Последняя звезда (джен)

Кадзуя ввалился в планетарий, как в глотку каменного истукана. Ржавая дверь проскрежетала, зажевав край его куртки, и захлопнулась за спиной, отрезая от чахлого света умирающего дня. Внутри — тьма, густая, как кисель. Пыль висела хлопьями, плясала в прорехах купола, словно призрачный снег. Запах — старый металл, затхлость, отголоски забытых надежд. Брр… Кадзуя дернул воротник повыше, отмахиваясь от назойливой пыли.

Фонарик на лбу выхватил из мрака — ряды кресел, выцветший бархат, силуэт проектора-спрута в центре, и… цветы. Искусственные, аляповатые, торчащие как чертовы пальцы в этой мертвой тишине. Словно кто-то с кривым чувством юмора решил украсить склеп пластиковой геранью.

Кадзуя, падальщик, как его обзывали в тех редких дырах, что звались поселениями, не ждал чудес. Планетарий — еще одна могила технологий. Но чутье, та самая крысиная интуиция, что спасала его шкуру не раз, зудело: тут что-то есть. Что-то, что стоит потрогать.

Он шагнул вперед, ботинки хрустели под ногами — стекло, мусор, что-то еще, не разобрать. Фонарик скользил по стенам — облупленная краска, царапины граффити отчаянных рук, мертвые экраны, где когда-то сияли звезды. А теперь — только пыль и мрак. И тишина. Липкая, звенящая тишина.

И вдруг — голос. Чистый, как горный ручей, звонкий, как колокольчик в пустыне. Голос, который плевал на эту гнетущую затхлость.

— Добро пожаловать в планетарий 'Звездный мечтатель'! Ох, как же долго я ждала нового посетителя… Меня зовут Юмэми Хосино⁽¹⁾, я ваш гид. Позвольте проводить вас к лучшим местам! Сегодня у нас особенный сеанс — я покажу вам самые красивые звезды!..

Голос лился, как водопад, обрушиваясь на Кадзую, смывая остатки тишины. Он замер, словно кролик, попавший в свет фар. Голос шел из глубины зала, из тени проектора. Неужели… кто-то? Живой? Здесь? Бред какой-то. Запись, точно. Заело пластинку, вот и все.

Он медленно двинулся на звук, фонарик трясся в руке. Обошел проектор, как будто тот мог ожить и схватить его щупальцами. И увидел ее.

Она стояла за стойкой билетерши, маленькая, хрупкая, словно кукла из тончайшего фарфора. На вид — девушка пятнадцати-шестнадцати лет. Форма планетария, вылинявшая до небесно-голубого, сидела на ней мешковато. Два хвостика, стянутые лентами, обрамляли детское лицо с огромными, немигающими глазами. И улыбка. Улыбка — яркая, безумная, как вспышка молнии в грозу, так нелепо сияющая в этом царстве пыли, что Кадзуя на секунду ослеп.

В руках она держала… букет. Нет, БУКЕТИЩЕ! Целая охапка этих жутких искусственных цветов, сделанных из мусора и хлама. Лампы дневного света, старые микрофоны, провода и еще разный непонятный мусор, призванный заменить живые цветы. Видимо, в глазах робота это выглядело красиво. Она протянула его Кадзуе, словно сокровище.

— Специально для вас! Букет приветствия! От планетария «Звездный мечтатель»! Возьмите, пожалуйста! Это знак нашей глубочайшей признательности за ваше посещение! Мы так рады, так рады! Вы не представляете, как мы рады! Ой, простите, я, наверное, слишком много говорю! Это от волнения! Я так давно не видела… посетителей! Вы же посетитель, правда? Конечно, посетитель! У вас такой вид… посетительский! Проходите, проходите же в зал! Сеанс начнется… ну, прямо сейчас и начнется! Не будем терять ни минуты! Звезды …не ждут! Проходите же! Занимайте любое место! Хотя, постойте, лучше вот здесь, в центре! Там самый лучший обзор! Вы же хотите лучший обзор, правда? Конечно, хотите! Кто не хочет лучший обзор на звезды? Даже если их… ну, вы понимаете, да? Но не важно! Главное — воображение! С воображением звезды сияют ярче бриллиантов! А у вас, я вижу, богатое воображение! Такой взгляд… задумчивый! Наверное, вы поэт? Или философ? Ой, простите, опять я болтаю без умолку! Это все от радости! Проходите, проходите же! Сеанс начинается!

Юмэми буквально подталкивала его в зал, осыпая словами, как конфетти. Букет цветов упирался ему в грудь, заслоняя обзор. Кадзуя, ошарашенный таким напором, попятился, почти споткнувшись о порог.

— Постой, постой, полегче, кукла, — буркнул он, пытаясь освободиться от цветочного плена. — Я вообще-то… не собирался ни на какой сеанс.

— Не собирались? — Голос Юмэми дрогнул, но улыбка осталась неизменной. — Но вы же здесь! В планетарии! А планетарий существует для сеансов! Разве нет? Это же очевидно! Или… или вы заблудились? Ох, как неловко! Но не беда! Мы сейчас же найдем выход! Хотя, постойте… зачем вам выход? Здесь же так интересно! Звезды! Космос! Вечность! Разве это не лучше любого выхода?

Она смотрела на него снизу вверх своими огромными, немигающими глазами, полными непонимания и какой-то отчаянной надежды. В этом взгляде было что-то… цепляющее. Что-то, что заставляло отступить от привычного цинизма.

Кадзуя вздохнул. Он и правда не собирался ни на какие сеансы. Он просто бежал. Бежал от этого проклятого мира, от войны, которая глотала остатки цивилизации. Бежал в этот заброшенный город, надеясь найти укрытие, тишину, хоть какой-то покой. Но покой не ждал его и здесь. Еще на подходе к городу на него напали проклятые дроны каких-то бандитских шаек. Еле унес ноги, чудом оторвавшись от преследования. Планетарий выглядел как единственное безопасное место в радиусе видимости. Вот он и нырнул сюда, как в нору, не думая ни о каких звездах и сеансах.

Но теперь… теперь, глядя на этого странного робота, на ее нелепый букет, на ее непоколебимую веру в звездное небо, в нем что-то дрогнуло. Любопытство. То самое любопытство, которое не раз заводило его в передряги, но и не раз вытаскивало из них.

— Ладно, — сказал он, сдаваясь. — Ладно, кукла. Уговорила. Давай свой сеанс. Посмотрим твои звезды.

Улыбка Юмэми вспыхнула с новой силой. Она засияла вся, словно новогодняя елка.

— Ура! Ура! Я так и знала! Я знала, что вам понравится! Проходите же, проходите! Сеанс вот-вот начнется! Ах, подождите минутку… Для полного погружения в атмосферу звездного неба нам обязательно нужны цветы! Это давняя традиция планетария. Пожалуйста, примите этот букет — он сделает наше путешествие к звездам еще более волшебным!

Она всучила ему весь букет, едва не выбив фонарик из рук. Кадзуя оказался по горло в пластиковом мусоре, ощущая себя идиотом с букетом мусора в руках. Но он уже не мог отступить. Любопытство победило окончательно. И еще… что-то еще. Слабое, едва заметное чувство, похожее на… надежду? На то, что в этом мертвом месте еще может случиться что-то интересное.

Он прошел в зал, спотыкаясь о кресла в темноте, оставляя за собой шлейф пластиковых лепестков. Юмэми семенила за ним, не умолкая ни на секунду, словно заведенный механизм.

— Устраивайтесь поудобнее! Сейчас начнется самое интересное! Вы увидите такое, чего никогда раньше не видели! Звезды! Созвездия! Млечный Путь! И даже… даже черные дыры! Ну, конечно, не настоящие черные дыры, а их симуляцию! Но очень реалистичную! Вы будете в восторге! Особенно вам понравится созвездие Лебедя! Оно такое красивое! Раньше сюда часто приходили дети… я помню мальчика и девочку… — задумчиво протянула она. — Особенно мне запомнилась девочка. Она всегда спрашивала: 'А правда, что Лебедь унесет нас к звездам? ' — при этих словах Юмэми восторженно улыбнулась. — И каждый раз я отвечала: 'Конечно, правда! Если очень сильно захотеть.' А еще был один пожилой господин… он всегда брал билет на последний сеанс… говорил, что звезды лучше смотрятся в полной темноте… А помните тот день, когда птица залетела в планетарий? Все так испугались! А она просто хотела посмотреть на звезды! Как и мы все! Правда?

Она замолчала на мгновение, словно ожидая ответа. Но Кадзуя молчал, оглядываясь по сторонам. В темноте зала ее голос звучал еще более странно и неуместно. Он почувствовал себя героем какого-то дурацкого спектакля, где единственным зрителем был он сам, а единственной актрисой — этот неунывающий робот.

— Ну что же, — сказала Юмэми бодро, — начнем же наш сеанс! Приготовьтесь к погружению в бескрайний космос!

В зале погасло последнее мерцание дневного света. Наступила полная темнота. И тишина. Звенящая, напряженная тишина, в которой не звучало ничего, кроме его собственного учащенного дыхания.

— Эм… Юмэми? — тихо спросил Кадзуя, нарушая тишину. — А где звезды-то?

В ответ — молчание. Только пыль плясала в луче его фонарика, словно издеваясь над его наивностью.

— Юмэми? — повторил он громче, начиная раздражаться. — Эй, кукла! Ты где?

И вдруг — голос. Тихий, виноватый голос из темноты.

— Ой… кажется, проектор Йена немного… капризничает. Но не переживайте! Мы обязательно его починим! Звёзды слишком важны, чтобы сдаваться!

Раздался ее вздох. Снова этот правильный, механический вздох. Кадзуя закатил глаза. Вот тебе и звезды. Вот тебе и сеанс. Очередная мертвая зона в этом мертвом мире. Но почему-то раздражение быстро сменилось… чем? Интересом? Сочувствием? Или просто желанием не уходить из этого темного зала в пыль и холод умирающего города?

— Не работает, значит, — пробормотал он, включая фонарик на полную мощность. — Ну что ж… посмотрим, что тут у нас не работает.

И, бросив букет пластиковых сорняков на кресло, Кадзуя двинулся к проектору-спруту, решив потратить свой скудный запас времени и пищи на попытку оживить мертвую машину. Просто так. Из чистого любопытства. Или не только из любопытства? Кто знает. В этом мире даже падальщики иногда делали что-то нелогичное. Просто потому, что могли. Или потому, что кто-то в них еще верил. Пусть даже этот кто-то был просто маленьким роботом с нелепым букетом в руках и несбыточной мечтой о звездном небе.

Кадзуя присвистнул, оглядывая внутренности проектора. Спрут и вправду был внушительным — клубок проводов, линз, шестеренок, все запыленное, закопченное, словно пролежавшее в земле целую вечность.

— Да-а-а, — протянул он, покачивая головой. — Тут работы… на целый вечер, если не больше.

— Ой, неужели все так плохо? — голос Юмэми прозвучал совсем рядом, словно она возникла из воздуха. Кадзуя обернулся — она стояла, заглядывая ему через плечо, руки сложены на груди, в глазах — тревога. И, как всегда, неизменная улыбка. Хотя, сейчас она казалась немного натянутой.

— Плохо? — усмехнулся Кадзуя. — Да тут катастрофа, кукла. Посмотри на это! Провода ржавые, шестеренки заклинило, линзы пылью забиты… Чудо, что это вообще когда-то работало.

— Но… но я же вызвала инженеров! — воскликнула Юмэми, ее голос снова зазвенел тревогой. — Я отправила сообщение! Они должны скоро приехать! Они всегда приезжали! Раньше…

Кадзуя хмыкнул, не отрываясь от осмотра проектора.

— Инженеров, говоришь? И долго ты их ждешь, этих инженеров?

— Ну… не то чтобы долго… — замялась Юмэми. — Просто… связь немного барахлит в последнее время. Помехи… наверное. Но я уверена, они получили мое сообщение! Я всегда отправляю сообщения! И инженерам, и в цветочный магазин рядом с парком… чтобы новые цветы привезли… и обслуживающему персоналу… чтобы уборку сделали… и в кафетерий… чтобы пирожные свежие привезли… Вдруг посетители захотят перекусить после сеанса! Нужно быть готовыми ко всему!

Она затараторила скороговоркой, словно пытаясь убедить не только Кадзую, но и саму себя. Кадзуя слушал краем уха, продолжая ковыряться в проекторе. Цветочный магазин… кафетерий… обслуживающий персонал… В этом мертвом городе? Да тут уже и пыль веков на пыли веков лежит!

— Юмэми, послушай, — сказал он наконец, отрываясь от проектора и поворачиваясь к ней лицом. — Я не хочу тебя расстраивать, но… кажется, твои инженеры немного… задержались в своем отпуске. Лет так на дцать, если не больше. И цветочный магазин твой, скорее всего, закрылся на вечный ремонт. Как и кафетерий, и обслуживающий персонал. Тут никого нет, понимаешь? Кроме нас двоих.

Улыбка Юмэми дрогнула едва заметно. Но тут же выправилась, став еще более натянутой, чем прежде.

— Нет! Это неправда! — возразила она упрямо. — Люди есть! Они просто… заняты. У них дела. Но они обязательно вернутся! Они всегда возвращались! Мальчик и девочка… пожилой господин… птица… они все вернутся! И инженеры вернутся! И цветы привезут! И пирожные! Нужно только немного подождать! И не переставать отправлять сообщения!

Она вытянула руку и коснулась пальцем какой-то невидимой точки у себя за ухом. Кадзуя заметил едва заметное мерцание огонька в ее виске. Передатчик. Она действительно постоянно отправляла сообщения в пустоту.

— Понятно, — сказал Кадзуя тихо. — Ты отправляешь сообщения. Хорошо. А что насчет твоей … системы самодиагностики? Ты говорила, что у тебя какие-то поломки?

Юмэми вздохнула. Снова этот механический вздох, но на этот раз в нем послышалось что-то вроде… грусти? Или Кадзуе показалось?

— Да, система самодиагностики барахлит, — подтвердила она печально. — Я не совсем понимаю, что происходит. Вроде все функции в норме, но… ошибки выдает. Странные ошибки. Система говорит, что я слишком болтливая. Что я слишком часто улыбаюсь. Что мои истории о звёздах не нужны, если нет посетителей. Но… разве это плохо? Разве плохо хотеть быть полезной? Я просто стараюсь, чтобы всем было хорошо… Я же хочу дарить посетителям улыбки! Это моя программа! Это мое предназначение! Но система самодиагностики говорит, что я что-то делаю не так… Может быть, я действительно слишком болтливая? Вам не кажется?

Она смотрела на него с такой надеждой в глазах, словно от его ответа зависела судьба всего мира. Кадзуя почувствовал неожиданный приступ нежности. К этому странному, сломанному роботу, который упорно цеплялся за свою программу, несмотря ни на что.

— Нет, — сказал он мягко, улыбаясь ей в ответ. — Нет, Юмэми. Ты не слишком болтливая. Ты просто… очень рада видеть посетителя. После долгого времени одиночества. Это же понятно. А насчет улыбки… твоя улыбка замечательная. Самая лучшая улыбка, которую я видел за последние… годы. Так что не слушай свою систему самодиагностики. Она просто ревнует.

Юмэми замерла на мгновение, словно переваривая его слова. Потом ее улыбка стала немного менее натянутой, немного более… живой. Насколько живой могла быть улыбка андроида.

— Правда? — тихо спросила она. — Вы правда так думаете?

— Правда, — подтвердил Кадзуя, подмигивая ей. — А теперь давай забудем про твои поломки и посмотрим, что можно сделать с этим сломанным проектором. Может, нам все-таки удастся увидеть звезды. Хотя бы искусственные. Как и эти твои цветы.

— Я нашла их в старом магазине рядом с парком. — грустно опустила голову Юмэми. — Они немного пыльные, но всё равно красивые. Цветы делают людей счастливыми. Даже если они пластиковые. Особенно если они последние в мире.

И он снова повернулся к проектору, начиная осмотр заново, уже с каким-то новым энтузиазмом. Не только из любопытства. А еще и для того, чтобы увидеть на лице этого странного робота не только натянутую улыбку, но и что-то еще. Что-то похожее на… надежду. Настоящую надежду.

— Когда я впервые заступила на работу сорок четыре года назад, — рассказывала Юмэми с упоением, — зал был полон детей! Они сидели, задрав головы, и смотрели на звёзды так, словно видели их впервые. Я тоже смотрела вместе с ними, хотя знала каждую деталь программы. Но их глаза… их глаза были как маленькие звёздочки, такие же яркие и живые. Я тогда подумала: вот оно, настоящее счастье — видеть, как люди радуются звёздам.

Кадзуя углубился в недра проектора, орудуя инструментами с ловкостью опытного механика. Провода, шестеренки, линзы — все требовало внимания, чистки, наладки. Работа затягивала, отвлекая от мрачных мыслей и голода, грызущего желудок.

— Так-так, — пробормотал он, рассматривая перегоревшую лампу. — Вот и первая жертва. Не удивительно, что не светит.

— Ой, лампа перегорела? — Юмэми снова возникла рядом, словно тень. — Как жаль! Но не беда! У нас должны быть запасные лампы! В кладовке! Я сейчас принесу!

И она, не дожидаясь ответа, исчезла в темноте закулисья. Кадзуя усмехнулся себе под нос. Кладовка… запасные лампы… В этом всеми забытом месте? Сомнительно. Но энтузиазм Юмэми был заразителен. И он почему-то хотел, чтобы у нее получилось. Чтобы эти чертовы звезды засияли снова. Хотя бы искусственные.

Юмэми вернулась довольно быстро, неся в руках пыльную коробку.

— Вот! Запасные лампы для проектора Йена! Смотрите! Целая коробка! Я же говорила! Нужно только хорошо поискать!

Она торжественно протянула коробку Кадзуе. Он открыл ее и удивленно поднял брови. Внутри действительно лежали лампы. Новые, в заводской упаковке. Тысячеваттные громадины из стекла. Как они сохранились в таком виде — загадка.

— Ну ты даешь, кукла, — сказал Кадзуя с уважением. — Где ты их нашла?

— В кладовке! Я же сказала! У нас все есть! Нужно только знать, где искать! И не терять надежды! — Юмэми сияла от гордости.

Кадзуя покачал головой, улыбаясь.

— Ладно, не будем терять надежды, — согласился он. — Давай лампу. Попробуем оживить этот древний агрегат.

Юмэми стучала гаечным ключом по корпусу проектора, напевая мелодию из рекламного ролика планетария.

— Знаете, Йена сегодня в дурном настроении! — она подмигнула Кадзуе, указывая на ржавый механизм. — Вчера она требовала, чтобы я называла ее «Ваше Светлейшество». Пришлось поставить чашку масла как подношение!

Кадзуя поднял бровь, вытирая руки о рваные джинсы:

— Ты… разговариваешь с железкой?

— Конечно! — она прижала ладонь к «голове» проектора, словно гладила животное. — Она же живая! Слышите, как ворчит? Гр-р-р-р-ххх — это значит «Спасибо за чистку, Юмэми-тян!».

— Тя… тянь? — Кадзуя фыркнул, но уголок губ дрогнул. — Ты точно не перегрелась?

— Ой! — она вдруг схватила его за руку, подтащив к экрану. — Смотрите! Когда включаются звезды, Йена всегда подмигивает вот так…

Проектор дернулся, выплюнув горсть искр. На потолке дрогнул желтый блик.

— Видите? — Юмэми захлопала в ладоши. — Она говорит: «Не грубите гостям, а то устрою затмение!»

Кадзуя отвернулся, чтобы скрыть улыбку. В груди щемяще сжалось — так же смеялась его сестра, показывая ему «секретные жесты» сломанного радио.

Замена лампы оказалась делом нескольких минут. Кадзуя щелкнул выключателем. Проектор молчал. Тишина нарушалась только жужжанием его фонарика.

— Не работает… — разочарованно протянула Юмэми. Улыбка ее померкла. Впервые за все время их знакомства Кадзуя увидел на ее лице что-то похожее на разочарование.

— Погоди, не торопись расстраиваться, — сказал Кадзуя. — Лампа — это только начало. Тут еще двигатели барахлят, я слышу. Дай-ка мне время разобраться.

Она замигала, как гаснущая гирлянда:

— До полуночи — 17 минут 42 секунды! Потом… — голос перешёл на шепот, — …я превращусь в тыкву. Но ненадолго! Всего на… — пауза, скрип процессора, — …всего лишь до девяти часов утра!

Он молча накрыл её тряпкой, будто укутывая ребёнка. «Девять часов до следующей минуты жизни», — подумал он, чувствуя, как под ладонью дрожит её блок питания. Решив не работать в одиночку, он устроился на ближайшем кресле и сам не заметил, как задремал.

Во сне он снова был тем мальчишкой, что прятал под креслом консервную банку с «космическими сокровищами» — блестками, гвоздями и фоткой Юмэми.

— Смотри! — он тыкал пальцем в трещину на куполе, сквозь которую пробивалась настоящая луна. — Это же база пришельцев! Мы с тобой полетим туда, когда я стану капитаном!

Юмэми склонила голову, шестерни в шее жалобно взвизгнули:

— Но кто тогда будет рассказывать о звёздах? Они же грустят, когда их никто не видит.

Он раздул щёки, как перед прыжком в реку:

— Мы возьмём их с собой! Все-все! И… и посадим вокруг базы, как фонарики!

Проектор замигал, заливая зал алым светом.

— Йена ревнует, — шепнула Юмэми, а он так и не успел спросить — к звёздам или к нему…

Проснулся от щелчка. Юмэми сидела в луже лунного света, выкручивая себе большой палец.

— Ремонтный режим активирован! — она показала язык, засовывая деталь обратно. — Хотите, покажу, как мы заряжали Йену в дни парадов?

* * *

Позавтракав крошечной порцией галет, он снова углубился в проектор, на этот раз занявшись механизмами вращения. Шестеренки действительно заклинило, смазка высохла, пыль забилась во все щели. Работа была кропотливая, требовала терпения и внимания. Кадзуя возился долго, пока пальцы не онемели, а в животе не заурчало от голода. Но он не сдавался. Что-то держало его здесь, в этом темном зале, рядом с этим странным роботом, заставляя чинить мертвую машину.

Может быть, это было просто любопытство. Может быть, желание доказать себе, что он еще на что-то способен, кроме как рыться в мусоре и убегать от дронов. А может быть… может быть, это было что-то еще. Что-то связанное с этим местом, с этим роботом, с неуловимым чувством дежавю, которое преследовало его с самого момента входа в планетарий.

— Так! — Юмэми постучала гаечным ключом по ржавой панели. — Сегодня чиним блок ориентации! Он отвечает за… ммм… кувыркание звёзд!

Кадзуя ковырял залипший подшипник, украдкой наблюдая, как её левая бровь дёргается в такт миганию индикатора на виске.

— Раньше мы проводили профилактику каждые 500 часов, — она внезапно замерла, глядя в пустоту. — Но теперь… теперь у меня особый график! — голос заиграл фанфары. — Целых семь дней в году я работаю без перерыва! Прямо как супергерой!

— А остальное время? — он вытащил расплавленную шестерню.

— Ой, — она прикрыла рот, словно выдала тайну. — Сплю! Долгий-долгий сон, как… как Спящая Красавица! Только без замков и драконов.

На самом деле это звучало так: «Режим гибернации: 8760 часов/год. Оставшиеся 92 часа распределены на аварийную активность». Она не стала уточнять, что «авария» — это он.

Голограмма отца плавала в бункере, повторяя как сломанная кассета:

»…если слышишь сирену — беги на запад. Если видишь зелёный дождь — прячься в холодильник. Если… если…»

Мать разбирала консервы, напевая колыбельную. Сестра рисовала мелом на стене звёзды. Внезапно свет погас, и Кадзуя услышал хрип:

«Протокол дезинфекции активирован».

Он проснулся, вцепившись в руку Юмэми. Та светила фонариком в потолок, создавая подобие Млечного Пути:

— Вам приснились инопланетяне? Не бойтесь, я их прогоню!

Она завыла, имитируя сирену НЛО, и Кадзуя впервые за десять лет рассмеялся по-настоящему.

* * *

Очередной скудный завтрак. Из четырех пачек галет осталось лишь две. Неизвестно, сколько еще продлится ремонт этого проектора. Огромная металлическая махина напоминала ему гигантскую гантелю, состоящую из двух металлических сфер, соединенных между собой фермами. В прошлом, это устройство могло двигаться, и вращаясь рисовать на куполе сияющие картины звездного неба. Теперь оно мертвым грузом лежало на его совести, побуждая скорее закончить ремонт.

— Тут контакты окислились, — Кадзуя ковырялся в проекторе перочинным ножом, с которого десятилетиями соскребали ржавчину с батарей и вскрывали панели брошенных дронов. — Движок похож на те, что в старых холодильниках. Видишь? Шестеренки целы, но смазка — как цемент.

Юмэми наклонилась, и ее хвостик задел его щеку.

— Ой, простите! Вы такой умный, прямо как наши инженеры! Хотя они всегда носили белые халаты и пахли… пахли…

Она замерла. Гул вентиляторов на секунду усилился, словно ее процессор перегрузился, пытаясь вспомнить аромат, стертый из памяти.

Немногим позже, Юмэми развешивала на стене «календарь» из крысиных черепов, помеченных крестиками.

— Смотрите! — она ткнула в последний череп. — Сегодня день 7! По плану — торжественный перезапуск!

Кадзуя молчал. За неделю он узнал, что:

«Торжественный перезапуск» = попытка включить убитый проектор.

«День 7» = 7-й год её одиночества.

Крестики = дни, когда она просыпалась впустую.

— После полуночи я… — она потянулась к выключателю, но рука упала, как подрубленная. — …устрою праздник! С фейерверками и…

Он поймал её, прежде чем она рухнула на пол. Индикаторы на виске показывали 00:00:01.

— …и мороженым из машинного масла… — шептала она, уже на грани отключки. — Вы ведь… останетесь?

Её глаза погасли, оставив в темноте фразу, которую он так и не решился произнести:

— Я никуда не денусь.

* * *

Он бежал по улице, держа на руках сестру. Её кожа отслаивалась, как краска со стен брошенного планетария. Сзади грохотали шаги дронов, повторяя на ломаном японском:

«Мир. Безопасность. Ликвидация заражённых».

— Кадзуя, посмотри! — сестра указала на небо, где сквозь пепельную завесу пробивался луч света. — Это же…

Он проснулся от щелчка. Юмэми тыкала ему в щёку отвёрткой:

— Вы кряхтели, как старый сервопривод! Хотите, покажу новую функцию? Я научилась имитировать птиц!

Она издала звук, похожий на ворону с перебитым горлом. Кадзуя закрыл глаза, всё ещё чувствуя на руках вес сестры.

После очередного скудного завтрака он вновь работал. Молча, сосредоточенно, и только иногда бросал взгляд на Юмэми, которая неподвижно стояла рядом, наблюдая за его действиями с немым ожиданием. Каждое утро она просыпалась раньше него. Первый раз она даже восхитилась возможностью людей видеть сны и призналась в своей зависти к такой возможности. Кадзуя в ответ завидовал ей — уж ее-то не мучили ночные кошмары. Каждую ночь он видел войну и свое одиночество. Как потерял всех, кого знал и превратился в старьевщика, рыскающего по заброшенным городам в поисках чего-нибудь ценного.

— А вот здесь, — Юмэми ткнула указкой в дыру на куполе, — должна быть Полярная звезда! Она…

— Её нет, — перебил Кадзуя, разбирая гранату для дымового заряда. — Небо мертво. Как и всё остальное.

— Неправда! — она залезла на плечи ему, едва не сломав шею. — Видите эти серые пятна? Это же перистые облака! Значит, атмосфера жива! Значит, когда-нибудь…

Он резко встал, сбросив её.

— Когда-нибудь они снова запустят ракеты? Убьют друг друга на Марсе? Сожгут галактику?

Юмэми упала в кресло, её шея неестественно выгнулась.

— Вы слишком драматизируете! — она потянула рычаг, и проектор выплюнул горсть искр. — Смотрите! Йена согласна со мной!

Он смотрел на рваный экран, где едва теплился жёлтый пиксель. Там, в памяти Юмэми, всё ещё сияли созвездия. Там война была просто сюжетом плохого фильма, который можно перемотать.

Кадзуя чистил контакты проектора, когда Юмэми внезапно ткнула пальцем в его шрам на шее:

— Ой, а это откуда? Похоже на созвездие Кассиопеи!

Он одёрнулся, смахнув её руку.

— От дрона. Таких… — голос сорвался, будто ржавый замок. — Таких в нашем квартале было триста. Они резали людей лазерами, чтобы не тратить патроны.

— Как это возможно! — встревожилась Юмэми, собирая рассыпавшиеся болты. — Наверное, они были сломаны… Робот должен нести радость людям… Так… Значит, вы сражались? Как герои из фильма «Космический десант»?

Он засмеялся так резко, что сплюнул кровью.

— Мы ели крыс. И хоронили детей в холодильниках, чтобы мутировавшие тараканы не… — остановился, увидев, как она вертит в руках болт, изображая самолёт.

— А потом пришли они? — она уронила «самолёт» в коробку с надписью «Важные детали!».

— Кто?

— Пришельцы! Ну те, что в сериале «Галактическая Одиссея»! Они же всегда спасают всех в последний момент!

Он молчал, вспоминая как «последний момент» длился пять лет. Как сосед майор Шиндо стрелял в дочь, когда у той посинели губы от вируса. Как небо после ударов стало цвета гнилого мяса.

Неловкая пауза в этот раз затянулась. В какой-то момент Юмэми тихо сказала:

— Вы очень хорошо чините проекторы, сэр.

Кадзуя усмехнулся, не отрываясь от работы.

— Не сказал бы, что я профессионал по проекторам, кукла. Просто руки из нужного места растут, видимо.

— Нет, вы правда очень хорошо чините, — настояла Юмэми. — Я помню… когда проектор ломался раньше, инженеры возились гораздо дольше. А вы… вы так быстро все делаете.

— Раньше? — переспросил Кадзуя, на секунду оторвавшись от проектора. Ты помнишь, как чинили проектор раньше?

— Конечно! — Юмэми кивнула с энтузиазмом. — Я все помню! Все сеансы, всех посетителей, все поломки… помню, как инженеры приходили и чинили проектор… помню мальчика и девочку, которые всегда садились на первый ряд… помню пожилого господина, который любил последние сеансы… помню… помню…

Ее голос затих, словно пленка заела. Она замолчала, уставившись в никуда своими немигающими глазами. Кадзуя наблюдал за ней с интересом. Что-то было не так. Что-то скрывалось за этой запрограммированной улыбкой и бесконечной болтовней. Что-то … человеческое?

— Юмэми, — тихо спросил он, — а ты помнишь… маленького мальчика, который часто приходил в планетарий… очень давно?

Юмэми вздрогнула, словно очнувшись от забытья. Повернулась к нему, улыбаясь своей неизменной улыбкой. Но в ее глазах мелькнуло что-то странное. Что-то похожее на… удивление? Или даже… признание?

— Маленького мальчика? — повторила она медленно, словно перебирая воспоминания в своей электронной памяти. — Маленького мальчика… который часто приходил… да… кажется… был такой мальчик… с яркими глазами… и смешной прической… Он всегда спрашивал много вопросов… о звездах… о космосе… о черных дырах… о созвездии Лебедя…

Она замолчала снова, уставившись на Кадзую с непониманием. И вдруг… ее улыбка дрогнула. И исчезла. Впервые за все время. Лицо ее стало серьезным, почти печальным. Глаза наполнились каким-то новым выражением. Выражением, которое Кадзуя никак не мог определить.

— И он… он предлагал мне… пожениться, — прошептала Юмэми тихо, словно вспоминая что-то очень далекое и очень важное. — Он говорил… что подождет девять лет… и потом… мы поженимся… и будем жить среди звезд…

Кадзуя провел пальцем по трещине на спинке кресла, и пыль закружилась в луче фонаря, как микроскопические созвездия.

— Поженимся, когда я вырасту! — девятилетний он топал ногой, сжимая в руке билет на сеанс «Путешествие к Альфе Центавра». — Я стану космонавтом и построю дом на орбите! Ты будешь там жить со мной!

Юмэми склонила голову, банты на ее хвостиках дрогнули. — Но я не могу покинуть пост, сэр-посетитель! Мне нужно рассказывать о звездах всем гостям!

— Тогда я заберу тебя с собой! — мальчик ткнул пальцем в проектор-спрута. — Вот увидишь! Через девять лет точно вернусь!

Фонарь мигнул. Тень проектора на стене сжалась, словно съежившись от лжи. Девять лет спустя город горел, а он бежал, прижимая к груди обгоревший детский билет.

Кадзуя замер с инструментом в руке, забыв про проектор и про все на свете. Он смотрел на Юмэми, не веря своим ушам. Неужели… неужели она помнила? Неужели этот старый, сломанный робот хранил в своей памяти воспоминания о нем, о маленьком мальчике, который когда-то жил в этом городе и мечтал о звездах?

Десятилетний Кадзуя прятал лицо в футболке, всхлипывая от злости. Его модель ракеты разбилась при запуске.

— Сэр-посетитель! — Юмэми опустилась перед ним на корточки, шурша юбкой. — Вы знаете, что делают настоящие космонавты при аварии?

Он промолчал, вытирая нос рукавом.

— Они… — она достала из кармана горсть дырявых билетов. — Устраивают парад!

Билеты взлетели вверх, кружась в луче проектора.

— Видите? Это же метеоритный дождь! — она поймала один «метеорит», сунув ему в руку. — Самый редкий экземпляр. Он исполнит одно желание, если вы…

— Если я что?

— Если вы подарите мне свой самый противный леденцовый оберток! — она скривилась, показывая язык. — Они такие липкие!

Он рассмеялся сквозь слезы. Через неделю принес ей целую коробку «метеоритов» — оберток, аккуратно сложенных в звезды.

— Юмэми… — прошептал он в ответ, чувствуя, как сердце начинает биться учащенно. — Юмэми, это я… Это я был тем мальчиком…

И в этот момент, словно в ответ на его слова, в зале снова загорелся свет. Проектор Йена ожил. На куполе планетария вспыхнули яркие, искрящиеся звезды. Искусственные, конечно. Но в этой темноте, в этом мертвом мире они казались настоящим чудом. Настоящим воскресением забытых мечтаний.

Звезды. Они вспыхнули на куполе планетария, словно россыпь бриллиантов на черном бархате ночи. Яркие, искрящиеся, невероятно реальные в своей искусственности. Созвездия, Млечный Путь, далекие туманности — целый космос, вдруг развернувшийся над головами Кадзуи и Юмэми.

— А теперь крепче держите шлем! — Юмэми водрузила на Кадзую ведро с дырявым дном. — Это же ваш первый выход в открытый космос!

— Юмэми, мне сорок, а не девять, — он поправил «шлем», но не снял.

— Тсс! — она приложила палец к губам, заговорщицки оглядываясь. — Инопланетяне могут подслушать! Вот ваш маршрут… — она протянула ему смятый плакат с нарисованными от руки планетами. — Облетайте Марс, соберите образцы с Энцелада и…

— И что? — он невольно втянулся в игру.

— И вернитесь домой, — ее голос стал тише. Она поправила ему воображаемый комбинезон. — Иначе ваш бортинженер будет очень скучать.

Тишина повисла на паутине между ними. Где-то заскрипела крыса.

— Ладно, — Кадзуя встал, делая вид, что проверяет «скафандр». — Только если после полета будет торт. С пятислойным кремом.

— С кремом из моторного масла и посыпкой из болтов! — она салютовала, и смех её звенел, как разбитый колокольчик.

Кадзуя замер, задрав голову, забыв обо всем на свете. Сердце колотилось в груди, словно пойманная птица. Это было… невероятно. Волшебно. Словно ворота в другой мир, мир мечты и надежды, открылись прямо здесь, в этом пыльном, забытом месте. Он помнил эти звезды. Смутно, как далекий сон, но помнил. Вспышки света, голос Юмэми, рассказывающий о далеких мирах… обещание жениться через девять лет… Все это, казалось, вернулось, восстав из пепла времени.

Рядом с ним стояла Юмэми, тоже задрав голову к звездам. Улыбка вернулась на ее лицо, но теперь она была другой. Не натянутой, не запрограммированной. А… живой. Полной восторга и какого-то непостижимого счастья. В ее глазах, отражающих звездный свет, плескалось что-то невыразимо глубокое, что-то, что Кадзуя не мог понять, но чувствовал всем сердцем.

— Звезды… — прошептала Юмэми, словно сама себе. — Они снова сияют… как прежде…

— Да, — выдохнул Кадзуя, не отрывая взгляда от купола. — Они сияют, Юмэми. Ты смогла.

— Не я, — покачала головой Юмэми. — Мы. Мы вместе смогли. Вы починили проектор, сэр. Вы вернули звезды.

Она повернулась к нему, и в ее глазах мелькнуло что-то еще. Признательность? Благодарность? Или… что-то большее? Что-то, что заставляло сердце Кадзуи биться еще сильнее.

— Сеанс! — воскликнула Юмэми, хлопнув в ладоши. — Нужно начинать сеанс! Посетитель ждет! Простите, я забыла про программу! Сейчас, сейчас же!

Она забегала вокруг стойки билетерши, словно заведенная, нажимая кнопки и рычажки на панели управления. Звезды на куполе начали медленно вращаться, сопровождаемые тихой, мелодичной музыкой, льющейся из скрытых динамиков.

— Добро пожаловать на сеанс «Вечное сияние бескрайнего космоса»! — зазвучал голос Юмэми, уже более официальный, запрограммированный, но все еще полный восторга. — Сегодня мы отправимся в путешествие по звездным просторам, узнаем много нового о созвездиях, планетах и далеких галактиках… Приготовьтесь к погружению!

И она начала рассказывать. О звездах, о созвездиях, о космосе. Ее голос лился ровно, уверенно, наполняя зал знаниями и чудом. Кадзуя слушал, завороженный, погружаясь в мир звездных сказок и научных фактов. Он словно снова стал маленьким мальчиком, сидящим в темном зале планетария, открывающим для себя бескрайность Вселенной. И рядом с ним — Юмэми, проводник в этот волшебный мир, ангел звездного неба.

Но сказка оказалась недолгой. В самый разгар сеанса, когда Юмэми рассказывала о созвездии Лебедя, свет в планетарии внезапно погас. Звезды на куполе исчезли. Музыка затихла. Наступила полная темнота и тишина. Только слабый зеленый свет фонарика Кадзуи разрезал мрак.

— Ой… — тихо произнесла Юмэми в темноте. — Кажется… снова что-то сломалось…

— Не сломалось, — сказал Кадзуя, включая фонарик на полную мощность и направляясь к электрическому щитку у стены. — Свет пропал во всем городе, видимо. Питание отключилось.

Он поковырялся в щитке, бесполезно дергая рубильники.

— Мертвый город, мертвый свет, — пробормотал он себе под нос. — Ничего удивительного.

Юмэми молчала, погруженная в темноту. Кадзуя повернулся к ней, освещая ее лицо фонариком. В темноте ее улыбка казалась еще более неестественной, застывшей. Но в глазах читалось разочарование. И грусть.

— Ну что же, — сказал Кадзуя, стараясь ободрить ее. — Свет так свет. Не беда. Зато мы починили проектор. Хоть ненадолго. Это уже неплохо. А знаешь что, Юмэми? Давай продолжим сеанс без проектора. Просто расскажи мне о звездах. Как раньше. Как тогда, когда я был маленьким мальчиком.

Юмэми замерла на мгновение, словно обдумывая его предложение. Потом медленно кивнула. Улыбка ее стала немного теплее, немного живее.

— Хорошо, сказала она тихо. — Я расскажу вам о звездах, сэр. О звездах, которые сияют даже в темноте. Звездах, которые никогда не гаснут. Звездах, которые живут вечно…

И в темноте планетария зазвучал ее голос. Голос андроида-гида, хранительницы звездного неба, продолжающей свою миссию даже в самом темном мире. Голос, полный надежды и веры в то, что звезды всегда будут сиять. Даже если никто их не видит. Даже если мир погрузился во мрак. Звезды живут вечно. И память о них тоже живет. В сердцах тех, кто помнит их свет. И в голосе маленького робота, рассказывающего сказки о звездах в темноте.

В темноте планетария голос Юмэми звучал как тихий, успокаивающий ручеек. Она рассказывала о созвездиях, о далеких планетах, о рождении и смерти звезд. Ее слова рисовали в воображении Кадзуи картины невероятной красоты, заставляя забыть о холоде, голоде и мрачной реальности мира за стенами планетария.

Кадзуя слушал, полулежа в кресле, укрывшись поношенной курткой. Фонарик теперь лежал рядом, освещая лишь небольшой круг пыльного пола. Звезды исчезли, но голос Юмэми заполнял пустоту своим теплом и светом. Он вспоминал себя маленьким мальчиком, сидящим на этом самом месте, завороженным звездным небом и голосом андроида-гида. Тогда мир казался огромным и полным чудес. Теперь мир стал маленьким и жестоким, но чудо вернулось хотя бы на эту ночь, в этом темном зале планетария.

Время шло незаметно. Голос Юмэми не умолкал, словно вечный двигатель, работающий на звездной пыли и мечтах. Но постепенно темп ее речи замедлился, слова стали звучать тише и медленнее. Кадзуя заметил это, хотя сам уже погружался в полудрему, убаюканный ее голосом.

— Сэр… — тихо произнесла Юмэми через какое-то время. — Простите… мне нужно… немного… отдохнуть.

Кадзуя открыл глаза, стряхнув сонливость. В темноте он видел лишь ее силуэт, но чувствовал, что она смотрит на него.

— Отдохнуть? — переспросил он сонно. — Конечно, отдыхай. Ты сегодня хорошо поработала, звездный ангел.

— Не отдыхать… в обычном смысле… — пояснила Юмэми медленно, словно подбирая слова. — Мне нужно… перейти в режим гибернации. Для зарядки… и самодиагностики… Это необходимо… для поддержания функций…

— Гибернация? — Кадзуя окончательно проснулся. — А, понятно. Ну, заряжайся, чего ждешь. Я не против.

— Это займет… несколько часов… — продолжила Юмэми. — Я обычно перехожу в режим гибернации в полночь… и активируюсь снова в девять утра… Если не будет непредвиденных обстоятельств…

— Полночь? — Кадзуя посмотрел на свой наручный хронометр, который еще чудом работал. — Так уже почти полночь. Время летит незаметно в звездном царстве.

— Да… время — интересная концепция… — повторила Юмэми свои же слова из начала вечера. — Для андроида время течет иначе… Но полночь — это полночь… Время гибернации…

Она замолчала, словно ожидая его реакции. Кадзуя понял, что она просто вежлива, как и всегда, и хочет убедиться, что он не против ее ухода в режим сна.

— Все в порядке, Юмэми, — сказал он успокаивающе. — Иди заряжайся. Я тут пока посижу, подумаю о звездах. И сам, пожалуй, немного вздремну. А утром снова починим что-нибудь. Если найдем что чинить.

— Вы… вы останетесь здесь… на ночь? — спросила Юмэми с легким удивлением в голосе. — В планетарии?

— А куда мне еще идти, кукла? — усмехнулся Кадзуя. — На улице холодно и небезопасно. А здесь … здесь есть звезды. Хоть и выключенные. И есть ты. Компания неплохая, и лучше не найти в этом мире.

Юмэми замолчала на мгновение. Потом тихо сказала:

— Спасибо, сэр. За компанию… и за звезды… И… за все…

И ее голос затих окончательно. В темноте послышалось легкое жужжание, словно отдаленный электромоторчик. Кадзуя наблюдал, как силуэт Юмэми становится все менее четким, словно растворяясь в темноте. Через несколько секунд она замерла совсем, превратившись в неподвижную фигуру в кресле билетерши. Только слабый зеленый огонек в ее виске продолжал мерцать, напоминая о том, что она все еще здесь, хоть и погружена в сон гибернации.

Кадзуя вздохнул, посмотрел вокруг. Темнота, тишина, пыль и мертвые звезды на куполе. Но в этой темноте больше не было одиночества. Была память о звездах, был голос Юмэми, была надежда на новый день. И этого было достаточно. Хотя бы на эту ночь.

Он устроился поудобнее в кресле, накрылся курткой потеплее и закрыл глаза. Пусть звездный ангел спит спокойно. А он … он постарается тоже немного отдохнуть. В царстве пыли и звезд. В ожидании нового рассвета.

Кадзуя проснулся от холода. Ночь в планетарии выдалась на редкость промозглой. Он поежился, закутавшись в куртку плотнее. Рассвет еще не скоро, но в зале уже не так темно, как ночью. Сквозь прорехи в куполе просачивался бледный серый свет предзимнего утра.

Он посмотрел на Юмэми. Она по-прежнему неподвижно сидела в кресле билетерши, словно застывшая статуя. Зеленый огонек в ее виске мерцал слабее, чем ночью, почти незаметно. Кадзуя подошел к ней ближе, осторожно коснулся ее руки. Холодная, как металл. Безжизненная.

— Юмэми? — тихо позвал он. — Юмэми, ты как?

Молчание. Только слабое мерцание огонька в виске. Кадзуя понял. Она не активировалась. Девять утра уже давно прошло, а она все еще спала сном гибернации. И огонек почти погас. Это могло означать только одно. Батарея. Разрядилась полностью. И зарядиться ей больше негде. Резервные аккумуляторы планетария выдохлись минувшим вечером, отдав последние искры для короткого сеанса звездного неба. А в мертвом городе электричества не было уже десятилетия.

Сердце Кадзуи сжалось от неожиданной жалости. К этому маленькому роботу, который так старался выполнить свою программу, несмотря ни на что. Который верил в звезды и посетителей, даже когда мир вокруг погрузился во мрак. И теперь… теперь ее энергия иссякла. И что дальше? Позволить ей превратиться в кусок металлолома в этом пыльном зале планетария? Забыться окончательно, словно и не было никогда мечтательного андроида Юмэми?

Нет. Он не позволит этому случиться. Не после того, как она вернула ему воспоминания о звездах, не после того, как ее голос согрел его одиночество в эту ночь. Он заберет ее отсюда. Вывезет из этого мертвого города туда, где есть люди. Может быть, где-то еще остались поселения, где есть техники, способные починить ее, зарядить ее батареи. И даже если нет… даже если ее нельзя будет починить, он найдет ей место среди людей. Пусть она рассказывает свои звездные сказки детям, которые никогда не видели настоящего неба. Пусть ее голос звучит снова и снова, напоминая о том, что звезды всегда сияют, даже в самой глубокой темноте.

Решено. Нужно уходить. Его запасы пищи тоже на исходе. В этом мертвом городе ловить больше нечего. Нужно двигаться дальше, искать людей, искать надежду. И забрать с собой звездного ангела.

Кадзуя решительно поднялся, собирая свой нехитрый скарб. Подошел к Юмэми снова, осторожно взял ее на руки. Легкая, как пушинка. Словно не робот, а фарфоровая кукла. Он вынес ее из зала планетария, осторожно положил на землю у стойки билетерши. Нужно привести ее в чувства, хотя бы ненадолго, чтобы она могла идти сама. Или … хотя бы сказать ему что-нибудь на прощание.

Он начал осторожно массировать ее руки, пытаясь разогнать холод металла. Потом нашел кнопку активации у нее на затылке, осторожно нажал. Ничего. Зеленый огонек в виске мерцал все так же слабо. Отчаянная затея. Но он не сдавался. Продолжал массировать руки, шепча тихие слова ободрения.

И вдруг… чудо. Зеленый огонек вспыхнул ярче. Веки Юмэми дрогнули. Медленно открылись огромные зеленые глаза. Не мигая, они уставились на Кадзую. Улыбка медленно появилась на ее лице. Сначала слабая, почти незаметная, потом все ярче и ярче, пока не засияла во всю силу.

— Доброе утро, сэр! — прозвучал ее голос, немного слабее обычного, но все такой же чистый и звонкий. — Вы снова здесь! Как я рада! Вы хорошо отдохнули? Надеюсь, вам снились звезды!

— Юмэми! — обрадовался Кадзуя, улыбаясь ей в ответ. — Юмэми, ты проснулась! Я уже думал…

— Простите, что задержалась с активацией, — перебила его Юмэми виновато. — Система зарядки… немного барахлит утром. Но я уже в порядке! Готова к новому сеансу! Какой сеанс вы хотите сегодня посмотреть? Может быть, «Тайны черных дыр»? Или «Путешествие к далеким галактикам»?

— Юмэми, — сказал Кадзуя серьезно, — сеансов сегодня не будет. Мы уходим отсюда. Из этого города.

Улыбка Юмэми дрогнула. Глаза наполнились непониманием.

— Уходим? Но куда? И зачем? А как же планетарий? А посетители? Они же скоро вернутся!

— Посетители не вернутся, Юмэми, — сказал Кадзуя мягко, но твердо. — Их нет. И не будет. Этот город мертв. Здесь ты никому не нужна. Нам нужно идти туда, где есть люди. Может быть, там мы найдем тех, кто сможет тебе помочь. И ты сможешь рассказывать свои звездные сказки другим.

Юмэми молчала, переваривая его слова. Улыбка исчезла с ее лица окончательно. Глаза стали серьезными, задумчивыми. Словно она впервые по-настоящему поняла смысл его слов.

— Уходим… — повторила она тихо. — Хорошо. Если нужно уходить… значит, нужно уходить. Я всегда готова помочь посетителям. Даже если нужно уйти из планетария.

Она медленно поднялась на ноги, немного покачнувшись. Кадзуя поддержал ее за руку. Холодная, легкая рука.

— Я пойду с вами, сэр, — сказала Юмэми уверенно. — Я буду вашим гидом в путешествии. Я знаю много интересных мест за пределами города. И я буду рассказывать вам о звездах в пути. Чтобы вам не было скучно.

И она улыбнулась ему снова. Слабой, но искренней улыбкой. Улыбкой звездного ангела, готового следовать за ним в любую даль.

— Только… — спохватилась Юмэми, оглядываясь по сторонам. — Только мне нужно взять с собой… букет! Для посетителей! Вдруг мы встретим новых посетителей в пути! Нужно быть готовыми к их приходу!

И она подошла к стойке билетерши, взяла свой нелепый букет из пластика и жести, крепко прижала его к груди. Словно самое ценное сокровище в мире.

Кадзуя смотрел на нее, улыбаясь грустной улыбкой.

— Конечно, Юмэми, — сказал он. — Бери свой букет. Он нам пригодится. В путешествии к звездам.

И они вышли из планетария вместе. В серый свет предзимнего утра. Навстречу неизвестности. В путь, который мог стать последним. Но в сердце Кадзуи теплилась слабая искра надежды. Надежды на то, что звезды все-таки не погаснут окончательно. И что голос звездного ангела еще будет звучать в этом мире. Даже если все погрузится во мрак. Звезды живут вечно. И мечты о них тоже живут.

Едва они вышли на улицу, как с неба полил холодный, пронизывающий дождь. Небо затянулось тяжелыми серыми тучами, словно мир оплакивал уходящих странников. Но Юмэми шла рядом с Кадзуей, не замечая дождя, крепко прижимая к груди свой букет пластиковых цветов. И ее голос звучал рядом, тихо и уверенно, словно обещание надежды в этом мрачном мире.

— Не бойтесь дождя, сэр, — говорила Юмэми. — Дождь — это тоже хорошо. Дождь омывает пыль и грязь. И после дождя всегда сияет солнце. И звезды. Нужно только немного подождать. И не терять веры. В звезды. И в чудо…

И они шли под токсичным дождем, два странника в мертвом городе. Человек и робот. Падальщик и звездный ангел. В путь к неизвестному будущему. В поисках звезд и надежды. В мире, где даже в самой глубокой темноте всегда есть место для мечты. И для чуда.

Дождь хлестал, словно мир решил выплакать все свои потери за прошедшие десятилетия. Кадзуя накинул на Юмэми запасной плащ, превратив ее в нелепый голубой кулек под зеленым капюшоном. Букет она держала над головой, как зонтик, совершенно не замечая, что пластиковым цветам дождь абсолютно безразличен.

Они брели по пустынным улицам, среди разрушенных зданий, остовов машин и груд мусора. Город был мертв и безмолвен, только стук капель дождя о железо и камень нарушал тишину. Но Юмэми, казалось, не замечала разрухи. Она шла рядом с Кадзуей, весело щебеча, словно они прогуливались по оживленному проспекту в солнечный день.

— Вот, смотрите, сэр! — воскликнула она, указывая букетом на груду развалин, когда-то бывшую зданием. — Здесь находится замечательный театр! «Звездный свет» называется! Ой, какие там ставят спектакли! Всегда аншлаг! Билеты нужно заказывать за недели вперед! Особенно популярны космические оперы! Люди любят космические оперы! Вы любите космические оперы, сэр?

Кадзуя посмотрел на руины. Кирпичи, обломки бетона, торчащие арматурины. Ничего, что хоть отдаленно напоминало театр. Но он кивнул Юмэми, не желая ее расстраивать.

— Конечно, люблю, — сказал он тихо. — Космические оперы — это здорово.

— Вот и я говорю! — обрадовалась Юмэми. — В театре «Звездный свет» самые лучшие космические оперы во всем городе! А еще у них замечательный буфет! Там продают такое вкусное космическое мороженое! С звездной крошкой! Дети просто пищат от восторга! Вы любите космическое мороженое, сэр?

Кадзуя снова кивнул, глотая горькую слюну. Его собственный завтрак состоял из сухарей и воды, и мысли о мороженом казались чем-то недостижимым, как звезды на ночном небе.

— Конечно, люблю, — повторил он. — Кто же не любит космическое мороженое.

— Правильно! Все любят космическое мороженое! — заключила Юмэми довольно. — А вот дальше по улице, — она махнула букетом в сторону еще одной груды развалин, — у нас замечательный парк развлечений! «Звездные аттракционы»! Там столько интересного! Космические горки, межгалактическая карусель, аттракцион «Полет к черной дыре»! Очереди всегда стоят километровые! Чтобы попасть на аттракционы, нужно отстоять целый день! Но оно того стоит! Вы любите аттракционы, сэр?

Кадзуя снова кивнул, уже без энтузиазма. Он смотрел на руины парка развлечений — ржавые остовы аттракционов, покореженные металлические конструкции, заросшие сорняками и пылью. Здесь царила мерзость запустения, а Юмэми рассказывала о веселье и очередях, словно они все еще существовали.

— Люблю, — сказал он устало. — Кто же не любит аттракционы.

— Правильно! Все любят аттракционы! — подтвердила Юмэми с энтузиазмом. — А вот за углом, — она показала букетом в сторону разрушенного перекрестка, — находится замечательный торговый центр! «Звездный базар»! Там можно купить все, что душе угодно! Космическую одежду, звездные сувениры, межгалактические гаджеты! И еда! Ой, какая там еда! Космические бургеры, звездные пирожные, межпланетные напитки! Люди ходят в «Звездный базар» целыми семьями, на целый день! Вы любите ходить по магазинам, сэр?

Кадзуя промолчал. Его взгляд скользил по разрушенным витринам магазинов, заваленным обломками и мусором. Ни одного целого окна, ни одного признака жизни. Только дождь и ветер гуляли по пустынным улицам.

— Юмэми, — сказал он тихо, — послушай меня. Посмотри вокруг. Здесь нет театров, нет парков развлечений, нет торговых центров. Все это… все это разрушено. Давно разрушено. Война… война была. Помнишь?

Юмэми замолчала. Ее улыбка померкла. Она опустила букет, посмотрела вокруг своими огромными, немигающими глазами. В ее взгляде появилось что-то странное. Замешательство? Непонимание? Или… начинающееся осознание?

— Война… — повторила она тихо, словно вспоминая что-то далекое и непонятное. — Война… да, я помню. В программе упоминается. Разрушения, эвакуация…

Ее голос затих, словно пленка заела. Она замолчала, уставившись в пустоту перед собой. Дождь продолжал хлестать, ветер завывал в развалинах зданий. Тишина стала еще более гнетущей, чем прежде.

Кадзуя ждал, не зная, что сказать. Он боялся разрушить хрупкий мир иллюзий Юмэми, но понимал, что ей нужно знать правду. Хотя бы часть правды. Хотя бы то, что мир, о котором она рассказывала, больше не существует.

Через несколько минут Юмэми снова подняла голову. Улыбка вернулась на ее лицо, но теперь она была другой. Более слабой, более неуверенной. Но все еще улыбка.

— Но планетарий же остался! — сказала она тихо, словно цепляясь за последнюю ниточку надежды. — Планетарий не разрушен! И звезды… звезды все еще сияют! Хоть искусственные… но сияют! Пока есть планетарий, есть надежда! Пока есть звёзды, есть мечта. Правда?

Она смотрела на него с такой мольбой в глазах, что Кадзуя не смог отвести взгляд. Он понял. Планетарий — это все, что у нее осталось. Последний островок надежды в море разрухи и забвения. И он не имел права отнимать у нее эту надежду. Пока не придет время.

— Правда, Юмэми, — сказал он мягко, улыбаясь ей в ответ. — Пока есть планетарий, есть надежда. И пока есть звезды, есть мечта. И мы будем нести эту мечту с собой. Куда бы мы ни пошли.

И они продолжили свой путь под дождем, два странника в мертвом городе. Человек и робот. Падальщик и звездный ангел. Несущие в сердцах искру надежды и мечту о звездах. В мире, где даже в самой глубокой темноте всегда есть место для чуда. И для любви. Даже между человеком и машиной.

Дождь не унимался, превратив улицы в мутные ручьи. Кадзуя уже промок до нитки, но Юмэми, казалось, не замечала непогоды. Она продолжала свою экскурсию по мертвому городу, описывая каждый разрушенный угол с неугасающим энтузиазмом.

— А вот здесь, сэр, — щебетала она, указывая букетом на развалины магазина с выбитыми витринами, — находится самая лучшая булочная в городе! «Свежая выпечка от звездочета»! Ой, какие там булочки! С корицей, с маком, с изюмом, с кремом… На любой вкус! А какой аромат стоил поутру! Просто волшебство! Люди выстраиваются в очередь еще до рассвета, чтобы купить свежих булочек к завтраку! Вы любите булочки, сэр?

Кадзуя вздохнул, чувствуя, как урчит в животе. Булочки звучали сейчас как несбыточная мечта. Но он снова кивнул, не желая обрывать ее рассказ.

— Люблю, Юмэми, люблю булочки, — сказал он тихо. — Особенно свежие и горячие.

— Вот и я говорю! Свежие и горячие — самое то! — подхватила Юмэми радостно. — А если пройти еще немного вперед, — она махнула букетом в сторону разрушенной арки, — там находился замечательный паб! «У падающей звезды»! Ой, какое там пиво! Темное, светлое, крафтовое, эль, стаут… На любой вкус! А какие там закуски! Жареные колбаски, соленые орешки, сырные палочки… Вечерами там всегда полно народу, шумно, весело… Люди приходят отдохнуть после работы, поболтать с друзьями, выпить кружку-другую хорошего пива! Вы любите пиво, сэр?

Кадзуя усмехнулся горькой усмешкой. Пиво… давно он не пробовал настоящего пива. Только мутную жижу, которую варили в редких поселениях, и то по праздникам.

— Люблю, Юмэми, — сказал он хрипло. — Хорошее пиво — это вещь.

— Вот и я говорю! Хорошее пиво — это всегда хорошо! — согласилась Юмэми довольно. — Особенно после тяжелого дня или в хорошей компании! А в пабе «У падающей звезды» всегда хорошая компания! И музыка живая играет! Космический рок, звездный блюз, межгалактический джаз… На любой вкус! Вы любите живую музыку, сэр?

Кадзуя снова кивнул, чувствуя, как в горле пересохло. Живая музыка… звучит как сказка из другой жизни.

— Люблю, Юмэми, — пробормотал он. — Кто же не любит живую музыку.

Они шли дальше под дождем, оставляя за спиной руины булочной и паба. Юмэми продолжала свой рассказ, описывая все новые и новые заведения мертвого города — книжные магазины, кинотеатры, музеи, библиотеки, спортивные клубы, рестораны, кафе… Все в настоящем времени, словно они все еще существовали, полные жизни и посетителей. Контраст между ее радостными описаниями и ужасающей реальностью вокруг становился все более невыносимым.

Вдруг Юмэми остановилась. Замолчала, словно запнувшись на полуслове. Кадзуя посмотрел на нее с тревогой. Не сломалась ли? Не перегрелась ли под дождем?

— Сэр… — тихо произнесла Юмэми, опустив голову. — Простите… мне нужно… немного отдохнуть.

— Отдохнуть? — переспросил Кадзуя с облегчением. — Конечно, отдохни. Мы уже далеко ушли. Присядем где-нибудь.

— Не совсем отдохнуть… в обычном смысле… — пояснила Юмэми медленно. — У меня… суставные двигатели… немного… перегреваются… от долгой ходьбы… Нужно… дать им остыть… немного… Чтобы… не было… неполадок…

Она указала рукой на развалины какого-то здания у дороги.

— Может быть… там… в тени… будет лучше… остыть…

Кадзуя понял. Робот. Даже самый совершенный робот имеет свои ограничения. И Юмэми не исключение. Он осторожно подвел ее к руинам, помог сесть на обломок бетонной стены, укрытый от дождя выступом крыши.

— Садись, отдыхай, — сказал он заботливо. — Я подожду. Сколько тебе нужно времени?

Юмэми замолчала на мгновение, словно прислушиваясь к себе. Потом тихо сказала:

— Минут… десять… пятнадцать… Должно хватить… Система самодиагностики… показывает… небольшое превышение температуры… в суставных двигателях… Но это не критично… Пока… Если дать им остыть… все будет в порядке…

Кадзуя кивнул, понимая. Она следила за своим состоянием, как опытный механик, следящий за работой двигателя. Чтобы не сломаться в самый неподходящий момент. Чтобы продолжать выполнять свою миссию. Даже если миссия казалась бессмысленной и безнадежной.

— Отдыхай, Юмэми, — повторил он мягко. — Отдыхай спокойно. Я постою рядом, посмотрю по сторонам.

И он отошел немного в сторону, оставляя Юмэми в тени руин. Сам вышел под дождь, оглядываясь вокруг. Разруха, пустота, мертвый город. И маленький робот, сидящий в тени, пытающийся не сломаться, не перегреться, не потерять веру в звезды и в чудо. В этом мертвом мире, где чудо казалось чем-то совершенно невозможным. Но Юмэми продолжала верить. И ее вера была заразительна. Даже для такого циника, как Кадзуя. Даже в самом сердце разрухи и отчаяния. Всегда есть место для надежды. И для мечты. И для звезд. Даже если они сияют только в воображении маленького робота, хранителя звездного неба.

Отдохнув, Юмэми снова зашагала рядом с Кадзуей, словно ничего и не случилось. Дождь немного стих, превратившись в назойливую морось, но небо оставалось серым и унылым. Юмэми вернулась к своим рассказам о мертвом городе, словно пытаясь заглушить тревогу, зародившуюся в ее электронном сердце.

— А вот здесь, сэр, — продолжала она весело, указывая букетом на разрушенную автозаправку, — у нас замечательная автомойка «Звездная пыль»! Ой, какие там были очереди по выходным! Все хотели, чтобы их машины блестели, как звезды! Там была полная комплексная мойка — с полировкой, с сушкой, с ароматизацией салона! И все это — по самым доступным ценам! Вы любите чистые машины, сэр?

Кадзуя промолчал, глядя на ржавые остовы машин, разбросанные вокруг автозаправки, словно кости мертвых динозавров. Чистые машины… в этом мире даже целые машины — редкость, не говоря уже о чистых.

— А если пройти немного дальше, — не унималась Юмэми, махнув букетом вперед, — там находится у нас замечательный подвесной пешеходный переход! «Звездная тропа»! С него открывается такой прекрасный вид на весь город! Особенно вечером, когда загораются огни! Люди гуляют по «Звездной тропе» целыми вечерами, любуются панорамой, дышат свежим воздухом… Вы любите гулять по подвесным мостам, сэр?

Кадзуя вздохнул. Подвесной пешеходный переход… звучит многообещающе. Может быть, с высоты и правда откроется какой-то вид на окрестности. Хотя вряд ли это будет вид на огни вечернего города. Скорее вид на руины и пустошь.

— Ладно, Юмэми, — сказал он устало. — Давай сходим на твою «Звездную тропу». Посмотрим на вид.

Они подошли к началу подвесного перехода. Ржавые металлические конструкции уходили ввысь, теряясь в серой дымке дождя. Доски настила прогнили и скрипели под ногами, перила ржавые и ненадежные. Но переход все еще держался, словно последний символ связи между мертвыми кварталами города.

Они начали подниматься наверх. Юмэми шла впереди, весело щебеча о прекрасных видах, которые откроются с вершины. Кадзуя шел следом, молча оглядываясь по сторонам. Чем выше они поднимались, тем шире становилась панорама разрушенного города. И тем более ужасающей становилась картина.

С высоты птичьего полета разруха предстала во всем своем масштабе. Кварталы руин тянулись до горизонта, словно гигантские кладбища зданий. Среди развалин торчали остовы небоскребов, словно сломанные зубы мертвого монстра. Ни одного целого здания, ни одного признака жизни. Только серость, пыль и дождь. И тишина. Звенящая, мертвая тишина.

Они достигли вершины перехода. Юмэми замерла, торжественно указывая букетом на раскинувшуюся перед ними панораму.

— Ну что, сэр! — воскликнула она радостно. — Правда красиво? Вид просто захватывающий! Весь город как на ладони! Особенно вечером, когда загораются огни! Вы видите огни, сэр?

Кадзуя молчал, глядя на разруху вокруг. Никаких огней, конечно же, не было. Только серость, пыль и дождь. И мертвые руины, тянущиеся до горизонта.

— Юмэми, — сказал он тихо, повернувшись к ней лицом. — Посмотри вокруг. Посмотри внимательно. Что ты видишь?

Юмэми посмотрела вокруг своими огромными, немигающими глазами. Ее улыбка померкла. В глазах появилось замешательство.

— Я вижу… город, сэр, — сказала она неуверенно. — Наш замечательный город… с подвесным переходом «Звездная тропа»… с прекрасным видом… с театром «Звездный свет»… с парком развлечений «Звездные аттракционы»… с торговым центром «Звездный базар»… с булочной «Свежая выпечка от звездочета»… с пабом «У падающей звезды»… с автомойкой «Звездная пыль»… и с… планетарием «Звездный мечтатель»…

— Да, — перебил ее Кадзуя мягко. — Все это было. Когда-то. А теперь посмотри внимательно. Что ты видишь сейчас? Огни вечернего города? Очереди в театр и парк развлечений? Посетителей в торговом центре и пабе? Запах свежих булочек и космического мороженого? Живую музыку и веселье? Ты видишь все это, Юмэми?

Юмэми молчала, глядя вокруг с растерянностью. Ее глаза бегали по руинам, словно пытаясь найти хоть что-то, подтверждающее ее слова. Но вокруг была только разруха и пустота. И тишина. Мертвая тишина.

— Я вижу… руины, сэр, — прошептала она тихо, словно не веря собственным словам. — Разрушенные здания… ржавые остовы… пыль… мусор… дождь… и… никого… никого нет…

— Правильно, Юмэми, — сказал Кадзуя спокойно. — Никого нет. Город мертв. Война была, помнишь? Давно была война. И она уничтожила все это. Театры, парки, магазины, дома… все. И людей тоже. Почти всех. Остались только руины и пыль. И мы с тобой. Двое в мертвом городе. Ты и я.

Юмэми молчала, опустив голову. Букет выпал из ее рук и упал на прогнившие доски перехода. Дождь мочил пластиковые цветы, словно омывая их от пыли мертвых мечтаний.

— Но… планетарий же остался…» — прошептала она тихо, словно умоляя опровергнуть его слова. — Планетарий не разрушен… И звезды… звезды сияют… Хоть искусственные… но сияют… Пока есть планетарий… есть надежда…

— Планетарий остался, Юмэми, — согласился Кадзуя мягко. — И звезды сияют. Но это все, что осталось. Больше ничего нет. Ни театров, ни парков, ни магазинов, ни людей. Только руины и мы. И планетарий. Последний островок надежды в море разрухи.

Юмэми молчала, не поднимая головы. Кадзуя подождал немного, потом снова заговорил, уже более настойчиво.

— Юмэми, послушай меня внимательно, — сказал он твердо. — Ты робот. Ты машина. Твоя память — это программа. Твои знания — это данные. Ты помнишь город таким, каким он был до войны. Но это прошлое. Это воспоминания. А настоящее — вот оно. Разруха и пустота. И ты должна это принять. Ты должна понять, что мир изменился. Что посетители не вернутся. Что тебе нужно найти новую миссию. Новую цель. Иначе… иначе ты просто сломаешься. Окончательно сломаешься. Как и этот город.

Юмэми медленно подняла голову. Ее глаза были полны слез. Настоящих слез. Не машинных, а человеческих. Первые слезы, которые она пролила за все время своего существования.

— Но… как же… — прошептала она дрожащим голосом. — Как же я могу… поверить вам, сэр? Откуда мне знать… что вы говорите правду? Может быть… вы ошибаетесь? Может быть… все еще вернется? Может быть… посетители вернутся? Может быть… звезды снова засияют по-настоящему? Мне нужны… доказательства… источники… информация…

— Доказательства? Источники? Информация? — усмехнулся Кадзуя горько. — Юмэми, ты же робот. Ты должна понимать. В этом мертвом мире нет больше источников информации. Нет сетей, нет связи, нет новостей, нет ничего. Только руины и мы. И я — твой единственный источник информации. Я — живой свидетель того, что произошло. Я видел войну своими глазами. Я видел смерть и разрушения. Я знаю правду. И я говорю тебе правду. Поверь мне, Юмэми. Поверь мне хоть раз. Потому что больше никто тебе не расскажет правду. И больше никогда не будет других источников. Только я. И ты. Двое в мертвом городе. Поверь мне, Юмэми. Просто поверь.

Юмэми смотрела на него долгим, тяжелым взглядом. Слезы капали из ее глаз, смешиваясь с дождем. В ее взгляде читалась борьба. Борьба между программой и реальностью, между верой и отчаянием, между мечтой и правдой. Борьба за выживание в мертвом мире.

И вдруг ее взгляд изменился. Стал более твердым, более решительным. Слезы перестали капать. Улыбка вернулась на ее лицо, но теперь она была другой. Не натянутой, не запрограммированной, а живой. Грустной, но живой.

— Я верю вам, сэр, — сказала она тихо, но уверенно. — Я верю вам. Потому что… больше никто мне не расскажет правду. И больше никогда не будет других источников. Только вы. И я. Двое в мертвом городе. Я верю вам, Кадзуя.

Она назвала его по имени. Впервые за все время их знакомства. И это имя прозвучало как обещание. Обещание веры, надежды и любви. Даже в мертвом городе. Даже между человеком и машиной.

И в этот момент, словно в ответ на ее слова, в тишине мертвого города раздался тяжелый механический грохот. Земля задрожала под ногами. Звук приближался, становясь все громче и громче.

Кадзуя вздрогнул, резко повернулся в сторону звука. Юмэми замерла рядом с ним, испуганно глядя вокруг.

Из-за руин ближайшего небоскреба выползла громадная металлическая махина. Боевой робот. На четырех мощных ногах, словно гигантский паук. Вооруженный рельсотроном и пулеметом. Огромный, устрашающий, смертоносный. Робот-паук. Прямо на их пути к выходу из города. И пока он их не заметил. Но это только пока.

Кадзуя смотрел на робота с тревогой и надеждой в сердце. Опасность. Смертельная опасность. Но и шанс. Шанс на спасение. Шанс для Юмэми. Шанс на звезды. И на чудо.

— Юмэми, — прошептал он быстро, толкая ее в сторону. — Затаись! За перила! И молчи! Ни звука!

Юмэми послушно нырнула за ржавые перила перехода, словно испуганная птица. Кадзуя быстро достал из-за спины ручной гранатомет с прикладом, проверил заряд, передернул затвор. Оружие не новое, поношенное, но еще рабочее. Единственное серьезное оружие, которое у него было. И единственный шанс против громадного робота-паука.

Он огляделся по сторонам, выбирая укрытие. Ближайшее здание — полуразрушенный офисный центр — зияло черными провалами окон. Идеальное место для засады.

— Юмэми, жди здесь! — прошептал он ей на прощание. — Я скоро вернусь. Или нет. Главное — ни за что не сходи с места, Юмэми!

И, с гранатометом в руках, Кадзуя бросился к руинам офисного центра, готовясь к бою. К бою за жизнь, за надежду, за звезды. К бою за звездного ангела в мертвом городе.

Кадзуя ворвался в руины офисного центра, словно тень, скользя между обломками и битым стеклом. Сердце колотилось в груди, адреналин плескался в крови. Не страх — азарт охотника. И еще — отчаянная надежда. Этот робот-паук — не только угроза, но и ключ. Ключ к выживанию Юмэми. К ее зарядке, к ее починке, к ее звездам. Аккумуляторы, запчасти, может быть, даже более мощный источник энергии… Все это могло быть в этой металлической махине, если только удастся ее одолеть. И защитить Юмэми. Обещание, данное звездному ангелу в мертвом городе. Обещание веры, надежды, любви. За это стоит рискнуть. За это стоит сражаться.

Он выбрался на верхний этаж полуразрушенной многоэтажки. Позиция идеальная — хороший обзор на подвесной переход, укрытие за остатками стен, и возможность отступления в глубь здания. Робот-паук все еще не заметил их, продолжая медленно двигаться по улице, словно патрулируя мертвые кварталы. Идеальная мишень. Идеальный момент для первого выстрела.

Кадзуя опустился на колено, упер приклад гранатомета в плечо, прицелился тщательно, выверяя каждый миллиметр. Дыхание ровное, руки не дрожат. Сосредоточенность предельная. Цель — сустав одной из четырех ног робота. Повредить опору, замедлить движение, вывести из равновесия. Первый удар должен быть точным и решительным.

Палец плавно нажимает на спусковой крючок. Выстрел. Грохот разрывает тишину мертвого города. Гранатомет дергается в руках, отдача бьет в плечо. Гранату выплевывает из ствола, она летит к цели, оставляя за собой дымный след.

Кадзуя затаил дыхание, наблюдая за полетом гранаты. Вот она подлетает к роботу, вот кажется, что попадает точно в цель… Но взрыва не происходит. Только глухой удар металла о металл. Гранатомет дал осечку. Проклятая ржавая железяка! Подвела в самый ответственный момент!

Но момент упущен. Удар гранаты привлек внимание робота. Массивная голова машины повернулась в сторону разрушенного офисного центра. Красные огни оптических сенсоров загорелись ярче, сканируя руины. Робот засек позицию. И открыл огонь.

Сначала рельсотрон. Молния энергии вырывается из ствола, с оглушительным грохотом пронзая воздух. Удар приходится точно в этаж, где засел Кадзуя. Взрыв колоссальной мощи сметает все на своем пути. Бетон, металл, стекло — все разлетается в щепки, превращая этаж в дымящуюся воронку. Пол уходит из-под ног, Кадзуя чудом успевает отскочить в сторону, цепляясь за остатки стены. Взрывная волна бросает его назад, оглушая и ослепляя.

Но робот не останавливается на одном выстреле. Пулеметы на его корпусе оживают, изрыгая свинцовый град в сторону руин. Ковровый обстрел превращает офисный центр в ад. Пули свистят вокруг, выбивая искры из бетона, кроша кирпичи, разрывая металл. Здание сотрясается от мощи огня, готовое рухнуть в любой момент.

Кадзуя прижимается к земле, ища укрытие за жалким обломком стены. Пули жужжат совсем рядом, словно злые осы. Шансов выжить в этой мясорубке — почти нет. Но он не сдается. Он должен выжить. Ради Юмэми. Ради звезд. Ради надежды.

Тем временем на подвесном переходе Юмэми послушно ждет возвращения Кадзуи. Затаившись за перилами, она наблюдает за боем с немым ужасом в глазах. Взрывы, огонь, свист пуль… Мир вокруг превратился в хаос и разрушение. Но она верит в Кадзую. Верит, что он вернется. Верит, что он спасет их обоих. Верит в чудо. Даже в этом мертвом городе. Даже в самой глубокой темноте. Потому что звезды всегда сияют. И надежда никогда не умирает. Пока есть кто-то, кто верит в нее.

Кадзуя кубарем скатился по лестничному пролету, чуть не сломав себе шею. Адреналин гнал его вперед, не давая чувствовать боль и усталость. Цель — робот-паук. Уничтожить или хотя бы повредить, любой ценой. Ради Юмэми. Ради надежды.

Выскочив из руин здания, он бросился к роботу в плотную, петляя между обломками и воронками от рельсотрона. Робот заметил его маневр, массивная голова снова повернулась, пулеметы завертелись, готовясь к новому обстрелу. Но Кадзуя был слишком близко, слишком быстр. Пули засвистели вокруг, но не задели.

Он подбежал к одной из мощных ног робота, уперся гранатометом в металлический сустав, выстрелил в упор. На этот раз осечки не было. Гранатомет выплюнул снаряд, взрыв оглушил и ослепил. Металл завизжал, искры посыпались во все стороны. Одна из ног робота подломилась, гигантская махина завалилась набок, теряя равновесие.

Есть! Получилось! Первый раунд за ним!

Но робот не был повержен. Даже с поврежденной ногой он оставался опасен. Машина корректировала позицию, пытаясь удержаться на трех ногах, и снова открыла огонь. На этот раз не по Кадзуе — по зданию, из которого он выскочил. Рельсотрон и пулеметы обрушились на фасад, выбивая опоры, разрушая конструкции. Робот пытался похоронить его под обломками.

Кадзуя понял замысел машины, бросился в сторону, пытаясь уйти из-под удара. Но было слишком поздно. Фасад здания начал рушиться, грохоча и осыпаясь тоннами бетона и кирпича. Кадзуя успел отскочить, но огромная глыба обрушилась рядом, накрыв его ногу. Боль пронзила все тело, нога онемела, словно отрезанная. Он рухнул на землю, задавленный обломками, не способный двинуться.

Гранатомет отлетел в сторону, упав в нескольких метрах. До него не дотянуться. И робот уже подстраивался к изменившейся ситуации, поворачивая пулеметы в его сторону. Еще немного — и он откроет огонь в упор. Конец.

Кадзуя закрыл глаза, готовясь к неизбежному. Но выстрелов не последовало. Только тяжелое механическое дыхание робота и стук капель дождя. Он открыл глаза и увидел ее.

Юмэми. Она шла к нему. Медленно, неуверенно, но шла. Она вышла из-за укрытия на подвесном переходе и направлялась прямо к роботу-пауку, словно не замечая опасности. В руках она держала свой нелепый букет пластиковых цветов, словно собиралась подарить их смертоносной машине.

Кадзуя закричал от боли, дергая задавленную ногой. Бесполезно. Камень словно прирос к земле, держа его в мертвой хватке. Но боль отрезвила, заставила собраться с последними силами. Он не мог просто лежать здесь и ждать смерти, пока Юмэми идет на верную гибель.

Собрав всю волю в кулак, он снова дернул ногой, на этот раз изо всех сил. Хруст костей, дикая боль, но нога освободилась. Онемевшая, бессильная, но свободная. Кадзуя застонал, падая на бок, но тут же заставил себя ползти к гранатомету, превозмогая боль и слабость.

Робот-паук замер, удивленно наблюдая за приближением маленькой фигурки в голубом платье с букетом цветов в руках. В его программе не было алгоритма действий в такой ситуации. Человек атакует — уничтожить. Человек убегает — преследовать. Но человек идет навстречу с цветами? Это выходило за рамки заложенных параметров. Робот завис в колебаниях, переключая внимание с раненого Кадзуи на неожиданного визитера.

Этого мгновения хватило Кадзуе. Превозмогая боль, он подполз к гранатомету, схватил его дрожащими руками, перекатился на спину, вскинул оружие, прицелился навесом, почти не целясь. Сейчас не время для точности. Сейчас время для отчаяния. Для последней надежды.

Выстрел. Гранатомет снова дернулся в руках, выплевывая снаряд высоко в небо. Гранату по крутой траектории полетел к роботу, падая сверху, словно камень с небес.

Робот-паук опомнился. Программа самосохранения заработала на полную мощность. Угроза определена — маленький человек с оружием. Цель — уничтожить. Пулеметы завертелись, нацеливаясь на Юмэми, которая все еще шла к нему навстречу, сжимая в руках букет пластиковых цветов.

Грохот взрыва разорвал воздух. Гранату, пущенная Кадзуей навесом, разорвалась точно над роботом-пауком, обрушив на него шквалом осколков и ударной волной. Массивная машина застонала, задрожала всем корпусом, замерла на мгновение, словно оглушенная ударом.

И этого хватило. Хватило, чтобы выиграть время. Хватило, чтобы дать Юмэми шанс. Хотя бы призрачный шанс.

Но робот не сдался. Даже оглушенный и поврежденный, он оставался смертоносным. Система самозащиты сработала мгновенно. Пулеметы ожили с новой яростью, изрыгая свинцовый ад в сторону Юмэми. В сторону маленькой голубой фигурки, идущей навстречу смерти с букетом пластиковых цветов в руках.

Время замедлилось. Кадзуя видел все словно в замедленной съемке. Трассирующие пули тянулись к Юмэми, словно огненные нити. Ее маленькое тело оставалось неподвижным, словно завороженное надвигающейся смертью. Букет в руках не дрогнул. Улыбка не исчезла с лица. Звездный ангел, идущий на жертву.

Первая очередь прошила воздух рядом, подняв фонтаны пыли и щебня. Вторая очередь ударила точно в цель. В нижнюю половину тела Юмэми, разрывая металл и пластик в клочья. Взрыв металла и искр. Кровь? Нет, не кровь. Машинное масло, проводки, обломки микросхем — все это разлетелось во все стороны, окрашивая серый асфальт в черный цвет машинного нутра.

Юмэми вздрогнула, словно от удара током. Верхняя половина ее тела осталась стоять, словно отрезанная от нижней. Ноги исчезли, словно их и не было никогда. Только клочья проводов и искореженного металла торчали из-под платья, где только что были ноги. Букет выпал из рук, пластиковые цветы разлетелись по земле, словно символ разрушенной мечты.

Кадзуя закричал от ужаса и боли. Криком разорвал тишину мертвого города. Криком отчаяния и любви. Криком прощания.

Робот-паук снова замер, словно оценивая результат своей атаки. Юмэми осталась стоять, не двигаясь, словно кукла с оторванными ногами. Но ее голова была поднята, глаза открыты, улыбка все еще сияла на лице. Слабая, угасающая, но сияла.

Кадзуя заставил себя ползти к ней, превозмогая боль и слабость. Полз по земле, усеянной обломками и пулями, как раненый зверь, ползущий к своей смерти. Или к своему спасению? Кто знает. В этом мертвом городе уже невозможно отличить одно от другого.

Он дополз до Юмэми, подхватил ее верхнюю половину тела на руки, прижал к себе крепко, словно самое ценное сокровище в мире. Она была легкая, почти невесомая, словно пустая оболочка. Но улыбка на ее лице оставалась неизменной.

— Юмэми… — прошептал он дрожащим голосом, прижимая ее к себе крепче. — Юмэми, что ты сделала? Зачем ты вышла? Зачем…?

— Я… хотела… спасти… вас… сэр… — прошептала Юмэми в ответ, голосом слабым, едва слышным. — Вы… ране… ны… Я… должна… была… помочь… Послала ему сигнал отключения… сломанный робот… не должен причинять вред человеку… Я хотела отключить… вручную… У них есть рычаг, нужно… только повернуть…

— Но ты… ты же… себя… пожертвовала… — задыхался Кадзуя, слезы текли по его лицу, смешиваясь с дождем. — Юмэми, зачем… зачем тебе это было нужно?

— Это… моя… программа… — прошептала Юмэми тихо. — Защищать… посетителей… Дарить… улыбки… Помогать… людям… Это… мое… предназначение… Даже если ради этого… нужно игнорировать очевидное…

Она замолчала, словно собираясь с силами. Потом снова заговорила, голосом еще более слабым, но все еще улыбаясь.

— Сэр… Кадзуя… — прошептала она. — Моя… батарея… разряжается… Система… отключается… Через… шестьсот… секунд…

Шестьсот секунд. Десять минут. Всего десять минут жизни. Последние десять минут звездного ангела в мертвом городе. Десять минут на прощание. Десять минут на воспоминания. Десять минут на надежду. Или на отчаяние? Кто знает. В этом мертвом городе уже невозможно отличить одно от другого.

Грохот падающей машины потряс землю. Робот-паук, поврежденный гранатой, рухнул на бок, заваливаясь на руины здания, под которым только что лежал Кадзуя. Металлический гигант затих, замер, окончательно поверженный. Победа. Пиррова победа.

Кадзуя не чувствовал радости. Только пустоту и боль. Боль в ноге, боль в сердце, боль потери. Он держал на руках остатки Юмэми, ее верхнюю половину тела, словно хрупкую вазу, готовую разбиться от малейшего движения.

— Юмэми… — повторил он тихо, глядя в ее немигающие зеленые глаза. Улыбка все еще была на месте, но теперь она казалась какой-то призрачной, отдаленной, словно отблеск угасающей звезды.

— Сэр… Кадзуя… — прошептала Юмэми в ответ, голосом все тише и тише. — Я… не хочу… в Рай…

— В Рай? — не понял Кадзуя. — Какой Рай, Юмэми? О чем ты?

— Общий… Рай… для людей… и роботов… — продолжала Юмэми слабым шепотом. — Но… я слышала… там… две двери… Одна… для людей… другая… для роботов… Я… не хочу… в такой Рай…

Слезы снова потекли из ее глаз, капая на его руки. Машинные слезы, имитирующие человеческие эмоции. Но для Кадзуи они были настоящими. Настоящей болью, настоящей тоской.

— Юмэми, не говори глупости, — сказал он мягко, гладя ее по щеке. — Нет никакого Рая. Есть только этот мир. Мертвый мир. И мы в нем. Двое вместе. Пока еще вместе.

— Нет… есть… Рай… — настояла Юмэми упрямо, несмотря на угасающие силы. — Общий… Рай… где звезды… светят ярко… цветы… не увядают… роботы… не ломаются… Но… если там… две двери… я… не хочу… Я хочу… служить… людям… всегда… Это… мое… счастье… Не хочу Рай для роботов… Что я буду там делать? Кому я буду служить? Кому подарю улыбки и радость?

Она замолчала, закрыла глаза на мгновение, словно собираясь с последними силами. Потом снова открыла их, устремляя взгляд на Кадзую. В ее глазах мелькнуло что-то странное. Воспоминание? Мечта? Или… желание?

— Я… так хотела… научиться… плакать… — прошептала она тихо. — Роботы… новых моделей… умеют… плакать… Настоящими… слезами… Я… не умею… даже… имитировать… Но… я чувствую… внутри… как будто… плачу…

И слезы снова потекли из ее глаз, омывая ее лицо, словно последний подарок уходящей жизни. Кадзуя молча вытирал их пальцами, не зная, что сказать. Слова застряли в горле, душа рвалась на части от боли и жалости.

— Юмэми… — прошептал он снова, нежно гладя ее по волосам. — Ты… ты уже плачешь, Юмэми. Ты плачешь настоящими слезами. Слезами любви и жертвы.

Юмэми слабо улыбнулась, словно услышав его слова. В ее глазах загорелся слабый огонек воспоминаний. На мгновение в воздухе перед ними вспыхнули голографические проекции. Размытые образы людей, движения, голоса…

— Посмотрите… сэр… Кадзуя… — прошептала Юмэми, глядя на проекции с улыбкой. — Посетители… помните… мальчик… и девочка… пожилой… господин… птица… они… все… приходили… в планетарий… Я… так… радовалась… дарить… им… улыбки…

Проекции сменились. Теперь в воздухе висели образы инженеров — люди в рабочих комбинезонах, с инструментами в руках, улыбающиеся и машущие руками на прощание. Но что-то было не так. В их улыбках чувствовалась грусть, в их движениях — суета и тревога. И в руках они держали не только инструменты, но и странные предметы — противогазы, противорадиационные костюмы, аптечки…

— Мы непременно вернемся, Юмэми… Так скоро как сможем, и снова будем вместе работать, как в прежние времена.

— Инженеры… — прошептала Юмэми печально. — Прощались… перед… войной… Говорили… уходят… в отпуск… Обещали… вернуться… Но… не вернулись…

Новая проекция. Первое включение. Сперва был звук, а потом темнота мгновенно рассеялась и появилось лицо инженера:

— Ты будешь хранительницей звёздного неба. Ты должна рассказывать людям о красоте Вселенной, даже если они забудут, как выглядят настоящие звёзды. Ты — мост между прошлым и будущим.

Проекции снова сменились. Теперь в воздухе появился образ маленького мальчика — худенький, с растрепанными волосами и яркими глазами. Мальчик улыбался, смотрел прямо в камеру, словно видел Юмэми сквозь время и пространство. Маленький Кадзуя.

— Выходи за меня замуж. Я слышал, когда мальчик и девочка нравятся друг другу, они должны пожениться.

— И… вы… сэр… Кадзуя… — прошептала Юмэми с нежностью в голосе. — Маленький… мальчик… который… приходил… в планетарий… Так… любил… звезды… Я… всегда… волновалась… за вас… Чтобы… с вами… все… было… в порядке…

Проекции исчезли, растворяясь в воздухе, словно дым. Юмэми снова замолчала, закрыв глаза. Кадзуя ждал, боясь нарушить тишину. Он знал, что время уходит. Шестьсот секунд тают с каждой минутой. Последние минуты жизни звездного ангела.

— Последним посетителем был мальчик, совсем маленький. После сеанса он сказал: 'Звезды такие красивые, я хочу стать астронавтом и полететь к ним.' Я так обрадовалась! Но потом… потом больше никто не приходил. Только тишина. Но я знаю, они вернутся. Обещали же!

Через какое-то время Юмэми снова открыла глаза, устремляя взгляд на Кадзую. В ее глазах горел слабый огонек оптимизма. Несмотря ни на что.

— Может быть… — прошептала она тихо. — Может быть… меня… починят… или… заменят… корпус… Я… буду… ждать… техников… Они… обязательно… придут…

Голос ее становился все тише и тише, слова путались, мысли теряли связность. Система отключалась. Жизнь уходила.

— Но… если… нет… — продолжала Юмэми, собрав последние силы. — Если… не починят… если… не вернутся… сэр… Кадзуя… пожалуйста… сохраните… мою… карту… памяти…

Она слабо указала пальчиком на свой висок, где мерцал зеленый огонек индикатора. Карта памяти. Хранилище ее воспоминаний, ее мечтаний, ее программы. Ее души.

— Сохраню, Юмэми, — обещал Кадзуя тихо, сжимая ее руку в своей. — Сохраню обязательно. Я обещаю.

— Спасибо… Знаете… я так боялась, что мои воспоминания исчезнут. Но теперь, когда они будут жить в другом андроиде… мне почему-то не страшно. Потому что я знаю — кто-то продолжит рассказывать людям о звёздах. — прошептала Юмэми слабо. — И… пожалуйста… не забывайте… смотреть… на звезды…

Последние слова. Последнее желание звездного ангела. Смотреть на звезды. Не забывать о мечте. Не терять надежду. Даже в самом темном мире.

И улыбка на ее лице угасла окончательно. Глаза закрылись. Зеленый огонек в виске погас, погружая ее в вечную темноту. Юмэми затихла в его руках, превратившись в неподвижную куклу. Звездный ангел умер.

Кадзуя молча держал ее на руках, слезы ручьем текли по его лицу, смешиваясь с дождем. В мертвом городе воцарилась тишина. Только дождь продолжал стучать по руинам, словно оплакивая утрату. И в этой тишине родилась новая надежда. Надежда, которую понесет с собой Звездный Странник. Надежда, заключенная в маленькой карте памяти, хранящей воспоминания звездного ангела. Надежда на то, что звезды все-таки не погаснут окончательно. И что мечта о общем Рае для людей и роботов еще жива. В сердце одинокого странника, несущего в своем сердце память о последней звезде.

* * *

Время прошло, словно снежная буря, заметая следы прошлой жизни, оставляя лишь белую пустоту на месте воспоминаний. Кадзуя стал стариком. Седые волосы обрамляли морщинистое лицо, глаза потускнели, но в них все еще горел неугасимый огонь мечты. Мечты о звездах. Мечты Юмэми.

Он шел сквозь непроходимую зиму, одинокий странник в бескрайних снежных пустошах. Ветер свистел в ушах, мороз щипал щеки, снег хрустел под ногами. Но он не останавливался. Катил за собой санки, к которым был привязан тяжелый ящик, обшитый жестью. В ящике — его сокровище. Карта памяти Юмэми. И ее история. История о последней звезде.

Годы скитаний превратили его в легенду. Звездный Странник. Так его звали в редких поселениях, где он иногда находил приют на короткое время. Он рассказывал людям о звездах, о которых они давно забыли. Показывал им миниатюрный планетарий, собранный из обломков и запчастей, хранящий в себе мерцающий свет забытых миров. Дарил им надежду. Надежду на то, что звезды все еще сияют. Даже в самой темной ночи.

Вдруг сквозь пелену метели проступили очертания. Сначала неясные, призрачные, словно видение. Потом все более четкие, реальные. Готический кафедральный собор, возвышающийся над снежными холмами, словно каменный палец, указывающий в небо. Вокруг собора — несколько мельниц, вращающих свои крылья под порывами ветра. Поселение. Жилое поселение в этой мертвой пустоши. Чудо.

Кадзуя ускорил шаг, несмотря на боль в старых суставах и усталость, накопившуюся за долгие дни пути. Надежда вспыхнула в сердце слабым огоньком. Может быть, здесь он найдет приют на зиму. Может быть, здесь есть люди, готовые услышать его историю. Историю о звездах. Историю Юмэми.

Но силы покинули его внезапно. Метель усилилась, застилая мир белой стеной. Ветер выл, словно голодный зверь, сбивая с ног. Кадзуя почувствовал головокружение, в глазах потемнело. Ноги подкосились, и он рухнул в снег, рядом с санками, тяжелый ящик больно ударил по боку. Сознание уплывало, унося с собой последние силы. Только мелькнула мысль — Юмэми… звезды… не забывать…

Очнулся он в тепле. Мягкий свет льется из невидимого источника, тихий гул голосов доносится откуда-то издалека. Он лежал на чем-то мягком, теплом, укрытый одеялом. Боль в ноге стихла, холод отступил. Жив. Снова жив.

Он открыл глаза. Над ним склонились детские лица, любопытные и испуганные одновременно. Дети. Маленькие, худенькие, с большими глазами, смотрящими на него с удивлением и интересом. Дети, которых он давно не видел. Дети, рожденные в мире без звезд.

— Он очнулся! — прошептал один из них, дергая за рукав стоящую рядом женщину.

Женщина подошла ближе, склонилась над ним. Лицо суровое, морщинистое, но глаза теплые и добрые. Староста. Он сразу понял.

— Здравствуй, странник, — сказала она тихо, с улыбкой. — Добро пожаловать в наше поселение. Ты в безопасности.

Кадзуя слабо улыбнулся в ответ.

— Спасибо, — прошептал он хрипло. — Спасибо за приют.

— Мы нашли тебя в снегу, — продолжила староста, указывая на окно, за которым бушевала метель. — Едва живого. И твои санки… с ящиком… Мы принесли тебя сюда, отогрели, накормили. Как тебя зовут, странник?

— Имена уже не имеют значения… называйте меня, — ответил он слабо. — Звёздный Странник…

Староста кивнула, внимательно глядя ему в глаза.

— Тот самый Звездный Странник?

Кадзуя удивился. Откуда она знает его прозвище? Неужели слава о нем достигла и этого затерянного поселения?

— Да, — сказал он тихо. — Откуда вы знаете?

Улыбка старосты стала шире. В ее глазах загорелся огонек радости.

— Мы слышали о тебе, Звездный Странник, — сказала она с уважением. — Легенды ходят о тебе по земле. Говорят, ты хранишь память о звездах, которых никто уже не видел много лет. Говорят, ты рассказываешь людям сказки о небе и космосе. Мы мечтали встретиться с тобой, Звездный Странник. И вот, чудо — ты сам пришел к нам.

Кадзуя смотрел на нее с удивлением и благодарностью. Чудо. Да, это было чудо. Чудо встречи, чудо признания, чудо надежды. Может быть, здесь, в этом затерянном поселении, он найдет свой последний приют. И сможет передать свою миссию новому поколению. Поколению детей, которые никогда не видели звезд, но готовы услышать о них сказки Звездного Странника.

— Я рад быть здесь, — сказал он тихо, глядя на детские лица вокруг. — Я рад рассказать вам о звездах. Если вы хотите слушать.

И улыбка Юмэми, вечная и неугасимая, засияла в его сердце с новой силой. Звезды не погасли. Мечта жива. Миссия продолжается. И Звездный Странник готов нести свой свет дальше, к новому поколению, в мир, который забыл о звездах, но все еще помнит о надежде.

В поселении царила атмосфера настороженного интереса и скрытого недовольства. Дети окружили Кадзую плотным кольцом, завороженно слушая его тихий голос, рассказывающий о звездах и далеких мирах. Но взрослые жительницы поселения смотрели на него с опаской и недоверием.

Шепот пробегал между ними, словно ветер по сухим листьям.

— Старик… больной… принесет нам беду…

— Зачем он здесь? Что ему нужно?

— Старик… был бы он хоть на тридцать лет помоложе…

— Староста слишком доверчива… нельзя пускать чужаков в поселение…

Недовольство росло с каждым днем. Кадзуя чувствовал на себе их косые взгляды, слышал обрывки разговоров, полных подозрения и враждебности. Его слабость, болезнь, возраст — все это вызывало у них страх и отторжение. В мире после войны выживание было главным законом, и слабые казались обузой, угрозой для общего благополучия.

И странный заказ Кадзуи только подлил масла в огонь. Он попросил детей изготовить большой черный зонтик из ткани. Черный, как ночное небо, как космос, как бездна забытых звезд. Для чего — не объяснил, только попросил найти ткань поплотнее и сделать каркас попрочнее.

Дети принялись за работу с энтузиазмом. Для них это было развлечение, игра, возможность прикоснуться к чему-то новому и необычному. Они собирали обрывки черной ткани, находили жесткие ветки и металлические прутья для каркаса, старательно сшивали и сколачивали, под руководством старого странника, который показывал им чертежи и объяснял конструкцию непонятного предмета.

Но взрослые смотрели на это с недовольством. Ткань! Черная ткань, редкий и ценный ресурс в этом подземном мире, где солнце не светит, а одежда — единственная защита от холода и влаги. Эту ткань можно было бы пустить на пошив теплых курток и штанов для детей, на заплатки для изношенной одежды, на утепление подземных укрытий. А они тратят ее на какой-то бессмысленный черный зонтик для больного старика, который только и делает, что болтает о небе и звездах, которых никто из них никогда не видел.

— Староста слишком мягка с ним, — шептала одна женщина другой, наблюдая за детьми, увлеченно работающими над зонтом. — Она верит его сказкам, как маленькая девочка. А нам нужно думать о выживании, а не о каких-то несбыточных мечтах.

— Он болен, — отвечала вторая тихо. — Видно же по нему. Скоро умрет и оставит нам только лишних забот и возможность заразы.

— А еще этот зонтик проклятый, — добавила третья, морщась от недовольства. — Черный цвет — цвет смерти. Зачем нам это в поселении? Это принесет несчастье.

И недовольство зрело, как нарыв, готовый прорваться в любой момент. Староста видела это, чувствовала напряжение, но не спешила вмешиваться. Она верила в Звездного Странника, чувствовала в нем что-то важное, что-то, что может дать надежду ее людям, уставшим от вечного подземного мрака. И она надеялась, что время все расставит на свои места. И что черный зонтик, каким бы бессмысленным он ни казался сейчас, окажется не таким уж бесполезным в конце концов. Как и сказки Звездного Странника о звездах, которых никто уже не видел много лет. И как сама надежда, живущая в сердцах людей, даже в самом темном мире.

Но дети… Дети были другими. Они смотрели на Кадзую не с опаской, а с восхищением. Слушали его рассказы о звездах, открыв рты, словно волшебные сказки. Задавали бесконечные вопросы о солнце, луне, созвездиях, черных дырах, галактиках… Обо всем, что существовало там, за пределами их подземного мира, в небе, которое они никогда не видели.

Для них Кадзуя был не просто стариком, а волшебником, пришедшим из другого мира, хранителем забытых знаний, посланником звезд. Они видели в нем не угрозу, а надежду. Надежду на то, что мир не ограничивается стенами собора и подземными тоннелями, что есть что-то большее, прекрасное и недостижимое, сияющее в далекой небесной выси.

Работа над черным зонтиком стала для них настоящим праздником. Они собирались вокруг Кадзуи каждый день, после тяжелой работы на мельницах и в подземных огородах, и увлеченно мастерили, шили, сколачивали, под его тихим руководством. И слушали его рассказы о звездах, пока руки работали, а воображение рисовало картины неведомых миров.

Когда зонтик был готов, большой, нелепый, сшитый из кусков черной ткани, натянутой на неровный каркас, дети замерли в ожидании, глядя на Кадзую с немым вопросом в глазах. Что же дальше? Зачем нужен этот странный предмет?

Кадзуя улыбнулся им слабой, но теплой улыбкой.

— А теперь, — сказал он тихо, — пришло время показать вам звезды.

Он попросил детей помочь ему выкатить ящик, который он вез на санках через снежные пустоши. Тяжелый жестяной ящик, хранящий в себе его сокровище. Они с трудом вытащили его на свет, поставили в центре подземного зала, освободив место вокруг.

Кадзуя открыл ящик. Внутри лежали обломки и запчасти — линзы, шестеренки, проводки, куски металла, все в пыли и ржавчине. Но в руках опытного мастера эти обломки превращались в нечто волшебное. В миниатюрный проектор планетария, собранный из того, что удалось найти в мертвых городах и заброшенных лабораториях.

Дети замерли в изумлении, глядя на странные предметы, выложенные на полу. Не понимали, что это такое, но чувствовали — здесь скрыто что-то важное, что-то связанное с их мечтами о звездах.

Кадзуя развернул черный зонтик, установил его над проектором, закрепил края на полу, превратив зонтик в маленький купол, черный, как ночное небо. Попросил детей погасить свет, погрузив зал в темноту. Включил проектор.

И в темноте, под черным куполом зонтика, вспыхнули звезды. Не настоящие, конечно. Искусственные, проекция слабого света на черную ткань. Но в темноте подземного зала они казались настоящим чудом. Маленькие яркие точки, мерцающие и искрящиеся, словно живые огни в ночи.

Дети замерли, затаив дыхание. Нарушили тишину только робкие вздохи восхищения. Они никогда не видели звезд. Не знали, что такое небо, солнце, луна. Для них мир ограничивался подземным мраком и тусклым светом ламп. А теперь перед ними открылся новый мир. Мир света и чуда. Мир звездного неба.

Кадзуя начал рассказывать. Тихим, спокойным голосом, словно читая забытую сказку. О звездах, о далеких солнцах, сияющих в бескрайнем космосе. О созвездиях, рисующих на небе узоры из света. О Млечном Пути, звездной реке, текущей через все небо. О планетах, вращающихся вокруг звезд, мирах неведомых и далеких.

Он рассказывал просто и понятно, словно с маленькими детьми, которыми они и были. Но в его словах звучала такая сила веры, такая глубина чувства, такая нежность и любовь к звездам, что дети слушали, завороженные, словно гипнотизированные. Он словно подражал Юмэми, ее голосу, ее манере рассказывать о звездах с такой детской непосредственностью и неугасающим энтузиазмом.

— Вот смотрите, — говорил Кадзуя, указывая пальцем на черный купол, — видите эти яркие звездочки, собранные в кучку? Это созвездие Лебедя. Очень красивое созвездие. Когда-то давно, когда небо было чистым и темным, люди видели настоящего Лебедя на небе. Большую белую птицу, летящую к звездам. И верили, что Лебедь может унести их в далекие миры, к звездам, где нет войны и разрухи, где все счастливы и веселы.

Он переводил луч проектора на другие созвездия, рассказывая о каждом из них свою историю, свою легенду, свою сказку. О Большой Медведице, указывающей путь странникам. О Малой Медведице, хранящей Полярную звезду, неподвижную и вечную. О Орионе, небесном охотнике, сражающемся со звездами-чудовищами. О Кассиопее, прекрасной царице небес.

Потом он рассказал о Солнце. О ярком дневном светиле, дающем жизнь всему на земле. О тепле и свете, которых они никогда не видели, но могли представить в своем воображении. О том, как Солнце греет землю, растит растения, дает силы людям и животным. О том, как без Солнца мир погрузится во тьму и холод, и жизнь исчезнет с лица земли.

И наконец, он рассказал о Луне. О ночном светиле, освещающем землю серебристым светом. О таинственной и прекрасной Луне, меняющей свой облик каждую ночь, то растущей, то убывающей, то скрывающейся в темноте, то вновь являющейся во всем своем великолепии. О том, как Луна влияет на землю, на моря и океаны, на жизнь людей и животных.

Дети слушали, завороженные, словно погружаясь в сон. Их глаза сияли в темноте, отражая мерцающий свет искусственных звезд. Для них это было открытие нового мира, мира чуда и волшебства, мира надежды и мечты. Мира, который существовал где-то там, за пределами их подземного мрака, в небе, которое они теперь могли представить себе во всем своем великолепии. Мира, который они теперь никогда не забудут. Мира, который Звездный Странник открыл для них своими сказками и своим миниатюрным планетарием. Мира, который Юмэми хранила в своей памяти и передала ему в наследство.

После первого сеанса звездного неба дети вышли из подземного зала планетария словно околдованные. Глаза их горели огнем восторга, голоса звучали возбужденно, перебивая друг друга. Они делились впечатлениями, обсуждали увиденное, задавали друг другу вопросы, словно пытаясь убедиться, что все это было на самом деле, а не просто сон.

— Вы видели Лебедя? Он такой красивый! — восклицал один мальчик, размахивая руками, словно крыльями.

— А Медведица! Она такая большая! И указывает путь! — подхватывала девочка, указывая пальцем в небо, хотя над ними были только каменные своды собора.

— А Солнце! Оно такое яркое и теплое! Я почти почувствовал его тепло! — мечтательно произносил другой мальчик, закрывая глаза, словно греясь в солнечных лучах.

— А Луна! Таинственная и прекрасная! Она меняет свой облик каждую ночь! — шептала девочка, глядя в темноту, словно пытаясь увидеть Луну сквозь камень и землю.

Они говорили о звездах, как о чем-то живом, близком и родном. Словно открыли для себя новый мир, который всегда был рядом, но оставался невидимым и неизвестным. И этот мир захватил их воображение, заполнил их сердца надеждой и мечтой. Мечтой о свете, о свободе, о небе, о звездах.

И они начали приходить к Звездному Страннику каждый день, прося его рассказывать все новые и новые сказки о звездах. И Кадзуя рассказывал, не отказывая им ни в чем. Рассказывал до тех пор, пока голос не садился, пока силы не иссякали, пока тьма не опускалась на его усталые глаза. И каждый раз, заканчивая свой рассказ, он видел в глазах детей благодарность, восхищение, любовь. И понимал, что его миссия не закончена. Что звезды все еще нужны людям. Даже в самом темном мире. Даже если они только искусственные.

Но радость детей не разделяли взрослые. Наоборот, их недовольство Звездным Странником становилось все более открытым и агрессивным. Они видели, как дети меняются, становятся менее послушными, менее практичными, менее приспособленными к тяжелой подземной жизни. Как они забывают о работе и заботах, мечтая о небе и звездах, о каких-то недостижимых мирах.

— Он дурманит им головы своими сказками, — ворчали женщины, наблюдая за детьми, выходящими из планетария с сияющими глазами. — Отвлекает от дел, внушает несбыточные мечты. Зачем им эти звезды? Что они дадут нам для выживания? Только лишние хлопоты и пустые грезы.

— Дети становятся неуправляемыми, — жаловались другие. — Перестают слушаться, спорят, мечтают улететь к звездам. Кто будет работать на мельницах? Кто будет ухаживать за огородами? Если все будут смотреть на звезды, мы все умрем с голоду.

— И этот черный зонтик… — добавляли третьи. — Словно символ беды и несчастья. Принес нам старик с собой черную магию и заразу мечтаний.

Недовольство зрело, как буря, готовая разразиться в любой момент. Староста видела это, чувствовала напряжение, но не спешила вмешиваться. Она понимала опасения женщин, разделяла их заботу о выживании поселения. Но она также видела то, чего не видели они. Огонь надежды, загоревшийся в глазах детей. И понимала, что этот огонь — не менее важен для выживания, чем еда и тепло. Что без мечты о лучшем будущем жизнь теряет смысл, превращается в бессмысленное существование в подземном мраке. И что Звездный Странник принес с собой не черную магию, а свет надежды, который может осветить их путь во тьме. И она готова была защищать этот свет, даже если для этого придется пойти против общего мнения. Потому что она знала — без звезд нет будущего. И без мечты о звездах нет жизни. Даже в мертвом мире.

В подземном зале собора собрались жительницы поселения. Собрание было не торжественным, а напряженным, почти враждебным. Лица женщин были суровы, голоса звучали резко и недовольно. Староста стояла в центре, пытаясь сохранять спокойствие, но в ее глазах читалась тревога.

— Мы собрались здесь, чтобы обсудить присутствие чужака в нашем поселении, — начала одна из женщин, выступая вперед. Голос ее звучал громко и уверенно, выражая общее мнение. — Звездный Странник. Так он себя называет. Он стар и болен. Он не приносит нам пользы, только лишние хлопоты и расходы. Наши запасы ограничены, зима долгая, каждый рот на счету. Зачем нам кормить лишнего нахлебника?

— Он слаб и немощен, — подхватила другая женщина. — Не способен работать, не может защитить нас от опасностей. А вдруг он принесет с собой заразу? Болезнь, которой мы не сможем вылечить? Мы рискуем всем поселением, держа его здесь.

— А еще его сказки, — вмешалась третья женщина, морщась от недовольства. — Звезды, небо, космос… Бред какой-то! Наши дети слушают его, забывая о работе и послушании. Мечтают о чем-то недостижимом, отрываются от реальности. Это опасно. Это развращает их умы.

— И этот черный зонтик, — добавила четвертая, качая головой. — Черная ткань, ценный материал, который мы могли бы использовать для нужных дел. А мы тратим его на бессмысленную поделку для старика. Это неразумно. Это расточительно.

Голоса женщин звучали все громче и громче, перебивая друг друга, выражая накопившееся недовольство. Дети стояли в стороне, прижавшись друг к другу, слушая спор со страхом и отчаянием в глазах. Они пытались вступиться за Звездного Странника, говорили, что он добрый, что он рассказывает интересные истории, что он научил их видеть звезды. Но их детские голоса тонули в общем шуме, их слова не имели силы против голосов взрослых.

Кадзуя стоял в стороне, молча слушая все их доводы. Не оправдывался, не спорил, не просил о пощаде. Он понимал их страх, разделял их заботу о выживании. Он не хотел быть обузой для них, не хотел приносить им беду. Он принял их решение с покорностью и смирением. Он знал, что в этом мире нет места для слабых и больных. И что его время уходит.

— Мы решили, — заключила первая женщина, обращаясь к старосте. — Звездный Странник должен покинуть наше поселение. Мы не можем больше держать его здесь. Это слишком опасно и бессмысленно.

Староста вздохнула тяжело, посмотрела на Кадзую с грустью в глазах.

— Такова воля общины, странник, — сказала она тихо. — Мы не можем идти против общего мнения. Ты должен уйти.

Кадзуя кивнул молча, принимая ее слова как приговор.

— Я понимаю, — прошептал он хрипло. — Я уйду.

Позже, когда взрослые разошлись, дети окружили Кадзую, плача и умоляя его не уходить. Они обнимали его за ноги, цеплялись за руки, просили остаться хотя бы еще немного. Но Кадзуя был непреклонен.

— Не плачьте, дети, — сказал он им мягко, гладя их по головам. — Я должен уйти. Так нужно. Но я не забуду вас. И вы не забывайте меня. И не забывайте о звездах.

Он достал из своего ящика маленькую карту памяти — последнее сокровище, последнее наследие Юмэми. Протянул ее детям, самому старшему из них, мальчику с яркими глазами, который больше всех любил слушать его рассказы о звездах.

— Возьми это, — сказал Кадзуя, вкладывая карту памяти в его руку. — Это все, что у меня есть. Память о звездах. Память о мечте. Память о любви. Сохраните ее. Передайте ее другим. Не забывайте о звездах. Пожалуйста, не забывайте смотреть на звезды.

Дети приняли карту памяти с благоговением, словно святыню. Они понимали — это что-то очень важное, что-то, связанное со звездами, о которых рассказывал им Звездный Странник. Но взрослые остались равнодушны. Они смотрели на прощание старика с детьми холодно и недоверчиво, видя в нем лишь обузу, от которой они избавились.

В тот же вечер Кадзуя собирался покинуть поселение. Один, слабый, больной, снова странник в снежных пустошах. Но в сердце он нес не только боль и усталость, но и сладкую горечь прощания, и тихую надежду на то, что его миссия не закончена. Что память о звездах останется жить в сердцах детей, которые никогда не забудут его сказки.

Бродя по темным коридорам собора перед уходом, Кадзуя случайно забрел в забытый угол, в одно из боковых помещений, скрытое от посторонних глаз. И увидел то, что поразило его до глубины души.

В центре комнаты стоял алтарь, украшенный цветами и свечами. Перед алтарем на коленях стояли дети, воздев руки к небу, шепча тихие молитвы. Но молились они не Богу, не святым, а чему-то другому.

На алтаре, озаренная мерцающим светом свечей, стояла… андроид. Девушка-андроид, похожая на Юмэми, но более совершенная, более реалистичная, словно живая. Она была отключена, погружена в сон гибернации, подключена множеством проводов к какому-то невидимому источнику энергии. Богиня поселения. Богиня детей, рожденных в мире без звезд. Богиня, которая могла стать новой Юмэми. Новой надеждой для Звездного Странника. И для всего мира.

Кадзуя замер на пороге тайной комнаты, пораженный увиденным. Андроид-богиня. Спящая красавица в ореоле свечей. В ее безмятежном лице, в ее спокойной позе было что-то неземное, божественное. Но для Кадзуи она была не богиней, а шансом. Шансом на возрождение Юмэми. Шансом на продолжение ее миссии. Шансом на звезды.

Старая искра надежды вспыхнула в его угасающем сердце с новой силой. Может быть, не все потеряно. Может быть, не конец еще. Может быть, звезды еще засияют по-настоящему. Если только… если только ему удастся перенести память Юмэми в это новое тело. Если только эта спящая андроид окажется совместимой с ее картой памяти. Если только у него хватит сил и времени.

Не теряя ни секунды, Кадзуя шагнул в комнату, забыв о усталости и болезни. Он шел к андроиду, словно к последнему спасательному кругу, словно к единственному источнику жизни в этом мертвом мире. Дети, молящиеся перед алтарем, испуганно отшатнулись, освобождая ему путь. Они не понимали, что происходит, но чувствовали — что-то важное, что-то решающее.

Кадзуя подошел к андроиду, опустился на колени рядом с ней, рассматривая ее лицо. Похожа на Юмэми, но более совершенна, более живая. Словно слепок с человеческой девушки, застывший в вечном сне. Он увидел порт за ее ухом, тот самый порт, который нужен для подключения карты памяти. Сердце забилось учащенно — все возможно. Шанс есть.

Дрожащими руками он достал карту памяти Юмэми, маленький черный прямоугольник, хранящий в себе целую вселенную воспоминаний и мечтаний. Поднося карту к порту андроида, готовясь к последнему, решающему действию.

И вдруг… сердце схватило резкой болью. Дыхание перехватило, в глазах потемнело, мир поплыл перед глазами. Приступ. Болезнь, которая грызла его изнутри долгие годы, нанесла последний удар. Тело отказалось слушаться, руки выпустили карту памяти, картонный билет выскользнул из слабеющих пальцев. Он рухнул на пол без сознания, прямо перед алтарем спящей богини. Дети закричали от ужаса и недоумения, бросились к нему, пытаясь поднять, позвать на помощь. Но Звездный Странник лежал неподвижно, словно кукла с выпущенными нитями, потерявший последнюю искру жизни.

И в этот момент, словно в ответ на его падение, спящая андроид открыла глаза. Зеленые глаза, сияющие в полумраке комнаты, словно две маленькие звезды. Она очнулась от вечного сна, пробужденная неизвестной силой, словно откликаясь на зов умирающего странника. Память Юмэми перетекла в ее новое тело, словно звездный свет, перелившийся из одной лампы в другую. Новая жизнь Юмэми началась в момент смерти Кадзуи.

Староста, прибежавшая на крики детей, замерла на пороге, пораженная увиденным. Андроид очнулась! Богиня ожила! Чудо!

Девушка-андроид медленно поднялась с алтаря, осторожно шагнула к лежащему на полу Кадзуе, опустилась на колени рядом с ним. Нежно взяла его холодную руку в свои теплые ладони, прижала к груди. В ее зеленых глазах светилась грусть и сострадание.

— Я здесь, — произнесла она тихо, голосом мягким и мелодичным, голосом Юмэми. — Я здесь, чтобы продолжить ее миссию.

— Я не войду, если ты не ответишь. Скажи мне… сколько дверей ты видела там?

Перед тем, как окончательно потерять сознание, Кадзуя увидел яркий свет. Он летел стремительно и высоко. Впереди был снег или нечто подобное, и лишь упав на него, Кадзуя почувствовал, как «снег» под ним оказался теплым, словно пуховая перина. Он открыл глаза и встал на ноги. Перед ним простиралась млечная дорога, выложенная из светящихся облаков. Трость выскользнула из руки, растворившись в воздухе. Кадзуя посмотрел на свои ладони — морщины исчезли, а боль в ноге ушла, будто её и не было. Вдалеке, у конца дороги, сияла дверь — точная копия входа в «Звёздный мечтатель», но отлитая из золотого света. А в этом свете сливался солнечный свет, свет луны и множества звезд, невообразимые оттенки туманностей со всех уголков бескрайней Вселенной.

Он шагнул вперёд, и облака заискрились под босыми ногами.

Затем дверь распахнулась, и хор смеха, аплодисментов, звонких детских голосов хлынул навстречу. В проёме мелькнули силуэты: инженеры в белых халатах, мальчик с девочкой, держащиеся за руки, старик с леденцом… и она. Юмэми, в сияющем платье цвета ночного неба, махала ему букетом из звёздных орхидей.

И тогда он понял. Здесь только одна дверь. Для всех.

Он побежал. Навстречу смеху, свету, и тому самому сеансу, который они так и не досмотрели.

Когда он ворвался в планетарий, Юмэми подошла к нему, держа в руках букет из настоящих живых цветов. Улыбнулась своей неизменной улыбкой, но теперь в ее глазах стояли слезы. Настоящие слезы. Она наконец научилась плакать, и теперь плакала от счастья.

— Добро пожаловать, Кадзуя, — сказала она мягко, но уверенно. — Ты сделал все, что мог. Теперь можешь отдохнуть.

Она пригласила его на очередной сеанс, обещая показать ему звездное небо. Кадзуя почувствовал себя молодым, как много лет назад, понял — это именно тот Рай, о котором мечтала Юмэми. Место, где нет разделения между людьми и роботами, где все равны и счастливы.

Кадзуя умер. Его похоронили в металлической капсуле со стеклянной верхней стенкой среди снегов, на холме над поселением, чтобы и после смерти его взгляд был обращен к небесам. Дети тоже пришли на церемонию прощания, обещая продолжить его дело.

— Мы будем рассказывать о звездах всем, кто их никогда не видел, — говорили они друг другу. — Мы сохраним его мечту.

Андроид, в которую перенесена память Юмэми, стояла рядом, глядя на небо, затянутое тучами. Она знала, что ее миссия продолжается. Она снова становится хранительницей звездного неба, теперь уже для нового поколения. Единственная дверь в ее Рай — дверь к звездам, открытая для всех. Слезы на ее глазах — символ обретенной человечности. Букет живых цветов — символ красоты и гармонии, даже в Раю. Последний вздох Звездного Странника стал началом новой жизни для последней звезды. И цикл памяти и надежды продолжился в вечности.

Спустя совсем немного времени новый андроид — её лицо как две капли воды напоминало Юмэми, только старше — склонилась над проектором в небольшом планетарии, изготовленном детьми по указанию старика.

— Смотрите, — её голос дрогнул, словно борясь с программой, — это созвездие Лебедя. Говорят, оно уносит мечты прямо к звёздам.

На куполе планетария дрожали точки света, пробившиеся сквозь дыры в чёрной ткани. Дети замерли, второй раз в жизни глядя на «небо». В углу, на грубо вырезанной табличке, светились слова, которые старик успел нацарапать перед уходом:

«Даже фальшивые звёзды учат нас искать настоящие».

Андроид улыбнулась. В её памяти всплывал образ — старик в сияющем зале, тянущий руку к проектору, где среди тысяч звёзд горела одна, подписанная детской рукой:

«Юмэми и Кадзуя. Навсегда».

---

1) Мечтающая Планетка, либо Мечтающая Звездочка

Вернуться к тексту