Теперь мне ничто не страшно... (гет)

Кровь...

Всюду кровь — темно-красная, густая.

Руки в крови, платье в крови — неприятно липнущее к телу... Могла ли она представить, что жизнь однажды повернется так? Нет, никогда! Ведь поначалу был лишь свет и ни капли тьмы...

Когда же настал конец беззаботному и счастливому детству в маленькой эльфийской деревушке, скрытой от посторонних глаз в самой чаще Звездопадного леса? Сейчас всё вспоминалось с трудом, точно было и не с ней, а с другим ребенком — беззаботным, с пытливо распахнутыми синими глазами, ещё не замутненными страхом.

Когда-то её звали Эвтибелль и было ей пять лет, когда детство внезапно оборвалось, а всё то, что составляло счастье, обернулось пеплом, кровью и безумием.

...Крики ужаса и боли, пылающие дома и деревья, недвижные тела, распростертые на земле, пропитанной кровью... Немногие оставшиеся в живых пытались скрыться, но дорогу им преграждали огромные уродливые существа в черной одежде и окровавленными мечами в руках. Один такой урод схватил мать Эвтибелли, когда та вместе с дочкой старалась спрятаться в близрастущих кустах. Пинком отбросив девочку, которая даже плакать не могла от страха, сжавшего её сердечко, урод, ухватив эльфийку покрепче за волосы, внимательно осмотрел свою добычу.

— Хороша бабенка! — отвратительная рожа расплылась в похотливой ухмылке. — Можно немного развлечься...

Когда раздались первые отчаянные вопли, Эвтибелль, зажмурившись, закрыла ладошками уши и, свернувшись в комочек, стала проваливаться в спасительную тьму, где не было ничего — ни боли и страха, царящих вокруг, ни крови, ни криков...

— А кто это тут у нас? — из милосердного забытья её вырвал грубый голос и не менее грубая рука, ухватившая маленькую эльфийку так, что та вскрикнула и широко распахнула глаза.

Дома и деревья всё ещё горели, но уже как-то вяло, словно ярость огня пошла на убыль вместе с безумным желанием убивать в сердцах пришельцев — те, насытившись пролитой кровью, деловито шныряли вокруг, стаскивая в кучу тела и срывая с них украшения...

Девочку резко встряхнули, отчего она окончательно пришла в себя и, подняв глаза, увидела того, кто схватил ее — огромного страшного гоблина, покрытого кровью и копотью, который скалил в волчьей усмешке острые зубы.

— Да сверни ей шею, Брагус! — лениво посоветовал один из убийц. — Какой прок от девчонки?

— Ну, уж нет, — ухмыльнулся тот, кого назвали Брагусом и который, судя по тому, как почтительно относились к нему прочие чужаки, был их вожаком. — Эльфы на рынке рабов ценятся очень дорого, особенно такие хорошенькие девочки... А пленных нам удалось взять немного — дрались, поганцы, не на жизнь, а на смерть, даже бабы...

Эвтибелль не успела опомниться, как её талию окрутила веревка, и вскоре она присоединилась к жалкой кучке пленных — тех, кто остался в живых. Но мамы маленькой эльфийки среди них не было...

Пленники и гоблины двинулись в путь, покидая то, что совсем недавно было для Эвтибелль домом, полным света и любви...

...После первого же привала выяснилось, что пятеро из двенадцати пленников покончили с собой, не желая становиться рабами.

Брагус, почернев от ярости и брызгая слюной, орал на надсмотрщиков, угрожая им мучительной смертью, но это не помогало — жалкая кучка пленных таяла с каждым привалом, и наконец от них осталась лишь одна Эвтибелль, которая была слишком мала и напуганна, чтобы что-то сделать с собой.

Потом было долгое путешествие на корабле, который постепенно заполнялся награбленными по пути сокровищами и новыми пленниками. Уж эти-то были не столь отчаянными и свободолюбивыми, как эльфы — лишь один из них за всё время пути бросился за борт, предпочтя погибнуть в пучине морской, остальные же, сбившись в кучку, плакали и стенали, жалуясь на жестокую судьбу.

...Столица империи гоблинов, в порт которой после долгих дней пути наконец-то прибыл корабль, поразила Эвтибелль, до сих пор видавшую лишь свою, да ещё соседнюю деревушку... Подоспевшие грузчики-гоблины шустро разгрузили корабль, перетаскав ящики с ценностями на ближайшие склады, пленных же, скованных цепями, посадили на повозки и куда-то повезли, однако Эвтибелль осталась с гоблином.

— Пойдёшь со мной, — бросил Брагус, застегивая пояс, на котором висел кинжал. — Надо привести тебя в порядок, а то смотреть страшно... Чего глаза пучишь? Пошли!

Едва поспевая за широко шагающим гоблином, Эвтибелль, раскрыв ротик, с изумлением рассматривала всё, что попадалось на пути: высокие дома с колоннами и красивой лепниной, мозаику на стенах, фонтаны со статуями, многочисленных прохожих...

Больше всего её поражало то, что навстречу попадались не только гоблины, но и другие существа, из которых она знала только людей — пару раз видела их в соседней деревне на ярмарке. Все они были красиво одеты, увешаны блестящими украшениями тонкой работы и никто не обращал внимания на огромного гоблина, что тащил за собой маленькую измученную эльфийку...

Брагус, пройдя вверх по улице пару десятков метров, неожиданно свернул в узкий проход между домами, потом повернул ещё раз, и ещё... и неожиданно они очутились перед красивым домом, утопавшим в зелени и цветах. Гоблин втолкнул заробевшую Эвтибелль в калитку и, войдя следом, щёлкнул задвижкой.

— Я дома! — прогремел он. Дверь дома распахнулась и навстречу выбежала полненькая молодая женщина с кожей лазурного цвета и длинными, иссиня-черными волосами. Она бросилась на шею гоблину и эльфийка удивилась: тот не оттолкнул её — напротив, крепко обнял и смачно поцеловал женщину.

— Всё в порядке, Лазура? Вот и хорошо... Да, позаботься об этой, — Брагус вытолкнул вперёд заробевшую Эвтибелль. — Как зовут — не знаю, сама познакомишься. Помой и накорми девчонку, у меня на неё большие планы!

Лицо Лазуры дрогнуло, но она, ничего не сказав, а лишь вымученно улыбнувшись, ласково обняла девочку и повела в дом.

За всё время, что Эвтибелль провела в доме Брагуса, она немного успокоилась, но кошмары мучили очень долго: ночами эльфийка просыпалась с криком и в слезах, а Лазура, которая часто ночевала в её комнате, ласково обнимала дрожащую девочку и, напевая что-то на незнакомом языке, убаюкивала...

Брагус точно позабыл о своей пленнице и планах на неё. Пропадая по несколько суток, он внезапно появлялся на пороге, целовал Лазуру, пожирал обед или ужин, заваливался спать, а потом снова исчезал. Втайне Эвтибелль надеялась, что его убьют во время набегов, которыми он руководил, но зеленокожая тварь была на редкость живучей и везучей, возвращаясь домой без единой царапины.

В один из дней, когда Лазура и Эвтибелль тихо сидели в беседке за вышивкой, наслаждаясь мягкими солнечными лучами, что падали на них, Брагус появился на пороге, бросив:

— Одень и причеши девчонку! Пора ей отработать те деньги, что я на неё потратил!

— Господин... — дрожащим голосом произнесла Лазура, умоляюще сложив руки на груди. — Оставь её здесь... Пусть будет мне вместо дочки...

— Оставить волчонка рядом с собой, чтобы потом она отомстила за смерть своих родных? — жутко расхохотался гоблин. — Ты выжила из ума, женщина? И не смей перечить! Забыла, откуда я тебя взял?

Руки Лазуры, обнимавшие Эвтибелль, дрогнули и бессильно опустились.

— Хорошо, мой господин, — безжизненным голосом произнесла она. — Я сделаю так, как вы приказали...

... Эвтибелль купили почти сразу: стоило ей появиться на помосте, как в толпе начали выкрикивать суммы, что были готовы уплатить за маленькую эльфийку — уж больно редким и ценным товаром она была. Купила её высокая красивая женщина в пурпурном плаще, из-под которого выглядывало расшитое золотом платье.

— Пока что ты мала для той работы, что от тебя требуется, — задумчиво сказала она, оценивающе рассматривая свою покупку. — Ну, ничего — несколько лет и отбоя от клиентов не будет... Идём, деточка!

Так Эвтибелль оказалась в публичном доме, где ей быстро нашли работу по силам — вытирать пыль, поливать цветы, разносить белье по номерам, а заодно сменили имя: теперь она должна была откликаться на Эвтибиду... Даже имени её лишили — последнего, что ещё связывало маленькую эльфийку с прошлым, когда она была свободной и счастливой.

Время шло, Эвтибида росла и вскоре хозяйка вызвала её к себе.

— Пора тебе начать отрабатывать еду и кров, деточка, — слащаво сказала она. — Завтра и начнёшь, тем более, что завтра к нам прибудет особый гость, любящий все, связанное с эльфами... И не вздумай перечить, ты знаешь, что бывает с непокорными рабынями!

Эвтибида знала, что бывает с теми девушками, что противились воле хозяйки или же, что ещё хуже, желаниям клиентов. Самым слабым наказанием было заключение в холодной темной каморке на хлеб и воду, но однажды Эвтибиде довелось увидеть ту, что оказала сопротивление клиенту, поранив того ножом... Нет, её не убили, но уж лучше смерть, чем то, что сделали с несчастной... Впрочем, находились извращенцы, к которым приносили строптивицу, и она отрабатывала еду и постель, не имея возможности ни убежать, ни высказать свой протест — рук, ног и языка у неё уже не было...

... Эвтибида лежала и молча смотрела в потолок совершенно сухими глазами — слёз не было, хотя сердце разрывалось от душевной боли и отвращения.

Что было хорошего в её жизни? Пожалуй, только первые несколько лет, а потом... потом пришли боль, страх и смерть в лице гоблинов и... Брагуса! Это он, тварь уродливая, повинен в том, что её лишили чистоты, бросив в котёл чужой похоти и грязных мыслей!

— Тварь! Мразь! Ненавижу... НЕНАВИЖУ!!! — шептала она, сжимая кулаки так, что ногти протыкали нежную кожу ладоней. — И пусть боги будут свидетелями — я отомщу!

Дни сменялись днями, недели — неделями, месяцы проходили, незамеченные... Эвтибида постепенно привыкала к своей новой жизни. Частички наивности и всего светлого, что ещё сохранилось в закоулках души, растворились почти без остатка, уступив место цинизму и презрению к тем, кто приходил в её постель.

Она ни с кем особо не поддерживала дружеских отношений, оставаясь одиночкой, однако товарки относились к ней хорошо: Эвтибида была не жадной, всегда находила слова поддержки для отчаявшихся девушек, даже порой защищала их перед хозяйкой.

Что же касается мужчин... К ним Эвтибида не испытывала ничего, кроме брезгливости, не обманываясь словами любви, которые многие ей говорили, надеясь вызвать счастливую улыбку и сияние глаз прекрасной эльфийки.

"Любовь — это ложь!" — не раз повторяла она и была ли не права?

Их было много, но не было лишь ЕГО...

... — Эвтибида, тебя госпожа зовёт! — фавнесса Изолия просунула в дверь рыжую кудрявую голову с позолоченными рожками. — Не иначе, как особый клиент намечается!

"Кто бы сомневался..."

Эвтибида, потянувшись, лениво встала, набросила на обнаженные плечи шарф и неторопливо пошла в покои госпожи Локки, которая встретила её необычайно взволнованно:

— Девочка моя, сегодня у нас будет особый гость, так что расстарайся, ублажи его, чтобы остался доволен! Он наш благодетель, можно сказать, ведь именно благодаря ему в нашем заведении столько красивых девушек всех рас! Иди, приготовься, а потом ступай в Золотую комнату!

Усилиями служанок красота Эвтибиды была доведена до совершенства — тщательно расчесанные и уложенные волосы сияли подобно золоту, кожа, натертая благовониями, была нежной и гладкой точно шёлк. От каждого движения высокой и стройной эльфийки в воздухе разливалось благоухание, а прозрачные одежды почти не скрывали очертаний пусть и полноватого, но прекрасного тела...

Маленькая рабыня, что сопровождала её, услужливо распахнула дверь в Золотую комнату, и Эвтибида, сделав несколько шагов, застыла.

Это был ОН... И он лежал, вольготно раскинувшись, на кровати, скалив в довольной улыбке острые зубы.

"Эта тварь совсем не изменилась, — подумала Эвтибида, заставив себя чарующе улыбнуться и плавно подойти к кровати. — Такой же мерзкий урод, каким и запомнился... Мразь! Мразь, убийца!"

— А Локка не обманула, — хмыкнул Брагус, оценивающе рассматривая эльфийку. — Действительно, лакомый кусочек... Иди сюда!

Он повелительно похлопал рядом с собой и Эвтибида, грациозно присев, спустила с плеч лёгкое платье...

... Наверное, она приворожила его, так как с того момента Брагус стал постоянным клиентом эльфийки. Остальные поклонники прекрасной Эвтибиды пробовали было возмущаться, но несколько зуботычин и демонстрация острого как бритва кинжала заставили их подумать о том, что, в сущности, на этой ушастой свет клином не сошёлся, а в борделе полно девиц на любой вкус...

Через месяц гоблин навестил хозяйку борделя с крайне выгодным предложением... причем в такой манере, что та согласилась тут же, понимая, что в случае отказа её в один далеко не самый прекрасный день обнаружат где-нибудь в подворотне или канаве с перерезанным горлом... Если вообще обнаружат.

— Я тебя выкупил, так что собирай вещички! — отрывисто бросил Брагус, откинувшись на подушку.

— Ты меня... что?!

— Теперь ты моя и я не позволю другим мужикам обладать тобой! Ну, чего застыла? Иди и собирай вещи, говорю!

Это было превыше всех ожиданий — виновник всех её несчастий сам — САМ! — приглашал в свой дом ту, что так исступлённо желала ему смерти! Слёзы наконец-то выступили на глазах эльфийки, но гоблин принял их за слезы радости и, притянув девушку к себе, впился в её губы жадным поцелуем.

И вот он — тот самый дом, куда её много-много лет назад привели, чтобы потом продать в рабство...

"Странно, что он меня совсем не помнит, — думала Эвтибида, неслышно ступая по усыпанной белым песочком дорожке. — Хотя... Кто знает, скольких несчастных вот так же приводили сюда... И как там Лазура, жива ли?"

Никто не выбежал им навстречу, никто не бросился гоблину на шею...

Недобрые предчувствия сжали сердце Эвтибиды, но она не подала виду, ослепительно улыбаясь.

— Это твоя комната, — Брагус бросил сундучок с вещами эльфийки на скамью. — Устраивайся, слуга позовёт к обеду!

Он вышел, а Эвтибида, присев в креслице, огляделась: всё, всё осталось таким же, как и запомнилось много лет назад — кровать с резными и инкрустированными полудрагоценными камнями спинками, мозаичное панно во всю стену, изображающее морские глубины, большая ваза, покрытая голубой глазурью, в углу, маленький ткацкий станок, на котором она пробовала работать, а Лазура потом со смехом переделывала её огрехи... Разве что покрывало на кровати другое и занавеси, но это неудивительно — вещи изнашиваются и их заменяют... как заменили саму хозяйку комнаты...

Вскоре Эвтибиду позвали обедать и она с радостью узнала в старом слуге того самого, что был и тогда, давно. Быть может, всё же удастся узнать, что произошло с Лазурой?

Потом была страстная ночь, потом скучный день, следом ещё одна ночь..

Эвтибида потеряла счёт суткам, погружаясь в монотонную скуку, но ни на минуту не позволяла себе роскошь забыть — ОН виновен во всём.

— Ты моя! — шептал Брагус ночами. — Ты стала для меня моим чудом! Чудом, от которого не хочется отказываться, чудом, которого хочется, к которому стремишься... Я тебя никогда не предам и не отвернусь, ты всегда будешь в моем сердце... Веришь мне?

Эвтибида, не отвечая, закрывала его рот поцелуем и гоблин забывал о вопросе...

Вскоре он уехал: как сказал — по важным делам, наказав слугам слушаться свою новую госпожу, что те и выполняли, не особо, впрочем, усердствуя в послушании. Эвтибида и не настаивала, ей было достаточно и того, что в доме было чисто, одежда и постельное белье выстираны и выглажены, еда радовала разнообразием. Эльфийка даже немного прибавила в весе, но гоблину это нравилось: он любил женщин в теле.

— Госпоже угодно ещё что-нибудь? — из раздумий Эвтибиду вывел дребезжащий старческий голос.

— Скажи, а где та, что была тут до меня? — вырвалось у эльфийки. Слуга изумлённо уставился на неё, намереваясь что-то спросить, но Эвтибида опередила его. — Я поняла, что раньше тут жила женщина, по комнате — у неё действительно жилой вид, а не просто для гостей...

— Эх... — старик слабо махнул рукой, устало опустившись на скамью. — Где она теперь, голубушка? Да и сколько их здесь, бедняжечек, на моей памяти побывало... Избавлялся от них наш господин, когда надоедали... Ох!

— Не бойся, я ничего не скажу... Но что стало с той, что жила здесь до меня?

— Продали её... на плантацию, — неохотно признался слуга. — Нелегко ей там будет... Госпоже ещё что подать?

— Нет, можешь идти...

"Лазура... И те, кто был до неё... Сколько же вас тут побывало? Скольким ты, мразь, клялся в том, что не предашь и не отвернешься? Да и какая может быть тебе вера — тебе, мерзавцу и твари?"

Брагус приезжал, привозя с собой богатства — роскошные ткани и одежды, изысканные украшения, мешки с золотыми и серебряными монетами, но Эвтибиду не ослепляла эта роскошь — ведь за ней, как она знала, стояли смерть и страдания тех, кого он ограбил, убил, продал в рабство...

Потом гоблин снова уезжал, пропадая по нескольку недель, и Эвтибида молилась всем богам, чтобы хоть на этот раз его убили. Но боги оставались глухи к ее мольбам и Брагус возвращался...

Так и сегодня...

— Эвтибида! — рокочущий голос заставил эльфийку вздрогнуть и очнуться от невеселых мыслей. — Я дома!

"Приехал всё-таки, остался жив и на этот раз..."

Эвтибида неохотно пошла к двери, уже у самого входа сделала счастливое лицо и, со смехом выбежав во двор, бросилась на шею могучему гоблину.

— Позаботься о наших гостьях! — Брагус пренебрежительно кивнул куда-то в сторону и эльфийка, глянув туда, увидела двух измученных девушек, немного похожих друг на друга цветом волос — и у той, и у другой они были розовыми, правда, разного оттенка. Однако на этом их похожесть и заканчивалась...

Они даже немного познакомились и Эвтибида узнала, что девушек звали Розочка и Тихоня, и жили они далеко отсюда, в закрытой от всех посторонних глаз долине Троллей, бывшей до недавнего времени местом счастья и веселья... пока туда не пришел Брагус со своей бандой, перебив старых и немощных, а всех прочих захватил в плен.

"Всё так же, как и тогда, со мной..."

...Многое потом произошло: принцессу троллей Розочку и королеву бергенов Тихоню продали, хотя Эвтибида всей душой хотела им помочь, не желая, чтобы и они пережили то же, что пришлось пережить ей. Однако Брагус был неумолим, движимый только корыстью и жаждой наживы.

— А... меня ты никогда не отдашь? Не предашь? — не раз спрашивала Эвтибида, перебирая черные пряди волос гоблина после любовных утех.

— Никогда, — лениво отвечал тот. — Я от тебя никогда не отвернусь и не предам, клянусь своей честью!

"Честь... А разве она есть у того, кто убивает и грабит беззащитных?"

Эвтибида редко выходила на улицу и разнообразные новости ей охотно приносили слуги. В один прекрасный день они прибежали взбудораженные, с горящими глазами:

— Госпожа, говорят, что владычеству гоблинов скоро придет конец! Их войско на границе разбито, главный военачальник убит... Скоро, скоро мы будем свободны!

— Свободны...

С каждым днём беспорядки росли и пухли как тесто в кадушке: то тут, то там вспыхивали восстания, отряды гоблинов уже не справлялись с бунтовщиками, да многие и не хотели с ними воевать, особенно деревенские жители... Упорствовали только те, чьи руки были замараны невинной кровью, и кого не ждало ничего хорошего...

Вскоре разнёсся слух, что рабы с рудников и плантаций перебили своих надсмотрщиков и, захватив их оружие, идут на столицу, отчего многие горожане, в панике побросав своё имущество, бежали на кораблях — куда угодно, лишь бы не попасться под горячую руку.

Империя гоблинов трещала по швам...

Слуги Брагуса ушли и Эвтибида осталась одна. День за днём она сидела у окна, поджидая гоблина, но тот словно провалился сквозь землю — ни слуху, ни духу...

... — Эвтибида... — хриплый голос и грубые руки оборвали сон эльфийки. — Ты здесь... Ты не бросила меня... Я никому тебя не отдам!

Огонёк свечи выхватил из темноты покрытое грязью и кровью, искаженное страданием лицо Брагуса и Эвтибида на краткий миг ощутила жалость к этому негодяю... Нет! Жалеть нельзя, ведь он недостоин жалости!

— Ваше правление закончилось, гоблин! Ты видел, что творится на улицах? — тихо произнесла эльфийка. — Все те, кто был рабами, уходят... и я тоже уйду. Я давно бы ушла, но не хотела бежать вот так, точно крыса с тонущего корабля!

Лицо Брагуса исказилось и он, глухо зарычав, швырнул Эвтибиду на пол.

— Я тебя не отпускаю, слышишь?! Ты... ты моя и ты не посмеешь уйти без моего разрешения! Я... я убью тебя!

Грязные ладони сжали горло эльфийки, прерывая дыхание... Она пыталась бороться, но разве можно было справиться слабой женщине с мощным гоблином?

Руки, слабея, били по широкой спине, затянутой в кожаный комбинезон, в глазах темнело... Пальцы бессильно скользнули по спине Брагуса вниз, ухватились за что-то металлическое...

Кинжал.

Острое лезвие с лёгкостью наполовину вошло в бок гоблина и тот, взревев от боли и удивления, отпрянул, отпустив шею Эвтибиды.

— Дрянь... Как ты могла?.. Да я тебя...

Брагус поднялся, попытался вытащить кинжал из своего тела, сделал шаг, но запутался в сброшенном с постели покрывале, потерял равновесие и рухнул навзничь — рукояткой кинжала на пол, вгоняя тот ещё глубже. Лицо гоблина залила хлынувшая изо рта кровь, превращая его в устрашающую маску, а Эвтибида, кашляя и держась за горло, кое-как поднялась и, пошатываясь, подошла к поверженному врагу.

— Сколько лет я ждала этого, — прошептала она. — Как давно хотела отплатить за всё — за смерть своих родных, за сожженную твоей шайкой деревню, за ту маленькую девочку, у которой отняли детство, превратив сначала в рабыню, а потом в шлюху... За себя!

Глаза Брагуса изумлённо расширились. Он попытался подняться, но не вышло — видимо, кинжал, ушедший глубоко в тело, серьезно что-то повредил...

— Что, не узнал? — горько усмехнулась Эвтибида. — Ну да, конечно — с чего бы грабителю и работорговцу помнить тех, у кого он отнял свободу...

— Так это ты...

— Да, это я. И я давно ждала этого дня!

Эльфийка наклонилась и вытащила из-под кровати боевой топор гоблина.

— Странно, да? Принять смерть от рук той, которой клялся в вечной верности... Но я-то не клялась!

Лезвие топора со свистом рассекло воздух...

...Держа в руках окровавленную голову того, кто был повинен во всех её страданиях, Эвтибида задумчиво смотрела в мертвое лицо Брагуса.

Теперь она не боялась ничего — ни опасности того, что её могут поймать и, если империя гоблинов вернёт силу, судить и приговорить к смерти за то, что убила своего хозяина. Ничто теперь не пугало эльфийку, ведь боль и позор, что терзали её душу много лет, наконец-то смыло потоком крови виновника всех этих бед...

"Теперь мне ничто не страшно..."