Она была девушка. Она была влюблена (гет)

„...она никогда не думала, что будет говорить об этом так легко. Теперь, когда он стоял перед ней, растерянный и бледный, она могла спокойно...“

Эйлин внезапно перестала писать и посмотрела в окно. Солнце светило вовсю. Природа словно посмеивалась над учениками, которые были заперты в каменных стенах Хогвартса.

Эйлин Велл сама не заметила, как перестала конспектировать учебник по истории магии и вернулась к своему рассказу. Писательство было её главным увлечением. Никто из однокурсников не знал о том, что она в свободное время пишет, а друзей у неё не было.

«Творчество творчеством, — сама себе сказала Эйлин, — а экзамены сами себя не сдадут».

Она вздохнула, усилием воли оторвалась от окна, встала из-за стола и, пройдя к соседнему стеллажу, потянулась за толстой книгой о восстаниях гоблинов.

Полка находилась высоко. Чтобы достать книгу, Эйлин встала на цыпочки, подцепила пальцем корешок и потянула на себя. Книга оказалась слишком тяжёлой, Эйлин её не удержала, и старинное издание стремительно полетело вниз. Девочка зажмурилась, готовая к звуку удара книги об пол и гневу мадам Пинс. Но удара не последовало. Эйлин опустила глаза и увидела Регулуса, сидящего на корточках и держащего в руках книгу.

— Еле поймал, — сказал он, вставая.

Эйлин приняла из его рук книгу, поблагодарила и, круто развернувшись, поспешила к своему столу.

— Может, помочь чем? — предложил Регулус.

Эйлин невольно улыбнулась.

— Чем ты можешь мне помочь, если на курс моложе и сам не знаешь этих тем?

— А, ну да.

Им всегда было легко разговаривать. Эйлин удивлялась, как Регулус не похож на своего брата. Не такой надменный, не такой резкий. Эйлин, которая была у родителей единственным ребёнком, не могла понять, как можно воспитываться в одной семье и при этом быть такими разными.

— Ты не сильно занята? — спросил Регулус.

— Нет, — ответила она и сразу же поняла, что солгала.

Регулус сел напротив неё и посмотрел на лист пергамента, на котором она писала рассказ. Заметив его взгляд, она перевернула пергамент.

— Так, черновик. Начала что-то черкать, рисовать. От нервов, наверное.

— Наверное, — легко согласился Регулус. — Я тоже немного переживаю. Трансфигурацию точно завалю.

— У тебя всё получится, — твёрдо сказала Эйлин.

Регулус был не таким красивым, как Сириус. Но он был намного мягче, добрее. Может, красивые люди вообще не бывают добрыми? В таком случае, в красивых лучше не влюбляться.

Эйлин сама не заметила, как задумалась. К горлу подкатили слёзы, она всхлипнула.

— Ты чего?

— Ничего, — она быстро встала и собрала свои вещи. — Говорю же: нервы. Пойду, попрошу что-нибудь успокоительное у мадам Помфри. Пока.

Она стремительным шагом вышла из библиотеки.

* * *

Это было зимой. Четырнадцатого февраля, когда мороз на улице щипал за щёки, а снег тяжёлым покрывалом лежал на холмах и уже всем порядком надоел, она решила взять судьбу в свои руки.

Открытку она сделала своими руками, с помощью мастер-класса из журнала. На маленьком картонном сердечке распустились розы, а влюблённая пара целовалась на фоне луны. Эйлин использовала заклинания из журнала, заставляющие пару двигаться, а луну — сиять. На её взгляд, получилось очень даже ничего. Аккуратным, каллиграфическим почерком, она вывела слова признания. Такие наивные, такие искренние, такие, какие используют только девочки в четырнадцать лет, впервые признаваясь в любви.

На зельеварении, когда слизеринцы и гриффиндорцы были в одном классе, она, как бы случайно, бросила валентинку на вещи Блэка, когда он отвернулся. Она готова была поклясться, что он не заметил этого жеста, и хвалила себя за мудрость подписаться.

Впервые в жизни Эйлин не могла сосредоточиться на том, что им говорил учитель. Она то и дело бросала взгляды на парту через несколько рядов от неё. Когда прозвенел звонок, она одной из первых выскочила из класса.

Она ждала, что Сириус к ней подойдёт. Но он даже не смотрел в её сторону. И, случайно проходя мимо его компании, расположившейся возле окна, она услышала их разговор:

— «Я давно испытываю к тебе это тёплое чувство...» Подумать только!

Она резко обернулась. Да, так и есть. Сириус Блэк держит в руках её валентинку, показывает друзьям и смеётся. Она подошла к ним.

— А вот и наша влюблённая! — воскликнул Блэк. — Что, уже рассчитываешь на свидание? Эй, народ! Эйлин Велл признаётся мне в любви!

Он снова залился своим прерывистым смехом. Щёки Эйлин покраснели. Она попыталась вырвать валентинку из рук Блэка, но он держал её крепко. Открытка порвалась, Эйлин схватила доставшуюся ей половинку и убежала, глотая слёзы.

Какое-то время ей не давали покоя. Однокурсницы показывали на неё пальцем, называли «юная миссис Блэк», сам Сириус издевательски подмигивал. Но жизнь в Хогвартсе шла вперёд, и вскоре об этом инциденте все забыли. Все, кроме Эйлин.

* * *

— Спасибо, что вытащил из замка. Ещё чуть-чуть, и я бы точно с ума сошла!

Регулус пожал плечами. Его щёки слегка порозовели.

— Друзья должны помогать друг другу.

— Друзья? — переспросила Эйлин.

Они сидели в "Трёх мётлах". На улице стояла такая жара, что сливочное пиво пить не хотелось, и Розмерта предложила им лимонад. Эйлин мечтательно склонилась к кружке, подперев голову рукой. Непонятная тревога потихоньку отступала, и Эйлин начинало казаться, что она чувствует себя по-настоящему счастливой.

Слова Регулуса застали её врасплох. Друзья? Глупости! У неё никогда не было друзей. Она всегда была сама по себе. Регулус был на курс моложе, и объединял их только общий факультет. Эйлин вдруг вспомнила о том, что произошло несколько месяцев назад.

Регулус поздно вернулся с тренировки по квиддичу. К этому времени гостиная уже опустела, и только Эйлин ещё сидела возле камина. Свернувшись калачиком в кресле, она крепко спала. Подойдя к ней, Регулус улыбнулся. В груде домашних заданий он увидел сочинение по защите от тёмных искусств. Многие слова в нём были перечёркнуты, на бумаге виднелись следы недавних слёз. Регулус осторожно дотронулся до щеки Эйлин — пальцы оказались влажными. Он опустился на колени возле низкого столика и в таком положении дописал за Эйлин сочинение. Взмах палочкой — и его беглый почерк сменился идеальным почерком Эйлин. К этому моменту она проснулась.

— Ты не должен был этого делать, — сказала она, резко выпрямившись.

Он ничего на это не ответил. Только улыбнулся, поднялся на ноги и ушёл в свою спальню.

Всё это промелькнуло в памяти Эйлин за несколько секунд. Она подняла глаза и увидела улыбающееся лицо Регулуса. Его взгляд был несколько надменным, как у Сириуса и Беллатрисы, но в глубоких серых глазах теплилось что-то мягкое, располагающее к себе. И Эйлин улыбнулась в ответ.

— Поможешь повторить? — она достала из сумки учебник по трансфигурации и протянула ему.

Когда рядом был Регулус, она была уверена, что ей всё по плечу. Они смеялись, шутили, и ненавистные магические формулы отскакивали от зубов. Когда Регулус отошёл за второй кружкой лимонада, Эйлин снова на мгновение ушла в свои мысли.

Сплетни о её чувствах к Сириусу разлетелись по Хогвартсу со скоростью пули. Девчонки косо смотрели на неё, и немудрено: Эйлин была хороша собой, и в ней было легко разглядеть соперницу. Совместные уроки с Гриффиндором стали невыносимы: всюду её ждали усмешки и подмигивания Сириуса.

Каждый вечер Эйлин, закрывшись тяжёлым пологом кровати, прятала лицо в подушку и беззвучно плакала. В один из таких вечеров сквозь полусон до неё донёсся голос соседки по спальне:

— Велл, тебя Блэк зовёт.

Неужели Сириус хочет с ней поговорить, успела подумать Эйлин. А она в таком виде! Волосы торчат во все стороны, глаза распухли. Но, когда она вышла из спальни, всё разъяснилось само собой.

— Это правда? — резко спросил Регулус.

Ну, конечно! В Хогвартсе ведь два Блэка. Понимая, что сказать что-либо она не в силах, Эйлин лишь кивнула.

— Не слушай его! — вдруг завопил обычно тихий Регулус. Эйлин от удивления даже успокоилась. — Он просто идиот! Ну, я ему устрою! Да я его на дуэль вызову!

— Их запретили, — бесцветным голосом сказала Эйлин.

— Плевать! — Регулус был полон решимости. В руке он уже держал волшебную палочку.

Он рванулся было к выходу из гостиной, но Эйлин схватила его за руку.

— Не надо, — прошептала она.

Его рука дрогнула. Их глаза встретились. Они никогда ещё не смотрели друг другу в глаза. Да что там, они даже толком не разговаривали! Так, здоровались только. Теперь она смотрела ему прямо в глаза. Серые, такие же, как у Сириуса. И она вмиг растолковала то чувство, что горело в них. Она отпустила его руку.

— Не надо, — лишь повторила она и ушла в спальню.

Из воспоминаний её вырвал весёлый голос:

— Может, хочешь ещё чего-нибудь?

Она выдавила подобие улыбки. К глазам подкатили предательские слёзы.

— Спасибо, нет.

Регулус снова сел напротив. Она глубоко вздохнула, взяла себя в руки и была готова что-то сказать, но бросила взгляд на входную дверь...

Вошла вся компания — Джеймс Поттер, Римус Люпин, Питер Петтигрю и Сириус Блэк. Последний, проходя мимо их столика, дотронулся до щеки Эйлин и убрал прядь её волос за ухо.

— Ай-ай! Ты уже с моим братом? Как нехорошо!

Эйлин покраснела до корней волос. Регулус вскочил из-за стола и рванулся к старшему брату, но Эйлин, точно так же, как в тот вечер, остановила его за руку и сказала:

— Не надо.

Регулус, посмотрев сначала на неё, потом на Сириуса, вздохнул и сказал:

— Пойдём отсюда.

Сириус видел эту сцену. И не только он.

— Твой брат настроен решительно, — заметил Римус.

Сириус хмыкнул.

— Слабак, раз девчонка может его остановить.

* * *

Сгустились сумерки. Растущая луна заглядывала в окно башни. Римус время от времени бросал на неё хмурый взгляд.

Подготовка к экзаменам шла полным ходом. Каждый гриффиндорец зубрил правила по самым ненавистным предметам. Пятикурсники и семикурсники, которым предстояло сдавать более ответственные экзамены — СОВ и ЖАБА, снисходительно поглядывали на учеников младших курсов и то и дело вздыхали, как будто говоря им: то ли ещё будет!

Библиотека стала самым проходимым местом. Мадам Пинс едва успевала выдавать книги и при этом ещё умудрялась зорко следить, чтобы никто нелегально не зашёл в Запретную секцию.

Напряжение чувствовалось в воздухе. Джеймс даже оставил на время попытки ухаживать за Эванс, остерегаясь, что получит в лоб одно из непростительных заклинаний. Но в этот вечер он сильно расхрабрился, отложил перо в сторону, откинулся на спинку стула и посмотрел в другой конец гостиной, где Лили умудрялась конспектировать сразу три учебника.

— Позвать её погулять, что-ли...

— Флаг в руки, — хором сказали друзья.

— Как думаешь, как она тебя отошьёт? — спросил Сириус.

— Делаем ставки, — предложил Римус.

— Смейтесь, смейтесь, — высокомерно ответил Джеймс. — Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним.

Он встал и храбро подошёл к Лили. Сириус, Питер и Римус неотрывно следили за ним. Джеймс что-то сказал Лили, она резко подняла голову, секунду помедлила, потом что-то ответила, и Джеймс с видом победителя вернулся к друзьям.

— Что и требовалось доказать, — усмехнулся он. — Я же говорил, что рано или поздно она сдастся.

— Да ты герой, дружище! — сказал Сириус, взял книги и встал. — Помог бы ещё к экзаменам подготовиться, цены бы тебе не было!..

Часом позже он зашёл в спальню, собираясь лечь спать, и увидел на тумбочке возле своей кровати записку:

„Сегодня вечером, в 23:00, буду ждать в саду, возле беседки.

Э. Велл“

«О, уже тайные свидания! — усмехнулся про себя Сириус. — Что ж, Эйлин Велл, это свидание ты запомнишь надолго!..»

Он вдруг задумался: а каким образом слизеринка могла попасть в башню Гриффиндора?

«Передала, наверное, с кем-нибудь», — подумал он и успокоился.

* * *

Была тёплая ночь. Чудесная ночь! Птицы шевелились в ветвях деревьев, воздух был пропитан нежным ароматом сирени. Небо было ясно; луна переливалась жемчужным светом, готовая слушать новые любовные откровения и вечно хранить их тайну.

Хотя сад и был залит лунным светом, разглядеть что-либо издалека было весьма трудно. Сириус облокотился о беседку, ожидая Эйлин. Чей-то силуэт стал приближаться к нему. Блэк спрятался в тень.

Человек зашёл в беседку. Сириус, уверенный, что это Велл, выскочил из тени, схватил её за плечи, наклонился к уху и прохрипел:

— Бу!

Человек, которого он принял за Эйлин, развернулся и со всей силой заехал ему кулаком по лицу. От неожиданности Сириус упал на землю.

— Ты что здесь делаешь? — удивился Джеймс.

Он подскочил к другу и помог ему встать.

— У меня тут свидание — ой! — с Велл. Полтора часа назад нашёл записку у себя — ох! — на тумбочке. Написала, в одиннадцать будет ждать.

— Ну, я здесь никого не видел, — пожал плечами Джеймс. — Я Эванс жду.

Сириус, скрипя зубами от боли, отнял руку от правого глаза.

— Фингал будет.

— Угу, — озабоченно кивнул Джеймс. — Уже синевой наливается.

— Ты где так драться научился?

Джеймс пропустил вопрос мимо ушей.

— Слушай, а ты с чего взял, что записка — от Велл?

— Она подписана была.

— И как бы она тебе её в спальню принесла?

— Я тоже об этом подумал. Ну, она могла передать с кем-нибудь...

Друзья переглянулись. Сириус сунул руку в карман и вытащил записку и половинку открытки Эйлин.

— Ты хранишь её у себя? — изумился Джеймс.

Теперь пришла очередь Сириуса не отвечать на заданный вопрос. Они склонились над открыткой и запиской. Почерк был разным.

* * *

Утром Сириус и Джеймс догнали Лили в коридоре.

— Почему ты не пришла? — сразу же спросил Джеймс.

Она смерила его взглядом, полным презрения.

— Поттер, ты слишком высокого мнения о себе. Чтобы я, с таким... с таким... как ты? Никогда!

— А записка? — повернулся к ней Сириус. — Тоже твоих рук дело?

— Да, — довольно призналась Лили. — Это вам двоим хороший урок.

Тут она посмотрела в лицо Сириусу и вскрикнула.

— Что с тобой?

— По твоей милости, — он кивнул на Джеймса. — Подхожу к человеку сзади, а он — с кулаками.

— Я от неожиданности, — промямлил Джеймс. — Ты же знаешь, какая у меня реакция хорошая.

Выражение ужаса на лице Лили сменилось улыбкой. Она залилась смехом.

— Ну вы даёте! Нет, я знала, что вы столкнётесь, на это и было рассчитано, но чтоб так!.. — она вдруг посерьёзнела. От улыбки на её лице не осталось и следа. — Знаешь, Блэк, этот синяк — меньшее, чего ты заслуживаешь.

— Что я тебе сделал?!

— Мне — ничего. Но то, как ты поступил с Эйлин Велл — низко.

— Теперь понятно, — Сириус закатил глаза. — И когда ты у нас начала слизеринцев жалеть?

— А какая разница, на каком она факультете? Ты поступил мерзко, Блэк, мерзко!.. Вам двоим не понять.

Даже не оглянувшись на них, она подбежала к Северусу, который уже нетерпеливо переминался с ноги на ногу, ожидая её.

— Конечно, нам не понять! — сказал Джеймс негромко, но не настолько тихо, чтобы Лили не услышала.

«Какого чёрта нам ставят защиту от тёмных искусств с Гриффиндором?!» — недовольно думала Эйлин. Как положено отличнице, она сидела за первой партой. Сидеть рядом с ней никто не хотел. И так было из года в год.

Эйлин поймала себя на том, что то и дело поглядывает в сторону Сириуса. Он тоже это заметил и издевательски подмигнул. Эйлин отвернулась.

— Встаньте по парам, — приказал профессор Паветс, взмахнул палочкой, и парты исчезли из класса. — Я хочу посмотреть, как вы усвоили боевые заклинания. Только, прошу вас, давайте без травм!

Эйлин собралась было встать напротив Снегга, но профессор остановил её:

— Нет, нет, мисс Велл. Встаньте напротив мистера Блэка. А вы, мистер Снегг, — напротив мистера Поттера.

— Он дальше своего носа не видит, — услышала Эйлин возмущённый шёпот Лили. — Северус и Поттер поубивают друг друга!

Эйлин с удивлением обнаружила, что Эванс обращается к ней. Лили смотрела на неё с участием.

— Не бойся, — она ободряюще пожала ей руку. — Покажи ему, на что ты способна!

Эйлин кивнула. После поддержки гриффиндорки она стала чувствовать себя увереннее.

— Начнём с простого, — объявил профессор Паветс, встав возле учительского стола. — Заклятие обезоружения — Экспилеармус. На счёт три! Раз, два...

Едва прозвучало «три», Эйлин вскинула волшебную палочку, но не успела даже рта раскрыть, как Сириус крикнул:

— Экспилеармус!

Волшебная палочка Эйлин вырвалась из её руки.

— Браво, мистер Блэк, браво! — похлопал профессор Паветс. — Теперь вы, мисс Велл.

Эйлин взмахнула палочкой, начала произносить заклинание:

— Экспи...

Но Блэк оказался быстрее. Её палочка снова позорно отлетела в сторону.

— Соберитесь с духом, мисс Велл! — воскликнул профессор.

Эйлин в третий раз подняла палочку. В голове отдавались слова Лили: «Покажи ему, на что ты способна!» Эйлин была уверена, что на этот раз у неё всё получится так, как надо. Но она вдруг посмотрела на своего противника и заметила, что его губы шевелятся.

— Не расстраивайся, Велл, — говорил Сириус. — Девушке необязательно обладать какими-то талантами. Ей достаточно быть красивой и уметь писать красивые слова. Не уверен насчёт первого, но второе у тебя не отнять!..

Слёзы застлали глаза Эйлин. Очертания класса стали размываться. Девочка взмахнула палочкой, крикнула что-то, и не только волшебная палочка, но и сам Сириус отлетел к стене. Эйлин же выскочила из класса, не обращая внимания на возгласы профессора, приказывающего вернуться.

Эйлин пробежала по коридору и остановилась перед открытым окном. Слёзы душили её.

— Мисс Велл!

Она обернулась. Перед ней стояла профессор Макгонагалл.

— В чём дело? Почему вы не на уроке? Если я не ошибаюсь, у вас сейчас экзамен по защите от тёмных искусств, — тут она заметила на лице Эйлин слезы. — Что случилось?

Её тон внезапно изменился, стал мягче.

— Ничего, — Эйлин постаралась стереть слёзы с лица, — просто переживаю из-за экзаменов.

— Вы слишком часто ссылаетесь на экзамены, — заметила профессор Макгонагалл. Эйлин ничего на это не ответила. Так оно и было.

Преподаватель трансфигурации приобняла её за плечи.

— Согласитесь, коридор — не лучшее место для откровений, — мягко сказала она. — Пройдёмте в мой кабинет, и вы спокойно мне всё объясните.

Эйлин пыталась отговариваться, но Макгонагалл была непреклонна. Когда они зашли в кабинет, профессор показала ей на кресло возле камина, а сама села напротив.

— Теперь рассказывайте, — потребовала она. — Что такое случилось на экзамене по защите от тёмных искусств, что вы так расстроились?

Эйлин судорожно вздохнула, посмотрела в лицо профессора Макгонагалл и дрожащим голосом произнесла:

— Вам необязательно обо мне так заботиться. Я ведь учусь не на вашем факультете.

— И кто внушил вам эту чушь? Вы — такая же моя ученица, как и все. Я отвечаю за вас так же, как и за других.

— Не надо, профессор. Мой факультет — особенный, и здесь нечем гордиться. Я не могу рассчитывать на поддержку других факультетов. Я давно это поняла. Если бы можно было вернуть время назад, я бы уговорила Распределяюшую шляпу отправить меня на другой факультет, на какой угодно, но только не на Слизерин.

Макгонагалл покачала головой и грустно улыбнулась.

— Глупая девочка.

— Я этого не отрицаю, — ответила осмелевшая Эйлин.

Макгонагалл наклонилась к ней и положила руки ей на плечи.

— Время нельзя вернуть назад, — тихо сказала она. — А значит, жалеть о том, что уже произошло, не имеет смысла. Вы попали на факультет с богатой историей. Целеустремленность, верность семье — разве это плохие качества? Важно то, для каких целей вы их используете. Теперь вы поняли?

Эйлин кивнула. Макгонагалл выпрямилась и заговорила привычным, бодрым голосом:

— Теперь, когда между нами установилось согласие, вы можете, наконец, объяснить мне, что стряслось на экзамене.

— Наверняка, вам это известно, профессор. Об этом уже знает вся школа.

— Видимо, — Макгонагалл нахмурилась, — вся школа, кроме меня.

Эйлин зажмурилась, понимая, что слёзы готовы снова брызнуть из глаз.

— Я влюбилась. В однокурсника. С Гриффиндора.

Макгонагалл притоптывала ногой в такт ходу часов. По ней нельзя было сказать, догадалась ли она, о ком идёт речь, или нет.

— И что же, — снова заговорила она, — ваши чувства остались без ответа, я правильно понимаю?

— Более того: он поднял меня на смех.

— Посмотрите на меня. Поверьте, я — не Василиск, мой взгляд не убивает.

Эйлин сделала, как от неё требовали. Глаза Макгонагалл за стёклами очков странно блестели.

— Вы только начинаете жить, мисс Велл. В вашей жизни будет много людей, которые захотят сбить вас с пути. Будьте сильнее, не поддавайтесь им. Не позволяйте им сломать вас. Вы меня поняли?

Эйлин вздохнула и вытерла с лица слёзы.

— Да, профессор.

Макгонагалл улыбнулась.

— Чудесно. А теперь я провожу вас обратно в класс, до конца урока ещё двадцать минут.

После разговора с преподавателем Эйлин почувствовала небывалый прилив сил. Минерва Макгонагалл оказалась вовсе не бесчувственной приверженецей дисциплины, как Эйлин привыкла думать.

— О, мисс Велл! Вы всё-таки соизволили явиться на урок? — проворчал профессор Паветс, когда Эйлин вошла в класс. — Что ж, напрасно. Экзамен уже закончился.

— Видите ли, профессор Паветс, — произнесла профессор Макгонагалл, — у мисс Велл случился небольшой нервный срыв. Теперь, когда я оказала ей должную психологическую помощь, — тут она одарила коллегу строгим взглядом, словно намекая, что это должен был сделать он, — она может спокойно закончить экзамен. Поправьте меня, если я ошибаюсь, пятнадцати минут — а именно столько осталось до окончания урока — достаточно, чтобы выполнить небольшой тест.

— Дорогая Минерва, — слащаво протянул Паветс, — мне безразлично, что творится в головах моих учеников. Если они не в силах держать себя в руках, это только их проблемы. Экзамен окончен, и оценка, которую заслужила мисс Велл — неуд.

Эйлин не удержалась и судорожно вздохнула. Профессор Паветс не станет ради неё отступать от своих дурацких принципов, ему только на руку, что она сорвалась. Он давно пытается завалить её нескончаемыми тестами и дополнительными заданиями. И сегодня, похоже, у него это получилось.

— Мисс Велл не мешало бы научиться контролировать свои эмоции, — продолжал Паветс. — Вот сегодня она чуть не убила Блэка простеньким заклинанием — Экспилеармус.

Макгонагалл посмотрела на Сириуса и ахнула. Её внимание привлёк фингал под правым глазом.

— Мистер Блэк, что с вами?!

— Да так, — Сириус бросил мрачный взгляд на Джеймса, — с другом кое-что не поделили.

Макгонагалл покачала головой, в её взгляде читалось: «Позже поговорим».

— Я могу вызвать патронуса, — вдруг сказала Эйлин.

Профессор Паветс, который начинал что-то говорить про то, что Эйлин не знает его предмета, замолк на полуслове. Все повернулись к худенькой девочке, стоявшей между двумя профессорами.

— Не выдумывайте, мисс Велл, — протянул Паветс, первым оправившись от потрясения. На его лице расплылась гаденькая усмешка. — Вызов Патронуса — одно из сложнейших заклинаний. Не каждый взрослый волшебник способен его вызвать. Даже я... кхм... не в силах...

— Но я умею, — возразила Эйлин.

— Хорош врать! — усмехнулся Сириус.

Эйлин резко повернулась к нему. Щёки её запылали. «Не позволяйте другим людям сломать вас». Она не позволит. Больше Блэк не насладится её слезами и растерянностью.

Эйлин подняла волшебную палочку и закрыла глаза, стараясь вызвать в памяти самые светлые воспоминания. Тепло камина в просторной гостиной их дома, руки мамы, улыбка отца, фруктовый сад возле дома, в котором Эйлин написала свои первые стихи.

Она изящно взмахнула палочкой и чётко выговорила:

— Экспекто Патронум.

Из кончика волшебной палочки вылетел прекрасный серебристый лебедь. Он сделал круг под потолком, широко расправив огромные крылья, остановился над головой Эйлин и бесшумно растаял в воздухе.

Минуту царила тишина. Потом её нарушили аплодисменты. Аплодировали почти все однокурсники, как слизеринцы, так и гриффиндорцы. Профессор Макгонагалл лучезарно улыбалась.

— Как видите, профессор Паветс, — сказала она, повернувшись к онемевшему преподавателю, — мисс Велл прекрасно знает ваш предмет.

Паветс только кивал головой, как китайский болванчик, и приговаривал: «Да, да... Зачёт, однозначно, зачёт...»

— Молодец! — шепнула Лили, положив руку на плечо Эйлин.

А сама Эйлин неловко улыбнулась. От внимания однокурсников она чувствовала себя не своей тарелке. Она посмотрела на Сириуса. Он не аплодировал, но заворожённо смотрел на патронуса, и, когда тот исчез, не опускал головы, словно надеясь снова его увидеть. Заметив взгляд Эйлин, он нахмурился и отвернулся.

* * *

Эйлин сидела в гостиной одна, удобно устроившись в кресле с тетрадью и карандашом в руках. Написание рассказа не ладилось, и Эйлин, как она делала в таких случаях, рисовала иллюстрации к нему. На её губах застыла мечтательная улыбка. Рука с карандашом уверенно рисовала героев рассказа, а сама юная волшебница витала в облаках.

За дверью послышались возбуждённые голоса, и вскоре толпа слизеринцев в зелёных мантиях ворвалась в гостиную.

— Выиграли! — сообщил Регулус Эйлин.

— Поздравляю, — улыбнулась она, закрывая тетрадь.

— Почему тебя не было на матче?

— Я была в начале. Потом ушла — голова разболелась. Не люблю шумные сборища. Ты был великолепен. — она встала. — Пойду спать. Хорошо вам отметить!

Она развернулась и направилась в спальню. Толпа слизеринцев отделила её от Регулуса, он догнал её уже возле лестницы.

— Подожди! Ты... вот так просто ляжешь спать?

Эйлин отвела глаза и осторожно высвободила свои пальцы из руки Регулуса.

— Говорю же: голова разболелась. Я ещё не отдохнула от экзаменов...

— Кстати, — перебил Регулус, — это правда, что ты вызвала патронуса на защите от тёмных искусств?

— Правда, — нехотя ответила Эйлин. Регулус видел, что ей не терпится от него отделаться, но не хотел отставать от неё так просто. Ему казалось, что, если он сейчас её отпустит, то уже никогда не вернёт.

— Где ты научилась?

— Отец научил. Слушай, я пойду, наверное, — она поднялась на несколько ступенек. — Тебя, вон, друзья ждут. А мне, правда, очень хочется спать.

— Ты пойдёшь со мной гулять? — вдруг спросил Регулус. Эйлин опешила. — Не на свидание. Хотя, кого я обманываю. Тут, как не назови...

Он поднял взгляд на Эйлин. Она смотрела на него с сочувствием.

— Прости, Регулус... — прошептала она.

В полумраке гостиной её светло-русые волосы казались темнее, чем были на самом деле. Она развернулась и убежала в спальню.

Победа в матче больше не радовала Регулуса. Шутливые тосты друзей пролетали мимо его ушей. Он бросал полный печали взгляд на дверь спальни девочек.

В последнее время Эйлин стала избегать его. Правда, она теперь от всех держалась на расстоянии. В те редкие моменты, когда они разговаривали, она смеялась, что-то увлечённо рассказывала и ни разу не вспоминала о Сириусе. Она больше не плакала. По крайней мере, на виду у всех.

«Идиот! — яростно сказал себе Регулус. — Ты для неё — всего лишь тень Сириуса, его младший брат. Ты даже близко не стоишь рядом с ним!..»

Он злился на себя, на Сириуса, но не на Эйлин. Как тлеют угли в камине, так утихомирлся и костёр в душе Регулуса.

«В конце концов, она имеет право выбирать, что для неё лучше», — подумал он.

В эту ночь в Хогвартсе не спали трое: два слизеринца и один гриффиндорец. Эйлин лежала в кровати и стирала с лица проклятые слёзы; Регулус задумчиво смотрел в потолок; Сириус вертел перед собой половинку картонного сердечка. Мысли троих были спутаны, замыслы — туманны.

Утро пришло тихо. Запел петух; рубиновый рассвет вышел из-за горизонта, заливая окрестности мягким светом; в природе царила гармония.

Первой мыслью Эйлин, когда она проснулась, было: «Неужели этот день всё-таки настал?» Ей стоило больших усилий подняться с кровати. Посмотрев на часы, она обнаружила, что проспала.

«Впервые в жизни, — усмехнулась она про себя. — Что ж, имею право!»

На завтрак она решила не идти. Во-первых, он уже, должно быть, закончился, во-вторых, аппетита у неё не было. Последний день в Хогвартсе был выходным, чтобы ученики могли спокойно собрать свои вещи. Но Эйлин всегда откладывала это на вечер. Соседкам по комнате ещё надо успеть спрятать некоторые её вещи, не надо лишать их удовольствия. Эйлин позволяла им эту сомнительную забаву, а потом спокойно собирала чемодан в течение пяти минут. Видимо, однокурсницам было невдомёк, что она первая на курсе овладела манящими чарами.

Одевшись и приведя себя в порядок, Эйлин, минуя Большой зал, вышла на улицу. Окрестности замка были пустынны. Вот и хорошо! Сейчас ей как никогда хотелось одиночества. Она не спеша направилась к озеру.

Она никогда не позволяла себе сидеть на траве. Немыслимо, ведь можно одежду замарать! Но теперь ей было всё равно, и она опустилась на берег озера. Вода была чистой, но тёмной. Эйлин опустила пальцы в воду и почувствовала приятную прохладу. Рядом что-то всплыло. Эйлин, прежде чем испугаться, успела сообразить, что это — всего-навсего щупальце гигантского кальмара. Не удержавшись, она пощекотала его, щупальце вздрогнуло и исчезло.

— Значит, вы умеете чувствовать последние мгновения, — услышала она за спиной мягкий голос. — Замечательно, в вашем возрасте это редкость.

Эйлин обернулась. Возле неё стоял Альбус Дамблдор. Она поспешно встала.

— Здравствуйте, профессор. Вот, захотела...

— Попрощаться? Это похвально. Как я уже сказал, в четырнадцать лет редко скучаешь по природе. Что такое природа? Всего лишь обстановка, которая тебя окружает, декорации твоего собственного спектакля. То ли дело ты — человек, царь природы!

Эйлин не нашлась, что на это ответить и лишь кивнула. Учитель и ученица стали прогуливаться вдоль озера.

— Вы ещё не передумали? — спросил Дамблдор.

— Нет, — твёрдо сказала Эйлин. — Вы ведь понимаете, профессор, что это связано с работой моего отца...

— Конечно. Только, насколько я помню Джейсона, он — не тот человек, который станет подстраиваться под обстоятельства.

Эйлин увидела на земле плоский камешек, наклонилась, подняла его и бросила в озеро.

— Я тоже не привыкла подстраиваться, — вдруг сказала она и посмотрела Дамблдору прямо в глаза. — Вы уж простите, но Хогвартс так и не стал мне домом. Я ведь вправе искать то место, где я буду нужна?

— Разумеется. И меня очень огорчает, что Хогвартс не стал таким местом для столь талантливой волшебницы.

— Вы уже знаете о патронусе? — догадалась она.

— Слышал кое-что. И, должен сказать, приятно удивлён. Телесный патронус в четырнадцать лет...

Эйлин подняла ещё один камешек и тоже бросила в озеро. Камешек несколько раз оскочил от водной глади, оставляя на ней круги и продвигаясь вперёд, и утонул уже где-то на середине озера. Эйлин не удержалась и хмыкнула: давно хотела так сделать. Она наклонилась за третьим камнем.

— Напомните, какой у вас патронус?

— Лебедь, профессор.

На этот раз не получилось; камешек утонул сразу. Забавно, подумала Эйлин. Они тут о патронусах разговаривают, а ей принципиально важно бросить камень «блинчиком».

— А у вас есть патронус? — спросила Эйлин.

— Да, феникс.

— Тоже птица.

— Согласитесь, лебедь и феникс чем-то похожи.

— Не соглашусь. Феникс бессмертен, он не боится ошибаться, потому что знает, что в следующей жизни можно будет всё исправить. А у лебедя только одна жизнь, и очень важно, как он ей распорядится. Каждая ошибка стоит дорого.

— А вы мудры не по годам, мисс Велл, — улыбнулся Дамблдор. — Кем же вы предпочитаете быть: фениксом или лебедем?

— Разве можно выбирать, кем ты родишься? — Эйлин понимала, что отвечать вопросом на вопрос невежливо, но в разговоре с Дамблдором так хотелось оставаться собой, без всяких церемоний и формальностей.

— Нет, конечно, нет. Но можно выбрать, кем ты станешь. Разве вы не хотите стать фениксом?

Эйлин промолчала.

— Я не покажусь навязчивым, мисс Велл, — снова заговорил Дамблдор, — если спрошу о том, чем закончилась ваша личная драма?

Эйлин подняла на него взгляд, полный удивления.

— Вам и это известно?..

— Я могу много узнать о человеке по его глазам. На будущее: будьте осторожны, когда смотрите кому-то в глаза.

— Ничем. Finita la commedia. Финал открытый.

— Неужели вы так и не простили?

Эйлин почувствовала в душе что-то неприятное, словно кто-то, без права на это, рушит её личные границы. Но это чувство прошло так же мгновенно, как и появилось.

— Он не просил себя прощать.

— Да, не у всех хватает духу сделать первый шаг. Но неужели лучше отравлять жизнь старыми обидами, наслаждаться жалостью к себе?

Они стали подходить к замку. Эйлин спрятала руки глубоко в карманы.

— Вы ведь сами сказали, мисс Велл, что каждая ошибка стоит дорого. Спешите жить! Не теряйте ни минуты, пока вы рядом, пока вы слышите голоса друг друга и смо́трите друг другу в глаза!..

Они поднялись на крыльцо. Дамблдор открыл тяжёлую дубовую дверь и галантно пропустил Эйлин вперёд. Прежде чем войти, она грустно улыбнулась профессору:

— Я могу простить. Но примет ли его гордость такое снисхождение? Это уже другой вопрос...

* * *

Перед праздничным банкетом Эйлин приняла душ и помыла голову. На ходу вытирая волосы полотенцем, она вошла в спальню. В дверях она столкнулась с тремя однокурсницами.

— Будем тебя ждать, Велл, — со злобной усмешкой сказали они. — Мы очень надеемся, что ты будешь неотразима!

Эйлин растерянно остановилась посреди спальни. Так она и стояла одна, в пижаме и с мокрыми волосами. Потом опомнилась и подошла к своей кровати.

Полное боли восклицание вырвалось помимо её воли. Мантия, её любимая мантия, единственная, которая была постирана и отглажена, была разорвана и прожжена местами.

— Со спичками баловались? — прошептала Эйлин, ещё пытаясь шутить.

Слёзы подкатили к глазам. Она бы расплакалась, если бы тут же не встретила в зеркале своё растерянное отражение.

— Я не позволю им сломать себя, — твёрдо сказала она.

Мантия была безвозвратно испорчена. Даже заклинание Репаро было бессильно. Девочки постарались на славу.

Мелькнула мысль не идти на банкет, но Эйлин её тут же отбросила.

Она сидела на кровати с мокрыми волосами, с мантией в руках и смотрела в зеркало. Почему-то вспомнился магловский мультфильм «Золушка». Злые сёстры точно так же испортили платье главной героини, и она, отчаявшись, убежала в сад, поплакала, а потом к ней пришла добрая фея и взмахом волшебной палочки устроила её жизнь, и бедная девушка оказалась в шоколаде. Плакать Эйлин не стала, хватит с неё, а фея может опоздать. Так что Золушка де Хогвартс решила взять судьбу в свои руки.

Новая мысль пришла неожиданно. Эйлин дрожащими от нетерпения руками открыла чемодан и извлекла из него изумрудную мантию. Ткань водопадом заструилась по её рукам. Эту мантию прислала двоюродная сестра матери, которая работала в ателье. Узнав всё, что можно было, об одежде волшебников, она сшила эту мантию для Эйлин и отправила по почте. Вот только с размером тётушка не угадала, и мантия оказалась велика. Но Эйлин вцепилась в неё обеими руками. Натуральный шёлк и роскошный изумрудный цвет так заворожили её, что она взяла её с собой в Хогвартс. Зачем — кто бы знал! Впрочем, оказалось, что не зря...

Вооружившись ножницами, швейными иголками и нитками, Эйлин принялась за работу. Ушила мантию по бокам — и теперь она подчеркивала её аккуратную талию; распорола рукава с внутренней стороны от локтя — получились красивые разрезы. Нижняя часть мантии стала ещё пышнее, чем была. Эйлин подшила её снизу, сзади сделав чуть длиннее, чем спереди. Когда работа была закончена, Эйлин надела своё творение и подошла к зеркалу.

— Кто молодец? Я молодец! — сказала она своему довольному отражению.

Волосы уже высохли. Эйлин их расчесала, снова посмотрела в зеркало и невольно поморщилась. Светло-русые волосы, длиной доходящие до плеч, вились мелкими кудрями. Эйлин терпеть не могла эти кудри, поэтому всегда выпрямляла волосы. Но сегодня время, предназначенное для причёски, было потрачено на мантию. Ещё немного, и Эйлин опоздает на ужин.

— Ладно, один раз живём, — вздохнула она, в последний раз посмотрев в зеркало.

Вопреки опасениям, она не опоздала. Дамблдор ещё не начал произносить речь, в зале слышался гомон голосов, вмиг утихнувший, когда Эйлин вошла.

Она чувствовала, что на неё все смотрят. В первую минуту она почувствовала растерянность, но тут же взяла себя в руки и небрежным жестом поправила причёску.

— Это противоречит уставу школы, — прошептала профессор Макгонагалл, наклонившись к Дамблдору. — Мантии учеников должны быть повседневными и чёрного цвета. Особенно, на таких торжественных мероприятиях...

— Минерва, не будьте строги, — миролюбиво ответил Дамблдор. — Мисс Велл имеет право впервые в жизни немного отклониться от правил. Особенно, в праздник. А цвет её мантии идеально сочетается с символикой её факультета, которому посвящено сегодняшнее торжество.

И правда, Большой зал был оформлен серебром и зеленью Слизерина. Дамблдор обвёл учеников тёплым взглядом и поднялся с места.

— Теперь, когда все в сборе, я могу обратиться к вам с короткой речью. Минул ещё один учебный год...

Во время речи Дамблдора Сириус неотрывно смотрел на противоположный стол. Образ Эйлин поразил его; он никогда не думал, что у Велл такая красивая фигура — она всегда была скрыта школьной мантией свободного кроя; её кудрявые волосы придали какую-то свежесть серьёзному лицу, сделали его миловидным, немножко забавным; Сириус с каким-то странным трепетом наблюдал, как Эйлин убирает с лица непослушные кудряшки. Ему хотелось, чтобы она повторила этот жест. Как во сне, он вместе со всеми аплодировал, когда объявляли количество очков, заработанное каждым факультетом. А когда Дамблдор договорил, и столы наполнились блестящими блюдами с едой, Сириус почувствовал, как его толкают в плечо.

— Ты чего? — сказал Джеймс. — Налетай!

Он с аппетитом уплетал праздничный ужин, что же до Сириуса, то ему кусок в горло не лез.

— Что, Блэк, — ехидно поинтересовалась Лили, — очарован?

Его изумило, что Эванс поняла причину его молчания. Неужели это так заметно?

— Я... не думал, — запинаясь, сказал он, — что Велл может быть такой... привлекательной...

— Знаешь, меня удивляет, что ты вообще о чём-то думаешь, — хмыкнула Лили и отвернулась.

Эйлин не любила торжественные мероприятия в частности и сборища людей в целом. Банкеты в Хогвартсе были для неё обязанностью, вроде выполнения домашних заданий. Она знала, что многие, да что там, все ученики любят банкеты хотя бы за то, что столы буквально ломятся от всяких вкусностей. Эйлин же относилась к еде нейтрально. Как там у одного мыслителя? «Я ем, чтобы жить...»

Комплименты сыпались на неё со всех сторон стола. Все, кто ещё сегодня утром смотрел на неё с презрением, теперь широко улыбались. Эйлин спокойно принимала это лицемерие.

Дамблдор вдруг встал из-за стола и объявил:

— Что же, я вижу, все сыты и довольны. Предлагаю немножечко размяться. Я надеюсь, что все присутствующие умеют танцевать.

Он взмахнул волшебной палочкой, из воздуха появились музыкальные инструменты и заиграли вальс. Дамблдор пригласил на танец Минерву Макгонагалл.

— Что вы! Когда я в последний раз танцевала?.. — слабо пыталась отговариваться преподаватель трансфигурации, но в конце концов сдалась.

Сириус снова повернулся к столу Слизерина. Сердце заклотилось с такой силой, что он даже приложил руку к груди — не выскочит ли? Как заворожённый, он встал и направился прямо к Эйлин.

— Не откажете ли вы мне в танце, мисс Эванс? — галантно поинтересовался Джеймс у Лили.

— Ещё чего! — фыркнула Лили и встала в пару с Северусом.

— Вы разбиваете мне сердце! — притворно возмутился Джеймс и скорчил гримасу.

Сириус тем временем подошёл к Эйлин и с несвойственной ему робостью протянул ей руку.

— Ты не против?..

Первой мыслью, мелькнувшей в голове Эйлин, было отказаться. Но потом она вздохнула и положила на ладонь Сириуса свою.

— Нет, почему же? Давно хочу размяться.

Слизеринка и гриффиндорец вышли на середину зала. Сириус осторожно положил руку на талию Эйлин, она положила свою ему на плечо, и они закружились в вальсе.

В танце всегда ведёт мужчина. Но у Сириуса создалось такое впечатление, что Эйлин решает за него, что делать в следующую минуту, а он лишь беспрекословно подчиняется. Её рука, которую он держал в своей, была удивительно твёрдой; лицо было серьёзно и сосредоточенно; она держала голову, чуть склоня набок, чтобы не смотреть на Сириуса.

— Необычный образ, — попытался он завязать разговор. — Не думал, что ты можешь так отклониться от школьных правил.

— Когда девчонки испортят твою одежду, и не такое придумаешь.

— Это из-за меня?..

— Из-за меня, — буркнула она.

Они помолчали.

— Ты успела завить волосы? — снова заговорил он.

— Я их не завивала. Они вьются у меня от природы.

— А...

— Но я их постоянно выпрямляю, — опередила она следующий вопрос. — Терпеть не могу эти кудри. Они смотрятся так несерьёзно! Я выгляжу с ними просто смешно!

— А мне нравится, — вставил Сириус. И не солгал.

— Я знаю, что тебе нравится смеяться надо мной, — тихо сказала она.

Он хотел возразить, но она шикнула:

— Молчи. Не сбивай меня: я отсчитываю шаги.

Её голос был таким твёрдым, таким властным, что Сириусу стало не по себе. Неужели это — та Эйлин Велл, которая за последние месяцы выплакала столько слёз, что может соперничать даже с само́й Плаксой Миртл? И в то же время она казалась такой нежной, такой хрупкой, что, кажется, стоит только дотронуться — и она разобьётся, как хрустальная ваза. Но она не разбилась. За эти долгие месяцы она не разбилась.

Тем временем Лили танцевала с Северусом. Сказать, что Снегг танцевал ужасно — ничего не сказать. Он то и дело сбивался, спотыкался, наступал на ноги Лили, а один раз они чуть не упали. Благо, Люпин и какая-то пуффендуйка, оказавшиеся рядом, успели их подхватить под руки. Промучившись какое-то время, Лили выдавила улыбку, довольно болезненную, и сказала Северусу, что устала и хочет посидеть. Тот не стал возражать: танец и ему самому не доставлял удовольствия.

— Жалеешь, что отказала мне? — с улыбкой поинтересовался Джеймс, когда Лили тяжело опустилась на скамью возле стола Гриффиндора.

— Ничуть, — она поморщилась от боли в отдавленной ноге.

— Знаешь, на кого похож Нюниус, когда танцует? На соплохвоста в бальных туфлях!

— Ты нисколько не лучше, — вспыхнула Лили. — Я слышала, как Мэри жалуется на тебя. Ты не слушаешь музыку! У неё до сих пор голова кружится. Это медленный танец, здесь нужно двигаться плавно, а не носиться, сломя голову, как в твоём дурацком квиддиче!

— Вот тут я попрошу остановиться, — сказал Джеймс. — Квиддич — это искусство!

Лили фыркнула и отвернулась от него.

— Слушай, а они неплохо смотрятся, — медленно проговорила она, глядя на Эйлин и Сириуса.

— Угу, — Джеймс тоже смотрел в их сторону. — Может, у них ещё всё наладится.

— Вряд ли, — вздохнула Лили. — Сомневаюсь, что Эйлин его простит.

Музыка стихла. Танцующие пары остановились, Эйлин и Сириус — в том числе. По-прежнему избегая смотреть на него, она попыталась высвободить свою руку из его, но он вдруг сжал пальцы. Ему не хотелось, чтобы она уходила.

Проходившая мимо девочка как бы случайно толкнула Эйлин плечом. Её ноги подкосились, но она не упала: Сириус поддержал её за талию, а она сама успела схватиться за его плечи. Её губы тронула неловкая улыбка.

— Завистницы, — пробормотала она.

Эта улыбка сверкнула, как зарница на небе: исчезла в то же мгновение, когда появилась. Она стояла так близко к нему, что Сириус чувствовал запах шампуня, исходивший от её волос. Ему хотелось быть рядом с ней, и теперь он понял, почему: перед ним была настоящая Эйлин, с непослушными волосами, с неловкой улыбкой, которая, пусть и была на её лице лишь мгновение, но была искренней и была адресована ему.

Он почувствовал, как Эйлин отпускает его плечи и убирает его руки со своей талии.

— Спасибо за танец, — сказала она и отошла от него.

Эйлин Велл была особо популярна в этот вечер. Мальчики с разных факультетов приглашали её на танец. Она не отказывалась. Все танцевали по-разному: кто-то хорошо, кто-то терпимо, но в основном — из рук вон плохо. Однако она танцевала со всеми и, как и с Сириусом, не смотрела на своего партнёра по танцу. Однообразные комплименты она пропускала мимо ушей, одаривая того, кто их произносил, вежливой улыбкой. Вежливой и неестественной, поэтому Сириус, следивший за Эйлин взглядом, не ревновал её улыбку к другим. Ведь её настоящая улыбка досталась ему.

Единственным мальчиком, на танец с которым Эйлин согласилась с неподдельным удовольствием, был Регулус.

— Почему ты раньше меня не пригласил? — спросила она, когда он взял её руку.

— Ну, ты была занята. Не хотелось отбивать тебя.

— О боже! — она возвела глаза к потолку. — Да я ждала, что ты меня пригласишь! Не пришлось бы слушать эти фальшивые восхваления в адрес моей внешности!

— Разве тебе не приятно их слышать?

— Возможно, было бы приятно, если бы в них был хоть грамм искренности.

Они кружились в вальсе. От Регулуса, в отличие от других, Эйлин не отворачивалась. Поэтому от неё не скрылась загадочная улыбка, с которой он смотрел на неё.

— Что, тоже скажешь, что я сегодня неотразима? Выгляжу лучше, чем когда-либо?

— Не скажу, — ответил Регулус. — Ты всегда выглядишь прекрасно. А эти мантия и причёска... Они лишь дополняют твою красоту.

Эйлин невольно улыбнулась. А Регулус продолжал:

— Мне нравится другое: то, что ты находишь в себе силы идти вперёд. Знаешь, пока тебя не было, твои однокурсницы шептались и хихикали с таким видом, что я уже начал беспокоиться. Клянусь, ещё бы чуть-чуть, и я бы поспешил к тебе!

— Верю, — сказала Эйлин тихо, настолько тихо, что Регулус не услышал.

Сириус, разумеется, видел, что Эйлин танцует с его братом. Не ускользнуло от него и то, что она смотрит тому в глаза и улыбается. Не так, как она улыбнулась ему, Сириусу, а иначе. Как-то... непринуждённо. Заметил он и румянец, появившийся на её щеках. Рядом с Регулусом она выглядела такой... счастливой. Сириус вдруг почувствовал укол ревности.

Когда танец закончился, Регулус наклонился и поцеловал её руку.

— Регулус! — Эйлин засмеялась.

— Так принято! — заявил он.

Сириус наблюдал за ними издалека. Кровь прилила к его щекам.

Он видел, как Эйлин выскользнула из Большого зала, и поспешил за ней. Она поднялась на второй этаж и вышла на балкон.

Лунный свет придавал её лицу неестественную бледность. Опёршись о перила, она смотрела на окрестности Хогвартса. В домике, что стоял на опушке Запретного леса, горел свет. Эйлин улыбнулась.

«А ведь с Хагридом я ещё не попрощалась», — вспомнила она.

Ей нравился этот добрый лесничий. С ним было просто и легко разговаривать, а иногда он рассказывал интересные истории из своей жизни.

Она услышала за спиной шаги и обернулась.

— Ты ушла с вечера, — быстро заговорил Сириус. — Я просто подумал... Мне тоже надоело... Ты, наверное, подышать воздухом захотела, а я...

— Я жду, когда моя карета превратится в тыкву.

Сириус не понял.

— Ах, прости! — вздохнула Эйлин. — Я забыла, что ты у нас чистокровный и не интересуешься магловскими сказками.

— А ты разве не чистокровная? — удивился он.

— Моя мама — магл, — сухо ответила она.

— А.

Воцарилось молчание. Эйлин стояла спиной к перилам, крепко вцепившись в них руками. Сириус стоял в нескольких шагах от неё.

— Я уезжаю, Блэк, — вдруг сказала Эйлин.

Он поднял голову.

— Куда? Почему?

— Это необходимо по работе моего отца.

— А, понимаю. Он ведь какая-то важная шишка в Министерстве?

— Шишки ты на голове набиваешь, — резко сказала Эйлин. — А мой отец — один из лучших мракоборцев Британии.

В её словах как медь звенела гордость, глаза горели недобрым огнём. Сириус окончательно смешался.

— Прости. Он ведь и в Хогвартсе хорошо учился...

— Да. Лучший когтевранец на курсе.

— Когтевранец?! Но... я думал...

— Что ты думал? — резко спросила она. — Нет, все Веллы учились на Когтевране. Мои родственники думали, что я тоже попаду туда.

— И как они отнеслись к тому, что ты попала на другой факультет?

Эйлин повела плечами, как от холода.

— Сказали, чтобы хорошо училась.

— И всё?!

Он смотрел на неё во все глаза. Ему стало стыдно за своё поведение последних месяцев. Он уже хотел попросить у Эйлин прощения за всё, что ей пришлось вытерпеть, но встретил её колючий взгляд и сказал другое:

— Значит, в Хогвартс ты уже не вернёшься?

— Нет. Я перевожусь в Дурмстранг.

— В Дурмстранг?! — потрясённо воскликнул он. — В школу, в которой учился Грин-де-Вальд?!

Она горько засмеялась. В её смехе было что-то истерическое.

— А я уже поверила, Блэк, что ты избавился от предрассудков. Я снова ошиблась. Ты снова выставил меня наивной дурочкой, можешь гордиться собой.

Сказав это, она повернулась к нему спиной. Сириус стоял, как громом поражённый. Все слова, которые он заготовил для того, чтобы попросить у Эйлин прощения, вылетели из головы. Он и забыл, что хотел просить у неё прощения.

Уходя, он бросил через плечо:

— В Дурмстранге, говорят, холодно. Одевайся теплее.

Когда Эйлин осталась на балконе одна, она подняла глаза к небу и прошептала, обращаясь к звёздам:

— Не переживай, Блэк, я не пропаду.

„...она никогда не думала, что будет говорить об этом так легко. Теперь, когда он стоял перед ней, растерянный и бледный, она могла спокойно сказать ему:

— Уходи. Я больше тебе не верю.“

* * *

— Ты всё знал?! Знал, что она уезжает?!

— Да, — невозмутимо ответил Регулус. — Я не понимаю, чего ты истеришь?

— Я не истерю! — завопил Сириус.

— Вижу, — хмыкнул Регулус. — Вообще, что ты нервничаешь? Тебе ведь всегда было наплевать на Эйлин, ты только и делал, что издевался над ней.

Они шли по платформе девять и три четверти. Каждый катил перед собой тележку с вещами. Регулус просунул палец между прутьев клетки, в которой сидела сова, и погладил птицу.

— Знаешь, как она мучилась из-за тебя? — продолжал он. — Переживала...

— А давно она... ну, кхм... неравнодушна ко мне?

— Со второго курса.

— Что?!

Сириус встал как вкопанный.

— Со второго курса?! Подумать только!.. Я... я даже не предполагал...

— Что ты не предполагал? — глаза Регулуса яростно сверкнули. — Что ты — идиот? Так поздравляю с открытием!

Он пошёл дальше, а Сириус так и остался стоять на том же месте. Он никогда ещё не был так растерян. От резкого тона младшего брата, которого он привык считать рохлей и слабаком, он стал чувствовать себя ещё хуже. Проклятая совесть снова проснулась.

Сириус нашёл глазами Эйлин. Теперь ему не составляло особого труда разглядеть её в толпе. Она вместе с родителями шла к барьеру. Её волосы снова были выпрямлены и безупречно уложены. Теперь по ним нельзя было узнать, что они могут быть пышными и непослушными, с весёлыми кудряшками...

Какая-то странная боль стиснула сердце Сириуса. Он вдруг ощутил жгучее желание позвать Эйлин по имени, подбежать к ней, схватить за руку, попросить прощения и больше не отпускать... Но он этого не сделал, и Эйлин Велл исчезла за магическим барьером.