О сути мокрицы, ведьм и принцесс (джен)

В городе, конечно, говаривали, что в августе на Серебряном Пике бывает прохладно, но никто и никогда не думал, что настолько.

Жители Чёрного Котла привыкли, что рядом с Пиком, вопреки всяким законам природы, лето заканчивалось быстро, а осень длилась до неприличия долго. С таким ходом вещей никто не осмеливался спорить, потому как всем было известно, чьих именно рук это дело. Руки же, помимо некоторых манипуляций с погодой, умели изготавливать снадобья, настойки и яды, а также накладывать изощреннейшие проклятия.

Словом, высказывать недовольство было себе дороже.

…но сугробы в августе — это уже перебор.

— Госпожа Дымодрев! — пухлая мадам Тамдаздесь с завидным усердием колотила в маленькую перекошенную дверь, приплясывая на месте от холода. — Госпожа Дымодрев, откройте немедленно! Это неслыханное хамство! Госпожа Дымодрев!

Весь Чёрный Котёл знал, что мнение мадам Тамдаздесь не имеет границ. Если мадам вздумается высказать свои соображения о жизни соседа или о поступке тётушки из третьего колена покойного мужа — её не сможет остановить ни деликатный намек, ни чувство самосохранения. Если оно — это чувство — у мадам было.

Потому что так настойчиво колотить в дверь госпожи Дымодрев мог либо бессмертный, либо напрочь лишенный страха умереть человек.

К счастью мадам, её усилия не оправдывались уже полчаса. Дверь, заросшая не то мхом, не то лишайником приятно-зеленого цвета, так и оставалась закрытой.

— Извините, можно я?

Мадам Тамдаздесь обернулась и чуть не ахнула.

За её спиной стояла молодая девушка в пурпурном ведьминском колпаке. Колпак был расшит серебряными звёздами, с полей свисали крошечные капли гранёного хрусталя. Просторная летняя мантия шелестела на ветру. Девушка величественно улыбалась, хотя ярко-красные щёки ясно давали понять — от зимней накидки и пары перчаток она бы не отказалась.

Тамдаздесь заглянула за тонкую ровную спину посетительницы. На заваленной снегом дороге стояла широкая карета, на дверце которой висел запачканный герб Островерха. На козлах сидел кучер и королевский охранник. Оба дрожали и попеременно передавали из рук в руки большую флягу.

Теперь сомнений не оставалось: в Чёрный Котёл соизволила приехать Придворная Ведьма.

— Конечно-конечно, — пухленькая мадам расплылась в благоговейной улыбке и, отвешивая книксен за книксеном, отошла от двери. — Как хотите, но госпожа Дымодрев не открывает дверь и вообще она…

— Я знаю, — усмехнулась девушка, занеся маленький кулачок над дверью.

Не успела она постучать, как дверь с грохотом распахнулась. На пороге стояла старушка. Выглядела она самым аккуратнейшим образом: чёрное платье было выглажено, белоснежный воротничок накрахмален, чёрная бархатная шляпа была настолько острой, что ей впору было делать дырки в небосводе. Лицо старушки было непроницаемым.

— Госпожа Ясмина Дымодрев, — Придворная Ведьма поклонилась. — Здравствуйте.

— Сестра Шила Шипокрон, — госпожа холодно кивнула. — Проходите.

Сестра Шипокрон прошмыгнула внутрь старого домишки с видом не Придворной Ведьмы, но провинившейся девчушки. Мадам Тамдаздесь набрала побольше воздуха и выпалила:

— Госпожа, снег — это уже…

Однако под строгим взглядом госпожи Дымодрев она растеряла всю свою бойкость и тут же смолкла.

Старушка прищурилась.

— Гм, — наконец изрекла госпожа Дымодрев и громко захлопнула дверь ровно перед её — то есть мадам Тамдаздесь — носом.

На негнущихся ногах мадам спустилась с крыльца, с высоко поднятой головой прошагала мимо кареты, пожелав кучеру и охраннику хорошего дня, и припустилась бежать прямёхонько к своему дому.

Поговаривают, что тем же днём семейство Тамдаздесь собрало свои пожитки и сбежало из Чёрного Котла к огромному облегчению соседей.

* * *

Сестра Шила Шипокрон присела на кончик стула и принялась ждать. По всем ведьминским канонам, госпожа Дымодрев обязана была подать ей чашечку чая и кекс, хотя — и сестра отдавала себе об этом отчёт — от Ясмины Дымодрев можно было ожидать чего угодно.

— Ты получала моё письмо? — наконец спросила сестра и значительно поправила пурпурный колпак Придворной Ведьмы.

— У тебя не всё хорошо с тактичностью, — буркнула госпожа, опуская на стол чашку и тарелку с клюквенным кексом. — Если к твоему приезду в августе устраивают снегопад — это значит, что тебя не слишком-то хотят видеть.

— Чувство такта ведьмам не знакомо, ты сама об этом знаешь, — парировала сестра, взяв в руки чашку. Внутри плескался ароматнейший горячий чай.

— Гм.

Шипокрон сделала глоток.

— Королева на сносях, — негромко и очень весомо сообщила она.

— Это не новость, — госпожа Дымодрев усмехнулась, садясь в кресло-качалку. Чашка с блюдцем зависли в воздухе прямо под рукой старушки.

— Наследнику нужна будет покровительница, — ещё тише и весомее добавила сестра.

— А я здесь причём?

— Ну, как, ты одна из лучших ведьм Островерха и мы с Королевой подумали…

— Подумайте ещё, — посоветовала госпожа Дымодрев, прикрыв глаза. — Последнее, чего я хочу — это возиться с мальчишкой.

— Ты и не будешь с ним возиться, — затараторила сестра Шипокрон, — этим будет заниматься покровитель, брат Белодум, от тебя-то только присутствие и требуется, ты не подумай ничего… Я сама не хочу покровительницей становиться только потому что берегу себя для наследницы — для принцессы, то есть, понимаешь, госпожа? Это за девочками нужен уход и надзор, а с мальчишками — это не наша забота…

— Гм, — откликнулась ведьма и открыла один глаз. Глаз внимательно изучал сестру Шипокрон и от этого ей становилось не по себе.

Никто не знал причины, по которой госпожа Дымодрев не стала Придворной Ведьмой. Коллеги по ведьмовству предпочитали думать, что это из-за страстной любви к Серебряному Пику и тяжелого характера. В целом, они были недалеки от истины.

— Королева даст тебе три саженца островержской яблони, — добавила сестра, изо всех сил надеясь, что это обещание не выйдет ей боком. — И раз в год тебя будут звать на День Рождения наследника. Ты можешь не приезжать, если не хочешь, но вообще-то пиры в Островерхе всегда знатные… И на этом, собственно, всё. Не такое уж и большое дело, правда?

Повисла тишина. Шила Шипокрон замерла в нетерпении.

— Четыре саженца и на День Рождения можно не приглашать, — госпожа Дымодрев отпила немножко из чашки. — Когда мы выезжаем?

* * *

Сестра Шипокрон расхаживала вперёд-назад по белоснежным приемным покоям. Её каблуки раздражающе цокали по мраморному полу. Госпожа Дымодрев восседала у стены, обняв рукой небольшой саквояж — внутри лежала пара чистых носовых платков, баночка с зачарованным вареньем для Королевы и маленькая игрушка-дуделка для принца. Новоиспеченная покровительница, несмотря на свой высокий статус, решила обойтись дарами весьма скромными.

Детей Ясмина Дымодрев недолюбливала. Впрочем, это было взаимно — дети от неё тоже были не в восторге. Сложно быть в восторге от старухи в чёрном, не стремящейся поцеловать тебя в макушку, потрепать по голове и сказать, какая ты умница. Кому понравится человек, который мажет твои разбитые коленки чем-то коричневым, дурно пахнущим и очень жгучим под постоянные прикрикивания: «Сиди смирно, я кому сказала?!»

Зато яблочные пироги госпожи Дымодрев приходились по вкусу всем — самой Ясмине, детям, взрослым, зверям и невесть кому ещё. Так что формальный статус покровительницы давал несомненно больше плюсов, чем минусов. Четыре яблони — это шестнадцать фунтов, а значит минимум восемь шарлоток. По крайней мере, так госпожа себя успокаивала.

Высокие белые двери со скрипом отворились. В зал с высоко поднятой головой вышла повитуха. В руках она держала крошечный бело-бордовый комочек.

Бело-бордовый комочек визжал.

— Кто здесь покровительница?

— Она, — сестра Шипокрон мгновенно ткнула пальцем в старушку. Госпожа Дымодрев вцепилась в саквояжик ещё сильнее. Происходящее ей не особо-то нравилось — от детского крика барабанные перепонки так и норовили лопнуть.

— Возьмите на руки, — скомандовала повитуха, протягивая бордово-белый комочек. — Произнесите благословение. Так полагается.

Госпожа суетливо отложила в сторону саквояжик и взяла в руки дитя. Ребенок мигом успокоился, правда, от этого не стал менее бордовым. Глаза-щёлочки посмотрели на старуху всего секунду, а потом сразу же закрылись.

— Благословляю тебя на мир, — облегченно пожелала госпожа Дымодрев, смотря на уснувшее дитя. — Желаю тебе всегда спать крепко. Э-э-э… Без всякого магического вмешательства, гм. Просто желаю тебе хороших снов и сил. Вот. Всё.

Сестра Шипокрон поджала губы, но ничего не сказала. Почему-то повитуха не стремилась забрать ребёнка из рук госпожи Дымодрев. Госпожа посмотрела на Шипокрон. Шипокрон посмотрела на повитуху. Повитуха с умилением смотрела на спящее дитя.

— Правда чудесная? — наконец спросила повитуха, всхлипнув от умиления.

— Чудесный, — машинально поправила сестра Шипокрон. — Действительно, очень хорошенький мальчик. Второй наследник.

— Да-да, именно что наследница, — закивала повитуха. — Её Величество выбрала имя Лилиан.

— Неподходящее имя для мальчика, — рассеянно возразила сестра Шипокрон.

— Да, поэтому мы и хотим назвать им девочку, — повитуха посмотрела на Придворную Ведьму как на сумасшедшую и потянулась к дитя. — Давайте её сюда, покровителю тоже нужно произнести благословение.

Госпожа Дымодрев отдала комочек без сопротивления. Сейчас она походила на болотную жабу — ровно также позеленела и выпучила огромные глаза.

— Это девочка, — резюмировала госпожа Дымодрев, как только двери за повитухой закрылись.

— И без тебя знаю, — недовольно сложив руки на груди, шикнула сестра Шипокрон.

* * *

Следующий приезд островержской кареты к домику госпожи Дымодрев, к счастью, не ознаменовался снегом.

Хотя, честно сказать, счастье это было весьма сомнительным. Вместо снега на Чёрный Котёл обрушился невиданной силы визг.

— Я маме на вас пожалуюсь! Я вообще принцесса! Вы не имеете права! — визжала девчонка в белом длинном платье. Она вертелась, как уж на сковородке, и силилась вырваться из крепкой хватки Придворной Ведьмы, коей по сей день оставалась ни на год не постаревшая сестра Шипокрон.

— Лилиан, детка, успокойся, — хлопотала сестра Шипокрон. — Это всего лишь на два месяца и в августе ты вернешься во дворец… Ну же, тише…

Ясмина Дымодрев себе не изменяла — она так и осталась пухленькой старушкой с непроницаемым лицом. Невозмутимость шла госпоже Дымодрев ровно так же, как и её извечное идеально-черное платье и как бархатная остроконечная шляпа.

Госпожа и ухом не повела. Она спокойно курила длинную трубку, рассматривая принцессу Лилиан не то с насмешкой, не то с презрением. К воплям, топанью ножками и угрозам госпожа была абсолютно равнодушна. В конце концов, после всего, что выпало на её долю в молодости, было бы странно позволять себе смятение и панику при виде маленькой заносчивой девочки.

— Госпожа Ясмина Дымодрев, — переводя дух, выпалила сестра Шипокрон.

— Сестра Шила Шипокрон, — госпожа кивнула. — Лилиан.

— Старая карга, — буркнула принцесса, подковыривая кончиком белоснежной туфли камешек на дороге.

Слова, извергаемые Лилиан, порой поразительно не сходились с её ангельскими чертами лица. Каждый во дворе время от времени думал, что наследнице стоило бы быть рождественской открыткой — ибо только молча и в нарисованном виде принцесса Лилиан не вызывала желания спорить с воспитательной аксиомой о том, что детей бить нельзя.

— А ну-ка повтори, что ты сказала, юная леди, — госпожа наклонилась к принцессе. Девочка с вызовом подняла голову.

Взгляд госпожи Дымодрев обладал странным свойством. Когда она смотрела, складывалось ощущение, что рассматривают не тебя, а твои мысли. И, что самое неприятное, их не просто рассматривают, а проводят тщательнейшую их оценку.

Вот и сейчас Лилиан ощущала, как госпожа Дымодрев роется в её воспоминаниях, и преимущественно в тех, где она донимает гувернантку и старшего брата. Судя по всему, оценка едва ли выходила положительной.

— Если ты не можешь что-то повторить — лучше этого не говорить, — наставительным тоном произнесла госпожа. — А теперь возьми у сестры чемодан и марш в дом.

— Я не пойду, — Лилиан нашла в себе силы топнуть ногой. — Я не хочу у вас жить.

На сестру Шипокрон было жалко смотреть. Усталость на её лице очень выгодно сочеталась с благоговейным ужасом и аккуратно подчёркивалась искренним удовлетворением.

— Я разве спрашивала хочешь ли ты у меня жить? — ведьма выгнула бровь.

— Нет, но…

— …значит, ты сейчас возьмёшь свой чемодан и пойдешь в дом, — заключила госпожа. — Хорошего дня, сестра Шипокрон.

— Но… — Шила Шипокрон хотела что-то сказать, но, посмотрев на перекошенное от злости лицо Лилиан, быстро передумала. — И вам хорошего дня, госпожа Дымодрев!

С этими словами Придворная Ведьма вручила принцессе чемодан и быстрым шагом, путаясь в своих пурпурных юбках, двинулась в сторону кареты.

Лилиан закрыла свои ослепительно-голубые глаза и завизжала. Потом села на корточки, уткнулась лбом в колени и продолжила выть.

«Дети не меняются», — отрешенно подумала госпожа Дымодрев, смотря на надрывающийся бело-бордовый комочек.

* * *

Ясмина Дымодрев скучала по малышке Лилиан. По большей части, потому что тогда от госпожи требовалась только два раза в год — на День Рождения и на Новый Год — посещать Островерх. Госпожа Дымодрев прилетала во дворец на метле, чем очень смущала королевскую охрану, вручала Королеве банку варенья — Её Величество была в восторге от клюквы, перетёртой с сахаром, выставляла на стол большой яблочный пирог, дарила своей подопечной какую-то безделушку, ловила на себе ненавидящий взгляд сестры Шипокрон и улетала домой, в Чёрный Котёл, где продолжала заниматься своими, исключительно ведьминскими делами.

— Я принцесса, а не садовница! — крикнула Лилиан, выдирая из земли внеочередной тонкий стебелек мокрицы.

— Меньше слов — больше дела, — ведьма спокойно добавила корицы в тесто. — Там ещё много работы.

— Да кому вообще нужна ваша чёртова трава?!

— Мокрица — помогает при ревматизме и других видах боли. Например, головной. Так что держите язык за зубами, юная леди!

Юная леди издала удивительное шипение, похожее одновременно и на змею, и на старую драную кошку. Конечно, если брать в расчет внешний облик юной леди, то звук приобретал больше сходства с шипением старой драной кошки.

— Я больше не могу этим заниматься, я устала! — Лилиан разогнулась, откидывая от себя стебель. — Что дальше?

Госпожа оторвалась от нарезки яблок. Если бы кто-то из придворных видел Лилиан сейчас, то был бы крайне удивлен — перепачканная принцесса в пурпурных шароварах и серой рубахе, с растрёпанными волосами стояла под окном и гордо демонстрировала грязную белую тряпку с мокрицей. Ведьма тяжело вздохнула. Она говорила Королеве, что новые вещи брать без толку, но кто бы её слушал?..

— Вымой руки. Промой стебли. Простирни тряпку. Приходи есть.

Лилиан закатила глаза.

Первые девять лет жизни принцессы госпожа Дымодрев пережила с удовольствием. От неё не требовалось практически ничего — кроме шести подарков и слов, что Лилиан восхитительная, замечательная и очень красивая, как и её мать. Конечно, старую ведьму это устраивало — тем более, что шесть (после произошедшего она смогла выпросить все шесть!) саженцев быстро превратились в полноценные яблони.

Переменилось всё на десятый День Рождения.

— Госпожа, — Королева смотрела в её глаза с такой усталостью и неловкостью, что госпоже стало не по себе. — Вам бы заняться её воспитанием…

— Гм, — только и смогла выдавить из себя госпожа Дымодрев.

— Мы с ней не справляемся, — Её Величество замялась. — Может, вы переедете к нам во дворец, чтобы взять её под своё крыло?

— Исключено, — отрезала госпожа, однако смягчилась и добавила:

— Но можете прислать её ко мне на лето. Мы как-нибудь справимся.

Терпеть Лилиан два месяца в родном Чёрном Котле гораздо приятнее, чем ближайшие десять лет в пышных покоях королевского замка. Тем более, как ни крути, тело начинало подводить госпожу Дымодрев всё чаще, а толковое заклинание для прополки грядок и не думало изобретаться.

— Держи, — госпожа Дымодрев взяла из корзины яблоко и кинула его Лилиан. — Помоешь руки, помоешь яблоко и съешь.

Принцесса поймала его в воздухе и, с трудом переставляя затекшие ноги, пошла в сторону сарая.

Госпожа снова вздохнула.

Пользы от девчонки пока что было немного.

* * *

Девочка в чёрном платье с неприлично длинным рукавом склонилась над столом и пристально рассматривала сыры. Лицо у девочки было такое же каменное, как и у стоящей рядом госпожи Дымодрев.

— Мне, пожалуйста, две головки большого мягкого сыра, — начала перечислять госпожа, — козьего молока литр, творога…

Веснушчатый сын молочника не отводил взгляда от юной посетительницы, но продолжал складывать в пергамент сыры. Он никогда не видел её здесь, а уж он-то — сын молочника — знал всех детей Чёрного Котла. Кроме неё.

Да, как ни силилась госпожа Дымодрев придать Лилиан вид обычной жительницы Чёрного Котла, ничего, очевидно, не получилось. Она нашла три своих старых платья, но ушить их так и не успела. Зато крошечный ведьминский колпак, невесть откуда взявшийся в домике, пришёлся Лилиан впору. Порой госпожа Дымодрев начинала думать, что её изба живёт своей отдельной жизнью — иначе как можно было объяснить появление в кладовой вещей, о которых она даже не подозревала?..

— Чего смотришь? — прошипела девочка, недобро прищурившись. Мальчик ойкнул и уронил головку сыра на прилавок.

— Ваша дочь, госпожа? — молочник потрепал мальчонку по рыжей голове, подобрал с прилавка сыр и опустил его в большую корзину.

Девчушка вздёрнула курносый нос и уставилась на молочника с чистой, почти неприкрытой ненавистью. От этого взгляда ему стало не по себе.

— Нет, это племянница, — госпожа Дымодрев испепеляюще посмотрела на Лилиан.

— Да? А глаза-то прямо ваши, — усмехнулся мужчина и уложил на дно корзинки бутылку козьего молока.

— Не советую вам совать нос не в свои дела, — ведьма взяла корзину с прилавка, всячески показывая, что продолжать разговор она не намерена.

— Да это ж разве…

— Гм, — оборвала его госпожа Ясмина Дымодрев и в сопровождении племянницы вышла из лавки.

Молочник почувствовал себя так, будто на него только что вылили ушат холодной воды.

— Давай-ка закроемся на сегодня, — сказал он сыну, выжав из себя подобие улыбки. — А то мало ли…

* * *

— Теперь поддень спицей вот эту нитку и…

— Я не могу! Всё! Больше не буду! Хватит с меня!

— Прекрати эту истерику, юная леди. Давай ещё раз. Подхвати вот так… Теперь высунь кончик языка, так будет проще, ну… И нитку поддень так вот, да… Вот. А теперь ещё десять раз так сделай, я пойду, чайник поставлю.

— Скажите, а все травы в огороде для чего-то нужны?

— Гм?

— Я просто подумала… У вас всё для чего-то нужно. Даже мокрица. У нас в оранжерее её вырывают. Всегда.

— Поправь эту петельку. Да, так лучше. Всё в мире для чего-то нужно, если немножко напрячь голову.

— Госпожа Дымодрев, смотрите! У меня получилось!

* * *

Худенькая фрау Тогдаищас постучала в старую, заросшую не то мхом, не то лишайником дверь, только один раз, и дверь медленно открылась. Фрау вздрогнула. Это было странно — обычно на крыльце госпожи Дымодрев можно было провести и час, и два…

За дверью зиял чёрный дверной проём. Фрау Тогдаищас поёжилась и сложила руки на груди. Сколько бы она ни прибегала к услугам ведьм, колдовство до сих пор наводило на неё тихий ужас. Хотя её пугало всё, что она никак не могла объяснить или предугадать: гром, молния, внезапный дождь, большие мотыльки, пауки, чрезмерно крикливые дети и прочее и прочее… Список рос с каждым днём и за каждым нервным потрясением тянулось недосыпание и потеря аппетита.

Впрочем, у этого были и плюсы. Благодаря своим страхам фрау Тогдаищас заработала самую тонкую талию в Чёрном Котле.

— Чем могу помочь? — послышалось откуда-то снизу.

Фрау застыла. Пересилив себя, она опустила голову. На неё ослепительно-голубыми глазами недовольно смотрела маленькая девочка в широком чёрном платье с оборками. На голове у девочки был крошечный бархатный колпачок. В руках она сжимала маленький блокнот и карандаш.

— Так это ты крошка-племянница госпожи Дымодрев? — перепуганная фрау слабо улыбнулась и нагнулась ближе к девочке.

Лилиан, признаться, порядком раздражала эта привычка жителей Чёрного Котла. Каждый, кто встречал её на улице, считал своим долгом наклониться над ней и заявить, что она «крошка» и «просто чудо». При этом на Лилиан никто не смотрел — все косились на госпожу Дымодрев. К счастью, госпожа тоже была не в восторге от внимания, обрушившегося на Лилиан — теперь проходка по рынку занимала не полчаса, а целый час или и того больше — поэтому все хвалебные песни в честь Лилиан прекращались одним «Гм».

— Ученица, — мрачно произнесла Лилиан. — Госпожа обучает меня основам магии: накладывать порчи, варить яды и травить скот.

— Ах вот как, — фрау Тогдаищас быстро распрямилась. — А госпожа Дымодрев сейчас дома?

— А что вам надо? — самопровозглашенная ученица прищурилась.

С утра госпожа Дымодрев очень переживала, что уезжает на весь день. За здоровье своей подопечной она как-то не особенно волновалась — в погребе стоял грибной суп и кусок курицы, самые ценные указания по ведению хозяйства были розданы. Куда больше хлопот доставляли потенциально потерянные заказы…

Для ведьмы очень важно всегда быть под рукой. Другое дело, что, тем, у кого ты под рукой, о твоём существовании знать совсем необязательно.

В то утро Лилиан, восседающая в кресле и с упоением поедающая бутерброд с маслом, твёрдо решила, что если в доме госпожи Дымодрев всё для чего-то нужно, то она тоже попытается быть нужной.

— Давайте я приму заказы, — предложила Лилиан, с усердием пережевывая кусок вкуснейшей булки. Булка была ещё тёплой.

— Не разговаривай с набитым ртом, — рассеянно проговорила госпожа и положила в свою бездонную суму кошелек. — Хорошо, принимай. Пиши имя и проблему. Я вечером всё изготовлю.

«Имя и проблема», — повторила про себя Лилиан и спросила ещё раз:

— Вам что надо?

— Мужа замучили боли в спине… — промямлила фрау Тогдаищас, наблюдая, как девочка оставляет в блокноте какие-то пометки. — У госпожи Дымодрев была растирка…

— Да-да, я в курсе. Госпожа Дымодрев уехала в город по делам, вернется вечером. Заходите завтра после полудня. Как вас зовут?

— Фрау Лида Тогдаищас.

— Записала, — девочка очень важно поклонилась. — Ждём вас завтра.

— Спасибо большое, — ошеломлённая женщина быстро закивала и попятилась к лестнице. — Обязательно приду!

— Осторожнее, там порожек, — предупредила Лилиан, перед тем, как закрыть дверь.

Судя по звуку, предостережение до фрау Тогдаищас не дошло.

* * *

— Во-о-о-от, а теперь добавляй сюда мокрицу. Да побольше добавляй, не стесняйся. Если переборщишь — водой разбавим.

Лилиан закинула в черпак горсть сушеных тёмно-зеленых стебельков. Вода перестала кипеть и по кухоньке пополз удушливый земляной запах. Госпожа Дымодрев убавила огонь и принялась нежно помешивать отвар.

— А если переборщить, что будет? — девочка не отводила взгляда от кружащихся в воде листочков и стебельков.

— Получится яд, — Ясмина Дымодрев мягко улыбнулась. — Ибо всё есть яд и всё — лекарство. Вопрос только в дозе.

Лицо у принцессы сделалось крайне задумчивым. Госпожа Дымодрев слабо улыбнулась.

— Кто это сказал?

— Гм.

За последнюю неделю Лилиан стала куда спокойнее. Возможно — и госпожа предпочитала думать, что это правда — причиной была её уникальная методика воспитания, которая заключалась, по большей части, в отсутствии рядом взрослых, стремящихся утешить, помочь или нежно потрепать по голове со словами «Ты всё равно умница!»

На самом деле, причина крылась в крайней степени утомления. Повышение голоса и топот ногами — непозволительная роскошь для девочки, которая встает в шесть и пропалывает и поливает грядки, а потом бодрым шагом идет за продуктами в город (при том около двух часов тратятся на игры с веснушчатым сыном молочника и другой детворой), принимает несколько человек и, в конце концов, вечером пристально наблюдает за приготовлением самых разных настоек, растирок и ядов.

— Можно теперь я? — Лилиан потянулась за деревянной ложкой и нечаянно зевнула во весь рот.

— Кончено. Мешай, кто ж тебе мешает? — госпожа передала ложку, осеклась и добавила:

— Только не торопись.

Она отошла от плиты и открыла окно. Тёплый ночной воздух влетел в кухню, чуть не сорвал с головы госпожи Дымодрев шляпу. Госпожа пригрозила ветру пальцем, и он, будто извиняясь, задул чуть спокойнее.

Госпожа Ясмина Дымодрев набила трубку и закурила.

Сквозь деревья светились слабые огни Чёрного Котла. Пели сверчки.

На душе у старой ведьмы было поразительно спокойно.

* * *

Лилиан сидела на яблоне и болтала ногами.

— Лилиан, куда делась корзинка с персиками?!

Довольная, она откусила от персика большой кусок. А потому что нечего! Она, как порядочная работница, может позволить себе один персик. Или два. Или полкорзины. Или даже целую…

Признаться, ей было немного стыдно. Всё-таки госпожа Дымодрев Лилиан нравилась. Приятно думать, что на свете существует кто-то такой же упрямый, как и ты. И с таким же тяжелым взглядом. Иногда по утрам Лилиан смотрела в воду и щурилась в попытке повторить Фирменный Взгляд Ясмины Дымодрев. Конечно, ничего не получалось — со стороны она была больше похожа на чихающего ежонка, но и этот результат её устраивал.

Почему-то мысль о скором возвращении в замок вызывала неприятную боль под рёбрами. Сначала она дни считала до возвращения, но сейчас…

Сейчас она с позором призналась себе, что быть ученицей ведьмы в Чёрном Котле ей нравилось гораздо больше, чем принцессой в Островерхе. Ведьмой в Островерхе быть решительно не хотелось — это было какое-то ненастоящее ведьмовство.

За всю свою жизнь Лилиан не видела ни одного, даже самого маленького чуда от сестры Шипокрон. Всё, что делала сестра — меняла колпаки, принимала гостей и красиво улыбалась.

— Юная леди! Я вижу, что ты на яблоне и если ты сейчас же оттуда не слезешь, я возьму метлу и спущу тебя оттуда силой! И тебе это не понравится!

— Не слезу! — принцесса снова откусила от персика большой кусок.

Госпожа Дымодрев от неё не в восторге — это точно. Но, справедливости ради, и Лилиан не всегда от неё в восхищении. Её злит, когда госпожа обращается к ней «юная леди». А ещё её раздражает, что госпожа может кого угодно заставить замолчать одним своим взглядом и этим её «гм».

«Вообще-то ты тоже так хочешь», — проскрежетал крошечный червячок зависти внутри.

«Хочу, — во внеочередной раз призналась себе Лилиан. — А ещё я не хочу отсюда уезжать. Даже после того, как меня отчитают».

* * *

Слова «Я не хочу ехать во дворец» Лилиан достала из себя за неделю до отъезда, когда перебирала крыжовник на компот.

По её расчету звучать должно было бойко, но слова вышли как-то очень неловко и будто немного стыдясь. Лилиан это не понравилось, но заклинание, которое могло бы забрать слова обратно, она не знала.

— Гм, — госпожа Дымодрев даже не соизволила отвлечься от чистки апельсинов.

— Я бы могла жить у вас и… — принцесса и не думала сдаваться. Она продолжила ожесточенно сваливать хорошие ягоды в огромную миску, и, если прислушаться, то можно было услышать, как встревоженно вздыхал крыжовник. Быть раздавленным прежде, чем сваренным — так себе удовольствие.

— Гм.

— …убираться, в город ходить…

— ГМ.

— …быть вашей заменой, когда вас нет…

Лицо госпожи оставалось каменным. Она наконец отложила апельсин и посмотрела на Лилиан этим своим взглядом. Девочка почувствовала, как в её голове начинают шевелиться все мысли одновременно. К счастью на этот раз, все они были только о ведьмовстве, избушке и нежелании возвращаться обратно.

— Нет.

Ягода крыжовника лопнула в тонких белых пальчиках.

— Но…

— Никаких «но», юная леди. Нет. Это не обсуждается, — и госпожа вернулась к чистке апельсинов.

Госпожа Ясмина Дымодрев прекрасно знала, что жизнь на Серебрянном Пике не придётся Лилиан по душе. Здесь тепло только летом, и то для этого пришлось хорошенько поработать; чердак, на котором живет Лилиан, зимой не протопить — сколько бы госпожа не пыталась договориться со своим ветхим домиком, он никак не желал идти на уступки; от сельской школы в Чёрном Котле принцесса тоже вряд ли окажется в восторге…

Госпожа Дымодрев покосилась на Лилиан.

В ведро с крыжовником падали слёзы.

* * *

— Чёрт побери, да где она?!

Госпожа Дымодрев носилась по дому и переворачивала всё на своём пути. В конце концов, избушка не выдержала и начала помогать всё переворачивать: стол полетел куда-то в сторону, из шкафа повываливались вещи…

Лилиан и след простыл.

— Скоро приедет сестра Шипокрон! — госпожа высунулась в окно практически по пояс. — Лилиан, мне ей что отдавать вместо тебя?! Перетёртую клюкву?! Или компот из крыжовника и апельсина?!

Никто не ответил. Только яблони зашуршали, но под яростным взглядом госпожи Дымодрев быстро смолкли. На деревьях Лилиан не было.

— Чёрт побери, юная леди, тебе лучше появиться передо мной немедленно!

И снова ничего. На секунду госпоже Дымодрев показалось, что весь мир замолчал — даже цикады прислушались к её брани и перестали трещать.

Госпожа Дымодрев обессиленно плюхнулась в неперевернутое кресло и крепко задумалась. Где теперь искать Лилиан? Куда она делась?

Хотя, здесь и некуда особенно деваться. На Серебряный Пик Лилиан бы не полезла — она, конечно, упрямая, но не безмозглая. Тем более, её вечерняя накидка осталась дома — вот она, висит на стуле — а без тёплых вещей на Серебряном Пике делать нечего.

А вот спуститься в Чёрный Котёл Лилиан вполне могла. Тем более, дорогу до села она точно хорошо выучила…

— Стало быть, пора наведаться в Чёрный Котёл, — проворчала госпожа, вставая с кресла.

Ясмина Дымодрев надела самое закрытое и идеальное чёрное платье, забрала седые волосы в тугой пучок, положила в маленькую корзинку баночку абрикосового варенья и кисет с семенами мяты, взяла исключительно изящный посох для своих пугающе-ведьминских выходов — госпожа всё ещё убеждала себя, что ревматизм тут ни при чем, — и отправилась в деревню.

За те полтора месяца, что её не было в Чёрном Котле, он ничуть не изменился. Всё те же перекошенные домишки, разросшиеся деревья, кривые и грязные заборчики… Госпожа даже позволила себе умиленно вздохнуть: самое лучшее, что было в Чёрном Котле — его неизменность.

Проходя мимо дряхлого заборчика семейства Тогдаищас госпожа остановилась. Тоненькая и пугливая фрау согнулась в три погибели и прилагала все усилия своих слабеньких ручонок, чтобы вырывать из земли длинные стебли одуванчика.

— Доброго дня, фрау Тогдаищас, — поздоровалась госпожа Дымодрев, пристально смотря на одуванчик. От её взгляда он несколько смутился и покраснел на самых кончиках длинных листов. Госпожа прищурилась. Одуванчик сдался и выдрался из земли.

Женщина ойкнула и подняла голову.

— Доброго дня, госпожа, — пролепетала она, не разгибаясь.

Вырванный сорняк полетел куда-то в сторону.

— Вы не видели Лилиан? — осведомилась госпожа Дымодрев, с укором разглядывая следующий стебель.

— Видела, — фрау набрала в грудь побольше воздуха и потянула одуванчик на себя. По всей видимости, он смирился со своей участью и выдрался из земли на удивление быстро.

Теперь только фрау встала во весь свой небольшой рост. Её худое лицо никогда не отличалось особенным румянцем, однако сейчас она вполне могла сойти за помидор с соседней грядки. Фрау Тогдаищас неловко вытерла грязные ладони об коричневое не менее грязное платье. Испуганные глаза смотрели на госпожу Дымодрев.

— И куда она пошла? — ведьма не отводила недовольного взгляда от гряды, заросшей одуванчиками, бодяком и снытью. Одуванчики, бодяк и сныть начали перешептываться.

— Я не знаю… — еле слышно проговорила женщина. — Шла ровно как и вы, по дорожке…

— Гм.

Фрау проследила за взглядом госпожи, обернулась и взвизгнула, поспешно закрыв себе рот рукой.

Одуванчики смирно вылезали из земли, волоча за собой высокие заросли бодяка. Бодяк оплетал корнями сныть и тащил её за собой. Сорняки выстраивались в длинную шеренгу, маршировали подальше от грядки и падали на траву.

— Так куда, говорите, Лилиан пошла? — повторила госпожа Дымодрев, мягко улыбаясь.

— К молочнику, полагаю, — в ужасе откликнулась фрау, наблюдая за тем, как одуванчик старательно разрывает бодяку корни. — Она всегда в это время ходит к молочнику…

Госпожа Дымодрев со светлой печалью наблюдала за происходящим на грядке. Не только животные похожи на своих хозяев, но и растения. Растения госпожи Дымодрев были такими же упрямыми, как она сама, и отказывались от любой прополки, кроме ручной.

Как только последний кустик сныти слез с гряды, оказалось, что ничего кроме сорняков на ней и не росло.

— Благодарю вас, — кивнула госпожа, вручая фрау кисет с семенами мяты. — Посадите их здесь и не забывайте вовремя полоть. Когда взойдут — оборвите, засушите и пейте с черным крепким чаем. Хорошего вам дня.

— И вам, — бесцветно пролепетала фрау Тогдаищас, сжимая в грязных руках кисет.

* * *

С приходом госпожи Дымодрев атмосфера в лавке молочника потяжелела настолько, что молоко подумало скиснуть от греха подальше, а обычно розовощёкая молочница сделалась похожа на мраморное изваяние.

— Где Лилиан? — прогремело в воздухе.

Молоко во всех крынках прекратило свои раздумья и немедленно скисло.

— Что вы такое го… — начал было молочник, но супруга тут же со всей нежностью ткнула его в бок.

— Я спрашиваю: где Лилиан?! — грозно повторила Ясмина Дымодрев. Сыр тоже начал подумывать: а не покрыться ли ему слоем отнюдь не благородной плесени?..

— Госпожа Дымодрев, не поймите неправильно, — залепетала мать семейства, вжимаясь в мужа ещё сильнее, — но…

Ведьма недовольно стукнула тростью по полу. Пол жалобно затрещал.

Госпожу Дымодрев видели в ярости дважды.

Первый раз, когда скорняк из какой-то далёкой деревеньки попытался её обсчитать. В тот же день по неведомому стечению обстоятельств все его меховые жилетки, (за исключением той, которую приобрела госпожа), полиняли и сгнили, а недовольные покупатели, коими оказалась небольшая компания разбойников, «начистили» бедному торговцу его недальновидную «репу».

Второй раз был, когда после дорогостоящего ремонта метла госпожи отказалась взлетать. Что сталось с горе-ремонтником метел из Островерха никто не знал — все предпочитали думать, что ничего хорошего, — но все метлы из домов Чёрного Котла отправились к хижине госпожи Дымодрев. Те отчаянные хозяева, которые решились потребовать свои метлы назад слегли в больничные койки на долгие недели.

Никто не хотел гневить госпожу в третий раз.

— Да не знаем мы, где она! — воскликнул молочник и тут же увернулся от очередного жеста супружеской заботы. — Простите! Купила и ушла!

— Если расскажете, я дам вам эту банку варенья, — госпожа извлекла из корзинки оранжевую банку. В закатном свете казалось, что внутри блестит жидкое золото — ни больше, ни меньше.

— Оно абрикосовое, — добавила она, глядя куда-то за прилавок. — С косточками.

Из-за прилавка высунулся веснушчатый мальчишеский нос. Большие глаза смотрели на госпожу Дымодрев с испугом и интересом одновременно.

— Она просила не говорить, — проворчал сын молочника.

— Это ради её же блага.

— На сеновале она. Только сделайте вид, что вы сами догадались.

— Сделаю, — пообещала ведьма, вручая мальчику банку.

* * *

Лилиан услышала тяжелые шаги и стук трости и зарылась в сено ещё сильнее. Конечно, вряд ли оно сможет спрятать ярко-черную юбку, но хоть немного отсрочит момент с чтением нотаций.

Шаги остановились ровно перед стогом, в котором пряталась принцесса.

— Вылезай, юная леди, — послышалось сверху. — Ты меня напугала.

Лилиан не двинулась, но почувствовала, как зашевелилось сено рядом с ней. Значит, госпожа села. К нежному запаху трав и сена добавился удушливый табака.

Лилиан зажмурилась ещё сильнее. Вот бы не вставать совсем…

— Помнишь мы про мокрицу говорили? — тихо спросила госпожа Дымодрев, выпуская колечко дыма. — Мол, у меня на огороде всё нужно?

Девочка ничего не сказала. Госпожа помолчала, будто раздумывая.

— Мокрицу вырывают, потому что она некрасивая, а королевская оранжерея должна быть восхитительной. А мой огородик для пользы, и поэтому я и не ращу в нём тигровые лилии. Мороки с ними больше, чем с тобой, а толка нет.

— И что? — наконец подала голос Лилиан. — Это что значит? Что я красивая и бесполезная? Что все мы во дворце красивые и бесполезные? Как сестра Шипокрон? Я знаю! Я так не хочу!

Ведьма почему-то глухо рассмеялась.

— А сестра Шипокрон бесполезная? — сипло спросила Ясмина.

— Если честно, да, — принцесса вынырнула из стога и села у госпожи под боком. — Ну какой от Придворной Ведьмы толк? Она бегает с места на место, улыбается… Один пурпурный наряд на другой меняет и всё! Что здесь важного?

В глазах госпожи Дымодрев танцевали насмешливые звездочки.

— А я бы так не смогла, — сказала она негромко. — Я не знаю, замечала ты или нет, но у сестры Шипокрон язык подвешен что надо. Она и мертвого сможет заговорить и уговорить в своей правоте. Поверь мне, не все мертвецы сразу понимали, что их облапошили… Я такой настойчивостью не обладаю, это мне не по плечу. Приготовить настойку или отвар — это я всегда с радостью, а уговорить… Нет. Вот и выходит — что сестра Шипокрон на своём месте, а я на своём. Понимаешь?

— А я? — Лилиан посмотрела на госпожу самыми большими и жалостливыми глазами на свете. — Мне же у вас нравится! Может, тут моё место?..

Госпожа совсем не по-ведьмински хихикнула и принялась вытаскивать из золотых кудрей соломинки.

— В малой дозе жизнь в Чёрном Котле определенно лекарство, — проговорила она и пригладила свой растрепавшийся пучок, — а в большой грозит стать ядом. Ты принцесса, Лилиан. И будешь замечательной настойчивой королевой, если до этого дойдет дело. А пока… Можешь приехать ко мне следующим летом.

Тонкие ручки обхватили госпожу Дымодрев там, где когда-то была талия. Госпожа чуть не ойкнула и неловко прижала к себе дитя.

— Я буду скучать, — всхлипнула девочка куда-то в ведьмино плечо.

— Я по тебе тоже, — госпожа поцеловала Лилиан в затылок.

Что ж, впервые за жизнь Ясмины Дымодрев, ребёнок, которого она прижимала к себе, не издавал поросячий визг.

* * *

В дорогу собирались основательно: Лилиан попросила дать ей с собой немного трав на отвары, пару баночек варенья и обязательно два фунта яблок про запас. Потом она решила упаковать одно из огромных чёрных платьев, чтобы при дворе его ушили и она смогла носить его в Островерхе. Брать ведьмовской колпак она наотрез отказалась:

— Я же принцесса, а не ведьма какая-нибудь!

Лакей, подъехавший к домику Ясмины Дымодрев, невольно пожалел, что не запросил двух дополнительных лошадей. Принцесса стояла у калитки с гордо поднятой головой, одним чемоданом в руках, большой сумой через плечо и мешком с яблоками и банками варенья за спиной. Вид у неё был такой, будто она была готова рассмеяться и разрыдаться одновременно.

Из кареты выпорхнула отдохнувшая и посвежевшая сестра Шипокрон в своём извечном пурпурном наряде. Впрочем, чем ближе Придворная Ведьма подходила к девочке и старушке, тем более поникшим становился её взгляд.

— Ваше высочество, — она сделала совсем уж безрадостный книксен. — Госпожа Ясмина Дымодрев.

— Сестра Шила Шипокрон, — одновременно произнесли девочка и старушка и синхронно кивнули.

Придворная Ведьма изумленно приподняла бровь.

— Ваше высочество, идите в карету. Нам с госпожой надо поговорить, — попросила сестра Шипокрон. В её мыслях принцесса уже закатила истерику, но в жизни… В жизни Лилиан смерила её строгим взглядом безупречно-голубых глаз и, тяжело вздохнув, поплелась в сторону кареты.

— Ну что? — шепотом спросила сестра Шипокрон. — Как ты с ней? Справилась?

— Это было не так уж и сложно, — госпожа ухмыльнулась, доставая из кармана трубку и коробок спичек. — Мы отлично поладили. Она быстро учится. Вот уже умеет полоть, вязать, различать некоторые травы… особенно хорошо ей даются яды, что б ты знала.

Глаза Придворной Ведьмы округлились до такой степени, что кажется норовили вот-вот выпасть из орбит. На лбу невесть откуда появилась морщинка.

— Ты учила её варить яды? — трагическим шепотом спросила она.

— А чему ещё может научить ведьма? — старушка равнодушно пожала плечами.

— Да ты не в себе!

— Гм.

Девушка в пурпурном смерила старуху в чёрном неодобрительным взглядом, а затем, поклонившись, произнесла:

— Госпожа Ясмина Дымодрев.

— Сестра Шила Шипокрон, — кивнула старушка и закурила свою длинную трубку.

* * *

В городе, конечно, говаривали, что в августе на Серебряном Пике бывает прохладно.

Однако в последние годы всё изменилось.

Третий год подряд лето в Чёрном Котле оказывается жарким, умеренно дождливым и умеренно ветреным. Жители деревни, конечно, потихоньку привыкают к тому, что вопреки всяким законам природы, лето проходит настолько идеально, что в Чёрный Котёл начинает съезжаться знать.

И всё-таки с таким ходом вещей никто не осмеливался спорить, потому как всем было известно, чьих именно рук это дело. Руки же, помимо некоторых манипуляций с погодой, умели изготавливать снадобья, настойки и яды, а также накладывать изощреннейшие проклятия…