Светотень (гет)

В первые десятилетия пролилось немало слез.

Алина оплакивала свою прошлую жизнь — все было проще, когда она не возглавляла страну, ведущую войну; когда ее партнером не был царь, которого она ненавидела так же страстно, как и желала; когда ее не мучила жажда силы. Но когда Алина приняла свое положение, ей пришлось оплакивать друзей, которые один за другим уходили из жизни.

Они с Александром ссорились, пытаясь понять, что на деле значит баланс. Брать чужую силу было легко, а вот отдавать свою — не так просто.

Но со временем они научились ладить с друг другом, и их ссоры все чаще заканчивались постелью, а не побегом Алины.

Мерзость — сложная магия, и Каньон был ее ужасным порождением. Но когда Дарклинг положил руки ей на бедра, и Алина призвала всю разрушительную мощь солнца, черпая силу от мужа — Каньон под их натиском рассеялся.

Они стояли на вершине холма, глядя на серую пустыню. Из песка торчали остовы скифов и зданий. Глядя назад, Дарклинг легко мог представить, что могло остаться там через сотни лет.

Он не удивился, заметив слезы в глазах жены, когда она смотрела на пустыню, где раньше простирался Каньон. Однако каково же было его потрясение, когда с собственных черных ресниц сорвалась одна единственная слезинка, сияющая, как звезда.

Дарклингу потребовались десятилетия, чтобы простить Алину за то, какую роль она сыграла в смерти его матери. Она предполагала, ему потребуются столетия, чтобы простить себя.

Александр часто исчезал в годовщину самоубийства Багры, поэтому Алина очень удивилась, когда застала утром мужа в кабинете. Он сидел, откинувшись на спинку кресла и безучастно смотрел в окно.

Она ожидала появления ничегой, когда положила руку ему на плечо, но вместо этого Александр накрыл ее пальцы своими и слегка сжал, словно ее свет мог изгнать всех его демонов.

Его любили раньше, но тогда этого оказалось недостаточно. И несмотря на все недосказанности между ними, Алина знала, что сейчас этого недостаточно для них обоих.

Деревня Эйнджес горела.

Они стояли на близлежащем холме, откуда открывался хороший вид на разрушения. Пламя перепрыгивало с крыши на крышу, и здания вспыхивали, словно спички. Располовиненные дома покосились, а главная площадь была изрыта глубокими бороздами от двух разрезов.

В центре, на месте темницы, зияла огромная яма.

Они с Александром стояли достаточно далеко, и до них доносился только треск пламени. Алина смотрела на дыру, не в силах отвести взгляд. Тени льнули к ней.

Стоило закрыть глаза, как перед мысленным взором вставала грязная темница, в которой томились истощенные, закованные в кандалы гриши.

— Мы сделали то, что должны были сделать.

Алина зажмурилась, прогоняя видение.

«Мы должны были знать».

Какой смысл быть бессмертными правителями Равки, если они не могут защитить гришей? Зачем тогда вообще надо было присоединять Фьерду?

— Мы должны были знать.

— Законы существуют не просто так. Они сами навлекли на себя беду, — холодно произнес Александр.

— Мы все виноваты, — горячо заявила Алина и повернулась к мужу.

Александр окинул ее взглядом, и черты его лица смягчились. Он смотрел на нее, также, как в их первую встречу — словно она была паззлом, который он никак не мог собрать. Будто только сейчас вспомнил, что был гораздо старше ее.

— Такова цена власти, Санкта, — он нежно заправил выбившуюся прядь ей за ухо. — Ты это уже знаешь.

В таких ситуациях Алина сомневалась во всем, что знала. Она снова бросила взгляд на яму. Тени завихрились вокруг нее, угрожая утащить во тьму, но она устояла.

Сцена с гришами отпечатается на внутренней стороне век на годы. Но сейчас Алина смотрела на разгорающееся пламя и не позволяла себе отвести взгляд.

Со временем всякое деяние можно искупить.

За прошедшие столетия Алина хорошо усвоила этот урок: попав в малый Дворец она видела, как гришей демонизировали, только чтобы через несколько поколений снова восхвалять. Мало что не могла смягчить дымка лет; мало что не могла приукрасить ностальгия.

Однако это не касалось гришей, живших столетиями. Алина не питала иллюзий и прекрасно понимала, что они с мужем внушали гораздо больше страха, чем уважения. И если подданные, преклонившие колени перед двумя тронами на возвышении, видели в ней еретичку, нежели святую, она могла с этим смирится. На данный момент.

Дарклинг стоял у окна дворца и наблюдал, как очередная жертва стремления его жены подружиться со всеми в Равке, уходит довольная приятным чаепитием с царицей.

Алина стояла рядом, лукаво улыбаясь. На это раз Александр не сказал: «ты коллекционируешь друзей, как другие женщины коллекционируют драгоценности». И вместо того, чтобы ответить: «а ты коллекционируешь врагов, как я друзей», Алина спросила:

— Ты думал о том, чтобы завести друга, царь мой?

«У меня уже есть все, что нужно», — подумал Дарклинг, глядя на жену.

Алина посмотрела на него своим непостижимым взглядом. Возможно, она поняла, что он хотел сказать, потому что переплела их пальцы и улыбнулась:

— По крайней мере, у тебя всегда буду я.

Дарклинг поднял ее ладонь к губам и поцеловал костяшки пальцев. На это раз он промолчал, потому что не доверял своему голосу.

— Сахарок, ты меня вообще слушаешь?

Дарклинг замер с ложкой у рта. Он упорно трудился, чтобы создать репутацию человека, которому никогда не дадут ласковых прозвищ; чье имя никогда не сократят с Александра до Саши. Неужели он так давно никого не потрошил?

— Я сказала, — повторила царица и Святая Равки, нетерпеливо постукивая пальцами по столу, — можно мне к чаю сахар, или ты собираешься съесть все сам?

Черный Еретик, Дарклинг, царь и ужас Равки, а также большой сладкоежка, с облегчением выдохнул. И, зачерпнув последнюю ложку, передал сахарницу жене.

Дарклинг не собирался спасать котенка, все произошло само собой: крик жены; пушистый комочек, падающий с балкона; материализовавшаяся ничегойя, которая успела подхватить котенка в самый последний момент.

И теперь тот мурлыкал и терся о его сапоги. Дарклинг уже сожалел о содеянном, но тут подоспела жена, раскрасневшаяся от беготни, и бросилась на колени, чтобы осмотреть котенка.

— Ты спас ее, — выдохнула Алина, и, подхватив котенка, сжала руку мужа. Дарклинг безмолвно глядел на балкон. — Спасибо.

Муж молчал, но Алина заметила, как порозовели кончики его ушей.

Прапрапра — и еще дюжина пра — правнук Накошки Чатул недовольно махнула лапой во сне, царапнув обивку трона Алины. Алина погладила котика по животу и быстро одернула руку, чтобы кара не настигла и ее.

— Еще один? — муж широким шагом пересек тронный зал и занял соседний с Алиной трон.

— Ты всегда жалуешься, — заметила Алина, почесывая Чатула за ушами. — Но я всерьез начинаю думать, что тебе нравятся котята.

Александр облокотился на трон и подпер рукой подбородок.

— Ты думаешь, что мне нравятся котята? — удивленно спросил он.

Чатул широко зевнул.

— Я вижу, как ты ведешь себя с ними, когда думаешь, что никто не смотрит.

Муж мельком взглянул на закрытые двери — первый докладчик еще не прибыл.

— И как же?

— Ты другой. Мягче.

Муж недовольно фыркнул, и Алина поджала губы, пытаясь скрыть ухмылку, и снова потянулась к котенку. Но на этот раз оказалась недостаточно быстрой, и Чатул успел ее оцарапать. Александр напрягся, и Алина почувствовала, как натянулись незримые узы между ними.

Некоторое время она молча смотрела на царапину, осознавая, что если в ранку попадет инфекция, то пушистому комочку не поздоровиться. Но царапина была неглубокой. Муж расслабился и направил свое внимание на тени у своих ног.

— Иногда ты защищаешь их, — продолжила Алина, глядя на потомка Накошки. — Почти любишь.

Тень мазнула по трону.

— Мы до сих пор говорим о котятах, Алина?

— О чем же еще? — Алина невинно похлопала ресницами.

В этот момент двери распахнулись и в тронный зал вошел министр иностранных дел. Алина незаметно улыбнулась, когда тот низко поклонился им.

Алина шагала по полю, прислушиваясь к хрусту снега под ногами. По прошествии столько лет ей достаточно было поймать на язык снежинку, чтобы определить в какой части Фьерды на находится.

Вернее, бывшей Фьерды.

Время также научило ее, что легкое натяжение незримых уз предшествует появлению Александра. Алина согнула пальцы, и звездный свет отразился от земли, позволяя увидеть мужа.

— Я догадывалась, что ты появишься, — улыбнулась она.

— Мятеж на территории, которую, по твоим заверениям, ты контролируешь привлек мое внимание.

Муж шел рядом, засунув руки в карманы черного кафтана, так резко выделявшимся на заснеженном пейзаже. Несмотря на то, что физически он был далеко, снежные хлопья начали оседать на его плечи. Александр смотрел прямо, словно мог видеть, что происходит вокруг, но на самом деле все его внимание было устремлено на ее.

Когда-то давно это испугало бы Алину. Теперь же она без страха принимала его внимание.

— Тебя успокоит тот факт, что восстание подняла я?

Александр глубоко вздохнул: пытался по вкусу воздуха определить ее местоположение.

— Зачем начинать бунт против себя самого?

Алина уперла руки в бока.

— Как будто ты сам так никогда не делал.

Александр твердо встретил ее взгляд.

— Я поступал так, только когда на то была причина.

— У меня есть причина. Тебе придется мне довериться. Если, конечно, ты не хочешь сам управлять восстанием?

— Не искушай меня.

Алина очаровательно улыбнулась и продолжила свой путь. Муж шагал рядом, снег укрыл его темные волосы, как листья — могилы.

Не их, конечно.

— Когда ты вернешься домой, Алина?

Она выдохнула облачко пара.

— Как только восстание будет подавлено.

— Равка страдает в твое отсутствие.

— Все еще прикрываешься Равкой, я смотрю.

— Алина.

Она подошла к мужу достаточно близко, чтобы он мог ее коснуться, но они оба знали, что он этого не сделает. В теории баланс оказался простым. На деле у них ушли столетия, чтобы выработать негласные правила и прийти к согласию. И теперь, когда она была так далеко…

— Я скоро вернусь.

Александр посмотрел ей в глаза. На его лице заходили желваки. Вдруг что-то в Ос Альте его отвлекло, и он исчез.

Алина осталась одна среди знакомой безмолвной темноты. Она чувствовала, как ее тянет обратно — к трону, к мужу, к балансу.

Стряхнув налипший снег с пальто, она быстро зашагала дальше. В конце концов ей нужно подавить восстание, прежде чем вернуться домой.

Он носил титул Дарклинга несколько лет, когда царь взял его в дипломатическую поездку во Фьерду.

Тогда мало кто знал, кем он был: Второй армии еще существовало, а строительство Малый Дворец начнется только через сто лет. Фьерданцы не видели в нем угрозу. Но даже скрываясь под личиной советника царя, его грудь сдавило странное чувство, когда из окон кареты стал виден Ледовый Двор.

Александр пришел в ярость, когда понял, что это страх.

Дарклинг вышел из кареты уже на взводе, оставив перчатки на сидении.

Он пожал руки фьерданской знати. Обычно, он не шел на такой риск: любой гриш распознал бы в нем усилителя, чего Александр старался избегать. Но в стране, которая охотилась на гришей, нельзя было упустить шанс узнать, если среди правящей верхушки гриши.

Александр пожал руки всем придворным. Первой раскрыла себя графиня: едва их ладони соприкоснулись, он почувствовал легкое дуновение ветра. Александр одарил ее темной и жестокой улыбкой. К концу приема Александр нашел еще четверых. Он не разговаривал с ними, да и возможности такой не было: когда гриши поняли, что произошло, то старались держать от него как можно дальше. Александр их не винил. На их месте он поступил бы также.

Их визит подходил к концу, а он не решил, как распорядится полученной информацией. Скорее всего, он позволит этим гришам спокойно прожить свою жизнь служа режиму, который истреблял таких, как они. Но будет присматривать за их детьми, внуками и правнуками. И когда Равка будет готова, у нее будет своя гришийская шпионская во Фьерде.

Александр стоял чуть поодаль от толпы гостей на прощальном приеме и разглядывал гладкие стены дворца, построенные гришом. Он надеялся, что кто-нибудь даст ему повод пустить в ход в разрез. В другом конце зала глава дрюскелей рассказал короле какую-то шутку. На глаза Александру опустилась пелена ярости, и он с силой сжал бокал.

Он мог бы разрушить дворец, но что толку? Может он и гриш, но сейчас ему была необходима власть, которой обладали отказники, и чтобы получить ее нужно было набраться терпения.

Ему нужно было покинуть Ледовый Двор целым и невредимым.

Дарклинг выдохнул и прислонился спиной к стене, его пальцы коснулись гришийского льда. Но в его груди пылало пламя.