С одним из родителей. (джен)

— Мам, — Гарри поправил очки и поставил клетку с Буклей на тележку. — Ты видишь Рона? — спросил Гарри.

— Нет, малыш, — сказала Лили, оглядываясь по сторонам в поисках семьи с такими же рыжими волосами, как у неё. Два британца с одинаковыми глазами осматривали вокзал Кингс-Кросс. Внезапно Гарри заметил множество рыжих голов, мелькавших на перроне.

— Вот они! — Гарри улыбнулся, взглядом спрашивая, можно ли ему подойти к ним. Лили кивнула с нежной улыбкой. Гарри оставил переполненную тележку с едой и учебниками на попечение матери и побежал к другу.

— Рон! — закричал Гарри.

— Гарри! — воскликнул Рон. Они обнялись и похлопали друг друга по спине.

— Привет, Гарри, — сказали близнецы в унисон. Поттер поднял взгляд и широко улыбнулся. Гарри смотрел на Фреда и Джорджа так, словно они были его родными братьями. Рон, конечно, тоже был ему как брат. На самом деле все Уизли были для Гарри как вторая семья. Даже Перси, довольно педантичный старший брат Рона, иногда мог быть довольно ласковым.

— Нервничаешь, Гарри? — С улыбкой спросил Чарли.

— Чуть-чуть, — сказал Гарри, упираясь ногой в пол.

— Шрам? — Обеспокоенно спросил Рон. Гарри кивнул. Шрам в форме молнии на лбу Гарри всегда был первым, что люди замечали в пареньке, куда бы он ни пошел. Эта метка была оставлена самым опасным темным волшебником, лордом Волан-де-Мортом. Эта метка была всем, что осталось после того, как Темный Лорд применил смертельное проклятие к Гарри в детстве. Единственная причина, по которой он остался жив, была из-за его отца. В отчаянной попытке спасти Гарри, Джеймс Поттер прижал сына к себе и отказался отойти в сторону, чтобы пропустить Волан-де-Морта. Это привело в действие мощную магию, о которой Волан-де-Морт не знал. Благодаря жертве отца, Гарри и его мать выжили.

— Не волнуйся, Гарри, кто бы тебя беспокоил… — Фред озорно ухмыльнулся, хватая его за руку.

— … Мы их заколдуем! — Джордж закончил, хватая его за другую руку. Гарри ухмыльнулся, несмотря на толчки. Близнецы продолжали болтать о том, что они сделают с любым глупцом, который осмелится связываться с Гарри.

— Только попробуйте, мальчики! — миссис Уизли наконец-то услышала их слова. — Привет, Гарри, дорогой! — она подошла, чтобы обнять его.

— Я вижу, он нашёл вас, — Гарри услышал голос своей матери.

— Да, привет, Лили, — сказала миссис Уизли, пробираясь к Лили через свою семью. Лили крепко обняла Молли. Хотя женщины были очень разными по возрасту, они были близкими подругами. Лили на некоторое время приютила Молли после смерти Джеймса. Дом был маленьким и тесноватым, но, конечно, Молли и Артур нашли место для бедной ведьмы и ее маленького сына. Вскоре Гарри подружился с Роном, которому на тот момент было всего около шести месяцев. В течение года они вдвоём жили в маленьком доме Уизли, так как Лили была немного травмирована и не хотела жить одна. К счастью, у Лили было более чем достаточно денег, чтобы помочь Молли и Артуру с некоторыми счетами и расходами на двух дополнительных жильцов.

Когда у Лили появился собственный дом, она решила жить рядом с Уизли, потому что Гарри и Рон уже были хорошими друзьями. Так что Гарри действительно вырос с Уизли как со второй семьёй. Сегодня был день, о котором Гарри и Рон мечтали, целую вечность. На самом деле у Гарри в комнате висело его письмо.

— О, Лили, ты выглядишь чудесно, это платье потрясающее! — с благоговением сказала миссис Уизли. Мама Гарри нарядилась для этого дня очень красиво. Её платье буквально сияло золотом и, казалось, колыхалось, как океанские волны. По платью были разбросаны маленькие пятнышки тёмно-зелёного и сливового цветов. Гарри знал, что оно сделано из какого-то особого материала, но не знал, из какого именно. Он просто знал, что его мама нарядилась, потому что считала это очень важным событием.

— Ты в порядке, Фред? — внезапно спросил Рон у брата, когда Лили закружилась в танце и рассмеялась.

— Заткнись! — прорычал Фред, покраснев до корней волос. Джордж смеялся так сильно, что ему пришлось схватиться за плечо Фреда, чтобы не упасть. Фред оттолкнул его, и Джордж упал, но это не остановило юного рыжика. Джордж всё ещё смеялся, лежа на мраморном полу вокзала.

— Что это значит? — прошептал Гарри Рону.

— Фреду нравится твоя мама! — сказал Рон, сверкая глазами.

— Что? — с отвращением спросил Гарри.

— Да, мы узнали об этом прошлой ночью, — Рон чуть не визжал от восторга, радуясь, что наконец-то у Фреда есть что-то, что ему небезразлично.

— Как? — спросил Гарри, слегка заинтригованный и слегка озадаченный.

— Мы с Джорджем подшутили над ним! — ухмыльнулся Рон. — Мама приготовила сливочное пиво, чтобы отпраздновать мой отъезд в Хогвартс, а Фред сказал, что плохо себя чувствует, и заперся в своей комнате. Джордж стащил из маминого шкафа зелье правды и подлил немного в напиток Фреда, а мы принесли его ему. Это было уморительно! Мы не могли заставить его замолчать несколько часов!

— Я почти уверен, что то, что ты сделал, было незаконно! — угрожающе рявкнул Фред. — Я потом тебе отомщу.

— О да, а потом пытаться затащить меня наверх с этим упырём — это вообще не противозаконно! — быстро возразил Рон. Джордж всё ещё хихикал.

— Эй, миссис Поттер! — крикнул Джордж, хихикая. Гарри заметил, что его глаза были мокрыми от слёз смеха. Лили повернулась и улыбнулась Джорджу.

— Фред хочет вам кое-что сказать, — он ухмыльнулся, а Фред выглядел убийственно серьёзным. Фред промолчал, и Лили склонила голову набок.

— Ну же, Фред, продолжай, у нас не весь день впереди! — раздражённо подсказала ему мать.

— Я просто, — Фред неловко почесал затылок. — Вы хорошо выглядите в этом платье.

— Спасибо, дорогой, — просияла Лили. Как только она отвернулась, Фред ударил Джорджа по голове. Джордж даже не поморщился от боли.

— Она вдова, Фред, как ты мог! — приглушённо воскликнул Джордж. Рон тут же повернулся к Гарри с обеспокоенным выражением лица, нервничая из-за того, что его братья зашли слишком далеко. Гарри лишь пожал плечами: шутка ему не особенно понравилась, но он не собирался придавать этому большое значение. Рон закатил глаза, словно говоря Гарри, что он на его стороне, несмотря ни на что.

— Эй, мальчики! — миссис Уизли хлопнула в ладоши. — Нам лучше идти.

Её сыновья кивнули. Все они выстроились в ряд по возрасту: Чарли, конечно, впереди, за ним Перси, потом близнецы, Рон, а в конце Гарри. Обе матери встали в стороне, чтобы закрыть своих детей от взглядов, пока они бежали к стене.

— Где Джинни? — спросил Гарри у миссис Уизли.

— О, бедняжка плохо себя чувствовала, Артур сейчас с ней дома. Я понятия не имею, чем она могла так быстро заболеть.

— О нет! — обеспокоенно сказала Лили. — Ну, Артуру не стоит брать отгул на весь день, я могу остаться с ней, — предложила Лили.

— О, спасибо, ты не могла бы? — сказала Молли, и её глаза засияли от благодарности. — Потому что завтра у Артура важная встреча, и он бы очень хотел быть на работе, просто чтобы подготовиться.

— Конечно, я могу присматривать за ней столько, сколько тебе нужно, — сказала Лили с нежной улыбкой.

— Спасибо, Лили, я не уйду далеко, мне просто нужно кое-что сделать, — объяснила Молли.

— Гарри, мы следующие, — сказал Рон, отвлекая Гарри от разговора женщин. Возможно, это прозвучало глупо, но Гарри восхищался своей матерью за такие мелочи. Его мать всегда была надёжной, хорошим другом и замечательным человеком. Он любил свою мать и был особенно рад, что сегодня она не одна. Впервые за всю свою жизнь Гарри остался бы без матери дольше, чем на ночь. Из-за его прошлого, мать Гарри очень его опекала, и, честно говоря, Гарри был не против. Ему не нравилось, когда люди об этом говорили, но он был маменькиным сынком. Иногда они зависели друг от друга. Больше всего времени он проводил вдали от матери, когда ночевал у Уизли, и даже тогда она иногда пробиралась в «Нору» поздно ночью, чтобы поспать на их диване — просто чтобы быть в том же доме, что и Гарри.

* * *

Двое мальчишек бросились бежать, сжимая в руках свои тележки. Они добежали до места, где было три четверти девятой платформы. Они легко прошли сквозь стену и оказались на тайной железнодорожной станции с большим красным пыхтящим поездом, который свистел и был готов доставить учеников в Хогвартс, как и каждый год. Позади них появилась мать Гарри и Рона. Остальные мальчики уже забрались в поезд. По словам крупного волосатого мужчины, который кричал: — ПЕРВОКУРСНИКИ! ЧЕРЕЗ ПЯТЬ МИНУТ ОТБЫВАЕМ, ПЕРВОКУРСНИКИ, ЧЕРЕЗ ПЯТЬ МИНУТ!

— Мам, это Хагрид? Смотритель? — спросил Гарри у матери. Она кивнула, улыбаясь Гарри.

— Он покажет вам, как садиться в поезд, это для самых нервных студентов. Потом, когда вы приедете, вы тоже пойдёте за ним, он отвечает за первокурсников.

Гарри хотел узнать обо всех учителях Хогвартса, когда получил письмо. Насколько он понял, некоторые из них преподавали у его родителей, а Гарри всегда хотел знать всё, что касалось его отца. Больше всего он ждал встречи с директором Дамблдором, о котором Лили восторженно отзывалась, когда он спрашивал. Он очень нервничал перед встречей с Северусом Снейпом. Мать предупреждала его о Снейпе.

Судя по всему, когда-то давно Джеймс плохо обращался со Снейпом, а Лили была подругой Снейпа. Когда Снейп обратился к тёмным искусствам, их с Лили дружба распалась. Джеймс стал лучше, и Лили влюбилась в него. Снейп продолжал работать на Волан-де-Морта, и Лили больше с ним не разговаривала, однако несколько лет назад она узнала, что его наняли в Хогвартс преподавателем зельеварения. Она решила, что если Дамблдор может ему доверять, то и она тоже, но теперь, когда её сын должен был стать его учеником, она уже не была так уверена. Она сказала Гарри, что его внешность может стать для него проблемой, потому что он был почти копией Джеймса, за исключением глаз. Снейп, вероятно, не обрадуется мальчику, который так похож на человека, которого он ненавидел. Она велела Гарри немедленно сообщить ей, если у него возникнут какие-либо проблемы со Снейпом. Гарри сказал, что сделает это, но не мог представить, как взрослый мужчина может быть настолько злобным и незрелым, чтобы так долго таить обиду, да ещё и после смерти отца.

— Гарри, малыш, я буду ужасно по тебе скучать, — сказала Лили, и Гарри заметил, что она грустно улыбается.

— Я тоже буду скучать по тебе, мама, — сказал Гарри и с удивлением обнаружил, что у него перехватило дыхание.

— Я просто хочу, чтобы твой отец… — она замолчала и прикусила губу. Он увидел, как она отвернулась, отчаянно пытаясь не заплакать. Гарри почувствовал, как у него слегка защемило сердце. Каждый раз, когда его мать плакала, это сильно на него действовало, к счастью, она плакала нечасто. Он почувствовал, как у него задрожала губа, и покраснел, смутившись от того, что её слёзы всё ещё так на него действуют. Он был рад, что они немного отошли от остальной толпы, не говоря уже о том, что люди были слишком заняты своими проблемами, чтобы обращать внимание на них.

Он услышал, как его мать глубоко вздохнула. Она пыталась сделать вид, что поправляет волосы, но он знал, что на самом деле она вытирает глаза. Она повернулась к нему с неизменно храбрым выражением лица. Только слегка покрасневшие глаза выдавали, что она не в порядке.

— Ты так похож на него, — сказала она, проведя рукой по его лицу.

— Кроме глаз, — напомнил ей Гарри.

— Да, милый, у тебя мои глаза, — сказала она, быстро уткнувшись носом в его нос. Он притворился смущённым, но на самом деле почувствовал, как его сердце наполняется теплом. Он гордился тем, что у него мамины глаза. Ему было стыдно в этом признаваться, но иногда он хотел быть больше похожим на свою мать. Если бы он не был так похож на своего покойного отца, может быть, его мать не плакала бы так сильно, может быть, он не замечал бы, как дядя Ремус грустно смотрит на него, может быть, дядя Сириус не пил бы так много огневиски после того, как случайно назвал Гарри «Джеймсом».

— Хорошо, сынок, тебе стоит пойти к Хагриду и передать ему от меня привет, — мягко сказала она и поцеловала его в макушку прямо в шрам. Гарри часто стеснялся своего шрама, как будто он был постоянным напоминанием для его матери о том, что он стал причиной смерти её мужа. Когда Лили узнала об этом, она схватила его на руки и целовала его шрам снова и снова. Она объяснила, что это не отвратительно, это не напоминание, это часть его, и она любит его. С тех пор она старалась целовать его в лоб при любой возможности, чтобы напомнить ему, что он не виноват и что она любит его, несмотря ни на что.

— Пока, мама, — сказал Гарри, обнимая её. Она крепко обняла его в ответ. Тогда он понял, что его багаж забрали, и побежал к Хагриду. Хагрид просиял, глядя на него своими жуткими чёрными глазами. В руке у Хагрида был фонарь, и это напомнило Гарри кое-что, напомнило ему о…. Кануне Дня всех святых. Он остановился как вкопанный, чувствуя, как его тело напрягается и холодеет. Он развернулся и на полной скорости побежал обратно к своей матери.

Гарри всем своим худым телом навалился на Лили и отчаянно вцепился в неё. Он уткнулся головой в подол её платья.

— Гарри, дорогой, что случилось? — встревоженно спросила его мать.

— Я не могу, я не могу, я не могу! — снова и снова повторял он, уткнувшись в её платье. Она опустилась на колени и взяла его заплаканное лицо в свои руки.

— О, малыш, ты дрожишь! — сказала она. — И бледный как полотно, почему ты не можешь уйти?

— П-потому что я не могу оставить тебя одну, — тихо сказал он.

— Сынок, мы уже это обсуждали, я буду… — начала она, но Гарри не дал ей договорить.

— Я не могу оставить тебя одну в канун Хэллоуина! — он почти кричал, тяжело дыша, как будто ему было трудно произнести эти слова. Лицо Лили побледнело.

Лили Поттер не была слабым человеком, она была невероятно сильной. Она была похожа на скалу, которую постоянно бьют океанские волны. Хотя волны оставляли трещины на её закалённой поверхности, они всегда были скрыты. Из этого правила было только одно исключение: однажды она позволила себе потерять контроль. В тот день, в канун Дня всех святых, её мужа убил Волан-де-Морт.

* * *

Сколько Гарри себя помнил, этот день всегда был мрачным. За день до этого она всегда говорила Гарри, что на следующий день он может делать всё, что ему вздумается, может не ложиться спать допоздна, есть сколько угодно сладостей, ночевать у Уизли или у кого-нибудь из дядей. Гарри всегда отказывался, и она не настаивала. Она готовила еду заранее и давала ему всё, что могло ему понадобиться, потому что в тот день он вообще её не видел. Он подумал, что в его возрасте она бы попросила Молли присмотреть за ним.

В тот день она осталась в своей комнате. Мать Гарри забрала абсолютно все вещи, принадлежавшие Джеймсу, в том числе его очки, которые она сама сняла с его мёртвого тела. На следующий день у неё на руках остались следы от очков, которые она так сильно сжимала, что они впились ей в кожу. Весь день она плакала. Гарри никогда не видел её 31 октября, но он слышал её, о боже, как же он её слышал. Её рыдания разносились по дому, её голос снова и снова срывался на одном и том же слове. «Джеймс».

Он слышал, как она давится собственными рыданиями, и ничего не мог с этим поделать. Он сомневался, что вообще увидит её, если войдёт в комнату. Он знал, что она, вероятно, накрылась старым отцовским плащом-невидимкой, который она любезно подарила ему вчера на «первый день в школе». У неё была невероятная выдержка: она плакала около десяти часов подряд, у неё никогда не заканчивались слёзы, и она не останавливалась. Как будто её слёзы были в честь Джеймса, как будто она чувствовала, что не отдаёт ему должного, если не отдаётся своему горю полностью.

В тот день всё изменилось, потому что Гарри не плакал, когда плакала его мать. Хотя его сердце разрывалось от боли, он не позволял себе плакать. Он лежал на полу в дверном проёме своей комнаты, упиравшись ногами в стену. Он ждал, окружённый разными вещами. На тарелке у него лежало несколько бутербродов, большой стакан воды, обезболивающие и упаковка салфеток. Он ждал на случай, если она откроет дверь и скажет: «Гарри, дорогой, не мог бы ты принести мне салфетку, у меня закончились» или что-то в этом роде. Он хотел быть рядом на случай, если ей что-то понадобится, особенно если ей захочется поплакаться. Но она так и не сделала этого, а Гарри не уходил, потому что знал: однажды ей может что-то понадобиться, и он должен быть рядом, чтобы дать ей это.

Когда у неё оставалось около двух часов, она обычно засыпала в десять, а потом открывала виски. Он слышал, как звякают бутылки, а потом наступали ещё более душераздирающие моменты. Она разговаривала с его отцом, её слова были невнятными, голова кружилась, она рассказывала ему о многом. Её голос был таким хриплым, что его почти невозможно было узнать, но она никогда не останавливалась. Она говорила ему, как сильно скучает по нему, как поживают Люпин и Сириус, только для него она называла их Луни и Бродяга. Она говорила ему, как сильно помогает Молли, какие замечательные дети у Уизли. Она говорила о других детях, которых хотела бы иметь с ним. Например, о маленькой девочке с его нежными глазами. Из-за этого Гарри никогда не чувствовал себя ревнивым или ненужным, только грустил о сестре, которая могла бы у него быть.

В последний раз она говорила с ним о том, что Гарри приближается к возрасту, когда можно поступать в Хогвартс. Она сказала ему, что отправить его одного будет одним из самых трудных поступков в её жизни. Она сказала ему, какой замечательный Гарри, как он будет им гордиться. В этот момент Гарри всегда было труднее сдерживать слёзы, потому что он хотел, чтобы отец увидел его, поговорил с ним, был здесь.

После того, как она, обессилев от горя, потеряла сознание, Гарри наконец-то убрал свои вещи и лёг в постель. Но он не сразу уснул, теперь была его очередь оплакивать. Он достал старые фотографии отца и его шарф, который подарила ему мать. Затем он заплакал и стал оплакивать потерю отца, которого никогда не знал. Он много плакал, конечно, из-за своей матери, которой было так грустно, потому что Гарри никогда не видел своего отца. Он был уверен, что без своего сходства с ним и без фотоальбома, который у него был, он даже не смог бы представить себе лицо своего отца. Он плакал от злости, злясь на Волан-де-Морта, а иногда и на себя. Он часто винил себя, хотя его мать и дяди снова и снова говорили ему, что он не виноват. Иногда он верил в это, иногда нет. В ту ночь он обычно не верил.

Плача, он очень хотел зайти в мамину комнату и забраться в её постель, как он обычно делал, когда ему было грустно. Это был единственный вечер в году, когда его не обнимали, когда он плакал. Обычно, если Лили чувствовала, что он вот-вот заплачет, она подхватывала его на руки и крепко обнимала. Он даже представить себе не мог, каково было бы, если бы оба его родителя умерли, если бы его никогда никто не обнимал. Он не мог представить, сколько ещё горя ему пришлось бы пережить, если бы отец не оглушил его мать и не побежал вверх по лестнице, чтобы защитить Гарри. Если бы они оба умерли, он не знал, как бы он жил, поэтому он смог пережить ту ночь одиночества ради матери, которой нужно было побыть одной.

На следующее утро Гарри всегда тихонько стучал в дверь, и она впускала его. Он приносил ей холодные компрессы для опухших глаз, иногда настолько опухших, что ей было трудно их открыть. Он приносил ей чай с зельем от боли в горле. Она всегда притворялась, что всё в порядке, как будто он не знал, что случилось. Она каждый раз говорила ему одно и то же.

— О, должно быть, я простудилась ночью, — говорила она слабым голосом, накрывая бутылки с огневиски одеялом. В первый раз, когда она это сказала, Гарри чуть не возразил, но потом увидел её глаза. Они умоляли его не упоминать об этом, и он никогда этого не делал. Он просто шутил и говорил, что надеется, что не подхватит простуду. После этого она снова стала бы опорой, в которой он нуждался, ни разу не сломавшись, ни разу не дрогнув, но она не смогла бы сделать это в одиночку. Никто не разбудил бы её на следующее утро, не накормил бы вкусной едой и не обнял бы по-дружески. Она была бы одна, наедине со своими мыслями, могла бы снова и снова переживать ту ночь, если бы захотела, потому что Гарри не было дома. Он не мог оставить её одну, он бы не оставил её одну.

* * *

— Сынок, — медленно произнесла Лили, пытаясь успокоить тихо плачущего сына. — Ты не должен беспокоиться обо мне, я хочу, чтобы ты хорошо провёл время в школе и…

— Я тебя не оставлю! — яростно поклялся Гарри и с удивительной силой вцепился в её руки. Она вздохнула.

— Упрямый, как твой отец, — пробормотала она, и сердце Гарри на мгновение замерло от удовольствия. Ему нравилось, когда его сравнивали с отцом, но вскоре он снова стал решительно заявлять, что не покинет мать.

— Я не уйду, даже если директор Дамблдор сам попытается меня увести! — почти кричал Гарри.

— Ну что ж! — немного резко сказала Лили. — Зато я могу!

— Я… — Гарри немного съежился.

— Послушай, Гарри, я знаю, что ты боишься меня бросить, а я боюсь тебя бросить, но у нас всё будет хорошо, правда, малыш.

— Но! — Гарри попробовал снова.

— Послушай, это должно было стать сюрпризом, но дядя Ремус собирается переехать к нам. У него были проблемы с поиском работы, так что он побудет с нами год илипобольше, — сказала ему Лили, и Гарри просиял.

— Дядя Ремус? Правда? — взволнованно спросил он.

— Да, а теперь я хочу, чтобы ты побежал к тому поезду, Хагрид и Рон ждут, — потребовала она. Гарри почувствовал себя немного лучше. Он по-прежнему собирался писать ей каждую неделю, но теперь он знал, что она сможет справиться с этим, если у неё будет друг.

— Хорошо, мама, — согласился он и обнял её в последний раз. Он побежал к Хагриду, который показывал первокурсникам, в какое купе можно сесть. Как только Гарри вошёл в поезд, мимо него пронёсся Невилл, гонясь за чем-то похожим на жабу.

— Эй, Невилл! — Позвал Гарри.

— О, привет, Гарри! — пропищал он. — Придержи для меня место, я должен догнать Тревора!

— Хорошо! — крикнул Гарри ему вслед. Через мгновение он услышал, как Рон зовёт его из купе впереди. Гарри быстро побежал туда. Войдя в купе, Гарри увидел девочку с лохматыми волосами, сидевшую на сиденье рядом с Роном.

— Я Гермиона Грейнджер, — представилась девушка, довольно агрессивно протянув руку Гарри. Рон посмотрел на него широко раскрытыми глазами, словно говоря: «Извини, я не знаю, что у неё на уме».

— Я Гарри Поттер, — начал он, но она уже заметила шрам.

— Боже мой, ты же Гарри Поттер! — воскликнула она. Гарри не успел ответить, потому что поезд тронулся. Гарри бросился к окну, чтобы в последний раз помахать матери. Она нежно улыбнулась ему, энергично помахала в ответ и побежала за поездом, пока могла. Гарри сел на своё место. Он был взволнован предстоящим первым годом в Хогвартсе и рад, что мама всегда рядом, когда он в ней нуждается.

Гарри снова разбудил сон, в котором был яркий зелёный свет. К сожалению, это всегда приводило его в подавленное состояние. Зелёный свет был остатком воспоминания, которое он даже не мог вспомнить. В ту ночь, когда его мать была убита Лордом Волан-де-Мортом. Он уставился в потолок и печально вздохнул. Сегодняшний день был важным и он не хотел, чтобы что-то его испортило.

Гарри решил, что всё равно пора вставать, судя по свету, проникавшему в его окно. Его большая комната выглядела немного более пустой, чем обычно. Многие его вещи были уложены в чемодан для поездки в Хогвартс.

Гарри выскочил из своей кровати с балдахином и сбежал по лестнице. Он услышал звон тарелок и ругательства. Видимо, его отец пытался готовить. Гарри нахмурился, услышав, как разбилась тарелка. Его отец обычно был ловким и быстрым. Гарри часто случайно ронял что-нибудь из рук, и отец успевал поймать это в луч своей волшебной палочки, прежде чем оно разбивалось на полу.

— Папа, — позвал Гарри.

— О, привет, Гарри, я как раз готовлю завтрак, — Джеймс улыбнулся сыну, стоя у плиты.

— Блинчики с черникой? — Взволнованно спросил Гарри.

— Ты же знаешь, приятель, — подмигнул ему отец. Гарри заметил, что сегодня в глазах отца было что-то другое. Он выглядел больным, как иногда выглядел дядя Ремус. Под глазами у него были тёмные круги, а лицо было особенно бледным. Его волосы были ещё более непослушными, чем обычно, и спутанными в узлы, которые, как представлял Гарри, отец будет проклинать позже, когда попытается их расчесать.

— Я чувствую запах блинов в честь чьего-то особого дня, — раздался весёлый голос. В дверях появился дядя Сириус. Дядя и, одновременно, крёстный отец Гарри выглядел, как обычно, безупречно. Чёрные волосы Сириуса Блэка были шелковистыми и гладкими, хотя он только что проснулся, его смуглая кожа, казалось, мерцала, а карие глаза, как обычно, горели озорством.

— Папа постоянно что-то роняет, — прошептал Гарри Сириусу.

— О, неужели? — тон Сириуса звучал насмешливо, но в его глазах читалось другое чувство. Гарри задумался, не скрывают ли от него что-то.

— Не думаю, что он много спал прошлой ночью, когда плакал из-за проигрыша в матче по квиддичу, — Сириус толкнул Гарри локтем и подмигнул.

— Я слышал, Бродяга! — донеслось из кухни. Гарри ухмыльнулся. Вчера они с Сириусом обыграли дядю Ремуса и его отца. Конечно, вчетвером нельзя было играть в официальную игру, но Гарри и Сириус забили больше всего голов на своей импровизированной арене на заднем дворе. Гарри не терпелось сыграть в официальную игру в Хогвартсе. Он хотел попробовать себя в роли ловца, потому что это у него получалось лучше всего, но он был бы рад любой должности. Конечно, он был бы в Гриффиндоре, как его дяди, отец и мать.

* * *

Прошло несколько мгновений, и на лестнице послышались тяжёлые шаги. Ремус спустился, демонстративно зевая. Он протёр глаза и, увидев Гарри, ласково взъерошил ему волосы.

— Сегодня важный день, да? — спросил он, плюхнувшись в кресло.

— Да! — взволнованно сказал Гарри, и в его животе заурчало.

— А теперь запомни, Гарри, если ты не попадёшь на Гриффиндор, мы сразу же отправим тебе сову, — благочестиво сказал Сириус. Ремус ударил друга по плечу.

— Да, Гарри, пожалуйста, имей это в виду, — добавил Джеймс, стараясь говорить строго, и поставил блинчики на стол. Хотя Джеймс не выглядел слишком устрашающе, стоя с руками на бёдрах и в фартуке задом наперёд.

— О, прекрати, — потребовал Ремус. — Гарри, они просто шутят, мы будем рады, в каком бы ты ни был факультете.

— Лишь бы не Слизерин, — пробормотал Сириус. Гарри не думал, что Сириус хотел, чтобы он это услышал, но он услышал. Гарри не сомневался, что его отец и дяди будут разочарованы, если он попадёт на Слизерин, хотя дядя Сириус был единственным, кто осмелился бы что-то сказать по этому поводу. Сириус всё ещё сохранял некоторую незрелость, присущую подросткам, даже несмотря на все пережитые им трагедии.

Пока они ели, они обсуждали, как, скорее всего, пройдёт первый день Гарри. Они уже давно описали учителей. Они все отлично проводили время, пока в открытое окно не влетела сова. В когтях большой совы был букет цветов. Это была не Букля, сова Гарри, а другая сова, которую Гарри никогда раньше не видел.

Букет упал на колени Джеймсу. Он уставился на него без всякого выражения на лице. Его друзья и сын уставились на цветы. Как только они увидели, что это за цветы, все застыли. Как будто сова сбросила бомбу замедленного действия. Тишина была оглушительной. Никто не говорил.

— Чёрт! — прошипел Джеймс себе под нос. Ремус и Сириус обеспокоенно переглянулись.

— Хм, Гарри, как насчёт того, чтобы ты ещё раз проверил, всё ли, что нам нужно, ты положил у входной двери? — любезно спросил Ремус. Гарри, всё еще, будучи юным и находясь в том возрасте, когда видеть, как твои родители срываются, — одно из худших переживаний, которые ты можешь испытать, был более чем рад покинуть помещение.

Гарри взбежал по лестнице, но дядя Ремус был слишком дотошным и ничего не забыл. Гарри медленно повернулся, надеясь, что сможет как-то спуститься по лестнице, не привлекая внимания. Он замер на последней ступеньке, прислушиваясь к разговору на кухне.

— От кого они? — Тихо спросил Сириус.

— Анонимно, — ответил на вопрос грубый голос, который совсем не был похож на голос отца Гарри.

— Не могу понять, то ли это жестокая шутка, то ли искренняя попытка проявить доброту, — размышлял Сириус, вертя цветы в руках. Гарри знал ответ на этот вопрос: скорее всего, первое. Любой, кто знал его отца, знал, что он ненавидел эти чёртовы цветы. Лилии нельзя было держать ни в доме, ни рядом с ним. Однажды женщина, которая пришла в гости, вплела лилию в волосы, и Джеймс чуть не выгнал её. Ремусу пришлось извиняться и объяснять, что случилось с матерью Гарри. Подруга Ремуса, Тонкс, позаботилась о том, чтобы никогда не носить ничего с изображением этого цветка, и даже не пользовалась духами из этих цветов. Гарри подумал, что это очень мило с её стороны, хотя он не знал, узнает ли его отец этот запах, но, возможно, узнает. В другой раз соседи посадили в своём саду несколько лилий, а на следующий день они сгорели дотла. Гарри не сомневался, что это дело рук его отца или, может быть, Сириуса, который помогал его отцу.

С рыжими волосами было почти то же самое. Джеймсу потребовалось довольно много времени, чтобы навестить Уизли вместе с Гарри. Когда он всё-таки пришёл, то был немного холоден с их младшей дочерью Джинни. Джинни была единственной дочерью Артура и Молли, и, к сожалению, девочка слишком сильно напоминала Джеймсу его покойную жену в годы учёбы в Хогвартсе. Он постепенно справлялся с этим, перестал быть таким замкнутым и грубым. Однако, поскольку он склонен скрывать свои эмоции, иногда его выводило из себя что-то, что напоминало ему о матери Гарри.

— Мне так жаль, Джеймс, — тихо сказал Ремус. — Тебе действительно не нужно было это сегодня, я знаю.

— Мы можем что-нибудь сделать, чтобы… — начал Сириус.

— Нет! — злобно выплюнул Джеймс, и Гарри удивился. Он никогда не слышал, чтобы отец так разговаривал со своим другом.

— Нет, ты ничего не можешь сделать! Никто ничего не может сделать! — голос Джеймса был хриплым, как будто он кричал несколько часов. — Потому что она усерла и никогда не вернётся! Ты знаешь, каково это? — взмолился он.

— Такое чувство, будто половину моего бьющегося сердца разорвали пополам, и что бы я ни делал, как бы долго это ни продолжалось, боль не проходит. Я даже не могу смотреть на эти чёртовы цветы, не разрыдавшись, а ведь прошло уже столько времени!

— Я знаю Джеймс, — голос Ремуса тоже был грустным.

— Нет, ты не понимаешь! Никто не понимает, что я чувствую, никто не знал её так, как я!

— Мы не утверждаем, что… — мягко попытался сказать Сириус.

— Знаешь, что самое ужасное? — его голос дрогнул, гнев угасал, а сквозь него просачивалась печаль. — Думаю о ней. Я закрываю глаза и вижу её, слышу её голос, снова чувствую её кожу, и я в раю. Я не могу представить ничего лучше, и я так счастлив просто сидеть с ней во сне. Потом я просыпаюсь, и меня накрывает эта всепоглощающая печаль, я не могу её вынести. Я всегда думаю, что не справлюсь, что не смогу прожить ещё один день без неё, но потом, конечно, справляюсь. Я с трудом проживаю ещё один день без её смеха, без её улыбки, и моё сердце разрывается при мысли, что мне придётся делать это всю оставшуюся жизнь.

Сердце Гарри болезненно сжалось. Что говорил его отец? Он слышал, что некоторые люди настолько впадали в депрессию после смерти супругов, что действительно сводили счёты с жизнью. Может, отец имел в виду это?

— Что ты имеешь в виду, Джеймс? — резко спросил Сириус, очевидно, думая о том же, что и Гарри. — У тебя есть Гарри.

— Я знаю, — вздохнул Джеймс. — И я люблю его всем сердцем, я никогда не смог бы оставить его, но сегодня он отправляется в Хогвартс. Его не будет большую часть года, и не успею я оглянуться, как он закончит школу и оставит меня одного. Луни, ты уже планируешь сделать предложение Тонкс, и я счастлив, но потом ты тоже переедешь. Конечно, судя по тому, как выглядит Бродяга, он тоже скоро остепенится. Не думай, что я не знаю, что ты хочешь детей, Сириус, ты не искал себе девушку только ради меня. Потом все уйдут, и мне придётся в одиночестве встречать дни без Лили. Я просто не знаю, смогу ли я с этим справиться, если из-за этих цветов мне хочется содрать с себя кожу.

— Мы знаем, что тебе больно, и мы всегда будем рядом, если понадобимся, где бы мы ни жили, — мягко сказал Ремус. — Может быть, тебе нужно больше говорить об этом, ты почти никогда не произносишь ни слова, ты никогда не плачешь. Ты так старался быть сильным, но каждому нужно оплакивать потерю как внешне, так и внутренне, иначе ты сойдёшь с ума.

Гарри поймал себя на том, что кивает. Он никогда не знал свою мать, и каждый день чувствовал боль от этого. Его отец знал её, и ему, должно быть, в тысячу раз тяжелее. Гарри выглянул из-за стены и посмотрел на отца. Джеймс яростно рвал цветы.

— Мне так больно! — практически закричал он. — Её здесь нет, чтобы увидеть первый день своего сына в школе! Она бы так хотела быть здесь, это несправедливо!

Гарри увидел, как его дядя гладит отца по спине и кивает. Гарри присмотрелся и увидел, что у Сириуса покраснели глаза, Ремус громко шмыгал носом, и у обоих по щекам текли блестящие слёзы. Гарри никогда не думал, что они тоже могут скучать по его матери. Они все были хорошими друзьями, но Гарри, которому было всего одиннадцать, не думал, что боль от смерти его матери будет такой сильной.

— Папа, — очень тихо сказал Гарри, и его отец поднял взгляд. Такие эмоции были редкостью в этой импровизированной семье. Ремус, учитывая его ежемесячные недомогания, давно научился не позволять эмоциям управлять собой. Сириус всегда скрывал свою печаль за юмором и сарказмом. Джеймс был довольно беззаботным до смерти своей жены, после чего он старался скрывать всё ради Гарри. Гарри, следуя их примеру, обычно тоже скрывал свои эмоции, однако сейчас он не чувствовал себя странно, подбежав к отцу и обняв его.

Джеймс тут же отреагировал, притянув Гарри к себе как можно ближе. Затем оба Поттера позволили себе поплакать из-за рыжеволосой. Лили не была забыта, и, наконец, Джеймс понял, что можно плакать, вспоминая её.

— Нам лучше идти, — тихо сказал Ремус. Все поднялись и поправили одежду. Они откашлялись и протёрли глаза. Они почувствовали себя немного лучше, как будто в голове прояснилось.

Затем Джеймс сделал то, чего никто из них не ожидал. Он собрал остатки лилий и нашёл один, который не был разбит, а лишь немного помялся. Он на мгновение закрыл глаза и сделал вдох. Затем он повернулся к Гарри и улыбнулся.

— Я думаю, тебе пора официально стать Мародёром, их всегда должно быть четверо. Когда Питер ушёл, Лили стала одной из них, и четвёртого члена уже давно нет.

Гарри улыбался от уха до уха, он всегда восхищался компанией своего отца и их прозвищами. Он был так рад, что наконец-то его приняли в эту традицию. Сириус и Ремус гордо улыбались. Все выглядели намного счастливее.

— Если хочешь, можешь взять то же имя, что у твоей матери, — предложил Джеймс.

— Что это было? — спросил Гарри шёпотом, потому что решил, что это что-то священное.

— Грин, — губы Джеймса растянулись в улыбке, очевидно, он вспомнил что-то из прошлого, связанное с его матерью. — Из-за её глаз.

— Да, кажется, мне подойдет, — просиял Гарри.

— Тогда, — сказал Джеймс властным голосом. — Я нарекаю тебя Грином, — объявил Джеймс и положил Лилии в мантию Гарри. Затем трое мужчин поклонились Гарри.

— Лилия — на удачу, — сказал Джеймс, подходя к ним, и подмигнул сыну. Гарри не мог сдержать широкой улыбки.

— Ты изменишь, название на карте на «Грин»? — спросил Гарри.

— Как вам это, ребята? — спросил Джеймс.

— Бродяга одобряет, — весело сказал грубый голос Сириуса.

— И Лунатик пойдёт и поменяет его прямо сейчас, — улыбнулся Ремус.

В конце концов, они добрались до вокзала Кингс-Кросс, откуда Гарри должен был отправиться в Хогвартс на Хогвартс-экспрессе. Поскольку утром они все наплакались, последние минуты на вокзале были очень весёлыми. Сириус превратился в собаку и радостно бегал вокруг, облизывая Рона и Гарри.

— Ладно, Сириус, — весело сказал Джеймс. — Гарри когда-нибудь придётся сесть в поезд. Сириус заскулил и опустил хвост. Через мгновение он снова стал человеком и взъерошил волосы Гарри.

— Верно, старина Сохатый, — Сириус расхохотался, напугав нескольких студентов поблизости.

— Вот, Гарри, — тихо сказал Ремус. — Я изменил это, надеюсь, это поможет тебе немного ориентироваться в Хогвартсе, есть много способов заблудиться. — Молодой человек подмигнул, а Гарри озорно ухмыльнулся, и в этот момент он был похож на Джеймса больше, чем когда-либо. Он постучал по карте своей волшебной палочкой и сказал: — Торжественно клянусь, что не замышляю ничего кроме шалости

На чистом листе пергамента вскоре появились буквы, которые гласили: «Господа Лунатик, Грин, Бродяга и Сохатый, Поставщики вспомогательных средств для волшебников-шалунов с гордостью представляют свое новейшее изобретение — КАРТУ МАРОДЕРОВ.

Гарри с радостью посмотрел на своё новое прозвище. Он поблагодарил дядю и уже собирался закрыть карту, когда Рон увидел её.

— Чёрт возьми, Гарри, — благоговейно произнёс Рон. — Это Хогвартс? — Он схватил карту и вгляделся в неё, а Гарри ухмыльнулся.

— Смотри! — Рон указал на пергамент. — Здесь есть потайные ходы, Фред и Джордж были бы в восторге.

— Да, я знаю, — немного мрачно сказал Гарри. — Так что мы должны молчать об этом, хорошо, Рон? — Рон торжественно кивнул.

— Шалость удалась — пробормотал Гарри и сунул карту в карман. Как только он это сделал, поезд засвистел, сигнализируя о том, что пора садиться.

— Давай, Гарри, — сказал Джеймс, ухмыляясь.

— Пока, папа, — немного грустно сказал Гарри.

— Не грусти, Гарри, ты прекрасно проведёшь время в Хогвартсе, — он улыбнулся и взъерошил волосы Гарри.

— Но постарайся, чтобы ты немного похулиганил, не хочу, чтобы люди думали, что мы тебя плохо воспитали, — ухмылялся Сириус.

— Гарри, я знаю, что ты отлично проведёшь время и будешь писать письма каждую неделю, — улыбнулся Ремус.

— До свидания, — снова сказал Гарри и побежал за Роном, чтобы сесть в поезд. Он радостно вздохнул, открыл купе и сел рядом с Роном. Он увидел, как Сириус снова превратился в собаку, и они с двумя друзьями побежали за поездом, размахивая руками. Гарри помахал в ответ, чёрные пряди развевались у него на лице, щёки болели от улыбки, а тело наполняло чувство удовлетворения. Он был так счастлив, что у него есть папа, Сириус и Ремус, и не знал, что бы он без них делал

— Гарри Джеймс Поттер, — позвала Лили Гарри с лестницы. — Тебе лучше немедленно встать, если ты хочешь позавтракать.

Гарри понял, что голоса, которые звали его во сне, скорее всего, были голосом его матери, проникавшим в его подсознание. Он уставился в потолок своего уютного дома в Годриковой Впадине и попытался прийти в себя после глубокого сна. Какой сегодня день? Подумайте…

Хогвартс! Сегодня был самый первый день в Хогвартсе, день, к которому он готовился всю свою жизнь. Теперь, когда он всё вспомнил, он вскочил с кровати, схватил одежду и молниеносно натянул её на себя. Он схватил свои новые очки в круглой оправе, надел их и посмотрел в зеркало.

Ему было одиннадцать лет, и он гордился этим. Его волосы были непослушными и торчали во все стороны, как у отца. Ничто не могло их укротить, но он не обращал на это внимания, он обожал отца и хотел быть на него похожим во всём. У него были миндалевидные зелёные глаза, как у матери. Ему очень нравились его глаза, и хотя они видели не так хорошо, как ему хотелось бы, он наслаждался их цветом. Зелёный напоминал ему траву на заколдованном поле для квиддича.

Гарри доставал и заново укладывал вещи, не зная, что взять с собой, а что нет. У него уже были книги, мантия и другие необходимые вещи. У него даже была сова. Это была белоснежная сова с огромными красивыми глазами и самыми мягкими белоснежными перьями.

Гарри запрыгнул на метлу и слетел по лестнице к столу для завтраков, едва не столкнувшись с отцом, который тоже был не в себе и спускался к столу. Джеймс рассмеялся, когда Гарри спрыгнул с метлы и сел на своё место, но Лили поставила руки на бёдра и постучала ногой.

— В доме не должно быть мётел, — сердито сказала Лили.

— Ну же, Лили, это его первый день в школе, он переживает, — сказал Джеймс, набивая рот яичницей.

Гарри уставился на своих родителей и вдруг почувствовал, как у него засосало под ложечкой от волнения. Не прошло и минуты, как его сердце наполнилось паникой. Он нервничал из-за многих вещей, но особенно из-за одной.

— Мам, — нервно сказал Гарри. — Что, если я не попаду в Гриффиндор?

— Гарри, это не имеет значения, мы будем любить тебя не меньше, если ты окажешься в любом другом факультете, — ласково сказала Лили, целуя Гарри в лоб.

— Но это нарушит традицию, — тихо сказал Гарри, заметив, что отец ничего не ответил. Он знал, что для отца факультеты значили гораздо больше, чем для матери. Он знал, что матери было бы всё равно, если бы он учился на Когтевране, Пуффендуе или даже на Слизерине. Отец мог бы сказать, что всё в порядке, но Гарри всегда боялся, что каким-то образом разочарует отца.

— Гарри, это не имеет значения, — мягко попыталась сказать Лили.

— Пап, — Гарри нервно теребил руки, лежащие на коленях. Он не мог смотреть Джеймсу в глаза. Он изо всех сил старался быть хорошим, как его отец, но он волновался. Оба его родителя учились на Гриффиндоре, его дяди Сириус и Ремус тоже учились на Гриффиндоре. Остальные родственники Гарри были маглами, поэтому все члены семьи, которых он знал и которые учились в Хогвартсе, были на Гриффиндоре.

— Гарри, — Джеймс опустился на колени рядом со своим сыном. — Я не буду разочарован, если ты попадёшь не в Гриффиндор, я буду любить тебя так же, независимо от того, куда тебя распределит шляпа. Я знаю, что это очень страшно, но тебе не нужно бояться того, что я и твоя мама перестанем тебя любить.

— Но если я буду в Слизерине, — тихо сказал Гарри. — Я стану плохим волшебником, все в Слизерине становятся темными, я слышал, как дядя Сириус так говорил.

Лили пробормотала что-то себе под нос и раздражённо выдохнула. Она тоже опустилась на колени перед сыном, чтобы посмотреть ему в глаза.

— Твой дядя драматизирует, то, что он сказал, вовсе неправда, — сказала Лили.

— Но как же Северус? — пробормотал Гарри. Гарри увидел, как сильно побледнела его мать. Имя Северус Снейп произносилось только шёпотом, за закрытыми дверями, которые, по мнению Джеймса и Лили, не могли услышать их сын. На протяжении жизни Гарри узнал, что родители пытались уберечь его от многих секретов, и один из них касался человека по имени Снейп. Судя по тому, что Гарри узнал за эти годы, Снейп был другом его матери, пока не превратился в тёмного волшебника. Он был влюблён в Лили и пытался продать Гарри и его отца кому-то по имени Волан-де-Морт, чтобы спасти Лили. Однако что-то случилось, Гарри не знал, что именно, и Волан-де-Морт исчез. Гарри предположил, что Волан-де-Морт был очень плохим волшебником, но больше он ничего не знал о человеке, чьё имя произносили с таким страхом.

Всю свою жизнь Гарри был под опекой, и он знал об этом. Были взгляды, жесты, ключевые слова, которые его родители использовали, когда кто-то подбирался слишком близко к теме, о которой они не хотели, чтобы Гарри знал. Он не понимал, почему они так сильно опекали его, как ребёнка, и боялся, что, возможно, они разочаровались в нём. Может быть, он не был тем сильным сыном Поттеров, которого они хотели. В своих самых страшных кошмарах Гарри видел, как его распределяют на Слизерин, а родители отправляют его жить к родственникам-маглам, чтобы он не превратился в опасного тёмного волшебника.

Его родственники-маглы, с которыми он за всю свою жизнь встречался всего пять раз, его ненавидели. Его двоюродного брата Дадли хвалили за то, что он сидел на нём, когда они однажды попытались вместе провести Рождество. После этого Лили сказала, что почти полностью вычеркнула их из своей жизни.

— Откуда ты его знаешь? — спросила Лили, всё ещё бледная.

— Я слышал, как вы говорили о нём, — признался Гарри. — Он был твоим другом, мама, он был хорошим, но потом он попал на Слизерин и стал ужасным.

— Гарри, любой человек, независимо от факультета, может быть тёмным волшебником, — торжественно сказал Джеймс. — Я знаю, что мы многое скрывали от тебя в твоей жизни, и, вероятно, в этом году тебе придётся узнать кое-что из этого, но мы не должны заставлять тебя думать, что все слизеринцы — плохие.

— И не все гриффиндорцы хорошие, — вмешалась Лили.

— Гарри, у меня когда-то был хороший друг, но он оказался подлым человеком, — сказал Джеймс сыну. — Он был гриффиндорцем и поклонялся тёмной магии.

— Гарри, здесь много хороших слизеринцев, Андромеда Тонкс, Гораций Слизнорт…

— Я не знаю, кто эти люди, — уныло сказал Гарри.

— Как насчет Мерлина, — предложил Джеймс.

— Мерлин был слизеринцем, тот самый Мерлин? — спросил Гарри, широко раскрыв зелёные глаза.

— О боже, Джеймс, мы действительно не подаём ему хорошего примера, — сказала Лили.

— Не волнуйся, он научится, мы все должны научиться отбрасывать предрассудки, — сказал Джеймс. — Это касается и тебя, мне всё равно, куда ты попадешь, нельзя судить по факультету или по крови.

— Я знаю, — Гарри закатил глаза. Его собственная мать была магглорожденной, и он никогда бы не судил по крови.

— Дядя Сириус будет ненавидеть меня, если я не попаду в Гриффиндор? — спросил Гарри.

— Дяде Сириусу тяжело со слизеринцами, потому что его семья была не очень добра к нему из-за его факультета.

Гарри промолчал. Он не мог представить, что его дядя будет так же гордиться им, если бы он не носил эти золотые и алые цвета. Гарри просто хотел, чтобы его семья гордилась им. Он всю жизнь был золотым ребёнком. Он хорошо играл в квиддич, был единственным ребёнком, в котором души не чаяли родители. Его семья была очень обеспеченной, и с юных лет, хотя ему ещё не разрешали пользоваться магией, он, казалось, обладал даром к ней. Он столкнулся с мыслью о том, что может всё это потерять, стать посмешищем.

В этот момент дверь распахнулась. В комнату вошли двое мужчин. Один — высокий, темноволосый, другой — гораздо более невзрачный и уставший. Это были дяди Гарри, Сириус, и Ремус.

— С Днём Хогвартса! — громко сказал Сириус, дуя в магловский инструмент, который, как подумал Гарри, назывался казу. Несмотря на серьёзность разговора, Гарри не смог сдержать улыбку, когда в дом вошли два его любимых человека.

— Вы, ребята, придёте проводить меня? — спросил Гарри.

— Мы бы ни за что не пропустили это, Гарри, — мягко сказал Ремус. — Мы даже приготовили для тебя подарок.

Гарри мог с лёгкостью определить, кто из мужчин что принёс, просто бегло взглянув на корзину. Шоколад — это от дяди Ремуса. Перо с «вечными чернилами», дополнительные лакомства для сов, плакат «Пушек Педдл» и волшебная лента — тоже от Ремуса. Набор для ухода за метлой, книга по дуэльным заклинаниям для первокурсников, резиновая курица и значок с пошлой шуткой — явно от Сириуса. В корзине также лежал толстый сложенный лист пергаментной бумаги, который, казалось, был пустым. Гарри подумал, что они оставили его там случайно.

— Слава богу, вы все здесь, нам нужно поскорее уходить, — сказала Лили, всё ещё хмурясь после их предыдущего разговора.

— Давайте поторопимся, — сказал Джеймс, спуская чемодан Гарри с лестницы.

— Как ты себя чувствуешь, Гарри? — спросил Ремус, пока родители Гарри собирали последние необходимые вещи и надевали пальто.

— Плохо, — честно признался Гарри.

— Ну что ты, мой мальчик, — сказал Сириус с озорной улыбкой на лице. — Ты должен быть в восторге, ведь ты вступаешь в лучшие годы своей жизни!

— Но что, если я не попаду в Гриффиндор? — спросил Гарри.

— Конечно, ты будешь в Гриффиндоре! — рассмеялся Сириус, но Ремус толкнул его локтем.

— Гарри, это не имеет значения, все будут любить тебя одинаково, в какой бы факультет ты ни попал, — сказал Ремус.

— Верно, мой пушистый друг, — добавил Сириус и ухмыльнулся Гарри.

— Что, если я попаду на Слизерин и стану тёмным волшебником? — Гарри вздрогнул. Ремус и Сириус переглянулись.

— Гарри, обращение к тёмной магии — это не то, что происходит с кем-то само по себе, ты должен сделать выбор, — логично рассудил Ремус.

— Но мамин друг Северус был хорошим человеком, но потом он попал на Слизерин и стал ужасным, — сказал Гарри. Глаза Ремуса погрустнели, а Сириус немного разозлился.

— Гарри, это случилось не из-за Слизерина, а из-за его выбора и друзей, с которыми он решил общаться, — попытался объяснить Ремус.

— В каждом из нас есть и свет, и тьма. Важно то, какую часть мы выбираем. Вот кто мы на самом деле, — медленно произнёс Сириус, глядя Гарри в глаза. По какой-то причине этот совет заставил Гарри почувствовать себя лучше, чем все остальные. Он мог совершать ошибки, если, в конечном счете, выбирал добро, а он его выбирал.

— Спасибо, Сириус, — сказал Гарри.

— Давай, нам надо поторопиться! — сказала Лили, хватая сына за руку. Гарри ненавидел аппарацию, но иногда это было неизбежным злом. Он бы предпочёл лететь на метле, но это не всегда было возможно.

Оказавшись на вокзале, Гарри заметил, что знает очень много людей. Он сразу же нашёл Рона, который болтал с девушкой с длинными волосами. Рон, похоже, был не слишком доволен разговором, но девушка по имени Гермиона, казалось, была в восторге от того, что может поговорить с кем-то о Хогвартсе.

— Ты когда-нибудь перестанешь болтать? — внезапно спросил Рон, и Гермиона, разозлившись, уже собиралась ответить, но на вокзале воцарилась тишина. Казалось, в воздухе витало благоговение. Гарри, Рон и Гермиона попытались встать на цыпочки, чтобы увидеть, что стало причиной всеобщего молчания.

Это был всего лишь мальчик, маленький, довольно пухлый мальчик со светлыми волосами. Когда мальчик поднял глаза, Гарри заметил в нем две вещи. Во-первых, он болезненно ощущал взгляды окружающих и, казалось, хотел, чтобы земля поглотила его. Во-вторых, на его лбу был странный шрам в форме молнии.

— Кто это? — Спросил Гарри.

— Это Невилл Долгопупс, — благоговейно прошептала Гермиона.

— Кто? — Спросил Гарри.

— Он тот, кто покончил с Тёмным Лордом, — сообщила ему Гермиона.

— Тёмный Лорд? — спросил Гарри. — Я слышал, как мои родители говорили о нём.

— Ну, конечно, они бы так и сделали, ведь все знают о Невилле Долгопупсе и Тёмном Лорде.

— Тёмный Лорд — это то же самое, что Волан-де-Морт? — спросил Гарри, и около двадцати человек посмотрели на него и ахнули.

— Почему ты так говоришь? — Рявкнул Рон.

— А разве я не должен этого делать? — спросил Гарри.

— Нет, родители велели мне никогда не произносить это имя, — сказал Рон, всё ещё выпучив глаза от удивления.

— Мои родители мало что мне рассказывают, — пожал плечами Гарри.

— Невилл победил Тёмного Лорда, когда был ещё ребёнком, — сказала Гермиона мальчикам. — Он единственный, кто выжил после смертельного проклятия.

— Он выглядит грустным, — заметил Гарри.

— Ну, он бы и был, если бы оба его родителя не погибли той ночью, — мрачно сказал Рон.

— Мы должны попросить его сесть с нами в поезд, — внезапно сказала Гермиона.

— Мы, — возмущённо сказал Рон. — Кто тебя пригласил?

— Разумеется, я сяду с тобой, — она закатила глаза и направилась к Невиллу.

— Кем она себя возомнила? —озлобленно спросил Рон. Гарри пожал плечами.

— Я думаю, это хорошая идея, — сказал Гарри и пошёл за Гермионой. Рон неохотно последовал за ним.

— Привет, я Гермиона Грейнджер, — Гермиона протянула Невиллу свою загорелую руку. Невилл выглядел испуганным, но пожал ей руку.

— Я Гарри, — сказал Гарри, пытаясь улыбнуться так, чтобы это не выглядело угрожающе. Невилл выглядел таким напуганным.

— Я Рон Уизли, — веснушчатая рука Рона тоже была протянута, и Невилл выглядел ошеломлённым.

— Н-Невилл Лонгботтом, — наконец сказал он.

— Хочешь сесть с нами в поезд? — спросил Рон. Невилл медленно повернулся к Рону, в шоке открыв рот.

— У меня есть деньги на тележку, — предложил Гарри, когда Невилл не ответил.

— Блестяще, — ответил Рон, хотя Гарри обращался к Невиллу.

— Пойдёмте, поезд вот-вот отправится, — поспешно сказала Гермиона, и, к удивлению троицы, Невилл, казалось, стряхнул с себя паутину и последовал за ними к поезду.

— Пока, мама, пока, папа, пока, дядя Сириус, пока, дядя Ремус! — крикнул Гарри из окна, когда поезд начал отъезжать. Сириус превратился в собаку, и некоторые люди зааплодировали. Он радостно залаял.

— Пока, Гарри, мы тебя любим! — крикнула Лили.

— Передавай всем привет от нас! — крикнул Люпин.

— Не забудь поговорить с главой команды по квиддичу, лишняя беседа никогда не помешает! — крикнул Джеймс.

— Хорошо! — воскликнул Гарри. Гарри был счастлив. У него была семья, которая его любила и, вероятно, будет писать ему каждую неделю. У него были деньги на шоколадных лягушек и лучший друг, который отправится с ним в это приключение, а ещё два новых друга.

Гарри уставился на шрам Невилла, и у него возникло очень странное чувство. Ему показалось, что в его жизни всё могло быть совсем по-другому. На мгновение он представил себя на месте Невилла, съёжившегося на своём стуле, в благоговении перед тем, что его окружало, и выглядящего так, будто его никогда в жизни не обнимали. Гарри поблагодарил Бога за то, что, в каком бы доме он ни оказался, у него были родители, которые любили его несмотря ни на что. Ему не нужно было ни о чём беспокоиться.