последний завиток дыма быстро таял в воздухе.

* * *

— ...и отчёт по испытанию этого модуля, — закончил Даниил, выкладывая на столе перед Евгением Петровичем стопки документов.

Тот молча потёр глаз запястьем и слегка расфокусировано глянул на подчинённого.

— Всё?

Даниил кивнул.

— Хорошо, свободен.

Даниил решил, что хватит откладывать важные дела на потом, выудил из папки ещё один листок и тоже положил на стол.

— У меня ещё, вот. Заявление на отпуск. В отделе кадров согласовали, только ваша подпись требуется. Через два месяца, — поспешил уточнить он.

Евгений Петрович молча подписал заявление, отдал Даниилу и махнул рукой: "Иди отсюда".

Только выйдя из кабинета и завернув за ближайший угол, Даниил расправил заявление и уставился на него, не веря своим глазам. Его ни разу не отпускали в отпуск, всегда находя причины, почему он не может отдохнуть. Шесть лет без отпуска, а тут — надо же! — сразу три недели и без лишних вопросов. Ещё не успев даже сообразить, что творит, Даниил молча поблагодарил и пожелал здоровья той сущности, что ответила на его призыв.

В тот раз он всю ночь не спал, решая, что ему делать. Котёнок казался до ужаса нормальным: поиграл со шторой, сделал лужу на паркете, вылакал молоко из блюдца, залез в ботинок и там заснул. Даниил так и не понял, в чём был подвох, поэтому под утро достал с антресоли обувную коробку, вытряхнул оттуда ёлочные игрушки, постелил на дно кусок старой фланелевой рубашки и усадил своё ушастое "решение" внутрь.

Где живёт Евгений Петрович, он знал. Даниил чувствовал себя преступником, когда на цыпочках прокрался на нужную лестничную клетку и поставил коробку под дверь. Он колебался, стоит ли постучаться или можно уйти просто так, как в дверном замке зашуршали ключи. Перепрыгивая через ступеньку, Даниил заскочил на этаж выше и затаился там.

— Ой!

Тихий женский голос. Должно быть, дочь Евгения Петровича.

— Да коробка какая-то, — ответила она кому-то в квартиру. И уже громче и с совсем другой интонацией вскрикнула: — Ой! Тут же котёнок. Малявочка, как ты здесь оказалась? Иди сюда. Кто тут такой пушистенький? Смотрите! Пап! Лёш!

Дверь захлопнулась, и Даниил быстро и максимально незаметно спустился по лестнице и выбежал из подъезда, чтобы не попасться. Дело было сделано, и котёнок остался в семье.

Первое время на работе ничего не менялось, так что Даниил начал подозревать, что его обманули. Ещё и Мишка подскочил с вопросом: "Ну что?".

— Всё получилось. Наверное.

Мишка недоверчиво оглядел Даниила, чуть ли не в уши ему заглянул.

— Что-то ты слишком бодрый. — Сам он за эти дни осунулся ещё больше.

А потом начались чудеса. Даниил как раз заглянул к лаборантам: и распечатки забрать, и кофе попить. И чуть было не споткнулся об порог, когда увидел сидящего в лаборатории Евгения Петровича, который с внимательным видом слушал главного лаборанта, старого Пашу — другого обращения дед не признавал принципиально: "Или называй меня Пашей, или я тебя не знаю". Тот с важным видом рассказывал что-то про правильный баланс микроэлементов. Даниил бочком подошёл ко второму лаборанту и, пока скатывал длинный рулон миллиметровки со змеящейся распечаткой сигнала, спросил шёпотом:

— Петрович с Пашей в ЗОЖ подались?

— Да где там. У Паши сын у себя там, в Москве, кошек разводит породистых каких-то. А у Петровича котёнок появился, оказывается. Вот Паша и передаёт инструкции, как зверёнка кормить. Я б так ел!

Ещё несколько дней спустя Даниил застал Евгения Петровича в окружении коллег, которым тот что-то увлечённо показывал с экрана смартфона. Не удержавшись, он тоже заглянул через чьё-то плечо и увидел бесконечную череду почти одинаковых фотографий того самого котёнка.

— Взяла и сгрызла провод от телефона. Ну вот же зараза! Но как её ругать, такую красивую. Прощаю, конечно. Куда я денусь! А вот, смотрите, какая шерстка красивая. На солнце — почти как тигр. Да?

Даниил не ожидал, что внезапно повернувшийся Евгений Петрович обратится с вопросом именно к нему. Потому и не придумал ничего лучше, как сказать правду:

— Ага. У матушки раньше похожая кошка была, Анфиса.

— А мы свою Марусей назвали, — улыбнулся вдруг раздобревший Евгений Петрович, увидевший в подчинённом родственную душу.

Даниил так и остался молча моргать, не веря в происходящее. Это был первый раз, когда начальник не то, что не орал на него, а даже улыбнулся!

С тех пор дела наладились. За ошибки Евгений Петрович его больше не наказывал, да и вообще никого, стал ко всем относиться с пониманием. У самого его, правда, появились синяки под глазами, как у большой панды, — оказалось, что Маруся любит поиграть в четыре утра и для этого будит именно его. И вообще к остальным членам семьи она была снисходительно равнодушна, зато Евгений Петрович должен был её кормить, чесать, играть, менять лоток и вообще всячески ей прислуживать. Но тот был уже настолько ослеплён любовью к полосатому чертёнку, что позволял ей всё — даже лужу в своих ботинках поставил в вину себе же: "Я купил наполнитель в лоток, который ей не понравился. А как ей ещё мне пожаловаться? Как смогла, так и показала". И зла, как и сил на то, чтобы срываться на подчинённых, у него уже не оставалось.

* * *

Ночью город спал. Свет горел только в одном окне. Даниил поёрзал на подоконнике, глядя на не торопящийся закипать чайник, и ещё чуть-чуть прибавил огонь под ним. Ему почему-то вдруг стало стыдно за простенькую обстановку и старый стол на своей кухне. Демона это, напротив, развлекало — он примостился на табурете, закинув одну мохнатую трёхпалую ногу на другую, и вертел вытянутой головой во все стороны, по очереди моргая тремя глазами.

— Вам с сахаром?

Демон махнул лапой: "Давай".

Когда чай был разлит по кружкам, на столе появилась распечатанная пачка печенья, а демон, высунув лиловый кончик языка, зачарованно смотрел, как медленно тает кубик сахара, Даниил не выдержал.

— Так что это было?

— Что именно ты хочешь знать, смертный? Что было и когда? Задавай свои вопросы точнее, если хочешь получить конкретные ответы.

— Вы отдали мне котёнка. Это же действительно обычный котёнок? Не демоническое создание какое, не оборотень, не проклятие?

— Да. Нет, нет, нет.

Даниил опешил ненадолго. Он-то ожидал, что сейчас узнает ужасающую правду.

— Как он у вас оказался?

Демон попробовал кончиком языка чай, удовлетворённо хрюкнул и отхлебнул немного.

— Знаешь же историю, что все животные попадают в Рай? Безгрешные души, вся эта мишура. — Когда Даниил кивнул, демон продолжил: — Это как бы так и есть, но не совсем. Животные же тоже разные бывают. Есть такие, с шилом под хвостом, что даже у ангелов терпения не хватает. Они их отправляют на землю перерождаться в первую очередь. Некоторые и правда исправляются: кто-то от тяжёлой жизни, от жестокого обращения в чувства приходит и осознаёт, что зря жизнь хорошим людям портил; кто-то, наоборот, в добрых руках оттаивает. А кому-то хоть сотню перерождений дай — всё равно не исправятся. Таких уж нам отдают. Но эта...

— Маруся, — подсказал Даниил.

— Да как её только не звали. Она у нас умудрилась опрокинуть Пилон Вечности. Рыбок и грызунов с птичками сожрала немерено — служба перерождения не знала, куда срочно столько заявок пристроить. А на Полях Огненных Светлячков вообще туалет устроила — мы заметили только тогда, когда вонять стало невыносимо, ну не могли же светлячки столько нагадить! И сидит, морда такая, будто её это всё не касается. Ты ей выговор делаешь, а она только глазками красивыми моргает. — Демон встряхнул головой, зажмурив два крайних глаза. — Прям суккуб в кошачьей шкурке, всех околдовывает. И настоящих суккубов, кстати, тоже. Им-то весело было — придут, поиграют с ней, потискают. А мы всем Звериным Адом не знали уже, куда эту бестию подсунуть. У нас-то квот на перерождение немного, а её заявку уже и не принимают. Теперь хоть отдохнём от неё лет десять-пятнадцать.

Даниил всё пытался понять, что его смутило в этом рассказе.

— Подождите. Звериный Ад?

— Ну да. А где ещё кошке быть?

Даниил открыл было рот, но так и не нашёлся, что сказать.

— Я сам, знаешь, как удивился, когда призыв услышал. Нас уже пару веков никто не трогал — всё достаётся Большому Аду. А мы только сидим, с хомячками-суицидниками нянчаемся, да слушаем байки от "настоящих демонов", как их на землю призывали и сколько душ они собрали.

— А я ведь, честно говоря, тоже планировал кого-то из них призвать.

— Я так и подумал. Ты в слове "счастье⁽¹⁾" часть слогов не проговорил и получилась "кошка⁽²⁾". Вот твой призыв и застрял между разными Адами. А я ухватился. Кто я такой, чтобы отказывать человеку, который так сильно жаждет получить кошку?

— То есть моя душа вам не нужна?

— Отстань. — Демон махнул когтистой лапой и отпил ещё чая, громко причмокнув. — Куда мне её девать? Да и не мой это профиль.

Даниил только сейчас осознал, как сильно ему повезло.

— Хотите варенья?

— Конечно. И чая ещё плескани.

1) лат. felicitas

Вернуться к тексту

2) лат. felis

Вернуться к тексту