Точка отсчета (джен)

— Мне не нужны никакие новые друзья! — в запальчивости выкрикнул Чоко и со всего размаху зарядил ногой по ближайшему ящику. Тот отлетел в стенку и развалился.

Микки меланхолично продолжил курить, не обращая особого внимания ни на ярость Чоко, ни на шумные последствия его действий. Микки давно привык к таким выплескам у друга, которые могли накрыть его в любой момент.

Микки порой казалось, что он знает Чоко лучше, чем тот знает себя. А иногда наоборот — не знает совсем. Микки помнил веселого мальчишку, с которым познакомился в детском саду. Хорошо помнил и тот момент, когда добродушный любимчик всех, кто его знал, превратился в нелюдимого и дикого подростка, живущего с нелюбимыми родственниками после гибели всей своей семьи.

Микки пару раз встречался с матерью Чоко, который был на нее очень похож. Но гораздо лучше Микки знал его младшего брата — вечно шебутного и веселого Масу, который везде совал свой любопытный нос. Чоко всегда таскал Масу с собой. И никогда от него не уставал. Микки не знал больше никого, кто так бы носился с младшим братом. Приятели обычно старались отделаться от братьев и сестер побыстрее. Но Чоко… Он был слишком привязан к своей семье. Может быть, поэтому их потеря настолько больно по нему ударила. Сам Микки порой думал, что исчезни его мать насовсем, то в его жизни ничего бы особо не поменялось. Разве только дома стало бы тише. Ведь не было ни единого дня, чтобы мать не сцепилась с бабушкой по какому-нибудь поводу, который самому Микки казался высосанным из пальца. Впрочем, мать и бабушка всегда жили как кошка с собакой. При этом, если бы Микки попросили выбрать, с кем оставаться, то выбрал бы он бабушку.

Каё-сан всегда была женщиной властной и строгой, но никогда ничего не требовала сверх меры. Вот только даже в той малости, что бабушка просила у своей дочери, мать видела только желание ее унизить. Микки честно не понимал, почему помыть сковородку после того, как все пообедали самым офигенным карри на свете, было настолько сложно. Сунуть под воду, провести пару раз тряпкой, да и все дела. У бабушки даже никогда ничего не пригорало. В отличие от матери, которая вечно начинала вопить, стоило только попросить ее помыть посуду. Порой это бесило Микки до такой степени, что он был готов проклятую сковородку в стенку запустить. А один раз захотелось даже кинуть в мать. Чтобы заткнулась. Да, она работала. Ну так и бабушка работала. Зачем мериться тем, кто больше чего сделал для дома, Микки тоже не понимал. А потом и вовсе хватал сковородку и тащил ее в мойку до того, как кого-то попросят ее помыть. Лишь бы лишний раз не глохнуть от претензий. Сначала одиночных, потом взаимных.

Нет, бабушка не кричала. Она всегда говорила спокойно и по делу. Но все равно хотелось свалить подальше. Когда Микки подрос — он так и начал делать. Особенно если мать была дома. Когда ее не было — все было отлично. Они с бабушкой всегда находили чем заняться. Именно с ней они чинили первый в жизни Микки велосипед, с которого он несколько раз упал, а потом и вовсе влетел в дерево. И рассмеялся, потирая синяк на лбу. Уж больно всерьез испугалась бабушка. Она тогда придирчиво осмотрела сначала внука, потом велосипед. Оба пострадали совсем чуть-чуть. И вечером, достав набор инструментов, который купили вместе с велосипедом, Микки с бабушкой принялись исправлять учиненный деревом и совсем немного любимым внуком ущерб. Вместе с бабушкой Микки читал свои первые книжки и первую мангу. Делал динозавра на конкурс в первом классе младшей школы. Учился готовить, но у него все равно ничего толком не получилось. Разве только он научился ювелирно сжигать сковородки. Бабушка только смеялась. И покупала новую, о которой говорили в рекламе по телевизору. Мать же хмурилась и недовольно качала головой на все эти кулинарные эксперименты.

Бабушка говорила, что настоящий мужчина должен все уметь, ведь неизвестно, с какой проблемой придется в жизни столкнуться. И всегда при этом вспоминала дедушку, которого Микки никогда не видел. Он умер за пару лет до его рождения: его сбил не справившийся с управлением новой машины водитель, когда он шел домой и нес жене подарок на очередную годовщину свадьбы. Микки часто рассматривал фотографии в старом фотоальбоме. Дедушка был видным мужчиной. За такими обычно бегала куча девушек. Бабушка подтверждала это. Но выбрал он все равно свою одноклассницу, с которой был знаком чуть ли не с пеленок. И принимал в ней и жесткий характер, и нелюбовь к сидению дома, и привычку постукивать по столу, когда принимала важное решение. Сам дедушка был довольно мягким человеком. Может быть, именно поэтому они жили в мире между собой, дополняя друг друга. Микки было жалко, что он так с дедушкой и не познакомился. И даже мать порой вытирала слезы, когда вспоминала об отце, который ушел молодым. Наверное, с ним у нее были отношения лучше, чем с матерью.

Человека, который был его отцом, Микки тоже не знал, но он верил бабушке, что тот был никчемным придурком, неспособным на серьезные поступки. И, скорее всего, это было правдой, потому что мать всегда замолкала и опускала глаза, если кто-то вспоминал о ее бывшем муже, слинявшем в неизвестное далеко, когда Микки не было и полугода. Микки же всерьез не понимал, как можно бросить семью и сбежать. Сам бы он точно никогда так не поступил.

А вот у Чоко его семью отобрал какой-то пьяный мудак, севший за руль своей груды металлолома. Почему в таких случаях всегда гибли те, кто был ни в чем не виноват, Микки не знал. И это здорово бесило. Бесило так, что Микки помогал Чоко выслеживать пьяных уродов и подрезать их по дороге домой. Или к очередному бару. В первый раз они сделали что-то подобное, когда еще у обоих не было байков. Вернее, Микки даже не представлял, что вытворит его друг, когда увидит, как какой-то офисный планктон в галстуке, завязанном на лбу, выпрется из бара неподалеку от того места, где Чоко и Микки ели мороженое, и начнет садиться в свою машину.

Чоко тогда просто застыл на месте, словно сам превратился в кусок фруктового льда. Он сидел, уставившись на то, как этот пьяный придурок ругался, хлопая себя по карманам в поисках ключей. Мороженое у Чоко свалилось с палочки именно в тот момент, когда послышался звук мотора. И одновременно Чоко соскочил с парапета, на котором они с Микки любили зависать и греться на солнышке. Но тут же замер, словно не мог решить, что же ему делать дальше. Микки соскочил следом. С аварии прошла всего пара месяцев, и Микки с того времени, как Чоко снова стал появляться на улице, всегда ходил за ним по пятам. Благо это было совсем нетрудно: до дома дяди, а именно он забрал к себе Чоко, на велике можно было добраться за пять минут. Микки совсем не нравилось, каким стал его лучший друг. А еще он прекрасно понимал, что не так уж хорошо он теперь его знает. Чоко стал угрюмым и настороженным, словно ото всех ждал только плохого. Но не от Микки. Когда они впервые встретились после аварии, в день выписки Чоко из больницы, друг проплакал у него на плече полчаса. Микки тогда очень хотел, чтобы Чоко сумел выплеснуть со слезами хоть часть своего горя. И радовался, что Чоко все же остался его другом, хоть и переменился до неузнаваемости.

В тот вечер, когда Чоко блестящими от ярости глазами смотрел на то, как дергающийся во все стороны автомобиль выезжал со стоянки, Микки своего друга не узнавал. Чоко был похож на натянутую струну, которая вот-вот лопнет. И рассечет всех, кто окажется рядом. Микки хотел положить руку на плечо друга, но в этот самый момент машина все-таки выехала на дорогу, а Чоко бросился ей наперерез. Из-за того, что еще не была набрана скорость, или потому что придурок был не настолько пьян, как казалось, но затормозить он успел. И даже, пошатываясь, выполз из машины и принялся орать на Чоко. Тот недолго послушал, а потом ударил. Неловко, но со всей силы. Чоко попал пьяному уроду прямо в челюсть. Было странно, как он сумел дотянуться. Но даже такого удара хватило, чтобы толком не стоящий на ногах придурок потерял равновесие и грохнулся прямо под ноги Чоко. Микки хотел рассмеяться — уж больно потешно все выглядело, но смех в буквальном смысле застрял у него в горле, потому что Чоко принялся бить упавшего ногами. Зло, с ненавистью и со слезами ярости на глазах. Микки даже показалось, что Чоко хочет этого человека убить.

Так продолжалось несколько долгих минут — Чоко бил, Микки молча стоял и смотрел, не пытаясь Чоко остановить. Даже наоборот — был полностью уверен в том, что друг прав. Если сейчас остановить очередного пьяницу и не дать ему сесть в машину, кто знает, может быть, какая-нибудь семья благополучно доедет до парка аттракционов, а оттуда домой. И мальчишка или девчонка сядет ужинать вместе со своими мамой и папой, а не будет лежать в больнице и пялиться в потолок, потому что внутри все выгорело настолько, что нет сил повернуться и увидеть, что в окне сияет яркое солнце. А если Чоко вообще убьет этого урода, то он точно больше никому не причинит вреда. И Микки знал, что Чоко сейчас примет за оскорбление, если друг начнет ему помогать. Сейчас это только его война. Но потом… Потом она точно станет общей.

Чоко не остановился даже тогда, когда из бара выползла очередная компания. Их заметили не сразу, но когда враз протрезвевшие гуляки кинулись к ним, Микки схватил Чоко за руку и потащил его прочь. Чоко не сопротивлялся, поэтому убежали они довольно быстро и далеко. Остановились, чтобы отдышаться, когда до дома Микки оставалось только перейти улицу.

— Прости, — Чоко говорил так спокойно, словно только что не бежал сломя голову вслед за Микки. — Ты оставил там свой велик.

— Ничего страшного, — Микки улыбнулся. — Его сразу и не заметишь. Завтра схожу и заберу. Да и вряд ли кто-то вообще обратит на него внимание.

— Думаешь, я зря это сделал? — Чоко так сильно сжал руку Микки, что тому даже стало больно. — Но я просто не мог все так оставить. Он бы поехал… Он бы кого-нибудь убил… А я… Я не хочу, чтобы кого-то убили, как маму, папу и Масу. Не хочу! — Чоко затрясло, и он чуть не упал.

Микки притянул друга к себе поближе и обнял изо всех сил.

— Ты все правильно сделал! — Микки говорил негромко, но Чоко точно услышал. — Таким людям не место рядом с другими. Их надо всех проучить так, чтобы запомнили на всю жизнь!

— Я все думаю, если бы я не захотел тогда поехать в парк, может — ничего бы и не случилось? — проговорил вдруг Чоко срывающимся голосом. — Мы бы не поехали, и все бы остались живы.

— А может быть, и нет, — Микки вытащил из кармана платок, который всегда на всякий случай клала бабушка, и вытер Чоко глаза, снова заблестевшие от слез. — В том, что случилось, виноват только тот пьяный урод, что врезался в вашу машину. Вдруг бы он напился на следующий день и все равно убил всех. А еще… — Микки помолчал. — Я знаю, тебе это будет неприятно слышать, но я рад, что ты выжил. Я не знаю, что было бы со мной, если бы ты вдруг взял и пропал навсегда. Ты — мой единственный лучший друг. А бабушка всегда говорит, что нет ничего страшнее, чем потерять лучшего друга. Ведь у друзей все общее — сердце, душа, чувства, мысли.

— Значит, ты знаешь, что я сейчас чувствую? Как мне плохо? Как мне больно? — Чоко, уже не сдерживаясь, снова разрыдался. — И как мне со всем этим теперь жить?

— Надо просто помнить, — Микки погладил Чоко по голове. — И все. Пока ты их помнишь, они рядом с тобой. Никто не сможет их отнять.

— А если я все-таки виноват в том, что они… Что их нет? — Чоко всхлипывал, а Микки все продолжал гладить его по волосам. — Ты же не бросишь меня тоже?

— Конечно, нет! — Микки даже рассердился, и Чоко это понял.

— Прости меня, — Чоко все еще всхлипывал, но плакать перестал. — Прости. Я не хотел тебя обидеть. Просто я не смогу, если еще и ты куда-нибудь денешься.

— Никуда я не собираюсь, — Микки взял Чоко за руку. — Пошли ко мне. Бабушка обещала сегодня карри сделать.

— То самое, когда и тарелку можно съесть? — улыбнулся вдруг Чоко, а Микки словно отпустило где-то внутри, ведь Чоко не улыбался уже так давно. И пусть эта улыбка была всего лишь слабой тенью той, что была у него когда-то, но все равно это самая настоящая победа.

— Именно! И матери нет дома! Можем спокойно поесть и посмотреть новую мангу. Наверняка бабушка не забыла купить. А еще есть игра новая. Я не открывал. Все ждал тебя, чтобы снова вместе поиграть.

— Спасибо тебе, — Чоко так серьезно это произнес, что Микки стало не по себе. — Я никогда не забуду сегодняшний день.

Микки тоже никогда не забывал тот день, а точнее вечер. Ведь именно тогда у них началась совсем другая жизнь. Чоко уже скоро научился драться не хуже самого Микки, который с раннего детства выяснял отношения с мальчишкой по имени Хаято. Что они когда-то не поделили, уже никто из них и не помнил. Но при каждом удобном или неудобном случае они оба нарывались на драку. Но Хаято так ни разу и не победил. Чоко иногда хотелось даже в ладоши похлопать, когда в очередной раз Микки стоял над поверженным врагом. А ведь Хаято нельзя было назвать слабаком. Его опасались, а порой и откровенно побаивались и парни постарше. А еще Хаято бредил машинами. Микки всегда говорил, что Хаято прямая дорога в босодзоку⁽¹⁾. Вот где скорость и адреналин.

Впрочем, их двоих назвали полоумными босодзоку раньше Хаято. Сначала байк появился у Микки, который несколько лет откладывал все свои карманные деньги, да и вообще каждую иену, которая оказывалась у него в руках. А потом дядя купил байк Чоко, который после этого уверенно сказал, что дядя луну с неба достал бы, лишь бы проблемный племянник был подальше от его приличного дома.

Чоко выполнил это напутствие по-своему: стал появляться в доме, который так и не стал ему родным, лишь по выходным да в те дни, когда приходили из социальной службы с проверками. Но они никогда не являлись без предупреждения, поэтому вся семья пару часов делала вид, что все без ума от всех. У Чоко от лицемерных улыбок сводило скулы потом еще несколько часов. Жил же Чоко почти постоянно у Микки, с удовольствием поедая и карри⁽²⁾, и онигири⁽³⁾, да и все, что готовила Каё-сан. Не брезговал и мыть посуду за всеми. Мать Микки появлялась в родном доме редко, в очередной раз встречаясь с кем-то, налаживая свою личную жизнь. Ни Микки, ни тем более Чоко было вообще неинтересно, с кем.

Поначалу Чоко пытался понять, почему мать так относится к Микки, но никак не мог уложить в голове то, что он видел. Микки точно знал, что в такие моменты Чоко вспоминает свою маму. И то, как она относилась к своим сыновьям. Микки был бы рад, если бы Чоко так и не узнал, что не все матери любят своих детей, но скрыть то, что происходило, Микки при всем своем желании от Чоко не мог. Через некоторое время Чоко стал смотреть на мать друга как на странное недоразумение, а потом и вовсе как на пустое место. Принципиально не замечая, если та вдруг оказывалась рядом. И в ответ получал такой же игнор. И все-таки однажды Чоко не удержался и спросил напрямик:

— А зачем вы рожали себе сына, если он вам был не нужен, Кайя-сан?

Микки усмехнулся, когда мать уронила расческу и удивленно повернулась к Чоко.

— Ты считаешь вежливым задавать подобные вопросы взрослым? — Кайя удивленно смотрела на такого симпатичного парнишку, от которого в последнюю очередь она ожидала чего-то подобного.

— А какая разница, сколько кому лет? — сверкнул мгновенной и какой-то безумной улыбкой Чоко. Микки отлично знал, каким красавчиком был его друг и как легко он мог добиться всего, чего хотел. Вот только никто не видел, какая тьма живет внутри Чоко. А когда она вырывалась наружу, то врассыпную стоило бежать всем, кто оказывался рядом. — Моя мама готовила мне завтрак, читала книжки на ночь, ходила со мной гулять, всегда расспрашивала о том, как прошел мой день. А вы даже не приехали, когда Микки заболел и угодил в больницу. Какая же вы мама после этого? Вы обычный посторонний человек, которому совсем не место там, где живет Микки.

— Да как ты смеешь! — Кайю словно подбросило на месте. — Коске заболел по собственной вине! Нечего было таскаться под дождем. Сидел бы дома, а не гонял на своем чертовом мотоцикле, ничего бы не случилось.

— Вы ведь даже не знаете, почему он гонял на своем мотоцикле под дождем, — улыбка Чоко превратилась в ледяную, и от нее матери Микки точно стало еще больше не по себе. — А если бы спросили, я бы сказал, что он спасал друга. Спасал меня. А ради вас я бы запретил ему даже на солнце выйти. Лег бы поперек его дороги и не отпустил. Потому что вы не заслуживаете, чтобы вас спасали. Вы бросили своего сына. А такие матери все равно что пьяные водители. Вы все не имеете никакого права на ту жизнь, что у вас есть.

— Это уже слишком! — Кайя трясущимися руками покидала в сумку косметику и кошелек и чуть ли не бегом бросилась к двери. — Я вернусь сюда только тогда, когда этого дрянного мальчишки тут не будет!

— Значит, еще несколько лет спокойной жизни нам обеспечено, — усмехнулся Микки звуку захлопнувшейся двери. — Почему ты вдруг вспомнил о том случае? — он внимательно посмотрел на Чоко.

— Просто тогда ты наплевал на все, даже на собственную жизнь, и пришел мне на помощь, хотя сам валился с ног от болезни.

Микки налил Чоко чаю, протянул другу шоколадку, которую принесла бабушка, и вспомнил тот дождливый день, когда сам чуть не потерял лучшего друга.

Все началось за несколько дней до него. Тогда они с Чоко остановили очередного пьяного урода, который гнал со всей дури и уже успел зацепить несколько машин. Дорогущий «мерседес» вилял среди автомобильного потока так, будто он был один на дороге. Микки тогда было интересно, куда подевалась полиция, Чоко же просто хотел остановить урода. Это удалось не сразу, но все же удалось. И вовремя. По встречной полосе неторопливо ехал семейный минивэн, из окна которого выглядывало любопытное личико совсем маленькой девчонки.

Микки умудрился вывернуть свой байк так, что водителю иномарки ничего не оставалось, кроме как прижаться к обочине и остановиться. Насколько был взбешен Чоко, было понятно даже тем, кто его совсем не знал. Микки не успел еще слезть с байка, а его друг уже вытащил из машины водителя и как следует его несколько раз ударил. Губы у Чоко побелели, а глаза стали бешеными, когда он повалил ублюдка на землю и начал бить тяжелыми берцами, которые купил всего лишь на прошлой неделе, внимательно осмотрев тяжелые рифленые подошвы.

Через несколько мгновений Микки, взглянув на друга и увидев, какими резкими стали его движения, кинулся к нему и оттащил в сторону. Чоко сопротивлялся и пытался вывернуться из крепких объятий, но это ему не слишком удавалось. В это же время из машины выскочила девица, которая не особо хорошо стояла на ногах. Но от ее ора у Микки моментально заболела голова.

— Совсем долбанулись! — девка орала чуть ли не ультразвуком. — Да я все отцу расскажу! Он вас в порошок сотрет за моего Юкичи!

— Вот же дура, — Микки сплюнул и отпустил Чоко, который перестал вырываться и уже более спокойно и даже с каким-то любопытством рассматривал накрашенную как индеец на тропе войны девицу в модном платье, рекламу которого мог не увидеть только слепой. — Ладно вы бы разбились. Таким мажорным отбросам на тот свет самая дорога. А если бы вы с собой кого-то прихватили? Из тех, кто не так стремится свалить с этого света.

— Тебя забыли спросить! — пьяно расхохоталась девица. А потом буквально рухнула рядом со своим Юкичи, который окровавленным мешком так и валялся возле машины. — На себя посмотри! Это кто из нас еще отброс!

— А у кого-то есть сомнения? — Чоко усмехнулся и пошел к своему байку. — Смотреть тошно на таких уродов.

— Вы еще пожалеете! — девица кричала вслед, одновременно пытаясь набрать какие-то цифры на телефоне, но все время попадая мимо.

— Если вы к тому времени не упьетесь до смерти! — Микки завел мотор и рванул вслед за погнавшим на бешеной скорости по трассе Чоко. Адреналин еще точно бушевал у него в крови, а что же лучше всего в таком состоянии делать? Конечно, гнать по дороге, подставляя лицо ветру и ощущая свободу от всех условностей этого дурацкого окружающего их мира, где доброта встречалась очень редко. Да и то могла отстоять свое мнение только кулаками.

Они гнали тогда так долго, что окончательно стемнело, а дорога опустела. Они неслись по трассе, разгоняясь по максимуму. Микки пьянел от скорости и ветра, Чоко — от свободы и нестерпимой боли, которая накрывала его каждый раз после того, как им удавалось отделать очередного придурка. Эта боль напоминала Чоко о том, что он еще жив и умеет чувствовать. Микки был в этом совершенно уверен. Ведь порой Чоко словно превращался в каменную статую. И ни драки, ни превосходящий противник, ни сладость победы не существовали для него. Микки боялся таких моментов даже больше, чем припадков безудержной ярости, к которым ему самому тоже не надо было привыкать. Их не зря звали психами. С ними никто не хотел связываться, но это не помогало, если Чоко и Микки решали, что необходимо кого-то поучить быть не таким высокомерным. А еще откуда-то вновь появился Хаято, теперь уже с выкрашенными в золотой цвет волосами, которые он собирал в замысловатый регент⁽⁴⁾. Теперь у Хаято была яркая расписанная машина и своя банда, славившаяся на всю округу сумасшедшими выходками.

Но на самом деле ничего не изменилось. Чоко это сказал, когда они валялись на траве и глазели на сияющие в небе звезды.

— Почему он все время к тебе лезет? — Чоко лениво жевал травинку, выглядя в свете луны еще более потусторонне, чем обычно. — Ничего не поменялось. И никогда не поменяется. Он не сможет выиграть у тебя. Ты сильнее.

— Почему ты так считаешь? — Микки закашлялся, но лишь махнул рукой на обеспокоенный взгляд Чоко.

— У тебя есть лучший друг, а у него — нет, — Чоко продолжал внимательно смотреть на Микки, а потом приложил ладонь к его лбу. Нахмурившись, наклонился и тронул лоб еще и губами. — У тебя точно температура! Надо ехать домой.

— Пока не могу, — Микки прикрыл глаза и лег обратно на траву. А через мгновение почувствовал, как Чоко притянул его ближе к себе и обнял.

— Почему?

— Голова раскалывается, — Микки чувствовал, как становится теплее, а холод, который поселился в теле, медленно, но отступает. — Если сейчас сяду на байк, то могу не доехать.

— И как давно тебе нехорошо? — Микки точно знал, что сейчас на лице у Чоко настоящая растерянность.

— Стало не по себе совсем недавно. Но это пройдет. Наверняка откат после сегодняшнего дня. Он был довольно напряженным. Да и последняя неделя тоже.

— Я волнуюсь за тебя, — непривычно испуганно проговорил Чоко. — А еще все думаю, нужна ли нам старшая школа? Может, хватит с нас учиться? Что мы еще можем нового и интересного узнать? Дядя даже выбрал мне школу и хотел оплатить ее. Но я сказал, что пойду туда, куда пойдешь ты. Ему пришлось смириться. До чего же некоторые люди боятся осуждения окружающих. Сейчас он набрал себе очков за счет меня. Как же! Взял в дом бедного и несчастного племянника. Сделал одолжение! — Чоко сплюнул и сорвал новую травинку. — Взять-то взял, а что дальше нужно делать — так и не понял. Я с самого начала его раздражал. И его, и его чертову семейку. Не знаю, если бы я остался прежним, может быть, все было бы по-другому. Хотя и когда была жива мама, мы не слишком хорошо общались. Мама говорила, что ее брат не способен на серьезные поступки. Когда он взял меня, я решил, что мама ошибалась. Вот только это было не так. Я чувствовал, что мешаю. Его дочери смотрели на меня как на врага, потому что им пришлось жить в одной комнате, его жена была явно не рада, что на нее повесили еще одного ребенка, которому к тому же по ночам снятся кошмары. Сначала я ничего не замечал, мне ни до чего не было дела. Но когда я немного пришел в себя, то… — Чоко помолчал, а потом продолжил: — Я стал невидимкой. Привидением. Ходил по дому, пока все спали или никого там не было. Не ел с ними. Вообще старался ничего у них не брать. Уходил рано, возвращался поздно. И всем было на это наплевать.

— Хочешь сказать, что ел только у меня дома? — ошарашенный Микки даже забыл про головную боль, что становилась все сильнее и сильнее. — Почему молчал?

— Мне хватало, — взгляд Чоко был устремлен в никуда. — К тому же Каё-сан всегда давала мне еды с собой. Она меня понимает. А вот жена моего дяди даже не замечала, что завтрак, который она делала для всех, забирали с собой в школу только ее дочери. Это было так смешно и обидно одновременно.

— Если бы я знал обо всем, я бы заставил тебя переехать к нам гораздо раньше! — почти обиженно выкрикнул Микки.

— Не волнуйся! — Чоко тихонько погладил друга по плечу. — Сейчас же все в порядке. К тому же теперь я знаю, какими лицемерными бывают даже самые близкие по крови люди. И я решил платить той же монетой. Я заставил дядю дать денег на школу, где мы будем учиться вместе. Я сказал ему, что если он так не сделает, то я всем расскажу, как ему на самом деле на меня плевать. Схожу к его начальнику, который дал ему повышение, съезжу к бабушке в Киото и объясню ей, что деньги, которые она передавала для меня, тратятся совсем не на меня. Пройду по всем соседям.

— Именно так ты и байк себе выбил?

— Нет, — Чоко покачал головой. — На него большую часть денег дали бабушка с тетей. А он добавил. Не купить не мог — это бы стало известно. Бабушка ко мне нормально относится. Тетя тоже. Я бываю у них иногда.

— Почему ты не уехал к ним? Ну… После того, что случилось?

— Не мог, — Чоко вдруг вцепился в Микки. — Не мог остаться совсем один. Не мог бросить тебя. Ведь у меня, кроме тебя, больше никого не осталось. А дядя и его семья… Они не могут сделать мне больно. Больно может сделать только близкий человек, а они мне чужие.

— Я рад, что ты не уехал, — Микки улыбнулся, но тут же закашлялся так сильно, что ему показалось, что вот-вот он подавится собственными легкими.

— Да что с тобой такое?! — вот теперь в голосе Чоко звучал неприкрытый страх.

— Должно пройти, — еле проговорил Микки между приступами кашля.

— Надо домой или в больницу! — Чоко судорожно что-то искал в телефоне. — Вот! Нашел! — он набрал номер: — Хаято-кун, очень нужна твоя помощь.

Пока Чоко растолковывал Хаято, где их искать, Микки мечтал о том, чтобы боль и кашель прекратились и его друг успокоился. Очень больно было смотреть на перепуганного Чоко, который наплевал на свою гордость и попросил помощи у врага. Они с Хаято не переносили друг друга, и дело было даже не в Микки. Просто они слишком по-разному смотрели на мир. И никогда ни в чем не были согласны. Пару раз они даже почти по-настоящему сцепились, но до драки дело не доходило. Микки смотрел на все это со стороны и не вмешивался. В конце концов, не маленькие дети и когда-нибудь между собой разберутся.

Хаято появился примерно через час. Кашель к тому времени утих, но Микки было настолько холодно, что он вжался в Чоко, который накинул на него свою куртку, пытаясь согреть получше.

— Да ты совсем расклеился! — Хаято недоуменно и с каким-то непривычным страхом рассматривал своего вечного противника. — Как умудрился?

— Спасибо, что приехал, — вместо Микки ответил Чоко.

— Давайте ко мне в машину. Ты ведь поедешь с ним, правильно понимаю? — Хаято взглянул на Чоко, и тот согласно кивнул.

— Тогда гоните ключи от байков. Мои парни отгонят их к дому Микки. И давай помогу. Микки все-таки не пушинка.

Дома они оказались быстро. Хаято так гнал по почти пустой ночной трассе, что картинки за окном менялись быстрее, чем Чоко мог представить. Он обнимал заснувшего в тепле Микки и смотрел в окно. Было непривычно рассматривать яркие фонари. Обычно Чоко и Микки видели их совсем по-другому.

Хаято всю дорогу молчал и только изредка поглядывал в зеркало заднего вида, словно чтобы убедиться, что с его попутчиками все в порядке. Потом помог довести Микки до дома. Каё-сан уже спала, но проснулась от шума, когда Чоко не удержал Микки и они вдвоем чуть не упали, уже добравшись до его комнаты.

— Что случилось? — войдя вслед за ними, строго спросила Каё-сан.

— Мы катались, а у него вдруг заболела голова и он начал кашлять, — Чоко раздел Микки и укутал его в одеяло. Микки, так толком и не проснувшись, недоуменно оглядывался по сторонам, будто и не узнавая собственной комнаты.

— Он с самого детства заболевал не постепенно, а вот так сразу, — Каё-чан вышла и вернулась с градусником, парой флакончиков и блистером с таблетками. — Сильно болеет несколько дней, а потом выздоравливает. А ты иди пока — попей чаю и ложись спать. А завтра посмотрим, что будет.

Наутро Микки лучше не стало. Он все время спал. Чоко принес ему поесть, но вся еда осталась нетронутой. Чоко вроде бы внешне был спокойным, слушал Каё-сан, отвез свои документы и документы Микки в новую школу. Март выдался на удивление теплым, и Чоко никак не мог понять, где же Микки, который всегда был довольно осторожен и не гонял, в отличие от Чоко, полуодетым даже в жару, мог так простудиться.

Два дня прошло спокойно. А вот на третий все и случилось. Оказалось, что они с Микки зря не послушали воплей той пьяной дуры из «мерседеса». Несколько автомобилей во главе с той самой машиной окружили Чоко неожиданно. Он даже и не сразу понял, что происходит. А когда разобрался, было поздно что-то предпринимать. Его прижали к обочине, стащили с мотоцикла и запихали в одну из машин. Долго куда-то везли. Потом выволокли на каком-то пустыре.

— И этот малолетка сумел так отделать Юкичи? — поджарый парень лет двадцати с недоумением рассматривал Чоко, который зло смотрел в ответ, крепко сжимая ладони в кулаки. Было понятно, что просто так он не отделается. Хорошим в сложившейся ситуации было только одно: до Микки эти уроды не добрались. Как же вовремя он заболел. Пусть так и будет. Микки все равно достоин жить гораздо больше, чем Чоко.

— Нефиг было пьяным за руль садиться! — Чоко насмешливо огляделся. Десять человек. Но того мудака из «мерса» среди них не было. Зато из окошка еще какой-то иномарки выглядывала та самая девица. — За это и получил.

— Не слишком ли много ты на себя берешь? — еще один парень в спортивном костюме вышел вперед с битой в руках.

— Ровно столько, сколько могу! — отчеканил Чоко, прикидывая, как действовать дальше. Понятно, что перевес не на его стороне, только вряд ли кто подозревает, на что он действительно способен. Чоко поймал презрительный взгляд еще одного парня. Тот рассматривал лицо Чоко и ухмылялся. Вот с него и надо начинать. Пока он думает, что ничего, кроме смазливого личика, у Чоко нет, надо действовать. А потом — прибьют его или просто искалечат, не так уж и важно. Главное, что Микки в безопасности.

Чоко кинулся вперед совершенно неожиданно. На руках у него еще красовались кожаные перчатки, а значит, руки на некоторое время были защищены. Он со всей силы влепил по ухмыляющейся физиономии, с удовольствием наблюдая, как парень рухнул как подкошенный. Пьяный или трезвый, но народ из этой компании явно на ногах стоял хреново.

Поначалу Чоко старался хоть как-то себя контролировать, но хватило его ненадолго. Ярость взяла свое и затуманивала все вокруг. Чоко пропускал удары, но гораздо чаще наносил их сам. Он бил со всей силы, как только кто-то из противников оказывался в пределах его досягаемости. Поначалу он быстро перемещался, как только видел свободную зону, но постепенно его начали теснить и окружать. Оставалось только стоять на месте и отражать удары, что сыпались со всех сторон. Один раз Чоко не углядел и получил битой прямо по голове. В глазах потемнело, а изо рта потекла кровь. Чоко понял, что если пропустит еще один такой удар, то точно не устоит на ногах. И тогда его просто можно забить и битой, и кулаками, и ногами.

К тому времени один глаз уже не открывался, перчатки висели на кулаках какими-то ошметками, а руки все сложнее было поднимать, чтобы прикрыться от ударов. Чоко в какой-то момент даже умудрился посмотреть на небо и облака. Все вокруг дышало покоем и миром, а ему, Чоко, оставалось жить каких-то несколько жалких минут. И именно в это время Чоко почувствовал, как к его спине прижалась другая. Кто-то пришел на помощь. Но кому было так небезразлично — сдохнет Чоко здесь и сейчас или проживет еще немного?

— Я не дам тебе навредить, ты понял? — Чоко услышал хриплый голос, который мог принадлежать только одному человеку. — Тебе надо просто еще немного потерпеть.

— Микки! — Чоко вдруг рассмеялся так звонко, что парни вокруг остановились и переглянулись.

Этим и воспользовались Микки и Чоко, кинувшись вперед и нанося удары. Чоко казалось, что все его силы снова возвратились. Микки же действовал четко и очень жестоко. Он бил, совсем не заботясь, к каким последствиям могут привести его удары. Чоко, разделавшись с очередным парнем, посмотрел на Микки и первый раз в своей жизни испугался. На лице Микки читалось нескрываемое удовольствие. Словно ему в радость калечить людей. А может, так и было? Причем для них обоих. Сколько раз они окунались в черную бездну адреналинового сумасшествия, когда вокруг ничего не существовало, кроме них двоих и их ярости? Все, кто выступал против них, потом обходили их за километр, когда выписывались из больницы на своих двоих, а порой и на костылях или в гипсе. Их ненавидели и боялись янки⁽⁵⁾ всей округи, если не всего города. Они были действительно сумасшедшими. Их дуэт прозвали «Бешеными Псами» не за красивые глаза, а за боль, которую они приносили. И за страх, который они всем внушали. А теперь Чоко знал, как выглядит он сам, когда отключались все чувства и желания, кроме одного: уничтожить все, что мешало жить так, как хочется. Мешало победить. Мешало жить на полную катушку и дышать полной грудью. Чоко улыбнулся своим мыслям и снова кинулся в драку. Нельзя было допустить, чтобы их двоих победила кучка каких-то придурочных мажоров, которые не знают, каково это — жить в собственной тьме, когда единственным лучом света является лучший друг. Который никогда не предаст и никогда не отвернется.

Когда Чоко вынырнул из своего кровавого дурмана, то увидел, что на ногах стоят только они вдвоем с Микки. Все остальные валялись на земле и больше напоминали окровавленные куски мяса, чем людей. Руки и одежда Микки и Чоко были все в чужой крови. А еще Микки явно стоял из последних сил. От него так несло жаром, что Чоко мигом скинул остатки кровавого наваждения и кинулся к другу. И именно в этот момент с неба настоящей стеной полился дождь, превращая все вокруг в какую-то странную и нереальную картину.

— Зачем ты приехал! — Чоко с трудом дотащил Микки до какого-то булыжника и усадил на него. — Тебе надо лежать и выздоравливать!

Микки, у которого один глаз заплыл, а под другим красовался кровоподтек, насмешливо усмехнулся разбитыми губами.

— И пропустить такое веселье?

— Я серьезно, Микки! — Чоко чуть не закричал. — Я так радовался, что ты в безопасности.

— Со мной все нормально, — Микки говорил негромко, периодически начиная покашливать. — Неужели ты считаешь, что я мог бросить тебя, когда ты попал в настоящую передрягу? За кого ты меня принимаешь?

— Как ты вообще нашел меня? Как узнал, где искать?

— Кибо позвонил. Они с Хаято ехали в больницу, когда Кибо увидел, что тебя прижимают. Пока Хаято ехал за вами, Кибо позвонил мне и висел на телефоне всю дорогу.

— У Хаято же ребра переломаны после вчерашней драки с этими придурками из Канагавы.

— А Кибо получил недавно хорошо так по голове. Несмотря на все это, они захотели помочь тебе, но машина заглохла неподалеку. Я видел их, когда проезжал мимо. Они просто не могли найти тебя, но я слишком хорошо знаю, куда поблизости можно отвезти человека, чтобы преподать ему урок.

— О чем ты?

— Не бери в голову. Это было очень давно. И даже не со мной, — Микки стукнул Чоко по плечу и в тот же момент отключился. Чоко оглядывался вокруг, думая, что же делать дальше, когда на пустыре появилась яркая машина.

— Опять влипли по самые уши? — Хаято, чуть прихрамывая, подошел к Чоко и Микки. За ним, чему-то улыбаясь, появился Кибо.

— Вы прям настоящие молодцы! — Кибо развернулся и со всего размаху заехал ногой с разворота парню, который встал и брел прямо на него, сжимая в руках биту. При этом сам чуть не грохнулся, поскользнувшись в грязи. — Так уделать всю эту гоп-компанию. Зная вас, они получили за дело. А вот его, — Кибо наклонился к Микки и потрогал ему лоб, — надо бы в больницу. Он так хрипел в трубку, что я думал, что зря набрал. Но потом он молнией пронесся мимо нас. Хотя с такой температурой странно, что с байка не свалился. Наверняка в глазах двоилось.

— Загружайте его в машину, — Хаято кивнул на Микки. — Надо его действительно побыстрее в больницу. А то еще окочурится раньше времени под таким-то ливнем. Хотя, — Хаято помог Чоко, который вдруг чуть не упал, подняться, — спасти друга и умереть — чем не шикарный финал?

Микки выплыл из воспоминаний, когда услышал, как очередной ящик влетел в стенку, а Чоко снова выругался и закурил. Слова Хаято, которые Микки тогда слышал как сквозь сон, все никак не шли у него из головы. Действительно — лучше ничего не придумаешь. Минус был только один: если спасти друга и умереть, то кто спасет его в следующий раз?

— Этот Кибо меня просто достал уже! — Чоко с удовольствием затянулся, а Микки огляделся. На заброшенном складе, где они периодически зависали, не осталось ни одного целого ящика. Зато мелких дощечек было хоть отбавляй. — То, что мы когда-то были с ним знакомы, а сейчас учимся в одной школе, не дает ему право все время к нам лезть. Ну сколотил он свою группировку, мы тут каким боком? Надоел!

— А может, это не так уж плохо, когда есть друзья? — вдруг проговорил Микки, а Чоко чуть не поперхнулся сигаретой от неожиданности. — Ты ведь всех их знаешь. Вдруг они станут нам настоящими друзьями?

— Микки, у тебя что — снова жар? — Чоко ошалело смотрел на своего друга. — Мне никто не нужен, кроме тебя.

— А если со мной что-то случится? — Микки смотрел непривычно строго, а Чоко выплюнул сигарету и подскочил к нему ближе.

— Даже не смей об этом говорить, или я тебе физиономию разукрашу так, что Каё-сан не узнает!

— В последней драке ты с таким трудом пришел в себя. Меня Кибо сумел вытащить намного проще.

— Да его чертовы вопли мне до сих пор мерещатся! — недовольно проговорил Чоко. — В ушах звенит этот его вопрос: «Кто ты?» Я — это я! Вот и весь ответ. И нечего больше ко мне цепляться!

— Но ведь этот вопрос действительно важный. Я — это я. Ты — это ты. А вместе мы настоящая сила. Но может, пришло время попробовать стать еще сильнее? Рядом с Кибо, Тентеном, Понджарой и Пи-чаном? Нам никто не помешает уйти и быть снова вдвоем, если все окажется не так, как я сейчас думаю, — Микки внимательно посмотрел на Чоко, который выбивал из пачки очередную сигарету.

— Я не могу ответить тебе сейчас, — Чоко вытащил зажигалку. — Но я обещаю, что подумаю.

— Договорились! — Микки потянулся, встал и пошел к своему байку. — Может, прокатимся до ближайшего кафе? Бабушка вернется только завтра, а мы с тобой все уже съели.

— Давай! — Чоко вывел свой байк со склада и взглянул на небо и облака. — Сегодня точно будет отличный день!

Микки рассмеялся и нажал на стартер. Все-таки он слишком хорошо знает своего лучшего друга. И никто никогда этого уже изменить не сумеет.

1) Босодзоку — несовершеннолетние хулиганы на мотоциклах и автомобилях, с которыми в 1980-е года боролись на правительственном уровне.

Вернуться к тексту

2) Карри —японское блюдо, представляющее собой мясо-овощной гарнир со смесью пряностей карри, обычно употребляется с рисом.

Вернуться к тексту

3) Онигири — блюдо японской кухни из пресного риса, слепленного в виде треугольника или шара, обычно в онигири кладут начинку и заворачивают в лист сушёных водорослей нори.

Вернуться к тексту

4) Регент — прическа, распространенная у японских хулиганов.

Вернуться к тексту

5) Янки — несовершеннолетние хулиганы, получившие это название потому, что на в 1960-х годах покупали одежду в американских магазинах.

Вернуться к тексту