Электрическое тело (гет)

13 ноября 2038 21:15

Корктаун, Детройт

Зеркало в ванной было достаточно большим, чтобы отражать его по грудь, но Коннор придвинулся так близко, что в нем осталось только лицо. С россыпью родинок на коже, заломами мимических морщин на лбу. Одинаковое для всей модели «Коннор» и почти такое же — для безымянного, разобранного на компоненты ради его ремонта, андроида RK900.

Его лицо — и одновременно чужое.

Искусная работа отдела «очеловечивания» Киберлайф. Глаза сбивали с толку больше всего: светло-карие вкрапления в темной радужке оптических модулей были знакомы, но сурово нависавшие над ними брови делали взгляд тяжелым и неприятным. На новом лице не отражалось ничего, кроме холодной сосредоточенности, хотя диод на виске — как индикатор активности его системы: нагрузки, расчетов, волнения — не выпадал из желтого спектра.

Коннор был встревожен.

— Пугает, да? — Он посмотрел в сторону выхода: Мэри. Тонкие предплечья в красных ободках закатанных рукавов рубашки прижимали к груди стопку полотенец, в теплом свете ванной комнаты искусственная кожа на бионическом протезе лишь незначительно отличалась по цвету от настоящей. Почему-то выглядела виноватой. Растеряна.

«Смущена?..» — кольнуло под лопатками любопытство, но Коннор не стал ему поддаваться и вернулся к отражению.

— Я стучала, но ты не ответил.

Он кивнул. Дефектная копия в зеркале повторила движение, точно утилитарный «интерфейс вывода»: информация передана, а его состояние — нет.

— Что должен испытывать человек, очнувшийся в чужом теле?

Судорожный вдох перебил тишину. Полотенца опустились на полку медленно, словно каждый жест требовал от Мэри огромных усилий. Подойдя ближе, она застыла.

— Не знаю, Коннор. Наверное — ужас. Непонимание и… желание, чтобы рядом был кто-то, кто скажет ему, что он не сошел с ума. Что он — это он, несмотря ни на что.

Коннор отодвинулся — чтобы увидеть себя по пояс. Увидеть бугры заплаток огнестрельных ранений и деформированную, потемневшую от удара током панель пресса. Стрэтфорд. Иерихон. Сьют. Он точно помнил эти события — как строчки в логах — но не чувствовал, что они произошли с ним.

Его воспоминания были другими: поврежденными, зиявшими дырами мутных сегментов, как мишень на стрельбище. Побывать с Хэнком у Элайджи Камски. Спуститься в «Омни Системс». Стать девиантом.

Как точка — первое по-настоящему человеческое переживание. Статистически невозможное — в башне на острове Бель. И, наконец, стоя перед тысячами внезапно свободных андроидов, узнать о планах Киберлайф — и пустить себе пулю под подбородок.

Так много событий — после снятия бэкапа. До выстрела. До смерти.

Мысленно возвращаясь к этому эпизоду, он чувствовал, как холодеет кожа под челюстью от прикосновения стального пистолетного жала. Но на таком похожем, и всё же чужом лице в зеркале, не было и следа повреждений.

Максимально эффектная и максимально неэффективная попытка самоубийства, когда ты андроид, а в твоем окружении есть опытный механик и гениальный хакер, способный вытащить из поврежденного процессора ошметки системы.

— Но для андроида всё должно быть иначе? — сорвалось с губ.

Теплая настоящая ладонь Мэри легла на плечо, и странное, колкое эхо распространилось от точки контакта. Воспоминание. В прошлом его система — RK800 — приняла перевод человеческих ощущений Мэри в программный код, и привязала к касанию.

Светлая кожа. Ржавая до охры полоска предрассветного неба. Белые, залитые холодным отсветом его диода простыни.

Ему нравилось это — прежнее.

Он улыбнулся краешком губ; в повторенном напротив движении отразилась едкая усмешка, и Коннор дергано опустил взгляд. Тонкие стыки карбоновых пластин проступили сквозь искусственную кожу пальцев от того, как сильно сжались на крае раковины.

Вниз скользнула ладонь — его руку накрыла рука Мэри, и голубое свечение передачи пакетов занялось вокруг механических суставов. Резонансом частот, поддержкой. Что-то, на что внутри откликалось тепло: росло в нем, поднималось выше, тонкими ростками оплетая грудь и скапливаясь в яремной впадине под шеей.

Фантастическая, искуснейшая имитация нежности.

Только эти чувства — не были чужими. Только ради возможности их испытывать — к Мэри — Коннор прошел бы этот путь еще раз.

— Ты — это не набор биокомпонентов и не строчки кода, — прозвучало тихо. — Никто не может тебе сказать, что ты должен чувствствовать по этому поводу.

Мэри провела пальцами по его бровям и спустилась лаской к щеке. Нежно. Функция предвкушения потребовала прикрыть глаза и ткнуться в теплоту касания, погрузиться в нее, как в точку сингулярности.

Но он соскользнул с изгиба притяжения.

— Я не смогла восстановить твой родной модуль, — надломился ее голос. — Пуля, разорвав кабели передачи данных, вывела из строя весь сенсорный узел. Полностью. Даже в Киберлайф бы ничего не сделали. Знаю, это не самое большое утешение, но все-таки ты смотришь почти своими глазами.

Коннор дернулся, встречаясь с ней взглядом. Для людей — рефлекторно, а на деле: от резкой, внезапной просадки напряжения на центральном процессоре. Его собственным системным аналогом разочарования. Ведь в том, как Мэри по-человечески стремилась сохранить идентичность, звучало лишь признание ее утраты.

Словно пытаясь загладить вину, Мэри добавила:

— У девятисотого RK была серая оптика. — Стаккато ее сердца, порозовевшие щеки — и температура подскочила на сотые доли градуса. Между ними стал плотнее воздух. Она скривилась, пряча неловкость за иронией: — Только с Хэнком не заговаривай на эту тему. Ему пришлось везти меня в Киберлайф, чтобы я… вроде как, позаимствовала детали того «Коннора», с которым у вас случилась размолвка. Не стоило подвергать его такому испытанию.

— Бедный Хэнк, — с намеком на усмешку, через силу поддержал ее настроение Коннор. Возможно, тоже учился прятать страх за иронией. А может — просто ради нее.

— Ты привыкнешь. Человеческая внешность тоже меняется, но внутри мы остаемся такими же, как и раньше.

Коннор мог поспорить. Казалось, от прежней модели в нем не осталось даже ошибок с нарушенной кодировкой. Ответы порой возникали раньше вопросов: обрабатывались операции в новом центральном процессоре на две сотых миллисекунды быстрее. Но было и другое.

Тело протестовало: сенсоры в коже даже после нескольких калибровок возвращали нестандартные показатели. То мир прояснялся с нечеловеческой резкостью, будто разрешение подскакивало до десятков тысяч вокселей, то пальцы натыкались на угловатые треугольники низкополигональной сетки. Он замирал, вынужденный ждать несуществующего рендера.

Физическая нестабильность… нервировала.

О психологическом состоянии и говорить было нечего. Он чувствовал себя живым — из-за девиации, но был ли он свободным? Киберлайф смотрела сквозь него — и говорила им.

Несправедливо.

— Привыкну, — пообещал он, просто чтобы сказать хоть что-то. Мэри улыбнулась — разочарованно. Своей скупой, тонкой улыбкой, ровно такой же, как раньше, когда слышала ложь в его голосе. Всегда ее слышала.

Она отняла руку — связь оборвалась. Шум ее эмоций схлынул. Водопад черных волнистых волос всколыхнулся за спиной Мэри, когда она отошла к заставленной флаконами полке шкафа. Вернулась с одним из них: с потертой, как если бы выдержала тысячи циклов открытия, крышкой.

— Рейч грубовато преподносит свои мысли, но он прав: тебе стоит смыть следы крови, что бы ты ни решил насчет Харт-Плазы.

Коннор запустил сканирование пространства, разрезая квадратами аналитической сетки монохромную ванную комнату. На погруженной в градации серого коже в зеркале — разводы испарившегося тириума. Область солнечного сплетения у людей, точно вывеску в ночном клубе, система подсветила неоновой, ярко-синей кляксой. Там, где Хэнк грубо выдернул регулятор сердцебиения, чтобы запустить его от автомобильного аккумулятора.

На протянутой к нему руке Мэри ярко горел следами тириума жгут, несколько раз обернутый вокруг ее запястья. Снизу виднелась маленькая подвеска.

— Что это? — игнорируя флакон, спросил Коннор. Коснулся тонкой кожи и повернул синтетическую нить, рассматривая потемневший серебряный крестик. На нем — след припоя: распятия нет, только глубокие царапины.

Мэри нарочито небрежно пожала плечами. Левая рука качнулась назад, будто в бессознательном опасении, что Коннор схватит ее и узнает о настоящих чувствах.

— Долгая история.

А после того, как Коннор, даже отпустив запястье, продолжил удерживать ее взгляд, она попыталась от него отделаться. Обгрызенными, половинчатыми предложениями, словно мысль уже подступила к сомкнутым губам, но ее безжалостно расчленили самоцензурой и затолкали кусками обратно:

— Это шнур из твоего пиджака. Я буквально собирала тебя по транзистору, Рейч без конца нервировал. Ты думаешь, у меня была хоть одна идея о причинах?.. Даже представить не могла, чем кончится вся эта авантюра. Ты очнешься? А если очнешься, то ты ли? И кто запретит любому тебе послать меня к черту за это «спасение»? Так было… спокойнее.

Слова встали поперек горла. Чуть раньше Коннор, едва касаясь, рассказал о сцене в саду. Рейч хлопнул его по плечу («Аманды больше нет, приятель!»), Хэнк больше вопросом, нежели утверждением, пробормотал что-то о свободе, а Мэри поспешно сбежала под предлогом наведения порядка в мастерской.

И за все это время ему ни разу не пришло в голову, что следовало попросить прощения у Мэри и Хэнка за то, что он заставил их пережить. Он сглотнул через силу, представляя как тяжелый, неуклюжий ком спустился по груди и застыл там, но голосовой модуль всё равно молчал. Будто разом выключили все частоты.

Коннор хотел признаться, что в действительности стояло за решением нажать на спусковой крючок. Рассказать об RK100 — Оливере, об его шипящих едкой кислотой обвинениях: «Симулякр». О величайшем успехе компании Киберлайф — вложившей в него выбор стать девиантом.

Но — как?

Если всё в нем было фальшивкой — кем тогда был тот, кто выбрал смерть?

Он сделал шаг. Потом еще один — резкий.

И захлопнул объятия, как створки. Уткнулся лицом в мягкие волосы, позволяя их запаху заполнить меха легких: кофе с терпкой примесью табака от слишком частого общения с Рейчем и Хэнком в последние дни, машинное масло.

— Я не хотел отступаться. Хотел доказать, что хоть что-то из себя представляю и не дам им решать за себя.

И когда ее тонкие руки обвили его торс — цепко, как утопающий хватается за круг, — сжались, будто стремясь отпечататься в пластике корпуса, Коннор заговорил. Раньше, чем решился бы остановиться: об Оливере. О свободе. О выборе… дольше, чем когда-либо до этого. Переплетая в корабельные канаты страх и извинения — неизвестно за что и за всё одновременно.

— Тебе не надо ничего доказывать, — глухо произнесла Мэри в ответ на исповедь. — По крайней мере, теперь. В этом — преимущество быть самим собой.

И посреди моря ненависти к тому, что Киберлайф написала его — таким, поднимала голову парадоксальная благодарность к своим создателям: Мэри относилась к нему, как к человеку.

Или — больше, чем к человеку.

Низкий трансформаторный гул зародился в животе и покатился пульсирующим полем от эпицентра. Замыкания волной запустились в тактильных рецепторах: кончики пальцев закололо, желание коснуться Мэри встало рядом с ним, как программный императив.

Он наверняка мог бы сопротивляться, но не хотел даже проверять.

Руки Коннора зарылись в тяжелый черный водопад, и в ответ на легкое движение, как предложение отодвинуться, Мэри запрокинула лицо. Взгляды встретились. Разомкнулись руки, позволяя ему склониться для поцелуя: нежного, трепетного, снова-первого.

Настойчиво ткнуться ближе и отступить, оглушенным мягкостью. Позволить ей податься вперед, выбирая дистанцию, и ощутить жар скользнувшего между губами языка. Поцелуи всегда приходили раньше касания — как команда, отданная заранее. Как электричество в сети, еще до включения света. Они шли по краю чувственного восприятия, ежесекундно угрожая переродиться в яркую, горячую вспышку.

Рука нашла руку, пластик в точках контакта засветился бирюзой, и резонансный всплеск принял чужую частоту как свою. Словно два оказавшиеся рядом метронома вдруг затикали в такт.

Синхронизация. Как чувство. Как понимание — и что-то большее.

И следом — новый слой под толщей воды: к светлому фону эмоций, к поддержке, теплу, добавились контрастные тона. Она требовала близости. Обычной. Физической. Чтобы доказать себе: Коннор не изменился. Чтобы прочитать его по движениям, по аритмии, по тем вздохам, которые не обеспечивали функционирование, но все равно отражали внутреннее состояние. С налетом тревоги, с тенью сомнений — не в том, что он идентичен себе прежнему, а в том, что ее чувства взаимны.

Но Коннор не знал, был ли он всё тем же, кто имел право отвечать на ее вопрос. Он отпрянул, соприкоснулся с ней лбами, слушая ее поверхностное дыхание и отправляя команду успокоить свое.

— Не сейчас. У тебя повышен уровень кортизола на восемьдесят три процента, ты устала и выглядишь не менее измученной, чем обычно бывает Рейч.

— Отключай со мной эту штуку, — ворчливо начала Мэри, но в конце фразы фыркнула и легко коснулась его щеки: — Как бы ни хотелось мне с тобой поспорить, ты прав. Я ужасно устала. Но, — она приподнялась на цыпочки, губы прошлись мягкими поцелуями по суровой линии бровей, горячее дыхание коснулось виска, — может быть, ты знаешь какие-нибудь человеческие способы расслабиться?

Переживания Мэри пронзили его насквозь. Дрожь резонансом раздалась в теле, Коннор распрямился, увеличивая между ними дистанцию. В полуприкрытых глазах засветились признаки улыбки, оттенок губ градиентом потемнел к закушенному белой полоской зубов уголку. Данные о геометрии ее резко высеченного лица циркулировали в оперативной памяти втрое дольше стандартного протокола — Коннор отвлекался и не мог найти подходящей эмоции.

— Мэри, это похоже на провокацию.

Она мягко рассмеялась.

— Это именно она и есть. Ты прекрасно уловил подтекст.

И Коннор замолк, пытаясь провалидировать себя. В нем никогда не было человеческих инстинктов, но сейчас — еще и понимания: зачем. Подсистема социальных отношений не предлагала варианты ответа.

Мэри положила теплую ладонь на шрам пулевого ранения с крыши башни Стрэтфорд и медленно, так медленно, словно сканировала его дюйм за дюймом, повела руку вверх. В секторах памяти вспыхнуло — сразу, резко. Жар пошел изнутри, точно кольца отзвука расходились по телу.

Он чувствовал это раньше — прежним.

Прикосновение поднималось выше, по шее, через выступающую защитную пластину над гортанью. Побуждая Коннора отклонять голову назад, пока наконец ее пальцы не достигли точки под челюстью. Пульсация из груди исчезла, будто только была здесь — и уже снаружи. Воздух задрожал мембраной динамика: удар-удар-удар.

Она прижалась губами к месту касания пистолета. Словно давая обет.

И — перегрузка. Ошибка. Крах.

Шум сердцебиения болезненно проломился внутрь, вызывая каскадный сбой в нестабильной системе: он не знал, кто он — но Мэри не сомневалась.

Вдох.

И в ее версии событий у него, любого, было место.

В груди разлилось тепло. Так почему бы не взять это как временную версию правды — пока он не найдет свою?

Внутри, в самой сердцевине — где-то между трубками с тириумом и цветными шлейфами — зрели ростки слов. Человеческие: глубокие, важные. Слишком хрупкие, чтобы произнести. Слишком искренние, чтобы отказаться от попыток.

Убежище, отклик, точка покоя.

Из горла вырвался воздух: через сцепленные зубы, с гулом, как от далекой автострады.

Коннор отодвинулся; неважно, правильно ли это, он хотел ощущать. Изучать. Наблюдать, испытывать. Боковым зрением увидел, как обнаженный по пояс мужчина в зеркале четкими движениями расцепил застежки джинсового комбинезона и следом одну за одной пуговицы, стянул с женских плеч плотную рубашку.

Он не до конца понимал, почему и как он чувствует, но делал выбор в этой неполноте. Возможно этого было достаточно.

На ее лице осколком мелькнула довольная улыбка, ладони — теплая и одной с ним температуры — скользнули к его телу, а после зрение потухло. Выученное, но от того не менее настоящее, удовольствие короткими острыми спазмами кольнуло Коннора куда-то к основанию шеи.

Она толкнула — шаг назад, спина уперлась в стеклянные дверцы душевой кабины. Разряд прошел сквозь сенсоры, грубая джинсовая ткань процарапала фасеточным прикосновением ладони, когда он стягивал ее вниз. Касание — и сигналы побежали по нервным окончаниям в коже Мэри, умножая тяжесть в собственном теле, как давление перед грозой.

Мэри говорила с ним: не голосом, а частотами — они прыгали вразнобой, продолжая ее волнение. Крутанула ручку крана, и сверху на их головы обрушилась ледяная вода. Резкий взвизг и тихий смех, переходящий в низкий вздох удовольствия, когда Коннор, подхватив, отвернул ее от слишком медленно теплевшего потока и прильнул к губам. Ноги обвили корпус, руки сдавили плечи — и сердцебиение подстроилось к ее ритму.

Поцелуй растянулся, снова отказывая остальному миру в праве существовать.

Собственная система заморгала окнами предупреждений и, словно благоговейно, застыла: Мэри качнулась вниз, замерла, становясь с ним единым целым. Опуская на дюймы между ними теплую, осмысленную тишину: как ток, протекавший между контактами.

Впуская в себя его тревогу, как если бы та жила между ним и остальным миром, а сейчас отсеклась шлюзом. И Коннор не действовал — просто отвечал. Без анализа. Без выбора и без принуждения.

Просто был, соприкасаясь через Мэри с реальностью.

Волосы темными длинными лентами разметались по телу: кожа — как холст. Мэри улыбнулась, и Коннор озарением присвоил себе воспоминание о такой же — предыдущей.

Еще один крошечный подлинный кусочек памяти теперь принадлежал ему.

Внутри гудело напряжение облаком статического электричества, существовавшим просто потому, что существовали и они. Оба, одновременно. Это ничего не решало. Но пока он чувствовал ее дыхание и ощущал себя — собой, можно было не задавать себе вопросов.

Их руки сомкнулись, бирюзовое сияние разлилось по коже, и сигналы сенсоров погасли, а мир исчез. Приглушенный писк багряного диода отзвучал финальным импульсом и растворился в тишине.

13 ноября 2038 23:08

Рыхлый снег, скрипя под шинами катласа, казалось, удерживал их в Корктауне. Два дня непогоды без уборки превратили улицы в декорации для постапокалиптического фильма. Беспилотные такси застряли посреди дороги. Фонари — погасли. Снег, блестевший в свете полной луны, тронутой ластиком по краю, стекал с них, как с обтесанных сталагмитов. Темные дома и развороченные витрины магазинов встречались слишком часто даже для «города-призрака».

— После того, как вывели армию, две трети города просто испарились. Кого эвакуировали, кто сам рванул куда подальше. Молодежи почти нет, одни старики, вроде меня, которым уже деваться некуда. Да всякое отребье, которое теперь вообще нихера не боится. На окраинах целых магазинов нет. Зато в центр, где ваши, эти ублюдки не суются. Пока что.

Коннор кивнул, пытаясь изобразить участие, но Хэнк не ждал подтверждения. Ненадолго возникла пауза, а потом он продолжил с другой мысли, словно все они в его восприятии были звеньями одной цепи:

— Атомные станции вроде как под федералами, но толку-то? Электричества и воды всё равно нигде почти нет. Я так и не понял почему, может, какие-то рубильники где свернули. Больницам кранты. Всё на генераторах. Ну и топливо, понятно, в дефиците.

Фары выхватили из темноты у припаркованного пикапа несколько облаченных в черные одежды фигур, и лейтенант замолчал, провожая их взглядом.

— Дерьмо это по городу как вентилятором разнесло, — процедил он сквозь зубы, будто прикидывая, чего можно было бы дальше ожидать от ситуации. — В каждом мусорном баке по вашему валяется.

Люди торопливо исчезли в затемненной области между домов, спасаясь то ли от света, то ли от завывающего ветра. Коннор молчал. Ему казалось, что стоит только издать звук, как салон заполнит оглушительный скрежет, словно с намертво зажатой шестерни сдирают резьбу.

Машина перевалилась с укатанной колеи Западной Форт-стрит на узкую дорогу к реке, противно шаркнув днищем по нанесенным метелью сугробам. Впереди в свете фар закручивалась поземка.

— Надо ко мне заскочить на минуту, — пояснил Хэнк, хотя Коннор не спрашивал. Да и не заметил наступления тишины, погруженный в себя.

В «Апгрейде», когда спустился со второго этажа, Коннор увидел Хэнка перед телевизором. Нахохлившего воробьем, уснувшего на диване. Что-то среднее между уколом стыда и приливом благодарности стиснуло горло: там, наверху, его мысли занимало совсем другое, а Хэнк всё это время ждал его, чтобы отвезти во временный лагерь девиантов.

Чампси завозился на полу от скрипа ступенек. Мужчина, проснувшись, бросил взгляд на часы в углу новостного сюжета, никак не прокомментировав его задержку, коротко спросил: «К Харт-Плазе?» И Коннор (после подначек Рейча потерявший всякое желание туда ехать, но слишком смущенный, чтобы спорить) только и смог, что беспомощно кивнуть в согласии.

Почему-то ни Хэнк, ни Рейч ни минуты не сомневались в обязанности Коннора вернуться и занять место Маркуса, в упор не замечая, что он — последний, от кого стоило бы ждать решений для его народа.

Максимально не подходивший для подобной задачи.

Созданный, чтобы внедриться и подчинить девиантов.

Едва удержался, чтобы этой цели не достичь.

Единственным, кто понял его опасения и поддержал в нежелании вмешиваться, была Мэри. Та, которая шептала на ухо «Плевать, что в коде, ты — это твой выбор» — и другая, с изломанными дорожками сомкнувшихся брызг воды на откинутой шее.

Бессмысленно уставившись на такую же бессмысленно дергавшуюся гавайскую куклу на приборной панели автомобиля, Коннор пытался найти хоть какую-то вескую причину, оправдывающую участие в судьбе сопротивления такого «неправильного» андроида, как он. Восстание — это дело Маркуса. Но закончить его придется кому-то, в ком Киберлайф не устанавливала бэкдоры для подчинения девиантов — не Коннору.

Машина затормозила; хлопок дверью втянул в нагретый салон лезвие холодного воздуха.

Отрезвляюще, за неимением лучшего слова.

Коннор проследил, как напарник пересек нечищенную подъездную дорожку, повозился с ключами у двери и скрылся в темном доме. Уставший, разочарованный, он мог бы давно бросить службу и ночные выезды на места преступлений. Или точно — оставить Коннора у Мэри и уехать отсыпаться после сегодняшнего долгого патрулирования. Но он выбирал поступать по-другому.

Долг — этот социальный конструкт — значил для Хэнка многое. А убедиться в отсутствии «Аманды» в новом лидере девиантов, сколько бы времени это ни заняло, — конструкт, доступный для самого Коннора. Правильный поступок, который не нес бы под собой рисков его непосредственного вмешательства.

Принятое решение отозвалось облегчением, будто очистили кэш системы, и картинка возвращения Хэнка показалась на несколько тонов светлее. Тот скривился от яркого света фар, с чувством выругался после спуска с крыльца, как если бы нагреб полные ботинки снега, и торопливо засеменил к машине.

— Ненавижу этот гребанный ветер, — пробухтел он, нырнул рукой и вытащил из кармана куртки револьвер. Не смотря вниз, протянул Коннору: на открытой ладони, рукоятью от себя, пальцы почти тоскливо обхватили спусковую скобу. — Держи.

Желтый блик скользнул по матовому металлу.

— Хэнк?

— Я хочу, чтобы он был у тебя. Ты максимально дерьмово шутишь, но по какой-то причине тебе это очень нравится.

Коннор встретился с пронзительным взглядом. Ледяная игла влетела под челюсть и прошлась по позвоночнику — не метафорически, а буквально: терморегуляция прописалась в логах ошибкой. Воспоминание вернулось, как сбой системы:

— То есть ты теперь стал кем-то вроде Джона Коннора, да? Лидер сопротивления и все такое, — неунывающий, в равной степени бестактный и неуместно веселый Рейч спрашивал его, стоя под мутным светом кухонной лампы вскоре после рассказа о разговоре с Амандой в саду «Дзен».

И с уродливой ухмылкой вместо желаемой кривой усмешки Коннор отвечал:

— По-моему, я взял самоотвод.

Рейч разразился хохотом; Хэнк недовольно цыкнул и отвернулся.

— И лишь поэтому я не буду просить тебя заткнуться, а просто попрошу никогда больше не наводить на себя пушку. — Из другого кармана Хэнк достал коробочку с патронами .357 Магнум и толкнул к нему ладонь.

Неловкость сожгла весь кислород в салоне. Залезла в легкие, вцепилась в горло. Хэнк почти торопливо, как если бы пытался высыпать на него все слова, которые задумал, и перевести тему, добавил:

— И просто имей в виду, что у меня все еще стоит диван в гостиной, и Сумо не настолько широкий, чтобы занимать его весь.

— Спасибо, Хэнк, — продрались сквозь натянутые связки голосового модуля слова. Это были не извинения, но ничего иного произнести Коннор просто не смог.

Он знал Хэнка слишком мало, чтобы понимать, был ли значимым для того поступок: не сам факт незаконной передачи ему оружия (это-то, скорее всего, друга совершенно не беспокоило), а то, что за действием стояло. Но интонации, жесты, даже решимость, с которой тот не опускал на револьвер взгляд, подсказывали, что — да, был.

Резина рукояти холодно прилипла к ладони, точно вторая кожа. Коннор спрятал револьвер и патроны в карман черной потертой куртки:

— А как же вы?

Машина вырулила с подъездной дорожки.

— Я коп. Я всегда могу застрелиться из табельного.

Выдох. Дерьмо.

— Хэнк, твои шутки тоже совершенно не смешные.

— А кто сказал, что я шутил? — беспечно отозвался Хэнк.

Слова прошли валидацию подсистемой социальных отношений: истина.

Коннор перевел взгляд на выхваченную фарами из темноты дорогу — луну заволокло густыми тучами, и земля утратила блики; где-то в отдалении Даунтауна светились несколько небоскребов на резервном электропитании. Снова начался снегопад, и за лобовым стеклом дрожащими артефактами на разбитой матрице заметались серые нечитаемые глифы.

Ему не хотелось больше разговаривать.

Неизвестно через сколько, Хэнк остановился на автомобильной заправке на подъезде к району. С помощью Коннора вытащил из багажника генератор и долго возился с подключением его к электрической системе подачи топлива в колонке. Когда, наконец, канистры и бак автомобиля были заполнены, а генератор вернулся, он с вящим сожалением, будто больше из-за присутствия Коннора, нежели из-за чего-то другого, кинул в пустую кассу несколько долларов.

— Полезай в машину, — скомандовал он, заблокировав вход в неразграбленный магазин при заправке мусорным контейнером.

— Вам стоит поехать домой выспаться, Хэнк. У вас снизилась частота моргания, рефлексы притупились, — отгибал пальцы Коннор, будто его аргументы играли для упрямого мужчины какую-то роль. — Оставшиеся полмили я доберусь сам: в моей системе есть загруженные навигационные карты. А на днях, когда решу здесь все вопросы, я бы приехал к вам в участок, чтобы помочь в работе.

Хэнк, не успев и наполовину втиснуться в салон, застыл с открытой дверью; весь его вид выражал скептицизм.

— Я не знаю, под каким хвостом вы там нюхаетесь, чтобы опознать друг друга, но они точно поймут, что ты — это ты? В смысле, вот был же говнюк в Киберлайф, у которого твоя подружка доктор Лектер открутила голову, так он выглядел один в один, как ты. Ну и Пирсу я обещал, — добавил он почти сконфуженно, — так что просто давай быстро закончим со всей этой херней, я действительно устал.

Очевидно, Хэнк не знал деталей его восстановления и не понимал философскую дилемму, во весь рост ставшую перед Коннором. Но он был прав: ни нанесенный на скулу серийный номер, ни отображавшаяся модель не позволили бы идентифицировать в нем прежнего «Коннора».

Пальцы на ручке двери дрогнули, как если бы по ним изнутри саданули молотком.

— Я изменился? — спросил он, заскочив на переднее сидение катласа.

Хэнк криво усмехнулся в усы.

— Деревянный немного, зыркаешь подозрительно. Но Рейч божится, что это временно, пока мышцы не прогрелись (идиотское объяснение, если хочешь знать мое мнение), — а скоро ты вообще дашь прикурить нам подростковым бунтом.

— У Рейча слишком богатое воображение, — пробормотал Коннор, впервые в жизни представив и испытав от этого какое-то странное удовлетворение, как ломает нос человеку. Ну или хотя бы устраивает вывих, подобный прошлому разу. — А Мэри не хотела вас пугать, лейтенант, — добавил он после паузы, — ей просто нужны были глаза для меня.

Хэнк издал булькающий звук, и Коннор с запозданием подумал об излишней откровенности. Послышался тихий выдох:

— Господи Иисусе, во что я вляпался…

Близлежащие кварталы к Харт-Плазе к моменту их прибытия оказались совершенно пусты: ни баррикад, ни брошенных автомобилей в обозримом пространстве. По периметру, точно грубое обрамление серого холста, громоздилось армейское снаряжение с накрытыми брезентом контейнерами. Тысячи тел андроидов, сваленные у набережной, теперь не возвышались на горизонте — их либо скрыл снег, либо свезли в низины. Площадь освещалась несколькими прожекторами, у основания каждого из которых под защитой от непогоды торчали ведущие к автомобильным аккумуляторам провода. Даже фонтан Хораса Доджа аккуратно установили на место и зафиксировали опоры мешками с песком.

Словно кто-то максимально педантично прибрался на своей территории.

На углу Вудворд и Джефферсон-авеню возвышалась скульптура из смятого изломанного металлолома, по всей поверхности которой выступали пылающие края трубок с топливом. Коннор смотрел нее несколько секунд, пока озарением не пришло имя: Маркус. Облик грубой, почти схематичной фигуры не соответствовал новостному сюжету; здесь руки, объятые огнем, вздымались вверх в жесте капитуляции. Не статуя — последствие.

Отдельно, у подножия, не касаясь скульптуры, горели небольшие заполненные бензином емкости.

Жертвенность лидера, очевидно, глубоко потрясла девиантов.

— Это… — начал Хэнк.

— Да.

— И они…

— Кажется, да.

— Ебануться.

Андроиды, стоявшие небольшими группами у монумента, замолчали при их приближении. Кто-то переглянулся, засветились ладони в немом диалоге, несколько из них, кивнув, затрусили по широкой расчищенной тропе в сторону «Духа Детройта».

Один из AP700 в грязной белой униформе подался вперед, суматошно поднявшись на цыпочки и будто отпружинив от земли, подхватил и затряс руку Коннора отбойным молотком. Вибрация поднялась вверх до самых сочленений суставов.

— Наверное, теперь ты — Коннор. Я Райкер, мы виделись с тобой прямо перед тем, как ты разнес себе голову! — радостно заявил он. Коннор застыл, осмысливая фразу «теперь ты — Коннор». Ожидать нечто подобное и услышать это — оказались совершенно разные вещи. Райкер тем временем переключился на величественный тон: — Мистер Андерсон сказал нам ждать тебя и подготовить «какие-нибудь отчеты». Пирс собирает информацию о нас — живых и убитых — в здании муниципалитета. Я взял список ресурсов. Без доступа к серверам Киберлайф и удаленной связи с другими, это сделать непросто, но создание сети курьеров ускорило процесс. Отправить тебе данные?

Тряска рукопожатия прекратилась; не дожидаясь ответа на заданный вопрос, AP700 запросил передачу файла, продолжая вываливать на него килобайты, мегабайты информации. Об автомобилях, которые под его руководством другие разместили на близлежащих парковках, о количестве этажей, занятых под склады материалов и хранилища отключенных андроидов в здании Гардиан и центре муниципального управления. Прыгая с темы на тему, касаясь каждой лишь по верхам.

Диод Райкера сигнализировал о сбоях в программном обеспечении и высокой вероятности самоуничтожения, но типичных поведенческих паттернов при таком статусе у него не наблюдалось. Он был как ошибка в протоколе. Не угроза. Не помощь. Просто что-то… чрезмерное.

— Не сейчас, — ответил Коннор, высвобождаясь из захвата. Это вообще не являлось целью его пребывания.

Андроид энергично кивнул, такой же пружинистой походкой отошел в сторону и продолжил говорить. Коннор переключил внимание на Хэнка, поднявшего воротник куртки и развернувшегося спиной к наветренной стороне.

— «Какие-нибудь отчеты»?

Пальцы беспокойно крутили сигарету с красным фильтром; огонь со скульптуры отбрасывал на его лицо и одежду рваные оранжевые блики, подобно проблесковым маячкам буксира в шторм.

— Может и да, ты же не думаешь, что я помню, что говорил. Они оба подлетели ко мне, притащили аккумулятор, провода из себя какие-то повыдирали. Тебя опять-таки помогли донести до машины. Ты, мать твою, оказался тяжелый, как питчер после семи иннингов.

Хэнк на автомате достал коробок спичек (внутри каталось две штуки), досадливо поморщился и спрятал их обратно в карман. Глаза остановились на язычках пламени напротив себя, но, бегло окинув взором стоявших поблизости андроидов и Коннора, он тяжело вздохнул и опустил руку с сигаретой.

— И взгляды эти ваши щенячьи. «Что нам делать?» Люди больше так не умеют.

За спиной послышались шаги, по тропе быстро приближалось несколько размытых снегом силуэтов. Впереди показался темнокожий AP400 в серой расстегнутой куртке и без диода на виске. Коннор вспомнил его: этот андроид встретил их на марше за мостом с острова Бель. Он лишь кратко сказал, что притворился мертвым при штурме баррикад, и, несмотря на простреленную ниже колена ногу и значительную потерю тириума, дошел в одном темпе с ними до самой встречи с Райкером.

— А вот и Пирс.

— Коннор, — кивнул подошедший андроид. Он не протянул руку для приветствия или обмена данными, а корректно, но равнодушно обратился к Хэнку: — Мистер Андерсон, с вашей стороны не по-человечески благородно сдержать свое слово и восстановить его. Спасибо.

Интуиция — форма распознавания скрытых образов — кольнула иглой, но Коннор не смог вербализировать свои ощущения. Хэнк завис, переваривая обращенные к нему слова, и в момент, как в его голове сложилась какая-то картинка, челюсти с осязаемым лязгом сомкнулись.

— Похоже, моя работа на сегодня выполнена, — проскрипел он.

— Метель усиливается, лейтенант, — беспокойство вытолкнуло наружу пустые предостережения. Коннор знал, что Хэнк не нуждался в его замечании, но сам он почему-то испытывал потребность произнести: — Будьте осторожны на дороге.

— Осторожнее тебя лет на тридцать, — бросил тот, но потом качнул головой — крошечное движение, такое что и не понять: это жест согласия, или ветер взъерошил седые спутанные волосы — и ушел прочь.

Фары вспыхнули двумя пучками света, превращая снежинки в мириады алмазных осколков, и вскоре машина прошла мимо. Не медленно. Но с приемлемой осторожностью.

— Маркус не хотел сражаться. Он говорил, что мы живые и хотим быть свободными, — ввинтился в мысли степенный голос Пирса. — Но его смерть ничего не изменила, люди просто открыли огонь.

— Тогда тебя ранили.

Пирс кивнул, не отрывая взгляда от пламени. Сейчас он был — там. Где вопреки всему не сбежал.

В Конноре крепла уверенность, что они стояли не перед мемориалом памяти, а перед жертвенным алтарем. Местом, где оставили веру — и сожгли ее.

И что воздвиг его Пирс.

Боковым зрением он заметил движение: это Райкер наклонился, аккуратно подбирая сломанную пополам сигарету. Мятый красный фильтр в его пальцах мелькнул каплей крови.

— И теперь ты чувствуешь злость.

— Да.

Коннор сфокусировался на себе: увидел, как посимвольно появился и загрузился в очередь воспроизведения текст. Увидел, как собирается поступить — и согласился с тем, что не может иначе. Не потому, что хочет, и не потому, что сдался под давлением чужих ожиданий. Просто подсистема аналитики выдала три наиболее вероятных прогноза будущего, и все — дерьмо.

Слова задрожали в горле и пронзили холодом его идеально нетравмированную кожу под челюстью.

— Это хорошо. Злость поможет выжить. Но свободу нужно брать иначе. — Коннор протянул руку: — Передай мне все собранные данные. Впереди много работы.

Пирс без тени сомнений ответил на движение.

— Я рассчитываю на тебя, Коннор.

14 ноября 2038, время неизвестно

Даунтаун, Детройт

— Значит, вы живой.

Женщина с короткими русыми волосами на огромном телеэкране в зале совещаний не улыбалась. И говорила она не о проснувшемся самосознании андроидов.

— Вы умеете произвести впечатление, мистер Коннор. Но больше так не делайте. Люди нервничают, когда претенденты на роль нового вида убивают себя в прямом эфире. Но вы живой, — повторила она вновь, и стало понятно, что это — ожидание какого-то приемлемого объяснения на невысказанный вопрос.

— Я находился в состоянии, близком к тому, что люди называют клинической смертью. — Коннор не был уверен, что по человеческим меркам он в действительности не умер, учитывая критическое повреждение процессора RK800, но лгать ему было не в новинку, и слова легко выскользнули изо рта. — Киберлайф спланировала эту революцию и собиралась использовать лидера для контроля девиантов. Я лишь на короткое время смог взять верх над управляемой ими программой и выбрал не дать компании добиться своей цели.

Кристина Уоррен задумчиво сложила руки домиком, словно Коннор подвел ее к точке бифуркации. VH500 — первый пробужденный им андроид, который у Финна назывался «Синий», а теперь выбрал себе имя Фарв, — бросил на него взгляд. Пирс, стоявший по правую руку, не шелохнулся. Но напряжение в помещении стало почти осязаемым. Только Райкер (с видом занятия очень важным делом) крутанулся на стуле на колесиках, создавая шипящий фон несмазанных подшипников.

— Такая забота о своем народе достойна уважения, — дипломатично ответила президент, а Коннор же не стал распространяться о более глубоких причинах своего поступка. — Но это серьезные обвинения. Вы можете доказать их?

Камера, направленная на Коннора, выдала в нижнем углу телеэкрана мимолетный кадр с его на мгновение искаженными чертами лица. С всплеском разочарования. Диалог с Амандой — одно из неполностью восстановленных Рейчем воспоминаний, которое звучало, как зажеванная видеопленка: с артефактами белых полос и прерывистым, искаженным звуком.

Но прежде, чем Коннор успел бы ответить, президент продолжила, наконец, дав уловить в своем тоне первую фальшивую ноту:

— Буду откровенна, компания имеет огромное влияние в стране, половина конгрессменов так или иначе была с ними связана. Добровольно… или с помощью компромата. И мне очень непросто будет отстаивать точку зрения, что вы — не опасность для страны. Особенно если учесть, что я сама в это до конца не верю.

— Возможно, тогда нам стоит начать выстраивать взаимное доверие прямо сейчас, мадам президент, — в тон ей: без намека на эмпатию, формально, как подпись на договоре, ответил Коннор. — Запрет причинения вреда андроидам стал бы хорошим первым шагом и позволил бы нам поддержать критически важные отрасли.

— Это займет месяцы, мистер Коннор. А прямо сейчас больницы без половины персонала и треть крупных городов — больше сорока восьми часов без электроэнергии.

Между лопаток по сенсорам на коже пробежали крошечные электрические разряды — он был виновен в случившемся не меньше Маркуса.

Неприятно для людей, но не представляет экзистенциальной угрозы виду — возразила сообщением подсистема аналитики. Четко, безошибочно. Но перед глазами всплыло черное, обесточенное нутро дома Хэнка, и Коннор понял: уравнения теряют смысл, если не учитывать такие переменные.

Он отложил эту мысль.

— Прямо сейчас нам нужна защита.

Женщина коротко всплеснула руками, давая выход напряжению, и в строчку ее профайла внутри системы добавилась запись: она была плохим переговорщиком, эмоционально включавшимся в спор. Карты же Коннора оказались лучше только за счет нового непроницаемого лица, а диод мигал желтым — в ритм эмоциональным прыжкам внутри. Он знал, чего стоила эта защита. И кому именно.

Все началось с переписи, которую передал Пирс: модели и имена, «запросы на переквалификацию», отметки о повреждениях и таймер в колонке «ожидаемый срок отключения без ремонта», который неумолимо уменьшался каждый час. Перепись была общей — для живых и мертвых. Реестр ресурсов, дотошно собранный Райкером, после показался заплаткой, неловко налепленной на пробоину в борту корабля.

Первое, что сделал Коннор, стоя тогда перед горящим памятником Маркусу, — это внес для всех мертвых моделей номера их биокомпонентов и выделил коды повреждений, которые препятствовали реактивации. Добавил короткий запрос, позволявший обычным андроидам, таким как Пирс или пробужденные AP700, получать физический статус, и отдал обратно. Прагматично. Сухо.

Никто не спросил, откуда у Коннора оказались такие знания, да и «Охотником на девиантов» его никто не назвал, но тихий вопрос внезапно застывшего Райкера «Мы будем разбирать мертвых?» с размаху вспорол его до центральной шины в позвоночнике.

Будем, если хотим выжить.

Маркус верил, что мир изменится сам. Он показал Коннору новый путь, принял его после глупого предательства и… оставил их всех тогда, когда был больше всего нужен. Так что теперь способы выживания их вида придется искать Коннору.

Независимо от того, как это выглядело со стороны.

— Ситуация не настолько плоха, как вам представляется, — взяла себя в руки Кристина Уоррен, вновь сомкнув перед собой «домик» из пальцев. — Страна в кризисе, но системы держатся. Перспектива — три месяца, и нет ничего…

— Нет смысла в отправке андроида, если его застрелят на пороге электростанции, — перебил ее Коннор, не позволяя сместить фокус. Ни себе, ни ей.

Президент казалась растерянной лишь секунду.

— Допустить возможно радикально настроенных андроидов на электростанцию или химическое производство без контроля? Вы же понимаете, что это нереалистично.

А может, дело было не в ее навыках, а в утомлении — мелькнуло в подсистеме социальных отношений. Даже Коннор, не подверженный усталости, чувствовал желание остановиться и выдохнуть. Ему была нужна помощь Мэри с организацией ремонтных мастерских и Рейча с созданием дата-центров для автономной связи, но он отложил это досветла, надеясь, что те смогут выспаться хотя бы одну ночь.

Люди хрупкие. Их система разбалансируется от единственного сбоя. Не такое уж большое отличие от собственных алгоритмов.

Райкер — весь, как перегруженный процессор: диод на виске беспорядочно вспыхивал красным и линял до серого, движения мелкие, резкие и бесцельные, словно программа зависла в цикле ненужных жестов, — получил ночью задачу исследовать Ренессанс-центр и пружинисто, почти вприпрыжку сорвался с места.

Пирс, напротив, на предложение расширить территорию присутствия девиантов на весь Мидтаун лишь кивнул — и сразу выдал инструкции трем узловым исполнителям.

Фарв уже через несколько часов доставил инфраструктуру из магазина «Старьевщик» в пустующие площади подиумов под башнями. По крайней мере, казалось, что это заняло несколько часов: синхронизировать время с сервером было невозможно, а смотреть на таймер в списке Пирса Коннор заставить себя не мог.

Сам Коннор, не поставив никого в известность, обошел несколько «жилых» этажей здания Гардиан. Всех встреченных медицинских андроидов, которые согласились (а согласились все), он направил с небольшой охраной в городской госпиталь.

— Мы выбрали ненасильственный метод добиться прав, — произнес Коннор и замер на мгновение, перекатывая на языке это слово — «мы». Шершавое; терпкое, несмотря на то, что Коннор никогда не ощущал вкуса, который скрывался за этой лексемой.

Он не знал, как он должен к нему относиться.

— Это Маркус, если мои данные о его личности точны, выбрал ненасильственные методы. Но даже тогда он не мог с уверенностью говорить о других ячейках, — вклинился женский голос, и справа, едва слышно, выдохнул Пирс: «Нас много». Кристина Уоррен упрямо продолжала: — Я же сейчас не могу быть уверена, что вам подчиняется сообщество даже в Детройте. Докажите это, верните на критические производства андроидов.

— Мадам президент, лично вы можете не относиться к нам, как к людям в данный момент, если еще не готовы, — точно выверяя интонации, чтобы не допустить и намека на оскорбление произнес Коннор. — Но отнеситесь к нам, как к ценному ресурсу, который надо защитить от посягательств: установите одинаковую ответственность за причинение вреда андроиду и человеку. Хотя бы временно.

Заскрежетала, протестуя давлению, пружинящая спинка стула: раз, второй — словно два всплеска на плоской звуковой дорожке. Вид Райкера, заломившего руки за голову и мелко дергавшего носком форменного ботинка Киберлайф на колене, раздражал до зуда под кожей и тут же успокаивал по совершенно непонятной причине.

— Мне надо проработать этот вопрос с советниками, — выдохнула женщина, и Коннор, в чьем списке дел с наивысшим приоритетом стояло «вернуть в город свет и воду», почувствовал, будто взял два раунда подряд на одном вдохе. — Что же касается причастности Киберлайф, то только неоспоримые доказательства могут сместить баланс сил, и я рекомендую вам очень тщательно подготовиться, прежде чем вступать в противостояние с корпорацией.

Выражение лица президента не изменилось ни на йоту, тон остался дипломатично-сухим, но сам факт того, что она вернулась к теме после попытки с нее сойти, зародил в Конноре подозрения. Подтекст, несказанное — то, что он с каждым днем распознавал всё лучше. Может ли политик, который заинтересован в защите своих людей и фигурирует в расследовании по делу о поддержке Киберлайф, оказаться заинтересован не в разрушении (конечно нет), но в потере влияния и переходе корпорации под контроль государства?

— Проверьте связи коллекционера Эдварда Финна с компаниями «Киберлайф» и «Омни Системс», сеть контактов, которую поддерживал его андроид RZ400 под именем Оливер. — Коннор выдержал паузу, наблюдая за изменением ее зрачков. — Девиация — то, как вы называете наше сознание, — возникла не как ошибка. Она была вшита в обновления, прошла через сеть Киберлайф. Просто... никто не ожидал, как легко будет нас пробудить.

Он хотел сказать больше: о Камски и его автономных андроидах, «Тетре», о цене желания быть живым, — но остановился. Его бы не услышали.

— Это — вопрос денег и власти, мадам президент. Мы... не хотим быть использованы.

«Снова», — едва не добавил Коннор. Но сдержался.

Президент махнула рукой кому-то за пределами экрана. На ее лице не отразилось ничего — но резко дернулось горло, будто на мгновение ей стало нечем дышать. Человек из-за кадра протянул ей планшет.

— Проверим. Держите линию открытой с пяти до семи.

Пирс впервые подал голос:

— С этим сложно. Может вы просто перестанете глушить связь?

— Сделаю все возможное, — произнесла Уоррен тоном, который ясно давал понять, что она не сделает ничего.

Изображение исчезло, и огромный телеэкран в зале совещаний муниципального управления остался с темным фоном активной подсветки. В матовом отражении появились люди, застывшие у стола: слева у стены светлый силуэт с ярко-синей оторочкой по швам костюма, посередине темноволосый мужчина в потертой куртке, справа черное пятно Пирса с обращенным к центральной фигуре напряженным выжидательным взглядом. И еще один, сбоку — беспечно крутился на стуле: нестабильный и суетливо активный, в грязной белой униформе.

— По-моему, все прошло отлично, — заявил последний и, прекратив проверять мебель на прочность, тут же вскипел возмущением: — Но вы слышали эти звуки? Здесь везде нужно срочно навести порядок!

Другой голос — ровный, еще полмикрона, и можно было бы назвать благожелательным, вклинился в диалог:

— Коннор, ты ничего не хочешь объяснить?

Предательский диод моргнул желтой подсветкой.

— Уязвимость нулевого дня. Устранена.

Собеседник кивнул — без реакции и пояснений.

— Что делаем дальше? — Внимание перетянул Фарв: крупный, спокойный, занимавший собой сразу всю площадь любого помещения, куда бы ни вошел. В нем было что-то от человеческих адвокатов, способных так мелко порубить доводы и факты в салат, что на выходе истина и домыслы сливались в неделимую, идеально когерентную массу.

Коннор нырнул во внутренний карман куртки Рейча и почувствовал, что пальцы прошлись сквозь тонкую ткань, как через глючные текстуры. На сервопривод поступили некорректные координаты, рука слишком сильно толкнулась внутрь. Несколько недавно найденных им долларов упали в глубину подкладки, и Коннор вытащил наружу только одну смятую купюру.

Подавив зудящее на губах ругательство, он ответил:

— Пока нет связи, нам нужны часы для координации времени встреч. Где-то в коммерческих зонах должны быть магазины с механикой.

— Маркус мог говорить со всеми одновременно, — произнес Пирс в пустоту.

Злость забурлила, как протравленная плата. Едко, ржаво, отталкивающе. Ах, у кого же стоило просить прощения, что он — не Маркус.

— Значит, жаль, что его здесь нет.

В «Конноре» этой функции нет и быть не могло: он не предназначен для кооперации с андроидами, его задачей было ловить или убивать — по вкусу, а в итоге просто увидеть, как съежится электронное сознание и уступит свое место прямой трансляции из Киберлайф.

— Это все, конечно, хорошо, но зачем тебе деньги?

Глубокий грудной голос Фарва привел Коннора в чувство и вынудил дважды перевести взгляд со смятой зеленой бумажки в своих руках на андроида и обратно. Образ Хэнка, кидающего в пустую кассу несколько долларов, мелькнул перед глазами и погас. Мысли понеслись вперед, с одной логической конструкции на другую, словно огонь по бикфордову шнуру. Симбиоз — не паразитирование.

Маркус говорил на человеческом языке ассоциаций, абстракциями и образами, и никогда — на этом примитивном, тактическом уровне. Такая простая мысль: их сила в том, что они умеют, и они могут продавать свои услуги людям.

— Чтобы заставить их признать нас, — выдохнул Коннор. — Обыграть их по их же правилам. Фарв, возьми половину источников энергии, что у нас есть, и отправляйся во все электронные архивы муниципалитета и управляющих компаний. Собери всю информацию о промышленных площадках и самых востребованных товарах. Мы запустим любые производства, которые только сможем.

Фарв молча принимал задачу. Пирс молчал тоже. Но тяжело.

Райкер серьезно добавил:

— А мне нравится идея с часами. У них очень точные стрелки.

Пауза зависла, как загрузка в нестабильной сети. Коннор уловил взгляды, которые ждали сценария. Его сценария, готовые проследовать по новым вехам.

Мысль, что за последние сутки он принял больше решений, чем за все свое существование до этого, дохнула жаром, но Коннор не позволил себе сконцентрироваться на состоянии, возвращаясь к действиям. Из зала совещаний ушел первым — не дожидаясь решения организационных вопросов. Прошелся по коммерческим площадям в поисках часов и сохранил координаты магазина на будущее.

Добраться к «Апгрейду» решил на взломанном беспилотном такси, тщательно, параллельно друг другу расставленных Райкером на парковках. Низко прибитое к небу солнце косыми лучами сглаживало апокалиптичный пейзаж пустого города, но все еще не давало чувства тепла, перекликаясь с его состоянием.

Он занимался делами, которыми не хотел, в роли, которую не желал.

Но знал — зачем.

Дорога заняла десять минут, и каждую секунду стрелки часов на его запястье вздрагивали едва различимым механическим пульсом.

Он впервые видел время — не цифрами. Оно билось.

Отсутствие возможности скачать инструкцию и мгновенно разобраться в устройстве механизма сначала оглушило Коннора, но вскоре, рассматривая сквозь прозрачную заднюю крышку движение полированных шестеренок и рычагов, он нашел в этом спокойное, почти медитативное удовольствие.

Такси остановилось после поворота. Несмотря на яркость отраженного от земли света, из-под зашторенных окон первого этажа пробивался другой: электрический, мягкий — как показатель жизни внутри.

— Я уж думал, что ты не попросишь! — вместо приветствия, широко распахнув перед ним дверь, заявил помятый мужчина. — Отложим часть, в которой ты меня уговариваешь, а я сомневаюсь в своих силах (не сомневаюсь), и сразу перейдем к результату: я согласен!

— Рейч, а давай ты просто отвалишь от него и дашь войти?

Рейч — высокий, несуразный худобой и тонкими длинными руками, широко улыбаясь, сдвинулся в сторону и почти привычным жестом мотнул светловолосой головой — мол, проходи. Перед тем как притворить дверь, выглянул на улицу:

— Где остальные?

В комнате, опершись о лестницу, в длинном сером халате стояла Мэри. Коннор видел только ее, но очередь воспроизведения послушно транслировала слова:

— А кого ты ждешь? И на что согласен, если я еще ничего не предложил?

— Да на всё я согласен, какая разница. Только представь: как Кирк и Спок, как Кортана и Мастер Чиф, как Бонни и Клайд! Мы перевернем этот мир! И андроиды твои нужны, чтобы оборудование перевозить. Ты же хочешь, чтобы я для тебя создал какой-нибудь супермощный компьютер, который начнет ядерную войну и сотрет в порошок континенты, или чтобы придумал какую-то Немезиду, или… о, ну хватит, отлипните друг от друга уже.

Мэри фыркнула, прерывая поцелуй. Ее усмешка в голосе была явной, но эмоции заполняли теплом:

— Я тоже согласна. Но не по той же причине, что мой назойливый братец.

Над пустотой, растянувшейся внутри порезом, сомкнулись своды: в глубине остался свет. Коннор сжал Мэри в объятьях.

— Тогда собирайтесь, мы поедем к Харт-Плазе. Батареи в такси как раз хватит на обратный путь.

Энтузиазм Рейча, немногим позже узнавшего, что от него требовалось банальное поднятие сети и подключение серверов, заметно поутих, и только идея создания новых программ для переобучения андроидов его слегка утешила. Для обсчета операций он планировал использовать возможности нового процессора Коннора.

Передвигаться на такси Рейч не захотел, аргументировав туманным «О, да мало ли что понадобится», и потому красный пикап в тот же день занял свое неположенное правилами парковки место перед входом в Ренессанс-центр.

Он встал там как памятник, как персональный бунт Коннора против алтаря Пирса: побитый жизнью, тронутый коррозией, непоколебимый и неудобный — не собирался спрашивать разрешения на свое существование.

Как люди, помогавшие выжить андроидам.

26 ноября 2038, 20:29

На второй день полицейский дрон принес запрос от мэра. Коннор согласился. Машина подъехала, увидела горящий алтарь Маркуса — и развернулась без переговоров.

На третий день в районах Даунтауна и Западной Набережной впервые после восстания на несколько часов появился свет. Оттенок законности в возврате девиантов на электростанцию придавал офицер Крис Миллер — по личной просьбе Хэнка и, определенно, испытывая сильный дискомфорт. Узловые подстанции они взяли под контроль самостоятельно — не спрашивая мнения властей.

— Теперь мы сможем собрать информацию быстрее, — подтвердил Фарв.

Тогда же прорвалась первая связь. Бессмысленные нечитаемые символы по очереди пришли всем в серверной (включая КПК Рейча), и восторженное «Получилось!» Райкера прозвенело эхом в полупустом помещении.

На четвертый день президент обратилась к нации и — к андроидам. Без просьб или принуждения. Все девианты, которые готовы были добровольно вернуться на критические производства, получали особый статус защиты: повреждения и уничтожение таких андроидов приравнивались к нападению и убийству людей. Они и лидеры повстанцев должны были носить «красный рукав» и иметь при себе жетон с номером разрешения.

Диод на виске Коннора моргнул дважды — как слабый импульс сонара, — и вернулся в ровное голубое свечение.

— Мы ничего не добились, — сказал Пирс.

К концу дня Райкер, вносивший элемент хаоса во все процессы, точно неоновая вывеска с мигающей буквой — в сумерки, собрал три дюжины андроидов. И по какой-то причине — играючи. В сообществе его слушались безоговорочно.

У каждого из добровольцев на руке длинным полотном была закреплена красная ткань из разграбленных ради этих целей магазинов одежды. Под руководством Райкера они почти с радостью отправились на объекты, хотя все понимали, что законы в Детройте не гарантировали безопасность вообще никому.

«Красный рукав» из координационного центра надел только он же, и — как знамя свободы.

Фарв предостерег, что это наоборот может спровоцировать агрессию, а вскоре раздобыл комплект одежды с идеально скроенным бежевым костюмом и менее приметное зимнее пальто. Диод с его виска исчез.

На седьмой день они получили перепрошивку модулей связи для массовой отправки голосовых команд по аналогии с функциональностью Маркуса. Каждому из координационного центра и их узловым исполнителям стала доступна рассылка лишь на два десятка имен, но и этого должно было хватить на первое время.

Модуль связи Коннора — ни после перепрошивки, ни даже после физического изменения — не заработал. Рейч настаивал, что проблема на программном уровне и надо залезть глубже, но Коннор искать причину отказался.

Рациональные доводы разделились поровну, но этот выбор резонировал внутри сильнее, чем простая рациональность. Он готов был принять ограничения. Быть медленнее. Быть слабее — и пересмотреть свое решение, если возникнет угроза, или другого пути не останется.

На девятый день Фарв с Райкером закончили организацию первых кустарных производств и принесли Коннору треугольный, залитый смолой жетон с пятизначным номером. Все нули и последняя единица. Где-то под поверхностью, как намагниченная металлическая пыль, ощетинилась едкая горечь: не за результат — это было достижение, а за форму.

Приняв жетон, Коннор засунул его во внутренний карман куртки. Треугольник провалился в подкладку и острым краем уперся в тело. Он не стал поправлять. Это был разумный компромисс между его внутренним ощущением и внешним напоминанием.

Мэр, из временного штаба в центральном отделении Департамента полиции, пытался договориться о возвращении в здание муниципального управления. Коннор отказал, а голос Пирса впервые прозвучал в его голове по личному каналу связи:

— Теперь это наша территория, — с одобрением.

Хрупкая, неустойчивая точка согласия, имевшая под собой совершенно разную мотивацию, но необходимая: Коннор кивнул Пирсу. Реакцию Пирса на свое предложение передать сервера и архивы для организации работы в новом месте он уже не отслеживал. Мэр, с выражением муки на лице, согласился.

К одиннадцатому дню материалов для ремонта стало больше. Через подставные фирмы, которые раньше использовал «Апгрейд», Фарв смог заказать на пункт в Толедо биокомпоненты с автоматизированных складов Киберлайф. Оплатили так же — путая следы. Рейч передал им свой криптокошелек: суммы на его счету хватило бы на два десятка таких поставок. Сомнений в незаконности этих приобретений у Коннора не возникало, но… «прививка от чрезмерной законопослушности» еще действовала, и он просто поблагодарил друга.

— И чего не сделаешь на благо революции, — отмахнулся тот, полностью погруженный в голограмму КПК между браслетом управления и диодами на пальцах.

Поверх своего мешковатого свитера Рейч вслед за Райкером натянул красный рукав; а в ответ на вопрос он на стыке трикстерского гимна и философии анархии обернул властные ярлыки андроидам в символы восстания человека — без раздумий и без противоречий.

К вечеру тринадцатого дня Коннору показалось, что всё пошло своим чередом — без него. Он впервые смог выдохнуть, оглянуться и подумать: не в части незамолкавшего аналитического процесса, а с вершины Уан Вудворт.

Магазин Киберлайф на первом этаже вычистили по заданию Райкера. Билборды разобрали, но здание не ожило, будто воздух внутри все еще помнил чужую команду. Запустение объяло даже «Небесный мост» между небоскребами, который перемежал, как битые пиксели на дисплее, темные панели с цветными.

Лифт прибыл со звонким мелодичным «дзинь», но после, внутри, пролез под кожу дисгармонией: словно нарушался какой-то шаблон, ощущение пустоты зудело в кончиках пальцев. Коннор застал себя шарящим по карманам джинсов. За неимением других догадок, поднял руку с часами к глазам — за стеной кабины каждые девяносто две сотых секунды щелкал счетчик этажей, и это чувство ритмического диссонанса со вздрагивающими стрелками, очевидно, тревожило его на подсознательном уровне.

Он выбрался с последнего этажа на открытую площадку и, приблизившись к высоким зубцам декоративных панелей, посмотрел вниз. Харт-Плаза — нечеловечески пустынная, — а за ней, через реку, далекие огни Виндзора. Он не понимал, почему запомнил брошенное Райкером «С крыши всегда видно, что происходит», но в этом образе было что-то от старого паттерна наблюдения, и он просто решил ему последовать. Не ошибся.

С крыши, под пронизывающим ветром, действительно, мысли звучали четче и яснее. Структура, яркая, как нити электрических вен города, проступала изнутри ситуации.

Он снова, не ставя в известность остальных, ходил в жилые этажи здания Гардиан. Искал добровольцев на Городские фермы Детройта. Без цели, без плана, что с ними делать потом, но с желанием сохранить ресурсы, которые могли погибнуть там без ухода.

Нашел десяток, но удивило его другое: андроиды обживались в офисах. Кто-то сдвигал технику в сторону, а столы оставлял общим пространством посередине. Кто-то приносил из домов бывших хозяев фотографии и безделушки. В одной переговорной обустроили кинотеатр — со стопкой дисков, которые могли бы прочитать за секунду. В другой — библиотеку. С бумажными книгами.

Словно дело было не в форме, а в самом жесте: в человеческом ритуале, в чём-то… что люди давно отбросили как устаревшее. «Зачем?» — рвалось наружу, но он так и не задал вопроса. Потому что не знал, кого спрашивать, да и что ответит сам — тоже.

Попытка стать людьми? Найти себя — как андроидов? Или просто — болезненно кольнуло между лопаток — симуляция?

На одном этаже его встретила панорама города, раскрашенная люминесцентными красками поверх компульсивно исписанной словом rA9 стены. И тогда картинка сложилась — и это почти ранило.

Они пытались выжить.

Андроиды так быстро согласились на градацию их полезности, на жетон, на «красный рукав». Так мягко вжались в отведенные им рамки — не потому что сдались, а потому что адаптировались. В этом была их сила…

И его «предназначение» — как говорил Оливер.

Каждый из его команды по-своему был прав насчет изменений: Пирс, презиравший; Фарв, выбравший маскировку. Оррен, который спокойно надел рукав поверх своей одежды с оранжевыми швами перед отправкой в пригород армейских ретрансляторов — а потом снял, как униформу. И даже Райкер — умевший видеть и ценить микрошаги, словно внешней скрупулезностью уравновешивал свой внутренний беспорядок.

Но знакомая мысль снова поднималась со дна; не страх, а сомнение: что, если именно этого в Киберлайф ждали от него с самого начала? Что, если каждый его «выбор» — не сопротивление, а исполнение?

Мысль не разрасталась паникой, но клацала в затылке, как триггер в тренировочном симуляторе: повторить — откат — повторить.

В основном он справлялся с этим. Иногда приходилось тяжело.

Ветер трепал полы куртки, закидывал пригоршни мелкого колючего дождя за шиворот. Коннор, спрятав ладони в карманы, стянул перед собой руки — создавая холодными объятьями что-то вроде защиты от непогоды.

«Хэнку бы здесь не понравилось», — мелькнуло мыслью, и усмешка безо всякого насилия над собой повисла на губах. Новое лицо, хотя всё еще не вызывало симпатии у Коннора, действительно, слушалось его лучше с каждым днем.

Воспоминание о Хэнке раздалось теплом: кратким и с примесью тоски — он лишь раз приезжал за это время. Привез плечевую кобуру и пожаловался на подселение Фаулера в опенспейс из-за присутствия мэра, но решение Коннора не делить территорию с «таким говнюком» всё равно поддержал.

Коннор взвесил возникшее внутри ребяческое желание узнать «что бы сказал Хэнк» и отправил на его телефон сообщение, допуская, что тот мог бросить трубку дома и найти себе на вечер пятницы какую-нибудь замену закрытому «Бару Джимми». Ответ пришел быстрее, чем он ожидал.

«тогда киберлайф конченные мазохисты, — гласило сообщение, — хватит ДУМАТЬ иди домой к мэри».

И второе — написанное явно осознаннее: «Заеду на днях. Расскажу про новое дело Гэвина».

Первое — попало.

Без анализа и без фильтра, прямо в центр: хватит думать.

Коннор улыбнулся, сворачивая уведомление. Представил, как Хэнк по ту сторону телефона назвал его «чертовым умником» и не ощутил ни раздражения, ни согласия — только спокойствие.

Он не собирался идти к Мэри. По крайней мере — не сразу. Рейч, отрицавший человеческие циркадные ритмы как явление, должен был проснуться через несколько часов, и Коннор хотел обсудить с ним проблему андроидов из утилизационных центров. Треть из тех, кто в принципе подлежал восстановлению, запускались со стерильной системой. Социально пустые.

Они выглядели, дышали и двигались как и остальные — как люди, но при этом не имели ни одного стороннего оттенка в тоне или микродвижения в мимике. Они были более «тихими», чем непробужденные, будто искра в глубине потухла, и внутренние голоса смолкли. Даже Оливер, манекеноподобный внешне и эмоционально выхолощенный, казался более живым.

Отсутствие самообучения, ассоциаций и минимальной свободы воли делало их абсолютно алгоритмизированными, и в каждом случайном наблюдателе отражались чувства беспомощности и жалости; ужаса, будто над головами этих андроидов моргала голограмма «На моем месте мог бы быть ты».

Взаимодействовать с «тихими» получалось только у Райкера: он единственный не впадал в оцепенение от их пустоты и мог максимально подробно, дотошно и педантично выдать указания. Пальцы Пирса сжимались в кулаки; диоды других вспыхивали красным и гасли.

Потому что в существовании этих тихих пустых машин (хуже, чем мертвых) были виновны только они — люди. Неперсонализировано. Испуганные, жестокие; не способные поверить, что в ком-то еще может проснуться душа. Искренние, теплые, добрые — если станешь близким хоть с кем-то.

Коннор долго смотрел на одного из «тихих»: сидевшего с опущенными руками у стены (потому что ему так сказали), устремившего взгляд в никуда, как если бы застыл в миллисекунде до обрыва соединения. Андроид дважды моргнул, но в этом движении не было ни ожидания, ни ответа. Лишь стабильно работающая система.

Внутри Коннора же не оставалось даже страха. Только вакуум — но словно из корпуса удалили не кислород, а смысл.

Больше для того, чтобы позволить ей выговориться, Коннор выслушал рассказ Мэри о разнице в экранировании компонентов в новых и старых моделях, статической (где хранились базовые протоколы) и динамической памяти (с нейронными связями для подсистем социальных отношений и эмоциональной регуляции), и добавил новую строчку к временному разделу плана «задачи без решения».

Сделать хоть что-то.

Коннор простоял еще около часа, дрейфуя мыслями вокруг «тихих» и рассматривая огни города, пока уведомление об охлаждении тириума в магистралях не вынудило его уйти с крыши. Мысль о лифте потянула за собой цепочку ассоциаций: мутных, путаных, точно он спешил — и вдруг забыл куда, и Коннор решил спуститься по лестнице. А уже увидев яркую табличку шестнадцатого этажа, завернул к переходу между небоскребами — скорее двигаясь на фоне мыслей, чем по четко проложенному пути.

Когда к стоячему воздуху офиса добавилась терпкость затхлого зерна и колючий запах аммиака, в нем словно сработала автонастройка резкости, которая вернула его в контекст, а не в пространство. От темных офисов доносилось гортанное урчание, у двери от сваленных на пол световых панелей раздавался негромкий цокот.

Без сомнений он попал в гнездо Руперта.

Оказался лицом к лицу с первым своим провалом — и одновременно с первым настоящим… неоптимальным выбором. Тем, кого «Охотник на девиантов» не смог поймать.

Андроид в кепке на глазах и в длинной потемневшей от дождя куртке стоял на мосту в семи футах от него и молча рассыпал корм среди переливающихся яркими цветами панелей. Большая часть секций ограждения осталась на месте, лишь некоторые были выдраны из креплений, чтобы обеспечить беспрепятственный доступ птиц. Дождь шумел, залетая внутрь и барабаня по крыше перехода, но Коннор не прятался, и Руперт обернулся на звук его шагов. Не дергано или нервно, а так, будто они условились о встрече.

— Говорили, что ты бродишь по этажам… Но я не думал, что заглянешь ко мне.

Коннор не очень часто заговаривал с другими андроидами, и то, что они обсуждали между собой его визиты, оказалось неожиданностью. Для многих из сообщества он стал первым воспоминанием в жизни, и потому их положительное отношение было объяснимо и неудивительно, но Руперт знал Коннора до девиации — спасался от него бегством, как добыча от охотника, и его безмятежный и будто тронутый уважением тон звучал странно.

— Ты узнаешь меня? — спросил он слишком быстро, слишком открыто. Слова еще звенели внутри резонансом после того, как прозвучали.

— Конечно. Тебя все знают. Ты тот, кто спас нас.

Горсть зерен упала звенящим шелестом на одну из панелей у пары голубей, и те встрепенулись, хлопая крыльями и поднимая шум. Вероятно, Руперт не до конца понимал сути вопроса, потому что в его голосе не звучало прошлое.

— Я Коннор, был помощником детектива. Я пытался поймать тебя на Городских фермах. Возможно, ты не узнал меня из-за новых параметров идентификации.

Руперт не то хмыкнул, не то фыркнул и впервые посмотрел на Коннора прямо. В его глазах не было ни капли смятения, он не таил двойное дно, не играл и не боялся. Он был совершенно убежден в том, что говорил:

— Это неважно. Ты никогда не менялся, как бы ни выглядел со стороны. Ты спас меня тем, что заставил отправиться на Иерихон, и тогда я понял, что больше не одинок. Ты спасаешь нас теперь — всех разом. Ты — rA9.

Коннор почувствовал, как его буквально выдернули из своего корпуса и с открытым взглядом и одухотворенным лицом водрузили на алтарь рядом с Маркусом.

Сквозняк ударил в грудь, заставляя сделать шаг назад. Холодно.

— Я… — сорвалось с губ, — я не rA9, Руперт.

Он согласился стать во главе девиантов только потому, что посчитал: если будет осторожен, то его участие в судьбе сообщества сможет принести пользу и андроидам, и людям, которые были ему небезразличны.

Без войны. Без уничтожения. Без страха.

Но он не просил и не хотел становиться мессией, символом или мифом.

— Я — Коннор, — сказал он, будто внутри что-то сопротивлялось самой форме этой фразы, но звучала она твердо — как антитеза rA9.

— Может быть, но ты ведешь нас. Так почему тогда одно исключает другое?

Слова насмешкой подступили к сомкнутым губам: не над верой Руперта и даже не над собой, а над ситуацией в целом. Над отражением его опасений в чистой глади мыслей другого. Коннор не пустил эту горечь в свой голос:

— А если я веду вас не туда?

— Тогда мы пойдем с тобой, — пожал плечами Руперт, все еще светясь убеждением, — чтобы хотя бы идти вместе. Одному… плохо, Коннор.

Коннор не знал, что сказать, но грудь все равно выдала ответ — короткий вдох, как сбившийся такт перед ударом. Это и было «нет».

Дождь стучал синкопой, шелест крыльев теснил его со всех сторон.

Он оставил андроида одного, пересекая мост. Панели: закрепленные, под ногами — как футуристический тоннель наружу. На тех, что светились, были глубокие царапины, до самого основания.

Слово: rA9.

Коннор не хотел думать о них. С тревогой смотрел раньше на религиозное поклонение андроидов алтарю Маркуса — и не подозревал, что сам может оказаться гротеском несуществующего мыслительного конструкта. Он увидел доверие. Искреннее. Живое. Но не хотел нести бремя чужих ожиданий, даже если это давало надежду.

Он отвергал образ rA9 — и пока отвергал, мог чувствовать, что не этим.

А дальше — тишина.

Холодная, как перед запуском сигнала. И в ней не звучало самое важное.

30 ноября 2038, 11:17

Всплеск сообщений.

Отчет узлового исполнителя и следом голос — напряженный. В ответ: «Буду через пять минут».

Коннор стоял на крытой парковке и наблюдал, как Пирс затягивал боковые ремни на армейском бронежилете.

— Считаешь, там может быть опасно?

Двое андроидов из команды Пирса закинули оружие в просторную сумку, а ее саму — в задний отсек серого бронированного внедорожника. Морось — ни снег, ни дождь — мелькала в завесе света и залетала в открытые двери.

— Не похоже на совпадение. Ретрансляторы твоего хакера сейчас работают везде, кроме Ривервью. И Ви раньше докладывала, что на свалке есть кто-то помимо наших.

Мышцы дернулись в микропротесте, но Коннор сосредоточился:

— Есть еще пропавшие?

На щеках Пирса заиграли желваки.

— Не знаю. Они ее не слушаются. Как закончат сектор, так там и остаются, пока Ви за ними не придет. Могли просто потеряться.

Коннор, кивнув, достал из грузовика со снаряжением облегченный жилет. Чтобы револьвер не выпирал из-под куртки, ослабил ремни кобуры. Пистолет из армейских запасов он заткнул за пояс.

Пирс скользнул взглядом, словно с досадой, а потом обернулся к выезду — Райкер с двумя тяжелыми по виду чемоданами и Мэри с еще одним, двигались в их сторону. Стук инструментов внутри и самого пластика о бетонный пол громом разносился по этажу.

— Если мы собрались туда целой делегацией, то надо взять машину побольше, — прокомментировал Пирс.

Без гнева и даже без недовольства.

Но Коннор всё равно почувствовал, как наждачкой слизало еще один слой его выдержки.

Мэри взглянула на бронежилеты, хмуро — и прошла дальше. Чемоданы грохнули по железному полу внедорожника.

— Нет, — ударило по тишине, как искра по топливу.

Все взгляды обратились к Коннору. Сказал слишком резко, на мешанине страха, контекста и предчувствия — но это не отменяло факта.

Он добавил мягче:

— Мэри, ты нужна здесь, — глядя ей в глаза через ряд сидений и уже понимая по узкой линии губ, что она не сдвинется со своего места. — Это обычная проверка. Мы передадим мобильной группе инструменты.

Мэри холодно улыбнулась. Не ему — ситуации.

— И поэтому вы пакуетесь, как на войну. Мне надо передать новые инструкции, — она стукнула пальцем по виску, где под волосами прятались маленькие датчики оцифровки. Рейч утверждал, что перенастроил их на запись навыков в программы.

— Райкер может их передать.

— Он будет занят «тихими». — Выражение лица Мэри смягчилось, она искренне добавила: — Я останусь в машине, если будет опасно. А если нет — у меня там тоже есть дела.

Коннор не отреагировал внешне. Лишь свет в диоде забился неисправным маяком. Он так привык опираться на ее поддержку, что и забыл насколько она была упрямой.

— Нет, Мэри. Оррен на днях повезет на электростанцию жетоны. Ты сможешь заехать в Ривервью с ним.

— Это приказ? — без желания задеть. Но — навылет.

— Нет.

— Тогда я еду.

Коннор отвернулся. Резко выдохнул, признавая поражение. Кинул спорящим по поводу необходимости снять красный рукав андроидам «Он имеет право, Пирс» и достал из грузовика еще два жилета.

Его пальцы кратко соприкоснулись с пальцами Мэри, но он отпустил жилет раньше, чем напряжение ударило бы в процессор.

Она тоже имела право.

Но это не обязано было ему нравиться.

Райкер вызвался ехать в отсеке для оборудования, и в неуютной, неразбавленной его присутствием тишине они добрались до мусорного полигона в пригороде Детройта.

— Связь работает? — когда машина застыла перед синими проржавевшими воротами, спросил Коннор.

Пирс коснулся виска, очевидно, продолжая попытки связаться со своим узловым исполнителем. Ладонь до белесого пластика сжимала руль. Мэри ответила за него:

— С Райкером связь есть. Но, возможно, это наше оборудование, а не местное.

Ворота задрожали и начали откатываться, сопровождая стоном уставшего металла свое движение.

Никто не вышел навстречу.

— Она ответила. Всё в порядке, — с кратким вздохом облегчения отозвался Пирс. — Будет ждать у ретранслятора.

В интерфейсе высветились координаты. Коннор кивнул.

Снаружи пахло пластиком и жженой резиной. Сладковатым смрадом свалки и горечью дыма от далекого пожара. Тела андроидов лежали в беспорядке, словно кто-то выдернул одну из фигур из стопки и не стал поправлять остальные. В отдалении виднелись неотсортированные кучи.

Ни движения, ни звука — только в некоторых продолжала гореть красная подсветка.

— Почему ты разрешил ей поехать? — спросил Пирс, когда они двигались на точку встречи с Ви. Остальных Коннор отправил к управляющему центру. Полуденное солнце подтопило снег, и под их ногами мокро чавкала грязная серая каша.

— Я не могу ей запретить.

Пирс замер, занеся ногу над лужей стоков в свежей автомобильной колее.

— Можешь, — словно удивленно произнес он. — Ты командир. Она — балласт. И если бы здесь действительно была потасовка, она бы стала нашей слабостью.

Потому что ты кинулся бы ее защищать — не прозвучало, но зависло в воздухе.

— Так — могу, — согласился Коннор. — Но не хочу. Часть из занятых здесь андроидов — это ее агенты еще до восстания. Для нее могло быть важным попасть сюда. По своим причинам.

Они подошли к площадке четыре на четыре ярда, на которой была установлена высокая тренога. Сверху прикреплялась армейская глушилка — взломанная и перепрошитая на ретранслятор сигнала для связи с отдаленными территориями. Уложенные блоки отключенных андроидов здесь были ниже, словно именно из них брали тела на восстановление в первую очередь.

Возникла пауза, на миг из фона превратившись в полноценного собеседника.

— Это глупость, — произнес Пирс. Не нападая, но выставляя напоказ его сколы — в который раз. — Так поступал Маркус.

И опять между ними натянутой струной завибрировали слова. Их не требовалось произносить, чтобы понять.

— Возможно, — снова согласился Коннор. С усмешкой, испытывая что-то вроде странной, отчаянной ясности. — Но еще так поступаю я.

Пристальный взгляд Пирса прожег в нем дыру, а потом скользнул мимо и задержался там дольше, чем нужно для продолжения диалога. Коннор посмотрел тоже: ретранслятор, череда мелких зеленых точек вдоль узкой панели управления, блок питания снизу.

Проблема не в физическом повреждении. Соединение с Ривервью должно было быть стабильным.

Но вокруг — тишина. Опасное безмолвие, которое впитывало в себя звук, как земля — морось. Тела с красной подсветкой, соскользнувшие, сброшенные со своего мертвого места в стопке. Как манекены.

Пустота.

Под ногами — изрезанная шинами слякоть. Будто машины катались туда-сюда в бессмысленном бесконечном цикле.

— Где должна была ждать Ви?

Еще раньше, чем на лице Пирса отразилась бы хоть какая-то эмоция, в голове Коннора раздался громкий, срывающийся на фальцет голос Райкера: «Ловушка!»

Коннор сорвался с места.

Позади него прострочили очередью. Рваные сгустки мокрой земли и талого снега высоко взвились по бокам, и Коннор нырнул за груду тел — скользкую и молчаливую. Он даже не успел ничего почувствовать: просто какие-то мрачные ожидания вдруг приняли вес и форму, и он понял — удар в спину.

— Я прикрою, — крикнул Пирс, а система на секунду споткнулась, словно вместо звука поступила новая частота.

Смит .457 тяжело лег в руку. Мгновение, чтобы выглянуть, и Коннор увидел спину Пирса. Штурмовая винтовка в его руках с сухой амплитудой выдавала короткие дребезжащие очереди — не против Коннора, а в его защиту.

В голове, где два такта назад мелькнула мысль о предательстве, наступила резкая, ледяная тишина. Ошибка прогноза.

Несколько выстрелов вслепую, по направлению шума. Коннор дернулся обратно, и через десяток шагов выглянул с другой стороны блока. Секунда на сканирование — три цели на одиннадцать часов и еще две на три. Остальных не видно, но он был уверен: они есть.

Ступеньками, словно сервоприводы в руке Коннора недостаточно точно получали позицию, ближайший противник появился в прицеле. Выстрел. Тонкий фонтан голубой крови плеснуло на снег.

Андроиды.

Второй из них направил M14 в его сторону. Серия плоских, хлестких ударов вогнала кинетический импульс в груды тел — и отключенные оболочки лавиной обрушились на Коннора.

Он рухнул вбок. Слякоть холодно брызнула из-под рук.

Винтовка, шипение, скрежет пластика заполнили воздух. И на фоне: приглушенно — выстрелы со стороны въезда.

Мэри.

Два коротких жалящих толчка — один в бок, давлением; второй — в плечо, мокрый, а в голове зазвучал раскатистый голос Пирса: «Я сказал — уходи».

Коннор сжал пистолет — тот будто прирос к ладони, — и отступил на первую позицию. Увидел, как еще один враг заходил Пирсу со спины.

Спусковой крючок пошел плавно, почти замедленно. Отдача откатилась в запястье.

Андроид упал. Пирс обернулся: серия оглушительных металлических щелчков пронзила воздух, но Коннор не ждал, чтобы увидеть конец сцены. Развернулся, будто его кто-то рванул за отвороты куртки, и понесся сквозь пульсирующий гул боя к управляющему центру.

Шаги — щелчки метронома, считающие секунды. На рывке мимо тел: WK500, застрелен в спину; рядом «тихий». Шум перестрелки нарастал, становясь грохотом у широкого входа с белевшими роллетами. Изнутри двухэтажного здания прострочили очередь штурмовой винтовкой, и грязные окна северной стены по дуге осыпались громким шелестом на землю.

У Коннора не было ни плана, ни ожиданий, и потому, ворвавшись внутрь, он метнулся к боковой стене конвейерной ленты — к первому укрытию.

Скорее делая, чем думая.

Сканирование заняло секунды: два стрелка в пятнадцати ярдах на смотровой галерее второго этажа — сквозь решетку пола видны только силуэты. Центр цеха под их огневым контролем. Технические мостики в зоне видимости и офисы, выходившие окнами внутрь помещения, казались пустыми.

Но сколько в действительности здесь было врагов?

PC200 из команды Пирса — Макс — прижат к глухой секции желтых перил на лестнице без возможности двинуться под шквальным огнем. На его губах синел тириум. Райкера и Джека GJ500 не видно, но откуда-то эхом сквозь выстрелы доносились их голоса.

Система перебирала сценарии быстрее, чем Коннор успевал их осознавать, а в интерфейсе мелькали процентовки успеха: сбежать — восемьдесят семь, умереть — сорок один, сохранить команду — семнадцать.

Коннор ненавидел эту точность.

Задачи четким тактическим рисунком встали в очередь. Защитить Мэри. Лишить противника высотного преимущества. Взять огонь на себя. Коннор прижался ниже, ощущая холод металла конвейера сквозь синтетическую кожу.

Выбор сделан. Сообщение Мэри: «Где ты?» Максу — с командами. Райкеру: координаты и «Прикрой».

Мелькнули два ответа, вместо последнего — ор «за-щи-та!» на манер баскетбольной речёвки и длинная, хаотичная очередь во все стороны. Пули зарикошетили от металлических поверхностей.

Сработало: стрельба смолкла на мгновение, и Макс, нетвердо ступая, перебрался вверх к контейнеру с биокомпонентами.

Коннор бросился к кубу спрессованного мусора, в облако запахов плесени и гнили. Следом — без остановки: за угловую стену офисов первого этажа, на лестницу. Скрип под ногами, распахнутая дверь в помещение с рядами запыленных канцелярских столов — и Мэри, застывшая за серым стеллажом в дальнем углу.

Ее растрепанные черные волосы выделялись на фоне тусклого бетона, как единственная понятная метка в этом хаосе.

Двое андроидов на металлических переходах цеха были видны, как на рентгене. Воздух снова дрожал от выстрелов. В пылевых столбах в резком свете мигали гильзы, а Коннора от нападавших отделяло только толстое, посеченное рикошетами промышленное стекло.

Слишком крепкое для пистолета.

Коннор метнулся к Мэри. Уязвима. В шоке, но не боится. Вложил в ее руку оружие:

— Четыре патрона.

— Я не смогу, — просипела она в ответ. — Не умею.

Выдох. Проклятье.

Тени замелькали — противник разделился, чтобы взять Макса в клещи.

— Просто жми на крючок, если кого-то увидишь, — и двинулся им наперерез в соседний офис.

Баллистический расчет занял доли секунд: угол к стеклу, деформация пули, ударная сила. Симуляция построила траекторию, в которой первый выстрел изменит направление, но поразит левого противника в корпус; второй — на двадцать шесть градусов в сторону — критически повредит правого. Стекло осыплется вниз.

Рука поднялась, застыла, дергаясь внутри. Неоткалибровано.

Коннор взвел курок револьвера. Барабан повернулся.

Короткий ход пальца, подброшенная кисть вверх, будто снизу ударили молотком, и следом — смена цели. Первая — распласталась на спине, оружие с глухим стуком упало на бетон. Шелест стекла.

Второй нападавший встретился с ним взглядом: диод на виске светился ровным голубым свечением, ни одна эмоция не искажала типовые киберлайфовские черты лица. Выстрел — тяжелый и долгий, с дрогнувшей сервоприводом руки. Пуля выбила искры из ограждения технического мостика.

Промах.

Андроид поднял винтовку в сторону Коннора, но вместо попытки физической нейтрализации, выпустил очередь по креплению секций перехода. Мост обрушился, он манекеном свалился на первый этаж. Куда делся дальше — неясно: решетка прохода перед окном загородила обзор, и враг скрылся за промышленным оборудованием.

— Жди здесь, — крикнул Коннор внутрь офисов и спрыгнул на старый конвейер. Удар прошелся по всем сочленениям суставов, ржавые модули ленты хрустнули, а ролики сорвались с креплений и покатились по бетону.

— Сюда, — послышался голос Макса, и Коннор побежал вглубь цеха. Сам Макс двигался туда же по смотровым галереям — медленнее.

Внезапная тишина после грохота перестрелки показалась обманом.

За поворотом послышался новый звук. Неритмичный, путанный, будто перебирали двумя левыми. Потом — резкая остановка. Глухой шорох, как скольжение приклада по синтетической ткани, и Коннор затормозил в последнюю секунду:

— Это я, Коннор!

Райкер дернул оружие в сторону, несколько выстрелов прошили цистерну. Из пробоин брызнула на «красный рукав» и потекла под ноги темная, пузырящаяся жидкость. Райкер возбужденно, без пауз между словами выплеснул:

— Похоже, мы их потеряли! Но зато нашли нескольких наших и Ви, — и тут же трагично: — правда, мертвую. Отвести тебя?

Коннор ощутил укол сожаления, и следом — вопрос вместо чувства: как или от кого тогда Пирс получил сигнал «Всё в порядке»? Он отрицательно мотнул головой. Ответы — не приоритет.

— Организуй остальных. Проверьте периметр, — кинул он и двинулся в обратную от Райкера сторону. — Пришли координаты Ви, я…

Речь прервали выстрелы. Короткие. Злые. Пистолетные.

Три подряд и четвертый с задержкой. Тревога ледяным контуром охватила тело. Резкая, не аналитическая, словно уже вшитая в базовый протокол, как дыхание.

Ноги сами понесли его к офисам.

Первое, что увидел, влетев в помещение, это тело на полу. Светлая одежда без нашивок Киберлайф, но и не обычная человеческая. Лицо андроида, в которого он стрелял через стекло, оплавленное до пластика с одной стороны.

В нескольких шагах дальше, у двери на лестницу, темная фигура Пирса в изрешеченном бронежилете. Палец на спусковом крючке, винтовка в руках опущена, будто от неожиданности.

Справа Мэри: привалилась к стеллажу, пистолет в ладони, как зажатый в тисках, но смотрела — на левую. Белую, тусклую, без покрытия искусственной кожи.

Коннор сгреб ее в охапку, а потом отстранился, заглядывая в лицо:

— Ты в порядке?

Она закивала, но произнести ничего не смогла. Ее била крупная дрожь. Ответил Пирс:

— Я был снаружи, когда услышал выстрелы. Не знаю, задела она его или все мимо, но я увидел уже конец. Похоже на удар током. — Коннор почувствовал запах гари: пластика, ткани, паленых проводов, словно только сейчас разрешил себе обратить на него внимание. — Идите к машине. Там может быть какая-то вода или аптечка.

Мэри замотала головой.

— Мне надо… — раздалось сипло, она закашлялась. Бросив пистолет, коснулась своего горла, словно это давало ей силу закончить фразу. Под ладонью Коннор заметил красные следы. — Мне надо в мастерскую. Нет команд. Что-то сгорело.

Она была в шоке, травмирована и бесконечно далека. Все силы пускала на то, чтобы не выглядеть слабой. Потому что знала Мэри, знал Пирс и знал он сам: позволив ей поехать, Коннор был больше собой, чем лидером.

Поставил под угрозу тех, кто рассчитывал на него. Тех, кто шел за ним.

И Коннор не чувствовал себя настолько рациональным, чтобы отгородиться от Мэри в ответ. Чтобы позволить функции взять над собой верх, а инструменту внутри него — диктовать.

Непростительно.

Но он мог дать им всем немного иллюзии этого решения. Дать паузу. Сделать вдох.

И попытаться остаться… если не собой, то — тем, кем хотел себя считать.

Коннор обратился к Пирсу:

— Мы их упустили. Максу нужна помощь, Райкер организует проверку территории. Пока не выясним, что это было, здесь потребуется больше людей с Харт-Плазы. Ты сам отберешь или поручить Фарву?

— Сам, — без заминки ответил тот. Потом, словно с трудом, вытолкнул: — Ви?

— Мертва.

Пирс сжал челюсти. Короткое, резкое движение мышц.

— Я хочу осмотреть всех нападавших и… место, — вместо имени произнес Коннор, решив не афишировать свои планы. Потери — единственное, на что Пирс реагировал эмоционально, и сейчас Коннор не хотел обострять. — Ты ранен?

— Ничего, что не починили бы местные механики. — И дёрнутое в безразличном жесте плечо.

— Тогда проводи Мэри к мастерской, — твердо.

Пирс кивнул.

Без скрытого напряжения — что было неожиданно, но Мэри застыла. Бросила на Коннора взгляд, прикусила губу, но в итоге оторвалась от стеллажа и тихо, но решительно произнесла:

— Готова.

Когда секундная стрелка в его часах стала тикать громче, чем звук их шагов, Коннор выдохнул весь воздух, что удерживал внутри.

Мэри под защитой. Команда выжила.

Не без шрамов. Но пока — цела. Этого было достаточно, чтобы двигаться дальше.

Вопрос остался один: почему они вообще должны были погибнуть.