Черничный цветок (джен)

Когда в поле зрения показалось ничем не примечательное двухэтажное здание самого обычного детского садика, на душе стало чуточку спокойней. Можно было расслабиться и включить себя настоящего — обычного двадцати двух летнего парня со своими радостями и проблемами, «закидонами» и чувствами. Можно было снять с лица эту уже порядком поднадоевшую за день дежурную улыбку.

Свет горел только в двух окошках верхнего этажа, и Тоору неловко заметил, что в очередной раз пришёл позже всех. А ведь обещал мелкому, что на прошлой неделе это было в последний раз. Решив не задерживать себя ещё больше из-за самоедства, Ойкава быстро кивнул охраннику и птицей взлетел по ступенькам, лишь на мгновение замерев перед дверью. Обычно он заходил с громким, шутливым приветствием, но в этот раз тихо открыл дверь и так же тихо прошёл за шкафчики в игровую комнату. Приглушённые голоса, раздающиеся за углом, привлекли внимание, особенно учитывая, что один из говорящих явно если не плакал, то пытался сдержать слёзы.

— Детка, его просто на работе задержали… — Сугавара Коши, относительно недавно выпустившийся из педагогического университета белобрысый паренёк одного с Тоору возраста, сидел на корточках перед единственным оставшимся своим подопечным, осторожно вытирая ему покрасневшие от слёз щёчки. Но малыш успокаиваться не спешил (хоть количество всхлипываний и несколько сократилось), и молодой помощник воспитателя беспомощно осмотрелся. Заметив обеспокоенно глядевшего из-за стены Ойкаву, заметно приободрился и что-то зашептал на ухо ребёнку.

Реакция последовала тотчас.

— Папа!

В детском вскрике было столько смешанных чувств, что у Тоору защемило сердце: Тобио редко когда звучал так отчаянно и в то же время облегчённо. Инстинктивно он присел на одно колено, распахнув руки, хватая в объятия стрелой метнувшегося к нему сына.

Заплаканный, с опухшими глазами и красным личиком, невероятно расстроенный трёхлетний мальчик уткнулся в плечо отца, изо всех сил вцепившись ладошками в его рубашку. Обычно он не демонстрировал свои чувства так явно, но в этот раз страх быть брошенным пересилил и Тобио ни в какую не желал отпускать наконец пришедшего за ним родителя. Что если противный Кей прав и папе он больше не нужен? Мальчик боялся даже подумать об этом — на глаза сразу наворачивались слёзы, сдержать которые он был не в силах.

— Прости, воронёнок, злой начальник снова не отпустил раньше. Но, обещаю, в этот раз это уж точно последний! Как насчёт черничного пудинга и мясной булочки, м? В знак извинений.

При упоминании любимых сладостей Тобио заметно приободрился. И если булочки не были для него чем-то грандиозным, то черничный пудинг можно было вносить в ряды деликатесов: в магазинах они появлялись редко и чаще всего раскупались с завидной скоростью. Нередко папе приходилось выпрашивать сладость у опередивших его покупателей, умоляя не расстраивать «такого милого малыша». И Тобио очень старался действительно выглядеть мило: в противном случае заветная баночка бы ему не досталась. Впрочем, работал этот метод раз через два и стопроцентной уверенности в таких ситуациях у молодого отца не было.

Поблагодарив Сугавару и раз пять извинившись за очередное опоздание, Тоору помог сыну одеться для улицы и, потуже затянув ему имеющие тенденцию развязываться шнурки, поднял на руки. Вообще малыш Ойкава предпочитал топать на своих двоих, но Тоору было банально жаль ребёнка и он, используя различные доводы и уловки, из садика забирал его исключительно на руках. Впрочем, Тобио, находившись за целый день, порядком уставал и протестовал исключительно «для галочки».

Пока ещё тёплый ветер обдал лицо и растрепал волосы, из-за чего те полезли в глаза, доставив молодому мужчине лёгкое неудобство. Он конечно мог отнять руку от сына и убрать мешающуюся чёлку, но тот положил голову на плечо родителя и блаженно прикрыл глаза. Мешать ему казалось кощунством. Дорога до остановки заняла привычные три минуты и, замахав уже отъезжающей маршрутке, Ойкава ускорил шаг. Автобус в вечернее время ходил с куда бо́льшими интервалами и — что греха таить — Тоору часто просто не успевал на него. Осенью ждать двадцать минут было не в тягость днём или часов в пять — семь вечера, но когда на улицу опускались сумерки, а температура воздуха падала на пару градусов комфорта он не испытывал. Особенно с маленьким ребёнком на руках, который к тому же жутко боялся темноты и теней на асфальте или стенах домов.

Передав водителю монеты и заняв первое попавшееся на глаза место, Тоору усадил встрепенувшегося сына на колени, обхватив руками за пояс. Мальчик устало зевнул и примкнул к груди отца, сомкнул веки. Хоть он и старался вести себя по-взрослому и тем самым не доставлять папе хлопот, он всё ещё был обычным трёхлетним мальчиком, запас энергии которого иссякал полностью после конечной заставки вечерней детской передачи. Порой Тоору не успевал и приходил за ним на час позже положенного и тогда мультики Тобио посмотреть не мог: передача заканчивалась как они переступали порог квартиры, а вместе с ней и силы. Мельком мальчик погрустил над мыслью, что новую серию про Дораэмона сегодня не увидит: в этот раз папа задержался совсем уж сильно, и он был готов уснуть прямо в маршрутке! Не в силах противиться естественному желанию, Тобио снова закрыл глаза. Машина то двигалась, то вдруг останавливалась (порой слишком уж внезапно), но папа держал как всегда крепко, не позволяя ему упасть и удариться. Зная, что пока отец рядом, ничего страшного с ним не случится, ребёнок спокойно продолжать пребывать в полудрёме, желая поскорее оказаться дома в тёплой кровати.

А потом он вспомнил про обещанный пудинг.

Сонливость ушла, но только на несколько мгновений. Тоору честно выполнял все данные сыну обещания, а потому у малыша даже мысли не возникало, что тот может что-то забыть. Правда, в обмен на свою честность Ойкава требовал от него того же и, как бы порой ни хотелось схитрить, Тобио был вынужден держать слово. Иначе папа бы обиделся и больше не покупал ему кучу разновидностей вагаси, черничные пудинги и перестал кормить обожаемыми онигири. Тобио был уверен в этом, а потому очень старался не забывать свои обещания и выполнять их сразу, пока стимул и желания были особо сильны.

Улыбнувшись на сквозь дрёму кивнувшему самому себе сыну, Тоору машинально сжал его сильнее и вытянул шею, про себя прикидывая, сейчас сказать водителю об остановке или выждать ещё пару-тройку секунд. От садика до дома было всего две коротенькие остановки, и в свободное время молодой человек преодолевал это расстояние за двадцать минут на своих двоих, но, когда с ним был сын — отдавал предпочтение транспорту. Гулять мелкий любил, но слишком уж тут было много людей, светофоров, перекрёстков и быстро несущегося транспорта, чтобы можно было безбоязно отпустить маленькую ручку и дать ребёнку побегать.

Светофор сменил красный глаз на зелёный, и маршрутка повернула направо. Небольшой магазин сверкнул стеклом витрины, отражая свет стоящего напротив билборда, и Ойкава встрепенулся.

— Здесь, пожалуйста!

Водитель послал ему уничтожающий взгляд через зеркало заднего вида и ударил по тормозам, вынудив всех пассажиров ухватиться за свои места.

— Премного благодарен!

Покинув транспортное средство, привычно закрыв глаза на бурчащего недовольные речи водителя, Тоору поудобнее перехватил сына. Мальчик заворочался в его руках и с явным трудом разлепил глаза. В очередной раз зевнув, обнял отца за шею.

— Мы за пудингом?

— Конечно, а потом сразу домой и спать. Или ты готов уснуть прямо сейчас?

— Нет!

Ну кто бы сомневался. Тоору тихо усмехнулся, про себя поблагодарив Бога за напоминание об обещанном сыну лакомстве. Он действительно забыл про это и думал лишь как скорее добраться домой и уложить ребёнка спать. У самого же было полно дел: следовало внимательно изучить присланные букером заявки, хотя бы вскользь глянуть презентации преподавателя по проектному финансированию и, желательно, открыть Word и набрать хоть пару строчек по теме своего диплома — будь она неладна. Кто его за язык тянул, что он желал бы написать диплом по межбанковским расчётам на мировом уровне?! Иллюзия о доступности информации по этой теме развеялась весьма быстро, когда первый правдоподобный сайт запросил код доступа и разрешение на просмотр.

«Ладно, выкручусь как-нибудь. Хотя бы по части теории проблем не будет» — Тоору тряхнул головой, пытаясь вернуть упавшую на глаза прядь на место. Во всей этой истории был один плюс: тему он выбрал редкую, а потому среди комиссии вряд ли найдётся тот кто будет хорошо разбираться во всей этой мути. Лишь бы только не пришёл кто из банков.

Дверь в магазин открылась на удивление легко — похоже, владелец таки внял безмолвным мольбам покупателей и смазал механизм, — колокольчик приветливо звякнул, оповещая продавца о клиенте, и до слуха Ойкавы долетели быстрые шаги. Впрочем, захаживал молодой человек сюда нередко, а потому в консультационной помощи не нуждался, спокойно выискивая среди полок с молочной продукцией заветную баночку. Он надеялся, что очередной завоз не расхватали и он сможет порадовать Тобио вкусняшкой. На счастье, искомая баночка отыскалась среди других продуктов того же производителя и была быстро помещена в небольшую овальную корзину. Подумав, Тоору прихватил пакет молока и масло, а также не смог отказать себе в удовольствии полакомиться свежеиспечённым молочным хлебом, будто бы для него лежащим на полке на расстоянии вытянутой руки.

Уплатив нужную сумму, неуклюже сбросив покупки в слишком тонкий на вид пакет и понадеявшись, что ручки того не оторвутся, пока он будет идти домой, молодой человек плечом открыл дверь и вышел на улицу. За каких-то десять минут город погрузился в конечную стадию сумерек и уже зажглись фонари. Тобио, так и не решивший, чего ему хотелось больше — спать или всё же предвкушать поедание любимого лакомства, периодически вертелся на руках, усложняя отцу задачу донести продукты в целости и сохранности. Интуиция его не обманула, и пакет и впрямь начал опасно обвисать, из-за чего ручки натянулись до предела. Нахмурившись, Ойкава поднял глаза на небо в безмолвной мольбе, но от неприятностей подальше убрал одну руку от сына, поддерживая ей дно пакета. И ведь набрал всего ничего! Малыш Тобио тревог отца за продукты не разделил, а потому обеспокоившись, что его отпустят, сильнее вцепился в куртку родителя, продолжая бороться со сном.

— Воронёнок, давай я тебя опущу. Мне надо ключи достать.

Ну вот, страхи начали сбываться! Тобио быстро замотал головой. Он боялся тёмного подъезда и странных шумов, его наполняющих, а потому просто не мог оторваться от родителя — единственного источника защиты. Но папа был настроен решительно и всё-таки преклонил колено, опуская его на землю. Похлопав себя по карманам, Тоору вытащил связку ключей и приложил один к домофону. Дверь щёлкнула и едва заметно открылась.

— Проходи.

— Нет!

Ойкава подавил желание закатить глаза и сильнее пнул металлическую дверь носком туфли, заставляя её распахнуться шире. Иногда он надеялся, что сын забудет свои страхи, но каждый раз убеждался, что если это и произойдёт, то очень нескоро. Пугать ребёнка пуще желания не было, а значит следовало успокоить его и «защитить». Одной рукой держа и ключи, и пакет, второй — подняв сына, Тоору с решимостью Супергероя прошёл в подъезд и нажал кнопку лифта: было острое чувство, что, пойди он по лестнице на третий этаж, — ручки пакета оборвутся где-то между первым и вторым. Безопаснее было просто постоять в лифте и за это время попытаться отыскать среди множества ключей нужный. Так он и поступил.

Квартира встретила теплом и темнотой, но включенный Тоору выключатель развеял все тревоги маленького Ойкавы. Они были дома. Поставив пакет и сына на пол, раздев и разув последнего, молодой человек принялся за себя. Когда куртка заняла своё место в шкафу, а туфли — на половой тряпке у порога, Тоору подхватил сына и понёс в спальню. Наслаждаться черничным десертом мелкий будет завтра утром — сегодня он вряд ли был способен на что-то кроме как лечь в постель и забыться сном. Впрочем, малыш и не возражал.

Сменив сыну повседневную одежду милой пижамой с мячиками, Ойкава в два счёта постелил постель и посадил на неё клевавшего носом Тобио. Ну, хотя бы в этот раз проблем с укладыванием возникнуть было не должно.

— Пап, ложись тоже: я без тебя не усну.

— Конечно.

Это было негласной традицией их маленькой семьи: чтобы Тобио заснул быстро и крепко, нужно было лечь с ним и минут десять держать руку на его бедре, показывая, что оставлять одного его не собираются. В первые дни у Тоору немела рука — мальчишка словно чувствовал, когда отец отпускал его и просыпался — но со временем уверенность ребёнка окрепла и молодой человек мог ещё час-другой заниматься своими делами, прежде чем выбиться из сил и действительно пойти спать.

В этот раз всё прошло куда быстрее — утомлённый днём ребёнок отключился сразу, как отец укрыл одеялом, поэтому Ойкаве даже не пришлось выжидать нужное время, чтобы тихо подняться и уйти на кухню. Разложив продукты в холодильнике и прикинув, что можно сделать на завтрак, Тоору перекусил бутербродом с паштетом и ушёл в свою комнату, которая отныне именовалась рабочим кабинетом.

Нет, диплом подождёт до более подходящего времени. Сейчас нужно было выбрать наиболее удобное из трёх присланных менеджером предложений по работе, а также хоть немного вникнуть в методы оценки эффективности проектов, по которой в конце недели у них в группе должна была быть УСР. Подавив зевок, Тоору включил ноутбук и принялся ждать загрузки операционной системы.

Утро пришло вместе с головной болью, ноющими мышцами и полным отсутствием желания вставать. Тоору устало потёр лицо, силком принял сидячее положение и широко зевнул, про себя замечая, что вчерашняя идея просидеть за ноутбуком до половины третьего ночи теперь не казалась такой замечательной.

«По крайней мере, за лабы и другую лабуду можно не переживать».

Сложив руки в замок, потянулся, разминая затёкшую за ночь спину. Позвонки привычно хрустнули и встали на место, неприятное чувство отступило. Под боком заворочался Тобио, и молодой человек непроизвольно улыбнулся: сын, хоть и спутал все карты своим появлением, занял в его сердце самое тёплое место. Тоору мог сутками наслаждаться обществом мальчугана вне зависимости от настроения и занятости последнего. Капризничал малыш не часто и общению с погодками предпочитал собственную игру в кубики, игрушки или мячик. Наедине с собой скучно ему не было, хотя, как и все люди, он нуждался в периодическом контакте с другими представителями рода человеческого. И чаще всего этим представителем был его отец — с ним можно было и подурачиться, и обсудить такие важные вопросы, как, например, почему одни куличики из песка получаются красивыми, а другие — разваливаются, стоит поднять формочку. Отец мог рассказать смешную до колик историю из своего детства, а также предложить какую-нибудь интересную игру. Ещё с ним было совсем не страшно даже ночью.

Бросив взгляд на часы, ужаснувшись про себя и растолкав сына, Тоору резво принялся натягивать на себя штаны — времени оставалось в обрез, поэтому нежиться под утренним душем не придётся. Разложив перед Тобио бельё, кофточку и штаны, молодой человек умчался в ванную умываться, чистить зубы, а также приводить в порядок (хотя бы относительный) волосы. Густая каштановая шевелюра имела неприятное свойство спутываться после каждой ночи, и Ойкаве, словно девице, приходилось по десять минут проводить с расчёской и фиксирующим лаком. Иначе волосы занимали излюбленную позицию «чучело» и совладать с ними не было никакой возможности.

Тобио устало протёр глаза, сонно причмокнул губами и, потянувшись как и отец, вяло стянул с себя верх пижамы. Несмотря на то что папа любил проводить с ним время и всячески баловал, одевался и раздевался Тобио всегда самостоятельно, за редкими исключениями. Малыш как мог оттягивал момент полной своей готовности так как точно знал: стоит одеться — поведут кушать, а после завтрака — сколько ни упирайся — детский сад. Поначалу он вырывался из рук воспитателей, плакал и даже пробовал бежать вслед за уходящим родителем, но его всегда возвращали и шли на различные уловки лишь бы отвлечь от стремительно удаляющейся фигуры Тоору. Потом в команде взрослых случилось пополнение: выпускник педагогического университета, который так и не нашёл себе работу по специальности и которого деканат распределил в помощники воспитателя — Сугавара Коши. Парень оказался невероятно добрым и легко нашёл общий язык со всеми своими подопечными, включая молчаливого Тобио. К тому же, с Тоору они были ровесниками, а потому маленькому Ойкаве по умолчанию было проще завести с разговор с ним, чем с возрастными воспитательницами, которые ещё и накричать ни с того ни с сего могли.

— Ты там как, воронёнок, готов?

На голос отца Тобио встрепенулся, осознав, что задумавшись о садике он так и остался сидеть на кровати одетым наполовину. Пробормотав в ответ что-то нечленораздельное, мальчик поспешно натянул на себя длинные коричневые штаны, ткань которых была мягкой и приятной телу. С пуговицей, как ни старался, не смог совладать — слишком уж маленькое было ушко, приходилось тратить много сил.

Тоору вернулся из ванной как раз в тот момент, когда сын, пыхтя, натягивал носки, пытаясь совладать с пяткой. Та надеваться нормально не желала и упрямо появлялась то на пальцах, то сбоку. Судя по взгляду Тобио, он был близок к слезам.

— Опять ты с ними воюешь, да? — молодой человек присел перед сыном на корточки, аккуратно разжал детские кулачки и ловким движением повернул носок так, чтобы было удобно. — Попробуй второй сам.

Тобио быстро закивал и сосредоточенно принялся бороться со вторым предметом одежды, высунув от стараний кончик язычка. Не без подсказок отца удалось надеть правильно, и мальчик едва не засиял от радости. Наконец-то у него получилось!

Тоору улыбнулся на довольную мордашку своего ребёнка, но вовремя спохватился: времени на умиление не было совсем, и нужно было ещё покормить мелкого и, желательно, поесть самому. И если с собственным завтраком вопрос решался быстро — чай и бутерброд с колбасой не отнимут много времени, — то к рациону сына он подходил со всей ответственностью. Застегнув Тобио пуговицу на штанах и подхватив его на руки, Ойкава прошествовал в кухню и решительно достал из шкафчика овсяные хлопья. Тобио геркулесову кашу не очень любил, но при добавлении в неё пухлого изюма уплетал вполне спокойно. Благо, варилось это блюдо от силы две минуты.

— Сегодня ты как все плидёшь?

Тоору сделал слишком большой глоток и едва не закашлялся. Горло обожгло чаем и было просто чудо, что он так и не подавился. Переведя взгляд на сына, молодой человек на минуту замешкался.

— Конечно! В этот раз я приду даже раньше и мы сходим на площадку, если не устанешь к тому моменту!

Тобио задавал этот вопрос каждый раз после его сильной задержки, и каждый раз в его глазах было столько веры и надежды, что казалось жестоким сказать что-либо другое. И всё же Ойкава искренне старался исполнять это обещание сыну и долго кланялся перед начальством, прося отпустить пораньше. Слава Богу, его ситуацию понимали, но приходилось отрабатывать в следующий раз. Замкнутый круг, если кратко.

Глаза ребёнка осветил привычный блеск, и тот начал работать ложкой ещё усерднее, явно предвкушая вечернюю игру. Несмотря на то что отец как мог старался проводить с ним всё своё свободное время, этого самого времени жутко не хватало и им редко когда удавалось просто поиграть на улице в мячик или прятки. В основном они дурачились дома во время просмотров каких-нибудь интересных передач или когда спорили, какой костюм (из великого множества) Тобио было бы лучше надеть. Сам малыш предпочитал человека-паука или сине-белый комбинезон, на груди которого была вышита большая цифра «2» — на школьных фото отца тот был одет в похожую форму, только у него была цифра «1», которая, зачем-то была ещё и подчёркнута. Это было два любимых наряда маленького Тобио и он был готов спорить до посинения, если папе вдруг приходило в голову нарядить его в дурацкие костюмы Винни-пуха, какого-то кота или медведя, или зелёного динозавра. Хотя, с динозавром — лучший друг отца, дядя Ива, называл его «Годзиллой» — было чуть поспокойнее. Ткань была довольно приятной, да и капюшон являлся достаточно широким и не закрывал ему половину обзора. Так что в «Годзиллу» Тобио был порой совсем не прочь переодеться.

— Всё, — Тобио довольно растянул гласную, отставляя от себя тарелку и вытирая остатки каши с лица рукавом. Это было привычкой и её трудно было побороть. Даже под возгласы отца. Особенно под его возгласы.

— Тобио-тян, я же просил!

Молодой человек драматично зарылся пальцами в волосы и устремил взгляд в потолок. Отстирывать рукава было довольно муторно, но в данный момент у Ойкавы-старшего совершенно не было времени. Он и так уже опаздывал на автобус, и лишь мысль, что маршрутки утром ходят через каждые две-три минуты не давала ему впасть в панику.

«Хреновы гаёвые! Когда же вы уже нажрётесь, крохоборы?» — Тоору не без злости вспомнил тот день, когда до получения заветной корочки водительского удостоверения оставалось сдать практический экзамен в ГАИ.

С теорией проблем не возникло, а практика всегда шла у него на «ура» и он даже не предполагал, что что-то может пойти не так. Но машина его автошколы попала в аварию именно в день сдачи, а потому сдавать пришлось на чужой, где ему не дали даже почувствовать сцепление. В итоге на эстакаде он отпустил слишком много и, как итог, автомобиль заглох. Ну, тут была и его ошибка, поэтому Тоору не особо печалился — ступил, с кем ни бывает? А вот на пересдаче инспектору совершенно точно хотелось завалить всех за руль садящихся — иначе объяснить, зачем, когда он совершенно правильно заезжал в гараж, его спровоцировали на ошибку, Ойкава объяснить не мог. Принимающий был слишком жирным — у Тоору даже язык чесался поинтересоваться, как тот сдаёт нормативы — настолько, что левого зеркала юноша так и не увидел, а потому чуть ли не весь вылез в окно, чтобы хоть немного видеть ситуацию. И ведь заехал! Отлично! Но из-за покровительственного тона и недвусмысленного намёка, что ещё миллиметр — и он стукнется задом о палки, Тоору нажал на тормоза и включил нейтралку. Как выяснилось спустя полминуты, именно на это и рассчитывал принимающий. Места сзади хватало с лихвой и, продолжи он движение, всё было бы прекрасно, а так… Колесо нависло над белой линией буквально на миллиметр, но этого хватило, чтобы тот мужик с нескрываемой радостью поставил в документы «несдачу». Это была пантомима «счастливый гаишник» — точнее выразиться было сложно. Зато на третий раз сложностей с площадкой не возникло и он получил заветную галочку, позволяющую ему перейти на второй этап экзамена. Во время учёбы с городом была единственная проблема — он совершенно не запоминал места, в которых доводилось кататься, так как сосредотачивался исключительно на командах инструктора и желании выполнить всё как надо. Впрочем, на экзамене ведь тоже нужно было просто следовать командам, а знать наизусть маршрут было совсем необязательно. Да и менялись они, маршруты эти. Вот только с городом дело пошло не лучше, чем с площадкой… Первый принимающий практически прямо заявил, что его не устраивала его (Ойкавы) рожа, а потому так завернул команду, что, пока Тоору соображал, чего от него хотят, успел сойти с маршрута и, как следствие, не сдать. Вторая попытка была успешной с точки зрения самого Ойкавы, так как в тот раз он всё сделал правильно и единственной ошибкой было время, в какое он решил прийти на экзамен. Машин было столько, что, наверное, даже яблоку негде было упасть, что уж тут говорить про необходимость перестройки в крайний ряд для совершения разворота? Все прекрасно видели знак учебной машины, но хоть бы один сжалился и позволил ему перестроиться! Поворотник моргал больше двух минут, что они ползли к светофору, а никто даже глазом не повёл. Так ему и пришлось ехать прямо, будучи зажатым со всех сторон. Инспектор на ситуацию никак не отреагировал и уверенно поставил «несдачу». Тоору это изрядно вывело из себя, но вступать в полемику он не любил, а потому вежливо промолчал, решив, что в следующий раз поедет не в час пик, а пораньше. Когда основная масса людей на работе и никуда не собирается. Единственное, что огорчало — необходимость снова платить инструктору за занятия, машину и, конечно же, самому ГАИ за экзамен. Очень правильно высказался о них Ивайзуми, тоже сдававший на права: «пока полностью не разденут — не отпустят».

— Ладно, вроде не видно. Хорошо, что на шве. — Тоору облегчённо выдохнул, осмотрев детские вещи и придя к выводу, что в переодевании нет острой нужды. — В следующий раз используй платок, я ведь их тебе в каждый карман напихал, Тобио-тян!

Сын на его укоры лишь надулся и опустил глаза в пол. Потом, правда, чуть заметно кивнул, но вряд ли действительно собирался исполнять. Тоору подавил зарождающееся нытье и, составив посуду в раковину, решив помыть вечером, направился в прихожую. Погода была тёплой и — вопреки прогнозам синоптиков — пока ещё сухой. Значит, кутаться в непромокаемый плащ не нужно было, и это заметно облегчало задачу. Правда, детский зонтик он всё же решил захватить — мало ли! Сам-то он не сахарный, а потому от дождя ему ничего не станется, а вот если мелкий сляжет с простудой — хорошо не будет никому.

— Давай, воронёнок, ручку сюда.

Куртка была надета и молния аккуратно застёгнута, ботинки зашнурованы, а любимая игрушка находилась в цепкой хватке. Они были готовы. Тоору ещё раз перепроверил бытовые приборы, убедился что все окна и форточки плотно закрыты и вставил ключи в дверь.

Из подъезда они выбежали вприпрыжку и так же добежали до остановки (правда, в этот раз бежал только Ойкава-старший, а сын молча дулся у него на руках), у которой так кстати стояла нужная маршрутка. Махнув водителю и мысленно обрадовавшись, что больше ждать тот не стал, Тоору усадил сына на колени и, обняв, уставился в окно. Дома, машины и редкие деревья быстро пролетали мимо, а наручные часы сообщали, что беспокоиться не о чем и они прекрасно всё успевают.

«Слава Богу, — молодой человек немного расслабился и крикнул водителю просьбу остановиться на следующей. — Не хватало мне только высказываний от фотографа. Сколько можно на меня орать, в конце концов, благодаря мне они зарплату получают. Хотя, я без них тоже ничто».

Совестливая мысль была быстро задушена и отправлена в закромки сознания. У каждого своя работа и, если кто-то вновь скажет, что щёлкать объективом и выбирать лучшие кадры — сложно и отнимает много сил, Тоору рассмеётся тому в лицо и предложит весь рабочий день (а иногда и больше) провести на ногах и при этом выглядеть свежо и естественно. И улыбаться — это обязательно. Эмоции — главный ключ в его работе, и от того, насколько естественно они будут переданы, зависит мнение заказчика. А от мнения заказчика зависит, сколько контрактов ещё предложат и сколько денег он в итоге получит.

За третий год работы в сфере шоу-бизнеса Ойкава научился понимать, чего именно хотят от него те или иные клиенты, а потому выкладывался на полную, чтобы заработать репутацию. Возможно, удача в тот момент была на его стороне, потому как многим он понравился и предложений с каждой удачной сессией стало поступать больше. Теперь он имел небольшую привилегию в отличие от остальных своих коллег, а именно возможность самому выбирать заинтересовавшие его заказы и отвергать обратные. Сколько ещё будет длится пик его «славы» Тоору не знал, но пока всё шло хорошо желал сорвать как можно больший куш. Отложенные деньги никогда не помешают.

Детский садик встретил их привычным столбиком, на котором были вырезаны пятеро воронят, одетых в цветные штаны и майки и с букетами цветов. «Карасуно» — именно так называлось это дошкольное заведение, полностью соответствующее своему названию, раз даже игровые комнаты были разрисованы мультяшными воронами. Впрочем, детям садик явно нравился, как и воспитатели, а пока Тобио доволен и сад находится недалеко от дома, Ойкава Тоору совершенно не был против пернатых вредителей и даже полюбил их. В конце концов «воронёнок» — именно так он начал называть сына, ничуть не хуже «котёнка», «лисёнка» или «листочка». Да и внешностью Тобио больше напоминал именно воронёнка, а не кого-то ещё.

— Всё, я побежал! Присмотрите за ним уж!

— Не волнуйтесь!

Отдав сына в руки Сугавары, помахав и расцеловав его, Тоору ещё раз заверил, что в этот раз придёт раньше, и поспешил вернуться на остановку. До начала работы было ещё сорок минут, а значит, он успевал как раз к назначенному времени. Если он хотел уломать начальство отпустить его пораньше, нужно было не только явиться вовремя, но и выжать из себя всё что можно, лишь бы не затягивать с одним и тем же и поскорее разобраться со всем заказом. А поскольку в этот раз дело шло о новой коллекции, то и перерыв придётся сократить до пяти минут, если вообще не убрать.

«Сегодня точно будет Ад».

Примечания:

Подробнее о написании (и планировании) моих работ смотрите на профиле.

На нужный этаж он влетел как раз за минуту до официального начала дня и под весёлые взгляды коллег принялся стягивать с себя верхнюю одежду из которой, благо, была только куртка. Повесив вещь на крючок, наспех оглядев себя в зеркало и проведя ладонью по взъерошившейся шевелюре, Тоору бросил быстрый взгляд на товарищей.

— А где?..

— У себя.

— Хорошо. — Он облегчённо выдохнул и уже рванул в сторону небольшого узенького коридора, когда вдруг вспомнил не менее важный момент. Вернувшись, сделал обеспокоенное лицо. — А когда?..

— Чуть меньше чем через час, так что время у тебя пока есть. И лучше не трать его попусту.

— Угу, спасибо.

То, что персональный менеджер понимал его с полуслова, было, без сомнений, замечательно, но в некоторой степени пугало. Порой Тоору всерьёз задумывался, не владеет ли тот телепатией и не подслушивает ли на досуге чужие мысли. Этот вечно всё знающий взгляд, снисходительная улыбка, от которой у Ойкавы мороз по коже, своеобразное чувство юмора и не менее подозрительная внешность — начиная от стоящих ёжиком волос, окрашенных в кричаще-алый, и заканчивая просто гигантским для японца ростом под два метра — всё это заставляло Тоору напрягаться всякий раз, когда Тендо Сатори оказывался в непосредственной близости. Порой молодой человек желал сменить личного менеджера, но всегда вовремя вспоминал, что в его ситуации Сатори был единственным, кто точно мог устроить всё наилучшим образом. Порой поражало, насколько проницательным был этот человек.

На ходу поправив воротник рубашки, ещё раз пригладив непослушную прядь волос, Тоору легонько постучал в дверь гримёрной и, услышав звонкое немного растянутое «Да!», вошёл.

— О, пришёл наш герой!

Девушка лет двадцати четырёх оскалилась в хищной улыбке и тряхнула светлыми, обрезанными под каре волосами, схватилась за шнурок висевшего на шее фотоаппарата.

— Саеко? — Ойкава удивлённо приподнял брови.

Кого он точно не ожидал увидеть на работе, так это старшую сестру одного из хулиганов из группы Тобио. Рюноске Танака, так, кажется, звали того коротко стриженного мальчика, который вечно строил пугающие рожицы и порой задирал Тобио. Когда Тоору впервые с ней встретился — произошло это, вроде, после того как дети разорвали надвое любимого плюшевого крокодила Тобио — эта особа произвела на него незабываемое впечатление. Во-первых, силой своего голоса: от её ора содрогались стены и вечно бойкий мальчишка стоял по струнке, испуганно вжав голову в плечи; во-вторых, от самых искренних в его жизни извинений и, в-третьих, от её таланта к рукоделию: девушка тогда забрала крокодила с собой и весь вечер провела с ниткой и иголкой, сшивая разорванную ткань и маскируя швы всевозможными декорациями. В итоге Дил сына был полностью реанимирован и стал даже симпатичнее, чем когда они только его купили. У Саеко оказались золотые руки. С того момента дети заключили подобие перемирия (хотя шалости со стороны Танаки не прекратились полностью), а взрослые иногда перекидывались парой фраз и делились новостями.

— А ты разве не флорист, подрабатывающий музыкантом в группе? Что здесь забыла?

— А ты вежливо не можешь, смотрю. — Девушка сморщила носик и сложила руки на груди, на самом деле ничуть не обидевшись. — Решила, что задолбалась складывать оригами и икебаны и подалась в фотографы. Я говорила, что в старшей школе состояла в фотокружке?

— Нет. — Тоору провёл рукой по лицу, незаметно вздохнул и подошёл к своему гримёру, Ричи Катаске, которая уже успела протереть зеркало и придвинуть кресло к столику. Разговоры разговорами и интерес никуда не делся, но нельзя было забывать, зачем он здесь в первую очередь.

— Ну, значит, сейчас говорю. — Танака дунула на снова вылезшую из-за уха прядь и покрутила фотоаппаратом. — Пошла работать в журнал и по удивительному стечению обстоятельств вторым заданием оказался ты.

— Боже, не говори обо мне как о задании, а то у меня чувство, что ты какой-нибудь наёмник. — Ойкава сел в кресло, повернулся лицом к зеркалу и прикрыл глаза, полностью готовый к действиям визажиста. Ричи всегда знала заранее, какой образ ему создавать. — И вообще, тебе нельзя здесь быть, жди в студии.

Саеко фыркнула, но комментировать не стала.

— У тебя сорок семь минут, красавчик.

Когда дверь за девушкой с тихим щелчком захлопнулась, Тоору не стал сдерживать желание заскулить. Ну почему именно эта взбаламошенная девчонка должна была стать его фотографом на сегодня? Он так привык к спокойному Киндаичи!

— Ойкава-сан, сидите ровно, — сделала замечание Ричи, из-за вечных дёрганий молодого человека не могущая придать его волосам требуемую форму.

Тоору недовольно покряхтел, но послушно откинулся на спинку кресла. Он ненавидел, ненавидел эту часть подготовки: никто не имел права касаться его шевелюры и что-то с ней делать. К счастью, ничего сверхъестественного в этот раз заказчик не требовал, и девушка ограничилась зачёсанной чёлкой, слегка приподнятыми корнями и четвертью флаконом лака. Зная, что последует после причёски, Ойкава постарался расслабиться и прикрыл глаза. Проблемы с наведением марафета возникали только в первые недели работы и Тоору до сих пор посмеивался, вспоминая свою фразу: «чувствую себя каким-то… трансвеститом», когда визажист впервые начала красить ему глаза и губы. Некоторая часть возмущения ещё была жива в нём, но понимание, что всё это смывается и необходимо лишь для того чтобы фотографии были насыщеннее и лучше «съедались» обществом сделали своё дело и Тоору привык.

Ричи развернула его кресло к себе полубоком и взялась за тени и тушь.

Мягкая кисточка скользила по векам, щекоча глазное яблоко, и молодому человеку пришлось приложить максимум усилий чтобы не начать жмуриться. С тушью всё прошло несколько легче — за годы работы Ойкава научился как замирать, так и моргать в такт, а когда дело дошло до тональника и пудры он и вовсе размяк. Эти ощущения не вызывали какого бы то ни было дискомфорта и были даже приятны.

— Ну вот, я закончила.

Ричи с мягкой улыбкой отложила кисточку и палитру обратно на стол и повернула Ойкаву к зеркалу, прекрасно зная, что претензий от него ожидать не стоит. В отличие от своих коллег, Тоору обладал лёгким нравом, на нём прекрасно демонстрировалась поговорка «подлецу всё к лицу», и работать с ним было одно удовольствие. Часто молодой человек разбавлял тишину весёлыми историями о сыне или забавными случаями из университета. В такие моменты Ричи корила себя за робость и неспособность нормально поддержать беседу, хотя Ойкава, вроде, всё понимал, ничуть не уставал от собственной болтовни и был рад внимательному слушателю.

— Как всегда прекрасно, Ричи-чан. Ты даже уложилась в установленное этой барабанщицей время, — искренне похвалил визажиста Тоору и обворожительно улыбнулся, стоило щекам девушки налиться румянцем.

Он знал, что у Ричи есть молодой человек и что она испытывает к нему только дружескую симпатию, но ничего не мог с собой поделать — привычка быть в центре девичьего внимания ещё со средней школы, сыграла с ним злую шутку и он непроизвольно заигрывал с любой представительницей прекрасного пола. Однажды такая игра привела к сюрпризу в виде абсолютно очаровательного младенца. Его сына.

Тоору улыбнулся при мысли о Тобио и сделал мысленную пометку выловить начальника и убедить отпустить пораньше — потому что если он снова опоздает, ребёнок перестанет ему верить, а это было бы трагедией. Но сначала нужно было полностью отработать заказ, и он не должен был потерять ни минуты. Молодой человек поднялся, ещё раз поблагодарил Ричи за скорость и профессионализм и направился на второй этаж, в самую освещённую и просторную комнату, в которой по обыкновению происходили фотосессии.

— Оба-на, успел, гад! — Саеко ухмыльнулась и самодовольно сложила руки на груди. Тряхнув чёлкой, кивнула в сторону вешалок: — Последовательность выбирай сам, но до обеда нужно отфоткать хотя бы половину.

«Да знаю я, иначе не видать мне сына пораньше!» — Тоору надул губы, обидевшись, что какая-то барабанщица считает его лентяем. Разумеется, приступы ничего не делания у него, как и у самых обычных людей, порой встречались, но Ойкава всегда планировал день таким образом, чтобы успеть максимально много за максимально короткий срок.— Если будешь просто фоткать и не капать на мозги, половину разгребём до полудня.

— А вот это будет зависеть от того насколько естественно и привлекательно ты будешь выглядеть. — Не осталась в долгу Танака.

— Пф, я всегда выгляжу естественно и привлекательно. — фыркнул Тоору, беглым взглядом осмотрел вешалки и взял пару с рубашками. — Начнём с того, с чем меньше мороки.

На его заявление Саеко лишь закатила глаза.

Скрывшись за шторкой, молодой человек принялся быстро расстегивать пуговицы своей рубашки. Девушка-помощница терпеливо дожидалась рядом, держа смену и готовая в любую секунду исполнить любую просьбу Ойкавы.

Это было одним из главных требований Тоору, когда он уже состоялся как фотомодель и мог позволить себе выказывать недовольства, главным из которых оказалась как раз излишняя, по его мнению, тактильность помощников. «Хватит меня трогать, я сам способен и одеться, и раздеться. Другое дело — всякие заклёпки, ремешки и прочая ерунда, непонятно как и куда крепящаяся» — на этот крик души директор отреагировал предсказуемо — никак, но добиться своего Тоору помог личный менеджер. Сатори определённо имел какую-то власть над грозным и неразговорчивым Ушиджимой Вакатоши, иначе объяснить, почему только его критику и предложения начальник не оспаривал никто из сотрудников и коллег Тоору объяснить не мог.

Переодевшись, за рекордное время повязав на шею галстук, Ойкава направился к зонтикам, возле которых уже поджидала включившая и настроившая фотоаппарат Саеко. Девушка скривилась на явный жест самодовольства от молодого человека и чисто машинально указала на сцену. Тоору встал между зонтиков и не сомневаясь ни секунды, поднял правую руку, прикоснулся левой к манжетке и сделал вид, что пытается её застегнуть. Не теряя ни секунды, Саеко несколько раз щёлкнула камерой. На миг девушка почувствовала спокойствие: этот парень, пусть и любил повыделываться, явно знал что от него ожидает заказчик и как подороже преподнести обществу даже самые примитивные вещи. Во многом на руку играла его внешность, оценила которую даже Саеко, обычно равнодушная к степени смазливости мордашки.

Девушка отступила на шаг и сфотографировала под другим углом, после чего кивнула. Ойкава поспешил повернуться полубоком и ухватился указательным пальцем за галстук, немного оттягивая.

* * *

Перерыв на обед наступил внезапно, и только после того как Танака опустила фотоаппарат и принялась рыться в рюкзаке, выискивая свой бенто, Тоору понял, как сильно он проголодался. Живот заурчал словно в подтверждение. Несмотря на то что и он, и Саеко работали не покладая рук и почти не спорили, за прошедшее время едва успели отснять половину материала: много возни случилось с одной из пар обуви, в которой всё — буквально всё — было не по-человечески. Начиная от кучи ремешков на носках и пятках и заканчивая нестандартным размером, из-за которого Тоору пришлось напрягать скулы чтобы не скривиться от боли и сохранить лёгкую улыбку.

— Ладно, работа работой, а обед по расписанию. — Согнув локти и вяло помахав кистями рук, Ойкава подошёл к скамейке, на которой оставил собственные вещи, взял сумку. Вынул бумажник. — Я в столовку, кто со мной?

Молчание в ответ и лёгкие покачивания головой вместе с указанием на небольшие узелки с бенто сказали Тоору всё что нужно было. В отличие от остальных, он жил один с маленьким сыном, помимо работы ещё ходил в универ и просто пытался не «склеить ласты» в конце каждого дня. Он жутко уставал, чтобы постоянно готовить себе собойки и наличие прекрасной столовой в агентстве здорово выручало. Молодой человек пожал плечами и, решив не терять время, чуть ли не в припрыжку бросился к лестнице. Все всегда без устали напоминали ему о его ребяческом поведении — даже когда он старался быть серьёзным — поэтому со временем Тоору решил не ломать себя и продолжать в том же духе. Во всяком случае, пока возраст ещё позволял дурачиться — двадцать два это так мало на самом деле! Угрюмым взрослым побыть он ещё успеет.

Столовая встретила привычной просторностью, приветливой продавщицей и уютными столиками. Заняв очередь (благо, небольшую) Тоору принялся изучать содержимое прилавков и пытаться одновременно читать меню. К сожалению, любимого молочного хлеба в этот раз не было. Это немного омрачило настроение молодого человека.

В итоге остановившись на куриной отбивной с рисом, а также пакетике яблочного сока, Ойкава протянул деньги и принялся постукивать пальцами по прилавку, дожидаясь, пока девушка выполнит заказ. Очередь прошла быстро, и времени спокойно поесть оставалось ещё предостаточно. Да и спешить было некуда: как бы он ни хотел поскорее разобраться с коллекцией, Саеко явно не собиралась спешить и намеревалась поесть свой просто огромный бенто в тишине и спокойствии.

«Конечно, у неё ведь нет ребёнка, которому она обещала прийти пораньше», — Тоору занял своё любимое место у окна (в этот раз оно было свободно!) и задумчиво отправил в рот первую ложку риса. — «Отлично, в этот раз не пересолили».

Несмотря на то что Ойкава честно старался не спешить, с обедом он разобрался за каких-то пять минут и ещё десять мялся у входа в фотостудию, не уверенный, как отреагирует на столь раннее возвращение Саеко. Девушка, хоть и была юморная и понимающая, свою позицию могла отстаивать долго и упорно и если ей что-то не нравилось, то не церемонилась и заявляла то прямо в лоб. С одной стороны эта черта была хорошая — честность лучше любой лжи, с другой — не всегда хотелось выслушивать упрёки или удивления в свой адрес по столь незначительной причине как быстрое заглатывание пищи. Вообще привычке быстро есть Тоору был обязан родному университету и перерывам между парами ровно в десять минут, за которые нужно было сбежать в столовую с пятого этажа на первый, отстоять немалую очередь, успеть поесть и снова вернуться в аудиторию до прихода преподавателя. Конечно, проблему можно было бы решить бенто, но, опять же, принимать пищу разрешалось только в отведённом для этого месте — то есть в столовой на первом этаже.

Ойкава вдохнул и выдохнул, натянул на лицо дежурную улыбку беззаботного раздолбая и толкнул дверь, возвращаясь в фотостудию. Саеко и помощница всё также сидели за маленьким деревянным столиком, мило беседовали и продолжали есть. Благодаря прозрачным контейнерам Тоору разглядел, что пищи у девушек осталось немного и те вот-вот должны были закончить.

— Ты подозрительно быстро для того, кто любит хорошо поесть. — Саеко подняла голову на подошедшего Тоору и закинула в рот последнюю сосиску в форме осьминожки.

— Не привык растягивать удовольствие. — Не без поддёвки в голосе ответил молодой человек и поставил руки на пояс. — Ну что, готова дальше фотографировать распрекрасного меня?

— Да-да, — Танака с явным неудовольствием заглотила оставшуюся часть обеда и, протерев губы салфеткой, бросила ту в пустой контейнер. — От скромности ты точно не умрёшь. Не понимаю, что все в тебе такого находят? Ты же обычный выскочка с завышенным ЧСВ.

— Не завидуй. — Тоору пришлось приложить усилия, чтобы не расплыться в довольной усмешке.

Такие перебранки с Саеко ещё в детском садике стали рутиной и ни один из собеседников нисколько не обижался на замечания другого. Наверное, их отношения можно было бы назвать дружескими, если бы они встречались чуточку чаще. Но Саеко не всегда забирала Рюноске из сада — в основном это делали родители, — и общаться они могли не часто.

Оставшуюся часть коллекции, пусть и та была массивной и выглядела устрашающе, удалось отснять быстрее. В основном потому что в этот раз не приходилось переодеваться полностью и нужно было менять только ту или иную часть гардероба. Несколько раз пришлось менять и причёску — по мнению Танаки, та совсем не сочеталась со стилем одежды — на это ушло дополнительное время.

— А вот здесь очень не хватает меча. — Тоору разгладил невидимые складки на кимоно, по стилю и рисунку очень напоминающее самурайское. Молодой человек сделал пару махов невидимым оружием и остановился, услышав задумчивое хмыканье Саеко.

— Знаешь, повтори ещё раз, но на камеру. Я дорисую меч.

— Серьёзно? — Ойкава удивлённо выпучил глаза.

— Да. Главный редактор сказал мыслить творчески, так как он хочет добавить журналу изюминки, что-то, что читателям будет интересно и привлечёт новое внимание.

Девушка протёрла объектив фотокамеры, отредактировала высоту и присела на корточки, махнув Тоору начинать. Молодой человек самодовольно ухмыльнулся — не каждый раз доводилось подурачиться на съёмках, да ещё так чтобы его кривляния заинтересовали фотографа. День определённо становился не таким уж и жутким. Ойкава принял единственную позу, которую наизусть запомнил из учебника по истории: ноги на ширине плеч, правая рука (что с мечом) чуть отведена в сторону, спина ровная и жёсткая, а глаза смотрят вдаль и в них застыла холодная решительность.

«Нужно как-то, чтобы оно естественно было… Так, какие я смотрел аниме и дорамы про самураев?» — Тоору напряг память и среди множества просмотренных на досуге детищ отечественного кинематографа в голову пришла только «Десятка храбрецов». Не то чтобы молодой человек хорошо помнил сюжет или персонажей, но некоторые движения самураев, что называется «запали в душу» и потребовалось лишь несколько мгновений, чтобы в точности повторить их. Ну или не в точности, но очень похоже.

— Точно, специально нарисую меч так, чтобы было видно дорисовку. Это даст журналу второе дыхание, — Саеко воодушевлённо защёлкала камерой и разве что не потёрла ладони в предвкушении.

По правде говоря, Тоору не особо верил, что подобная затея найдёт отклик у главного редактора или читателей, но если фотограф заказчика попросила, то он не собирался отказываться. Пока ему платили за его работу, он спокойно выполнял приказы, соответствующие его контракту. Ойкава сменил кимоно, дождался, пока помощница поможет с поясом и сунул в рот травинку, вырванную из уже отцветшего букетика полевых трав, который по неизвестным причинам ещё не выбросили: насколько он помнил, многие самураи зажимали в зубах нечто похожее и так можно было сделать образ ярче.

* * *

— Хвала Небесам!

Тоору обессилено плюхнулся в кресло и скосил глаза на такую же уставшую Саеко, севшую рядом. Они провели на ногах восемь с половиной часов, не считая обеда, и чувствовали себя выжатыми лимонами.

— Неужели уже выдохся? — подколола его девушка, легонько пихнув локтем в бок.

— Судя по твоему виду, ты тоже. — Не остался в долгу Ойкава.

Некоторое время они молчали и просто смотрели друг на друга, ожидая, когда соперник первым отведёт взгляд. В этой битве победить суждено было Тоору, и Саеко, передёрнув плечами, отвернулась:

— Нечего буравить меня своими глазищами.

Ойкава довольно рассмеялся и сложил руки за головой, перекинув ногу за ногу. Карие глаза скользнули по настенным часам, показывая без четверти семь, и молодой человек с удовлетворением подумал, что сумел-таки совершить подвиг и разобраться с коллекцией как раз к концу рабочего дня всех нормальных людей. Ну, всего на пятнадцать минут переработал. Однако, зная Ушиваку — как-то Тоору в порыве злости обозвал начальника «за глаза» перед коллегами и с тех пор кличка прижилась — тому и этого будет мало. Этот человек страдал синдромом отличника и был готов сутки напролёт копаться в своих бумажках, висеть на телефоне и совершенно игнорировать и свой возраст, и то что помимо работы должна быть личная жизнь. По этой причине о наличии этой самой жизни у своих подчинённых он тоже успешно забывал.

«Небеса знают всю мою антипатию к тебе, Ушивака-чан», — Тоору вздохнул, провёл ладонями по лицу, чуть помассировав горящие веки, и поднялся. Подняв сцепленные в замок руки, потянулся, разминая уставшую спину.

— К сыну? — Саеко вопросительно наклонила голову, и Тоору кивнул.

—  Да, но сначала надо у «гоблина» отпроситься. С него станется в отместку навешать на меня пару-тройку заказов одновременно.

Саеко фыркнула и попыталась прикрыть смешок кашлем. Ойкава недовольно поджал губы, закатил глаза и, пожелав хорошего вечера и поблагодарив за сотрудничество, покинул фотостудию.

В этот раз смывать косметику он не стал, решив что визажист по вечерам слишком долго копается и что он прекрасно справится с удалением макияжа сам, дома. Благо, специальные средства для этой цели имелись.

— В чём дело, Ойкава-кун, хочешь спросить что-то у Вакатоши?

Тоору вздрогнул и повернулся в сторону голоса, натыкаясь взглядом на Сатори. Только теперь он осознал, что за время размышлений дошёл до кабинета Ушиджимы и некоторое время мялся, забыв постучать. Видимо, Тендо как раз собирался сдать ему отчёт — судя по бумагам в руках — и, заметив своего подопечного, просто не смог пройти мимо. С одной стороны, болтать с надоедливым менеджером было предпоследним, чего Ойкава хотел на данный момент, с другой — это отличный шанс избежать нравоучений и вопросов от начальника и в кои-то веки забрать ребёнка пораньше.

Нужно было только убедить Сатори, что это очень важно.

— Я обещал Тобио-чану забрать его пораньше сегодня.

— А, тот милый карапуз, помню-помню. — Мужчина выпучил глаза, как обыкновенно делал, когда был чем-то возбуждён, расплылся в радостной улыбке, больше напоминающей оскал какого-нибудь маньяка. Тоору едва сдержал порыв передёрнуть плечами от пришедшей ассоциации. — Что ж, я с радостью помогу тебе уговорить Вакатоши отпустить тебя. Тем более, что Саекочка сказала, что вы на раз-два управились со всей коллекцией.

— Спасибо.

Ойкава мысленно поблагодарил Небеса за любовь Тендо к детям и за то что он так хорошо ладил с их общим начальником. Одному эту схватку было не выиграть, а вот когда к делу подключался Сатори — вероятность успеха стремилась к девяноста девяти и девяти процентам. Менеджер приобнял Тоору за плечи, предварительно зажав папку с отчётами подмышкой.

— Пожалуйста. Но в благодарность как-нибудь приведи своего сына сюда — мне хочется пожмякать его щёчки.

Примечания:

Скоро Тобио начнёт выговаривать злосчастную "р" и другие звуки, так что вырвиглазные реплики закончатся. Потерпите ещё чуть-чуть.

Тобио задумчиво катал маленький мячик по ковру и искоса наблюдал за остальными детьми, которым вдруг захотелось поиграть с воспитателем в «ручеёк». Малыш искренне не понимал удовольствия проходить под чужими сплетёнными руками, держась при этом за руку с другим ребёнком. Однако остальные играли и даже, казалось, находили в этом что-то весёлое. Странные. Ну что тут может быть интересного? Другое дело — поиграть в вышибалы или просто побросать мячик друг другу. Быстро и стараясь не держать в руках. Тобио кивнул сам себе, удовлетворённый такой перспективой. Он видел, как папа играл похожим образом с дядей Ивой, дядей Маки и другими взрослыми, трудных имён которых он не запомнил так как папа общался с ними куда реже.

Маленький Ойкава потёр кулачком глаза, прогоняя сонливость, оставшуюся от послеобеденного сна. Он совсем не выспался. Почему-то так всегда получалось, что он не мог заснуть, как все остальные. Ему требовалось много времени чтобы удобно лечь и чтобы глаза стали закрываться сами собой, унося в мир сновидений. Обычно он засыпал за двадцать-тридцать минут до побудки, а потому просыпался ещё более усталым, чем когда ложился. К счастью, состояние апатии длилось не больше четверти часа и после ужина оно полностью улетучивалось. Так же случилось и в это раз, только несмотря на бодрость, зевать иногда ещё хотелось.

— Тобио, ты не хочешь поиграть с другими детками?

Тобио отвлёкся от мячика и посмотрел на присевшего рядом Сугу-сана, который выглядел немного обеспокоенным. Чуть нахмурив брови, малыш отрицательно покачал головой и уже почти вернулся к своей игре, когда вспомнил слова папы о том что невежливо отвечать на вопросы взрослых «нет» и не пояснять, почему.

— Это скучно.

— Разве? — Искренне удивился Сугавара, на что Тобио лишь кивнул и снова схватился за свой мячик.

— Да, папа сказал, что плидёт раньше и мы поиглаем! — Говоря, малыш не смотрел на воспитателя, продолжая катать мячик по ковру. Игрушка слушалась плохо и постоянно норовила сделать вместо прямой линии кривую, а вместо права укатиться налево. Тобио это злило, но он упорно повторял снова и снова, будто бы надеясь, что мячик перестанет упрямиться и сделает то что от него хотят.

— Это здорово, что твой папа придёт пораньше, — Коши мягко перехватил мячик и сделал вид, что пытается найти причину его непослушания, когда маленький Ойкава поднял на него возмущённый взгляд. — Кажется, твоему мячику грустно, что ты сидишь тут один, когда остальные веселятся.

Тобио удивлённо моргнул и принял весьма задумчивый вид. Похоже, он пытался понять, может ли игрушка действительно не слушаться из-за того что он не со всеми. Поняв, что ребёнок повёлся, Сугавара продолжил тем же задумчивым голосом:

— Тобио-тян, а может, ты не играешь со всеми потому что думаешь, что папа обидится, что ты не дождался его?

Весьма расстроенная мордашка и поджатые губы выдали Тобио, пусть он и попытался отрицательно замотать головой. Сугавара поставил себе мысленный плюсик. С проблемой он разобрался, теперь нужно было устранить её причину. Подвинувшись к мальчику ещё ближе, ласково растрепав мягкие тёмные волосы, молодой человек зашептал, будто бы желая поведать своему воспитаннику самую большую тайну:

— Малыш, твой папа не обидится. Наоборот, представь, как он будет гордиться тобой, если узнает, что ты победил в игре.

— Но я много плопустил… — глаза Тобио, загоревшиеся после слов воспитателя, огорчённо потухли, стоило малышу осознать, что игра скоро закончится и он не успеет победить. В этом случае, папа наверняка расстроится.

— Ну, ты сам сказал, что «ручеёк» — скучная игра и ребята как раз её заканчивают. Зато теперь мы поиграем во что-нибудь другое, например в… в короля фигур! — Тобио закивал, а Коши радостно улыбнулся, довольный, что смог придумать интересное название. Почему-то дети из его группы очень любили все что так или иначе было связано с титулом победителя и лучшим способом убедить их что-то сделать это объявить, что справившийся станет победителем сегодняшнего дня. Тому ребёнку давали погладить живущую в садике морскую свинку и надевали на шею вырезанную из блестящей золотистой бумаги медаль. — Давай пока положим мячик, чтобы он мог наблюдать как ты играешь и набраться сил для игры с папой?

Ребёнок ответил очередным кивком, и Сугавара аккуратно положил мячик на полку — было бы плохо, споткнись о него кто из детей. Хлопнув в ладоши, молодой помощник воспитателя привлёк внимание остальной группы и состроил загадочное выражение лица. Дети непроизвольно прекратили игру в «ручеёк» и заинтересованно посмотрели на Коши, ожидая его слов.

— Ребята, кто хочет сыграть в короля фигур? — Как Сугавара и ожидал, подняли руки все воспитанники; некоторые — особо непоседливые — даже запрыгали в предвкушении. — Отлично. Тогда объясняю правила!

* * *

Когда показалось здание садика, на часах было без трёх минут семь и Тоору мысленно возликовал: ребятню только-только начали забирать родители, поэтому Тобио не должен был разочароваться и решить, что он соврал. Оставшиеся сто метров Ойкава чуть ли не пробежал и, привычно взлетев по ступенькам, замер у заветной двери, на миг переведя дух. Нет, в этот раз он не запыхался, но так как всё равно спешил, дыхание нет-нет, да сбилось под конец.

Дверь открылась мягко, но Ойкава всё равно умудрился разойтись с ней в последний момент. Кивнув вышедшей пожилой женщине, держащей за руку внука, Тоору ещё раз отряхнул с одежды невидимые пылинки и зашёл в раздевалку. На удивление, народу было не так уж и много: только пять деток вместе с родителями сидели на лавочке возле шкафчиков и пытались одеться самостоятельно. Остальных либо уже забрали — в чём Тоору сомневался — либо он действительно в этот раз успел раньше очень многих.

«Тобио-тян будет рад», — молодой отец заметно воодушевился и, миновав собирающихся домой, прошёл к арке, за которой начиналась игровая комната.

Сын нашёлся почти сразу, увлечённо играющий с Танакой Рюноске в «кто перетянет Дила». Опять. Тоору лишь выразил мысленную мольбу, чтобы несчастную игрушку вновь не разорвали на две не совсем ровные половинки. Потому что снова «воскресить» ту вряд ли удастся даже Саеко. Впрочем, в этот раз Тобио не выглядел обиженным или злым и Ойкава-старший решил, что его ребёнок вовсе не против вот таким своеобразным способом померяться силой с одногруппником. Это радовало, ведь означало, что малыш стал социализироваться.

Решив сразу не давать о себе знать, Тоору прислонился к стене и с любопытством наблюдал за движениями Тобио, его мимикой. Было видно, что малыш сосредоточен на цели перетянуть игрушку на себя и не замечает ничего вокруг. Ойкава-старший улыбнулся: ему нравилась целеустремленность сына.

— Я рад, что Вы успели пораньше сегодня.

Тоору потребовались все силы чтобы не вздрогнуть и сохранить на лице безмятежное выражение. Увлёкшись наблюдением за сыном, он совсем не заметил как подошёл Сугавара. Помощник воспитателя по-доброму улыбался и, казалось, был искренне рад за Тобио и его родителя.

— Спасибо. Удалось разобраться со всем до конца рабочего дня, и у начальника было хорошее настроение. — тут Тоору знатно приврал: у Ушиджимы на все случаи жизни было одно выражение лица и понять, хорошее у него настроение или плохое было не под силу никому, даже Сатори Тендо. Последний угадывал изменения в расположении духа начальника чисто на интуитивном уровне, но даже он порой ошибался.

— Я позову Тобио.

— Нет-нет, пусть поиграет.

— Но почему?

— Ему, похоже, весело. Не хочу меша…

— Папа!

Пока взрослые разговаривали и Тоору пытался убедить Сугавару дать его ребёнку время ещё поиграть с Рюноске, объект разговора отвлёкся от своей задачи и, завидев в дверях край рукава, очень похожего на одежду родителя, мигом позабыл все дела и ринулся вперёд. В маленькой груди ещё было сомнение: вдруг он снова ошибся, и это не папа, а чужой дядя? Но надежда разливалась внутри приятным теплом и, когда за поворотом его действительно ожидал отец, радости маленького Ойкавы не было предела.

— Ты плавда плисёл как все!

— Иди сюда, черничка, — Тоору присел на корточки и развёл руки, ожидая, когда сын подбежит достаточно близко, чтобы можно было поймать. — Как день прошёл, что вы сегодня делали?

Тобио обхватил родителя за шею и доверительно заглянул в глаза:

— Когда ты усёл, мы поиграли, потом покушали, потом пошли на улицу, потом опять покушали, потом был тихий час, но я не выспался, а потом мы снова покушали и поиглали. — Мальчик загибал пальчики, перечисляя свой распорядок дня, иногда запинаясь и смешно хмуря брови в попытках вспомнить абсолютно всё. — Я стал кололём фигул! — С гордостью объявил маленький Ойкава и внимательно посмотрел на отца, желая увидеть его восхищение. То не заставило себя ждать.

— Умница мой! — Тоору взъерошил сыну волосы и поцеловал в висок, аккуратно прижав к себе рукой. Тобио расплылся в улыбке. — Давай одеваться и домой, м?

— Только я Дила заберу. И мячик!

— Ага, давай.

Тоору проводил ребёнка ласковым взглядом и повернулся к Сугаваре, по-прежнему стоящему рядом и наблюдающему за диалогом отца и сына. Помощник воспитателя улыбнулся и протянул Ойкаве вырезанную из картона медаль с вшитой ленточкой чтобы можно было надевать на шею. За время посещения Тобио садика таких «медалей» накопилось больше десятка — с виду они были одинаковые и отличались лишь надписями, но если посмотреть внимательно, можно был заметить, что рисунок на всех был разным. Вот и теперь Тоору заметил на награде сына аккуратно прорисованную, будто бы вдавленную в картон корону, контуры которой отливали чем-то блестящим. Довольно мило. Иногда Ойкава-старший всерьёз раздумывал, что Сугавара Коши выбрал себе неправильное направление и должен был идти не в воспитатели, а в художники. В крайнем случае — в учителя по рукоделию.

— Спасибо. Уверен, Тобио-тян был в восторге, когда получил это.

— Да не за что, — Коши смущённо запусти пятерню в волосы на затылке и не сдержал смешок: — он лучше всех повторял за мной показанные фигуры и заслужил титул короля.

Завязавшийся диалог вновь был прерван объектом разговора, права в этот раз Тобио не нёсся к отцу сломя голову, а шагал вполне размеренно, таща за собой плюшевого Дила и зажимая подмышкой то и дело норовивший выскользнуть мяч. Мальчик улыбнулся родителю и Сугаваре, протопал в раздевалку к своему шкафчику, на котором, словно по иронии, был нарисован серьёзный воронёнок с чёрными волосами, причёска которого очень напоминала причёску Тобио. Когда Тоору впервые увидел этот шедевр, долго потешался и заявлял, что шкафчик был предназначен его сыну самой Судьбой.

Сменные носки Тобио снова натянул задом-наперёд, и Тоору пришлось приложить максимум усилий, чтобы не прижать ладонь к лицу, когда губы сына сначала недовольно поджались, а потом задрожали от несправедливости этой жизни. Мальчик был развит не по годам, довольно хорошо говорил и пошёл очень рано, но никак не мог запомнить простой алгоритм надевания носков. То носок оказывался на пятке, а пятка на носке, но сам носок каким-то чудом был вывернут наизнанку и всё равно надет неправильно. Особо странно это выглядело в виду того что с остальной одеждой таких проблем не было. Впрочем, напомнил себе Тоору, у каждого бывают сложности с определённой частью гардероба: у него например до сих пор ни в какую не получалось завязывать шнурки на кроссовках так чтобы те не развязывались спустя жалких пять, от силы десять минут. Возможно, проблемы с обувью это у них семейное? Впрочем, носки назвать обувью вряд ли можно было, но Тоору бил на то что со шнурками маленькие пальчики пока нормально не управлялись и те завязывались взрослыми, а раз так, то почему бы «семейному проклятию» не перейти на носки? Мысль казалась вполне логичной и обоснованной.

Отвлёкшись от своих дум и ловким быстрым движением решив важнейшую из насущных проблем сына, Ойкава-старший снял с крючка детскую куртку и помог ребёнку её надеть. В этот раз Тобио не спешил рассказывать о «подвигах» своих одногруппников и Тоору, оставшись без сведений кого сегодня поставили в угол, кого похвалили, а кому помогли переодеться в чистые штаны после того как тот не добежал до горшка, понял, что сын витает в облаках. На выходе мальчик встрепенулся.

— А мы пойдём иглать в мяч?

Ойкава-старший расплылся в ухмылке: вот и причина.

— Конечно, я же обещал. — Но только если у тебя остались силы.

— Есть!

— Но ты же не выспался? — притворно нахмурился Тоору, на что Тобио только недовольно поджал губы и произнёс голосом, каким дети объясняют глупым родителям самые очевидные вещи:

— Уже всё плошло!

— Ну ладно тогда, поверю.

Заполучив от сына самодовольный кивок, молодой человек закатил глаза, подумав, что вопреки мнениям общественности, Тобио слишком походил на него. Во всяком случае в плане любви к активным играм в целом и мячу в частности. Да и остальные замашки Тоору порой просачивались, взять хотя бы баранье упрямство или привычку класть локоть под голову во время сна. Забавная эта штука — генетика. Тоору толкнул тяжёлую ведущую на улицу дверь и, кивнув старику-дворнику, воюющему с уже начавшими осыпаться листьями, в сотый раз удивился, как у таких разных людей как он и Кагеяма Киоко мог получиться такой чудесный ребёнок. Без преувеличений. Тоору с самого рождения сына находил его слишком милым и даже то что тот внешностью пошёл в маму — от него у него разве что форма губ и, возможно, подбородка, нисколько не огорчало молодого отца. Тем более что характер мальчика оказался списанным с Тоору почти под копирку. Разве что Ойкава-младший никого не дразнил и любил порой побыть наедине с собой.

Отец и сын миновали соседнюю многоэтажку, и Тоору повернул в сторону спортивной площадки, принадлежавшей одной из средних школ, но открывавшей свои двери любому желающему. Там можно было и вдоволь побегать, и повисеть на турниках, и сыграть в волейбол, футбол или баскетбол. К последним двум видам спорта Тоору относился… ну, никак, а вот по первому его сердце горело и пламя это передалось и его сыну. Тобио обожал волейбол или, вернее, то его подобие, в которое они играли.

— А дядя Ива будет?

Сквозящая в голосе ребёнка неуверенность заставила Тоору замедлить шаг.

— Нет… У него много работы, и он не сможет прийти. Ты очень хотел чтобы он поиграл с нами?

— Нет. — Тобио резко замотал головой.

Мальчик старался не показывать, но после слов отца его переполнила радость: будут только они вдвоём! Конечно, при таком малом количестве игроков игра не очень уж и весёлая, но так папа не будет отвлекать своё внимание на своих друзей. Наверное, если бы Тоору услышал мысли сына, сказал что это эгоистично, но ребёнку было всё равно. Ему не так уж и часто доводилось поиграть с ним наедине, и он изо всех сил цеплялся за предоставленные возможности. К счастью, в этот раз Тоору также решил провести время исключительно с мелким, а потому лишь улыбнулся на столь очевидные эмоции ребёнка.

Металлическая сетка забора была немного помята от постоянно наскакивающих на неё мячей и местами прутья тронула ржавчина, но пока мелкие неприятности не мешали играть и улучшать здоровье, Тоору было всё равно на внешний вид спортивной площадки. Подумаешь краска слезла, другое дело — выпирающие гвозди или разбросанные саморезы; тут уж Тоору обязательно позаботился бы собрать всех пришлых, а также учащихся и организовать приведение спортивной площадки в приемлемый вид. Потому что как бы учащиеся ни любили это место, обезопасить его так как взрослые никогда бы не смогли, а последние сюда забредали едва ли не чаще самих школьников.

— Чем хочешь заняться? — Молодой человек аккуратно открыл скрипнувшую калитку, пропуская сына вперёд.

— Плыгать и бить!

Желая наглядно продемонстрировать, как сильно ему хотелось «прыгать и бить», Тобио взвился в воздух и смешно потянул руку вверх. Это мало чем напоминало воображаемый удар по мячу, скорее — вялую попытку сорвать высоко висевшее яблоко. Тоору закусил щёки чтобы не рассмеяться — только обидеть мальца не хватало, — а Тобио, видя веселье родителя, нахмурился, вспоминая то слово, каким папа обозвал то что он пытался повторить.

— Хотю делать па-да-тю-в-плыж-ке, — медленно и по слогам, боясь ошибиться, проговорил Ойкава-младший и с гордостью посмотрел на родителя, уперев кулачки в бока. Теперь, когда он всё правильно произнёс (а судя по огонькам в глазах отца, так оно и было) папа не посмеет ему отказать. Тобио счастливо улыбнулся: — Наути, наути.

Тоору облизнул сухие губы и мысленно сосчитал до пяти, пытаясь подавить панику. В последнее время сын все нервы выел, прося научить его подавать, и у Тоору кончались отговорки. Вот дёрнул же его нечистый ради забавы продемонстрировать малому свой коронный приём! В тот момент у Тобио в глазах можно было увидеть звёзды. Однако восторг взглядом и словами восхищения не ограничился и Ойкава-младший вот уже вторую неделю пытался записаться к отцу в ученики. И не то чтобы Тоору не хотелось передать сыну свой опыт, нет, как раз наоборот, но было два пункта, которые пока не позволяли молодому человеку ответить согласием. Первый: возраст Тобио. Как бы малыш ни старался, в три годика сделать нормальную подачу не сможет и с вероятностью в девяноста девять и девять сочтёт себя неумехой и расплачется. Второй: дурацкие беспокойства самого Тоору. Дурацкие, потому что это был скорее страх, что юный гений на раз-два освоит подачу, которую он, Тоору, отрабатывал начиная со средней школы. Молодой человек и сам не мог объяснить, почему не желал уступать собственному сыну, но чувство первенства было сильным, держало крепко да и самому Тоору оно ой как нравилось. Так что в деталях показывать сложные элементы Ойкава не собирался ещё как минимум, года четыре. Вот когда сын пойдёт в школу — тогда да, пожалуйста! А пока — ни-ни.

— Детка, у тебя же пока и самая простая подача не получается, а ты хочешь сразу мастер-класс. Давай ты сначала станешь хорошо бросать мячик просто стоя и разными способами, а уже потом попробуешь и прыгать. М? — Тоору положил руку на голову сына, состроив самое убедительное выражение лица, на какое только был способен. — «И пусть Ива-чан твердит, что это незрело, но я не могу! Прости, Тобио-тян».

Тобио заметно поник, но мужественно пытался скрыть своё разочарование. Мальчик опустил синие глаза на мячик в руках, расстроено выпятил нижнюю губу. Прокручивая в голове слова отца, ребёнок пытался найти лазейку, но с чувством обречённости понимал, что тот полностью прав. Погрязнув в своих мыслях, мальчик не заметил, как начал покручивать мячик, точь-в-точь, как это делал отец. А вот от Тоору действия сына не укрылись и, пользуясь сосредоточенностью последнего, Ойкава-старший достал из кармана телефон и навёл камеру на ребёнка.

Тихо щёлкнул затвор.

Фотография отправилась в Mixi в беседу «волейбольные друзья», в которую входили все члены волейбольной команды старшей школы Аоба Джосай. После выпуска ребята разбрелись по разным университетам и времени на пустую болтовню и совместное времяпрепровождение стало мало. Поэтому Тоору, как и подобает капитану, взял на себя заботу о создании единого «портала для общения», как он сначала назвал беседу. Иваизуми Хаджиме тогда понаслал раздражённых смайлов и переименовал беседу в «Волейбол. Выпуск», но остальным это показалось слишком официальным и кто-то (кажется, это был Ханамаки) переименовал её в «волейбольные идиоты». Все посмеялись, но так как относить себя к данной категории никто не хотел, название было изменено на «волейбольные друзья» с лёгкой руки Мацукавы. Таковым оно и оставалось по нынешний час.

19:34

۞Лучший Капитан۞: Вы только посмотрите на это чудо!

19:34

۞Лучший Капитан۞: Он словно говорит: я стану великим!

Тоору выключил экран как раз когда сын отвлёкся от тяжёлых дум, поднял на него решительные глаза и, повернувшись, попытался сделать обычную подачу. Маленькая ладошка ударила недостаточно сильно чтобы мяч пролетел хоть пару шагов, и Тобио обиженно сморщился.

«Ой-ёй», — Тоору поднял мяч и несколько раз подбросил в воздух, отвлекая внимание ребёнка. — Не расстраивайся, когда я пытался научиться — а я был старше — мяч вообще падал мне на голову. Снова и снова. Я столько шишек набил — ужас!

Уголки губ Тобио дёрнулись вверх, и Тоору облегчённо выдохнул: он выбрал верную тактику. Почему-то сын всегда равнялся на него взрослого, в упор игнорируя разницу в опыте, росте и многом другом. И объяснять мелкому, что он не родился с мячом в руках Тоору откровенно устал. Потому приходилось вспоминать самые забавные случаи из собственной спортивной жизни и пересказывать сыну, порой значительно приукрашивая события.

— Смотри. Стань удобно, да. Возьми мячик в правую ручку и немного приподыми. Вот так, — Тоору мягко поправил позицию сына. — Сосредоточься на мяче, пусть он будто бы станет продолжением твоей руки. Как только почувствуешь, легонько подбрось — невысоко — и ударь со всей силы. Можешь двумя ручками, если одной тяжело. Бей вверх и вперёд. Помнишь, как если бы делал пас.

Тобио кивнул и закрыл глаза, пытаясь поймать то самое ощущение, о котором говорил папа. Темноту раскрашивали цветные круги, рука начинала уставать, но ладони вместо мяча мальчик так и не почувствовал. Ойкава-младший растерянно пожевал губу и решил попробовать ещё, только на этот раз не закрывать глаза. Может, если он будет пристально смотреть на него, мяч поймёт, что он от него хочет и сам станет продолжением его руки?

Пока Тобио гипнотизировал мяч, Тоору отвлёкся на телефон, который начал вибрировать две минуты назад и никак не желал успокоиться. На экране отображался значок входящих сообщений в беседе, и молодой человек был уверен, что знал, что там сейчас прочтёт и от кого.

Он не ошибся.

19:37

Злобный Ива-чан: Придуркава, хорош ребёнка доводить!

19:37

Злобный Ива-чан: И вообще, ты время видел? У нас завтра две УСР и одна контрольная. Первыми парами!

19:38

Злобный Ива-чан: Спорю, ты даже в интернете ничего не искал, Дурокава!

19:39

Злобный Ива-чан: Если продолжишь играть, а не пойдёшь учиться, опоздаешь на пары или придёшь сонный и тогда нифига не напишешь и вылетишь.

Что ж, ник Иваизуми подходил как нельзя кстати, и Тоору мысленно поблагодарил создателя Mixi за то что правом изменять ники собеседников обладал исключительно создатель этой самой беседы. В противном случае — терпеть ему всяческие насмешки со стороны бывших сокомандников. Глянув на сына, который наконец решился подбросить и ударить мяч, Тоору расплылся в довольной улыбке.

Лёгкий мячик пролетел несколько шагов и запрыгал по площадке, давая понять, что Тобио всё сделал как надо. Только силы ребёнку пока не хватало, но это дело десятое.

— Умница, Тобио-тян! Давай ещё раз так, а потом попробуй одной ручкой.

Быстро набрав ответ, Тоору выключил телефон, предварительно поставив на беззвучный. Зная Хаджиме, тот начал бы звонить не переставая и лишь для того чтобы обозвать и прочесть лекцию. На это у молодого отца времени не было, потому как в мозгу словно щёлкнул переключатель: у него растёт волейбольный гений и нельзя загубить талант только из-за каких-то глупых УСР и контрольных. Разумеется, это не значит, что Тоору в ближайшее время начнёт учить его своим мастер-классам, но основы и парочку хитростей постарается передать.

19:43

۞Лучший Капитан۞: Я не вылечу, ведь на случай внеплановых тестов у меня есть Ива-чан.

19:43

۞Лучший Капитан۞: Да и преподы не станут валить такого красавчика и обаяшку, как я (^_0)/

Возможно, утром Хаджиме убьёт его за такое, но пока до университета куча времени, Тоору предпочёл не думать о грустном.

«Проектом предусмотрено приобретение машин и оборудования на сумму 150000$. Инвестиции осуществляются равными частями в течение двух лет. Расходы на оплату труда составляют 50000$, материалы -25000$. Предполагаемые доходы ожидаются во второй год в объеме 75000$, третий — 80000$, четвертый — 85000$, пятый — 90000$, шестой — 95000$, седьмой — 100000$. Оцените целесообразность проекта при цене капитала 12% и если это необходимо предложите меры по его улучшению»

Тоору прикусил кончик карандаша, пытаясь вспомнить, где он видел формулу для расчёта чего-то похожего и каким должен быть ответ. Отсутствие вариантов несколько напрягло, с одной стороны, но с другой — давало разгул для фантазии и собственных мыслей. У задач не было единственно верного алгоритма решения, и практически в каждой заданную неизвестную можно было найти несколькими путями. Однако мысли почему-то никак не желали отрываться от Тобио и обещании сходить в кино на премьеру нового фильма по Дораэмону и сообщении от Тендо, в котором была весьма интересная информация по новому заказу. Если он согласится и всё пройдёт гладко — заплатят больше, чем он обычно получал. Это, определённо, манило. Однако. Заказчик находился в соседней префектуре и, если он (Тоору) согласится, ему придётся садиться на поезд и он совершенно точно не успеет вернуться к концу дня, так как билетов на те сутки просто не было.

Всем вдруг очень понадобилось в Токио.

Ойкава раздражённо фыркнул и выпустил карандаш из рук. Тот с лёгким стуком упал на парту, покатился к краю и почти свалился на пол, но был остановлен рукой Тоору. Молодой человек не любил нагибаться чтобы поднять упавшие вещи, а потому старался не допускать подобных неприятностей. И всё-таки, что ему делать? Упустить такой шанс было никак нельзя, но и сына оставить было не на кого: сестра со своим муженьком и Такеру улетела на Окинаву, а родители проживали аж в Мияги и приглашать их к себе следовало хотя бы за пару суток до планируемого отъезда, чтобы они могли отменить назначенные встречи и дела и купить билеты. Да и реакцию Тобио на бабушку с дедушкой Тоору не мог предугадать. Малыш виделся с его родителями не часто и вполне мог подзабыть, кто эти люди и почему они будут с ним вместо отца.

В спину ткнули чем-то острым, и Тоору едва сдержал гневный вскрик. Такое позволить себе мог только один человек из его круга знакомых, и Ойкава вдруг захотел хорошенько вмазать себе за недальновидность. Ну конечно! Ива-чан! Как он сразу не подумал? Друг с его сыном ладил, всегда умудрялся находить нужные слова или придумывал всевозможные игры, чтобы малыш Тобио отвлёкся от грустных мыслей и начал улыбаться. А ещё он любил рассказывать мелкому об их с Тоору детстве, и Ойкава-старший знал, как сильно ребёнок любил эти байки. Фантазия у Иваизуми всегда была на высоте — пусть по его виду и не скажешь — и самые заурядные события из их жизни порой обрастали такими фантастическими подробностями, что Тоору всерьёз предлагал Хаджиме писать книги. Друг лишь отмахивался, ворчал, что «не его это» и отвешивал привычный подзатыльник, если Ойкава начинать городить чушь, пытаясь доказать обратное.

— Дуракава, уснул там что ли?

Недовольный шёпот сзади вернул Тоору из мира мыслей на грешную землю.

— Ива-чан, мне жуть как нужна твоя помощь, — осторожно, чтобы не заметил снующий взад-вперёд преподаватель, молодой человек отклонился на стуле к задней парте, за которой сидел Хаджиме.

— Да это я уже понял, Придуркава. — друг совершенно не удивился и сложил руки на груди, перед этим сунув лист с ответами на край парты. — Только не пиши один в один — убью.

Тоору не растерялся и схватил лист, уверенно положив его под низ своего задания. Бумага была тонкая, и, если хорошо нажать — можно было скопировать ответы.

— Спасибо, конечно, но я не об этом.

— …Мерзикава.

— Хватит коверкать моё имя!

— Мерзкий Ойкава.

— И перефразировать не надо!

Тоору отвлёкся от перебранки, решив, что написание теста всё же важнее. Быстрым отточенным движением начертив на своём листе таблицу для определения денежного потока, Тоору принялся щелкать на калькуляторе, подсчитывая необходимые значения. У преподавателя была странная привычка просто менять цифры в абсолютно идентичных заданиях, поэтому просто списать у друга было нельзя — старик не скупился потратить несколько часов на создание двадцати двух вариантов и сразу бы заметил две одинаковые работы. Цифры получались красивыми, быстро заполняли в таблице свои места, и Ойкава уже почти досчитал последнее и самое долгое значение, когда палец соскочил и вместо кнопки «разделить» ткнул в «помножить».

— Ойкава-кун, всё в порядке? — Преподаватель встревожено повернулся к взвывшему от досады студенту, к огромному облегчению парня за первой партой, который пытался списать с телефона.

— Кнопочкой ошибся.

Тоору поднял на преподавателя жалобные глаза. Он всегда был королевой драмы и умудрялся всех вокруг (за редчайшими исключениями) настроить под себя. Чаще всего «выплывал» при провалах он именно из-за этой своей способности и ничуть не стыдился признаваться в этом в открытую. Сколько раз получал за это от разъярённого Иваизуми — не сосчитать, но Тоору не был бы собой, если бы прекратил подобные манипуляции. Вот и теперь, видя его осунувшееся лицо, преподаватель пошёл на уступки.

— Много досчитать оставалось?

— Последнее действие.

— Тогда оставь как есть и просто пометь, что не досчитал из-за ошибки калькулятора. В ответе можешь написать своё мнение относительно задачи и каким должен быть ответ при том или ином значении.

— Понял. Спасибо! — Тоору поднял ладонь на уровень уха, показывая, что ответ его более чем устроил.

— Подлиза. — тихо, чтобы слышал только Ойкава, пробубнил Иваизуми, на что получил ответ «Сам такой» в том же тоне. Хаджиме усмехнулся, закатывая глаза.

Подобные стычки с Тоору были у него с самого детства, с их первого дня знакомства, и давно стали такими родными и привычными, что без них, без этих стычек и взаимных подколов, всё казалось не так. Ойкава наверняка испытывал то же самое, потому как вечно давал Иваизуми поводы если не врезать, то хотя бы обозвать. Первое время одноклассники и одногруппники искренне считали, что они враждуют, а потом поняли, что это просто привычка такая. Их вряд ли можно было разделить, про таких друзей обычно говорят «не разлей вода».

Хаджиме подпёр подбородок ладонью, устремив взгляд на часы. Стрелки медленно двигались к концу часа, и для написавшего — ну, как написавшего, почти всё сдувшего из Интернета — контрольную парня это было и не хорошо, и не плохо. С одной стороны, жаль попусту тратить время, с другой — можно с чистой совестью сложить руки на парте и подремать эти двадцать минут. Подумав совсем немного, Иваизуми выбрал второй вариант и, хрустнув позвонками, растянулся на парте, закрыв глаза.

Тоору, осторожно повернувшись и поняв, что друг решил отдохнуть, быстро сунул на его парту бланк с решением и, немного замешкавшись, всё же достал мобильник, включив фронтальную камеру. Преподаватель как раз смотрел в окно, поэтому селфи Ойкавы осталось без внимания старика. Заметившие выходку одногруппники ухмыльнулись, понимая, что скоро в беседе группы появится очередное фото, после выкладки которого Ойкава, скорее всего, будет некоторое время бегать от разъярённого Иваизуми. Впрочем, к отношениям этой парочки все уже привыкли и мешать им прикалываться друг над другом никто не собирался.

Конец пары стал самым радостным событием, ведь теперь настала большая перемена и можно было сходить пообедать, отвлечься от учебных забот и поныть на жизнь, но только немного, а иначе нехило «прилетит» от Иваизуми. Хаджиме привычка Тоору жаловаться и жалеть себя порой выводила, и он отвешивал другу парочку ощутимых пинков. Ойкава скинул конспект и единственную ручку в сумку и почти вылетел из аудитории, точно зная, что Иваизуми не задержится и последует за ним.

Согласно четырёхлетнему опыту учебы в универе, одно Тоору усвоил на все четыреста процентов: если хочешь поесть в нормальном темпе, а потом еще и немного посидеть, бездельничая, лететь на первый этаж нужно быстро, не оборачиваясь на случайно сбитых людей и не стесняться работать локтями на входе в столовую. Если во время пар, сессии и других жизненных трудностях студенты роднились и помогали друг другу, то в столовой это правило не действовало и каждый был сам за себя. Друзья становились врагами и могли сцепиться за последнюю порцию карри, булочку с повидлом или ещё что-нибудь. Мало кому удавалось прийти к компромиссу, и Тоору искренне радовался, что их с Иваизуми дружба прошла это испытание без единой трещины. Ну, почти без единой, ибо одна стычка всё же была — единственный оставшийся мисо-суп со свининой уступать не хотелось никому. В итоге заветная порция досталась какому-то левому чуваку по причине того что продавщица устала слушать их перебранку. Тоору сжал зубы, вспомнив тот противный момент. Это было несправедливо. Абсолютно.

Столовая встретила на удивление небольшим количеством человек, и Тоору даже захотелось проверить время, убедиться, что всё верно и сейчас действительно большая перемена, когда надобность в этом отпала сама собой. Топот спешащих на водопой слонов могли сымитировать только голодные студенты, впереди которых, словно гордый предводитель, нёсся Иваизуми Хаджиме.

— Придуркава, занимай!

Тоору не нужно было повторять дважды и, когда друг достиг прилавка, он уже стоял пятым в очереди, старательно держась за стойку, чтобы ненароком не снесло от вмиг заполнивших столовую тел. Продавщица довольно, даже в некотором роде хищно улыбнулась, перевернула табличку на сторону «открыто» и поспешила выдать первому клиенту заказ, крикнув своей коллеге поторапливаться и идти помогать. Худенькая молодая девушка выскочила за прилавок немного взъерошенная, неловко пригладила образовавшуюся на переднике складку, поправила чепчик.

«Новенькая», — определил Ойкава, прокрутив в памяти лица всех знакомых продавщиц, но так и не вспомнив эту. Немного подавшись вперёд, молодой человек прищурился, пытаясь разглядеть имя на бэйдже. И как он умудрился забыть надеть линзы? К счастью, слепым без средства для коррекции зрения он не был и нужные символы всё же были расшифрованы мозгом. — «Аюми-чан, значит».

Переглянувшись с Хаджиме, Тоору слегка кивнул в сторону девушки, и друг устало закатил глаза. Заигрывания Ойкавы с каждой представительницей женского пола порядком доставали Иваизуми, и тот старался ретироваться до того как друг начнёт дурить голову очередной пассии. К сожалению, в столовой это бы означало отказ от своей очереди и, соответственно, от вкусного обеда, а поступиться с запросами желудка в угоду душевной гармонии парень пока не был готов. Поэтому поспешно отвернулся, сделав вид, что никак не может выбрать между овсяным пудингом и шоколадным десертом. Впрочем, в этот раз он не собирался отказывать себе в сладком и это действительно был тяжёлый выбор.

— Ух ты, какая красавица у нас появилась! Мне, пожалуйста…

Хаджиме сдержал порыв отвесить другу подзатыльник. Неужели этот балбес не видел, как смутилась девчонка? И всё равно продолжал нести свой бред. С другой стороны — парень задумался — скорее всего, именно на такую реакцию и рассчитывал этот казанова. Если девушка покраснела или смутилась (а тут случилось и то, и другое), то это знак, что всё делаешь верно и она уже настроена к тебе благосклонно. Хаджиме закатил глаза, понимая, что Ойкава начал свою любимую партию: задурить мозги, врезаться в память, а потом, спустя пару дней, внезапно пригласить на свидание. Этот метод работал практически безотказно, исключения составляли только девушки, уже нашедшие свою половинку. Да и те порой сдавались под натиском Ойкавы.

— Плати уже и дай поесть нормальным людям. — на третьей минуте бессмысленной болтовни Хаджиме всё же не выдержал и пнул друга коленом в бедро. Тоору обиженно пробубнил что-то нечленораздельное, но благоразумно достал карточку. Голодный Хаджиме — дважды злой Хаджиме. Эту простую истину Ойкава усвоил слишком хорошо, чтобы перечить другу в текущем положении.

— Было приятно познакомиться, Аюми-чан. — почти пропев имя девушки махнул рукой Тоору, взяв поднос с едой и направившись на поиск свободных мест.

Студенты в принципе народ хитрый и изворотливый, но то что те, кто еще минуту назад толпился в очереди, успели сбегать к столам, занять место и вернуться, несколько разозлил Ойкаву. Солидарностью тут и не пахло. Пройдя чуть дальше, изрядно повертев головой и уже почти отчаявшись, Тоору наконец нашёл свободный столик и разве что не рванул к нему — расплескать мисо-суп не хотелось. Поднос он опустил весьма вовремя — хмурый Хаджиме появился сзади именно в тот момент.

«Благодарю», — Тоору поднял благодарный взгляд в потолок, радуясь, что в этот раз сумел избежать лекции.

— Ты настоящий засранец, знаешь?

Иваизуми опустил поднос на стол и отодвинул стул, присаживаясь.

— Ну хватит, а? — Ойкава надул губы, попутно складывая руки в молитве, — подумаешь, с девчонкой познакомился. В первый раз, что ли?

— В том то и дело, что не в первый! Лезешь к каждой симпатичной девчонке. Раздражает.

— Ива-чан, завидуешь что ли? Или ревнуешь? — карие глаза Тоору довольно прищурились, — не переживай, ты мне дороже всех их вместе взятых!

— Я те ща врежу.

— П-понял…

Ойкава вмиг успокоился, подняв руки в капитулирующем жесте. И почему друг совсем не понимал шуток? Следующие три минуты прошли в тишине, прерываемой лишь ударами ложки о тарелку да щелкнувшими, готовыми к использованию, палочками.

— Ива-чан, Тобио нужна твоя помощь. Очень.

— Лис.

— Грубо, Ива-чан!

— Всё равно лис, — невозмутимо продолжил Хаджиме и, проглотив последнюю ложку, вопросительно уставился на Ойкаву: — Так что у тебя стряслось?

Тоору мысленно сжал кулак в победном жесте. Иваизуми всегда сменял гнев на милость, стоило завести речь о ребёнке. И Ойкава-старший порой бессовестно этим пользовался.

— Мне предложили сняться в какой-то дурацкой рекламе, но зарплата зацепила, и не хочу терять место.

— И?

— Это в соседней префектуре, на полтора дня. Без понятия, чего не два, но как сказали. Сестра смоталась на Окинаву, а родители тупо не успеют. — в глазах Иваизуми блеснуло что-то очень доброе, но прежде чем бросаться с объятиями и говорить, какой у него всё-таки замечательный друг, Тоору хотел убедиться. Молодой человек сложил ладони в молитвенном жесте и сделал самый жалобный взгляд, на какой был способен: — присмотришь за Тобио-тяном? Пожалуйста!

— Мелкий не виноват, что у него папаша придурок, так что — не вопрос.

— Спаси… Эй! Ива-чан! Как ты можешь оскорблять своего лучшего и чуть ли не единственного друга? Это не только грубо, но и очень некрасиво.

— Я всего лишь сказал правду.

— Ива-чан!

— Идём, перерыв вот-вот окончится, а у нас ещё одна пара впереди. — Иваизуми вытер губы ладонью и лениво поднялся из-за стола. — Должен сказать, я удивлён, что в этот раз ты пришёл без опозданий. Неужели заказов не было?

— Были, но мелкие. Удалось быстро всё разгрести. — В отличие от друга, Ойкава аккуратно промокнул губы салфеткой, закинул сумку на плечо. — Ненавижу вторую смену, хотя она и не вторая вовсе, скорее, третья какая-то. Никакой постоянности.

Пары у последнего курса действительно начинались когда как, и объяснялось это безобразие банальной нехваткой аудиторий и свободного времени у преподавателей, ведь многим из них приходилось совмещать преподавательскую деятельность с основной работой где-нибудь в фирме или банке. Оттого расписание «плясало» как могло, и если в понедельник занятия начинались с двух дня и заканчивались ближе к вечеру, то в среду — аж в половину шестого и почти до одиннадцати. Поздние пары Ойкава в основном прогуливал, так как банально не мог прийти в университет с сыном: во-первых, мелкому в это время спать надо, во-вторых, всё внимание — и студентов, и преподавателей — будет приковано к нему и, пусть он и любил сиять ярче всех, но на парах предпочитал роль невидимки. Огромное спасибо старосте, что всячески прикрывала его в журнале и перед проверками.

Пятница была почти единственным днём, когда Ойкаве не приходилось нестись в сад сломя голову, так как нужно пережить всего три пары, последнюю из которых преподаватель никогда не доводила до конца, отпуская измученных студентов на полчаса раньше. Этого времени как раз хватало, чтобы прийти за сыном в положенное время. Если только на тот день не было заказов и он не застревал на работе. Порой Тоору сам себе удивлялся, как он вообще умудряется и работать, и учиться, и ещё сына воспитывать. Конечно, сестра порой выручала, но основная часть работы была именно на Тоору.

После сытного ужина подниматься пешком на пятый этаж с крутой лестницей казалось изощрённой пыткой, но студенты, постоянно останавливаясь чтобы отдышаться, героически преодолевали этот барьер на пути к знаниям. Или просто потому, что за прогулы могли отчислить, а заплатить за диплом пришлось немало.

Студенты переступили порог последнего этажа и, почувствовав небольшой прилив сил оттого что они «это сделали», более бодро прошли к пятьсот третьей аудитории, сразу за которой виднелась аудитория с номером пятьсот десять и далее по порядку. Где искать недостающие семь никто из четверокурсников не знал, но все предполагали, что, возможно, они находятся в соседнем здании через курилку. Будущим экономистам приходилось заходить туда лишь раз — когда настало время идти узнавать результаты экзамена по эконометрике — самому нелюбимому предмету Ойкавы. Преподаватель тогда захотела увидеть каждого, а не только старосту, поэтому в узеньком коридорчике два с половиной часа было не протолкнуться.

— Привет, кого не видел.

Тоору поднял сжатый кулак на уровень глаз, поднимаясь по широкой деревянной лестнице и занимая место за одним из верхних рядов. Иваизуми устало плюхнулся рядом, почти сразу сложив руки на парте и уткнувшись в них носом. Сумка заняла почётное место прямо на парте, успешно скрывая своего хозяина от людских глаз.

— Вот бы она не пришла, м?

— Много хочешь, — отозвался Хаджиме, так и не изменив позы, — но, думаю, все были бы счастливы.

— Может попросить старосту набрать ей?

— Не выйдет, — девушка с невероятно длинными, доходящими почти до голеней волосами услышала предложение одногруппника и обернулась. Золотистый обруч блеснул в свете лампы, и в тот момент как-то сразу стало понятно, насколько она устала. Лицо побледнело, под глазами появились мешки — Мина Якума явно не спала нормально последние пару ночей, и Тоору отстранённо подумал, как же нелегко быть старостой: привязан к дурацкому журналу, вынужден посещать все пары, отчитываться перед методистом и прикрывать нерадивых одногруппников, рискуя самой получить выговор. — Сенсей звонила мне и сказала, что чуть опоздает, но придет. Она что-то сообщить хочет.

— Облом. — недовольно выдохнул Тоору.

— Ну, как есть. — Мина стукнула по то и дело норовившему сложиться сидению, фиксируя, и поставила на него сумку. Журнал привычно лежал на краю соседнего места, девушка не спешила его открывать. Несмотря на непродолжительность последней пары, сам предмет был довольно нудным, а так как дремать, как остальным одногруппникам ей было нельзя в силу своего положения — почему-то все преподаватели считали, что она горит желанием учиться сутки напролёт и вечно смотрели в её сторону — заполнение журнала здорово помогало отвлечься и не зевать.

Ойкава потёр глаза, смахнул со лба чёлку и, рассудив, что за десять минут форы можно подремать, скопировал положения одногруппников. Атмосфера общей сонливости воздействовала и на него. Заветные странные образы, линии, круги, какие-то обрывки фраз, слов и чего-то ещё — всё смешалось воедино, и Ойкава сам не заметил, как перестал обращать внимание на реальный мир.

Блаженная тишина прервалась хлопком двери, извещающем о приходе преподавателя.

Студенты недовольно заворчали, принимая сидячее ровное положение и приветствуя вошедшую женщину.

* * *

Привычка подстраиваться под шаг друг друга здорово выручала Ойкаву и Иваизуми, и друзья почти всегда шли нога в ногу. Без отставаний и опережений. Детский сад показался за следующим поворотом, и Хаджиме подумал, что уже достаточно давно не приходил сюда. С Тобио он виделся часто — в основном на спортивной площадке, где малыш гулял с Тоору, но порой он или Ойкава заходили друг к другу в гости, и тогда Хаджиме мог смело забывать обо всех насущных делах — маленький воронёнок, как порой называл сына Тоору — всецело завладевал его вниманием и не желал отвлекаться даже на зов родителя.

Иваизуми прищурился, вдруг осознав, что друг вполне мог его развести. Конечно, он в любом случае помог бы, но…

— Тобио знает?

— Нет, конечно! Я сам вчера поздно вечером узнал, у меня было полчаса на раздумья.

— То есть, когда ты просил меня посидеть с мелким, то уже дал согласие?

— Ива-чан, ну разумеется. Ой, — Ойкава поспешно прикрыл рот ладонью, но было уже поздно. Правда просочилась наружу. Не то чтобы оно было критично — Хаджиме действительно был лучшим другом — но схлопотать по голове вполне можно было. Тоору поспешил реабилитироваться в глазах друга: — Ива-чан, у меня не было выбора! Станешь работать как я — поймёшь.

Последнее утверждение явно было лишним, так как Хаджиме вмиг разозлился.

— Да ни в жизнь! Я не собираюсь выделываться перед объективами камер, а потом лицезреть себя в идиотских журналах.

— Просто ты не фотогеничен. Ай! — Тоору картинно схватился за пострадавший затылок и надувшись посмотрел на друга: — это было жестоко, Ива-чан.

— Не сдохнешь.

— Изверг.

— Чё?

— Н-нет, ничего!

Тоору на всякий случай отошёл от друга, всё ещё потирая уже не болевшее место. До детского сада осталось рукой подать, и молодые люди непроизвольно ускорились.

— Ребята, к нам в группу пришёл новый мальчик. Он очень волнуется, поэтому давайте поприветствуем его и покажем, как мы рады с ним познакомиться, хорошо?

— Да!

Именно с объявления Суги-сана и последующего за ним стройного хора детских голосов Тобио Ойкава понял, что его размеренная жизнь в садике вот-вот изменится. Круто и бесповоротно. И мальчик был уверен, что перемены эти ему не понравятся. Почему? Да просто предчувствие.

Тобио напряжённо всматривался за спину воспитателя, пытаясь разглядеть юркое рыжее нечто, что успешно пряталось и, по всей видимости, являлось его новым одногруппником. Мальчик закатил глаза, сразу окрестив новичка про себя трусом. Он не помнил своего знакомства с ребятами, но в тот день с ним наверняка был папа — потому что он всегда был на важных для него моментах, — а значит, он, Тобио, нисколечко не боялся.

Наконец Суга-сан закончил свою очередную речь (ему пришлось за новичка рассказать кто он и откуда приехал, так как тот жутко боялся даже на глаза показаться) и мягко отцепил переплетённые на его ноге детские пальцы, аккуратно выталкивая Хинату Шоё к ребятам. Тобио удивлённо вскинул брови: новенький был рыжим! Не просто каким-то рыжим, а очень-очень рыжим, ярким! Даже брови были рыжие! Реакцию маленького Ойкавы скопировали остальные дети, и новичок, смутившись всеобщему вниманию и стремительно покраснев, попытался снова спрятаться за воспитателя. К счастью, Сугавара Коши оказался быстрее.

— Шоё-кун, иди к ребятам, они не обидят. Все хотят познакомиться с тобой.

Видимо, слова воспитателя, как и его поглаживания по спине, несколько успокоили ребёнка, так как он уже более уверенно взглянул на собравшихся возле него мальчишек и девчонок. Глубоко вдохнув, сжав кулачки, новенький зачем-то подпрыгнул и громко закричал:

— Меня зовут Шоё Хината! Рад познакомиться!

«Дурак, Суга-сан уже сказал, как тебя зовут», — Тобио закатил глаза, картинно сложив руки на груди и покачав головой. Он уже не понимал этого Шоё. И почему он продолжал прыгать? От вечного движения начали болеть глаза.

Ойкава уже открыл рот чтобы прикрикнуть на новичка и сказать ему прекратить, когда вмешался Суга-сан. Воспитатель аккуратно взял Шоё за плечи, успокаивая.

— Детка, не нужно так прыгать, другим неудобно на тебя смотреть.

— Простите! — незамедлительно пискнул мальчик и поспешно склонился в полупоклоне.

— Ну-ну, всё хорошо, — Сугавара ободряюще улыбнулся, отметив про себя, что столь милого ребёнка в их группе ещё не было. Тряхнув головой, молодой человек поспешил избавиться от неуместных мыслей: нельзя выбирать себе любимчиков.

Шоё на всякий случай склонился и перед одногруппниками, но быстро выпрямился. Хотя слегка ещё подрагивающие коленки выдали его волнение. Оттянув лямку зелёного комбинезона, мальчик неуверенно огляделся, а после улыбнулся. Всем и каждому в игровой комнате; тепло и искренне, немного ослепляюще. Тобио нахмурился ещё сильнее: улыбка рыжего новичка была такой красивой, а вот его собственная… Несмотря на то что отец давно перестал дёргаться всякий раз, стоило ему улыбнуться, и даже радовался этому, маленький Ойкава по-прежнему чувствовал смятение одногруппников, стоило уголкам его губ подняться. Он ведь не был страшным, так почему?! Почему все тотчас отходили на несколько шагов, решив, что он замыслил что-то недоброе? Подобная несправедливость обижала Тобио и, несмотря на то что в присутствии отца и Иваизуми Хаджиме он продолжал улыбаться, в садике отчаянно следил за своим лицом, стараясь сохранить нейтральное выражение.

Размышления Тобио были прерваны нагло толкнувшим его Кеем. Тобио надулся, послав ему злой взгляд, но старший мальчик даже не обернулся. Ойкава сжал кулаки. Отношения с самым высоким мальчиком из их группы у него не заладились ещё с первой встречи, и он искренне недоумевал, чем заслужил его издёвки. Противный Тсукишима делал всё чтобы отравлять ему жизнь и не упускал шанса лишний раз высказаться о его отце, о нём самом и вообще — гадости сыпались из него как из рога изобилия. В самый первый раз Тобио пожаловался Суге-сану и тот отругал Кея, но желаемого результата оно не принесло: Тсукишима извинился в присутствии воспитателя, а потом подловил Тобио одного, обозвал ябидой и слабаком и заявил, что взрослые мальчики решают свои проблемы сами, а не зовут на помощь воспитателей или — тем более — родителей. Словно прочёл мысли Тобио рассказать об издёвках папе. В тот момент маленький Ойкава твёрдо решил, что больше никогда и никому не расскажет о противных словах противного Кея. Этот мальчик задирался только потому что был выше всех, а так как сам Тобио всё ещё рос, ему не нужно было обращать на него внимания. Во всяком случае, так сказал папа, когда он попытался описать действия одногруппника, сокрыв, что тот цеплялся и к нему.

— Почему ты пришёл к нам? Из твоего садика выгнали?

Тобио нахмурился, мысленно возмутившись словам Кея. Конечно, тот обращался к новичку и он (новичок) тоже не понравился Ойкаве, но личная неприязнь не была поводом обижать его. Всё-таки этот Хината Шоё вряд ли мог контролировать свою прыгучесть. Отец как-то упоминал о слишком шумных и подвижных детях и даже дал им какое-то длинное сложновыговариваемое название, объяснив, что злиться на них не стоит: как сам Тобио не может справиться со страхом темноты, так эти дети не могут спокойно усидеть на месте. Ойкава перевёл взгляд на застывшего мальчика, ожидая его реакции. Кей почти всех до слёз доводил, и было интересно, падёт ли новичок тоже его жертвой.

Однако Хината удивил.

— Если тебя выгнали, не значит, что других тоже! Нам пришлось переехать из-за того что дом стал маленьким после рождения Натсу. — Шоё притопнул ногой и вдруг гордо выпятил грудь: — она моя младшая сестрёнка, ей всего ноль лет и три месяца. Она красивая, хоть и плачет вечно.

Наблюдая чистой воды изумление на лице противного Кея, Тобио понял, совсем не против подружиться с рыжим мальчиком. Шоё стал всего вторым, не считая Тобио, кто не заплакал из-за слов Кея. Даже умудрился дать ему отпор, хоть сначала дрожал от страха знакомства. И это определённо добавило ему очков в глазах юного Ойкавы. Тобио нахмурился, поняв что сам он так и не смог противостоять Тсукишиме и просто молчал и хмурился на его издёвки. Но не плакал, нет.

— Пф, да всё равно. — фыркнул Кей и поправил очки, что несколько зловеще сверкнули в свете лампы. Отвернувшись, поспешил уйти в другой конец игровой комнаты. За ним тотчас увязался Ямагучи.

До прихода Хинаты Тадаши Ямагучи был самым низким и, словно по насмешке судьбы, тянулся к самому высокому в их группе, к Кею. Для Тобио до сих пор было загадкой, почему Тсукишима — ходячая язва и раздражающий всезнайка — был снисходителен к Тадаши. Мальчик этот был робкий и хилый, с россыпью веснушек на щеках и носу, из-за которых был вынужден терпеть насмешки сверстников, а иногда — удивлённые, немного сочувствующие взгляды взрослых. Но Тобио ни разу не слышал, чтобы Кей дразнил Тадаши из-за этого. Словно бы не замечал. Хотя, наверняка так и было: Тсукишима редко смотрел или разговаривал с Ямагучи, который слишком желал угодить и практически стал его тенью. Тем не менее, отношения этих двоих наверное можно было назвать дружбой, пусть и с натяжкой.

Лёгкое давление на плече заставило Тобио обернуться.

Боль во лбу распространилась по всей голове, отдавая молоточками и немного пульсируя. Тобио не сдержал недовольного шипения, схватился за пострадавшее место и, приоткрыв один глаз, зло уставился на практически скопировавшего его позу Хинату. Только у Шоё глаза были на мокром месте — видно, большая сила удара пришлась именно на его лоб.

— Больно, — проскулил Шоё, принявшись старательно массировать место удара, попутно вспоминая, что мама в таких случаях всегда прикладывала ложку. Зачем — непонятно, но боль проходила. Жалко кивнув сам себе, мальчик ухватился за рукав кофты собрата по несчастью и поволок того в направлении столовой.

— Что ты хочешь?

Несмотря на попытки вывернуться, Тобио было интересно, что задумал новичок.

— Мама всегда прикладывает ложку, если я ударяюсь головой. — Шоё удивился, поняв, что хмурый мальчик, с которым он хотел познакомиться, ничего не знал о таком важном способе унять боль. Нужно было срочно исправлять это недоразумение, и Хината ускорил шаг. Сила сопротивления в лице буксируемого одногруппника также увеличилась. Шоё в недоумении обернулся: неужели ему не было больно? Странный.

— Сам дойду. — буркнул Ойкава, всё-таки вырвав кофту из цепких пальцев Хинаты. Ходить за ручку он мог только с папой и то не всегда.

Тобио не видел никакого смысла приставлять что-то неприятно-холодное к и так больной голове, но не мог не вспомнить, как однажды, когда он сильно стукнулся о косяк двери, папа прижал ему к затылку холодную ложку. Боль никуда не делась, зато не появилась шишка. Но в других случаях папа просто обнимал его крепко-крепко, гладил и дул на больное место и от этого как-то сразу становилось хорошо. Но в садике папы не было, а идти к Суге-сану не хотелось: Кей не упустит причины поиздеваться. Поэтому Тобио решил последовать примеру новичка и взять ложку. Благо, их повар прекрасно понял невнятное мычание двоих детей и поспешно выдал столовые приборы, на всякий случай показав, как и куда прикладывать.

Мальчишки разместились на лавочке, дрыгая ногами и периодически переглядываясь. Тобио хотел завязать разговор, но никак не мог решить, что стоит сказать — в памяти свежи были наставления отца хорошо подумать прежде чем открывать рот. Он не хотел, чтобы Хината понял его неправильно.

— А как тебя зовут? — Шоё не выдержал напряжённой тишины.

— Ойкава Тобио. — охотно ответил Тобио и едва успел сжать губы на встречном вопросе «а тебя?». Это было бы глупо, а еще некрасиво — будто он не слушал представление.

— А у тебя есть братья или сёстры?

— Нет. — Ложка нагрелась и Тобио попытался перевернуть её другой стороной, но потерпел фиаско и отложил её на скамейку. — Я и не хочу.

— Почему? — Искренне удивился Шоё. Несмотря на то что Натсу была порой слишком громкой, шумной и совершенно не давала выспаться, он не мог уже представить свою жизнь без сестрёнки.

— С ними плидётся делить папу, а он и так ледко может иглать со мной.

Шоё замолчал, не зная, как ответить. Его родители всегда уделяли и ему, и Натсу вдоволь времени, так что он почти не чувствовал ревности. Ну разве что в моменты, когда им обоим что-то было нужно и родители в первую очередь удовлетворяли запросы сестры. Но ведь он был старшим, а значит, мог потерпеть.

— А мама? — решил всё для себя прояснить Хината.

— А? — не понял Тобио.

— Мама часто бывает с тобой? — перефразировал свой вопрос Шоё и удивлённо вскрикнул, когда новый знакомый разозлился и швырнул в него ложкой, после чего потопал в сторону игровой комнаты. —«Что с ним?»

Тобио не знал, как сказать, что мама с ними не живёт — это, оказывается, было так странно, что все смотрели на него большими глазами — он не хотел снова увидеть этот глупый взгляд, а потому предпочитал молчать. Но вопрос Хинаты почему-то разозлил, и он не придумал ничего лучше, чем бросить в него ложку. К счастью, та попала по комбинезону, не причинив боли. Но вопрос о маме всколыхнул в детской душе уже залёгшие на дно вопросы и чувства.

Почему она ушла? Неужели её работа так далеко, что она не может даже на праздники приехать? Он не знал, где находится Мияги, но папа говорил, что от Токио это далеко.

Маленький Ойкава потёр ещё саднящий лоб и тяжело вздохнул. Когда он только пришёл в садик, дети — как и Шоё сегодня — спросили его о маме; не потому, что им было интересно, просто так. И невероятно удивились, узнав, что с папой они живут вдвоём. Кей даже сказал, что она, вероятно, просто его не любила, и это послужило началом войны между мальчишками. Потому что Тобио точно знал: мама его любит. Так говорил папа, так она писала в открытках, присылаемых ему на День рождения вместе с подарками. Конечно, читать маленький Ойкава пока не умел и за него это делал отец.

— Чего ты разозлился? Я тебя чем-то обидел? — Хината Шоё выскочил перед ним из ниоткуда, и ушедший в себя Тобио даже подпрыгнул от неожиданности. Рыжий мальчик рассмеялся: — Ты чего?

— Я тебя не заметил. — неловко буркнул Ойкава, сделав попытку обойти новичка. Шоё, однако, так просто отступать был не намерен.

— Я же вопрос задал! Ответь!

— Я не злюсь. — бросил Тобио, надеясь, что его оставят в покое.

— А выглядишь как будто злишься. — Не собирался замолкать Хината, снова начав подпрыгивать.

Тобио закатил глаза. Мельтешение мальчика начинало его раздражать, а отсутствие нормального ответа в мыслях и на языке ничуть не способствовало улучшению настроения. Куда делся Суга-сан? Он, как и папа, всегда находил нужные слова, если он (Тобио) был чем-то расстроен или на что-то зол.

— Отстань.

— Ну вот, а говорил что не злишься!

— Отцепись!

— Нет, пока не скажешь, в чём дело!

Шоё мёртвой хваткой вцепился в кофту Тобио, пытаясь насильно развернуть нового знакомого к себе и заговорить до смерти. Непонятно почему, но этот хмурый мальчик понравился ему и не вызывал страха, и Хината искренне хотел подружиться.

— Оставь Короля в покое, Сё-кун, — Мальчик со странной, вытянутой причёской, чем-то напоминающей Хинате нелюбимую репку, подошёл к ним, держа в руках большой сине-жёлтый мяч. — Он не любит быть с другими.

— Правда?

— Да.

— А почему он Король?

— Потому что всем приказывает.

Шоё непонимающе склонил голову набок. Как Тобио мог приказывать своим одногодкам? Нет, не так. Как он вообще мог кому-то приказывать? Он же маленький, а маленькие должны слушаться старших.

Тобио в раздражении закатил глаза.

Его глупые одногруппники были слишком ограниченными, чтобы понять его слова. Он никому не приказывал, просто говорил, как сделать чтобы получить лучший результат, но глупые одногруппники не слушали и в итоге все их игры заканчивались падениями, неудачами, сдёртыми ладошками или коленками и, естественно, морем слёз. А ещё их игры были слишком нелогичными, но говорить об этом было бесполезно: все продолжали играть в «ручеёк», водить хороводы и крайне неудачно прятаться при игре в прятки. Серьёзно, как они могли считать себя хорошо спрятанным, если всем было прекрасно видно их ноги, руки или попу? Однажды он поделился своими умозаключениями с отцом, и тот, минут десять повосхищавшись его умом, посоветовал не обращать внимания на нелогичность его друзей-приятелей и играть так, как нравится в первую очередь ему самому. Но и пытаться доказать свою правоту отец не советовал. «Они не виноваты, что немного ограничены, но не стоит их обижать правдой. Они ещё маленькие. Это ты у меня такой умница и всё понимаешь, а они ещё глупые», — Тобио тогда очень обрадовался, что папа считал его умнее его сверстников, и, не желая его разочаровывать, твёрдо решил игнорировать все обидные слова в свой адрес. И у него получалось. Правда, пока дело не касалось противного Тсукишимы Кея. Слова только этого мальчика маленький Ойкава не мог не слышать — слишком уж обидными они порой были — и напрягался всякий раз, когда недруг оказывался по близости. Как же ему порой хотелось врезать этому Кею! Но нельзя, ведь иначе сначала Суга-сан его отругает, а потом ещё и от папы попадёт: родитель не раз говорил, что драка — не лучший способ решать проблемы. Правда, дядя Ива как-то упоминал, что сам Тоору очень даже любил помахать кулаками в дошкольные и школьные годы и более-менее успокоился только в университете. Но это не точно. В любом случае, сам папа рьяно отрицал своё рвение решать всё силой и заявлял, что он прирождённый пацифист. Что значило это слово Тобио не знал, но предположил, что что-то хорошее.

Возня на заднем фоне отвлекла мальчика от мыслей, и он хмуро посмотрел на подошедшего к Киндаичи и Хинате Куними. Мальчик этот был достаточно тихий, но имел тяжёлый характер и, после двух или трёх неуклюжих попыток заключить с ним дружбу Тобио бросил это дело. Куними подтвердил слова Киндаичи о дурном характере Тобио, и Тобио, в очередной раз раздражённо фыркнув, повернулся и пошёл к углу игровой комнаты. Там он мог побыть наедине с собой и разыграть фигурками супергероев всевозможные сценарии. К счастью, одногруппники не особо возникали по этому поводу, предпочитая не спорить с Тобио относительно игрушек Человека-Паука, Железного человека и, конечно же, Халка и довольствуясь оставшимися супергероями. Иногда они пробовали играть вместе, но чаще всего длилась такая игра не дольше десяти-пятнадцати минут банально из-за несовпадения видения истории играющих. Именно поэтому Тобио чаще всего играл сам с собой, когда никто не мог испортить ему уже продуманную игру, реплики героев и злодеев (чаще всего оными были мягкие зайцы и другие представители животного мира. Просто потому что глупые девчонки отказывались делать из своих кукол злодеев и приходилось довольствоваться тем что было).

— Ух ты! Это же редкая фигурка! Человека-паука в жёлтой жилетке почти не найти!

Тобио подскочил от неожиданности, стоило за спиной раздаться действительно громким возгласам Шоё. Мальчик прижал игрушку к груди, перевёл дыхание и обернулся, чувствуя, как брови сами собой свелись к переносице. Он даже не заметил как это рыжий мандарин — почему-то такая ассоциация возникла с новичком — оказался рядом. Он что, не слышал, что сказали Куними и Киндаичи?

— Дай посмотреть!

— Нет.

Тобио вскинул руку с игрушкой, не позволяя более низкому мальчику забрать её. Ойкава и сам не знал, почему вдруг у него появились такие собственнические чувства к совершенно не его игрушке, но отступать не собирался. Новичок только-только пришёл в их группу, а значит должен был с уважением относиться к более ранним её представителям.

— Не жадничай. — Шоё нахмурился, понимая, что новый знакомый не собирается делиться. Он попытался обойти Тобио со спины, но тот ловко поворачивался вместе с ним и скоро они стали напоминать маленькую карусель, верхушкой которой была небольшая пластиковая фигурка Человека-паука в своём красно-синем прикиде и жёлтым пиджаком поверх него. Примерно на десятом круге у мальчишек закружилась голова, и оба, шатаясь, разбрелись в разные стороны. Шоё уткнулся спиной в стену, приложив руки к голове, а Тобио осел на ковёр, слабо сжимая в руке игрушку. И Хината просто не мог не воспользоваться этим.

— Эй! — Тобио возмущённо поднял голову, почувствовав, что его любимого Человека-паука вырвали из его рук. — Отдай!

— Я тоже хочу поиграть, он не твой. Он общий, — в подтверждение своих слов Шоё обвёл левой рукой вокруг себя, указывая на отвлёкшихся от своих игр и теперь наблюдавших за ним детей. И если сам инициатор всех проблем не замечал посторонних взглядов, то интроверт внутри Тобио просто кричал сделать хоть что-нибудь чтобы только на них перестали пялиться.

Именно поэтому он всё-таки уступил надоедливому шумному новичку и сложил руки на груди, про себя радуясь, что хотя бы фигурка Железного человека осталась при нём. Прикинув, что надо будет хорошо спрятать его прежде чем день в садике закончится и за ними придут родители, маленький Ойкава кивнул сам себе и прикрыл игрушку покрывалом, обыкновенно валяющимся на полу в этом самом углу. Он так и не понял, для чего воспитатели упорно стелили его на и так тёплый ковёр, но в эту штуку было приятно заворачиваться зимой, когда в комнате, несмотря на отопление, бывало зябко.

— Пш, пш, попался, злодей, я свяжу тебя своей паутиной!

Тобио поморщился, недовольно взглянув на уже начавшего играть с его любимой игрушкой Хинату. Не удержавшись, мальчик фыркнул: по его мнению, Человек-паук никогда бы не сказал что-то такое. Скорее, он бы выкрикнул что-то вроде: «парни, нельзя нападать на простых людей. Повисите пока здесь» — и оставил бы плохих парней приклеенными к стене паутиной. Когда Шоё в очередной раз пшикнул, пародируя звук выстрела паутины, Тобио не сдержался.

— Он так не говолит.

— А у меня говорит!

— Но это не плавильно!

— Это моя игра! Я леша… решаю, как он говорит!

Почему-то поправка буквы выбила Ойкаву из колеи. Он знал, что с непроизносимой «р» у него большие проблемы, но пока другие дети тоже не выговаривали некоторые звуки, это не было чем-то страшным или стыдным. Но Хината Шоё был ниже его, а уже выговаривал все звуки и выговаривал хорошо. И даже противные «р» и «ш» ему давались. Тобио поджал губы. Внутренности затопила противная смесь обиды и зависти, и мальчик почувствовал, как глаза начали покалывать. Он поспешно заморгал, запрокинув голову будто бы в раздражении и немного успокоился, когда невыплаканные слёзы вернулись туда откуда возникли.

Всё, как только папа придёт за ним, он сразу скажет, что готов потратить сколько угодно времени, но одолеть непроизносимый звук. И снова стать одним из лучших в развитии группы. Главное не забыть сказать.

— Тобио, у тебя же Железный человек? Давай вместе, моему Пауку одному не победить злодеев.

Тобио удивлённо распахнул глаза и даже, забывшись, приоткрыл рот. Шоё приглашал его поиграть вместе? Но ведь они не обговаривали сценарий и Хината по-прежнему сыпал от имени Человека-паука глупыми фразами, совершенно не прислушиваясь к замечаниям Тобио. Ойкава облизнул сухие губы, чуть поджал их и сдёр заусеницу с большого пальца. Кровь тотчас скользнула вдоль ногтя, забралась под него и незаметно потекла по коже.

— Ты ранен! — Шоё на мгновение растерялся, но быстро вспомнил про пластырь, который мама ещё вечером нарезала на много-много кусочков и сложила в кармашек на его комбинезоне. Это дало мальчику замечательную идею. Поудобнее перехватив игрушку Человека-паука, Хината снова издал шипящие звуки, делая рукой круговые движения, как если бы пластиковый супергерой медленно приближался к Тобио. — На тебя напали злодеи, но я помогу! Вот, я залеплю твою рану своей паутиной.

Немного неуклюже прилепив пластырь на палец Ойкавы, Шоё самодовольно улыбнулся, прежде чем вернуться в игру и взять второй рукой сидящего в ногах мягкого динозавра — именно ему пришлось играть роль главного злодея.

— Ты ранил простого гражданина, я не позволю тебе без-н-но-вовать. Плохим быть, — заключил Хината, поняв, что услышанное по телевизору интересное слово «бесчинствовать» выговорить не в состоянии. Конечно, игра от его запинки стала несколько не такой крутой, но даже так его пока всё устраивало.

— Один ты меня не победишь! — почти прорычал Шоё, говоря за динозавра, вид которого был совершенно не устрашающий и даже Тобио находил его милым.

Маленький Ойкава непонимающе наблюдал за разворачивающейся игрой новичка, постепенно понимая, что идея рыжего мальчика была не так уж и далека от его собственной. Правда, Шоё всё-таки говорил совсем не так, как сказал бы настоящий Человек-паук. Но — пришёл к выводу Тобио — он вполне мог постараться не обращать внимания на глупые слова Хинаты и насладиться игрой.

Впервые у него с кем-то сходились мысли.

Вытащив припрятанную ранее фигурку Железного человека, Тобио пропустил воздух сквозь зубы, пытаясь повторить звук репульсоров, и направил игрушку к «бушующему» динозавру, который уже почти «достал» Человека-паука.

* * *

Аккуратно поставив тарелку с малыми остатками на ней пшенной каши на специальный поднос для грязной посуды, Тобио вернулся в игровую комнату, прикрывая ладошкой зевок. Тихий час прошёл как обычно — сон сморил под самый его конец — и Ойкава как всегда не выспался. Не сумевший толком отдохнуть мозг не спешил обрабатывать информацию, тело вяло выполняло требуемые функции и всё, что хотелось сейчас мальчику — это свернуться на кровати и отдохнуть.

Даже обязательная прогулка после ужина не помогла взбодриться.

Чего нельзя было сказать о Хинате Шоё.

Новенький проснулся ещё более энергичным, чем когда только пришёл в сад, и уже битый час доставал Тобио глупыми речами, играми и просто пустыми рассказами о таких же пустых событиях. Серьёзно, Тобио было всё равно, как смешно Натсу переворачивается с бока на бок, сосёт соску или чмокает губами. Мальчик снова зевнул и устало поплёлся в свой угол, где на ковёр, лениво рассматривая фигурку Человека-паука (Хината наконец вернул её!) на наличие повреждений. Но Шоё очень бережно обращался с любой попадающей ему в руки вещью и игрушка была в полном порядке.

Шоё закончил болтать про сестрёнку и теперь весело щебетал об увиденном во время тихого часа сне, желая посвятить нового друга в мельчайшие подробности. Тобио кивал, слушал в пол-уха и гадал, придёт ли папа вместе с остальными родителями или опять задержится. В этот раз он ничего не говорил, а потому уверенности, что ему не придётся дожидаться его в полном одиночестве (Суга-сан не в счёт) не было.

Родители начали приходить уже спустя четверть часа, и Шоё и Тобио вытягивали шеи, надеясь увидеть среди них своих. Непроизвольно Тобио отметил, что Хината не вскакивал с места, как делали остальные, а спокойно сидел с ним на ковре, словно надеялся, но не верил, что за ним придут рано. И от этого внутри Тобио всколыхнулось что-то вроде признательности к болтливому мальчику. Кажется, они были в похожих положениях. Однако…

— Шо-тян, ты где?

Звонкий женский голос разрезал шум детской возни, и Хината тотчас вскочил на ноги. Бросив короткое «Пока!», он кинулся к пришедшей за ним маме и зарылся носом в её длинную юбку, что-то бурча. Женщина ласково улыбнулась, пригладила непослушные кудри сына и ушла с ним в раздевалку.

Тобио сглотнул ком зависти, покрепче сжал игрушку и несколько потерянно посмотрел на проём, в котором то и дело появлялись чьи-то родители. Это было несправедливо. Почему только его папа постоянно задерживался, почему у других не так? Неужели он чем-то хуже своих сопливых глупых сверстников?

«Он просто занят», — попытался успокоить зарождающуюся истерику Тобио, вытерев глаза рукавом кофты. — «Кей не прав. Папа меня любит».

Мальчик снова вздохнул, подтянул колени к груди и уткнулся в них лбом. Если бы только папа хоть сегодня пришёл пораньше… Хотя бы не самым последним! Тобио крепче сжал себя за плечи. Не плакать. Нельзя. Папа не был виноват, что их мама работает где-то очень далеко, а он сам работает очень долго и тоже далеко. Но понимание ничуть не облегчало общего его состояния, и Тобио чувствовал, как его постепенно накрывает. За истерику его никто не похвалит, наоборот, поругают за несдержанность, поэтому нужно терпеть. Терпеть и ждать.

Вот пришли родители Ячи-чан и родители сопливого Кёске-куна. Родители Киндаичи.

Нужно ждать. Закрыть глаза, сжать фигурки Человека-паука и Железного человека, вспомнить что-то хорошее-хорошее и загадать, чтобы время пошло быстрее. Этой магии его научил Суга-сан, и несколько раз у Тобио получалось, но чаще его ждала неудача.

Нужно ждать.

— Тобио-тян!

— Мелкий!

Тобио резко встрепенулся, не до конца веря, что ему не почудилось. Многих ребят ещё не забрали, а значит папа не мог прийти так рано, но… Это совершенно точно был его голос. И дяди Ивы. Мальчик закрыл рот, поднялся на ноги и неуверенно вышел из своего закутка.

— Папа!

Ноги понесли вперёд прежде чем он отдал им команду, поэтому когда он запнулся о самого себя и начал падать, не до конца осознал происходящее.

— Осторожнее, воронёнок. — Тоору подхватил сына прежде чем тот успел встретиться головой с полом и поднял на руки, решив не рисковать и донести ребёнка до раздевалки. — Не ожидал, что я так рано, да? Мне отменили последнюю пару… урок, поэтому я пришёл раньше. Ива-чан тоже захотел навестить тебя.

— Пл-л-ливет.

— Привет, Тобио. — Хаджиме улыбнулся мальчику, подняв вопросительный взгляд на друга, когда его сын попытался выговорить «р». Тоору отрицательно покачал головой и принял вид не менее задумчивый, чем Иваизуми.

Раньше Тобио не особо стремился освоить злополучную букву, но сегодня явно что-то случилось. Взрослые лишь понадеялись, что над ребёнком никто не издевался. Хотя желание Тобио обрадовало обоих: всё же лучшего результата можно добиться максимально быстро только при стремлении ребёнка учиться. Тоору сделал мысленную пометку поговорить с сыном о его отношениях с другими детьми как только они вернутся домой, а также рассказать о своей командировке. И если с последним проблем возникнуть не должно было — Тобио и раньше оставался с Иваизуми, то касательно первого молодой человек не был уверен. Сын редко желал рассказывать про игры с одногруппниками, а воспитатели не сообщали ни о каких перепалках. Правда говорили, что мальчик часто играет наедине с собой. Это беспокоило молодого отца, но он также понимал, что насильно заставлять ребёнка с кем-то играть было не лучшей идеей. Во всяком случае, никто не говорил, что над его сыном издеваются или что похуже, поэтому он был уверен, что замкнутость Тобио — наследство матери. Кагеяма Киоко была жутким интровертом, и как они с ней вообще сошлись было для Тоору сложнейшей загадкой, ответа на которую он не нашёл до сих пор.

«Ладно, сначала нужно прийти домой, а там разберёмся». — Тоору усадил сына на скамейку и с видом первооткрывателя потянул на себя дверцу шкафчика.

Японская реклама как средство выноса мозга (п/а)

Совершенно случайно вытянув себе роль короля демонов в школьном спектакле в старшей школе, сделав кучу селфи и тематических фото, выложив их в сеть и получив море насмешек, Ойкава Тоору даже не представлял, что спустя года его кривляние на камеру, вернётся ему сторицей. Он успешно забыл о том коротеньком видео и коллаже фотографий, с которых он скалился игрушечными клыками и всячески пытался вжиться в демоническую роль. Не то чтобы играть нечисть ему хотелось — с бо́льшим удовольствием он бы нарядился каким-нибудь добрым и милым существом. Но. В плохом образе он мог совершенно безнаказанно подкалывать одноклассников, язвить и хулиганить, вызывая со стороны наблюдателей недовольные и даже порой злые взгляды. В некоторой степени ему нравилось доводить людей.

Но детские выходки остались в прошлом и теперь, когда ему стукнуло двадцать два, Тоору старался ничем не выделяться из толпы японцев, если только речь не шла о работе. Именно поэтому в данный момент времени он ковылял по людной улице в оборванном чёрном наряде с какими-то перьями на воротнике, с завидным упорством задевая локтями случайных прохожих и таращась на сжатую в руках пачку Pocky как на единственную надежду человечества на светлое будущее. Рога из папье-маше немного сдавливали голову, но всё равно грозились отвалиться при более сильном ветре. Погода явно была не на их стороне. Люди оборачивались, несколько секунд недоуменно косились, но, завидев впереди шатающегося «демона» объективы камер, поспешно возвращали на лица непринуждённый вид.

До момента «Х» оставалось совсем немного и Тоору уже почти доковылял до наименее людного участка дороги — заказчик заранее огородил наиболее красивое место — когда в съёмки вмешался особо сильный ветровой порыв. Поняв, что ещё пара секунд — и он потеряет не только рога, но и не особо пришитый хвост, Тоору решил действовать на месте.

— ДА ЧТОБ ВАС!

На его крик обернулись все, кто только мог, даже что-то вынюхивающий у мусорных баков пёс, и Ойкава понял, что успех рекламы обеспечен. Орал он от души, выплёскивая наружу не только необходимые эмоции, но и всё что «накипело». Включая дурацкий ветер, который не мог подождать, но тем самым сделал момент его превращения в компьютерного монстра более реалистичным. Опавшие листья поднялись в воздух, перья на воротнике всколыхнулись, хвост завилял из стороны в сторону. Аниматорам оставалось только нарисовать воронку и огромный рычащий силуэт с горящими синим глазами. Понимая, что его лицо всё ещё будет проступать сквозь неведомое нечто, что, вероятно, должно было изображать освободившуюся сущность демона, Тоору продолжать орать, не забывая пошире раскрывать рот, демонстрируя объективам накладные клыки. На экране всё это будет смотреться куда эффектней, но даже сейчас молодой человек мог сказать, что популярность не обойдёт стороной новые вкусы традиционной сладости. Эмоции — главный ключ к завоеванию сердец потребителей, а то что его крики, плавно перешедшие с проклятий на мольбы о помощи и полные страданий глаза не останутся без внимания — это точно. Особенно учитывая, что шестилетний малый — второй важный герой в этом дурдоме — довольно убедительно прошептал «братик» и разве что слезу не пустил, сжимая перед телевизором, «транслировавшим» его превращение, такую же пачку Pocky, что и сам Ойкава.

— Снято!

Довольный крик оператора позволил Тоору закрыть рот. Молодой человек потёр горло, собирая как можно больше слюны и разом сглатывая, спасаясь от напряжения связок. Орать во всю мощь лёгких во время ветра — так себе занятие, и Ойкава не желал по прилёту домой слечь с температурой.

— Ойкава-сан, это просто бомба! Вы молодец!

— Благодарю.

Тоору мило улыбнулся и слегка поклонился подошедшему заказчику, который решил лично проследить за процессом съёмок. Видимо, он сам не был до конца уверен, что Ойкава — лучший выбор. Тоору подавил довольное фырканье: теперь этот чувак вряд ли усомнится в его актёрских талантах. Чего стоила только эта сцена, а ведь была ещё куча дублей с другими моментами. Взять хотя бы тот момент в поезде или посиделки возле реки, в которых он любезно предлагал сладости окружающим, делая их счастливее, но те совершенно не спешили делиться с ним. В итоге бедный парень раздал всю вкуснятину прохожим и, не получив свою дозу сладостей, превратился в демона. Посыл был предельно ясен, как и золотистая надпись let’s share на экране, призывающая делиться такими вкусными, но такими дорогими Pocky. А для такой щедрости нужно больше покупать. В любом случае, Тоору был доволен, что в финальной сцене, где производитель перечислял новые вкусы, его лицо словно бы разделили на двое и зрители могли видеть не только стрёмного демона с клыками, рогами и светящимися синим глазами, но и обычного юношу, который просто хотел поесть вкуснятину, но был слишком добр, чтобы раздать её другим.

Да, это определённо сработает.

Его народ любил всё, что вызывало эмоции — неважно какие, главное, чтобы вре́залось в память, запомнилось. А запомнятся эмоции — запомнится и рекламируемый продукт. Такой ход и правда работал. Даже если во время просмотра рекламы некоторые крутили пальцем у виска.

Избавившись от колючего и невероятно холодного для осенней поры плаща, Тоору натянул свитер и закутался в куртку, предварительно сняв с головы тонкий обруч, к которому и крепись его «демонические рога». Как же эта штука давила на голову! Мысленно молодой человек удивился, как девушки могут ходить с ободком весь день и не жаловаться на неудобства. Не иначе, как заговаривают эту штуку. Ведьмы.

До рекламного агентства съёмочная группа добралась на удивление быстро и скоро Тоору не спеша попивал чай, развалившись в мешкообразном бирюзовом кресле. Да уж. Не так он представлял свои первые съёмки в рекламе. Совсем не так. Он вообще думал, что рекламировать придётся новую коллекцию какой-нибудь спортивной компании — с ними молодой человек уже имел дела — но никак не сладости. И не потому, что не хотел бегать с едой, а просто потому что сообщения Тендо даже не намекали, а прямым текстом сообщали о рекламе одежды.

«Впрочем, у этого пришибленного всегда было своеобразное чувство юмора»,— без злости подумал Ойкава, отхлебнув ещё глоток. Чай приятно согревал горло и разливался теплом сначала в груди, а после и по всему организму. Озябшие на улице пальцы наконец полностью согрелись. — «И всё-таки, вряд ли всё так просто. Тащиться в такую даль только из-за пачки Pocky — на Тендо это не похоже».

Мобильный, оставленный на краю журнального столика возле кресла, завибрировал, извещая о входящем вызове. Потянувшись, Тоору лениво взглянул на экран и поспешил принял вызов.

— Ну как твои рекламные съёмки? Крошке Тобио хоть пару пачек Pocky захватил?

Как всегда нараспев поинтересовался Сатори Тендо, от чего Тоору привычно закатил глаза.

Так этот гад всё знал.

— Пока нет, но, полагаю, заказчик в курсе, что у меня трёхлетний пацан?

— Разумеется, Тоору-кун. — по интонации Тендо было трудно понять, о чём тот думал, но Ойкава был готов поклясться, что тот снова маньячно улыбался. Честное слово, мимика этого человека пугала. Как и его любовь к детям. — Я не мог не упомянуть об этих щёчках, ты, кстати, обещал привести его в офис, если уже забыл.

— Да-да, — Тоору постарался придать голосу наиболее безразличную интонацию. Дрожь то и дело пробегала по позвоночнику, но показывать свою слабость Тендо было никак нельзя, иначе этот тип просто не отстанет. — Сейчас у них в садике какие-то важные занятия, так что приведу потом. Лучше скажи, почему ты сообщил, что рекламировать будут новую коллекцию, а на деле оказались новые вкусы Pocky?

«Хрен тебе, а не мой Тобио-тян!»

— О, а я не сказал?

Сатори удивился настолько искренне, что, не знай Тоору этого человека от и до, обязательно поверил бы.

— Ладно-ладно, ты выиграл, — менеджер вернул голосу насмешливый тон, — я действительно утаил от тебя этот бонус. Но согласись, в этом был смысл: иначе ты бы ни за что не согласился, Тоору-кун! А этот демонический прикид тебе реально идёт! Впрочем, тебе всё идёт, но речь не об этом, — последняя фраза была брошена скорее для себя нежели слуха Ойкавы, но Тоору всё равно оценил. Что тут сказать, он любил, когда им восхищались. Но это не снимало с Тендо преступления ужасной лжи. Словно услышав мысленные недовольства своего подопечного, Сатори поспешил раскрыть карты: — Но не подумай, что я затащил тебя так далеко из-за пары пачек сладостей! Новая коллекция и правда есть. Фирма Seidjio новичок на рынке спортивной одежды и им нужен кто-то молодой и обаятельный чтобы показать все плюсы их продукции. Адрес высылать или, может быть, ты желаешь отказаться?

Вкрадчивый голос сделал своё дело и несмотря на всё внутреннее недовольство таким использованием себя любимого, Тоору безоговорочно согласился. Зарплату за рекламный ролик обещали хоть и хорошую, но дополнительные деньги лишними не будут.

«Не думаю, что там будет слишком много всего. За пару часов управлюсь, не впервой».

* * *

«Беру свои слова обратно: это похоже на бесконечность!»

Тоору вытер со лба пот и в два глотка осушил стакан с холодной водой. В студии он торчал уже пятый час, а конца по-прежнему ничто не предвещало. Наоборот, вешалок с новыми комплектами становилось всё больше. И это уже начинало изматывать; возможно, он не чувствовал бы такой усталости, не придись ему с утра пораньше играть демоническое нечто (что нужно было сделать как можно убедительнее).

— Ойкава-сан, Вы как, отдохнули, можем продолжать?

Тоору подавил секундное желание съязвить и нечитаемым взором посмотрел на подошедшую девушку, которой на вид было лет семнадцать. Она была довольно робкой и молчаливой, но это не помешало молодому человеку выяснить, что она ещё учится в старших классах и подрабатывает помощником ассистента в свободное время. В трёх словах, девочка на побегушках.

«Но какая же назойливая, хоть и тихоня!» — взвыл про себя Тоору.

— Конечно, Риса-чан. — молодой человек сложил пальцы в жесте victory, вымучив из себя улыбку. К счастью, годы опыта работы на камеру научили его искусно скрывать настоящие эмоции и девушка даже не заподозрила, что настроение у Ойкавы на деле было так себе.

Поднявшись со слишком удобного кресла и поспешно отведя от него глаза, чтобы не манил, молодой человек поставил пустой стакан на тумбу, хрустнул суставами и вытянул руки над головой в попытке расслабить мышцы спины. Поясница уставала постоянно находиться в идеально ровном положении и требовала хотя бы минутной крючкообразной позы. К сожалению, позволить себе такую роскошь Тоору мог только по окончании фотосессии, а в ближайшие пару часов этого точно не предвиделось. Вот зачем столь молодой и неизвестной пока фирме столько продукции? Подождали бы да посмотрели, вдруг покупателям вообще не зайдёт и придётся полностью менять ассортимент!

Ойкава вздохнул, понимая, что сказать подобное не может. Да и одежда, если быть честным, была довольно удобной. Хотя с разнообразием цветовой гаммы были некоторые проблемы: слишком много белого, бирюзового и зелёного и слишком мало других оттенков. Но это дело десятое. Сначала нужно разрекламировать продукцию и убедить потенциальных покупателей, что лучшей спортодежды не найти если не во всей Японии, то в Мияги точно. И с последним Тоору, скорее всего, действительно мог помочь: его лицо и тело красовалось на обложках и внутри многих спортивных и нет журналов, и людям он определённо нравился. В противном случае, его twitter и instagram-аккаунты не собрали бы столько подписчиков. Да и в родном Mixi поклонников было не меньше. Он определённо пользовался популярностью, а значит и доверием.

И белый цвет, как и бирюзовый, определённо ему шёл.

Тоору натянул светлую олимпийку, отмахнувшись от вездесущих помощников, сам зашнуровал кроссовки и прошёл к фону, параллельно подхватывая лежащий на полу волейбольный мяч. Несмотря на маячившую впереди очередь из вешалок со всевозможным облачением, Тоору приободрился: заказчик решил включить в коллекцию волейбольную тему. Новенькие кроссовки и правда оказались на редкость удобными. Уплотнённая подошва, гибкость, мягкость и непередаваемая лёгкость — что ещё надо для комфортных прыжков, жёстких, порой, приземлений и скорости. На губах молодого человека появилась улыбка.

Как давно это было!

С волейболом было покончено в третьем классе старшей школы, в момент проигрыша в весеннем турнире. Чёртова Шираторидзава со своими длинными и непробиваемыми игроками и, особенно, капитаном! Ух, Тоору искренне ненавидел всё, что было связано с этой академией и, в особенности, с волейбольной командой. Вся стратегия, все тренировки — всё полетело в тартарары! И не потому, что у Аоба Джосай была слабая команда — нет — они были лучшими в префектуре, а потому что против двух с половиной метров и массивных фигур нет приёма. Как бы сложны ни были их атаки, как бы быстро они не двигались, как бы ни старались — почти всегда эти туши, вряд ли вообще похожие на старшеклассников, умудрялись удержать позиции. Очки команде Ойкавы удалось взять на подачах и редких ошибках противников. Хуже быть просто не могло. В тот момент Тоору чувствовал себя и ребят не только униженными, но буквально раздавленными, вдавленными в землю и попранными ногами. Это было не справедливо. Совершенно. Они были сильной командой, но проиграли чисто из-за телесного преимущества соперников.

«Монстры», — Тоору передёрнул плечами в бессильном гневе.

Теперь уже не было смысла раз за разом прокручивать в голове ход игры, искать любые, пусть совсем крошечные лазейки для возможной победы. Но почему-то Тоору всё равно не переставал этим заниматься. Будто ответ позволит ему повернуть время вспять и выиграть.

— Ойкава-сан, боюсь, столь хмурое выражение лица отпугнёт читателей журнала…

«Ой».

— Прости-прости, задумался! Просто задумался! — Тоору хлопнул себя по лбу и сложил ладони, показывая, что совершенно не желал медлить или как-то оскорбить компанию. — Просто кроссовки и форма будто вернули меня на школьную площадку, вернуться куда я, увы, уже вряд ли когда смогу.

Помощники, фотограф и представитель заказчика понимающе улыбнулись. В их глазах засветилось что-то очень похожее на удовлетворение, и Ойкава понял, что выиграл.

— Мы бы хотели сделать фото в прыжке, если получится. Думаю, так мы сможем привлечь бо́льшее внимание к нашей продукции.

Ойкава задумчиво кивнул. В желании заказчика был смысл, но вряд ли они понимали, сколько сил и времени уйдёт, чтобы подобный снимок удовлетворил всех. Впрочем, идея Тоору нравилась и он был совсем не против поднапрячься, если потом, листая журнал, сможет полюбоваться на себя, замершего в позе своей коронной подачи.

Видео на ютубе были классными, спору нет, но фото — совсем другой разговор.

* * *

Добредя до гостиницы и не заснув по дороге разве что чудом, Ойкава практически вполз в свой номер и ещё полтора часа провёл в тёплой ванне. Вода успокаивала, снимала напряжение и помогала обдумать случившиеся события. День прошёл… плодотворно. Определённо.

Он жутко устал.

Тоору вздохнул и погрузился в воду по нос, закрыв глаза и пытаясь игнорировать тот факт, что вода затопила уши: ощущения не из самых приятных. Молодой человек на ощупь взял бутылку с шампунем, нанёс его на волосы и вспенил, осторожно массируя; вспомнилось, как он впервые купал Тобио и как боялся ненароком сделать что-то не так. Например, случайно утопить младенца, потому что тот выскользнет из рук… Тоору фыркнул: теперь эти страхи казались смешными, но на тот момент всё было серьёзней некуда.

Мысли о сыне в мгновение ока вытеснили все размышления о работе, и молодой человек почувствовал новую волну беспокойства. Разумеется, он доверял Хаджиме как себе, но всё же… Как там мелкий, всё ли в порядке, не плачет, поел ли? — вопросы роились в голове, не позволяя расслабиться. Он впервые оставил сына так надолго, и не был уверен, как тот отреагирует, когда папа не вернётся за ним вечером, как обычно. Сможет ли Иваизуми доходчиво объяснить малышу, что родитель не бросил и никогда не бросит его, а просто уехал по работе и утром обязательно вернётся? У Тобио была привычка относиться к подобным заверениям с некоторой долей скептицизма, явно доставшейся ему от матери. И это делало трёхлетнего малыша похожим на миниатюрного взрослого, когда он погружался в свои, только ему ведомые размышления.

Оставленный на полке телефон пиликнул и моргнул синим индикатором, показывая, что пришло сообщение в Mixi. Через пару секунд сигнал повторился, и Тоору недовольно нахмурился.

— Задолбали, даже помыться нормально не дадут… — Тоору потянулся за полотенцем, вытер руки и взял мобильник. — О, Ива-чан?

Сердце начало биться быстрее. Друг не имел привычки присылать ему что-то в соцсетях, а учитывая, что в данный момент этот самый друг нянчился с его сыном, наверняка должно было произойти нечто страшное. Пальцы Ойкавы замерли над сообщением. Он боялся открывать фотографию.

«Не тупи, Тобио-тян жив-здоров! Ива-чан ни за что не стал бы присылать тебе фото мёртвого или искалеченного сына! Всё хорошо!»

Тоору сделал глубокий вдох и такой же глубокий выход, потряс головой, повёл плечами, сбрасывая неприятный холодок, и, собравшись с духом, ткнул в иконку сообщения. Фотография грузилась долго, и молодой человек успел передумать тысячи причин, по которым друг решил бы с ним связаться, но когда паника уже почти полностью завладела сознанием и Тоору принялся в срочном порядке смывать шампунь чтобы нестись в аэропорт, картинка открылась.

— Боже… Тобио-тян... — Ойкава облегчённо выдохнул и плюхнулся обратно в воду, совершенно не переживая на счёт выплеснувшейся на пол воды и пены. Изо рта вырвался нервный смешок, плавно переросший в умилённую улыбку.

Его малыш был в порядке.

Просто уснул. Почему-то в своём любимом сине-белом костюмчике со вторым номером и огроменных (самого Тоору) кроссовках, непонятно как вообще держащихся на крохотных ножках. Плюс ко всему, Тобио крепко прижимал к себе мячик и сосредоточенно хмурился, словно даже во сне пытался освоить все тонкости волейбола. Хотя, возможно, именно так оно и было: как и его отец, мальчишка был будто бы одержим мячом.

Иваизуми отложил телефон на стол, закатив глаза на кучу смайлов от Тоору в ответ на безобидную фотографию, подхватил спящего ребёнка на руки и отнёс на кровать. Малыш не проснулся. Значило ли это полное доверие или же то, что мальчишка за день полностью вымотался, Иваизуми не знал, но подозревал, что повлияла смесь первого и второго.

Они здорово набегались, напрыгались и наигрались и, в довершение всего, Хаджиме, по обыкновению открыв альбом, превзошёл сам себя, рассказав Тобио совершенно невероятную историю об одном матче его отца. Там были и пришельцы, и зачарованный мяч, и сам Тоору с, почему-то, магическими силами. Тобио слушал, широко распахнув глаза и раскрыв рот, кивая на каждое слово. Честное слово, этот малыш был слишком доверчивым. Или же на его восприятие так повлияло участие в истории Тоору? Иваизуми знал, что Тобио идеализировал своего отца, вследствие чего им было очень легко управлять: достаточно сказать, что то или иное действие не понравится (или, наоборот, понравится) Тоору — и ребёнок сразу переосмысливал свои поступки.

Телефон завибрировал, оповещая о новых сообщениях, и Хаджиме сжал зубы. Сомнений, кто писал, не было. Мысленно пообещав себе убить Ойкаву-старшего, если малой проснётся, молодой человек схватил телефон и на цыпочках вышел на кухню.

«Скажи моему воронёнку, что папочка вернётся с сюрпризом! ٩(◕‿◕｡)۶».

Бровь Хаджиме нервно дёрнулась. О каком сюрпризе идёт речь он догадывался, но слащавые речи друга порой настолько выводили из себя, что не подколоть Тоору он не мог:

«Надеюсь, ты не имеешь в виду ещё одного мелкого? Тобио может и будет рад стать старшим братиком, но я вот точно свихнусь».

Едва сообщение улетело отправителю, как виртуальное перо пришло в движение. Судя по интенсивности, Тоору был возмущён до предела.

«ИВА-ЧАН!!! (╬ Ò﹏Ó)»

Хаджиме сжал кулак, довольный, что в этот раз явно уделал через чур болтливого друга. Впрочем, если у того хватило энергии на пропечатывание дурацких смайлов, значит не так уж он и обиделся, как пытался показать. В этом был весь Тоору. Горделивый, но самокритичный, вспыльчивый, но отходчивый. Порой Иваизуми искренне недоумевал, как в одном человеке могли проявляться столь разные черты характера с интервалом в несколько минут. В любом случае, это давало ему возможность орать, отчитывать и даже пинать лучшего друга, если тот своим поведением того заслуживал.

Успокоив разошедшегося на обиженные смайлы Тоору, Хаджиме пожелал другу спокойной ночи и выключил мобильник, прекрасно зная, что иначе от Ойкавы-старшего не будет отбоя. А ему и Тобио нужно выспаться. И если малыш и так спал как пшеницу продавши, то Хаджиме привык засыпать в тишине. Звук тикающей стрелки часов не в счёт.

* * *

Утро началось для Иваизуми Хаджиме и Ойкавы Тобио с оглушительного трезвона домашнего телефона. Молодой человек подскочил на кровати, вырванный из сладкого сна, и, про себя проклиная звонившего, снял трубку.

— Придуркава, нормальные люди ещё спят, вообще-то! — гаркнул Хаджиме, не особо заботясь, что его крик разнёсся по всей квартире. Мелкий итак уже проснулся, а соседи… ну, стены хоть и были «картонные», но не настолько же. Наверное.

— Грубо, Ива-чан! — возмутился Тоору. — вообще-то по делу звоню. Кстати, как узнал, что это я?

— А кто ещё станет звонить в субботу в шесть утра?

На том конце ненадолго замолчали, из чего Иваизуми сделал вывод, что Тоору понял и даже согласился с его мыслью. Честное слово, этот парень был достаточно умным и находчивым чтобы заполучить всё то, что желал, но ему катастрофически не хватало мозгов чтобы понять порой элементарные вещи.

Хаджиме тяжело вздохнул:

— Ладно, проехали. Что там у тебя стряслось?

— Мне удалось поменять билеты на более раннее время, поэтому вернусь уже после обеда! Часиков около трёх, думаю. Я насмотрел Тобио-тяну шикарную мягкую ворону, но никак не могу решить, какая лучше ему понравится: огромная или маленькая. Предупреждая твои возмущения: это и правда важно!

— Маленькую он может взять с собой в сад, а большая ему на что? Разве только дома играть, — шумно выдохнув через нос ответил Хаджиме. Ему и раньше доводилось выслушивать дурацкие и порой совершенно пустые вопросы от лучшего друга, но в этот раз тот превзошёл сам себя. Звонить в такую рань ради такой ерунды! Если бы не сотни разделяющих их километров, Хаджиме бы точно набрался сил да пришёл домой к Ойкаве чтобы от души врезать тому по «безмозглой башке».

Тоору тем временем не спешил успокаиваться. Странные шумы в трубке дали знать, что Ойкава пытался что-то то ли взять, то ли, наоборот, убрать. Наконец, когда с неведомыми действиями было покончено, он снова вернулся к разговору. За секунду до того как Хаджиме решил повесить трубку.

— Знаешь, Ива-чан, я вчера, когда выбирал, тоже так подумал… — шумы раздались снова, и Хаджиме закатил глаза. Бессмысленный разговор обещал затянуться. — поэтому, решил не рисковать и купил обе игрушки!

В голосе Ойкавы сквозила радость и некоторая степень самодовольства, от коей у Хаджиме постоянно сдавали нервы. Жилка на виске вскочила и в этот раз.

— Так какого хрена ты тогда спрашиваешь, раз давно сам всё решил?!

Трубка с лёгким звоном заняла своё место на подзарядке, обрывая разговор. Иваизуми выдохнул сквозь зубы, помотал головой и пошёл к Тобио. У всех людей друзья нормальные и только у него — придурок придурком. Протопав в спальню, молодой человек наткнулся на пару заинтересованно глядящих на него синих глаз и почувствовал, как гнев начал потихоньку отступать. Тобио был таким невинным и хорошеньким, что хмуриться в присутствие этого ребёнка казалось странным, даже учитывая, что сам малыш редко когда не сводил бровки к переносице и не надувал щёчки. Но так он показывал свою сосредоточенность на чём либо, а вовсе не злился; он вообще был довольно жизнерадостным ребёнком.

— Па?

Тобио перекатился с живота на спину, разбросав руки и ноги в стороны. Хаджиме непроизвольно улыбнулся.

— Да. Сказал, что приедет раньше, возможно сразу, как ты проснёшься днём.

— Тогда я не буду спать, — нахмурился малыш.

— Неа, так не сработает, — Хаджиме усмехнулся на серьёзный вид Тобио, поражаясь, насколько похожая мимика была у Тоору, когда ставил перед собой цель. И речь тут не про девочек, а про вполне серьёзные вещи: победу на отборочных, сдачу сессии, перехват крупного заказа у конкурентов… Несмотря на порой глупый вид и кажущееся отсутствие мозгов, Ойкава Тоору был прекрасным стратегом и всегда добивался своего. Но рожи корчил при этом — врагу не пожелаешь увидеть. Хаджиме усмехнулся сам себе, вспомнив, как вздрогнул непрошибаемый капитан из Шираторидзавы, когда после поражения Тоору не только не признал себя проигравшим, но и пообещал сопернику реванш, правда, от победившей их команды. И лицо — а особенно, взгляд, — Ойкавы было поистине устрашающим.

Тобио заметно поник и сжал в кулачках простынь, как всегда делал, когда был чем-то расстроен. Хаджиме пришлось пинком выбросить из головы жалость, потому что каким бы печальным малой ни казался, разрешать ему бодрствовать весь день было нельзя: как и все дети, уставая, он начинал капризничать и медленно испытывать терпение взрослых. Но попытаться смягчить участь Тобио стоило.

— Эй, как насчёт такой сделки, — Хаджиме сел на кровать, притянув мальчишку себе на колени и взъерошив ему макушку, — когда наступит пора спать, ты послушно ляжешь, а я, так уж и быть, разбужу тебя пораньше. И мы сразу поедем встречать твоего папу, — поспешно добавил Хаджиме, увидев, что ребёнок открыл рот для спора.

Тобио задумался. Спать днём он жутко не любил, потому что никогда нормально не высыпался, просыпаясь ещё более усталым, чем когда ложился. Никакое смирное лежание с закрытыми глазами не помогало, как не помогали и различные глупые, смешные образы, возникающие в голове явно для того чтобы расслабить сознание и помочь уснуть. Ничего. Совсем. Ну, разве что когда отец сидел рядом и механически поглаживал его по голове… Ладно — кивнул сам себе мальчик, — сон был не таким уж страшным условием для раннего возвращения родителя.

— Ну? — Выгнул бровь Хаджиме, наблюдая за мимикой подопечного пришедший к выводу, что тот наконец всё для себя решил.

— Угу. — Кивнул малыш.

Иваизуми позволил линии плеч расслабиться и ласково улыбнулся. Тобио вопреки своему возрасту порой мыслил уж слишком рационально (а может, всё дело было в умении Хаджиме общаться с детьми?) и убедить его в чём-либо часто не требовало много усилий. Стоило лишь намекнуть, что тот или иной ход событий будет наиболее благоприятным.

Удивительное дитя.

Оказав помощь Тобио в переодевании пижамы на повседневную одежду, Хаджиме заправил постель, по-быстрому сбегал в ванную и, вернувшись оттуда, вытирая лицо и волосы полотенцем, кинул взгляд на старательно водящим гребешком по макушке мальчика. Чему-чему, а аккуратности Тоору приучал сына разве что не с пелёнок.

— Что ты хочешь на завтрак?

Мелкий на секунду задумался, смешно подняв глаза к потолку и приставив указательный пальчик к щеке, весьма удачно копируя отца. Хаджиме, привыкший к подобным жестам, сдержал желание воспользоваться камерой и отправить лучшему другу фото: в противном случае Ойкава-старший доставал бы его своими восхищёнными воплями не один день.

— Молочко! И булочку!

Глаза ребёнка заблестели в предвкушении, но взрослый был вынужден не согласиться. Не хватало ещё чтобы Тобио потом мучился животом или тошнотой из-за сладостей на голодный желудок. Не Тоору, так совесть его доконает.

— Ну, молочко я и так тебе дам, а вот с булочкой придётся подождать. Сначала ты должен скушать что-нибудь более… — Хаджиме повёл рукой, пытаясь подобрать нужное слово, — существенное.

— Как кашу? — склонил голову набок малыш.

— Да, как кашу, — обрадовался Хаджиме и мысленно поблагодарил мелкого за догадливость.

— Ладно, — протянул Тобио.

Иваизуми кивнул, сжал руку в кулак в знак победы и, подхватив Тобио под подмышки, перенёс на кухню.

Ребёнок привык, что друг отца вечно таскал его на руках, а потому даже не попытался вырываться. Хоть ему и нравилось чувствовать себя взрослым, топая самому (да и интересней так было), но в возможности «ехать» на руках были свои плюсы: мир казался больше, выше, можно было рассмотреть всё-всё или почти всё, а также дать ногам ещё пару минут безделья. К тому же, дядя Ива никогда не сжимал его так сильно, как папа, и не верещал в страхе, если Тобио вдруг пытался усесться поудобнее.

После завтрака и прогулки время ускорилось и, прежде чем Тобио успел осознать, настал час дневного сна. Мальчик надулся на указание Хаджиме, но, стоило тому напомнить их уговор, быстро выпутался из одежды, едва не упал, натягивая пижаму, и, взобравшись на кровать, укутался в одеяло. Руки в кои-то веки можно было не бояться достать из-под одеяла, ведь рядом не шныряли внимательные воспитатели, тотчас стремящиеся укрыть все его части тела кроме головы. Да и раздражающего сопения одногруппников над ухом не было. Улыбнувшись, когда Хаджиме поправил сползшее с края кровати одеяло, Тобио подумал, что не стоит терять времени: как любил говорить папа, чем раньше начнёшь, тем раньше закончишь. А встречи с отцом он ждал с таким нетерпением, что хотелось кричать и прыгать до потолка. Поэтому он покрутился ещё немного, нашёл наиболее удачную позу и плотно сжал глаза. Воображение тотчас принялось рисовать отца в молодости и его волшебные матчи, потом в этих матчах как-то появился он сам, а потом присоединился крикливые Шоё и другие ребята… в итоге калейдоскоп сновидений настолько затянул его, что Тобио перестал понимать, где заканчивался один сон и начинался другой.

Всё смешалось.

* * *

— Уже сколо?

— Скоро, Тобио, скоро.

— Ты и тогда так говолил, но сколоней не стало…

Хаджиме, уже добрых двадцать минут кивающий на одни и те же вопросы, фыркнул и весело посмотрел на явно волнующегося Тобио. Ребёнок его странную реакцию заметил, поднял пытливый взгляд.

— Сколоней? Ты хотел сказать либо «скорей», либо «с короной». А корона у твоего отца всегда была, я так и не смог сшибить её ни одним мячом, — последнюю фразу Иваизуми добавил совсем тихо: не хватало ещё выслушивать нытьё Тоору, если Тобио решит задать вопросы! Поправил вновь задравшийся рукав детской куртки, оценил незаметные полуприседы малыша и переминания с ножки на ножку. — В туалет хочешь?

— Нет! — в словах Тобио не было ни капли сомнения, зато отчётливо слышалось возмущение. Прямо как у отца, когда того спрашивали, действительно ли он не хочет поступить в Шираторидзаву. Хаджиме улыбнулся своим мыслям.

— Тогда предлагаю посидеть у меня на плечах, пока твой непутёвый папа не появится.

Мелкий помялся совсем немного, что подтвердило догадку Хаджиме об усталости ребёнка. Оно и не удивительно, учитывая, что Тобио захотел сам протопать кучу ступенек. Как только вообще продержался столько времени? Оказавшись на плечах взрослого, Тобио первым делом крепко вцепился тому в волосы, а после — расслабившись — выпрямился и принялся осматриваться вокруг. С такой высоты он совершенно точно увидит отца раньше всех! В предвкушении ребёнок заболтал ножками, заставив Хаджиме покрепче прижать ладони к его спине, во избежание несчастного случая.

Время ничуть не собиралось ускоряться.

Когда электронные часы возле эскалатора показали половину четвёртого, Хаджиме был готов лично придушить Ойкаву-старшего. Около трёх он будет, как же! Впрочем, Иваизуми также понимал, что злиться на друга бесполезно: за столько лет дружбы он успел выучить Тоору и с его стороны было крайне неблагоразумно на слово верить этому человеку. Потому что единственное время, коим дорожил Ойкава-старший, было его личное время и, разумеется, время его сына. На время простых смертных, в число которых входили и коллеги по работе, и университетские друзья, и сам Иваизуми, ему было… ну, всё равно. Хаджиме должен был предвидеть такой расклад и выйти из дома на час позже.

«Убью и закопаю гада!» — Хаджиме мрачно кивнул своим мыслям, путно думая, как в таком случае всё объяснить Тобио. Малой то ждёт отца сейчас, а не через невесть сколько времени!

— Па!

Радостный вопль Тобио и последующее дрыганье ногами вывело Хаджиме из невесёлых мыслей. Молодой человек встрепенулся, вглядываясь в указанную детским пальчиком сторону. Каштановую вихрастую макушку он узнал сразу. Желание убивать немного поутихло.

«Явился».

— Тобио-тян! Ива-чан! Мой сладенький во…

— Заткнись, дебилкава!

— Больно, Ива-чан! За что?! — Тоору, прежде набросившийся на встречавших в объятиями и широкой улыбкой, присел, крепко держась за затылок. Огромное множество пакетов, свисавших с рук, закрыли его лицо и выступили углами наружу, из-за чего Тоору стал напоминать свернувшегося в клубок ёжика.

Тобио выразительно распахнул глаза и открыл рот, а Хаджиме, только теперь понявший, что последняя фраза Ойкавы предназначалась сыну, и не имела целью поиздеваться над самим Хаджиме, почувствовал лёгкий укол стыда. Совсем лёгкий. Молодой человек опустил ребёнка на пол, сложи руки на груди и попытался придать своему голосу как можно больше безразличия. Показывать Тоору, что раскаивается в ударе, было бы верхом глупости — этот кретин совсем страх потерял бы. А Хаджиме нужно было сохранить свою репутацию злюки, потому как иначе повлиять на Тоору не было возможности. Этот гений понимал только грубую силу.

— Следи за порядком речи, дуракава.

— Извинения приняты, Ива-чан, — посверлив друга изучающим взглядом вдруг расплылся в улыбке Тоору. — Тобио-тян, черничка моя, иди сюда, родной! Смотри, какой я тебе подарок купил!

Открывший было рот для возмущений Иваизуми не проронил ни слова, когда Тобио прильнул к отцу и разве что не замурлыкал. Мальчонка даже на вытащенную Тоору плюшевую ворону посмотрел только когда вдоволь наобнимался и нацеловался с родителем. Хаджиме сдержал порыв расплыться в улыбке и беспечно посмотрел по сторонам. Аэропорт жил своей жизнью. Люди сновали туда-сюда, на табло сменялись номера рейсов и посадок, были слышны радостные речи встречающих и напутственные — провожающих. Никому не было дела до двоих друзей-студентов и маленького ребёнка, стоящих возле камер хранения и лишь по удивительному стечению обстоятельств никому не мешающих. Пока.

— Тебе нравится?

— Да!

— Я рад!

Хаджиме отвлёкся на по-искреннему счастливый тон голоса друга. Тоору вновь сжал сына в объятиях, а тот, в свою очередь, не выпускал из рук ворону — очень похожую на ту, что была нарисована на шкафчике Тобио в садике — что несколько затрудняло процесс обмена нежностями. Но ни один Ойкава не возражал.

Улыбка коснулась губ Иваизуми. Он слишком хорошо знал лучшего друга, а потому с уверенностью мог сказать, что общаться вот так — искренне и, быть может, несколько неловко — Тоору мог с очень немногими. Чаще он просто играл на публику, говоря и делая то, что от него ожидали. В школе лишь шесть человек, включая самого Хаджиме, знали настоящего Ойкаву, а в университете, наверное, и вовсе только он один. В некотором смысле это было даже почётно… быть в первом кругу столь интересного человека.

— Ива-чан, ну что ты застыл? Не буду же я один тащить все эти сумки. Тобио маленький, поэтому делим по-братски. — Тоору с нахальной улыбкой передал застывшему другу бо́льшую часть своих пакетов и спешно схватил сына за руку. — Ну, а так как ты старше — тебе и ответственность больше.

«Нет, ничего почётного в общении с этим придурком нет! Прибью нафиг!» — к огромному сожалению Хаджиме, озвучить свои мысли он не смог: всё-таки, такое не для детских ушей, но взглядом, кажется, сумел передать Тоору всё, что о нём думает.

Впрочем, Ойкава-старший давно привык к такому поведению друга и уже не обращал на угрозы должного внимания. Сложив пальцами доставучий знак победы, Тоору радостно объявил, что сначала они зайдут к Хаджиме (нужно забрать вещи Тобио-тяна и что-нибудь перекусить), а потом быстро уйдут домой, потому что «нельзя сидеть в гостях слишком долго». Будучи прекрасным стратегом ещё со школьной скамьи, Ойкава Тоору просчитал все свои действия после встречи с Иваизуми.

Хаджиме заскрипел зубами, но доблестно промолчал. Зная Тоору, у него ещё будет не один шанс припомнить наглецу эту выходку.

Примечания:

Всех дам поздравляю с международным женским днём!

— Арабская но-о-о-очь!

— Ох, заглохни.

— Волшебный восто-о-о-ок!

— Заткнись, кому сказал?!

Тяжёлый кулак с силой врезался Тоору промеж лопаток, и тот жалобно пискнул. Скорчив обиженную рожицу, попытался достать руками пострадавшее место.

— Ива-чан, я говорил, что ты изверг? — просто поинтересовался Ойкава, безуспешно пытаясь потереть пострадавшую спину. Хаджиме в ответ лишь улыбнулся, и этому оскалу мог позавидовать демон преисподней. Тоору вздрогнул и поспешно отвернулся. Злить лучшего друга ещё больше было бы чудовищной ошибкой. Вообще ошибкой было уже то, что он решился посмотреть парочку серий о приключениях Алладина в присутствии лучшего друга.

Обстановку разрядил Тобио. Мелкий прошлёпал босыми ножками по ковру, таща за собой огромную, ростом даже больше него самого, плюшевую ворону. От подарка отца он был в восторге, и Тоору не раз похвалил себя догадливость взять оба размера игрушки. Большая, к слову, заняла роль личного кресла-качалки ребёнка, и у Ойкавы-старшего были большие сомнения, что ворона долго продержится в вертикальном положении: ползал и прыгал по ней Тобио со свойственным каждому ребёнку восторгом и упорством.

Ловко взобравшись на диван ко взрослым, мальчик попытался поднять наверх и своего нового друга, но сил явно не хватало. Ни в коем случае не собираясь сдаваться, Тобио упорно тянул игрушку за собой, зажмурившись и высунув кончик язычка от усердия. Тоору на потуги сына ласково улыбнулся и незаметно поддел ворону носком, подталкивая. Тобио, по-прежнему тянувший изо всех сил, упал на диван на спину и сдавленно пискнул, когда ворона навалилась сверху. Впрочем, замешательство юного Ойкавы продлилось недолго и, выбравшись, мальчик засиял от радости: получилось!

— Какой ты у меня силач.

Тобио с гордостью посмотрел на отца:

— Я сам затастил!

— Знаю, — Тоору кивнул сам себе, хваля за проделанную работу, — потому и сказал, что ты силач.

Мальчик улыбнулся ещё шире и прильнул к родительскому боку, зарывшись макушкой в футболку с изображением рожицы пришельца. Тоору растрепал сыну волосы, извернувшись, чмокнул в лоб и показал язык наблюдавшему за всем Хаджиме. Иваизуми сложил руки на груди и картинно закатил глаза.

— Мятик хотел посмотлеть мультики и я его привёл, — Тобио, неосознанно подражая жестам отца, погладил игрушку по чёрным волосам.

— Ты назвал ворону Мячиком? — удивлённо спросил Хаджиме.

— Она круглая, — лаконично отозвался Тоору, опережая сына с его заумными объяснениями. Мелкий согласно кивнул.

Хаджиме моргнул раз, другой, а потом фыркнул, неудачно пытаясь сдержать смех, и махнул рукой. Логику одного Ойкавы мог понять только другой Ойкава. Молодой человек потёр веки и немного устало поплёлся в сторону кухни, успев услышать, как за почти закрывшейся дверью раздалось восторженное: «Открывайся, сезам!» в исполнении отца и сына.

Хаджиме вздохнул.

Вообще-то он не собирался переться к Тоору в воскресенье, планируя заняться чем-нибудь действительно нужным и полезным вроде подготовки к приближающейся контрольной макроэкономике, уборки дома или похода на свидание. Правда, для последнего нужно было набраться мужества и сказать старосте о своих чувствах, а Хаджиме не был уверен, что в решающий момент не растеряется и не сморозит какую-нибудь глупость. Это у Тоору получалось «клеить» девчонок даже жуя бутерброд и не особо заботясь, что с волос и лица после тренировки стекали ручьи пота, а вот Хаджиме так не мог. Во время такого важного момента как признание всё должно было быть идеально: начиная от выбранного времени и заканчивая надетыми под туфли носками. А ещё следовало заранее составить речь и попытаться учесть все возможные развития событий. Все нюансы.

Ещё раз вздохнув, молодой человек поставил на плиту чайник и полез в холодильник, надеясь найти там хоть что-то съестное. Глаза пробежались по дюжине баночек с детским питанием различных вкусов, упаковке черничного пудинга, пары сосисок и одиноко стоящей кастрюле с макаронами. В углу нижней полки обнаружилась банка заварного рамена. Поскрежетав зубами в приступе бессильной злобы, Иваизуми захлопнул холодильник, чтобы в следующий момент распахнуть дверцу морозилки. Среди плотно утрамбованных пакетов с замороженными ягодами и ещё чем-то, похожим на варенье, обнаружилось две пачки пельменей.

«С голоду не сдохну», — облегчённо улыбнулся Хаджиме, но почти сразу поник: насколько он успел заметить, ни сметаны, ни кетчупа в холодильнике Тоору не наблюдалось. Только майонез со вкусом чеснока. А лопать пельмени с майонезом — то ещё извращение. По крайней мере, по мнению самого Хаджиме.

Тем не менее, выбора как такового у него не было.

* * *

— …Вперёд, ковёр-самолё-о-о-от!

Недовольный и немного унылый Иваизуми вернулся в гостиную как раз в тот момент, когда Тоору допевал очередную песенку из Алладина, стоя почему-то на быльце дивана, раскинув руки в стороны и успешно балансируя на одной ноге. Тобио смотрел на выкрутасы отца восхищёнными глазами и медленно хлопал в ладоши. С секунду посмотрев на друга недоуменным взглядом, Хаджиме быстро вернулся к состоянию лёгкого раздражения.

— Вместо того чтобы выть, прочитал бы главу по макре или в магаз сходил: у тебя в холодильнике мышь скоро повесится.

— Ива-чан! — Тоору соскочил с дивана на пол, — Ты не можешь указывать что мне держать в моём холодильнике! И я пою, а не вою. Это грубо!

Наигранное возмущение стремительно оставило Ойкаву-старшего, стоило тому наткнуться на выразительный взгляд друга. Воистину, если бы взглядом можно было убивать, человек по имени Ойкава Тоору перестал бы существовать ещё лет пятнадцать назад.

Определённо.

На всякий случай подняв руки в жесте «сдаюсь», Тоору отошёл от друга, закрыв собой сына. Хаджиме, наблюдая за его телодвижениями, раздражённо закатил глаза: он порой бывал слишком строг с Тоору, но никогда ведь не трогал Тобио. Так чего этот придурок-папаша устраивает цирк? Однако выяснять отношения в присутствии мелкого было бы ошибкой, потому Иваизуми терпеливо сжимал зубы и кулаки, убеждая себя, что ребёнок избиение родителя не одобрит, а значит, начнёт его (Хаджиме) сторониться. Такого исхода он совершенно точно не хотел, а потому держался. На это потребовалось много силы воли, но в итоге он справился.

— Идём есть, я пельмени отварил. — - Нахмурившись, буркнул Иваизуми, отворачиваясь от Ойкавы, а потому не замечая его наигранно-облегчённого взгляда и приложенной в область сердца руки.

— Уже идём, Ива-чан! — Весело отозвался Тоору.

Перекатившись с пятки на носок, подмигнул сыну и протянул руку, придерживая закрывающуюся дверь. Тобио забавно надул щёчки в предвкушении, кивнул и потянул с дивана игрушку. Ворона по имени Мячик сопротивлялась недолго.

Тоору фыркнул, неудачно пытаясь замаскировать смех, когда игрушка повалилась вниз, увлекая на пол и старательно тянувшего её сына. Тобио шлёпнулся на попу, не удержался и полностью растянулся на ковре. На мгновение мелькнувшее во взгляде синих глаз удивление сменилось недовольством. Ребёнок нахмурился, пнул ворону кулачком и поспешно выбрался из-под тяжёлой, в общем-то, игрушки, по-отцовски отряхнув с кофточки пылинки. Тут уж Тоору не сдержался и засмеялся в голос.

— Боже, Тобио-тян, как же ты похож на своего папу!

Малыш восторга родителя не оценил, будучи явно оскорблённым его смехом вместо так ожидаемого сочувствия. Надувшись, всем свои видом показывая, что обиделся, Тобио вышел из гостиной, гордо задрав нос и сложив ручки на груди. Правда, долго шагать не глядя под ноги побоялся, а потому Тоору пришлось старательно надувать щёки, чтобы не рассмеяться снова, глядя как его ребёнок поминутно задирает и опускает голову в попытках и собственное достоинство сохранить, и не грохнуться на пол, о что-нибудь запнувшись.

Иваизуми старательно выуживал шумовкой наиболее красивые пельмени, аккуратно складывая в детскую тарелочку с рисунком цветастых волейбольных мячиков. Где его пришибленный дружок вообще нашёл тарелку с подобным принтом Хаджиме не знал, но Тобио явно был в восторге. Этот ребёнок был полной копией отца. Особенно, когда дело касалось волейбола.

Дикий хохот Тоору и чуть слышное, обиженное хмыканье Тобио отвлекли Хаджиме от растасовки оставшихся — некрасивых — пельменей по «взрослым» тарелкам. Цыкнув, отложив шумовку и вытерев руки о передник, Иваизуми уже был готов идти давать втык лучшему другу, когда в кухню вошёл Тобио. Ребёнок являл собой уменьшенную версию своего отца, во всяком случае в плане поведения. Та же мимика, те же жесты и даже взгляд тот же. Взгляд обиженного Его Величества, которому вместо конфет подсунули капусту брокколи. Хаджиме до крови закусил внутреннюю часть щеки.

Смеяться было строго запрещено.

Боль несколько отрезвила. Иваизуми криво улыбнулся прошествовавшему к столу ребёнку, рефлекторно выставил руку, когда тот чуть покачнулся, взбираясь на высокий стул.

— Осторожно.

— Да-а-а! — Звонко протянул Тобио, позабыв про свою обиду на отца сразу как увидел дымящуюся тарелку. Смешно принюхавшись, взял в кулачок вилку, несколько раз проткнул мягкое тесто, распарывая и выпуская наружу мясную начинку. — Пилимени!

— И не просто, а с сыром! — торжественно заключил подошедший Тоору, привычным жестом надевая на сына детский передничек. Малыш недовольно скривил губы, но не пытался стянуть мешающуюся тряпку.

— С каким ещё сыром? — не понял Хаджиме.

В ответ Тоору смерил его снисходительным взглядом, достал из мусорного пакета упаковку и ткнул в нарисованный кусок сыра и соответствующую надпись. Хаджиме застонал. Он предпочитал мясо без всяких сомнительных добавок, кои производители вполне могли выдать за сыр. После всевозможных блюд из тофу, настолько похожих (внешне!) на сделанные из настоящих продуктов он уже ничему бы не удивился. Наверное.

В любом случае, урчащий желудок не собирался отказываться от пельменей только из-за добавленного к мясу сыра. Это даже могло быть вполне вкусно. Махнув рукой на невинное хлопанье ресницами со стороны Тоору, Хаджиме повернул кран газа, выключая, и хлопнул в ладони.

— В любом случае, приятного всем нам аппетита.

— Аппетита! — радостно подхватил Тобио.

— Приятного, — кивнул Тоору.

Хаджиме решительно вооружился вилкой, предварительно вылив в тарелку полтюбика майонеза. Тоору смерил его недовольным взглядом и поджав губы, но промолчал. Потом аккуратно забрал наполовину опустевший тюбик, поднялся, достал из шкафчика маленькую неглубокую мисочку и выдавил в неё часть оставшегося содержимого. Заметив заинтересованный взгляд сына, хлопнул себя по лбу и быстро долил ребёнку черпак бульона.

— Воронёнок предпочитает пельмешки с бульоном, — пояснил он Хаджиме.

— Так вкуснее!

— Знаю, сынок.

Тоору потрепал ребёнка по макушке. Аккуратно наколол пельмень на вилку, обмакнул в тарелочке с майонезом и быстро отправил в рот, пока сын не успел разделаться со своим обедом. У Тобио была весьма практичная, но в то же время затратная, с точки зрения Тоору, привычка съедать от пельменей только мясо, а «домики» великодушно отдавать на доедание отцу. А поскольку разворошить все «домики» и достать начинки было для ребёнка делом пяти минут, Тоору приходилось оперативно работать челюстями, чтобы успеть съесть хотя бы половину собственной порции.

Сын всегда кушал очень хорошо.

Впрочем, в этот раз Тоору был не один.

Хаджиме старательно поглощал обед чтобы заметить странную привычку мелкого, поэтому для него стало удивлением, когда рукав его рубашки настойчиво потянули, а после — ни на что не намекая — указали детской вилочкой на выползшее из одного пельменя мясо. Синие глаза смотрели слишком выразительно, чтобы даже попытаться противиться и, прежде чем Хаджиме успел осознать, что делает, отдал ребёнку просимое.

Мясо исчезло с один присест, и в тарелку Иваизуми стремительно накидали тестовые «домики». Благодарность, — понял Хаджиме и натянул на лицо счастливую улыбку. Во всяком случае, он надеялся, что выглядела та именно так. Только желудок заурчал, недовольный, что у него так бесцеремонно отобрали источник белка и взамен подсунули углеводы.

— Спасибо, Ива-чан!

— А?

Хаджиме искривил бровь, вопросительно посмотрев на друга. Тот улыбался во весь рот и разве что не сиял.

— Обычно Тобио-тян отжимает мясцо у меня, но в этот раз ты меня просто спас! Пожертвовать своим обедом ради другого — я всегда знал, что ты не на словах мой лучший друг… Ай, за что?!

— Раздражаешь, — буркнул Хаджиме.

С невозмутимым видом продолжив поедать то, что когда-то гордо именовалось пельменями, Иваизуми старательно делал вид, что не замечает надувшегося Тоору, демонстративно прижавшего руки ко лбу и покачивающего на стуле взад-вперёд. Этот парень умел притворяться, но Иваизуми был уверен, что даже синяка не останется. Щелбан был довольно слабый.

Остаток обеда прошёл в относительной тишине, прервавшейся когда Тоору объявил, что настало время десерта. Хаджиме привычно закатил глаза, а Тобио, ещё секунду назад поглаживающий свой животик в знак того что наелся до отвала, вмиг оживился. Для сладкого место было всегда, а уж для черничного пудинга и подавно. Задрыгав ножками в нетерпении, ребёнок замолотил вилкой по столу. Тоору поставил перед сыном тарелку с лакомством, снял с плиты вновь закипевший чайник и привычным жестом сделал две чашки какао для себя и Тобио, и одну — для Иваизуми — с чаем. Друг просто обожал зелёный сорт с кусочками земляники и это было главной, пожалуй, причиной, почему заветный пакетик до сих пор занимал место в кухонном шкафчике.

Подвинув к середине стола корзиночку с овсяным печеньем, Тоору взял штучку, макнул в свою чашку и с явным удовольствием принялся поглощать размякшую сладость. Иваизуми издевательств друга над едой не оценил и вгрызся в своё печенье так, что на треск обернулся даже поглощённый пудингом Тобио. Мимика малыша была настолько выразительной, что Хаджиме почувствовал острый приступ смеха: столь удивлённой мордашки у мелкого он ещё не видел. Ойкава-старший полностью разделил реакцию друга, но вместо того чтобы давиться воздухом в попытке остановить кашель, потянулся за смартфоном.

Щелчок затвора мобильной камеры вернул Тобио в реальность, после чего тот с новой скоростью принялся за поедание пудинга. Хаджиме тоже сумел справиться с кашлем и начал осторожно, маленькими глотками пить чай, пытаясь успокоить саднившее горло. Тоору оказался единственным, кого пища, казалось, перестала интересовать. Он пялился в экран смартфона, внимательно разглядывая сделанную фотографию, то приближая её, то вновь отдаляя. Наконец на его лице проступила самодовольная улыбка:

— Придумал, Ива-чан!

Иваизуми смерил его убийственным взглядом, но нашёл в себе силы ответить.

— Что?

— Создам Тобио-тяну собственную страничку в инсте! Буду туда фоточки его разные выкладывать; уверен, много людей оценит, он ведь не только мой сын, но и такой милашка! Особенно, когда дуется. Я даже уже название придумал: как насчёт «Черничный цветок», м? Дети ведь цветы жизни, поэтому цветок, а черника — второе любимое блюдо Тобио-тяна после молока. Интересно и заманчиво. По-моему, звучит!

Хаджиме молча допил свой чай, с лёгким стуком поставил чашку на стол. Идеям Тоору он уже давно не удивлялся, а учитывая его страсть к фото и всевозможным селфи, напрягало скорее то, что подобная идея не возникла в его мозгу много раньше.

— Если в таком сочетании и присутствует логика, то понятна она лишь тебе. И твоим чокнутым фанатам. Что они вообще находят в тебе, а?

— Скучный ты, Ива-чан, — отмахнулся от него Тоору, оставив язвительный вопрос без ответа, и принялся сосредоточенно нажимать электронные клавиши.

Хаджиме тяжело вздохнул и закатил глаза, после чего упёрся ладонью в лоб, искоса наблюдая за другом. Тоору был неисправим. Карие глаза светились восторгом от новой идеи, а расплывшаяся на лице ухмылка точно не предвещала ничего хорошего. Во всяком случае, для нервной системы Иваизуми Хаджиме.

Отстранённо молодой человек подумал, что преподавателям пора уже напомнить выпускникам о первой части диплома: возможно, тогда Ойкава Тоору будет слишком утомлён сбором материала и фотосессиями, чтобы баловаться фотографиями и пересылать все сто пятьдесят штук своему лучшему другу.

Да, надежда была только на диплом.

После почти двух дней выходных, целиком и полностью проведённых в компании отца и дяди Ивы, Тобио пошёл в сад без привычного бурчания и недовольства. Голод по общению с родителем был утолён, и теперь малыш был совсем не против провести время со своими одногруппниками. Друзьями их, конечно, не назовёшь, но с тремя-четырьмя детьми он вполне ладил. Пусть это общение и сводилось к минимуму.

Перепрыгнув через небольшую лужицу, Тобио догнал ушедшего на пару шагов вперёд отца, практически врезался ему в ногу и ухватился ладошкой за заботливо протянутый палец. Тканевый рюкзачок в виде неизвестного науке сиреневого существа качнулся на детских плечиках, слегка оттягивая, заставляя держать спину ровно. Внутри не было ровным счётом ничего тяжёлого — мелкая версия полюбившегося Мячика, пластмассовая фигурка Человека-Паука, и маленький резиновый мяч в зелёно-красных тонах — только самые любимые и самые нужные игрушки. Те, что были в садике, так и не смогли завоевать сердце юного Ойкавы. Да и остальные дети без конца трогали их измазанными соплями руками, тащили в рот или делали другие, не менее странные и противные вещи. У Тобио это не вызывало ничего кроме гримас отвращения.

Узкая дорожка, ведущая через парк в садик, внезапно прервалась громадной грязевой лужей. Тобио машинально отпустил палец отца и затормозил, огромными глазами впившись в столь интересное природное явление. В горле собралась слюна, сердечко ускорило свой ритм, а зубы сами собой принялись пожёвывать внутреннюю часть щеки. Юный Ойкава бросил вороватый взгляд на продолжающего свой путь родителя — папа привык, что он редко когда спокойно ходил за ручку, часто отбегая посмотреть на какую-нибудь птичку, яркую кем-то обороненную листовку или ещё что-нибудь интересное. Конечно, папа всегда оказывался рядом, если вдруг находка могла предоставлять опасность — например, оголённые провода, столь забавно торчащие из фонарного столба или кусочки разбитой бутылки, что так красиво переливаются и сверкают, если их поднять и повернуть к солнцу. Лужа опасности не представляла. Это малыш знал точно. Но шлёпать по ней или — упаси Боже — прыгать было строго запрещено. Тобио всё это знал, но… в этот раз папа ведь не спешил поворачивать и уводить его, поэтому, как бы голос совести не настаивал, что взрослых нужно слушаться, устоять перед искушением ребёнок не смог.

Ещё раз подняв глаза на размеренно шагающего родителя, Тобио решительно шагнул вперёд.

— Черничка, давай скорее, а то в садик опозда… — задумавшийся о предстоящей лекции по эконометрике Тоору не сразу сообразил, что неугомонный сынок перестал цепляться за его палец. Повернувшись, чтобы призвать вновь отвлёкшегося на какую-нибудь ерунду мелкого поторопиться, молодой человек замолк на полуслове. Карие глаза в ужасе расширились, слова застряли где-то посреди горла, а мозг никак не мог обработать увиденное, раз за разом выдавая «ошибка подключения».

Это измазавшееся в грязи с пят до головы существо не могло быть его сыном. Просто не могло. Его малыш прекрасно знал, что брызганье в лужах под запретом — особенно, когда одежда была светлой — и не стал бы так издеваться над собственным родителем. Не стал бы, правда ведь? Но счастливая улыбка, больше похожая на хищный оскал Иваизуми, не могла быть ни у одного другого знакомого Тоору ребёнка. Да и рост, фигура и цвет глаз указывали были слишком родными. К тому же, на плечах ребёнка висел этот дурацкий, но так любимый мелким рюкзачок.

Это точно был его сын.

Какой кошмар.

Тяжёлые молоточки набатом забили в висках, вызывая приступ головной боли. Тоору несколько раз открыл и закрыл рот, пытаясь подобрать такие слова, чтобы потом не каяться в сквернословии, но ничего путного на ум не приходило. Наконец спазм, сдавивший горло, прошёл, и гневный крик вырвался наружу.

— Тобио!

Ребёнок вздрогнул. Злость папы была настолько очевидна, что малыш даже растерялся: обычно, если тот и ругал, его лицо было лишь немного нахмуренным, а губы слегка поджатыми, теперь же на лбу образовались складки и левая бровь нервно дёргалась. Это было плохо. Такое уже случилось однажды, когда Тобио, найдя книжечку с фотографиями родителя, решил раскрасить скучный белый фон несмывающимися фломастерами и заодно пририсовать папе пару кошачьих усов и забавных рожек. На некоторых фотографиях вместо рожек накалякал бороду. Воспоминание заставило Тобио поёжиться и виновато опустить голову — в тот раз папа не только накричал, но и в угол поставил, после чего долго причитал над испорченным портфелем или чем-то в этом роде. Тобио не был уверен, что правильно запомнил название той книжки с фотографиями.

— Пл’сти. — выдавил из себя ребёнок, по-прежнему стоя в центре лужи с опущенной головой и сцепив руки перед собой. На глаза навернулись слёзы, но мальчик упорно пытался не плакать.

— Ну я же просил тебя не лезть в лужи, если только мы не для этого идём на улицу!

— Тоору в момент преодолел разделявшее их расстояние и схватил сына за руку, вытаскивая из грязи. Светлая курточка была безнадёжно измазана отпечатками ладошек, а комбинезон полностью промок в области штанин, так как вместо резиновых сапожек на ребёнке были обычные ботиночки. — Вот что мне теперь с тобой делать?

Тобио поднял на родителя виноватый взгляд, выпятил нижнюю губу. В синих глазках сквозило отчаяние с примесью обиды, в уголках застыли слёзки, в бровки изогнулись домиком. Тоору тяжело вздохнул, спрятав лицо в ладонях. Маленький манипулятор! Знает ведь, что когда он такой милашка, отец просто не может долго на него злиться! Тем не менее вопрос что делать дальше оставался открытым. Тоору поджал губы, осматриваясь, прикидывая, сколько займёт времени возвращение домой, переодевание и повторный поход в садик прежде чем он успеет добежать до остановки и запрыгнуть в маршрутку. Поезд был бы более удачным вариантом, но до станции бежать ещё дальше. Напрашивался только один вариант, и молодой человек не был уверен, что он будет самым правильным. Вот только времени раздумывать не было.

Снова вздохнув, Тоору обошёл сына сзади, подхватил его под подмышки и на вытянутых руках — чтобы не вымазаться самому — зашагал в сторону дома длинными шагами. На них оборачивались прохожие, но Ойкаве-старшему было не до их важного мнения: он должен был успеть на лекцию по эконометрике, иначе никогда не сможет разобраться с навалившимися десятью лабораторными, сделать и защитить которые нужно было до конца семестра. На помощь Иваизуми рассчитывать не приходилось — тот тоже смотрел в монитор ноутбука огромными глазами, в которых практически бегущей строкой читалась отрешённость и полное непонимание происходящего, — а времени с каждым днём становилось всё меньше.

До дома Тоору добежал за рекордные десять минут, после чего, полностью проигнорировав лифт, бросился вверх по ступенькам и вбежал на свой этаж меньше чем за минуту. С поисками ключа тоже долго возиться не пришлось, и скоро замолкший от всей этой беготни Тобио послушно сидел на кровати родителя, пока тот спешно вытаскивал из шкафа новые штаны и кофту да соображал, какой курткой и ботинками можно заменить испорченные. В итоге остановился на плотных тёмно-синих штанах с забавными заворотами на штанинах и оранжевой мягкой кофте с рисунком каких-то странных птиц, что Тобио упорно называл воронами, а Тоору — смесью сов с кем-то из парнокопытных. Удобные ботинки на липучках сменились противными на шнурках, а такую любимую курточку с Человеком-Пауком на груди сменила совершенно не нравящаяся малышу с Винни Пухом. Тобио попытался сопротивляться, но впервые родителю не было дела до его возмущений, поэтому, похныкав совсем немного, малыш замолк. Хотя пара злых слезинок скатилась.

— Не я измазался в грязи, Тобио-чан, так что вини только себя. — Невозмутимо заметил на обиду сына Ойкава-старший и, ещё раз перепроверив все электроприборы, вставил ключ в дверь. — Я не успеваю, поэтому мне придётся взять тебя с собой. Веди себя хорошо, понял? Никаких истерик.

Не ожидавший такого подарка судьбы ребёнок тотчас перестал ныть и удивлённо распахнул глаза. Папа всегда говорил, что не может взять его с собой на работу или учёбу, а теперь вот оказалось, что может. Малыш приставил пальчик к щеке, понимая, что для этого потребовалось только испачкаться перед походом в сад. Губы медленно растянулись в широкой улыбке, слёзы высохли и в глазах, как и полчаса назад, заплясали озорные воронята.

— Я вижу, что ты думаешь. Забудь. — Угрожающе протянул Тоору, заметив на лице сына не предвещающую ничего хорошего улыбку. — Это только один раз и то лишь потому, что у меня очень важная пара, на которую лучше не опаздывать. Взял рюкзачок?

— Да! — для убедительности Тобио повернулся к папе спиной, демонстрируя неумело надетый на спину рюкзак.

— Отлично, тогда побежали.

Тоору поправил перекрутившуюся шлейку, закинул на плечо собственную сумку и, взяв сына за руку, выскочил на лестничную площадку.

Ему действительно лучше было не опаздывать на эконометрику.

* * *

В большом городе Тобио бывал нечасто, только на праздники и свой День рождения. Тогда они ездили в парк аттракционов, покупали целый пакет разных вагаси, какую-нибудь забавную игрушку и очень весело проводили день. Иногда папе на телефон звонили с работы, но он либо не обращал внимания, либо отказывался, возмущаясь, что его хотят «выдернуть в законный выходной». Тобио тогда всегда смеялся, потому что лицо родителя было самое забавное. Мальчик даже пару раз подозревал, что папа специально корчит такие нелепые рожицы, чтобы поднять ему настроение. И голос его в такие моменты становился ещё смешнее, чем мимика.

В большом здании школы, которую папа почему-то называл непонятным длинным словом «у-ни-вер-си-тет» — Тобио запомнил! — Тобио не был никогда раньше. Поэтому когда впереди показались огромные ворота с интересными завитушками в виде листочков, возле которых важно расхаживал толстый дядя, немного струсил. Он сам себе показался таким маленьким, что даже понимание, что он в самом деле ещё маленький, нисколько не помогло. Радовало только, что папа был рядом, держал его за руку и выглядел совершенно спокойным. Протянув охраннику пропуск, Тоору улыбнулся, пожелал хорошего дня и, сказав Тобио поздороваться, легонько подтолкнул сына вперёд. Краем глаза Тобио заметил, как толстый дядя ласково ему улыбнулся и помахал ладонью. Теперь он не казался большим и страшным. Пройдя пару шажков и повернувшись, Тобио смущённо улыбнулся и осторожно помахал ладошкой. В ответ мужчина что-то восторженно засюсюкал, но разобрать слов ребёнок уже не смог: хихикнувший на сцену Тоору подхватил сына на руки и быстрым шагом направился внутрь здания.

Очередь к гардеробу была длинная, но стараниями пожилой гардеробщицы довольно быстро укорачивалась. Не желая терять время, Тоору стянул с сына куртку и шапку с шарфом, разделся сам и протянул вещи женщине, которая при виде ребёнка мило улыбнулась и, порывшись в карманах униформы, протянула Тобио барбариску. Мальчик осторожно взял гостинец, пролепетал слова благодарности и настороженно посмотрел на папу. Тот ласково взъерошил ему волосы, улыбнулся и кивком дал понять, что он всё сделал правильно. Тобио надул щёчки от гордости и засверкал глазами.

— Только не чавкай, хорошо? — попросил Тоору, разворачивая обёртку конфеты.

— Холосо-о, — улыбаясь протянул Тобио, чуть ли не облизываясь в предвкушении. Как и все дети, сладенькое он любил.

Сверившись с расписанием по мобильнику, Тоору вновь подхватил сына на руки и направился в сторону лестницы.

Аудитория, где обыкновенно проходили пары по эконометрике, была просторной и с выстроенными в ряд столами, что несказанно облегчало написание контрольных и экзаменов, несмотря на бесконечное хождение преподавателей. Универ это вам не школа, тут коллектив куда сплочённее и вместо дурацкого «каждый сам за себя!» действует другой девиз: «выпутаемся из проблем вместе!». Пусть во время обычных перерывов этой сплочённости особо и не наблюдается. Друзья познаются в беде, и Тоору не раз пришлось испытать на собственной шкуре правдивость данного высказывания. У него была отличная группа.

Дверь легонько скрипнула, привлекая внимание растянувшихся на партах студентов, ожидавших прихода преподавателя и начала пары. Привыкший к вниманию публики и спокойной реакции одногруппников Тоору впервые почувствовал себя не в своей тарелке, ощутив на себе десятки пар любопытных глаз. Вернее, не на себе, а направленные в их с Тобио сторону. Стоит ли говорить, что интерес студентов вызвал трёхлетний малыш на руках одногруппника, робко осматривающий аудиторию и жмущийся к груди отца. Тоору инстинктивно прикрыл своего ребёнка рукой, слегка пригладил растрёпанную макушку и, задрав подбородок, гордо прошествовал к предпоследнему ряду — чем дальше они будут от доски, тем меньше вероятность, что строгая сенсей заметит их в начале лекции. Лишь бы только мелкий сидел ниже травы и не задавал вопросов на всю аудиторию. Последнее, кстати, было весьма маловероятно, но попытаться стоило.

Усадив сына на сиденье и стараясь игнорировать шепотки от женской половины группы, Тоору первым делом разложил на парте игрушки сына, а после — свои учебник и конспект с ручкой. Мимолётно задумавшись, понял, что было ошибкой не прихватить с собой цветные карандаши — Тобио вполне может надоесть играть в игрушки и он захочет заняться художеством.

«Ладно, если что — отдам ручку. Главное, что в конспекте много чистых листов». — Тоору махнул рукой и ещё раз приказал сыну сидеть тихо.

— Придуркава, ты себе последние мозги отшиб? — Иваизуми Хаджиме появился за спиной лучшего друга внезапно, заставив того чуть ли не подпрыгнуть от неожиданности.

— Ива-чан, нельзя же так пугать! — картинно схватился за сердце Тоору. — Тебя же не было, когда мы пришли.

— Дядя Ива!

— Привет, чудо. — улыбнулся ребёнку Хаджиме и перевёл взгляд на его отца: — Что ты слепой на оба глаза я подозревал давно, но убедился только сейчас.

Возмущённое пыхтение друга молодой человек успешно проигнорировал. Невозмутимо поставил сумку на парту, не спеша выложил конспект, ручку, распечатки с лекциями и мобильник. Причём последний тщательно замаскировал за поставленной на ребро тетрадью со всякой ерундой, никак к учёбе не относящейся. Тоору подозревал, что он носит её только для отвода глаз — чем больше макулатуры на парте, тем меньше преподаватели обращают на них внимания, — а также как «бесконечный донор» листов для всей остальной группы. Наведя понятный только ему порядок, Хаджиме снова повернулся к Тоору:

— Я махал тебе минуты три, пока ты тащился к лестнице, а я стоял в очереди сдать куртку.

— Оу, — Тоору неловко улыбнулся, запустил пятерню в волосы, взъерошивая. Удивительным образом вихрам нисколько не помешало внезапное вмешательство, и они продолжили лежать также красиво и ухоженно, как минуту назад. — Прости, не заметил.

— Забей, — махнул рукой Хаджиме, — в любом случае, чего мелкий с тобой, разве он не должен быть в саду?

— Мы умудрились поплескаться в луже, пока папа ни о чём не подозревая шёл вперёд, да, Тобио?

— Угу, — тряхнул чёлкой ребёнок, совершенно не уловив издёвки в голосе родителя. Маленькие пальчики старательно изучали пружину на конспекте отца, дёргали и пытались вытащить из-под неё листы. Обычно мелкий не рвал тетради, но тут, видимо, в дело вмешался пытливый ум, пытающийся понять, как листы оказались насажены на пружину, если дырочки не позволяли пройти сквозь. Кисло улыбнувшись, Тоору выдрал лист с конца тетради и отдал сыну на изучение, надеясь сохранить остальное в целости.

— А поскольку времени переодеваться и возвращаться в садик не было, пришлось бежать прямиком сюда. Надеюсь, сенсей не станет сильно возмущаться. — Тоору испустил тяжкий вздох и опустился на парту.

Их преподаватель эконометрики была довольно понимающей женщиной, но страшно не любила, когда во время пары студенты на что-либо отвлекались. Просто кошмар, учитывая, что трёхлетний малыш просто не мог не привлекать внимания. По крайней мере женского — девчонки уже почти свернули шеи от бесконечного оглядывания и Тоору гадал, сколько времени им понадобится чтобы подойти.

Те не заставили себя долго ждать.

— Здоро́ва, парни! — Мина Якума протиснулась между двух неудобно поставленных стульев, прижав ладони к юбке чтобы не задиралась, и, получив от одногруппинов кивки, перевела взгляд на Тобио. На губах девушки появилась приятная улыбка: — Это твой сын, Тоору? Привет.

Малыш неуклюже слез со стульчика, придвинулся ближе к папе и ухватился за его рубашку. Мину его реакция привела в умиление. Девушка поправила прядь выбившихся из-под обруча волос, присела на корточки, оказываясь таким образом на одном уровне с ребёнком, и дружелюбно протянула руку.

— Давай знакомиться, меня зовут Якума Мина, я одногру… одноклассница твоего папы. А тебя как зовут?

— Тобио… — Тобио вжался лицом в руку отца из-за чего слова его прозвучали смазано и приглушённо.

Малыш не был уверен, как реагировать на незнакомую тётю, которая хоть и казалась очень приятной, но была на удивление настойчивой в желании познакомиться. Обычно все тёти что-то восторженно усюсюкали в его сторону первые пару минут после чего заваливали вопросами его папу, но эта не обращала на того никакого внимания, полностью сосредоточившись на нём. Может, потому что они с папой уже были знакомы и она была его од-но-клас-сни-ца? Тобио поднял глаза на родителя, ища подсказки.

— Ну же, воронёнок, Мина-чан не кусается. — Тоору улыбнулся, взъерошил волосы сына, силой удержав себя от желания чмокнуть в макушку. — Она моя староста. Помнишь, я говорил про тётю, которая всегда мне помогает?

— Да! Она спасла тебя от Юбабы*?

На наивный вопрос сына Тоору пришлось до боли закусить щеку, чтобы не рассмеяться в голос. Впрочем, остальные его одногруппники, включая Мину и Хаджиме, не стали сдерживаться.

— Ойкава, твоё счастье, что «Статистика» закончилась в прошлом году, — Якума ткнула Тоору в бок, попутно утирая выступившие слёзы и пытаясь отдышаться. До начала пары оставалось всего ничего и было бы не хорошо, приди сенсей и застань студентов в истеричном состоянии.

Кисло улыбнувшись, понимая, что староста права и сын такими темпами легко может сдать его всем универским врагам, Тоору поспешил убедить ребёнка, что нужно держать язык за зубами.

— Да, сынок, но не стоит говорить о Юбабе и других злодеях здесь — это папин секрет, вспоминать который можно только дома.

— О-о.

Озадаченно протянул Тобио, нахмурился, о чём-то раздумывая, и быстро закивал, показывая, что всё понял. Линия плеч Тоору слегка расслабилась. Несмотря на всю свою детскую непосредственность, малой был довольно сообразительным и старался не выдавать тайны родителя, если тот заранее просил о том.

Дверь в аудиторию хлопнула, отвлекая внимание студентов на вошедшую преподавательницу. Женщина устало кивнула в знак приветствия, повесила куртку на преподавательский стул и включила компьютер, выводя на экран проектора текст лекции. Якума Мина, уже привыкшая к своеобразному ритуалу, протиснулась сквозь парты, поднося преподавателю журнал. Удивительно, но преподаватель эконометрики имела привычку проверять посещаемость не во время практики, как остальные, а именно на лекциях, справедливо полагая, что без базовых понятий как что работает и что значит студент мало что сможет сделать.

Тоору затаил дыхание, машинально пригибая голову сына своей рукой к парте, молясь про себя, чтобы преподаватель его не заметила. Вот только сам ребёнок оставаться незамеченным явно не желал — наверняка взыграли отцовские гены — и громко, как это умеют делать только маленькие дети, поинтересовался, почему на огромном телевизоре застыли странные символы и совсем нет мультиков. Тоору зашипел на сына, но повернуть время вспять не мог.

— Ойкава!

— Да, мэм!

Тоору вскочил, вытянувшись по стойке смирно и нервно посмотрел на преподавательницу. То, что у него проблемы он знал, но надеялся максимально оттянуть этот момент. Гнев в глазах преподавателя говорил за себя.

— Ойкава, потрудитесь объяснить, что у меня на лекции делает четырёхлетний пацан.

— Ему три, мэм, просто высокий — на автомате поправил Тоору и тотчас спохватился: — Это мой сын, Тобио-тян. По дороге в садик он залез в лужу и я никак не мог успеть вернуться домой и потом снова отвести его и ехать сюда. А на ваши пары опаздывать — не-не, я не хочу, мне ещё зачёт сдавать. Обычно он тихий, просто проектора никогда не видел. Он не будет мешать.

Преподавательница скептично посмотрела на него поверх линз очков, поджала губы, явно не зная, как поступить. Выгонять студента из-за ребёнка она могла, требовать убрать ребёнка — тем более: здание большое и оставлять в нём малыша одного никак нельзя. Но и насколько «тихими» могут быть дети знала не понаслышке: у самой две девки, которые, слава Небесам, уже заканчивали школу и готовились к поступлению в колледж. К тому же, женская часть группы уже не реагировала на слайды, то и дело поворачиваясь в сторону ребёнка, подмигивая ему и корча забавные рожицы. Лекцию уже можно было считать сорванной.

Тем не менее, крохотный шанс ещё оставался. Она вздохнула, собираясь с мыслями, и потёрла средним и указательным пальцем правый висок, как обыкновенно делала, если над чем-то задумывалась.

— Я позволю вам остаться на занятии…

— Спасибо, мэм!

— Не перебивайте, — женщина недовольно нахмурилась и продолжила уже более строгим тоном, привлекая внимание остальных студентов: — можете остаться, при условии, что все — девушки, вас это особо касается- будут внимательно меня слушать.

Аудитория загалдела, стараясь максимально чётко донести до преподавателя, что просьба услышана и будет исполнена. Никто не хотел подводить одногруппника и расстраивать малыша, а потому студенты дружно развернулись к доске с проектором и схватились за ручки, готовые конспектировать. Участие проявили даже те товарищи, которые никогда не пытались создать хотя бы видимость работы на паре.

Тору был тронут до глубины души.

Вот только долго тишина не продлилась: малой начал дёргать за рукав и всячески информировать, что ему скучно. Сначала шёпотом, после — чуть громче. Задний ряд предоставил преимущество в виде более длинной звуковой волны до преподавательского стола, и Тоору сумел убедить сына снова перейти на шёпот прежде чем в его сторону отпустили замечание.

— Воронёнок, что такое?

Тоору разве что под парту не залез и сына с собой не прихватил, надеясь слиться с интерьером и не привлекать внимание. Жаль только, что мелкий стараний отца будто не замечал.

— Хотю лисовать класками. Не каландашом! — последнее слово Тобио произнёс значительно громче, и Тоору скрестил пальцы, молясь, чтобы преподаватель его не услышала.

К счастью, та была слишком занята внезапно заглючившим компьютером, зато желание малыша Ойкавы расслышала староста. Покосившись на воюющую с техникой преподавательницу, Якума тихо придвинула к себе сумку и, порывшись в многих отделениях, вытащила пенал с гелевыми цветными ручками. Страсть к рисованию была в этой девушке чуть ли не с рождения, а потому она никогда не покидала дом без канцелярских принадлежностей. Пихнув в бок сидящего за ней парня, Мина жестом показала ему передать пенал Ойкаве и поспешно села прямо, не желая привлекать внимание на миг поднявшей глаза на класс преподавательницы.

— Ойкава?

Тоору выглянул из-под парты на шёпот одногруппника.

— От Якумы.

Удивлённо приняв из рук товарища цветастый девичий пенал, Тоору выпрямился и осторожно открыл его, разве что не присвистнув от радости: двадцать пять цветов стержней, да ещё некоторые с блёстками. Это был широкий жест со стороны старосты, учитывая, что она берегла свои ручки как зеницу ока. Встретившись взглядом с девушкой, Тоору одними губами прошептал «спасибо» и получил болючий тычок под рёбра от Иваизуми, когда та зарделась и смущённо кивнула. Смерив друга возмущённым взглядом, Тоору махнул на него рукой и передал цветные ручки сыну, у которого в глазах появились искорки, стоило разглядеть, что ему дают. Рисовать Тобио любил не меньше чем играть в мячик.

Вздохнув с облегчением, стоило сыну начать увлечённо калякать ручками по листам, Тоору придвинул тетрадь и начал списывать схему действий с проектора, периодически поглядывая на наручные часы, отсчитывая минуты до конца пары.

Сорок пять минут.

Тоору с трудом верилось, что с начала пары, переклички и обнаружения преподавателем Тобио прошло аж полчаса, но стрелки наручных часов не могли врать сразу у двух человек, да и экраны смартфонов полностью подтверждали данные своих механических собратьев. И пока эти минуты проходили тихо, Тоору был готов переписать хоть сотню формул и правил, лишь бы сын дотерпел до конца и привлекал внимания. Впрочем, учитывая явную заинтересованность ребёнка бумагой, на такой исход вполне можно было рассчитывать. Тобио впервые так долго корпел над созданием пёстрого шедевра и периодически покусывал кончики ручек, задумчиво смотря вокруг и снова возвращаясь к рисунку. Скосив глаза, Тоору попытался понять, что же там пытается изобразить его кровинушка, но малой, словно почувствовав любопытный взор отца, вдруг закрыл лист рукавами и обиженно нахмурился:

— Это сюлплиз!

Громкий голос Тобио привлёк внимание преподавательницы, и та недовольно посмотрела на Ойкаву, приспустив очки, но промолчала. Тоору сложил руки в молитвенном жесте и скорчил самую виноватую рожицу, попутно зашипев на ухо Тобио быть потише. Ребёнок театрально прикрыл рот ладошкой — видел, как много раз так делал отец — и усердно закивал. Отбросив зелёный стержень, потянулся к фиолетовому. Тоору коснулся экрана смартфона.

Сорок одна минута.

И почему время тянется так медленно? Тоору внимательно выслушал указания преподавателя, какой тест лучше определяет значимость ряда, и пририсовал на полях конспекта пирамидку, на верхушке которой виднелся обычный будильник. Нужно выждать ещё тридцать восемь минут — не так уж и много, если подумать. Основная часть лекции прошла.

Может, с помощью Небес Тобио побудет паинькой ещё несколько минут и опасность минует?

— Тётя, я вас налисовал!

«Или нет». — Молодой человек чуть не ударился лбом об парту, стоило сыну на всю аудиторию выкрикнуть свои новости.

— Ойкава, я же просила… — преподаватель спустилась с кафедры и быстрым шагом подошла к парте, желая забрать из рук ребёнка пёстрый изрисованный лист. Взглянув на рисунок, женщина изумлённо моргнула и поправила очки. — Кто это? Я?..

— Да! Я сам налисовал!

Тобио горделиво выпятил грудь, довольный произведённым эффектом. Он сразу понял, что папа хотел, но не мог подружиться с этой вечно что-то бубнящей под нос тётей и решил помочь. А как заставить взрослого заулыбаться и стать добрым, как не с помощью волшебного рисунка? Суга-сан всегда говорил, что красками можно выразить всё, что не можешь сказать. А Тобио очень хотел сказать этой тёте, что она красивая — потому женщины любят быть красивыми — и добрая, несмотря на злую внешность — потому что нужно быть добрыми. Поэтому он немного переврал в своём рисунке, заменив строгую чёрную одежду красочной, а поскольку лица у него получались не очень правдоподобно, но хотелось, чтобы все узнавали кого он нарисовал, он выделял наиболее заметные черты внешности. У папы это всегда были зачёсанные набок каштановые волосы, улыбка до ушей и волейбольный мяч в руках (иногда белая футболка с зелёной единицей на груди), у дяди Ивы — нахмуренные брови, остроконечные волосы и обязательно широко открытый рот — потому что он часто кричал на папу, себя Тобио изображал обычным маленьким человечком с копной чёрных волос, с мячиком в руках и только рядом с папой, а этой тёте (поскольку не знал, что она любит) постарался сделать правдоподобно длинный нос и старательно прочертил очки, из-за чего изображённое на листе одинокое зелёно-фиолетовое нечто напоминало длинноносое чудище с двумя фингалами под глазами.

Мельком увидев творение сына, Тоору пришёл в ужас, но вместе с тем на него напал неудержимый приступ смеха. До крови закусив щеку, впившись ногтями в ладони и умоляюще посмотрев на застывшего в ступоре Иваизуми, Ойкава-старший старательно соображал, как выпутаться из случившейся ситуации. Надежда, что всё обойдётся и преподаватель простит сыну столь опрометчивую выходку разбилась с громким фырканьем одногруппников, увидевших «портрет». Злополучный листок каким-то образом начал гулять по рукам. Дикий ржач — это нельзя было назвать смехом — стремительно пронёсся по аудитории; студенты хватались за животы, утирали выступившие на глаза слёзы и даже не пытались сдержать эмоций в присутствии «натурщицы». Впрочем, сама преподаватель злилась не долго: взвесив все «за» и «против», оценив реакцию отца и сына, а также лучшего друга Ойкавы, женщина пришла к выводу, что мальчишка не стремился её оскорбить и просто хотел порадовать. Шумно выдохнув через нос, она нашла в себе силы погладить ребёнка по голове и похвалить за поделанную работу.

Забрав рисунок из рук старосты, женщина вернулась к рабочему месту и перелистнула слайд. На закрывшего лицо руками Ойкаву Тоору принципиально не смотрела.

— Всё, ребята, посмеялись и хватит. Продолжим лекцию. — Преподаватель убрала листок с портретом в свою тетрадь с записями и поправила очки, возвращаясь в рабочее состояние: — При выполнении теста ранговой корреляции Спирмена по мере увеличения Х дисперсия случайного члена будет либо расти, либо уменьшаться …

Тоору закрыл глаза и лёг на парту, зарывшись правой ладонью в волосы. Ему хотелось провалиться сквозь пол, но толку от этого вряд ли было бы много. Оставалось ждать конца лекции и радоваться, что на эконометрике осталось отсидеть всего четверть часа. Правда, особого энтузиазма это знание не давало: если остальные пары пройдут в таком же стиле, некоторое время ему будет лучше не появляться в стенах родного универа, иначе он просто не сможет спокойно смотреть на своих преподавателей.

«Господи, дай мне сил пережить этот день».

_____________________________________________

*Юбаба — главный антагонист аниме «Унесённые призраками»

* * *

Толкнув дверь в квартиру, Тоору пропустил вперёд жутко довольного прошедшим днём сына. Мальчонка излучал неподдельное счастье, что-то лепетал и не выпускал из рук красную гелевую ручку, что больше всех пришлась ему по вкусу. Буквально. Увлечённый вначале исключительно разрисовыванием бумаги, вскоре малыш потянул ручку в рот и принялся жадно, словно соску, смоктать. Попытки Тоору забрать «каку» не привели ни к чему за исключением моря слёз и возмущений, а когда он всё же отдал сыну желаемое, тот перестарался с сосанием и густые красные чернила, щедро приправленные блёстками, оказались у него во рту. Чудо, что дитятко не стало глотать неожиданный «сок», а предпочло выплюнуть его на парту… Тоору нервно хихикнул, вспомнив какие лица были у его одногруппников и — особенно — у препода, когда минуту назад чистенький и здоровый ребёнок вдруг превратился в грязное, харкающего кровью чудовище. Слава производителю блёсток ибо в противном случае у пожилого преподавателя проектного финансирования наверняка случился бы инфаркт. Кстати, до конца отмыть стержень от лица не удалось и Тоору был благодарен Небесам, что по пути домой им почти не встретилось прохожих и что работы сегодня не было: блёстки размазались и Тобио напоминал персонажа из «Сумерек», отличаясь от вампира лишь красноватым оттенком кожи.

Сумка заняла своё привычное место на ковре в прихожей, ботинки были наскоро отброшены на половую тряпку и Тоору с чувством выполненного долга перед своим организмом, принялся помогать раздеваться сыну. Когда с куртками, шарфами и шапкой было покончено, молодой человек подхватил ребёнка под подмышки и пронёс в ванную, усадив на стиральную машинку. Быстро сполоснув руки, Тоору окинул сына задумчивым взглядом, пытаясь решить, как наиболее эффективно и безболезненно удалить с его лица остатки блёсток и стержня. В итоге остановившись на полотенце и тёплой воде, принялся осторожно тереть детские щёчки. Сначала Тобио сидел тихо и послушно, но по мере того как отец продолжал водить пушистым полотенцем по его лицу и шее начал посмеиваться. А потом и вовсе расхохотался во всю мощь своих маленьких лёгких.

— Папа, щекотаться!

— Обязательно пощекотимся, черничка, — Тоору высунул кончик языка, пытаясь оттереть последние свидетельства потёкших чернил, — Только сначала приведём тебя в порядок и как следует покушаем. Хорошо?

— Ла-а-адно, — великодушно согласился Тобио, слегка растянув гласную.

Тоору улыбнулся. Покладистость сынишки не была чем-то удивительным — в большинстве случаев он был довольно послушным, — но молодой человек слишком хорошо знал, насколько капризными и упрямыми могут быть дети (Такеру в своё время слишком хорошо это демонстрировал) и радовался, что сын не спешил уподобляться своим сверстникам.

Наконец блёстки поддались тёплой воде и мягкой ткани и покинули лицо ребёнка, полностью перейдя на полотенце. Тобио разглядывал получившийся декор с нескрываемым интересом, а вот Тоору решал в голове тяжёлую задачу: выкинуть полотенце или же рискнуть и попытаться отстирать и его тоже. В итоге решив не заморачиваться и поберечь собственные нервы, Ойкава скомкал его и бросил под ноги, как обыкновенно поступал с утратившими свою значимость вещами. Он выкинет его в ведро позже.

Хлопнув себя по коленям и расплывшись в довольной улыбке, Тоору подхватил сына на руки, подмигнул их отражениям в зеркале и пошёл в детскую. Надо было переодеть мелкого во что-нибудь более удобное и переодеться самому — джинсы с рубашкой мало подходили для домашнего отдыха. Бросив на кровать перед Тобио пару разных костюмов и наказав выбрать один, который бы хотел надеть здесь и сейчас, молодой человек скрылся в спальне, принявшись инспектировать собственный гардероб. Дело близилось к вечеру, он здорово вымотался в универе и совершенно точно не желал покидать уютную квартиру в ближайшие пару часов. Если повезёт, утомлённый новыми событиями Тобио тоже не захочет тащиться вечером на прогулку, а значит, им не придётся переодеваться по пять раз. Хотя шанс этого был весьма невелик.

— Папа! Ням-ням!

Требовательный зов сына заставил Ойкаву-старшего натянуть на себя первые попавшиеся треники и белую футболку с принтом какого-то зелёного растения. Не самая красивая одежда в его гардеробе, зато очень удобная и практически не снашиваемая. Во всяком случае по памяти самого Ойкавы таскал он эти шмотки уже лет семь, если не больше.

Бросив недовольный взгляд на непроизвольно получившийся бардак, Тоору поколебался лишь пару секунд прежде чем решительно сгрести всё в кучу и бросить вглубь шкафа — сил и желания убираться не было, а так вещи хотя бы не будут мозолить глаза. Если что-то срочно понадобится — утюг и гладильная доска всегда были готовы прийти на помощь. К тому же, желудок был полностью солидарен с призывами младшего Ойкавы и возмущённо бурчал, недовольный затянувшейся голодовкой. А голод и сын вместе создавали сверхсильное комбо.

Рис и куриные котлеты подогрелись за семь минут и двадцать три секунды — Тоору засекал — и долгожданный ужин был объявлен наступившим. Поглядывая на облачённого в костюм полярного мишки сына — достаточно тёплую одежду — Тоору старался подавить зарождающееся беспокойство доводами, что лоб у ребёнка не горячий, что на улице в мокрой одежде он пробыл недолго и что выбрал этот костюмчик малыш только потому что в квартире и правда было довольно прохладно — как никак, конец осени. Того гляди, скоро снег пойдёт. А отопление было от слова никакое — батареи едва достигали понятия «тёплые».

Тихо вздохнув, покромсав своей вилкой котлету сына на кусочки, Тоору заработал челюстями, намереваясь покончить с ужином как можно скорее. У него не было причин для паники и беспокойств, но дурацкие мысли не шли из головы, обрастая самыми страшными домыслами. Воображение рисовало и воспаление лёгких, и ангину, и грипп, и кучу других возможных заболеваний, что мог подхватить на улице или в университете трёхлетний ребёнок. В конце концов, мелкому ручку пожали буквально все однокурсники Тоору и молодой отец совсем не был уверен в их беззаразности.

«Я становлюсь параноиком», — Тоору устало потёр виски указательным и средним пальцами, проглотил предпоследний кусок котлеты и ещё раз оглядел сына сверху до низу. Вроде обычный, здоровый. Только щёчки несколько красноватые, но это может быть реакцией на тепло — совсем необязательно, что у Тобио температура. И всё-таки сердце тревожно щемило.

— Черничка, как себя чувствуешь? Ничего не болит?

Тобио на мгновение удивлённо округлил глаза, не понимая, почему у него должно что-то болеть, и поспешно замотал головой.

— Нет!

— Ни горлышко, ничего?

— Мм-нм.

— Хорошо, — Тоору слегка успокоился, но полностью расслабляться не спешил: последнее слово будет за термометром. — Давай заканчивай кушать и пойдём играть. Или ты поспать хочешь? — Тоору кинул взгляд на часы, запоздало сообразив, что время тихого часа неумолимо приближалось и по распорядку детского сада мелкий уже должен был быть в пижаме.

— Не хочу спать. — нахмурился Тобио. — ты обещал пощекотаться.

«Да, это не будет просто». — Тоору криво улыбнулся собственным мыслям. — Раз обещал, значит обязательно пощекочимся. Но сначала ты померяешь температуру, хорошо?

— Сначала ты сказал, что надо покушать, а потом. А теперь снова потом. Некласиво.

— Ну, сынок, это всего две минутки, ты даже не заметишь. А я пока погрею пальцы, чтобы тебе не было холодно во время щекотания, хорошо?

Тобио принял весьма задумчивый вид. У папы часто были достаточно холодные руки, чтобы он возмущённо визжал от неудобства, и, разумеется, веселья щекотке холод бы точно не добавил. Когда-то они пробовали — не понравилось. Было смешно, весело, но жутко холодно. Прошло много времени, прежде чем его руки согрелись и перестали причинять неудобства. Так что да, он был не против померить температуру пока папа греет пальцы — всё равно без пальцев его не пощекочут.

— Ладно.

На великодушное согласие сына Тоору довольно усмехнулся: мелким было так легко манипулировать. А самое главное, дитё совершенно не догадывалось, что им управляли. Да, в родительстве определённо были свои плюсы.

— Тогда доедай скорее и пойдём.

Тобио энергично закивал и принялся с удвоенной скоростью впихивать в себя рис. Тоору закатил глаза, но не стал ничего говорить. Во-первых, это было бы глупо: сначала он сказал одно, а потом сразу — совершенно другое. Тобио бы просто запутался в противоречивых указаниях. А во-вторых, интуиция, здорово развитая за школьные годы и первые месяцы после рождения сына, подсказывала, что малой не подавится и волноваться не о чем. А вот выяснить, не простудился ли Тобио, следовало как можно скорее.

И Тоору не собирался игнорировать тревожные звоночки в собственной голове. Не тогда, когда дело касалось здоровья его обожаемого воронёнка.

Когда термометр занял своё место под подмышкой мелкого непоседы Тоору старательно укутал руки в прихваченное из ванной полотенце, усердно изображая, как долго греются его руки. Тобио на его актёрские способности вёлся и даже не старался заподозрить в обмане. В некоторой степени Ойкаву-старшего это напрягало: ну как можно быть таким доверчивым, но всякий раз делясь своими опасениями с родителями, сестрой или даже с Иваизуми и командой он получал один и тот же неизменный ответ: «Просто ты королева драмы». И всё. Возможно, в чём-то они и были правы, но признавать это ой как не хотелось.

Пищащий звук градусника отвлёк Тоору от своих размышлений, и молодой человек встрепенулся. Наконец-то! Сейчас он узнает, всё ли в порядке с его сыном.

— Ну всё, малыш, давай… — Тоору поспешно прикусил язык, не давая себе договорить. Губы расползлись в дурацкой улыбке до ушей. — «Очаровательно».

Тобио, развалившийся на диване и укутанный в мягкий тёплый плед, сладко посапывал, прижимая к себе большую версию плюшевой вороны. Руки сами собой потянулись за телефоном и, прежде чем Тоору успел понять что делает, раздался звук затвора камеры и в памяти смартфона появилась новая фотография. Несколько смазанная из-за действ одной рукой, но всё равно вполне различимая и милая. Да и ракурс хороший — полубоком. Аккуратно приподняв руку сына, Тоору медленно вытащил градусник, от волнения задержав дыхание и высунув кончик языка. Покрутив термометр так чтобы тонкая полоска ртути стала видна, молодой мужчина прищурился и облегчённо выдохнул: тридцать шесть и шесть. Здоров.

Улыбнувшись, лёгким движением смахнув с глаз ребёнка чёлку, отметив про себя, что волосы надо бы подрезать, Тоору поднял Тобио на руки. Отнеся ребёнка в детскую, раздев и уложив в кровать, Тоору оставил дверь открытой и вернулся на кухню — нужно было помыть посуду и прибраться. Рутина отняла совсем немного времени — каких-то двадцать минут, и Ойкава, подхватив со стола телефон, вернулся в детскую — мелкий хоть и хорошо спал в одиночестве, но вот просыпаться один совершенно не любил, вмиг превращаясь из покладистого послушного ребёнка в капризулю.

Разложив на письменном столе недописанные конспекты и пару синих ручек, Тоору взялся за телефон, предварительно выключив звук — булькающие звуки здорово действовали на нервы и вполне могли разбудить посапывающего сына. По-привычке пролистывая фотографии с пар, выбирая наиболее чёткие и нужные для заполнения «пробелов» в конспектах, Тоору удивлённо вскинулся, наткнувшись на кадр, который совершенно точно не ожидал увидеть.

Утреннее шоу.

Тобио, посреди лужи, измазанный, с виноватой мордашкой, но довольными глазами, исподлобья смотрящий в камеру. Молодой человек тупо моргнул. Когда он вообще сфотографировал? Такого момента память упорно не вспоминала, ведь он был так занят просчитыванием всех возможных вариантов решения проблемы. Неужели машинально, на рефлексах? В любом случае, снимок был слишком классным чтобы его удалять или просто оставить в галерее гаджета. Поразмыслив пару минут, кивнув самому себе, Тоору пришёл к выводу, что ничего страшного не случится, если уже появившиеся подписчики «Черничного цветка» увидят своего героя измазанного в грязи и с улыбкой до ушей. В конце концов, образ должен быть естественным, а это включает в себя не только «красивые» фотографии, но и «хулиганскую» тематику, что явно была свойственна деткам трёхлетнего возраста. Загружая фотографию в аккаунт, Тоору лишь пожалел, что не додумался сфотографировать сына в образе вампирёныша, когда тот напился красных чернил и наводил ужас на его одногруппников и преподавателей — если добавить спецэффекты в виде вампирских клыков, то Тобио наверняка бы сорвал куш лайков и комментариев…

«Что-то меня не туда понесло», — Тоору встряхнул головой, избавляясь от глупых мыслей, вернул на экран снимки лекций с доски и проектора и придвинул к себе конспект. Популярность, конечно, хорошо, но учёбу никто не отменял.

— Снег! Снег выпал!

Тобио, пыхтя, влез на кровать отца и принялся скакать от радости, совершенно не заботясь, что большинство его приземлений приходилось не на мягкость матраса, а на спину приглушённо стонущего родителя. Впрочем, весил малыш Ойкава не так уж много и даже его беспардонные бешеные прыжки по рёбрам и почкам не могли повредить Тоору. К тому же, молодой человек уже привык к подобного рода побудкам: такое случалось каждый раз, когда Тобио ложился спать раньше обычного и, соответственно, потом просыпался ни свет ни заря.

Крякнув, когда маленькая ножка соскользнула с бедра и Тобио обрушился на его спину уже плашмя, Тоору предпринял попытку перевернуться на бок. Поспать уже не придётся, а значит надо вставать. К счастью, возможность поваляться в постели ещё пятнадцать минут никто не отменял. Даже неугомонный сынок.

— Снег, говоришь? — Тоору извернулся, сгрёб малыша в охапку и вновь укрылся почти сползшим на пол одеялом. Тобио проворчал что-то нечленораздельное, поворочался, но в итоге нашёл удобную позу и замер. Только громкое сопение выдавало его недовольство.

— Много-много снега! Па, так кл-л-ласиво! — попытался выговорить злополучную «р» малыш, смешно нахмурившись. — Пойдём на санки?

Тоору подавил желание поёжиться. Приход календарной зимы впервые за долгое время совпал с природной, и первая неделя декабря уже не казалась безобидной. Тоору с детства не особо дружил с холодом, а потому зимние месяцы не доставляли ему такого удовольствия, как другим детям. Привычка перенеслась и во взрослую жизнь. Хотя мысль подурачиться в снегу и съехать с крутой горы вниз вызвала ностальгическую улыбку.

— Конечно, воронёнок.

— Да! — синие глаза заблестели в предвкушении.

— Но только после хорошего завтрака и если ты тепло оденешься. — припечатал Тоору. Ребёнок мгновенно надулся.

В отличие от отца, Тобио практически не мёрз на улице — мамины гены — и часто громко возмущался, если на него пытались надеть ещё пару одёжек поверх стандартной одной-двух. Впрочем, упрямство мелкий взял именно от Тоору, поэтому победитель в спорах был очевиден.

Подавив желание засмеяться во избежание потери авторитета, Тоору взъерошил сыну волосы, невесомо поцеловал в лоб и принялся выпутываться из одеяла. Плотная ткань обвила стопы и сбилась под спиной, из-за чего подъём несколько затянулся, но в итоге молодой человек сумел сесть. Маленький комок под боком, образовавшийся из-за погребения под тканью Ойкавы-младшего, недовольно закряхтел и зашевелился.

— Боже, Тобио-тян!

Тоору не выдержал и таки фыркнул от смеха, сорвав с сына одеяло. Мелкий раскраснелся от минутной духоты и возмущения, но долго хмуриться не смог: папино лицо было таким забавным, как и его смех, а потому вскоре и сам пострадавший весело заливался, обхватив ручонками живот. Сколько прошло времени малыш не знал, но вот так беззаботно смеяться вместе с родителем, валяться с ним на кровати и разговаривать о всяком-разном было самым желанным времяпрепровождением. Ему не хватало внимания папы. Слишком редко тот оставался дома весь день, слишком редко отвлекался от больших куч цветных книжек, бумажек и картонок чтобы просто поиграть с ним. Но папа не уставал напоминать ему, что так происходит не потому что ему не интересно с Тобио, а просто потому что нужно зарабатывать денежки, чтобы покупать еду, одежду и новые игрушки. В такие моменты Тобио был согласен отказаться от всего перечисленного лишь бы провести время с родителем. Вот только живот редко разделял его стремления, напоминая о необходимости пищи громким урчанием. Появляющиеся из-за неловких падений дырки на штанах и других элементах одежды также давали понять, что в рванье ходить не шибко приятно.

В какой-то момент Тобио почувствовал, как отцовские руки прижали его к своему боку и почти в тот же миг раздался знакомый звук затвора камеры. Малыш перевёл взгляд на смартфон в руках отца, после — на самого родителя. Тоору всё понял без слов. Хитро усмехнувшись, ткнул в экране пару клавиш, протянул телефон сыну. Тот разглядывал открывшуюся фотографию жадно, стараясь запомнить наизусть каждую линию, каждый изгиб.

— Мы с тобой похожи, да? — Тоору наклонился к своему ребёнку, вновь обняв за плечи, заставив прильнуть макушкой к груди.

— Лазные! — хихикнул Тобио.

Папа любил задавать этот вопрос, и малыш давно знал, что надо отвечать, чтобы наступила его любимая часть. Тоору наигранно возмутился, уперев левый локоть в бок, что из-за сидячего положения не выглядело величественно, после чего подхватил мелкого под подмышки и подошёл к большому зеркалу.

— А так? — перехватив ребёнка под попу, чтобы было удобнее обоим, молодой человек принялся водить указательным пальцем по лицам, ища сходства. — Овал лица у тебя мамин, это точно. А вот бровки мои. И нос. — Тоору легонько ткнул сына в указанные места, вызвав довольный смех. — Хм… Что ещё от меня?

— Глаза! — радостно подсказал Тобио.

— Точно! — Тоору стукнул себя по лбу в картинном озарении. — Глазки у тебя мои, только цвет мамин, да?

— Да, — согласился малыш, — и волосы!

— И цвет волос, — кивнул Тоору.

Постояв перед зеркалом ещё какое-то время, Ойкава-старший наконец решил, что игру «найди N схожестей» можно завершать и переходить к такой приятной и полезной утренней процедуре как завтрак. Но сначала умыться, причесаться и одеться.

— Нам-ням, — согласился с размышлениями отца Тобио и для убедительности потёр ладошкой голодный живот.

* * *

Снег за утренние несколько часов безделья не только не растаял, но начал идти с новой силой, укрывая ветви деревьев, траву и многочисленные крыши домов. Оставшиеся то тут, то там со вчерашнего вечера лужицы покрылись ледяной коркой, что тотчас шла трещинами, стоило какому-нибудь неосторожному взрослому на неё наступить. Детский же вес позволял высыпавшей на улицу малышне устроить себе нечто наподобие мини-катка, чем ребята активно пользовались. Тонкий лёд трескался только когда те начинали на нём прыгать.

Тоору сунул руки в перчатках в карманы, поёжившись от внезапно подувшего ветра. Лёгкий и более суровый мороз он спокойно переносил только при условии хорошей физической нагрузки, но на прогулке с трёхлеткой мало чем можно было себя занять. Разве что игрой в снежки да лепкой снеговика.

Верёвка от санок неприятно пережала рукав куртки, и спустя полминуты Ойкава-старший не выдержал, перехватывая раздражающий шнурок левой рукой. Правая по-прежнему оставалась в теплоте кармана. Тобио страданий отца успешно не замечал, больше занятый разглядыванием изменённого пейзажа и получением наслаждения от поездки. В кои-то веки перспектива топать пешком не казалась ему заманчивой.

А посмотреть было на что!

Земля полностью укрылась белоснежным покрывалом, не оставив ни одной оголённой кочки или выбоины; на ветвях деревьев, перилах лестниц и линиях электропередач виднелись мелкие полупрозрачные узорчатые дорожки; на лобовых стёклах припаркованных автомобилей чьей-то игривой рукой были выведены забавные рожицы, ёлочки, сердечки и надписи в стиле «с первым снегом», «T+K=L» и тому подобное. Воробьи скучковались и сидели, распушившись, на тонких ветвях какого-то куста, создавая иллюзию невиданных плодов, и лишь редкое попискивание да движение одного из выдавало в серых шариках живых существ. Тобио заворожено наблюдал за снежной сказкой. На его юной памяти такого обилия снега, причём нежданного, ещё не было. И оттого всё сильнее было желание вдоволь изваляться в относительно больших сугробах, слепить множество снеговиков и, если удастся, попробовать на вкус сосульки. Папа был категорически против последнего, но тот же противный Кей из группы или задира-Танака не раз заявляли, что это очень вкусно. И Тобио жаждал проверить. Потому что, как говорил папа «верить можно только избранным», а ни того, ни другого юный Ойкава таковыми не считал. Поэтому, да, он должен был убедиться.

— Держись крепче, воронёнок, сейчас поедешь! — бодрый голос родителя оторвал Тобио от верчения по сторонам, заставив посмотреть перед собой. Огромная для трёхлетнего малыша и низкая с точки зрения взрослого горка искрилась в свете утреннего солнца. Ровно посередине снег был примят от верха до самого спуска, что говорило о том что кто-то опередил их и уже покатался. Так было даже лучше, ведь не нужно было прокладывать «тропу» и собирать ногами снег, который так любил забираться под тёплые штаны и скатываться в ботинки.

— Я не волонёнок, им холодно!

— Тогда медвежонок, — нашёлся Тоору, — маленький белый мишка, которому тепло зимой и который любит кататься с горки и валяться в снегу.

— И пушистый! — Тобио вскинул руки, очерчивая вокруг себя, видимо, желая показать, какой он пушистый. Тоору снисходительно улыбнулся:

— Да, сынок, и пушистый. Готов?

— Да!

— Поехали!

Легонько подтолкнув санки вперёд, предварительно заставив ребёнка поверить, что приложил немало усилий, Ойкава внимательно следил за остающимися на снегу ровными полосами от полозьев, и подпрыгивающим в санках сыном, готовый при первом намёке на опасность сорваться с места и броситься на помощь. Вообще санок он в некоторой степени опасался: в памяти до сих пор были свежи воспоминания, как они вместе с сестрой пошли кататься и та, налетев на кочку, перевернулась и сломала себе лодыжку. Со смещением! Тоору обнял себя руками за плечи, вспоминая, как бедняга прыгала на костылях почти полтора месяца. Салазки в этом плане были куда менее опасны, но трёхлетка чисто физически не смог бы с ними совладать. Так что приходилось трепать свои бедные нервы и с замиранием сердца наблюдать за радостно катящимся с горы сыном, молясь про себя, чтобы всё было хорошо.

— Папа-папа! Ты видел! Я далеко!

Восторгу Тобио не было предела. Малыш выбрался из санок, схватил горсть снега, бросил над головой, зажмурив глаза, и с гордостью посмотрел на родителя, очертив рукой пространство вокруг.

— Умница мой! А теперь бери саночки и обратно! — Тоору приложил озябшие ладони ко рту, делая вид, что находится очень далеко, и стал медленно спускаться с горки.

Малыш-Ойкава с готовностью тряхнул вылезшей из-под шапки чёлкой, ухватился за шнурок и потянул за собой, высунув язычок от усердия. Санки были лёгкие и без труда скользили по протоптанному снегу, а вот клетчатое одеяльце в них добавляло веса. Впрочем, Тобио очень хотел показать папе, что он уже большой мальчик и упрямо топал вперёд, таща за собой своё средство передвижения.

— Какой ты быстрый, Тобио-тян, я только сумел спуститься, а ты уже здесь, — Тоору ласково улыбнулся засветившемуся от гордости сыну и аккуратно взял из его ручек шнурок, ловко вытаскивая санки на верх горы. Малыш вскарабкался следом, уверенно игнорируя протянутую руку отца. Он уже взрослый!

— Ещё лаз!

— Хорошо.

Дождавшись, когда Тобио усядется, проверив, насколько удобно и безопасно он устроился, Тоору снова столкнул санки с горки, поморщившись от залившего долину счастливого визга. Мощностью лёгких его сынок тоже пошёл в маму.

Пальцы промёрзли насквозь, и Тоору уже не знал, куда девать руки. Карманы, перчатки и даже тёплое дыхание не помогали, а морозный ветер не думал уходить, словно стараясь довести начатое до конца. Тоору дал себе ментальный подзатыльник, поняв, что нужно было наплевать на общественное мнение и надеть варежки — ну и что, что по-детски, зато тепло было бы. Бросив полный надежды взгляд на сына — вдруг тот устал и хочет домой — и увидев полную радости и энтузиазма мордашку, Тоору понял, что нет, мелкий не устал и, соответственно, его желание скорее вернуться в теплоту квартиры не будет удовлетворено. Во всяком случае в ближайшие пару часов точно.

Тоору вздохнул, выпустив в воздух облачко пара, притопнул на месте, хлопнув себя по бокам и бёдрам словно в только ему понятном танце. Мелкий нечасто мог вот так, сколько угодно, дуреть на улице в компании отца, и то что в это воскресенье у него не было работы было настоящим благословением свыше. Портить Тобио настроение своим кислым видом молодой отец не желал, а потому приклеил к лицу слащавую улыбку, которой обыкновенно светил со страниц журналов и каталогов.

Холодно.

Желая отвлечься от коченеющих конечностей, Ойкава-старший достал смартфон и включил интернет. Звук входящих уведомлений на Вайбер и другие мессенджеры не стихал полминуты, и Тоору успел испугаться, чего такого ему понаписывали. Как правило, на почту и в соцсети не приходило ничего кроме восхищённых воплей фанатов (в том числе и Черничного Цветка) и предложений различных заказчиков, но бывали и исключения. Тоору до сих пор передёргивало, стоило вспомнить тот поток оскорблений, вылитых на него какой-то отвергнутой девицей. При этом он вообще услышал про неё впервые в жизни. Серьёзно, он даже не знал её имени, не говоря о том, что совершенно не помнил ни внешности, ни где им удалось (если вообще такое было!) пересечься. Иваизуми считал, что она была школьницей, интересующейся мужской модой (судя по страничке в Mixi), а Ханамаки и Мацукава были уверены, то это обычная фанатка, не знающая его хочет от жизни. Возможно, так она пытается обратить на себя твоё внимание — слова Иваизуми не были лишены смысла, но Тоору, пусть и признавал, что у девчонок свои тараканы в голове, всё равно не мог понять этой логики.

Зелёно-оранжевый колобок, метнувшийся под ногами и что-то восторженно пропищавший, вынудил Тоору отшатнуться от склона и забыть про непрочитанные ещё сообщения. Уняв желание протереть глаза, молодой человек заморгал, быстро опознавая в катящемся шарике другого ребёнка. Чуть меньше и, похоже, младше Тобио.

— Привет, Король! — радостно, во всю глотку заорал оранжевый шарик и бросился к Тобио обниматься.

Тоору передёрнул плечами. Его сын никогда не отличался тактильностью, а значит предсказать его реакцию было несложно: удар маленьким кулачком по голове прилипалы или грозный взгляд, от которого этот прилипала сам отлипнет. Учитывая, то мелкий находился в настроении, велика была вероятность именно первого исхода, и Тоору уже открыл рот, чтобы отругать сына за грубость, когда произошло нечто удивительное и странное. Тобио не попытался отстраниться. Наоборот, с видом величайшей неловкости и некоторого одолжения почти по-отцовски похлопал ребёнка по плечу, что-то тихо ответил.

«А вот это интересно!» — Тоору пресёк желание спуститься к сыну и познакомиться с тем героем, который смог заставить Тобио вытерпеть объятия. Похоже, дети друг друга знали, а значит, это кто-то из садика. С девочками сын не общался, среди знакомых мальчиков друзей тоже как-то не завелось, так что оставался один вариант: этого кого-то Тоору не знает. — «Скорее всего тот новенький, переведённый недавно», — заключил он и принялся вертеть головой в поисках родителей этого чуда. По словам Тобио, новенький был довольно интересным.

Женщина лет тридцати на вид обнаружилась в десяти шагах от горки и толкала перед собой коляску. Поравнявшись с наблюдающим за ней Тоору, она приветливо улыбнулась и протянула руку:

— Хината Хару, добрый день.

— Ойкава Тоору, добрый.

Тоору пожал небольшую женскую ладонь, слегка смущённый, как себя вести. Он привык проявлять свои джентльменские качества и при знакомстве подносить ладонь барышни к губам, но в данном случае это казалось неуместным и даже неприличным. Так что он ограничился вежливой улыбкой и перевёл взгляд на уже что-то активно обсуждающих детей.

— Это ведь ваш мальчик перевёлся в Карасуно прошлым месяцем? Шоё, кажется?

— Да, — она кивнула, — после рождения дочки в однушке стало совсем тесно и пришлось переехать. Сами мы из Мияги, но вот удалось вырваться в столицу.

— У меня знакомая в Мияги. — Тоору решил умолчать, что Киоко является ещё и матерью его сына, — а где поселились?

— В тридцать восьмом доме, рядышком совсем.

— А мы с Тобио в тридцатом! Соседи, значит.

Женщина улыбнулась, поправила в коляске одеяльце и посмотрела на подбегающих к горке мальчишек. У обоих с лица не сходила улыбка, и Тоору, получивший возможность впервые рассмотреть друга сына, признал, что мальчик довольно приятный на вид. Несмотря на россыпь веснушек по щекам и носу и нехарактерные для японцев рыжие локоны — вероятно, отец европеец, раз у матери стандартный чёрный цвет. Ну, относительно метисов у Ойкавы предубеждений не было.

— Здравствуйте, я Шоё! Друг Тобио из садика!

Тоору расплылся в ухмылке, присев на корточки перед гордо вытянувшим ладошку мальчуганом.

— Шо-тян, значит, да? А я Тоору, папа Тобио. Рад познакомиться с тобой, — он аккуратно пожал крошечную ладошку, стараясь не фыркнуть на внимательный взгляд сына. У Тобио был вид, словно он невесту на смотрины привёл, а не друга, и от слова отца зависит, смогут ли они быть вместе. Нужно было как-то успокоить своего ребёнка, пока он не накрутил себя и не решил, что ему не разрешают общаться с этим Шоё. — У тебя очень красивые волосы, такие рыжие.

— Да! И у Натсу! — ребёнок засверкал полными восторга глазами и принялся скакать на месте, словно стоял на раскалённых углях, — мы как папа! Только у мамы они как у всех, но она всё равно красивая!

Громкий доверительный шёпот сына заставил Хинату Хару расплыться в смущённой улыбке. Тоору подмигнул мальчику:

— Мамы всегда красивые.

Шоё быстро закивал, признавая безоговорочную правоту взрослого, и с любовью посмотрел на улыбающуюся маму. Не выдержав, метнулся к ней, уткнулся макушкой в красный пуховик и обнял за ноги.

— Ты чего, малыш? — та ласково потрепала сына по голове. Почувствовав на себе изучающий взгляд, опомнилась и, как и Ойкава-старший, присела на корточки перед Тобио: — а я — мама Шоё, Хару. Будем знакомы.

— Тобио, — Тобио смутился, но руку протянул. Посверлив взглядом снег под ногами, всё же добавил: — Ойкава.

Мама Шоё оказалась очень приятной и не стала смеяться на его заминку, а просто ласково улыбнулась. Тобио замер. Пап тоже постоянно улыбался ему — тепло, с гордостью и любовью, как улыбался только ему и никому больше, — но что-то отличалось. Возможно, взгляд был не настолько мягким или может всё дело в том, что улыбалась женщина Возможно, мамы улыбаются совсем не так как папы? Ойкава-младший привычно нахмурился, задумавшись над столь удивительным открытием. Он должен был разгадать эту загадку! Если бы его мама только хоть разочек приехала к нему, он бы смог сказать наверняка, но она не спешила к сыну, ограничиваясь редкими звонками, подарочными открытками и игрушками на Новый год, День рождения и другие праздники. И от этого маленькое сердечко Тобио сжималось от боли и несбыточных надежд. Он даже Деда Мороза просил привести ему маму, но та так и не появилась. Как на утро сказал папа, есть вещи, которые даже добрый дедушка-волшебник не в силах изменить. Мама много работала и потому не могла с ним видеться, но это не значило, то она не любила своего сына — очень любила! Очень-очень! Просто пока у неё не было времени на разъезды по стране. И Тобио отчаянно цеплялся за папины слова, веря, что по-другому быть не может, что папа не станет ему врать.

— Тобио-о-о, э-э-й.

Ноющий голос Шоё оторвал юного Ойкаву от грустных мыслей, а резкий рывок за рукав вынудил сделать два быстрых шага вперёд. Тобио хмуро глянул на невинно улыбнувшегося друга.

— Я тебя звал-звал, но ты застыл, — пояснил Хината свои действия, — давай в снежки!

Беспомощно обернувшись на отца, Тобио встретил лишь подмигивающий взгляд и кивок головой вперёд в призывном жесте поиграть с другом. Мама Шоё тоже махнула им рукой и повернулась к коляске, принявшись трясти ту вверх-вниз.

— Сестрёнка проснулась. — констатировал Шоё и, увидев недоумевающий взгляд Тобио, пояснил: — мама всегда трясёт коляску, когда она просыпается. А то Натсу плакать начинает. Она очень громкая.

Последнюю фразу Шоё произнёс с явным сожалением и даже прикрыл ладошками шапку, закрывая область ушей. Тобио издал многозначительное «А-а-а» и помахал обернувшемуся в их сторону отцу. Шоё тем временем закончил вспоминать, насколько громкой может быть его сестрёнка и вернул лицу обычное выражение.

— Ладно, давай играть!

Не дождавшись ответа друга, он наклонился, собрал в варежки охапку снега и принялся старательно мять, формируя нечто похожее на большое яйцо. Когда снег перестал осыпаться, запустил снаряд в куртку Тобио.

— Ты должен был уйти от него, — нахмурился Хината, недовольный, что друг не включился в игру.

— А снежки должны быть маленькими, а не как у тебя большими. Это ком получился. — Тобио упёр руки в бока, пародируя отца, и решил показать другу, как надо правильно делать снежки для игры. Папа всё понятно объяснил на примере пластилина, и маленький Тобио был готов покорять мир своими идеально ровными снежными шариками. Они напоминали мячики, а к мячикам у него всегда была слабость.

Шоё внимательно наблюдал за действиями друга, крутился у того под руками, мешая, и елозил руками по своему снегу, стараясь повторить. Мальчишки так увлеклись, что через четверть часа у обоих противников было около десяти ровных «снарядов». Оглядев свои боеприпасы, мальчишки решили начать.

Первым атаковал Тобио, выбрав первый попавшийся под руку снежок и запустив его прямо в нос Шоё — в каком-то мультике про супергероев как-то упоминали, что для быстроты эффекта нужно целиться в лицо, так как там много болевых точек. Что такое эти боевые точки Тобио не знал, но решительно следовал инструкции, забрасывая Шоё снегом. Рыжий мальчик был растерян всего несколько мгновений — тогда он даже задумался, не заплакать ли: попавший по носу снежок оказался не слишком мягким — но быстро сориентировался и юркнул за сугроб, прихватив с собой лишь часть своих «снарядов». Потратив их все на контратаку, Шоё понял, что лепить новые снежки слишком долго, пока у Тобио есть готовые, и решил добраться до оставшихся шести, лежавших недалеко от его укрытия. Но сначала нужно было отвлечь Тобио. Бросив взгляд на лежавшую возле ног палку, Шоё победно ухмыльнулся: вот он, его путь к победе! Облепив палку снегом, он нацепил на неё свою шапку и бросил в противоположную от себя сторону, сам потянувшись к заготовленным снежкам. Как он и рассчитывал, Тобио среагировал на приманку и запустил предпоследний снежок в шапку, прежде чем понял, его обдурили.

— Нечестно!

В ответ Шоё показал Тобио язык и швырнул снежок, угодивший другу прямо в живот. Недовольный взгляд Тобио вызвал у Шоё смех, но долго веселиться ему не позволили.

— Шоё, немедленно надел шапку!

Гневный окрик мамы вмиг убавил беспечности юному озорнику, и он съёжился, заметив быстрым шагом приближающуюся родительницу. Вид у Хинаты Хару был грозный и развевающиеся позади полы пуховика делали её ещё более внушительной. Поравнявшись с сыном, она быстрым движением подняла шапку, отряхнула от снега (благо, та не успела промокнуть) и надела ему на голову.

— Я что тебе говорила по этому поводу, а мистер?

— Мам, прости… Я…

— Что, Шоё?

Мальчик выпятил нижнюю губу, чувствуя себя и виноватым и обиженным одновременно. Конечно, он ослушался и скинул шапку, но ведь он просто хотел отвлечь Тобио! А Тобио сейчас смотрит на них удивлённо и наблюдает, как его ругают. Неприятно.

— Не снимать шапку.

— Верно, — женщина кивнула и сложила руки на груди, притопнув сапогом по снегу, — а ты что сделал?

— Снял…

— И?

— И я больше не буду… Прости, а?

— Чтобы в последний раз, Шоё, иначе вернёмся домой и больше на улицу не выйдешь.

— Не буду больше! Честно! — мальчик отчаянно замотал головой, надеясь жестами передать маме, что действительно всё понял и больше не повторит столь серьёзной ошибки.

Кажется, вид искреннего раскаяния сына смягчил сердце матери, потому как она устало вздохнула и притянула ребёнка в объятия.

— Ладно уж, неслух. Я из-за тебя Натсу на папу Тобио бросила, так что пойду.

Шоё украдкой взглянул на горку, наверху которой стояла коляска с сестрёнкой, возле которой маячил Ойкава-старший. Мужчина легонько надавливал на ручку и отпускал, из-за чего коляска дёргалась, укачивая маленькую Натсу.

— И смотри мне, ты обещал. — мама погрозила Шоё пальцем, и мальчик кивнул, смущённо потерев затылок.

— На меня папа тоже кличит, когда я снимаю шапку или култку. — утешил друга Тобио.

Подойдя ближе, он положил руку ему на плечо и ободряюще улыбнулся. Шоё поборол желание отскочить от оскалившегося Ойкавы. Неужели он действительно не умеет нормально улыбаться?

Прилетевший в затылок снежок заставил Тобио удивлённо вскрикнуть и развернуться в прыжке. Зашипевший рядом Шоё дал знать, что в него тоже попали. Но кто, если на горке были лишь они одни и совершенно точно больше не бросались снежками? Нахмурившись, Ойкава-младший принялся осматриваться по сторонам, стараясь заметить всё, то могло скрывать нападающего. Любую кочку, любой сугроб или куст… в затылок вновь прилетело, и Тобио развернулся настолько резко, что перед глазами поплыли круги, но часть синей куртки, исчезнувшей за толстым клёном удалось заметить.

Хмыкнув, сделал жест напряжённому Шоё, Ойкава тихо подобрался к сидящему в засаде неизвестному и, выждав время, с боевым кличем выскочил вперёд. Его крик продлился в испуганном крике не ожидавшего своего раскрытия Танаки Рюноске.

— У вас там всё нормально?

Взволнованный голос отца заставил Тобио встрепенуться. Обернувшись, мальчик увидел, что папа, мама Шоё и ещё какая-то девушка, очень напоминающая старшую сестру Рю, обеспокоенно вглядываются в их сторону и намереваются спуститься. Конечно, расстояние было ничтожное — от силы семь взрослых шагов — но трёхлеткам казалось, что родители далеко и они чувствовали себя взрослыми.

— Всё холошо!

— Нормально!

— В поядке!

Три звонких мальчишечьих голоса зазвучали наперебой, заглушая друг друга и разносясь по округе. Взрослые синхронно поморщились от количества децибел и так же синхронно заулыбались. Саеко — теперь Тобио точно мог сказать, что это сестра Рю — весело помахала ему рукой и принялась что-то говорить его отцу. Тот сделал сначала уставшее лицо, потом удивлённое, а после — слегка возмущённое. Впрочем, судя по голосу он не был ни обижен, ни раздражён и сохранял радушное настроение.

— Давайте лучше паровозиком скатимся, в снежки неинтересно и мокро, — предложил Рюноске после третьей неудачной попытки скатать из снега приличный шарик. Он чувствовал себя неумехой среди Ойкавы и Хинаты и хотел поскорее избавиться от этого неприятного чувства.

— Давай! — согласились те, поразмыслив лишь пару секунд.

* * *

Саеко вывела брата на прогулку и собиралась тихо отсидеться где-нибудь в песочнице, пока тот будет развлекаться лепкой снеговика, когда заслышала знакомые голоса и приметила у одного низенького холмика слишком знакомую фигуру. Ойкава Тоору собственной персоной. Да ещё и с какой-то женщиной с коляской. Интерес взял верх над приличием и, оправдываясь маячившим под ногами Рюноске, девушка уверенно пошла в направлении Ойкавы. Если тот шатался по улице, значит и Тобио был где-то рядом. Младшему братцу как раз не помешает подуреть часок-другой со сверстником.

— Здарова, красавчик!

Саеко отпустила руку Рю, предварительно указав на лепящих в снегу Тобио и ещё какого-то ребёнка, со спины которого она не узнала. Младший брат намёк понял и рванул к одногруппникам, оставляя взрослых одних.

— Саеко? Ты что тут делаешь? — Тоору удивлённо приподнял брови, протянул девушке руку, которую та с громким хлопком пожала.

— Выгуливаю малого. Здравствуйте, — последняя фраза относилась к незнакомой Саеко женщине, которую она, скорее всего, где-то уже видела.

— Добрый день, — приветливо кивнула та, — я Хината Хару, мама Хинаты Шоё, он перевёлся в Карасуно месяц назад.

— А-а-а, тот рыжий симпатяга, помню-помню! — Саеко довольно сверкнула глазами и заулыбалась во весь рот, — очень славный малыш. Приятно с вами познакомиться, Хината-сан, я Танака Саеко — старшая сестрица задиры Рю. Он же Танака Рюноске.

Хината Хару по-доброму рассмеялась, заверив, что её сынок тоже спокойствием не отличается и вообще все дети в этом возрасте напоминают маленькие пропеллеры, стремящиеся оказаться везде и всюду и, желательно, одновременно. Тоору не мог не согласиться, припомнив весь тот бардак, неизменно появляющийся дома, стоит мелкому захотеть что-то посмотреть, потрогать или поиграть. Иногда оно грозилось перерасти в крупномасштабное бедствие и квартира уцелела лишь благодаря его (Ойкавы Тоору) молитвам. Саеко в долгу не осталась и принялась припоминать наиболее курьёзные случаи, произошедшие по причине неугомонно любопытства её братца.

Проболтав неизвестное количество времени, краем глаза постоянно наблюдая за играющими в шаговой доступности детьми, и миссис Хината, и даже закалённая Саеко начали ощущать прохладу. Тоору мужественно держался, решив умолчать о давно занемевших ногах и руках, так как мог винить лишь себя одного, что оделся недостаточно тепло. В конце концов он не ожидал, что планируемая на полчаса-час прогулка с сыном затянется на все три. Но сдержать рвущегося наружу чиха молодой человек не сумел и едва успел прикрыться локтем куртки.

— Эй, Тоору, ты не вздумай слечь с температурой — насколько я знаю, твой безумный менеджер готовит целый пакет заказов.

— Правильнее будет буккер, это я его менеджером зову, но он всё равно обижается. — поправил Ойкава, но что Танака фыркнула и махнула рукой:

— Один фиг.

— В любом случае, Саеко-сан, — он специально выделил уважительный суффикс, зная, что девушку здорово злит, когда он так к ней обращается, — ни я, ни уж тем более Тобио не заинтересованы слечь с простудой, так как оба не любим лечиться.

— Ага.

— Я серьёзно! — возмутился Тоору на скептичный взгляд девушки и тут же выпрямился: — ладно-ладно, скоро пойдём домой и по приходу мы с ним сразу выпьем горячий чай, довольна?

— Несказанно. — Саеко закатила глаза, подавив улыбку.

Примечания:

Не прошло и полгода, товарищи!

— Апчхи!

Громогласный чих разнёсся по квартире, сотрясая стены. Ойкава Тоору шмыгнул носом, после недолгих раздумий вытащил из кармана домашних спортивных штанов платок. Высморкаться не получилось, зато от усилий заложило уши. Молодой человек поморщился, устало вздохнул и помассировал переносицу, надеясь вернуть хотя бы то подобие свободного дыхания, что у него было минутой раньше.

Ни-че-го.

Очередной вздох разрезал тишину квартиры. Тоору прошаркал на кухню, взял с батареи кружку воды и залпом осушил, поморщившись от колючего ощущения. Горло воспалилось и болело и создавалось впечатление, что кто-то несколько раз прошёлся по нему ножом. С зазубренными кончиками. Коснувшись сложенного вдвое и обёрнутого вокруг шеи платка, Тоору поджал губы и скривился. Последний раз он по-настоящему болел два или три года назад и уже успел позабыть все «прелести» подобного времяпрепровождения. Теперь же ситуация осложнялась маленьким ребёнком, который во время болезни был совершенно не похож на себя и капризничал как никогда.

Плеснув в кружку воды и снова поставив на батарею, Тоору проверил зашумевший котёл, плотно закрыл приоткрытую дверцу. За окном кружился и медленно падал снег, укрывая землю белым искрящимся на солнце ковром. Погода стояла тихая, спокойная, сеющая в душе сожаление о невозможности выйти на улицу. Задумчиво помяв в пальцах низ безрукавки, молодой человек потянул верёвку жалюзи, сдвигая их вправо. Сразу стало светлее и чуточку радостнее. Улыбнувшись кончиками губ, Тоору взял пластину жаропонижающих таблеток и пузырёк с сиропом от кашля и вернулся в спальню.

Разметавшись по большой отцовской кровати Тобио напоминал запутавшуюся в сетях рыбку с той лишь разницей, что не брыкался в попытках освободиться, а лежал смирно, забывшись сном. Умиротворяющую картину нарушали лишь тихие хрипы и периодический кашель, сотрясающий маленькое тельце.

Что ребёнок заболел Тоору понял ближе к вечеру, когда Тобио не стал упрямиться идти спать и требовать так обожаемый им черничный пудинг. Ладонь, приложенную ко лбу, обожгло, а наспех поставленный градусник подтвердил опасения. Тридцать семь и девять. Паника, охватившая Тоору, улеглась лишь после приезда скорой помощи, когда врач, осмотревший Тобио, заявил, что бояться не нужно — это не ангина, а обычная ОРВИ — и следует лишь соблюдать все предписанные меры предосторожности и не забывать принимать лекарство. Тем не менее, на утро Тоору точно понял, что умудрился подхватить от сына вирус — появились аналогичные симптомы. Вялость, температура, кашель и больное горло здорово отвлекали от задачи следить за часами, чтобы вовремя влить в сопротивляющегося ребёнка очередную порцию лекарства.

— Тобио-тян, сынок, проснись. — Тоору легонько потряс сына за плечо.

Недовольно замычав, малыш разлепил глаза, широко зевнул, продемонстрировав родителю красное горло, и поднялся на предплечья.

— Глотай, — Тоору запихнул ему в рот ложку, полную сладкой, но жутко щиплющей микстуры. Тобио протестующее замычал, попытался оттолкнуть родителя, но потерпел поражение. — Я знаю, что неприятно, но надо лечиться. Смотри, папа тоже это выпьет.

В подтверждение своих слов Тоору снова наполнил ложку вязким сиропом и сунул в рот, недовольно зажмурившись. Лекарство обожгло больное горло и в следующий миг неприятно охладило. Стало даже дышать холодно. Тоору поморщился, искренне недоумевая, зачем делать такой эффект — от холода ведь может стать ещё хуже. Но выбора не было и нужно было исполнять предписания врача.

— Ну что, черничка, теперь не обижаешься на меня?

— Нм-мг. — Тобио замотал головой, и его чёлка качнулась в такт движениям.

— Хорошо.

Ойкава-старший хлопнул себя по коленям, протянул руку к тумбочке и завёл будильник через полчаса, чтобы не пропустить обед. Теперь оставалось только выждать время, так как остальную гору лекарств принимать следовало после приёма пищи. Тоору потёр горящие глаза. За это время можно было попытаться либо приготовить что-нибудь съестное, либо… поспать. И молодой отец, при всём понимании, что обед с ужином сами себя не приготовят, не мог сопротивляться слипающимся векам и наливающемуся свинцом телу. Широко зевнув, поправив на сыне одеяло и на всякий случай ещё раз приложив ладонь к его лобику, проверяя температуру, он тихо растянулся рядом, набросив на себя пушистый плед. Тобио, почувствовав присутствие отца, сдвинулся к нему, что-то промычав. По привычке положив ладонь на попу ребёнка, Тоору закрыл глаза и позволил измученному от тревожной ночи организму расслабиться.

Сон накрыл отца и сына буквально через минуту.

* * *

Дверной звонок разразился пронзительной трелью, вырывая из блаженного забытья, оглушая, и Тоору закрыл уши. Поморщившись, подавил недовольный стон и поспешно поднялся с кровати, радуясь, что настырный звон не разбудил сопящего Тобио — только капризного ребёнка ему, так нагло вырванному из сна, сейчас не хватало.

— Ну кого там нелёгкая принесла? — пробормотал он себе под нос и прошёл в коридор. — Да?

— Больнокава, это я!

Тоору возвёл к потолку усталый взгляд — только воинственно настроенного друга ему не хватало, — но дверь всё же открыл. Потому что иначе Иваизуми либо сам высадит ту с ноги, либо уйдёт чтобы спустя четверть часа заявиться вновь, но уже с полицией. И почему в словах столь ужасающего человека никто никогда не сомневался?

— Рад видеть, что ты ещё с нами. — Поприветствовал перешагнувший порог Иваизуми.

— И тебе не хворать, Ива-чан. — кисло отозвался Тоору. Сонливость постепенно спадала, уступая место так некстати вылезшему гостеприимству. — чего припёрся?

— Убедиться, что ты не подохнешь из-за своего нежелания лечиться, конечно. — как само собой разумеющееся пояснил Хаджиме, снимая пальто и протягивая другу. Тоору оставил шпильку без внимания, вытащил из шкафа вешалку, повесил на неё пальто и сунул обратно в шкаф. Зная Иваизуми, тот не покинет квартиру минимум в течение пары часов.

— Итак, где второй больной и ели ли оба хоть что-нибудь?

Иваизуми деловито упёр руки в бока, прикидывая, с чего начать. По-хорошему следовало убедиться, что в холодильнике Ойкавы не повесилась ни одна мышь и что нужные лекарства как минимум есть и открыты. И не только детские, да.

— Тобио спит, и да, я впихнул в него пару ложек овсянки.

— А сам?

— Ива-чан, ты что, моя мама?

— Не выделывайся и отвечай.

— Ива-чан…

— Живо.

Тоору недовольно поджал губы, чихнул, вытер ладонью нос и неохотно покачал головой. Здесь не было никакого упрямства, просто он и правда не хотел есть. Одна только мысль о завтраке вызывала тошноту. Но лучшему другу, похоже, было глубоко плевать на его отговорки.

Хаджиме смерил его взглядом, обещающим все кары небесные, и решительно исчез за ведущим в кухню поворотом. Почти сразу оттуда раздались лязгающие звуки доставаемых кастрюль и другой кухонной утвари, извещая, что скоро в квартире запахнет тушёным мясом и куриным бульоном или что там мог создать Иваизуми из его скудных продуктовых запасов. Тоору мысленно пожелал себе удачи, примерно представляя реакцию друга, когда тот поймёт что в морозилке остались только картофельные вареники, а в самом холодильнике пара яиц с молоком да кусочек какой-то ветчины. Ну и целая куча баночек с детским питанием, что так обожал Тобио. Вот уж кто точно не будет голодать. Хотя Тоору с неохотой признал, что и сам был бы не против перекусить яблочно-банановым пюре, тающим на языке и на миг возвращающим в беззаботное детство.

Тяжёлые шаги раздались совсем рядом, и Тоору лишь чудом увернулся от летящей оплеухи. Злой и оттого какой-то растрёпанный Иваизуми посверлил его выразительным взглядом, вытянул шею, убеждаясь, что Тобио по-прежнему спит, и громким шёпотом принялся отчитывать за пренебрежительное отношение к здоровью и нормальной «человеческой» пище. Тоору не стал скрывать усталый вздох и, снова оглушительно чихнув и хлюпнув носом, удалился, махнув рукой. Хаджиме, оторопевший от такой наглости, даже не стал орать и просто пошёл следом, продолжая втолковывать непутёвому другу простые истины.

Они остановились перед входом в спальню. Тоору вдруг скорчил жутко усталую, но устрашающую рожу и показательно потряс перед лицом Иваизуми кулаком:

— Разбудишь малого — убью. И не смотри, что шатаюсь — для этого силы найдутся.

Закатив глаза на откровенно паршивую угрозу, Хаджиме снизил тембр голоса до шёпота и вновь принялся читать лекцию о здоровом питании, важности потребления хотя бы минимального количества калорий в сутки и о том, что желудку просто необходима нормальная горячая пища, в частности супы, а не фастфуд и различные полуфабрикаты.

— Ива-чан, отстань, — Тоору снова чихнул и посмотрел на друга воспалёнными красными глазами, — главное, что Тобио всегда хорошо кушает. А я нормально питаюсь. Ты превращаешься в озабоченную жёнушку.

— Заткнись, дебил!

Иваизуми не пожалел ни собственного кулака, ни и без того болящую голову Ойкавы-старшего, и тот, заскулив, присел на корточки баюкая пострадавший лоб. Меж сдавленных причитаний и ругательств Хаджиме различил тихое «Иваизверг» и уже был готов повторить воспитательный жест, но был нагло прерван вновь ожившим дверным звонком. Вопрос, ждёт ли Ойкава в гости ещё кого-то разрешился сам собой, когда Хаджиме увидел озадаченное выражение на лице друга.

Тоору ещё раз потёр саднящий лоб, неуклюже поднялся на ноги и прошаркал к входной двери, припав к глазку. Фыркнув, закатил глаза и повернул замок, отпирая.

— Какими судьбами, Саеко? Ты без своего бешеного?

— Ещё раз назовёшь Рю бешеным — получишь в глаз.

Хаджиме подавил смешок от того, насколько непринуждённо их общая с Тоору знакомая произнесла свою угрозу. Видимо, хулиганские наклонности младшего братишки вынуждали девушку не раз и не два выслушивать подобные реплики в его адрес и она приобрела иммунитет к таким подколам. Хаджиме прошёл в коридор, где Саеко, кряхтя, стаскивала сапоги. Заметив его, она широко улыбнулась и вскинула ладонь:

— О, ты тоже тут! Привет.

— Привет. — Кивнул он.

— Так чего ради ты тут забыла? — вернулся к интересующему его вопросу Тоору, и взгляды незванных гостей разом сошлись на нём. Удовлетворённый, что вернул к себе внимание, молодой человек сложил руки на груди и вопросительно искривил бровь.

Минуту недоумённого молчания прервал Иваизуми, тряхнув головой и предложив Саеко пройти в кухню. На возмущение Ойкавы, что это он вообще-то он тут хозяин и ему решать, кого куда приглашать никто не отреагировал. Впрочем, Тоору ничуть не обиделся и надул щёки только для вида.

Ойкава поставил на плиту чайник, стараясь не замечать замешенного в пластмассовой зелёной миске желтоватого нечто, лишь отдалённо напоминающего тесто. Похоже, Иваизуми хотел замесить блины, но что-то пошло не так. Тоору закусил внутреннюю часть щеки, сдерживая смешок — шанс, что его грозный друг спокойно примет насмешку в свой адрес была слишком мала. А голова всё ещё болела.

— Утром в садике сообщили, что скоро будет выступление в честь зимних праздников. Тобио должен выучить стишок, а ты — сделать ему костюм какого-нибудь животного. — Сев за стол и спустя некоторое время разглядывания пейзажа за окном наконец пояснила цель своего визита Саеко. Понаблюдав за тупо смотрящим на неё Ойкавой, мозг которого усиленно пытался вникнуть в суть всего сказанного, самодовольно добавила: — мой Рю, например, будет воронёнком.

Тоору моргнул раз, другой, а потом издал тяжкий длинный вздох и закрыл глаза ладонью.

— Почему дети не могут просто остаться в прошлогодних костюмах? Я далеко не модельер и не швея.

— Не ты один, красавчик, — ухмыльнувшись, похлопала его по руке Саеко, — но малы́м надо развиваться, а что как не совместные поделки вместе с родителями этому поспособствует?

— Я ведь даже не уверен, что Тобио захочет быть каким-то животным! — воскликнул Ойкава и оглушительно чихнул, — девяноста процентов, что, дай ему выбор, — предпочтёт нарядиться волейбольным мячом. Ну или спортивную форму японской сборной потребует.

Хаджиме фыркнул, а Саеко даже не попыталась сдержаться и захохотала, прикрывая рот ладонью. Впрочем, голос от её стараний не снизился ни на один децибел, и риск скорого появления в кухне сонного больного ребёнка оставался великим. В словах Тоору не было неправды, и оттого его комментарий был ещё более комичным. Порой Саеко всерьёз задумывалась, не пел ли её чокнутый знакомый сыну гимн волейболистов вместо колыбельных, потому что такая одержимость мячом в столь юном возрасте вряд ли была нормальной. Хотя… Рюноске, например, едва научившись ходить и говорить, стал проявлять огромный интерес к противоположному полу и почти всё время проводил в компании девочек. Конечно, с мальчишками он тоже контактировал, но в разы меньше. И Саеко порой откровенно напрягали умозаключения братишки, что он «женится на всех красавицах сразу». И это в трёхлетнем возрасте! Однажды она чуть не залепила ему оплеуху за подобные высказывания, но, благо, вовремя поняла, что ребёнок не виноват в своих «кобелинских наклонностях» — как она начала называть это про себя — тут «спасибо» надо сказать их папочке, который к своему возрасту успел трижды жениться и дважды развестись. И заделать двух детей от двух разных жён, ага.

Не зря же говорят, яблочко от яблони недалеко падает.

Так что, вероятно, и в огромной любви младшего Ойкавы к мячу не было ничего страшного, учитывая, как в своё время был одержим этим спортом его отец. Размышления о силе генетики и её влиянии на дальнейшую жизнь человека прервал скулёж Тоору, который никак не мог смириться с мыслью о предстоящих занятиях рукоделием.

— Хватит ныть, Ноякава, — довольно резко прервал стенания друга Хаджиме, — зашивал же ты ему порванные носки со штанами.

— Это другое, Ива-чан! — Тоору оскалился и хмуро сложил руки на груди. — Одно дело зашить что-то и совсем другое — пошить!

— Не вижу особой разницы.

— Ну так пошей вместо меня!

— Нет уж, я не дружу ни с нитками, ни с иголками.

— Вот видишь! — Ойкава почти подскочил на месте, обвиняющее ткнул пальцем в сторону друга: — А меня пытаешься заставить!

— Это ж твоё задание.

— Что не делает меня профи в этом девчачьем деле!

— Убедил, красавчик. — Саеко решила вмешаться, пока перепалка не переросла в нечто более масштабное и громкое. К тому же, в некоторой степени она понимала тревоги молодого отца. Никому не хотелось чтобы его ребёнок выглядел чучелом среди других детей. — Я помогу тебе. Так что, как гласит древняя китайская мудрость: будь безмятежен словно цветок лотоса у подножия храма истины.

— Чего? — оторопел Тоору.

— НИ СЫ, говорю. Справимся.

Она хлопнула его по плечу и самодовольно ухмыльнулась, приоткрыв ряд ровных зубов. Тоору моргнул раз, другой, видимо, обрабатывая всё сказанное, а потом вдруг выпятил нижнюю губу, сверкнул мокрыми глазами и ухватил её за ладони:

— Саеко-чан, ты — чудо.

— В два коротких слога вмещается столько слов? — Хаджиме искривил бровь в вопросе. В голосе его сквозило недоверие, и Саеко махнула рукой:

— Без понятия. Но такая версия давно гуляет по Сети.

В ответ Иваизуми хмыкнул, всем своим видом показывая, как он верит интернет-сплетням, поднял руку, намереваясь дать подзатыльник Ойкаве, но в последний момент передумал. Тоору сейчас очень напоминал ребёнка, которому сначала сказали, что Деда Мороза не существует, а потом заявили, что пошутили. Столько надежды и веры было в его глазах, что казалось кощунством не только бить, но даже повышать на него голос. К тому же, друг сейчас болел. Словно в подтверждение его мыслей Тоору вдруг нахмурился, надул щёки, словно пытаясь не дышать, но в итоге зашёлся кашлем.

Хаджиме тяжко вздохнул.

В голове мелькнула мысль, что следовало надеть маску, но была быстро отброшена как ненужная: иммунитет ещё ни разу за последние восемь лет не давал сбоя и душиться только из-за призрачной угрозы подхватить заразу совсем не хотелось. К тому же, он уже надышался бациллами этой квартиры и предпринимать любые защитные меры было банально поздно. Не то чтобы Хаджиме это волновало. Он просто надеялся, что не уподобится своему раздолбаю-другу и не сляжет с температурой в конце семестра. Пересдавать сессию из-за дурацкой простуды было бы просто отвратно.

Ему сполна хватит Ойкаву к пересдаче готовить — зная друга можно было с уверенностью сказать, что тот будет ждать от него как минимум конспекта и как максимум фото с экзаменационными листами, чтобы он мог «по-человечески подготовиться и не упасть в грязь лицом». И чем этот обалдуй только заслужил расположение преподавателей? Неужели и правда слащавыми речами да смазливой мордашкой?

Детский голосок, полный жалости и тоски, разбил их относительно спокойную атмосферу вдребезги, и Тоору, едва не задев локтем начавший закипать чайник, бросился в спальню. Саеко стартанула за ним, а Хаджиме, как самый адекватный, остался в кухне, выключил конфорку и принялся разливать кипяток по кружкам. Он волновался за Тобио — куда ж без этого — но нервировать непривыкшего к большим компаниям малыша сразу двумя гостями казалось не лучшей идеей. Даже учитывая что мелкий всегда радостно реагировал на его (Иваизуми Хаджиме) приход.

В конце концов ребёнок болел.

Тоору распахнул дверь, едва не впечатав ту в стену, и поспешно опустился на колени у кровати, на которой уже сидел его сын. Тобио был какой-то напуганный и взъерошенный, что навело молодого отца на мысли о кошмаре.

— Плохой сон приснился, черничка?

Вместо ответа Тобио всхлипнул и, не заметив стоящую в дверях спальни Саеко, потянулся к отцу, зарываясь носом в его кофту. Теперь, когда он проснулся и папа был рядом, он снова чувствовал себя в безопасности.

— Мне плиснилось, что ты умер.

— Значит, жить долго буду. — Тоору провёл ладонью по мягким волосам всхлипывающего сына, поцеловал его в макушку. — Ты же знаешь: в снах всё наоборот.

Тобио сковано кивнул. У него не было причин не доверять словам папы, но тот сон казался таким реальным, что его до сих пор передёргивало. К тому же не последнюю роль сыграло отсутствие папы, когда он только проснулся. В тот момент малыш Ойкава действительно подумал, что он умер. И это было очень страшно.

Вцепившись пальцами в родительскую одежду, Тобио ещё раз всхлипнул и вжался головой в грудь отца, веря, что тот вмиг отгонит от него все невзгоды. Будто услышав его мысли, папа вдруг отстранил его от себя и, состроив забавное лицо, принялся водить над ним руками и шептать:

— Плохой сон, уходи, к Тобио-тяну больше не приходи.

После трёх повторений придуманной когда-то фразы ребёнок успокоился, и Тоору позволил себе мягкую улыбку. Он всегда так делал когда, сын был чем-то напуган и, видимо безграничная вера его ребёнка ему, помогала его успокоить.

— Ну как ты, сынок, лучше? — Тобио кивнул, и Тоору снова потрепал его по волосам. Правда, спокойствие от успешно отогнанного кошмара сменилось волнением уже совершенно другого типа. Тоору взял маленькие ладошки в свои и серьёзно посмотрел сыну в глаза: — Горлышко болит? Холодно?

— Красавчик, даже мне у тебя прохладно, чего ты от ребёнка хочешь?

Тоору стиснул зубы и через плечо посмотрел на Саеко. Барабанщица стояла прислонившись плечом к косяку двери и скрестив лодыжки. Вся её поза кричала о расслабленности, но в глазах плясали озорные огоньки. Заметив, что Тобио внезапно засмущался и попытался спрятаться за отцом, Саеко мило улыбнулась и подошла ближе. Опустилась на корточки, чтобы быть на одном уровне с мелким.

— Привет, я сестра Рю, помнишь меня?

Синие глаза юного Ойкавы пытливо блеснули, но он почти сразу смущённо опустил их в пол. Саеко сдержала порыв прижать ладони к щекам в умилении и просто потрепала его по голове, как минуту назад сделал Тоору. Тобио удивлённо заморгал, чуть улыбнулся и снова зарылся носом в отцовскую кофту. Тоору обнял сына за плечи и показал Саеко язык. Та закатила глаза.

— Тобио-тян, в садике будет выступление и ты должен выучить стишок, пока болеешь. Хорошо?

— Да, воронёнок, ты ведь у меня умненький, легко справишься, да?

Тобио поджал губы, вопросительно посмотрел на отца и, поколебавшись, неуверенно кивнул. Ему уже приходилось учить стишки — ничего особо сложного не было, — но как побороть волнение и не растеряться, рассказывая при всей группе, воспитателях и других родителях Тобио всё ещё не знал. Он не хотел снова запнуться и выглядеть глупым. Хотя папа и убеждал, что он справился на «ура», молчал куда меньше своих одногруппников и рассказывал «так выразительно!».

— Мы с Ива-чаном и Саеко побудем твоими зрителями, чтобы ты привык и не разволновался во время реального выступления, хорошо?

Папа словно прочитал его мысли, и Тобио, засветившись от радости, согласно закивал. Саеко, наблюдавшая за сменой эмоций мальчонки, победно улыбнулась сама себе, порылась в карманах джинс и вытащила сложенную вчетверо бумажку с текстом. Вручив стишок Тоору, некоторое время наблюдала за его ступором, а потом, когда глаза Ойкавы-старшего в удивлении округлились, не выдержала и фыркнула.

— Саеко, это нечестно! Помимо стиха тут ещё и диалог!

— Тобио будет выступать с девочкой. Ячи-чан, кажется.

— Боже мой…

Тобио, услышав в разговоре взрослых своё имя и имя одногруппницы, навострил уши. Он почти не общался с Ячи и порой даже забывал о её существовании — девочка была очень тихая и предпочитала скромно сидеть в уголке и рисовать. Тобио не проявлял к этому интереса, но как-то раз увидел, что рисует она разных животных. И довольно красиво. Кажется, тогда он даже похвалил её, а она почему-то вся съёжилась и поспешила сбежать к воспитателям. Странная девочка.

Додумать Тобио не дал раздавшийся с кухни звук мобильника и последующий за ним окрик дяди Ивы:

— Больнокава, тебе твой менеджер звонит!

Тобио поднял голову и бросил любопытный взгляд на отца, который вдруг перестал о чём-то спорить с сестрой Рюноске и совсем некрасиво скривился.

— Что этот тип хочет? Скажи, что меня нет.

— Как же ты задолбал. — Хаджиме нажал кнопку принятия вызова, подняв указательный палец перед лицом вновь открывшего рот друга. Тоору окинул его странным взглядом, в котором смешались возмущение и надежда, но послушно промолчал. Даже Тобио рот ладонью прикрыл, отчего мелкий смешно выпучил глаза. — Алло? Нет, не Тоору, это его друг — Иваизуми Хаджиме.

Тоору напряжённо следил за диалогом и мысленно молился, чтобы Хаджиме не ляпнул что-нибудь, что в итоге дискредитирует его в глазах начальства. Не то чтобы он переживал, что подумает о нём противный Ушивака-чан, но даже он понимал, что хорошее отношение с начальником означает новые заказы, что в свою очередь означают стабильный доход.

— Тобио подхватил какую-то заразу на улице, а Тоору уже от него заразился. Да. Лежит — не поднимается и даже говорить почти не может. Да? Ну, не знаю… Звучит логично, да, но вы сами-то не боитесь? Вдруг что реально серьёзное…

Диалог явно свернул не туда, и Тоору, страшась, что ещё мог придумать его чокнутый буккер, начал знаками показывать Хаджиме ни на что не соглашаться и вообще — скорее вешать трубку. Вот только лицо лучшего друга пересекла злобная усмешка, и вместо отказа от чего бы то ни было он вдруг кивнул и заявил, что «передаст всё Тоору» и что тот «явно будет в восторге». Тору захотелось наплевать на конспирацию и ударить Хаджиме чем-нибудь тяжёлым. Желательно по голове. Желательно с летальным исходом. Чтобы не портил больше его жизнь и не соглашался за него на всякие стрёмные затеи — у Сатори Тендо других просто не было.

Видимо, желание убивать слишком явно отразилось на его лице, потому как Хаджиме вдруг сделал пару шагов в сторону и кинул многозначительный взгляд на сдерживающую смех Саеко. Барабанщица шутливо отсалютовала и ловко ухватила Тоору под подмышки, не позволяя сдвинуться с места.

— Ага, взаимно. До свидания!

Хаджиме наконец завершил звонок, и Тоору перестал сдерживаться:

— Ива-чан! Какую свинью ты решил подложить мне на этот раз? Что я тебе сделал?

— Начнём с того, что ты заболел и мне теперь одному отдуваться на парах, — Хаджиме деловито отложил мобильник друга на полку и скрестил руки на груди, — и потом, нечего возмущаться, если не знаешь в чём дело.

— А что тут знать! Ты только что согласился за меня, что я принимаю какой-то очередной сумасшедший заказ, что откопал мой менеджер!

— Ну, в том что идея и прям немного сумасбродная я соглашусь…

— Вот видишь! — Тоору грозно указал пальцем.

— …Но в этот раз тебе почти и делать ничего не надо, — продолжил Хаджиме, ничуть не реагируя на возмущения, — Он нашёл какую-то заявку на рекламу лекарственного средства. От гриппа или что-то в этом роде. Снимается в два этапа: сначала ты весь такой больной и едва не подыхаешь, а потом пьёшь ту фигню и моментом выздоравливаешь.

— О, тебе даже притворяться не надо будет, красавчик, — озвучила свои мысли Саеко. — можно и мелкого приобщить, если это чудо-средство и детям подходит.

— Вы сговорились, что ли?!

— А что, два в одном — круто же.

— Ну уж нет!

— А вдруг поможет?

— Я не собираюсь доверять здоровье Тобио-тяна какому-то неизвестному… Неизвестному производителю!

Хаджиме устало закатил глаза на перебранку лучшего друга с эксцентричной барабанщицей. Или теперь её нужно называть фотографом — Хаджиме не знал точно, но решил потом узнать мнение самой Саеко по этому поводу. Переключив внимание на Тобио, по-прежнему стоящего подле отца и недоумевающее переводящего взгляд с родителя на сестру своего одногруппника, не сдержал улыбки. В синих глазах практически бегущей строкой можно было прочесть: «что происходит?», и Хаджиме действительно хотел остаться и посмотреть, как развернётся бой Тоору с сыном за стишок. А в том, что это будет именно бой, он не сомневался — пока Ойкава-старший был занят спорами с Саеко и драматизировал, Хаджиме успел пробежаться глазами по листку со стихом и заметить одну маленькую неприятность, на которую сам Тоору, очевидно, пока не обратил внимания.

— Как себя чувствуешь, детка? — Хаджиме поманил сына друга к себе и, когда тот подошёл, поднял на руки и отошёл к окну. Незачем ребёнку вникать в распри взрослых. — Папа о тебе хорошо заботится?

Тобио затряс головой, из-за чего его чёлка смешно растрепалась, и приложил ладошку к горлу:

— Голо болит и бамомел высокий. — пояснил он, — папа заставляет ласкать его, но оно щиплет.

— А, — фыркнул Хаджиме и губы его расплылись в усмешке. Услышь Ойкава-старший, что только что ляпнул его сынок, наверняка бы схватился за сердце и картинно грохнулся в обморок, лепеча что-то про непристойность и испорченную психику то ли сына, то ли свою собственную. — У тебя ведь скоро День рождения, что ты хочешь, чтобы я тебе подарил?

Тобио нахмурил бровки, задумавшись, а потом радостно сообщил:

— Самолётик синий и паука чёрного, только с паутиной! — развёл руками он и заурчал, видимо, пытаясь передать звуки того самого самолётика.

Хаджиме скривился в вымученной улыбке: если с самолётом проблем не было, то что ребёнок имел в виду под чёрным пауком оставалось загадкой. Неожиданная любовь к членистоногим? Какой-то мультяшный паучок? У человека-паука вышло обновление костюма? Сделав себе пометку расспросить потом Тоору, молодой человек заговорщески наклонился к уху мальчонки:

— А что ты у Санты просить будешь? Пора бы уже рисовать ему открытку и вешать на окно, не думаешь?

— Да! — Тобио дрыгнул ножками и закашлялся, и Хаджиме поспешил помассировать ему спинку в надежде облегчить приступ. Краем глаза заметил, как встревожено обернулся его друг, но, увидев, сына на его руках, расслабился и вновь принялся махать руками, что-то доказывая Саеко. Иваизуми закатил глаза: вот ведь придурок. — Папа вечно занят на яботе, поэтому я закажу у Санты, чтобы у него исчезла ябота и он больше мог иглать со мной! Я хотел ещё иглушки поплосить, но папа сказал, можно только одно желание. — громким шёпотом возвестил Тобио и, спохватившись, съёжился и прижал палец к губам: — Но это секлет, тс-с!

Хаджиме почувствовал укол сильной жалости к малышу.

— Боюсь, твоему долбодятлу-папе даже Санта не поможет. — прошептал Иваизуми и едва не прокусил себе губу, когда Тобио на его руках окинул его пытливым взором:

— Добоятел?

— Дятел, воронёнок, просто дятел. Знаешь, птичка такая, что мозги деревьям выносит! — Хаджиме захотелось ляпнуть себя по лицу и звучно завыть. Он так перепугался, что Тобио повторит ругательство в присутствии отца, а потом под возмущённые крики того укажет, что услышал интересное слово от дяди-Ивы, что перестал соображать, что вообще говорит. Какие, блин, мозги у деревьев?! Хотя, проводя параллели, Тоору с выносом мозга окружающим справлялся просто на «отлично». — Забудь, малыш, это взрослое слово, не нужно его повторять.

Тобио смерил его внимательным взглядом, смешно нахмурился и с явной неохотой кивнул. У Хаджиме отлегло от сердца. Тоору действительно был нарасхват что в универе, что на работе и, как бы ни старался больше времени уделять сыну, малой далеко не всегда вписывался в плотный взрослый график. Друг откровенно переживал по этому поводу, но ни переводиться на заочку, ни бросать свою карьеру не собирался.

«Ива-чан, мне осталось потерпеть пару лет: универ вот-вот закончится, из моделинга я уйду, когда мне стукнет двадцать пять и моё место займут новички, а пока я постараюсь заработать как можно больше денег. Я думаю прежде всего о будущем Тобио-тяня, а для того чтобы оно сложилось успешно, ему нужно будет поступить в хороший универ. Для этого нужны хорошие деньги, ты же знаешь». — В словах Ойкавы-старшего был смысл, но переживая о будущем своего ребёнка, он упускал из виду настоящее. А время имело противное свойство утекать как сквозь пальцы песок.

Правда, если волшебник в красной шубе действительно существует и вдруг решит исполнить просьбу Тобио и лишить Тоору работы, то последнего точно увезут на неотложке в больницу и желание ребёнка будет выполнено лишь наполовину. Хаджиме выглянул в окно и поднял глаза в небо в беззвучной молитве послать им всем сил и терпения. Он пригладил торчащие волосы ребёнка и прошёлся пальцами по его животу, вызывая искренний, чуть хриплый из-за больного горла смех, и уже собирался спросить, что он больше хочет на обед: блинчики или оладушки с изюмом, когда квартирку сотряс полный негодования крик:

— Ты невыносима, Саеко! Ладно!

Тоору поднял кулак в потолок и почти сразу схватился за пронзившую болью голову. Всё же не следовало кричать и делать резкие движения. Его больничные дни в абсолютном большинстве своём отличались жуткой мигренью при любой попытке согнуться, разогнуться или покрутить головой. Даже кашель с насморком так не доставали, как эта мгновенная, пронзающая череп насквозь словно стрела боль. Ноющая боль. Заскулив и потерев несчастный лоб, Тоору осторожно выпрямился и расправил плечи. Криво улыбнулся сочувствующе сморщившейся Саеко и развернулся к окну, возле которого застыли его друг с сыном. У последнего рот приоткрылся в беззвучном «о», а синие глаза стали ненормально широкими от удивления и, казалось, вот-вот вылезут из орбит, — похоже, он умудрился не нарочно напугать мелкого. Тоору неслышно сглотнул и, осторожно подняв ладонь, помахал:

— Эй, Тобио-тян, проголодался?

Он постарался выглядеть максимально непринуждённо: не хватало только, чтобы ребёнок окончательно за него перепугался, но судя по тому, как перекосило Иваизуми, попытка обернулась провалом. Похоже, болезнь всё-таки сказалась на нём и, когда он не шутил и не вёл себя как необразованный дурень, выглядел и правда паршиво. Тоору был готов поставить на что угодно, что как минимум его прекрасные волосы больше напоминали птичье гнездо, чем обычно ухоженную причёску, а глаза были налиты кровью — спасибо внезапной побудке.

— Знаешь, я сразу не заметил, но… Ты словно из гроба восстал.

На неуверенный, но слишком громкий в тишине квартиры комментарий Хаджиме Тоору разозлился. На лбу вздулась жилка, из ноздрей разве что пар не пошёл, и Ойкава-старший решительно двинулся к другу, желая забрать из его рук своего сына. К счастью, мелкий не стал сопротивляться и охотно переполз в его объятия, обхватив спину ножками.

— Не слушай глупого дядю Иву, черничка, с папой всё в порядке. — Тоору провёл ладонью по волосам сына и легонько чмокнул его в лоб. — Что хочешь кушать, дядя Ива, похоже, пытался сделать блинчики, а я предлагаю кашку с изюмом и молоком, м?

Тобио поджал губы, разрываясь меж двух вкусных блюд, и Тоору, не желая проигрывать другу — не после его глупой шутки! — милостиво добавил, что после каши можно будет съесть черничный пудинг. В принципе, эти два коротких слова и определили выбор Тобио. Окинув Хаджиме самодовольным взглядом и получив в ответ недвусмысленно поднятый кулак, Тоору гордо удалился на кухню и даже ни разу не кашлянул — то ли сдерживался, чтобы не испортить образ победителя, то ли приступ и правда на время отступил.

Погремев кастрюлями и несколько раз от души хлопнув дверцей холодильника, Тоору наконец нашёл утром сваренный рис и выудил из шкафчика со специями упаковку изюма. Пока каша и молоко разогревались на медленном огне, он попробовал заваренный Хаджиме чай, скривился от уже остывшей воды и решительно вылил бо́льшую часть жидкости в раковину; потрогал ещё очень горячий чайник, кивнул сам себе и снова залил кружки, после чего размешал содержимое ложечкой. Постепенно вода внутри перемешалась с заваркой, и содержимое кружек уже нельзя было назвать помоями.

— Надеюсь, ты пробовал только из своей кружки? — больше утвердительно, чем вопросительно сказала вошедшая в кухню Саеко, зоркий глаз которой сразу подметил коричневые разводы в раковине. — Не хотелось бы слечь вслед за тобой — у меня сейчас полно заказов.

— Специально отпил ещё из твоей, — огрызнулся Тоору и поспешно выключил начавшее уже закипать молоко. Сняв кастрюльку с плиты, аккуратно вылил в кружку с мультяшными животными и поставил перед сидящим за столом и дрыгающим ножками сыном. — Погоди, сейчас кашку дам.

— А чего только из моей, как же Хаджиме? — усмехнулась Саеко, обхватив кружку ладонями и прикрыв глаза от ощущения тепла в пальцах. В квартире Ойкавы не было холодно, но руки всё равно мёрзли.

— Ещё чего! — Тоору помешал ложкой пыхтящую кашу, попробовал, убеждаясь, что та нагрелась в самый раз для нежного рта сына, и выложил на тарелку. — Как там в школе на этот счёт шутили: непрямой поцелуй? Я конечно люблю Иву-чана, но для таких отношений всё же предпочитаю симпатичных девушек. Уверен, Ива-чан тоже, учитывая, какими влюблёнными глазами он вечно пялится на нашу старосту. — Он поставил тарелку перед Тобио и вручил ему крохотную ложку, ручку которой венчала фигурка оранжевого динозавра. — кушай, сынок.

— Эй, я ни на кого не пялюсь! — Хаджиме подошёл позже и не слышал первой части диалога, чему Тоору был несказанно рад. — Мина просто очень милая девушка, и я…

— Оу, уже Мина? А чего не Якума-са-а-н, раз ты ничего к ней не испытываешь? — не упустил шанса поддеть друга Тоору.

— Заглохни! — вспылил Хаджиме, — ты к ней вообще на «Мина-чан» обращаешься, но я же не говорю, что она твоя девушка!

— А с чего ты решил, что это не так? — сложив руки на груди, самым невинным голосом поинтересовался Тоору и, заметив, как нервно задёргалась бровь друга, поспешил откреститься от собственных слов: — это шутка, Ива-чан! Просто шутка! Мы не встречаемся, за руки не держались и даже не целовались! Я просто глупо пошутил!

Приправив спешную, почти истеричную речь тремя звучными чихами, Тоору шмыгнул носом, на автомате поблагодарил Саеко за пожелания долгого здравия и на всякий случай поднял руки ладонями к Хаджиме. Судя по ещё ходящей меж бровей жилке, тот активно соображал, в какую из двух возможных версий событий ему верить, и Тоору чуть не взвыл от отчаяния.

— Если ты не заметил, я почти ко всем на «-чан» обращаюсь, привычка у меня такая! Ты тоже для меня Ива-чан, но ведь это не значит, что мы… ну… того. — начавшаяся бодро речь к концу сбилась и стала напоминать какое-то блеяние.

Хаджиме смерил его внимательным взглядом, на самом дне которого, если очень хорошо присмотреться, можно было заметить смешинку и, пробормотав что-то про психов с неадекватным чувством юмора, медленно подошёл к столу и так же медленно взял свою чашку. Сделал небольшой глоток, отставил чашку обратно на стол. Потянулся к подставке для ножей и вытащил самый огромный, больше напоминающий тесак. Брови Саеко вопросительно искривились, глаза Тобио округлились и зажглись интересом, а Тоору резко побледнел и шумно сглотнул. В душе оскалившись на реакцию друга — да, именно на такую он и надеялся — Хаджиме невозмутимо обошёл стол и открыл крышку хлебного контейнера.

— Мог бы хоть бутерброды сделать, дуракава.

Тесак в мгновение отрезал от ещё целой буханки батона несколько средних по ширине ломтиков. В холодильнике нашлись масло и сыр, и довольно скоро перед каждым собравшимся на кухне лежало по бутерброду.

— Я бы, конечно, мог и сам их сделать, но лучше тебя их никто не состряпает, Ива-чан.

— Ой, заткнись уже и признай, что тебе было банально влом.

— Как я могу заткнуться и признаться одновременно? Выбери что-то одно.

— Вы сейчас напоминаете трёхлеток, в курсе?

— Ну и что, зато я правду говорю, — надулся Тоору и, вздёрнув подбородок, сложил руки на груди. Немного подумав, приоткрыл один глаз и ухватил свой бутерброд.

— Просто этот идиот страдает инфантилизмом. — пожал плечами Хаджиме.

— Ива-чан, выучил новое слово? Всегда ведь «ребячество» говорил, ай!

— Я сказал, заткнись, дебил!

— Эй, давайте вы не будете ругаться при малом, ладно? — Саеко нахмурила брови в лёгком раздражении, — не хочу, что мой Рю подцепил от Тобио ругательства, он и так мне порой на нервы действует, а если ещё и язык развяжет — точно прибью однажды.

— А ты, оказывается, злая, Саеко, прям подтверждение правила про обманчивую внешность. — Тоору закончил массировать пострадавшую от тяжёлой руки друга макушку, пригладил встропорошенные волосы и перевёл взгляд на невозмутимо жующего свой бутерброд и запивающего тот чаем Иваизуми. — Эй, Ива-чан?

Хаджиме откусил внушительный кусок, смачно разжевал его и проглотил, сделал большой глоток чая и только потом, не поднимая глаз на друга, соизволил пробубнить:

— Чего тебе?

— Когда приедут операторы?

— Кто знает, не сегодня точно. Твой менеджер сказал, что ребята скорее всего захотят перестраховаться и подождут денёк-другой, но в любом случае, постараются всё заснять пока ты пускаешь сопли…

— У меня нет соплей! — вспылил Тоору.

— … Так картинка будет максимально правдоподобной и лекарство вызовет больше доверия. — не обратив никакого внимания на выкрик друга, закончил Хаджиме и, опёршись ладонями о стол, поднялся. Взяв кружку и мисочку, в коей остались хлебные крошки, опустил в раковину и включил воду. Если бы он в тот момент обернулся, то заметил бы преисполненный благодарности взгляд друга — Тоору терпеть не мог мыть посуду. Особенно за гостями. Кем бы эти гости ни были.

Саеко тоже поднялась со своего места и, улучив момент, составила в раковину и свои кружку с блюдцем, под убийственным взглядом Иваизуми.

— Ладно, мальчики, засиделась я с вами, а ведь дома столько дел, столько дел!

Она хлопнула в ладони, хищно улыбнулась на надувшегося Иваизуми, подмигнула хихикающему в кулак Тоору и, взъерошив Тобио волосы, буквально ускакала в коридор. Лёгкий скрип шкафа-купэ известил, что девушка потянулась за курткой.

Тоору вышел в коридор, сложил руки на груди, опёрся плечом о дверной косяк и скрестил лодыжки.

— Надеюсь, с памятью у тебя так же хорошо, как с умением вовремя смотаться.

— Не боись, красавчик, сошьём мы твоему сынуле шикарный костюм, — Саеко обернула горло шарфом и натянула на голову шапочку.

— Ага.

— И стишок с малым выучи! С меня Суга-сан чуть ли не клятву взял, что я передам «обязательно Ойкаве-сану в руки» эти две строчки. — Она улыбнулась своему отражению в зеркале и вдруг ткнула пальцем в сторону Тоору: — Смотри мне, я ведь проверю!

— Да-да, знаю, вали уже.

— Хм, грубиян. — Саеко вздёрнула подбородок, но в её замечании не было ничего кроме запрятанного смеха.

На губах Тоору сама собой расползлась довольная улыбка, и он с некоторым сожалением повернул замок за хлопнувшей дверью девушкой.

Примечания:

Читатели! Если вы ещё помните про этот фанфик (и, если ещё ждёте продолжение), дайте знать! Дико извиняюсь за задержку в почти два года, но творческий ступор он такой, да.

Тоору давно усвоил, что любой чат это хорошо замаскированное зло. А уж родительский чат — зло, помноженное на количество его участников. Именно по этой причине он удалился из «Карасуно. 3-я группа» буквально через два дня после приглашения. У него не было столько свободного времени чтобы каждый вечер продираться сквозь десятки совершенно пустых по сути «простыней» от родителей одногруппников его сына, только чтобы в итоге обнаружить, что никаких важных сообщений от воспитателя или его помощников не было и длиннющая переписка или спор начались из-за какой-нибудь ерунды вроде потерянной игрушки или украденной шапки. Но на стремительно приближающиеся зимние праздники и обязательный по этому случаю утренник админы чата, видимо, возлагали особые надежды, потому как с завидным упорством возвращали всех «беглецов», сколько бы раз те ни пытались удалиться.

Тоору сдался на тринадцатой попытке.

Его рекорд побила мать той самой Ячи-тян, с которой Тобио должен был выступать в паре, но и она устало согласилась остаться, когда приглашение пришло в пятнадцатый раз. Кто бы ни скрывался под ником названия группы, он явно умел добиваться своего. Тоору вначале даже заподозрил Хаджиме или Саеко, но у первого не было ребёнка, ходящего в тот же сад и ту же группу, что и Тобио (и он никак не мог знать номера остальных родителей. Да даже если бы и знал — зачем ему это?), а вторая в довольно резкой манере высказала всё что думает о тех, кто пытается «слинять от своих обязанностей», что совершенно не вязалось с безграничным терпением админа. Грубоватый текст набрал большое количество лайков. Самое обидное, что Тоору совершенно не пытался «слинять от обязанностей» и лишь хотел чуточку тишины и покоя (что было невозможно при постоянном пиликанье телефона), справедливо рассуждая, что нечто действительно важное воспитатели предпочтут сообщить на родительском собрании или позвонив лично.

Не все разделяли его логику, к сожалению.

Вздохнув, Тоору посмотрел на накопившиеся +40 сообщений Вайбера, мысленно приготовился к той несуразице что наверняка предстояло прочесть прежде чем он доберётся до чего-то важного, и открыл-таки родительский чат. В глаза тотчас бросилось грозное и написанное исключительно заглавными буквами с кучей вопросительных и восклицательных знаков «КТО СОЖРАЛ ОСТАВЛЕННЫЕ НА ПОДОКОННИКЕ ЦВЕТЫ???!!!», а под этим криком души пестрело несколько плачущих от смеха смайлов и стикеров от других родителей. Кто-то написал что некоторые соцветия богаты микроэлементами и поэтому не стоит так переживать что ребенок их съел; кто-то флегматично заметил что не следовало оставлять свои цветы одни без присмотра; а кто-то решил не плодить бесполезные сообщения и честно ответил: «Не я». Под этим «не я» оставили свои реакции три четверти участников чата, и Тоору, поддавшись всеобщему веселью, тоже нажал сердечко.

Посмеявшись про себя, он промотал остальные смайлы и комментарии, частично ожидая увидеть в самом конце что-то важное, но так ничего и не обнаружил. Только Сугавара Коши лишний раз напоминал, что утренник начинается ровно в семь и просил родителей не опаздывать, чтобы никто из детей не почувствовал себя брошенным. Эту информацию Тоору и так знал. Но под ложечкой неприятно засосало: будто бы Мистер Бодрячок написал это специально для него.

— О, так у твоего сына сегодня утренник!

Тоору вздрогнул всем телом, едва удержавшись чтобы не подпрыгнуть, и медленно обернулся. Рефлексы оказались сильнее вежливости, и он-таки совершенно некрасиво отшатнулся, поняв, что менеджер встал к нему почти впритирку. Боже, этот чудик совершенно точно не знал такого понятия как «личные границы». И кстати о границах.

— Тебя не учили, что читать чужие письма — плохо?

Тендо округлил глаза в деланном удивлении, после чего небрежно помахал рукой:

— Да ладно тебе, Тоору-кун, это простая переписка в Вайбере, это не подходит под определение «письма».

— Очень даже подходит! — оскалился Ойкава. Этот человек мастерски выводил его из себя.

— Жаль, у Вакатоши сегодня важная встреча с одним из потенциальных спонсоров и я, как его помощник, обязан на ней присутствовать, а так бы напросился пойти с тобой: обожаю, как малыши читают свои стишки и пляшут под весёлые песенки.

«Хрена с два бы я позволил тебе находиться в двадцати метрах от моего сына, извращенец!», — Тоору почувствовал как запылали от гнева его лицо и уши. Сжавшийся кулак он сунул в карман во избежание случайного его столкновения с противной ухмылочкой его менеджера. Было бы досадно, если бы его уволили из-за кого-то вроде Тендо Сатори.

Поэтому он заставил себя мило улыбнуться:

— К твоему сожалению, мой дорогой буккер, в садик пропускают только членов семьи.

На счастье Ойкавы, он уже обсудил с Ушиджимой свою необходимость покинуть рабочее здание ровно в шесть вечера, и тот, на удивление, не стал возражать. Вероятно, помогли довольные отзывы клиентов (спасибо Саеко за творческий подход и дорисованные световые мечи и другие приколы), а так же идиотская реклама, что из-за его ОРВИ вышла донельзя правдоподобной. Да и малой тогда здорово помог — сироп и правда имел ещё и детскую дозировку.

В груди заклокотало, и в следующее мгновение Тоору оглушительно чихнул в рукав. Правду подумал.

Хотя, возможно свою лепту внесло и его состояние: несмотря на закрытый больничный, кашель полностью не ушёл (в этом он искренне завидовал сыну), а Ушиджима, хоть и приветствовал работу даже в полуобморочном состоянии, всё же предпочитал держаться подальше от чихающих сотрудников.

* * *

Актовый зал детского сада был буквально забит взрослыми — родителями, бабушками-дедушками, старшими братьями и сёстрами, а так же воспитателями — все собрались на утренник малышей. Обычно Тоору был не против такой массы людей — работа и общительный характер позволяли чувствовать себя как рыба в воде среди любой толкучки, — но в этот раз ситуация была совершенно другой. Он не мог наклеить себе на лоб и затылок листок с надписью «Здоров. Остаточный кашель», чтобы успокоить остальных родителей, а носить медицинскую маску в относительно небольшом помещении с не одной сотней дышащих людей внутри было крайне некомфортно. И тем не менее, выбора у него особого не было: либо так, либо не приходить вообще. А последнего он сделать точно не мог: Тобио будет выступать.

Звучно чихнув в маску, Тоору поблагодарил пожелавшего ему здоровья сидящего рядом Хаджиме и вытянул шею в попытке разглядеть что творилось за кулисами. Дети должны были начать своё представление с минуты на минуту и хотелось ещё раз увидеть сына и взглядом передать ему, что всё в порядке и не нужно волноваться. Малой нервничал с самого утра, всё рычал себе под нос и даже почти не притронулся к стакану с молоком — признак высшего беспокойства! И Тоору невольно нервничал вместе со своим ребёнком.

— Уважаемые родители и гости! — на сцену вышел Сугавара Коши, и Тоору весь обратился в слух. — Мы рады начать наш праздник и показать всем вам, как сильно выросли и какими новыми талантами обзавелись наши с вами детки! Встречайте первую и вторую младшие группы!

Зал взорвался аплодисментами, подбадривающими выкриками, и тяжёлый тёмно-зелёный занавес наконец раздвинулся. На сцене показалась одетая в костюм праздничной ёлки какая-то щупленькая с лица незнакомая девочка, и представление началось.

* * *

— Р-рыбке р-рак не др-руг не вр-раг! Р-рыбке вр-ряд ли стр-рашен р-рак!

Тобио старательно рычал на каждой «Р», практически кричал, стараясь рассказать свой стишок как можно выразительнее, и не мигая смотрел на папу, который кивал ему китайским болванчиком и прижимал к груди скрюченные пальцы. Сбоку от него с таким же напряжённым выражением лица сидел дядя Ива, но именно в этот важный момент Тобио совершенно не волновала его реакция. Все мысли помимо заветных строчек занимало желание угодить родителю, заставить его им гордиться.

Он вскинул руки вверх как его учили, заставив чешуйки на плавниках заколыхаться, постарался придать лицу такое же выражение, что часто бывало у противного Кея — так ты покажешь, что куда умнее этого горе-рыбака, черничка — и громогласно проскандировал окончание своего четверостишия:

— Р-рыбке стр-рашен чер-рвячок, что посажен на кр-рючок!

Тоору наблюдал со своего места за старательно выговаривающим слова сыном, заламывал в волнении и прижимал к груди пальцы, кивал на каждое успешное предложение и едва удерживался чтобы не начать беззвучно проговаривать стишок вместе с ребёнком — как выяснилось во время разучивания, малого только сбивали его «кривляния».

Сколько сил и нервов ушло, чтобы дурацкая буква наконец поддалась маленькому язычку! Тобио жутко не любил разговоры о невыговаривающейся букве и всячески старался улизнуть от любых уроков, призванных помочь в этом сложном деле. Поэтому Тоору пришлось пойти на хитрость и, усадив сына на кровать да разбросав по покрывалу разных игрушек, сказать, что освоение злополучной «Р» поможет ему в освоении Коронной Подачи в волейболе. Потому что в ней есть «Р» и магия мяча не сработает, если произнести название неправильно. Удивительно, но Тобио поверил. Вероятно, помог мультик про волшебников, что они смотрели пару дней назад. Впервые одержимость ребёнка волейболом показалась Тоору благословением свыше.

Но сам процесс обучения Тоору вспоминал с дрожью во всём теле: как только соседи полицию не вызвали от раздававшихся за стеной жутких звуков?

Костюм летучей рыбки, на пошив коего после долгих споров с Саеко он всё-таки согласился (эта барабанщица оказалась на редкость упёртой и решительно отвергла его идею мини-годзиллы, а её «Твоего сына зовут Тобио, идиотина, сами Небеса велели ему быть летучей рыбой!» надолго выбило Тоору из колеи) красиво блестел и переливался в свете ламп, и ребёнку было обеспечено всеобщее внимание. Тоору не был уверен хорошо это или плохо. С одной стороны, сын легко забывал про множество глазеющих на него лиц, когда был сосредоточен, с другой — легко терялся и начинал нервничать, если что-то переставало получаться.

Пока же всё шло хорошо. Остался танец с другими ребятами и шутливый диалог с Ячи-тян, в котором (слава Богу) совсем не было «Р», а значит, особо волноваться было не о чем.

— Должен сказать, фантазия у тебя как была на низшем уровне, так с годами и не развилась. — прошептали вдруг на ухо.

— Чего?! — Тоору с возмущением повернулся к наклонившемуся к нему Хаджиме, но почему-то вышедший фальцет испортил впечатление. — Это почему же?

— Ты назвал сына в честь летучей рыбы в аквариуме торгового центра просто потому что тогда тебе это показалось невероятно забавным, а теперь ещё и нарядил его в этот дурацкий костюм, — пояснил Хаджиме.

— Что б ты знал, Ива-чан, на рыбном костюме настояла Саеко! — громко прошептал Тоору, но к счастью его возмущённое шипение полностью заглушила музыка — на сцену вышли и закружились в незамысловатом танце девочки в красных в крапинку кимоно — видимо, мухоморчики.

На мгновение Хаджиме вытянул нижнюю челюсть и изумлённо изогнул бровь, но быстро вернул себе невозмутимый вид:

— Правду говорят, что все люди творчества немного пришибленные.

— Эй!

— Бедный малой, его же в группе теперь задразнят.

— Пусть только попробуют. — Тоору вмиг переключился с мистера Оскорблённое достоинство, как однажды обозвал его на тренировке Макки, на заботливого отца и нахмурился: — когда мы с Тобио-тяном учились л-л-рычать, — передразнил он сына, — я показал ему парочку способов раскрасить нос особо раздражающим личностям.

— Надеюсь, под одной из этих личностей ты не имеешь в виду моего Рю? — Сидящая прямо позади них Саеко подняла бровь и скрестила руки на груди. — И как обучение махать кулаками помогло ему освоить не поддающуюся «Р», м?

— А вот это секрет фирмы, — Тоору расплылся в самодовольной ухмылке, — и нет, твой монстрик не выносит моему воронёнку мозг, я говорил про других забияк.

Он ловко уклонился от летящей оплеухи, а Саеко в наигранном раздражении потрясла кулаком, мол, что я говорила про обзывательства в адрес Рюноскэ!

Хаджиме закатил глаза на их дурачества. Он мог бы поклясться, что друг откровенно заигрывает с Танакой, но последнюю он знал ещё довольно мало, чтобы сказать, попала ли она под его чары обаяния. С одной стороны эта девушка отвечала на завуалированные комплименты едва заметным румянцем на щеках, с другой — не скупилась на собственные подколы, порой откровенно задевающие гордость Тоору. К тому же, она была на три года старше и вполне могла не воспринимать его всерьёз. Впрочем, зная Ойкаву, это бы его только больше раззадорило: каким бы балбесом его друг порой ни был и какую бы несуразицу ни нёс, своих целей он добиваться умел. Особенно в делах сердечных.

Хаджиме вздохнул, внутренне желая так же непринужденно общаться с противоположным полом, а не краснеть и заикаться едва встретившись с девушками взглядом. Возможно, тогда бы сумел собраться с духом и предложить старосте встречаться. Хотя, конечно, где она, а где он…

— А сейчас, дорогие гости… — Помощник воспитателя, до этого лишь выглядывающий из-за кулис, полностью вышел на маленькую сцену, отвлекая Хаджиме от сердечных тревог и объявляя новый номер: танец маленьких утят в исполнении второй и третьей группы.

Тоору с Саеко синхронно вытянулись на своих местах, прервав колкие перешёптывания, в ожидании уставились на пока ещё пустую сцену. Хаджиме последовал их примеру: память услужливо подсунула момент из детства, когда под заводную песенку отплясывали и они с лучшим другом и другими детьми группы — и это была реальная возможность посмотреть на себя мелкого со стороны.

Примечания:

Можно было бы ещё долго описывать детские песни-пляски, но, думаю, это будет уже утомительно. Я планирую сделать вырезки-воспоминания про стишок с Ячи и отдельные забавные моменты утренника в последующих главах (как глазами Тоору, так и Тобио) по мере продвижения сюжета.