↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Нагадала нам судьба придорожный кабак,
Кто здесь друг, а кто враг — теперь поди разбери.
Кто бы думать посмел, что всё закончится так…
Тэм Гринхилл — Нагадала нам судьба
Музыка уже давно стихла, а я всё продолжала бездумно смотреть в окно на мельтешащие по дороге разноцветные светляки автомобильных фар. Вдруг трель дверного звонка нарушила гулкую тишину квартиры и привела меня в чувство. Головная боль вернулась с прежней силой, и я со стоном прижалась лбом к холодному стеклу. Она преследовала меня с самого утра, то нарастая, то стихая, и лекарства лишь на краткий срок дарили облегчение.
Звонок повторился.
— Да иду, иду! Чтоб тебя с твоими дурацкими идеями… — проворчала я, отлипая от окна и направляясь в коридор.
К звонку присоединились настойчивые стуки и подергивания дверной ручки. Вот же нетерпеливая. Уже распахивая перед старой знакомой дверь, я возмутилась:
— Я же от того, что так в дверь барабанишь, из вредности подольше тебя в подъезде помариную, Ма… — подруга рукой в серой перчатке закрыла мне рот, оборвав на полуслове.
— Ш-ш-ш! Никаких настоящих имён. Злые духи этой ночью не должны слышать их.
Ничуть не смущаясь, она отпихнула меня в сторону и затащила в квартиру объёмный пакет. А я, отплёвываясь, метнулась в ванную.
— Тьфу, дура! Не делай так никогда больше! Ты этими перчатками на улице всю грязь собрала, а теперь меня за лицо лапаешь, — зло крикнула я, умываясь.
— Сама хвалилась, что иммунитет сильный, чего орёшь теперь? Хватит из себя сахарную строить, мы в детстве из одной песочницы песок ели, — донеслось из гостиной.
Я вытерла лицо чистым полотенцем и глянула в зеркало. С досадой отметила, что тушь потекла. Надо было смыть косметику сразу, как вернулась домой, а то теперь на панду похожа.
— Ага, а потом вместе от глистов лечились. Замечательное время, совершенно повторять не хочется, — усмехнулась я, заходя в комнату, потом кивнула на принесённое подругой добро и спросила: — Что за баул? Переехать сюда собралась? Я не согласна, у нас не такие отношения. Сначала долг верни, и тогда обещаю подумать.
— Это наш досуг на сегодня. Будем праздновать Хэллоуин. Бааа… — удивилась подруга, разворачиваясь ко мне и разглядывая мой новый макияж. — И когда успела? Аутентичненько. Так. Раз ты у нас такая вся молодец и быстро подготовилась, будешь… будешь… О! Будешь Мэри Поппинс. «Практически идеальная во всех отношениях. Само совершенство». А я сегодня буду колдовать, поэтому зови меня… эээ… что-то не могу ни одного имени приличной ведьмы вспомнить.
— Моргана. Ровена. Баба Яга? А что, тоже ведьма.
— Во, «Моргана» — самое то. Крутая колдунья. А теперь смотри, что я принесла! — новоиспечённая «Моргана» начала опустошать пакет, называя содержимое и раскладывая его вокруг себя на полу: — Доска Уиджи! Карты Таро! Молотый кофе для гадания на кофейной гуще! Турку тащить не стала, просто в кастрюльке сварим. Ещё вот — свечки и ароматические палочки для атмосферы. А в этой коробочке набор штуковин для ритуала.
— Кажется, кто-то перепутал Хэллоуин со Святками. А что за ритуал?
— Секрет.
— Это ты меня проклясть решила? Я же правда не знала, что ты Мише не говорила ничего.
«Моргана» закатила глаза к потолку и скривилась.
— Ой, забудь. И хорошо, что он сразу показал свою козлиную натуру. Я не сержусь. Нет, это хороший ритуал. Но тебе про него знать нельзя. Сделаю — и тогда всё расскажу.
— Он хоть без жертвоприношений?
Я наконец добралась до аптечки и приняла ещё пару таблеток обезболивающего. Тишина в ответ на такой простой, хоть и заданный в шутку вопрос заставила похолодеть. Она, конечно, девушка увлекающаяся, но не до такой же степени! Не до такой же? Я вопросительно протянула сегодняшний псевдоним подруги:
— Моооргааана? Ты же не будешь резать жаб и мышей? Я тебя тогда из дома пинками выкину и больше разговаривать не буду. Я серьезно.
— Хе-хе-хе… Нет, никаких жаб, никого убивать не будем, ты чего.
— Как-то не слишком уверенно это прозвучало.
— Все останутся живы! Но большего рассказать не могу. На вот, — она всучила мне баночку с кофе, — иди свари, а я тут пока всё приготовлю. Попьём кофейка с пироженками и приступим к веселью.
Это не было похоже на веселье. Не для меня.
Мы выпили по чашке мерзкого на вкус кофе. «Моргана» сетовала, что зря доверила мне столь важную миссию, и что я специально сварила его так плохо, из идейной ненависти к кофеманам. Я отбрехалась, что такую гадость в принципе нормально сварить невозможно, и лучше бы мы по чаинкам гадали. Но, чего уж скрывать, позлорадствовала, что сейчас не только мне кофе оказался неприятен.
Спустя полчаса сравнений кофейной гущи с картинками в притащенной «Морганой» книге мы выяснили, что её ждет что-то плохое, потом хорошее, а потом клякса, которую истолковать так и не удалось. Меня же — что-то очень плохое, потом просто плохое, плохое, плохое, и в конце счастье. Когда последнюю кракозябру в чашке подруга наконец смогла соотнести с изображённой в книге закорючкой, означающей хоть что-то хорошее после череды «смерть, боль, горе», она не сдержалась и расплакалась.
— Поооппинс, прости! Я думала будет весело, а тут такая жесть.
— Это просто твой кофе — отстой, вот гадали бы на чае…
— Не смейся! Вот как ты в Бога веришь, а в мистику нет? Неужели даже мысли не допускаешь, что это может оказаться правдой?
— Наличие чего-то, в чём наука ещё не разобралась, — вполне возможно. Но поверить в зависимость будущего от испачканной кофейной жижей кружки — уж прости… А хотя знаешь… Если подумать, то есть связь.
Глаза подруги радостно загорелись, и она улыбнулась мне так светло и радостно, что даже стало как-то неудобно разочаровывать её, но я продолжила:
— От твоего кофе у меня снова заболела голова. Вот тебе и связь, и несчастье.
— Да ну тебя! Можешь не верить, ладно. Ты только кулон, который я подарила, носи всегда и не снимай. Для тебя он просто миленький, а об остальном можешь не думать.
— А… ну… эээ… утром у него цепочка порвалась, и он на кафельный пол грохнулся неудачно. В общем, камешек раскололся. Я даже об осколок порезалась, убирая всё.
По мере рассказа подруга всё больше бледнела. Когда я показала свежую царапину на пальце, она и вовсе стала какого-то зелёного оттенка. Потом схватила телефон и начала набирать сообщение, отмахиваясь на все вопросы о самочувствии. Лишь дождавшись ответной смс, она снова улыбнулась и расслабилась.
Таро и доска Уиджи также не порадовали нас. Тот же набор — жопа, жопа, жопа, и в конце всё хорошо. Но подруга больше не куксилась так сильно и даже иногда переводила всё в шутку. Было ясно, что она ожидала совсем другого от этого Хэллоуинского вечера, хоть и сама притащила эти колдовские атрибуты.
Ближе к полуночи она сказала: «Пора!» — и взялась за ту самую коробку. Она выложила на столе странный узор из веточек, листиков и камней, насыпала пепла в его центре и расставила по краям стола свечки. Повесила мне на шею смешные бусы из сухих красных ягод, похожих на рябину, воткнула в волосы несколько ярких перьев и колосок пшеницы. Себя она тоже украсила каким-то мусором.
Ровно в 12 часов она начала читать с листка что-то вроде заклинания. Медленно, тщательно выговаривая каждое слово. Видно было, что не первый раз читает. Неужели тренировалась? Так серьезно относится к такой глупости…
Запах зажжённых благовоний настойчиво лез в нос, вызывая щекотку и желание чихнуть от всей души, но я держалась. Если для неё всё так важно, нельзя нарушать торжественность момента.
Наконец подруга закончила заклинание и обратила на меня внимание.
— Руку давай. Только не ту, которую сегодня порезала.
Я вложила свою ладонь в её. Горячие пальцы неожиданно больно впились в кожу. Резким движением она развернула мою руку и, не мигая, глядя прямо в глаза, спросила:
— Ты боишься? Отвечай только «да» или «нет».
Ладно, теперь и правда стало жутко. Но чтобы прямо «бояться»?
— Нет.
— Ты доверяешь мне? Отвечай только «да» или «нет».
— Да.
Вдруг она резко ударила по моей раскрытой ладони кулаком, и я почувствовала укол.
— Ай! Ты чего творишь?!
Не давая мне вырваться, она надавила пальцами около места прокола, и уронила собравшуюся каплю крови точно в центр выложенного узора. Даже показалось, что свечи на мгновение мигнули, словно засвидетельствовав свершившееся. Я завороженно смотрела, как багровая капля потихоньку впитывается в пепел. Что ж, меня проняло. Было в этом что-то очаровательно-пугающее.
— Ну, как ощущения?
— А? — Мне едва удалось оторваться от созерцания черного пятна посреди серой пепельной горки.
— Спрашиваю, как ощущения? Чувствуешь какие-нибудь изменения?
Я потёрла пострадавшую руку. Ранка почти не давала о себе знать, но я всё равно скорчила недовольную мину.
— Рука теперь болит. Нафига так делать? Хоть бы предупредила. И что за иголка? Ты её хотя бы продезинфицировала?
— Это не иголка. Это я у бабушки ручку-прокалыватель от глюкометра взяла. С новым ланцетом, конечно же! А предупреждать нельзя было. Должна быть кровь, взятая без согласия.
— Как в «Гарри Поттере», что ли?
— Почти. Но там кровь врага, а тут друга. Так что, совсем никаких изменений?
— Ну-у-у… — протянула я, прислушиваясь к своим ощущениям. — Голова прошла. Но это и не удивительно, я ж таблетку выпила. А что должно быть? Что это вообще за мистерия? И что за язык? На латынь не похоже.
— Воу-воу, Поппинс, по очереди вопросы задавай. Это ритуал для счастья и долголетия. Твоего. Но тот, над кем его проводят, о ритуале ничего знать не должен. Такие вот условия. А про язык не знаю. Я, между прочим, вчера два часа эту белиберду вслух читала, пока язык не перестал заплетаться!
— Знаешь, по звучанию на синдарин похоже.
— Это тот эльфийский, что ты учить пыталась?
— Ага. А он, вроде, на основе валлийского придуман был. А валлийский — это кельтский…
— Ой-ёй-ёй, хватит, не грузи меня. Я тут энергетически опустошена после сложного колдунства, а ты на меня эти свои эльфячьи слова вываливаешь. Может, ритуал и правда какой-нибудь древний кельтский или друидский. Не знаю. Просто… Ну, ты жаловалась, что у тебя чёрная полоса, и я посоветовалась с одной знакомой. Она на тебя погадала и… э… получилось даже страшнее, чем у нас с тобой сегодня. Это она камешек в кулоне на отвод беды заговорила и про ритуал рассказала. Знаю, не веришь, но в таком случае какая тебе разница? А мне спокойнее. Хуже ведь точно не будет, а помочь может, тем более, если в Самайн проводить.
— Это британские языки, а не эльфячьи. Но я и не могу грузить тебя тем, в чем сама толком не разбираюсь. Просто хотелось, чтобы не одна я тут страдала. Так что, много денег этой своей «знакомой» отвалила? Лучше бы долг вернула, ей-богу, мне это было бы полезнее. Эх, наивная ты душа.
— Нисколько с меня не взяла. Она сказала, что в подобных случаях, если просто так помочь отказываешься, можно сил лишиться.
— Ну хоть в новые долги не вляпалась, уже хорошо. Ладно. Пойду чайник поставлю, а ты тут после своего колдунства приберись. И… спасибо, за беспокойство.
Мы выпили чаю, обсудили недавно вышедший сериал, продолжая называть друг друга «Моргана» и «Поппинс», посплетничали об общих знакомых. То есть, действительно интересно провели ещё пару часов, пока «Моргана» не отправилась домой на такси, а я не залезла под тёплое одеяло.
Головная боль вернулась с новой силой. В воздухе до сих пор витал запах благовоний, и иногда казалось, что я снова слышу странные непонятные слова заклинания.
* * *
Сколько прошло времени? Я уже не считаю ни дни, ни месяцы, ни годы. У меня давно нет сил вставать с постели. Иногда я открываю глаза и вижу одинокую свечу, освещающую покои. Окна закрыты. Я одна. Забытая королева.
Чувствую, как Тьма всё дальше расползается ядом по венам и жилам леса, извращая и отравляя землю. И всё меньше я способна сопротивляться ей. Душным дымным туманом она застит разум всем живым, рождая мрачные мысли. Искажение разъедает саму суть мира, как плесень разъедает дерево.
Феа(1) едва-едва тлеет тусклым угольком. Я слышу Зов в Чертоги, но не могу внять ему. Нельзя уходить, хоть и держаться сил почти нет. Знаю, что стоит лишь оставить хроа(2), как Тьма не упустит шанса. Она давно уже опутала меня своими липкими холодными нитями и только и ждёт возможности заполнить покинутое тело собой или своими порождениями. И тогда многие пострадают.
Мой сын пострадает.
Он уже давно не ребёнок, ему минуло много зим. Я так сожалею, что не была рядом, когда он рос… Моих немногих сил хватило лишь на то, чтобы дать ему жизнь. Когда Тьма разрослась, это сломило меня. Удержать феа, отогнать темноту, не сдаться в её лапы — вот и всё, на что я осталась способна. Никудышная мать.
Не всем дано быть сильными. Не всем дано быть храбрыми. Не всем дано быть любимыми.
Политический союз дал свои плоды, укрепив положение короля и наследника, соединив два народа. Разве могла я в юности, играя с бабочками на залитой звездным светом лесной опушке, подумать о таком? Что выберу не сердцем, а разумом. Выберу не для себя, а для всех. Жалею ли я теперь о выборе? Нелюбимая жена.
Не жалею. Не всем дано любить. Но у меня есть сын. Он стоил и стоит всего. За мысль о нём я и продолжаю цепляться, сопротивляясь Тьме и не слушая Зов. Если я сдамся… Нет! Даже думать не хочу об этом.
Когда-то мои предки не приняли приглашения в светлый край, не захотели покидать дом. И Силы покинули нас, забрав согласившихся. Я знаю, что мне не ответят, но всё равно молю их о помощи.
Если бы я тоже стояла тогда на берегах Вод Пробуждения, приняла бы я их предложение? Нет. Даже зная, что они отвернутся от нас. Единственное утешение, в котором они не отказывают — Зов в Чертоги. Чтобы не скиталась бесплотная феа по землям, истлевая и истончаясь.
Но я всё равно буду пытаться и взывать к ним. Это единственная эстель(3), что мне осталась.
* * *
Мои глаза закрыты, занавеси на окнах задвинуты, но я чувствую, что солнце село и начался новый день. И вновь я молю дать мне сил не уступить, спасти сына и мой народ. От меня. От того, чем я могу стать. И снова мягкий голос зовёт в Чертоги, обещая исцеление и успокоение моей измученной феа. И снова я отказываюсь. Но голос говорит что-то ещё. Новое, чего не было раньше.
— Ты просила и тебе ответили. Внемли Зову без страха, ибо тело твоё не достанется врагу.
— Но как такое возможно? Хроа истлеет или рассыплется прахом?
— Оно не останется пусто. Есть другая феа, за которую молили. И мольбе той вняли. Вы можете стать спасением друг друга. Если ты согласишься.
— Оставить тело для кого-то другого? Разве такое возможно? И что будет, если я откажусь?
— Даже мне, Владыке Чертогов Ожидания, кому более прочих ведома Песнь Творения, не дано знать всего, что задумано Единым. В каждой эпохе появляются вещи, ранее не виданные, и случаются события, о которых и помыслить никто не мог. Если откажешься ты — душа та отправится дальше, дабы исполнилось для неё обещанное. А ты продолжишь сопротивляться здесь, и, увы, никто не сможет помочь тебе в этой борьбе. Но помни — твоё время уже на исходе.
— Я согласна. И… Я хочу остаться в Чертогах до конца мира, феа моя слишком слаба и истерзана для нового воплощения. Прошу, передайте той душе…
— Знаю, дитя. Я передам. Отпусти тревоги и прими утешение.
1) Душа
2) Тело
3) Надежда
— Еще вчера я сомневалась, что Бог есть, а сегодня по уши в мифологии.
— Открою один служебный секретик: Бог не любит, когда его относят к мифологии.
«Догма»
Я шла в пустой темноте. От каждого шага гулкое эхо разлеталось вокруг, постепенно затихая где-то вдали. Эта темнота не была страшной. Я чувствовала, что в ней не таится ни тварей, ни чудищ. Эта темнота мягко и тепло обнимала, дарила спокойствие и безмятежность.
Не знаю, как долго это продолжалось. Вряд ли здесь вообще существовали понятия времени и пространства. Меня словно тянуло в определённую сторону, и я покорно следовала этому чувству. Вдруг я заметила, что пустота отступает: под ногами стали видны черные плиты пола, а вокруг появились иногда перемигивающиеся огоньки. Их становилось всё больше и больше, они сбивались в стайки. Их бледное трепещущее мерцание высвечивало из темноты очертания резных колонн и статуй.
И вот наконец я пришла. Бесконечный коридор или колоннада — я так и не поняла, что это было, — закончился полукруглым помещением. По стенам от самого пола до скрывающегося в серой дымке потолка были развешаны картины. Как ни силилась, я не могла разглядеть, что на них изображено. Посреди зала возвышался огромный трон с величественной фигурой мужчины. На нём была черная, словно безлунная ночь, мантия, а из-под покрывающего голову капюшона виднелась лишь нижняя часть лица. Мужчина раскрыл приветственно ладони и заговорил:
— Здравствуй, дитя. Печальные события привели тебя в мои Чертоги до срока, и ещё более печальна теперь твоя доля. Имя мне — Намо, Судия. Ты ныне в Мандосе — месте, где феа детей Единого ожидают своей участи. Дар твой украден, и душа твоя ныне лишилась бессмертия. Нет тебе пути дальше. Людские души после смерти тела отдыхают здесь недолго, а потом уходят за грань мира, где ожидает их Единый. Это Его Дар людям — короткоживущее хроа и вечное феа. Тебе же уходить более некуда. Покинув Залы Ожидания, твоя душа растворится во Внешней Пустоте. Я могу продлить пребывание в Мандосе, отложив на время момент ухода, но не в моей власти совсем отменить его для людей.
Витиеватая речь Намо звучала непривычно, но мне всё же удалось понять, что наше хэллоуинское колдовство оказалось не таким уж и хорошим.
— Это из-за того глупого ритуала? Но он же… как там… «для счастья и долголетия», он же хороший, не злой!
— Светлая магия никогда не потребует платы кровью, — в ровном голосе Намо засквозило осуждение и даже что-то вроде обиды.
— Да там была капелька всего… И Марина не стала бы такого делать специально, я в это не верю! Может, эти её знакомые ведьмы лапши на уши навешали, или в ритуале этом дурацком ошибка была…
Владыка Душ поднял ладонь, прерывая меня:
— Ведали вы о последствиях или нет — ныне неважно. Результат ворожбы той отменить я не в силах.
— Получается, еще лет тридцать, ну сорок в лучшем случае, и всё… — я горестно выдохнула.
— У тебя нет этого времени. Нисколько, увы.
— Чего? Подождите, подождите! Я когда умереть успела? Всё же было хорошо!
— Тёмная магия, похитив Дар, искалечила твою феа. И когда хроа нуждалось в поддержке и исцелении, феа не смогла оказать помощи. Пусть утешит тебя знание, что хроа не испытало боли и погибло быстро.
Я села на пол прямо там же, где стояла. Светлячки-огоньки подлетели поближе и замельтешили рядом, словно утешая. В голову отчего-то пришла мысль, что смерть в тридцать три — это как-то слишком по-библейски. Да только я — не лучший кандидат для подобных сравнений. Верить в Бога — верила в некотором роде, но по церквям не ходила, посты не соблюдала. И не молилась никогда. Получается, каждому воздаётся по вере его? И по моей дано — забвение и растворение в Пустоте. Я, конечно, всегда любила более научный подход, но всё равно хотелось верить, что смерть — не конец существования. Получается, не ошибалась, но для меня это всё-таки конец. Грустно. В жизни всякое бывало, но жить я всё-таки скорее люблю, чем нет. С надеждой я решилась спросить:
— И что дальше? Ведь наверняка можно что-то придумать! Может, я могу каким-то призраком вернуться, чтобы отомстить или хотя бы напугать ту ведьму, что Маришу ритуалу научила?
— К чему говорить о мести, если не свойственно тебе это чувство? Увы, не сможешь ты вернуть Дар. И я не смогу. Даётся он лишь раз, и лишь волей Единого.
— Может, мне просто нужно хорошо помолиться…
— За тебя уже молили. И молитве той ответили. Много новых нитей вплелись в судьбы миров. Тебе предложен другой путь, хоть и не сравнится он с тем, чего ты лишилась.
Я замерла, боясь поверить в услышанное. То есть, растворяться не обязательно? Могу ещё пожить?
— Дан тебе выбор — либо остаться и ждать своего часа, либо привязать феа свою к Эа до её конца.
— Привязать… О! То есть, это как у эльфов? Но я же простой человек, разве так можно…
Я попыталась вспомнить, писал ли что-то Толкин о становлении людей эльфами. Полуэльфы, вроде бы, больше эльфы, так как могут жить до момента выбора судьбы многие тысячи лет. Лютиэн, наоборот, была эльфом и приняла людскую судьбу. Разве что Туор из первой Эпохи… Но точной информации о нём вспомнить не могу. В любом случае, я ничем не заслужила такой чести.
— Да, ты верно поняла. Лишь немногим был предоставлен выбор, и всегда их заслуги в борьбе с Врагом были огромны. Ты же… Не ведомо мне, что с тобой было или будет. Это сокрыто от моего взора, и не пелось о тебе в Песне. Не было такого ранее, чтобы появилась в Мандосе людская душа из-за пределов Эа. Но вот ты здесь.
— Да разве можно считать настоящим выбором выбор между забвением и эльфийским бессмертием… — с недоумением пробормотала я.
— Бессмертны лишь Айнур — своею сутью, и люди — благодаря Дару. Эльфийские тела не знают смерти от старости, но души их привязаны к Арде и будут здесь до конца мира. Что случится с ними далее — не ведомо даже мне.
— И если я соглашусь, то просто останусь в Мандосе вместе с феа других погибших эльфов?
— Останешься. И, если будет твоя воля, если не будет в твоей феа большой печали или вины, однажды ты сможешь переродиться. Сроками того заведует сам Единый, не могу я сказать, как скоро это случится. Восстановить хроа и выйти из Мандоса ты не сможешь, ибо не было у тебя эльфийского хроа, увы.
— Ох, знаю, там столько условий для перерождения, что дождались его лишь единицы. Но это всё равно лучше, чем ничто и небытие. Да и «до конца времен» — настолько долгий срок для человека, особенно для уже мёртвого человека, что выбор очевиден, — отмахнулась я.
— Да будет так! — громко сказал Намо и хлопнул в ладоши.
И… ничего не поменялось. Я даже поднялась на ноги и ощупала себя. Потрогала уши, но они как были кругленькими, так и остались. Абсолютно никаких изменений.
— Раз выбор сделан, могу я ныне читать в твоей душе…
— Ныне? Владыка, но разве ты раньше не мог? Тебе же ведомы мысли всех феа в чертогах, — я не удержалась и перебила Намо.
— Не всех. Мне дано судить лишь перворождённых. Души смертных я привечаю только на время, и они отправляются дальше. Их помыслы закрыты от меня. Твои же теперь доступны, и вижу я многое. Мысли твои не назвать невинными, но тьмы в них нет, и зла ты не совершала. Если пожелаешь того, дано тебе будет право на перерождение…
Вдруг Намо замер, а кружащие до этого вокруг меня светлячки рванули к нему. Он слегка отвернулся и наклонил голову, словно прислушиваясь к чему-то, затем медленно кивнул и вновь обратился ко мне:
— Воистину, удивительные времена настали. И многое происходит впервые. Феа твоя горит жаждой жить и творить, и есть тебе путь выйти из Чертогов до срока. Но он сложен и опасен. Желаешь ли узнать о нём?
— Да! Конечно! — я старательно закивала.
— Одной душе нужна помощь. Она долго сопротивлялась окружающей тьме, но время её почти вышло. Ты можешь занять её хроа, а она прибудет в Чертоги для исцеления. Вижу те вопросы, что желаешь задать. Да, это женщина, и да, ты займешь её тело. Чужое для тебя тело. И да, будут последствия. Феа всегда влияет на хроа, и её хроа тоже в какой-то степени изменится под влиянием твоей души. Но не жди того облика, что был тебе привычен. Да, твоя память полностью останется с тобою, но и обрывки памяти прежней владелицы могут остаться. Да, тело очень слабо, но пламень твоей феа поможет ему исцелиться со временем. Согласна ли ты принять это бремя?
Ждать тысячелетия, пока появится возможность переродиться, или вновь жить прямо сейчас? Опять довольно очевидный выбор. Внешность моя меня в целом устраивала, но я за неё никогда не цеплялась. А некрасивых эльфов не бывает, так что хуже точно не будет. Слабость и болезненность? Выздоровлю! Ох, вот только…
— Владыка… Ты же увидел, что мне об Арде известно многое. Должна ли я…
— Воля твоя свободна, — теперь уже Намо перебил меня. — Валар могут лишь давать советы детям Единого, а не указывать. Но мы давно удалились из Средиземья, так что и советов теперь от нас мало. Но всё же могу дать один. Если не знаешь, как поступить, постарайся поступать так, чтобы тьмы и искажения в мире не стало больше. Их и так в Арде достаточно. И помни — все решения имеют последствия, будь готова принять их. Большего тебе посоветовать не могу. Готова ли ты решиться?
Получается, я получила разрешение на изменение канона от самого Намо? И могу хоть сильмарилли из короны Моргота стащить, если в Первой Эпохе окажусь?
— Враг давно вне пределов мира. Что же до камней Феанора — один сияет в небесах, а два других укрыты в глубинах вод и тверди, — губы Намо слегка тронула улыбка. — И всё же, надеюсь на твою разумность.
* * *
Какой странный сон! Никогда раньше мне не снилось ничего про Средиземье, даже когда я устраивала марафон просмотра фильмов или чтения книг. А тут вдруг приснился разговор с самим Мандосом, Владыкой Душ! Ох, нужно Марише звякнуть и рассказать, как её выдумки на меня подействовали, и что моё подсознание о её увлечениях думает.
Я открыла глаза, но темнота осталась прежней. Ещё ночь? Попыталась перевернуться на бок, и тело отозвалось ноющей болью. Отлежала, что ли, себе всё? Проспала ночь, день и проснулась следующей ночью? Что происходит?
С трудом удалось приподняться на локтях и сесть. Провела вокруг руками и не нащупала спинку родного дивана, служившего мне постелью последние пять лет. Может, я просто ещё сплю? Осознанных снов у меня никогда не было, но раньше мне и Средиземье не снилось. Вот только, если это сон, почему мне так плохо? Совсем нет сил. Я даже дышу словно через раз, и от каждого действия появляется отдышка. Такую же слабость чувствовала, когда много лет назад сильно болела и чуть не померла.
Ой. А что если… Да нет, ну не бывает такого.
Не бывает же?
Или…
Собрав силы, подняла руку и ощупала лицо. Непонятно ничего. Провела по щеке к уху и… Ох. Определённо острый кончик. Но ведь оно может быть острым, и если я просто сплю!
Мои душевные метания были прерваны скрипом двери. Я повернула голову на звук и сощурилась. В приоткрытом дверном проёме стояла девушка с чем-то вроде небольшой лампы в руке. Свет был мягким и достаточно тусклым, но смотреть на него всё равно было тяжело. Силуэт девушки словно и сам источал еле заметное мерцание. Наши глаза встретились, она вздрогнула и, испуганно защебетав что-то, захлопнула дверь, снова оставив меня в темноте.
* * *
Сегодня Морвайн послала меня проверить госпожу. Когда я только попала во дворец, всё никак не могла понять, почему о ней никто не говорит, словно у Лихолесья и вовсе нет королевы. Почему с ней не находятся весь день целители и служанки? Почему в её покоях всегда темно и закрыты все окна? Пока меня не отправили проведать её первый раз.
Госпожа лежала на постели, словно бледное привидение из древних арнорских курганов, рассказами о которых в детстве пугал меня брат. Когда я зажгла светильники, тьма вокруг её тела словно бы стала гуще и злее. И потянулась ко мне, стоило мне лишь приблизиться. Никогда ещё до того момента я не испытывала такого смертельного страха… Сейчас я уже знаю, что если тьма не рассеивается при освещении комнаты, нужно бежать к Амренту. Он песней прогонит тьму, и госпоже станет легче.
Я дошла до комнат госпожи и зажгла принесённую с собой лампу. Не было смысла зажигать её ранее, ведь в коридорах дворца всегда светло. Когда я приоткрыла дверь, свет лампы выхватил из темноты широкую кровать посреди покоев. Госпожа сидела и смотрела прямо на меня! Я так испугалась, что смогла лишь пролепетать извинения и захлопнуть дверь.
Морвайн рассказывала, что иногда госпожа приходит в себя. Но с каждым разом это длится всё меньше времени, а перерывы всё дольше. И если поначалу она даже выходила в тронный зал и принимала посетителей, то последний раз она лишь открыла глаза и сказала несколько слов. И случилось это ещё до моего появления во дворце.
На верхнем ярусе стражи почти нет, лишь несколько эльфов охраняют двери в покои короля и принца. В дальнем коридоре и вовсе бывают только служанки. Как мне говорили, это и так самое защищённое и безопасное место дворца, там нет нужды в большой охране.
Испуганная, я и не заметила, как добралась до комнаты Морвайн, не встретив никого по пути. Не стучась, я распахнула дверь и вбежала внутрь.
— Пинэль! Ты что творишь, где твои манеры? — возмущённо крикнула Морвайн, вскакивая с кресла. — Ох, да на тебе лица нет… Опять? Сиди здесь, я найду Амрента…
Я замотала головой, прерывая её.
— Нет! Там… Госпожа очнулась! Я дверь открыла — а она сидит и смотрит на меня!
— Я уж думала, никогда больше… — Старшая служанка ахнула и снова свалилась в кресло, прижав руку к груди. Несколько раз глубоко вздохнув и собравшись, она вновь заговорила: — Так. Найди на кухне Мормериль и Орлин и отошли их ко мне. Владыка в Зале Совета на совещании, но рядом должен быть Баллорд, сообщи ему. И возвращайся в комнаты госпожи. Поняла? Тогда ступай!
Девушек удалось найти быстро. От новости они испугались едва ли не больше меня. А вот Баллорда около Зала Совета не было. Я не посмею зайти внутрь. Я уже собралась кинуться к проходящим мимо стражникам с расспросами, как двери в Зал распахнулись. Сам Владыка вышел в коридор первым, и я чуть не влетела в него. От переживаний едва вспомнив о приличиях, я поприветствовала его и сообщила весть о госпоже. Конечно, я и не ожидала, что он, как и мы, тут же кинется к её покоям, но… Владыка лишь поджал губы, и на мгновение показалось, что на его лице мелькнула брезгливость. Затем он слегка кивнул, показывая, что услышал, и проследовал в тронный зал.
Примечания:
Morvain (Морвайн) — темная красота / красавица
Pinel (Пинэль) — звездочка, маленькая звезда
Orlin (Орлин) — мелодия / песня деревьев
Mormeril (Мормериль) — черная роза
Ballordh (Баллорд) — сильный, мощный дуб
Amrent (Амрент) — жаворонок
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|