Зуб глупости (джен)

Зелёные глаза… Такие знакомые. Такие обеспокоенные. Снейпу очень хотелось продлить этот момент хотя бы ненадолго, но неумолимо падающий пыльный занавес собственных век намекал: спектакль окончен. Выхода «на бис» не будет.

«Я иду к тебе…»

А, собственно, к кому? Имя, имя, имя… Важное. Очень важное, так? Вот только какое? Будто пловец, протянувший руку, но вместо поручня и лестницы внезапно нащупавший пустоту, Северус Снейп с размаху погрузился в тёмные воды забытья.

Последняя мысль, осветившая его сознание, была не о любви, предательстве, долге, вине или ненависти. Вместо этого Снейп раздражённо удивился:

«Какая нелепость! Выстоять под самыми смертоносными заклятиями — и умереть от зубов дикого животного».

Здесь бы и закончить противостояние тьме, раствориться в её милосердных объятиях (и выспаться наконец, впервые за этот проклятый год)… Но вместо этого совсем близко, как будто над ухом, раздался скучающий голос:

— Вы даже не подозреваете, насколько правы, профессор!

А следом вспыхнул безжалостный свет.

Гермиона, уложив детей, осела в кресло и устало прикрыла глаза. Ну почему первый выпавший молочный зуб — всегда такое событие? Она же говорила и Розе, и даже Хьюго: зубы меняются. У взрослых они не такие, как у детей. Всё растолковала, показала картинки, рассказала, для чего это необходимо…

И всё равно: стоило зашататься передним зубам, как Роза впала в натуральную истерику. А потом заважничала: дескать, скоро будет взрослой, не то что некоторые малявки… Теперь уже пришлось успокаивать Хьюго. И так без конца.

«Представь, что будет лет через шесть, когда у Розы начнутся месячные, — ехидно заметил внутренний голос. И, вконец утратив представление о том, что стоит, а чего не стоит говорить усталой молодой ведьме, добавил: — Надеюсь, Хьюго хотя бы не будет бегать кругами и орать: «А у меня когда? А у меня когда?»

Гермиона неслышно застонала и призвала из мини-бара бутылку белого вина. Креплёного. Для вечера при свечах прекрасен утончённый сухой рислинг, но после всего пережитого Гермиону мог поставить на ноги только портвейн (рекомендация повитух, ведьм и домохозяек Туманного Альбиона с семнадцатого века).

Вообще, для работающей, разведённой (то есть свободной) женщины с двумя детьми — Гермиона справлялась прекрасно. Вот только бы не сойти с ума, не спиться и не показать детям плохой пример (они уже и так вдохновенно орали «Мерлиновы кальсоны!» при любом удобном случае — а ведь Гермиона не сдержалась всего один раз…).

Портвейн постепенно расслаблял её мышцы с упорством и нежностью тайского массажиста, веки Гермионы отяжелели, и она провалилась в приятную дрёму…

Бах! Шмяк!

— Драккловы магловские дома!

Гермиона рефлекторно выпалила из палочки в направлении голоса и только потом распахнула глаза.

Несмотря на высказанное вслух неуважение к магловскому дизайну, представшее её взгляду… создание — на беглого сторонника Волдеморта, пожалуй, не тянуло: упитанная золотоволосая блондинка в коротком платьице с бахромой и дурацкими серебряными крылышками была похожа скорее на бухгалтера, одевшегося на новогодний корпоратив девочкой-снежинкой.

Комическая картина. Если не обращать внимание на то, что Инкарцеро и Ступефай прошли прямо через нелепую визитёршу, не причинив ей никакого вреда. И на то, что защитные заклинания дома она тоже как-то преодолела.

— Они не выставляют блюдечки молока для духов, они не носят красную нитку оберега от фейри, они… запирают зубы в сейф вместо того, чтобы класть их под подушку! И в довершение всего, — лицо феи-бухгалтера исказила гримаса боли, — они расставляют везде проклятые пуфики из ИКЕИ!

Она без сил рухнула на вышеупомянутый пуфик (тот жалобно скрипнул), жеманно прикрыла глаза и изрекла:

— Впрочем, чего ещё ждать от девчонки, удалившей себе все четыре зуба мудрости… Видно с ними вся мудрость и повывелась. Мир… — она то ли вздохнула, то ли всхлипнула, — где не чтят традиции, обречён…

Гермиона, которую «девчонкой» не называли с детского сада, вскочила с дивана и пошла на «фею», угрожающе засучивая рукава. Раз палочка не помогла, она собиралась выкинуть нарушительницу спокойствия «проклятым магловским способом» — голыми руками.

— И с каких это пор «традиции» позволяют вломиться в дом без разрешения… не представившись… и хамить хозяйке дома?! Вы кто вообще такая?

Блондинка с крылышками впечатлённой не выглядела. Она смерила Гермиону наглым взглядом из-под полуприкрытых век и лениво спросила:

— А на кого я похожа, детка?

— На одну из тех неудачниц, которые в дурацих костюмах раздают на улице приглашения в стоматологическую клинику!

«Детка»! Это ещё хуже, чем «девчонка»! Гермиона была вне себя от ярости, но стоило ей сказать «стоматологический», как она вдруг ясно различила — по подолу платья и вокруг декольте блондинистого недоразумения была вовсе не бахрома. Подол был вышит изображениями маленьких серебристых человеческих зубов.

Северус Снейп то ли стоял, то ли сидел, то ли парил, то ли попросту был привязан. Позади сгущалась темнота, впереди — яркий свет, а между ними — что-то вроде стекла или мыльного пузыря.

По описанию всё это очень сильно походило на шарлатанские отчёты о посмертном переживании: ощущение невесомости, нестерпимое сияние, — но вместо этого Снейп ощущал себя Кеном, выставленным в коробке где-нибудь в витрине.

А перед ним в ореоле света парил вовсе не Господь и даже не апостол Пётр, а… Снейп чуть мысленно не сказал «Барби». Не минула его магловская культура, а казалось бы — столько лет прошло…

Впрочем, никакое платье диснеевской принцессы с высоким воротом, никакая тиара и ореол нестерпимого сияния не могли замаскировать приметы времени: женщина напротив Снейпа стриглась коротко, почти «под мальчика», и лениво прикуривала от палочки едва ли не папиросу.

— Ну что, пришли в себя, профессор? — осведомилась она. — Как я уже сказала, вы правы: умереть от зубов змеи для волшебника довольно странно… Если вы не один из Скамандеров, конечно.

— И?

Снейп многое готов был принять как данность, но разговаривать о собственной смерти, к тому же говорить о ней в прошедшем времени, — казалось ему немного странным. Зрение как будто возвращалось к нему постепенно, и сейчас он стал замечать, что «витрина» в которой он был выставлен, была не сплошь прозрачной. Это было окно в форме, устремлённого вверх полотнища с несколькими «хвостами». Ну или массивной табуретки. Очертание мучительно напоминало ему что-то ещё, а вот что — он никак не мог вспомнить.

Женщина с той стороны стекла задумчиво погладила высокий воротник своего платья — и вдруг устремила взгляд прямо на Снейпа.

— Вас прокляли, профессор. Прокляли на смерть. Но не очень качественно, поэтому сейчас вы в коме.

— Потрясающе, — закатил глаза Снейп. — Кто-то из учеников?

— Что абсолютно не удивительно, да.

— Намеренно?

— Что самое удивительное, нет.

Снейп хотел спросить что-то ещё, но вдруг задумался. Зачем заявляться к нему… ну, туда, где находится его сознание, чтобы сказать, что он проклят? Чтобы спасти? Но для этого обычно нужна хоть минимальная симпатия, а эта «Барби», похоже, его терпеть не может. Или чтобы добить? Но тогда в ход давно бы уже пошли пытки…

— И какая роль здесь у вас?

«Барби» усмехнулась:

— Это я прокляла вас, профессор.

— Так, давай подытожим, — Джинни со вздохом обняла руками высокую чашку с травяным чаем. — Тебе явилась зубная фея? И заявила, что ты наследница древнего рода фейри, ши, благого двора или кого-то там ещё? Что твой предшественник на посту повелителя фей умер — и теперь ты королева зубов всея Великобритании?

Она честно старалась просто излагать факты, но мнение со своего лица не убрала.

— Ты думаешь, я спятила, — нахмурилась Гермиона.

Она даже бросила отпиливать кусок брусничного торта, которым собиралась заесть стресс и ощущение нарастающего абсурда. Она повторила, стараясь говорить медленно, спокойно и с расстановкой:

— Ты считаешь. Что я. Сумасшедшая.

Джинни Поттер и Луна Лавгуд обеспокоенно переглянулись, но ничего не сказали. А Гермиона проследила взглядом до большого разделочного ножа, измазанного красным вареньем… всё ещё зажатого в её правой руке.

Она бросила нож и вздохнула.

— Слушайте, я не сошла с ума, честно. Мне это не приснилось. И… — она бросила суровый взгляд на Джинни Поттер, которая исподтишка косила глазами на обширный бар в соседней гостинной, — я не напилась. По крайней мере, не настолько. Она действительно была здесь. Чем бы она не была.

Луна, до сих пор задумчиво то заплетавшая косу, то расплетавшая её обратно, пожала плечами:

— Зубная фея? Это же всего лишь магловская сказка. К тому же совершенно антинаучная. По-моему, эта твоя «фея» просто мошенница.

Джинни и Гермиона переглянулись, не зная, что можно на это сказать.

— Почему антинаучная? — осторожно поинтересовалась Джинни.

Гермионе могло показаться, но после выпада Луны ехидная и скептичная миссис Поттер почти встала на её, Гермионы, сторону.

Луна ещё раз безмятежно пожала плечами.

— Фейри всесильны, всемогущи и изменчивы. Зачем им привязывать себя к какому-то одному занятию? Даже кусачие феи, обитающие в гардинах, могут делать практически всё и жить практически везде. Так для чего существа, интересующиеся лишь зубами?

— Эдвард Клейборн в трактате тысяча пятьсот девяностого года постулировал, что «суть всякой твари колдунской — в зубах её и тени», — живо откликнулась Гермиона. Она уже изучила этот вопрос и теперь почти радовалась возможности наконец-то апеллировать к чему-то привычному и надёжному: книжным источникам. — Зубы, по Клейборну, служат каналами воображения, а значит и магии. Кто владеет зубами, тот владеет магией.

— В таком случае, — необыкновенно серьёзно заметила Луна, — это огромная власть. Куда сильнее, чем та, что была у Волдеморта. Не просто власть над телом, но над духом, воображением… Эти феи, они ведь собирают детские зубы?

Гермиона рассеянно кивнула, не очень представляя, куда приведёт этот диалог.

— А дети — источник сырой магии и воображения, не знающего преград, — торжественно провозгласила Луна. — Тогда почему мы не знаем ни об одном великом волшебнике, тёмном властелине или теневом политике, который вышел бы из… «зубных фей»?

На этот вопрос у Гермионы ответа не было.

— Что? Я вас даже не знаю!

Снейп возмущённо дёрнулся в своей «витрине», но та только подавалась назад, упругая и бесформенная, как кисель — и сразу возвращалась обратно, припирая его к стеклу.

Женщина в белом бальном платье недобро усмехнулась:

— Ой ли? Правда, я довольно сильно изменила имидж, но ведь для вас, профессор, это не помеха. Вы всё равно «не видите особой разницы»…

Понимание настигло Снейпа и — за неимением лучшей метафоры — сомкнуло свои холодные зубы на его загривке. Зубы! Малфой и Кребб с Гойлом что-то сделали, наколдовав Грейнджер зубы моржа. А он не отреагировал, искренне надеясь, что Гарри с Драко после этого сцепятся так, что у Снейпа будет законная возможность наказать обоих. И никакой Люциус, никакой Дамблдор не смогли бы ему ничего возразить.

Если подумать, именно после этого жизнь Снейпа окончательно покатилась по наклонной.

— Грейнджер? — выдохнул он. — Так и думал, что если кто-то меня сглазит, то это будете вы… Но что значит этот маскарад? Вы похожи на фею-крёстную из постановки «Золушки»!

Под фразой про сглаз он подразумевал: «Только вы думаете, что всё уже знаете, а потом берётесь за то, совладать с чем сами не в силах». Но Гермионе этого не знала, а потому была слегка польщена.

— Мне тоже не нравится этот наряд, — миролюбиво заметила она. — Но я зубная фея.

Со Снейпом случилось что-то, напоминающее не то последействие Ступефая, не то конвульсии человека, поперхнувшегося абрикосовой косточкой.

Гермиона уже почти шагнула навстречу, чтобы ему помочь, как вдруг вспомнила, что здесь он всего лишь бесплотный дух, а значит… Ну да, он просто смеялся.

— Вы не облегчаете мне задачу, сэр… Чтобы отменить проклятие, я должна вас простить, а не убедиться, что была полностью права.

* * *

Вот здесь-то они и застопорились. Снейпу, безусловно, хотелось выйти из комы. Гермионе — наконец-то закончить свою «работу над ошибками», которую на неё повесил Совет фей. В конце концов, только тогда она станет полноправным представителем от Великобритании. Она столько сможет сделать! Найти всех маглорождённых, не получивших письма из Хогвартса в год владычества Волдеморта… возродить уважение к магическим созданиям… Найти новые «места силы», чтобы построить ещё пару школ наподобие Хогвартса.

Но между ней и новыми горизонтами стоял, будто камень Стоунхенджа, Снейп. Один только он. Остальных ей уже удалось простить, пожалеть, передумать… Мерлин мой, даже Драко больше её не бесил, но… Снейп!

— Нет-нет, я должна… — она прикрыла глаза и попыталась сосредоточиться. — Вы так много сделали для победы над Волдемортом. Столько раз нас спасали… даже если случайно. И ваши чувства к Лили…

Снейп замолчал и уставился на Гермиону.

— А… так вот как её звали… — через какое-то время протянул он.

Теперь уже она вытаращилась на него в ужасе:

— Простите, но вы что, забыли..?

Снейп раздражённо дёрнулся в своей «витрине».

— Память, которую я отдал… Видимо, я её не скопировал, а отдал полностью. Всё было так быстро… и этот яд…

Он сконфуженно замолк. Не в его привычках было делать работу плохо. Но эта девчонка! Он мог бы вернуть воспоминания, если только он в коме не больше месяца. Но, конечно, прошло куда больше. Вот, скажем, Гермиона: она сказала «у меня дети» и упомянула развод. Сколько же лет он уже валяется в больнице? Такие как Грейнджер редко разводятся меньше чем через двадцать лет после свадьбы: раньше не позволит ни упрямство, ни богатый багаж методик дрессуры мужа.

Хорошо, что ничего из этого он не произнёс. Потому что Гермиона неожиданно поняла, что больше не сердится. Вот совсем. Казалось бы, любовь к матери Гарри была единственной хорошей чертой Снейпа, а без неё он просто немолодой сварливый человек, но… Теперь Гермиона больше не могла относиться к нему как к «тому самому» Снейпу.

Все обиды, все разочарования, все надежды — это было о ком-то другом. О ком-то, кто, возможно, даже не жаждал пробуждения от комы — а значит вся её миссия была бы просто садисткой пыткой.

Этот же Снейп был просто незнакомцем. Не то, чтобы она жаждала заново его узнать, но… уж проклятие точно снять могла.

Две тысячи семнадцатый год

— Скажите, мисс Грейнджер, как вы нашли моё сознание?

— По зубу мудрости. Хотя он был в таком состоянии, что я бы его скорее назвала зубом глупости…

— Я его удалю. У меня теперь нет привычки спорить с зубными феями…