Гордость и предубеждения (гет)

Лекция по зельеварению была в разгаре, но Люциус не мог сосредоточиться на занятии с самого начала, так что со временем даже пером перестал водить по пергаменту — это не имело смысла. Он знал, что всегда может воспользоваться конспектом Нарциссы, и только поэтому позволял себе изредка отвлечься. Происходило подобное действительно нечасто — Люциус привык учиться, любил учиться и, самое главное, хотел оставаться в своем звании лучшего студента Хогвартса последних десятилетий.

Сегодня, однако, что-то пошло не так, и лекция Слагхорна казалась еще менее интересной, чем занятия у Бинса. Хотя, справедливости ради следует отметить, что и лекции профессора Бинса Люциус слушал и конспектировал также внимательно, как и прочие.

Если бы он знал, что именно сегодняшнее занятие станет началом событий, которые изменят его жизнь, будущее и мировоззрение, он нашел бы в себе силы не отвлекаться.

Пришел в себя Люциус только тогда, когда прозвучала его фамилия:

— … Малфой… и мисс Пруэтт, — произнес Слагхорн, поднимая взгляд от журнала со списком учеников, — наши старосты, полагаю, сработаются.

Он сделал паузу, явно ожидая комментариев, но так их и не дождался.

Люциус коснулся локтем плеча Гойла.

— Что происходит?

Гойл коротко посмотрел на него.

— Слагхорн распределяет заключительные проекты по зельеварению.

— Черт, — ругнулся Люциус, хотя редко позволял себе подобное.

Он удивленно взглянул в сторону гриффиндорцев, не понимая, почему не посыпались возражения от Пруэтт. И тут же понял — ее просто нет на занятии.

Конечно, он мог подойти к Слагхорну, попросить сменить ему партнера, но теперь это стало бы проблемой — потянулись бы другие перестановки, и остальные тоже могли захотеть поменяться. Люциус был слишком горд, чтобы признать свою оплошность, да и кандидатура Пруэтт являлась не самой плохой — он пару раз патрулировал с ней замок, так что немного, но все же знал ее. Поэтому Люциус решил промолчать — в конце концов, они ведь даже не обязаны работать вместе. Он планировал просто объявить Пруэтт, что будет варить зелье один, а итоговый балл они, так и быть, разделят на двоих.

Люциус не мог допустить, чтобы его зелье вышло не идеальным. Он знал, что получит за него высший балл. Если Пруэтт не согласится на его условия, то она полная дура — кто еще отказался бы получить “отлично”, ничего для этого не делая?

-

Найти Пруэтт удалось не сразу: оказалось, она заболела, и именно по этой причине отсутствовала на занятии. А когда Люциусу все-таки удалось поговорить с ней, все прошло не так, как он ожидал.

— Ты же не думаешь, что я откажусь выполнять итоговый проект? — спросила Пруэтт, скрестив руки на груди и пытаясь выглядеть оскорбленной. Нос ее был красным, а голос — сиплым; из ушей все еще шел пар — побочный эффект бодроперцового. — И доверю его тебе одному?

Вообще-то, именно на это он и рассчитывал. Но был слишком горд, чтобы продолжить убеждать пухлую рыжую девчонку, которая макушкой едва доставала ему до плеча. И все же, он не мог не попытаться избавиться от общества:

— Я говорю о том, что, если у тебя имеются другие дела, ты можешь заняться ими, — без эмоций в голосе произнес он. — Я вполне способен сварить зелье высшего ранга без чьей-либо помощи.

А еще лучше, если ему не будут мешать. В конце концов дело не совсем в Молли Пруэтт — просто Люциус привык работать один.

Пруэтт усмехнулась.

— Нет, благодарю, — бросила она и, развернувшись, зашагала прочь.

-

Несмотря на то, что Пруэтт оказалась не такой сговорчивой, как Люциус надеялся, он все же планировал взять основную ответственность за зелье на себя. А потому после ужина, сидя у камина в гостиной слизерина, составлял план подготовки с учетом всех факультативов и дополнительных занятий, которые он посещал. И, конечно, требовалось выделить время на общение с Нарциссой.

— Вечер понедельника — тебе подходит? — поинтересовался, поворачиваясь к ней.

Нарцисса подняла голову, нахмурилась на секунду, а после кивнула. И вновь вернула внимание к собственному пергаменту.

— Кто достался в пару тебе? — спросил Люциус, отчасти из интереса, отчасти потому что так требовал его долг.

— Маккинон, — коротко ответила Нарцисса, не глядя на него. — Она, кажется, не так плоха в зельеварении.

Малфой кивнул, хотя Нарцисса этого так и не увидела, ведь на него не смотрела.

— Какое зелье вам досталось? — снова поинтересовался он спустя время.

Блэк вздохнула.

— Ты ведь понимаешь, что нам не обязательно разговаривать? — спросила, поднимая, наконец, голову. — Или тебе действительно интересно?

Люциус состроил оскорбленное выражение лица, надеясь, что его актерская игра выглядит убедительнее, чем фальшивые эмоции Пруэтт.

— Конечно, мне интересно, — солгал он. — Мне важно все, что связано с тобой.

Взгляд Нарциссы неуловимо потеплел. Так случалось всякий раз, когда Люциус демонстрировал, что она ему не безразлична — не по причине помолвки, совершенной по договоренности их родителей, а просто по-человечески. Малфой и в самом деле за столько лет привязался к ней, хотя и не мог однозначно ответить, случилось бы это, если бы не связывающие их обязательства.

— Нам досталось зелье жидкой удачи. А вам?

Люциус скривился.

— Амортенция.

Лицо Нарциссы озарилось искренним любопытством. Девушка улыбнулась, и в этот момент Люциус подумал, что она — самое прекрасное существо, которое он когда-либо видел.

— Очень любопытно, какой аромат ты почувствуешь.

— Не сомневаюсь, что в нем будут нотки гиацинта, любовь моя, — мягко произнес он и, протянув руку, нежно сжал ладонь девушки.

Теперь Нарцисса Блэк выглядела искренне растаявшей. Люциусу безмерно нравилось, когда она, его Снежная Королева, плавилась рядом с ним. Вечно строгая, гордая и твердая, с ним она становилась мягкой и податливой. Пусть не часто, но эти редкие моменты Люциус искренне ценил. Он мог лишь надеяться, что она, в отличие от него, не играет эмоции, а на самом деле их испытывает.

-

На следующий день еще до завтрака Люциус подошел к гриффиндорскому столу и протянул Пруэтт пергамент с расписанием.

— Это расписание, — лаконично заявил он. — Синим отмечено время, в которое я планирую заниматься проектом.

Пруэтт взяла бумагу из его рук и уставилась в таблицу. Ей потребовалось какое-то время, чтобы разобраться — она явно принадлежала к числу сов и туго соображала по утрам. За те минуты, что понадобились ей на изучение бумаги, Люциус успел отметить, что сегодня девушка выглядит лучше.

— Думаю, мне подходит, — медленно произнесла Пруэтт. — Но, ты уверен, что мы успеем за это время? Может быть, выделить больше?

— Не могу. У меня факультативы и дополнительные занятия.

Рыжие брови удивленно взлетели, а взгляд на короткое мгновение вернулся к пергаменту.

— Выходит, ты все свободное время отвел на проект? — спросила она. — А как же… отдых?

Настал черед Люциуса удивленно вздергивать брови — то ли его удивила бестактность, то ли факт, что кто-то искренне интересуется, останется ли у него время на себя.

— Я все учел, — коротко бросил он и, развернувшись, удалился к слизеринскому столу.

Не успел он присесть, как в зал влетели совы с личной почтой. Перед Люциусом важно опустился рыжий филин. Птица дождалась, пока хозяин отвяжет письмо и угостит его вяленым мясом, а после покинула Большой, явно не собираясь дожидаться ответа.

Люциус, игнорируя сильное чувство голода и не обращая внимания на волнующие ароматы еды, сломал гербовую печать и достал пергамент. Убористый почерк занимал не больше трети листа — тем не менее, информация была представлена лаконично и вызывала некоторую тревогу. На лицах сокурсников Малфой увидел ту же озабоченность, что испытывал после прочтения письма и он сам; Люциус, однако, умел лучше скрывать свои эмоции.

Отец уже не в первый раз сообщал о том, что его волнуют перемены в планах Волдеморта. Теперь же кое-что изменилось: помимо простой настороженности между строк сквозило и презрение по отношению к тому, кого Абраксас избрал своим лидером.

А все потому, что на решения Волдеморта, по словам отца, влияла некая женщина.

-

На первое же занятие Пруэтт опоздала.

Она ворвалась в кабинет запыхавшаяся и раскрасневшаяся в компании Маккинон — партнерши Нарциссы. Малфой обменялся с Нарциссой долгим, одним им понятным взглядом, и вернулся к подготовке ингредиентов.

Пруэтт, хихикая, бросила свою сумку на стул и остановилась рядом — даже в тусклом свете лаборатории был виден румянец на ее щеках и блеск в глазах.

— Извини, что опоздала, — громко прошептала она.

Несколько слизеринцев взглянули на нее и закатили глаза, но Пруэтт в своей непосредственности этого не заметила. Или сделала вид.

— Ладно, — бросил Люциус.

— Итак, что мне делать? — поинтересовалась она, заглядывая ему через плечо.

— Можешь заняться основой, — нехотя произнес Малфой, — пока я просматриваю список ингредиентов и определяю, чего нам, возможно, не хватит.

К его удивлению, Пруэтт понятливо кивнула и тут же отошла. Она взяла котел — Малфой видел это, потому что наблюдал за девушкой исподлобья, — остановилась по ту сторону стола, у горелки. Наполнила емкость чистой водой, явно намереваясь варить основу самостоятельно с нуля, а не брать лунный эликсир в кладовой Слагхорна. Это Люциус, безусловно, одобрял — он не мог доверять качеству готовых зелий.

Он вернул взгляд к списку ингредиентов, мысленно прикидывая, какие можно взять из школьных запасов, а что следует докупить в волшебной аптеке. Подспудно решал, стоит ли говорить Пруэтт о том, что не все составляющие он планирует брать из общей кладовой. Едва ли он собирался позволить девушке платить, даже если дело касалось совместного проекта. Его можно обозвать разными эпитетами, но уж точно нельзя уличить в том, что он не является джентльменом.

Пока Малфой разбирался со своей мысленной дилеммой, он упустил из виду Пруэтт. Когда посмотрел на нее, то понял: она мешает неправильно и лунную воду собирается добавить уже на этом этапе, а не как положено — в самом конце.

— Стой, — зашипел он, надеясь предотвратить катастрофу.

Но опоздал — унция лунной воды уже оказалась в котле, и зачарованная деревянная ложка сделала первый неправильный оборот против часовой стрелки.

Пруэтт вскинула взгляд.

— Что? — громко спросила она, втянув голову в плечи.

Несколько слизеринцев снова бросили на них неодобрительных взгляды.

— Что ты делаешь? — зашептал Люциус. — Лунная вода добавляется позже, а мешать нужно строго по часовой стрелке…

По мере тирады злость из шепота Люциуса постепенно перерастала в удивление, потому что основа медленно приобретала розоватое свечение — такое, как и должно быть, если готовить строго по рецепту.

— Так быстрее, — понизив, наконец, голос, произнесла Пруэтт.

Малфой, все еще удивленный результату, но слишком гордый, чтобы признать это, раздраженно бросил:

— Куда-то торопишься?

Внутренний голос, подозрительно напоминающий строгий голос отца, тут же отругал его и за неуместный вопрос, и за собственную несдержанность. Но Пруэтт, казалось, вовсе не заметила его тона. Она легко улыбнулась.

— У меня свидание вечером, — сказала девушка. — Да и у тебя останется время на отдых.

То, с какой простотой она делилась личным и проявляла странную, неуместную заботу, не позволило раздражению улечься. И все же, Люциус прикусил язык, чтобы не высказать еще одну колкость.

И не стал говорить ей, что совершенно точно не собирается нарушать свое расписание и уходить из кабинета раньше положенного.

-

К следующему занятию недостающие ингредиенты надлежащего качества были доставлены, и, с сожалением пожертвовав ужином, Люциус пришел в класс пораньше, чтобы их разложить.

Он еще раз убедился в том, что все готово и в полном порядке. Основа, приготовленная Пруэтт, тоже оказалась отличной — настолько, что не к чему было придраться.

На сегодня Люциус запланировал разобраться еще с тремя из тридцати семи составляющих зелья.

Пруэтт, как и в прошлый раз, опоздала — пусть теперь всего на десять минут.

Она также бросила свою сумку на стул и остановилась рядом с Люциусом.

— Чем мне заняться?

Вообще-то, Малфой даже оценил то, что она, кажется, безоговорочно передала ему бразды правления. Он представить не мог, чтобы Нарцисса точно также беспрекословно следовала его указаниям. Блэк еще на этапе расписания нашла бы, к чему придраться и что перестроить по-своему.

К тому же, оказалось неплохо скинуть на кого-то работу, которой не особенно хотелось заниматься самому.

— Нам нужно две унции сока дремоносных бобов.

— Ладно, — просто сказала Пруэтт; Люциус удивился — ожидал возмущений или хотя бы недовольного вздоха — добывать сок из бобов было той еще муторной задачкой.

Пруэтт не отходила — стояла рядом, нарушая его личное пространство, и словно ждала чего-то еще. Люциус поднял голову и едва повернулся в сторону девушки.

— Что? — спросил он.

Она протянула какой-то сверток, прикрывая его так, чтобы остальные не заметили. Скорее по инерции Люциус его принял.

— Тебя не было на ужине, я захватила сэндвич, — прошептала Пруэтт.

И пока Люциус стоял, не зная, как реагировать на подобное, она отошла к соседнему рабочему месту и притянула горшочек с подпрыгивающими в нем дремоносными бобами.

Моргнув, Люциус убрал сверток в карман мантии — благо, тот был достаточно широким. Ошеломленный подношением Пруэтт, он не сразу вернулся к ступке с маргаритками. Только спустя долгую минуту, он снова взялся за пестик и принялся разминать цветы скорее по инерции, чем осознанно. Ему бы сказать, что поведение Пруэтт переходит границы, но он просто не мог найти подходящих слов — бурлящие внутри него эмоции едва ли способствовали правильному выбору тона.

Ладно, спустя несколько минут измельчения маргариток, Люциус решил, что вполне может промолчать. В конце концов, Пруэтт явно действовала без злого умысла. По крайней мере, он, как ни старался, не мог найти в ее поступке никакого подвоха — хотя и собирался проверить сэндвич на всевозможные чары и зелья.

Да и едва ли гриффиндорка — простая и бесхитростная — способна на подлость.

Он украдкой бросил на девушку взгляд. Ее рыжие волосы были собраны в неопрятный пучок, форменная рубашка выбилась из юбки; самодельные браслеты из бусин и ниток оказались единственным украшением. Над верхней губой и на лбу выступили бисеринки пота от прикладываемых усилий. Такой контраст с безукоризненно выглядящей Нарциссой заставлял внутренности Люциуса сжиматься.

Он опустил взгляд к рукам Пруэтт и замер.

— Что ты делаешь? — спросил он шепотом и ощутил дежавю.

Пруэтт подняла голову.

— Добываю сок, — ответила она.

И придавила дремоносный боб лезвием ножа плашмя, с него слезла кожура и чистый плод легко лопнул. Выделившийся сок стекал по доске в небольшую емкость. Люциус впервые нечто подобное — обычно бобы измельчали и выдавливали сок из мелких частиц с помощью специальной давилки. Он не мог не признать, что способ, которым пользовалась Пруэтт — эффективнее.

— Как ты до этого додумалась? — с искренним восхищением, замаскированным под любопытство поинтересовался он.

Та пожала плечами.

— Просто дремоносные бобы похожи на чеснок. — Встретив непонимающий взгляд Люциуса пояснила: — Я давно чищу чеснок этим способом. Подумала, что можно опробовать его и на бобах.

— Но зачем тебе чистить чеснок?

Едва заметные рыжие брови Пруэтт взлетели так, что сморщился лоб. Взгляд ее слегка похолодел.

— Не у всех есть домовые эльфы в качестве прислуги, знаешь ли.

О. Так вот оно что. Об этом Люциус не подумал. Вообще-то, в его окружении у всех были домовые эльфы — он в самом деле забыл, что бывает иначе.

Решив, что за благо будет промолчать, он вернулся к своему занятию, и больше они с Молли Пруэтт не разговаривали. Когда девушка закончила свою часть работы, она, не говоря ни слова, собрала вещи и ушла.

Уже гораздо позже вечером Люциус сидел на своей кровати, плотно закрыв балдахин, и выполнял домашнее задание. Бросил взгляд на свою мантию и неестественно выпирающий карман — вспомнил, что так и не достал сэндвич. Отложил пергаменты и выудил сверток; несколько раз взмахнул палочкой — никаких скрытых проклятий или зелий, лишь чары стазиса.

Его желудок требовательно заурчал, и настроившийся поначалу выбросить подношение, Люциус передумал. Он сделал первый укус и почувствовал себя едва ли не самым счастливым человеком на Земле.

-

Начав работать с Молли Пруэтт в паре, теперь Люциус замечал ее так часто, как никогда до этого. За шесть предыдущих лет он едва ли слышал ее имя, в последние полгода — знал его, но девушка была для лишь напарницей по вечернему патрулю. Теперь же… он не мог однозначно ответить, почему вдруг стал обращать внимание на рыжую шевелюру чаще.

Сейчас Люциус и Нарцисса шли в Хогсмид — светловолосые, статные. Нарцисса выглядела прекрасно, и Люциус был горд сопровождать ее в деревню; ее рука лежала на его локте так, что во всей красе виднелось помолвочное кольцо. Нарцисса вела одностороннюю светскую беседу — про погоду, учебу и будущее. Малфою требовалось лишь изредка кивать или вставлять короткие реплики.

Истинное же внимание Люциуса было приковано к двум рыжим головам — Молли Пруэтт и Артура Уизли. Пара шла впереди них. Они держались за руки и дурачились — вели себя неподобающе. Сначала они развлекались тем, что бросали друг в друга снежки, потом целовались, а сейчас Пруэтт ловила языком падающие с неба снежинки, а спутник придерживал ее, чтобы та не оступилась и не упала.

Близилось четырнадцатое февраля, и почти все заведения Хогсмида были украшены соответственно; обилие розового и сердец на разный лад резало глаза, а навязчивый сладковатый аромат набивал легкие.

Люциус и Нарцисса синхронно скривились при виде розового безумства; Пруэтт весело захлопала в ладони и потащила счастливо улыбающегося Уизли гулять по деревне.

— Чем хочешь заняться? — вежливо поинтересовался Люциус у Нарциссы, отводя взгляд от удаляющихся рыжих макушек.

— Я бы не отказалась от глинтвейна, — произнесла девушка. И раздраженно добавила: — Не хочу торчать на холоде.

Они приняли решение посидеть в “Кабаньей голове” — самом не украшенном и не привлекательном заведении из всех. Выбор оказался верным хотя бы потому, что здесь практически не было народу. Люциус помог Нарциссе снять тяжелую зимнюю мантию, выдвинул для нее стул, а после, заказав два безалкогольных глинтвейна, присоединился к ней за столиком у окна.

Кажется, его спутница устала от бессмысленной беседы — она сидела, выпрямив спину, а ее пустой хрустальный взгляд устремился в сторону улицы. В целом Малфой был не против помолчать, но его кое-что беспокоило со времен, когда с почтой пришло письмо от отца. И пока остальные слизеринцы могли лишь гадать о происходящем, у Люциуса имелся еще один источник, связывающий его с Темным Лордом.

— Как поживает Белла? — издалека начал он.

Нарцисса вздрогнула — настолько глубоко ушла в себя и не ожидала, что Люциус заговорит.

— Все в порядке, спасибо, — вежливо ответила она. — Все еще стажируется в Министерстве. Хотя я и полагала, что ее терпения не хватит даже на месяц.

Они встретились взглядами и понимающе усмехнулись.

— Мне казалось, — произнес Малфой, проводя ладонью по столу, — она выполнит любой приказ Темного Лорда.

— Так и есть, — со вздохом признала Нарцисса. — Но с тех пор как появилась эта… мисс Грейнджер… Белла не в фаворе. Знаешь, я думаю, что Грейнджер возникла как нельзя вовремя. Понятия не имею, к чему бы привела эта влюбленность, — презрительно выплюнула она. — И как долго Рудольфус смог бы это терпеть?

Люциус сделал мысленную пометку: раз Беллатриса отдалилась от Волдеморта, значит, влияние Грейнджер куда больше, чем описывал в письмах отец. Белла являлась фавориткой Темного Лорда до недавнего времени, было глупо считать иначе. И едва ли помолвка Лестрейнджа и Блэк могла на что-либо повлиять.

— Я думаю, Рудольфусу вряд ли дали бы право голоса, — тихо, но весомо произнес Люциус.

Глаза Нарциссы округлились, а во взгляде мелькнул испуг. Они редко обсуждали дела, а Волдеморта — и того реже. Но оба наверняка понимали, насколько влиятелен этот человек. И Люциус был рад возможности донести свои опасения будущей супруге.

— Я поняла, — проговорила Нарцисса растерянно. — В таком случае, Грейнджер и в самом деле вовремя появилась на горизонте.

Люциус кивнул.

— Думаю, для наших семей это самая настоящая удача.

Пусть его отец и не был с этим согласен.

-

Ни для кого не было секретом, что Слагхорн собирал свою собственную “коллекцию” — у него имелось особое чутье на талантливых учеников, он держал их поближе к себе, прикармливал полезными “связями”, а после пользовался их благодарностями.

Люциус в коллекцию Слагхорна был вхож с третьего курса.

Молли Пруэтт тоже входила в число перспективных, хотя Люциус и никогда не задумывался, чем же она так впечатлила старика.

Он не придавал этому значения до сегодняшнего дня — очередного вечера клуба Слизней.

Молли Пруэтт пришла в компании Артура Уизли; на ней было короткое красное платье в цветок, модное, но в то же время совершенно неподходяще простое для такого мероприятия. То ли дело Нарцисса в ее длинной серой мантии в тон бабочки Люциуса — она смотрелась величественно и гордо, и очень уместно.

Обе пары, безусловно, выделялись: первые — яркостью, вторые — сдержанной гордостью. Как пламя и лед.

Слагхорн сиял и лучился улыбками, сновал меж гостей, знакомил студентов с подходящими людьми.

Люциус и Нарцисса были представлены Нобби Личу — человеку, которому прочили стать первым маглорожденным Министром Магии. Абраксас Малфой выбирал более емкое определение и не говорил о Личе, не употребив грубое “грязнокровка”. Тем не менее Люциусу этот человек показался интересным — образованным и мудрым, а его кругозор поражал не меньше, чем знания Волдеморта.

Нарцисса практически не участвовала в беседе; она вообще излучала отвращение и едва ли могла выносить общество маглорожденного, будь он хоть трижды Министром Магии. Традиции в семействе Блэков были явно не такими гибкими, как у Малфоев.

— Обязательно подайте заявку в мой отдел, — сказал на прощание Лич Люциусу. — Думаю, у вас есть очень высокий шанс выиграть конкурс на стажировку.

— Благодарю, — со сдержанной улыбкой произнес Люциус.

Они пожали друг другу руки и разошлись.

— Слава Мерлину, — проворчала Нарцисса. — Клянусь, еще мгновение в его обществе, и меня бы стошнило.

— Тебе нужно быть гибче, дорогая, — проговорил Люциус, провожая Нарциссу к фуршетному столу.

Дойти они не успели: Нарциссу перехватила тетка — Вальбурга Блэк тоже присутствовала на мероприятии. Во время разговора с Личем Люциус чувствовал, как ее взгляд прожигает макушку — не сомневался: отцу сегодня же доложат о неподобающем поведении.

Не испытывая ни малейшего желания общаться с Вальбургой, Люциус сделал вид, что заметил кое-кого важного. А после затерялся за толстыми колоннами и спинами многочисленных гостей.

Он осмотрелся из своего укрытия, пытаясь прикинуть, с кем хочет пообщаться, но внезапно наткнулся на любопытную сцену, да так и не смог отвести взгляд. За такой же толстой колонной неподалеку от него, скрывшись за полупрозрачным тюлем, самозабвенно целовались Артур Уизли и Молли Пруэтт.

Уизли провел рукой по бедру Пруэтт, оголяя его, и сжал; девушка подняла голову, подставляя шею для поцелуя.

Сцена эта была одинаково отвратительной и завораживающей.

Люциус, наверное, еще долго пялился бы на пару влюбленных, если бы те, наконец, не остановились. Точнее, Пруэтт остановила Уизли — что-то шепнула придурку на ухо, тот расплылся в глупой улыбке и убрал руку. Взял ладонь девушки в свою и вывел на площадку для танцев.

Люциус, однако, уже не мог избавиться от видения, как чужие пальцы сжимают бледное полное бедро. Ему почему-то представлялось, что кожа Пруэтт упругая, но в то же время мягкая; не такая, как у Нарциссы, а язык — горячий и влажный.

-

Следующее занятие проектом грозило затянуться на несколько часов: требовалось перейти на второй этап приготовления Амортенции. Нужно было выварить основу и добавлять по капле дремоносных бобов каждые десять минут, пока из розового варево не станет золотистым. Обычно на это уходило не менее двух часов.

Параллельно Люциус планировал заняться подготовкой ингредиентов второго этапа — перемолоть рог единорога, нарезать поющую траву и натереть корень мандрагоры.

Пруэтт, к его удивлению, не опоздала.

Она взяла на себя половину всех ингредиентов, и вместе они закончили слишком быстро — зелье еще даже не потеряло розовый оттенок, лишь стало слегка бледнее. Остальные начинали расходиться, класс пустел, и влажный воздух, наполненный ароматами трав и зелий, постепенно очищался.

Малфой уже собирался предложить Пруэтт, чтобы та тоже ушла — он вполне мог закончить дело сам, но девушка, сложив инструмент, плюхнулась на стул и, порывшись в сумке, достала спицы и моток красных ниток. Выудила из кармана мантии палочку.

— Что ты делаешь? — спросил Люциус — на этот раз в полный голос: в классе уже почти никого не осталось, кроме них.

Пруэтт подняла взгляд.

— Собираюсь придумать заклинание, которое заставит мои спицы вязать самостоятельно, — прощебетала она. — Надеюсь, успею связать к празднику свитер для Артура.

Она кивнула сама себе, скрестила пухлые ножки, так что юбка неподобающе поднялась, и, прикусив губу, взмахнула палочкой в сторону спиц. Те взлетели в воздух, следом воспарила пряжа. Прошло несколько минут, прежде чем пряжа и спицы, наконец, объединились — Пруэтт просияла. Однако радость ее продлилась недолго. Пока что появлялась лишь бесконечно длинная полоска из петель. По мере того как Пруэтт распускала вязание и подбирала другое заклинание, она все больше раздражалась. Девушка раскраснелась, закатала рукава, открывая вид на веснушчатые руки, ее юбка перекрутилась и еще сильнее — хотя, казалось бы, куда уж больше — оголила бледные бедра.

Люциус осознал, что бесстыдно разглядывает Пруэтт, а память проигрывает сцену, которой он стал свидетелем в клубе Слизней, только когда зазвонил колокольчик, отсчитывающий десять минут. Он вздрогнул и отвел взгляд.

Оставшееся время он упорно старался уделять внимание зелью, но Пруэтт притягивала внимание, как неведомая зверушка.

Она, безусловно, своими действиями отвлекала от проекта, но предлагать ей уйти Люциус не хотел — оказалось, наблюдать за ней интереснее, чем остаться в одиночестве на несколько часов.

Пруэтт упорно перебирала заклинание за заклинанием, комбинировала их во всевозможные формулы, но ничего толкового у нее не выходило. В конце концов она плюнула и отложила спицы.

— Наверное, стоит обратиться к Флитвику, — раздраженно пробормотала она.

— Профессору Флитвику, — поправил Люциус, и девушка вздрогнула, словно забыла, что она здесь не одна.

— Ох, — протянула она, вскочив со стула и поправив одежду. — Прости, я… — взгляд ее заметался между Люциусом и котлом. — Если хочешь, я закончу сама.

Малфой покачал головой.

— Все в порядке, — произнес он.

Пруэтт несколько раз растерянно кивнула.

— Я чересчур увлеклась. Нужно было меня одернуть, — бросила она. — О, и я… — Она порылась в сумке и достала блюдо. Взмахнула палочкой, и на нем появилось два куска пирога с почками. — Я предполагала, что мы здесь надолго, поэтому заранее подготовилась.

Люциус удивленно приподнял брови — то, как эта девушка заботилась о еде, объясняло ее фигуру. Тем не менее он в самом деле испытывал голод, а потому не стал отказываться и в очередной десятиминутный перерыв приступил к трапезе. Пруэтт же заняла место у котла и развлекала его беседами. Ее рассказы ничего общего не имели со светскими беседами Нарциссы и требовали полного внимания и осознанных ответов.

Малфой, однако, не испытывал от этого факта неудобств и отвечал в перерывах между тем, как отправить в рот новый кусочек пирога.

— А ты когда-нибудь создавал свои заклинания? — поинтересовалась она в очередной раз.

Пруэтт добавляла в основу каплю сока дремоносных бобов. Зелье уже потеряло розовый цвет и едва-едва желтело. Свечение из котла подчеркивало рыжину волос Пруэтт и оставляло по огоньку в карих глазах.

— Только в детстве, — произнес Люциус медленно. — С тех пор, как получил свою палочку — не было времени.

Пруэтт хихикнула, словно ответ Малфоя являлся шуткой. Но когда осознала, что тот говорит серьезно, удивленно на него посмотрела.

— Что, в самом деле? Чем же ты занимался семь лет?

Люциус нахмурился.

— На первом курсе брал дополнительные уроки полета и зельеварения, на втором — факультатив по травоведению. С третьего курса и по сей день — риторика и ораторское мастерство. Кроме того, на четвертом курсе были руны и предсказания, но я их бросил в прошлом году. И если бы не этот проект, то, наверное, оставался бы на факультативе по истории.

Пруэтт в восхищении приоткрыла рот, и это показалось Люциусу забавным.

— Вау, — искренне произнесла она. — Это… впечатляет.

Малфою почему-то почудилось, что в ее восхищении сквозят нотки жалости. Но с чего бы? Ему нравится его жизнь.

-

В канун Дня всех влюбленных Хогвартс превратился в филиал Хогсмида с его розовыми и красными сердцами; вокруг сновали купидоны, которые стремились попасть в сердце студентам бесплотными золотыми стрелами и искренне расстраивались, если промахивались. Со всех углов замка пели зачарованные валентинки, повсюду хихикали смущенные девушки, и в общем царила праздничная атмосфера.

Люциус вяло разминал ложкой овсянку в тарелке, не разделяя общей радости. Он слегка взбодрился лишь когда в зал влетела стая сов; одна из них отделилась, направилась к столу слизерина и важно опустила празднично упакованную коробочку перед Нарциссой. Девушка тут же послала Малфою благодарный взгляд и незамедлительно раскрыла подарок — комплект драгоценностей из белого золота. Она сдержанно улыбнулась.

— Спасибо, Люциус, — произнесла она. — Украшения великолепны.

— Как и ты, — сказал Малфой.

На этом обмен любезностями был закончен, и они вернулись к привычному холодному сосуществованию. Люциус продолжил вяло водить ложкой в тарелке с овсянкой.

Взгляд его, как и всегда в последнее время, устремился к гриффиндорскому столу. И безошибочно остановился на двух рыжих макушках. Молли Пруэтт и Артур Уизли как раз обменивались подарками. Люциус увидел, что в коробочке Пруэтт обнаружила писчие принадлежности, а вот Уизли оказался обладателем бордового свитера с большой буквой “W” на груди — значит, все-таки сумела зачаровать свои спицы. Они оба искренне радовались, перебивая друг друга благодарностями и улыбаясь. И сцена эта казалась до того личной, что Люциус почувствовал поднимающееся в груди раздражение — по его мнению, такие эмоции следовало показывать друг другу наедине.

Однако вместе с раздражением в нем цвело еще одно, неизвестное ему до сих пор чувство — зависть. Не из-за желания свободно проявлять эмоции, а от желания получить хотя бы частичку такого же тепла, какое получает Артур Уизли.

-

На следующее занятие проектом Молли Пруэтт не опоздала. Однако выглядела она не так, как обычно. У нее явно совершенно отсутствовало настроение, что было удивительным в свете недавнего праздника — еще пару дней назад в День Святого Валентина она буквально сияла, а ее волосы казались ярче обычного.

Когда она подошла ближе, узнать, что от нее требуется сегодня, Люциус заметил, что ее веки покраснели и припухли — он даже допустил, что девушка могла снова заболеть. Но чуть позже она начала всхлипывать, а по щеке скатилась слеза, которую Пруэтт едва успела смахнуть, прежде чем та попала в ингредиенты для зелья.

Малфой разрывался от противоречивых чувств. Гордость подсказывала ему оставить все как есть — кто он такой, чтобы лезть с личными вопросами к Пруэтт? Нечто другое давило на него, побуждая выяснить, что именно произошло. Он был готов дать руку на отсечение: в подавленном настроении Пруэтт виноват Артур Уизли.

— У тебя все в порядке? — как можно нейтральнее спросил он.

Нарцисса, даже если и показала бы такие эмоции, ответила бы положительно. Молли Пруэтт застыла с ножом у стола, снова всхлипнула, а плечи ее опустились.

— Нет, — произнесла она. — Поссорились с Артуром. Но я не хочу об этом говорить. Давай лучше о чем-нибудь позитивном… как планируешь провести Пасхальные каникулы?

Он был слишком горд, чтобы лукавить и не признавать: разговоры с Пруэтт ему доставляют удовольствие. В отличие от разговоров с Нарциссой, беседы с Пруэтт мало походили на светские: складывалось впечатление, будто Пруэтт интересуется его мнением, жизнью, им самим, — и это вызывало крайне необычные чувства, потому что последним человеком, искренне интересующимся Люциусом, была его мать. И сама Пруэтт рассказывала столько, что сейчас, спустя два месяца, он знал о ней больше, чем узнал о Нарциссе за последние десять лет. А самым приятным во всем этом являлось то, что никто из них не мог использовать информацию друг о друге против них же самих — настолько беззлобной она была.

-

Следующие несколько недель перед Пасхальными выходными были посвящены подготовке к пробным экзаменам. Люциус, поразмыслив, решил, что вполне может пожертвовать встречами с Нарциссой в пользу учебы. Впрочем, в библиотеке они занимались вместе. Оставшееся свободное время Малфой проводил в лаборатории — зелье требовало много внимания, и хорошо, что это не стало для Люциуса сюрпризом.

Он не мог понять: то ли в нем скопилась усталость, то ли дело в чем-то другом, но в классе зельеварения ему однозначно было находиться приятнее, чем за подготовкой к экзаменам. И лишь желание оставаться лучшим учеником последних десятилетий заставляло его упорно проводить время в библиотеке и продолжать повторять все то, что он и так знал.

За работой над проектом по зельеварению он реально отдыхал. Молли Пруэтт скрашивала бесконечные минуты ожидания следующего этапа варки зелья то болтовней, то угощениями, которые приносила теперь к каждому занятию. Люциус начал подозревать, что старшие братья поделились с ней каким-то секретом, и девушка могла попасть на кухню Хогвартса в любое время — как иначе объяснить блюда, которых не было на столе за ужином?

После того как они начали совместную работу над проектом, Люциус стал замечать Пруэтт и вне учебных классов. Кроме того, как-то незаметно из низкой пухлой девчонки с растрепанными волосами она трансформировалась в симпатичную хохотушку, способную отвлечь его от бесконечных размышлений над выпускными экзаменами и о том, что ждет его после окончания Хогвартса.

Мысль о том, что он считает Молли Пруэтт — симпатичной, пришла внезапно и не хотела из его головы убираться. Люциус не мог избавиться и от постоянных сравнений ее с Нарциссой; впрочем, в этом ничего удивительного не было — ни с кем другим он и не контактировал. Зная с раннего детства, что ему предстоит жениться на Нарциссе, Люциус не испытывал желания общаться с кем-то еще.

-

В это трудно поверить, но Люциус никогда не нарушал школьных правил.

— В самом деле? — широко распахнув глаза, спросила Пруэтт. — Тогда мы просто обязаны это сделать!

Малфой не знал, почему не откажет: потому что не хочет или потому что не может.

— Ладно, — произнес он, не скрывая скептицизма.

Пруэтт просияла, и он, залюбовавшись изменившимися чертами лица, узнал ответ на свой вопрос — не хочет.

Их совместное дежурство подошло к концу, они уже завершили обход замка, и в общем-то можно было расходиться, но оба, кажется, этого не хотели.

— Ты бывал на пикнике? — спросила Пруэтт, когда они только начали обход, и Люциус имел неосторожность ответить отрицательно.

Все остальное время Пруэтт уговаривала его отправиться к Черному озеру — стояла ясная погода, и хотя снег еще не растаял, аргумент: “мы же волшебники” — оказался достаточно весомым. К тому же, Люциусу и в самом деле хотелось продлить этот момент; в лаборатории они редко оставались наедине, а если и оставались, то зелье отнимало львиную долю времени. Люциус желал урвать еще немного беззаботных минут, слушать рассказы Пруэтт и отвечать на ее бесконечные вопросы, наслаждаться эмоциями на ее лице.

Она провела его по тайному проходу — о нем Пруэтт рассказали старшие братья, — и они двинулись вдоль стен замка, чтобы свет Луны не обнаружил их темные фигуры. Добрались до кромки Запретного леса, а оттуда — до старого лодочного сарая, и остановились аккурат между ним и лесом, так что их тыл оказался прикрыт с двух сторон, и из окон замка их наверняка не было видно.

Пруэтт выудила из школьной сумки лист и трансфигурировала его в цветастый узорчатый плед, совершенно безвкусный и отвратительный — если бы такой сделала Нарцисса, — но в руках этой девушки приобретший особенную привлекательность. Она высушила участок земли под форму пледа, расстелила его, наслала согревающие чары, затем достала из той же сумки термос и пару кусочков пирога с патокой.

— У тебя всегда с собой еда? — спросил Люциус, не скрывая удивления — с Пруэтт можно было не стесняться демонстрировать эмоции.

Та весело улыбнулась; в ярком свете луны ее волосы казались серыми, почти платиновыми, как у него.

— Только после занятий по домохозяйству, — ответила, протягивая ему чашку с чаем — от жидкости столбом поднимался пар.

Люциус нахмурился.

— Домохозяйству? — переспросил он, устраиваясь поудобнее.

Он снял мантию и аккуратно сложил ее. Лег на бок, подперев голову ладонью. Пруэтт сидела прямо напротив него, по-турецки скрестив ноги, но лицом к озеру. Ее профиль четко выделялся на фоне темного неба, а бледная кожа сияла.

— Такие занятия для девушек, — пояснила она. — Артур настоял, чтобы я посещала их в этом году.

До Малфоя не сразу дошло сказанное. На слизерине никто не ходил на этот факультатив — в каждой семье обязательно имелись домовые эльфы. Но безусловно Люциус видел объявление о наборе девушек на эти занятия.

— Зачем? — спросил он.

Молли хмыкнула и перевела взгляд от спокойной глади озера на него.

— Чтобы я знала, как управляться с домашним хозяйством, конечно. Умела шить и чинить одежду, оплатить счета и вести домашний бухгалтерский учет, а также накормить мужа и детей.

Произнеся последнее, она кивнула в сторону пирога с патокой, к которому пока никто так и не прикоснулся.

— Так, значит, все угощения, которые ты приносила — твоих рук дело? — удивился Люциус.

Пруэтт приподняла краешек рта в полуулыбке — эмоция, позаимствованная у него, Малфоя. И от этого простого осознания ему вдруг стало еще теплее.

Он сел так, что их плечи почти соприкасались, и тоже уставился на озеро.

— Я не уверен, но мне показалось, что тебе не очень нравятся эти занятия.

Пруэтт снова хмыкнула.

— Иногда мне кажется, что мне суждено всю жизнь заботиться о ком-то — о братьях, затем — о муже, после — детях. Артур хочет завести ребенка сразу после выпускного. А я хотела пожить для себя… сделать карьеру, может быть.

Молли замолчала, но тишина вокруг уже не была такой успокаивающей и умиротворяющей, напротив — она стала болезненно кричащей.

Люциус не знал, что сказать. Они с Нарциссой не обсуждали подобных вопросов. Малфой не был уверен, что хочет обзавестись потомством сразу после Хогвартса, и совершенно не знал, какие планы строит его будущая жена. Он мечтал сделать карьеру, добиться высокого положения среди последователей Волдеморта, занять высокий пост в Министерстве. Тут-то он и осознал, что все эти планы никак не включают в себя Нарциссу как таковую, он воспринимал ее своеобразным приложением, от которого никуда не деться. Как параллельную прямую, которая движется одновременно с ним, но не пересекается.

— Мне кажется, — наконец произнес он, — тебе следует больше думать о собственных желаниях.

Пруэтт подтянула колени и обхватила их руками. Она явно не собиралась отвечать. Какое-то время Малфой молча рассматривал ее — пальцы, обхватывающие колени и мнущие мантию, скругленную спину, выбившиеся и пучка волнистые пряди и пухлые губы.

— Молли, — позвал он.

Не сразу, но она снова отвернулась от озера и посмотрела на него.

И, встретив ее взгляд, Малфой понял, почему стал везде замечать Пруэтт. Ему нравилось в ней все: от бесконечных разговоров, растрепанных волос и перекрученной юбки до того бесконечного тепла, которое она умела дарить одним лишь своим присутствием. А еще он хотел, чтобы она точно так же искала глазами его, как и он ее.

Ему нестерпимо хотелось пообещать, что она со всем справится и все будет в порядке, но он понимал, что не может.

Люциус склонился к ее губам и поцеловал, стараясь вложить в свои действия все то, что не мог произнести вслух: слова поддержки, обещание, что у нее все получится.

Пруэтт ответила, и внутренности Люциуса сделали сальто.

Малфой коснулся ее подбородка, нежно скользнул к волосам, крепче прижимая девушку к себе. Она пахла медом, и губы на вкус были как мед, и внутри Малфоя зарождалось что-то сладко-медовое, расцветало в его душе и взрывалось пряными фейерверками.

Она прервала поцелуй и едва отстранилась.

— Наверное, нам не стоит…

— Плевать, — перебил ее Люциус и снова коснулся ее губ своими.

Он никогда не нарушал правила, и оказалось, это затягивает.

-

Люциус не знал, к чему ведут их поцелуи, но он не мог от них отказаться. Он выискивал глазами Пруэтт и не отводил взгляда, стоило девушке попасть в поле его зрения. Ему было чертовски мало их занятий проектом, поэтому несколько раз он менялся сменами патрулирования со своей напарницей из Слизерина — лишь бы урвать еще мгновение с Молли.

Его раздражало, когда рядом с девушкой оказывался Артур Уизли. Стала вызывать неприязнь Нарцисса и общая безвыходность положения.

Люциус знал, что Уизли сделает предложение Молли во время ужина на Пасху, а та, конечно же, собиралась согласиться.

Вместе с тем письма из дома становились более тревожащими. Отец говорил, что Лорд, кажется, стал меньше ему доверять. Все больше времени Волдеморт проводил в компании Грейнджер, внимал ее советам и перестраивал направление политики. Многое из того, что уже было сделано, теперь казалось бессмысленным.

Люциус, однако, видел в происходящем больше положительных моментов, чем Абраксас.

Он осознавал, что старшее поколение недовольно, но сам внезапно почувствовал, что одна из удавок на его шее ослабла. Политика Лорда менялась — становилась более лояльной, гибкой, и, если все пойдет в том же духе, то у Люциуса появится больше свободы. Как и у прочих наследников древних родов.

-

В классе зельеварения было занято лишь два стола — их с Молли и Гойла с Брендоном. Последние, казалось, настолько увлечены спасением своего варева, что совершенно не обращали внимания на первых.

Этим Люциус и воспользовался: подсел ближе к Молли и опустил ладонь на ее бедро — он давно мечтал сделать это. Наверное, еще с того вечера в клубе Слизней. На ощупь кожа ее оказалась приятнее, чем он ожидал. Трогать Молли было невероятно приятно.

Девушка тут же соединила колени, но расслабилась, ощутив легкие поглаживания.

— Мы не увидимся целую неделю, — произнес Люциус. — Я с ума сойду.

Молли улыбнулась.

— Думаю, у тебя будет достаточно насыщенный график.

— Как и у тебя.

Она нервно хмыкнула и продолжила нарезать ингредиенты для зелья.

Люциус повел ладонь выше по бедру, и с удовлетворением заметил, что нож в руке Молли замер. Они не преступали черту, но видит Мерлин, искушение было велико.

— Не соглашайся, — прошептал Малфой.

Они никогда не обсуждали будущее и их помолвки по какой-то молчаливой договоренности, но Люциус больше не мог терпеть. Сама мысль о том, что Уизли может целовать Молли, прикасаться к ней, а потом и вовсе получить согласие на предложение, вызывала в нем бурю. Бушующую, рвущую стихию — такого Малфой прежде не чувствовал.

Молли посмотрела на него.

— И что дальше? — спросила она вполголоса. — Ходить до конца своих дней в любовницах? Такой жизни я тоже не хочу.

Она этого и не заслуживала, подумал Люциус.

Конечно, Молли и не смогла бы так. Девушка, перед глазами которой всегда был пример большой дружной семьи, сама не могла бы жить иначе. Она и желания пожить для себя стеснялась, считала это неправильным — Молли призналась в этом тогда у озера, в перерывах между поцелуями.

Малфой не мог ничего ей обещать прямо сейчас, каким бы большим ни было его желание.

— Эта поездка домой многое расставит по своим местам, — сказал он, и в глазах Молли промелькнула надежда.

Люциус не лукавил.

Если политика Лорда свернет с намеченного пути, а все к этому и шло, то нет необходимости в браке с Нарциссой. Это собирался донести Люциус до отца во время поездки домой. Если тот согласится с доводами, то у них с Молли появится реальный шанс.

Кем бы ни была Гермиона Грейнджер, она, сама того не сознавая, дарила надежду десяткам людей.

— Я подумаю, — сказала Пруэтт.

-

Вскружила ли ему голову Молли Пруэтт?Люциус не мог однозначно ответить на этот вопрос, но что-то она определенно с ним сделала. Это вряд ли можно было назвать любовью… но чем-то другим это точно являлось. Привязанность, симпатия, желание…

Она, сама не подозревая, стала толчком к мысли о свободе. Свободе от договоренностей, символом независимости, умению принимать собственные решения и менять их.

Конечно, в мире Молли не было все просто. И ее длительные отношения с Артуром Уизли, поддерживаемые всеми родственниками с обеих сторон, тоже имели обязательства и требовали либо продолжения, либо конца. Но то, что она может решить, какой итог у них будет, давало надежду, что Люциус может точно так же.

Был ли он уверен в том, что не хочет связывать жизнь с Нарциссой? Нет.

Она была его партнером долгие, долгие годы, и пара месяцев общения с другой девушкой не могли так просто все поменять. Однако явно пошатнула намерения, а значит, не так уж и тверды они были.

Малфою предстоял непростой разговор с отцом, и он испытывал непривычное возбуждение. Было необычно ощущать, что ты что-то можешь решать в своей жизни сам. Ну, или, по крайней мере, попытаешься заявить об этом.

Люциусу понадобилось несколько дней, чтобы собраться с духом. И в один из последних вечеров он, наконец, постучал в дверь отцовского кабинета. Та отворилась, и младший Малфой испытал разочарование — Абраксас был не один. Они с Волдемортом стояли друг напротив друга по разные стороны стола и изучали какие-то документы; около каждого из мужчин парили в воздухе бокалы с огневиски. Оба посмотрели на него — один выжидающе, второй — с вежливым интересом.

— Я зайду попозже… — пробормотал Люциус, и уже собирался уйти, как вдруг был остановлен гостем.

— Почему же? — поинтересовался Волдеморт; в голосе его слышалась забава. — Входи, Люциус. Я давно тебя не видел.

Последнее, чего хотелось Люциусу — войти, но отказать самому Волдеморту, пусть тот и находился в их доме, не мог.

— Чего ты хотел? — спросил отец без крупинки тепла в голосе.

Он оперся пальцами одной руки о стол, второй взялся за бокал.

Люциус колебался, не зная, стоит ли раскрывать истинную причину своего появления. Однако, во-первых, не придумал альтернативной темы — тут же взял на заметку на будущее, что обязательно нужно продумывать разные дополнительные варианты, — во-вторых, опасался, что другого шанса поговорить с отцом может и не выдастся.

— Я хотел поинтересоваться вашим мнением, отец, — произнес он ровным тоном, как учили на курсах ораторского мастерства. — Считаете ли вы нашу помолвку с Нарциссой Блэк… столь же необходимой, как и раньше, в свете меняющейся политики.

Абраксас расправил плечи и, прищурившись, просканировал сына взглядом.

— О чем это ты? — раздраженно спросил он. — Твоя помолвка с одной из сестер Блэк была оговорена еще до рождения.

Внутри Люциус трепетал от отцовского тона. Снаружи же сохранял ледяное спокойствие. Уверенности ему придавало и нахождение в этой комнате Волдеморта; хотя смотрел только на Абраксаса, Люциус видел краем глаза и эмоции, меняющиеся на лице Лорда. Тот стоял, сложив руки на груди и склонив голову к плечу.

— Полагаю, с моего рождения прошло достаточное количество времени — что-то могло и измениться, — дерзко ответил Люциус.

Отец побагровел.

— Послушай…

— Подожди, Абраксас, — велел Волдеморт, и старший Малфой мгновенно замолчал. — Мне интересно, что на уме у твоего сына.

— Очевидно, новая подружка, — огрызнулся Абраксас, но вновь был остановлен — Волдеморт поднял правую ладонь, приказывая замолчать.

— Так ли это? — поинтересовался Волдеморт у Люциуса.

Тот расправил плечи, так что от напряжения заболели лопатки. Заявление отца являлось лишь частью правды, и это придавало Люциусу моральных сил.

— Нет, — ответил он. — У меня никогда не было подружки, поэтому новой назвать ее нельзя. Но, да, — сказал твердо, чувствуя уверенность, — кое-кто показал мне, что я сам могу распоряжаться своим будущим. Я не хочу жениться на Нарциссе. И вообще не хочу жениться в ближайшее время. Я хочу сделать карьеру, добиться чего-то, пожить для себя.

Абраксас сверлил его взглядом. Волдеморт по-прежнему разглядывал его с интересом, однако слова Люциуса никак не прокомментировал. Лишь развернулся к старшему товарищу и выгнул бровь.

— Помолвка расторгнута не будет, — твердо сказал отец. — Связи с Блэками очень важны для нашей семьи, и никакая юбка того не стоит. Я подобрал для тебя отличную невесту, и ты должен это ценить — в сравнении с твоей почившей матушкой, Нарцисса Блэк — ангел во всех отношениях, — заявил он; Люциус знал, что Абраксас ненавидел жену. — А если не выбросишь эти мысли из головы, можешь попрощаться с наследством. И не думай, что сумеешь чего-то добиться без моей поддержки, без поддержки своей фамилии.

Последняя угроза заставила прикусить Люциуса язык. Они с отцом посверлили друг друга взглядами еще немного, и Люциус выдавил:

— Я вас понял, отец.

И, развернувшись, стремительно покинул кабинет.

-

Абраксас, безусловно, был прав: без его поддержки и без своей фамилии Люциус не сможет добиться успеха ни в одной из сфер, на которые нацелен. Будь он хоть трижды лучшим учеником, ответственным и амбициозным человеком, жестокая машина Министерства отсеет его в два счета; даже Нобби Личу он будет не нужен без его связей. Что уж говорить о Волдеморте — для него Люциус просто мальчишка, не стоящий даже взгляда.

Эти невеселые мысли крутились в голове Люциуса с момента разговора с отцом, не покидали его и по дороге в Хогвартс. В поезде Малфой сидел рядом с Нарциссой, раздражаясь на нее еще сильнее, пусть она и не была виновата и, возможно, даже не подозревала, насколько будущее Люциуса зависит от нее.

Краем глаза Люциус видел Молли — та казалась непривычно серьезной, хмурой и какой-то потухшей. Однако от внимания Малфоя не укрылось отсутствие на пальце помолвочного кольца.

После разговора с отцом Люциус убедил себя, что дело не в конкретной девушке — Молли Пруэтт, а в желании обрести свободу… иметь возможность выбирать. Однако сейчас, увидев Молли даже мельком, он понял: она и есть его свобода. Невысокая, пухлая, с растрепанными волосами, — одним словом неидеальная… но она символизировала все то, чего Люциусу не хватало, собрала в себе качества, которые безнадежно привязывали к ней. Ее легкость, тепло, которое она излучала, умение заботиться и быть открытой, отсутствие двойного дна — все это ему по-настоящему нравилось.

Но стоило ли все это будущего? Стоит ли вся эта пресловутая свобода лишения титула и средств?

Люциусу казалось, что он сделал свой выбор в тот момент, когда подсел в поезде к Нарциссе.

-

С каждым днем Молли светилась все сильнее. Она отказала Артуру Уизли и, кажется, обрела ту самую свободу и независимость, о которых мечтал Люциус.

Молли не страдала. Напротив, она купалась в мужском внимании — количество внезапно объявившихся поклонников оказалось впечатляющим. Люциус же молча злился без возможности выплеснуть эмоции.

Он счел за благо изменить свое расписание, чтобы вовсе не пересекаться в классе зельеварения с Пруэтт, и оставлял ей короткие записки с заданиями. Она, казалось, молча приняла его выбор и свою часть работы выполняла исправно.

Они больше не патрулировали вместе, не встречались на занятии проектом… и все же Люциус не мог не смотреть на нее, стоило войти в Большой зал или в учебный класс. Она притягивала взгляд, и с каждым днем становилось все хуже и хуже. В конце концов, когда Малфой уже начал сомневаться в правильности своего выбора, наступила пора экзаменов, и думать ни о чем, кроме учебы, не было времени.

-

Он прогуливался по Хогсмиду — редкий случай, когда Люциус остался в одиночестве. Он выполнил экзаменационный тест по травоведению раньше остальных, сдал работу и отправился прямиком в деревню.

Люциус не мог бы ответить, о чем думал до этого, даже под пытками, потому что стоило в окне магазина мадам Малкин мелькнуть знакомой рыжей шевелюре, все мысли разом вылетели из головы.

Сквозь незанавешенное стекло он ясно видел Молли Пруэтт, примеряющую выпускное платье: темно-синее, приталенное, с небольшими рукавами и длиной до колена — оно выгодно подчеркивало достоинства девушки и отлично скрывало недостатки.

Молли покинула магазин без покупки, и Малфой юркнул внутрь.

— Добрый день, мадам, — поздоровался он, цепляя самое вежливое выражение лица из своего арсенала масок.

Малкин улыбнулась в ответ — этого клиента она хорошо знала. А вот к его вопросам и просьбе отнеслась скептично, но щедрые чаевые, как надеялся Люциус, должны были сгладить ситуацию.

-

Они встретились на защите проекта по зельеварению — последнем экзамене из всех.

Учебный класс расширили, чтобы комиссия и студенты не чувствовали себя неуютно. Повсюду витали запахи трав и ингредиентов, которые вскоре должны были смениться ароматами готовых зелий — те пока оставались под чарами стазиса.

Студентов парами вызывали к столу преподавателей, и Люциус отстраненно наблюдал за волнующимися и заикающимися однокашниками.

— Тебе не стоило этого делать, — прошептала Молли, сидящая по правую руку от Люциуса.

— Я не мог удержаться, — тихо произнес он.

— Таков твой прощальный подарок? — поинтересовалась она.

Люциус посмотрел на девушку, ожидая увидеть на лице выражение обиды и недовольства, но встретил лишь теплый взгляд и мягкую улыбку.

Он не предполагал, что Молли с таким пониманием отнесется к его выбору.

Ответить Люциус не успел — прозвучали фамилии Малфой и Пруэтт: настала пора защищать свой проект.

Малфой отлевитировал котел к профессорскому столу и приступил к докладу:

— Амортенция, — произнес он, и лица членов комиссии озарил интерес. — Зелье приготовлено с нуля — включая основу — за сто пятьдесят два дня, и помещено под чары стазиса три дня назад.

— Свежайшая Амортенция, — произнес Слагхорн таинственным, как ему самому наверняка представлялось, голосом.

— Верно, — подтвердил Люциус.

Дальше включилась Молли:

— Свойства зелья таковы, что человек, испытывающий настоящее чувство, услышит аромат, связанный с объектом своих чувств. Если же человек не имеет привязанности, то не ощутит ничего, — проговорила она. — Особенностью зелья является невозможность определить, добавлено ли оно в еду или питье — при попадании в пищу зелье тут же теряет аромат. При употреблении вызывает сильнейшую привязанность к волшебнику или волшебнице, который ее добавил. Влечению невозможно противостоять.

— Совершенно верно, — сказал Слагхорн и улыбнулся. — Мы, конечно же, не станем проверять действие зелья таким образом — достаточно будет услышать аромат, чтобы понять, насколько качественным оно является.

Профессор взмахнул палочкой, снимая чары стазиса, и все студенты и члены комиссии на мгновение замерли; на долю секунды и влажный воздух в классе превратился в желе, а время будто остановило свой ход. Но вот миг закончился, и Люциус оглянулся — на лицах некоторых однокашников начали появляться улыбки, Нарцисса послала ему ободряющий взгляд.

Малфой вдохнул аромат — и забыл как дышать. Мир остановился во второй раз.

Он ожидал, что вовсе не ощутит запах — знал: чувств к Нарциссе у него нет, а потому и нотки гиацинтов, присущих ей, он не услышит. Также был уверен и в том, что к Молли его влечет лишь из-за эфемерного чувства свободы.

Однако медовый аромат, уютно свернувшийся клубочком в его легких, говорил совершенно иное.

— Потрясающий эффект, — прокомментировал Слагхорн, и Люциус выдавил дежурную полуулыбку. — Думаю, ни у кого из членов комиссии нет сомнений, что студенты Малфой и Пруэтт заслужили высший балл…

Малфой перестал слушать, вдыхая снова и снова, пока Слагхорн, наконец, не накрыл котел с Амортенцией крышкой. Пруэтт дернула его за рукав.

— Идем, — едва открывая рот проговорила она.

Малфой отстраненно кивнул и последовал к выходу, не поднимая взгляда. Кажется, ему о многом предстояло подумать.

-

Раньше, когда он смог убедить себя, что чувств к Молли у него нет, было проще. Теперь же, отрезав себя от реальности пологом кровати, Люциус мог думать лишь о том, как сильно он ошибался.

Он переосмысливал все чувства и поступки последних месяцев и понимал, что та безмерная тоска, которую он испытывал, — следствие расставания с Пруэтт. Желание избегать ее — попытка избавиться от привязанности. Выпускное платье — не прощальный подарок, а стремление порадовать близкого ему человека. Раздражение в адрес Нарциссы — не от того, что от нее зависело его будущее, а от недостатка смелости.

Малфой осознал: свобода, которую он желал обрести, требует смелости.

-

— Ваш поступок требовал смелости, — произнес Волдеморт, смерив Люциуса взглядом.

Он явился на выпускной вечер как приглашенный гость. Под руку с ним пришла та самая Грейнджер — признаться, Люциус ожидал чего-то большего, когда представлял себе женщину, способную повлиять на Волдеморта.

— Остаться без поддержки отца, без влияния фамилии и добиваться всего с нуля… — продолжил мужчина, и Люциус ожидал, что тот сейчас скажет, насколько это не только смело, но еще и глупо. Но Волдеморт его удивил: — Знаете, Люциус, ваше решение меня заинтриговало — это смелый шаг. Мне даже… любопытно, что из этого выйдет. Думаю, вам стоит набраться опыта под началом Лича, а дальше посмотрим, чем вы можете быть полезны.

Люциус на мгновение потерял дар речи; не этого он ожидал от Волдеморта, не такой поддержки… он-то предполагал, что без отца не заслуживает даже внимания Темного Лорда. Даже если предположить, что для Волдеморта Люциус — лишь развлечение или своеобразный эксперимент, это все равно больше, чем ничего.

Малфой, конечно, не собирался упускать свой шанс, потому что его фамилия — это то, чего, как оказалось, не лишить так же просто, как материальной помощи. Фамилия — то, что живет внутри него, формирует его характер и, следовательно, личность, и пока Люциус не сломлен, он остается Малфоем.

И все же, два конфликтующих Малфоя в стане приближенных к Волдеморту — это через чур. Люциус не мог не спросить:

— Но как же отец…

— Абраксас закостенел в своих предрассудках, — решительно перебил Волдеморт. — Я давно решил, что нам с ним не по пути. Поэтому очень удачно, что хотя бы один из двух Малфоев по-настоящему гибок. А связи и деньги — это то, что приходит со временем.

На этом короткий разговор был окончен, и Волдеморт со своей спутницей удалились, оставив Люциуса в одиночестве и смятении. Впрочем, ни то, ни другое, не продлилось долго: в поле зрения появилась Молли Пруэтт.

Синее платье оттеняло медный цвет ее волос, подчеркивало талию и округлости. Она была прекрасна своей собственной красотой: маленькая, пухлая, с растрепанными волнистыми волосами, теплым взглядом и мягкой улыбкой. Люциус обожал ее всю, каждый дюйм ее тела.

Она подошла к нему, уперев руки в бока и состроив гневное выражение лица — отвратительная актерская игра, но до чего же она была милой.

— Вы, мистер, задолжали мне танец, — заявила Молли.

Широко улыбнулась, так что на щеках появились ямочки, когда Малфой предложил ей руку.