Самый тёмный час (джен)

Три — эльфийским Владыкам в подзвёздный предел;

Семь — для Гномов, царящих в подгорном просторе.

Девять — Смертным, чей выверен срок и удел,

И Одно — Властелину на Чёрном престоле.

Кольцо возвращалось. Он чувствовал это.

Истинное создание Его таланта, рождённое некогда в алом жаре и созидающем пламени Огненной Горы. Избранное Хранилище Его мощи, вобравшее в себя великую силу, разум и память. Послушный инструмент воли своего Создателя, поднятый из металла и принявший свою истинную и окончательную форму под Его рукой. Свидетель и участник всех Его былых деяний. Сосредоточие Его будущих надежд. Начало и конечное звено Цепи.

С каждым минувшим днем оно ощущалось всё ближе. Всё громче становился звенящий в тиши голос. Невидимыми, сокрытыми от Ока путями оно медленно, но неотвратимо двигалось к Нему. Это неспешное тягуче-изнуряющее передвижение терзало ум и гордость. Он снова и снова гнал на поиски слуг, а те уже опасались появляться перед Его взором — потому что ничем, кроме как регулярными неудачами, порадовать не могли. Он тщился понять причину своих просчётов, — каким же образом движение Кольца могло до сих пор оставаться незамеченным для глаз бесчисленных шпионов? Кто нёс Кольцо? Какой ловкий, сильный и выносливый Хранитель? Сильный духом настолько, что до сих пор устоял от соблазна признать драгоценность своей. Ловкий — ведь не засекло его Око, не перехватил ни один из посланных навстречу шпионских патрулей. Выносливый… о, стоило отдать должное этой силе духа: ведь с каждым шагом расстояние между Ними сокращалось, и в приближении к огню своего Рождения Кольцо должно было прирастать начальной мощью. И всё же Хранитель шёл — медленно, но упрямо, черпая силу для каждого нового шага из ведомых одному ему источников. Откуда бралась столь несгибаемая воля в смертном теле? В том, что нёс Кольцо не эльда, Он был более чем уверен. Хотя при всей хитрости своей и уме впервые признавался самому себе в бессилии просчитать ход мыслей своего врага и даже понять причины его действий.

*

Куда в эту минуту могли нести Единое? В Гондор? В Минас Тирит, шумный, докучливый город Людей, нагло мнивших себя наследниками Запада? Глупцы! Вы — только тень славы былых воителей. Давно уж сгинула в холодной поступи веков истинная ветвь потомков Королей, чьи родовые корни некогда всходили к славным героям древних лет и к ней, Единственной из Нерождённых, сумевшей принести на свет дитя. Сгинула та ветвь, засохла, втоптана, утеряна среди далёких северных снегов, замещена самоназначенной династией Наместников. Но Он был готов признать: ради того, чтобы устояли ножки трухлявого резного кресла у подножья пустеющего трона, сыны хиреющего старика могли забыть о разуме и короновать глупость. Забрать Кольцо себе… Поступок вполне себе по совести Людей, не сильно изменившихся, если поглядеть, с памятных времен расцвета Нуменора. Неужто ж опыт предков обжигаться, бездумно тыча пальцем в пламя, так ничему и не научил потомков? Кто-то позабыл предания седых лет? Мало сказок в детстве слушал? Так, невзирая на предостережения старых легенд, они посмели думать, что сумеют обратить силу Кольца против Него? И всё же… Это решение выглядело слишком очевидным. Слишком явным. И Он сам был бы не умнее презираемых Им глупцов, если бы решил так запросто отмахиваться от голоса чутья. Достаточно того, что Его главный враг отнюдь не простодушный ярмарочный фокусник, коим привык выглядеть перед шумной благодарной публикой. В хитрости и уме Олорина мог бы усомниться только тот, кто не знал близко этой черты остроумца. О, Олорин умел видеть дальше и глубже, чем другие, и он умел предвидеть ответные действия вражьей стороны. А это значит, что решение загадки, предложенной Советом Светлых, не должно было казаться очевидным для Врага. Так какова задумка? Неужто из добрых чувств или по дружбе усадить на трон Гондора этого возможного дальнего потомка Аранарта? Мальчишку из дунэдайн, бродяжку в драных сапогах, невесть каким чудом собравшегося доказать свою причастность к сгинувшему роду светлых Князей, некогда пришедших из-за Моря?

И для этой цели Олорин вручил ему Единое Кольцо? На самом деле? Всё это могло бы показаться весёлой и не очень умной шуткой — впору для шумного и пьяного застолья. Могло бы. Если бы у Властелина Мордора ещё сохранилось желание смеяться или пировать.

*

Под самый купол срединной башни Барад-дура вознёсся Зал Недремлющего Ока — выше вздымалась только чёрная стрела Главной Башни, устремлённая в небо острыми зубцами. Огромные стрельчатые окна были открыты ветрам трёх сторон: северу, западу и югу. Широко распахнутая властью невообразимой высоты представала внизу панорама равнины Горгорот и долины Роковой Горы, цепляющие тучи пики Эред Литуи и различимая на северо-востоке чёрная громада Мораннона. Сюда, в Сердце Чёрной Страны, точно ручьи с гор, стекались новости и донесения, отсюда исходили приказы для воинств Мордора и бесчисленных слуг и шпионов Ока. Именно здесь Тёмный Властелин утверждал свои решения, несущие свободным народам Средиземья предчувствие неотвратимой беды или робкую надежду. Но нынче Он сам ждал — в неясном самому себе предчувствии. Ждал и медлил.

Кинутая поверх стола огромная карта с безразличностью свидетеля Эпох чернела перепутанным узором кривых и ломаных границ, горных хребтов и нитей рек. Глядя на неё, Он размышлял о том, как обыденно судьба играет похожие шутки: и вновь тревоги и надежды народов сошлись в чём-то одном. Впрочем, не только их… Его собственная потерянная Цель тоже блуждала где-то по тем же неизвестным тропам... среди линий, исцарапанных пером.

Крошечные искры сверкнувших самоцветами булавок, означивших передвижения вражеских отрядов, невольно перетянули взгляд. Негусто, право… За последнюю Эпоху Светлый Совет значительно подрастерял былую силу — численность их армий стараниями шпионов была известна вплоть до сотен. Росчерк пера вернул на бумагу старые имена Его врагов — Кирдан в Линдоне, Трандуил в Эрин Гален, Элронд в Имладрисе, Нэрвен в Лотлориэне. До первых двоих ему дела не было совсем. С другими двумя всё обыкновенно было не так просто, как хотелось бы.

Гулко стукнули каблуки у порога комнаты.

— Мой Повелитель. У вернувшихся разведчиков срочные донесения.

Безумие гондорского Наместника не явилось новостью — разум старика давно проиграл тщетную битву со временем и гордостью. Но от неразумного противника теперь не знаешь чего ждать — приказы Денетора стало сложнее предугадывать — в своей горделивой безрассудности Наместник не щадил и собственных воинов. Четыре дня назад пал Ортханк. А этого следовало ожидать. Зарвавшийся глупец Саруман скакнул выше головы и проиграл все войны, в которые надумал ввязаться, теша свою гордость. Армия Рохана теперь собирается на Западе. Её ведут Теоден Роханский и заявивший свои права на трон Наследник. Очень интересно. Предгрозовое затишье собиралось тучами, и в них явственно звучал кровавый гром.

Следующее слово взял Второй. Его доклад был краток: передовые войска Мордора собраны в долине Урудбатан, в полудне пешего перехода до Мораннона. Армии в сто тысяч воинов готовы выступить на Андуин уже завтра. Военачальники как один безмолвно обратили к Нему выжидательные взгляды. Но что-то вынуждало Его медлить.

Тяжёлый звон доспехов в коридоре, затем быстрые шаги и знакомый голос, требующий спешно доложить.

В кабинет ворвался Кхамул. За ним — запыхавшийся орк-сотник Береган. В полном молчании орк опустился на колено у ног Властелина и протянул Ему свёрток.

Рваный лоскут орочьего плаща упал на пол, и содержимое свёртка тут же распалось тысячей невообразимо ярких искр. Среди повисшего молчания Саурон встряхнул кольчугу. Она потекла меж пальцев, будто звенящий серебряный ручей.

Мифрил.

Бесценное сокровище Гномов. Проклятье тёмных шахт и гиблых пещер Морийского государства.

С кольчугой в руках Он поднялся из кресла и медленно прошёл по залу. Самоцветы на груди и у ворота серебряной рубахи сияли ярче звёзд, им достало даже пляшущего света факелов, чтобы заиграть всеми гранями заключённого в камне огня. Ладонь Его задумчиво огладила переплетение сверкающих колец.

— Работа гномов. Кхазад Дум. Она достойна королей и принцев. И ты говоришь, её носил шпион? Что это за пленник? Где он?

Сотник тревожно повёл плечами под градом обращённых к нему взглядов десятков глаз и проговорил, не поднимая головы:

— Шаграт из Кирит Унгола пришёл в Барад-дур сегодня утром, принёс весть о захваченном три дня назад шпионе.

И вздрогнул — точно от удара, когда его спины коснулся тяжёлый взгляд самого Саурона.

— Явился сам? А для чего им вороны даны? И почему они ждали так долго, а не прислали пленника под конвоем?

Сотник не поднимал взгляда от пола и ответил не сразу, а когда заговорил, в голосе его слышалась плохо скрываемая дрожь.

— Гарнизон Кирит Унгола перебит. Дикие Горбага из клана Лунного Лика сцепились с отрядом Шаграта за добычу, а потом бежали в страхе перед твоим гневом, о Владыка! В живых остался только Шаграт. Он принёс кольчугу. В суматохе пленник исчез. И, судя по оставленным следам — он был не один. Ему кто-то помогал.

Гул голосов разом выплеснулся в тишину комнаты под высоким полукруглым сводом, но над ними легко и твёрдо возвысился жёсткий вопрос Нуменорца:

— А почему в военной крепости не оказалось никого из высшего состава? Почему командование гарнизона принял Дикий? Разве там не было людей?

— Комендант крепости Рагал был отозван к Вратам за два дня, господин.

— Ответь мне, Кхамул, — в обманчиво-мягком голосе слышались острые, как лезвие, опасные предвестники надвигающейся грозы, и сразу стихли любые разговоры, — по какой причине я вообще должен выслушивать это?

Шестой Кольценосец ступил вперёд, низко склоняя голову.

— Виновные будут сурово наказаны, о, Владыка. Я лично прослежу.

Отвернувшись от вновь зашелестевших голосов, Саурон прошёл к окну, уже не слушая и о чём-то глубоко задумавшись.

— Эта кольчуга налезет разве что на гномьего ребёнка. Шпион, говоришь?

— Шаграт дал приметы: пленник маленького роста. Но не гном. При нём также был плащ из эльфийской ткани. И клинок, замечу, с древним клеймом мастеров Арнора.

— Вот как? Маленького роста?

— Да. Полурослик, Владыка.

— Полурослик… А, помнится, один из них в своё время был весьма дружен с гномьим королём.

От неслышимого встряхивания кольчуга благодарно отозвалась лёгким серебристым звоном.

— Как пленник был схвачен?

— Его нашёл регулярный патруль. Лежал раненый, обездвиженный ядом Стража, неподалеку от входа в её норы.

— Значит, прошёл через Паучий перевал. Лестницы… А ведь немногие знают об этом пути…

— Немногие… за исключением той серой твари, которую нам было приказано пропускать. Её там как раз и видели.

Саурон внезапно остановился. Кольчуга стекла из его пальцев на пол.

Он смотрел в огромное окно, открытое на запад и на юг. Хмурые Горы чернели под затянутым пеленой туч небом. Далёкой алой полосой горел над Итилиеном закат, и глухим подземным рокотом дышал пробуждённый ото сна Ородруин Великий.

— Даже так?

Стоит отдать должное Олорину: подобный шаг Светлой стороны требовал смелости, граничащей с откровенной наглостью. И с безумием… или с дуростью, которой ещё надо поискать.

— Ведь их было четверо на Заверети, Кхамул?

— Четверо, мой Повелитель.

Саурон резко развернулся и быстрым шагом направился к дверям.

— Стражу Ородруина предупредить. Часовых поднять во всеоружии. Оповестите о беглецах всех. Четвёртый и Восьмой — на пост к Главной Дороге. Сторожить лично. Может быть, хоть под самым своим носом они не просмотрят… кхм, «шпионов». Моего летуна оседлать. Кхамул и ты, Морнолло, сопровождаете меня. Через четверть часа. И ещё…

— Да, Владыка?

Стражники поспешно распахнули перед Властелином двери тронного зала. Полководцы замерли, выжидающе глядя вслед задержавшемуся на пороге господину. Саурон поднял руку, будто о чём-то крепко размышляя.

— Штурм Минас Тирита отложить! До моего следующего приказа!

Узкая тропинка, если это, конечно, была она, заканчивалась большой, глубоко ушедшей в землю голой глыбой и, огибая её, уходила по крутому склону вверх. Подниматься вслепую, не зная, что поджидает там на открытом гребне, было небезопасно, но иного выхода Сэм не видел. Ставший временным убежищем узкий овраг тянулся многие мили и заканчивался этим местом; о возвращении к началу пути нечего было даже думать. Сэм глубже надвинул на глаза капюшон и осторожно выглянул из-за камня, страшась и ожидая увидеть орочий силуэт на фоне грязно-серого неба. Но сегодня удача заглянула в Страну Теней — никаких орков он не встретил. Завернувшись поплотнее в плащ, Сэм вынырнул из укрытия и шмыгнул ближе к вздымающейся почти отвесно скале. Так, медленно перебираясь от камня к камню, он достиг глыбы, а потом почти ползком по крутому склону преодолел последние несколько футов тропинки. Собравшись с духом, он незаметно выглянул поверх зубастого обломка. Площадка на вершине обрыва была неширокой, а с гребня путь вновь уходил вниз. Дальше внизу простирался безлюдный лабиринт из угрюмых серых скал, похожих на обкрошившиеся клыки дракона, а впереди, на расстоянии ещё многих безжалостных миль пути, возвышался опутанный паутиной огненных лавовых потоков Ородруин Великий.

Только сейчас, подобравшись столь близко к Роковой Горе, Сэм впервые смог разглядеть её во всём зловещем великолепии. Он зорко всматривался в лежавший перед ним пейзаж, запоминая каждую деталь, но за окутавшим Гору пепельным занавесом он не сумел бы разглядеть дорогу, петлявшую между скал в долине внизу. Эта дорога заканчивалась у подножия Ородруина и оттуда тысячей ступеней поднималась к самому его сердцу — к Саммат Наур — Пламенному Залу. Там находилась цель их стремлений и чаяний Совета — Расщелина Судьбы, Врата для древнего тёмного пламени, что поднималось из сердца земных недр. Место рождения Кольца. И место возможной его гибели.

Всех этих подробностей Сэм не знал, да и не мог знать. Видение истекающего огнём Ородруина пугало и притягивало одновременно, но гораздо более пугающим зрелищем предстала высокая чёрная тень, смутно угадывающаяся на расстоянии многих миль к северу от Горы. Колосс Тёмной Твердыни нависал над долиной Горгорот; одним своим видом он напоминал о могуществе Владыки этих Земель и Его неоспоримой власти над всеми тварями, копошащимися внизу. Сэм разглядел окутанные тёмным облаком верхние зубья башни, в глубине туч проблескивали вспышки света, но были ли это молнии грозы или злое колдовство? По коже пробежал ворох мурашек, и Сэм стремительно отпрянул назад, прячась за камень. Даже смотреть в ту сторону было страшно, но ещё страшнее было думать, что в эту самую минуту Недремлющее Око глядит оттуда, силясь проникнуть в мысли Хранителей Кольца. Эта мысль заставила его опомниться. Спешно, как только мог, Сэм сбежал по тропе назад — к оставшемуся в провале другу.

Он нашёл Фродо в укромном месте, где оставил его с час назад, уходя на разведку, — тот спал, скорчившись в нише под защитой эльфийского плаща. С тяжким вздохом Сэм устало уселся на корточки рядом, заботливо отвёл со лба Фродо грязную прядь волос, поправил сползший с груди плащ. Последние мили Фродо шёл на одном только упрямстве, рана на плече медленно вытягивала силы, а малейший труд рождал гнетущую усталость, грозящую опутать тяжёлым сном, не несущим облегчения. Всё чаще Сэму казалось, что его друг больше не видит и не сознаёт ничего из происходящего вокруг. Поправляя плащ, Сэм с горечью и злостью заметил, что повязка на плече Фродо вновь пропиталась розовой от крови сукровицей. Здесь, среди проклятых скал Сэм ничего не мог с этим поделать, даже как следует промыть рану — во флягах плескались последние глотки, и их нужно беречь. Об обратном пути он уже не смел думать.

Бездумными хлопками Сэм принялся обыскивать себя по карманам, содержимое которых и без того знал наперечёт. Большую часть припасов и поклажи он потерял или выбросил за ненадобностью, и, конечно, не было причин надеяться, что в каком-нибудь кармане или за подкладкой затерялся лист благого ацеласа, но всё же… Хотя если ацелас бы и сохранился, то уже превратился в крошку. Впрочем, у Бродяжника получалось врачевать раны и с помощью сухих листьев. Да что там! Сэм опустил руку.

Ладонь вдруг хлопнула по маленькой коробочке, заботливо припрятанной во внутреннем кармане куртки. Пару мгновений Сэм боролся с побуждением достать заветный свёрток, развернуть его и наяву убедиться в том, что где-то далеко, в оставленном им за горами мире, всё так же живут травы и леса, в ночном бархатном небе сияют звезды, а среди сладко пахнущих цветами сказочных долин звучат эльфийские песни. В часы, когда чёрная тоска подбиралась близко, он тайком доставал прощальный дар Галадриэли и с благоговением разглядывал крышку резной шкатулки. Светлый облик прекрасной Владычицы в его сердце не померк бы никогда… даже Тьме Мордора не достало власти затемнить эту память. Но именно сейчас Сэму было горько смотреть на свёрток, ясно сознавая, что добрый дар Владычицы Золотого Леса останется навеки в этой проклятой стране. Взор затуманился, и Сэм безжалостно отёр рукавом глаза. Но пусть и так, если их с Фродо путь не будет бесполезным. Если угроза Тени навсегда оставит эльфийские леса, долины Ривенделла, Шир… Такой далёкий, точно неуловимое видение зыбкой рассветной дрёмы.

— Сэм…

— Мастер Фродо! — Сэм опустился на землю рядом, заглянул под капюшон эльфийского плаща, и сердце его дрогнуло, увидев слабую улыбку на мертвенно-бледном лице. — Хорошо, что вы отдохнули.

— Да, я задремал, кажется, — Фродо провёл здоровой рукой по глазам. — Очень долго?

Сэм пожал плечами.

— Не волнуйтесь, как раз вовремя проснулись. Светлее стало, видите? День начался. Да и завтракать пора.

Фродо кивнул, осторожно сел, морщась каждый раз, когда неудачное движение тревожило его плечо. Сэм кое-как перевязал рану — грязной тряпкой! — и обречённо заметил, что на повязке проступила кровь. Пряча выступившие на глазах слёзы, Сэм вынул из кармана крошки лембаса и разделил их: большую часть отдал другу, а половину своей порции потихоньку убрал назад. Измученный Кольцом и раной Фродо несколько последних дней не замечал эти хитрости. Из фляги Сэм осмелился отпить лишь несколько глотков. Ему потребуются силы завершить этот путь, а без его помощи Фродо не дойдёт. Не обращая внимания на режущую боль в измученном желудке, Сэм подал другу руку, и два хоббита, закутавшись в плащи, медленно двинулись по едва различимой среди камней тропе к выходу из провала.

*

Шагать в лабиринте меж серых глыб выходило гораздо легче, чем по дну оврага. Острые камни здесь не истязали исстрадавшиеся ноги, и сама почва была твёрдой и довольно ровной. Не раз и не два на глаза хоббитам попадались рукотворные столбы — дорожные указатели, или что-то навроде того. Высокие, грубо отёсанные глыбы с плоскими вершинами были размалёваны знаками орочьего языка, начертанными облупившейся чёрной краской. Об их значении хоббиты могли только догадываться, но выглядели эти столбы очень старыми и обветшалыми, и не было похоже, что этой дорогой кто-то часто ходит. Изредка на пути встречались углубления в земле, на дне которых лежал тяжёлый серо-зеленоватый туман. Вблизи этих ям воздух пах неприятно, и хоббиты приучились обходить их по широкой дуге, хотя это и удлиняло путь.

Мучимые жаждой они шли молча. На прежней орочьей дороге им ещё попадались иссохшие колодцы, в одном из которых Сэму даже посчастливилось наполнить одну из фляг, но это было три дня назад, и больше колодцев они не находили. В какой-то момент под ноги путникам легла древняя дорога, вымощенная искрошившимся красным кирпичом, и опять же — в покрывавшей её пыли не отпечаталось ничьих следов, кажется, орки здесь тоже давненько не ходили. Дорога вела в подходящем направлении, но при всей невесомости хоббичьих шагов, Фродо и Сэм предусмотрительно сошли с неё и двинулись по обочине. Так они шли несколько часов, пока дорога не пересеклась с другой дорогой, более широкой и утоптанной, а потом и вовсе не свернула к длинной и глубокой канаве, по всей видимости, старому руслу давно высохшего ручья. С берега на берег был переброшен каменный мост. Слева от обочины возвышался грубо обтёсанный столб, исписанный орочьими каракулями. Начало темнеть. В Чёрной стране не было ничего похожего на вечер или утро, мгла накатывала внезапно, будто чья-то рука накидывала на небо покрывало. Усталость уже давно вынуждала путников искать место для ночлега, и тёмная дыра под мостом вполне подходила для сокровенного укрытия.

На дне оврага Сэм наткнулся на несколько кустов колючего кустарника — спускаясь первым, он ободрал об него руки и в сердцах выругался. Невесть каким чудом это искажённое Мордором растение с серо-бурыми листьями и шипами, длиною в палец, сумело вырасти здесь, без света и воды, в каменистой, иссушённой почве. Будь у Сэма больше времени и сил, он, быть может, сумел бы догадаться сам. А разбирай он письмена Тёмного наречия, чернившие поверхность каменного столба, сразу обнаружил бы то, что могло если не помочь, хотя бы облегчить их с Фродо участь. Исконным жителям долины Горгорот не было нужды в таких подсказках, они знали местность назубок, но пришлым с востока и с юга эти приметы очень помогали: колючий кустарник был известным указателем грунтовых вод, корни ему питали скрытые в каменистой почве родники, пусть неприятные на вкус, но вполне годные в питьё. Копни Сэм землю под ногами, он смог бы доверху наполнить почти пустые фляги. Вместо этого он напоил Фродо водой из скудных запасов и едва глотнул сам, а за ужином снова обделил себя крошками эльфийской лепёшки. Фродо уснул почти сразу, тёплая подкладка эльфийского плаща укрыла его от темноты, страхов и подступающего холода мордорской ночи. К Сэму сон не шёл; закутавшись в рваный орочьий плащ и обхватив руками колени, он упёрся подбородком и всё сидел, таращась в сумрак воспалёнными от бессонницы глазами, и с горечью перебирал размытые памятью, ставшие почти похожими на сказку воспоминания о далёком доме.

Ему показалось, что в этих грёзах наяву минуло несколько часов, пусть внутреннему чутью и свойственно порой ошибаться. В не потревоженной ночной тишине раздался резкий шум, заставивший Сэма вздрогнуть. Звук доносился издалека, но рука Сэма сама собой легла на рукоять лежавшего поодаль орочьего кинжала. Он встал, опираясь на одно колено, и прислушался. Откуда-то сверху послышались хрипловатые голоса, заметно скраденные расстоянием. К удивлению своему Сэм вдруг услышал понятные слова Всеобщего языка и тут же особо навострил уши, разобрав среди речи знакомое имя.

— …всех? — закончил фразу первый хриплый, гнусавый голос.

— А я что говорю! — отвечал ему второй голос. — Горбаг, этот дурак набитый! Сам посуди, какой же ты начальник, если никто из твоих солдат тебя ни во что не ставит? Сцепились из-за какой-то эльфийской блестяшки, как говорят. Перерубили всех солдат Шаграта, а те-то что делали? Дрыхли там или с груук-гос миловались? И вот на тебе, крепость Загх Бурзум⁽¹⁾, приходи кто хочет… бери тёпленькими.

— Кто-то и пришёл, — закончил третий орк. — И забрал. Ценного пленника.

При этих словах в груди Сэма тёплым торжеством разлилась горделивая радость. Его пальцы крепче стиснули рукоять меча, и каждое слово орочьего патруля он принялся ловить с удвоенным старанием.

— И что же было? — тем временем продолжал первый.

— Что? — судя по странному звуку, второй так хохотнул. — Шаграт в ноги падал и клялся, будто в крепость пришёл великий эльфийский воин с огненным мечом. А сам он спасся ну едва-едва.

Сэм торжествующе оскалился. Так вот значит как Шаграт его расписал! Жаль, что этому гаду удалось уйти и доложить о бегстве пленника. Но что о них с Фродо теперь знают патрули?

— Спасло дурака Шаграта только то, что он принёс-таки что-то важное Верхним, в Лугбурз⁽²⁾. Всыпали ему плетей и сослали в шахты. Так он от радости в ноги всем чуть не кидался, ступни не лизал.

— А что Горбаг?

— Горбаг, — второй точно выплюнул это имя. — Его псы шелудивые как смекнули, что натворили, так дёру дали. А я считаю, если между ушей пусто, то тут не поможет ничего. Дикие отбросы, выкормыши Шелоб, даже поколение не первое! Что его дураки, что Шаграта того же! Этим бы лишь поспать, пожрать, кишки кому выпустить, да к груук-гос подлизаться! Вот уж не знаю, на что они надеялись, блестяшку эту поделить между собой и груук-гос поднести вроде дара, или обменять на что — траву ли или чмаг. А всё равно, ни выпивки им теперь сладкой, ни груук-гос. Одно и лучше — не таким приплод давать. Зато головы их на пиках Загх Бурзума послужат делу — другим чтоб неповадно было, как приказы из Лугбурза по ушам пускать.

— Так казнили-таки? — с каким-то удовлетворением в голосе спросил первый. — Всех?

— Ну, ты… — второй аж задохнулся от возмущения. — История-то эта до Самого дошла! А в тот же день в Загх Бурзум явился назгул! Не знаю, на что те ушлёпки горбаговы понадеялись, в горах-то спрятаться! К утру притащили всех под самые очи Третьего, тёпленькими. А тут ещё пленник этот пропавший!

— Так кто он вообще такой? Я слышал только — ростом невелик вроде.

— Ну да! — становившиеся громче по мере приближения голоса зазвучали теперь над самой головой Сэма. По покрытию моста проскрипели неторопливые шаги. Миновав мост, орочья компания внезапно остановилась. У хоббита сердце в пятки ушло; ладонь, в которой он сжимал рукоять меча, стала влажной от пота. Сэм с опаской оглянулся на спящего друга, беззвучно поднялся с колена и замер, выпрямившись в полный рост и прислушиваясь к малейшим звукам сверху.

— Так кто он всё же?

— А кто его знает! Гном, не гном, — продолжил второй орк. — Всем рассказали только то, что он росту малого, по пояс человеку, а нам, значит, по грудь выходит. В эльфийской одежде, вёрток и пронырлив. Шныряет тут повсюду, то ли разнюхивает для эльфов, то ли ещё что. Прячется, видать, умело, потому надо хорошо думать, где искать.

При этих словах Сэм оцепенел. Внутри всё будто оборвалось. Не иначе как проклятым тварям в головы придёт обшаривать все подходящие по росту пленника места. И ведь, как пить дать, начнут они именно с этого моста, сразу ставшего таким ненадёжным и опасным укрытием. Сэм ладонью отёр раскрасневшееся от волнения лицо и поднял выше меч, направляя острие на отверстие лаза.

— И что, он так важен?

— Важен, — следом последовало непонятное слово на тёмном наречии. — Тут речь не о назгулах ведь даже! Самый пленника ищет, понимаешь? И брать приказано живым и невредимым, а затем сразу в Лугбурз доставить, во как! То ли этот карлик знает что-то такое важное и для допроса нужен, то ли ещё зачем Ему понадобился, кто ж нам доложит! Да только Самый ничего просто так не требует. А тут представь: личный приказ! Командующий наш как его получил, так быстро всех на поиски отрядил, свободных и занятых. Все, кто ноги может передвигать, сами пошли.

— Так вот почему такая суматоха поднялась.

— А то!

— И куда теперь?

— По дороге, до самого подножья. Вряд ли они по леву пойдут.

— Карлик и эльф?

— Особенно карлик.

— И то верно, — глухо молвил первый орк. — У меня есть свой приказ: прочесать долину. Отсюда и до Хвоста, там и другие ребята подтянутся.

— Тогда мы вдвоём — по дороге прямо. И направо глянем. Хотя там и свои прочешут.

— А если они пойдут не по дороге?

Повисло недолгое молчание, нарушил его немногословный третий:

— А куда там не по дороге ходить-то можно? Налево?

— И тоже верно, — поддержал его второй. — Уж точно не сейчас, пока Уруднитир⁽³⁾ кряхтит.

— И всё же, — продолжил первый. — На обратном пути наберу себе воды из мурзуга и тряпки выпрошу.

— Точно, без мурзуговой воды сам тут загнёшься. Жаль, заранее не приказали, взяли бы.

— Это они сами не подумали.

— Они-то да… Да не хотелось бы закончить, как горбаговы олухи по собственной дурости.

— Да, не хотелось бы. Эгей, парни!

Грохот шагов и голоса наконец смолкли вдалеке. Только тогда Сэм решился опустить руку с мечом и едва не ахнул от боли в занемевших пальцах. Несколько минут он ещё помедлил, прислушиваясь, а потом всё же осмелился выбраться из-под моста и, скрываясь в канаве, отполз подальше от укрытия. Только там под защитой капюшона выглянул наружу. Дорога была пуста в обе стороны, сразу за мостом она действительно забирала правее, уходя через усеянные скалами пустоши. Сэм посмотрел налево: долина там заметно спускалась под уклон, становясь изрезанной глубокими трещинами равниной. Иссушенная, измученная огнём и Тьмой земля смотрела с укором и молчаливым страданием. Вдоволь насмотревшись и обдумав кое-какие мысли, Сэм вновь спустился на дно канавы и тем же путём вернулся в укрытие.

К его удивлению, Фродо не спал. Или так казалось? Глаза Фродо были открыты, губы беззвучно шевелились. Однако, заглянув ему в лицо, Сэм вздрогнул: невидяще стеклянный взгляд был устремлён куда-то за пределы этого мира и созерцал неведомые грезы, о содержании которых Сэм боялся и помыслить — сам он хорошо помнил собственные чувства в те недолгие страшные часы владения Кольцом. Рука Фродо медленно подбиралась к груди, и Сэм мягко поймал её, укрыл кисть в своих ладонях, ужасаясь тому, до чего же хрупки и тонки стали пальцы Фродо, а кожа его обжигает мертвенным холодом и так бледна, словно кровь больше и не стучит в венах. От этого прикосновения Фродо шевельнулся и моргнул, опомнившись от странного беспамятства.

— Сэм?

— Да, да. Я здесь! Я и был здесь, лишь уходил всего ненадолго. Тут неподалёку.

— Ох, Сэм… — повторил Фродо и слабо пожал руку в ответ.

— Да что вы! — Сэм поправил на Фродо сбившийся плащ лориэнских умельцев, в который раз мысленно превознося им благодарности за этот благословенный дар. — О чём вы говорите! Я никуда бы не ушёл.

— Мне показалось, или здесь кто-то был?

Сэм вздохнул и коротко поведал о подслушанном разговоре. Фродо долго молчал.

— Тогда они знают о Кольце. Знают, что мы идём. И куда.

— Может и не знают, — попытался подбодрить его Сэм. — Они думают, что мы шпионы, посланы разнюхивать чего-то. И, мастер Фродо, вспомните, что нам говорили: Враг и подумать не посмеет про то, будто кто-то решится по своей воле уничтожить Кольцо. А значит, у нас ещё есть надежда.

— Не помню… ничего не помню, — прошептал Фродо. — Но я видел сон. Или то были грёзы? Кто-то говорил со мной во сне, Сэм. Голос. Теперь они и без помощи Кольца звучат.

— И о чём же? — с упавшим сердцем спросил Сэм, бездумно поправляя уголок плаща.

— Он окликал меня во сне. Не по имени… но я знал, что зовут именно меня. Он говорил, что может мне помочь, обещал, что всё закончится. Не будет ни волнений, ни страха, ни боли, ни жажды… во сне это казалось правильным. Я так хотел ответить.

— Не слушайте вы эти голоса, — Сэм нашарил позади себя флягу, открыл её и помог Фродо напиться. — Не дело это. Вы ведь тоже знаете, Кому он может здесь принадлежать. Но Он не знает точно, мастер Фродо! Он не знает, что Кольцо у вас! Ему принесли только вашу одежду! Но Кольца-то при вас не было!

— Нет! — на мгновение взгляд Фродо померк за пеленой безумия. Сэм отвернулся — видеть такое ему уже довелось. На глаза сами собой просились слёзы. А потом он услышал тяжкий вздох.

— Я просто устал, Сэм. Сон не даёт отдыха, а я не знаю, сколько ещё продержусь и сколько ещё предстоит идти. Но я пойду, пока ноги удержат. И ты не бойся, я понимаю: ничего хорошего все Его посулы мне не сулят. Не будет ни отдыха, ни избавления… — Фродо помедлил и добавил снова: — Лучше уж тогда не продлевать эти мучения. А в Его власти будет продлить их очень надолго… Но мы ведь немало уже прошли. По сравнению с пройденным — осталось чуть-чуть. Я постараюсь, Сэм. Я пойду.

— По дороге нам нельзя идти, мастер Фродо, — стараясь перевести тему на более бодрую, с нарочитой деловитостью озвучил свои наблюдения Сэм. — Дорога хорошо просматривается во все стороны. Но она нам всё равно не пригодится — уже сейчас забирает к востоку. А, если судить по орочьей болтовне, начиная справа от дороги и до самого края долины полно патрулей и засад. И всем приказано искать низкорослого карлика. Они под каждый камень заглянут в стремлении выслужиться перед Ним. А вот слева…

— Слева они не ищут, — кивнул Фродо. — Я помню, что ты говорил. А почему?

— Путь там труднее, — рассудил Сэм. — Земля изрезана трещинами, и к Ородруину мы подойдём с запада. Я тут подумал: Гэндальф как-то говорил, что с востока к Горе подходит тропа, идущая вверх. Ну тогда, когда рассказывал про Исилдура, помните? Так вот, придётся нам потом ещё и к ней возвращаться и искать её. Но есть надежда, что там-то они нас уже поджидать не будут. Если мы шпионы, что нам вынюхивать на этой Горе? И опять же Он не знает. А обратно…

— А как обратно нам уже думать не придётся, — Фродо взглянул с улыбкой и положил руку на плечо Сэму. — Так и есть.

Сэм мотнул головой, чтобы прогнать слёзы. Пусть бы им!

— Пойдём, — Фродо поднялся. Сгустившаяся за пределами их укрытия тьма подёрнулась первыми слабыми просветами сереющего сумрака. В Чёрной Стране занимался новый день.

* * *

День сменился ночью, а за ним ещё один. Поднималось третье утро.

К этому времени опустели две фляги из трёх. Нести их не было нужды — на последнем пути через сухую, измождённую долину путникам не могло встретиться ни родника, ни колодца. Несколько миль Сэм всё же упрямо нёс фляги, а потом оставил, сам понимая бессмысленность дальнейшего упрямства. Но всё же не выбросил, а бережно уложил между двух камней и одновременно попытался в голове приметить место — всё-таки фляги были эльфийские, жаль потерять. И, только отойдя шагов на сто, сообразил, что вряд ли уже когда-нибудь вернётся сюда за ними.

Странно было это понимать.

Слёз не осталось, без воды губы тоже покрылись сухой коростой. Оглядываясь на медленно бредущего позади Фродо, Сэм не раз замечал, как тот шепчет что-то, будто разговаривает с кем-то неслышимым и незримым. К счастью, Кольцо Фродо надевать больше не пытался. Что бы ни шептали ему голоса, Хранитель им не поддавался. При мысли об этом Сэм поёжился, словно от холода, хотя горячий воздух Ородруина не позволил бы замёрзнуть своим непрошенным гостям. В последний раз, проснувшись перед рассветом, Сэм долго лежал в полузабытьи и вдруг сам услышал ЭТО. Далёкий, но тягучий зов, звучавший на границе сна и яви: «Остановись… возвращайся… открой себя… тебе помогут… отзовись мне, и всё пройдёт…» В полнейшем ужасе Сэм очнулся от страшной дрёмы, резко сел и отчаянно замотал головой, пытаясь вытряхнуть слова из мыслей. Голос Врага, если это, конечно, был Он, а не предсмертные видения, звучал настолько убедительно, что на одно чарующее мгновение Сэм сам готов был Ему поверить. Поверить в то, что для них с Фродо ещё не всё кончено. Должно быть, Фродо в том же противостоянии оказывался гораздо сильнее его, Сэма. Хранитель даже смел спорить с Врагом, пусть мысленно, но продолжал ему сопротивляться.

К середине третьего дня хоббиты выбросили последние отягощающие их вещи — кривой орочий кинжал, шлем и ремни. Фиал и меч Шершень, а также дар Владычицы Сэм сохранил: сердце обливалось кровью при одной только мысли о том, что этих драгоценностей коснутся орочьи лапы. Хотя нет, эльфийские дары орки тронуть не посмеют, но смогут поломать в припадке злости или просто выкинуть. «Однако, — подумал Сэм, — прежде им придётся снять их с моего охладевшего трупа». Хотя, вряд ли за этим дело станет. Мелькнула и другая, пугающая мысль — не скинуть ли дорогие реликвии в ту же Роковую Щель, что навсегда возьмёт себе Кольцо. Мелькнула — и уцепилась.

По мере продвижения вперёд Гора всё разрасталась, нависала, заслоняя собой уже полнеба, словно чёрная злая туча за покрывалом серых облаков. Внутри скальных глубин она глухо ворчала подземным рокотом. В вечно укрытой тенью Ородруина долине, куда они ступили уже к вечеру, всегда висел белесый едкий дым. Он разъедал глаза и ел лёгкие. Что лёжа, что сидя, что стоя, хоббиты одинаково сотрясались в приступах мучительного кашля. Тягостная бессонная ночь не принесла никакого покоя и отдыха.

С последнего привала стронулись задолго до долгожданного часа, когда сизый свет дня касался тёмного глухого неба, едва-едва развеивая гнетущий сумрак. В этот день взгляды Сэма чаще, чем обычно, обращались к скрытой за перевалом западной стране. Но это было лучше, чем безнадёжно пялиться вперёд, на восстающую в конце пути Погибель. Каждый с таким трудом совершённый шаг приближал их к ней, и отдалял навеки от друзей, чьи лица в памяти уже подёрнулись туманом забытья.

Утро четвёртого дня принесло измученным путникам слабое облегчение — путь привёл на вершину холма, прочь от наполненной смрадным воздухом долины. Здесь, среди серых камней хоббиты осмелились устроить привал. Были доедены крошки эльфийских лепёшек. От высохшего листа, в котором они это время сохранялись, исходил слабый запах — он донёс до Страны Тьмы дыхание далёкого светлого Лориэна. У Сэма в груди сжалось сердце. Последняя фляга подарила каждому по паре глотков воды. Сэм жалобно послушал плеск во фляге — воды осталось чуть меньше четверти. Он сумрачно глянул на предстоящий им путь и подумал: хорошо бы преодолеть эти мили до вечера завтрашнего дня. Иначе…

О том, что может быть иначе, он не решился даже мысленно произносить.

Ночь без сна и усталость дали о себе знать — Сэм и сам не заметил, как стал клевать носом. Фродо с закрытыми глазами сидел, прислонившись к соседнему камню. Дремота овладела внезапно и неотвратимо, переходя в беспокойный сон, нарушенный вдруг резким тонким визгом, донёсшимся с небес.

Очнувшийся Сэм успел толкнуть Фродо наземь и накинул на обоих лориэнский плащ. Сердце сковало прикосновение ледяного ужаса. Он почувствовал, как рука Фродо сомкнулась вокруг его левого запястья. Правой ладонью Сэм заткнул себе рот, чтобы не закричать дурным голосом. Полоснувшая волна тёмной воли поднимала внутри отголосок безудержной паники. Скорчившись под хрупкой защитой эльфийской ткани, два хоббита сотрясались от непреодолимой дрожи, из последних сил давя в себе желание выскочить из укрытия и бежать, спасаться бегством, не разбирая дороги. Лишь когда ощущение беспомощности ушло, и смертельная тоска выпустила душу из когтистой хватки, Сэм осмелился убрать руку ото рта — оказывается, он прикусил себе пальцы до крови.

— Кажется, он улетел, мастер Фродо. Улетел…

— Да, — прошептал Фродо. Выпутавшись из-под плаща, он осторожно сел. В сумрачном небе Сэм успел разглядеть удаляющуюся тёмную точку. Назгул держал путь на запад.

— К Барад-дуру, — вдруг еле слышно проговорил Фродо. Сэм обернулся. Вторая точка удалялась севернее Горы, к счастью, закрывшей от их глаз шпиль Твердыни.

— Нельзя не признать: нам с вами сильно повезло, — заметил Сэм. — Однако, что ж они так разлетались?

— На запад Враг стягивает все свои войска, — отозвался Фродо. — Ты тоже это видел. Армия Мордора выступит из Чёрных Врат и пойдёт на Гондор.

— Бродяжник… Арагорн, то есть, говорил ведь, что путь его лежит в Минас Тирит, — вспомнил Сэм. — Как вы думаете, мастер Фродо, должно быть, и наши друзья тоже с ним? Господин Пиппин и Мерри? Да и остальные тоже? Леголас и Гимли?

— Должно быть, да, — взгляд Фродо тоже устремился к западу. — Я верю, что они живы и целы. Сейчас мы можем быть с ними только мысленно, Сэм. И можем пытаться не допустить их гибели.

— Мы и не допустим, — подтвердил Сэм и снова огляделся по сторонам. Ему показалось, что на севере он разглядел ещё одну далёкую точку в небе, впрочем, сразу исчезнувшую. «Не глупи, Сэм, — сказал он себе. — Это — страна назгулов. Где им ещё летать, как не здесь».

Но в груди уже шевельнулось неприятное ощущение тревоги.

— Я не слышу больше этих голосов, — вдруг произнёс Фродо. — То ли они больше не зовут, то ли я ослабел, что и не слышу.

— Вот и хорошо, — мягко, словно успокаивая ребёнка, ответил Сэм. — И не нужно слушать их.

Сам он не стал добавлять, что слышал что-то прошлой ночью — снова незримый голос звал во тьме, призывая к благоразумию. «Не сдамся, ни за что, — зло отвечал ему Сэм, хотя вряд ли незримый собеседник слышал его жалкую речь. — Буду идти, пока сердце не лопнет».

К концу этого дня они прошли около десяти миль. Фляга опустела и была оставлена у камня на последней стоянке. Минула ночь, и настал новый день, пугающий своей предопределённостью. Сегодня они должны будут достичь цели — или погибнуть от жажды ли или от истощения. Удивительное дело, мысль эта на сей раз не принесла с собой страха, видимо, усталый измученный разум Сэма просто смирился с неизбежностью.

— Пойдёмте, мастер Фродо, — привычными словами начал он этот день и протянул руку, помогая подняться. Фродо уцепился за его ладонь и пошатнулся, но удержался на ногах.

— Я пойду, Сэм, я пойду.

И он зашагал, но спустя сотню шагов, или чуть больше, Фродо осел на колени среди застывшего пепла, и его тут же укрыл полог дымного тумана, сочащегося из незаживших ран земли. Идущий впереди Сэм привычно обернулся, однако не сразу сообразил, что больше не видит позади себя сгорбленной плетущейся фигуры и испуганно вскрикнул.

Фродо покачал головой.

— Не могу больше, Сэм. Нужно передохнуть.

Скованное цепочкой Кольцо выпало из-под рубашки и вдруг потянуло голову Фродо вниз, к земле, словно вес его увеличился в сотни раз. Фродо захрипел, тщетно пытаясь ослабить гнетущую хватку. Подоспевший Сэм едва успел подсунуть пальцы под цепочку и был поражён — она почти ничего не весила. Тогда он расстегнул замок цепочки. Мешочек с Кольцом упал в пыль, и Фродо только успел схватить его жадной ладонью.

Сэм суматошно и испуганно отёр лицо рукавом.

— Что же это такое, мастер Фродо?

— Кольцо, — только и ответил Фродо, кашляя и растирая шею. Сэм поднял голову и посмотрел измученными бессонницей и дымом глазами вверх, к рдеющей огненным заревом Горе.

— Оно будто чувствует что-то. Свою гибель, быть может? Или узнало место, где родилось?

— Может быть, — безразлично ответил Фродо и попытался облизнуть пересохшие губы. — Здесь такой странный ход времени. Давай просто немного посидим.

Сэм сел рядом. Голова была неприятно сонной и ватной. Кажется, он даже задремал, убаюканный обманчивым ощущением минутного покоя. Но вздрогнул, просыпаясь, от кашля в собственной груди.

— Не могу дальше, Сэм, — бормотал Фродо. — Сны будто кошмары. А кошмары будто страшная явь. Но хоть голос и впрямь затих. Я не слышал его больше. Смотри, смотри, вот странно, оно живое, — он вдруг уставился на руку с зажатой цепочкой. — Готов руку на отсечение дать, оно зовёт кого-то. Так радостно, так восторженно! Ведь оно так не вело себя, нет?

— Вам это кажется, — неуверенно сказал Сэм. — И тот, кого оно зовёт... Ох, лучше бы нам Его не повстречать.

Фродо слабо кивнул головой. Сердце Сэма мучительно сжалось.

— Знаете что, мастер Фродо, а ведь я глупый такой. Мне-то этот вес совсем ничего не весит. Я понесу вас.

Он подхватил на спину тело друга — совсем лёгкое, и сам ужаснулся этой лёгкости. И пошёл, аккуратно ступая меж острых камней и думая только об одном: сумеет ли он добраться к цели прежде, чем сам упадёт здесь без дыхания вместе со своей драгоценной ношей.

В такой близости от Ородруина небо утратило даже тот слабый сизый свет, что иногда пробирался из-за завесы, наведённой Сауроном. Трещины в земле становились глубже и шире. Некоторые приходилось обходить, ибо сил, чтобы перепрыгнуть их, у Сэма не осталось. Со дна трещин нередко поднимался отвратительно пахнущий дым, от которого темнело в глазах и перехватывало горло. Сэм прятал лицо в воротник, стараясь дышать реже, и в эти минуты двигался почти наощупь. Дорога, о которой говаривал Гэндальф, если и была где-то, то хорошо укрывалась среди бесчисленных скальных обломков, горных круч и слоя пепла. Единственным ориентиром в сумрачной мгле проклятого мира оставался увитый огненными венами гигантский кипящий котёл, бурлящий впереди.

В преддверии опускающейся ночи они приблизились к его подножью на расстояние всего в пару миль.

*

Сэм ссадил Фродо с закорок у высокого зуба острой скалы и едва не рухнул сам подле него, но удержался: сел, устало обтёр рукавом своё пылающее от жара лицо. Вконец обессиленный он откинулся спиной на камень и разразился долгим приступом сухого кашля. Хрипящие спазмы что-то мучительно сжали в груди. Перед глазами от боли и изнеможения поплыли чёрные круги, Сэм потёр глаза ладонями, не давая слипаться векам, поднял голову, заставляя себя оглядеть нехоженый никем путь. Склон Горы был усыпан чёрными обломками скалы с блестящими, точно стекло, поверхностями сколов. На то, чтобы взобраться вверх, уйдёт несколько часов, и столько же потребуется отыскать ту самую тайную тропу, ведущую к сердцу Ородруина. По внутреннему чутью Сэма до рассвета осталось не так уж много времени. Если и выдвигаться, то сейчас, пока есть силы, иначе новый день может уже не наступить.

— Надо идти, мастер Фродо, — прошептал он непослушными губами. — Нужно подниматься наверх.

Фродо не отвечал, лёжа в глубоком забытьи. Горячий ветер шевелил грязные волосы на его затылке, рука бессильно покоилась на колене. Бездумный взгляд Сэма снова обратился к стороне, где сумрачными тенями виднелись пики Хмурых Гор. Он ни на что больше не надеялся и ничего не ждал, но в эту минуту как никогда почувствовал себя бесконечно одиноким. Где-то далеко на западе итога их миссии ждали друзья. Волновались и тревожились. Думал ли кто-нибудь из членов Братства, выступая некогда из Ривенделла, что путь Хранителя должен завершиться в месте достигнутой им Цели? Думал ли сам Сэм, что именно ему предстоит унести Фродо на вершину проклятой Горы? Унести к месту, где он — нет, они оба — вместе встретят свой конец.

Это так несправедливо.

Он чувствовал, как из его сердца вместе с силами утекает решимость. Ему суждено привести бессознательного друга к гибели — и никого вокруг на сотни миль, кто смог бы разделить с ним это бремя или хотя бы поддержать добрым словом. Сэм снова потёр глаза и посмотрел вокруг, собираясь с духом. Сизый туман опять стелился у подножья Ородруина, будто бы даже подгоняемый незримым ветерком. Особенно много тумана собиралось здесь — в низине, где путники нашли временное прибежище. Сэм присмотрелся — и что-то в неестественно спокойном лице Фродо ему вдруг очень не понравилось. Сердце окатило запоздалым холодом. В испуге он протянул руку и встряхнул друга за здоровое плечо.

— Мастер Фродо!

Против его опасений Фродо вдруг открыл глаза. И взгляд Хранителя впервые за долгое время был вполне ясный и осмысленный.

— Сэм?

— Мы почти пришли, мастер Фродо. Сейчас немного передохну — и станем взбираться. Я понесу вас.

— У меня хватит сил, — покачал головой Фродо. — Спасибо, Сэм. Я пойду. Сам пойду.

— Хорошо, — сам Сэм особой уверенности в собственных силах не испытывал. Но на Гору он пойдёт. А если нужно, поползёт на брюхе. Ручеёк мелких камешков вдруг стремительно побежал по склону откуда-то сверху, и Сэм вскочил на ноги, тревожно кладя руку на рукоять меча.

— Нам бы лучше уйти отсюда, мастер Фродо, — прошептал он, глядя вверх. — Поищем другой путь. Я ничего не вижу, но вдруг там что-то наверху.

Фродо встал, шатаясь, и опёрся на руку Сэма. Два хоббита прижались друг к другу и испуганно вгляделись в тёмное нагроможденье скал над своими головами. Озарённое огненными сполохами небо заливал зловещий багрянец. Сэм вцепился в ладонь Фродо.

— Уходим отсюда, мастер Фродо! — тихо воскликнул он. — Скорее! Обойдём это место стороной.

— Туда, — неожиданно твёрдым голосом ответил Фродо, указывая на узкое тёмное ущелье слева. Ещё раз оглянувшись через плечо, Сэм поспешил за ним. Откуда только взялись силы — в последнем мучительном рывке хоббиты преодолели сотню футов, отделявших их от чернеющей у подножья щели, и Фродо первым исчез среди нагромождения камней, за завесой повисших над землёй испарений.

Сэм отстал на несколько шагов и нырнул следом, с разбега впрыгивая под защиту нависшей над головой скалы. Сослепу он не сразу рассмотрел дорогу и больно стукнулся коленом о выросший вдруг из темноты камень. Сэм охнул, припадая на здоровую ногу и потёр ушибленное место.

— Мастер Фродо! — окликнул он и огляделся. Оклика в ответ Сэм не дождался и осторожно двинулся вперёд наощупь.

— Мастер Фродо! — тревожно позвал он снова, слыша, как затравленно и часто стучит в груди сердце. Ущелье оказалось узкой, не очень глубокой трещиной. Отвесные стены почти смыкались в двадцати футах над головой. Сэм осмотрелся. Впереди узкий проход сворачивал куда-то вправо и скрывался за скалой.

Опять! Неужто он опять отстал и позволил Фродо уйти вперёд в одиночку! Сэм закусил губу от злости. Раздосадованный собственной глупостью, он что было силы припустил вперёд, одновременно не забывая поглядывать наверх. Кричать и окликать Фродо по имени он больше не рискнул — невесть почему тишину вокруг вовсе не хотелось потревожить. Сэм растерянно обернулся, опасаясь, что в суматохе пропустил позади какой-то скрытый лаз или щель, и вдруг захолодел под ощущением вороха ледяных мурашек, коснувшихся беззащитной шеи, не скрытой воротом куртки.

Резким рывком Сэм бросился к стене, беззвучно вынул из ножен меч и поглядел на лезвие — оно оставалось тёмным. Выставив Шершень перед собой, он медленно двинулся вперёд. Вот и поворот. Сэм выглянул из-за скалы. Тусклый сизый сумрак ущелья разбавляли крохи света, лившегося сверху, но и этого было достаточно, чтобы он сумел обозреть узкий проход. Пустой. Он хотел было позвать Фродо, но не успел вымолвить вслух и слова.

«Ты шёл достаточно, Хранитель… выйди теперь ко мне…»

Помертвев от ужаса, Сэм упал на колени. Шершень сам выпал из обессилевшей руки и зазвенел на каменном полу. Мир вокруг будто бы подёрнулся пеленой и выцвел. Застывший без движения воздух до краёв заполнило присутствие могучей чужой Воли; в жадном поиске добычи она яростно метнулась между скал, ища и выслеживая. Сэм припал к земле, в ужасе заслонил лицо руками и вдруг разрыдался. Пред властью этого Приказа отступала воля. Зови голос самого Сэма, он встал бы и уже пошёл покорно навстречу. Он чувствовал вокруг незримую и неслышимую поступь. Что-то неумолимо надвигалось. Сверху ли? Из-за скалы?

Собравшись с остатками храбрости, Сэм взглянул сквозь пальцы, но увидел только свои собственные колени. Он скорчился у камня, не имея сил даже шелохнуться пред властью этой Мощи, накатывающей, точно бушующий поток. Сквозь оглушение, владеющее разумом, он услышал собственные сухие рыдания, острой болью режущие горло. Вот так… Выходит, здесь кончаются дороги? Столь долгий тягостный путь, исполненный лишений и страданий, привёл их с Фродо к этому месту, чтобы закончиться вот так?

Фродо… Эта мысль вдруг придала разуму ясность и смахнула оцепенение. Рука словно сама собой потянулась к груди и коснулась кармана куртки. «Фиал Галадриэли!» — мелькнуло озарение и тут же разгорелось слабой искрой веры. «Хранитель жив… Ещё не всё потеряно!» Была ли в этом светоче заключена та сила, в чьей власти развеять мрак даже в проклятой Стране? За тонким стеклом фиала бился свет Эарендила, бессмертный свет Запада, сразивший Тьму древних времён! И, хотя за пеленой беспросветного мрака скрывались все звёзды и надежды, Сэм поднял руку с фиалом вверх и простёр навстречу надвигающейся отовсюду Тьме, мысленно взывая ко всем добрым силам, кто мог внимать маленькому слабому хоббиту из Шира, посягнувшему на славу, простите! — которая ему не принадлежит.

О, Элберет Гилтониэль! Свет возгорелся, и, возможно, впервые за долгие столетия столь яркий отблеск заплясал по выступам камней, выбивая из сумрака острые грани скал. Сэм поднял светоч высоко над головой, а в другой ладони сжал рукоять Шершня.

«Пусть приходят! Вот он я! Мастеру Фродо, может быть, достанет времени и сил, чтобы подняться на эту трёклятую Гору…»

Он вскочил на ноги и, воздев руку над головой, с яростным воплем бросился к выходу из ущелья по тому самому лазу, каким пришёл. Прижимая светоч к сердцу, Сэм выскочил наружу и обернулся, чтобы увидеть, как над ущельем взъярился тёмный вихрь. Исполненный глубоким мраком, в отблесках злого огня тот поднимался к багровому небу, расправляя под облаками свои зловещие крыла. И ныне эти крылья простирались далеко, их тень скользила по верхушкам туч на Запад, за горные хребты, к светлым землям, чьи народы ещё не ведали беды.

В этом отчаянном последнем рывке измученное тело исчерпало остатки сил и вдруг стало непослушным и безвольным. Сэм рухнул навзничь, ловя губами воздух. Лёжа на земле, он всё силился повернуть голову и взглянуть в сторону скал. Сумел ли Фродо скрыться? Пахнущий затхлостью туман стелился у самого его лица. От едкого вкуса Сэм захлебнулся кашлем, забился, пытаясь сделать вздох. Последнее, что он увидел, прежде чем завеса подёрнула оставляемый им мир, был горящий голубым огнём Шершень, лежащий в одном дюйме от его руки. Внутри, в грудном кармане своей куртки Сэм смутным отголоском ощутил что-то твёрдое. Уже спадая вниз, в бездонное чёрное забытьё, предшествующее покою, он вспомнил, что это могло быть: фиал Владычицы Золотого Леса, который он сумел уберечь.

---

1) Кирит Унгол

Вернуться к тексту

2) Барад-дур

Вернуться к тексту

3) Ородруин

Вернуться к тексту

В предрассветный час Белый Город не спал — на утопших в темноте улицах горели яркие пятна факелов, слышался шорох шагов бессонных патрулей, далёкое бряцанье оружия. Свернувшись калачиком на огромной для него кровати, Пиппин лежал, прикрыв глаза, в безнадёжной попытке забыться сном и хоть на время спрятаться в нём от ужасной яви, которая вновь навалится, стоит только перешагнуть порог.

Город не спал тысячей измождённых глаз — после столетий отчаянного противостояния с Тьмой в эти часы особенно гнетуще ощущался нависший над Твердыней рок. Четыре дня назад в древнюю гробницу был перенесён прах Денетора, последнего Наместника из рода Мардила. Его единственный наследник, младший сын Фарамир, чудом выживший в схватке под Осгилиатом, бился в горячечном бреду под сводами палаты госпиталя, сражаясь за свою жизнь с невидимым врагом. В столь трудный для Людей час только присутствие Белого мага не дало пасть духом воинам Минас Тирита. Гэндальф принял главенство над войском Города и приказал готовиться к осаде. Глаза повидавших многое воителей со страхом обращались на восток — из-за цепи гор в долину на правом берегу Андуина переваливалась чёрная мгла. Сквозь тучи небо озарялось гневным заревом багрянца. Мордор наращивал свою мощь — и первый удар свой Враг обратит на ненавидимый Им оплот Людей. Храбрецы смели гордиться этим осознанием, но Пиппин себя к таким не относил. Он безуспешно перевернулся на бок и всё-таки поднялся, накинул плащ поверх чёрного сюрко с гербом Белого Древа и вышел из отведённой ему комнатки. Ноги сами собой привели хоббита к открытой галерее.

Он вовсе не был удивлён, разглядев на балконе белую фигуру, сидящую вполоборота. В трубке Гэндальфа алел разгорающийся уголёк. Не говоря ни слова, Пиппин подошёл ближе и проследил за неподвижным взглядом старика. Конечно, маг смотрел туда, откуда должно было подняться утреннее солнце. Сейчас с той стороны поднималась тень злого колдовства. В самый тёмный час перед рассветом Враг продвигал свою мощь на Запад; глядя на это, Пиппин почувствовал, как в сердце вползает тоскливое уныние.

— Ты рано поднялся, Перегрин, сын Паладина, — глухо заметил Гэндальф и коснулся ладонью скамьи подле себя. Пиппин вздохнул, но послушался приглашению.

— Не могу уснуть, — ответил он, кутаясь в плащ с богатой меховой подкладкой. — Думы нехорошие лезут. То об одном думаю, то о другом.

Маг коротко глянул на него и раскурил трубку. Пиппин уставился на свои руки. Про его кошмары Гэндальф, конечно же, был осведомлён. Стоило Пиппину сомкнуть глаза, и перед его внутренним взором вновь поднимался заполненный огненным гневом стеклянный шар, и вновь Пиппин оказывался один: испуганный ничтожный хоббит, такой беспомощный перед тёмной чужой волей, поднявшейся вокруг. Пиппин дёрнул головой, пытаясь прогнать из мыслей чудовищный образ Ока, и снова посмотрел вдаль.

— Что там? — он-то считал, что задал этот вопрос мысленно, но, видимо, нет, так как Гэндальф ответил вслух.

— Мрак над Итилиэном собрался не случайно. Он предназначен стать покровом для войск орков и троллей. И тогда Враг соберёт свою армию на противоположном берегу Андуина.

Пиппин вздрогнул.

— Он нападёт на Город?

— Когда будет готов, — ответил маг. — Но пока Он медлит.

— Почему?

Гэндальф помедлил.

— Не знаю. Не в моей власти проникать в Его замыслы. Он ждёт чего-то. Я не скажу чего…

Пиппин потёр рукавом нос. Гэндальф снова посмотрел на хоббита.

— Выше нос, Перегрин Тук. Рано печалиться. Тьма ещё не омрачила весь Свет подзвёздного мира. Корни древних крепостей уходят глубоко, а в смелых сердцах найдётся достаточно сил противостоять отчаянию.

— Значит, есть ещё надежда?

— Надежда есть, — сказал Гэндальф и нашарил рукой стоявший подле скамьи посох. — Идём, Тук. Коли ты не спишь, составишь мне компанию. Мне всё равно нужно пройтись.

— А… куда мы идём? — запоздало спросил Пиппин, уже сбегая следом за поспешавшим магом по каменным ступеням.

— В госпиталь.

В госпитале было тихо и сумрачно. В дверях их встретил главный Целитель, сразу повлёк Гэндальфа к очагу, над которым в чаше кипятился травяной отвар. Гэндальф перемешал ложкой снадобье и что-то прошептал, водя над курящимся паром сухой морщинистой ладонью. Стоя в углу, Пиппин смотрел, как Целитель и маг, тихо переговариваясь, обрабатывают снадобьем раны бесчувственного Фарамира, осторожно дают ему напиться травяного отвара. На раны легли пропитанные целебной мазью повязки. Пальцы Гэндальфа бережно коснулись ожога на лице Фарамира — чуть ниже скулы — там, где зажжённый безумным отцом погребальный костёр лизнул кожу сына.

— Он поправится? — наконец осмелился спросить Пиппин стоявшего у балкона мага. Лицо старика было сурово и омрачено думами. Но вопрос породил слабую улыбку.

— Фарамир — потомок древних витязей Нуменора. И пусть в нём не течёт кровь Лютиэн, как в потомках королевского рода, воля к жизни в нём велика. Я обработал его раны, но дух его должен победить болезнь сам. Когда Фарамир придёт в себя, его ждёт печальная весть о гибели отца, и тяжёлое бремя ляжет ему на плечи.

Гэндальф опёрся ладонью о парапет и раскурил трубку. Пиппин встал рядом и уткнулся подбородком в пристроенные поверх перил локти. Оба молчали, глядя на объятый тучами восток.

— Я вижу молнии. Там гроза, — прошептал Пиппин. — Идёт гроза. Что это значит, Гэндальф?

Маг хранил молчание. Не хотел отвечать или не знал ответа.

Среди сумрака, нависшего над горами, вдруг полыхнуло ослепительное огненное зарево, отозвавшееся прокатившимся над землёй эхом далёкого рокота. Пиппин вздрогнул. Рядом с хоббитом поспешно выпрямился Гэндальф, и взгляд его мгновенно утратил задумчивость, стал пронзительным и острым. Маг нащупал рукой посох и резко встряхнул хоббита за плечо.

— Идём, Тук. Скорее!

— Что? Что это было? — выпалил вслед Пиппин. Ему не оставалось ничего, как снова бежать вслед за развевающимся белым плащом мага. Гэндальф не отвечал, но взор его часто и надолго обращался к востоку. На лестничной площадке они столкнулись с кем-то из дежурных стражей, и Гэндальф заговорил со старшим. Приказов Пиппин толком и не разобрал, кроме того, что Гэндальф требовал поднять во всеоружии всех мужчин, способных держать в руках меч. По коридорам зазвучали быстрые шаги спешивших разнести приказ людей. Наконец, Гэндальф оглянулся на своего спутника.

— Возвращайся пока к себе. Придёт время, я позову тебя.

— Но… — начал было Пиппин. Гэндальф не дал ему сказать ни слова.

— Придёт время и для твоего меча. А теперь иди. Сейчас здесь не место хоббиту.

Он развернулся и исчез в облаке развевающегося белого плаща. Пиппин тоскливо посмотрел Гэндальфу вслед и побрёл к комнатушке, где нашёл себе пристанище. Там он лёг на остывшую кровать как был, в одежде, и закрыл глаза. Сердце билось глухо и быстро, сжимаясь в судорогах мучительной тоски. К горлу невесть отчего вдруг подступили глухие рыдания. Свернувшись калачиком, Пиппин утёр ладонью влажные щёки и уткнулся лицом в подушку, надеясь уснуть и проснуться в преддверии хороших новостей. Какие новости он мог теперь считать хорошими, Пиппин боялся даже мысленно произносить. Он бы хотел верить, что вновь увидит Мерри, который остался в далёком стане роххирим. Но куда сердечнее Пиппин повторял про себя мольбу о том, чтобы ему довелось увидеть опять и Фродо с Сэмом. Если Фарамир не ошибался, путь увёл друзей за Горы, в тот же самый мрак, что нынче клубился по другую сторону реки. Как они там? Сумели ли проникнуть за орочьи кордоны? Не попались ли шныряющим соглядатаям Врага? Удалось ли им незамеченными достигнуть цели? Он не хотел и думать, что может никогда не получить ответы на свои вопросы. Пиппин подложил ладони под щёку и сам не заметил, как забылся тревожным сном. Но сон его продолжился и после того, как в небе высоко поднялось солнце. Разбудил Пиппина знакомый звук далёкого рога.

На Пеленнорские поля вступало войско роххирим.

* * *

Мерри высунул нос из-под прикрывающего его плаща и глянул наружу, в сумрачный серый день. Он въезжал в Город Королей в свите короля Теодена. Правителя Рохана, пришедшего в трудную минуту на помощь Гондору, встречали радостными криками и добрыми приветствиями. При виде войска союзников, ставших лагерем близ стен города, в сердца людей вновь возвращалась робкая надежда. Кутаясь под плащом в седле за спиной Эовин, Мерри ловил обрывки чужих разговоров: так он узнал о Тьме, восставшей над Андуином, и о том, что Гондор обезглавлен после гибели Наместника. В знак траура в городе были приспущены все знамёна, а занавески на окнах многих домов оделись чёрным цветом.

Как и в своё время Пиппин до него, Мерри смотрел по сторонам и поражался величию и мощи древней Крепости, воздвигнутой здесь предками Арагорна в конце прошлой Эпохи. Белый город был могуч и горделив, но и на его улицах уже заметны были обветшание и упадок. «Возможно, в будущем, — подумал Мерри, — когда всё закончится, они сумеют вновь вернуть Городу всё его былое великолепие и он опять восстанет — славный и прекрасный. Хотелось бы так думать. Хотя до этого и далеко». Меж тем путь колонны Теодена лежал сквозь внутренние яруса, и у последнего им пришлось спешиться — въезд верхом в пределы Цитадели был запрещён.

Княжна Эовин, закутанная в плащ с ног до головы, спрятала лицо в тени капюшона и спешно отвернулась, когда рядом с ними спешился её брат. Эомер сестру не узнал, а Мерри не заметил и не глядя прошёл мимо. Перед ступенями дворца Эовин нарочно замедлила шаг, и теперь они шли в самом конце процессии. У огромных дверей Цитадели она положила руку Мерри на плечо.

— Будь осторожен, — шёпотом предостерегла она. — И если не найдёшь своего сородича, возвращайся. Понадобится — смело говори страже, что ты мой оруженосец. Я подтвержу твои слова.

— Спасибо, госпожа.

В хвосте свиты Теодена они прошли внутрь зала Цитадели. Здесь было многолюдно, и Мерри поспешил отойти к стене — в такой толпе его просто затоптали бы. Он был рад увидеть вдалеке белый плащ и волосы Гэндальфа, услышать громкий голос мага, но даже если бы сильно захотел, вряд ли сумел бы пробиться ближе. Тут Мерри повезло — он вдруг заметил, как один из стоявших на посту стражников в чёрных одеждах глядит на него во все глаза, а потом толкает локтем сотоварища, чтобы привлечь его внимание. Второй стражник тоже внимательно посмотрел на Мерри и поманил к себе рукой.

— День добрый вам, господа, — чинно приветствовал он, кланяясь. — Вы хотели поговорить со мной?

— И тебе день добрый, чужестранец, — ответствовал один из стражников. — Ведь я прав? Ты чужестранец из далёкого Шира?

— Вы знакомы с Пиппином? — забыв о вежливости, воскликнул Мерри.

— Меня зовут Берегонд, — представился стражник. — Да, мы знаем твоего сородича. Раз ты приехал в свите Теодена, ты — Мерриадок, так? Он рассказывал о тебе.

— Не удивительно, — пробормотал Мерри. — Пиппина хлебом не корми, дай потрепать языком.

Стражники рассмеялись.

— Я провожу тебя к твоему другу, — отсмеявшись, предложил Берегонд.

В Доме Правителей на вкус Мерри было многолюдно и шумно: по коридорам куда-то спешили слуги, ходили стражники и люди в роскошных одеждах — последним Берегонд вежливо кланялся, а Мерри следовал его примеру. Было неясно, то ли такова здесь была обыденная жизнь, то ли переполох поднялся из-за приезда высоких гостей Рохана. Мерри осмелился этим поинтересоваться, и лицо Берегонда подёрнулось тенью.

— Вот уже четыре дня, как мы потеряли нашего Правителя, а сын его, мой командир, лежит в горячечном бреду в Лекарских палатах. Вражьи войска ступили на восточный берег Великой Реки, и со дня на день мы готовимся во всеоружии встретить удар. В сумрачный час явился к нам Серый Странник, но все эти дни только его приезд был единственным проблеском надежды. Хотя сегодня утром с приходом роххирим надежда загорелась ярче.

Мерри заметил, что гондорец ни словом не помянул ни Фродо, ни его поход за горы. Должно быть, на общее их счастье, Пиппин догадался не молоть попусту языком, или же сам воин не счёл нужным обнаруживать это знание. Как бы там ни было, Мерри также ни слова не произнёс об их истинной и единственной надежде и прошёл следом за Берегондом к открытой галерее, где его вдруг окликнул по имени голос:

— Мерри!

В самый первый момент Мерри даже не узнал своего родича — в богатой бархатной одежде, в кольчуге, в сюрко с символом Древа, Пиппин выглядел важным высокородным воином. Слева на поясе Перегрина в новых кожаных ножнах висел его клинок из Упокоищ, а справа был приторочен короткий кинжал. Вот только широченная улыбка на круглом лице была всё та же, светлая, знакомая, как и неукротимая безудержная радость, с которой Тук повис у Мерри на шее.

— Ты здесь! Ты в порядке! Как же я тебе рад!

Берегонд глядел на встречу друзей с улыбкой.

— Чудной же вы народец, — промолвил он. — Ну, я пойду, вернусь на свой пост.

— Спасибо тебе, друг Берегонд, — весело крикнул вслед Пиппин и повлёк Мерри за собой. — Пойдём. Думаю, неплохо тебе будет отдохнуть с дороги и хотя бы чаю горячего выпить.

Вслед за родичем Мерри прошёл в небольшую комнату с окном, выходившим на балкон, устало присел на кровать и следил за тем, как Пиппин выкладывает на стол незамысловатую снедь — хлеб, сыр и несколько яблок, даже притащил откуда-то чайник, курящийся кипятком.

— Давай же, ешь.

Мерри сел к столу и с жадностью накинулся на еду, тем более что как раз последний его завтрак был одновременно и последней трапезой на пути к Гондору. Увы, не слишком-то потрапезничаешь на скаку, и кроме яблока у него и крошки во рту с прошлого утра не было. Пиппин заботливо нарезал хлеб и подливал чай, но с расспросами не приставал, не переставая, однако, болтать без умолку.

— Я так ждал, что ты приедешь! Негоже хоббитам расставаться! У меня сердце чуть из не груди выпрыгнуло, когда я услышал сегодня рога роханцев! Я тут всё спрашивал о тебе, о Леголасе, Гимли, но никто мне ничего толком не ответил. А Гэндальф сейчас всё время занят. От него теперь не то что слова, кивка не дождёшься. А где все остальные?

— Арагорн и его дунаданы покинули отряд шесть дней назад, — ответил Мерри, отпивая чай. — Гимли и Леголас ушли с ними. Я, признаться, и сам не знаю, где они и куда направились. Говорили что-то о Тропе Мёртвых и о предначертании. Я не очень-то понял.

— Тропа Мёртвых? — переспросил Пиппин и потемнел лицом. — Странно как-то звучит.

Мерри допивал чай и слушал Пиппина. А тот вдруг начал говорить о путешествии в Гондор, о назгулах, о встрече с Денетором, последним Наместником Города Королей. Так Мерри впервые услышал истинный рассказ о страшной гибели Наместника в пламени погребального костра, зажжённого его же собственной рукой.

— Я присягнул ему на верность в честь памяти Боромира, — тоскливо говорил Пиппин. — Так и стал этим… Стражем Цитадели, хотя служба моя, скорее всего, уже закончилась. С некоторых пор мне ничего не поручают… И знаешь, ведь Денетор здесь уже знал все наши новости. Об Ортханке и Теодене, и о Колоброде знал, хотя Гэндальф по приезде и велел мне о нём помалкивать…

— Знал? Но откуда?

— Вроде бы здесь, в Гондоре, они хранят ещё один Видящий Камень, — по лицу Пиппина мелькнула быстрая тень. — Где-то наверху, в башне Цитадели. Денетор втайне использовал его. О нас, хоббитах, ему тоже было уже известно. Даже о Кольце. Они с Гэндальфом едва ли не поссорились поэтому.

— Кто-то об этом ещё знает? — с подозрением спросил Мерри.

— Возможно. Здесь многие о пророчествах втайне шепчутся. Слухи давно бродили и о нас, о полуросликах, — Пиппин вдруг всплеснул руками. — Но ты знаешь, Мерри, ведь Фарамир действительно видел Фродо! Их с Сэмом вместе. По ту сторону реки!

— Что? Когда это было? — встрепенулся Мерри, рука его дрогнула, расплёскивая чай.

— Около трёх недель назад.

— И что они? Что они делали? Куда пошли?

— Фарамир говорил, они держали путь к восточному перевалу. Кирит Унгол, так его называл Гэндальф. По тому, что я понял из разговоров, здесь это единственный возможный путь в Мордор. И ещё: Горлум с ними был.

— Горлум? — воскликнул Мерри. — А это что за новости?

— Выходит, что он показывал им путь.

— Не нравится мне всё это, — сказал Мерри, отставляя чашку. — Горлум — подлая скользкая тварь. Он запросто мог их завести в ловушку. Или более того — отдать Врагу.

— Мне тоже от этого не по себе делается, — ответил Пиппин. — Уже несколько ночей даже думать ни о чём не могу. С тех пор, как Тьма протянулась оттуда, с востока, всё чаще лежу без сна и думаю: как там они? Хоббиты не должны разлучаться! Мы вместе вышли из Шира! Так почему же они ушли без нас?

Мерри ничего не ответил.

— Сегодня перед восходом на меня вдруг такая тоска нахлынула, хоть волком вой, — продолжил Пиппин. — Точно сердце оборвалось. И стало очень страшно. Хотя здесь, так близко к этому проклятому Краю, многим страшно делается. Об этом говорить не хотят, но все знают.

— Перед восходом… — проговорил Мерри, глядя в окно. По счастью, с балкона видно было только реку и зелёные поля за ней. Перед рассветом Мерри тоже что-то снилось, и он проснулся в ранний час, дрожа всем телом, точно в лихорадке, и с рвущимся из горла криком. Уснуть он больше не сумел, и долго лежал в ожидании, когда рожки протрубят побудку. С тяжёлым сердцем он ехал дальше, пялясь в ещё тёмный горизонт покрасневшими от слёз глазами, пока на востоке не зарделась далёкая заря, и не сверкнул стенами Белый Город.

— Ладно, ты поспи, — сказал Пиппин. — Ведь ты-то в отличие от меня и ночь, и день в седле провёл, а я пойду и всё-таки попытаюсь что-то разузнать. Вряд ли Гэндальф станет со мною разговаривать, но может кто-то что-нибудь о Колоброде знает. Или о Гимли с Леголасом.

Он ушёл. Мерри покачал головой, но забрался на кровать, укрывшись плащом. Против ожиданий он заснул в ту же секунду, как голова коснулась подушки. И проснулся уже только ранним утром, оттого, что рука Пиппина принялась трясти его за плечо.

* * *

Перед самым рассветом к берегам Города пришли десять кораблей. Они плыли с устья Андуина, и при их приближении бессонные колокола набатом зазвонили по нижнему ярусу Минас Тирита. Смолкли колокола так же внезапно. Вид кораблей говорил о том, что принадлежали они верфям Умбара, но знамя, полощущееся на рее плывущего первым корабля, сияло неземным светом. На чёрном полотне стяга серебрился знак Белого Древа, увенчанного семью яркими звёздами. И вряд ли мог найтись в Гондоре хоть один человек, кто не признал бы в этом знамени древний герб наследников Элендила, пришедших из-за Моря с Утерянной Земли.

Сердце в груди Мерри ёкнуло и снова забилось часто-часто. Стоя у перил балкона рядом с Пиппином, он жадно высматривал в толпе знакомые лица друзей. Пиппин вдруг издал ликующий вопль радости и едва ли не перевалился через перила, — Мерри едва успел его одёрнуть. А в это время по ступеням Цитадели вслед за Эомером поднимались эльф, гном и человек.

Так в древний Город Королей входил их северный Наследник, бывший в своём праве занять давно пустующий трон. Но нынче Арагорн возвращался сюда во главе отряда Следопытов как воин и союзник. Его тепло приветствовал Теоден, почти и не надеявшийся на новую встречу. И не менее тепло встречал Арагорна Гэндальф, и тут же куда-то его увёл. Кое-как пробившиеся к тронному залу хоббиты не успели застать ни мага, ни Бродяжника. К вечеру Минас Тирит уже облетела новость: в Город пришёл чужеземец, владеющий древним искусством исцеления прикосновением. Травой ацеласом и знаниями эльфийских целителей Странник из Пустоземелья прогнал горячечную лихорадку Фарамира, облегчал страдания и залечивал раны воинов. В сердцах людей вновь затеплилась надежда, так нужная в эти тёмные часы. Сначала недоверчиво, а потом восторженнее передавались из уст в уста пришедшие на ум предания о целебном даре древних Королей. Слух распространился подобно лесному пожару и уже стремительно обрастал подробностями. Людям вновь вспоминались древние пророчества о Перекованном мече, который возвратится в час великой нужды. И меч этот висел на бедре пришедшего под стягом Исилдура чужестранца с серыми глазами дунэдайн и говором северных Скитальцев. Если и оставались в чьих-то умах ещё сомнения, они быстро отступали под напором общей убеждённости.

На сей раз Мерри и Пиппину повезло — у дверей трапезного зала они столкнулись с Гимли. Счастью гнома не было предела. Последний раз стиснув хоббитов в крепких своих объятиях, Гимли повлёк друзей за угловой стол к обрадованному встречей Леголасу, а попутно поведал подробности похода, о котором только понаслышке знал Мерри и совершенно ничего не знал Пиппин.

— До Пеларгира — это порт Гондора, что стоит в устье Андуина, мы прошли кратчайшей дорогой. Путями Мёртвых. И, надо признать, невесёлым был этот путь, — гном пахнул трубкой и многозначительно помолчал. — Там Арагорн призвал на помощь Духи клятвопреступников, которые оказались, так сказать, в долгу перед его семейством. Долг они, получается, что искупили, и он их отпустил. Хотя, признаюсь, я бы не отказался задержать их на службе чуть подольше.

— Долг они выполнили, — сказал Леголас. — Бесчестием было бы и дальше удерживать исполнивших клятву.

Гимли докурил трубку и продолжил рассказ. В Пеларгире члены Братства застали корабли Корсаров, но их было всего лишь пять, а вовсе не осадный флот, какой ожидал увидеть Арагорн. Пираты в ужасе бежали, напуганные появлением Войска Мёртвых, даже не пытаясь дать отпор, а их брошенные корабли Арагорн взял честной вирой, отнятой в бою. А дальше путь лежал вверх по течению Андуина, к Минас Тириту, и пуще ветра в парусах друзей гнал страх опоздать к решающему сражению.

— Но мы успели, — сказал Гимли. — А значит, мне будет ещё время наточить топор.

Леголас хмурился.

— Меня волнует кое-что другое. Заглянув в палантир Сарумана, Арагорн ждал встретить в Пеларгире большой флот Умбара, посланный Врагом, но мы встретили только горстку кораблей жалких пиратов, которых и Саурон бы побрезговал призвать к себе на службу. А сюда мы шли в уверенности, что нам доведётся скрестить мечи с войском Врага…

— Ну, ещё не вечер, — прервал речи эльфа голос Гэндальфа. — И Гимли впору точить топор, а тебе проверять, туга ли тетива у твоего верного лука. Хотя, меня не меньше тебя тревожит, что события развиваются иным образом, нежели я предвидел.

Смысл этих слов хоббиты, впрочем, пропустили мимо ушей — не до того, казалось, было. Пришедший вместе с магом Арагорн тепло приветствовал друзей. В осунувшемся, усталом лице Бродяжника читался след многих бессонных ночей, но, отдыхать он, кажется, и не думал и призвал союзников собраться на Совет. Теоден, только сейчас заметивший среди присутствующих Мерри, лишь улыбнулся и покачал головой, а у хоббита словно камень упал с сердца.

— Напрасно я решил, что доблесть можно запретить, — задумчиво проговорил король Рохана. — Что ж, мой запрет должен был защитить тебя, но я теперь вижу, что здесь, в Гондоре, перед лицом угрозы встали плечом к плечу все свободные народы Средиземья. Мне только любопытно знать, кто же из моих Всадников привёз тебя с собой, да ещё и скрытно. Но так и быть, допрашивать не буду.

Мерри украдкой перевёл дух. Обводя взглядом зал, он уже заметил закутанную в плащ тонкую фигуру, выбравшую себе место в дальнем углу, вдали от родичей. Эовин себя не разоблачила. Она тайком пробралась в зал Совета в свите Теодена, пряча ото всех лицо под капюшоном.

Кроме уже знакомых Мерри на Совете присутствовали и незнакомые гондорцы. Некоторых шёпотом представил Пиппин. Среди воинов горделивой статью особо выделялся Имрахил, наместник Дол Амрота, старинный друг Митрандира и дальний родич Боромира и Фарамира. Мерри он понравился: это был сильный воин с мужественным лицом. В числе прочих он, похоже, уже признал права Арагорна — держался и разговаривал с наследником Королей почтительно, но и с достоинством.

Первым заговорил Гэндальф.

— Враг медлит, — сказал маг. — Он выжидает. Но вот чего? По моим предположениям Он должен был уже ударить. Мы ожидали нападения на Пеларгир, и, если бы порт пал, Минас Тирит оказался бы отрезан от союзников по водному пути. Но в Пеларгир флот Умбара не входил. Корабли пиратов — если это не случайная вылазка жадных до наживы разбойников — то просто попытка подразнить нас или выведать наши силы. Зачем только это вдруг понадобилось Врагу, я вам не скажу. Я ждал, что Он прикажет своей армии выступать на Гондор, и над Осгилиатом уже повисла Тень, но ничто пока не обнаруживает Его намерения.

— А если предположить, что Хранителю удалось выполнить свой долг? — спросил Эомер. — Возможно, проклятье Исилдура уже сгинуло, и эти промедления Саурона исходят оттого, что Он потерял силу и стал уязвим?

— Нет, Эомер. Кольцо не уничтожено, — сказал Гэндальф. — Чем бы ни руководствовался Саурон для своих решений, гибель Кольца не имеет к этому отношения. Но к нашей надежде я скажу, что Враг им не завладел. Иначе сейчас мы бы не вели беседы в этом зале.

— А что Хранитель? — вновь спросил Эомер. — Он ушёл во Тьму три недели назад — так здесь говорили! Но новостей мы больше не получали. Как с этим быть?

— Хранитель жив, — непреклонно ответил Гэндальф. — Не спрашивай, откуда мне это известно, сын Эомунда. Сейчас он держит путь к своей цели. Следует к ней через беспросветный Мрак, который не дано испытать ни одному из здесь присутствующих.

— Но не может ли это промедление объясняться тем, что Враг оценивает нас? — спросил Теоден. — Он выманил нас на мнимый бой, и теперь Ему известны наши силы. Все силы Людей, кто может Ему противостоять.

— Ему было легче разбить нас всех поодиночке, — подал голос Арагорн. — И соглядатаи Врага давно уже донесли Ему о том, какими силами мы располагаем.

— Но мы не знаем и какими силами располагает сам Враг, — грохотнул кольчугой, вскакивая, Гимли.

— Поверь, сын Глоина, Он отнюдь не слаб, — одёрнул гнома Гэндальф. — Сейчас, да и раньше, вся наша надежда на востоке, за хребтом Хмурых гор, в руках Хранителя Кольца. К добру ли, к худу ли, все судьбы мира легли на плечи полурослика.

— И мы ничем не можем ему помочь, — сказал Эомер. — Ведь так? И всё, что остаётся нам, бывалым воинам, сидеть и ждать своей судьбы, которую за нас решают другие?

— Можем, — Арагорн встал с кресла и обвёл взглядом присутствующих. — Мы можем сделать то, чего Враг при всей Его хитрости и уме от нас не ожидает. Единственное, чем мы можем помочь Хранителю в его борьбе — отвлечь внимание Врага от Ородруина и подступов к нему.

Перетянуть Его взгляд на Запад.

— Напасть на Мордор? — воскликнул кто-то из воинов. — Это же безумие!

— Безумие, — крякнул Гимли. — И какое безумие!

— О нет, — побледневший Пиппин зажал рот рукой. Гимли огладил бороду.

— О да, — тихо сказал он, склоняясь к хоббитам. — Звучит-то даже страшно. И я прежде назвал бы это попросту самоубийством. Однако это не такой каприз Митрандира.

— Это наш единственный шанс, — услышали они твёрдый, непререкаемый голос Арагорна, и такая сила звучала в нём, что ропщущие голоса затихли. — Послушайте! Мы не отсидимся за крепостными стенами. Тьма подступает, и удар вот-вот будет нанесён. Мы можем закрыться здесь и ждать, когда войско орков и троллей придёт к нашим стенам. Сейчас, через день или через неделю, когда от страха и ожидания беды в сердцах иссякнет последняя вера и угаснет доблесть. Или можем заставить Врага принять бой на наших условиях, как подобает наследникам истинного Нуменора. Но если решения не принять, рано или поздно час придёт, как и час других земель, которые Тьма накроет следом.

Теоден тяжело склонил голову. Все воины роххирим обратили взгляды на своего правителя.

— И так случится, если мир Людей дрогнет сейчас, — сухо вымолвил Гэндальф, поочерёдно оглядывая всех присутствующих. — Или мы можем попытаться осуществить одну единственную данную нам надежду. Если Враг обратит взор в свои владения и вернёт Кольцо, такой уже больше не представится. Мир ступил на грань, когда решается его судьба.

— Выступить к Чёрным Вратам? — наконец проговорил Теоден. — Что ж, Митрандир. Когда я думал выйти на смерть у стен крепости древнего союзника, я и не подозревал, что встречу её у порога Проклятой Страны.

— У этого порога решится будущее нового мира, — сказал Гэндальф.

— Утра будущего мира мы, возможно, и не увидим, — добавил Арагорн. — Но я готов пойти на смерть, чтобы оно наступило для тех, кто придёт следом.

— И как же ты думаешь вызвать Врага на бой? — спросил Эомер. — Он властен отсидеться за Вратами и только посмеяться над нашими потугами.

Арагорн улыбнулся, но в улыбке этой не было веселья.

— Я знаю. Но я тоже сделаю то, чего не ожидает Он.

*

Тяжёлые двери тронного зала сомкнулись за спиной Арагорна, отрезая гомон десятков голосов. Он несколько секунд помедлил на пороге, прежде чем сделал несколько шагов по каменным плитам. Тишину в сумрачном пустынном зале нарушило гулкое эхо стука тяжёлых каблуков. Со смешанным чувством Арагорн глядел на пустой трон, на стоявшее у подножья трона кресло Наместника. Этот зал видел смену поколений его предков, свидетельствовал возвращению с Севера Элендила, встречал Анариона и Исилдура, провожал Эарнура в его последний бой. Теперь пришёл черёд их отдалённого потомка. Арагорн пересёк зал и остановился у скрытой за креслом Наместника ниши, откуда вынул завёрнутый в кусок ткани палантир.

Пальцы предательски дрогнули, собирая ткань в щепоть. Арагорн набрал в грудь воздуха и одним резким движением сорвал покрывало. Несколько мгновений он вглядывался в пустые недра тёмного шара. Но вот внутри палантира вспыхнула крошечная искра, а в следующий миг пламя опалило шар изнутри. Огненные веки распахнулись, из недр палантира на Арагорна смотрело Око. Узкий по-змеиному зрачок чернел щелью в исполненную мраком бездну. За сотни миль от Минас Тирита в своей Чёрной Крепости в этот самый миг Враг глядел в лицо наглеца, осмелившегося бросить ему вызов.

— Предполагаю, ты меня узнал, — заговорил Арагорн. — И, если даже ты ещё сомневаешься, представлюсь снова: я — Арагорн, сын Араторна, наследник Элендила и Исилдура. А для того, чтобы тебе лучше было вспоминать… — он поднял к палантиру меч Андрил. — Вот Перекованный меч Королей. Он вновь сияет на рукояти.

Что ж, внимание Саурона определённо было привлечено. Огненное Око созерцало Наследника и Меч, но внимало молча.

— Довольно тебе прятаться за стенами крепостей и чужими спинами! Ты осмелился грозить Гондору, так осмелься выйти и ответить за свои дела. Выйди со мной на бой!

Пламя внутри палантира подёрнулось, и Око исчезло в закружившем его вихре. И глухой низкий голос, преодолевший сотни миль мордорских пустошей и гондорских долин, ответил:

— Готов сразиться? Так приходи. Я жду.

Сэм пробудился точно от толчка и не сразу сумел понять, где он и что произошло. Сознание прояснялось медленно и нехотя, и вместе с прояснением вернулись жажда и приглушённое эхо старой боли. Лёжа в окружении беспросветного мрака, он ощущал под собой ледяной каменный пол. Сэм попытался приподняться на локтях и с ужасом узнал, что тело ему едва ли подчиняется. За время беспамятства, сколько бы оно не длилось, стылый камень пил из тела всё тепло и силы; конечности онемели и едва могли двигаться. После долгих мучительных минут Сэм сумел, наконец, неуклюже сесть и чуть не плача принялся разминать одеревеневшие руки и ноги. Он кусал губы, когда вместе с жизнью и осязанием в его тело просочилась боль. Однако, ощупав себя, Сэм не обнаружил новых ран. Обняв руками свои дрожащие плечи, он повёл головой по сторонам и попробовал что-то разглядеть в черноте вокруг. Показалось, или откуда-то из невидимой за мраком тишины донесся лёгкий шелест?

— Мастер Фродо? — еле слышно, пересохшими губами позвал темноту Сэм.

— Мастер Фродо? — помогая себе руками, он поднялся на заплетающиеся ноги и едва не рухнул вновь, но удержался и медленно на ощупь поплёлся в направлении звука. При очередном шаге большой палец ноги врезался во что-то, Сэм зашипел от боли, но тут же со сдавленным воплем упал на колени — на ступню при ударе выплеснулась вода. Он зашарил руками по мокрому полу, облизал свои ладони, из последних уцелевших крох гордости подавляя в себе постыдное желание припасть к плите губами и слизывать капли с грязного пола распухшим от жажды языком. Рука натолкнулась на что-то железное — в темноте это ощущалось как большая толстостенная плошка, почти доверху наполненная водой. Измученное горло судорожно сжалось. Наполнив пригоршни, Сэм жадно напился. Вода чуть ощутимо горчила и отдавала слабым привкусом железа, но даже эти несколько глотков сейчас казались слаще эльфийского нектара. Уняв первый порыв наполнить водой пустой желудок, Сэм попытался приподнять плошку, но то ли вес её был велик, то ли силы его совсем оставили — он смог только сдвинуть её на несколько дюймов в сторону. В тёмной тишине заунывный скрежет железа по камню вышел неожиданно громким, и не оттого ли из дальнего угла ответом ему прозвучал слабый стон?

— Мастер Фродо! — Сэм метнулся в сторону звука и к стыду своему, едва ли не упал, споткнувшись о распростёртое навзничь тело. Фродо слабо вскрикнул.

— Сейчас, сейчас! — Сэм заполошно метнулся назад, ухватился за плошку обеими руками и потянул её за собой что есть силы. Плошка заскрежетала, но двинулась, подчиняясь удвоенной ярости. Зачерпнув в пригоршню воды, Сэм наощупь поднёс её к губам бессознательного друга.

— Сейчас, сейчас…

— Сэм? — услышал он еле различимый хриплый шёпот.

— Да, мастер Фродо! — Сэм поспешно помог Фродо сесть, бережно устраивая его голову на своём плече, и вновь напоил его из пригоршни.

— Вода… Откуда?

— Да здесь была, мастер Фродо, — от радости и облегчения Сэм готов был плакать и смеяться. Жив! Глотая слёзы и не думая уже больше ни о чём, Сэм продолжал бодро лепетать какую-то бессмыслицу, словно звук его голоса мог бы развеять гнетущую тишину враждебного мира, готовую вот-вот сомкнуться вокруг.

— Здесь… — слабо ответил Фродо, опустил ладонь в плошку и напился из пригоршни. Сэм сам отпил ещё чуть-чуть. Сразу много пить не стоит, к тому же стоило бы воду поберечь. Фродо беспокойно пошевелился и ощутимо вздрогнул. По невидимому в темноте движению Сэм догадался, что пальцы Фродо сомкнулись на разорванном вороте рубашки.

— Кольцо…

— Да, мастер Фродо, — тихо ответил Сэм. — Его нет.

Перед глазами всплыли страшные образы вырастающей под небо Тени — и теперь Сэм не мог с уверенностью сказать, что было явью, а что — болезненным бредом. Фиал в кармане на груди? Он коснулся рукой кармана куртки. Фиала не было. Сэм ощутил, что тело Фродо мелко дрожит в его объятиях.

Сэм завозился, пытаясь стянуть с плеч куртку.

— Вот, мастер Фродо. Закутайтесь потеплее. Вам холодно, и рана ещё ваша…

— Неважно это, Сэм. Всё неважно теперь, — Фродо потёр плечо. — Ты и сам видишь. Вряд ли я ошибусь в своей догадке, если скажу: это Барад-дур.

Сэм закусил губу, безмолвно приказывая себе не расклеиваться. Сквозь темноту на плечи словно наяву ложилась вся тяжесть невидимых могучих стен и каменных сводов Цитадели, вся сила заключённых в этих скалах древних чар. Сэм украдкой отёр глаза рукавом, но Фродо уловил его движение:

— Не думаю, что нам долго придётся печалиться по такому поводу, как голод или холод.

— Не говорите так…

— Да что тут ещё скажешь, — проговорил Фродо. — Помнишь… я ведь это видел. Да и ты тоже. В зеркале Владычицы Галадриэли. Мы могли только пытаться исправить и надеяться, что этим видениям не дано сбыться. Потому и шли сюда. Сколько мы пробыли здесь, как ты думаешь? Быть может, в этот момент Чёрные войска уже штурмуют Гондор. Это моя вина.

— Не думайте об этом, мастер Фродо, — затараторил Сэм, вдруг напуганный страшным спокойствием в голосе друга. — Не надо. Вы не виноваты. Не можете быть виноваты. Никто в это не поверит. Мы ведь дошли, почти дошли. Помните, Гэндальф нам говорил, что Враг и подумать не посмеет об уничтожении Кольца? Тогда, на Совете у Элронда, помните? Но там, у Роковой Горы…

— Нас встретил Враг, — закончил Фродо. — Да, Сэм. Там был Он сам.

Сэм сильнее закусил губу, чтобы и впрямь не расплакаться. Об этом было страшно даже думать, не то, что вспоминать. Он хотел было спросить, куда и как Фродо пропал в ущелье, и что случилось после того, как они потеряли друг друга, но не посмел заговорить. А Фродо продолжал негромко и обречённо:

— Он ждал нас. Лично явился за нами. Наверное, Он давно увидел меня. Я услышал Его голос. И потом Он, наверное, появился. Не помню… А Кольцо… оно хотело к Нему, так стремилось. Я чувствовал эту безмерную муку. Я попытался убежать… А потом… Теперь оно ушло. Навсегда.

— Не говорите об этом больше так, не надо, — Сэм взял ледяную ладонь Фродо в свои руки и попытался согреть её дыханием. — Вам бы просто отдохнуть. Хоть немного. Сколько всего на вас свалилось. Кольцо, и рана, и Ородруин этот проклятый. Вот увидите, поспите — и всё будет куда лучше казаться.

— Сэм, мой милый Сэм, — ответил Фродо. — Куда бы я без тебя делся. Не утешай зря. Я всё и сам понимаю. Не будет уже лучше. Прости, плохо так говорить, но мне гораздо спокойнее, что ты рядом. Сейчас. Хотя всё бы отдал, чтобы ты был за сотни лиг отсюда. В Шире, наверное, уже весна в разгаре. Какой сегодня день? Я потерял им счёт. Зря Гэндальф заставил тебя идти со мной. Куда нас это привело?

— И вовсе не зря, — возразил Сэм. — Всё-таки вы поспите, мастер Фродо. Я буду здесь, рядом. И потом буду, что бы там нас не ждало… — голос дрогнул, и он замолчал, так страшно было даже думать об этом, не то, чтобы произносить.

— Эх, сюда бы хоть кусочек лембаса, — пробормотал Сэм спустя какое-то время, когда Фродо снова затих, уронив голову ему на плечо. — Рана так и не заживает, а мастер Фродо ничего не ел. Сколько же? Но вряд ли эти проклятые орки станут нас завтраком угощать. — Сэм облизнул пересохшие губы. — Да что тут, Сэм. Не будет больше ни завтраков, ни вообще еды.

Он прислонился гудящим затылком к стене и закрыл глаза. Неплохо бы попробовать поспать. Но сон больше не шёл, несмотря на усталость. Так он сидел неизвестно как долго, и в голове его бродили мысли — одна мрачнее другой. А потом откуда-то из темноты донёсся далёкий шум, тяжёлые шаги. Грохотнул засов по ту сторону двери. Сэм весь подобрался, вжимаясь в стену. На его плече вздрогнул, просыпаясь, Фродо. Чернильно-густой мрак вдруг резанула узкая полоска света, упавшая на пол из открывающейся двери.

— Вот они, карлики, — хрипло заговорил вошедший первым орк — высокий, крепкий, в кожаном доспехе. — А ну, давайте, вставайте, живо! О вас Сверху поступил приказ. Эй, оглохли, что ли? Поднимайтесь!

Сэм поддержал под руку Фродо, осторожно помогая ему встать. В свете чадящих факелов он с ужасом увидел какое бледное и болезненное лицо у его хозяина. Фродо едва стоял, покачиваясь от слабости. Орку надоело ждать, и он подал небрежный знак рукой. Сэм издал яростный вопль, увидев, как грубые лапы хватают его хозяина за плечо, и попытался вырваться, но щёку обожгла резкая оплеуха. От удара в голове зазвенело, перед глазами поплыли чёрные круги. Колючая верёвка нарочно жёстко стянула запястья за спиной. С Фродо в полуобморочном состоянии тоже не церемонились — связали и потащили к двери, нетерпеливо подталкивая в спину. Сэм мог только беспомощно смотреть вслед.

Путь из камеры вёл всё время вверх, одними узкими винтовыми лестницами и коридорами. Каждый шаг давался хоббитам труднее предыдущего. Сэм терпел, стискивая зубы, и только со слезами на глазах глядел, как двое орков волокут вверх его почти бесчувственного друга. По крайней мере, они больше не пытались заставить Фродо идти самостоятельно, а больше тащили, подхватив под мышки. Ещё один коридор. Двери. И — свежий ветерок, подувший в лицо. Сэм с жадностью вдохнул полной грудью. После затхлых подземелий даже воздух Мордора казался даром. Фродо слабо приподнял голову, открыл глаза, оглядываясь.

Теперь их вели по открытой галерее. Слева поднималась стена высоченной башни, но и она уступала закрывшему собою небо центральному колоссу, упершему остроконечную вершину в чёрные клубящиеся тучи. Над Барад-дуром привычно собирались грозы, слышался далёкий сухой гром. Справа от галереи крепостная стена щерилась каменными зубьями, а далеко внизу у подножья по иссушенным полям двигались один за другим марширующие полки. Войска шли на запад — к Чёрным Вратам. При взгляде сверху становилось ясно видно — в армии Мордора поддерживались порядок и железная дисциплина. Тёмный Властелин умел держать своих солдат в строгом повиновении. Сэм даже замешкался, пытаясь охватить взглядом бесконечные отряды — и получил тычок в спину.

— А ну, давай, шевелись, — рыкнул орк.

— Кто такие? Имя, звание и цель! — вдруг раздался строгий голос. Навстречу оркам-конвоирам выступили вооружённые стражники. Высокие темноволосые люди с суровыми лицами, одетые в чёрные одежды, отмеченные знаком Ока. К удивлению Сэма, ведущий отряд могучий орк почтительно поклонился предводителю.

— Старший шестого крыла Кхазах, веду этих пленников для допроса. По Высшему приказанию.

— Сверху? Кто передал приказ?

— Сам лорд Морнолло, господин.

— Лорд Морнолло отбыл в Нардикадар с час назад. Не думаю, что он уже вернулся. И вряд ли Владыке сейчас есть дело до пленников, — взгляд стражника упал на бесчувственного Фродо, и он недовольно осведомился:

— Вы его били, что ли?

— Нет, господин, таким к нам попал. Да всё ещё не оклемался, видимо.

— Но и дожить до допроса Властелина пленник вроде как обязан, — сухо заметил человек. Он поднял голову Фродо за подбородок, заглядывая ему в лицо. — Дальше до места допроса доставлю их сам.

— Да, господин, — неприятная гримаса на морде орка могла означать как усмешку, так и выражение искреннего огорчения.

Конвоиры сменились. Отряд возглавил начальник стражи. Фродо повели за ним. Его тащил, цепко удерживая за плечо, высокий мрачный человек. За спиной Сэма замыкали конвой двое. И снова страшный изматывающий путь вёл сквозь скальный массив узкими коридорами, комнатами и лестницами. Это неумолимо долгое движение уже само по себе было пыткой, а яд, вползающий с думами о грядущей участи, разъедал сердце. Сэм гнал от себя мысли о предстоящем допросе, но телом его уже овладевал парализующий ступор. «Хорошо ещё, что господин Фродо не до конца осознаёт происходящее, — мелькнула слабая мысль в утешение, но ей тут же ответил безжалостный внутренний голос: — Ненадолго…»

Впереди коридор совершил крутой поворот, пленников повели по другой широкой крепостной стене, ярко освещённой факелами. Резкий пронзительный вопль заставил Сэма вздрогнуть и замешкаться — этот крик был ему уже знаком. Он не обманулся: на краю выступа сидело, цепляясь когтистыми лапами за зубцы, крылатое чудовище — одно из тех, на ком летали назгулы. Сэм вытаращил глаза: злое зубастое страшилище, точно послушного коня, легко держал на поводу стоявший сбоку человек. В седле на спине твари тоже сидел кто-то, закутанный в чёрный плащ. Назгул? Но призраком седок не выглядел. Сэм так растерялся, что даже забыл про необходимость испугаться. Бледнокожий, темноволосый всадник твари был определённо человек, и невесть почему напомнил Сэму Арагорна. Но не чертами лица, а их жёстким и суровым выражением; мощной статью; взглядом, острым, словно стальное лезвие.

Ведущий отряд конвоя командир резко сбавил шаг.

— Мой господин… — начал говорить он. Второй стражник, тот, что тащил Фродо, попытался почтительно отступить в сторону, одновременно надавив пленнику на левое — раненое плечо. Фродо вскрикнул, приходя в себя от резкой боли, и бессознательно рванулся в сторону, с удивительной ловкостью выворачиваясь из хватки мордорца, невидяще шагнул, пошатнулся на слабеющих ногах. Пытаясь сохранить равновесие, он беспомощно дёрнул связанными за спиной руками, запнулся и начал падать. Сэм завопил дурным голосом, но от падения лицом на камень Фродо спасла чья-то рука, схватившая хоббита за шиворот. Фродо вздрогнул и безвольно обмяк, повис, точно кукла на веревочках. Поймавший его за одежду человек — тот, кто прежде держал длинный повод летучей твари, сначала попробовал поставить свою незадачливую добычу на ноги, но быстро понял тщетность попыток и опустил Фродо на пол лицом вверх.

Всадник в плаще, хмурясь ещё отчётливее, приподнялся и спустился с седла.

— Битахе Обал.⁽¹⁾ — приказал он. Из речи Сэм не понял ни словечка, но голос этот явно принадлежал человеку, привыкшему отдавать распоряжения и ждать от окружающих беспрекословного подчинения.

— Бэт ан Морнолло. Урик нарди ма мики айаддам Барада⁽²⁾, — ответил командир конвоя.

Сэм вдруг осознал, что его больше никто не держит. Он оттолкнулся, бросился вперёд, и прежде, чем кто-то успел ему помешать, бухнулся на колени перед Всадником.

— Пожалуйста, не трогайте, только не трогайте его, умоляю, — затараторил он, склоняясь ниц. — Берите меня, ведите меня, я пойду, сам пойду, только его не трогайте. На допрос, куда хотите, что угодно со мной делайте. Он же болен, мой мастер Фродо… Ородруин, и паук этот… и… — Сэм обнаружил, что по его щекам катятся крупные злые слёзы.

— Это ещё что такое?

Сэм поднял голову и уставился на того, второго, у чьих ног лежало тело его друга. На вид человек выглядел моложе Плаща и смотрел вовсе не так неприветливо и хмуро, а с любопытством и, как Сэму показалось, с удивлением. И лицо у него было не такое строгое, и глаза не злые. Сэм для себя решил, что заговаривать лучше будет с ним.

— Сэмвайз Гэмджи, господин, — стараясь говорить учтиво и предельно внятно, представился он, облизнул непослушные треснувшие губы и почтительно поклонился. — Пожалуйста, не трогайте мастера Фродо, я пойду вместо него. Сам. Куда скажете. На допрос. Куда вы ведёте нас. К Нему…

— К кому? — спросил мордорец.

— Ну… к Нему, — пробормотал Сэм. Стражники за спиной зароптали. — К вашему Господину, — поспешно поправился он. — К Властелину. К Саурону. К Нему же вы нас и вели?

— Такие вы вряд ли куда дойдёте, — проронил Всадник.

— Лорд Аграхил, — обратился к нему спутник, уважительно склоняя голову. — Я здесь всё решу. Я позже сам поговорю с Верхним Кабинетом, а пока займусь этими двумя. Ведь очевидно, что расспрашивать их таких сейчас просто зря и бессмысленно.

С замирающим от волнения сердцем Сэм смотрел, как, задумчиво помедлив, Всадник всё же разрешающе кивнул и услышал его голос, прозвучавший резко и с недовольством:

— …кадо миинари накхам Уруднитирада. Нифи айаддам аганада! ⁽³⁾

— Локха бурода батан аганада⁽⁴⁾, — отозвался второй человек и наклонился к Фродо. Сэм ощутил, как лезвие ножа стражника коснулось его ладоней и разрезанные верёвки спали с запястий, но почти не обратил на это внимания. С замиранием сердца он вглядывался в искажённое мукой родное лицо. Фродо даже не шелохнулся, когда мордорец поднял его на руки.

— Я ведь прав, и ты не будешь делать глупостей или пытаться убежать? — человек наклонил голову набок и поглядел на Сэма.

— Нет, — проговорил Сэм, переминаясь с ноги на ноги. — Нет, господин…

— Нарэтлон, — подсказал тот. Сэм понятливо кивнул и тут же низко поклонился.

— Хорошо, — с удовлетворением произнес Нарэтлон. — Иди за мной и постарайся не отставать.

*

Новый путь по лабиринтам Барад-дура преодолевался быстрее. Нарэтлон шёл так, словно ноша его совсем не отягощала. Сэм почти бегом спешил за ним, прилагая все усилия, чтобы не отстать. Он едва ощущал ноги под собой, а всё его тело странно отяжелело, но это было будто и неважно: с сердца как тиски разжали — ушёл прочь ужас, чёрными крылами раскрывшийся над ним. Пусть даже просто отложился на неопределённое время. Не один и не два раза в залах и коридорах им встречались вооружённые отряды воинов Ока в полном боевом облачении, но все они поспешно убирались прочь с дороги, уступая путь. И никому не приходило в голову расспрашивать бегущего хоббита, кто он и что здесь делает.

Немного успокоившись, Сэм отметил, что Нарэтлон ведёт их не вниз, назад в темницы, а куда-то вглубь Твердыни, неведомо каким образом ориентируясь в переплетении коридоров и комнат. Несколько раз он обернулся через плечо на тяжело пыхтящего измученного Сэма, но вслух ничего не сказал.

Комната, куда Нарэтлон принёс Фродо, была просторной, но мрачной настолько, насколько мрачной может быть голая каменная кладка. Однако на полу лежали толстые циновки, скрывающие собой зябкий холод плит, была кое-какая мебель: стол и стулья, и огромная по размерам (для хоббита, не для Верзилы) кровать; в камине жарко горел огонь, а в стенах имелись окна, хотя и узкие, забранные решёткой, и обращённые к тому же страшному Ородруину, но впускающие воздух. Нарэтлон сгрузил ношу на кровать, сел рядом и ловко распутал путы. Сэм с горечью взял руку Фродо в свои ладони и принялся растирать следы от верёвок на запястьях.

— Кувшин на столе. Принеси воды, — не глядя, бросил Нарэтлон. Сэм соскочил, наполнил кружку до краёв, поспешно вернулся к постели и подал мордорцу.

Нарэтлон снял с ремня поясную сумку, порылся в ней, достал что-то и кинул в чашку. Вода тут же словно вскипела пузырями, которые вмиг опали. Сэм следил за его действиями во все глаза. Нарэтлон мельком взглянул на хоббита.

— Ничего с твоим хозяином не случится. Можешь попить сам и отдохнуть.

Налив себе из кувшина воды и смутно осознав вкус — хорошая вода, кстати, Сэм вернулся и упрямо встал у изножья кровати. Оттащить его отсюда сможет разве что отряд орков с плетьми. Нарэтлон искоса глянул, но ничего не сказал. Он быстро размотал рваную рубашку, освобождая плечо Фродо, кончиками пальцев осторожно дотронулся до багровой царапины, оставленной когтем паучихи. Сэм с отчаянием увидел, что края раны снова выглядели воспалёнными, а из-под содранной корочки струпа сочилась желтоватая жидкость.

Человек нахмурился.

— Яд не весь вышел, — сказал он, разглядывая рану. — Подай полотенце. На спинке стула.

Сэм суматошно бросился выполнять приказание. Мордорец смочил полотенце посиневшей водой из чашки, бережно обтёр плечо Фродо, так же осторожно промокнул рану и невесомыми прикосновениями очистил от грязи. Фродо вздрогнул, так и не приходя в себя, стиснул зубы и тихо всхлипнул.

— Мастер Фродо… — прошептал Сэм.

Нарэтлон снова промокнул снадобьем полотенце, сложил его вчетверо и накрыл рану.

— На час так оставь, — приказал он, обращаясь уже к Сэму. — Яд выйдет сам, а вот заживает плохо. И верно, уж откуда у вас силам браться. Кожа да кости. И понадобилось же вам блуждать по ядовитым пустошам Горгорота. Без запаса еды и воды. А обратно как уйти намеревались?

Сэм потупился. Что тут и скажешь.

— Да не было у вас пути назад. Но неужели вы и вправду верили, что дороги в Мордоре откроются гостям, которые пришли сюда незваными?

Сэм пожал плечами. Лично он ничего не думал. Это решил Совет Мудрейших.

— Значит, это правда, Он вернул Кольцо? — пробормотал он едва слышно. Но Нарэтлон услышал.

— Да, вернул. Кстати, я удивлён, что твой друг так долго нёс его на себе. Это достойно восхищения.

— Откуда ты знаешь? — мгновенно вскинулся Сэм. Нарэтлон глянул изумлённо.

— Это ведь точно был один из вас, верно? Принести Единое Кольцо в Мордор — испытание не каждому герою смертных или могучему эльда по плечу. Трудно было бороться с такой волей. Твой друг сумел… какой ценой, сложно даже представить. И ведь почти дошли… — Нарэтлон задумчиво провёл рукой по другому плечу Фродо, находя едва заметный шрам. — Хм, след клинка. Достойно залечено. Узнаю руку целителя. Имладрис? Властитель Элронд? Но даже после Светлого исцеления такая рана может давать о себе знать…

— Ты сможешь помочь ему, господин?

— Кое с чем уже помог, — Нарэтлон оглядел повязку. — Снимешь полотенце через час и рану больше не закрывайте — должна дышать. Я приготовлю лекарство, его позже принесут. Озаботься дать своему другу.

Сэм неистово закивал головой.

— Ну-ну, — Нарэтлон взял в руки безвольную ладонь Фродо и коснулся пальцами запястья. Сэм даже понять ничего толком не успел, но тут Фродо вдруг крупно вздрогнул и открыл глаза.

— Тебя следует поздравить, Фродо, — проговорил Нарэтлон. — Ты вернулся назад в наш тёмный страшный мир.

Сэм едва успел прикусить язык — от радости он чуть не завопил. Вместо этого он поспешно наполнил кружку водой и поднёс к губам Фродо.

— Вот, пейте, мастер Фродо. Только полегоньку. Тише, тише.

Нарэтлон внимательно следил за обоими.

— Ну, думаю, теперь стало получше? Слабость ещё побудет. Немудрено, после ваших-то приключений. А пока отдыхайте. Я распоряжусь — вас накормят.

Он встал, и Сэм поднялся следом. Уже у дверей Нарэтлон обернулся.

— Нужно ли мне напоминать вам обоим о последствиях необдуманных поступков?

— Мы не будем пытаться бежать, — сказал Сэм. — Да и куда же нам тут деваться? В самом сердце Чёрной Страны?

— Хорошо, что ты это понимаешь, — Нарэтлон склонил голову. — Ни ты, ни твой друг не хотели бы вызвать гнев Тёмного Властелина. Уж поверь мне.

— Я понял, — пробормотал Сэм. — Но, если позволишь, ответь мне, господин. Кто ты? Какой-то важный вельможа? Как нам правильно обращаться к тебе?

На губах Нарэтлона мелькнула улыбка.

— Как есть, так и обращайся. Я не вельможа, но приближённый слуга того, кого у вас зовут Врагом.

— Ох… — вымолвил Сэм.

— Не бойся. На допрос вас не поведут. Пока. Ешьте, пейте, восстанавливайте силы. Вы должны быть здоровы телом и умом к тому времени, когда Владыка Мордора пошлёт за вами в следующий раз. До тех пор за вас отвечаю я, поэтому надеюсь на ваш разум, — с этими словами он вышел, закрыв за собой дверь.

— Ну вот, мистер Фродо, — с нарочитой жизнерадостностью произнёс Сэм, когда они остались одни. — Всё же не так я был и неправ? Стало-таки получше?

*

Как и обещал Нарэтлон, их накормили — молчаливый человек в обыденно чёрных одеждах принёс еду: горячий мясной бульон, лепёшки. Пока слуга накрывал на стол, у дверей стоял вооружённый стражник. Впрочем, вряд ли можно было ожидать от двоих измученных пленников отчаянных поступков. Всё ещё слабый Фродо полулежал в кровати, а Сэм с решительным видом занял пост между хозяином и дверью. Но мордорцы ушли, так и не проронив ни слова. Закрылась дверь, гулко грохнул опустившийся засов.

— И всё же не так уж и плохо, — пытался подбодрить Сэм. — Поешьте, мастер Фродо, вам же нужно сил набираться. Хлеб свежий, надо же! Бульон! Попейте, хоть немного. Это вас согреет.

— Я не голоден, — сказал Фродо. — Просто посижу поближе к огню.

— Но вам нужно поесть! Чтобы раны зажили.

— Поешь сам, Сэм. Голова кружится…

— От голода! Ведь вы столько уже времени почти ничего не ели.

— Да оставь же ты меня!

Сэм растерянно отступил на шаг, отошёл к столу и сел. Плечи его слегка поникли. Фродо вздохнул.

— Прости, Сэм.

— Ничего, мастер Фродо, это всё Кольцо окаянное. Хоть его и нет уже.

— Да, — Фродо провёл рукой по лбу. — Как здесь холодно.

— Вовсе нет, — простодушно заметил Сэм и глянул на друга. Лоб Фродо был весь в испарине, взмоченные волосы прилипали к коже. — Мастер Фродо, у вас жар! Лягте вы лучше!

При помощи Сэма Фродо добрался до постели. Сэм укутал его обоими одеялами и уселся рядом, растерянный. Болезнь вернулась, и он ничем не мог помочь.

Несколько долгих часов спустя он услышал, как заскрипела отпираемая дверь. В комнату снова зашёл слуга — на этот раз с мешком угля для камина. Этот мордорец был заметно моложе предыдущего прислужника, совсем ещё юноша — светловолосый, с ясным лицом и любопытным взглядом. Сэм соскочил с кровати и низко поклонился.

— Пожалуйста, добрый сударь, пожалуйста, мой хозяин очень болен. Прошу, можно ли пригласить лекаря, или принести целебных снадобий?

— А что с ним? — осведомился слуга, приближаясь к кровати. Стражник у двери многозначительно звякнул кинжалом. Сэм даже бровью не повёл.

— Он очень болен, в лихорадке. Он был ранен. Жалом вашего огромного паука…

Юноша протянул руку, коснулся лба Фродо и нахмурился.

— Тот господин! — вдруг осенило Сэма. — Тот, кто нас привёл сюда. Он лечил моего хозяина. Можно его позвать?

— Он конвоир? Стражник? Как его зовут?

— Он… Э-э-э… Голова садовая! — Сэм сердито взъерошил себе волосы на макушке. — Он говорил, что приближённый слуга вашего Владыки.

Юноша поднял мешок с углём и взглянул на хоббита, как показалось, с жалостью.

— Ладно. Как выглядел тот господин?

— Ну… он высокий, — растерянно сказал Сэм. Впрочем, Верзилы все высокие. — Волосы тёмные, а длинные ли… не знаю… одежда тёмная… Глаза… ну, светлые, наверно. А может, и нет… Я особо и не разглядел. Сумка на поясе была, — добавил он совсем уж жалобно и вдруг хлопнул себя по лбу: — Да! Нарэтлон!

Страж нетерпеливо переступил с ноги на ногу. Слуга закинул мешок на спину.

— Я передам твою просьбу наверх, — сказал он и вышел из комнаты. Стражник бухнул тяжёлой дверью, яростно задвигая засов.

— Ох, — проговорил Сэм, сползая на пол. Фродо на постели затих, вроде бы сумев забыться сном. Сэм сел на циновки, прислонился спиной к кровати и уронил на руки усталую голову, уплывая в неспокойную дрёму.

Сколько прошло времени, он не узнал. Вновь загромыхала, распахиваясь, дверь, и в комнату стремительно вошёл Нарэтлон.

— Вот уж не знал, что, решив возиться с вами, я заработаю себе лишнюю головную боль, — сказал он, быстро подходя к кровати. Сэм едва на ноги успел подскочить, уступая дорогу. Нарэтлон откинул одеяло, задрал рубашку Фродо, взглянул на рану, и губы его скривились.

— Да, хорошего мало. Он ничего не ел?

Сэм сокрушённо покачал головой.

— А надо бы, — недовольно сказал Нарэтлон и опустил ладонь на бледный лоб хоббита, проверяя жар, одновременно взял его руку за запястье, точно слушал пульс. Фродо застонал, с трудом шевеля пересохшими губами.

— Ох, мастер Фродо, — со слезами на глазах прошептал Сэм. — Да что же это так…

Нарэтлон окликнул стражника у двери:

— Кулуб, инзил анэстэ. Битахе накх Маганзан ма Нимирпахиль. Ки сафда хэ?⁽⁵⁾

Человек понятливо кивнул и исчез. Нарэтлон встряхнул руками и снова повернулся к Сэму.

— А теперь ты мне ответь. Как долго твой друг носил Кольцо?

— Сколько, сударь? Десять лет… Быть может, больше, — в отчаянии Сэм был готов на что угодно. Но что угодно Нарэтлон не требовал. Он окинул взглядом Фродо.

— Действительно впечатляет. Как оно к нему пришло?

— Его… — Сэм вдруг запнулся, резко захлопнул рот и испуганно поднял глаза на Нарэтлона. Тот пожал плечами.

— Мне не достанет труда самому раздобыть эти сведенья, поверь. И вовсе не от тебя. Но друг твой болен сейчас. Я знаю, что он не первый Носитель Кольца. Кто передал ему и как? Он получил Кольцо силой?

— Вовсе нет, — выпалил Сэм. — Старший мастер Бэггинс сам и передал его. По доброй воле.

— Вот как? И тот Носитель жив?

— Да, — недоумённо проговорил Сэм.

В дверь коротко постучали. Вошёл страж, а за ним знакомый уже молодой слуга. Мальчишка выложил на стол посуду, мешочки, свёртки и склянки, доску для резки и нож. И так же быстро вышел, лишь успев кинуть на Сэма любопытный взгляд. Стражник тоже вышел, плотно прикрыв за собой дверь.

Нарэтлон встал за столом, развернул свёртки, отмерил и насыпал в миску каких-то трав и сыпучих порошков, засучил до локтя рукава туники.

— Твоему другу необычайно повезло, — ответил он. — Носить Кольцо столько лет было тяжкой ношей. Но всё же оно было передано по доброй воле, и это сыграло роль. Теперь, когда Кольцо вернулось к Властелину, для Носителя оно замолкло навсегда. Твой друг вернётся.

— О, спасибо, — с горячностью проговорил Сэм, — спасибо тебе.

Нарэтлон удивлённо взглянул.

— За что же ты меня благодаришь? Почему думаешь, что это моя заслуга?

— Нет, я ничего не имел в виду, — сконфужено затряс головой Сэм. — А что с его плечом? Ведь не заживает никак.

— Я приготовлю сейчас лекарство, как и обещал. О правильном приёме сам будешь заботиться. И заставь своего приятеля поесть.

Нарэтлон достал из мешка чистые толстые корешки, листья и стебли засушенных растений. Нож дробно застучал по доске, разрезая корни, словно масло. Сильные руки с ловкими длинными пальцами порхали над столом быстро и умело, не делая ни одного лишнего движения.

— Я могу помочь, господин.

— А ты целитель? — с неуловимой иронией спросил Нарэтлон.

— Нет. Я садовник.

— Садовник? Разбираешься в травах? — Нарэтлон ловко ссыпал в миску размельченные корни, отмерил ложку чего-то, что резко пахло, но никак не опознавалось с виду. — Знаешь, что это такое?

— Нет, — признался Сэм. — Такие растения мне неизвестны.

— М-м-м. Такие, как вы… вас зовут… недорослики ведь?

— Хоббиты.

— Хоббиты? Так вы себя называете? Так вот, ведь вы живёте к западу от Мглистых Гор? В тех краях эти травы не растут. Их родина на юге. Они снимают боль, вытягивают яд, заживляют раны. Но действуют лишь в горячем снадобье. Ты проследишь, чтобы твой друг всё пил в срок? Потом я приготовлю вам ещё.

— Я всё так и сделаю. А ты целитель, господин?

— Всему учился в свое время.

Сэм неловко сел на краешек стула, не зная чем занять руки, и замолчал.

— Садовник ты, значит? Так вы и живёте? — продолжил разговор Нарэтлон.

— Как?

— Садовничаете, пашете, сеете? Я раньше не встречал таких, как вы. Нечасто, видно, вы с другими расами общались. Нигде о вас даже упоминаний нет.

— Так и есть, — согласился Сэм. — Мы ничем особенным не выделяемся.

Нарэтлон внимательно взглянул на мнущегося Сэма. Придвинул к нему миску.

— Ещё хочешь помочь? Вот, размешай.

Сэм с готовностью кивнул и схватил ложку.

— Ну-ну. Так о чём ты говорил? Ничем не выделяетесь? Да, до последних пор, признаться, я о вас и не слышал даже. Впрочем, у нас тут ходили странные слухи.

— Какие слухи?

— Обыкновенные. Ты знаешь. О Кольце. Что кто-то из маленького народца с запада его каким-то чудом разыскал. Теперь вот вижу, это правда.

— Ну…

Нарэтлон достал и установил на тарелку странное приспособление, похожее на масляную лампу, сверху в углублении закрепил стакан. Внутри «лампы» загорелся огонёк.

— Мешать закончил? Когда начнёт кипеть, скажи мне, нужно будет добавить. Вот, накроши стеблей.

Сэм с изумлением взял протянутый рукоятью вперёд короткий нож.

— Ты доверяешь это мне?

— А что? — Нарэтлон отсыпал другого порошка, отмерил щепотку на тарелку, нахмурил лоб, взглянув на Сэма. — Мне нужно опасаться, что ты меня им ударишь? Вот так вот, в безоружного воткнёшь?

— Нет, — Сэм залился краской, дрожащими руками взялся за нож и начал резать стебли.

— Мне тоже так не кажется. Ты не убийца, хотя за своего друга грудью встанешь. Но я-то вам сейчас не угрожаю, верно? А вы вовсе не воинственный народец.

Хоббит опустил ещё ниже лицо.

— Так зачем же вы во всё ввязались? Не понимаю. Мордор вам не угрожал. С теми далёкими землями мы не воюем.

— Вы не воюете, — воскликнул Сэм. — Однако, Враг…

— Что Враг?

— Нет, я не буду лучше...

— Чего? — насмешливо спросил Нарэтлон. — Думаешь, я тут же докладывать о вас куда-то побегу? Не хочешь, не говори, твоё право. Чего боялись вы, я всё равно не понимаю.

— Он бы отомстил нам.

— И за что?

— Ну, за Кольцо…

— Хм. Но ведь вы же его не украли… Нашли и хранили. За что же тут мстить?

Сэм открыл рот, уронил на доску руку с ножом.

— Ты правда… разговариваешь с Ним?

Нарэтлон пожал плечами.

— Не порежься. Каждый день.

Сэм несколько минут осмысливал полученное знание. Меж тем в стакане вскипело, Нарэтлон снял зелье с огня, аккуратно процедил через ситечко, добавил порошка, размешал. Вновь поставил кипеть.

— Он… страшный?

— Кто?

— Враг.

Нарэтлон непонимающе поднял брови, усмехнулся.

— На лицо? Да вроде нет.

Сэм окончательно стушевался и замолк.

— Занятно тебя слушать, — проговорил Нарэтлон, глядя на побледневшее лицо хоббита. — Могущественен он, Саурон, Хозяин Чёрной Крепости, могущественен и силён, особенно теперь, когда к нему вернулось Кольцо. Да, сила его может страшить и ужасать. Тех, кому стоит страшиться и ужасаться. Он грозен и безжалостен, жесток — к врагам. Но и милосердие ему знакомо. Это так.

— Да?

— Так сложно поверить? И всё же — да. Ведь вы же здесь, живые.

— Разве нас доставили сюда не ради пыток? — воскликнул Сэм и сам тут же испугался собственных дерзких слов. Вот и допрыгался ты, Сэм, подумал он, сейчас тебе будет и ответ.

— Не помню я таких приказов, — спокойно ответил Нарэтлон. — Мне нужно вылечить вас. Это моя задача.

— Он знает о нас? Он так приказал? — в ещё большем ужасе проговорил Сэм. Сам Саурон думал об их судьбе, решал её, вынашивая какие-то свои планы. Страшнее этого сложно было что-то вообразить. Теперь Враг знает их, даже имена. Они как будто на ладони, беззащитные перед его властью или гневом.

— Кажется, пора кончать этот разговор, — Нарэтлон снял с огня второй стакан и смешал зелье. — Я вроде и не сказал ничего, а ты себя уже от ужаса не помнишь.

— Не так всё!

— А то не вижу. Буди своего друга, нужно дать ему лекарство.

Сэм бросился к кровати: — Мастер Фродо, проснитесь же!

— Что… — проговорил Фродо, приоткрывая глаза.

— Вы весь горите, мастер Фродо! Вам принесли лекарство.

— Что? Откуда?

— От меня, — Нарэтлон передал Сэму стакан. — Это нужно выпить до дна.

— Пейте, мастер Фродо, — попросил Сэм. — Мы только что его вам приготовили. Пейте же!

Фродо поднёс стакан к губам, но удержать не смог: руки его дрожали. Сэм придержал за донышко, пока его хозяин не выпил всё маленькими глотками.

— А теперь спи, — сказал Нарэтлон. — Позже я зайду снова. На этот раз полегчает быстро. Как проснёшься — обязательно поешь. И если оба хотите уточнений от меня — это уже не просьба.

— Мы всё поняли, — склонил голову Сэм.

— Хорошо, — Нарэтлон внимательно посмотрел в серое от усталости лицо Сэма, вернулся к столу, высыпал несколько щепоток порошков на тарелку, смешал с перетолчённой горстью сухих листьев, залил водой, полученную кашицу перелил в миску.

— Рану твоему другу мазать нет нужды, — сказал он. — Она теперь затянется за день. А собственные царапины смажь — они быстро и без воспалений заживут.

— Спасибо, — Сэм поклонился.

— Ну-ну, — проговорил Нарэтлон, подошёл к двери, стукнул по ней, и тут же снаружи загромыхал засов. Стражник распахнул дверь.

— Всё со стола немедленно убрать, — распорядился Нарэтлон. — Подать обед им, да посытнее. Если снова заболеют, что вряд ли — доносить без промедленья. Отдыхайте, — сказал он напоследок и вышел прочь.

В комнату проскользнул слуга, уже знакомый Сэму, ловко и торопливо собрал все травы и склянки на поднос.

— Спасибо, — поблагодарил Сэм. Мальчишка посмотрел на него, кивнул, но в присутствии стражника не сказал ни слова и исчез за дверью. Сэм пожал плечами.

— Вроде бы тоже нормальный малый, хотя, конечно, и Его прислужник.

— Не надо, Сэм, — слабым голосом отозвался с постели Фродо. — Здесь все Его прислужники. Вот только враги для них мы с тобой.

— Но не все же они здесь злые, — упрямо сказал Сэм. — Я думал, в Барад-дуре только смерть и пытки. Чудовища какие-то. Ну и… страшная Тень.

— Самой Тени мы ещё и не видели, — помедлив, ответил Фродо. — И не знаем, что Он задумал на наш счёт. Но не надо об этом, Сэм. А знаешь, я ещё посплю, пожалуй.

— Конечно, мастер Фродо, — Сэм заботливо прикрыл друга одеялом. — А когда проснётесь, будет уже лучше.

— Да, — отозвался Фродо, ложась обратно на подушку. Сэм чуть подождал, прислушиваясь к тихому дыханию, потом взял снадобье, что дал Нарэтлон; со смущением стащил с себя через голову рубаху и смазал все царапины на теле, а потом и на ногах. Со вздохом он привычно сел на пол, прислонившись спиной к кровати так, чтобы видеть дверь, однако нести дозор он даже не успел начать — голова Сэма сама бессильно упала на грудь, и он заснул крепко и без сновидений.

---

1) Докладывай, Обал

Вернуться к тексту

2) Приказ отдал Морнолло. Солдаты-орки шли с малышами к Владыке

Вернуться к тексту

3) Значит карлики шли к Ородруину. Дураки шли к смерти.

Вернуться к тексту

4) Кривой мучительный путь к смерти.

Вернуться к тексту

5) Целебные коренья и растения. Скажи прийти Маганзану и Нимирпахиль. Тебе ясно?

Вернуться к тексту

Отдых и лекарства сделали своё дело: к великой радости Сэма по пробуждении Фродо почувствовал себя не в пример лучше. Уснула дёргающая боль в плече, лихорадка ушла без следа, и голова вернула ясность. Расстегнув рубашку и оглядывая рану, Фродо с удивлением обнаружил подсыхающую корочку на месте страшного струпа. Затянулись и другие мелкие болячки на теле. Сэм тоже подлечился и повеселел вдвойне — мазь Нарэтлона быстро заживила и его царапины, полученные на всём страшном пути по равнинам Горгорота. За время сна им принесли обед (или ужин?): хлеб, суп, мясо и даже какие-то овощи. Хоббиты поели, на сей раз с аппетитом и плотно, и после трапезы набравшийся сил Фродо попросил Сэма подробно рассказать обо всём, что произошло с ними за время его болезни. Своим собственным воспоминаниям — пугающим и путанным, он не очень доверял. По окончании рассказа Фродо долго молчал.

— Вот как-то так, — в который раз смущённо повторил Сэм и встал со стула, чтобы собрать пустые тарелки и аккуратно сложить их в стопку — хоббичьи привычки не изжить. Фродо всё так же сидел без движения, невидящим взором глядя на окно, закрытое решёткой.

— Вряд ли Гэндальф предвидел, куда заведёт нас эта дорога, — промолвил наконец он. Сэм сразу выпрямился и настороженно всмотрелся в лицо хозяина, а Фродо продолжил: — А если б предвидел, что б сейчас мне сказал? Надежды Средиземья умерли вместе с моей неудачей. Я вот всё думаю и думаю над этим, и наш путь из Шира вспоминаю как в тумане. Будто годы назад всё это было. Быть может, тогда, ещё в Раздоле не надо было мне за это браться? Мог ведь отдать Кольцо кому-нибудь из Мудрых, сильных... Возможно, так было бы вернее?

— Вернее, не вернее, мастер Фродо, а всё же вы Кольцо до самой этой Горы проклятущей донесли, — ответил Сэм, и Фродо поднял на того изумлённый взгляд, настолько твёрд и серьёзен был голос бывшего садовника. — А вот подумайте, кто бы ещё на вашем месте сумел бы сделать это? Братство не устояло, а больше никто и не мог-то. И даже Мудрые и сильные, господин Глорфиндейл, владыка Элронд, да и владычица Галадриэль тоже… не взяли бы Кольцо. А смогли бы они предвидеть, что нас тут ждёт, в Мордоре? И даже бедный Гэндальф ведь не всё смог предвидеть. Так зачем же вам себя винить? Если даже сильнейшим это оказалось не под силу, то разве мы с вами смогли бы выстоять в бою против самого Врага?

— Смотрю я на тебя, Сэм, а всё чаще думаю, ты это или не ты, — на лице Фродо впервые за всё время мелькнула слабая улыбка. — Если бы… — он осёкся, не договорив, но Сэм и сам смекнул, что для «если бы» и «когда» в их разговорах места уже не будет, и спрашивать не стал.

Потянулись долгие тягостные часы, которые ничем не заполнялись, кроме ожидания безвестной участи и неважных разговоров по пустякам, из тех, чтоб можно было подбодрить друг друга. О страшном и предчувствии беды оба вслух не поминали. Но время шло, и ничего не менялось. Несколько раз за дверями слышался шум и глухие голоса, стражники передавали пост, и каждый раз звук приближающихся тяжёлых шагов заставлял сердца сжиматься в ужасе. Но часовые приходили и уходили, незаметно хоббиты привыкли и к этому, потому шум открываемой двери стал полной неожиданностью.

Новый мальчик-слуга принёс еду, молча накрыл на стол и удалился. Едва проголодавшиеся пленники успели закончить ужин, как стукнул засов — в коридоре послышался знакомый голос, произносящий гортанные слова тёмного наречия. Нарэтлон шагнул через порог с большой охапкой свёртков в руках; карманы его повязанного поверх одежды фартука топорщились от мешочков со снадобьями. Сэм тотчас вскочил, бросаясь помогать. Нарэтлон усмехнулся.

— Мне это кажется, или вы выглядите более бодрыми? Я могу надеяться, что и чувствуете вы себя уже сносно. Да, Фродо Бэггинс? Ведь тебя так величают?

Фродо встал с кровати и поклонился.

— Да. Я не имел возможности ранее принести свою благодарность. Спасибо тебе за доброту и участие.

— Приятно слышать такую вежливую и учтивую речь. Принимаю твою благодарность. Вижу, силы к тебе возвращаются. Как твоя рана?

— Благодарю. Мне куда лучше.

— Да? Это я буду судить, — Нарэтлон подошёл ближе, взирая на хоббита с высоты своего роста. — Давай, показывай. Снимай рубашку.

Фродо смущённо попятился назад, одёргивая свою одежду за полы.

— Не нужно. Я почти здоров.

— А ты целитель? — осведомился Нарэтлон. — Вряд ли. Позволь всё же тебя осмотреть. Я здесь не для того, чтобы причинить тебе какой-то вред. Я лишь прошу — и только.

Пришлось признать — в его словах была правота. Пожелай Нарэтлон и в самом деле что-то сделать с пленниками, ему достаточно было бы просто крикнуть стражу. Фродо расстегнул рубашку. Нарэтлон наклонился, осторожно дотрагиваясь до краёв раны самыми кончиками пальцев.

— Да, уже намного лучше, — удовлетворённо сказал Нарэтлон. — Смотрю и ссадины поджили. Отъесться бы вам ещё — кожа да кости… Не так у нас здесь, как в Светлых землях — ни ягод, ни кореньев, ручьёв и речушек нет. Еду негде брать. А если ты чужой и приметы скрытых родников не знаешь — пропадёшь. Ядовитые испарения зато встречаются с избытком. Там, где вы гулять удумали — их как раз было достаточно. До сих пор удивляюсь, как вы ещё лёгкими-то дышите.

За дверями послышался грохот. Лязгнул замок. На пороге молча возникли два человека в кожаных доспехах.

— Они вас проводят, — сказал Нарэтлон и, увидев побелевшие от испуга лица, добавил: — Не на допрос, не бойтесь. Связывать вас не будут, да это и не нужно, думаю. Я распорядился нагреть воды в купальню. Отмоетесь, наконец, не грязными же вам и дальше ходить. И не в этих лохмотьях.

Сэм и Фродо покорно вышли в коридор. Идти оказалось недалеко. Несколько поворотов — и их подвели к крепкой дубовой двери. Первый человек раскрыл её.

— На скамьях одежда, полотенца, — просто указал он. — Мыло. Горячая вода в избытке — в баке, не жалейте. Холодная — в бочке. Мойтесь себе.

Фродо поклонился. — Благодарю тебя.

Их оставили одних. Хоббиты осмотрелись. Купальня была тёплой, чистой и даже уютной. Пол не каменный, а с деревянным настилом. Две жестяные ванны — впору для Верзил, а уж полуросликам тем более было, где развернуться. Холодной и горячей воды действительно припасли предостаточно. На скамейках мыло и мочалки. Даже скребок для ног. Ни с чем не сравнимым блаженством показалось снять заскорузлую от грязи одежду и окунуться в ласковую воду, уносящую усталость и тревоги вместе с потом и пылью. Сэм даже вспомнить не смог, когда же он в последний раз мылся в настоящей купальне, и ужаснулся этому.

— В Дольне? Нет, в Лориэне. Ну, ещё в Андуине Великом тонул, однако, это не считается. Ох, как же это давно было, мастер Фродо, только представьте себе!

Фродо рассмеялся. Вытягивающее нервы напряжение долгих дней ослабило свою хватку, и он принялся старательно тереть с кожи грязь, внимательно следя, чтобы случайно не задеть рану. В какой-то момент он с удивлением обнаружил, что Сэм тихонько мурлыкает под нос только что сочинённую купальную песенку:

Ушат воды — на плечи лей!

И мыльной пены не жалей!

Горячий ковш — ты мне любим,

С тобой мы грязь всю победим

И ковшиков ещё пяток -

Дабы смыть пыль с усталых ног.

Мочалка — ты моя мечта!

Потру ей спинку. Красота!

— Потру ей спинку. Красота! — пропел Сэм. Хоббиты плескались вдоволь, не жалея горячей воды, и постепенно оставляли в ванне усталость, пыль дорог и пот. Чистая кожа раскраснелась, волосы вернули прежний цвет, глаза заблестели. Вытершись полотенцами, хоббиты обнаружили одежду — чистые полотняные рубашки и короткие бриджи, подогнанные под их размер на удивление точно. Свои старые изодранные штаны и куртки они аккуратно стянули в свёртки. И тщательно прибрали за собой.

Молчаливые конвоиры отвели их обратно. Пришедший слуга собрал и унёс посуду, на освобождённом столе Нарэтлон разложил свёртки с травами и что-то сноровисто крошил.

— А! Что, ожили? То-то же, — сказал он, весело поглядывая на них.

Сэм предложил свои услуги в приготовлении лекарства, получил ступку и ложку и сел на указанное место. Глянул на окно — немногим более светлое на фоне чёрных стен.

— Интересно, а купание это считать следует как утреннее или вечернее? — спросил он. — Запутался я, что сейчас вообще-то — день всё-таки? Или уже вечер?

— Солнце село час назад, — охотно ответил Нарэтлон. — Сейчас около девяти вечера. Кстати, по вашему календарю сегодня двадцать девятое марта, понедельник.

Двадцать девятое марта? Только сейчас хоббиты в полной мере осознали, насколько же они потерялись в днях и датах. Сэм вздохнул. Зима закончилась; в краях, где небо блещет лазурью, а тучи скрывают солнце лишь на время, уже дуют ветры весны. В землях за Мглистыми горами впору зеленеть садам. И Шир, должно быть, тоже стряхнул с себя сонную оторопь зимы, умылся весенними свежими дождями и радостно захлопотал в преддверии сезонных посевных работ. И больше месяца минуло с тех пор, как они ушли вдвоём вниз по Андуину, и столько же они не получали вестей об оставленных позади друзьях.

Фродо устало присел на край кровати.

— Ты позволишь задать тебе вопрос, господин?

Нарэтлон поднял глаза от доски, на которой ловко шелушил какие-то сухие соцветия.

— Отчего же нет. Спрашивай.

— Нас собирались отвести, дабы мы предстали перед твоим Владыкой. Ты отсрочил наш допрос. Можем ли мы узнать, когда Он снова пошлёт за нами?

Нарэтлон небрежно кивнул.

— В ближайшее время вас вряд ли куда поведут. Порадуйтесь этой передышке, отдохните. Вот окрепнете для этих разговоров, тогда и посмотрим. А пока я с вами здесь вожусь.

— Ты делаешь это по Его приказу?

— Да, такова воля Властелина. Ну и я сам вызвался помочь.

— Благодарю тебя, — искренне сказал Фродо. — Мы… не смели ждать помощи и участия...

— От слуги страшного Врага? Ну-ну. Мне даже несколько обидно, что вы так предвзято обо мне судите. С вашим-то народцем Мордор никогда не воевал.

— Саурон послал Чёрных Всадников за мной, — сказал Фродо.

— Да, верно, — легко согласился Нарэтлон. — Чтобы вернуть Кольцо. Которое ему принадлежало по всем правам: владельца и создателя. И то, как оно было отобрано у него — во все времена люди с совестью именовали честно — мародёрством. Или ты с этим не согласен?

На это Фродо и не нашёлся, что ответить, но лишь подумал, что самого его и даже Бильбо в краже винить бы не за что...

— Но знаешь, не ударься ты в бега или вспомни вовремя о законе собственности, древнем, как сам мир, всё могло быть по-другому, — продолжал Нарэтлон. — Тебя бы не обидели. Саурон умеет быть благодарным. Но что сделано, то сделано. Кольцо наконец вернулось сюда, на предназначенное ему место. Иногда и не поймешь эти хитросплетения судьбы.

Фродо всё молчал. Как подданный Саурона Нарэтлон имел все причины для довольства — с возвращением Кольца мощь его Повелителя вновь воспряла, и победа Мордора была предрешена. О том, как воцарение власти Саурона отзовется дальше в судьбах обречённых на рабство народов Средиземья, слуга Врага, похоже, не задумывался или не желал себя этим утруждать. Но для других надежды не осталось. Так будет — пыль и пепел. Цветущий Шир станет страной рабов — ибо не устоят хоббиты перед армиями Тьмы, но и с родной земли уйти не смогут.

— Мы и правда ни с кем не думали враждовать, — прошептал Фродо. — Я не думал, что всё получится так.

— Но так получилось, — веско заметил Нарэтлон. — И ты действительно не думал. Вы жили далеко от войн и сражений под крылом благодатного Запада. Все события древних лет оставались для вас просто интересными историями на страницах книг. А как всё на самом деле — к такому вы оказались не готовы?

Фродо с горечью взглянул в окно.

— В нашей стране, господин, Мордор — просто страшное слово из старых сказок, а про вашего Властелина — как его и зовут на самом деле — не знает никто. Тем более, про эльфов и про Кольца. Это я один такой, сунулся… Вот и Сэма притащил.

— Выходит, вы вмешались из героических или, скорее, романтических порывов? По своему незнанию влезли в то, что не вы начали, да и заканчивать не вам. Какое маленькому народцу вообще может быть дело до древних ссор правителей былых Эпох?

— Ведь речь уже не о былых ссорах, — заметил Фродо. — Мордор готов начать войну со Средиземьем. Мы видели войска, шагающие от Минас Моргула, и бесчисленные отряды, идущие к Чёрным Вратам…

— Сейчас на Западе собираются силы людских королей, — задумчиво ответил Нарэтлон, — но приказ к штурму границ Гондора отдан не был. Чёрные Врата не открывались. До поры до времени.

— Но почему? — вырвалось у Фродо. — Ведь Он вернул Кольцо!

— Такова воля Властелина Мордора. Хочешь задать этот вопрос Саурону сам? Тогда спроси при личной встрече.

Варево забулькало, закипая. Нарэтлон снял его с огня, отцедил, добавил растолчённых Сэмом семян и снова поставил лекарство вариться. Сел за стол, заложив ногу на ногу.

— Готовиться будет ещё десять минут, — пространно сообщил он. — Ну, расскажите хотя бы, как там в вашем Шире на самом деле. Если, конечно, это не тайна от меня.

Фродо не сразу нашёлся с ответом. Умом он понимал, что прямой отказ мог прозвучать сейчас невежливо и грубо, но, даже преисполнившись благодарным чувством, не смог бы позабыть, что в собеседниках у них прислужник Саурона. Впрочем, подумав, сообразил Фродо, у Врага и без того достаточно соглядатаев и шпионов, даже в далёком Шире. Каких бы важных новостей он понадеялся узнать?

— Я могу рассказать, — осторожно начал Фродо. — Да только будет ли тебе это интересно?

— А почему нет? Я уже много лет не выбирался никуда из Мордора, так почему бы не послушать, как живут там за горами. День у меня был долгий и утомительный, но время ещё есть, и этим вечером я не против добрых разговоров. А что вы?

До сих пор ничего предосудительного в беседе Фродо для себя не видел. Возможно, слуга Врага и впрямь хотел просто поболтать с забавными пленниками. Решив, что стоит для начала просто посмотреть, куда будет дуть ветер, Фродо сел за стол напротив, а верный Сэм тут же занял место за спинкой его стула.

— Мы не против. Но, наверное, для тебя Шир покажется совсем обыкновенным и скучным. Нет там древних Твердынь, и легенды о нём не поминают. Но для нас это любимый край, родной дом. Живут там хоббиты просто и незамысловато — пашут, сеют, садят. Любим мы нашу землю, и она нам тем же отвечает. А Брендибаки — это семейство хоббичье одно, страсть как рыбу ловить любят, по Брендивайну летом на лодках катаются. Так мы по-своему реку Берендуин зовём, что берёт своё начало от озера Дрёма, у Северных холмов.

Нарэтлон нахмурился, что-то, видимо, припоминая, а потом просветлел лицом и кивнул, позволяя продолжать.

— Ничем особенным народ наш никогда не значился, по меркам Верзил, то есть людей. Дружелюбны хоббиты и гостеприимны, и так уж повелось, праздники очень любим, пиры и вечеринки, подарки дарить и получать. И нет большинству интереса до дел за границами. Многие даже за всю жизнь и Реку-то ни разу не пересекали, про Древлепущу я и говорить не стану!

— Древлепуща? — с любопытством спросил Нарэтлон. — Это ещё что?

— Лес старинный, — ответил Фродо, про себя рассудив, что ничего опасного в ответе он не видит. — За Рекой и за Баклендом сразу начинается. Только не ходит туда никто.

— Отчего же?

— Страшно там, — вставил Сэм. — Многое про лес этот слухов нехороших ходит. Не любят хоббиты его.

Не давая Сэму шанса сболтнуть лишнего, Фродо поспешно перехватил нить беседы и начал обстоятельный пересказ знакомых с детства каминных баек Брендибаков о бродячих деревьях, за ночь способных осадить двор, и о таинственных тропинках, будто бы умевших проложить сами себя, хитроумно заводящих неопытных путников в болота.

Нарэтлон выглядел глубоко задумавшимся, постукивал пальцами по подбородку.

— Лес… ну надо же. Островки того легендарного, должно быть. В те древние годы люди много деревьев пустили на строительство своих кораблей... Не оттого ли ненависть пошла? А живёт ли там кто, в лесу?

Фродо замялся. О Хозяине, пришедшем им на помощь в трудный час, он заговаривать не стал. Вместо этого ответил словами Мерри:

— Как сказать. Кто-то обязательно живёт. Ведь те же тропинки откуда-то берутся? Хоббиты свои знают, так чьи тогда чужие?

— Ну-ну, — непонятно протянул Нарэтлон, снял с огня зелье, отцедил в стакан и подвинул его по столу. Фродо послушно выпил обжигающе горячее питьё с горьким вкусом незнакомых трав и сразу ощутил, как по телу разлилось знакомое умиротворяющее тепло.

— Вот так-то, — с одобрением заметил Нарэтлон. — А ответьте, давно ли вы, хоббиты, в тех краях живёте?

— Да завсегда жили, — не задумываясь, ответил Сэм, но Фродо покачал головой.

— Нет, не завсегда. В Шир предки наши пришли, наверное, в начале Третьей Эпохи. С востока пришли. Перевалили через горный хребет и остались жить. Во всяком случае, так говорят древние предания. А сколько в них правды…

— Столько же, сколько во всех старых сказках, — промолвил Нарэтлон. Сэм отвёл глаза в сторону. Внезапно нахлынула тоска — да такая, что сердце сжалось и заныла грудь.

Воспоминания о доме разбередили ноющий рубец. Теперь, когда отступили страхи за жизнь Фродо, вновь вернулись прежние тревоги, и среди них — то давнее страшное видение из Зеркала Владычицы Золотого леса, которое не получалось больше гнать прочь, как не старайся.

— Что такое, Сэм? — услышал он голос Нарэтлона. И как тот догадался? Фродо тоже удивлённо обернулся через плечо.

— Нет, ничего, господин, — пробормотал Сэм. — Просто вспомнилось… Спокойно ли там, дома-то…

— С чего бы и не быть? О чём волнуешься? Шир ваш отсюда далеко.

Сэм стоял ни жив, ни мёртв, не зная, как и отвечать, случайно не выдав тайну Галадриэли. Фродо, видно, о чём-то догадался и открыл было рот, но Сэм и сам нашёлся с ответом.

— Не изволь беспокоиться, господин, глупости это на самом деле. Сон мне дурной приснился, — жалобно добавил он. — По дом… и что нехорошо там как-то.

— Ах, вот что. Ну не переживай. Сны редко являют людям настоящее или будущее. Ты вряд ли прозришь грядущее даже в видениях наяву. Это могут только Видящие.

— Кто? — спросил Сэм, и Фродо поднял любопытный взгляд.

— Не слышали такого имени в балладах? Ведь с эльфами вы очевидно знаетесь.

— Ну, — пробормотал Сэм. — Я с детства многие баллады даже помню наизусть. И по-эльфийски тоже.

— Да? — спросил Нарэтлон. — И какие же? Мне даже любопытно, что из эльфийских песен читают на память хоббиты в далёком Шире.

— Так уж и все хоббиты читают, — сказал Фродо, кидая на Сэма предостерегающий взгляд. — Наверное, огорчим мы тебя... дом, сад, обед, хорошо набитая трубка, кружка доброго пива — для хоббита вещи привычные. А вот эльфийские стихи… Это лишь Сэм у нас такой головастый. Он всё дядюшке покоя не давал, да в книги заглядывал.

— Вот как? — заинтересовался Нарэтлон. — А сказание о Дориате, волшебном королевстве эльфов, вам знакомо? Эльфы очень любят поминать о нём в балладах.

— Отчего же, — ответил Сэм, а Фродо был безмерно поражён. Как можно было ожидать, что эльфийские легенды перешагнули цепь Пепельных гор, и в Чёрных землях столь хорошо их знают? Более того, спокойно поминают вслух?

— Да, я слышал кое-что, — осторожно ответил он. — В древние времена в лесном королевстве Дориат правил мудрый король Тингол. Дева Лютиэн, его дочь, была принцессой Дориата.

Нарэтлон кивнул в знак одобрения.

— Верно. Хотя, когда речь заходит о глубинах мудрости Тингола, эльфы предпочитают помолчать. Но к истории это отношения не имеет. Видящей была Мелиан. О ней вы слышали?

Сэм неуверенно пожал плечами. Фродо покачал головой.

— Мелиан происходила из бессмертного западного народа. Она была королевой Дориата, супругой Тингола и матерью Лютиэн. Мудростью своей и способностью предвидеть будущее она отвела немало бед от своего королевства. Чары помогали ей читать грядущее в шёпоте ветров, в пламени свечи и в отражении водной глади. Кое-что из своих знаний она передала эльфийскому народу.

Фродо вздрогнул, но постарался скрыть смятение: могло ли Зеркало Галадриэли черпать силу в том же волшебстве? Ведь в чарах Владычицы Золотого Леса сам-то он не сомневался.

Нарэтлон поднялся из-за стола и посмотрел на хоббитов.

— Предания говорят: настоящие прозрения способны видеть только Видящие. И то, вся истина никогда не открывается даже им. Всё остальное, что приходит в смертный мир — вещие сны или видения — только тени возможностей. Поэтому не переживайте попусту и не забивайте голову ненужными тревогами.

Он аккуратно собрал свёртки и посуду с помощью Сэма.

— Что ж. Оставлю вас. За рассказ — спасибо, развлекли немного. Отдыхайте. Позже я ещё зайду.

Второй вечер Пеленнорские поля с приходом сумерек озарялись огнями десятков разжигаемых костров. Ветер играл стягами гордых знамён над светлыми шатрами. Второй день по дорогам к Белому Городу шли и шли дружины гондорских князей. Посланные к вассалам письма были написаны рукою Фарамира, но куда быстрее гонцов летели слухи, и воины шли воочию видеть вернувшегося Короля. В эти пасмурные дни в весеннем воздухе, омытом первыми после зимы дождями, веял ветер народившейся надежды. Настал час свершения пророчеств. И даже под угрозой Тени лица Людей светлели при одном упоминании имени Вождя с Севера.

В Чертогах Совета было многолюдно и шумно. Мерри и Пиппин успели проскользнуть в зал перед началом собрания и выбрали для себя скрытый удобный уголок. К ним присоединился Гимли. С жалостью Пиппин глядел на бледное после болезни лицо Фарамира. По старинному обычаю сын и наследник Денетора занял кресло во главе стола, хотя место Наместника уже становилось номинальным. Спустя столетия хранения пустого трона, последний из рода Мардила наконец уступал власть Королю. Где бы ни появлялся теперь Арагорн, стоило ему переступить порог, взоры всех присутствующих невольно притягивались к нему. Люди благоговейным шёпотом передавали друг другу его эльфийское имя: «Эстель», видя в этом счастливый знак. И даже хоббиты нынче взирали на старого знакомца с восхищённым удивлением. Исчез бесследно Бродяга в поношенной одежде странника, и вместо него сейчас над столом Совета возвышался во весь свой немалый рост ясноглазый рыцарь в эльфийской кольчуге, с символом Белого Древа на чёрной бархатной тунике. Обведя взглядом присутствующих, Арагорн начал речь со слов приветствия и благодарности верным сынам Гондора, так споро откликнувшимся на зов о помощи в этот трудный час.

В ответ на приветствие со своего места поднялся Имрахил — князь Дол Амрота. Он, а за ним и другие князья Гондора открыто признавали право наследника Королей и заявляли о своей готовности идти за ним в смертельный бой, в знак верности древнейшей клятве, которую их предки принесли первому пришедшему из-за Моря Королю. Но даже лица этих смелых людей побледнели, и воцарилось молчание, когда они услышали, куда их призывают Король и наследник Наместника — к самим Чёрным Вратам Неназываемой Страны.

— Разведчики донесли, что силы Врага отступили с берегов Андуина, — говорил Арагорн. — Колдовской сумрак над Итилиэном стал редеть. Мы перейдём через Андуин и двинемся к Осгилиату, и, если нужно будет, вновь примем бой с ордами Врага. Мы прогоним тёмных тварей с законных земель Гондора и будем гнать до самых Врат. Туда лежит наш путь — к Его землям, к Его уязвлённой гордыне.

— Но есть ли резон в том, чтобы так Его дразнить? — вопросил кто-то из вновь прибывших гондорцев.

Ответил Имрахил.

— Есть, Дуилин. Это говорю я, а ты меня знаешь. Если мы не придём к Нему сегодня, завтра Он придёт к нам и удар Его будет жесток. Всё, что здесь сказано — правда, и все это понимают. Силы Гондора клонятся к закату, спасение наше не за этими стенами. И если Сломанный меч вернулся в Белый Город в решающий час, как было предсказано, — не это ли тот знак, который мы все так долго ждали?

— Мы выступаем завтра на рассвете, — проговорил Арагорн. — Сборы предстоят недолгими, а нам нужно спешить. Войско наших друзей рохиррим поведёт Эомер. Но мы не оставим Минас Тирит без защиты.

— Я возглавлю оборону Города, — ответил Фарамир. — И я рад, что буду не один. — Фарамир посмотрел на сидящих по ту сторону стола Всадников роххирим. Теоден в ответ склонил седеющую голову. Так, по решению Совета, военачальник Эльфхельм оставался руководить двухтысячным отрядом Всадников, присоединившихся к гарнизону Минас Тирита. Гондорских воинов оставалось только тысячи три. На плечи этих Людей ляжет тяжёлая ноша бремени, если войска Запада потерпят неудачу на Востоке. Повисшее молчание было свидетельством этому.

— Значит так и будет, — произнёс Гэндальф. — Завтра войска Запада бросят вызов Востоку.

— Давно пора! — глухо пробормотал Гимли и стукнул ладонью по колену.

Уже по окончании совещания, выходя из Зала, Мерри столкнулся с Эовин. Она окликнула его.

— Что ты решил? — тихо осведомилась она. — Останешься или уйдёшь на восток с Королём и своими друзьями?

— Двое наших друзей уже ушли во Тьму, чтобы дать всем нам надежду. Мы с Пиппином отправимся за ними, если это будет нужно. И если будет нужно, вступим в бой, чтобы приблизить их победу. Вот так-то… — Мерри улыбнулся. — Пиппин любит повторять, что хоббиты должны держаться вместе. Да и как иначе?

— Я верю, что тебе и твоим друзьям будет сопутствовать удача, — ответила Эовин. — Мне же долг велит остаться подле моего дяди и Повелителя.

Пиппина Мерри нашёл в оружейной. Путь туда ему указал один из гондорских стражников. Среди оружия и доспехов Пиппин отобрал себе шлем, наручи и на удивление лёгкий щит. Кольчугу он оставил себе ту же, да и вряд ли какая другая подошла ему по размеру, а клинку из Арнора не было в этих стенах достойной замены.

— Вот, кажется, и всё, — сказал Пиппин, растерянно рассматривая доспехи. — Давай и тебе что-нибудь подберём, а, Мерри? Только вот кольчугу такую ещё одну вряд ли найдём. Моя принадлежала Фарамиру в его юношеские годы, но, сомневаюсь, что тут вторая бы сохранилась.

— Не беда, — ответил Мерри. — Я попросил Гимли, и он обещал мне что-нибудь подогнать по размеру. И ещё посоветовал поговорить с Всадниками, чтобы те взяли нас к себе на седло. Хотя я и наслушался вдоволь его ворчания, как неудобна для Гномов верховая езда.

— Ох, верно, — вздохнул Пиппин. — Сюда-то меня привёз Гэндальф. Узнаем, что он скажет?

Гэндальфа они отыскали на балконе зала Советов, где он о чём-то беседовал с Арагорном. Вопреки ожиданиям, услышав просьбу хоббитов, маг вдруг рассердился.

— Нет! Не место вам посреди битвы! Вас просто сомнут в первую же минуту в котле огня и железа! Вам лучше остаться здесь, в гарнизоне Фарамира!

— Но мы не дети! — яростно воскликнул Пиппин. — Мы ведь уже сражались с врагами и прежде, Гэндальф!

— Но не так! — отрезал Гэндальф. — Битвы не так веселы, как вы, должно быть, сочли из старинных книг. Останьтесь в Белой Крепости, как воин Рохана и, между прочим, как страж Цитадели, Перегрин Тук!

— Ты явно путаешь нас с кем-то другим, — оскорблённо и холодно заметил Мерри. — Мы вовсе не видим в этой войне веселья и приключений. Гэндальф, наши друзья и сородичи ушли за Горы! И ни я, ни Пиппин не будем прятаться за каменными стенами, зная, что они там, одни, без помощи и надежды. Мы выйдем на бой, или ты опять можешь вернуться к мысли о мешках.

— Может, и вернусь, — гневно ответил Гэндальф.

*

— Ты к ним несправедлив, — заметил позже Арагорн.

Гэндальф сидел на скамье у резной колонны и с мрачным видом раскуривал трубку. Солнце садилось, а за горизонтом угасал последний день выкупленного доблестью мира.

— Они имеют право биться за свою надежду и за будущее своих друзей наравне с другими. Ты не можешь принимать решение за них.

— Я знаю, — глухо сказал Гэндальф. — Но в преддверии грядущего я не могу увидеть их путей и не могу их больше предугадать! Я уже послал одного из них на смерть!

— Мы все сделали этот выбор. И это решение Фродо принял сам.

— Да…

Арагорн нахмурился и взглянул на Гэндальфа пристальнее.

— Ответь, что именно тебя тревожит? Ведь не тревога за Фродо, за Мерри и Пиппина — твоё единственное беспокойство. Я слишком хорошо знаю тебя, Гэндальф, чтобы обмануться.

На этот раз маг молчал куда дольше.

— Очень уж быстро развиваются события, — наконец, ответил он. — И теперь я не могу их предугадать. И даже если предугадываю, то чувствую, будто упускаю нечто важное. И это меня пугает, уж поверь.

— Даже ты не в силах предвидеть будущее, Митрандир.

— Даже я. И знаю это. Я и прежде знал, что вступаю в схватку с противником, превосходящим меня по силам. Чарами Враг силён. Но и хитростью своей. Как Он явил это в палантире, показав тебе идущий к Пеларгиру флот.

Арагорн опёрся руками о парапет и хмуро поглядел вдаль.

— У Пеларгира Враг вынудил меня отпустить Войско Мёртвых прежде срока. Но не подними я Войско, Саурон захватил бы Пеларгир, как намеревался. Нам ударили бы в спину ещё на подходах к Минас Тириту. Теперь же защитники порта предупреждены и готовы к нападению.

— Да, — Гэндальф досадливо пыхнул трубкой. — В то время это было единственное верное решение, и нашими действиями мы выиграли отсрочку. Однако и умбарский флот всё так же цел и готов напасть. Я не знаю, что заставляет Его медлить, и не могу проникнуть в Его замыслы. Они мне непонятны.

— Ты часто повторял, что сила Врага не в Его мудрости. Он тоже не способен догадаться о наших замыслах и не поверит в них.

— Я никогда не сомневался в Его уме. Я говорил лишь то, что очень многого Он не понимает, — ответил Гэндальф. — Самоотверженность и верность — эти понятия чужды Его разуму, — маг посмотрел на угасающее солнечное зарево. — Он судит по себе. Но Он знает страх и гнев. Именно их Он испытал при взгляде на меч Элендила. Должно быть, сейчас Он теряется в догадках, принесёт ли Наследник Кольцо к Его Вратам. Тогда Он попытается отнять его у тебя. И это опять же даёт шанс нам и Фродо. Но, Арагорн, я повторяю: хоббитам там не место.

— Здесь ты их тоже не удержишь, — заметил Арагорн. — Это не удалось ни Элронду, ни Теодену. Я возьму их с собой, но перед битвой отошлю в запасной отряд вместе с верными людьми. Боюсь только, Всадникам в самом деле понадобятся мешки, чтобы их удержать. И ещё, Гэндальф, — добавил он уже без следа улыбки: — Ото всех опасностей ты их не убережёшь. Особенно в преддверии надвигающейся бури.

— Большего я и не прошу, — ответил Гэндальф.

Сгустились сумерки. Немного постояв, Арагорн ушёл. Ночь окутала белые каменные стены, затаилась по углам. Крохотный уголёк зажжённой трубки тлел в тёмном пространстве балкона, а Гэндальф всё ещё курил, глядя на угасший за цепями дальних гор след дневного света, и думал о своём.

* * *

Первое апреля, назначенный день, когда объединённые армии Запада выступили к Андуину, выдался хмурым и ненастным. Еще перед рассветом сумрачные облака надёжно скрыли солнце, а к полудню и вовсе начал моросить мелкий дождик. Угрюмое настроение постепенно передавалось людям, и они неловко пытались разгонять его песнями или разговорами.

В авангарде войска ехали Гэндальф, Арагорн, Теоден, Эомер и Имрахил. Эовин — снова воин Дермхельм, тайно присоединилась к полку Гримбольта. Так в схватке она сумела бы оказаться подле своего короля. Леголас снова взял на седло Гимли, а Мерри и Пиппина по распоряжению Короля везли двое всадников дунэдайн. Ехали все вместе. К часу пополудни войско переправилось через Реку по понтонным мостам и вступило на земли Осгилиата. Разведчики-следопыты, посланные вперёд, вернулись с неожиданными новостями: на несколько миль вперёд ни на дороге, ни вблизи неё не было обнаружено и следа орочьих патрулей. Следопыты осмотрели дороги и подъездные пути к Осгилиату, но следы указывали на то, что орки покинули крепость ещё несколько дней назад, и уходили, как видно в спешке, на восток. Эти новости были встречены в стане Короля настороженно и с тревогой.

— Это похоже на ловушку, — мрачно заметил Эомер.

— Это она и есть, — ответил Гэндальф, зорко оглядывая окутанные дымкой пики Гор. — Но мы к ней были готовы. Враг заманивает нас. Но при всём при этом, он ждёт, что мы сами постучим в Его Врата. Думаю, до тех пор нам незачем опасаться нападения.

— Почему ты так уверен, Митрандир? — осведомился Теоден.

— Потому что Наследник Исилдура бросил Ему вызов. Теперь Он готов к этой встрече. Он ждёт, что Арагорн принесёт Кольцо и сам пожелает его отобрать. Что ж, не будем разуверять Саурона в Его заблуждениях.

Путь был продолжен. День обратился к вечеру, и тени с востока расползались по небу чёрными стрелами. Сами собой как-то стихли разговоры и песни. При взгляде на мрачную гряду Эред Литуи, растущую впереди, семена страха прорастали даже в сердцах бывалых воинов.

— Признаться честно, когда Балин решил отправиться в поход к копям Мории, многие осуждали его за безрассудное решение, — проговорил Гимли, обращаясь к хоббитам. — Другие гномы, в том числе и мой отец, говаривали, что он даже помешался в надежде вернуть нашему народу былую славу и величие. А с ним ушли Ори и Оин, а ведь тот-то был уже в летах! А что бы они все сейчас сказали, если бы узнали, что теперь я сам ухожу на штурм Врат Чёрной Страны! По мне, так это ещё более проигрышное дело, чем затея Балина! У-ух!

— Вот уж в чём вам, Гномам, не откажешь, так это в умении поднять себе настроение перед грядущим боем, — звонким голосом ответил Леголас, и ехавшие поодаль гондорцы, услышавшие его слова, рассмеялись.

— Мда, — проговорил Гимли. — Балин был храбрым воином, но теперь-то я знаю, что копи Мории ему бы не подчинились. Уж точно не с той страшенной Сауроновой Тварью, которую сразил Гэндальф.

— Отнюдь, — возразил Леголас. — Балрог — исчадье Древней Тьмы, но никогда он не был ни слугой, ни союзником Врагу. Возможно, это сохранило мир от многих страшных бед, ибо не могу представить, как разрушителен и ужасен мог бы быть этот союз.

— А почему не был? — заинтересовался Пиппин.

— Вот этого я вам не скажу, — покачал головой Леголас. — Это история Древних Лет, о них сейчас мало кто в мире помнит. Я знаю, что Балрога на службу призвал Ангбандский Враг, но и Саурон в те времена тоже был только его слугой. Предания говорят, что после падения Ангбанда проклятье Западных Владык заточило Балрога в земных глубинах, где он и пребывал, пока не был пробуждён и не стал Гибелью Кхазад Дума и его единственным владетелем.

— Оно и хорошо, что Гэндальф его победил, — сказал Пиппин. — Не очень-то хочется говорить о таком сейчас и здесь, — он зябко повёл плечами, — но я рад, что хоть с этим Ужасом мы больше не повстречаемся.

— Вот и не будем больше говорить, — заметил Леголас. — Тем более, слышите зов рога? Пора останавливаться на ночлег.

Вечерний сумрак опустился как-то очень быстро — в долине спешно складывали походные костры и расставляли дозорных на всех подступах к лагерю. С приходом ночи ветер переменился, и со стороны болот дохнуло холодом и затхлостью сырой могилы. Откуда-то издалека донёсся протяжный волчий вой. Люди сгрудились около костров; весело пляшущий на сучьях огонь и треск прогорающих поленьев немного поуменьшили страхи перед темнотой. Для Пиппина и Мерри место у одного костра припас Гимли. Хоббиты и гном в молчании поужинали лепёшками и лембасом, уселись поудобнее рядышком и раскурили трубки под удивлёнными взглядами гондорских воинов.

В горящей сотнями костров тишине понемногу загудели голоса отогревшихся и отдохнувших людей. Кто-то начал напевать. Незамысловатый мотив песни отделился от общего гомона, и его подхватили. К своему удивлению, хоббиты расслышали, что звучит песня на эльфийском языке. Леголас, услышав её, улыбнулся.

— Это одна из людских баллад о Берене и Лютиэн Тинувиэль. Их складывали люди Запада, когда ещё повсеместно говорили на нашем языке, — сказал он, отвечая на вопрос Мерри. — Я давно не слышал подобных песен. Для слуха эльфа они звучит простовато и непривычно, но сейчас мне радостно услышать родную речь в чужих напевах.

И Леголас подхватил куплет — и запел его чистым ясным голосом, так что замерли сидевшие рядом, а замолчав, он ещё долго вслушивался в пение гондорского певца.

— В наших эльфийских песнях мы чаще поём о встрече Берена и Лютиэн и их вспыхнувшей любви, люди же вспоминают о победе Света над Древним Злом. Мне ясно, почему они поют о ней сейчас. Дева Лютиэн была единственной, кто в одиночку смог противостоять Врагу, которому мы сами теперь бросили вызов. В страхе за жизнь своего возлюбленного дева Тинувиэль обрела невиданные силы и сумела повергнуть Саурона. Она заставила Его признать своё поражение и связала словом, которое Он был вынужден сдержать. Как мы взываем к Элберет, так люди просят заступничества у Лютиэн, ведь она была праматерью их Королей. Они просят её благословения для новой победы, какой бы ценой она нам не досталась.

Леголас замолчал, задумчиво положил на колени лук и тронул пальцами тетиву, проверяя насколько она туга. Пиппин прислушался. Певец умолк, и раздалась новая песнь, но уже не та, эльфийская, а грустная и протяжная, на всеобщем языке.

— Но если Враг так страшен и силён… — Пиппин вздрогнул при одном только воспоминании об огненном видении, — то как же дева, пусть даже она эльф, смогла с Ним справиться?

— То были другие времена, — не сразу, но ответил Леголас (как показалось Пиппину, и без уверенности). — Тогда Враг ещё не овладел тем могуществом, какое Он обрёл сейчас, а дева Лютиэн слыла самой искусной чародейкой среди эльфийского народа. Но прежде всего любовь придала ей сил.

— Любовь… — задумчиво протянул Гимли, поднимая глаза к небу. — М-да… Знаете, только я бы не отказался и от светлых чар — хоть плошку, лишь бы это как-нибудь смогло помочь нам в битве. Нет, я не сомневаюсь в силах нашего Гэндальфа, но ведь и ему бы помощь совсем не помешала?

Спустя час, когда притомлённые дорогой спутники заснули у костра, Леголас бесшумно поднялся с земли и отправился на поиски Гэндальфа. Он нашёл старика на камне у границы лагеря; на коленях у того лежала незажжённая трубка и кисет. Глаза Гэндальфа были закрыты, и могло бы показаться, что он дремлет, если бы не сосредоточенное выражение его лица. Тревожить мага Леголас не решился и уже хотел было уйти, но его догнал оклик.

— Мне показалось, что ты занят, — эльф подошёл ближе и успел заметить нервный жест, которым Гэндальф потёр сустав правой руки, и блеснувшую на пальце полоску золота. Леголас отвёл глаза. О том, что маг — Хранитель Нарьи, Леголас, конечно, знал, но знал также и то, что Кольца не любили обнаруживать себя чужим без позволения хозяина. Гэндальф взял в руки трубку.

— Да, был, — ответил он. — Я узнавал новости из других мест. Думаю, в последний раз. Владыки Лориэна и Имладриса приняли решение, они сняли свои Кольца и наденут их теперь не раньше, чем нам станет ясна судьба Единого Кольца. Или никогда. Я тоже своё сниму. Но позже.

— Я понимаю, — сказал Леголас и, помедлив, спросил: — Что ты узнавал?

— До Имладриса Тьма не добралась, однако Элронд готов в любой момент отослать подданных к Серым Гаваням. У Лориэна опасность издревле под боком. Впрочем, мне ли тебе это объяснять. Но войска Дол Гулдура пока тоже не выступали в бой. Кстати, Галадриэль передала мне новости и из твоих краёв — Лихолесье готово к обороне. Твой отец прислал гонца в Золотой Лес. Он опасается, что Враг предпримет попытку захватить Эребор. Великой потерей станет для всех нас, если Царство Гномов падёт под натиском Его войск. Если Эребор будет захвачен, весь край окажется под властью Врага.

— Для Гимли такие вести будут невесёлыми.

— Тогда не стоит ему об этом напоминать, — подумав, ответил маг. — Но, поверь, он и сам прекрасно понимает угрозу для своего дома. В эти дни никто не может чувствовать себя в безопасности. Ни в одном уголке Средиземья.

* * *

…Утро наступило рано, протяжные звуки горнов возвестили о начале нового дня пути. Пришли донесения разведчиков с юга, с Моргульской долины, и новости эти были странными. Узнав о том, что на первый взгляд крепость Минас Моргул выглядит безжизненной и брошенной, а на подходах к ней также не замечено движения противника, Гэндальф долго размышлял. Теоден и Арагорн держали совет, и было постановлено оставить позади дозорный отряд на случай неожиданного нападения. Войска двинулись дальше и вскоре ступили на северную дорогу. Дул западный ветер, и к общей радости к обеду мрачные облака отступили, дав дорогу солнечным лучам; только на востоке клубилась сумрачная дымка. Однако вскоре хоббиты заметили, что Леголас всё чаще поднимает голову и оглядывает небо, словно его что-то тревожит.

— Что ты там такое ищешь? — спросил наконец Пиппин. — Небо ведь ясное какое, ни облачка нет.

— Ясное, — ответил эльф. — Но и ощущение меня не оставляет, будто оттуда кто-то следит. Гэндальф прав, вряд ли наше присутствие новость для Врага. Я более чем уверен, каждый наш шаг тут же становится Ему известен благодаря глазам и ушам сотен соглядатаев.

Хоббиты тревожно оглядывали небо. По мере приближения к горам прикосновения недобрых взглядов стали ощущаться совершенно явственно. Среди людей постепенно нарастали страх и тревога. Невидимое присутствие слуг Врага ощутили многие. Внимание Саурона обратилось за границы Мордора. Гэндальф предложил выслать по дороге герольдов, которые должны были трубить и громко возвещать о возвращении в Гондор Наследника его Владык и законного Короля этих земель.

— Если Саурон и не пришёл ещё в ярость, то уж точно придёт сейчас, — безрадостно заметил Арагорн. — Никогда не считал мудрым дразнить противника, тем более столь опасного, но именно этим мы сейчас и занимаемся. Только бы это не было напрасной жертвой и невиданной глупостью.

— То, что одни называют глупостью, другие потом окрестят иначе, — отвечал Гэндальф. — Но сейчас в нашей «глупости» таится наша сила.

День близился к вечеру, когда острые глаза Леголаса заметили в небе далёкую чёрную точку, парящую выше обычных путей даже самых выносливых птиц. Соглядатай Саурона медленно кружил над войском, но спускаться ниже не спешил. Вскоре к нему присоединился и второй — его приближение увидели и самые зоркие из людей. Арагорн обратил внимание Гэндальфа, и маг долго всматривался в темнеющее небо. Кружа на недосягаемой высоте, Чёрные Всадники неотлучно сопровождали войско, и одно их присутствие вносило беспокойство и тревогу. Громкий предостерегающий возглас Леголаса вдруг заставил хоббитов втянуть головы в плечи. По земле стремительно пробежала тень, сильным порывом ветра трепануло волосы, испуганно заржали и взвились на дыбы кони. С невиданной быстротой эльф скинул с плеча лук, мгновенно наложил стрелу и прицелился в крылатый тёмный силуэт, пронёсшийся в воздухе дерзновенно близко от земли.

— Да стреляй же! — выкрикнул Гимли, не понимая, отчего медлит их товарищ. Но Леголас, прищурившись, тревожно всматривался в фигуру удаляющегося всадника, но так и не отпускал тетиву.

— Стреляй!

Лицо эльфа вдруг залила бледность, его державшая стрелу рука задрожала. Леголас опустил лук, растерянно покачал головой и пробормотал что-то на эльфийском языке.

— Да что с тобой такое! — вскричал Гимли. — Что за напасть тобою овладела? Ты ведь мог в него попасть!

— Не смог бы, — коротко ответил эльф, возвращая на плечо лук, а в колчан не выпущенную стрелу. Больше он ничего объяснять не стал и молчал в ответ на сердитые расспросы Гимли. Спустя некоторое время следом за товарищем улетели и два оставшихся Всадника. До самого конца дня их присутствия никто больше из людей не ощущал.

Уже перед сумерками войско Запада достигло одного из отрогов Хмурых Гор. Из подножья хребта вырастал похожий на обломок гнилого зуба остов давно разрушенной сторожевой башенки. Четырьмя неделями назад именно на неё глядел Фродо, принимая окончательное решение двигаться к южному перевалу. Отсюда до Мораннона оставалось около ста миль пути по пустынным необжитым землям.

Тонкий пронзительный крик летучей твари прорезал тишину тёмного утра? дня? вечера? В этом вечном сумраке время терялось, часы то неслись галопом, то тянулись, как древесная смола. Отсчитывать минуты между трапезами было бесполезно. Вряд ли еду давали точно по часам. Кроме слуг и стражи в комнату к хоббитам никто не заходил. Нарэтлона они тоже больше не видели — последний раз он послал им ещё горячее лекарство через запыхавшегося слугу, от которого Сэм ничего не смог добиться, как не расспрашивал в надежде вызнать что-нибудь об их знакомце. Слуга даже слова не проронил и исчез. Сэм огорчённо вздохнул. Если где и мог находиться сейчас Нарэтлон, то только у трона своего Господина, вновь призванный Им на службу.

Казалось, что о пленниках вообще забыли. А с каждым днём всё чаще в небе за окном раздавались крики крылатых тварей, кружащих над Твердыней. Что-то происходило — Саурон созывал своих слуг и рассылал их со срочными поручениями. Подтащив стул к окну, Фродо и Сэм по очереди выглядывали через решётку, пытаясь рассмотреть что-то внизу на земле или в сизом, затянутом вечными тучами небе. Чёрные крылья летучих чудовищ тут и там прорезали воздух в недоступной вышине. Снова клубился Ородруин, и ветер, подчинённый могучей воле, гнал тьму на запад, к Мораннону. Но в комнате воздух оставался чистым и дышалось легко. Видимо, Саурону тоже был не по нраву серный запах и хлопья пепельной пыли — свою Твердыню он от них оградил.

— Да сядь ты, Сэм, — проговорил Фродо, пытаясь отвлечь друга от окна. — Ничего там не увидишь, только темень и пустоту.

— Но для чего-то они прилетают, — упрямо сказал Сэм. — Вот, опять. Кружатся там и снова прочь. Что бы это могло значить?

Фродо устало пожал плечами.

— Вряд ли что-нибудь хорошее. Быть может, Он закончил выжидать и собирает армию, — Фродо замолчал, с тоской устремляясь мыслью через неизмеримую пропасть мёртвых пустошей, за Мрачные Горы, в светлый мир Людей. Возможно, по ту сторону горной гряды к Мордору приближались Бродяжник, Гимли, Леголас, Мерри и Пиппин. Об их судьбе Фродо ни на минуту не переставал думать с горечью и тоской. Что бы ни происходило у подножья Чёрной Крепости, он ясно чувствовал свою вину. «Если винить меня, это будет только справедливо», — подумал он.

— Не кручиньтесь, мастер Фродо, — доброе сердце Сэма с удивительной чуткостью уловило печаль в душе друга. — Давайте хоть песню споём. Здесь песни, наверное, вообще не поют. Например, эту. Помните? Господин Бильбо её очень любил. — Сэм встал посредине комнаты, заложив за спину руки, и запел, негромко, но ясно:

Пред наступающей весной

Отступят стужа и метель,

Оденутся леса листвой,

Дождями сменится капель.

Снега отступят со двора,

Вновь станет ясным небосклон.

Несут послания ветра -

Весны спешащей перезвон.

Фродо улыбнулся, вспомнив Бильбо, сидящего на крылечке с любимой трубкой из ореха, Бэг Энд, садик в белом яблоневом цвету, свежесть душистого ветерка с полей, и подхватил следующий куплет:

В полях распустятся цветы,

Зазеленеются холмы,

Пора прекраснее мечты

Прогонит холода зимы.

Белеет яблоневый цвет,

Раскрылись ландыши в саду,

Дороже места в мире нет -

Чем дом, к которому иду.

Он замолчал, припоминая дальнейшие слова, и, глядя в окно, изменился в лице. Пришедшие в ум строки прозвучали сухими стихами, отказываясь ложиться на весёлую весеннюю мелодию:

Ни луч звезды, ни свет луны

Не потревожат здешних скал,

И поступь западной весны

Не одолеет перевал.

Здесь утро не прогонит Тень,

Здесь не раздастся птичий звон,

Под сумраком сокрылся день -

Навеки Тьмою побеждён.

Сэм невольно поджал губы, растерянно переступил с ноги на ногу. Фродо посмотрел на него и вдруг продолжил с посветлевшим взглядом:

Но веры свет сильнее Тьмы.

В надежде вместе и везде.

Сквозь тучи обратимся мы

К далёкой Западной звезде.

— А вот это уже лучше, мастер Фродо, — с нарочитой улыбкой сказал Сэм. — Такой хороший куплет последний получился. Эх, записать бы, да нечем и не на чем. Надо запомнить. А потом пусть господин Перегрин споёт. У него лучше получится.

— Да, — Фродо грустно улыбнулся. О друзьях они говорили так, будто знали и верили, что увидят их обязательно и скоро. Иначе в голову лезли непрошенные и тяжёлые мысли о судьбе двух полуросликов, оставшихся где-то там, на просторах опасного Большого мира. Меньше всего хотелось бы думать, что их друзья в составе Братства проследовали за ними тем же путём, или что сейчас они томятся в одной из темниц Чёрной Крепости. Но если так, Нарэтлон сказал бы им. Или нет?

Засов загрохотал по ту сторону двери. Сэм отступил ближе к кровати. Фродо потянул его за руку, побуждая просто сесть рядом с ним и покорно ждать. Дверь отворилась, но вместо обычного слуги, пришедшего с обедом, на пороге возникли несколько стражников. Вперёд вышел незнакомый седовласый человек в чёрных одеждах и цепким взглядом оглядел хоббитов.

— Поднимайтесь, — сказал он.

Поднимайтесь? Зачем? Хоббиты растерянно переглянулись. Седой человек поджал губы.

— Пойдёмте. Владыка Саурон желает вас видеть.

Фродо встал с кровати первым. Непослушными руками надел поверх рубашки куртку. Сэм тоже поднялся, чуть помедлив — бледный и растерянный, бездумно попытался оправить на себе одежду. Слуга Врага поманил хоббитов за собой нетерпеливым жестом.

Их вывели в коридор, но руки ни сковывать, ни связывать не стали. Фродо поймал на себе исполненный ужаса взгляд. Сэм держался стойко, но губы его дрожали, а глаза стали большими и тёмными. Для себя Фродо уже почти примирился с будущим итогом: он знал, что рано или поздно предстанет перед Багровым Оком — после всех тех незаслуженных удач, которые так долго разводили их пути. Вот только Сэм ни в чём не виноват, а судьба их ждёт единая для обоих. Фродо нащупал и крепко сжал ладонь друга, а тот яростно впился пальцами в ответ.

Седовласый мордорец повёл их за собой, стражники замкнули молчаливый конвой позади. Хоббиты послушно подчинились. И снова этот долгий выматывающий путь по тёмным коридорам, комнатам и лестницам Барад-дура. Оба обречённо ждали, что их поведут вниз, в темницы, но их всё время вели вверх — от подножья крепости — к центральной башне. И от этого становилось ещё страшнее — ибо там их мог ждать только Он.

Когда паника от изматывающего ожидания достигла в сердцах предела, очередная лестница ввела их в тёмный зал — первый в начале новой анфилады, или простой прихожий. Двери напротив были заперты. Их охраняла стража. И по тому, как тотчас выпрямили плечи и подобрались конвоиры, хоббиты вдруг поняли, что их уже почти привели. Вот сюда.

Стражи распахнули двери перед седовласым мордорцем, впуская в неожиданно светлый и просторный зал с богато сервированным столом посередине. Повинуясь знаку, Фродо и Сэм тоже вошли внутрь и растерянно огляделись. Стол был накрыт на три персоны. Три человека — видимо, прислуга, застыли в ряд вдоль стены. За спинкой большого кресла, стоявшего во главе стола, вытянулись как на параде два стражника.

Кресло было пустым. А у стола, скрестив руки на груди, стоял Нарэтлон.

На сей раз слуга Саурона был одет иначе и богаче. Он облачился в чёрные одежды, расшитые серебряной нитью, пояс из сверкающих чешуй обвивал его талию, а волосы были укрощены мифрильным обручем. Нарэтлон пристально смотрел на них, но молчал.

Сэм выдавил смущённую улыбку. При виде единственного знакомого лица стало чуть-чуть легче. Фродо тоже расслабил каменные плечи.

— Приятно вас снова видеть, — заговорил Нарэтлон. Он сделал лёгкий жест рукой — конвоиры и седовласый слуга бесшумно поклонились и отступили за дверь.

— Прошу, — знаком пригласил Нарэтлон. — Не стойте на пороге. Я позвал вас отобедать.

— Но… почему? — не удержался Сэм.

— Потому что помнится, при нашей последней встрече я обещал вам, что мы увидимся ещё. Оттого и решил, что коли эта встреча должна у нас с вами состояться, то пусть она состоится так. Садитесь же, — Нарэтлон указал на кресла у стола. Фродо и Сэм переглянулись и неуверенно заняли места.

— Но, почему же, господин… — начал снова Сэм и осёкся, глядя, как Нарэтлон занимает место во главе стола, а стража, послушная одному только короткому взгляду, тут же удаляется прочь. — Я думал…

— Что ты думал? — с интересом спросил Нарэтлон, склоняя голову набок.

— Ведь нам сказали: отведут к Врагу…

— Сэм… — сдавленно прошептал Фродо, а Нарэтлон усмехнулся:

— Ну, вряд ли они так это сказали.

— К Владыке. К Саурону, — поспешно поправился Сэм. — Мастер Фродо… что? — с тревогой воскликнул он, увидев побледневшее лицо друга, его широко раскрытые глаза и трепещущую руку, ищущую под воротом несуществующую цепочку.

— Выпей вина, Фродо Бэггинс, — приветливо сказал Нарэтлон, указав широким жестом на стол. — Оно намного лучше, чем вам давали прежде. И да, Сэм. Так и есть. Я здесь.

— Властелин Колец… — едва слышно выдавил Фродо и закашлялся. Один из слуг мгновенно оказался рядом и наполнил кубок хоббита вином из кувшина.

— Выпей, — повторил Саурон. — Поверь, это поможет. А твой голос тебе ещё понадобится.

Дрожащей рукой Фродо взял кубок и отпил вина, почти не почувствовав вкуса. Но боль в горле смягчилась, утихая, и дурнота ушла. Сэм в это время смотрел на восседавшего во главе стола Врага полными ужаса и обиды глазами.

— Располагайся, Сэм, — посоветовал Нарэтлон. — Нет грустнее зрелища, чем голодный хоббит. Кстати, я тут случайно узнал, что у себя дома вы едите по семь раз в день. По-видимому, здесь вы недоедали.

Сэм обратил затуманившиеся от слёз глаза к пустой тарелке.

— Мы всем довольны, господин, — пробормотал он, чувствуя, как сердце замирает в судороге отчаяния.

— Ну-ну, — сказал Саурон и звонко побарабанил пальцами по столешнице. — Вы думаете, что я послал за вами для допроса? Вовсе нет, — он отпил вина из кубка. — Ни мучить, ни пытать я вас не стану. Я даже дам вам выбор. Вы вольны хоть сейчас вернуться в свою комнату, — хоббиты невольно подняли головы с недоверчивым видом. — Или останетесь и составите мне компанию за этим столом. И зададите свои вопросы, которых, я уверен, у вас накопилось уже немало. И я отвечу вам на них.

Фродо и Сэм воззрились на Владыку Мордора с одинаковым испуганно-потрясённым выражением на лицах. Саурон усмехнулся.

— Так каково ваше решение?

Фродо уставился на салфетку перед собой, дрожащей рукой вновь взялся за ножку кубка. В голове царила пустота, отказываясь пускать наружу мысли. Но и уходить было страшно. Вместо него заговорил Сэм. С тоской и горечью в голосе.

— Зачем?

— А именно? — любезно уточнил Саурон.

— Зачем ты не сказал нам кто ты, господин? — в голове Сэма сейчас царил такой сумбур, что он и сам не мог в нём разобраться. Понятный и уже знакомый Нарэтлон вдруг превратился в беспощадного и непонятного Врага. Пришла боль, словно его покинул близкий друг. Сэм едва сдерживал слёзы и добавил насуплено. — Ведь мы и так были в твоей власти…

— Обида, Сэмвайз Гэмджи. Вот что сейчас в тебе говорит — обида и разочарование. Это тебе и ответ. Уже не дикий, затмевающий разумность страх. Сейчас ты даже смеешь обижаться на меня. А назовись я вам тогда, ты бы и глаза на меня не смел поднять от ужаса, не то, что рта раскрыть. Ну и подумай, приняли бы вы моё лечение, предложи я его вам?

Сэм моргнул недоумённо: такого ответа он не ожидал, и рискнул оторваться взглядом от тарелки. Где-то тут чудился подвох. Тёмный Властелин спокойно поднял вилку, повертел её в руке.

— Вы ждали пыток, мучений и допросов? Как пленники, схваченные на землях вашего Врага, вы вполне могли их ожидать. Но я решил иначе. Как я и говорил, Сэм, я жесток, но жесток в меру нужд, и также я способен проявлять и милосердие. И мне не было пользы подвергнуть вас страданиям, чтобы узнать то, что я и так сумел услышать. Не как вы попали в мои земли, зачем, и кто вас надоумил — это мне и без ваших признаний было ясно. А кто вы и откуда. Что за неизвестный мне маленький народец живёт себе, не знает Древних войн и ввязывается в них вопреки разуму и логике. Всё, что мне было нужно, я от вас узнал. У меня остался к вам только один вопрос, но я задам его не сейчас, а позже, и вы даже вправе на него не отвечать. Даю слово, я не рассержусь. Скажу только, что честный ответ даст надежду всем народам Средиземья. Быть может, это поможет вам принять решение.

— Сейчас, — заговорил Фродо, уже смелее поднимая голову и встречаясь с глазами Саурона, в которых больше не скрывалось бешеное жёлтое пламя, — ты его нам не задашь?

— Нет. И ешьте. Еда не отравлена.

Выбора не было. Отказ — не только в Барад-дуре, но и в любом доме вообще-то, за любым столом — был бы справедливо расценён как оскорбление. Сэм и Фродо оглядели стол. А, между прочим, он был накрыт богато: к обеду подали рыбу под соусом, овощи, грибы, варёный картофель, разнообразные пироги, паштеты и сыры. Сэм первым осторожно подцепил вилкой кусочек, с некоторой опаской отправил его в рот, прожевал и справедливо всё-таки отметил, что угощенье в Мордоре может быть ничуть не хуже, чем где-нибудь ещё. А обед здесь, в столовой Саурона, с определённой точки зрения ничем не отличается от обеда там, в их комнате, внизу.

Тарелка Саурона тем временем осталась пустой. Слуга лишь подлил вина в его кубок.

— Ты не ешь… господин? — заметил Сэм. Его кстати мучил своевременный вопрос, как теперь следует к Нарэтлону обращаться. Другое Его имя грозило в горле застрять комком.

— Ну отчего же, — повинуясь едва заметному знаку, слуга наполнил тарелку господина. Саурон наколол на вилку ломтик мяса. — Ешь смело, Сэм. Весь стол в твоём распоряжении. Надеюсь, этого не мало?

Сэм густо покраснел.

— Ну что же ты так, сударь, — заговорил он, вдруг совершенно забываясь, с Кем он говорит. — Я ем совсем немного.

— Воистину, за своим столом куски я не считаю. Ешь вволю. И попробуй всё-таки вино. Поверь, такого вы не пили. Даже у Элронда.

Сэм отпил глоток. И впрямь, вино оказалось хорошим. Лучше у Элронда было вино или нет — в этом он совсем не разбирался, но рот говорил ему своё. Слуги тем временем неслышно подносили и меняли блюда: по залу потёк запах жаркого, от которого рот тут же наполнился слюной. Угощал Тёмный Властелин на славу — положа руку на сердце, хоббиты едва могли припомнить, когда в последний раз им довелось так пировать. Стоило отдать должное обеду, даже если это был последний пир в их жизни. Вопросов Саурон не задавал и гостей не торопил. Утолив голод, Фродо взглянул в сторону Врага, который сидел в кресле, заложа ногу на ногу, и рассеянно рассматривал сияющий серебром кубок.

— Господин… — заговорил он и сразу же столкнулся с тем же затруднением, что владело Сэмом. Саурон с интересом поднял бровь и кивнул.

— Да?

— Ты ведь по правде не слуга… и не вельможа. И мы не знаем, как нам теперь правильно величать тебя.

Саурон усмехнулся.

— Как и прежде, видимо. Нарэтлон. Или, если угодно таким ценителям древних сказов и баллад — Майрон.

— Но… — вырвалось у Сэма, прежде чем он успел прикусить себе язык. Саурона такое поведение хоббитов явно веселило.

— Ну?

— Это… твоё имя, господин?

— А у вас есть в этом сомнения? — Саурон поднял кубок, и прислужник тут же его наполнил. — Ну, то, что вы его не признали, я понял сразу. По правде, в этом нет вашей вины. Даже в самых древних эльфийских песнях оно не звучит. Только в балладе «К Ночи Рождения» одной строчкой, но вряд ли кто упомнит сейчас ту песнь в семь тысяч строк многовековой давности. И, тем не менее, поверьте, это самое моё первое, изначальное имя. Нарэтлон. Исток Огня. Так что я вам ни в чём ни словом не солгал.

— Но ведь ты сказал нам, что ты Его слуга, — с неожиданным упрямством в тоне возразил вдруг Сэм. Но Саурон опять не рассердился.

— И снова правда. Ведь других хозяев надо мною нет.

Сэм нахмурился. Такими отговорками можно любую ложь за правду продать. И как теперь Ему можно верить?

— А ты задавай вопросы напрямик, — посоветовал Саурон. Сэм вздрогнул. — И нет, я не читаю твои мысли. У тебя всё на лице написано. Обещаю, Сэм, я не солгу. Не захочу на что-то отвечать — попусту не стану.

— Что ты будешь делать с нами, Владыка Нарэтлон? — спросил Фродо. Поднявшись с кресла, он поклонился. — По нашим простым хоббичьим обычаям я благодарю тебя за стол, который ты накрыл, за яства, что дал вкусить, за прекрасное вино. Но ты же понимаешь, что никакое угощенье не будет в радость, если мы не знаем, какова будет твоя воля на нас.

Он снова поклонился и сел, опустив голову. Сэм смотрел на Фродо круглыми испуганными глазами.

— Что ж, я принимаю твою благодарность, Фродо Бэггинс, — проговорил Саурон. — И я удивлён, почему твой вопрос не был первым из всех. Быть может, тогда беседа пошла б веселее, — хоббиты украдкой переглянулись. — На самом деле, ещё недавно я и сам не смог бы с точностью ответить на него. Судите сами: вы пришли ко мне убийцами, — Сэм открыл было рот, но Саурон остановил его одним взглядом. — Хотя и сами этого не понимали. Но выполни вы то, что задумали, я бы погиб. И даже тогда худшее для меня только бы началось.

— С другой стороны, — продолжил Саурон, видя, как сжались от его слов маленькие гости, — даже не зная о смысле своего поступка и невольно, вы сохранили и вернули мне Кольцо, в котором для меня была заключена ценность превыше всех богатств мира. И это не та ценность, о которой вам пели в уши Мудрые Совета — истинное значение неведомо даже им. И потому, я посчитал бы свою неблагодарность недостойным меня деянием, — хоббиты выпрямились и поражённо уставились на Саурона. Он постучал пальцами по колену. — Я сотни лет пытался разыскать следы Кольца, а вы сами, хоть того и не желая, принесли его к моему порогу. Причина и цель ваша ясна — но я не буду заострять на ней внимание. Мысль эту вложили в ваши головы другие. И всё-таки ваш вопрос: что я буду с вами делать? Ничего. И всё — в ответ я подарю вам самую большую вашу драгоценность — мирный и благополучный Шир. Да, я отпущу вас домой в целости и сохранности. Живыми и здоровыми. Эти уточнения я нарочно делаю для тебя, садовник Гэмджи.

— Ты… отпустишь нас? — не веря ушам, выпалил Фродо. — Ты вправду позволишь нам уйти?

— И снова отвечаю на этот твой вопрос, Фродо Бэггинс. Всё верно ты понял: я вас отпущу. Более того, если понадобится, доставлю прямо к Андуину…

— Мы сами справимся, благодарю тебя…

— Я не закончил, — резко прервал Саурон. — Я не сказал: когда. Чтобы потом не было вопросов и обид. Я отпущу вас, но не сейчас. Не дуйтесь, я делаю это не из жестокосердия и не чтобы вас так наказать. Пока вы здесь, считайте себя моими гостями. Бояться нечего. Мучить вас никто не станет, покои вам отведут, кормить будут вдоволь. Но Мордор вы не покинете. До поры.

— Могу я задать вопрос? — осторожно спросил Фродо. — Почему?

— Можешь. И я отвечу. Я вновь обрёл Кольцо, но до поры желаю это скрыть. Уйди вы сейчас из Мордора, о провале вашей миссии станет известно всем. А мне это не на руку. Теперь давай, задавай тот вопрос, Фродо Бэггинс, который я когда-то сам предложил тебе задать.

Фродо помедлил, собираясь с мыслями — что было довольно-таки непросто.

— Ты отвёл войска от границ Гондора. Почему? Теперь?

— Потому что именно Теперь. Мне незачем вызывать Гондор на драку, чтобы они обнаружили нового «хозяина» Кольца. А окончательное решение о Нэнье, Вилье и Нарье я и сам бы предпочёл отложить на другое время.

— Прошу прощения, — смущённо вставил Сэм, не дождавшись пояснения. — Нарья, Вилья… это кто такие?

— А! Это имена Колец. Ты их видеть вряд ли мог, а вот твой хозяин знает. Я тоже о них знаю, Фродо. Нэнья хранит Лориэн на руке леди Артанис, Вилья — кольцо Имладриса, на руке правителя Элронда. А Нарью носит ваш приятель Гэндальф. Но редко надевает. Жаль. А мне бы так хотелось побеседовать с ним по душам.

Фродо едва заметно вздрогнул.

— Гэндальф погиб, — произнёс он вслух слова, которые и не думал бы произносить. — Если Кольцо и было с ним, оно сгинуло навсегда.

— Отнюдь, — без удивления спокойно ответил Саурон. — Ваш маг вполне себе живой, при Кольце, и очень деятельный, как я погляжу. Мне даже завидно стало, сколько всего он успел за столь короткий срок.

— Гэндальф жив? — растерянно воскликнул Фродо. Сэм так и вовсе вытаращился на Саурона с таким видом, будто ожидал, что тот вот-вот рассмеётся вслед своей шутке.

— А вы уже глаза себе проплакали? Толку печалиться по Айну. Ну, о приключениях расспросите его сами при личной встрече.

Фродо потёр ладонью лоб, обескуражено раздумывая над тем, которое по счёту на сегодня это откровение и какое ему следует ожидать следующим. Сэм озадаченно нахмурился:

— Что значит айну?

Саурон резко подался вперёд и пристально вгляделся в хоббитов, словно пытался разглядеть что-то хорошо спрятанное за растерянными выражениями их лиц. Разглядел он что-то или нет, осталось неясно — хлопнув по столу ладонью, Саурон снова откинулся на подушку кресла.

— Ну, надо же. Вы ввязались в эти дрязги без малейшего понимания сути их и истока… Что ж, на этот вопрос я вам, пожалуй, не отвечу, — заключил он, — нет смысла вам в нём, и так ведь по уши залезли. Охота будет — спросите Гэндальфа. Возможность, думаю, вскоре вам предвидится. А мой хороший совет: вернитесь лучше в Шир и живите, как прежде, не вмешиваясь в то, что не вы начали и не вам заканчивать. Историю этой заклятой вражды я поднимать не хочу.

— Что значит: возможность предвидится? — спросил Фродо. — Как мы увидим Гэндальфа?

— А вот теперь мы подступаем к моему вопросу, — Саурон опёрся рукой о подлокотник, и взгляд его заметно потяжелел. — Через несколько дней объединённые войска Гондора и Рохана подойдут к Мораннону. Их ведут ваши старые знакомые: Эдайн, Синда, Гном и Маг. Ещё, по моим сведеньям, среди войска видели двух полуросликов. Ваши друзья?

— Это же господа Мерри и Пиппин, — радостно выдохнул Сэм. — Так значит, они в порядке!..

— Судя по их стремленьям, ненадолго, — осадил его Саурон. — Бросать мне вызов у моих же Врат — это смерти подобно. И они это прекрасно понимают. Их мало, но они идут сложить к моим ногам свои жизни и головы. Спросишь, зачем, Фродо Бэггинс?

— Зачем? — ахнул Фродо.

— Они хотят своими смертями отвлечь мой взор от тебя и от Кольца, которое ты в этот момент должен уносить на вершину Огненной Горы. Их судьба достойна жалости, ибо как ты сам понимаешь, это бесполезная жертва.

— Так пощади их, Владыка, — выпалил Фродо, соскакивая с кресла и бросаясь на колени перед Сауроном. — Ты можешь быть милосерден!

— Могу, — согласился Саурон. — А могу быть и жесток. Вставай, мне нужно видеть твоё лицо. Так ты ответишь на мой вопрос, Фродо Бэггинс? Заметь, от него зависят их жизни.

— Да, — Фродо выпрямился и поднял глаза, с трудом выдерживая пронизывающий взгляд. — Спрашивай.

— То войско ведёт в бой Элессар, названый Король Гондора. Ты его знаешь, как Арагорна, сына Араторна. Вы путешествовали с ним, близко общались. Вы знаете его историю?

— Он наследник Исилдура, он истинный Король людей, — собравшись с мыслями, сказал Фродо.

— Недостаточно быть наследником Исилдура. Сам Исилдур был плохим Королём. Он променял свой народ и разум на Кольцо, которое ему не принадлежало. Его привели к безумию жажда власти и алчность. Теперь у народа Людей нет Короля. Наместник Денетор сам свёл счёты с жизнью, и Гондор ныне обезглавлен. Я могу раздавить Минас Тирит, но могу и пощадить. Если найду достойного человека. С кем я могу говорить, и кто сможет слушать и осознавать мною сказанное. Так ответьте мне, достоин ли Арагорн Бродяжник моего внимания к его персоне? Достоин ли он стать Королём? И сможет ли он поступиться своими взглядами, чтобы я принёс мир на его земли и спокойствие его людям?

— Достоин, — выпалил Сэм. — Конечно, достоин! Мастер Фродо?

— Ты вправду предлагаешь им мир? — растерянно спросил Фродо.

— Я могу откинуть свои войска в любой момент как назад, так и вперёд. Но эта война мне больше не нужна. У меня другие планы. И я остановлю её, если Гондор умерит свою враждебность и примет мир со мной раз и навсегда. Я сумею быть добрым соседом, если против меня никогда не поднимется меч.

От неожиданности Фродо не сразу нашёлся с ответом.

— Я не смогу давать слово за Арагорна, — наконец вымолвил он.

— Я этого от тебя и не прошу. Но ты его знаешь. Какой он? Подумай хорошо и ответь. Сможет ли он держать обещание, данное Врагу? Сможет ли смирить гордыню ради окончания дрязг? Сможет ли стать достойным Королём, которому вы вверите свои жизни и судьбы? Таких Королей за историю Арды я по пальцам одной руки сумею пересчитать. Так стоит ли мне переходить на другую ладонь?

— Он смелый и храбрый, — сказал, подумав, Фродо.

— Смелость не главное. Храбрость близка с безрассудством.

— Он был честен со мной и готов был защищать меня до конца.

— Что ж, уже лучше, — одобрил Саурон.

— И у него хватило воли противостоять Кольцу, — Фродо прикрыл глаза, вспоминая. — У него хватило сил, хотя другие поддались соблазну. Он не стал его отнимать у меня, хотя мог, а я б ничем ему, конечно, не помешал.

Повисло молчание. Саурон глубоко задумался, опустив глаза и потирая пальцем подбородок.

— Ну, хорошо, — эти два слова упали, словно капли дождя на пересохшую от зноя землю. Фродо и Сэм замерли, даже не дыша. — Я принял решение. Я готов его видеть, и готов говорить с ним, и готов выслушать то, что он мне ответит. Надеюсь, он не разочарует меня.

— Не разочарует… — воскликнул Сэм, но Фродо прервал его.

— Только как ты сможешь с ним поговорить?

— Это уже мне решать, — на губы Саурона вернулась вновь улыбка. — Что ж, вот тогда я и увижу, чего он стоит на деле. Итак, свой вопрос я вам задал, и всё серьёзное позади. Трапезничайте, если ещё голодны. А желаете, вас хоть сейчас проводят в ваши покои. Так как, вволю ли вы наелись?

— Да, — ответил Фродо. — И я скажу тебе правду: ни один хоббит не едал вкуснее блюд ни на одном Празднике Угощения.

— Стало быть, слово своё я сдержал, — не без довольства в голосе сказал Саурон. — Я не держу вас более. Аттузан проводит вас в новые комнаты. Коль я обещал вам, что будете гостями, так тому и быть. Пугать и запирать вас никто не будет, но делать глупости по-прежнему не советую.

— Мы не будем глупостями гневить тебя, Владыка Нарэтлон, — пообещал Фродо.

Саурон задумчиво кивнул.

— Хорошо. По надобностям — спрашивайте слуг. А чтоб не скучно было, повелю вам прислать книг с балладами. Заодно поупражняешься в эльфийском, Сэмвайз Гэмджи.

Владыка Мордора поднялся из-за стола. Фродо и Сэм тоже поспешно встали, почтительно поклонившись.

— Спасибо тебе, Хозяин, за пир и угощение. Мир дому твоему, — закончил Фродо.

— Да будет так! Прекрасное пожелание, сын Шира.

Двери отворились. Уже знакомый седовласый слуга возник на пороге, поманил хоббитов за собой. С последними поклонами Фродо и Сэм вновь прошли в тёмный зал, откуда новыми путями их повели по бесконечным ярусам Твердыни до высоких двустворчатых дверей.

Сэм едва ли не споткнулся на пороге отведённой им комнаты и растерянно огляделся по сторонам.

— Ну и дела, мастер Фродо… — пробормотал он. — И что я вам говорил?

Затянутое низкими облаками небо тяжело нависло над унылыми серыми холмами, скатывающимися прямо к подножью Хмурых Гор. Дул северный ветер, но клубы рваных туч неумолимо наползали оттуда — с востока, из-за каменной громады Мораннона: твердыни, глубоко вросшей между скалистых отрогов. Между Вратами Мордора и войском вождей Запада простиралась только узкая долина, поросшая колючим кустарником и редкой сорной травой. Армии Рохана и Гондора остановились на её границе. Снова начал моросить мелкий холодный дождь. Сумрак и сизые тени вселяли в души людей тоску и ужас, и лишь речи командиров поддерживали в сердцах воинов храбрость. Под плещущимися на ветру знамёнами герольды Короля подъехали к Чёрным Вратам, но дозорные стены крепостей остались так же пусты и безжизненны. Обычно звонкий голос серебряных труб потерялся среди чёрных скал, звуча жалким эхом.

— От имени короля Элессара, законного правителя Гондора, мы требуем, чтобы Властелин Чёрной Страны оставил незаконно захваченные им земли! Пусть он покинет этот край и уйдёт навсегда!

— Смешным Ему покажется этот наш выпад, — хмуро проговорил Арагорн, внимательно вглядываясь в пустоту за зубьями высоких крепостных стен. Вызов Запада остался без ответа. Ничто не обнаружило того, что у герольдов Гондора имелись слушатели. Трубы смолкли, и повисла тишина, но теперь она казалась куда более зловещей и выжидательной, чем прежде.

— Пусть смеётся себе, — глухо ответил Гимли, выглядывая из-за спины Леголаса. Из шестерых членов Братства во главе войска Короля оставались только четверо: Арагорн сдержал данное Гэндальфу обещание и при удобном случае отослал Мерри и Пиппина в числе отряда Всадников в арьергард. Гэндальф при прощании лишь сухо наказал хоббитам беречь себя и не лезть бездумно на рожон, но за годы знакомства Арагорн успел хорошо узнать мага и теперь ясно видел, что тот вне себя от беспокойства. Лоб Гэндальфа избороздили новые морщины, глаза утратили живой блеск, и весь его вид был истомлённый и измученный, хотя маг и пытался это прятать за суровым взглядом и твёрдым голосом.

— Пусть посмеётся, — повторил Гэндальф. — Но долго терпеть над собой насмешки Он не станет, иначе выставит себя трусом перед собственными командирами. А, кроме того, своей задачи мы добились. Он больше не занят обозрением собственных владений. Его Око устремилось к границам.

— Значит, удержим Его внимание подольше, — ответил Теоден и подал знак. Сотни трубачей роххирим послали к небесам голоса охотничьих рогов Рохана, и многоголосое эхо заметалось среди ущелий. От перепевов гимна роххирим поднялся бы и полк мёртвых, но стены Мораннона по-прежнему оставались безмолвны и пусты.

*

Стоя в тени одной из сторожевых башен, с крепостной стены за происходящим у подножья крепости наблюдал сам Тёмный Властелин. Выкрики герольдов Короля вызвали у Саурона слабую усмешку. Которая исчезла с его лица, когда вперёд войска Людей выступили пятеро всадников. Среди них выделялся один — на тонконогом белом скакуне, сам облачённый в белоснежные одежды, точно озарённые незримым светом даже здесь, под мрачными облаками нерадостного края.

Олорин…

Ну, вот и свиделись…

Подле мага ехал рыцарь — темноволосый и высокий, с символом серебряного дерева на чёрном сюрко поверх кольчуги. Оруженосцы, пешком шествующие следом, несли на высоких древках знамёна Короля. А вот и он… наглец из палантира. Бродяга в грязных сапогах, в рваном плаще и с увенчанным родовой славой мечом. Явился из сокровенных земель эльдар, чтобы под звуки арф одеть на голову величавый венец Королей. Разгромленный наголову Саурон, или Саурон в цепях и на коленях перед троном к этому событию придётся весьма кстати. Смешон ты в мечтаньях своих, Скиталец.

Ещё двое — Гном и Синда. И люди — оба с гербами и знамёнами Рохана. Щиты их украшали изображения коней.

— Сколько их пришло?

На вопрос Владыки ответил Первый.

— Пять тысяч роххирим, людей Гондора — тоже тысяч пять, не больше.

Прикрыв глаза, Саурон снова прислушался к дальней тишине. Владыки Имладриса и Лотлориэна с некоторых пор больше не надевали Нэнью и Вилью. Что ж, предусмотрительно с их стороны…

— А кто именно из вождей Людей явился к моим Вратам?

Ответил Аграхил.

— Роххирим ведут сам король Теоден и его племянник, Эомер. Гондорцы следуют за Королём. Теперь он именует себя Элессар Телконтар и от этого имени приказывает Мордору сложить оружие, а тебе — выйти к нему.

Саурон рассмеялся.

— А этот мальчишка, действительно, наглец. Хотя, сколько ему? Почти восьмой десяток? Тогда это умудрённый годами муж. И его безумство вряд ли можно назвать просто дерзостью. Каков он, Аграхил? Каков этот новоявленный Король из северян, потомок старшего мальчишки Элендила? Как приняли его Люди?

— Они готовы биться за него. И умереть.

— Иногда это говорит о многом. А иногда и нет.

Трубы герольдов на полях Дагорлада звонко пропели в четвёртый раз.

— Пусть Властелин Чёрной Страны выйдет к нам! Мы призываем его к ответу! Пусть он выйдет!

— М-м-м… А мне ведь помнится, Аграхил, я слышал уже эти нуменорские возгласы. Хотя голоса были другие, но речь осталась той же. Тем более, пора удовлетворить смиренную просьбу законного правителя.

— Повелитель… — заговорил Первый, но Саурон остановил его.

— Я выйду. И никто не поднимет оружие без моего приказа. Ни один человек, орк, тролль или Кольценосец не сдвинется с места. Погибнет ли королевство людей сегодня или будет жить, решит наш бой у Чёрных Врат. Открывай Врата! Пусти вперёд Глашатого. Пусть он объявит мою волю.

*

— Он не выйдет, — проговорил Арагорн, обращаясь к Гэндальфу. — И мы не можем всерьёз штурмовать Врата Мордора. А значит, какой толк Хранителю от нашего слепого геройства?

— Мы подождём, — сухо сказал Гэндальф.

Послышался глухой барабанный бой. Нижние створы Врат раскрылись. Хранители невольно подались вперёд, настороженно глядя, как в образовавшийся проём выезжает небольшой отряд всадников в чёрных одеждах. Возглавлял его бледный темноволосый человек в длинном плаще, чью грудь покрывал доспех со знаком Багрового Ока. Глашатай Саурона. Он уверенно направил коня и, не доехав с десяток шагов, остановился, смерил людей Гондора взглядом.

— Я — Глашатай Великого Владыки Саурона, Правителя Мордора, Харада, Руна и Сумеречных Земель. Я прибыл сюда послом от моего Господина в ответ на дерзкий вызов, коим вы посмели звать его у Чёрных Врат. Кто из вас имеет слово говорить со мной?

— Я, — ответил Арагорн.

— И я, — глухо произнёс Теоден.

— Короля Рохана мы знаем. А вот кто ты, человек с символом Белого Древа? По какому праву обращаешься ко мне?

— Я — Арагорн, сын Араторна, именуемый Элессар, потомок Элендила, наследный Король Гондора и всех свободных Людей Запада. По праву Защитника этих земель я вызываю твоего господина на бой. Примет ли он наш вызов?

На бледном лице Глашатая вспыхнула улыбка.

— Ваш вызов? Ужели вновь сразу от четверых бойцов мы слышим единый вызов Властелину? Или даже от пятерых? Шестерых? А по-другому Светлые сражаться не умеют?

Теоден нахмурился, конь под ним беспокойно переступил. Гэндальф сжал губы, а Эомер недоумённо переглянулся с Леголасом. За спиной эльфа беспокойно заёрзал Гимли.

— О чём вообще этот мордорец говорит? — пробормотал он.

— Впрочем, да будет так! — с усмешкой продолжал Глашатай. — Коль таково ваше решение, мой Господин готов его принять. Пусть будут четверо, пятеро на одного. Или шестеро. Я передам ему твои слова.

— Нет, — возвысил голос Арагорн. — Пусть Саурон не думает, что в крови Людей Запада погас огонь доблести, и отступила прочь честь. Я один приму этот бой. Если твой Владыка действительно осмелится скрестить со мной мечи, я жду его.

— Так спешивайся, воин, — посланец Саурона развернул коня. Взревели трубы Мораннона, и довольно тихо для столь огромной конструкции стали поворачиваться большие створы Врат, отворяясь перед фигурой в закрытом боевом доспехе. Закованные в железные перчатки пальцы удерживали металлическую палицу, в заплечных кожаных ножнах с обманчивым спокойствием дремали два изогнутых клинка. У Ворот воин помедлил, давая возможность рассмотреть себя, и вновь двинулся неторопливым шагом, звеня по каменистому подгорью железом подкованных сапог.

— Саурон… — ошеломлённо вымолвил Гэндальф.

Гимли подавился хриплым восклицанием, крепко сжал в руках секиру.

— А Элберет! — в испуге прошептал Леголас, и Эомер едва удержал в узде взвившегося на дыбы коня.

— Ну, ты готов, потомок Элендила? — спросил посол Тёмной Страны. — Ты бросил вызов Господину. И он тебе ответил.

— Арагорн! — предостерегающе сказал Теоден.

— Арагорн! — воскликнул Леголас.

— Я должен, Леголас, — ответил Арагорн, спешился и с чистым мелодичным звоном вытащил сияющий Андрил из седельных ножен. И даже под укрытым сумрачными тучами небом Пламя Запада сверкнул незамутнённым светом. Арагорн повернулся к друзьям и обвёл их напоследок ясным взглядом.

— И, если сегодня мне суждено умереть, я до последнего вздоха буду верить в Фродо и в вас.

Он повернулся и зашагал навстречу вышедшей к нему судьбе.

— Чего ты ждёшь, останови же его, Гэндальф! — хрипло воскликнул Гимли. — Или я пойду с ним!

— Нет, Гимли, сын Глоина, — твёрдым жестом остановил гнома Гэндальф. — Судьба свершилась, страшная судьба. Но мы готовы были принести эту жертву, во имя мира для грядущих поколений.

Однако маг с тоской взглянул на Запад. Чего-то ожидая? Помощи? Знамения?

— Эстель, Эстель, — в отчаянии шептал эльф, глядя в спину уходившему другу. За плечами Короля вился серый плащ; его опущенная рука сжимала перекованный Нарсил, вернувшийся на рукоять для новой битвы. В лезвии Андрила отражалось небо.

*

Они встретились вблизи Мораннона. Огромные створы оставались открыты, и Арагорн увидел бесчисленное войско, собравшееся по ту сторону Врат. Десять тысяч воинов он сам привёл к стенам Мордора, и они бесстрашно пошли за ним, зная, что здесь, на плоскогорье у Мораннона их ожидала гибель. И смерть ждала его, представ пред ним в облике из Тёмных Лет. Закрытый шлем скрывал лицо и голову Врага, из глубин железной маски на Арагорна смотрели горящие огнем глазницы. Но в этот раз на стальной перчатке не было Кольца. Враг опёрся палицей в землю, и теперь выжидающе стоял: могучий, мрачный и высокий. Мысленно призвав на помощь всё благословенье добрых сил, Арагорн поднял светлый меч.

— Итак, мы встретились, потомок Элендила, — загудел громовой голос под несокрушимой защитой лат. — Ты позвал меня на бой, сын Араторна, Арагорн, прозванный Элессар. Готов ли ты к этому бою?

— Готов, о, Тёмный Властелин.

Саурон поднял булаву и глухо рассмеялся.

— Ну, нападай на меня, смертный человек!

Сверкнул звёздным светом Андрил, взлетая к небесам, могучая палица приняла его удар, не дрогнув. Ответный выпад был страшен и могуч, но не так быстр, как бы, наверное, хотелось Саурону. Арагорн легко уклонился от удара, вновь выставив клинок вперёд. И размахнулся, на сей раз рубя с плеча. И снова встретился с чёрной булавой.

— Недурно, Элессар.

Они сошлись в бою ожесточённо и свирепо. Два войска, замершие в отдалении, с волнением следили за этим поединком. Встречаясь, сталь о сталь со звоном рассекала искры. Они ещё примеривались друг к другу, искали слабые места, пытались нащупать единственный путь к спасению и — к смерти.

Удар Саурона был мощен и силён, броня прочна, и Арагорн понимал, что на его стороне только светлая удача и преимущество по ловкости и быстроте. В простой кольчуге было проще двигаться, она не сковывала рук, и он кружил вокруг Врага, уклоняясь от безжалостных атак, откидывая в сторону выпады и так, настойчиво, но верно проверял способности противника к быстрой защите. У лат имелся важный недостаток — они гасили скорость, и сколь бы Враг не был могуч, но время для удара удлинялось, а значит, можно было угадать момент, когда он всё-таки невольно открывался. Одна из таких секунд могла впустить в себя клинок Андрила — со смертью на конце. Возможно, со смертью для обоих — Элессар это понимал, и его судьба сейчас открылась перед ним предельно ясно: сойтись в конечной схватке с тем же Древним Мраком, что устрашал собою народы, и победить… или полечь у Мораннона, забрав с собой за Грань Врага народов Средиземья.

Ему был нужен этот шанс. О, подари его мне, светлая Гилтониэль!

И вот оно: вскинув для удара руку, Саурон предельно размахнулся, и… допустил ошибку, открывая правый бок. Арагорн направил меч, вкладывая в Андрил свой отчаянный призыв к пресветлой Элберет и… к Арвен. Один короткий выпад, сталь лязгнула, и… боковая пластина чёрных лат полетела вниз. Рухнула оземь булава. А вслед за ней звонким дождём осыпалась мозаика чешуек. Опасной близостью мелькнула перед глазами Арагорна тёмная длинная прядь волос, и в следующую секунду чей-то локоть в наруче с размаху нанёс Бродяжнику могучий удар в скулу, заставив белые искры рассыпаться перед глазами чехардой.

Арагорн пошатнулся, мотая головой, силясь прийти в себя, и отступил на шаг. С усильем удержавшись на ногах, он интуитивно выставил к защите меч — и вовремя! Со свистом рассекли воздух два лезвия изогнутых клинков. С изумлением и оторопью Арагорн воззрился поверх Андрила на скрестившего с ним мечи высокого молодого война. Без лат и без кольчуги, налегке, тот выбрал своей защитой даже не нагрудник — несложный кожаный доспех, расшитый бляхами светлого металла и одетый поверх обычной, до колен, туники. Без шлема — лишь налобная повязка откидывала с лица каскад небрежно собранных в хвост угольно-чёрных волос. Воин поднял голову, глянул поверх перекрещенных клинков, и Следопыт вздрогнул, увидев перед собой свечение горящих жёлтых глаз, пылающее багровое пламя вокруг чёрного зрачка.

— И снова здравствуй, Элессар! Я впечатлён — хорошая попытка. А ты меня почти достал.

Саурон?!

Но… как же так?

Не мрачный призрак, не ужасное чудовище, не бестелесный дух, не исполненная зла Тень... Таких обличий Врага он готов бы ожидать, в такие верил с младых лет. Но человек… или что-то наподобие него? Похожее настолько, что это было даже страшно.

С красивым лицом, в которое теперь Арагорн мог взглянуть не в жутких своих снах, а наяву.

— Не думал, Тёмный Властелин, что ты осмелишься предстать передо мною без защиты.

Саурон расхохотался.

— Без защиты? Ты многого не думал, уж поверь мне. Готов ли ты продолжить, а, Король Людей? Или мне уже сейчас принять твою смиренную просьбу о пощаде?

— Ты сам решил свою судьбу, — ответил Арагорн. — Сегодня я отправлю твой дух в Мандос, под справедливый суд Валар.

— Вот как? Занятно будет на это поглядеть.

Они опять схватились. И вот сейчас Элессар внезапно осознал, что прежний бой был только тренировочной разминкой.

Он страшно заблуждался, думая, что с ловкостью просчитывает способности Врага. Всё это время облачившийся в доспехи Враг оценивал его уменье воина. Теперь их положение поменялось: тяжёлая броня больше не сдерживала движений Саурона, а вот кольчуга Арагорна отнюдь не стала легче. Возможно, у него был шанс достать Врага мечом, если бы тот немного снизил скорость. По собственным ощущениям Арагорна ловкостью и мастерством владения мечом Враг мог бы сравниться с искуснейшими мечниками эльфов. Но эльфом Саурон и не был. А двигался он так же, как они: легко и ровно, утекая меж ударов стали, словно пламенный язык в горниле кузнеца.

Они вновь разошлись и медленно двинулись по кругу. Саурон играючи крутил в кистях клинки, и сам переступал смертельно плавно и опасно. Арагорн вновь поднял Андрил на уровень глаз, готовый к обороне. Однако Враг всё медлил, не спеша атаковать. Склонив голову, он с интересом оглядел противника.

— Как долго ты продержишься, наследник Элендила? Наш поединок тебя уже заметно измотал. И этот меч тебе не по руке.

— Не нужно этих разговоров, Враг. Уж мой меч ты должен был узнать. Он перекован из Нарсила, Света Дня, меча Исилдура, который сразил тебя тысячи лет назад. Клинок вернулся на рукоять, как было предсказано, а значит, Свет и Надежда тоже вернутся в эти земли.

— Да, меч я узнаю. Он действительно был перекован. Но, как ты сам сказал, перелит был только клинок, не рукоять. Меч был по руке Элендилу, ты прав. Но у тебя он выпивает силы из запястья. Ты можешь сам этого не замечать. Разница крохотная, но всё же есть. К обиде для тебя, бездарности Имладриса не сумели уловить её, даже держа клинок в своих руках.

— А ты можешь сделать это на глаз? — с насмешкою спросил Арагорн.

— А я могу.

— Ну, хватит, Враг. Давай заканчивать этот бессмысленный разговор.

— Ты так торопишься на встречу к смерти? А мне вот интересно.

— И чего ж?

— Узнать тебя, сын Араторна, прежде чем ты умрёшь. Мне было бы жаль знать, что ты пал, а я не разгадал такую любопытную загадку. Так кто ты, Элессар?

— Какая тебе разница?

— Какая? Что ж, позволь мне объяснить. Ты необычен, ты — последний росток рода Нуменора, прямой потомок Элроса, правнука Лютиэн. Мне было интересно посмотреть, каков ты, мой противник, наследник всё ж сумевшего сразить меня врага. И да, ты в своих правах на трон Гондора. И пусть тебя не вводит в заблуждение перекованный столь бесталанно меч.

— Он меня вовсе в заблуждение не вводит, — огрызнулся Арагорн. — Не понимаю, Враг, ты что, для болтовни сюда пришёл на бой?

— Представь себе. Но ты мог бы быть и повежливее — я подарил тебе несколько лишних минут отдыха. Ты храбро и умело бился, Элессар, прими же моё искреннее уважение.

— Премного благодарен, о Тёмный Властелин. И что теперь?

— Дай мне ещё одну минуту, и потом мы вновь скрестим клинки. Я одержу верх. Не обижайся, ты истинно искусный воин, но уж слишком мы с тобой разнимся в опыте боёв. Проживи ты столько, сколь прожил я, у тебя были бы все шансы на победу. Или если б ты нашёл способ биться со мной подло, но для этого ты слишком честен и светел сердцем. Ну, ты готов?

— Давай, Враг, нападай!

Андрил со звоном встретился со сталью. Арагорн едва успел уйти от второго выпада, перекатился по камню, резко встал на ноги. Град ударов посыпался с удвоенной жестокостью. Теперь Саурон его напористо теснил. Арагорн скосил глаза за плечо. О, замысел Врага стал ему ясен. В двадцати футах позади вверх поднималась чёрная стена Мораннона. Еще один удар, обманный выпад, поворот. Андрил отбил удар наотмашь левого меча, и почти сразу длинная рукоять правого клинка с необычайной силой врезала Арагорну под дых. Он согнулся пополам, ловя ртом воздух, пошатнулся, и ноги сами сделали несколько предательских шагов назад. Но преимущество боя он утерял и мог только отражать мечом атаки, и отступать назад, туда, куда его настойчиво гнал Враг. Вот и скала, некуда дальше отходить. Арагорн поднял голову и поймал откровенно насмешливый взгляд. Взвился вверх Андрил, встреченный на лезвие чужим клинком. Тупой, до одури болезненный удар по запястью навершием парного меча — вот этого Арагорн совсем не ожидал. Онемевшая кисть бесчувственно повисла, и Андрил сам выпал из неподвижных пальцев. Что-то мелькнуло перед лицом, ворот кольчуги в горсть сгребла сильная рука, безжалостно швыряя на скалу, и от удара спиной о камень дыхание перехватило. На крае зрения сверкнули два осколка света, пронзая воздух, и дальше, сквозь кольчужный слой. Оба предплечья одновременно обожгло льдом. Хватая ртом воздух, Арагорн сумел-таки сделать вздох. Он встряхнул головой, отмахивая пелену перед глазами, попробовал пошевелиться и вдруг обнаружил, что не может. Взгляд, брошенный вбок, всё объяснил. Клинки Врага пришпилили его к скале за рукава кольчуги, без трудностей пробив два слоя металлических колец и лишь чудом не задев распятых рук. Или совсем не чудом, а по изначальному замыслу Врага. А тот нагнулся и поднял с земли Андрил, легко удерживая исполненный Света меч в своих руках.

— И я был прав, тебе он не по запястью. Не сложно было бы подправить, конечно, но рукоять пришлось бы изменить… — Саурон усмехнулся. — Итак, Элессар, а вот теперь нас здесь только двое.

*

Стена пыли взлетела вверх, отсекая армию Людей и преграждая путь к Вратам. За этой завесой скрылись скрестившие мечи в последней схватке Король и Тёмный Властелин. Заржали кони, попятились назад, люди отворачивали лица, пытались прикрыть головы руками.

— Что это такое? — крикнул Гимли, отплёвываясь от пыли.

— Колдовство Врага, — проговорил Леголас и закрылся рукавом.

— Но Арагорн остался там! — воскликнул Эомер.

— Да, — вторил Теоден, отворачивая лицо от ветра. — Люди Гондора! Люди Рохана! Мы придём ему на помощь или бросим, как трусы, биться в одиночку?

Ответом ему был боевой клич и звон мечей о щиты, голос серебряных рогов.

— Митрандир! — звал Гэндальфа Теоден.

«Привет тебе, Олорин!»

— Гэндальф? — окликал Эомер; его голос едва перекрывал рёв ветра. Лицо волшебника вдруг стало бледным и растерянным. Гэндальф судорожно вцепился в своё Кольцо, пытаясь сорвать Нарью с сустава.

«Не стоит этого делать, Олорин. Так ты только всё усложнишь».

— Чего ты хочешь? — помертвевшими губами проговорил маг.

«Утихомирь свои войска. Я не желаю до поры кровопролитья».

— Я должен тебе верить?

«А ты уж постарайся. Будет проще».

— Да с кем он говорит? — не выдержал Гимли.

Леголас взглянул на перекошенное лицо Гэндальфа, застывшего с сомкнутыми вокруг Нарьи пальцами, и в отчаянии обернулся к закрытым пеленою Чёрным Вратам Мордора.

— Что ещё такое? — крикнул Гимли, едва удержавшись за спину эльфа.

— О светлая Элберет, помоги нам, — прошептал Леголас. — Враг вернул Кольцо.

*

Арагорн уронил голову на грудь, шумно переводя вернувшееся дыхание. Усиливающийся ветер охладил разгорячённое боем лицо. Арагорн поднял глаза к бушующему небу, прощаясь с серым светом мира, который лился даже через бьющиеся тучи. Он с самого начала не верил, что уйдёт живым с поля Мораннона. А единственная его надежда уходила всё дальше на восток. Хватит ли им сил? Двоим полуросликам в огромном страшном мире.

Он отвернулся от бурых облаков и взглянул в лицо Врага. Выходит, он умрёт от своего меча? Какая глупая судьба.

— Давай же, я готов, — недрогнувшим голосом сказал Арагорн. — Вот он я, перед тобой. Закончи поединок.

— Я его закончил, — ответил Саурон, покачивая в руке Андрил.

— Тогда убей меня. Хотя бы во имя чести воина.

— Увы. Так просто я тебя не отпущу.

— Следовало ожидать, что не отпустишь, — горько сплюнул Арагорн. — И какие же мерзости ты уготовил на мой счёт?

— Наверное, неприятные, — Саурон перехватил удобнее Андрил и резким движением воткнул его в землю. — Хочешь знать, что тебя ждёт? — спросил он глядящего на него с вызовом дунадана. — Переговоры. Так слушай, Элессар. Здесь только ты и я. Никто — ни твои люди, ни мои, нас сейчас не видят. Мы можем говорить наедине.

— Я никогда не шёл и не пойду на сделки с Врагом.

— Конечно, не шёл. Тебе никто и не предлагал. А что касается будущего, я бы на твоём месте не стал так безрассудно зарекаться. Зачем вообще ты бросил мне этот вызов?

— Ты преступил закон Валар, Эльдар и Людей. Ты проклят ими.

— Но не тебе меня судить, ведь так? — зло оборвал его Саурон. — Тебе никто такого права не давал. Чего же ты хотел добиться, Элессар, столь дерзко приведя под мои стены своё смешное войско? Зовя меня на бой, чтобы призвать к ответу перед твоими и моими воинами? Я мог бы тебя сейчас убить. Жестоко. Мучительно. В назидание другим. Пока же я снисхожу до тебя беседой. Так не дерзи мне, если у тебя есть разум.

— Чего ты хочешь? — устало спросил Арагорн.

— Я хочу ответа. И в третий раз спрошу. Ты бросил мне вызов. Зачем? Ведь ты должен был понять, что так меня не победишь.

— Во мне пока жива надежда.

— Надежда? Во что? В силу Светлых? В защиту Валар? Или есть что-то ещё, о чём я не знаю?

— Я — сын Гондора и наследник Элендила, Враг! Я должен был сразить тебя. Во имя памяти моих предков…

Саурон скривил губы.

— Ты очень складно и вдохновенно врёшь. Но не поможет. Зачем сейчас? Ведь до открытого противостояния с моими войсками дело не дошло. Причём не только здесь, но и на других фронтах.

— Ты атаковал Рохан!

— И отнюдь не я. Безумный истар — вы его сами проглядели. И это Западу надо было думать, кого же посылать сюда в Эндорэ. Что бы там ни считал себе Курунир, его самовольства я бы не потерпел. А к заблуждениям его я не причастен. Вот уж не знаю, где он набрался диких идей о разделе со мной Чёрного трона.

— Не понимаю…

— Я, признаться, тоже. Ну же, Элессар! Предпочитаешь, чтоб я забрал тебя с собою в Барад-дур? Продолжим разговор в моих стенах?

Арагорн невесело рассмеялся.

— Я предпочитаю смерть, Тёмный Властелин.

— Вот этого мне бы как раз и не хотелось. Тем более, так случайно вышло, что тебя там могут ждать знакомые друзья. Ты ещё помнишь о них?

Следопыт ощутимо вздрогнул.

— Что такое? — спросил Саурон, склоняя голову набок.

— Я не понимаю, чем ты меня хочешь обмануть…

— Действительно? — Саурон открыл короткую сумку у пояса. Сиянье серебра — всего лишь маленькая горсть — сверкнуло в его ладони; он встряхнул рукой, и серебро рассыпалось сияющей алмазами кольчужной рубашкой.

— Фр… — голос Арагорна сорвался.

— Да, Фродо, — подтвердил Саурон. — Не вера ли в его успех стала твоей светлой надеждой?

Он стащил перчатку. Ярчайшим блеском вспыхнуло на пальце Властелина золотое Кольцо. Арагорн зажмурился, вновь открыл глаза. Кольцо пылало расплавленным огнём. Саурон высоко поднял руку.

— Ну, а теперь поговорим?

Арагорн подставил лицо ветру, и тот избавил его глаза от еле сдерживаемых слёз. Войска Людей полностью скрылись далеко за стеной тьмы. И хорошо. Их смерти он не желал. Но пред грядущими потерями эти казались мелочью — и от того становилось только горше. Гондор не устоит, падёт Рохан, эльфы отступят, побегут на Запад. Но больнее всего было видеть перед взором памяти их простые лица — тех, кто пошёл за ним.

«Простите меня, Фродо, Сэм…»

— Они живы.

Арагорн вздрогнул.

«Живы? До сих пор?»

— Проклятый! Что ты сделал с ними?

— Хочешь знать? — Саурон скрестил руки на груди и усмехнулся. Свирепый ветер беспощадно трепал полы его одежд, рвал укрощённый повязкой хвост волос.

— Нашёл полуживыми у подножья Огненной Горы, принёс к себе и обработал раны. Они забавные, эти твои друзья. И поверишь — нет, они просили за тебя.

— Ты лжёшь… — начал Арагорн и вдруг отчётливо понял: нет, не лжёт.

— Пощады. Я прошу пощады.

— Уже? Так быстро?

— За них, не за себя. Пощади их, Саурон.

— Пощады, значит? А ведь это вы, Светлые, их не уберегли. Но не тревожься, Элессар. Мне в их страданьях толку нет, и вреда я им не причиню. С моей стороны это было бы даже некрасиво, не находишь?

— Что? — Арагорн не верил своим ушам. Он смотрел в лицо Тёмного Владыки, выискивая любые признаки лжи или насмешки. Но Саурон, похоже, больше не смеялся.

— Теперь касательно твоей судьбы… Послушай, тебе что, совсем не интересно?

— Я слушаю тебя.

— Вот так-то лучше, — Саурон снова поднял руку, повертел, рисуясь. — Ты видишь: я вернул своё Кольцо. Опустим, что нашёл на Ородруине, где вы надеялись его уничтожить, очевидно, считая меня полным дураком. Теперь, когда я восстановил всю свою силу, Эндорэ просто нечего мне противопоставить. Три Кольца эльфов — что ж, я также знаю, где они. Защита Лориэна и Имладриса мне больше не помеха. Так что же мне делать, Элессар?

— Ты спрашиваешь у меня совета? — безрадостно усмехнулся Арагорн. — С чего начать проклятое шествие во главе армии твоих чудовищ?

— Совета? Нет. Чудовища? Отнюдь. И я не хотел бы продолжения войны.

— Что? — Арагорн вновь подумал, что ослышался. Саурон повёл рукой над головой, и буря стала постепенно утихать.

— И в этом заключается мой следующий вопрос. Готов ли ты, Король, идти на переговоры? Или мне предстоит признать, что кровная память предков в тебе сильнее разума или долга перед твоим народом? Ты только что просил у меня пощады для двоих хоббитов. Готов ли ты пойти на это же ради всех своих Людей?

— Мы не склонимся перед твоим Троном.

— У моего Трона вы мне вовсе не нужны, — отмахнулся Саурон. — Наместник Денетор мёртв, и его сын Боромир погиб. А Фарамир… он ведь воин, но не вождь. Я признаю, ты — истинный правитель своей страны. И ты достоин. Занимай свой трон. С тобой я буду говорить.

— О чём?

— О том, как мы, правители Мордора и Гондора, сведём к концу те древние дрязги, что потрясают наши страны сотни лет.

— Ты предлагаешь… мир?

— Нежданно, правда?

Саурон внезапно оказался рядом. Так близко, что дунадан ощутил веющий от Тёмного Властелина жар. Враг ухватился за рукояти обоих клинков и, резко выдернув их, вложил обратно в ножны за спиной. Потом он отступил на шаг, не глядя, поднял из земли Андрил, подкинул в ладони и протянул меч рукоятью Арагорну.

— Да, я сам предлагаю тебе мир, Элессар. Поверь, это возможность, которая крайне редко выпадает.

Арагорн протянул руку, принимая меч. Они стояли друг против друга на расстоянии удара. Это был прекрасный шанс, но… руку с Андрилом Бродяжник опустил.

Саурон сощурил глаза и улыбнулся.

— Разумный выбор, — одобрил он. — У тебя есть неделя на раздумья. Даже две — ещё одна, чтобы ты вернулся в Минас Тирит с твоим войском. И чем быстрее свершится наша встреча, тем быстрее ты увидишь вновь своих друзей. А пока их безопасность и здоровье — жест моей доброй воли и залог мирных намерений. Как примешь решение — свяжешься со мной.

— И как ты предлагаешь это сделать? — крикнул Арагорн в спину Саурону.

— А для того у тебя есть палантир, — Саурон, обернувшись, небрежно взмахнул рукой с Кольцом над головой. Завеса пыли вмиг опала. — Ты ведь уже говорил со мной через него. Зови — отвечу. И, в крайнем случае, у тебя ещё есть Белый маг. Надеюсь, он пока не выкинул своё Кольцо. До встречи, Элессар.

Без спешки Тёмный Властелин прошёл сквозь Врата, и створы тут же заскрипели, шумно закрываясь перед войском Людей. Арагорн невидящим взглядом посмотрел на меч в своей руке и поднял голову, встречая всадников, скачущих к нему во весь опор. Первым на землю спрыгнул Леголас. Тревога на лице эльфа сменилась радостью.

— Хвала пресветлой Элберет! Ты не ранен?

— Нет. Я цел, Леголас, — Арагорн устало отёр ладонью лицо.

— Мы не могли прорваться за преграду, — быстро заговорил Леголас. — Не знали, что с тобой произошло!

Гимли тяжело слез с седла.

— Ну и дела! Плохие новости. Ты знаешь…

Арагорн отрывисто кивнул.

— Знаю, Гимли. Враг вернул Кольцо. И хоббиты в плену в Барад-дуре.

Гимли крякнул, а Леголас в ужасе прикрыл рот рукой. Гэндальф с видимым трудом сошёл с коня. В его искажённое страданием лицо невозможно было смотреть без жалости.

— Фродо? — глухо сказал маг. — И Сэм? Чем Он угрожал? Что Он грозится сделать с ними?

— По-видимому, они живы и здоровы, — с неверием в свои собственные слова ответил Арагорн. — Они заложники, но Он готов их отпустить на своих условиях.

— Что?!!

— Митрандир, — Арагорн развёл руками. — Враг предложил мне мир.

* * *

— Он что?.. — в который раз воскликнул Гимли, неустанно меряя шагами шатёр. Леголас с непривычным для него растерянным выражением лица вертел в руках свой лук.

— Ты полностью уверен, что верно понял Его слова? — осторожно спросил эльф.

— Да, Леголас, — ответил Арагорн. — Это было предельно ясное предложение.

Эомер резко оттолкнулся спиною от опорного столба и ступил вперёд.

— Но на каких условиях? Что Он потребует взамен? Об этом стоит задуматься сейчас, пока не стало поздно!

— С Его войском Он сможет смять нас всех в любой момент, — проговорил Арагорн. — И, кроме того, Он вернул Кольцо.

— И что Кольцо? — упрямо твердил Гимли. — Чем оно Ему послужит? Во времена Войны Союза Кольцо Ему не очень-то и помогло. Его отняли твои же предки, Арагорн! Почему мы не сможем поступить так же и сейчас?

— Потому что с той поры Он стал только сильнее. Даже без Кольца, — глухим голосом ответил Гэндальф. Своё Кольцо маг снял навсегда, и теперь Нарья лежала на блюде посреди стола.

— Сильнее? И насколько? — спросил Эомер.

— В десятки раз, — помедлив, ответил маг. — А может быть и больше.

— За эти тысячи лет развоплощённого безделья? — усомнился гном.

— Да, Гимли, — маг сверкнул глазами. — За тысячи лет. Ведь даже я никогда не понимал природу черпаемой Им силы.

— Выходит, на деле Он просто навязал нам свою волю, — произнёс Теоден. — Вы это понимаете. Признать мир на Его условиях — скорее всего, это стать рабами до скончания времён. А иной путь — просто сгинуть в битве без надежды… И устоит ли Минас Тирит?

— Не устоит, — помедлив, с горечью выговорил Арагорн. — Даже если мы вернёмся и станем готовиться к осаде, полновесного удара всех армий Мордора Город не переживёт…

— А за ним рухнут все другие острова свободы в этом мире, — завершил Леголас.

— А может быть, Он просто… ну… безумен? — предположил Гимли. — Если всё так, как ты говоришь… Судите сами, зачем Багровому Оку вообще делиться с кем-то своей властью?

— От скуки ли, из развлечения, или от Его собственного искажённого понятия об устройстве мироздания, — уставший маг уткнулся лбом в свои ладони. — Последнее — скорее всего. Но Он даёт нам выбор. Он хочет говорить с тобой? — Гэндальф взглянул на Арагорна.

— Он дал мне это понять довольно ясно, — Арагорн запустил пальцы в спутанные волосы и поднялся с места, ступая по шатру с потерянным видом. — Саурон сказал, что признаёт во мне правителя Гондора. Но, Гэндальф, что мне делать? Идти на поводу Врага?

Маг не ответил. Присутствующие почти одновременно обернулись к сидевшему в сгорбленной позе старику. Гэндальф отёр лицо рукой.

— Я не могу дать тебе ответ на этот вопрос, — безжизненным, усталым голосом ответил он. — Нет, Арагорн, сын Араторна, только не я.

— Ты ведь глава ордена Истари! — воскликнул Арагорн. — Я прошу…

— Не проси меня! — яростно вскричал вдруг Гэндальф и вскочил на ноги. Потом он тяжело вздохнул, плечи его снова поникли, Гэндальф сел и произнёс: — Не мне давать тебе такой совет. Не мне, магу — вам, людям Средиземья. Теперь я не вправе.

С едва слышным вздохом опустил глаза и отвернулся Леголас. Гимли в сердцах стукнул по земле секирой и набрал в лёгкие воздуха для резкого восклицания, но Гэндальф предупредил его слова:

— Я был послан сюда, чтобы помогать в противодействии Врагу. Я мог давать советы и помогать делами, пока сохранялось это противоборство, но именно теперь возможности, данные мне моим орденом, я исчерпал. Именно сейчас. Я не имею права принимать за вас решение, если Он сам первым предложил заключить мир!

Арагорн вздрогнул и, развернувшись, сделал несколько бессмысленных шагов в сторону. Его друзья молчали. Глядя на Следопыта с жалостью, Гэндальф продолжил:

— Мы все знали, что нашей надеждой на победу была удача Фродо и общая наша храбрость. Мы также знали, что шансы на успех невысоки. Теперь наш единственный шанс в ваших руках, Арагорн. Наступил тот час, когда вам, Людям, предстоит решать дальнейшую судьбу своих народов. Какое бы решение вы не приняли, я окажу всю ту помощь, что смогу. Но не проси меня принимать за тебя само это решение.

— Решение принимать придётся, — промолвил Теоден и бережно коснулся рукой эфеса своего меча. — И что сказать? Я думал, в своей мощи страшен Изенгард, но войска Мордора и вовсе потрясают своим числом. Я не устрашён, но вижу теперь ясно, сколько Всадников Рохана и людей Гондора никогда не вернётся с этих полей, если мы примем безнадёжный бой. И единственная надежда твоя, Гэндальф, нам не помогла. Выбор прост и, очевидно, горек. Или мы хотим услышать голос бьющейся стали, или голоса речей. Так что мы выбираем?

Эомер зло тряхнул головой:

— И что же, вы в самом деле поверите Врагу? С каких пор клятвам Саурона Тёмного стоит верить?

— А я согласен с Эомером, — отозвался Гимли. — Какие обещания может дать Враг? Он предаст нас так же, как предавал всех своих союзников. Я бы не стал с Ним договариваться ни о чём.

— С тобой Он разговаривать и не станет, — оборвал его Гэндальф. — Он сделал выбор собеседника. От Гондора — наследник Элендила, — маг обернулся к Теодену. Король помедлил, но всё-таки кивнул.

— От Рохана готов говорить я. Но что скажет Гондор?

Арагорн остановился на середине движения, помедлил и всё-таки кивнул головой.

— Ты прав, Гэндальф. Решение принимать нам. И я буду разговаривать с Сауроном. Но скажи теперь, даже если мои помыслы о мире честны, как можно верить Ему? Как мне знать, что Он не солжёт так же, как лгал не раз в прошлом?

Маг поднялся из-за стола, медленно прошёл к открытому пологу, заложив за спину руки.

— Саурон коварен и жесток, — проговорил он, не отрываясь глядя на восток. — Но Он — Айну, один из Нерождённых. И этого никто не отменял.

— Я слышал эти древние предания, — с изумлением сказал Теоден. — Ещё когда ребёнком жил в Гондоре и обучался у учителей. Но я никогда не верил в них. Они правдивы?

— Правдивы. Саурон не всегда был Тёмным Властелином. И даже злым Он был не всегда.

— Сложно как-то поверить, — сказал Гимли. — По крайней мере, про Него.

— А придётся, — ответствовал Гэндальф. — Зло не первично, и тогда, в самом начале, Он был другим.

В ответ присутствующие обменялись поражёнными, недоверчивыми взглядами, но Гэндальф словно и не заметил ничего.

— Давно. Ещё не именуемый Сауроном, Он был одним из майар Валинора. Майа Валы Ауле, к тому же, — Гэндальф взглянул на Гимли.

— Что? — опешивший гном замотал головой. — Не может быть! Чтобы Чёрный Враг трудился в кузницах Махала, Всегномьего Отца?

— Он был ему слугой. Помощником. Учеником. И лучшим, как я помню. Пока не обратился к Тьме в лице Проклятого. Так Саурон предал свои клятвы верности Мастеру и ушёл от него, прельстившись на обещания Моргота, Древнейшего Врага Валар. То грустная страница для Айнур.

— Вот и ответ. Какой с ним мир? Он всегда низкий предатель, — прошипел Гимли.

— И всё же сила и знания остались при Нём, — Гэндальф снова посмотрел на сосредоточье туч, бурливших над Горами. — Он не до конца отверг свою роль стихии Арды. Огненный майа. Тёмный… Но Он — Айну, а, значит, есть то, через что Он не может преступить, и законы, которые по сей день чтит.

— О чём вы говорите! — вновь воскликнул Эомер. — Чтит? Священные законы… для Саурона?

— Я слышал из сказаний Дориата… — неуверенно заговорил Леголас, но Гэндальф вдруг оборвал его, прикрикнув:

— А вот об этом стоит помолчать! Пока, во всяком случае, — добавил он уже не так сурово. — И уж точно не произносить вслух. Особенно на границах с Чёрной страной. Позже. А сначала нам стоит решить другие более важные вопросы.

— Не забудем и о наших хоббитах, — мрачно вставил Гимли. — Они в плену Врага. Пусть даже Он вроде как пообещал сохранить им жизнь.

— Достаточно, Гимли! — вновь прикрикнул Гэндальф. — Глупцов здесь нет.

— И предателей тоже, — сказал Арагорн. — Саурону верить нельзя, но я не оставлю Фродо с Сэмом погибать в Барад-дуре. Будь у нас за спиной армии Нуменора или войска Последнего Союза, и то… но у нас есть только мы. И я решил говорить с Ним. Посмотрим ещё, что Он скажет.

— Да будет так, — сказал Теоден. Он покачал головой, тяжело поднялся, откинул полог и обернулся перед выходом:

— Моя поддержка останется с тобой, Арагорн.

— Стоило бы сперва поинтересоваться, почему Он не решил прихлопнуть нас тут же, у своего порога, — пробурчал Эомер и быстрым шагом покинул шатёр.

— Эстель, — сказал Леголас и приложил руку к сердцу. — На любом пути, который бы ты не избрал, я с тобою. Но будь очень осторожен.

— И я пойду за тобой, Арагорн. Хоть на край мира, хоть даже дальше, — подтвердил Гимли и вышел следом за Леголасом.

— Ты начал говорить так, словно у нас есть ещё надежда, — сказал Арагорн, когда они с Гэндальфом остались вдвоём.

— Возможно, — уклончиво ответил маг. — Но вслух я об этом не заговорю. И не прежде, чем своими ушами услышу требования из Его уст. А то, что эти требования будут, даже не сомневайся. А вот что Он решил пообещать — это вопрос, который меня очень волнует. Ведь ни на одних Фродо с Сэмом Он решил сделать ставку. Он что-то хочет от тебя. Значит, нам известно далеко не всё.

— Но вновь я задаю вопрос: как можно Ему верить?

— И я вновь повторю ответ, — сказал Гэндальф: — Мы поглядим.

За чугунной решёткой весело потрескивало пламя; рыжие отсветы огня плясали по полу перед камином точно так, как это могло бы быть когда-нибудь в Бэг Энде, поздним осенним вечером, неспешно текущим в кресле под рассказ одной из историй Бильбо. «А теперь мы и сами вроде как в одной из таких сказок», — Сэм покивал, будто сам себе не веря, и аккуратно расставил на столе чашки, предназначенные к вечернему чаепитию. Ибо в Чёрной Стране сейчас был ранний вечер — пять пополудни — время Сэм мог теперь точно узнавать благодаря часам, которые были им обнаружены на каминной полке в их покоях.

— Пора для чая, мастер Фродо, — произнёс он, стараясь, чтобы голос звучал так же обыкновенно и беззаботно, как если бы они садились чаёвничать за стол под липами в солнечном и ярком садике Бэг Энда. Как-то странно было думать, что сад, и Холм и Тугосумы остались где-то невообразимо далеко, на другом краю земли, за высоченными горными хребтами, реками и за столько лиг пешего пути, что и вообразить страшно. Сэм не в первый раз задался вопросом, а не тронулся ли он в конце пути умом, и не мерещится ли ему всё это в болезненном бреду: тепло камина в уюте светлых комнат, смоляной запах дров… и не лежит ли он на самом деле полумёртвый в ущелье близ того же проклятого Ородруина.

Сэм выглянул в окно. Роковая Гора дышала внутренним огнём, точно исполинский горящий кусок угля, вытащенный из горнила и брошенный наземь. Заполненные жидким пламенем трещины прорезали склоны Ородруина, реки огня прокладывали путь по руслам через Горгорот. Над объятой заревом вершиной собирались густые клубы пепельного дыма. Уже несколько дней не стихающий ветер гнал и гнал тучи на запад; за тёмной бурей полностью сокрылась линия острозубого хребта Хмурых Гор. О том, что происходило сейчас там, за перевалом, можно было лишь гадать.

За прошедшие шесть дней Саурон более никак не оповещал о своих решениях. Все его прежние обещания, тем не менее, до сих пор исполнялись неукоснительно — на обхождение слуг и заботу о своих нуждах хоббиты пожаловаться не могли. Им приносили книги и вино, а по просьбе Фродо — запас чернил, перья и чистую бумагу, Однако сидеть в неведении, не имея способа узнать какие-либо новости о друзьях, было невыносимо. Думая о других членах Братства, Фродо и Сэм не знали, что именно в эти же самые минуты все мысли их друзей тоже обращены к ним — с тревогой или с надеждой.

— Чай готов, мастер Фродо, — снова окликнул Сэм. — А сдоба вот — горячая, точно прямо из печи. Ну надо же!

Фродо сел за стол, но к еде не притронулся: он разглядывал что-то на листке бумаги. Сэму издали показалось, что он узнаёт в том чертеже ломаную линию границы горного перевала. Точно вдруг очнувшись, Фродо слепо повёл рукой по столу. Бдительно следящий Сэм тут же вскочил с чайником в руках.

— Уже совсем остыл, давайте, подолью вам кипятку.

Наливая чай сначала Фродо, а потом и себе, Сэм украдкой поглядывал и с радостью вновь убеждался, что не обманулся: с лица Фродо постепенно уходила тоскливая усталость, а прежде бледные щёки слабо окрасились красками жизни. Да и к снам по ночам тоже пришёл покой. Но больше всего Сэма радовало то, что он больше не встречал в глазах друга то пугающее выражение, словно Фродо глядел уже куда-то за Предел и видел что-то недоступное взору живых. Сам Фродо ни разу не заговорил об этом, а Сэм тоже молчал, понимая: свершилось то, ради чего они сюда и шли — утратив принятую им Ношу или, раз уж так вышло, вернув Её Хозяину в исконный Дом, Фродо освобождался от Неё. Не так всё, верно, предполагали Мудрые Совета. Для самого себя Сэм давно решил, что лично ему достаточно и того, что Фродо жив и, кажется, вполне оправляется от своего недуга. Сэм никогда и не подумал бы называть себя мудрым, и не взял бы смелость рассуждать о судьбах мира, но и без того уже становилось ясно, что Большой Истории, с которой невольно пересеклись их жизни, нет больше в хоббитах нужды.

— Да что вы там такое рассматриваете, сударь? — не утерпев, с любопытством спросил Сэм. Фродо бездумно взмахнул рукой, но ответил:

— Я нарисовал по памяти чертёж Итилиена и дороги, по которым мы шли от Врат к Кирит Унголу. Жаль нет более подробных карт, а по памяти я мог и ошибиться. Но если войска Гондора спешили, думаю, за эти дни они уже могли бы подойти к Мораннону, — Фродо постучал карандашом по листку. — А какие-то далёкие трубы мы слышали сегодня. Но ведь не обычные мордорские они были, как мне кажется.

— И что же?

— Если бы сражение началось, думаю, сейчас мы бы слышали трубы и барабанный бой в самом Барад-дуре. Но здесь они молчат. Правда, я не представляю, что мог ответить Арагорн на предложение Саурона, — закончил Фродо, помолчал и всё-таки добавил: — И что на это скажет Гэндальф…

Что скажет Гэндальф, Сэму знать откровенно не хотелось. По его предположению выходило, что ничего хорошего.

— Вот уж не знаю, что он скажет, — выпалил он звонким от переполнявших его чувств голосом. — А только вот что я вам снова скажу: никто из Совета Мудрых тут в Мордоре не бывал и на Ородруин не залезал… разве что, мастер Элронд, конечно, да только когда же это было! Но будто бы сложно было догадаться, что Тёмный Властелин свою страну как на ладони видит. Как и светлая Владычица, к примеру, тоже знает Лес. А то, что на Горе стража была — вот это я, мастер Фродо, кстати, и с самого начала до конца не понимал в их рассуждениях. Если Кольцо только там и можно уничтожить, почему бы эту самую Гору-то и не охранять? Надежда одна на то и была… и чего она стоила?

— Надежда и сейчас есть, — едва слышно отозвался Фродо. — И даже не скажешь порой, но задумаешься: может, оно так и должно было быть с самого начала? Можем ли мы знать, что нам было суждено?

В ответ Сэм пробормотал что-то невразумительное. Видя, что Фродо снова склонился за книгами, он тихо занялся обыденными делами: убрал посуду со стола и навёл порядок. От этих незамысловатых хлопот Сэма отвлёк негромкий звук открывающейся двери. По вечерам молодой юноша мордорец, представившийся Тамарбэном, приносил в гостевые комнаты уголь, горячую воду и чистые полотенца для купальни. Сэму было даже не по себе от эдакой заботы: он и дома-то в Шире не привык мыться каждый день и не готов был привыкать здесь к такому баловству. Закончив с делами, слуга привычно осведомился, требуется ли хоббитам чего-нибудь ещё.

— Да разве что хозяину, быть может, книг каких-нибудь ещё, — тут Сэма точно осенило: — А что там за трубы такие трубили днём, где-то после полудня? Издали откуда-то звучали, да и для ваших, что у вас тут перед обедом трубят, вроде бы рано?

Тамарбэн пожал плечами, но ответил охотно:

— Уридбатан.⁽¹⁾ Их трубы. Эхо в горах порой разносит звуки дальше, но не каждый день.

Сэм непонимающе развёл руками. Мордорец пояснил:

— По-вашему — Удун. Закрытая долина перед Вратами между хребтами Адунурид⁽²⁾ и Долгурид⁽³⁾.

Адунурид и Долгурид — так люди Мордора, как уже знал Сэм, на своём наречии именовали Эфель Дуат и Эред Литуи — Хмурые и Пепельные Горы.

— Ага, — пробормотал Сэм, вспомнив собственную длинную дорогу от страшного Кирит Унгола до крепости у внутреннего хребта Моргвей. В неё-то они с Фродо едва ли не попали. А даже если бы и так? Сэм растерянно пожал плечами. И тут в его голове сошлась из кусочков карта.

— Я знаю, — произнёс он поражённый. — Там же есть и крепость, так? Ну с башнями… высокая… на том отроге, что отходит от Хмурых Гор, то есть от Аданурида по-вашему?

Тамарбэн кивнул.

— Нардикадар⁽⁴⁾.

— Вот-вот, — проговорил Сэм и докончил вслух мысль, когда слуга ушёл. — И что же это получается? Горная долина с крепостями?

— И верно, Сэм, — прозвучал голос. Фродо, оказывается, тоже прислушивался к разговору. — На эльфийских картах эта крепость называется Дурхтанг. Туда мы как раз чуть и не вошли с помпой и с целой орочьей свитой после того, как убежали из Кирит Унгола. Только это внутренний выход из долины Удун. А вход в неё, как я теперь понимаю — Врата Мордора. Теперь даже не знаю, что и думать.

— О чём вы?

Фродо вдруг звонко рассмеялся и прикрыл лицо руками.

— Ну, надо же, — сумел сказать он, отсмеявшись. — Похоже, и впрямь мы пришли сюда самым простым путём — через Паучий перевал. Да подумай только, Сэм! Закрытая долина со всеми армиями Мордора. Хороши бы мы были, сунувшись туда через Врата, даже если бы сумели каким-то чудом проникнуть с Кольцом, хоть и под эльфийскими плащами. Горлум всё же правильно нас вёл, — добавил он как-то отстранённо.

Сэм поморщился.

— Вот только об этой гадине не нужно даже вспоминать, мастер Фродо. Не стоит он того.

— Не нам так говорить, — ответил Фродо, медленно прошёл по комнате и остановился у окна.

— Ветер стихает, — заговорил он с удивлением, — или это только кажется? Глянь-ка, Сэм.

Сэм подошёл к окну. Фродо не ошибся: пепельные тучи, прежде стремительно несущиеся по небу, уняли свой бег; далеко на западе, кажется, просветлело, и вдруг тучи разошлись, и сквозь хмарь проступила золотая узкая ниточка светлого вечера. Не сразу Сэм сообразил, что среди расступившегося сумрака различает на северо-западе горное кольцо, стискивающее с двух сторон видимую даже отсюда громадину Мораннона. Но Врата оставались заперты, и щедрая россыпь далёких огоньков говорила, что собравшиеся в Удуне армии жгут костры в военных лагерях, разбитых всё ещё по эту сторону Гор.

— По крайней мере, война ещё не началась, — проговорил Фродо, а Сэм с жадностью впился глазами в полоску заката — свет, пришедший из родного мира. Там, на границе ночи и дня, сейчас, должно быть, сошлись все военные силы Средиземья; там находились их друзья. Живы ли, здоровы ли они?

— Но есть ведь возможность… — Сэм нерешительно замялся: — Если Арагорн и Гэндальф надумают, и если все они сумеют поговорить? Хоть в это странно верить, но что, если так будет?

Фродо ответил не сразу.

— Если угроза Мордора исчезнет, и Арагорн взойдёт на трон, люди, возможно, сумеют отстроить свои города. Но время Колец пройдёт. Не оттого, что иссякнет их сила, а оттого, что Владыки больше не осмелятся их Хранить. Их волшебство уйдёт из Дольна, и из Лориэна тоже. Эльфы тоже уйдут за Море. Может быть, в Лихолесье ещё останется жить народ Трандуила — волшебство лесных эльфов не связано с судьбой Колец, и их не так призывает Заморье. А что будет с гномами… Не знаю, Сэм. Но, думаю, все мы где-то понимали: при любом исходе нашего похода ничто уже не будет таким, как прежде.

— Что ж, мастер Фродо, вот и поглядим, — пожал плечами Сэм. Фродо посмотрел в ответ и вдруг улыбнулся.

— А ну-ка, Сэм, помнишь тот день, когда ты увидел элефанта? Так сокрушался ещё, что не сумел его толком рассмотреть.

— Ну как же, помню, — ответил Сэм, а Фродо знаком позвал его за собой к столу.

— Конечно, это тебе не настоящий зверь, но всё же, погляди.

Сэм склонился над большой книгой и восторженно присвистнул.

— И впрямь ведь громаднейший какой! А зубищи-то у него вот эти! Наверное, побольше, чем драконьи! Как только они ими жуют? По-моему, даже тот, которого я тогда видел, был поменьше. А мне бы тогда так не показалось. И башенки, и домики у него на спине, будто крепости какие. И это же не пони тебе поди… но как эти люди могут так: жить и спать на спине у такого зверя?

— Могут, видимо. И ездить, и воевать, — сказал Фродо, перелистывая страницу. — А вот откуда они родом.

— С Полуденных земель, — вглядываясь в рисунки, кивнул головой Сэм с видом знатока. — Там, где жаркое солнце круглый год, даже зимой нет снега, и фрукты всякие странные растут. А вот ведь странно, я и не задумывался особо о том, что там, дальше на востоке. За Мордором же где-то восходит солнце, а тут видно на карте — там есть и другие земли. Неназванные. Интересно, а бывал там кто-нибудь?

— Эльфы рассказывают, там лежит древняя Страна Преданий, — ответил Фродо. — То место, где в незапамятные годы, когда мир был юн, пробудились Первые из Первых, — он задумался ненадолго, а потом заговорил нараспев:

В тени лесов звучала тишина.

И тихо пели кроны древ, им вторил бег воды -

звонкий ручей, сбегающий по камню к озеру без звёзд.

Так пела ночь, не знавшая конца,

перед решённым временем, когда

в чёрном доселе небе воссияли звёзды и весь мир ожил.

И тишина проснулась голосами

первых поющих птиц, что привечали свет.

Так было — пробужденье Первых.

О Татиэ, Энелиэ, Иминиэ,

светлейшие из дев,

так пусть от этих дней под вашим шагом

не шелохнётся чашечка цветка,

будет лучист ваш взгляд и светел смех.

— Это книга и карты, должно быть, была написаны ещё нуменорскими мореплавателями, — продолжил Фродо, оглаживая ладонью страницу, — во времена расцвета Нуменора они бесстрашно бороздили моря, смело заплывали далеко на юг. Внизу страницы здесь указан символ Запада: Белое древо и пятиконечная звезда. Здесь есть и подписи, но я их не прочту… Сделаны они на языке Нуменора. Может быть, Бильбо или Арагорн смогли бы прочесть. Думаю, книги эти попали в Мордор от чёрных нуменорцев, когда они служили Саурону много тысяч лет назад.

— Жаль, — приглядевшись, с разочарованием сказал Сэм. — Руны эти как наши, вроде даже похожие, но ничего не разобрать. Я ведь думал, предки Арагорна называли себя эльфийскими именами, и говорили они по-эльфийски, так? Да и господин Фарамир тоже…

— Нет, Сэм, — произнёс Фродо. — Ты прав, люди Нуменора говорили на эльфийском языке, и позже наследники Элендила установили традицией говорить так в Гондоре и в Арноре — сгинувшем Северном королевстве. Но у нуменорцев в дни процветания был в обиходе и собственный язык. Он лёг в основу Всеобщего языка, на котором мы с тобою сейчас и говорим.

Сэм пожал плечами. В головоломках он был не особенно силён, хотя любил послушать старинные истории, легенды и сказания о воинах и королях. А вот в тонкостях наречий, языков племён и других былых тайн мастак был Фродо, ему и разбираться.

— Во времена правления Королей Люди Запада плавали далеко и без страха. Они приплывали к берегам Средиземья и строили здесь крепости и порты, — задумчиво продолжал Фродо. — Многие из тех былых строений ещё сохранились. Тот же Ортханк, цитадель Сарумана, о котором нам рассказывал Гэндальф. Есть гондорские города и на юге, они древнее самого Минас Тирита. А от Арнора остались только разрушенные башни и крепости. А мы, хоббиты, как и говорил Гилдор, живём уже после, на руинах былых королевств.

Сэм опёрся локтями о столешницу и положил подбородок на ладони. Невидящими глазами он глядел на страницы книги и видел за их белизной встающие в воображении силуэты могучих кораблей, преодолевающих водные просторы под водительством смелых сероглазых людей, и великолепные каменные твердыни, вырастающие у морских берегов навстречу солнцу.

— Но Арнор сгинул, — проговорил он. — Отчего же?

Фродо моргнул, слегка нахмурился, точно что-то припоминая.

— Была война, и не одна, как я помню. Великое королевство разделилось между отдалёнными наследниками рода Исилдура и превратилось в три княжества, уже не столь великих. Они много и часто воевали с соседними народами и потеряли в итоге своё былое величие. Особенно много сил ушло на войну с Ангмарским Королевством. Тысячу лет назад это было. После этой войны прямые потомки Исилдура, из которых и происходит Арагорн, сложили с себя право называться королями и стали только вождями, хотя в их венах и текла королевская кровь. А в Гондоре вместо последнего Короля стал править род Наместников.

— Но почему тогда вожди дунаданов не заявили свои права на трон Гондора раньше? Ведь они все родственники Королям? — спросил Сэм. Фродо растерянно пожал плечами.

— Этого я тебе не скажу. Может быть оттого, что признавали священной волю последнего Короля или не считали себя в праве на престол? А может быть, ещё были какие причины… Ведь и пророчество гласило: сломанный меч будет откован только тогда, когда для этого настанет срок. Срок и настал сейчас. Для меча и для Короля.

— Ах, если бы, — пробормотал Сэм. — Жаль только, что все эти пророчества умолчали о том, чем это всё закончится.

— Зря так говорить, — покачал головой Фродо. — Не закончится. Ведь не конец ещё всему, как бы ни казалось в тёмный час. Их было множество, не правда ли? Нам ли с тобой сомневаться.

— Ну да, — пробормотал Сэм. — А, знаете что, мастер Фродо? Вот так, глядючи на такие карты, вдруг понимаешь старика Бильбо: вот бы, кажется, и самому отправиться на этот юг и посмотреть, как там, да что. Как люди живут и какие они. Только если бы не война, а мир и всё спокойно. На элефантов взглянуть хотелось бы. А в другой раз думаешь — и всё иначе.

— Что иначе? — спросил Фродо.

Сэм вздохнул.

— В иной раз — смотришь и думаешь: зачем они сдались тебе, Сэм, эти края чужедальние? Нет же ничего лучше дома. Вот бы оказаться там снова, снова увидеть Шир, и Хоббитон, и Кочку нашу. Друзей повидать, братишек Коттон. Джолли, Тома и Нибса — как там они поживают. Всё ли хорошо? Да и младшенькую их — Рози. Как она там тоже…

Фродо ничего не ответил.

*

Незаметно вечер перетёк к началу ночи. Основательно подкрепившись последней вечерней трапезой, хоббиты угнездились поближе к огню. Ближе к восьми часам разомлевший от сытости и тепла Сэм вдруг начал ожесточённо тереть глаза и зевать, язык у него принялся заплетаться, и Фродо, заметив это, посоветовал ему идти спать пораньше. Сэм помотал головой, долго крепился, но в итоге задремал в кресле, свернувшись клубком и подсунув кулак под голову. Фродо сидел и смотрел в потрескивающий камин. Пламя резвилось среди прогорающих поленьев, что-то приглушённо бормотало в наступившей тишине, и в танце языков огня Фродо увиделся иной огонь и иной вечер. А потом он, кажется, тоже задремал в кресле, как и Сэм. Или может, это были грёзы наяву?

Так уже случалось с ним однажды: за гранью сна или лёгкой дрёмы подёрнулась сероватая дымка, скрывающая неизвестные дали. Взгляду вдруг открылись чужеземные края, в которых он никогда не мог бывать, но которые казались давно и хорошо знакомыми. Он видел уже прежде эту зелёную страну, омытую летним дождём, узнавал мягкий свет, струящийся с неба — золото и серебро, сплетающиеся, точно узорное кружево. Здесь, в этом крае, не было теней, и юный ещё мир не знал забвения и тревог. Затем виденье изменилось. Из крутых скалистых берегов к небу вырастали стены белых башен. Над флагами, вьющимися на шпилях, парили белокрылые птицы. Среди другой равнины, золотой в лучах заката, перед Фродо поднялся величественный и прекрасный город, надёжно защищённый высокой крепостной стеной. До слуха его донёсся далёкий шелест. Он снова узнал его: певучий голос Моря, звучащий отдалённым рокотом. Перед глазами Фродо вдруг распахнулся необозримый простор прекрасной водной глади — сине-зелёной, серебристой, блещущей на солнце, шумящей вечным плеском неутомимых волн. Среди гомона прилива он, казалось, различал скрытую мелодию, и чудилось, что он вот-вот поймёт и эту тайну, но день померк, сменяясь вечерним сумраком, а потом над Морем и вовсе сгустилась ночь — без звёзд и луны.

Слабым треском зашуршали в камине прогорающие дрова, и наваждение схлынуло: Фродо вдруг обнаружил, что сидит, таращась на угасающее пламя влажными от слёз глазами. В комнате стемнело — то ли погасли, то ли потухли свечи. Сколько же времени прошло?

— Это было Море… — пробормотал он вслух: в ушах ещё шумел далекий шелест волн, бившихся о безымянные берега, невидимые во мраке.

— В видении? — тотчас отозвалась тишина. — Ведь ты, кажется, не спал, если не умеешь делать это с открытыми глазами.

Тлеющее пламя в очаге вдруг поднялось из осыпавшихся золой поленьев, ярко разгорелось; выросшие от предметов тени заплясали по осветившейся комнате. Из темноты к камину шагнула фигура в чёрном плаще с откинутым капюшоном. Саурон протянул руку над огнём, точно отогревая озябшие пальцы. Фродо вытаращился на него во все глаза, не будучи уверенным, что до конца проснулся. В простой тёмной одежде, похожей на дорожную, Саурон выглядел почти так, как в день их первой встречи, только сейчас его нечеловеческую природу легко бы выдали глаза — они не просто отражали пламя, но сами явственно светились им. Фродо растерянно моргнул и тряхнул головой, искоса глянул на каминные часы — было без четверти десять. По всему выходило, он задремал не более чем на час. Или по-прежнему дремлет? Фродо шевельнулся и убедился: нет — ногу он действительно отсидел, и она теперь чувствительно ныла.

— Наяву я никогда не видел Море, — нарушил молчание Фродо, вдруг ясно ощутив, что тишина наполнена внимательным ожиданием. — Я слышал только рассказы о нём и видел сны.

— Забавно. А ведь ваш народец живёт не так далеко от Серебристых Гаваней… Не очень-то вы любопытны, вижу.

Фродо выпрямился в кресле, сам дивясь спокойствию, которое ему не изменило, и простоте этой странной беседы.

— Ты видел Море, господин?

— И даже не так давно. Возможно вам известно, в Мордоре тоже есть своё внутреннее море.

— Нурнен, — припомнил Фродо. Так в летописях времён Войны Последнего Союза называлось море в землях Нурн где-то к юго-востоку от Барад-дура. Хроники тех лет немного сказывали, упоминая только, что берега Нурнен пустынны, а тёмные воды солёны и безжизненны, оттого и получили от эльфов имя — Печальная вода.

— Азулазра⁽⁵⁾, — поправил Саурон.

Фродо повторил незнакомое слово вслух, отмечая непривычное уху и языку звучание.

— А Море Запада? — смелее спросил он.

— Тоже. Но давно. Пойдём. Не станем будить твоего друга.

Поманив Фродо рукой, Саурон прошёл к обеденному столу, снял с плеч плащ, свернул и бросил его на спинку стула. Стоявшие на столе свечи заалели на фитилях и сами собой расцвели огненными языками, светившими необычно ярко.

Саурон придвинул к столу кресло и сел, взглянув на Фродо.

— Так значит, тебе раньше снилось Море? И часто тебе снится то, чего ты прежде не видал?

Фродо бросил короткий взгляд на Сэма (тот по-прежнему мирно спал), подошёл и сел в кресло напротив.

— Такое уже бывало. Но вовсе не так уж часто, как можно подумать…

И осёкся, вспомнив, что в годы после ухода Бильбо, задолго до нынешних событий он видел и другие сны. Сны странные, щемящие печалью, манящие видениями пустынных долов или величавых незнакомых гор. Он просыпался с чувством непонятной грусти, звавшей идти куда-то или что-то искать, но для своего спокойствия объяснял её тоской по Бильбо или несбывшимися юношескими мечтами о Приключении. Да и разве мало было неизведанных тропинок в собственном, милом сердцу Шире! Но, вспоминая о тех прошедших днях, Фродо всё с большей ясностью осознавал, что не будь он хоббитом, ушёл бы много лет назад. Искать… А что искать? Он шёл бы дни напролёт в поисках утраченного спокойствия. Куда? Известно куда — на восток.

— Да, — осторожно ответил он. — Мне снились и другие сны… о Море. Давно. Я и не думал, правда, об этом до сих пор.

— Вот как, — задумчиво проговорил Саурон. — Однако мне вспоминается, что в тех краях, по которым пролегли границы вашей страны, с давних пор стоят зрячие башни Линдона. Эти башни строили звездочёты эльфов, с их верхних площадок видно Море. Странно, что никто из таких видных путешественников, как вы, никогда не соблазнился увидеть его вблизи.

— Ты ведь и сам немало знаешь о нашей земле, — заметил Фродо. — Если так, зачем ты просил нас о ней рассказывать?

— А почему бы нет? Представь себе: я помню Средиземье тех времён, когда очертания мира были иными, а небеса ещё не знали своих светил. Я видел рождение народов и государств. И вот в один прекрасный день мне становится известно об удивительном народце, о котором я прежде ничего не знал. Мне интереснее послушать ваши истории именно от вас, раз уж вы столь любезно явились ко мне в гости. Неужели моё желание так странно и непонятно?

— Нет, наверное, — подумав, решил Фродо. — И, если отвечать на твой вопрос: это правда, никогда хоббиты к Морю и не выбирались. И в песнях о нём даже не пели. Не манили нас никогда морские просторы, и корабли никто из нас не думал строить. Во всяком случае, сам я о таком не слышал. А если и путешествовали хоббиты, то не на запад, а на север или на восток. Да и то, как правило, недалеко, не дольше трёхдневных переходов.

— Вы же правило это, как я вижу, опровергли, — сказал Саурон. — А, между тем, уж коли ты всё равно проснулся, Сэм, можешь дальше не притворяться и не подслушивать напрасно.

Сэм пошевелился и сел, покрасневший, как садовая клубника.

— Да я и не подслушивал, поверьте. Я только проснулся, а тут разговор, вот и решил лежать тихонько, чтобы не мешать.

— Не помешаешь, — сказал Саурон. — Особенно если присоединишься, а до этого озаботишься содержимым корзины у двери. У меня есть для вас новости, а обычно за добрым вином разговор течёт душевнее.

— Да, господин, одну секунду, — смущённый Сэм едва ли не кубарем скатился с кресла. Пламя в очаге ласково лизнуло решётку, затрепетало, как живое, и потянулось вверх на почти выгоревших поленьях, коснувшись языком камней каминного свода. Сумрачные тени сразу попятились к углам, и комната осветилась ярче. В большой корзине у двери обнаружились три кубка и большая винная бутылка из синего стекла. Взвесив её на руке, Сэм одобрительно щёлкнул языком.

Саурон первым отпил вина из своего кубка и взглянул поверх стола на лица хоббитов.

— Что ж. Начну с новостей. Ваши друзья, конечно, помнят вас и ждут. И, насколько я могу судить, их первый порыв геройски сложить головы всё же немного поостыл.

Фродо прикрыл глаза, отёр лоб враз похолодевшей ладонью, ощущая, как с сердца спадает грызущая его тяжесть, мешавшая прежде думать и дышать. Холод вины, сжимающий грудь, разжал тиски. Рядом протяжно выдохнул Сэм; его широкое лицо осветилось искренней светлой радостью.

— Значит и война не начнётся?

Саурон смешливо посмотрел на Сэма.

— Я развязывать её намерен не был. Что до людских вождей, они теперь пребывают в полезных всем раздумьях, но думаю, в итоге придут к тому же заключению, что и я, и примут верное решение… И пейте вино, не стесняйтесь.

Сэм взялся за кубок, дабы последовать совету — отнюдь не жалеючи, если говорить откровенно.

— Ты говорил с Арагорном? — спросил Фродо. Он мысленно попробовал представить себе встречу владык Запада и Востока и перемены, какие она способна принести в будущем свободным народам, жившим под угрозой растущей с востока Тьмы, но все попытки тупиком оканчивались на Гэндальфе. В воображении Фродо раз за разом вставал образ гневно сдвинутых седых бровей мага и руки, судорожно сжатые на сучковатом посохе. Лица и глаз старика Фродо так и не сумел увидеть, как ни пытался, но подумал, что, быть может, это даже к лучшему.

— Да, говорил, — ответил Саурон. — И мне хочется верить, что в роду потерянных Вождей, наконец, пришёл тот, кого вместе с доблестью отличают ум и совесть. В отличие от его доблестных, но недалёких предков. Теперь я жду, что он сделает свой выбор. Один верный выбор он уже сделал — когда два дня назад увёл свои войска от Мораннона.

Фродо обессилено опёрся спиной на подушку кресла, сделал большой глоток из кубка, одновременно отмечая приятную лёгкость в голове и в теле, и вряд ли одно только выпитое вино было тому причиной. Повеселевший Сэм уверенно кивнул, всецело согласный с похвалой в адрес Арагорна, и впрямь, видимо, позабыв, как сильно не понравился ему давешний Бродяжник при первом их знакомстве в Брыле.

— И да, — Саурон положил на стол свёрток. — Это ваше.

Развернув свёрток, изумлённый Фродо обнаружил вещи, о пропаже которых уже старался зря не вспоминать. Светоч Галадриэли, две броши в форме листа и два плаща. Сэм бережно спрятал на груди дорогой дар — коробочку, которую он так долго хранил и не чаял вновь увидеть. В один плащ, судя по всему, тот самый, который унёс из крепости Шаграт, была аккуратно завёрнута драгоценная кольчуга. Фродо провёл пальцами по серебряным колечкам.

— Она спасла тебе жизнь, — заметил Саурон, — насколько я вижу, не раз и не два оградила тебя от ран в бою. Но выручила и ещё один раз. Ты об этом не знаешь.

— Благодарю, — с поклоном проговорил Фродо, вновь заботливо укрывая в эльфийский плащ драгоценные дары Бильбо и Галадриэли и, помолчав, спросил: — Позволь теперь узнать, Владыка, какое будет твоё решение о нас?

— Решений своих я не менял, — ответил Саурон. — Ваше возвращение к друзьям вопрос срока переговоров. Я жду ответа вашего Короля, подождёте теперь и вы. Я возвращу вас ему как жест доброй воли и свидетельство мирных намерений. И без обид. В этот расклад вы угодили сами. А если хорошенько подумаете, сами поймёте, почему для вас же будет лучше, если я открыто передам вас Королю как пленников, освобождённых в залог мира.

К удивлению Сэма, Фродо промолчал и потом кивнул.

— Что ж, — удовлетворительно произнёс Саурон. — Хорошо, что это прояснилось.

Он отпил вина, и замолчал, что-то обдумывая. Пользуясь моментом, Сэм тихонько обошёл стол и подлил вина в кубки.

— Ну а теперь, коль я был с вами честен и, очевидно, держу своё слово, надеюсь, я могу просить об ответной услуге? А именно об откровенности. Например, твоей, Сэм. Ответишь мне на вопрос?

Сэм в замешательстве захлопал глазами.

— Не беспокойся, я не стану выпытывать у тебя страшных тайн. А вот о твоих странных страхах хочу послушать. Ты, кажется, обмолвился, что видел во снах беды вашей маленькой страны? Думаю, это было не так. И, прежде чем ты придумаешь новую сказку, которая в разговоре со мной совершенно бесполезна, вспомни, что я видел ваши вещи. Я не слепой, Сэм, и не дурак, и, смею надеяться, ты поверишь мне на слово: моих знаний в ювелирном деле хватит, чтобы узнать работу мастеров Золотого Леса. Вы были в Лотлориэне. И, конечно, заглянули в Зеркало Владычицы. И увидели в нём то, чего не желали бы и не готовы были видеть. О Зеркале я тоже знаю, Сэм. Я и сам глядел в него однажды.

Сэм так и замер с раскрытым ртом и вытаращился на Саурона в полнейшей растерянности. Фродо, впрочем, выглядел потрясённым ничуть не меньше. Саурон рассмеялся.

— Давно это было, правда. Как я говорил, видения смертных редко рождают истинные пророчества. Даже колдовство Мудрых не может полностью раздвинуть завесу грядущего. Есть пути и тропинки, на которые можно свернуть, но есть и предназначенные дороги. Ты заглянул в Зеркало, и оно показало тебе Шир. Что же именно? Или ответить мне так трудно?

— Но это не было настолько важно… — ответил Фродо, справившись с собой.

— Допустим, это мне судить. И всё же?

— Да, наши деревья… видел я, как их рубили, — заговорил Сэм, к стыду своему ощущая, насколько глупыми, наверное, звучат его слова здесь, в стране, тысячи лет не знавшей шороха ветров в кронах зелёных рощ. — Да только это же наши деревья! — повторил он с обидой и вызовом в голосе. — Тень они на дороге дают от солнца, никто бы их в здравом уме не срубил. Да и старик мой! Не по своему же желанию он сам себя из дома выгнал! — голос Сэма задрожал, сам он едва удержал слёзы и насуплено закончил. — Лиходейские дела там творятся. Так и мастер Элронд тогда говорил!

— Сэм! — одёрнул друга Фродо, и поздно спохватившийся Сэм залился краской. Саурон выглядел задумчивым.

— И это всё?

Сэм пожал плечами.

— Другие видения вовсе не о Шире были; я дорогу нашу сюда видел, да только теперь понял. Но всё это уже сбылось, значит и про Шир наш тоже может сбыться?

Саурон какое-то время молчал, глядя в огонь свечи, а потом медленно склонил голову:

— Возможно. И тогда вам изрядно повезло. Зеркало не показало тебе куда более печальной предопределённости, и это ваша счастливая судьба. Однако всё, что ты видел, скорее всего, уже действительно случилось…

— Так почему же… — вскричал Сэм яростно, но не сумел и слова больше проронить, остановленный прямым пристальным взглядом Саурона.

— Отправляясь воевать Чёрного Врага, вы обрели себе врага Белого. Вернее, не вы, а ваши друзья и сородичи. Но они разгромили его дом, и он счёл себя обиженным. Вы боялись моей мести? А вот он принёс на ваши земли свою.

— Да кто же это? — воскликнул Сэм, растерянный и одновременно напуганный и данной новостью, и невесть откуда появившейся угрозой.

— Саруман! — осенило вдруг Фродо. — Но кто из нас его обидел? Что ему хоббиты-то сделали?

— О, эти приключения стоят того, чтобы их послушать в подробностях, но, пожалуй, я оставлю право рассказа вашим друзьям до лучших времён. Что же до Сарумана, большого вреда он вашей стране причинить не смог, хотя бы потому, что был заключён в Ортханке. Куда опять же его упрятали эти невыносимые хоббиты из Шира.

Сэм с ужасом прижал ладони к пылающим щекам.

— Это господа Мерри и Пиппин, что ли?

— Но как же так выходит? — произнёс ошеломлённый Фродо. — Раз Саруман затаил на нас зло сейчас, а о неприятностях в Шире нас и раньше предупреждали?

— Ну, так и быть, я расскажу, — Саурон уселся в кресле поудобнее. — Послушать вам действительно бы не мешало. Авось, на ум что-то намотаете. Не скажу, когда именно Саруман присмотрел себе во владение вашу страну, но он её заметил. Момент он выбрал на удивление удачно. Когда вождь дунаданов отвёл Следопытов от границ, ваш Шир остался без защиты. У Людей сейчас свои дела на Востоке, как и у Магов, впрочем. А Эльфы просто не станут вмешиваться — это не их заботы и пути. И сделано всё было просто, а потому весьма хитро.

— Что было сделано? — не понял Фродо.

— С первого взгляда вроде бы ничего тревожного. Однако с недавних пор дела в вашем Шире кипят ключом. Землю и дома много продают и покупают по хоббичьим ценам. А они у вас небольшие. Наделы переходят к людям. И их уже немало туда пришло и поселилось.

— И что это за люди? — непонимающе спросил Фродо. — У нас и раньше в Южной Чети люди селились.

— Но не такие. Это Изенгардские наёмники. Бандиты и бродяги без монеты за пазухой и без понятий чести. Куда поманят медяком — туда и пойдут, что скажут — сделают. А скажут навести свои порядки — наведут.

— И что же получается? — вскричал Сэм и стукнул ладонями по коленям. — Смотрите же, мастер Фродо! Вот он где всплыл-то, этот Тед Песошкинс! И что? Никто им и слова не сказал?

— Нет. А с чего бы? Ведь всё, что было сделано — вполне законно. Дома и земли честно покупали за монету, хозяев никто силой из дома не выгонял. А что люди пришли и поселились — против этого у вас в Шире закона вроде нет, я прав? Кто такие эти пришлые — вопрос хороший, но задавать его нужно было прежде, а этого никто из ваших доверчивых собратьев сделать не сообразил. Прежде, чем кто-то спохватится и поймёт, вы потеряете свою страну и сами не заметите этого.

— Но всё равно же! — Сэма всего потряхивало крупной дрожью. — Ведь нельзя всё так оставить! Это ведь наш Шир, а тут, выходит, в нём теперь полно убийц и бандитов! Да из хоббитов никто никогда и не убивал никого. Они и оружия-то в руках не держали.

— Это правда, — заметил Саурон. — Хотя при случае мечи в их руках становятся победоносными. Вот как получилось. Вы шли встречать беду на востоке, а беда подкралась позади.

Он мелодично побарабанил пальцами по столу.

— Какое мне дело до Шира? Никакого. Руины Арнора — давно руины. Но Саруман — глупец и далеко протянул руки… — Саурон задумался. — Ну, хорошо… Чтобы осадить трусов, большие армии порой и не нужны. С захватчиками сами разберётесь по возвращении домой, а до того дня псы Сарумана вредить не будут. Но вам, доблестным героям, позже ещё предстоит наводить порядок на своей земле. Готовы ли вы к такому повороту?

Фродо даже рта открыть не успел, в глазах Сэма разгорелся знакомый воинственный огонёк.

— Со своей-то земли прогнать? А то как же! И если-таки правда кто-то из них старика моего обидел… — Сэм не договорил, но вид его свидетельствовал о том, что обидчику, кем бы он ни был, спуску не будет. И не жди.

— Ответ вполне достойный, — без следа насмешки проговорил Саурон. — Мне ясно теперь, почему и как Митрандир вас заприметил. И впрямь ведь, удивительные вы создания. С виду ведь не скажешь и не поймёшь, пока не приглядишься. Хотя даже и потом не разберёшь, как и почему...

— Ты ведь не первый нам об этом говоришь, — с изумлением вымолвил Фродо. — Но объяснить толком никто не смог, что в нас видится такого особенного.

— Это увидит любой, имеющий глаза, — сказал Саурон, — а в объяснениях вы не нуждаетесь. Лучше вам будет без них. А если вздумаешь сомневаться, вспомни: мало кто бы смог так, как вы, пройти до Роковой Горы по Мордору. Поэтому, глядя на тебя, я даже не сомневаюсь, что вам удастся выручить из беды свой Шир. Такой вы странный хоббичий народец — берёте приступом древние крепости, сокрушаете магов, находите Кольца Власти — по случайности ведь, никак иначе.

Среди испытываемого замешательства Фродо вдруг ощутил смущение, словно его застукали за чем-то стыдным — вроде воровства, как будто простого жулика на базаре за руку схватили.

— Твоё Кольцо действительно нашлось случайно, — твёрдо сказал он. — Кто бы что ни говорил, мой дядя и вправду подобрал его с земли в тёмной орочьей норе. Он и не знал, что это такое. Даже тогда, когда передал мне, не знал.

— Не сомневаюсь, — совершенно спокойно ответил Саурон. — И мести, как уже говорил, я не затаил.

Он поднялся, оглядел притихших хоббитов с высоты своего роста.

— Что ж. Теперь прощаюсь. Отдыхайте.

Уже закрылась дверь, скрипнув напоследок, а Фродо ещё долго сидел за столом, растерянно раздумывая над тем, было ли в этом странном разговоре что-то, что он сам, возможно, упомянул не так и зря.

---

1) Горный путь

Вернуться к тексту

2) Горы Запада

Вернуться к тексту

3) Горы Тени

Вернуться к тексту

4) Крепость воинов

Вернуться к тексту

5) Восточное море

Вернуться к тексту

Военный лагерь встретил Мерри и Пиппина обычным для большого скопища людей гулом голосов. В стан Арагорна хоббиты въехали ранним вечером, сидя за спинами гондорских всадников, растерянные, но всё же немного ободрённые странными вестями об окончании противостояния у Чёрных Врат — этими слухами поделились посланцы роххирим. Часовые, встретившие отряд на границе, сурово приказали спешиться, и покуда люди обменивались фразами на своём непонятном языке, Мерри и Пиппин стояли поодаль и чувствовали себя странно лишними. Здесь хоббитов и встретил Гимли — взъерошенный и хмурый.

— Пойдёмте, давайте, — сказал он после глухого бурчания, выданного за приветствие, и поспешил увлечь Мерри и Пиппина за собой.

— Да подожди, расскажи лучше, что тут у вас происходит? — спросил Мерри, но Гимли только нетерпеливо махнул рукой.

— Давайте, пойдёмте скорее, хоть накормлю вас. Голодные, небось?

Мерри поймал гнома за рукав.

— Что? Рассказывай же, Гимли, не тяни! Я же вижу! Что случилось у Врат?

Гимли покривился в лице.

— Не дело так вот говорить. Пойдёмте, там подробнее расскажут. Да, мы получили о них… вести, если так можно назвать... Фродо и Сэм… они живы… вроде как…

— Так это же чудесно! — вскричал Пиппин и едва не запрыгал от радости, но Мерри этой радости не разделил. Сердце вместо этого сжала ещё больше укрепляющаяся в подозрениях тревога. Гимли тоже весёлым не выглядел.

— Ну да, — Гимли ожесточённо потёр в затылке. — И Он вроде как пообещал доставить их.

— Значит всё, да? Мы их увидим! Они живы! — Пиппин на радостях бросился к Мерри обниматься. На лице у Мерри расплылась неуверенная улыбка. Только тут Пип что-то сообразил.

— А кто это… он?

Гимли как-то крякнул, снова почесал в затылке, сплюнул, глядя в землю.

— Он, — коротко ответил гном. — Он. Саурон.

Так хоббиты с недоверием и растущим ужасом узнали, чем закончилось противостояние авангарда Короля Арагорна у Врат Мордора. Тёмный Властелин лично вышел к Бродяжнику, сыпал угрозами, а потом клятвенно пообещал вернуть пленных хоббитов. Во всяком случае, так это выглядело в изложении Гимли. У полога палатки они столкнулись с Леголасом и от него услышали более близкие к правде подробности; Мерри почувствовал, что ему становится нехорошо.

— Но что с ними? Что известно? — яростно допытывался он у эльфа и у гнома. Леголас положил на плечо Мерри тонкую ладонь.

— Укрепитесь духом, друзья. Пойдёмте, я покажу вам, где вы можете отдохнуть.

Указав оторопевшим хоббитам их постели, Леголас ушёл справиться об ужине. Бледный как полотно Пиппин осел на землю в углу палатки — его неисчерпаемый запас бодрости и красноречия иссяк. Поели без аппетита. Ужин принёс оруженосец одного из гондорских рыцарей, вскользь упомянувший, что его господин состоит при свите Короля. Самого Арагорна хоббиты увидеть не смогли. Король уже вторые сутки заседал в шатре, совещаясь с Гэндальфом и конунгами Рохана. Гэндальфа хоббиты увидели лишь однажды — он только одарил их коротким мрачным взглядом и, не сказав ни слова, умчался прочь, шагая быстро и размашисто. По просьбе Мерри Леголас вновь пересказал подробности событий, хотя эти воспоминания явно были ему неприятны.

— И что же это получилось? — выговаривал Мерри. — Мы спаслись от Всадников в Шире, через Древлепущу прошли, Фродо едва не погиб по пути в Дольн, потом в Мории и… что же? Что это за мысль была в Мордор идти? И что же? Ведь сами пришли с Кольцом Врагу в лапы! И что теперь?!

Гимли яростно выколотил трубку, потом снова набил её табаком и закурил.

— Кабы я сказал, — заговорил он и от души выругался. — Да что тут! Не идти же брать штурмом Врата! А говорить с Сауроном… (Пиппин вздрогнул) М-да…

— Ждать решения Совета Королей, — сказал Леголас.

— И кто будет говорить? — спросил Мерри. — Гэндальф и Арагорн? Король Теоден?

— Только Короли Людей, — ответил Леголас. — А я боюсь теперь и думать, что за этим решением последует срок решения и для моего народа. Мы были готовы биться или уйти навсегда. Но уходить с родной земли мы не готовы — слишком любим её. А говорить... Я не знаю. Станет ли король Трандуил говорить с посланником Врага? Многими прошлыми бедами и потерями полны наши песни, и причиной тому не раз становилась именно Тьма с Востока. Звенящий Эрегион, могучий Сирион и поля Белерианда… — Леголас покачал головой и закончил: — Но Гэндальф говорить вряд ли будет.

Гэндальф сам пришёл уже ближе к ночи — уставший и вымотанный до предела; он выглядел так, будто за эти дни постарел на ещё один десяток лет. Сев рядом с пологом, старик сгорбился и закурил трубку; в этот раз поднимающийся вверх дым не завивался как бывало в причудливые кольца.

— Не по моему желанию вы оказались здесь, в самом пекле, — проговорил он после долгого молчания. — И я вовсе не изменил своего мнения. Но вынужден мириться, потому что сейчас мне также ясно, что все мои предыдущие предвидения рассыпались, сметённые каверзами судьбы или чьей-то хитроумной волей. Надежда и прежде была зыбкой.

— Скажи лучше другое, — хмуро вставил Мерри. — Враг ведь мог вам солгать, почему вы решили, что Он говорил правду о Фродо и Сэме?

— Кольцо на Его пальце, может быть, достаточный тебе знак, Мерриадок Брендибак? А, кроме того, кольчуга Фродо, да… — Гэндальф поглядел на Пиппина, скорчившегося на земляном полу. — А если ты сейчас пытался разузнать о судьбе наших друзей, то какой я могу дать тебе ответ? Я не могу говорить за Него. Хотя, думаю, что они наверняка живы, — добавил он спокойнее. — Не скажу, почему я так думаю, — маг вытряхнул из погасшей трубки крошки табака: — Отчего-то там, у Мораннона, Враг проявил непонятное мне милосердие. Или что-то иное, что составляет часть каких-то его планов. Мне остаётся только признать, что я не понимаю их, — в приливе раздражения Гэндальф сильно хватил трубкой по земле.

— А если ты надеешься узнать у меня, что им довелось испытать… — сухо продолжил маг. — На это я тебе тоже не отвечу. Но довольно уже. Постарайтесь поспать.

— Постой! — крикнул Мерри, бросаясь наперерез поднявшемуся на ноги Гэндальфу. — Враг говорил о переговорах. Разве мы не можем на что-то обменять…

— Их всего, что у нас есть, в обмен мы можем предложить только свою свободу, — более сурово ответил Гэндальф. — Другой цены Его мира я не знаю. Но и не мне теперь делать выбор. И грустно полагать… — голос его зазвучал далёко и отстранённо. — Не все решения, что мы принимаем, верны. Даже решения Мудрых. И горько это понимать сейчас. Не мне одному предстояло стоять здесь, а думать так — значит, поддаться гордыне. Но Саруман пал, а я этого не провидел. И Радагаст свернул с пути, ему предназначенного. Значит, остаётся принимать последствия собственных решений, — Гэндальф вздохнул, слепым взглядом оглядел хоббитов и вышел в ночь даже без прощания.

— Он совершенно растерян, — прошептал Мерри. — Я бы даже сказал — напуган, если вообще можно в это поверить. Кто бы думал, что Гэндальф может бояться.

— Я видел, — тихо проговорил Пиппин. — Когда Фарамир при нём помянул Кирит Унгол. Проклятый Горлум! — Пиппин сжал руки в кулаки. — Я ведь голову поставлю, что это он их предал! И что же? Они так и будут ждать?

— Они думают. И Рохан, и Гондор — всё цена этого решения, Пип. Теперь это не только Шир, и не только наши проблемы. Давай просто попробуем поспать, а? Может быть, утром всё будет видеться иначе.

Но сон не шёл. Хоббиты долго лежали с открытыми глазами. Возле полога палатки послышались тихие шаги. Человек остановился совсем близко от входа, негромко перекинулся с кем-то словом и больше не сходил с места. Только тонко звякнула стальная вязь кольчуги.

— Это не стражник из гондорских, а Следопыт, — прошептал Пиппин, тайком прокравшийся к выходу и выглянувший сквозь щёлку. — Это что ещё такое? Они что же, боятся, что за нами из самого Мордора придут?

Мерри покачал головой, лёг обратно на постель, закинул руки за голову.

— Скорее, думают, как бы мы сами не сбежали. Спи, Пип.

— В Мордор сбежим. Ага, — Пиппин прошёл к своему топчану и сел. — А если подумать, Мерри, а? Где они могут сейчас быть, Фродо-то с Сэмом?

— Глупости подумаешь, — отрезал Мерри. — С ума сошёл? Пип, это тебе не шалость с палантиром.

— С ума сошёл? А знаешь, порой мне кажется, а, может, хорошо бы… — Пиппин улёгся. — Или что мне всё это только снится. Проснусь, а вот он — Шир. И всё в порядке.

*

Пиппин проснулся на рассвете, когда серый полумрак в небе над лагерем расцветили бледные лучи ещё не поднявшегося из-за Гор солнца. Мерри спал, завернувшись в плащ с головой. Снаружи палатки доносились спешный топот, бряцанья оружия, голоса и ржание коней. Пиппин зевнул, отирая ладонью лицо, и высунул растрёпанную голову наружу. Перед шатрами горели костры; со стороны тянуло запахом того, что гондорцы по недоразумению называли словом «суп»; в сыром сизом тумане, опустившемся на землю, мелькали смутные силуэты людей и лошадей.

— Эй! Что происходит-то? — Пиппин бросился наперерез человеку в одежде воина Гондора. Тот был намерен отмахнуться от хоббита, но разглядел знак Цитадели на котте Пиппина и ответил:

— Приказ войскам отступить к Андуину. Лагерь снимается в течение дня.

— Почему? — выпалил Пиппин.

Человек глянул в сторону Гор, но ничего не сказал.

Спустя минуту Пиппин вытащил из палатки заспанного Мерри. В насытившей воздух молочно-белой пелене пришлось проявить изрядную сноровку, чтобы увернуться от спешащих по делам Верзил и не попасть под ноги их коней. К счастью, зычный голос Гэндальфа слышен был издалека; вот в серой пелене обрисовалась высокая худая фигура с неизменным посохом в руках. К счастью, Гэндальф заметил хоббитов и сам шёл навстречу.

— Вот и вы. Завтракайте и собирайтесь. Гимли и Леголас — уже там, — он махнул рукой. — Будьте добры не отставать и не теряться. Едете вместе. Ясно?

— Куда мы едем? — успел вставить Мерри.

— В лагерь Короля, — поморщившись, ответил Гэндальф. — Разве теперь может зайти речь, чтобы вас отправить прочь? Конечно, нет. Так мне не повезёт. Король Элессар принял предложение Мордора. Рохан согласен. Переговоры состоятся послезавтра, в лагере в тридцати милях отсюда к югу.

— И Мордор ответил? — спросил Мерри.

— Да, — маг стрельнул взглядом в сторону притихшего младшего хоббита. — Да, Перегрин. Условием Саурона было отступление войск Запада к берегам Андуина. Арагорн просил в ответ сохранения жизни пленникам и гарантий их благополучия. Их привезут. Он лично.

— О… — вымолвил Мерри, не в силах сказать что-то более внятное. Пиппин яростно вцепился пальцами в его ладонь.

— Собирайтесь, — бросил Гэндальф. — Выезжаем через два часа.

*

Впервые за много дней этим утром ветра запада и востока не вступили в спор за главенство в небе, и хмарь Мордора не преодолела хребта Эфель Дуат. Небо разъяснило, а восстающее над горами солнце быстро прогнало прочь утренний холод и сдёрнуло с долин туманную дымку. Среди Людей это было сочтено добрым знаком, предвестием удачи.

Большая часть войск ушла к Андуину. Роххирим распоряжением Теодена отводил Эомер, главенство над воинами Гондора Арагорн передал Имрахилу. И Эомера, и князя Дол Амрота в войсках знали и почитали, доблесть обоих воинов никто не подумал бы подвергать сомнению; оба назначения были обоснованы и разумны, оба воина свои назначения приняли скрепя сердце. После отхода основных войск в составе свиты Теодена и Арагорна остались двадцать роххирим и двадцать гондорцев, пятнадцать Следопытов, два хоббита, Гном, Эльф и Маг. В числе роханских Всадников в свите Теодена тайно осталась Эовин. Об её присутствии знал только Мерри. Этот секрет он не рассказал даже Пиппину (тем более — ему) и теперь терзался беспокойством и виной. Сам Мерри мог только пообещать себе, что, если придётся, отдаст за Эовин жизнь, и надеяться, что Эомер и Теоден когда-нибудь простят ему этот вынужденный обман.

К полудню отряд Королей ступил на зелёные равнины Итилиена. День продолжал радовать солнцем, а небеса сияли чистой лазурью; под весенним теплом оживала страна. Лица Людей светлели при виде порхающих среди деревьев птиц, молодой листвы и пестреющих в траве цветов. Здесь жизнь вставала наперекор теням восточных Гор и Тьме, которую они за собой скрывали. Даже Пиппин немного развеселился, глядя на цветы и на солнечный день, и припомнил Лориэн; Леголас рассеянно улыбался и тоже думал о чём-то своём. Не доезжая двадцати миль до Перекрёстка, отряд Арагорна и Теодена встретился с небольшой группой всадников, ехавшей навстречу.

Выглядывая из-за плеча Всадника, за чьей спиной сидел, Мерри видел, как тепло и дружески приветствовали друг друга Арагорн и предводитель чужого отряда. Из-за Великого Андуина, из-за хребта Мглистых Гор, по зову своего Вождя явились Следопыты. Они пришли с далёких северных зимовищ, от озера Эвендим, настигнутые поздними вестями из Дольна. Вел их Торвегил, старинный друг Арагорна. Вместе со Следопытами пришли сыновья Элронда, Элладан и Элрохир, они привезли послания от отца. В свою очередь Арагорн и Гэндальф не стали скрывать своих новостей.

— Я думаю, отец это предвидел, — проговорил Элладан после недолгого молчания. Краткая радость от встречи сменилась на его лице выражением горькой обречённости. — Боюсь, я не могу ничего сказать тебе в утешение, Арагорн. Лишь то, что наша поддержка при любом исходе остаётся с тобой. Видит Создатель, ты и сам знаешь: ты встаёшь на опасный путь, сгубивший до тебя не одну невинную душу. А что ты скажешь, Митрандир? Твои труды и опыт в противодействии Врагу превосходят знания любого из нас.

Гэндальф невразумительно покачал головой.

— На этот вопрос я тебе не отвечу. Вместо этого сам попрошу тебя о помощи. Наша связь с Элрондом прервана, а мне нужно передать срочную весть ему и в Золотой лес.

— Мы пошлём сообщения с сойками, они доставят послание дней за семь, — сказал Элрохир. — И брат прав, это станет для отца горькой, но не нежданной новостью. Не хочу говорить это вслух, но, боюсь, пришло время Лотлориэну и Имладрису разделить судьбу Гондолина, Нарготронда, Дориата и Эрегиона. Однако произойдёт это не раньше, чем настанет срок. Да! Глорфиндейл тоже скачет тебе на помощь, Эстель. Он выехал из Имладриса в середине марта, но Асфалот обгонит сам ветер. Скоро друг будет здесь.

— Эта новость, как и наша встреча — одна из немногих радующих в последние дни новостей, — проговорил Теоден.

— Надеюсь, и не последняя, — отозвался Арагорн.

*

Назначенного места отряд достиг в вечерних сумерках второго дня. С угрюмой настороженностью Арагорн оглядывал укрывшуюся вечером пустынную долину на берегах безымянного ручья. Ручеёк был неглубок, брал своё начало не с предгорий, а из холодных подземных ключей, и это обещало пригодную для питья воду. Он тёк дальше на запад, через пустоши и болотистые луга, несколько десятков миль спустя встречаясь с Андуином. Плоские берега ручья заросли низкой сорной травой и были лишены возвышенностей и скал; тощие деревца у воды и заросли дикого овса не могли стать укрытием стрелку или шпиону. Местность была предложена Сауроном не зря. Широко распахнутый простор не оставлял бы шанса для засады, но и разбитый лагерь будет здесь открыт всем четырём сторонам и их ветрам. Арагорн посмотрел в синее вечернее небо. Первым сошёл с коня.

До наступления темноты поставили походные шатры, всадники расседлали и стреножили коней, пустив их пастись, часовые выбирали жребий первого дежурства. Вместе с мягким вечерним сумраком на долину постепенно опустилась тишина, но беспокойства прежних ночей она с собой не принесла. От невидимого в темноте ручья неслись шорохи камыша, говор воды, лягушачье кваканье. Тонкий слух Леголаса и сыновей Элронда мог уловить тоскливый вой одинокого волка, но доносился он с севера, издалека, от равнин Ниндальфа или с Мёртвых топей. С треском влажных веток занялись костры, нарочно густо дымившие, чтобы отогнать слетевшийся к добыче рой молодой голодной мошкары. Пиппин впервые с тоской подумал о минувшей зиме и с завистью глядел на эльфов, которым кусачие насекомые были явно нипочём.

— Где справедливость? — спросил он, подсаживаясь к костру рядом с Мерри. — Подумать только: если ты эльф весь из себя, то и даже чесаться не обязан? Ещё бы они на меня не летели, зверьё это! Мне кажется, я пахну так, что орк рядом зарыдает горькими слезами. Эх, а помнишь нашу баньку в Бакленде...

Мерри притворно закатил глаза.

— Что за капризы, Пип? Стоило ли в поход идти, если ты знал, что не будет тебе здесь ни ванны, ни мочалки? Ни полотенца, ни скребка для ног?

— Да, я не жалуюсь, — Пиппин подозрительно быстро пошёл на попятную. — Но пока искал, где тут хотя бы одуванчик какой-нибудь растёт, чтобы укусы себе натереть, в крапиву влез. Ох, жжёт, зараза! А этим всё нипочём! — он мотнул головой.

— А я Бомбадила вспомнил, — признался Мерри. — С ним, кажется, всё было бы по плечу, всё легко и просто. Даже здесь, я думаю… Не знаю, правда, с чего мне вспомнилось: он и Златеника.

— Эх, да, — со значением протянул Пиппин. — Ведь мировой дядька, этот Бомбадил! И мне жаль, что пойти он с нами не мог, но так и сказал ведь.

— Спой песню, Пип, — помолчав, попросил Мерри.

Пиппин вытаращил глаза:

— Ну и дела! И ты туда же? А знаешь, ты прав: если и петь песни, то, наверное, стоит делать это тогда, когда всё валится и крушится, и, вообще, идёт из рук вон плохо.

Однажды в солнечный денёк,

Пошёл я в лес гулять.

Забрёл в любимый уголок,

Где славно отдыхать.

В мешке моём бутыль вина,

Пирог один-другой.

И трубка — знал, что дотемна

Вернусь к себе домой.

Мягка июньская трава,

Пел птиц мне звонкий хор,

Дарили тень свою древа,

Сомкнув листвы узор.

Бежали тропки вникуда,

Мешок стал попустей.

Когда опять вернусь сюда,

Возьму с собой друзей.

— Хорошая песня, — одобрил Мерри.

*

В безветрии тёмного предутреннего часа из нарушаемой одним лишь шорохом ручья тишины донёсся серебряный голосок звенящих колокольчиков — звук настолько неуместный, что он показался недобрым и зловещим. Караульные встревожено вслушались в ночь. В костёр споро подбросили дрова. Кто-то припомнил вслух истории про Мёртвые болота с их нетленными мертвецами, про блуждающие огоньки, зовущие прочь от тропы в самую глубокую топь. На болтуна зашикали — истории эти и без того хорошо знали. Вспомнились другие байки: о предвестниках беды, о нежити, что ходит, неупокоенная над могилами, бряцает оружием в костистых руках. Но вот к весёлым бубенцам присоединился другой звук — перестук лёгких копыт. Звон колокольчика, тишина и снова перестук. Плеск ручья, который был кем-то преодолён. Сквозь полумрак проступил силуэт светлой лошади; караульные подняли факелы, готовясь встретить во всеоружии незваного пришельца.

— Айа, меллониа⁽¹⁾! Я прибыл с миром, друзья!

Арагорн, спешно вышедший из шатра встречать гостя, нашёл Глорфиндейла греющимся у костра. Эльф о чём-то негромко говорил с кем-то из знакомых дунадан; гондорцы же с восхищеньем поглядывали на великолепного эльфийского коня, а роххирим сразу признали в Асфалоте благородную кровь потомка меарас.

— Рад видеть тебя, хотя и не ждал так рано! — сказал Арагорн, пожимая другу руки. — Как тебе удалось найти нас?

— О вашем пути я узнал от Имрахила из Дол Амрота. Я встретил его разведчиков на Дороге день назад, а они проводили меня к командиру. Эти края мне хорошо и печально знакомы, Эстель. А после того, как Имрахил рассказал мне новости, я спешил так быстро, как только мог. Гнал коня весь день и всю ночь, боясь не успеть.

— Пойдём, — сказал Арагорн, показывая гостю путь к шатру. — Поешь и отдохнёшь. Разговоры потом.

— Мой род давно и трудно противостоял козням Врага, — заговорил Глорфиндейл после того, как подкрепил силы мирувором и лепёшками. — В годы, когда Великая Тьма грозила нам с Севера, ей противостояли мои братья, Майтимо, Артафиндэ и Финдекано. Но самому мне не довелось встретить Саурона в бою.

Из-за отдёрнутого полога шатра внутрь проникал серый утренний свет, вчерашнее радостное солнце сегодня вставало в серой завесе дождливых облаков. Снаружи уже слышались шаги и голоса — лагерь просыпался. Встав с места, Арагорн прошёл по шатру, чтобы разогнать кровь и прогнать тупую тяжесть в голове. Этой ночью он не смог сомкнуть глаз, как и предыдущей. Бодрящий мирувор возвращал силы только на время, а потом усталость брала своё вновь.

— При штурме моего города Саурона не было среди ангбандских войск. Войска Моргота привёл к стенам Гондолина Готмог, — продолжал Глорфиндейл. — Но всё же, как позже выяснилось, я повстречал Его однажды и даже долго разговаривал с Ним. В Эрегионе, куда Он приходил под личиной Аннатара. Это было в 1595 году Второй Эпохи, в последние наши спокойные лета.

— Ты никогда об этом не упоминал, — с удивлением сказал Арагорн.

— Раньше этому не было причины. Об этом знали немногие: Элронд, Келеборн, Владычица Галадриэль. Да, Эстель. Сразу после моего возвращения в Средиземье мне довелось побывать в прекрасном Ост-ин-Эдиле, и, представь себе: я, Келебримбор и наши друзья часто беседовали с Ним. Подолгу. Никто из нас не заподозрил тогда этого обмана. После падения Эрегиона, намного позже, в Войне Союза я нарочно искал Его на полях битвы, но скрестить мечи нам опять не пришлось. Вместо меня Гил-Галад заплатил страшную цену мести за наших братьев. Но об этом мне не нужно тебе рассказывать.

— Я буду рад услышать какой-нибудь совет от тебя.

— Совет какого рода? Гэндальф прав: судьбу Средиземья отныне решают Люди, — Глорфиндейл замолк, словно что-то вспомнив. — Мне, наверное, не нужно напоминать тебе о судьбе Майтимо, которую он встретил, когда отправился на переговоры с Врагом тех лет. Как и ты.

Арагорн невольно рассмеялся:

— Боюсь, здесь ты немного запоздал с добрыми предупреждениями. Пришпилить меня к скале Враг успел. Но, кажется, Мораннон в Его мыслях не Тангородрим, и я там показался не к месту.

Эльф укоризненно покачал головой.

— Я вижу, людская привычка странно шутить тебе не изменила. Может быть, и к лучшему. Могу добавить только одно и, думаю, Элронд сказал бы то же, будь он сейчас здесь. Ты — вождь и предсказанный Король, Арагорн. Тебя к этому готовили всю твою жизнь. Верь своему сердцу. Но, не забудь: будь умнее своих предков.

— И это не совсем тот самый совет, который я ждал. Но благодарю. Приложу усилия.

— Надеюсь. Я знаю, меллон нин⁽²⁾, ты бы хотел услышать от меня и другие вести. Но вряд ли я поведаю тебе что-то отличное от слов Элладана и Элрохира. Одно несомненно: тебя ждут. И, похоже, будут ждать вечно.

— В другой раз это стало бы для меня радостной вестью. Но не сейчас.

— Я понимаю, — сказал Глорфиндейл. — Я тоже принял решение. Пусть время Эльфов уходит, но в этом последнем противостоянии дом Финголфина не отвернётся от союзников. Я знаю Саурона. И я хочу услышать, что Он скажет, и у меня тоже найдётся, что Ему сказать.

* * *

К великому удивлению Мерри, завтрак они с Пиппином самым бессовестным образом проспали. Ещё удивительнее оказалось то, что никто не явился их будить. И всё-таки приятно было обнаружить добрую заботу о себе: им предусмотрительно оставили еду и напитки — ровно по хорошей хоббитской порции для каждого. Мерри такие щедрость и забота отчего-то показались подозрительными. Как выяснилось, небезосновательно. После сытного завтрака Пиппин с самыми лучшими намерениями отправился благодарить Гимли и Леголаса. Вернулся он вконец разобиженный.

— Ты представляешь, меня даже не пустили! У них опять собрание какое-то, а мне велели здесь сидеть и не высовывать свой нос. Так и сказали!

Это Мерри не сильно удивило: в последние дни он частенько ловил на себе косые взгляды Гэндальфа и обеспокоенные — друзей. Кстати шевельнулось давнее воспоминание об угрозах и мешках.

— Пойдём. Лепёшек захвати.

Солнце, должно быть, поднялось уже высоко, но убедиться в этом было ой как непросто: небо опять затянули низкие серые облака. Для наблюдения Мерри выбрал укромную полянку футах в двухстах от лагеря. Трава здесь была немного выше, а хоббита с его-то ростом надёжно укрывал верный лориэнский плащ. О происходящем в стане Арагорна разведал языкастый Пиппин, успевший уже перекинуться словом с кем-то из знакомых гондорцев и подслушать чей-то чужой разговор.

— Прибудут в два пополудни — так заранее было оговорено. Недолго уже осталось. Говорят, что, конечно, с Ним будут те же… Чёрные Всадники, только теперь они прилетят. На этих самых… злобных летучих страшилищах. Представляешь?

Мерри закусил обгрызенный почти до крови ноготь.

— Ясно. А что ещё? Гэндальфа ты не видел?

— Нет. Снова пытался в шатёр Арагорна пробраться, пролезть потихоньку, но стражник меня заловил. А Гимли и Леголас тоже мне… хороши друзья! Даже не вышли. Как будто меня всё равно что нет…

— Что ещё?

— Не знаю. У них там какие-то тайны секретные. Подумать только, от нас! Вроде бы кто ночью приехал. Из Ривенделла или из Лориэна. То ли эльф, то ли Следопыт. Не знаю. Знакомый мой имени тоже не знал.

— А о встрече что-то ещё говорили? А если это всё-таки ловушка?

— Приказ Короля — первыми оружие не обнажать, и луки не поднимать. Парламент неприкосновенен. Видно, Бродяжник и впрямь думает, что Он будет говорить.

Далёкий пронзительный острый взвизг рассёк повисшее между ними молчание. Хоббиты невольно пригнулись, прикрыли головы руками и одновременно обернулись, вглядываясь в низкое серое пасмурное небо. За пелену облаков взгляды не проникали. Схватившись за руки, хоббиты неотрывно глядели на восток и ждали, затаив дыхание. Текли минуты, что-то неотвратимо приближая. Тени внезапно затемнили свет. Чёрные силуэты летучих тварей возникли словно бы из пустоты, вдруг спадая с неба на притихший лагерь. Их было девять. Ничего подробнее хоббитам разглядеть не удалось. Чудища вдруг резко снизились, и только резкие хлопки кожистых крыльев стали преградой на пути падения. Один, другой, третий… Они приземлились на поле. Поводя крыльями, твари перекрикивались недовольными пронзительными голосами, и вдруг все замолкли, точно враз одёрнутые мысленным приказом.

— Ты их видишь, Мерри? — повторял Пиппин. — Видишь?

Мерри просто остолбенел, таращась во все глаза. Широко распахнутые крылья чудовищ мешали что-то рассмотреть. Но потом среди прибывших началось какое-то движение. Кто-то спрыгнул со спины одной из тварей и, кажется, подал руку, помогая выбраться из седла своему соседу в капюшоне и плаще. И нет, конечно, тот, второй, был не гном, не орк и не человеческий ребёнок.

— Мерри! — не веря глазам, завопил Пиппин. — Это же они! Они!

И Пиппин вдруг припустил через луг так стремительно, что только пятки засверкали. Мерри даже не сразу сообразил, что его сумасшедший родич бросился в одиночку против восьмерых назгулов. И, конечно, теперь у Саурона будет четверо заложников вместо двух. Почему четверо? Потому что сам Мерри нёсся следом за Пиппином, с трудом представляя, что ему предстоит делать: оттаскивать Тука за шиворот в безопасное место или помогать ему вызволять из рук Врага друзей.

— Фродо! — звал Пиппин. — Фродо! Сэм!

Болван! Безалаберный болван! Мерри бежал так быстро, что в боку закололо, а сердце колотилось под горлом часто и бешено. Он увидел, как Пиппин замедлился перед самой мордой летучей твари, очевидно, даже не задумываясь, что ей достаточно только ленивого движения зубастой пастью, чтобы один глупый хоббит лишился головы. А потом Пиппин влетел в чьи-то широко раскрытые объятия — и, кажется, то был Фродо. А рядом стоял Сэм, улыбаясь… — «Улыбаясь?» — немного смущённой и широкой улыбкой.

— Мерри! Мерри! — орал Пиппин. — Это Фродо! Сэм!

Мерри споткнулся и едва не покатился кубарем, пытливо всматривался в знакомые лица друзей, одновременно замечая, насколько они осунулись и похудели. Но на лице Фродо он к своей радости разглядел искреннюю улыбку. Мерри в неверии дотронулся до руки друга, будто опасаясь, что это какой-то хитрый морок.

— Они! — орал Пиппин, захлёбываясь восторгом. — Мерри, это же они!

— Отдышись, хоббит, — посоветовал сверху чей-то звонкий смешливый голос. — А то ведь сердце из груди выпрыгнет.

Мерри поднял голову и увидел, как возница их друзей немного приспускает с головы капюшон плаща. К своему изумлению Мерри обнаружил, что перед ним не призрак и не иная неживая жуть, а юноша: высокий, синеглазый, с приятным лицом и со светлыми волосами, собранными в косу; кажется, совсем не страшный.

— Так вот какие эти хоббиты из Шира. И это за ними набегался Кхамул?

— Видишь, теперь ты сам можешь оценить всю глубину его страданий, — вполне себе весело отозвался второй Всадник, и Мерри всполошено обернулся уже к нему. Он тоже был высок, этот человек, смотревший вовсе без злобы, с любопытством. Всадник снял тяжёлый капюшон, провёл ладонью поверх примявшихся чёрных волос, укрощённых на эльфийский манер тонким серебряным обручем. Мерри откровенно растерялся. Под капюшоны назгулам он, конечно, прежде не заглядывал, но почему-то всегда думал, что они должны бы выглядеть… иначе. Да и одежда их вовсе не была похожа на бесформенные балахоны, виденные ранее: в тонкой щели раскрывшегося тёмного плаща сверкнула серебряными пуговицами одежда. Тянущим запоздалым холодом Мерри вдруг обожгло понимание, что здесь должен бы присутствовать кто-то куда более чудовищный и страшный. Мерри затравленно огляделся через плечо, шаря глазами по сходящим с сёдел фигурам. Их лица были скрыты, но ни один на роль Властелина Мрака, кажется, не походил. А может быть, Саурон надел Кольцо и сам невидим?

— Вот и послы, — провозгласил Всадник и скрестил на груди руки, глядя, как со стороны лагеря через поле приближаются парламентёры Короля. Первым на завидном расстоянии от всех спешно вышагивал Белый маг в сияющих одеждах. Он остановился в двух десятках футов и воззрился — напряжённо, яростно нахмурившись. Такого страшного взгляда у Гэндальфа Мерри никогда прежде не видел. И так маг смотрел именно на них.

Но, подняв голову, Мерри успел увидеть лёгкую улыбку, мелькнувшую на губах Всадника, его едва заметный наклон головы.

— Ну, здравствуй, Олорин, — три нарочито разделённых слова, исполненные глубоким чистым голосом, разбились, осыпаясь в тишине звенящими осколками. Шеи Мерри коснулись холодные мурашки, а сердце сжалось от непонятного щемящего чувства. Спешившие позади Гэндальфа люди замешкались и замерли, будто засомневавшись в своём праве сделать дальше хотя бы шаг; Мерри не потребовалось волшебное чутьё, чтобы ясно ощутить, как между собеседниками соткалась в воздухе и туго натянулась невидимая тонкая струна.

— Здесь и сейчас моё имя Митрандир, — невыразимо и совершенно чуждо отвечал на приветствие Гэндальф. — Здравствуй и ты… Саурон Тёмный.

Саурон?

Мерри едва не поперхнулся вздохом и постарался не осесть на ставших ватными ногах. До Пиппина, наконец, тоже дошло, с кем именно рядом он стоит. Он округлил глаза, побледнел и открыл было рот, но Фродо оттащил его за шиворот в сторону, знаком приказав молчать. Мерри и сам попятился к друзьям, но всё же не удержался от того, чтобы разок украдкой посмотреть вблизи на Чёрного Врага. Тот на трепыхания хоббитов подле себя не обратил ни малейшего внимания. Саурон был слишком занят тем, что сверлил взглядом Гэндальфа, а маг в свою очередь сохранял вид непоколебимой белой статуи с бесчувственным лицом. Поглядев на Фродо с Сэмом, Мерри с облегчением убедился, что для бывших пленников они не выглядят такими уж изнурёнными и замученными. О невидимых под одеждой ранах или увечьях речь, похоже, тоже не шла, и Мерри позволил себе, наконец, перевести дух.

— Что ж, я уважаю твой выбор имени и приму его. Митрандир… А теперь скажи мне, от чьего лица ты стоишь сейчас передо мною?

И снова — виданное ли дело! — хоббиты увидели, как смешался Гэндальф, утеряв на миг самообладание.

— От лица всех свободных Народов Средиземья, — ответил маг.

— О, ясно, — Саурон открыто улыбнулся. — И это очень мудро. Тем более что все они как раз присутствуют здесь, на этой встрече. Включая тех, о ком я прежде ничего не знал, — он поглядел на Мерри и Пиппина, и взгляд его был на удивление весел.

— Здравствуйте, хоббиты из Шира. Ты, следовательно, Пиппин? Перегрин Тук, певец и сочинитель песен? Ну, не бойся меня. Я вам отнюдь не угрожаю. И, признаю, мне очень хотелось на вас обоих посмотреть.

Пиппин сумел держать себя на удивление достойно, хотя по бледности лица сравнялся уже с ныне серой тканью своего плаща. Он низко поклонился и ответил в землю:

— Ты угадал моё имя, господин. Здравствуй тебе.

— И Мерриадок Брендибак, — Саурон внимательно посмотрел на самого Мерри, и тот поспешно отвесил глубокий поясной поклон.

— Да, господин. И я желаю здравствия.

К этому моменту и вступили на поляну короли Арагорн и Теоден в окружении свиты. Голову Арагорна венчал золотой обруч или венец, кольчугу прикрыло чёрное сюрко, украшенное серебряным гербом дома Элендила. Теоден был облачён в нарядные одежды роххирим. Свой полный боевой доспех король Рохана не надел, оставив вместо него тонкую кольчужную рубашку. Плащей и оружия у обоих не было.

— Саурон, правитель земель Мордора, — ровным голосом церемонно произнёс Арагорн. — Приветствую тебя!

— Приветствую тебя, — глухо повторил Теоден. Король Рохана сохранял величественный вид, но в голосе слышимо обнаружило себя смятение. Даже прознав о настоящем облике Врага, увидеть его вот так, вблизи, воочию король Рохана оказался не готов.

— И я приветствую вас. Элессар, наследник трона Гондора, и король Теоден, правитель Рохана, — с изысканной любезностью ответил Саурон. — Я рад, что эта наша встреча состоялась, несмотря на столь многие препоны, которые ставила на этом пути судьба.

Мерри едва сдержался, чтобы в своём неверии не начать тереть глаза руками. Вот они стояли перед ним, друг напротив друга — Властелин Мордора и Короли Людей. Должно быть, об этом некогда расскажут немало сказов. Если останется, кому их сказывать.

Судя по неуверенным переглядываниям окружающих, подобные мысли пришли в голову не ему одному.

Гэндальф опёрся на посох, внимательно вглядываясь в лица хоббитов, стоявших за спиной Властелина.

— Саурон, ты заверял нас в своей доброй воле и искренних намерениях о мире. Позволь же хоббитам уйти.

— О, я их вовсе не держу, — сказал Саурон и повернулся к Фродо и Сэму. — Как видите, своё обещание я сдержал — вы здесь, среди сородичей и друзей. Теперь я возвращаю вас им залогом мирных намерений Тёмной страны.

Фродо поклонился. За ним и Сэм.

— Мы благодарим тебя.

— Принимаю благодарность. А на будущее совет: не забредайте больше в Мордор без моего на то согласия.

Саурон коротко по очереди взглянул на бывших пленников и обратился к Арагорну:

— Итак, Элессар, сын Араторна, ты тоже видишь: я сдержал данное слово. Ваши маленькие друзья целы и невредимы. Ты звал меня и дал понять, что вы согласны говорить со мной.

— Мы готовы вести переговоры, — Арагорн указал на стоящий в отдалении шатёр. — Но… без оружия, Саурон.

Тёмный Властелин прищурился.

— Что ж, справедливо, — заметил он. — Я готов предстать без оружия и прийти в твой лагерь с надеждой, что Светлые воины знакомы с рыцарской честью и верны своему слову. Уругзан!

Высокий назгул с лицом, сокрытым капюшоном, помог своему господину расстегнуть ремень заплечных ножен. Саурон снял плащ; в робком свете дня сверкнула серебряная сеть богатой вышивки на надетой поверх туники длинной чёрной котте; чистым блеском отозвался пояс из серебряных пластин. Ножен на нём закреплено не было. Саурон развёл в сторону руки.

— Другого оружия у меня при себе нет.

— Я обещаю, что ни одна стрела, меч, кинжал, копьё или что иное не поднимется против тебя, — произнёс Арагорн. — Древние законы парламента мы чтим. У тебя есть моё слово.

Гэндальф перехватил посох и сделал шаг вперёд.

— Если ты так стремишься к честности, Саурон, то оставь и Кольцо.

Мерри вздрогнул. На лицах окружающих отразились все те эмоции, что в данный момент владели им — а у него сердце ушло в пятки. Гэндальф крепко стиснул руками посох, губы его сжались в линию. Саурон сузил глаза, и все присутствующие, захолодев, вновь ощутили, как две невидимые мощи угрожающе воспряли и застыли, готовые вот-вот схлестнуться в схватке. Мерри услышал, как за спиной Арагорна сдавленно охнул Леголас. Король поднял руку, намереваясь что-то сказать, но страшный морок вдруг разбил смех Саурона.

— Кольцо — не оружие. Только глупцы могут так считать, — он поднял руку и начал неторопливо расстёгивать ремешки перчатки. — Кольцо — инструмент. Правда, лишь мой.

— Это путь к могущественной силе, — заметил Гэндальф.

— Да. И эта сила — я. Хочешь, чтобы я оставил где-то часть себя? А ты оставишь здесь свой посох, Митрандир? — Саурон стащил перчатку, повертел кистью, позволяя всем оценить пленительный блеск золота, не утративший своего великолепия даже под сумрачным невзрачным небом. — Хорошо, да будет так! Если это тебя успокоит. Зайанхин!

Другой Всадник — высокий, смуглый, поднёс Властелину Мордора распахнутый ларец. Саурон невозмутимо снял с пальца Кольцо и положил внутрь. Всадник быстро запер ящик и унёс его куда-то прочь.

— Ну что ж, — насмешливо сказал Саурон, взирая на Гэндальфа. — Стало теперь легче? Я больше не выгляжу таким страшным? Может быть, мне ещё что-нибудь оставить? Или тебе? — он многозначительно взглянул на посох Главы Ордена.

— Я старый и усталый человек, — повёл плечами Гэндальф.

— Ой ли?

— Я думаю, мы видели достаточно доказательств твоих мирных намерений, Саурон, — сказал Арагорн. Мерри выдохнул с облегчением. Бродяжник, по всей видимости, посчитал нужным вмешаться в откровенно странное противостояние двух чародеев, вылившееся в словесные уколы. Наиболее странно это выглядело в поведении Гэндальфа.

— Прекрасно, — Саурон повернулся к слугам и сказал им несколько слов. Пятеро Всадников тут же отстегнули мечи с поясов и последовали за Сауроном. Трое остались охранять Кольцо. Если Саурон и переживал новую разлуку со своей драгоценностью, то внешне он никак это не показал. Пиппин вцепился мёртвой хваткой в рукав Сэма, будто боялся, что тот вот-вот испарится, Мерри же не выпускал ладонь Фродо из своей руки.

— Ну как вы? — шепнул он только тогда, когда процессия, в хвосте которой они шли, ушла далеко вперёд, и хоббиты удивительным образом оказались только вчетвером. Сам Мерри кусал губы. У Пиппина от избытка чувств глаза были на мокром месте. Фродо успокаивающе улыбнулся.

— А помнишь, Мерри, тогда, в Бакленде… как вы меня вдруг огорошили новостью, что, дескать, пойдёте со мной — и точка! С Врагом воевать собрались! Могли разве мы тогда подумать, докуда сподобимся дойти? Не волнуйтесь. Всё хорошо. Нас, правда, там не обижали.

— И не… — выпалил Пиппин и сконфуженно прихлопнул рот. Сэм насупился.

— Я думаю, Саурон с самого начала полагал использовать нас заложниками для переговоров, — спокойно продолжил Фродо. Для себя он решил зря не распространяться про их с Сэмом пребывание в Барад-дуре и Сэма о том же попросил. — Нас просто держали под замком. Даже и не расспрашивали ни о чём толком. Имена и кто мы такие.

— Да что с нас спрашивать-то! — не удержался Сэм. — Он и так лучше нас обо всём знал. Всю эту нашу затею, откуда пришли и зачем. И ждал нас у самого Ородруина. Это я к тому, что мастер Фродо Кольцо почти до цели донёс! А чего ему это стоило, вы и представить не можете! Я так Гэндальфу и скажу. И всем остальным докажу, если потребуется!

— Да зачем всем об этом доказывать? — удивился Пиппин. — А как вы вообще про Гэндальфа узнали? Мы же сами…

Договорить ему не дали. Фродо и Сэм вдруг оказались в объятиях Леголаса. Эльф по очереди прижимал их к груди, что-то невнятно бормоча на своём языке.

— О, хвала светлой Элберет! Меллониа нин! Кормамин линдуа эле лли. Какая радость в моём сердце — вновь видеть ваши лица и слышать ваши голоса! Но здоровы ли вы?

— Да, — смущённо ответил Фродо, отвечая на объятия. — И мы счастливы не менее — увидеть вас всех снова. А… где Гимли?

— Он здесь в лагере. Он будет так рад вас видеть! Пойдёмте скорее!

Леголас повёл хоббитов за собой. Фродо обернулся через плечо и посмотрел на сияющий белизной шатёр, разбитый посредине пустого поля. Возле откинутого полога встали на страже воины Гондора и двое Всадников из свиты Саурона. На лицах и в позах первых читались растерянность и беспокойство от вынужденного соседства и отсутствия мечей на поясах. Вторые же, хоть лица их и были скрыты капюшонами, оставались внешне совершенно спокойными и неподвижными — даже безоружные они были уверены в собственных силах и в силах своего господина.

— Значит, теперь всё может быть решено? Короли согласились на переговоры, и война действительно может закончиться? — шёпотом спросил Фродо у Леголаса.

— Я не знаю, — тихо ответил Леголас. — Не так всё просто, увы. Пойдёмте. Думаю, вы не откажетесь поесть и отдохнуть.

Под пологом палатки их встретил торжествующий рык — это Гимли бросился навстречу хоббитам с распахнутыми объятиями.

— О, Махал! Это и вправду вы! Вы не ранены? Кости целы? Голодны? В порядке? А?

— Не сейчас, Гимли, — отстранил его Леголас и обратился к хоббитам. — Мне действительно нужно осмотреть вас. Ваши раны…

— Да нет у нас ран, — с каким-то вызовом ответил Сэм. — Плечо мастеру Фродо залечили, которое паук ужалил на том перевале. Оно и зажило полностью.

— И всё-таки…

— Я понял, — устало сказал Фродо, расстёгивая пуговицы на рубашке. — Им просто нужно убедиться, что нас не пытали и не допрашивали. Снимай одежду, Сэм.

— С нами действительно ничего не делали, — сказал надувшийся Сэм, но принялся стаскивать куртку. Гимли смущённо помялся и вышел из палатки. Фродо уже снял рубашку и штаны и стоял голый. Леголас пробежал чуткими пальцами по его конечностям, суставам, мгновением дольше задержался на левом плече, некогда раненом клинком назгула. Потом аккуратно коснулся бывшей раны от жала Шелоб — от неё остался лишь розоватый шрам — извинился и разрешил одеться.

Сэма он осмотрел ещё быстрее. Едва хоббит успел натянуть штаны, как в палатку ворвался взъерошенный Гэндальф.

— Ну? — громко выпалил он с порога. Леголас развёл руками.

— Они целы, невредимы. Рана была у Фродо, она и впрямь похожа на укол от жала паука, но теперь всё действительно зажило. И я не ощущаю на них следа чёрного колдовства.

— А что, оно прям обязано было на нас быть? — пробурчал Сэм. — То-то я вижу, как вы ждали этой встречи.

На мага он теперь даже не смотрел. Гэндальф хмуро поглядел на Сэма и подошёл к Фродо.

— Позволь мне посмотреть, — попросил он. Фродо расстегнул ворот рубашки. Гэндальф дотронулся сухими пальцами до его кожи. Прощупал плечи: сначала правое, затем зачем-то левое.

— Это так, — пробормотал он. — Кто-то вылечил его... очень искусно.

— Саурон? — растерянно спросил Леголас.

Но Гэндальф не ответил, помрачневший лицом он долго ощупывал левое плечо хоббита. Потом вздохнул и, помедлив, опустился на колено перед Фродо.

— Прости меня, Фродо, — он положил ему на плечи тяжёлые ладони. — Я подверг вас ужасному испытанию. И ты прости меня, Сэм, прошу. Храбрее и смелее вас двоих я никого не встречал, сколько живу на свете. Простите меня… друзья мои.

— Я не выполнил свой долг, Гэндальф, — произнёс Фродо. Мерри показалось, что он вовсе не слышит в словах друга никакого сожаления, просто очевидное признание случившегося.

— Ничего, — ответил Гэндальф. — Мне нужно идти, но позже я ещё зайду, и мы поговорим. А пока отдыхайте.

— Ну вот, опять пришёл, ушёл, напустил тайн каких-то, а объяснений не дождёшься, — пробурчал вернувшийся в палатку Гимли. — Ладно, вы ведь голодны поди? Эй, Пиппин, не сиди, давай тащи лепёшки и что-нибудь попить. Не всё ведь вы слопали за завтраком? Или всё?

Пиппин не ответил, вскочил, сверкнул сердито глазами и умчался куда-то. Гимли, прищурившись, поглядел на Фродо с Сэмом.

— Я в этих тайнах вообще ничего не понимаю, что за туман нагнал и зачем. Ведь вы и сами можете сказать, чем вас эти орки проклятущие лечили, и что Гэндальф такое важное увидел?

— Да что там рассказывать-то! — ответил Фродо. — Я долго лежал в бреду и многое помню смутно, но мне давали настой из трав и только. Сэм вот скажет. Сам же мне его давал и сам видел, как готовили.

Сэм яростно закивал головой.

— Ну, хорошо, — неуверенно проговорил Леголас. — Я тоже пойду. Если что понадобится, сразу дайте знать, я тут же приду.

Неловкость в воздухе, казалось бы, можно было рукой пощупать. Фродо вяло кивнул, огляделся и сел на свёрнутую скатку. Сэм по привычке уселся у его ног. Мерри остался стоять и невесть почему не знал, куда себя и деть; он даже не заметил, как из палатки тихо ушёл Гимли.

— Скажи уже, — заговорил Фродо, — как получилось, что на тебе и Пиппине такая одежда? Белое древо на чёрном — это что же — символ рода Элендила? Наш Тук — воин Гондора? А у тебя на одежде герб с изображением коня. Это же знак Рохана, так? Кто вы теперь такие? И расскажи, как получилось, что наш Арагорн стал королём?

Мерри незаметно вздохнул с облегчением.

— Да, знаешь, в паре слов тут даже не расскажешь, — не без доли гордости сказал он, усаживаясь рядом с друзьями. — У нас ведь тут всё тоже из огня да в полымя. Но да, я теперь оруженосец короля Теодена…

Он говорил и говорил, а друзья, сидящие напротив, слушали дивный рассказ об энтах, Роххирим и свержении власти Изенгарда. И всё же Мерри никак не оставляло неуютное чужое чувство, что пройдёт ещё немало времени, прежде чем все они снова смогут говорить как прежде — по-настоящему открыто и светло.

---

1) Здравствуйте, друзья

Вернуться к тексту

2) друг мой

Вернуться к тексту

Ступая под своды белого с золотом шатра, Арагорн без успеха гнал от себя мысль, что в эту минуту он совершает страшнейшую ошибку в своей жизни.

Ещё в далёкие юные годы, когда владыка Элронд поведал ему, молодому Эстелю Элфиниту правду о высоком происхождении его рода и о грядущем предназначении в противостоянии Врагу, Арагорн дал себе клятву стать достойным наследия великих предков. С тех пор немало лет прошло; он странствовал по миру, сражаясь с далеко протянувшимися щупальцами Тьмы, но лишь изредка подходил к самым границам Её сосредоточия. Глядя издали на восстающую в своей мощи Тень Мордора, он видел, с какой лёгкостью падают южные народы на её посулы. Так пали и нуменорские владыки в незапамятные времена. Из тех уроков прошлого потомки Элендила вынесли святой завет: с Врагом дел не иметь, в плен Его не брать и определённо не вступать в беседы. А ныне оставалось понимать и принимать, что некоторые обещания только в мыслях остаются хороши. Теперь, когда за плечами вставала судьба целого народа, исстрадавшегося от столетних войн, былая горячность юности ушла и пришла тяжесть выбора. Или невиданная глупость. Каким оно предстанет для потомков, это решение? Не будут ли когда-нибудь его сегодняшние деяния проклинать наряду с деяниями последних нуменорских королей? А был ли у тех иной выбор, если посмотреть? Сейчас Арагорн не был уже в этом так уверен.

И вот он садился за один стол с Врагом. И с ним садились верные друзья, прошедшие бок о бок весь долгий путь через лишения и трудности; подданные, увидевшие в нём символ надежды; союзники, которых он позвал навстречу злой судьбе. Справа от Арагорна сел Теоден с несколькими приближёнными своей свиты, по левую руку — Элладан и Элрохир с непроницаемыми лицами. Вошёл бесшумно Леголас, но место за столом не занял, впрочем, как и Гимли — они остались стоять в стороне: свидетели Горы и Леса, но не послы. Оба в переговоры не вступили, этим, возможно, нарушая тайные замыслы Врага, если они и были. Сам Саурон на своём лице разочарования не обнаружил: внешне совершенно безразличный он пересёк шатёр и сел в одинокое кресло напротив людских Владык, в перекрест растерянных, боязливых и откровенно враждебных взглядов. Откинувшись на спинку и слегка прищурившись, он пробежал глазами по лицам соседей по столу; на губы Врага легла лёгкая улыбка. Позади его кресла чёрными безликими фигурами замерли слуги. Капюшон опустил только один — высокий темноволосый человек с острым пристальным взглядом. Он встал у правого плеча Саурона, тем подчёркивая приближённый к Властелину статус.

Последним к столу пришёл Гэндальф.

Он пришёл прямо от палатки хоббитов, и Арагорн теперь жалел, что не успел перекинуться словом с магом и узнать хотя бы какие-то подробности. Сейчас в непроницаемом лице Гэндальфа невозможно было что-то прочесть. Маг молча сел по другую сторону стола. И наступила истинно неудобная тишина, прервать которую желающих не обнаружилось.

Как и предполагалось, молчание нарушил Саурон. Не посчитал он нужным и зря тратить время на отвлечённые предисловия.

— Итак, вы меня звали, и я пришёл. Пять дней назад ваши рога трубили у моих Врат, вызывая меня на поединок. Что ж, я их выслушал. И готов послушать дальше и поговорить.

И поздно было уже корить себя в опрометчивости: все здесь — Арагорн первым — ясно понимали, что появление союзнических армий Людей у Чёрных Врат для Саурона было не просто ожидаемым — полностью продуманным событием. Не зря же он так нарочито дразнил их в Пеларгире и на итилиэнских землях, не зря на всём пути они не встретили сопротивления. И не просто ждал — ждал людских Королей и принца Лихолесья у своего порога. Это очень неприятно было сознавать. В довесок ко всему Арагорн явственно понимал, что из всех хитростей Врага эта, конечно же, не была последней задумкой в списке.

Саурон снова пристально оглядел хранивших молчание слушателей, очевидно, что-то для себя решая, потому как дольше тянуть не стал:

— Пять дней назад мы едва ли не сошлись в битве. Думаю, о её возможном исходе каждый из нас уже сделал свои выводы. И, прежде чем вы, возможно, решитесь окропить кровью ваших войск эту видавшую достаточно войн землю, я предлагаю решение для всех присутствующих здесь. Залогом прекращения войны между нами я предлагаю мирный договор. Аграхил!

Договор, предназначенный правителю Рохана, неторопливо и подробно излагал приближённый Саурона. Его не прерывали ни словом, ни вздохом, но безотрывно следили за любым мелким жестом, будто опасаясь враждебного выпада. Но, поглядев на Теодена, Арагорн заметил, как медленно разжались до белизны сжатые в кулаки ладони короля роххирим, как что-то дрогнуло в бесчувственном бледном лице. Один из советников Теодена неуверенно кивнул, украдкой переглянувшись со своим соседом. Сам Арагорн до последнего слова втайне ожидал хорошо спрятанного хитрого подвоха. Но Аграхил внезапно замолчал и, подождав, с вопросительно поднятой бровью оглядел присутствующих. В прищуре серых глаз прислужника Врага Арагорну определённо не почудилась насмешка.

— Что ж, — после паузы заговорил Саурон. — По лично моему мнению, эти условия справедливы и выполнимы для тех, кто не намерен продолжать войну и дальше. Примите со мной мир, забудьте о прежних спорах. Тогда и у меня ссориться с вами больше не будет причин.

— Ты так считаешь? — жёстко вопросил Гэндальф; сидящие за столом люди одновременно вздрогнули, с них точно внезапно спало оцепенение. Лицо мага было суровым и мрачным, губы твёрдо сжаты, а вся его фигура в белых одеждах сейчас являла силу и величие. Точно таким же, вдруг подумалось Арагорну, — собранным и могучим Гэндальф выглядел в двух своих победоносных поединках с Саруманом; судя по узнаванию в глазах, Теоден — другой свидетель тех схваток — тоже это вспомнил.

— Да, — ответил резко Саурон. — Я считаю так. Я даже считаю за возможность простить Совету Магов и Эльфов их бесчестную попытку решить судьбу моего Кольца, которое им не принадлежало. Которое было у меня украдено. И я готов также простить обиду, которую мне нанесли отказом в ответ на мою вежливую просьбу о помощи в его возвращении.

Гимли аж крякнул.

— А что, были какие-то просьбы вежливые? — буркнул он себе под нос, но, к несчастью, сделал это не настолько тихо, как хотелось бы.

— А ведь именно к царю Эребора Даину Второму мы трижды посылали посла с просьбой о помощи в поисках вашего… Грабителя, — глухо напомнил Аграхил, а Саурон улыбнулся. Лицо Гимли побагровело, он надул щёки, вбирая в грудь воздух, но следующему уже, несомненно, грубому возгласу не дал прозвучать Леголас, сильно встряхнувший гнома за плечо.

Меж тем, отвлечённо думал Арагорн: условия, предложенные Врагом Рохану, на словах выглядели вполне приемлемыми. От Теодена требовали немедленно отвести всё его войско в пределы своих земель и дать священную клятву, что мечи роххирим никогда не будут подняты против Мордора, его союзников и вассалов ни открыто, ни тайно, а враги Мордора никогда не найдут в лице Рохана поддержки. Дань Саурон не называл, как и военный откуп, но требовал заключить с ним обязательный торговый договор, подозрительно похожий на союзнический. Кони Рохана пополнят мордорские стойла, но будут отобраны из табунов послами Мордора и куплены за золотую монету. Соглашение предполагало в себе и прочие условности, но они могли быть оговорены когда-нибудь потом и в добровольном виде. Арагорн совсем невесело подумал о том, что уставшим от войн роханцам такой договор однажды увидится вполне себе правильным и справедливым. Когда разорённые поля покроются новой зеленью, когда степи поглотят следы пепелищ, когда утихнут горестные песни, тот, кто принесёт в край конунгов мир и навсегда отведёт от них орочью угрозу, сможет с уверенностью быть назван ими Другом.

Но Теоден молчал и будто не замечал ищущие его внимания вопрошающие взгляды советников. Впрочем, и Тёмные, казалось бы, не ждали скорого ответа. Аграхил упомянул в речи «Гондор», и, призвав на помощь всё своё терпение и выдержку, Арагорн приготовился слушать условия, обращённые уже к нему.

Без особенного удивления он обнаружил, что в большинстве своём условия Мордора были им ожидаемы. Кроме требования немедленного отведения войск за Андуин и принесения клятвы о перемирии, такой же, как была предложена Рохану, от Гондора требовалось раз и навсегда отказаться от притязаний на земли Востока и Юга и признать неприкосновенными границы Кханда, Харада и Руна как вассальных владений Мордора. Со своей стороны Саурон вскользь упомянул обещание призвать к порядку жителей Умбара и постараться убедить их раз и навсегда остановить набеги своих беззаконных соотечественников на гондорские берега. Ясное дело, ни у кого из присутствующих не было сомнений, что стараться Саурону особо не придётся, а убеждения (если они будут) возымеют моментное действие. Сам Арагорн мысленно скривился при одном воспоминании о Пеларгире.

— Все земли Итилиэна от берегов Андуина и до самих Гор также отныне и навсегда переходят во владение и под покровительство Мордора… — невозмутимо продолжал Аграхил. При этих словах присутствующие гондорцы беспокойно встрепенулись.

— Итилиэн — древние исконные земли Гондора. Мордор не имеет на них никаких прав! — сказал Арагорн.

— А вот я припоминаю, что задолго до вас, пришедших с Нуменора, у этой земли были свои хозяева, — откликнулся Саурон, — они, кстати, просили меня вернуть им их землю, и я не отказал. И я не считаю, что спор из-за восточного берега Андуина должен стать Гондору причиной продолжать кровопролитную войну. Для вас, Людей, за Мглистыми Горами лежит целый нетронутый край и древние владения Арнора, которые долго стояли брошенными и теперь нуждаются в твёрдой правящей руке. Возможность навести порядок появилась, было бы только желание. Давайте же не будем спорить из-за малого во вред многому.

Арагорн помедлил, полагая, что будет разумнее услышать сначала все требования.

— Что ещё?

— О прочих условностях, уже не столь важных, мы сможем более подробно поговорить позже. Тогда, когда решим главный вопрос — будет ли вообще этот договор заключён. С тобой, Элессар, и с королём Рохана, — наклон головы в сторону Теодена и свиты роххирим.

— А я вот нахожу, что нам было бы полезно услышать заранее про эти столь не важные условности, о которых ты тут говоришь, — с твёрдым нажимом в голосе сказал Гэндальф. — Потому что неожиданно вдруг может получиться, что кто-то в твоих речах что-то не так поймёт, и это потом повлечёт путаницу и несчастья.

— О, вряд ли об этом стоит беспокоиться сейчас. И впрямь, не кажется ли тебе, Митрандир, что рано нам пока поднимать вопросы о караванных путях востока и юга, торговых соглашениях и сохранении границ земель народностей, не принадлежащих к родам эдайн, которые сейчас живут в пределах древних территорий Людского Королевства? Коли оно восстанет из пепла с возвращением на трон истинного Короля, мне было бы выгодно заранее всё это обсудить. В конце концов Средиземье и мой дом тоже. Но даже я осознаю, что этому можно найти более подходящее время.

Даже не эти небрежно сказанные последними слова, рисующие призрачное будущее с его безумными невероятностями, повергли Арагорна в оторопь. Хотя, и они тоже. Невиданным усилием он ухитрился сохранить невозмутимый вид перед лицом Врага и сумел удержаться от того, чтобы неподобающе не вытаращиться в ответ. Впору засомневаться, не повредился ли у него слух... Или это спятил Саурон? Всё выглядело так, словно Враг и в самом деле намерился заключать мир, и, более того: вздумал бдительно следить за его сохранностью и озаботился суверенными правами народов Средиземья, торговлей и путями. А чем ещё?.. Что это за безумие? Или неприкрытая издёвка? Заныл почти сошедший синяк слева на скуле. Арагорн покосился на Гэндальфа и увидел, что тот пребывает в не меньшем замешательстве.

— Всё, о чём ты здесь упоминал, Саурон, — вернув себе самообладание, ответил Гэндальф, — и всё, что предлагал, какие бы условия ни выставлял Людям — всего этого ты смог бы добиться только по итогу долгой и тяжёлой войны…

— И что же я слышу, Митрандир? — с наигранным удивлением в голосе отозвался Саурон. — Или мне показалось? После всего, что я вам предлагаю, после всех моих мирных жестов, ты настойчиво даёшь Людям такой совет — продолжать со мной войну и гибнуть? А как же милосердие? — Арагорн увидел, как при этих словах губы Гэндальфа сомкнулись в тонкую злую линию. — А между тем я, поверишь ли, осведомлён, что такое Союз и долг союзника. И обязательства Мордора в возможном будущем Союзе я озвучу сам. В случае заключения мира я обязуюсь, что мои войска никогда не войдут на земли союзников без добровольного согласия законных правителей этих стран и строго прослежу, чтобы того же правила придерживались и мои вассалы…

Кроме того, я сам предлагаю свою помощь в наведении порядка в Средиземье. Подумайте об этом хорошенько. Я знаю, насколько опасны сейчас стали горные кряжи Белых и Серых Гор, особенно перевалы Мглистых, где за тысячелетия без моего внимания самовольно множились дикие орочьи и тролльи племена. — (Гимли и Леголас без сговора обменялись одинаковыми взглядами). — В последние годы караваны с востока к западу уже и не ходят иначе, кроме как в сопровождении отрядов хорошо вооружённых наёмников. Я верю, что новый Король Людей способен в будущем бросить силы, чтобы обеспечить безопасный проход между частями Королевства, однако нужно ли вам дорого платить за него кровью своих воинов? Меж тем как я предлагаю бескровный и безжертвенный для Людей способ. Сам. Сейчас.

Многоголосый шёпот и невнятный шелест, под сводами и за стенами шатра, со всей очевидностью вдруг явственно открыл, какую они всё же допустили промашку.

Свою ошибку Арагорн читал сейчас в растерянных лицах роххирим и в следах сомнения, которое уже отразилось в глазах людей. И ему не было нужды в умении читать в людских душах, подобно Гэндальфу, чтобы понимать: и у самых верных гондорских сынов с этой минуты и впредь не раз мелькнёт мысль о том, что требования Врага, может статься, того и стоят. Не Тенью и не страшным чудищем Он явился перед ними, а в людском облике, возможно, даже в том же, в каком когда-то вошёл и в Эрегион, и в Нуменор. Такому Ему верить было легче. Саурон бесспорно знал, чем может к себе расположить. Даже без чар в голосе, без колдовства Кольца. Сказанных и услышанных слов обратно не запрёшь. И если Его сегодняшние обещания окажутся действительно исполнены — назад пути не будет.

Больше всего Арагорн желал сейчас вскричать: «Не верь!» Всё в его душе бешено к тому взывало. Но он смолчал, не будучи уже уверен, что теперь правильнее. На плечи и на спину один за другим ложились взгляды: недоумевающие, растерянные, вопрошающие. Арагорн сам снова попытался перехватить взгляд Гэндальфа, но безуспешно: маг в его сторону так и не посмотрел.

Тут кашлянул, чтобы прочистить горло, и заговорил Теоден:

— Не думал я, что из всех моих потомков Эорла именно мне будет суждено говорить с Тобой! Пусть мы народ степняков и коноводов, но истории древних королевств помним хорошо. Воспоминания недавних дней тоже ярки! И вот теперь я должен принять твой договор о мире? Забыть, что из-за развязанной тобой войны погиб мой сын! И сотни других чужих сыновей, отцов и братьев!

— Я не люблю оправдываться, — сухо заметил Саурон. — И не люблю, когда меня к этому пытаются принудить. И сейчас я тоже не намерен это делать. Я просто повторю то, что должно быть очевидно всем, имеющим глаза. Если бы я действительно желал погубить твоих людей и твой лично род, ни один конник из шести тысяч не ушёл бы живым с полей Мораннона пять дней назад. Если бы я пожелал сгубить твою страну, сейчас бы на месте Золотого Эдораса и всех роханских деревень пылали десятки негаснущих пожарищ. Вместо этого целых десять лет я терпеливо предлагал тебе заключить мирный союз. Или ты не помнишь моих послов, Теоден, сын Тенгеля? Они к тебе приходили.

Лицо Теодена закаменело.

— Их я помню, — сквозь зубы процедил он. — Но и я, и ты сам — оба — знаем, что этим «миром» ты бы обязал меня воевать против древнего союзника или не поддержать его в час нужды. И ты удивляешься, почему я отказал твоим послам?

— Я помню, также речь шла и о торговом договоре, — сказал Саурон. — И, заключи ты с Мордором даже не военные, а торговые союзы, поверь, спятивший от жажды власти Саруман сто раз подумал бы, прежде чем решился бы на тебя напасть. Его прежнее алчное стремление завладеть моим Кольцом теперь ему, конечно, кажется очень опрометчивым. Я думаю, он об этом пожалел. Нет, твоего сына это не вернёт. Но вот сейчас мы сидим здесь. Все вместе. Рядом с тобой твой древний союзник, которому ты клялся в вечной дружбе. А я предлагаю договор вам обоим, как видишь, не обязуя вас воевать друг против друга. Теперь речь идёт о твоём народе и о твоих наследниках. Которые ещё живы. До сих пор.

— Однако вижу, тебе уже не настолько важен Ортханк, — вступил Гэндальф. — А почему? Не в свете ли удручающей возможности обосноваться вблизи живого леса?

— Не делай из меня дурака! — резко ответил Саурон. — И без того, Митрандир, было очень опрометчиво втягивать в твою войну ещё и энтов. Достаточно того, что ты ввязал в неё этих мохноногих полуросликов. Но энтам хватит безопасности их любимых деревьев. Пусть так. Пусть Изенгард останется в их ведении. Я на него не претендую. А тебе, король Теоден, ещё напомню про то, сколько урук-хаев и полуорков Сарумана, не нашедших по возвращении своего дома, остались безнадзорно скитаться по твоим степям. Солнце им не повредит, и не так уж много времени пройдёт, прежде чем орки Мории присягнут им на верность.

— Ни дать, ни взять, он сейчас ещё посулит и с этим пособить, — пробормотал Гимли, которому любое упоминание о потерянном государстве Гномов болезненно ложилось на сердце.

— «Он» — посулить, конечно, может, — без труда расслышав, отозвался Саурон. — И пособить. Но не с тобой же мне говорить об этом, безымянный Гном Эребора? А если вдруг решит разговаривать твой царь, пусть даст мне знать, я ещё подумаю. Как и твой царственный отец, Леголас, сын Трандуила. А без этого я не вижу никаких причин тратить свои силы и время и снова наводить порядок, за который меня даже не поблагодарят.

Прежде, чем Арагорн успел что-либо сказать, ранее молчавший Леголас резко шагнул к столу, и остановить его не успели ни Гимли, ни сыновья Элронда. Лицо эльфа было напряжённым и бескровным, непривычно яростно горели серые глаза, а кулаки были сжаты до белизны в костяшках, словно бездумно стискивали дугу отсутствующего лука.

— С древних времён лес моего народа был светел и наполнен жизнью, пока в него не вошла Тьма! Теперь он чёрен и страшен, а твари, привлечённые этой мерзостью, вынудили мой народ отступить на север! И что, стало быть, теперь ты пообещаешь подарить нам безопасный лес? Покинешь свою крепость? Вот так вот вдруг прогонишь сотворённую тобою Тьму и ещё потребуешь за это благодарность?

— Леголас! — окликнул Арагорн.

— Что ты такое говоришь? — с удивлением — наигранным или настоящим — ответил Саурон, казалось бы, ничуть не задетый вызовом, звучавшим в голосе эльфа. — Неужто я ошибся, и твой род, принц Лихолесья, происходит не из древнего Дориата? Ты так легко приписываешь создание Тьмы мира именно мне? Наверное, я должен быть польщён, но даже не знаю, что и думать. Как же так, Митрандир? Неужто свободные народы с вашего попустительства уже забыли предания седых лет и имена того, кто на самом деле впустил её в мир и как? Нет, принц Леголас, не приписывай мне всё-таки того, чего я не делал. Хотя, признаю, я был весьма обижен на ваш былой Союз, и, увы, обиды Стихий обычно дорого аукаются младшим народам. Так в некогда благом Эрин Гален поселилась и разрослась Тьма, а я ей не препятствовал. А вот теперь послушай меня внимательно, принц. О дальнейшей судьбе Леса говорить со мной будет только твой отец.

На сей раз Леголас помедлил несколько мгновений, и при этом он, казалось, сдержал себя от несомненно резкого слова, но произнёс только:

— Мой отец не станет с тобой говорить.

Удивительно обыкновенным человеческим жестом Саурон пожал плечами.

— Тогда Тьма Лихолесья останется там, где она сейчас. И пусть твой отец не обольщается и не надеется на свои чары и все песни твоего народа — она пребудет там, даже если я и мои слуги никогда больше не ступим в Дол Гулдур.

— Чего ты хочешь? — не дав Леголасу больше и слова вымолвить, вмешался Гэндальф.

— Чего я хочу? Речей разумных. Или ты что-нибудь другое предложишь, Митрандир? Можешь, впрочем, отправляться на твой Благословенный Запад и поспрашивать там: смог бы кто из них заменить меня в этом нелёгком деле? Но вряд ли у вас в Светлых Землях обретаются бывшие приближённые и ученики Великого Врага. Кстати, поздравляю, одного из немногих выживших ты не так давно убил. Прими запоздало мою искреннюю признательность.

Лицо мага затвердело, а в следующее мгновение его перекосила гневная гримаса и выражение искреннего отвращения. Сам Арагорн успел только подивиться и одновременно порадовался завидной выдержке друга: столь лютый взгляд из-под седых бровей враги Гэндальфа обычно могли ждать перед неминуемой скорой смертью. А в следующее мгновение Арагорн вдруг услышал произносимые собственным голосом слова, которые давно уже рвались с губ, но которые он пока не хотел произносить вслух:

— Пусть так. Ты озвучил договор и свои требования. Мы слышали их, Саурон. И что же, если они покажутся нам неприемлемыми?

Впервые за всё время Саурон нахмурился; его взгляд и лицо вмиг утратили смешливость.

— Что ж, — помедлив, мягко произнёс он. — Не буду отрицать, я ждал этого вопроса, хотя до последней минуты надеялся, что он не прозвучит. Вы так желаете услышать не мирные слова, а угрозы? А нужно ли? Подумайте. Я видел все ваши силы, вы мои — нет. До сих пор я закрывал глаза на вызов, брошенный мне у Врат, но, если мне ответят отказом, я тут же справедливо посчитаю его началом войны. И война начнётся тотчас. И в следующий раз мы встретимся на поле брани. Не пребывайте в заблуждении насчёт исхода. Могущество Гондора клонится к своему закату, и я увидел силы Рохана. Возможно, вы успеете увести свои армии через Андуин к Пелленорским полям. Значит, там и увидимся. Или же… — будто настигнутый озарением Саурон сузил глаза, выдержал паузу и неожиданно весело улыбнулся.

— Или же я могу быть не столь милосерден. Я могу передумать и решить не завоёвывать ваши земли, не приносить своё владычество народам, живущим на них. Я могу уйти за свои стены — вы ведь этого хотели? И спокойно наблюдать… и ждать, когда ваши потомки через сто, двести, триста лет на коленях приползут к моим Вратам с мольбами, чтобы я надел на голову их корону. А я смогу тогда только посмеяться…

Вас пугает Тьма, сплотившаяся в Зелёнолесье? Орки и тролли, спускающиеся с Гор? Тьма пока только ступает по вашим землям неслышными шагами. Она раз за разом приходит в мир со мной или без меня, ибо родилась, когда погиб Свет… Ну же, Гэндальф, ты ведь это знаешь… Поступь её вот-вот станет слышнее и зримее. Что сделаешь ты, Король, когда земля перестанет рождать зерно, а болезни начнут косить стада, прежде чем приняться за людей? Когда голод и отчаяние бросят народы друг против друга? Когда из тёмных глубоких щелей выберутся древние твари, не видевшие мир с досолнечных времён? Кто встанет против них? Твои Следопыты? Сравнятся ли они с былой доблестью Валы Оромэ? Хватит ли им сил? И — нет, зря будет обвинять в этом злом грядущем меня. Ведь не я Исказил этот мир.

Я вновь надену Кольцо, и два оплота светлого эльфийского могущества падут без моих усилий. Тьма не просто выгонит твой народ на север, Леголас, она погонит его на Запад. А Средиземье останется Людям. Ведь так говорилось в предначертании, я не прав?.. Но надолго ли? Если я уйду за Врата, вместо цветущих людских городов моего воцарения дождутся лишь руины и беднота.

Так что ты скажешь, Митрандир? Придут ли Владыки Запада из своих недоступных чертогов на помощь гибнущим народам Эндорэ? Хватит ли у них нынче Света озарить весь мир? Или они будут и дальше безучастно наблюдать за происходящим в смертном мире с высоты своих золотых тронов, как поступали прежде? Как это буду теперь делать и я. Или не буду. Я ещё не решил.

Саурон резко встал с кресла и несколько мгновений, пока одна оторопь владела его застывшими слушателями, молча и неулыбчиво глядел на них сверху.

— Я даю Королям ещё две недели для принятия окончательного решения. Отчёт этого времени начнётся с моего ухода. Я готов подождать. И тебе, Митрандир, я тоже дарю время. Потрать его не зря. Даю слово, что надену Единое Кольцо не раньше, чем вернусь в крепость. У тебя есть двенадцать часов, чтобы поговорить с Владыками Лориэна и Имладриса и обсудить вопрос Колец, которые вы трое и так задержали у себя непозволительно долго.

Гэндальф поднялся, каким-то недолгим, но неприятно поразившим Арагорна усталым стариковским жестом опёрся узловатыми ладонями о стол, но тут же выпрямился и гордо распрямил плечи.

— Кольца тебе не получить.

— Возможно, — на удивление спокойно ответил Саурон. — Однако у тебя нет истинного права решать их судьбу. И у других тоже, — он коротко посмотрел на сыновей Элронда, с вызовом глядевших на него в ответ.

— Ведь как неожиданно вышло. Когда мастер Феанаро вложил Свет в Сильмариллы и объявил их лишь своими, Владыки Запада ещё могли с этим поспорить. Свет Древ принадлежал всем, а Феанору — только созданные им Камни. Две тысячи лет спустя внук Феанора создал Кольца. Но сила внутри Трёх не принадлежит ни Валар, ни Эльдар, ни тебе. Сам знаешь, вы трое получили Кольца лишь на Хранение. Это так. А у Колец имеется владелец с законными правами. Не хмурь брови понапрасну, сейчас я речь веду не о себе. Главное, что тебе стоит знать: истинный владелец требует свою собственность назад. Итак, Митрандир. Определённо, у тебя только что появилось, о чём серьёзно поговорить с Элрондом Полуэльфом и леди Нэрвен. Как же ты поступишь?

С яростным негодованием, исказившим его лицо, вскочил на ноги Элладан, намереваясь броситься наперерез Саурону. Арагорн в последний момент успел схватить несдержанного друга за рукав. К счастью, Элрохир последовал примеру Арагорна, а не брата.

— Сядь, мальчик, — сказал Саурон. — Я прощаюсь. Уйди с моей дороги. Тебе не по силам мне её заступать.

— Сядь, Элладан, — проговорил Гэндальф. — А ты, — обратился он к Саурону: — Решил уходить — так уходи.

Что-то дрогнуло в лице Саурона.

— Жаль, Митрандир, — медленно протянул он. — И знаешь, с высот собственной гордости опасно и мучительно больно падать. Не увлеки с собой и тех, кто пострадает зазря.

— Не стоит ли иногда прислушиваться и к собственным советам? — в тон ему ответил Гэндальф.

Показалось ли Арагорну, или Саурон действительно был близок к тому, чтобы кинуть что-то в ответ? Зыбкое ощущение длилось только мгновение; в следующий миг безмолвно, ограничившись одним кивком, Враг отбросил с пути полог и вышел наружу. Следом за ним последовали его слуги. Аграхил замедлил шаг; шедший последним он поравнялся с Арагорном, коротко глянул и произнёс негромко — потому-то его слова могли расслышать только эльфы и сам Арагорн:

— Не повторяй ошибку рода, потомок Элендила. Они ошиблись — уж я-то это видел.

Сбитый с толку Арагорн почему-то даже не пошевелился. Не встал он из-за стола и потом, не вышел следом для принятого по обычаям прощания. Отмер он только когда с его плеч исчезла невесть как успевшая осесть на них усталость, и сразу догадался, что Саурон покинул лагерь.

— Ну и что же? Дескать, мы тут о мире говорили? — послышался слишком растерянный, чтобы звучать сердито, говор Гимли. Гном в сердцах цокнул языком. — Или как это теперь называть?

Гэндальф потёр сухие ладони друг о друга, точно пытался разогнать кровь в пальцах, поднял голову и будто только сейчас заметил взгляды, устремлённые к нему со всех сторон.

— Я думаю, пора уже послушать рассказ наших хоббитов, — проговорил он.

Мерри настороженно выглянул наружу. Вблизи палатки, к счастью, не виднелось стражи или чего похуже: охочих до сплетен любопытных, которых хлебом не корми — дай поглазеть на странных недоростков, пришедших из Страны Мрака в свите Саурона. Слухи среди людей распространялись быстро. На Пиппина уже косились с подозрением — он шёпотом пожаловался об этом Мерри, когда вернулся с едой в палатку.

Мерри тщательно прикрыл за собой полог, проследив, чтобы не осталось ни малейшей щели. Было тихо. Отчётливо потемнело; к стиснутой между холмов долине незаметно подобрался сумрак, укравший и без того редкий невзрачный свет, падающий сквозь облака. Неужто прошло столько времени, и наступил вечер? Позади из-под полога нёсся неразборчивый бубнёж Пиппина, взахлёб рассказывающего какую-то историю — Мерри особо не вслушивался, о чём там шла речь. Он обогнул палатку и прошёлся прогулочным шагом без особой цели, одновременно отмечая всюду пустоту и безлюдье. Прежде оживлённый лагерь притих и поредел. Мерри взглянул туда, где среди зелени луга белизной сверкал окружённый свитой Королей шатёр, подумал, не подойти ли поближе и послушать новостей, но сообразил, что сейчас это не лучшая идея. А в следующий же миг он замер на месте, остановленный видением мелькнувшей между палаток лёгкой тени.

Мерри тотчас поспешно свернул с тропинки и припустил следом. У края лагеря он догнал молодого воина в одеждах роххирим. Воин остановился у последней палатки и неотрывно смотрел за луг на противоположный берег ручья, где под присмотром нескольких хозяев недовольно расправляли крылья длинношеие страшилища. Воин был невысок для Всадника, длинным плащом и низким капюшоном он скрывал хрупкость сложения и своё лицо. Спрятанная в кожаную перчатку тонкая рука уверенно сжимала обнажённый меч. И едва увидев это, Мерри вмиг позабыл про данное самому себе клятвенное обещание всеми силами избегать случайных встреч и подозрений.

Она не слышала его спешных мягких шагов по траве, но, видимо, почувствовала что-то и быстро обернулась. Меч опасно качнулся в сторону Мерри, и хоббит отшатнулся, но, узнав его, Эовин сразу опустила руку.

— Госпожа…

— Здравствуй, — негромко произнесла она. — Я рада тебя видеть.

Мерри взглянул в лицо Эовин и заметил, что глаза её припухли, словно она недавно плакала, хотя плачущей гордую дочь Рохана он бы представить себе не мог. Стала заметна и нервная суетливость движений, с которой Эовин отводила меч к земле или убирала прядь волос со лба. Он ещё раздумывал, что стоило бы сказать в ответ, когда она сама заговорила:

— Я слышала новости. Это так? Твои друзья и родичи вернулись невредимыми из Страны Мрака?

— Да, — немного сбивчиво ответил Мерри и тут же подумал про себя, что не единожды ещё ему доведётся услышать этот не совсем радующий оттенок сомнения и — да что уж там! — подозрения в вопросе, обращённом к нему или к Пиппину.

Эовин помедлила, прежде чем вновь спросить:

— Значит, все твои надежды сбылись?

— Эти надежды сбылись, — осторожно ответил Мерри. — А о других думать, наверное, уже и не мне.

Эовин качнула головой, медленно повернулась и указала на белеющий шатёр.

— Я видела Его. Там. Пусть издали. Но думала, что вот, это свершилось: наступил день, когда Тёмный Враг Средиземья сам пришёл из Мордора. Говорить с моим Королём и с Элессаром? О чём же?

— О мире, — сказал Мерри, сам полагая, как неуклюже звучат его слова.

— Мой брат Теодред погиб в бою с тварями Сарумана, — Эовин подняла руку с мечом. — Чёрное колдовство едва не лишило разума моего Повелителя, едва не уничтожило мой народ. Этот меч когда-то принадлежал моему отцу. Он увенчан славой множества побед. Мне ещё не доводилось применять его в настоящем бою…

— По мне пусть бы и дальше не пришлось… — заговорил Мерри, давя в сердце совсем уж нехорошие догадки.

— Вы с сородичами противостояли Всадникам Мордора ещё в начале своего долгого пути. Вашей смелостью восхищались даже бывалые воины роххирим, побывавшие у захваченного Изенгарда. Ты лучше меня знаком с коварством Чёрного колдовства. Так скажи мне, Мерри, пусть друзья твои вернулись, но не только ради них, а ради своей страны и всего, что любишь, рискнул бы ты всем, что у тебя есть?

— Да, — твёрдо ответил Мерри. — Я был готов ко всему. И шёл сюда за этим.

— И я, — едва слышно промолвила Эовин. В её взгляде Мерри вдруг прочиталась отчаянная решимость и вместе с тем тоскливая безнадёжность воина, знающего, что идёт в последний бой; он бездумно бросился наперерез, чтобы не дать Эовин сделать и шаг, если она надумала его сделать.

— Да, я был бы готов. Но не сейчас и здесь! И пусть твой клинок, госпожа, увенчан славой, им Врага не ранить и не убить. А в гневе от одной только попытки Он начнёт войну, хотя сейчас и выглядит вполне себе мирно настроенным… Король Теоден и Арагорн говорят сейчас с Ним. Так пусть говорят! Не губи себя понапрасну, госпожа, ведь есть те, кому ты дорога! Не думай, что во мне говорит трусость. Я поклялся себе защищать тебя и пойду за тобой к любой опасности, но не хочу, чтобы твоя жизнь оборвалась зря. Живой ты лучше послужишь своему народу…

— Смелый и умный советчик цены не имеет. Послушай его, дева из Золотого Эдораса. Это и впрямь хороший совет для любого дня.

Голос раздался будто бы из пустого воздуха, и определённо из пустоты, пусть даже и укрытой длинной тенью от палатки, выступила высокая фигура в тёмном плаще и в капюшоне, низко надвинутом на лицо. Мерри бездумно потянулся рукой к поясу и запоздало вспомнил, что меча-то у него при себе нет. Эовин не медлила: её клинок тотчас отвлёкся от земли; незнакомец, в мирном жесте вскинув обе руки, отступил назад на шаг.

— Я чту обычаи, и я здесь без оружия. Не считая этого, но разве кто-то будет считать?

К ногам Мерри мягко упал недлинный, туго обвязанный бечёвкой тряпичный свёрток, при ударе о землю тонко звякнувший шорохом металла. Мерри поспешно нагнулся. Эовин кинула на свёрток в его руках короткий любопытный взгляд и снова повернулась к незнакомцу.

— Кто ты?

Незнакомец только слегка отвёл с лица капюшон, но глядя снизу, Мерри сумел рассмотреть в тени капюшона часть лица: щёку, тонкий островатый нос и золотые вьющиеся пряди у виска, которые не смогла убрать назад коса.

Смешавшись на мгновение, Эовин всё же опустила меч к земле.

— Не знала я, что среди Всадников Мордора есть и девы.

— Видимо так же, как девы есть среди Всадников Короля роххирим, — был ответ. — Ты пришла сюда со своим Повелителем, я — со своим. Забавно, но, похоже, нас даже привели сюда одни пути. И впрямь, забавно…

— Зачем ты со мной говоришь? — с подозрением спросила Эовин.

Незнакомка кивнула в сторону белеющего шатра.

— Как и ты, я здесь жду новостей. Твой друг из Шира прав: пусть говорят Правители. Покуда они говорят, угроза войны, которая уже готова была обрушиться на Средиземье, спит. Я наблюдала за тобой издалека, — Всадница указала на меч в руке Эовин. — Вмешаться решила, только видя, как ты собираешься бросить свою жизнь на опасную глупость.

Глаза Эовин гневно сверкнули.

— Глупостью я могла бы назвать веру в то, что разговорами Мордор как посулит, так и подарит мир моему народу.

— Пусть так, — спокойно ответила Чёрная Всадница. — Не глупость — так безрассудство. Хотя, по мне это одно и то же, как ни назови. Тебе, княжна Рохана, я повторю совет твоего друга. Твой вызов моему Властелину будет попусту смешон. Но как оскорбление себе в глазах своих подданных и в глазах подданных Королей он его воспримет. Особенно, узнав, кто ты на самом деле. Не порти то, что не ты с таким трудом начала. И не черни честь твоего Короля и Короля Гондора.

Эовин вздрогнула, лицо её закаменело, губы сурово сжались. Мерри оцепенел, едва дыша, встревожено переводя взгляд с одной воительницы на другую. Взгляд вдруг выхватил сверкнувшее на пальце Всадницы серебряное кольцо. Мерри подался вперёд, ловя глазами быстрый проблеск серебра в движении руки. Было ли оно тем Самым, одним из Девяти Великих? А сама дева — древней Королевой, одной из проклятых, о которых некогда рассказывал Фродо Гэндальф? Мерри почудилась слабая улыбка за тенью капюшона; воительница указала на свёрток в его руках.

— Отдай друзьям и скажи, что и эти мечи покрыли себя не меньшей доблестью.

Она повернулась и пошла через зелёный луг к лагерю за ручьём. Мерри смотрел ей вслед. Эовин не проронила ни слова, коротким движением кисти загнала меч в ножны и быстрым шагом покинула поляну, сразу затерявшись среди шатров.

Встревоженный и растерянный Мерри медленно побрёл к своей палатке. У входа в неё он натолкнулся на обеспокоенного Пиппина.

— И где тебя носило?

— А что такое? — ответил Мерри, слегка задетый, но куда более удивлённый таким приветствием.

Войдя в палатку, Мерри прежде всего был поражён количеством набившихся сюда гостей. Из-за спин столпившихся Верзил был слышен негромкий голос Фродо. Не особенно-то любезно Мерри принялся локтями расчищать себе путь между чьих-то боков; за спиной беспокойно сопел Пиппин. Происходящее Мерри совершенно не понравились: всё это слишком уж походило на допрос преступника или шпиона. Хотя, прислушавшись, он с облегчением отметил, что вопросы Фродо задавал только Гэндальф и голос мага звучал мягко и доброжелательно. Мерри высунул наконец голову из толпы и сумел оглядеться. Фродо стоял в пустом кругу в центре палатки — напротив Гэндальфа. Рядом с магом Мерри заметил Теодена и Арагорна, Гимли с Леголасом. Другие слушатели были из числа Следопытов Севера или роххирим. Близких советников Теодена Мерри узнал если не по именам, то в лицо. Выбрав себе место поудобнее, он обратился в слух, одновременно подавая знак привставшему на цыпочках Пиппину повременить пока с болтовнёй.

Фродо не перебивали. Так Мерри впервые услышал обо всём том долгом и сложном пути, который одолели его друзья за время расставания: о милях, пройденных сквозь Гиблые болота до Чёрных Врат, о Итилиэне, о долгом подъёме по Лестницам, начинавшимся близ крепости Минас Моргул и о непростой дороге через горный перевал Кирит Унгол. На этом месте Фродо начал вдруг сбиваться, и нить рассказа подхватил Сэм. Не отдавая должное важным подробностям, но прочувственно Сэм описал подлость Горлума, ловушку, призванную заманить хоббитов к логову Стража Гор (на этом месте Мерри вздрогнул) и схватку с чудищем, кратко помянув свою собственную роль в победе; здесь Леголас ахнул, а Гимли восхищённо проговорил: «Ну, дела!» и поглядел на Сэма с нескрываемым уважением. Поднявшийся было гул сурово пресёк Гэндальф и велел Сэму говорить дальше.

С читаемой в голосе застарелой горечью Сэм коротко поведал о том, как и почему он вынужденно принял Ношу. На этот раз присутствующие выдержали тишину. Фродо в беседу больше не вмешивался. От своего обещания Сэм определённо не думал отступиться: не жалея красок, он совсем не кратко рассказывал о трудности мучительных дней их страшного путешествия к Ородруину через ядовитую долину Горгорот; о стойкости и упорстве Фродо; о том, сколько мужества и силы духа нашёл в себе Хранитель, чтобы дойти до цели; и о том, как в самом конце, у подножья Огненной Горы, их встретил поджидавший Саурон, которому даже не пришлось прикладывать усилий, чтобы пленить двух умиравших от жажды и изнеможения хоббитов. Слыша это, Пиппин подозрительно всхлипнул, а сам Мерри почувствовал, как где-то в горле собирается тугой мучительный комок. Он отёр лицо похолодевшей ладонью, но тут до его слуха донёсся чей-то негромкий голос сверху, с неудовольствием заметивший кому-то: «Зачем вообще туда этих посылали?», и в груди Мерри заклокотала бешеная ярость. Он гневно всмотрелся поверх голов. Только попадись ему этот человек, не было б жалко хорошего пинка! Сэм, видимо, тоже расслышал что-то подобное, потому как вдруг шумно засопел, и в его речи обнаружились высокие пронзительные ноты. Громким и непривычно ясным голосом, он более кратко и без интереса отчеканил повествование о плене в Барад-дуре. Гэндальф был вынужден не единожды прерывать рассказ и многократно уточнять детали. Сэм уточнял без малейшего желания — в голосе его звучал если не гнев, то определённо злость. Фродо молчал, стоял неподвижно с совершенно бесчувственным лицом.

— Благодарю тебя, — наконец мягко проговорил Гэндальф: то ли и впрямь маг услышал всё, что и хотел, то ли догадался отложить разговор на другое время. — Вас обоих. Теперь мы вас оставим. Ещё раз благодарю вас за всё: за смелость, преданность и отвагу.

По яростному, но молчаливому сопению Сэма Мерри смекнул, что куда больше благодарностей тот ждёт, чтобы измученного разговором Фродо оставили уже в покое. Палатка постепенно опустела; откуда-то снаружи прозвучал сердитый возглас Пиппина: «Сами давайте в Мордор прогуляйтесь, тогда и поглядим!»

— Ты это слышал? — воскликнул рассерженный и растрёпанный Пиппин, возвратясь. — Что это ещё такое?

— Делом займись, — оборвав, указал Мерри. — Ужин бы нам уже пора снаряжать, нет?

— Но ты…

— Всё, — отрезал Мерри. — Достаточно нам и своих забот. Хватит уже решать чужие.

Пиппин открыл было рот, но смекнув что-то, неожиданно примолк и, схватив чайник и кремень, унёсся разводить костер и ставить воду. Мерри пятернёй растерянно взъерошил спутавшиеся волосы на затылке.

— Да не бери ты это в голову, — произнёс Фродо. — Пусть себе болтают, что им там взбредёт.

Мерри повернулся, уже набирая воздух в грудь, но его опередил Сэм.

— И правильно, сударь. Хватит ведь нам решать чужие заботы, и своих ведь дома полно. Я вот вообще думаю: а что же нам теперь-то делать?

— Что? — не понял Мерри.

— Ведь мы всё сделали, что требовалось? — в карих глазах Сэма на одно мгновение мелькнул недобрый огонёк. — Так пусть сейчас эти не говорят… Но домой нам всё-таки надо! И скорее! Так, мастер Фродо? Просто ведь всё…

«А просто ли?» — шепнул в душе Мерри внутренний голос. Взгляд сам собою притянулся к заткнутой за пояс перчатке с гербом роххирим; Мерри вспомнил Пиппина в чёрных одеждах стража Цитадели, с символом Древа на груди. Но вслух ничего не произнёс, даже не успел — на этот раз его опередил Фродо:

— Нет, Сэм. Боюсь, рано нам думать о возвращении. Даже о Шире зная...

— Да что такое? — воскликнул Мерри. — Ещё тайны какие-то? От нас? Опять? Тебя же, кажется, не Гэндальф назвали при рождении, чтобы ты нам тут загадками сыпал?

— Я расскажу, — пообещал Фродо. — Вот вернётся Пиппин, поужинаем, тогда и поговорим. Всё расскажу, и уж решать будем вместе. Ведь это только наши, хоббичьи дела.

— Ну, так найду его, потороплю, — воскликнул Мерри. У выхода он обернулся: — И только вздумайте мне тут снова секреты разводить! Оба! Слышишь, Сэм? А ты, драгоценный мой родственник, второй раз не отвертишься, и не надейся! Я тоже не Гэндальф, но насквозь тебя вижу.

— Знаю уж, — улыбнулся Фродо. — Расскажу. Не беспокойся.

* * *

У Пиппина тряслись руки — кипяток грозил пролиться мимо кружки. Понаблюдав с минуту эту удручающую картину, Мерри решительно отобрал у него чайник и выгнал на топчан. Мысли всех четверых хоббитов в эту минуту, наверное, были удивительно похожи.

— Мешок ещё поди скажете, — выпалил Пиппин с читаемой обидой в голосе. Мерри удивлённо глянул на приятеля, — а что, вы тоже теперь думаете, что правитель Элронд был не так уж и неправ? Меня и в самом деле нужно было в Шир вернуть?

Мерри закатил глаза, а Фродо только хмыкнул.

— Это ничего не изменило бы, поверь.

— Ты же сам сказал, что этот старик проклятый на нас обиделся и принялся творить в Хоббитоне дурные дела!

— Нет, Пин, — ответил Фродо. — Поработить Шир он задумал не вчера. Ещё Гэндальф в Дольне делился подозрениями, да и Зеркало Владычицы предрекало заранее. Мы видели в Бри южан, значит, это давно уже началось. Ты бы всё равно не знал, каких угроз ждать и откуда, и вряд ли смог бы помешать таким хитроумным уловкам. Это ведь не война ещё. Во всяком случае, не открытая, — Фродо умолк, прежде чем закончить вовсе не так уверенно: — К тому же нам вроде как пообещали помощь…

Мерри яростно поскрёб ногтями щеку и громко фыркнул.

— Сказал бы кто о таком в начале Похода — только посмеялись бы дружно. Но Гэндальфу-то ты об этом почему-то не рассказал? Думаю, и правильно сделал, — протянув задумчиво, закончил он и выразительно поглядел на Сэма, сидевшего ближе всех к пологу. Тот высунул нос в щель, осмотрелся и помотал головой.

— Податься к дому мы вчетвером всё равно сейчас не можем, — продолжил Мерри. — Да, Пип, раньше надо было думать. Ты присягнул Правителю Гондора, хотя тот же Гэндальф предупреждал тебя от поспешных действий! Соображай впредь головой. Я же — оруженосец короля Теодена, и просто так не сбегу от присяги. А вот как вас, Фродо, с Сэмом двоих обратно отпустить, я и придумать не могу. Ещё неизвестно, чем эти переговоры закончатся, а всё Средиземье громами и молниями пышет. Даже подумав, не назову спокойных мест. Все и везде подозрительны и настороже. И не зря ведь. На Юге Саруман всё перебаламутил, и нескоро это теперь уляжется. Те же его урук-хаи — ведь не гоблины из историй Бильбо, они куда опаснее даже морийских орков и куда злее. Дневного света они не боятся, начальства над собой больше не знают никакого, а помощи орлов, гномов и волшебника в этой сказке уже ждать не придётся. Как и…

— Как и волшебства Кольца, — уронил Фродо. — Не думай, что я всего этого не понимаю. Но, как уже говорил, никуда не бегу. Почему-то знаю, что всё равно не смогу вот так уйти, как будто это меня и не касается. Бильбо, я думаю, тоже так поступил бы.

— Ну и что же? — совсем уже жалобно проговорил Сэм.

Мерри прищурился.

— Скажи уже, раз ты решил быть таким откровенным. Я не проболтаюсь, да и Пиппин умеет молчать, когда прижмёт. Что там такое с этой твоей раной? Гэндальф так весь и извёлся. Я его редко таким видел, знаешь ли. Не зря ведь он всё эти вопросы задавал. Сэм, правда, мало что отвечал.

— Сэм и впрямь ничего не знает, — ответил Фродо. — Всё так, как есть. Саурон залечил мне рану, которую нанёс паук. Да только другой шрам-то и сам пропал, — Фродо крутанул плечом, прислушиваясь к ощущениям в руке. — Я не заметил, как оно случилось, а Гэндальфу это отчего-то не понравилось. Вы и сами заметили.

— Мы заметили, что ты так ничего и не объяснил, — сказал Мерри. — Как и Бильбо в своей истории, но тут дело явно другое. Да и Сэм тоже про Барад-дур, вижу, не особенно распространялся. Гэндальфу едва ли не клещами пришлось из него вытягивать. Не хмурься, Сэм, я думаю, он за тебя потом возьмётся, когда ты в себя чуток придёшь. Ну, а ты нам что-нибудь ещё расскажешь, Фродо?

— А что бы ты хотел узнать? — Фродо усмехнулся. — Как нас принимали в Чёрной Крепости? А знаешь ли, неплохо. Лучше, чем мы могли бы ожидать. Сэм вот с Тёмным Властелином почти что задружился. — (Сэм залился краской и поспешно отвернулся, пряча лицо) — И впрямь, они неплохо так сошлись в беседах о травах и легендах. Я-то большей частью без сознания тогда валялся. Зато я рассказывал Ему твои семейные байки — прибаутки, дорогой мой Мерри. О Древлепуще, знаешь ли. Ну и всякие другие.

Мерри даже вытаращил глаза.

— С ума сошёл?

Фродо с рассеянной улыбкой неторопливо подцепил чайник, налил себе ещё чаю, аккуратно помешал в чашке ложечкой.

— Помнится, любил говаривать мой дядя: «Учи, дорогой племянник, семейные традиции Бэггинсов. В первую очередь: как поддержать любезный разговор в гостях. Кто наперёд тебе скажет: бывает, и в эльфийском доме, и в пещере дракона пригодится». Прав был, выходит, Бильбо, хотя и в шутку говорил, но премудрость эта везде хороша.

— Если бы я тебя и твоего старика чуть похуже знал, я бы всё-таки сказал, что ты тронулся умом, как и он — только чуть попозже, — заметил Мерри. — Впрочем, это весело звучит. Но Гэндальфу и впрямь об этом лучше ничего не знать.

— А о палантире Он случаем не вспоминал? — тихонько спросил Фродо Пиппин.

— А? — не понял Фродо. — О чём?

— Это о том, что в ваше отсутствие наш Пиппин тоже исхитрился с Тёмным Властелином парой словечек перекинуться. Да, только не о травах они там, кажется, поболтали, — Мерри не без улыбки глянул на сконфузившегося Пиппина. — Как это получилось, я и сам до конца не понял, а Гэндальф толком и не объяснил.

— И что же? — с любопытством спросил Фродо.

— Ну, это он тебе сам потом расскажет. А знаешь, Пип, по всему выходит, что Саурон тебя либо не узнал, либо, что куда вероятнее, из головы поскорее выкинул, чтобы самому спокойно спать по ночам. О палантире Фродо определённо не спросили. А значит, в этом состязании Туковская глупость одержала всё-таки верх. Гордись!

— Тебя-то там не было! — выпалил Пиппин.

— Напомню, что тебя предупреждали! Ты не слушал. Хотя Бродяжник тоже выглядел не ахти как, когда сам с палантиром управляться пробовал, — задумчиво закончил Мерри. — Ладно уже, не об этом сейчас речь. Что ты сам-то, Фродо, намерен делать? Не думаешь, что стоит поговорить с Бродяжником? То есть с Королём Элессаром, конечно, хотя он и не был пока коронован. Отправитесь в Минас Тирит с Сэмом? Вас проводят Следопыты или роххирим. Нам-то с Пиппином так и так место здесь. Хотя Пип может отпроситься к Фарамиру…

— Я никуда не собираюсь!

— Я тоже, — твёрдо ответил Фродо. (Сэм тихонько и тоскливо вздохнул). — Я останусь. Это всё-таки и моё дело. Я уже об этом говорил и повторю.

Мерри посидел ещё немного, подумал, поднялся и поморщился, разминая затёкшие ноги.

— Ладно. Тут холодает быстро. Хоть и весна вроде наступила, а ночи ещё свежие. У нас с Пиппином всё есть, а вот вам одеял бы стоит раздобыть лишних, не то замёрзнете. Не поможешь, Пип? И посуду прихвати!

Сэм подскочил, как подброшенный.

— Я помогу!

— Сиди, — указал Мерри повелительно. — Вам двоим отдыхать велено. Лично мной. Заодно за Фродо присмотришь, неугомонным нашим. Ну-ка, пошли, — и он поманил Пиппина за собой из палатки.

— Эй! Да что такое? — с любопытством спросил Пиппин.

Мерри вздохнул и ткнул пальцем в землю.

— Здесь вот посудой и займешься, — тихо сказал он. — С места не сходи. Воды горячей я принесу. И одеяла. А ты следи, чтобы лишний раз носа не казали, — Мерри поймал недоумевающий взгляд Пиппина. — Наружу. Чтоб их никто даже не видел. А спрашивать кто что будет — на вопросы не отвечай и не болтай. Всё понял? Ну… как-то так…

* * *

— Лжи в их речах я не услышал. Нет её. Хотя и правда там далеко не вся. Но не думаю, что решение скрыть её нашёптано им Сауроном. И ты был прав, — Глорфиндейл обернулся к Гэндальфу. — Народец этот наделён удивительной стойкостью. Ноша не сломила Фродо даже спустя столько дней и испытаний.

— Если бы это и впрямь было так, — негромко проговорил Гэндальф.

Гимли громко фыркнул, прикурил трубку от уголька, пыхнул дымом и сел у костра рядом с Леголасом. Ночь была свежа; явившаяся с востока чернильная мгла, укутавшая небо, и сырой холодный ветер с болот любого понуждал бы искать жар огня и тепло дружеской поддержки. С Арагорном к костру пришли сыновья Элронда, но устроились чуть поодаль ото всех. Сам Арагорн был мрачен и бессловесен, он сел, лишь кивнув друзьям вместо приветствия. Слова уходящего к ночлегу Теодена, вновь повторившего намерение Рохана разделить с Гондором общую судьбу, только добавили к мучительным размышлениям Арагорна ношу, тяжёлую вдвойне.

— А я всё-таки считаю, что зря ты устроил из укромного разговора ярмарочный балаган, — укорил Гэндальфа Гимли. — Наши хоббиты и без того перенесли немало, и я, не кривя сердцем, назову их героями, как и все, у кого совесть есть. Так зачем ты устроил им допрос какой-то напоказ? Мало того, — гном мрачно глянул в сторону Арагорна, — будь тогда на их месте я, кое-кто из доблестных воинов Гондора уже считал бы, сколько во рту зубов осталось, а сохранилось бы их там немного.

Изящно склонив голову к плечу, Леголас улыбнулся одними уголками губ.

— Пусть выражаясь не столь красноречиво, но в этом я согласен с Гимли.

— Приятно видеть столь радующее меня согласие между эльфами и гномами, — ответил Гэндальф сухо, — но если вы решили мне прочить роль дурачка — устроителя балаганов, скажу так: пусть лучше хоббитов считают недалёкими недотёпами, чем предателями и шпионами Врага, после их-то неудачи. Саурон и тут нам удружил.

Гимли нахмурился.

— По мне, так это не слишком справедливо, — сказал он, впрочем, ни к кому не обращаясь, — и коли все мы и раньше считали, что удача в таком деле — щедрый дар случая, то вины Фродо и Сэма я здесь не вижу.

— Я таких слов и не говорил, — ответил Гэндальф.

— И не об этом сейчас речь, — наконец вступил Арагорн. — Время, данное Сауроном, истекает для тебя, Гэндальф, хотя я даже не буду спрашивать, что ты решил с этим делать. Сам я скажу, что рассказ Фродо и Сэма мне мало что прояснил. То, что в случае отказа от его условий, Саурон готов ударить по Гондору, ни для кого из нас не новость. Он дал мне две недели — будет, о чём подумать на досуге. Но озадачили меня другие его слова: о предрешённой Тьме и о бедствиях, которые она может в будущем принести. Я хотел бы услышать твой ответ. Я рад бы поверить, что Саурон может опуститься до простого запугивания, но не вижу ему причин для такого поступка сейчас, когда он торжествует удачу. Так сколько правды в самом деле может быть в его словах?

Редко кем ранее виданное зрелище — смятение на лице Гэндальфа вкупе с разгорающейся искрой раздражения в глазах — стало в последнее время печально частым, подумал Арагорн. И не один он, конечно, был свидетелем растерянности и недовольства волшебника. Маг долго глядел в мечущееся почти у самых ног пламя и, наконец, заговорил глухо и неохотно.

— На этот вопрос полного ответа от меня не жди. Не потому, я что не хочу или не властен. Это знание, если Саурон действительно им владеет, сам он получил когда-то от Врага куда более могущественного. Мне оно недоступно. Да, тут Саурон не солгал — не он впустил в мир Мрак. В Имладрисе, должно быть, ещё сохранены сказания о Древних Днях, записанные Высокими Эльфами. Глорфиндейл тоже должен помнить. Тьма родилась в ту минуту, когда умер Свет Золотого и Серебряного Дерев. Моргот сразил их. С первого момента Тьма проникала во все уголки мира, и уже не могла быть изгнана. Пришла ли она извне или где-то ждала своего часа, я не знаю. Но это была уже не просто темнота в отсутствие света, а другое... — Гэндальф вдруг замолк, скрывая плеснувшиеся в голос тона иного чувства; минула долгая минута, маг вздрогнул, точно приходя в себя, хлопками проверил карманы и вытащил наружу забытые за суетой последних дней трубку и кисет.

— Пожалуй, действительно пришло время для трубки, а то и не для одной, — пробормотал он и продолжил уже обычным твёрдым голосом. — Мрак возвращался и разрастался во все Эпохи мира. Наша не исключение. Я не склонен думать, что всему причиной действительно был один только Саурон. Не он первопричина. Он был одним из слуг и последователей Моргота. Но, хотя и в числе сильнейших, только одним из. Однако я не собираюсь умалять его деяния и умения. Строить здесь догадки и углубляться дальше — опасная тропа, и я не стану этого сейчас делать. Да, Арагорн, в этом он не солгал, хотя и немало утаил, думаю. Дальше ответить могу так: в свои пророчествования он верит. Ошибается ли? Хитрит ли? Не знаю. А только многое ли поменяется, узнай ты, что причиной предречённых несчастий, если они обрушатся на мир, станет бездействие Врага или его козни?

«По мне так многое», — про себя подумал Арагорн. Что-то из слов, сказанных прежде Сауроном, а теперь и Гэндальфом, подтолкнуло его к неожиданной мысли.

— Если, как ты говоришь, мир накроют бедствия растущего Мрака, сможем ли мы надеяться на помощь из-за Моря?

Поляну у костра наполнило молчание. Донельзя неудобное, потому как пятеро, с надеждой глядя на шестого, ждали ответа, а шестой всё молчал.

«Значит, нет…»

— Гэндальф, истари пришли в Средиземье, когда слухи о Мраке были и впрямь слухами, либо старушечьими сказками! Когда людские королевства стояли в своём полном могуществе! И вот наступил час, когда легенды начали сбываться. Нашлось Кольцо. Сломанный Меч откован. И что же, теперь Враг на переговорах угрожает мне сказками старух? Знания Эпох уходят с эльфийскими кораблями! В силах ли остающихся Людей противостоять чему-то, о чём ты сам не можешь дать ответа?

Гэндальф только качнул головой.

— Тогда к какому решению это должно меня привести? — воскликнул Арагорн.

— И снова ты забыл, я не даю советов.

Опять повисло молчание, ощутимо ставшее куда более гнетущим и тяжёлым. Арагорн долго смотрел на Гэндальфа, будто ещё ожидая от него каких-то слов; Гэндальф спокойно выдержал его взгляд. Наконец Арагорн качнул головой — в знак понимания ли? разочарования? и отвёл взгляд к огню.

— Хотя это и советует отец, но мы с братом покидать эти берега повременим, — нарушив невыносимую уже тишину, сказал Элрохир. Элладан кивнул, и Леголас печально улыбнулся.

— И мой корабль пусть пока тоже позеленеет листьями и порадуется солнцу.

— Не забывай о Гномах, Арагорн, — поддержал Гимли. — Но, пусть по обычному мнению волшебников и эльфов я опять скажу нелепость, я всё же задам вопрос о Трёх. Мне кажется, он должен был здесь прозвучать. На Совете в Дольне говорилось, что они укрыты, но не бездействуют, а служат добрым делам и защищают мир. Четыре же из Семи Гномьих вернулись к Саурону. Теперь я слышу о владельце, который может заявить законные права на Все. Этот владелец в дружбе с Сауроном? Что на это ответят Мудрые? Я готов хоть сейчас поверить, что из уст Врага слышал ложь.

«Немало мы, видимо, услышим сегодня вопросов, на которых у волшебника не найдётся ответа», — подумал Арагорн. Одновременно на лицах сыновей Элронда отобразилась смесь разных чувств — из них преобладал справедливый гнев. А вот Леголас смотрел на Гэндальфа скорее с любопытством. Ответил Глорфиндейл.

— Я тоже готов бы поверить, что это была ложь. Единственным, кто мог быть назван владельцем Колец, если не называть таковыми Хранителей, был Келебримбор, сковавший Три. Но он давно ушёл к покою Сумрачных Залов.

— Так говорят, — вставил вдруг Гэндальф. — Но сам ты видел его тело?

— Эти подозрения не имеют оснований, — холодно сказал эльф. — Пусть сам я — нет, но я лично говорил с теми, кто видел, как друзья Келебримбора предали его тело огню.

— Огню? — переспросил Леголас. — Мы, лесные эльфы, отдаём тела мёртвых земле или воде.

— Не в дни войны, — ответил Глорфиндейл, — а, может быть, для друзей Келебримбора это была дань памяти внуку Пламенного Духа. Среди эльфов, пришедших с Келебримбором в Эрегион, было много верных дома Феанора. Но речь опять не о том. Я всё же склонен думать, что это какая-то хитрость Врага. Из нас только ты, Гэндальф, смог бы это распознать. Что ты скажешь?

— Хитрость ли это была, не скажу, — вздохнув, ответил Гэндальф. — Но не ложь. Сам Саурон считал свои слова правдой.

— Тогда это невесёлые дела, замечу я вам, — проговорил Гимли. — Не знают ли Мудрые тогда, не оставил ли Мастер Колец после себя наследника? Были у него соратники или ученики, которым он мог передать право владения своими творениями?

— Нет, — ответил, не задумываясь, Глорфиндейл. — Великие Кольца наделены своей собственной волей, как и Единое. Они признали себе Хранителей, но право назваться их Хозяином и быть им могло быть передано только кровно. Проклятье Феанора обрекло его род прерваться навсегда. Келебримбор был последним в роду, и той же проклятой долей был обречён на одиночество. Хотя я лично никогда не считал за ним равноценной этому вины. Что ж, Гэндальф, единственным объяснением, которое я вижу, могло быть только то, что Келебримбор, против всех прежних мнений, ковал Три Кольца не один.

— Быть может, кое в чём ты ближе к истине, чем думаешь, — задумчиво сказал Гэндальф. — Я сам признаю, если бы не цепкая память Сэма, я бы тоже, может быть, ходил в потёмках. Или и сейчас ещё брожу. Посмотрим.

— Сэма? — изумлённо переспросил Гимли. — Что тебе мог сказать Сэм и когда? Кроме того, что слышали все мы, конечно. Но он и слова не помянул ни о чём подобном.

— Пусть все вы только слушали, но я ещё смотрел, — непонятно ответил маг. — А о том, что узнал, я ещё подумаю.

Откровенность маг на сегодня определённо исчерпал. Не было смысла и пытаться добиться от него каких-то других ответов. Докурив, Гэндальф поднялся на ноги, хлопками стряхнул крошки табака со своих одежд и спрятал трубку в широком рукаве. Элрохир тут же вскочил следом.

— Подумаешь ли ты и о том, чтобы переговорить с нашим отцом?

— Подумаю. С ним и с Владычицей, коли уж так вышло. Но это проще сказать, чем сделать. Опять же подумаю, стоит ли мне довериться Врагу или уже не делать таких глупостей… А теперь всем вам желаю доброй ночи.

Серый плащ Гэндальфа почти мгновенно растаял в ночи, только единожды мелькнул вдали между шатрами светлый проблеск белого одеяния. Арагорн протянул к огню ладони, но поднял голову, когда услышал слова Элрохира, обратившегося к Глорфиндейлу.

— Как советник нашего отца и его близкий друг, какой ты дашь ему совет, если кто-то действительно заявит свои права на Кольцо Имладриса?

— Я слишком хорошо помню Первую Эпоху, омрачённую войнами, вина за которые во многом лежит именно на Доме Феанора, — ответил Глорфиндейл. — И хорошо знаю хитрость Саурона. Слишком хорошо, чтобы всеми силами души надеяться, что такой совет мне никогда не придётся давать.

* * *

Сквозь сырую вечернюю хмарь пробились неяркие, ещё далёкие жёлтые искры — это стены Минас Моргула с наступлением темноты осветились дозорными огнями. Ещё недавно показавшаяся Следопытам заброшенной и мёртвой крепость таковой определённо не была. Под пеленой тумана, сочившегося от ручья, по всей глубокой тёмной долине жгли огромные костры военных лагерей: это была армия Юга, мощь, прежде собранная для удара по Минас Тириту и теперь ждущая других приказов. Медленно, точно давая приближавшимся гостям время передумать, крепость угрюмо вырастала из тени Хмурых гор навстречу каждому движению крыла. Сизый свет, ещё тлевший на западе, только скупо коснулся самого верха замковых башен и, прежде чем совсем исчезнуть, мягко мазнул острозубые верхушки скал. Явившимся сюда когда-то нуменорцам могучие отроги гор представлялись надёжнейшей защитой, а место очень подходящим для слежки за Врагом. И всё же эта крепость пала. Даже дважды. Но пусть и перед Его же силами, всё же не стоило об этом забывать.

Глухой барабанный бой преодолел сырой воздух, и спустя минуту ему ответил звук рожка: внизу в крепости заметили приближение. Осёдланный дальний отпрыск драконов без понуканий заложил вираж, чутьём угадывая удобную площадку на вершине одной из боковых башен; его собратья последовали за ним. Правителя и свиту встречал сам комендант. Приветствовал с коротким поклоном. С десяток старших офицеров ждали поодаль, вместе с тем показательно являя свою всегдашнюю готовность. Печальный опыт Кирит Унгола определённо послужил делу. Ограничившись кивком, Саурон сделал знак четверым из своей свиты и направился к началу крутой винтовой лестницы. Прекрасно знал, сколько облегчённых вздохов послышится спустя безопасное время за его спиной.

Согласно заведённому порядку комендант коротко отрапортовал положение дел и замолчал, шагая подле Саурона и с долей беспокойства дожидаясь ответа на свои слова. Но Саурон молчал; идущий по крепостной стене он вдруг замедлил шаг и остановился, вынуждая следующих за ним с неловкостью сгрудиться и терпеливо ждать, пока Владыка наглядится с высоты. Месяц назад из этих Врат должны были выступить в Итилиэн войска Мордора и Юга; чьей могучей силы хватило бы, чтобы обрушить стены Минас Тирита… чтобы в составе объединённых сил победоносно двинуться дальше, к берегам Белфаласа, к Пеларгиру, ослабленному осадой кораблей Умбара… и вконец покончить с владычеством гондорцев в Средиземье...

Хватило бы… Или нет?

Всё ещё в раздумье он продолжил путь, так и не проронив ни слова. Настолько редкое, что в иной бы раз показалось нелепым, почти чуждое чувство снова напомнило о себе поблекшим призраком воспоминания. Нет, не было ошибки… присутствовало не отпускающее ощущение, что где-то здесь он очень близко разминулся с гибелью.

Думать об этом было неприятно… но отмахнуться, совсем не задумываясь — даже не наивность. Не то время, чтобы такое позволять. И без того немало было совершено промахов. И чужих, и собственных, если признать.

— Энтелион, — негромко позвал он, и к Саурону тотчас подошёл Всадник, в котором Фродо и Сэм узнали бы своего недавнего возницу. Саурон кивнул ему:

— Посланник с берегов моря — сам встреть его. И я срочно жду последних вестей из-за Гор.

Всадник склонил голову и удалился.

— Аграхил, тебя я хочу видеть через два часа. Остальных завтра утром жду в Круглом Зале. В первую очередь мне хотелось бы послушать имеющиеся донесения с того берега Реки.

*

…Тяжёлый стук закрывшейся за спиной двери отрезал все другие звуки, гулкий шум и шорохи никогда не спящей крепости. Но тишина не стала полной: где-то в покоях едва слышимым негромким треском шелестело пламя. Комната в конце короткого коридора — личный кабинет — была неярко освещена светом огня в камине. Саурон вовсе не был удивлён при виде посетителя, с удобством расположившегося в одном из двух кресел у камина. Гость не тушевался и, пользуясь хорошим знанием привычек, за время ожидания удачно отыскал спрятанное в тайник вино. Насмешливо качнув головой, Саурон налил себе вина и сел в кресло напротив. Гость приподнял бокал в приветствии, будто только сейчас заметив появление хозяина кабинета.

— Ты задержался. А между тем прескучная задача хранить твоё Кольцо в твоё отсутствие, — гость поднял со своих колен шкатулку и передвинул поверх столика к Саурону. Саурон коротко щёлкнул крышкой и опять закрыл её.

— Какие у меня заботливые друзья.

— Весьма обидно было бы его снова где-то потерять, — гость кивнул и указал на шкатулку. — Не наденешь?

— Я обещал нашему старому знакомцу Олорину, что дам ему возможность без помех поговорить с друзьями. Накину ещё пару часов.

— Великодушно. И ты всерьёз думаешь, что он поверит в эту щедрость?

— Может быть нет, а может и да. Он очень изменился, этот Митрандир. Годы странствий его помотали и ожесточили. Но даже если и не поверит, пусть привыкает действовать без Огненного Кольца. Найдёт и другие способы для ведения своих дел.

Гость помолчал, покачал рукой с бокалом, с преувеличенным вниманием глядя на рябь вина.

— И что переговоры?

— Я произнёс слова… достаточно слов, и их слушало достаточное количество ушей. Я дал им две недели на раздумья, а заодно и нам. Дал бы больший срок, но тянущий время Враг — это неуместно. Хотя нам это время тоже было бы нелишне.

— А если они откажутся?

— Я атакую Гондор.

Гость снова помолчал, легко кивая головой в такт своим мыслям.

— А что Сломанный меч?

— Он задавал вопросы и даже слушал. Это вселяет надежду. Я много размышлял над этим… и ведь признай: запоздай Наследник, объявись Кольцо всего лишь двумя неделями позднее, и Минас Тирит был бы уже взят. Последствия даже я не могу предугадать. Так что же, Гелион, ответь: это та самая судьба, о которой тысячи лет распевают на пирах в Имладрисе?

— И в Лоринанде. Наследник и сейчас ещё может потерять свой трон, к которому так долго поднимался…

— …но отчего-то предсказано должен его занять. А почему именно он — мне непонятно.

— Ты же всерьёз не думал, что он сам принесёт тебе твоё Кольцо?

— Глянь на это иначе: почти так и случилось.

Гость рассмеялся. В ещё одной повисшей паузе вино снова поочерёдно наполнило бокалы.

— И что будет дальше?

— Дальше я жду вестей с запада, и, предполагаю, они мне придутся не по душе. На запад ушёл Саруман. Это ещё одна из причин зря не медлить.

Гость опёрся локтем о стол и уже без веселья посмотрел на Саурона.

— Если я верно полагаю, теперь Олорин подумает и о том, чтобы просить помощи Оттуда.

— А получит ли он её? Решат ли Они вмешаться? Теперь? После того, как сами громко и наотрез отвергли своё властвование в Эндорэ?

— Он может попробовать втянуть в Противостояние и другие народы. Такое уже было в прошлые Эпохи. Кто ещё у него ходит в друзьях? Гномы?

— Гномов мало, и теперь они редко вступают в чужие войны. А посулить ему им нечего. Нет, Гелион. Взгляни с другой стороны: Король вернулся. И если он примет со мной мир, Олорин будет вынужден снова меня слушать. Сейчас. А мне в итоге нужно его именно добровольное согласие.

— Значит, остались два Кольца. Ты о них говорил?

— Ровно столько, чтобы у Хранителей был повод хорошо подумать.

— Тогда я закончу остальное, — сказал Гелион. — И пусть дальше потомки Берена ломают голову над тем, как они будут возвращать украденное потомку Куруфинвэ.

На Шир ложился ранний вечер — долгий и светлый по-весеннему. После двух нежданно жарких для апреля дней воздух отяжелел, набух влажностью и наполнился дальним предчувствием грозы, готовой в любой момент собраться над Брендидуином. От тягостного душного безветрия не спасал даже скопившийся под кронами деревьев полумрак, напрасно обещающий прохладу, а на проверку тёплый и густой от весенних запахов. Шуршаньем мелкой жизни и терпким запахом смолы лес только навевал сонливость. Фредегар Булджер широко зевнул, покрутил похрустевшими плечами и вытянул вперёд отсиженную ногу. Осоловевший от жары и вынужденного безделья он уже больше часа сидел на траве в неглубокой ложбинке, окружённой кустами орешника и бузины, следил бездумными глазами за тем, как темнеют на светлом фоне неба стволы молодых буков, и, чтобы совсем не разомлеть, время от времени щипал себя за руку. В неподвижных кронах было лениво шевельнуться и листу, но внизу, в подлеске воздух звенел от сотен насекомых, которых пробудило долгое тепло. Фредди вяло помахал рукой перед лицом, отгоняя мелких неопасных мошек, снова потянулся и без интереса поглядел по сторонам.

Поля за опушкой были ещё зелены, а вот в лесу уже заметно смеркнулось; на негустой подлесок ложился мягкий предвечерний отсвет. Укрывшаяся где-то в ветвях пичужка неутомимо щебетала, радуясь чему-то своему: то ли тёплому вечеру, то ли самой весне. С уходом холодов с зимовьев в Шир вернулись птицы, да куда больше, чем обычно; гроздьями многих новых гнёзд украсились леса. Яблони в садах укутались белою вуалью цвета и роями голодных с зимы пчел. Правильно старики говорят: один весенний час летнего дня ценней. Впору ведь и места выбирать под посадки, и грядки копать, да и сеять пора.

Неутомимая пичужка в кроне вдруг озадаченно примолкла, и вялость точно смахнуло рукой. Фредди привстал и подался вперёд, вглядываясь в просвет между кустами и прислушиваясь. Издалека донёсся короткий неумелый свист. Фредегар фыркнул и трижды переливчато свистнул в ответ — коротко и сильно. Шаги хоббитов звучат обычно мягко, но гостя выдало дыхание — взволнованное и частое, словно тот бежал, да продышаться не успел. Вот среди подлеска мелькнула рыжая макушка. Фредди приподнялся и махнул рукой.

— Томко, — негромко позвал он и подождал, пока младший кузен Томко Булджер вывалится на полянку, продравшись сквозь кустарник. — Да не шуми ты! И давай сюда!

Сверху в корзине, принесённой Томко, лежал аккуратный свёрток, а внутри в нём — ещё горячая медовая коврижка. Изрядно оголодавший Фредди в одну минуту слопал её и облизал пальцы. Уже потянулся за второй, как отдёрнул руку и заглянул уже по-деловому.

— Что тут такое? Хлеб? Сыр, молоко?

— И яйца, лепёшки, картошка вот варёная и копчёная курица, — охотно перечислил Томко. — Одежда вот кое-какая. Ты извини, мы с Мэр всё собирали впопыхах. Завтра снова принесу.

— Коврижку ещё не забудь, — проворчал Фредди, аккуратнее укладывая провиант, чтобы не подавить ничего на обратном пути. Придирчиво оглядел вынутую из корзины длинную рубашку и крепкие рабочие штаны. Не иначе как прежние вещи самого Томко: те, из которых кузен «вырос» после свадьбы на Марджи Холлсток. Среди местных хозяек она не зря славилась выпечкой и разносолами, а уж Томко отменно поесть любил. Как и все Булджеры, прямо говоря.

— Ну, ладно. Как там у вас все?

— Да так всё, обычно вроде... Все здоровы, — не очень-то уверенно ответил Томко. Фредди глянул на него подозрительно, и кузен вздохнул. — Вот спрашивать о тебе снова приходили. Да только никто не сказал ничего, не тревожься. Уехал ты, должно быть, за границу. Может и в этот самый Брыль.

— А Прыщ что-то не уймётся, — недобро помянул Фредди незабвенного Лотто Саквилля: угораздило же бедолагу Фродо обзавестись таким родственничком!

— А ещё слышно что-нибудь? — спросил он, стараясь говорить ровно. — Из Хоббитона-то?

— Да так, — присев на корточки, Томко зачем-то поковырял пальцем пожелтевшую прошлогоднюю хвою, неловко помолчал. — Я в Хоббитон-то с фермы и не выезжал давно. Вот только заезжие что расскажут… — он вздохнул. — Не знаю… совсем нехорошо там теперь стало, говорят. Бездомных очень много. С земель целыми семьями прогоняют. Старые хозяева даже жалеют, что продали: никто ведь не думал, что вот так просто разорвут все старые договоры ренты и жильцов погонят.

— Раньше нужно было думать и жалеть, — процедил Фредди. — Никто их земли распродавать за руки не тянул.

Его-то самого с родных земель не выселяли — небольшой надел на севере Хоббитона Булджерам принадлежал не одно столетие, и собственность под сомнение не ставилась. Старый домик сгорел дотла, как всеми полагалось, именно по недосмотру. Сам Фредди был убеждён в ином и часто думал, как шибко ему повезло, что в ту ночь он заночевал у друзей в Уводье.

— Угу, — покладисто кивнул Томко. — И «Плавающее Бревно». А «Пескарь» закрыли, может, слышал?

— Что?

Томко пожал плечами и продолжал ковырять землю.

— Да так вот. Хозяин ведь там тоже сменился, знаешь? Говорит, это чтобы пьянства не было. А то вот от пива непорядки дескать одни. Напьётся кто-то и буянить начнёт.

— Сказал бы я, от чего тут непорядки, да что воздух сотрясать зря, — зло пробормотал Фредди.

— А вот Верзилы туда ходят, — пожаловался Томко. — Они-то пьянства не опасаются. А вот Тед Песошкинс и без пива и не захмелев мельницу свою разрушил. Отцову ещё, дедову. Вот дурень ведь, нет?

— Зачем?

— Теперь расхаживает петух петухом и хвалится всем, что, дескать, вот ещё лучше выстроит. Друзья эти заграничные его вроде бы научат как. Да вот только кто из хоббитов молоть-то на ней станет? Фермеры на эту песошкинскую мельницу своё зерно теперь не повезут — просто побрезгуют.

— Верзилы повезут, — подумал Фредегар. — Поля-то лучшие все теперь их. А кто работать на этих полях-то будет?

— Из Бэгшота может быть кто-нибудь, — пожал плечами Томко. — Вот Лотто им тоже объявил, чтоб убирались все оттуда до конца месяца. В бараки подадутся, жить-то где-то надо. А чтобы жить, да ребятню кормить, вот и пойдут батрачить за медяки.

— Не верю, что из Бэгшота пойдут. Но с кем-нибудь из тамошних поговорить бы надо, — решил для себя Фредди. — Когда снова Фолко увижу, спрошу, может он встречал кого или знает что.

Томко печально вздохнул. Фредди даже стало его жаль. Он протянул руку и взъерошил вихры на макушке у младшего брата.

— Ну, всё, иди давай! И завтра на этом же месте!

Томко поднялся на ноги, собираясь уже уйти, да вдруг замешкался, оглянулся:

— Ещё… тебе привет передавали. Эстелла. Она так у кузин в Брендивайне и осталась, как ты и просил. Ты не беспокойся. Я ей тоже при встрече передам, что у тебя всё в порядке.

— Спасибо, — поблагодарил Фредди. Давнишний ком в груди — извечная тревога за младшую сестру всё же поослаб, стал полегче. Брендибаки её в обиду не дадут. Он махнул рукой Томко в знак прощания.

Кузен умчался, выбрав себе менее колючий путь вокруг подлесок. Фредди подождал ещё немного, послушал и почти невидимой в траве тропинкой бесшумно зашагал в противоположную сторону — через лес, к укровищу, где сам он жил с февраля, а с конца марта подселил немало бедолаг из тех, кого новые хозяева согнали с земель. Кого-то и вовсе объявили противниками законной власти и расхитителями чужой собственности. По этим обвинениям с не столь давних времён назначался арест и штрафы.

Уже в золочённых заходящим солнцем сумерках он добрался до старых каменоломен в местечке Скар. Камень здесь не добывали уже с полвека. Место было неприметным и малоизвестным, а оттого надёжным. В извивах путанных, часто изрезавших холмы пещер, не очень-то гостеприимных, но что куда важнее — безопасных, нашли приют уже больше десяти семей (близким счётом около семидесяти душ). По мере сил своих они обживали неприветливые норы, в которых впору разве что Гномам жить (в особых удобствах те, по слухам, не нуждались). Спасибо сердобольным хоббитам: друзьям и родственникам, дальним и ближайшим, тайно и не без угрозы для себя снабжавших страдальцев провизией и кое-какими нужными вещами. Фредди грустно похлопал себя по заметно опавшему животу — штаны теперь приходилось подвязывать куском верёвки, да и рубашка обвисла на плечах. Хорошо, с приходом лета лес расщедрится на подножные дары: грибы и ягоды, потом и яблоки ранние пойдут, и орехи, а там, глядишь, и осень с урожаями… но ведь где-то впереди предвиделась и новая зима, с её морозами. Как её переживать, Фредди и представить не мог.

У входа в катакомбы он поймал хоббита-доростка и спешно сунул ему в руки корзину — слишком уж соблазнительные запахи из неё тянулись. Солнышко ещё не успело спрятаться за косогор и ненадолго зависло ярым шаром над далёким лесом. Вместе с закатом лениво уходил дневной жар. Внизу, в пещерах, наверное, было прохладно и приятно, но Фредди задержался, думая ещё немного посидеть у входа, и вспомнил о трубке, которую в руках не держал… как будто бы с марта. Тут его окликнули.

Неподалёку у стены сидел старый Келджиральд Скумби, мастеривший корзину из ивовых веток. Он поманил Фредди пальцем и протянул записку.

— Когда принесли? И кто? — осведомился Фредди, пробегая глазами кривые буквы, кое-как нацарапанные на клочке бумаги. Такой нечитаемый почерк мог принадлежать только Фолко Боффину. Фредди в уме прикинул, когда он видел Фолко в прошлую встречу. Получалось, что недели с три назад, а то и больше.

— Да, незадолго до обеда, — Келджиральд пожал плечами. — Только ты уже ушёл. Принёсся мальчишка с выпученными глазами. Сказал, что тебя просят приходить. Да как можно скорее, надо же, каков! Я спрашиваю: случилось ли чего? А он просто головой мотает и мычит. Так и умчался, шалопай. А я вот всё сидел тут и ждал тебя. Чего Фолко-то хочет?

— Не пишет он, — перечитав записку, Фредди почесал в затылке, — ладно, схожу я, — он окликнул проходящего мимо паренька и попросил того сбегать и принести длиннополую куртку и шляпу с низкими широкими полями.

*

В прежние дни Фредди себя хорошим ходоком не считал — самыми длинными его походами считались дружеские прогулки в компании Фродо, Мерри и остальных: когда со смехом и песнями они бродили впятером по тропинкам Шира, веселились; вкушали обед и ужин под звёздным небом, пили за чьё-либо здоровье, говорили об эльфах и о сказочных бильбовских делах. Да то не походы были, баловство одно. Но за последний год ему столько довелось исходить дорог в родном, но изменённом Шире, сколько скрытных тропинок отыскать или своих собственных проложить — что оставалось только руками развести. Фредди мог с гордостью сказать, что окрестности миль на сорок вокруг Хоббитона изучены им назубок, а кратчайшую дорогу он выучился подбирать хоть днём, хоть непроглядной ночью — умение, которое не раз уже выручало. Но гордость эта была неразделима с грустью и досадой — ведь не от хорошей жизни хоббит в Шире станет искать скрытые пути. Когда ж такое было!

Солнце зашло, и только над западными холмами тлел в небе золотой свет отгоревшего заката. С востока наплывала бархатистая чернильная синева, в чистом высоком небе на редкость ярко и светло лучилась россыпь столь любимых эльфами звёзд. Некоторое время Фредегар шёл через фермерские капустные поля; в прошлом году урожай с них убрали, но этой весной отчего-то оставили стоять пустыми. Любуясь ночным небом, Фредди бормотал под нос одну из песенок Бильбо, пришедшуюся к месту, однако затем тропинка свернула к опушке, звёзды и их свет скрылись за шалью крон, и в тёмном лесу хоббиту компанию составила только ночная тишина. Песни на ум больше не шли. Молча и быстро Фредди зашагал известной только ему одному дорогой напрямик.

Взошла луна, и в лесу стало немного посветлее. Да и деревья здесь росли не часто, и подлесок был не негуст и невысок. Фредди шагал уверенно, хотя вряд ли глаз даже самого зоркого Верзилы сумел бы различить какое-то подобие дороги. Но она здесь пролегала, если не сейчас, то когда-то в прошлом определённо. Свидетельством тому были останки ворот, вдруг возникшие прямо посреди леса: два столба с единственной уцелевшей створой, повисшей на одной петле. Никакой ограды не было. И перед воротами, и за ними обыденно расстилался всё тот же привычный лес. Но стоило пройти ещё шагов с полсотни, и среди деревьев слева от несуществующей тропинки густым пятном сгущался силуэт невысокой постройки. Стояли подальше и другие: невидимые в темноте, ветхие от старости строения.

Возводил некогда эти постройки старик Вендесамин Тук, почивший уже почитай как с тридцать лет тому назад. Усадьбу он достроить не успел, и эти годы она медленно ветшала без хозяйского надзора, пока окончательно не была поглощена лесом. Большой оригинал был этот Тук, печально известный тем, что однажды вдрызг разругался со всей своей роднёй и ушел прочь от заселённых мест копать себе нору прямо посреди лесной чащи. Да не просто нору, а целый подземный дворец! Но если о Бильбо с его страшными байками про дракона говаривали как о милом чудаке, пусть сбрендившем, но в целом безобидном, то о сумасшедшем скандалисте-Туке старались и не упоминать лишний раз, дабы не привечать лихо понапрасну и не сердить тукову родню. Нынешнему Тану Вендесамин приходился как-никак двоюродным дедушкой. Сами Туки о безумном родиче вспоминать не очень-то любили. Наследники и родственники старика, схоронив его, «в ту проклятую нору» и нос-то ни разу не сунули.

Хоббичьей ребятне всё это только интереса прибавляло. И пусть младшей детворе для испытаний храбрости хватало вылазок в сад «того самого Бэггинса», то старшей молодёжи хотелось не очень страшных приключений. Залезть на спор в брошенную нору «того самого Тука» первым предложил Мерри — среди доростков он в то время считался самым шебутным. И Фродо поддержал. А Фредди просто пошёл со всеми. Призраков в пустом недостроенном жилище никаких не оказалось, как и сокровищ, только много грязи и забытых или брошенных вещей. И всем тогда стало очень грустно и не по себе. Фредди приходил сюда с компанией ещё два или три раза, пока сомнительное развлечение всем не надоело. О брошенной норе спустя почти двадцать лет вспомнил Фолко и предложил её для безопасных встреч. Расчёт был в общем-то верным: местные о жилище безумца Тука вслух не поминали, чужаки о нём не знали вовсе, и даже Лотто Саквилль, хоть и слышал что-то, в жизни бы не увязал концы с концами. Пусть и родич Бэггинсам, дружбы с самим Фродо Лотто не водил, а друзей Фродо не выносил, и в детстве к сумасбродствам склонен не был. Не с такой-то матерью, как Лобелия… Фредегар почему-то только сейчас подумал, что с тех пор, как Лотто взлетел на самовыстроенный пьедестал почёта, о самой Лобелии никто давно ничего не слышал.

*

Двор перед парадным входом в нору был когда-то мощён плитами; и пусть теперь по прошествии лет густо зарос сорной травой, всё же ощущался под ногами и указывал, где закончилась подъездная дорога. Что было кстати, потому как никакого крыльца не было — его, как и парадную дверь, похоронил под собой давнишний оползень. Спуститься в нору можно было через чёрный вход, начинающийся в неглубоком логу шагах в сорока к востоку отсюда. Лицу несведущему этот лаз найти было очень непросто — разве что случайно свалиться в запрятанную среди лещины нору. Подходя всё ближе, Фредди настороженнее прислушивался, а когда до входа оставалось футов с десяток, остановился и трижды громко крикнул выпью — этот условный знак они с Фолко придумали ещё в детстве. Но сделав ещё несколько шагов вперёд, Фредди так и застыл на месте — тёмный лесной воздух дохнул в лицо густым запахом наваристой мясной похлёбки. Воображению даже почудилось бурчание булькающего варева в котелке. Теряясь, что ему вернее делать: смеяться или сердиться на бестолкового приятеля, он уже двинулся напролом через кустарник, но тут в нескольких футах впереди точно из-под земли бесшумно возникла тёмная фигура, и глухой голос вопросил:

— Эй, тут… Кто идёт?

— Ты меня знаешь, Додерик Кротт, — неприветливо буркнул Фредди. Послышался негромкий щелчок, и выплеснувшийся свет фонаря выдернул из темноты лицо Додерика, тревога на котором тут же сменилась облегчением.

— Это ты, Фатти? Мы уже думали, что ты сегодня не успеешь! Фолко уже три раза про тебя спрашивал.

— И что, вы тут решили скоротать ожидание за поздним перекусом? — всё ещё недовольно проворчал Фредди. — А если кто учует?

Тайный лаз был по-хоббичьи хитро упрятан среди кустов орешника. Фредди спустился первым, брезгливо отмахнул от лица свисающие с потолка корни растений, но одновременно отметил отсутствие паутины и обычной грязи — тоннелем, очевидно, пользовались не раз и не два. Он пригляделся. Нет, не показалось. Лаз в самом деле стал пошире, да поудобнее — кто-то над этим немало потрудился.

Выход впереди зажелтел светом; Фредди не без удивления шагнул в прихожую и чуть не споткнулся о ногу притулившегося у двери хоббита. Тот спал, но тут же встрепенулся, спросонья хлопая глазами, однако вошедший следом Додерик окликнул его по имени и что-то тихо произнёс. Фредди же в недоумении оглядывался и первым делом отметил про себя, что сыростью и плесенью больше не пахло. Кто-то проветривал нору или даже протапливал, если, конечно, здесь уцелел хотя б один камин. Да и убранства прибыло. В прихожей на позеленевших медных крючках висели лампы, бездверный проём в стене справа прикрывала наполовину отдёрнутая занавеска из соломки. За ней начинался короткий коридорчик, ведущий, если Фредди верно помнил, к кладовым; и в том полумраке было различимо тусклое мерцание свечей, оттуда доносились приглушённые голоса и шорохи, тянуло запахами походной кухни.

Додерик мотнул головой, указывая на дверь слева.

— Пойдём. Фолко там.

— Что происходит? — спросил Фредди, пока шёл за провожатым по коридору, не удержался и всё же оглянулся. — Сколько у вас тут хоббитов? Откуда все взялись?

— В Хоббитоне хуже всё стало, — был ответ. — А, впрочем, Фолко тебе лучше сам расскажет.

Коридор вывел в большую овальную комнату. В норе эта комната занимала центральное место, и, предположительно, имела главенствующую роль. Окна её должны были быть смотреть в сад; к ней сходились все коридоры от жилого и хозяйственного крыльев; к ней же вёл прямой ход от парадной прихожей. Старик Тук, вероятно, задумывал её гостиной, но даже не успел обставить мебелью. Теперь она оказалась беспорядочно заставленной вещами. Столы и стулья, сундуки, корзины и баулы — всё это напоминало то, чем, по всей видимости, и являлось — въездом в дом нового жильца. Ещё это зрелище напомнило Фредегару груду вещей, сгруженных в прихожей маленького домика Фродо в Кривражках. Им с Мерри пришлось приложить немало усилий, чтобы создать подобие уюта в необжитом жилище, где самому Фродо довелось только раз переночевать. Фредди подумал, что так ни разу и не справлялся, что после сталось с разорённым домом и растёрзанными вещами. Вероятно, Брендибаки просто заперли его до времени, пока уляжется вопрос с наследованием. А потом и вовсе стало не до того.

Додерик отправился искать Фолко. Оставшись в одиночестве, Фредди с любопытством огляделся. На одном из столов он заметил стопку бумаг, чернильницу и неаккуратно обрезанное писчее перо. Так как же давно Фолко здесь живёт? Кроме того, тут очевидно кто-то ночевал: на полу у стен лежали свёрнутые спальники — тонкие одеяла и подушки. Фредди бесцельно двинулся по комнате и вдруг услышал чей-то негромкий бормочущий голос, а потом тихие рыдания; он осторожно заглянул в полуотворённую дверь, смутно припоминая, что за ней должна быть ещё одна комната. Всхлипывала женщина, сидящая у изголовья устроенной прямо на полу постели, в которой кто-то лежал. В склонившемся над постелью пожилом хоббите Фредди признал лекаря из Хоббитона, чьего имени он не припомнил.

— Эй! — послышался оклик. Фредди обернулся и почти не удивился, увидев Хэла Гэмджи. Вид у Сэмова кузена был усталый, если не сказать, измождённый; лицо заметно осунулось, глаза нездорово блестели, левую щёку прочертила глубокая ссадина, а снизу на челюсти наливался чернотой большой синяк, точно Хэл с кем-то подрался. Несмотря на тёплый вечер, Хэл намотал на шею толстый шарф, и голос его звучал сипло. Или простужено? Руки Хэл глубоко спрятал в карманах, точно и вправду мёрз.

— Ты тоже здесь? И сколько вас всего?

— Достаточно будет, да и ты теперь тоже, — ответил Хэл, — мы уже и не ждали тебя. Давай, пошли, — он указал кивком на дверь за своей спиной. — Ты Фолко-то ещё не видел?

— Что тут творится, вы мне, наконец, расскажете? — повторил попытку Фредегар, а Хэл только покивал.

— Все стало хуже, — вновь прозвучала таинственная фраза. Призвав себе в помощники терпение, Фредди пошёл за Хэлом в сумрачные недра норы, которую уже неверно было бы называть брошенной. Пожитки, заполнившие ранее пустевшие комнаты, заверяли, что здесь жили уже довольно продолжительное время, и надо полагать, жили в немалом количестве — по пути Фредди насчитал не менее десяти спальных мест, а сам столкнулся с восемью поселенцами. Все здешние, как он заметил, были не очень-то приветливы, глядели настороженно и долго таращились вслед.

— Началось всё где-то с неделю назад, — начал рассказывать Хэл. — В округе Хоббитона уже который месяц стройку какую-то вели, большое такое здание из кирпича, и вот на тебе, закончили. Кто-то гадал: будет ли это амбар или склад какой. А нет, как оказалось. Новая тюрьма это, вместо Прыщевых сараев.

— А прежних сараев, значит, мало стало? — спросил Фредди с отвращением.

— Оказывается, мало. Зато есть теперь в Шире тюрьма с охраной и собаками. Во как! А вон и Фолко, кстати.

Фолко нашёлся в одной из безымянных комнат, нынче, видимо, определённых под кладовки. Он беседовал с двумя хоббитами, а, завидев Фредди, улыбнулся и помахал рукой, обещая, что скоро подойдёт.

— В ту среду это было, — мрачно заговорил Хэл: — Сынишки Тонто, может, помнишь их — близнецы? Они попались в саду Бэг Энда. По привычке взлезли что ли или по глупости ребячьей. Старый мастер Бильбо никогда ребятню не обижал, а мастер Фродо и подавно. А Лотто их поймал, но вместо того, чтобы родителям на суд привести, отрядил в тюрьму. Дружки-то его проклятые тут же посудили: в наказание выдать мальчишкам двадцать ударов розгами по ногам. Прямо тут же, на поляне под Праздничным Деревом, в пример другим. Мать их, ясно дело, в слёзы, отец к мэру бросился. Ведь не украли ничего, не поломали. Да и что там красть-то было? А только Лотто всё твердит, что его собственность, дескать, нарушили. Тьфу! — Хэл презрительно сплюнул.

— А потом Лотто Прыщ вышел и прилюдно объявил, что наступили новые порядки, — продолжил Хэл, а Фредди с трудом сдерживал рвущиеся с языка ругательства. — А новые порядки подразумевают новую ответственность. Вот за границами Шира порядки, дескать, таковы, что на воришек ещё огромный штраф бы наложили, да он не станет дела до такого доводить — добрый он. Ребят выпороли. Мать с отцом их со слезами с поляны на руках уносили — мальчишки сами не могли идти. Вилли, наш мэр, не выдержал, да отправился к Лотто с гневной речью и требованием прекратить бесчинства. За что и угодил в тюрьму как зачинщик беспорядков и смутьян. А его семейных запугивать принялись. Вот Фолко некоторых здесь спрятал.

— И мэр в тюрьме? Значит, совсем плохи дела… — Фредди почесал лоб, обдумывая новости. — А нора? Когда вы успели тут порядок-то навести?

— Это Мэггот порядок навёл, — сказал подошедший Фолко. — Привет, Фатти!

— Мэггот?

— Да, — сказал Хэл. — О норе-то Мэггот давно прознал, от мастера Мерри ещё. Мужик-то он смышлёный, вот и подумал, что неплохо было бы оборудовать здесь тайник, а то мало ли. Вот он с сыновьями руки и приложил. Ещё зимой, кстати, всё затеяли. И не ошибся, как видишь. А как только эти волнения начались, сам пришёл и предложил помощь.

— Если нужно кого-то у нас устроить, то за этим дело не станет… — вставил Фредди.

— Нужно, — подтвердил Фолко. — Здесь места мало.

— Теперь точно да, — кивнул Хэл. — Так вот, после ареста мэра буча, конечно, поднялась. Многие пошли к дому Лотто, требовали мэра освободить. Пришли и кричали. Снова вышел Лотто, а за ним дружки его, эти Дылды, две дюжины их было, а то и больше. В Бэг Энде они теперь постоянно живут. Объявили, что власть в Хоббитоне переходит к Лотто. Он теперь называет себя Предводителем. Велели по домам расходиться, а то хуже будет. Тут вышел вперёд Сарадок Гульд, прямо под ноги Лотто и плюнул, да и выметаться из Бэг Энда приказал, дескать, недостоин здесь жить. Так что тут началось! Схватили сначала Сарадока, в тюрьму отволокли, потом и ещё кое-кого, кто громче всех голосил. Приговорили к заключению и штрафу. А Сарадока главным зачинщиком объявили, на следующий день отвели к тому же Дереву, столб поодаль вкопали, и к столбу этому цепью привязали. И объявили всем, чтобы к столбу подходить никто не смел, а то сам тут же в тюрьму отправится. А чтобы Сарадок сам освободиться не сумел, надели на шею ему деревянную скобу, а к ней под подбородком руки заковали, да так что в локтях не разогнуть никак. Сперва она только обидной насмешкой кажется, и думаешь ещё: когда ж они успели-то выпилить эту мерзость по нашему, хоббичьему размеру? Ну а потом-то, как руки без движенья совсем уж затекают, тут и понимаешь, что к чему... Локтями машешь, пальцами трясешь, чтоб хоть немного кровь разогнать, чтоб легче хоть немного стало, а Дылды только смотрят за твоими мучениями и смеются…

— Ты откуда знаешь? — воскликнул Фредди и тут же о вопросе пожалел: стало вдруг ясно, откуда взялась царапина на щеке Хэла и его осипший голос. А Гэмджи усмехнулся, криво и ожесточённо.

— Оттуда. Словом, Сарадок там просидел два дня и ночь. На солнцепёке. А жарко в те дни было. И ни еды, ни воды ему дружки Лотто не давали, и другим приносить не позволяли. Жене его самой плохо сделалось. А он-то уже в летах!

— Если нужна помощь, пусть, мы всех приютим. С едой у нас, правда, не очень…

— С этим помогут, — пообещал Фолко, — сочувствующих уже много. Да и Мэггот тот же не отвернётся.

— А что другие? — ухватился Фредди. — Много, ты говоришь? И что они думают делать? Туки те же, да и Брендибаки? И остальной народ?

— Туки Дылдам, кстати, отпор дали, — кивнул Фолко. — Старик Тук объявил Зелёные Холмы и Тукбюро своей исключительно вотчиной, а, значит, закрытой для Дылд и для Прыща. К ним пока не сунутся, конечно, но... Брендибаки тоже не лыком шиты, окопались на своём берегу. Так что ты за Эстеллу не волнуйся. А что до других… Да ты и сам знаешь: не такие мы, хоббиты. Лотто хитро всё придумал: складно говорил и про власть законную, и про обязанности… вот они повозмущались, пороптали и подчинились. Как обычно.

— Привычные, — со злостью в голосе фыркнул Хэл.

«Так и не так, — подумал Фредегар, — дело ведь здесь не в одной привычке, хотя и в ней тоже. Дело в различии жизненных мерил...» Когда из-за границ явились первые Верзилы-поселенцы, хоббиты поворчали, пошептались, да и продолжили жить, как жили. Когда люди повсеместно скупали лучшие наделы и дома, когда селились всё гуще и приносили в Шир свои новые порядки, из хоббитов и тогда никто и слова не сказал. Быстро нажитое богатство и влияние Саквилль-Бэггинсов вызывали пересуды, но не беспокойства. А между тем пришельцы всё наглее приживались, а этого никто не замечал, и предостережения умных шли мимо ушей. — «В этом дело. Слишком наивные, мы оказались не готовы. Привычные всё мерить на своих весах, мы слушали тех, кто важнее и богаче, мирились и терпели, и не желали верить в неудачу завтрашнего дня. А теперь уверенные в безропотности и покорности малого народца Верзилы и вовсе осмелеют... И хоббиты сами дали им в руки всё: и власть, и свою страну».

И даже сам он, Фредегар Булджер, отдал её, когда, напуганный сбежал в леса вместо того, чтобы что-то предпринять. Но что он мог? Или тот же Фолко?

«Вот Бильбо бы что-нибудь придумал». Старый добрый Бильбо, любимый герой ребячьих сказок: храбрец Бильбо, в одиночку вошедший в пещеру дракона, Победитель пауков, Ездок-на-бочках... Да, наверное, Бильбо бы не растерялся. Или Фродо с Мерри…

О судьбе исчезнувших друзей Фредди почти ничего и не слышал. Зимой через Шир проходили Гномы — их путь лежал дальше по Западной дороге к Синим Горам; среди опасливых рассказов о смуте далеко на востоке мелькнули слухи о неких постояльцах, скандально отметившихся в брыльском трактире в середине осени. Тех было четверо, все были хоббиты, один называл себя Норохолм. Больше ничего дельного никто из Гномов рассказать не мог: слухи и так пришли через третьи разговоры, начала, если и захочешь, не отыщешь. Фредди очень бы хотел верить в то, что Древлепуща выпустила непрошеных гостей живыми. Как и все в Шире он понятия не имел, где находится этот самый Дольн и как дотуда далеко. Но если и сумела отчаянная четвёрка добраться до эльфов благополучно, то отчего-то назад не возвратилась. Фредди гнал мысли, что давно прошла пора оплакивать безымянные кости, белеющие под небом где-нибудь среди безлюдных пустошей или в топях...

* * *

Вспомнив о хозяйском долге, Фолко позвал друзей к ужину (очень позднему даже по ширским меркам) в одной из приспособленных под кухню кладовых. Желудок Фредди голодно забурчал, напоминая, что из катакомб он вышел, даже не поужинав. Поели сытно, по-хоббичьи обстоятельно и без лишних разговоров, мешающих пищеварению. О провианте, как понял Фредди, тоже позаботился старик Мэггот, люто ненавидящий новую власть.

— Оно-то, конечно, хорошо, — заметил Фолко, собирая со стола посуду, — да и закрома Мэггота ведь не бездонны. Он пока щедро помогает, но, ясное дело, ему и сеять что-то нужно, и на осень приберечь, и своих ртов в доме больше десятка. Так что надо думать о будущем… А аресты эти в последние дни только участились. Многие бегут из Хоббитона на окраины. Кто-то о нас прознал, вот и к нам подались. А где их размещать? Здесь только временное прибежище, передышка. Ну ладно, часть сейчас уйдёт в Скар. А некоторые и через Реку уже готовы переправиться.

— И в Брыль уйти, — подал голос Хэл, сидевший в самом тёмном углу и нянчивший между ладонями ополовиненную кружку. — Сколько к вам уйти-то смогут? — спросил он уже Фредди.

— Смогут немало, — прикинув в уме, ответил тот. — Места там хватает, только удобств нет, это даже не то, что здесь... Понимаете?

Хэл крякнул и рассмеялся.

— Понимаем. Ничего, потерпят. Жили же когда-то наши предки и в простых норах, прежде чем подушечки и стульчики к себе не натащили. Сервизы гномьи всякие.

Фолко с укоризной взглянул в его сторону.

— Почему, думаете, аресты участились? — спросил Фредди.

— Это-то известно, — ответил Фолко. — На преступника или на его семью накладывают штрафы, а если платить нечем, имущество отнимают. Жадности Прыщу не занимать.

— Да я не о том. Почему сейчас и почему так вдруг всё началось? Дылды и Прыщ и раньше воду мутили, но тихонько, исподтишка.

Фолко пожал плечами.

— Может, уверились, что им отпора не дадут?

Хэл сидел молча, с преувеличенным вниманием разглядывая содержимое кружки.

— Вообще-то я что-то, кажется, случайно слышал, пока там был, — где «там» Хэл предпочёл не уточнять, а допытываться у него не стали. — Ну, в общем-то, не знаю, есть ли от этого толк какой… но я слышал, что у них там что-то не заладилось вроде как.

— Где не заладилось? — спросил Фредди.

— Чего ж ты молчал? — в один с ним голос воскликнул Фолко.

Хэл фыркнул.

— Да я не думал, что это так важно! Нам-то чем поможет? А где — это там, — он сделал взмах рукой, который, по всей видимости, должен был указывать за границу Шира. — На востоке. За Рекой, — сказал он неуверенно, — а может ещё дальше.

Фолко и Фредди одновременно обменялись взглядами.

— А подробнее рассказать сможешь?

— Да что тут говорить! — отмахнулся Хэл. Он долго сидел, молча обводя пальцами кружку, однако вид у него понемногу стал задумчивый. — Я так понял, что у этих Верзил есть ещё какой-то главный. Но, вроде бы, не Прыщ, а другой… и он не очень-то доволен их делами. Сейчас он за границами. Так вот у него там что-то не заладилось. Деньги понадобились, или ещё что.

— Может и так, — подумав, сказал Фолко, — да только деньги у Лотто и самого есть, и немалые. Вон сколько золота он потратил на покупки и просто сорил. Откуда он их взял? Опять же — из-за границы.

Хэла это не убедило.

— А что ещё тогда Этим могло быть нужно?

— Дома наши, — предположил Фредди. — И хоббичьи земли. И…

— А не думаешь ли ты?.. — Фолко мигом захлопнул рот, аж клацнув зубами.

— Да что такое? — Хэл подозрительно переводил взгляд с одного на другого и вдруг рассмеялся: — Вы прям как мой братишка младшенький. Знаю я: Сэм всё молчал про тайны какие-то с таким видом таинственным. Эльфы ещё, поди, скажете, и эти их дела? А этим бандитам на востоке, скажете, не он ли насолил?

— Так-то оно так… — неуверенно проговорил Фолко, а Фредди молчал. Хэл отсмеялся, посмотрел на товарищей и неверяще покачал головой.

— Если не сгинул мой братишка, как все наши домашние думают, то уже хорошо. А про остальные ваши дела я не знаю, и, думаю, не нужно мне знать.

— Ага, — невпопад ответил Фолко. — Ты недоговорил про главаря. Так что? Тот недоволен? А эти почему хвостом тогда забили?

— Боятся, вестимо, не наведается ли сюда. А больше я ничего не знаю.

— Этого ещё не хватало! — вырвалось у Фредди.

— Мда, — невесело протянул Фолко, думая, видимо, о том же. — Эй, ну ладно, как насчёт ещё пивка?

*

…Говорили ещё долго, да всё о другом: ту тему больше не поднимали. Спать Фредди лёг едва ли не ближе к рассвету в одной из бесчисленных кладовых. Фолко с Хэлом в четыре руки мигом собрали для него удобную постель, устраивая, как почётного гостя. Устроив щёку на подложенной ладони, Фредди целую минуту пытался перебирать в усталой голове вялые мысли, но проиграл в этом: его сморило быстро.

Проснулся он, когда уже, похоже, совсем засветлело: за дверью суетно топали и совсем не стеснялись шуметь. Отчаянно широко зевая, хоббит натянул куртку и выглянул наружу. Время определённо подходило к завтраку, и Фредди надеялся, что здешние погорельцы за суетой не позабыли обязательный обычай. О дружелюбии, как выяснилось, здешние хоббиты тоже вспомнили. Этим утром с Фредди приветливо здоровались, любезно осведомлялись о его делах и справлялись о пожеланиях. Как быстро выяснилось, Фолко с утра уже успел всем разболтать о планирующемся переезде в Скар. Желающих безотложно переехать, к удивлению Фредди, оказалось немало.

После завтрака нора снова загудела топотом и голосами. Вроде и пожиток у переселенцев было немного, но собирались и упаковывались долго и суматошно. Знатокам местности Фредди на словах объяснял, как добраться до укровища, да кого спросить по пришествии туда, прочим рисовал карту. Посовещавшись, решили выходить небольшими группами с разницей в час и добираться разными дорогами. Фредди больше всего беспокоило, что по прибытии поселенцев нужно будет чем-нибудь кормить, а чем, кстати, тот ещё вопрос — собственных запасов кот наплакал.

— Вот об этом беспокоиться не стоит, — успокаивал его Фолко. — Около полудня обещался подъехать Мэггот. Он и с припасами поможет, и, может, что-то из пожиток подвезёт, чтобы нам на себе меньше тащить.

— Вы и подъезд обустроили? — удивился Фредди, подумав, что дорога или даже колея, ведущая в глухом лесу в никуда, не сможет не вызвать подозрения.

— Не здесь, — объяснил Фолко. — В паре миль отсюда есть вырубка. Она хоть и брошенная была, но мы над ней немного поработали, когда нору в порядок приводили. Мэггот туда на двуколке открыто приезжает с топорами и пилами напоказ. Если кто что и увидит, не страшно — брёвна же из леса на себе и впрямь не попрёшь. Нам он выгружает провиант, а обратно хворост и дрова везёт.

— Хитро придумали, — пробормотал Фредди, одновременно с тем припоминая, что он слышал об этом Мэгготе от Мерри с Пиппином и гадая, каков же тот из себя.

Мэггот прибыл, но не около полудня, а уже после обеда. С ним приехали трое старших сыновей. Двое споро занесли в нору кое-какой провиант, третий прошёл с отцом на кухню. Фолко предложил гостям чаю или чего покрепче. От эля Мэггот не отказался, пристально глянул на Фредди, приветствовал его крепким рукопожатием, потом с вниманием выслушал соображения Фолко о переезде в пещеры и хмыкнул.

— Помочь-то помогу, — сказал он твёрдо, — за этим не станет. Но вам о другом заботиться скоро придётся. Как раз хотел об этом рассказать. Понко, — он указал на сына, — только вчера из Хоббитона воротился. Думается мне, что, пожалуй, от новых поездок я в ту сторону надолго воздержусь. А новости послушайте, да не понравятся они вам, думаю.

С тяжёлым сердцем Фредди приготовился слушать новые неприятные известия, хотя уже и пора было к ним привыкнуть. Гонения с земель не удивляли, как и новые преследования, и штрафы. Но вот Понко хорошим глотком отхлебнул из кружки, как-то протяжно вздохнул и приступил к самому главному:

— Только при мне за полдня арестовали шестерых, а обвинения были — курам смех. Из бедняков чаще берут. Всех в тюрьму отводят. Родне позже сообщают плату, за которую арестованного можно выкупить, вот только суммы, замечу, немаленькие. А если денег нет — извольте отработать за проживание, да за питание в тюрьме. Запросто так теперь никого кормить не будут. Хочешь — не хочешь, а выбирай: либо последние гроши для выкупа вытрясай из карманов, либо в работники к ним забесплатно нанимайся, чтобы твой родич с голоду в камере не помер. Мужчин отбирают к работе на полях и на стройках, а женщин и девушек — прислугой и кухарками в хозяйские дома, да подавальщицами в трактиры. Не знаю, что и хуже…

Понко замолк, отпил ещё, поглядывая поверх кружки на соседей. Все долго молчали. По щекам Фолко зардели алые пятна, он со стуком отставил кружку, боясь уронить — пальцы тряслись от злости. Хэл выругался — безыскусно, но крепко, продолжительно и от души.

— Понятно теперь, кто им поля будет вскапывать, да сеять…

— Заметьте, кое-кто и в шериффы идёт — за порядком следить, — вставил Мэггот, его чёрные глаза блеснули, а взгляд ожесточился. — Не знаю, что им наговорили или наобещали, и будут ли они новые обязанности исполнять так ревностно, что другим придётся поберечься…

— Ну, уж нет. Хоббитов на хоббитов им вовек не натравить! — запальчиво воскликнул Фолко.

— А кто знает, что дальше-то теперь будет, — веско заметил Мэггот.

«О чём бы там Гэндальф не предостерегал Фродо, что тот так испугался, да только теперь худшее не где-то за горами, а уже прямо здесь, — подумал Фредди. — А почему? О таком волшебник не подумал? Не знал или не предполагал?»

— И ещё, — Понко вроде бы замялся, глядя на Хэла, — я слышал, вы с семьёй Уиллоу из Уводья не то в родстве, не то друзья хорошие...

— Ну да, — с удивлением сказал Хэл, — мы и в родстве состоим, хотя и дальнем, и дружим семьями не в одном поколении. А что такое?

— А с Киллом и Нифом знакомы?

— А то! Ниф — один из их младшеньких, мой братишка с ними ещё маленькими возился. А Килл, соответственно, Нифу дядей приходится, он брат Тима Уиллоу, а уж того-то вы точно знаете! После того как бедолага Тим пять лет назад умер, Килл его детям вместо отца, считай, стал.

— В тюрьме оба, и штраф большой наложен, — коротко ответил Понко. — Я, правда, не знаю подробностей.

— Да что ж такое! — воскликнул Хэл, губы его побелели, и, показалось, что синяк на щеке стал больше и чернее. Хэл резко откинулся на стуле, цепляясь на столешницу скрюченными пальцами. — Да нету у Уиллоу больших денег! Чтоб и штраф, и… да Килл и Ниф в их семье единственные мужчины… а у покойного Тима остались жена и три дочки в доростках! О каких деньгах речь?

— Вот так… — развёл руками Понко.

— Ладно, пора, — Мэггот хлопнул сына по плечу и поднялся с места. — Работа сама себя не сделает. А нужно ещё помочь вашим поселенцам до места добраться. Каменоломни эти я знаю, но близко не подъеду. Редко в тех краях народ бывает. А вы ведь лишнее внимание привлекать не хотите?

— Не хотим, — подтвердил Фредди.

…Отправлялись суетливо и, на взгляд Фредди, слишком шумно, но вышедший Фолко всех ловко приструнил и призвал к порядку. Оставалось только диву даваться, откуда в тихом и мечтательном друге детства взялись такие командирские замашки. Мэггот даже глянул уважительно и кивнул; под его дальнейшим присмотром группы хоббитов, наконец, выдвинулись от норы. Идти собирались одним отрядом, но осторожно: гуськом друг за другом, след в след, и трава едва ли надолго пригибалась под их шагами. Такую скрытую хоббичью тропу Верзилам не разгадать, даже если она вдруг попадётся на глаза. Этим манёвром переселенцам предстояло дойти до вырубки, где оставил повозку Мэггот, а там уж разделиться и дальше двигаться четырьмя меньшими отрядами порознь. По расчётам Фредди к каменоломням путники должны были добраться до заката. Сам он задержался, думая уйти с одной из последних групп.

— Пойдёшь с нами? — спросил он у Фолко.

— Думаю да, — рассеянно ответил тот. — В Хоббитон мне лучше не заглядывать, я там немного… насолил кое-кому, а в тюрьму сесть что-то вовсе не рвусь. Я попросил братишек держать меня в ведении, если что. Они про эту нору знают, и вообще в курсе всех дел.

Пока собирались, Хэл куда-то запропал; Фредди и Фолко столкнулись с ним совершенно случайно, перед входом в нору. Хэл обрядился в плащ и шляпу. За плечами его висела тощая котомка, а на лице читались упрямая решимость и лёгкая досада от нежеланной встречи.

— Куда это ты собрался? — спросил Фолко. — Не в Хоббитон ли?

Хэл только повыше закинул на плечо ремень.

— Ты сам все слышал.

— Из-за Уиллоу?

— У них поселился старик Хэмфаст, ты знал? После того, как его из Бэгшота попёрли.

— Нет, не знал, — сказал Фолко. — Тебя поймают. Чем ты им поможешь? Или сам батрачить на Прыща пойдёшь?

— Фигу ему, да ею же подавиться, — буркнул Хэл. — А только я всё думаю: кто из Уиллоу в услужение пойдёт? Хозяйка или, может, её дочки? Старшей из них и двадцати нет! В трактирах Дылдам пиво подносить, да за ними подтирать потом? А Хэмфаст, упрямец, я ведь уверен, упрётся и скажет, что обузой на шею вдове себя не повешает. И куда он тогда пойдёт со своим скарбом? С голоду помирать?

— К нам, — неуверенно предложил Фредди.

— Обязательно. Я и приведу. Только вместе с Уиллоу. А сейчас я в Хоббитон, — упрямо повторил Хэл. — Не беспокойтесь, буду тихо себя вести, чай, не дурак. Там, на месте просто присмотрюсь пока. Кузен у меня кузнец опять же, он тоже живёт неподалёку.

Было очевидно, что его не переубедить.

— Постой, — выпалил Фредди прежде, чем мысль до конца оформилась у него в голове, — я с тобой пойду.

— Что? — воскликнул Фолко. Хэл помотал головой:

— Незачем это.

— Есть зачем, — Фредди и сам был рад бы складно и понятно объяснить всю ту неразбериху, что разом народилась в мыслях, но подумал, что Фолко-то должен был его понять. Коли уж Сэм ушёл с Фродо, то за отцом его стыд было бы не приглядеть. Сам Фредди всё ещё чувствовал по этому поводу смущение: ему-то самому уйти с Фродо решительности не хватило; идея с Заговором принадлежала Мерри, а Сэм, получается, под руку Гэндальфу попался случайно и даже по их вине. Всё это в один короткий миг взвихрилось в голове, и Фредди понял, что и половину мыслей озвучить не сможет, если не хочет выдать тайну Фродо и Гэндальфа. И в тот миг он окончательно решился:

— У нас с Фолко тоже остались хорошие друзья и родня в Хоббитоне. Я с тобой пойду. Мне до желудочных колик надоело любоваться на все эти Прыщевы дела и сидеть в разных норах дурень дурнем! В отличие от Фолко я не наследил особо в Хоббитоне. Арестовывать меня пока не за что. Считай, я просто путешествовал в Брыль и чуток загостился у дальней родни.

— Как будто там кому-то нужен повод! — недовольно ответил Фолко. — Не забудь ещё, что среди новых дружков Лотто есть и кто-то, кто держит на тебя большой зуб.

— Вот уж не знаю, с чего бы, — этого Фредди и впрямь не знал, мог лишь догадываться, что его маленькая роль в помощи Фродо могла стать кому-то интересна. Только кому? О той истории с Кольцом он знал не больше, чем другие…

Хэл всё колебался.

— Ты и в общине Скар главарь. Тебе не надо…

Фредди только усмехнулся. Главарь, ну скажешь тоже!

— Фолко со всем справится, он там всех знает. Даже больше, чем я. И договор с Мэгготом у вас налажен. А я пропадать не собираюсь. Просто осмотримся, ведь так?

Фолко долго глядел на друга и махнул рукой.

— Решайте сами. Но если и впрямь надумали, подождите хотя бы, соберу вас в дорогу. Хэл, поди, поскромничал с провиантом.

Хэл, кажется, не ожидавший, что с его уходом всё так быстро разрешится, безропотно позволил снять с себя котомку, но в нору не возвратился, как будто опасался, что там его снова начнут уговаривать остаться. Фредди остался с ним ждать возвращения Фолко.

— И что ты на самом деле надумал делать? — тихонько спросил он у Хэла. — Я ведь не отвяжусь, и не надейся.

Хэл глянул в ответ как-то странно, точно увидел Фредди впервые или лишь сейчас разглядел что-то незнакомое в давнишнем знакомом.

— Я не думал ещё толком, — признался он. — Но, если потребуется, тюрьму эту голыми руками поломаю. Все стены по кирпичику разберу.

— А! — протянул Фредди. — Ну, тогда и впрямь хорошо, что с тобой я пойду. Если и ломать, то умно. А две головы лучше.

* * *

Путь напрямую до Хоббитона мерялся тридцатью милями, но разумно решили добираться окольными путями. Несмотря на приложенные старания уйти поскорее, отправиться сумели только ближе к вечеру. Фолко даже предлагал остаться на ночёвку в Туковой норе, но Хэл лишь отмахнулся.

Сумерки настигли посреди полей, которыми Хэл и Фредди решили срезать. Летом или ранней осенью приятнее было бы устроиться на ночлег в свежескошенном стогу, но весной на это нечего было и надеяться. Более того: поля, похоже, предназначенные под картофель, имели вид неухоженный и невесёлый. Причина вскоре прояснилась — Хэл вдруг ругнулся и указал рукой на обгоревший остов домика на краю поля. По виду обратившихся в угли балок было очевидно, что пожар зиму не пережидал, случился не больше месяца назад. Фредди почудилось, что слышимый запах гари ещё веет в воздухе.

— Здесь ведь тоже землю в аренду сдавали, — припомнил Хэл, — тьфу ты, пропади!

Спать легли под деревом — на ночной переход под звёздами у обоих не обнаружилось сил. Костёр не разводили, ночь была достаточно тёплой, а плащи уверенно спасали от сырости, идущей от земли. Поужинали вхолодную припасами. Позавтракали поутру ими же.

— Ну? Ты что-то надумал? — спросил Фредди, когда три четверти пути остались позади, а солнце спешило подняться к зениту.

— Думаю, — хмыкнул Хэл. — Ты не беспокойся. Не дурак я вот так с разбегу тюрьму штурмовать. К кузену зайдём сперва. Его тронуть вряд ли бы посмели. Кузнец он умелый, в округе один такой, Дылдам с ним выгоднее дружить, чем ссориться.

— А он с ними дружит? — насторожился Фредди.

— Он-то? — Хэл красноречиво потёр синяки на запястьях. — А ты как думаешь?

По приближении к Хоббитону Фредди всё больше овладевала нервозность. Он натянул поглубже капюшон, поднял ворот выше и часто оглядывался по сторонам и через плечо. Хэл тоже посерьёзнел. По главной дороге им, к счастью, идти не пришлось — у указателя в десять миль Хэл свернул на боковую тропинку: сначала она спускалась вниз с горки, а потом узкой лентой вольно петляла через луга, огибая холмы. Сверху с пригорка Фредди рассмотрел круглые двери нор и окошек, облепивших склон; из невидимой за деревьями трубы поднималась струйка дыма. Это были западные выселки Хоббитона, в большинстве своём здесь жили мастера и ремесленники. Хэл уверенно повёл к самой крайней в ряду норе. Звук звенящих ударов молота, ещё далёкий, указывал, что хозяин определённо был дома.

Тропка обогнула небольшую группу берёзок. Усиливающийся по приближении звук ударов по металлу становился всё громче и вдруг оборвался. Среди зелени мелькнула крыша пристроенного к холму навеса. В жару хозяин кузницы, очевидно предпочитал работать здесь. Он как раз распрямлялся над наковальней, отирая рукой лоб, — приземистый крупный хоббит в кожаном фартуке и коротких штанах до колен. Тёмно-пшеничные, как у всех Гэмджи, волосы были подняты надо лбом ремешком. Идущего по тропинке Хэла хоббит заметил почти сразу и замер, не выпустив из руки молот; сперва удивлённое выражение на его лице щедро разбавилось мрачным недовольством.

— И с чего ты здесь взялся? Мало неприятностей хлебнул? — такими словами старший Гэмджи приветствовал младшего. Фредди решил разумно не встревать в семейное воссоединение и отступил на несколько шагов в сторону.

— Здравствуй, брат, — без тени обиды в голосе отвечал Хэл. — Я вообще-то по делу.

— Ну да? — кузен с подозрением стрельнул глазами в сторону Фредди. — И кто это с тобой?

— Это мастер Фредегар из Болджеров. Он дальний родственник мастера Бэггинса…

— Радостнее мне от этого вряд ли станет, — хмыкнул кузнец. — Так с чего ты решил порог мне обивать? Ведь я ясно сказал: уходи и сиди тихо. К тем же Брендибакам иди.

— Уиллоу арестовали, — без обиняков сказал Хэл.

— Тьфу, — кузнец отёр руки о фартук, несколько мгновений хмуро смотрел на брата и гостя, потом кивнул в сторону полуотворённой двери кузницы.

— Ладно. Заходите.

— Энсон Гэмджи, — коротко представился он Фредди, когда они вошли внутрь раскалённой от солнца и огненного жара кузницы, и тут же повернулся к Хэлу. — Известно тебе? Откуда?

— От сына Мэггота. Килл и Ниф в тюрьме.

— Когда?

Хэл пожал плечами:

— День-два назад.

Энсон помолчал, пожевал губами.

— Значит, Лилия осталась и её дочки...

— Я слышал, Дылды требуют на службу женщин в обмен на содержание в тюрьме их родичей…

— Слухи доходили, не глухие мы, — Энсон медленно прошёл через комнату к верстаку, почесав в затылке, с отстранённым видом бесцельно переложил инструменты с одного края стола на другой. — И ты чего хочешь?

— Не к Прыщу наняться, — съязвил Хэл.

Энсон покачал головой, всё ещё глядя хмуро.

— Ладно. Решил свернуть шею, сворачивай. Дело твоё. Есть тут у нас ещё пара-тройка таких же безголовых, как ты, твоих приятелей… Поговорю с ними. Ломайте свои головы дальше и вместе, коли не жалко.

— Не обращай внимания, — тихонько шепнул Хэл Фредди, когда его кузен ушёл умыть лицо и переодеться. — Энсон у нас ворчун и зануда. Но своих в беде не бросает.

— А что это за приятели, с которыми он пойдёт поговорить? — спросил Фредди. Хэл только плечом дёрнул.

— Увидим. Пошли пока на кухню, хоть чаю нам вскипячу.

Дом у Энсона Гэмджи был небольшой (комнат на шесть), но неожиданно уютный и очень светлый: все комнаты располагались по одну сторону от коридора и окна были обращены к югу. Хэл уверенно провёл гостя до кухни. В большое круглое окошко над кухонным столом привольно лился дневной свет. Лучи солнца дробились в соцветиях цветной оконной мозаики, сияли на начищенных до блеска сковородках, прыгали по зеркально глянцевым бокам десятков чайничков, чашек, кружек и фигурок, облепивших полки и полочки на стенах. Едва взглянув на это великолепие, Фредди подумал о хозяйке в доме кузнеца. Он обернулся к двери, точно ожидая увидеть на пороге припоздавшую госпожу Гэмджи, в чей дом столь бесцеремонно ворвались гости, и заметил тряпичную куклу, сидящую на стуле у выхода.

— У Энсона есть семья?

— Жена и дети: сын и дочь, — ответил Хэл, уже успевший разжечь печь и водрузить на крючок чайник. — Они сейчас не здесь. Как только всё случилось, он первым делом отправил жену с детьми за реку: у неё там дальняя родня. И правильно сделал, я так думаю.

— Уж точно правильно, — согласился Фредди, вспомнив, что точно так же в своё время уговорил поступить младшую сестру.

Они успели сесть за стол и выпить по две кружки чая, когда в норе послышались шаги хозяина.

— А вот вы где, — сказал Энсон, возникнув в дверях, и странно хмыкнул при одном взгляде на своих гостей. По поводу беспардонного чаепития в своём доме хозяин ни слова не сказал, но Фредди ощутил себя невоспитанным невежей. — Давайте, поторопитесь, коли в моей гостиной вас дожидается собрание. Умеешь же ты, братец, беспорядки создавать!

В не очень просторной, гудящей от голосов гостиной, обнаружилось вовсе не двое-трое «бестолковых приятелей» — их набилось не меньше дюжины. Никого из этих хоббитов Фредди не знал, но Хэл, видимо, был знаком со всеми. Фредди был представлен собранию «добрым другом семьи» и родичем Тукам и тотчас был принят со всем радушием. Пока Фредди усаживался на свободный стул по соседству с дородным рыжеволосым хоббитом, Хэл успел в двух словах рассказать о положении текущих дел. Слухи новостью здесь не стали. А вот весть об аресте Уиллоу была воспринята с ропотом и возмущением — это семейство, по-видимому, здесь тоже хорошо знали и уважали.

— И Мэка тоже арестовали, и Оддо, — раздались возгласы, — а он кузеном троюродным приходится Роддо, да и сестре его!

— Верзилы денег требуют! А где их взять? Дочери и сыновья Оддо тоже наниматься пошли!

Хэл попытался среди поднявшегося гомона справляться о судьбе старика Гэмджи, но никто ничего путного ему рассказать не смог.

— У Уиллоу денег на выкуп нет, — хмуро вставил Энсон, стоявший в стороне у стены со сложенными на груди руками. — А брат мой и без того там безмозгло наследил. Если его в Хоббитоне увидят — тотчас попадёт в тюрьму в той же самой деревяшке вокруг глупой шеи.

— Они в эти деревяшки сейчас многих заковывают, — сказал кто-то. — Я слышал, даже женщин.

Поднялся гомон, перемежаемый гневными выкриками.

— И что делать? — прозвучал чей-то вопрос.

— Самим пойти к тюрьме и потребовать всех освободить! А если надо, освободим сами! — надо заметить, предложил это отнюдь не Хэл.

Среди гула голосов, одновременно выкрикивающих что-то своё, не было понятно толком: согласие вызвало это предложение или отторжение. Энсон подошёл к Фредди:

— Мой брат опять натворит дел, а потом будет расхлёбывать последствия. И ладно, если он один, — он помолчал и добавил ещё тише: — А от мастера Мерри и мастера Бэггинса никаких вестей нету?

Фредди покачал головой.

— Жаль это, — посетовал кузнец. — А чего теперь вы с мастером Фолко намерены ждать? Глупости моего брата?

— Ты не скажи, Гэмджи, — вмешался рыжий сосед Фредди. — Я вот думаю, уж если какую глупость и делать, то делать прежде, чем Верзилы себе здесь целый город отгрохают!

Фредди повернулся к хоббиту.

— Целый город? А с чего бы?

Рыжеволосый хоббит с важным выражением лица вертел в пальцах трубку, но разжигать её, кажется, не думал.

— Ты ведь из уважаемого семейства Туков, кажется? — велеречиво осведомился он, явно надеясь завязать обстоятельную хоббичью беседу.

— Да, я их родич, — поспешно уточнил Фредди, совсем не ощущая себя расположенным для долгих светских разговоров. — Это почему город-то?

— Не обращай внимания, — бросил Энсон.

— Ну, отчего ж, не обращай, — рыжий хоббит насупился с преувеличенно-оскорблённым видом. — Я что, глупости, по-твоему, говорю? А надел Толко, который купили ещё зимой? Теперь там тоже строят. А что? Бараки, да сараи. Развалюхи, я б сказал, но много! И телеги туда по десятку в день подъезжают, дороги теперь все в колеи разбили, и всё привозят и привозят дерево и продовольствие. Ну а то, что прошлись по ближним фермам и приказали составить опись имеющегося скота? О как! Что же это, по-вашему, значит?

— Они и скот описывают? — уцепился Фредди.

— Да, — поморщившись, согласился Энсон. — Но ни о каком городе Верзил речи не идёт, Харби! Их посчитать — не больше пятидесяти наберётся на весь Шир.

— И что? Эти приехали, так и другие приехать могут! Зачем им тогда столько построек? Не урожай ведь хранить. Не в таких сараях!

Над головой Фредди стремительно сгущались тучи разгорающегося спора; и он решил для себя благоразумным не вмешиваться и только помалкивать с внимающим видом. Уже не разбирая, о чём теперь спорят Энсон и рыжий Харби, Фредди задумался и оттого не сразу заметил, что основной галдёж в гостиной поутих. Судя по всему, хоббиты пришли к какому-то решению. Наконец, к Фредди подсел Хэл.

— Ну вот, — сказал он устало, но удовлетворённо.

— Так вы надумали?

— Они решились, наконец. Пойдём к тюрьме. Честные хоббиты не должны сидеть под замком! Как думаешь, может быть, дело и дальше сдвинется? Если всё получится, другие тоже поймут, что вместе мы можем дать отпор Лотто?

— Лотто — трус, — заметил Фредди, — а вот его дружки как раз, узнав о том, что произошло, рассердятся.

— Всех беглецов и их семейных мы спрячем, пусть поищут ветра в поле! — воскликнул Хэл. — Но главное: отпор дадим! Ведь действительно! Какие у этих Дылд права есть распоряжаться в Шире?

Фредди заглянул в лицо другу. В запавших глазах Хэла появился прежний блеск. Куда-то девалось мрачное выражение на лице и усталость в движениях? Теперь Хэлом владел азарт, к опасению Фредди грозящий стать безрассудным.

— Но не стены же вы и впрямь штурмовать собрались? — с тревогой спросил он раззадорившегося приятеля.

— Нет, — Хэл широко ухмыльнулся, — но есть у меня задумка. Ты поможешь мне?

* * *

Новая (и первая в истории) ширская тюрьма была сложена из серого кирпича в форме длинного одноэтажного строения. Узкие окна, все до одного, были забраны решётками, крыша же выглядела так, словно её думали прикрыть черепицей, но вместо этого наспех обили фанерными листами разного размера. По хоббичьему вкусу один вид даже издали навевал уныние. Не иначе как из предосторожности участок под тюрьму Верзилы выбрали далеко за границей Хоббитона, местность здесь была негусто заселена — и то ведь ближайшие фермы лежали по другую сторону леса. На все четыре стороны вокруг тюрьмы расстилались давно заброшенные пустыри под выпас, которые теперь вместе с прошлогодним сухостоем уверенно заполонял поднявшийся бурьян. В этом-то бурьяне схоронились Фредди и Хэлом, из укрытия следящие за происходящим.

С северной стороны сразу за границей поля плотной стеною вставал лес. Через проселок шла плохо расчищенная под телеги дорога; пересекая пустырь, она заканчивалась там, где два высоких каменных столба наметили место под ворота. Тюрьму, как полагалось изначально, должна была окружить высокая кирпичная стена, но, едва начав её возводить, Верзилы отчего-то бросили это занятие и на скорую руку сбили дощатые бараки: одни поближе, другие поодаль: около двух дюжин. В них и ночевали. Обычно при тюрьме их обитало четверо, пояснял Хэл, с неохотой помянувший о собственном коротком заключении.

— Ничем особенным они там, как я понял, не занимаются, — рассказывал Хэл накануне в доме Энсона. — Едят, пьют, спят, просто слоняются вокруг без дела. В камеры при мне заглядывали всего два раза. Я даже слышал, как один другому говорил: «Непыльная работа этих пухляков сторожить. Но скукота одна…». Скука, подумать только! Но ночью всегда по двое бодрствовали. Поочерёдно.

Со слов Хэла Фредди начертил внутреннюю схему тюрьмы и её окрестностей, и потом долго сидел над ней, в деталях обдумывая части плана.

— Получится! — подбадривал Хэл. — Ведь они от нас никакого неповиновения не ожидают! Привыкли, что им все подчиняются по первому слову! — в голосе Гэмджи звучал азарт, а Фредди пожелал, чтобы ему передалась хотя бы часть уверенности приятеля — самого его мучили недобрые предчувствия.

Остаток дня прошёл в приготовлениях. Разошедшиеся после сборища сообщники без дела не сидели: мигом донесли весть до всех, кто мог бы быть полезен. Родню узников, на которых в первую очередь должен был бы пасть гнев разъярённых Дылд, убеждали переехать в скрытые убежища. Сам Хэл, не жалея ног, оббегал округу, добывая сведения о старике Хэмфасте. Вернулся он только к полуночи успокоенный: упрямый старик остался у Уиллоу: хоть поначалу и впрямь порывался уйти, но к счастью, Лилия убедила Хэмфаста в его несомненной пользе ей и её дочкам.

Фредди и Хэл не сомкнули глаз до самой зари, но удвоенными стараниями к утру был готов набросок плана, по их мнению, делавшего честь Алой книге.

*

Ранним светлым вечером, поднимая колёсами тучи выжженной жарой пыли, по дороге к тюрьме подъехала повозка, в которую был запряжён старенький пегий пони. Спустившийся с облучка тщедушный низенький хоббит мялся и робел: едва шагнув в «ворота» он, заикаясь, попросил встречи с «Главным», а на вопросы подтянувшихся скучающих Верзил развёл руками и указал на повозку. Денег заплатить штраф у семьи нет, пояснял он жалобно. Не примет ли достопочтенный начальник тюрьмы выкупом за повинного родича два бочонка лучшего вина, «заложенного в погреб ещё дедушкой», и большой копчёный окорок? А если того мало, можно и ещё один бочонок раздобыть. Окорок и бочонки были тут же отобраны, а хоббиту не очень любезно посоветовали ехать за обещанным бочонком, коли заикнулся. Бедняга, бледный от ужаса, вскочил на облучок и погнал прочь; вдогонку ему нёсся хохот. Из укрытия Фредди и Хэл наблюдали, как развеселившиеся Верзилы со смехом откупорили первый бочонок и сняли пробу «лучшего вина». Вино и впрямь заслужило единогласного восторженного одобрения. Один человек развернул обёртку окорока, с подозрением нюхнул и тут же скорчил нос, отмахиваясь рукой.

— Тухлятина! Пока этот болван ехал по жаре, мясо совсем сопрело!

— Отдай собакам, — посоветовал другой.

— Собаки у них три, — объяснял ранее Хэл, — большие такие сторожевые псы. Попробуй, прокорми их! Они наверняка всегда голодные.

— А не учуют? — сомневался Фредди.

— Не должны. Окорок действительно воняет так, что у меня самого глаза слезились. А Мэггот как-то говорил, что его псы, например, тухлятину обожают.

Хоббиты смотрели, как со смехом и шутками четверо людей вытащили откуда-то табуреты и с удобством устроились вокруг стола под открытым небом. Вечер и впрямь был хорош. Спустя какой-то час о плохо струганное дерево столешницы громко стучали кружки и ладони, чьи-то голоса выкрикивали нескладную песню, двое достали трубки и закурили.

А для Фредди и Хэла невыносимо неспешно потянулись минуты. Медленно темнело. Из углов двора, от стен бараков потянулись длинные тени и сумерки; голоса Верзил теперь звучали тише и уже заметно вяло, а потом наступила тишина. Вот настало время зажигать свечи или лампады, но двор оставался так же тёмен, и в окнах не мелькнуло и искры света. Хэл приподнялся, напряжённо вслушиваясь, и издал короткую переливчатую трель. Спустя несколько минут зашуршала жухлая трава, и из зарослей пробился запыхавшийся хоббит с донесением:

— Всё: Дылды храпят. И впрямь, выходит, усыпило их то пойло.

Бесшумные, почти невидимые в темноте к тюрьме сбегались хоббиты. Одеты они были в тёмные куртки и бриджи, а головы прикрыли капюшонами. Всего их в отряде насчитывалось восемь; было бы и больше, но после жарких споров было решено, что восемь — самое подходящее число, чтобы скоро управиться и незаметно скрыться. Последними подъехали Энсон Гэмджи верхом на пони — второго пони он вёл за собой в поводу, и старший Том Коттон на всё той же повозке, только теперь в неё вместо прежнего тщедушного пони была впряжена молодая и сильная лошадь. Копыта лошади и обоих пони были обмотаны тряпками.

— Ты погляди-ка, — удовлетворённо хмыкнул Том. — И впрямь мордой в доски улеглись. Но оно понятно: жадные очень до чужого и делиться бы ни с кем не стали. Вот и поплатились, голубчики.

Войдя во двор, Фредди и сам увидел Верзил. Все четверо тюремщиков спали: кто, предчувствуя пьяную сонливость, усиленную дурманом, растянулся на земле, подстелив под себя плащ; кто уснул за столом, уложив голову на скрещенные руки. Хоббит-разведчик успел осторожно сунуть нос в приоткрытую дверь тюрьмы и вернулся с ободряющим докладом, хотя и без того было ясно, что расчёт сбылся и тут: никто не лаял, не кидался нарушителям навстречу; собаки Верзил спали, одурманенные начинкой окорока. Простенький план сработал без промашки, и это привело хоббитов в бурный восторг. Хэл горделиво выпятил грудь колесом и ухмылялся, а Фредди просто с теплом вспоминал сказки Бильбо о его побеге из эльфийского дворца.

— Наверное, так же чувствовал себя и мастер Бэггинс, когда освобождал из плена своих друзей-гномов, — угадал Хэл, — вот только спящих эльфов-стражников мне было бы жалко, но никак не этих негодяев.

— Тише, — оборвал его Фредди. — Рано праздновать успех, нет?

Псы спали недалеко от порога, ни один из них даже не дёрнулся во сне, но, несмотря на это, четверо хоббитов остались сторожить у входа с самодельными копьями наготове. Дальше в тюрьму пошли Хэл, Фредди, Энсон и Том. Внутренняя дверь из прихожей открывалась в комнату побольше, которая, очевидно, была одновременно приёмной и судебной. В глухом душном помещении стоял невыносимо-плотный собачий дух, к которому примешивался тухлый запах. Из наглухо забитого решётчатого окна проникало немного света, и хоббиты рассмотрели скупую обстановку: стол, стулья и высокий шкаф.

— Эге-эгей, — пропел Хэл, радостно указывая на стену позади стола. На одном из крючков, вбитых в стену, висела большущая связка ключей. Чтобы достать её, Хэлу пришлось залезть на подлокотник стула, а потом потрудиться, распутывая туго затянутые ремешки, которыми кто-то привязал кольцо ключей к изодранному, дурно пахнущему плащу.

Планировка тюрьмы оказалась нехитрой: из комнаты вёл только один тупиковый коридор, в который открывались шесть или семь дверей с решётчатыми окошками. Коридор был тёмен: и ни намёка на свечи или ламповые крючки. Том запалил свою лампаду и пошёл впереди, освещая остальным путь.

— Эй! — приглушённо позвал Хэл у первой двери.

Несколько мгновений никто не отвечал, а потом чей-то тихий голос сердито вопросил:

— Что ещё? И поспать теперь спокойно нельзя?

— Это я, Хэл Гэмджи! — ответил Хэл; Энсон отодвинул брата и склонился над скважиной с ключами. Из-за двери послышалась возня и приглушённые, недоверчивые голоса:

— Хэл Гэмджи?

— Что ты здесь делаешь?

— Тебя тоже арестовали?

— Тише вы! — рыкнул Хэл, немало не следуя своему совету. — Мы за вами пришли!

Энсон широким жестом распахнул дверь. Фредди заглянул внутрь через плечо Хэла.

В крохотной узкой комнатке без окон обнаружилось пятеро хоббитов. Судя по лицам и заспанным глазам, ещё недавно они спали. Очевидно, прямо на каменном полу — в камере не было ни мебели, ни даже соломы. Но выходить узники почему-то не спешили.

— Ну! — нетерпеливо воскликнул Хэл, а Том поднял над головой лампаду, чтобы свет падал на их лица.

Заключённые не двигались с места; морщась и прикрывая лица от света, они мялись и, казалось, были больше растеряны, чем рады избавлению.

— Не знаю, — проговорил один неуверенно. — Может и не надо? Мой родич обещал поговорить с ихним главным…

— Что? — непонимающе спросил Хэл.

— Так-то оно так, — проговорил второй — Но если мы уйдём отсюда вот так, без разрешения, будут большие неприятности.

Фредди зубами скрипнул от злости. Спас положение, как ни странно, Хэлов хмурый старший брат, во время спора стоявший молча.

— Тонто Криггер? — окликнул он. — Выходи! Тебя ждёт Розмари. Она послала за тобой.

— Розмари? — имя жены оказало волшебное воздействие. Тонто энергично прянул с места. — А? Где она?

— Точно уж не здесь. Дома ждёт тебя, болвана. Или желаешь, чтоб она за тебя шла мыть тарелки Верзилам? — рявкнул Хэл и строго поглядел на остальных: — Вас всех тоже ждут. Давайте, нечего рассиживаться! Кому-то здесь, может, требуется и помощь!

Из трёх следующих камер были освобождены ещё пятнадцать хоббитов, включая и двоих Уиллоу — то-то радости обоим Гэмджи. Их уговаривать выйти не понадобилось — «старенькие» узники успели хлебнуть сполна тюремной жизни. В предпоследней камере нашёлся мэр Вилли Большеног. Исхудавший и ослабевший он был вынужден идти, опираясь на чужую руку; мэр пробыл в тюрьме едва ли не дольше всех — почти две недели. Верзилы не думали его освобождать. Перешагивая порог камеры, Вилли едва ли не расплакался от радости, а Фредди почувствовал себя неловко. Но самое неприятное ожидало напоследок. За последней дверью содержались те, кого Верзилы посчитали самыми злостными смутьянами. Четверо хоббитов сидели на полу, привязанные короткими верёвками к вбитым в стены кольцам. На шеи им нацепили те самые деревянные хомуты, о которых со злостью говорил Хэл. Энсон разразился бранью, но с помощью ножа довольно быстро разобрался с верёвками и хомутами, а Фредди мрачно думал, нужно ли считать везением, что в Шире не сыскалось кузнеца, готового ковать кандалы меньшего, чем на людей, размера. Хомуты были сделаны топорно и на скорую руку, ибо никто из местных мастеров не согласился бы вытачивать орудие, предназначенное мучить его соседей и друзей. Обессилевших от мук и голода заключённых пришлось выносить из тюрьмы на спинах. Сами они идти не могли бы, на пони тоже бы не удержались; их усадили в повозку Тома. Когда все двери были отворены, а пленники выпущены, поднялся гомон: хоббиты наперебой предлагали запереть в камерах самих Верзил, а ключи выбросить в лесу. Их удержал Энсон. Чтобы перетащить одного бесчувственного Верзилу, потребовались бы одновременные усилия нескольких хоббитов. Кроме того, напомнил он, измученным сородичам необходим скорейший отдых и лечение. Последнее замечание отрезвило самые горячие головы.

— Всё, поезжай скорее, — махнул рукой Энсон. — Пусть и ночь уже тёмная, но как знать… Повозка твоя приметная.

Том Коттон деловито занял место на облучке.

— За лесом дорога сходится на перекрёстке. Ищи потом моих следов среди десятков других. Как буду на месте, дам о себе весточку. О том, где это, я понял, — Том кивнул Фредди, имея в виду нору Тука.

— Там всё ещё оставался лекарь, — сказал Фредди.

— Вы, кстати, тоже не зевайте. Уходите скорее. Но-но! — Том хлестнул вожжами и направил телегу по знакомой тропе в лес. Часть освобождённых заключённых, кто был способен идти сам, уходили с ним.

Заговорщики ещё раз обошли тюрьму, желая полностью увериться, что ничего и никого не пропустили. Старший Уиллоу хмурился.

— С нами в один день арестовали ещё и Дилко Мара. И где он?

— Заплатили выкуп? — предположил Энсон.

— Семейство Дилко не такие богачи, чтобы штраф с ходу заплатить. И Уилфа тоже нет.

— Здесь есть ещё и сараи, — напомнил Хэл. — Проверить бы, не заперли ли и там кого. А подвалы? Или погреба?

— Я ничего такого не видел, — сказал Энсон. — Посмотрим. Только по-быстрому.

Ещё один осмотр тюрьмы не указал ни намёка на погреб или подвал. Тюрьму строили быстро, впопыхах, да к тому же полностью в традициях Верзил; должно быть, тратить силы на погреб и кладовые попусту не стали. Так поиски перенеслись наружу. Построек насчитали немногим больше двадцати: сбитые из грубых толстых досок бараки без окон, с крепкими дверями. Непонятно даже, зачем их вообще строили — кроме сторожки у тюрьмы все оказались пустыми, и было совершенно не похоже, что здесь держали пленников, провиант или что-то другое. Ради быстроты решили разделиться. Тропинка, по которой пошёл Фредди, свернула за предпоследний ряд построек, к кое-как расчищенному от травы двору. За двумя последними сараями начинался нехоженый пустырь, густо заросший травой и низким кустарником. Здесь неприятно пахло гнилью и отбросами — похоже, где-то поблизости была выкопана выгребная яма. Фредди с омерзением прикрыл лицо рукой, но упрямо дошёл до конца тропинки. К этому времени уже совсем стемнело. Дальше начинался нетронутый луг. Фредди поднял повыше руку с лампой и вгляделся в колышущиеся под лёгким ветерком высокие травы. Под звёздным небом слышен был только колкий сухой шелест. А потом Фредди услышал тихонькое бряцанье.

Он повернул голову на звук. Нет, не показалось. Бряцанье раздалось снова — он не ошибся: звук донёсся из сарая, который Фредди сперва принял за отхожее место — именно так пахнуло вблизи. Дыша сквозь рукав, Фредди подошёл к сараю. Эта дверь в отличие от прочих оказалась надёжно заперта на засов. Фредди прильнул ухом к доскам. Внутри ему почудилась негромкая возня.

Там определённо кто-то был. Фредди отодвинул засов, дёрнул дверь и в первый момент его едва не сшибло волной пахнувшей в лицо вони. Его скрутило в позывах тошноты, и какое-то время понадобилось, чтобы продышаться и прийти в себя. Нужно было вернуться. Фредди укрыл лицо воротником рубашки, как можно дальше и выше вытянул руку с лампой и снова подошёл вплотную. Свет окропил порог и крохотный пятачок пространства за ним. На земле Фредди заметил цепь; конец её уходил самый дальний и тёмный угол, который осветить не удавалось. Хоббиту показалось, что в углу лежит груда старого тряпья. Снова тихонько брякнула цепь. На полу Фредди разглядел миску с водой, поставленную будто бы для собаки. Здесь могли запереть и пса, мелькнула мысль с опасным запозданием. И тут в темноте дальнего угла наметилось крупное движение.

— Ну что, навеселились? — произнёс кто-то, и голос этот рокочущий и неприятный, хоббиту не принадлежал. В первый момент Фредди опешил. Стелящаяся по земле цепь шевельнулась и забряцала, в углу что-то высокое поднималось с пола.

— Да ладно. Эй, ну передайте там главному… И кто там, хватит-то светить в глаза!

Фредди сделал крошечный шаг назад и всё неотрывно смотрел на то, как из темноты сарая навстречу ему вылепился силуэт с какими-то совсем уж неправильно длинными руками и кособокой головой, посаженной на короткой шее. В полумраке проступило лицо, лицо ли? и выражение на нём, кажется, означало удивление.

— А ты ещё кто такой? — прозвучал вопрос. — Тебя зачем сюда послали?

— А…

— Нет, погоди-ка. Откуда же ты тогда взялся?

— Эй, Фредди?

Косоголовый быстро повернулся.

— Да вас тут даже двое!

— Что ты?.. — Хэл хлопнул Фредди по плечу и сам обмер, увидев незнакомца. В следующую секунду произошли две одновременные вещи: вновь обнаруживший в себе силы двигаться и говорить Фредди тонко вскрикнул, а бросившийся к дверям узник заорал во всё горло:

— Шпионы! Беглецы! Эй вы там, бездари, надрались поди себе и дрыхнете, пока у вас тут пленники сбегают?!!

Мелькнувшая в воздухе когтистая тощая рука едва не цапнула Фредди за лицо. Хоббит запоздало прянул, но спасла его длина цепи, которая дёрнула узника за горло. Тот захлебнулся перебитым воплем, и этот короткий миг стал хоббитам спасением.

Хэл ухватил Фредди за руку и потащил прочь. У поворота на дорогу они столкнулись с Энсоном и Уиллоу. Нужда в пояснениях отпала: от барака неслись не замолкающие вопли. И эти вопли достигли цели. Раздался грохот — будто хлопнул от порыва ветра ставень, и в земле неподалёку откинулась крышка люка. Из лаза с ловкостью выкарабкалась чёрная фигура, а за ней вторая, чуть поменьше ростом… и ещё одна... Явственно лязгнуло железо — не бряцанье цепи, нет. Так звучал меч, вынимаемый из ножен. Окрик Энсона стряхнул с Фредди оторопь:

— Бежим! Через поле и в лес!

Хоббиты умеют передвигаться скрытно и бесшумно, но только если их не подгоняет спешка. А всех пятерых погнал через луг животный ужас, который подстегнули стрелы, посыпавшиеся вслед. В спину летели крики, брань и внезапно — близкий собачий лай! Но как бы быстро ни перебирали хоббиты ногами, шаг их преследователей был шире, а сил куда больше, и местность они знали не намного хуже. Крошечный выигрыш во времени терялся. У Фредди захолонуло сердце от вновь накатившего старинного кошмара...

— Не смотрите назад! — крикнул Энсон.

Ночь вдруг вспыхнула слепящими огнями и загрохотала. Фредди не удержался и обернулся; едва впрямь не ослеп от новой вспышки, и долго потом не мог проморгаться; из глаз текли слёзы. Но задумка Энсона сработала — ослеплённая погоня споткнулась. Больше Фредди не оборачивался, только на бегу втягивал голову в плечи каждый раз, когда небо разрождалось грохотом и светом. Он крепко пообещал себе, что когда выберется, первым делом найдёт Хэлова безумного кузена и выпытает, откуда у того взялись потешные огни Гэндальфа; а ещё Фредди со стыдом подумал, что Энсон Гэмджи приготовился к затее куда серьёзнее, чем они, и с самого начала не рассчитывал на лёгкую удачу.

И, как оказалось, в этом он не ошибся.

*

У края леса Фредди замешкался и снова оглянулся, ища взглядом товарищей. Луг полыхал: горел сухостой, подожжённый либо случайной искрой фейерверков, либо (что вероятнее) Энсон нарочно поджёг его, вконец отрезая путь погоне. Никого из хоббитов Фредди не увидел. По ту сторону луга, похоже, занялась стена какого-то барака, быстро обратившегося в завидный костёр. Мелькнула робкая мысль, что вдруг погоня отвлечётся на это. И тут он услышал близкое недоброе рычание. Из зарослей в какой-то дюжине шагов возник огромный пёс, больше похожий на волка. И зверь, и Фредди замерли на месте. Друг от друга их отделяла только полоса горящей травы — но, видимо, непреодолимая для собаки. Глаза пса блеснули отражённым пламенем, он повернулся и беззвучно вновь скрылся в зарослях (в обход?) Более Фредди не ждал и бросился в лес.

Он бежал по лесу, покуда достало сил, покуда не рухнул и не покатился кубарем в подлесок. Пожертвовав отдыху несколько секунд, Фредди заставил себя приподняться и прислушаться. Было тихо. Видимо, пёс, одурманенный соком сон-травы, был всё ещё медлителен и отстал. Поднявшись на ноги, Фредди заполошно огляделся. Он мог бы попытаться забраться на дерево, как когда-то сделал Бильбо, спасаясь от волков и орков. Но это не очень-то поможет, если его спустят вниз одной удачно пущенной стрелой. И тут кто-то схватил его сзади за плечи.

— Да, тише ты! — Хэл зажал Фредди рот ладонью и потянул вниз, принуждая пригнуться к земле. — Ты не ранен?

— Нет. А ты?

— Кажется, кого-то подстрелили, — ответил Хэл. — Из наших. Я слышал крик. Но точно не скажу, так ли это.

— А Энсон?

— Не знаю. Не видел его больше.

Фредди закусил губу. Хэл привстал и огляделся.

— Нужно уходить дальше в лес. Но не к дороге — лучше пусть они пока не знают, куда ушли другие. Пойдём направо?

— За мной от опушки, кажется, бежал пёс.

— Дальше есть ручей, — подумав, сказал Хэл. — Он потом впадает в речушку, мы переезжали мост. Если спустимся в овраг и пройдём по воде, наверное, собьем след.

Фредди сомневался, но послушался — другого плана всё равно не виделось.

— От нас за милю пахнет гарью.

— Попробуем всё же. И что там за тварь сидела на цепи, в сарае?

— Орк.

— Орк? — от изумления голос Хэла сорвался до шёпота. — Да откуда в Шире?

— Он не один там был, — сказал Фредди. — Ты сам видел: внизу ещё есть, под землёй. Этот сидел на цепи, наверное, за что-то провинился.

— А эти бараки тут строят… — догадался Хэл.

— Почём теперь знать! Но ведь строят повсюду!

— Тише!

Снова раздался лай: теперь гораздо ближе. Хэл наклонился, с сомнением на лице поднял с земли толстую, но короткую палку.

— Ладно, идём…

Действительно, спустя около сотни шагов начался заметный спуск, закончившийся подобием оврага, со дна которого, однако, не доносилось шума ручья, но решить: прятаться или перебираться на другую сторону хоббиты не успели — пёс напал бесшумно и внезапно, прыгнув откуда-то сверху. Палка бесполезно хрустнула в пасти; сбитый с ног Хэл заорал, пёс без труда подмял его под себя и яростно впился зубами в руку, которой Хэл едва успел прикрыть своё горло. Фредди тоже завопил и, не задумываясь, со всей силы ударил пса ногой в бок. От неожиданности пёс выпустил Хэла и кинулся уже на Фредди. Хоббита как пушинку сшибло на землю; в голень вонзились зубы, и Фредди взвыл от боли. Утробно рыча и мотая головой из стороны в сторону, пёс поволочил вопящего хоббита по земле. Вопя без перерыва, Фредди изловчился и пнул пса в лоб. Тот на секунду ослабил хватку, клацнул зубами, и тут подоспела помощь: огромный сук ударил пса по глазам. Рычание перешло в жалобный скулёж, пёс рухнул наземь. Перебирая по земле ногами и руками, Фредди пытался отползти прочь, как большой жук. Хэл склонился над ним и что-то кричал:

— Эй! Да ответь мне!

Фредди тряс головой, но смысл вопроса беспомощно ускользал от него. Сверху на рубашку падали капли крови Хэла, текущие из прокушенной руки. Так и добившись никакого ответа, Хэл грубо подцепил его за локоть и куда-то потащил; Фредди тут же чуть не навернулся, взвыв от боли. Со слухом тоже приключилась экая беда: вокруг шумело и свистело, в ушах тюкала кровь бешено бьющегося пульса, сквозь который прорвались слова:

— Спускаемся! Спускаемся, эй, слышишь?

В дерево рядом с Хэлом вонзилась длинная стрела.

Что-то садануло Фредди по плечу. Мир ухнул вниз, а земля резко встала на дыбы, сильно толкнув в грудь. А потом он долго падал. Или катился куда-то, стукаясь боками, до того мига, пока последний смачный удар по голове не отправил его в черноту и всё закончилось.

— Фатти! Эй, Фатти! Фредди!

Сквозь вялую полудрёму — послед утекающего сна, Фредди расслышал чей-то голос. Мысли неохотно ворочались в голове, и честно говоря, открывать глаза у Фредди не было ни малейшего желания. Он слепо пощупал рукой вокруг, ища одеяло, которое с удовольствием натянул бы на макушку… и перевернулся на другой бок в надежде, что последний сон не успел улетучиться. Фредди точно не помнил, что ему снилось, но, кажется, что-то приятное.

— Смотри, шевелится… Это же хорошо?

— Эй, Фредди!

«Отстаньте, — вяло подумал Фредди, подкладывая ладони под щёку, — сегодня даже не моя очередь идти за провиантом. И вообще, Фолко прекрасно справится без меня. Не маленький».

Но голоса не отставали. Чья-то рука похлопала по плечу — осторожно, будто извиняясь. Зато другая бесцеремонно взъерошила волосы, задев фреддино ухо. Этого Фредди не стерпел.

— Да, отстаньте вы, — выпалил он, вслепую отмахиваясь, прежде чем разлепить глаза. — Да что вам всем сдалось! Вон, ещё какая рань, едва ли рассвело!

— Проснулся! — туманные очертания прояснились, и Фредди рассмотрел склонившегося над собой Хэла. За плечом Хэла маячил расплывчатый силуэт, который медленно перетёк в Энсона Гэмджи. Левую половину лица Энсона покрывал толстый слой грязи.

— Ещё бы не проснулся, — с привычным хмурым видом буркнул кузнец. — Давай, приводи его в порядок. Скоро есть дадут.

— Ух, хорошо! — повторял Хэл, вглядываясь в фреддино лицо. — Великая хвала всем сказкам и байкам из-под Горки!

— Проснулся, конечно, — пробормотал Фредди, промаргиваясь и приподнимаясь на локте. — Эй… — пробормотал он растерянно. — А что было-то?

Сон рассеивался по мере того, как воспоминания выстраивались в нестройный ряд. Фредди непонятно зачем коснулся ладонью лба, и обнаружил, что его голова туго перевязана. Он вдруг заметил, что и Хэл правую руку держал на перекинутой через шею повязке. У Энсона была забинтована левая ладонь, а под рукавом вконец изгвазданной рубашки, похоже, скрывался слой бинтов.

— Что у тебя с рукой? — едва слышно спросил Фредди у Хэла.

— А это, — Хэл несерьёзно мотнул головой. — Не так уж страшно на самом деле. Вот ты вот головой приложился куда сильнее. Мы за тебя тут испереживались. Нам, правда, сказали, что ты можешь проспать весь день, ну так уже вечер вот... и я всё равно побаивался.

— Это как понять: день и вечер? — Фредди уселся, подбирая ноги, и попытался разобраться, что он последним запомнил перед тем, как лишился сознания. Оказалось, что он лежал на лежаке у края лесной поляны, прикрытый чьим-то не по размеру длинным плащом. В центре поляны горел костёр; у костра спиной к хоббитам на корточках сидели двое Верзил, о чём-то негромко разговаривая между собой.

— Тише, — Хэл успокаивающе вскинул руку, заметив мелькнувший на лице Фредди испуг, — ты не волнуйся. Они друзья.

— Что произошло?

— Нам просто очень повезло, — сказал Энсон, усаживаясь рядом.

— Пить хочешь? — спросил Хэл. — Вот возьми.

Фредди с немыслимым удовольствием выпил полную кружку. Отерши губы рукавом, Фредди огляделся уже без испуга. Теперь он расслышал и похрапывание привязанных где-то в темноте лошадей, почуял запах конского пота и аромат булькающей в котелке похлебки. Голодно заурчал живот.

— Сейчас и поедим, — пообещал Хэл.

В этот момент один из сидевших у костра Верзил оглянулся через плечо на хоббитов, что-то шепнул товарищу. Второй Верзила тоже оглянулся, наполнил из котелка миску, встал и подошёл к хоббитам. Сидевшему на земле Фредди этот человек показался очень уж огромным, хотя, наверное, и не показалось: ростом он был куда повыше Прыщевых дружков, худее, но глядел куда приветливее.

— Меня зовут Гилторон, — представился человек и протянул изголодавшемуся Фредди миску с ложкой. — Ну, здравствуй. Разговоры всё-таки отложим на потом, а сейчас не помешает подкрепиться.

Растерявшийся Фредди едва не забыл промямлить что-то вроде благодарности, однако, по всему виделось, что связных слов от него и не ожидали. Человек вернулся к костру и снова сел на корточки рядом с приятелем. Фредди очистил миску в мгновение ока.

— Эй-эй, полегче, — рассмеялся Хэл.

— И всё же, где мы? — наконец, спросил Фредди, вместе с сытостью ощутивший прилив сил.

— Среди друзей, — коротко сказал Энсон.

— Ну да, — поддакнул Хэл. — Они нам типа… помогли.

— Так, расскажите мне, — попросил Фредди. — Только всё по порядку.

— Я и толком-то не скажу, — Хэл мотнул подбородком. — Всё так быстро случилось... Меня ранило в руку. Будто одного укуса мало! Повезло ещё, что стрела была без яда. Ты упал рядом. Уже потом я узнал, что в тебя угодил камень из пращи. Ты рухнул в овраг и, кажется, разбил себе голову. Я и окликнуть тебя не успел, а из-за деревьев уже посыпались те, страшные. Я уж было подумал, что конец мне и пришёл, мда... — Хэл осторожно погладил свою перебинтованную руку. — Но тут засвистели стрелы. Только не орочьи они были. И эти появились, — он кивнул на людей у костра. — Орков они рубили, как дровосеки деревья, но я поначалу и не сразу понял, что это не Прыщевы Дылды. Только потом… когда возникли Эти… и один из них со мной заговорил… А я о мистере Бильбо сразу вспомнил.

Фредди хотел поинтересоваться, причём же здесь мистер Бильбо, но не успел вымолвить и слова. Из-за деревьев послышалась мелодичная речь, звенящая, словно серебряный лесной ручеёк. Фредди не понял ни словечка, но это было неважно. Он ждал с бешено колотящимся сердцем, и вот из-за деревьев выступили четверо пришельцев в серебристо-серых плащах. Фредди будто дышать перестал. Он бы скорее поверил, что это продолжение волшебного сна, точно в далёком детстве. Лицо Хэла озарила счастливо-восхищённая улыбка, а само лицо приобрело непривычно-мечтательное выражение, какое Фредди замечал у младшенького сына Хэмфаста, но не ожидал увидеть у его кузена.

Зачарованный он сидел и смотрел во все глаза на эльфов: с их появлением поляну будто озарило едва заметное сияние. Один из пришельцев глянул прямо на хоббитов и опустил капюшон за спину... и оказалось, что это не эльф, а эльфийская дева. Если бы Фредди умел красиво говорить как Бильбо, то рассказывал бы потом, что лицом она была подобна волшебному лунному свету, а волосы её были темны, как крыло ночи, но красивые слова никогда ему не давались, нечего и пытаться...

Мягко ступая по траве, она подошла к лежаку. Её рука осторожно коснулась перебинтованного лба хоббита; серые, как зимние вечерние облака, глаза взглянули Фредди в лицо. Он навсегда запомнил этот взгляд.

— Вот так, — певучим голосом проговорила она на понятном хоббиту языке и поднесла к его губам фиал. — Выпей это.

Без сомнений Фредди сделал глоток и послушно допил всё до капли под безотрывным внимательным взглядом. Притихший и смущённый Хэл тоже выпил предложенного волшебного напитка; перед уходом дева что-то коротко сказала Энсону и улыбнулась ему — как показалось, с лёгкой грустью. Фредди заметил, что Энсон спрятал в карман какую-то коробочку.

— Так это эльфы Бильбо! — вымолвил Фредди, — я всегда думал, что и Фродо с ними знался.

— Может быть, — пробормотал Хэл и пояснил с звучащим в голосе благоговением: — Эта дева — целительница. Она и лечила тебя, и меня, а Энсону вот мазь даёт.

Левый уголок рта Энсона криво дёрнулся; заляпанная грязью (как оказалось, целебной мазью) половина лица осталась неподвижной. Эта половина, как позже узнал Фредди, сильно пострадала от огня; зрение Энсон спас лишь чудом, пожертвовав рукой. Он мог бы навсегда забыть о любимом ремесле, если бы не волшебство эльфийских снадобий, и всё равно ещё немало дней потребовалось на то, чтобы раны зажили без страшных рубцов.

— Ты сильно расшиб голову, — продолжал рассказывать Хэл. — Я, признаться, за тебя очень перепугался… ну, тогда… Один эльф спустился за тобой в овраг, и когда поднимался с тобою на руках, его лицо было встревоженным. Потом они перенесли тебя сюда и лечили. Мне вот тоже перевязали руку, дали выпить лекарство, и я уснул. А когда проснулся, уже за обед было, Энсон и Уиллоу тоже были тут.

— Ага, — проговорил Фредди, рассеянно касаясь рукой повязки над бровью. Слова Хэла его почему-то не очень взволновали. Сильно пострадавшим он себя не ощущал. Он посмотрел на свою спасительницу, стоявшую по другую сторону костра, и, точно ощутив на себе его взгляд, эльфийская дева обернулась. Фредди почувствовал, как краска бросилась ему в лицо, но дева только улыбнулась светлой улыбкой, а от этой улыбки сердца будто коснулась тёплая волна покоя.

— Надо же, — проговорил Фредди задумчиво. — Я думал, так бывает только в историях Бильбо. Ну, по волшебству Гэндальфа или ещё какими чудесами... чтоб помощь подоспела в самый нужный момент. Иначе откуда же они узнали, что мы попадём в беду?

— Я им сказал, — раздался короткий ответ со стороны. Говоривший Энсон даже головы не повернул.

— Что? — переспросил Фредди.

— Да. Я их позвал.

— Ты что же, знаешься с эльфами? — воскликнул Хэл.

— Нет, — ответил Энсон. Было видно, что он старается как можно меньше шевелить губами, — я знался с ними, — он указал на людей. — Давно уже. Как-то помог им пару раз, мы и поговорили немного. Они раньше охраняли границы Шира… — он зашипел и поморщился, и продолжил отрывисто: — Послал им весточку… когда узнал о вашей… глупой затее… не зря, выходит.

— Побереги себя, друг, — один из людей приблизился, присел и дружеским жестом положил руку Энсону на плечо. — Мы называем себя дунэдайн, — пояснил он хоббитам. — Я — Дунторон, Гилторон — мой брат. Твой родич и впрямь нас выручил однажды, а потом ещё не один раз. Когда он прислал просьбу о помощи, мы не могли не откликнуться. Спешили как могли, но успели.

— Послал о помощи, значит? — Хэл косо посмотрел на Энсона. — И это что же получается… границы охраняли? Выходит, он мог вас в любой момент на помощь позвать, а не позвал, чтобы вы этих подлецов из Шира прогнали?

В непроницаемом лице Дунторона что-то дрогнуло — едва заметно. Он склонил голову.

— Обычно мы не получаем благодарностей, да и не ждём их, — заговорил он как-то отстранённо. — Хоть нас и мало, а теперь стало ещё меньше, мы всегда помнили свой долг хранить Шир. И кузена своего не обвиняй. Он знал, что выступить против пришельцев мы с братом вдвоём не сможем. Если бы нас было больше, как прежде, но другие ушли. Теперь нас только двое на Северной границе.

Хэлу стало стыдно.

— Нет, это ты меня прости, — Хэл приложил руку к груди и поклонился. — Прости и прими благодарность. Вам ведь двоим я… мы жизнью обязаны. Мы просто хотели верить, что из-за границ придёт не только опасность, но и помощь. Где же тот Гэндальф, когда он нужен?

— Гэндальф не придёт, — со странной горькой улыбкой сказал Гилторон. — Самая страшная битва ещё впереди. На восток ушли все наши надежды. Нам осталось только ожидание вестей. Оправдания оправданиями, добрый хоббит, и нам тоже горько, что вмешаться мы не можем. А если и вмешаемся, не повредим ли больше? Не станет ли ваш сегодняшний подвиг камешком, сдвинувшим гору…

Фредди с беспокойным подозрением подумал, что этими словами дунадан подразумевал нечто иное, чем вдохновение хоббитов на восстание.

— Быть может, новости мы и услышим, — ответил Дунторон. Гилторон поглядел на эльфов, сходящихся к костру. Там тёк разговор на мелодичном языке, слова которого ускользали от понимания смертных.

— Здесь сегодня встретились два отряда эльфов, — пояснил человек, — одни пришли с запада, от Серых Гаваней, а другие с востока, от Мглистых Гор. Мы не успели обменяться новостями ни с теми, ни с другими. Хотя восток и сведения об ушедших туда родичах хотелось бы послушать первостепенно.

Как раз в этот момент один из беседующих у костра эльфов обернулся и взглянул на хоббитов. С приветливой улыбкой он подошёл к ним.

— Как вижу, наши герои оправились настолько, чтобы задавать вопросы. Хотя я бы и подождал с разговорами до утра, чтобы ваши раны успели затянуться.

— Наши раны не помешают говорить, — сказал Фредди. — И я хочу поблагодарить вас за это, — добавил он со смущением и поклонился.

— Я — Гилдор Инглорион, — представился эльф, приложив руку к груди и сел на траву напротив. К радостному одобрению хоббитов был начат ужин; снедь накрыли прямо на разложенной на земле скатерти. К походному угощению один за другим подходили и подсаживались эльфы и люди.

— Гилдор? — Фредди вдруг хлопнул себя по лбу. — Не ты ли повстречался с нашими друзьями в прошлую осень по дороге в Баклэнд, когда Фродо уходил? Помню, Пиппин рассказывал о вас и с похвалой вспоминал ваши напитки, — уже тише закончил он, смущаясь собственных слов.

— Как приятно слышать, — рассмеялся Гилдор, — верно, это был я. Ты, значит, тоже один из друзей Фродо?

— Да, — сказал Фредди. — Но с тех пор я ничего не слышал ни о нём, ни о других. Добрались ли они до Дольна, как собирались?

— Знаю, что добрались, — сказал Гилдор и поднял взгляд на подошедшего к ужину высокого эльфа. — Но о дальнейшем их пути если и рассказывать, то не мне.

Эльфы обменялись долгими взглядами.

— Меня зовут Тиридиль, — назвался хоббитам другой эльф, сел и, обернувшись, представил своих спутников: — Со мною мои друзья: Мелинод, Халатир, Оронотар и Ихиель, дочь моего близкого родича, — представил он единственную среди них деву. Ихиель села по правую руку от Тиридиля; в их лицах Фредди и впрямь разглядел намёк на некое родство.

Как и Гилдор, Тиридиль был темноволос и сероглаз, но с более пристальным и твёрдым взглядом; его дорожная одежда говорила о многих милях, оставленных позади. С Тиридилем от Мглистых Гор пришли четверо, с Гилдором от Гаваней двое эльфов. Знакомы повстречавшиеся между собой, очевидно, не были, но принадлежали к одному народу; и тем и другим не терпелось обменяться новостями.

— Я расскажу, что знаю, — заговорил Тиридиль, обращаясь к хоббитам. — О походе вашего друга мне известно только со слов других, сам я его не встречал, однако этими слухами теперь широко полнится земля. В конце зимы Фродо был гостем в Золотом Лесу, потом путь увёл его на восток. Куда он и собирался.

— Есть ли у тебя поздние новости с востока? — быстро спросил Дунторон.

— Да, — сказал эльф, помедлив. — Но речь пойдёт о полях Дагорлада.

Повисла долгая пауза, непонятная хоббитам. Название им ничего не говорило. Но только им, судя по тому, как помрачнели лицам остальных.

— Дагорлад… — повторил незнакомое слово Гилдор. — Ты прав, об этом лучше поговорить потом.

Тиридиль кивнул, с чем-то соглашаясь, и повернулся к хоббитам:

— Скажу вам: оттуда, с востока, приходили последние вести о полуросликах. Вести ободряющие, во всяком случае плохого я не слышал. Говорили и том, что именно ваши сородичи сыграли важную роль в каких-то решающих событиях.

— Так и про мистера Бильбо говорили, — с гордостью сказал Хэл. — Хотя, я и не разобрался, зачем мастеру Фродо вдруг понадобилось тоже уезжать куда-то, — он с вопросом посмотрел на Фредди. Фредди этот взгляд будто не заметил. Он думал о другом, решая, о чём вправе упомянуть в этом разговоре.

— Я знаю, Фродо говорил с Гэндальфом, — решился наконец Фредди. — И о Чём у них шла речь, я тоже знаю. Я понимаю, вы не сможете дать мне ответ на вопрос, удалось ли то… что задумано было. Но скажите, та война, о которой предупреждал его Гэндальф, и до нас дошла?

— По-видимому так, — сказал, вновь помедлив, Тиридиль. — До нашей Владычицы также дошли тревожные слухи о том, что в краю хоббитов, побывавших в её стране, неспокойно. Поэтому мы и здесь, по её просьбе — узнать, насколько это верно.

— Так в Золотом Лесу знают о бедах в Шире? Откуда? — удивлённо спросил Гилторон.

— Владычица Лориэна мудра, — с лёгкой улыбкой ответил Гилдор и, вероятно, это снова был ответ, понятным всем, кроме хоббитов, потому как других вопросов не последовало.

— Тогда вы принесёте ей нерадостные подтверждения, — сказал Дунторон. — В начале весны на северных рубежах мы с братом стали замечать следы брошенных становищ. Сейчас к границам страны стекаются бродяги и наёмники. Их много. Если наши опасения верны, они пойдут именно сюда. И эти орки, которых мы не ждали встретить в самом сердце Шира!

Фредди вдруг вспомнил о вчерашнем происшествии и крупно вздрогнул всем телом.

— Да, новости мрачные, — сказал Гилдор и повернулся к Тиридилю. — Не знаю, обгонит ли вас в обратном пути эта весть, но я немедленно пошлю её в Имладрис, к Элронду.

— Как много орков может быть в Шире? — вступил в разговор эльф Мелинод, один из спутников Тиридиля, сидевший рядом с Ихиель.

— Я не скажу, — ответил дунадан. — К стыду своему признаюсь, до вчерашнего вечера мы понятия не имели, что эта мерзость проникла мимо наших дозоров. Мы убили не меньше десятка.

— А я замечу, что Прыщевы Дылды строят много бараков на отобранных ими землях, — вдруг вставил Энсон, морщась при каждом произнесённом слове.

— А, да! — поддержал Хэл. — Это ведь непросто так делается. А внутри они как раз пустые и без окон…

— И много этих бараков? — быстро спросил Тиридиль.

Хэл задумчиво побарабанил пальцами по подбородку.

— Я знаю о шести наделах, где такие большие постройки ведутся. Кое-кто из местных болтунов даже болтал, будто Верзилы тут город строят. Но это не город ведь.

— Не город, а военный лагерь, — сказал Тиридиль, задумчиво глядя в костёр. — Провидения обернулись былью. Мы долго не желали верить, что руки Сарумана протянутся так далеко в столь короткий срок.

— Мы думали, орки явились из Мордора, — сказал один из эльфов, пришедших с Гилдором.

— На плащах некоторых убитых нами тварей я видел знаки белой руки, — заметил Дунторон. — Но не у всех. Другие орки были помельче и темнее, однако вооружены оказались не так уж плохо. Я видел кинжал гномьей работы.

— Это морийские дикие твари. Оружие из разграбленных гномьих сокровищниц, — пояснил Тиридиль.

— Но Мория далеко, — возразил Гилторон. — Как они забрались на запад?

— Месяц назад Саруман потерпел оглушительное поражение при Хельмовой Пади, — начал рассказ Тиридиль (хоббиты ловили каждое слово, хотя не понимали и половины сказанного). — Войско его насчитывало десять тысяч воинов — орков и дикарей. К сожалению, у роханцев не было времени преследовать бегущих с поле боя. По Ристании и сейчас скитаются одиночные отряды урук-хаев, не страшащихся солнца. Ещё в марте Саруман был пленником в Ортханке, но подробности его заключения нам неизвестны, неизвестно и какие силы он сумел укрыть в крепости. И вот не так давно нас настигла весть, что он бежал. По срокам он уже мог достичь Шира, и есть свидетельства, что именно к этой стране у него раньше лежал интерес. К несчастью, знаки на плащах убитых тварей это подтверждают. Морийские орки могли присоединиться к урук-хаям из-за посулов или из-за страха. Но Саруману всегда служили и люди. Он охотно сулил им награды за службу.

— Пришедших бродяг привёл сюда не страх, — сказал Гилторон. — Мы слышали кое-какие разговоры в Брыле. Теперь понятно, какую награду им пообещали.

— Шир! — вдруг осенило Фредди. Он перевёл взгляд на сидевшего рядом Хэла. — Наши земли отдать им во владение… И… покорных слуг в придачу. Всё, как Гэндальф говорил!

— Таких уж и покорных! — зло вскричал Хэл, вскакивая на ноги; его глаза яростно сверкали.

Лёгкая рука легла Хэлу на плечо. Это была Ихиель.

— Не горячись, друг, — ласково сказала она. Хэл тут же смущённо потупился и сел; гнев его ушёл бесследно. Ихиель обернулась и обратилась напрямую к Гилдору:

— Если угроза вторжения орд Сарумана так близка, можно ли ждать помощи от Гаваней? Отзовётся ли Кирдан Корабел, если вы его позовёте?

Эльф будто бы смутился этого вопроса девы, но ответил:

— У Кирдана нет могучих гарнизонов. Он не строит крепостей, а население Гаваней невелико. Каждого эльфа, который приходит в Гавани, ведёт зов Заморья. Мы все готовимся уйти и уходим. Теперь я вижу, события востока только предвещают это. Нас мало осталось, и недолог час, когда за Море уплывёт последний эльфийский корабль…

— Оставляя позади разор и беды? — голос Ихиель не дрогнул, но стал высок и звонок. Переговаривающиеся вполголоса эльфы вдруг разом замолкли. Тиридиль накрыл ладонью руку своей спутницы и попытался поймать её взгляд. Гилдор мягко улыбнулся.

— Ты молода и горяча душой, дитя последней Эпохи, — ответил он. — Но ты не видела свет Благого края. Зов Моря пока не столь силён для тебя, однако ты его услышишь. Если на востоке поднимется тьма, эльфийскому свету уже не рассеять её. Нам всем придётся уйти.

Ихиель не ответила. Она бесшумно поднялась на ноги и ушла одна к границе леса. Никто не последовал за ней.

— А ваши сородичи? — нарушив неловко повисшее молчание, Тиридиль обратился к одному из дунэдайн. — Сколько их сможет прийти, если вы позовёте?

— Если и смогут… менее десятка, — признал человек. У Фредди захолонуло сердце. — В этом мире осталось мало эльфов, но и людей с древней кровью Арнора осталось немного. Наши воины ушли за горы на встречу с Королём. Никто не ожидал, что нам ударят в спину. А люди здешних крестьянских поселений… воинов среди них и подавно нет, только фермеры и ремесленники.

— Если верны догадки хоббита, против нас выступят по меньшей мере две, а то и три сотни. И не только купленные бродяги и разбойники, но и хорошо обученные изенгардские воины, — отозвался Дунторон.

— Надо узнать точнее, — негромко сказал Мелинод, обращаясь к Тиридилю, — я попробую помочь.

Гилдор с жалостью оглядел примолкших хоббитов, нахохлившихся, будто воробьи.

— Что ж, хватит бесед для этого вечера, — решил он. — Нашим друзьям пора отдохнуть после болезни, а нам подумать. Я не заканчиваю разговор о бедах малого народца, но, прежде чем давать советы, обещания или надежды, вначале попрошу совет Владыки Имладриса. Быть может, и от Гаваней придут какие вести.

— Верно, — согласился с ним Тиридиль и повернулся к людям. — А я бы хотел перекинуться парой слов и с вами. Давно мы не получали известий о событиях на севере.

*

— Уиллоу, — вдруг вспомнил Фредди, почти готовый заснуть, и приподнялся, глядя на пристраивающегося на соседней лежанке Хэла. Энсон уже спал. — Ты что-то говорил про них? Они тоже здесь были?

— Ну да, — сообразил Хэл. — Они здоровы, легко отделались: так, пара царапин и только. Энсон о чём-то пошептался с ними, жаль сейчас его не спросишь, но пусть спит! Они почти сразу ушли к родичам разузнать о делах и что вообще слышно.

— А о других ты ничего не знаешь? — Фредди со стыдом сообразил, что за всё насыщенное событиями время даже ни разу не подумал о судьбе сообщников и друзей. Но Хэл пожал плечами.

— Нет, — ответил он. — Эти Энсоновы приятели тоже обещались разузнать, но я так и не понял, вышло ли у них что-нибудь. А ты думаешь?..

— Нужно будет узнать, — пообещал себе Фредди, осторожно ощупывая пальцами повязку на голове. Рана под бинтами не болела; он подумал, что даже большую шишку можно скрыть, если зачесать её кудрями. А Фолко там поди весь испереживался — особенно, если до каменоломен дошли какие-нибудь похожие на правду слухи.

— Ты о чём? — спросил Хэл, но Фредди уже улёгся и натянул до самого подбородка плащ.

— Завтра поговорим.

Хэл пожал плечами и лёг. Вскоре он затих, а Фредди всё не спалось; лёжа на спине, он смотрел в виднеющееся между редких веток небо, на далёкие звёзды в тёмной вышине. Он вдруг стал вспоминал рассказы Бильбо: глядя на небо, старый Бэггинс часто приговаривал, будто свет звёзд кажет Эльфам путь на их родину за Морем, куда они все однажды уйдут на гордых белых кораблях. Сэм всегда находил это донельзя печальным, а теперь и Фредди взгрустнулось. Он всё лежал, закинув руки за затылок, и размышлял о том, что из его мира безвозвратно уходит свет, прежде незаметный, но без этого света в сердце вкрадывалась неизбывная тоска. И звёзды не вечны, как и волшебство… и эльфы оставляют эти берега, уходят в свой далёкий светлый край, где нет места разлукам и печалям… а здесь, в Шире, прежний покой и мир нынче обманчивы, как эта усыпанная звёздами тихая ночь. В её тиши, быть может, совсем рядом, за покровом тьмы и тайны укрылось хитрое, хорошо упрятанное зло.

Фредди перевернулся на бок. Не страх его тревожил: тьма не коснулась бы этой поляны, защищённой волшебными чарами эльфов, но заснуть не получалось. В конце концов хоббит уселся на постели. Рядом спокойно спали друзья. Поляна была пуста, пустели лежаки людей, тлели присыпанные золой угли в кострище. Напрягши слух, Фредди не расслышал голосов или шагов. Он поднялся на ноги и надумал прогуляться немного по лесу. Заблудиться он не боялся — ни один хоббит не потеряется в ширских дубравах.

Фредди брёл по лесу, пока не добрался до высоченного старого вяза и сел в углублении между его толстых корней, обнявши руками колени. Под спиной ощущалась неровная древесная кора, пахло травой и смолистой весенней листвой; мысли в голове текли вяло и несвязно. Хоббит уже начал было клевать носом, но вздрогнул; разбудил его не звук, а некое неясное чувство, вынудившее приподнять голову и насторожиться. Несколько мгновений он вслушивался. Из-за деревьев снова послышались голоса. Фредди узнал их.

Через лес шли эльфы Гилдор и Тиридиль в сопровождении братьев-дунэдайн. Разговор между ними вёлся на понятном общем языке, и Фредди тут же навострил уши, хотя беседа определённо предназначалась не для хоббичьих ушей.

— Меня взволновали твои вести о Дагорладе, — говорил Гилдор. — Но то, что ты рассказывал помимо этого, подтверждает опасения Кирдана. Когда мы покидали Гавани, он ждал письмо от Элронда.

— Вряд ли его опасения были ужаснее действительности, — закончил Тиридиль. — Думаю, теперь это известно в Имладрисе. Саурон вернул свою драгоценность.

Фредди в ужасе прикрыл рот ладонью. Сердце бешено заколотилось у него под горлом, отдаваясь гулом в голове. О какой «возвращённой драгоценности» шла речь, он сомнений не имел… Но как же Фродо?.. Однако эльфы не упомянули о нём ни словом.

— Тогда наш срок действительно истёк, — с тяжёлым вздохом изрёк Гилдор.

Должно быть, Тиридиль что-то проговорил, но Фредди расслышал куда более громкий возглас Дунторона:

— А наш Король? Что он ответил Мордору?

— Я говорю только то, что слышал: Саурон предложил переговоры, — напомнил Тиридиль. — О решении Короля Гондора я ничего не знаю, как и о других принятых решениях.

— А Митрандир? — спросил Гилторон. — Он тоже должен быть там!

— И был, у Чёрных Врат. Как мне известно, он видел Саурона.

— Митрандир на Запад не уйдёт, — промолвил Гилдор после раздумья. — Свой долг он чтит высоко. Однако, меняет ли это что-то для эльфов? В любом итоге мы покинем эти берега и уйдём на Запад.

— И Посланец Запада сейчас стал угрозой этому краю, — непонятно возразил Тиридиль, и после этих слов наступило долгое молчание. Фредди начал даже думать, что разговор завершён.

— А Саруман? — спросил один из братьев. — Не гнева ли Мордора он испугался и намерился откупиться от немилости Врага этим краем и рабами?

— Пока Мордор и Гондор противостоят друг другу на востоке, до этих дальних земель нет дела никому, — ответил Гилдор. — Тем временем Саруман строит себе новую резиденцию в Шире в надежде, что противники уничтожат друг друга или ослабеют. А потом, возможно, действительно решится предложить победителю союз.

— Союз с Королём? Весь этот край — древние Арнорские земли! — громко воскликнул один из дунэдайн.

— Я слышал, Саруман владеет даром сладкоречия, — не повышая голоса, произнёс Гилдор, — и так было всегда: в праве хоббитов самим выбирать себе правителя.

Спустя некоторое время Фредди расслышал шорох шагов, и сильнее вжался в кору дерева. Тяжёлые шаги отчётливо прозвучали мимо. Через лес торопливо уходили дунэдайн. Еще через несколько минут Фредди услышал фырканье растревоженных коней и звон упряжи.

— И всё же я рад был узнать вести из других эльфийских владений, — продолжил Гилдор, когда эльфы остались одни. — Давно мне не выдавался случай видеть великую Владычицу галадримов. Жаль, но почему-то пути Высоких Эльфов уже много лет не приводят нас в Золотой Лес. А как ты нашёл дорогу к лесному народу, Тиридиль?

— Впервые я увидел Лоринанд, когда пришёл туда вместе со свитой Артанис и Келеборна, — с непонятной печалью в голосе отвечал Тиридиль. — В те годы лес ещё не называли Золотым. Там тогда царствовал Амрот… А спустя годы я выбрал себе спутницу лет из Непоследовавших Зову.

Эльфы неспешно удалялись в глубину леса. Фредди приподнялся на коленях и выглянул из-за дерева им вслед. Некоторое время он всерьёз обдумывал замысел подкрасться ближе и подслушать, но поборол искушение, решив, что острый эльфийский слух ему не обмануть, а объясняться будет очень неудобно.

— Все дороги теперь опасны, — звучал приглушённый голос Гилдора. — Я отправил послание с птицами в Имладрис, вести долетят дотуда за неделю, а потом последуют и в Лотлориэн. Нужно ли вам так рисковать возвращением, может быть, вы пойдёте с нами в Гавани?

Ответа Тиридиля было не разобрать.

— Там, в Башенных Холмах, хранится палантир Кирдана, — продолжал говорить Гилдор, — в прошлую осень я приходил туда с друзьями, чтобы увидеть Землю за Морем. С каждым годом сердце всё сильнее зовёт меня туда. Разве сам ты не хочешь увидеть Благословенный Край?

— Нет, — коротко сказал Тиридиль.

— Почему?

Тиридиль долго молчал.

— Я был ещё юн, когда пересёк Море под алыми знамёнами, но проклятье лежит и на мне. Я с верой в справедливость бился во славу Феанаро, Майтимо, Куруфинвэ, Тьелперинкваро. И что теперь? Мои родители, старшие братья и друзья никогда не покинут Сумеречных Залов, а мне уготовано вечно жить у порога Благого Амана без позволения его переступить.

— Ты ищешь мести? — спросил Гилдор.

— Нет, — повторил Тиридиль. — Но и не ухожу.

— Но ты не один, — сказал Гилдор, как показалось Фредди, с едва уловимым укором.

— Да, — медленно произнёс Тиридиль. — Однако народ её матери, народ лесов и рек, никогда не слышал зова Моря. Оно их не манит.

— Если Восток победит, волшебство Золотого Леса иссякнет, как и многое другое.

— Да, — без выражения ответил Тиридиль. — Но здесь её семья, и иной жизни Ихиель себе не желает. Здесь и моя семья, и дом, и земля, покидать её я не собираюсь.

— Это неизбежно для всех, — вновь с грустью повторил Гилдор.

Если Тиридиль что-то и ответил, слов его Фредди уже не расслышал.

* * *

Хоббит проснулся от солнечного света и радостного птичьего трезвона над головой и тут же поморщился от ломоты в теле. Он сам не заметил, как заснул давеча, прислонившись спиной к стволу. Кое-как размяв плечи и протянувшись в позвоночнике, Фредди побрёл к лагерю. Для этого ему не требовалось даже отыскивать свои следы — хоббичьий нюх издалека уловил ароматный запах жаркого.

— Где ты был? — поинтересовался сидевший у костра Хэл.

— Отошёл, — ответил Фредди, непонятно махнув рукой.

— Надолго же отходил, — усмехнулся Хэл. — Я уже с полчаса как на ногах.

Фредди осмотрелся.

— А где все? И Энсон?

— По делам разошлись. Энсон зачем-то с приятелями своими увязался. Утром прибыл гонец. Не знаю, вроде новости какие-то принёс, мне не доложили. Знаю только, что обещались вернуться к вечеру.

— Ясно, — Фредди ощупал повязку, но решил отложить возню с бинтами на потом.

— Эх, трубочку бы, — пробормотал Хэл, когда хоббиты закончили чаёвничать. Рука у него, как заметил Фредди, действовала уже увереннее; Хэл и от повязки избавился. Отыскав у себя на затылке конец бинта, Фредди размотал повязку и осторожно ощупал голову. Ни шишки, ни раны он не обнаружил. Ничего не болело.

— Что ты делаешь?

— В город пойду, — твёрдо сказал Фредди. — Разузнаю новости.

— Умом тронулся? Да тебя поймают!

— С чего бы? — хмыкнул Фредди, придирчиво оглядывая себя, и с неудовольствием вздохнул: — Такими оборванцами сейчас половина Шира бродит. Сойду за нищего подёнщика в поисках работы. Авось, потом у знакомых одеждой одолжусь. А лицо моё никто и не видел.

— А тварь в сарае? — спросил Хэл.

Фредди замялся.

— Их всех перебили друзья Энсона. Ты сам говорил.

— Тех, кто выскочил с криками и с мечами. Но тот орк на цепи сидел, и вряд ли погнался вместе со всеми.

У Фредди в груди что-то неприятно ёкнуло, но он упрямо мотнул головой.

— Для них хоббиты все на одно лицо, — произнёс он, стараясь говорить уверенно. — Мало ли что этот орк видел или описал, если даже сумел! Я пойду днём к тому же, — заметил он с более искренней уверенностью.

— Эх, — непонятно пробормотал Хэл, посидел немного, потом поднялся и вылил воды в кострище. — Ладно уж. Только пойдёшь ты не один.

Фредди открыл было рот, но ничего не произнёс, заметив выразительный взгляд Хэла, предостерегающий от возражений.

— Значит, решено, — Хэл ухмыльнулся. — Вместе, так вместе. Только умоемся сперва, а то, подозреваю, я больше на пожарного похож, чем на наёмного работягу.

Нельзя сказать, что Фредди был так уж огорчён компанией.

*

Умывались в ручейке, который обнаружился у самой опушки. Вода была безжалостно ледяной, и к концу купания Фредди едва чувствовал пальцы на руках и ногах. Хэл оставил попытки причесаться онемевшей пятернёй и, ёжась, одевал прямо на голое тело постиранную в ручье рубашку. На взгляд Фредди, оба симпатичнее не стали, но хотя бы не выглядели чудом спасшимися погорельцами.

— Если выдумывать историю, то лучше говорить, что мы из Западной Чети идём. Работали у тамошних хозяев, пока те не разорились и не продали свои наделы. Теперь вот сюда подались, — рассуждал Хэл. — А знаешь, — добавил он, пристально взглянув на приятеля, — тебя ведь и впрямь никто не узнает.

— Да?

— В лицо, я имею в виду.

Фредди пощупал опавшие щёки, некогда пухлые и вздохнул. И впрямь, куда девался прежний весёлый Фатти, неунывающий круглолицый толстячок? И где его прежние друзья: голосистый Пиппин, неунывающий Мерри и фантазёр Фродо?

— Как думаешь, всё у Фолко в порядке? — спросил он вслух и поглядел вдаль, на залитые солнцем весенние холмы, волнами убегающие к горизонту. Фредди вдруг подумал, что с вышины дерева, наверное, можно увидеть и далёкий Брендивайн, и зелёную границу Древлепущи, и может быть, крыши селенья Брендибаков, но желания проверить это в себе не ощутил.

Хэл пожал плечами.

— Зависит от того, что он там услышал и что болтают.

— А, ты думаешь, о чём ещё могут болтать? — фыркнул Фредди. — Ясное дело, про пожар!

— Силён пожар был или нет, мы не знаем. Может, сгорело всего два-три пустых сарая! — легкомысленно махнул рукой Хэл. — Другое дело, добрались ли до укровища Том Коттон и остальные, — добавил он куда серьёзнее. — Так всё-таки, куда сначала?

— М-м-м, — неясно взмахнул рукой Фредди, спускаясь с холма. Он и сам ещё не определился.

— До Тукова укровища отсюда часов четыре-пять ходу, — прикинул вслух Хэл, осматривая горизонт из-под приставленной козырьком ладони. — А то и больше, если Каменова речка из берегов вышла, как по весне обычно бывает. Тогда придётся либо вброд переходить, либо время до ближайшего моста терять. По дорогам мы не пойдём, так ведь?

— Не пойдём, — согласился Фредди.

— Это значит к обеду будем, по-моему, — Хэл прикинул время по солнцу. — Кстати, эльфы оставили нам походный хлеб. Немного, правда. Если в норе кого встретим, узнаем новости.

— А если в нору сначала, потом куда: к каменоломням или в Хоббитон?

— Если в каменоломни, придём почти что к полночи, — протянул Хэл в сомнении.

— Да, в Хоббитон поближе будет, — согласился Фредди.

На решении сперва выдвинуться к Туковой норе они сошлись, когда уже добрались до дороги, спешно пересекли её и быстро растворились в придорожной высокой траве. Солнце поднималось всё выше, жар высушил росу и напоил воздух ароматом цветущего разнотравья. От обилия сладких запахов Фредди даже немного подурнело, а Хэл расчихался.

Занялся полдень, солнце жарило всё сильнее; бездорожье вело хоббитов то некошеными полями, то негустыми рощицами. Наконец Фредди заметил впереди дорогу. Шла она почти в нужном направлении, однако подниматься на обочину хоббиты не стали, выбрав идти подальше в стороне заросшими полями. Как выяснилось вскоре, решение это оказалось верным: спустя с половину часа Фредди разглядел на дороге немалое скопище повозок и телег. Возницам их осталось лишь сочувствовать — с неба пекло немилосердно, а на дороге не предвиделось ни малейшей тени. Странным Фредди показалось то, что столпотворение почти не продвигалось. Он окликнул Хэла.

Хэл долго вглядывался из-под ладони.

— Не знаю, — наконец сказал он. — Может быть, опрокинулся кто там, впереди? Нет, странно это. Насколько я помню, слева как раз развилка, перекрёсток. Да и стороной по обочине объехать можно.

— Они проезжают по дороге, только медленно, — пробормотал Фредди и вдруг его точно осенило: — Как по заставе через Брендибаков мост!

— Чего? — не понял Хэл.

— А что, как раз на то и похоже. На проездной пост. Хотя эта дорога не сказать, чтоб оживлённая. Так почему здесь?

Ответа пришлось недолго дожидаться: несколько миль спустя они наткнулись на ещё один пост. Через перекресток двух оживлённых дорог тут и там были перекинуты шлагбаумы, на постах Хэл и Фредди заметили дозорных — как людей, так и хоббитов. Любой, кто намеривался проехать через проезд, вынужден был терпеть досмотр и расспросы.

— Вот и причина, — пробормотал Хэл, когда они вдвоём с Фредди следили за дозором из небольшой рощицы. — Всех проверяют: верховых и тележных. Не беглецов ли ищут? Как теперь думаешь, что там у нас впереди по пути?

— Вблизи Тукова укровища дорог-то особых нет, леса, вряд ли мы кого встретим, — поразмыслил Фредди. — А вот у Хоббитона все дороги будут под присмотром. Если там все как здесь, конечно.

— Уж не сомневаюсь, — ответил Хэл. — Видать, сильно мы встряхнули Прыщевых приятелей, если они так растревожились.

Фредди отпил воды из фляжки и почесал вспотевший лоб. Тень негустой рощицы спасала от прямого солнца, но не от дневной жары. Он вдруг подумал, как хорошо было бы сейчас забраться в прохладную норку где-нибудь между корней дерева и вздремнуть часок-другой. Только усилием воли он заставил себя встряхнуться.

— Раньше надо было полагать и думать, — проговорил Фредди скорее самому себе, чем Хэлу. — Хотя кто знал-то… я вот и впрямь считал, это всё Прыщ и его жадность, и мстительность, а эти бандюги ну, просто проходимцы. Кто бы вообразил, что сюда идёт война? Или что она уже пришла?

— А про Сарумана-то этого я поди и слышал, — задумчиво сказал Хэл. — Помнишь, рассказывал вам про главного из-за границы, у которого там где-то не заладились дела? Вот то-то! То поражение в битве, о котором эльфы рассказали, сойти за неудачу вроде вполне могло бы?

— Могло, — согласился Фредди. — Но нужны ли вообще другие доказательства? С меня и орочьих орд было вполне достаточно.

Хэл крякнул.

— Да уж, — он глубоко вздохнул, прежде чем подняться на ноги, выпрямился и продолжил с горечью: — Две или три сотни разбойников и орков? Так вчера ведь говорили? И что же мы с этим сможем сделать?

Фредди не ответил. Да и не было у него этого ответа.

* * *

Как верно рассчитал Хэл, к Тукову укровищу добрались к обеду, выиграв время на переходе вброд через разлившуюся речку. Местами холодная весенняя вода доходила хоббитам почти по пояс, оба натерпелись и продрогли. К счастью, солнце быстро подсушило одежду, и под вековую тень леса хоббиты вошли уже сухими. Итог пути, однако, разочаровал обоих.

Нора была пуста. По крайней мере не казалось, будто отсюда уходили в спешке, спасаясь бегством, однако ни записки, ни знака друзья не обнаружили, хотя и осмотрели все условленные места. Нашлось немного еды, этим и перекусили, дополнив скудную трапезу эльфийским хлебом, и на удивление быстро насытились.

— А ведь непростой этот хлеб! — смекнул Хэл, аккуратно заворачивая лепёшку в чистый платок. Обыскивая нору, приятели разжились одеждой — пусть ношеной, но смотрелась она куда более опрятной, чем их собственная. Хэл нацепил за спину видавший виды походный мешок, набитый барахлом, а поверх рубахи одел пояс с прилаженными к нему молотком и долотом и гордо заявил, что вполне сойдёт за о-го-го какого плотника. Фредди ограничился тем, что повязал голову пёстрым платком, как это было принято у подёнщиков, работающих в поле, а про себя продумывал, что будет сочинять, если его узнает в лицо кто-нибудь из прежних знакомых. Так ничего путного не придумав, он решил больше отмалчиваться, а разговоры предоставить Хэлу.

Перед уходом оставили в укромном месте записку для Фолко. В ней ограничились только именами и сегодняшней датой, а также намёком на условленный тайник. Тайником служило дупло старого дерева неподалёку от опушки. Фолко о нём знал. На обратном пути сделали небольшой крюк, и Фредди спрятал в дупло ещё одно письмо, в котором уже более подробно излагал последние события, включая стычку с орками и встречу с Дивным Народом. Умолчал Фредди только о Кольце — об этом Фолко совсем не обязательно было пока что знать — и о подслушанном ночном разговоре.

К чему Фредди готов не был, так это к проницательности Хэла, который молчал-молчал на обратном пути, а потом вдруг спросил в лоб:

— Так всё-таки, как со всем этим связан мастер Фродо? Давай уже, рассказывай!

— Ты о чём? — проглотив ком в горле, пискнул Фредди; сердце у него невесть отчего припустило пугливым галопом. Должно быть, Гэмджи наблюдал за ним не первый день, а, наблюдая, размышлял и делал выводы. Вчерашняя беседа с эльфами только прибавила Хэлу уверенности в догадках.

— Да ладно вам, тайны всё эти! — отмахнулся как от назойливой мухи Хэл. — Что здесь Гэндальф замешан, и без того ясно. Сэм опять же всё последнее время ходил как в воду опущенный… а потом вот вам: пропал, как сгинул! И слухи из-за Реки тут же пошли: дескать, кто-то ночью вломился в новый домик мастера Фродо. И ты там был, кстати, но молчишь. А теперь получается, мастер Фродо в Дольн собирался? К Эльфам? Я ведь тоже кое-что помню из рассказов старика. А вот про другие те края прежде не слыхал. Так зачем Фродо дальше, на восток-то понадобилось? Не к Горе ли той, по бильбовским делам с его сокровищем?

Фредди вздрогнул. В первый момент ему показалось, что Хэл каким-то чудом проведал про Кольцо и Роковую Гору, но потом он сообразил, что Хэл, скорее всего, имел в виду горное гномье царство и сокровища дракона. В голове мелькнула весьма заманчивая мысль поддержать этот обман, но отозвалась совесть. «Если Фродо попал в беду, то и Сэм тоже, — печально молвил внутренний голос. — Сам ведь знаешь, Сэм Фродо бы не бросил, даже если б пришлось самому в эту Огненную Щель прыгать. И что теперь, ты тоже промолчишь?»

Фредди глубоко вздохнул.

— Ты правильно догадался, по бильбовским делам, — проговорил он. — В наследстве Бильбо вещь одна была. Фродо изначально думал эту вещь донести до Дольна.

Хэл нахмурился.

— А домик в Бакленде? Туда-то кто вломился?

— Та вещь была как-то особенно ценна, — попытался объяснить Фредди, — и кое-кто хотел её забрать себе.

— И кто?

— Враги. Только Фродо и остальные ушли за день до этого. Сэм тоже. Их не застали. Я сам кое-как ноги оттуда унёс. Фродо говорил, что Гэндальф помочь им обещал в пути, но встретились ли они по дороге, я не знаю.

— Встретились или нет, но к эльфам пришли благополучно, — рассудил Хэл. — Так отчего же обратно не вернулись?

— Я не знаю. Я сам только вчера узнал, что Фродо дальше пошёл. Но не к гномам, думаю.

Хэл хмыкнул и почесал в затылке.

— А я про дракона тут случайно подумал, — со смущением признался он. — Речь ведь про войну зашла…

— Да, про войну, — ответил Фредди, — она тоже там, где-то на востоке. Оттуда давно приходили слухи о Враге. Как видно и не слухи были. Наверное, Фродо туда ушёл.

— Зачем? — спросил Хэл, но, к счастью Фредди, ответа не дождался: — Нет, не понятно. Враг этот неизвестный на востоке, говоришь? А тут у нас какой-то Саруман.

— Я не знаю, — повторил Фредди, и тут в его памяти всплыли подслушанные слова Гилдора. — И Саруман с запада пришёл.

— Да? — переспросил Хэл, а Фредди выругал себя за длинный язык. Но Хэл просто пожал плечами и вздохнул:

— Я-то надеялся, что расскажу старику Хэмфасту какие-нибудь новости о Сэме. Он хоть виду не показывает, но очень переживает, знаешь ли.

— Могу представить, — поддакнул Фредди. И больше нечего было сказать.

Оба молчали до самой опушки.

* * *

Хотя Хэл и определил солнечное время как три часа пополудни, но внутренние часы Фредди уверенно склоняли его к мнению, что день незаметно промелькнул и уже опустился поздний вечер, светлый, как весной обычно и бывает, а, значит, наступило и время ужина. Ноги у Фредди налились усталой тяжестью, пот градом лил со лба, и с некоторых пор Хэл стал на него подозрительно поглядывать. Фредди и сам уже готов был признать, что слишком поторопился с выводами о своей болезни, и когда Хэл предложил ему остановиться на отдых, возражать не стал.

Путь теперь шёл полями — на сей раз было заметно, что у этих земель имелся хозяин — из разнотравья хоббиты внезапно вышли к широкой выкошенной полосе. Отсюда через луг уходил примятый колесами телеги след. Хэл вслух заметил, что без нужны не следовало бы попадаться на глаза чужим. Передохнуть решили в тени одиноко стоящего деревца, а потом забрать резко правее и уходить с хозяйской делянки ближе к тракту.

Но едва Фредди и Хэл успели устроиться под скупой кроной молодой берёзки и поочередно напиться из фляги, как вдруг раздался звонкий лай. Спустя мгновение из травы появился худой пёс рыже-белой масти, с висячими ушами и куцым хвостом. Ростом он, однако, приходился Хэлу почти что по пояс. Хоббиты так и замерли. Пёс странно гавкнул и покосился на заросли. Потом повернулся к хоббитам и зевнул — скорее для того, чтобы продемонстрировать завидный оскал острых белых зубов.

— Хороший… — неуверенно проговорил Фредди.

— Да… хороший песик, — повторил Хэл и медленно привстал с земли. Пёс мгновенно припал к земле и разразился отрывистым лаем, в котором отчётливо слышалось предупреждение. Хоббиты обмерли, одновременно понимая, что одно только напоминание о недавней схватке со страшным орочьим псом вынуждало их ноги позорно ослабеть, но ничего поделать с этим не смогли ни тот, ни другой.

Неизвестно, чем бы всё закончилось, если бы из зарослей не раздался окрик, а потом на поляну выступил пожилой хоббит в рабочей одежде и испачканном травой фартуке. Голову хоббита прикрывала шляпа, на плече он держал косу, в уголке рта попыхивала трубка.

— Вот так-так! — произнёс он скорее доброжелательно, чем с неудовольствием, весело оглядывая Хэла и Фредди. — И кто же у нас здесь? Бродяги или воришки пожаловали?

— Б-б-э-э-э… — натурально проблеял Фредди и покраснел. Фермер растерянно моргнул. К всеобщему счастью, Хэл уже вернул себе самообладание.

— Добрый день, сударь! — молвил он, низко кланяясь хоббиту, а когда выпрямился, на его лице уже растекалась широченная улыбка. — Как удачно, что мы вас повстречали! Дорог-то здешних мы не знаем, вот и бродили зря, похоже. Вы ведь мистер Боббинс-старший, я угадал?

— Да нет, — ответил хоббит с весёлым выражением на лице, — и даже не младший, как ни удивительно. Я — Беккет, к вашему сведению, и ни о каких Боббинсах в здешних краях не слышал. Так кто же вы такие?

Улыбку с лица Хэла как тряпкой стёрло. С растерянным видом он полез рукой себе за пазуху и вытащил наружу вконец измятое письмо.

— Вот ведь, мистеру Боббинсу, — пробормотал он, вертя письмо в руках и сминая его ещё больше.

— Дай-ка сюда, сынок, — сказал фермер, протягивая руку. Хэл подал письмо. Пёс гавкнул. — Молчок, Рик! — прикрикнул хозяин и повертел письмо в руках. — Боб-б-инс, — кое-как прочитал он, — нет, адрес… ничего не разобрать. Что за криворукая курица лапой писала?

— Бабушка жены моего старшего брата, — охотно пояснил Хэл и продолжил: — Мы с другом сами с Западного Крома, — продолжал он, указав на Фредди, — идём вот в Хоббитон наниматься. К Боббинсу как раз. Письмо это нам было велено тотчас передать, как его увидим.

Фредди уже устал удивляться Хэловой способности не теряться в нужный момент. Сидя на земле, он смотрел, как его приятель словоохотливо и в красках излагает фермеру историю их злосчастных приключений (до последнего слова выдуманных); Беккет поддакивал, почёсывал в затылке, вертел письмо то так, то эдак и сочувственно кивал. Даже пёс, сидящий у ног хозяина, и тот больше грозным не казался, поглядывал на Хэла умильными глазами, будто на давнего доброго знакомого. И Фредди совсем уже не удивился, когда Беккет в конце этого занимательного разговора радушно предложил подвезти «двух бродяжек» до окрестностей Хоббитона.

— Значит, из Западной Чети? — переспросил хозяин, отдавая письмо и снова почесал затылок. — Нет, никак не вспомню вблизи никаких Боббинсов. А много ли лет старушке?

— Много, — вставил Фредди, чтобы совсем уж молчуном не казаться. — Этот самый Боббинс ей очень старый и добрый друг… с детства почитай…

— Которого, быть может, и в помине уже нет, — хозяина эта мысль с чего-то развеселила. За разговором они вышли через луг к большой телеге, груженной снопами свежескошенной травы. В телегу была запряжена невысокая пегая лошадка, с виду смирная.

— И зачем нам это надо? — шепнул Фредди Хэлу, воспользовавшись тем, что хозяин отвлёкся на возню с лошадиной упряжью. — Не лучше ли полями пробираться? Не так далеко осталось, я думаю. И сам знаешь, на дорогах посты.

— Так-то оно так. Но я тут подумал, полями нас скорее заметят. Расспросов, считаешь, будет меньше, если попадёмся? Не бойся, я всё продумал.

— Ну, конечно, — пробормотал Фредди, однако замолчал. Беккет с Хэлом устроились на козлах, а Фредди завалился в телегу на мягкие мешки. Его не смущал даже пёс, тоже запрыгнувший в телегу и пристроившийся среди сена. Он был просто благодарен миру за небольшую передышку.

Как вскоре стало ясно: фермер оказался большим любителем поболтать — оттого был даже рад нечаянной компании в дороге. Он поначалу попытался расспрашивать о жизни хоббитов Западного Крома, но Хэл ловко перевёл разговор на темы поближе к Хоббитону, а там как-то сама собой обнаружилась куча общих знакомых и даже родственников, памятных историй и баек. Жаль, последние новости из Хоббитона Беккет не слыхал, а в здешней местности вообще бывал раз от разу: луг не засеивался несколько лет, фермер косил здесь траву в корм кроликам.

— А в этом году чаще ездить пришлось, — говорил он. — Так что, считай, повезло вам, не то били бы себе пятки ещё с десяток миль.

— Чаще? Почему? — спросил Фредди, как-то позабыв о своей незавидной роли молчуна. Хозяин пожал плечами и пояснил, что в этом году запасает корма впрок, причём две трети продаёт на рынке.

— Наши соседи тоже фермерство держали, — пояснял Беккет, — мы частенько кролями-самцами менялись, чтобы кровь в потомстве разбавлять. Они свой луг под корм приспособили, эх, лучшая трава в округе была, честно скажу. Да зимой отдать пришлось — новые хозяева землю перекупили, да не продлили аренду.

— Да, — подхватил Хэл. — У нас такое было. Вот потому и мы с насиженных земель подались. Хозяевам платить нечем стало.

Фредди сонно прикрыл глаза, мерный говор убаюкивал. Проснулся он от резкого толчка. Телега встала, где-то сверху послышался грубый окрик.

— Кролям траву везу, не видишь, что ли? — донёсся издали голос Беккета. Фредди приподнялся на локтях, спросонья хлопая глазами. Толстый угрюмый хоббит в одежде шерифа заглядывал в телегу. Лицо его показалось Фредди смутно знакомым.

— А это кто с тобой? — поинтересовался шериф. — Тоже в траве нашёл?

— Помощники, не по силам уже одному мешки ворочать! Да ты же меня сто лет знаешь, Рендли, в самом деле! И с чего у вас переполох? Сколько езжу в Хоббитон, такое вижу впервые!

— Порядок теперь такой, — устало ответил Беккету Рендли. Фредди весь подобрался, подтянул к груди колени и уткнулся в них носом, начёсывая на лоб чёлку и надеясь про себя, что достаточно оброс и отощал с тех пор, как они с Рендли (тот тогда не был шерифом) жили по соседству.

Хэл опасности либо не понимал, либо расхрабрился.

— А что за порядки такие, шериф? И впрямь, раньше о таком слыхом не слыхивали. Случилось что?

— Случилось, — буркнул Рендли. — Ладно, езжай, Беккет, только подождать придётся, ещё три телеги впереди. Случилось, — добавил он уже тише. — А вы не слышали? На нас напали! Посты теперь по всему Ширу расставляют. Ловят бандитов этих повсюду!

— Каких ещё бандитов? — переспросил Хэл, а Фредди приподнял голову.

— Да как ведь: разбойники напали! Верзилы-проходимцы! Из-за дальней границы пришли, с севера, говорят. Целая банда! Ворвались как-то ночью, подожгли склады с провиантом, наворовали, конечно, тоже. А пожар-то бушевал какой, кое-как погасили! Но сколько зерна пожгли и других припасов! Столько вреда наделали!

— Это когда же дело было? — изумлённо спросил Беккет, а Фредди от злости впился зубами в рукав куртки. Он и в страшном сне представить и не мог, что их недавний подвиг так распишут, хотя и думал, что готов к любой подлости.

— Два дня как. А ещё говорят, — понизив голос, добавил Рендли, — что этим бандитам помогал кто-то из наших… ну, из хоббитов, то есть… Верить не хотелось бы. Но в ту же ночь напали на тюрьму!

— И на тюрьму тоже, — с хорошо слышимой досадой крякнул Хэл, однако взял себя в руки. — Да, ну дела у вас тут, впрямь, творятся! Но зачем напали-то? Она пустая стояла или под склад тоже применялась?

— Нет, не пустая, — шериф как-то внимательно посмотрел в лицо Хэла, будто что-то припоминая, — сидели там, пара бродяг, да нарушители спокойствия, местные дебоширы. Их всех бандиты с собой забрали.

— Зачем это? — ахнул Беккет.

— В плен увели, вот ведь как, чтобы краденое выносить! А кто отказался подчиняться, тех убили, а тела сожгли. Их нашли потом... на пепелище.

Фредди закрыл лицо рукавом, к горлу его подступила тошнота. Хэл побелел и переменился в лице. Беккет нервно закомкал в руках шляпу.

— Ладно, проезжайте, — махнул рукой шериф, прерывая тягостную тишину. — Давайте, удачной дороги!

В гробовом молчании телега миновала проездной пост и свернула на прямой тракт к Хоббитону.

— Бандиты, вот как, — бормотал фермер, — а я-то хотел ведь задержаться на пару дней, по знакомым сходить, но нет, не задержусь теперь. Траву сбуду и назад скорее. Старушка-то моя одна там совсем, а никак кто к ней чужой пожалует, пока меня нет?

— Вот вам приехали в Хоббитон, заодно узнали новостей, — пробормотал Фредди, пытаясь перехватить взгляд Хэла. Но тот сидел вполоборота, пялясь себе в ладони, и, казалось, ничего не слышал и не замечал.

— Так стоит ли вам этого Боббинса искать? — спросил вдруг Беккет. — Вот что я вам скажу: у меня глаз намётан, вижу, вы ребята неплохие. Я бы сам вас нанял, правда. Сыновья мои из дому давно подались, а одному мне уже тягостно по хозяйству. Руки молодые нужны. По плате мы, уверен, договоримся, а?

— Дело стоящее, — глухо ответил Хэл, — может, оно так и лучше будет. Только мы всё же поспрашиваем тут для очистки совести, — он коснулся рукой прибранного за пазуху конверта, — хотя б чтоб было что домой в письме ответном написать. А ждать нас не надо, сами доберёмся. Адрес теперь знаем.

— Ну, хорошо бы, — проговорил фермер. Больше эту тему он не поднимал. Последней остановкой стала небольшая площадь перед трактиром «Зелёный дракон», запертым с недавних пор. Там Беккета уже ждал покупатель. Фредди и Хэл помогли перетащить мешки с телеги на телегу и по-доброму распрощались со своим приятелем, который, не тратя времени, тронулся в обратный путь.

— Ну, знаете теперь, кого спрашивать! — воскликнул Беккет, взмахнув шляпой на прощание.

— Куда теперь? — повернулся Фредди к другу. Хэл стиснул зубы, совершенно сумрачным взглядом оглядел забитые досками окна трактира и мотнул головой в направлении Сумкиной Горки.

— Пойдём, коли пришли… повидаем… старого дружка.

— Не дури, — Фредди схватил Хэла за рукав.

— Ты думаешь, кого из них поймали? — от едкой горечи, звучавшей в голосе Хэла, у Фредди внутри будто всё оборвалось.

«А если это ложь? Конечно, ложь!»

— А кто сказал, что это правда? — воскликнул Фредди. Оба замолкли, потупившись.

— Ладно, — наконец недобро ухмыльнулся Хэл и помотал головой. — Мы ведь новости пришли разведывать? Вот и давай и попробуем. Если Уиллоу тут появлялись, я бы сказал, куда они пошли. Но теперь и не уверен, что они тут вообще были.

— Почему? — уцепился Фредди, только чтобы не оставлять приятеля молчащим.

— Им по дороге тоже пришлось бы столкнуться с постами. Стали бы снова рисковать — теперь вот не знаю, — медленно проговорил Хэл. — Ладно, — повторил он будто для себя и махнул рукой. — Пойдём.

Хэл повёл их узенькой улочкой, петляющей по задворкам, куда выходили только чёрные хода богатых нор. В какой-то момент улочка вывела на вершину холма, и Фредди издали заметил какие-то приготовления и сутолоку на знаменитой поляне под Праздничным деревом, где некогда Бильбо давал свой Прощальный Обед. Под солнцем белел туго натянутый шатёр; его окружали несколько больших телег, прикрытых тентами. На подготовку к празднику это не походило, скорее уж на ярмарку, хотя и было странно: обычно большие ярмарки устраивались не весной, а осенью. На глаза Фредди попался недавно вкопанный указатель с надписью: «Аукцион». Дата под надписью, начертанная свежей краской, стояла сегодняшняя.

— Сюда, — шепнул Хэл и свернул в проулок. Шаг он замедлил перед скромной норой за зелёным заборчиком. Краска на калитке облупилась, как и на парадной двери, как и на ставнях, и на ящиках для рассады под окнами. Но маленький садик пестрел яркими красками первых весенних цветов: ландышей и крокусов, а дорожку покрывала свеженасыпанная галька. Было заметно, что за садом любовно присматривали.

Хэл трижды стукнул позеленевшим от времени медным молотком. Подождал, потом стукнул ещё трижды. Прильнул ухом к двери. В норе было тихо. Фредди заглянул в окно, но занавески были тщательно задёрнуты, не оставляя ни малейшего пути для солнечного света.

— Мда, — произнёс Хэл, почесал затылок, проделал несколько шагов обратно к калитке, где и остановился с выражением задумчивости на лице. Фредди тоже прикидывал, к кому из знакомых они могли бы наведаться в незваные гости, да так, чтоб не бояться быть выгнанными с перепуга.

— А ну-ка, — Хэла, кажется, осенило: он припустил по незаметной тропке напрямик через кусты и сухие стебли полыни. Фредди поплёлся следом. Тропинка привела к забору из двух широко прибитых к столбам горизонтальных перекладин, который Хэл перемахнул одним прыжком. Фредди наклонился и пролез между перекладинами. Хэл вдруг фыркнул, прижал палец к губам, подкрался к кустам садовой малины и резко ткнул ладонью кого-то, скрытого высокой травой. Раздался испуганный вскрик.

Хэл рассмеялся.

— Попался, Ронни!

— Дурак, — раздался ответ. Фредди подошёл ближе. Среди кустов малины на коленях сидел юный хоббит в рабочего вида штанах и рубахе и широкополой соломенной шляпе. В руке у него были садовые ножницы; рядом в корзине страдали на солнце вырванные с корнем сорняки.

— Я к тётушке, — без обиняков поведал Хэл. — Где Лидия?

— Там, — указал мальчишка, ткнув рукой с ножницами куда-то в сторону виднеющегося за деревьями забора. — Аукцион ведь. А ты где был?

— А хозяева? — спросил Хэл.

— Тоже. Там поди весь Хоббитон собрался.

— А ты почему не пошёл?

Ронни закатил глаза и красноречиво развёл руками, указывая на нетронутые заросли сорной травы вокруг.

— Ясно, — отмахнулся Хэл, пересёк по дорожке заросший деревьями просторный сад, подошёл к забору и глянул поверх него. Фредди тоже стало любопытно. За забором простирался луг, среди его весенней зелени ярко белел атлас шатра. Торговля, видно, была в самом разгаре: никто ещё не катил с тележками обратно, а любопытствующих набралось не меньше сотни. Прямо от забора начиналась тропинка, шла через луг, теряясь среди десятков других тропок, проложенных к Праздничному дереву.

— Интересно, что там распродают? — спросил Фредди, вспомнив вдруг одну из историй Фродо: как по возвращении из Путешествия Бильбо Бэггинс обнаружил распродажу содержимого собственной норы. Мелькнула нелепейшая мысль, будто история решила повториться.

— Всякие вещи, — прозвучал нежданный ответ со стороны юного садовника, увязавшегося за ними следом. Ронни приподнимался на цыпочках, пытаясь заглянуть через забор, но росту не хватало. — Вещи задолжавших. Теперь так постановили: все вещи продавать, пока долг не погасишь или штраф. Всё могут продавать: и мебель, и утварь, и одежду. Всё-всё.

— Всё-всё? — повторил Хэл, обернувшись. — Эй, Ронни, а что ещё ты знаешь?

Ронни гордо мотнул подбородком.

— Много знаю. Ты-то где был, Хэл? Расскажи! Говорят, ты убежал от стражи?

— Где был, там нынче нет, — кратко ответил Хэл. — Расскажи лучше другое. Лотто Прыща ты, например, видел? Или друзья твои?

— А как же! — воскликнул Ронни, но, подумав, поправился: — Правда давно.

Хэл хмыкнул и пояснил Фредди, что его троюродный племянник-садовник гроза чужих садов, да и его все приятели из того же теста. (Фредди улыбнулся, вспоминая собственную юность) В лице юного Ронни Хэл с Фредди обнаружили бесценнейший источник сведений. Пока Хэл задавал вопросы, Фредди раздумывал над уже услышанным: что самого Лотто и его матери Лобелии давно никто не видывал, а в Бэг Энде, кажется, всем заправляет Чёрный человек — сгорбленный, худой, с жёлтым лицом и злым взглядом. Ронни заверил, что другие Дылды этого «Чёрного» недолюбливают, хотя и слушаются. И именно по его недавнему приказу было разрешено обыскивать жилища хоббитов по любому подозрению. А недавно, дня два или три назад, в вечерних сумерках Ронни и его приятели видели быстро проскакавшего к Сумкиной Горке всадника: он был закутан в плащ, высок и седовлас, с длинной вьющейся по ветру бородой. Он мог бы быть похож на мага Гэндальфа, которого в Хоббитоне знал любой мальчишка, однако старик всё время прятал лицо под капюшоном и не открылся ни на миг. Был ли приезжий действительно Гэндальфом, так и осталось тайной. Фредди подумалось, что не был. И, если верить Ронни, с той поры незнакомец больше ни разу не показался.

Фредди спросил про деревянные бараки.

— Да. Возле Горки как раз сейчас сбивают, — кивнул мальчишка. — На скорую руку. Много-много.

— Много-много, — повторил Хэл. — Тогда и вправду Саруман.

* * *

— Ну вот и разузнали кое-чего, — проговорил Хэл, когда они не особо торопливо плелись обратно вдоль чужих заборов. — Как и хотели. И что дальше?

Фредди пожал плечами. Небо окуталось ранним вечерним светом, при котором смягчились яркие краски весеннего убранства. Пора полдника давно прошла, время близилось к ужину; оба хоббита устали и изрядно проголодались. Они тащились по пыльной дороге, не имея ни малейшего понятия о том, что предпринять дальше. Выхода было два: вернуться к лагерю, скорее всего глубоко за полночь, или искать приют в окрестностях Хоббитона.

— Как думаешь, сколько сейчас? — спросил Хэл.

— Понятия не имею. А зачем тебе?

— Ронни упомянул какой-то комендантский час, — Хэл поглядел на небо, будто надеясь прочитать в нём ответ. — Но толком не сказал, когда он наступает.

— Торговля ещё идёт, — без выражения заметил Фредди.

Мимо хоббитов быстро проехала тележка; пони управляла супружеская пара, сидевшая на козелках, сама тележка была гружена распроданным задарма добром. Другие хоббиты наоборот ещё только спешили на поляну, на ходу развязывая и завязывая кошельки и пересчитывая монеты.

Хэл вдруг остановился как вкопанный и обернулся вслед пробегавшим.

— Ты что? — спросил Фредди.

— Они про Лягинсов сказали. Их имущество распродают. Про штраф упомянули. Я должен глянуть, а ты лучше не ходи.

— С ума сошёл? — Фредди уже сбился со счёта, в который раз он вот так бежал вдогонку за своим сумасбродным приятелем. Хэл не ответил; не замедляя шаг, сорвал с шеи платок и перетянул себе челюсть, точно у него болели зубы, под сам платок запихал горсть сорванных на ходу листьев, будто приложенный к щеке компресс. Широкополую шляпу Хэл надвинул ниже на глаза. Едва поспевая следом, Фредди суматошно натянул на лоб платок и принялся наглаживать волосы на щёки. К его счастью за три месяца скитаний по холмам чёлка отросла почти до подбородка, но по мнению Фредди выглядела откровенно безобразно.

— Ну и что — Лягинс? — выкрикнул он, поравнявшись с Хэлом. — Что с того-то? Ты с ним знаком?

— Ты не понимаешь, — отмахнулся Хэл. На его лице замерло непривычное Фредди выражение, в котором одновременно сочетались злость решимость, отчаянность и что-то ещё, незнакомое. — Он же лучший краснодеревщик в округе! Да за его мебелью со всего Шира приезжали! Даже Гномы признавали его как мастера, а такое от них когда ещё услышишь! Я один раз был у него в доме — красота! Каждую вещицу он своими руками смастерил и сыновей мастерству учил. Меня вот тоже пытался учить. И что, все его вещи теперь с молотка пустят? Он же сам всё сделал! А как в долги попал? И дом, и земля, всё у Лягинсов было собственное!

Фредди хотел сказать, что с некоторых пор в Шире справедливости днём с лампой не отыщешь, но не стал подливать масла в огонь. Взгляд Хэла ему не нравился. Они быстро вышли к лугу и выбрали одну из тропинок. Фредди осторожно огляделся из-под нависшей чёлки и украдкой перевёл дух, убедившись, что до них с Хэлом никому нет дела. Одни хоббиты с завидной целеустремлённостью спешили к поляне, волоча пустые тачки и тележки, другие, уже нагруженные покупками, пыхтя и отдуваясь, плелись навстречу. И те и эти были слишком заняты, чтобы глазеть по сторонам и любоваться лицами встречных оборванцев. К самому шатру Хэл и Фредди пробиться не сумели, но в этом и не было необходимости: посреди поляны был наспех сколочен широкий помост. У края помоста стоял седовласый хоббит в парадных бриджах, рубашке и расшитом жилете, с деревянным молоточком в руке. Фредди узнал судью Нимсона, и не очень удивился: судью частенько звали заправлять продажами на больших аукционах, и тот этим немало гордился. Однако сегодня Нимсон изнывал от жары, пот тёк с его головы ручьями, что вынуждало судью ежеминутно промакивать блестящий лоб платочком, а его лицо изображало лишь страдание и раздражение. У дальнего края помоста стояли несколько хоббитов и Верзил. Хэл чувствительно ткнул Фредди в бок локтем и указал на немолодого хоббита — тот был просто одет, стоял, безвольно опустив руки и потупившись в пол. Это был старший Лягинс. Два хоббита помоложе — его сыновья — взгляд не опускали, наоборот, глядели с помоста гневно и с вызовом.

— Резное кресло, — зачитал с бумаги судья Нимсон. — Спинка с бархатной обивкой. Подставочка для ног…

— Ну и что дальше? — шепнул Фредди спустя некоторое время, в течение которого были распроданы кухонный шкафчик, прикроватная тумбочка и столик для писем. Он с самого начала не очень хорошо понимал, чего ради Хэл притащил их сюда, но решил терпеливо подождать, пока приятель поостынет. — Мы ничего не сделаем, и уж точно ничем не поможем.

Хэл кривил губы, хмурился и переминался с ноги на ногу. Всё это только усиливало подозрения Фредди.

— Я… думал, может получится с ним парой слов перекинуться.

— Вряд ли, — сказал Фредди, и тут ему в голову пришла мысль: — Если тюрьма сгорела, где, думаешь, теперь содержат должников или недовольных?

Хэл по любимой привычке передёрнул плечами.

— В бараках запирают? — но тут же взгляд его просветлел. — А, может быть, и впрямь удастся…

— Опять?

Пока хоббиты вполголоса перепирались, в торговле, очевидно, наступила какая-то замешка. Время тянулось, и в толпе постепенно стал нарождаться нетерпеливый гул. По задней лестнице на помост взошёл человек, мало того, что высокий, но и безобразно толстый — доски скрипели и прогибались под его тяжёлыми шагами. Со своего места Фредди мог разглядеть только его широченную спину и безволосый затылок. Верзила что-то выговаривал судье. Тот отвечал, не понижая голос и, со стороны было заметно, не особенно любезно. Препирательство длилось недолго; косо взглянув на безучастного старшего Лягинса, Нимсон, заметно колеблясь, объявил:

— Следующим лотом выставляется рабочий контракт мастера Лягинса-старшего. Сумма по контракту вносится покупателем единовременно, незамедлительно и сразу поступает в счёт покрытия долга семейства. Срок контракта непрерывен, неразрывен, составляет ровно два года с этого числа.

Среди хоббитов разом повисло недоумённое молчание. В почти полной тишине была громко озвучены сумма и пункты контракта, вызвавшие ещё большее недоумение. Например, пункт «о содержании» гласил, что из-за большого штрафа и долга Лягинса перед властями Шира на покупателя ложились обязательства по содержанию работника и ограничению его свободы. Хоббиты непонимающе обменивались взглядами и пожимали плечами. Сезонный договор по найму рабочего это куда не шло. Но два года содержать кого-то за свой счёт, кормить, поить, следить, чтобы не сбежал? Зачем такие сложности? Тем более, что на аукцион идут обычно мебель покупать.

— Я плачу! — раздался громкий голос из толпы. Он же был единственным. Размеренно ступая по ступенькам, на помост поднялся Верзила с косматой копной рыжих волос и густой бородой. Одет он был небогато, но добротно: на фермера или мастера не походил совсем, скорее на торгаша или купца. Требуемую сумму человек заплатил, не моргнув глазом; бумаги подписывал торопливо, поясняя:

— Я мебель видел, за границей на неё желающие найдутся. Заказы эти с руками оторвут. Да я б готов и два срока заплатить, чтоб не ходить два раза, — он сверкнул улыбкой.

Среди хоббитов наметилось волнение: до некоторых голов наконец дошло, что двухлетняя работа мебельного мастера оценивалась бы дороже в многие разы. Контракт был закреплён печатями и подписями свидетелей; Лягинс-старший послушно спустился с помоста, успев только шепнуть пару слов сыновьям на прощание. Разлука между ними предстояла долгой: заключивший сделку Верзила прописал в других бумагах, что забирает нового работника в свой дом на южной границе Шира.

Недоумённый гул в толпе усилился — кто-то несмело помянул, что «в Шире так не принято». Волнение усилилось, когда два следующих контракта с людьми Предводителя разлучили сыновей Лягинса, увозя далеко от родных мест. Старшего из братьев хозяин увозил в Северную Четь, младший Лягинс отправлялся на запад от Хоббитона. В мастерстве отцу сыновья, конечно, уступали, но мебельщиками и плотниками всё же считались отменными. Тем более наняты-то они были за гроши, даже по хоббичьим меркам.

Побледневший Хэл стоял, комкая руки и кусая губы.

— Вот тебе и оно! — прошептал он так тихо, что Фредди пришлось напрячь слух.

— Что?

— Порядки в Шире. Не понятно? Каким бы ни был долг Лягинса, вряд ли он его когда-то выплатит!.. До старости будет работать на чужих, как и сыновья его.

Тут его слова оборвал уже не просто гул — ропот множества голосов. На ведущей к помосту лестнице светлым росчерком мелькнуло платье совсем юной девушки.

Судья Нимсон будто врос в пол и громко поперхнулся на половине заготовленного слова, что за ним не припоминалось никогда. Девушка поднялась на помост. Неловко ступая по шатающимся доскам младшая дочь Лягинса заступила на место отца и братьев. Она перебирала пальцами передник и смотрела только в пол. Спустя одну долгую секунду Нимсон с гневным восклицанием смял и швырнул прочь договор, в котором дочь Лягинса рекомендовалась, как искусная резчица по дереву, швея, садовница и повариха. Он бросился к бочкоподобному Верзиле, потрясая руками, но был мгновенно оттёрт назад; на место председателя вышел человек. Опешивший на несколько секунд Хэл вдруг издал рык и бросился пробиваться к помосту, безжалостно расшвыривая всех локтями по пути. Это словно отрезвило Фредди. Он попытался вцепиться Хэлу в куртку, чтобы не потеряться в напирающей толпе. Ропот среди хоббитов перешёл в возмущённые выкрики, которые перекрыли два возгласа, прозвучавших почти одновременно:

— По вашему закону! — кричал председатель аукциона, потрясая в воздухе бумагами. — Нужны подписи судьи и мэра? Вот, глядите!

— Я плачу! — взвился писклявый женский голос, и позади из толпы вверх взметнулась тощая рука. Мгновенно наступила тишина; хоббиты принялись оборачиваться. Живое море подалось в стороны и расступилось, давая покупательнице дорогу. Дочь Лягинсов прижала ладони к щекам и вдруг расплакалась.

— Это тётка Лягинса, Летиция, — летели шепотки со всех сторон. — Старшая по материнской линии… Приехала в Хоббитон!

Опираясь на клюку, пожилая дама проследовала к помосту. В её другой руке, по-прежнему вскинутой вверх, был стиснут бархатный кошель. Толпа следила во все глаза за каждым движением. Пожалуй, такого кипения страстей Хоббитон не знал с памятного дня исчезновения сумасшедшего Бэггинса.

— Я оплачу! — повторила она непоколебимо. Желающих спорить не нашлось. Нимсон вздрогнул, будто очнулся от обморока, и завертелся, ища глазами выроненные из рук бумаги, однако новый председатель снова оттёр его за спину. Прозвучала цена. Толпа ахнула. Цена за девушку невесть почему значилась выше цены за договор её отца. Старуха и бровью не подняла, но тонкие губы сжались в линию.

Она вытряхнула содержимое кошелька на сухую ладонь. Ахнули те, кто стоял поблизости: все монеты были золотыми. Кто-то вслух помянул сокровища старика Бильбо, хотя о тех сокровищах уже и думать-то давно забыли. Под градом взглядов Летиция отсчитала необходимую сумму. Отерев ладонью заплаканное лицо, девушка сбежала с помоста и бросилась к тётке.

Фредди, наконец, сумел пробиться к Хэлу и встал с ним рядом. Лицо Хэла уже выровнялось, гнев с него ушёл, а в глаза вернулось тепло — Хэл безотрывно смотрел на златокудрую девичью фигурку. Фредди улыбнулся.

— Не знаешь, как её зовут? — спросил он будто между прочим.

— Прим. То есть Примула Лягинс…

В этот момент раздался громкий окрик с той стороны, где стояла группа людей Предводителя. Вперёд выступил человек и вскинул вверх руку с туго набитым кошелём.

— Я готов поднять цену!

Фредди моргнул; плечи Хэла окаменели.

— Я перебью! — выкрикнула Летиция, вынимая из кошеля ещё одну монету.

Нисколько не смущаясь недовольных возгласов толпы, Верзила повысил цену — и немало! Теперь даже самые крикливые задиры смолкли, прикидывая: в конце концов, у них на глазах творилось что-то невероятное. За такие деньжищи и норку можно прикупить или домик справить! Летиция взялась за завязки кошеля, худые плечи её вздрагивали. Хэл стиснул кулаки. Казалось, ещё чуть-чуть и он бросится в драку. Старуха вцепилась в руку племянницы мёртвой хваткой, и стало ясно, что пальцы ей придётся разнимать насильно.

— Предложение? — осведомился председатель, выждав паузу. Но молотком взмахнуть он не успел: из толпы выступил хоббит.

— Да! Она поднимает цену! — громко сказал он. — Я ей одолжу!

Хоббиты вокруг вдруг начали суетиться, простукивать карманы на жилетах и трясти монетами. У Фредди защипало в глазах. Он глянул на председателя аукциона — и, кстати, вовремя, чтобы заметить промелькнувшее на его лице торжество.

— Достаточно? — выкрикнул кто-то из толпы, назвав собранную сумму. Все взгляды в тот момент — пронзительные, сердитые, тревожные, обратились к второму претенденту. Тот передёрнулся.

— Нет, если никто мне самому не одолжит, — сказал он, будто утратив всякий интерес к предмету спора. За его спиной зашушукались приятели.

— Довольно, — вдруг произнёс негромкий, но отчётливо слышный голос.

И наступила тишина.

*

Ещё не понимая до конца, что происходит, Фредди обернулся, почти выворачивая при этом шею. И не он один — обернулись все и одномоментно. Фредди готов был спорить, что все-все, включая самых закостенелых в мнениях, вспомнили в этот миг сказки старика Бильбо, которым мало кто и верил в Хоббитоне.

Между рядами расступившейся толпы шла Ихиель. Никто из собратьев её не сопровождал. Оружия при себе она не имела. Она бесшумно ступала босыми ногами, не приминая ни травинки, словно была бесплотным видением. Серебристый плащ её был расстёгнут, капюшон свободно откинут на спину и любой мог взглянуть в юное прекрасное лицо эльфийской девы. На одно мгновение солнечные лучи вдруг обелили её простое светлое платье, и оно облеклось золотым светом, будто подсвеченное закатом облако.

В полнейшей тишине Ихиель прошла мимо толпы к помосту и, посмотрев на Летицию и Примулу, негромко сказала:

— Идите. Никто вас не задержит.

Женщины безропотно повиновались. Держась за руки, они едва ли не бегом поспешили уйти с луга. Никому и в голову не пришло их останавливать.

Ихиель оглядела замолкшую, неподвижную, внимающую толпу, потом обернулась к помосту и произнесла звонко и ясно:

— Я обращаюсь к тем, кто пришёл на эти мирные земли насаждать несправедливые порядки по чужому указу. Пусть на словах вам обещают покровительство и богатство, но на деле эти слова стоят дёшево. Я вижу это: власть того, кто сыпет пустыми обещаниями направо и налево, будет недолгой. Ей вскоре придёт конец, как и всем тем, кто распространял её волю в этих землях и сеял зло.

Фредди увидел, что на лицах многих людей Предводителя на один краткий миг проступили сомнения и нерешительность. Бродяги и ловцы удачи в большинстве своём были суеверными людьми, и хорошо знали об опасностях пророчеств.

— Недолго оставшееся время Эльфов на этих берегах, — вдруг ответил хрипловатый голос. На помосте неведомо откуда появился невысокий человек в одеждах чёрного цвета — Фредди так и не смог понять, откуда он там взялся: будто и впрямь прополз, как уж, через незаметную щель в полу. Лицо у незнакомца было нездорового серого цвета, а глаза глядели неприязненно и зло. По лицу Ихиель мелькнула заметная тень.

— Кто ты такой, я знаю, Грима Змееуст, — сказала она; услышав своё имя, незнакомец вздрогнул и будто уже хотел отпрянуть прочь, но остановился на половине шага. — Я знаю, и откуда ты пришёл. Но раз ты не в Ортханке, как предполагалось, а здесь, значит и твой господин где-то поблизости. Где он, Грима?

Грима скривил губы в неприязненной гримасе.

— Разве я обязан отвечать? Кого ты спрашиваешь, какого господина? Какое Эльфам вообще дело до здешних порядков? Эти земли Эльфам не принадлежат. Ступай своими дорогами и уплывай за своё Море.

Глаза Ихиель сверкнули, щёки опалил едва заметный румянец, а рука продвинулась к поясу, будто нащупывая отсутствующую рукоять меча. Но ей хватило сил вернуть себе спокойствие.

— Ты волен утверждать, что угодно. Тогда на словах передай хозяину, что я знаю, зачем он сюда явился. За ним немало значится обещаний союзникам: Дунланду, Рохану, Гондору, и, конечно, Мордору. Откуда теперь он ждёт удара? И пусть не путается в ложных надеждах: этот удар его настигнет. И ещё напомни: эти земли всегда находились под защитой. Так это и останется впредь. Пусть знает: если он не остановится, возмездие его найдёт. Так лучше пусть сам выйдет ко мне.

Теперь Грима рассмеялся в голос.

— Говорят, вашему народу мудрости не занимать. Теперь я вижу, это сказки. Ты угрожаешь главе Шира от имени эльфийского народа? Неужели эльфы нарушат свои обеты и явятся сюда с мечами? Насаждать мир по своему суждению?

— Я не давала обещания за других, — быстро ответила Ихиель. — Я пришла сюда одна. Я буду ждать твоего хозяина вечером завтрашнего дня у развилки дорог на северной опушке леса, который в здешних краях зовётся Нейр. Скажи, что его зовёт Ихиель из Высоких Эльфов, дочь Лаирасула из Первого Дома! Передай это, и пусть он подумает над моими словами. И не вздумай смолчать, а не то он ни на шутку рассердится на тебя.

— Не так давно в Шир уже являлись чужаки, — зло заговорил Грима, обращаясь уже к своему окружению, а потом и к замершей в неподвижности толпе. — Не так давно хоббиты и люди Шира уже пострадали от подлого нападения бродяг с Севера! Но вижу, здесь и других незваных предостаточно! А ведь никто в Шире не назвал бы их своими добрыми друзьями! — он указал пальцем на Ихиель, точно обвиняя. Ихиель свистнула, резко и пронзительно, и в эту же секунду с присутствующих спала оторопь. Толпа зашевелилась, загудела, но прежде, чем хотя бы один из хоббитов двинулся с места, на поляну внёсся пегой масти конь без седла и уздечки; в мгновение ока Ихиель вскочила ему на спину и выкрикнула:

— Саруман! Я жду тебя на исходе завтрашнего дня у леса Нейр! Ты уже нажил немало врагов, так задумайся над моими словами и появись. Задумайтесь и вы — все те, к кому я сегодня обращалась.

Она почти невесомо коснулась ступнями лошадиных боков, и прежде, чем конь сорвался с места в галоп, Ихиель оглядела толпу. Фредди готов был поклясться, что на одно мгновение её взор остановился на его лице. Спустя мгновение она уже скрылась по другую сторону холма; летящий будто ветер конь уносил её к рощам. Хоббиты больше ничего не ждали и не медлили; не тратя время на пересуды, они торопливо собирались и расходились по домам едва ли не бегом. Никто не остановился поинтересоваться о судьбе нераспроданного имущества. Хоббиты спешили уйти с поляны в придавленном напряжённом молчании. Время для разговоров ещё придёт, а впечатлений в этот вечер достаточно для бесед на много-много дней вперёд.

Фредди торопился уйти не меньше остальных: тем более, что выхватил пару взглядов из толпы, которые с лишним интересом обратились к Хэлу. Хотя, возможно, эти взгляды задержало зрелище до безобразия раздутой щеки. Сам Хэл ничего не замечал, но уйти тоже торопился. Стараясь не терять друг друга из поля зрения, они добрались до узенького переулка, куда и свернули, чтобы избежать общего столпотворения, тем более, что количество телег вызвало на главной улице затор.

— Лес Нейр — значит, нам туда, — проговаривал Хэл раз за разом, будто убеждая. Фредди и не собирался спорить: те же мысли вертелись и в его голове. Но он добавил:

— Это совсем в другую сторону от лагеря. Сегодня не вернёмся.

— Сегодня не вернёмся, — отозвался Хэл.

— Ага, — невпопад пробормотал Фредди. — Я бы сказал туда лиг десять, не меньше.

— Шагать быстренько и без ночёвок.

Оба переглянулись, ничего не добавляя вслух, и одновременно зашагали по тропинке навстречу закату. Это направление теперь казалось единственно верным.

«Вот и моё Приключение», — подумал Фредди. Сердце горячо стучало в груди.

Горячку голов остудила пришедшая гроза. Жар предыдущих дней давно морил влажным маревом, и вот свершилось — в самый пылающий час заката с востока, из-за реки, быстро накатили тучи, тёмно-лиловые и тугие от непролитых ливней. Дела были тут же позабыты, жители Хоббитона и окрестных деревень с опаской поглядывали в небо и прикидывали, обойдёт ли стороной. Первым порывом налетел ветер, безжалостно хлестнувший по земле, и тотчас по дворам захлопали спешно запирающиеся ставни; хозяева торопились загнать в хлев домашнюю скотину, а хозяйки принялись громко зазывать в норы детвору. К моменту, когда сверкнула первая молния и разверзлось небо, улицы и дворы опустели, будто с них повымело метлой.

Хэлу с Фредди не повезло — дождь хлынул, когда они вошли в берёзовую рощицу; увы, не столь старую и густую, чтобы можно было укрыться под защитой крон. Оба вымокли в первые же минуты. Добравшись до опушки, приятели устроились в небольшом подлеске, мокром, как и всё вокруг, но у земли дождь хотя бы не барабанил так ощутимо, и можно было кое-как защититься от порывов ветра.

Хоббиты сидели плечом к плечу, глядя на то, как пляшет луговая трава под ливнем и порывами ветра. Противоположный край луга почти скрылся за сплошной стеной дождя. Фредди с надеждой оглядел видимый край неба, но не увидел ни малейшего просвета — набухшие тучи стелились до горизонта, закат померк, в вышине непогода яростно мешалась с фиолетовыми сумерками. Фредди вздохнул, вспоминая, как в ночи, подобные нынешней, он, бывало, просиживал в уюте своей норы, смотрел, как жарко полыхает огонь в очаге, а на плите в это время сонно бормотал чайник. Сидя за чашкой чая за кухонным столом и слыша, как по крыше и окошку барабанит дождь, так по-домашнему уютно было сознавать, что он здесь в сухости и тепле, в отличие от безвестных бедолаг, которым не повезло оказаться в непогоду под открытым небом. Фредди вздохнул ещё горше.

— Чего развдыхался? — толкнул его плечом Хэл. — Проголодался? А у меня тут нам ужин припасён. Хочешь кусочек?

Фредди хмыкнул, но угощение поспешно взял, пока дождь не превратил эльфийский хлеб в размокший мякиш. Однако стоило ему откусить всего один кусочек лепёшки, как тоска и усталость ушли, и даже взгляд на положение дел повеселел. Постепенно дождь пошёл на убыль, но небо уже не прояснилось: в дождливых сумерках вечер быстро сгущался в ночь. Гром отдалился; сверкая молниями, гроза уходила к Западу. Возможно, к Морю, где бы и какое бы оно не было.

— И что же? — Фредди вытянул шею, безнадёжно высматривая в небе просветы. — Выдвигаться в непогоду или как?

— Свету на час ещё хватит, — рассуждал Хэл. — Совсем впотьмах не пойдём. Поищем лучше место для ночлега.

Он встал и попытался отряхнуть штаны.

— Я-то гадал, что это мне так мокро, — бормотал он с досадой. — А это под меня, оказывается, стекал ручей с пригорка.

— Никак промокнуть боишься? — попробовал пошутить Фредди.

Хэл что-то пробурчал. Дождь почти стих, но унёс с собой и жар прежних дней. Хоббиты озябли. Совсем стемнело. Звёзды так и не пробились из-за туч, и луна не показалась. Спускающаяся ночь обещала быть непроглядно-тёмной и опасной для прогулок. При каждом новом шаге усталость повисала на деревенеющих и заплетающихся ногах. Почти вслепую хоббиты добрались до следующей рощи и отыскали у опушки старое дерево с толстым стволом и раскидистой кроной. Под ним и решили заночевать. Хотя у Хэла нашлись бы при себе кремень и трут, о костре в такую сырость нечего было и мечтать. Зато Гэмджи выудил со дна заплечного мешка широкий шерстяной шарф, каким-то чудом сохранившийся сухим. Хоббиты устроились рядышком, укрывшись одним шарфом на двоих. Спать в промокшей насквозь одежде было холодно и неуютно, но Фредди настолько устал за день, что веки его опустились сами собой, а голова упала на грудь. Тут он и заснул бы совсем, но был разбужен самым неожиданным образом.

Резкий свистящий порыв ветра плеснул откуда-то сверху, скинул тяжёлые капли с листьев. Хэл вскрикнул от неожиданности, но тут же захлопнул рот и приподнялся на колене, всматриваясь в темноту. Ночь зашумела градом опадавших капель. Фредди тоже пялил глаза в небо, но ничего не разглядел, и только услыхал скользящий шелест и быстрое движение чего-то большого где-то в вышине. Что-то огромное в этот момент стремительно пронеслось над лесом, взмахами нарушая спокойствие ветвей. Вновь зашептала потревоженная порывом ветра мокрая листва, шорох капель застучал по нижнему подлеску. Потом шум стих, слившись где-то вдали с ночной темью. Вернулась тишина, но хоббиты ещё долго вслушивались, боясь даже вздохнуть громко.

— Мне же это не померещилось? — неуверенно пробормотал Хэл, похлопывая себя по щеке, будто убеждаясь, что не спит.

— Нет, — Фредди наконец решился шевельнуться, вновь приник спиной к дереву и попытался укутать ноги краешком шарфа. Бешеное сердцебиение умеряло бег, даже все чувства куда-то схлынули, оставляя место неприятной вялой усталости и апатии.

— Что это такое было? — допытывался Хэл.

— Не знаю. Птица?

— Птица? — недоверчиво фыркнул Хэл, но всё же призадумался:

— Разве что орёл гигантский? Ну, как те, что старикан Бильбо любил рассказывать?

— Кажется, они живут где-то в горах, — припомнил Фредди, хотя особой уверенности в собственных словах не испытал, а кроме того против воли в его голове вспыхнула россыпь прошлогодних воспоминаний. Самому Фредди с пришельцами из Мордора нос к носу столкнуться не довелось, однако Сэм и Пиппин много рассказывали про «Чёрных», чьё появление несло с собой необъяснимый страх и безотчётное желание бежать, не разбирая дороги. Тот страх Фредди и сам хорошо помнил — он вынес его через заднюю дверь маленького домика в Кривражках, и гнал полночи до первого же порога, на который Фредди свалился едва ли не бездыханный. Он с подозрением прислушался к своим нынешним переживаниям. Желания бежать сломя голову и вопить пока не ощущалось. Как и в Хэле, потому как тот просто не унимался:

— Здесь до Хоббитона миль ведь десять всего будет. Никто ведь мне даже не поверит… Да и что орлам тут делать? Гор-то у нас никаких и нету.

Фредди лишь пожимал плечами. Ко всему вдобавок у него начала раскалываться голова.

— Мне надо поспать, — пробормотал он, едва шевеля губами. Хэл вскинулся для возмущения: как можно спать в такой момент? но Фредди уже уронил ему на плечо тяжёлую голову. Хэл заглянул приятелю в лицо — Фредди крепко спал. Поёрзав немного, чтобы устроиться поудобнее, Хэл широко раскрытыми глазами уставился в темноту с отчаянной решимостью не засыпать до самого рассвета. Отчаянная решимость ему не помогла — он провалился в сон лишь получасом позже. И спал глубоким сном без сновидений, пока его не разбудила сырость ненастного утра.

*

Фредди разлепил глаза. Он лежал на боку, прикрытый отсыревшим за ночь шарфом, с сумкой Хэла, подсунутой под щёку. Самого Хэла видно не было. Утренний мир прятался в тумане — белом и таком густом, что уже за десяток шагов ничего не различалось.

Хэл будто из воздуха возник — скорее, выпрыгнул из молочной влажной пелены. Он что-то напевал или выкрикивал, на ходу вращал руками и плечами, смешно, как дурачок, подпрыгивал то на одной ноге, то на другой. Смотрелось это потешно и нелепо, вот только попытавшись сесть, Фредди сам смекнул что к чему — его собственное тело тоже задеревенело почти до бесчувствия.

— Давай, вставай! — посоветовал Хэл. — И двигайся, поможет! Правду говорю.

— Который час? — спросил Фредди, вставая и неуклюже потягиваясь в пояснице. В спине жалобно захрустели косточки. Простые упражнения немного помогали — в руки и ноги, по крайней мере, вернулась чувствительность.

— Почём знать! — Хэл хмуро глянул в небо. — Сегодня солнышко нам не скажет. Как завтрак, так и вовсе полдень. Проспали мы с тобой.

— Проспали, да уж, — Фредди опасливо посмотрел вверх. Зря. Ветки дерева уже футах в пяти над его головой полностью тонули в тумане, а зелёная шапка листьев и вовсе бесследно скрылась в непроглядной белизне. Фредди мог только надеяться, что и его самого сверху не особенно-то видно. Он повертел головой и прислушался: в лесу было непривычно тихо, не слышно было ни птичьего голоса, ни шелеста листвы.

— Поедим и пойдём! — торопил Хэл. Фредди же молча недоумевал: куда теперь-то торопиться? У него самого не было ни малейшего желания блуждать в белой мути, рискуя споткнуться или сбиться с дороги. Проще было бы с часок подождать, пока туман не сгинет под жаркими лучами солнца. Проглотив кусочек эльфийской лепёшки, Фредди с нежданной тоской вдруг подумал о покинутых каменоломнях. После скитаний последних дней даже те мрачные пещеры вспоминались уютными и почти родными. Мысль вернуться внезапно показалась притягательно-заманчивой. Фредди отряхнул с рук крошки и зачем-то поковырял пальцем изрезанную трещинами кору дерева.

И в тот же момент ощутил ответную дрожь ствола под своей ладонью. Дерево будто содрогнулось изнутри — дрожь прошла от спрятанных глубоко под землёй корней к кроне, передалась окутанным туманом ветвям, до того совершенно неподвижным. Зашелестела тяжёлая от сырости набухшая листва, град мелких капель застучал сверху по плечам и головам. Фредди отпрыгнул, будто ужаленный, едва не сбив с ног Хэла.

— Эй! Ты чего?

— Да, ничего. Ветер… — пробормотал Фредди. Шелест над головой умолкал — слабо качающиеся ветви постепенно возвращались в прежнюю неподвижность. Хэл подозрительно обернулся по сторонам, покосился на хранящий тишину остальной лес, но промолчал. Со сборами было покончено в несколько минут; хоббиты стронулись спешно и без разговоров. Для ориентира решили держаться опушки той же рощицы, где переночевали; восточная граница луга, вроде бы, лежала в нужном направлении.

Солнце в то утро не спешило подниматься и рассеивать пелену, окутавшую мир. Оно, конечно, поднялось — укутанный покрывалом облаков редкий свет озарял небеса, но ласковому теплу оказалось не под силу достигнуть холмов и долин. К полудню — (во всяком случае, хоббиты решили для себя, что минул полдень и отметили его кратким перекусом,) тропка, ведущая через луга, резко нырнула вниз, спустя ещё несколько десятков шагов в траве захлюпала вода, а вскоре из тумана впереди донёсся бодрый говорок ручья. Хэл удовлетворённо хмыкнул, с ходу опознав ручей, как речку Кунёшку, где, по его словам, ловились неплохие окуньки. Только не здесь, а ниже по течению. Но эта какая-никакая, а примета указывала, что даже почти вслепую с пути они не сбились. Фредди это заявление принял с затаенной радостью. Поэтому и следующее предложение Хэла держаться русла ручья тоже охотно принял. О чём, правда, довольно скоро пожалел.

Набухший после вчерашнего ливня ручей поднялся и разлился в берегах, вместо удобных тропок хоббитам предлагалось тащиться по бездорожью, глухо заросшему и покрытому грязью и лесным сором, принесёнными дождями. Густая мокрая трава путалась в ногах, стопы по щиколотку тонули в вязкой глине. Намучавшись так с час, Фредди махнул рукой и предложил выбираться со дна оврага на гребень противоположного берега.

Двое хоббитов поднялись на пригорок. Впереди простирались поля, а за ними зоркому зрению хоббитов удалось различить угадывающиеся в тумане кроны далёких деревьев. Была ли эта межевая рощица или какой лес, узнать не было возможности. Хэл поднял руку и указал Фредди на блеклое светлое пятно в небе над головой.

— Настоящего солнца нам сегодня и впрямь не увидеть, — сказал он, — но хотя б идти по нему можно.

Фредди невольно поёжился и огляделся по сторонам. Было непривычно тихо — ни шелеста, ни звона птичьих голосов.

— Странная погода, — решился он произнести вслух то, что давно тревожило. — И туман этот странный. Не сходит совсем, и не одного ветерка! Для осени ещё, может быть, сошло бы, но ведь на дворе уже конец весны и лето жаркое! Не помню я такого в прежние года!

— Мда… Тоже не припомню, — Хэл почесал подбородок и поглядел на небо. — Хотя я за последние дни насмотрелся уже всякого, чего за всю жизнь не думал увидеть.

Теперь шли полями, по солнцу, и спустя час или немногим позже набрели на большак, непривычно пустой и тихий. На влажной земле не заметно было ничьих свежих следов. Посоветовавшись, решили какое-то время следовать по нему, в довольно опрометчивой надежде, что свет фонарей, а также шум, кряхтение, кашель и болтовня стражи загодя выдадут любой дорожный пост. Пока удача им не изменяла — они не попадались никому, и им никто навстречу не попался. Шли молча, чтоб самим же себя не выдать — в сырой тишине любой звук летит быстрей и дальше. В чём вскоре и сами убедились, когда туман донёс до слуха далёкие и не очень ясные звуки — кажется, топот множества обутых ног, железное бряцанье и глухие голоса, говорившие неразборчиво.

— Сойдём, — шепнул Хэл, не спрашивая и не предлагая. Наученные опытом хоббиты враз бросились к обочине, вмиг исчезая в высокой сырой траве, где и залегли с бешено бьющимися сердцами, прислушиваясь и вглядываясь. Туман играл злые шутки со слухом — казалось, что звуки то становятся ближе, то тут же снова отдаляются. Одно время низкие хриплые голоса звучали очень близко и явственно, хотя никто из хоббитов по-прежнему не смог разобрать в говоре ни слова. Так в ожидании и страхе протекло не менее половины часа. Дорога оставалась пустой. Полежав ещё немного и вконец убедившись, что никаких звуков давно уже не слыхать, приятели осторожно выбрались обратно на большак. Двинулись по обочине гуськом, ступая бесшумно, с предосторожностями, и лишь через несколько миль наткнулись на следы.

Следы пересекали большак на перекрестке и уходили малой дорогой к востоку. Хэл озадаченно прищёлкнул языком, когда они с Фредди внимательно осматривали взъерошенную множеством ног сырую землю. Следы были определённо не босые хоббичьи, хотя и Верзилам они, кажется, не принадлежали. Бывало, в Шир наведывались гномы с Синих Гор, они-то сапоги носили, да только у Гномов, по заявлению Хэла, редко встретишь столь грубо сбитые подмётки и стоптанные каблуки. Сколько ходоков прошло здесь, Хэл сказать затруднился — более пяти определённо. Беспокоило и то, что отряд, что бы он собой ни представлял, двигался в нужном направлении, что вынудило беглецов опять сойти с удобного тракта и идти по бездорожью через поля.

Так и шли под сизо-молочным небом, надеясь лишь на удачу, да на крепкие ноги. Фредди устал, совершенно потерялся во времени и уже вряд ли мог сказать: день сейчас ещё или уже ранний вечер. Спотыкаясь, он брёл следом за Хэлом, на каждом втором шаге с безразличием выдёргивая ноги из цепляющейся за щиколотки жухлой травы, которая будто нарочно норовила оплести и удержать безрассудную жертву. Как-то незаметно усталость и апатия повымели из головы любые мысли — все, кроме самой очевидной — передвигать по очереди ноги. Шагая, как деревянный, Фредди шевелил губами, бормоча про себя строчки то ли старой считалки, то ли привязчивого стишка. И только когда он случайно вслушался в твердимые им слова, то похолодел и захлопнул рот.

Убегать ты прочь не рвись…

не спастись, не спастись…

Что-то высокое, тёмное враждебно качнулось к нему навстречу. Фредди лишь каким-то чудом не испустил истошный крик прежде, чем сумел понять, что перед ним не нападающий враг, а повисшая на столбе единственная уцелевшая воротная створа. Слева и справа сохранился поломанный заборчик: по всей видимости, когда-то это был немудрёный загон для коз или овец. Следы разрухи и забвения, царящие здесь ныне, были бы невиданным зрелищем для Шира всего лишь годовой давности, но, увы, не для нынешнего Шира. Фредди вдруг заметил, что Хэла рядом с ним больше нет. Он тут же завертел головой, пытаясь рассмотреть издали намёк на движение, а потом осторожно двинулся вдоль границы забора.

— Э-эх, — выдохнул он, нагибаясь и поднимая из травы обломок широкой доски, с еще видневшимися на ней светлыми буквами. — Я же знаю это место. Бывал здесь в гостях только в конце прошлой осени. Это же усадьба Добсонов!

За забором в белесой мути угадывались смутные очертания каких-то построек. Оттуда не доносилось ни единого звука: не слышно было даже шороха листвы в замершем безветрии. Так куда же всё-таки подевался Хэл? Может быть прошёл через ворота?

Запоздалым холодом окропило пугающее понимание того, что в этом тумане они легко могли потеряться, разойдясь на смешном расстоянии друг от друга. Но почему же Хэл молчит? Не заметил пропажи спутника? Или опасается подать голос?

— Хэл, — окликнул Фредди и замолк, прислушиваясь. Никто не ответил. Фредди вновь вернулся вдоль забора к уцелевшей створе сломанных ворот. И что теперь? Пройти внутрь? Но что бы понесло туда Хэла? Он уже сделал шаг по угадывающейся под ногами тропинке, когда откуда-то из-за своей спины услышал нечто вроде тихого короткого хихикающего смешка. От этого звука у Фредди волосы на шее зашевелились, а ладони покрылись холодным потом. Он обернулся. В беспросветной светло-серой мгле не было видно ничего далее чем на три-четыре шага. Не показалось ли ему? Или звук принёсся откуда-то издалека? Прежде, чем Фредди успел над этим поразмыслить, тихое треньканье послышалось снова.

— Убегать ты прочь не рвись… — прошептал Фредди, едва ли замечая, как губы его сами собой произносят привязавшуюся приговорку. — Не спастись, не спастись…

Опомнившись, не медля больше, он бросился наутёк, сквозь сломанные ворота по заросшей сорняком, некогда посыпанной гравием дорожке. Слева и справа навстречу внезапно вырастали очертания тянущих голые ветви деревьев, столбы ограды, далёкие тёмные призраки одноэтажных строений. Наконец Фредди сообразил, что дорожка привела его в то место, что когда-то было внутренним двором, мощённым отборным булыжником. Сараи или конюшни замкнули вокруг двора безмолвный круг, в самом центре которого темнело некое невысокое строение, укрытое крышей. Сделав в том направлении несколько неуверенных шагов, Фредди догадался, что видит перед собой старый деревенский колодец.

— Хэл, — проговорил он в пустоту, уже не надеясь на какой-нибудь ответ, но всё вышло как раз наоборот: несколько мгновений спустя откуда-то из хватких щупалец тумана донёсся странный всхлип.

— Хэл! — громче позвал Фредди, и двинулся через двор скорее по наитию. — Хэл? Это ты?

— Фредди? — послышался хорошо знакомый, немного осипший голос.

— Да! — уже не сдерживая радости, воскликнул Фредди. Он уже видел сквозь муть стену какого-то строения по ту сторону двора. Он этой стены медленно, будто неуверенно отделилась фигура — по росту как раз впору хоббиту. Она сделала несколько шагов навстречу. Сердце Фредди ухнуло от радости, когда он наконец различил перед собой лицо Хэла: странно бледное, растерянное. Синяки на фоне этой бледности темнели ещё ярче, через всю щеку мазнула черная грязная полоса, волосы всклокочены. Хэл всматривался в самого Фредди с каким-то неуместным недоверием во взгляде, и лишь когда тот подошёл ближе, с облегчённым вздохом бросился навстречу.

— Где ты был? — воскликнул он, крепко хватая Фредди за плечи, словно пытаясь вконец убедиться, что его приятель настоящий. — Я уже думал, всё…

— Что всё? — не понял Фредди. — Зачем тебя сюда-то понесло? Я же шёл прямо за тобой!

Хэл хмыкнул, глянул с вернувшимся недоверием во взгляде.

— Это ты же запропал куда-то уже почти как с целый час…

— Какой час? — ахнул Фредди. — Мы же расстались только что… — он махнул рукой в ту сторону, где как предполагалось, брала начало приведшая сюда тропинка. — Там, прямо у ворот…

Хэл тряхнул головой, обессиленно сел прямо у стены, похлопал себя ладонями по карманам.

— Быть такого не может, — пробормотал он. — Я исходил тут уже всё по десять раз. Устал, проголодался. Кричал, звал тебя. Неужто ты ничего не слышал?

Фредди только недоумевающе пожал плечами. Усталость накатывала и на него, тяжестью ложилась на измученное тело. После долгих часов в сыром воздухе куртка набухла влажностью и совсем не грела. Фредди вдруг скинул с плеч лямки, вспомнив, что последние остатки эльфийских лепёшек были уложены после завтрака именно к нему в суму, и присел на корточки рядом с другом.

— Вот, — он щедро отломил кусок и протянул Хэлу. — И впрямь пора бы перекусить. Сколько времени не знаю, правда, но по-всякому время идёт к обеду.

— Скорее к ужину, — криво улыбнулся Хэл, и откусил от своего куска лепёшки жадно, как умирающий от голода. Бледность постепенно уходила с его лица. Фредди и сам подкрепился, а потом выслушал короткий сбивчивый рассказ приятеля.

— …Я исходил тут всё, когда понял, что ты куда-то запропал. Кричал, звал тебя. Очень долго, как мне показалось. А может действительно лишь показалось? Неужто это какой-то морок? А ты ничего не слышал?

— Твоих окликов — нет, — ответил Фредди, про себя думая, не померещилось ли ему другое. — Я слышал что-то, кажется. Но это, верно, просто от усталости. И голова какая-то дурная.

Он коснулся рукой своего взмокшего лба, с которого лишь недавно были убраны бинты.

Хэл скрежетнул зубами и медленно, будто нехотя, поделился последней частью своего рассказа:

— Иной раз мне казалось, что я действительно слышу издалека твой голос. И я кидался туда, на зов. А иной раз отчётливо слышал чьи-то шаги в тумане. Как будто кто-то ходил кругом, по не приближался. Таился. Наблюдал. Сперва я окликал, надеясь, что это ты, но потом стало так жутко, что я просто бросился со всех ног прочь. Бежал, петляя между здешних развалин, пока не свалился чуть ли не замертво.

— Почему же ты не ушёл отсюда? — осведомился Фредди. — Ведь должен был уже сообразить, что меня здесь нет и никогда не было.

Хэл запустил пятерню в растрёпанную копну волос.

— Не знаю. Я и впрямь не понимаю, как долго тут ходил и почему не видел дороги.

Фредди запустил руку в котомку и безнадежно пошарил пальцами на дне в поисках последних крошек хлеба, нащупал и вытащил позабытую фляжку с водой. Вид у него был озадаченный и напуганный.

— Мне твой рассказ напомнил кое-что, что я когда-то слышал от Мерри. Хотя он-то так про Древлепущу говорил. Будто бы этот лес любит путников запутывать и с пути верного их уводить в чащу, да в болото. Но там за причину считают тамошние деревья. Дескать, это они морок наводить умеют. А тут туман этот странный. Здесь не к месту и не ко времени.

Хэл со вздохом протянул руку, забрал у Фредди фляжку с водой и сделал большой глоток. Лицо его вдруг удивлённо вытянулось.

— Это же эльфийское питьё! Каким они нас тогда угощали! Откуда?

Фредди обомлел от удивления, сам сделал большой глоток и тотчас почувствовал, как по жилам измученного тела расползается тепло, прогоняющее усталость. Он вдруг искренне и счастливо рассмеялся.

— Должно быть захватил случайно, когда собирались тогда поутру впопыхах. Но фляжка вроде бы как моя.

— Да уж. Ну так что? Внезапные — самые приятные чудеса, — с удовольствием проговорил Хэл, отпил ещё, а когда поднялся на ноги, прошёлся взад-вперёд пружинистой походкой. — Ладно. Теперь нам лучше бы убраться из этого местечка подобру-поздорову.

Фредди поднялся следом. Силы стремительно возвращались. Он сделал себе в уме заметку обязательно поблагодарить Древний Народ за эту помощь, а потом провёл Хэла через знакомый уже угрюмый мёртвый двор, отчаянно боясь не ощутить под ногами знакомую, посыпанную острыми камушками тропинку. Но она нашлась быстро — вела вдоль сада и хозяйственных построек прямо к разрушенным воротам. На сей раз Фредди в редеющей мути сумел рассмотреть все подробности когда-то грянувшей беды: широко распахнутые ставни, выбитые окна, чернеющие немым укором, сорванная с петель дверь. Туман под своей тяжестью постепенно оседал на ветвях, на траве, воздух медленно возвращал свою прозрачность. Ворота хоббиты не сговариваясь минули бегом и так же спешно припустили через луг. Только оставив брошенную усадьбу на приличном расстоянии, Хэл перевёл дух и озвучил очевидное:

— Ух! Как заново родился. Мне кажется, или немного растянуло?

Фредди огляделся. Небо было затянуто пеленой облаков: уже не белой, а сумеречной, предвечерней. Так, за долгими унылыми блужданиями по родному краю незаметно канул к концу день. Однако Хэл был прав — на западе небо теперь казалось чуть светлее. Там рассеивался туман, там среди облаков виднелись редкие голубые просветы, через которые сверху лился свет запоздавшего солнца.

— Даже жаль, — с грустью протянул Хэл, и Фредегар взглянул на него вопросительно. Приятель лишь развёл руками: — Жаль, нам по-прежнему в другую сторону.

Уже совсем смеркалось, когда хоббиты вышли на дорогу, ведущую вдоль границы леса Нейр. Северная ли то была граница, или не совсем таковая, сказать без карты представлялось совершенно невозможным. Фредди и Хэл брели вдоль опушки, вглядываясь в дальнюю сердцевину леса и чутко прислушиваясь. Пока ничего не указывало на чьё-то присутствие. Лес стоял по вечернему окутанный в сумрак и совершенно тихий: не было слышно ни падения капель с веток, ни скрипа сучьев, ни птичьих голосов. Вдруг Хэл протянул руку и указал вперёд, на позабытую примету — дорогу, забирающую от опушки влево, к лугу, пересекала узкая разбитая колея. Иных развилок вблизи как будто не предвиделось.

Хоббиты остановились вблизи перекрестка, настороженно оглядываясь по сторонам. Лес хранил молчание. На западе тучи немного разошлись, из-за обрывков облаков проглядывал красный краешек солнца. Но то был свет умирающий: алый отблеск отгорающего заката мягко, будто извиняясь, коснулся луга, однако не потревожил сомкнувшихся лесных крон. Дневной свет мерк с каждой минутой, наполняя души хоббитов растущей тревогой. Вглядываясь с тоской в блекнущее небо, Фредди и Хэл стояли, совершенно позабывшись, и не услышали позади шелест травы, выдавший лёгкую поступь.

Из леса вышел темноволосый эльф. Мелинод, вспомнил его имя Фредди. Беззвучно приложив палец к губам, призывая к молчанию, эльф коротко кивнул и поманил их за собой к границе леса, где под покровом густого переплетения ветвей собирались и множились сумерки.

— Вы можете пока передохнуть, — коротко сказал Мелинод, когда ветви деревьев образовали мозаичный шатёр над их головами. Он вдруг внезапно повернулся, прислушиваясь к неслышному звуку чьих-то шагов. Из-за деревьев на поляну вышла Ихиель.

Светлое платье эльфийской девы укрывал длинный серебристо-серый плащ, голову покрывал капюшон. Она, казалось, вовсе не была удивлена этой встрече.

— Вот, значит, как решила судьба, — заговорила Ихиель, слабо улыбаясь. — Нам рассказали, что к лесу по просёлкам спешат два хоббита. Я, правда, до последнего не была уверена, не совпадение ли это. Мы не знали, куда вы ушли из лагеря людей.

И хотя в её голосе не было малейшего упрёка, Фредди испытал смущение: как ни глянь, а их с Хэлом не совсем продуманное исчезновение, которое сперва представлялось лишь короткой вылазкой за приключениями в характере Туда и Обратно, заняло куда как больше времени и сил. Он со стыдом подумал о друзьях: Фолко, Энсоне и других, о чьей судьбе он так и не имел возможность справиться. Приходилось успокаивать себя обещанием сделать это, едва только представится случай.

— Мы видели тебя в Хоббитоне, госпожа… — пояснил он; Ихиель наклонила голову в знак понимания, но тут в разговор вмешался Хэл:

— На дорогах Шира соглядатаи и орки! Морок проклятущий! И если бы меня спросили, кто всё это навёл и подослал… Но сам этот старик точно уж не явится сюда!

— Я этого и не ждала, — ответила Ихиель. — Но сейчас он открыто явил свою силу, показал своё присутствие, — она отвела взгляд в сторону и негромко проговорила: — Если Митрандир думал, что, отобрав у Сарумана посох, он вырвет змее зубы, то ошибся. Да и удар был нанесён именно в сердце края, которому Митрандир так благоволит. Иначе, чем местью это и не назовёшь.

Имя Митрандир уже не было незнакомо Фредди, но непроизнесённая вслух догадка была прервана шорохом листвы над головой. С дерева легко спрыгнул эльф из спутников Тиридиля. Эльф тихо обратился к Ихиель фразой на непонятном языке, а она, выслушав, согласно кивнула.

— Надо идти, — сказала она, обращаясь к хоббитам. Мелинод с товарищем первыми мелькнули между ветвей подлеска, сразу исчезая в густых тенях на едва различимой тропке, которой Ихиель повела хоббитов вглубь леса. — Мы подозревали, что на дорогах неспокойно. Ждали только подтверждения наших особых опасений. Теперь нам известно, что Саруман привёл с собой в Шир немало слуг, верных ему. Возможно, среди них есть даже майар. Ваше приключение вдруг стало намного более опасным, чем вы могли предположить…

И Фредди и Хэл внутренне замерли, и у обоих в памяти почти одновременно вдруг всплыло уже кажущееся почти неясным вчерашнее ночное происшествие, а за ним и недавняя память о сегодняшних тревогах. Вечерний свет неба почти полностью скрылся за кронами деревьев, а внизу в подлеске всё гуще собирался полумрак; даже в лёгком шелесте листвы над головами хоббитам теперь чудилось зловещее предзнаменование. Но нет, не только им одним. Ихиель вдруг замерла на полушаге и вскинула вверх руку, призывая замереть и спутников. Со стороны леса, куда уже ушли эльфы, не донеслось ни звука.

Где-то в лесу шумно вспорхнула с ветки крупная птица, и снова всё стихло. Фредди вдруг ощутил на щеках мертвенно-холодное сырое дуновение. У земли вновь собирались белёсо-серые тонкие плети тумана, цеплявшиеся за траву и коренья деревьев.

Будто из воздуха рядом с Ихиель вдруг появился Мелинод.

— Урук-хай, — произнёс он негромко. — Недалеко. На опушке. Не одни.

Эльфы обменялись долгими взглядами. Вслух не прозвучало ни слова. Фредди открыл было рот, но тут крепкие ладони Мелинода легли ему на плечи, подталкивая к невидимой среди деревьев тропке. Оба хоббита оказались в середине маленького отряда, пробиравшегося через пролесок, при этом Мелинод снова возглавил группу, а замыкала её Ихиель.

В какой-то момент деревья точно расступились, окружив небольшую полянку, поднимавшуюся на пригорок. Полянка была свободна от подлеска и высокой травы и казалось лысой; у её края Мелинод замер и предостерегающе поднял руку. Ихиель положила ладони на плечи хоббитам.

— Назад, — быстро шепнула она.

Белёсые полосы тумана по другую сторону поляны зашевелились и наполнились чернотой — откуда-то снизу, то ли с ложбинки, то ли из сокрытого за деревьями овражка кто-то поднимался. Одна, две, пять фигур медленно, как-то вкрадчиво выступили на открытое пространство. Не хоббиты, но и не Верзилы, ростом они были пониже и порукастей, и в телосложении ощущалась знакомая уже коренастость.

— Орки, — выдохнул Хэл. Ихиель свистящим шёпотом произнесла несколько резких, непонятных слов, прозвучавших как заклинание. Наплывающий сырой туман словно украл из облика эльфийской девы её волшебное сияние; в простом платье она не выглядела ни могучей чародейкой, ни воительницей, но рука, удержавшая Фредди за плечо, была уверенной и твёрдой. Он не услышал ни звука, лишь почувствовал движение: из наручных ножен, скрытых под широкими рукавами, Ихиель вынула длинные кинжалы. Быть может, под ясным небом, в звёздном блеске они бы и горели неземным светом, но в тумане только тускло блеснули металлом.

— Назад, — снова шепнула Ихиель, кивая в сторону чернеющих за туманом деревьев опушки. Хэл потянул Фредди за руку, потому как сам тот растерялся: в голове прыгали всполошённые и совсем не ободряющие мысли:

«Это ловушка! Мы попали в ловушку!»

— Это ловушка!

— Уж вижу, — буркнул Хэл, волоча Фредди за собой.

Тишину леса вдруг прорезал резкий свист, сменившийся криком и улюлюканьем. Орки заметили добычу! Послышался треск бурелома, словно кто-то прорывался через лес. Слева или справа? Фредди оторопело завертел головой. Казалось, звук доносится сразу отовсюду. Ихиель что-то крикнула Мелиноду, на плечо хоббита опустилась твёрдая ладонь, подталкивая его с Хэлом через перелесок. Орки как-то разом выскочили на поляну, и одновременно откуда-то с деревьев спрыгивали эльфы.

Дальнейшее Фредди запомнил лишь кусками. Он видел Мелинода, который вдруг оттолкнул их с Хэлом в сторону и скрестил свой горящий белым светом меч с кривым орочьим клинком; Тиридиля, который внезапно возник на окраине леса и одним ударом меча скосил бегущего к нему орка; легко уходящую от вражьих выпадов Ихиель с кинжалами в руках. В голове Фредди мелькнула совершенно неуместная мысль, на что это похоже — на сказки Бильбо, на эльфийских воинов в золотых доспехах, сражавшихся в Битве Пяти Армий. Но следующий болезненный тычок заставил его вернуться в действительность.

— Давай же! — оказывается, это был Хэл, напуганный и орущий прямо в ухо. — Ну же! Надо бежать в лес! Нас же здесь просто затопчут!

Только теперь это было не так-то просто: сквозь лес к оркам спешила подмога. Из-за деревьев засвистели стрелы.

— Пригнитесь же! — настиг их гневный возглас. Хоббитов за плечи ухватили чьи-то руки и опрокинули в траву. Это был Гилдор. Фредди успел заметить, что эльф ранен — его рукав влажно пропитался кровью, на белой рубахе Хэла остался багроветь кровавый отпечаток ладони.

— Ты, — отрывисто скомандовал Гилдор, встряхивая Хэла. — Ты идёшь первым. Вон туда, — он указал рукой направление через лес. — Быстро!

Хэл рвано мотнул головой; лицо его стало даже не бледным, а почти прозрачным от ужаса. Но эльф лишь сурово прикрикнул, и Гэмджи быстро побежал, пригибаясь к траве. Ещё одно мгновение Фредди его видел, и вот уже нет — товарищ скрылся среди деревьев, за полосами тумана.

— Его встретят мои сородичи, я дал им знать, — непонятно сказал Гилдор и подтолкнул Фредди. — Теперь ты… — он вдруг прервался, замер настороженно, будто во что-то вслушивался, и резко распрямился, принимая на свой меч удар врага.

Откуда этот рослый орк взялся, Фредди даже не успел сообразить. Эльфийский и орочий мечи скрестились у него над самой головой с оглушительным лязгом. Фредди отшвырнуло в траву.

— Беги! — услышал он отчаянный крик Гилдора. Вокруг Фредди с новой ожесточённостью закипела схватка. Бежать куда-то Фредди уже и не думал — куда важнее было просто убраться из-под ног, которые грозили его растоптать.

В этот момент прямо перед его лицом выросли стоптанные и изгвазданные сапоги.

С изворотливостью, поразившей его самого, Фредди отпрянул, чудом избегнув удара. Просвистевший меч всколыхнул кудри на его макушке. Не успевая подняться на ноги, Фредди просто перекатился по траве в сторону. Хорошо ещё, что здесь был небольшой уклон. И вот уж когда впору пожалеть, что у него нет дарующего невидимость кольца Бильбо! Он попытался встать хотя бы на четвереньки, чтобы отползти в сторону, но не тут-то было. Размахивая мечом, орк погнался за хоббитом. Расстояние между ними было всего в каких-то четыре шага.

Но тут наперерез орку метнулась Ихиель.

Она была безоружной — оба её кинжала исчезли, видимо, остались где-то на поляне. Серый дорожный плащ тоже был утерян. Она что-то вскрикнула, и орк, на мгновение подзабывший про хоббита, отвлёкся на беззащитную эльфийскую деву, торжествующе оскалился, поднял над собой меч. Фредди успел привстать на четвереньки и вскинул голову. Его сердце заполошно прыгнуло к горлу, с губ рвался бешеный крик. Однако и заступившая орку дорогу Ихиель могла достигнуть деревьев в несколько секунд, но отчего-то медлила…

А потом вскинула руку.

Со своего места Фредди мог видеть Ихиель только сбоку и сперва различил лишь слабое свечение над её головой, но вдруг оно возгорелось, словно на ладонь девы упала драгоценная звезда. Орк отпрянул назад с воплем, и Фредди потерял его из виду. Свет множился; золотой отблеск, будто самый последний закатный луч, озарил луг; прянули прочь щупальца тумана, бессильно повисшие клочьями на кустах.

Издали по-прежнему слышались крики, звон оружия и треск ломающихся сучьев: в лесу шла битва. Но новый шум, который услышал Фредди, раздался куда ближе, совсем рядом. Он обернулся — и вовремя, чтобы успеть увидеть, как из туманного сумрака на самом краю поляны медленно вырисовалась высоченная фигура орка верхом на огромном волке. Таких крупных зверей Фредди не то, что не видел, вряд ли мог себе представить! В холке чудовище могло бы помериться ростом со средним хоббитом. Мягко переступая лапами по траве, волк вышел на поляну. Эльфийский свет выхватил из сумрака пятна белой или серой шерсти, влажно блеснул оскал острых клыков. У Фредди отнялся язык. Замерший от ужаса, он не звуком, ни движением не привлёк внимания к себе, но и не мог окликнуть, предупредить Ихиель.

Но она обернулась. Прежде, чем орк-всадник указал волку на лёгкую добычу… прежде чем вернувший себе власть над конечностями Фредди успел сделать несколько шажков… прежде чем вдруг появившийся из подлеска Гилдор сумел хотя бы поднять меч в окровавленной, наспех перевязанной руке…

С воздетой ладони Ихиель вновь ударил свет, и был этот свет уже не ясным, золотым, а яростным и алым. Фредди ничком рухнул на землю, будто его и впрямь кто-то с силой ударил под дых. За веками судорожно сжатых глаз полыхало багровое зарево, сквозь свою временную слепоту он услышал пронзительный скулёж, который внезапно оборвался. Дыханье в груди спёрло — Фредди не мог сделать даже крошечный вдох. Ставший невыносимо тяжёлым воздух накрыл собой землю, придавил, примял траву до последней былинки. В голове у Фредди возник неприятный шум, знакомо предшествовавший обмороку; сознание уже грозило его покинуть, как вдруг он обнаружил, что снова может свободно дышать, глотнул сырого воздуха и закашлялся.

Сил подняться по-прежнему не было. Прохладная ладонь легла на лоб, прозвучали негромкие неясные слова. Первым, что различил Фредди, когда широко распахнул глаза, была возвышавшаяся посреди поляны меховая гора. Гора, кажется, была-таки живой — ибо едва заметно шевелилась в такт дыханию. Ещё одно движение — с земли медленно, заторможенно, будто оглушённый, поднимался Гилдор. Меч он, видимо, выронил при падении, о чём в конце концов и вспомнил, несколькими неровными штрихами прочертив взглядом траву вокруг себя. Но едва его взгляд вернул твёрдую осмысленность, Гилдор резко повернулся к хоббиту, с осторожностью садящемуся на земле, к поддерживающей его эльфийской деве.

Эльф сделал один отрывистый шаг и остановился резко, будто в растерянности. Лицо его, ещё недавно искажённое тревогой, сейчас было непривычно холодным и суровым.

— До этой минуты я твёрдо знал, что Три сосчитаны, — проговорил он. — Знаю я и то, что они определённо не покидали своих Хранителей… и то, что иных Великих Колец, кроме Трёх, наш народ не хранит…

Фредди глянул на правую руку Ихиель. Алый отсвет ещё рдел в глубинах большого, оправленного в серебро рубина, но постепенно мерк — будто в прогорающем камине угасало прежде жарко полыхавшее пламя. На ум сами собой пришли восторженные сплетни Мерри о Кольце Бэггинсов... виданном им, правда, всего однажды и то мельком… обмолвки Сэма про неведомые другие Кольца из числа Могущественных. В том, что Кольцо Ихиель из таких же, волшебных, сомневаться, собственно, не приходилось — Фредди всё своими глазами видел.

Ихиель отвела ладонь назад, будто неосознанно пытаясь спрятать её в складках ткани, мягко поднялась на ноги.

— И ты ошибался, — ответила она, обращаясь к Гилдору. — Мой отец, подданный Первого Дома, сам искусный мастер Братства Ювелиров, выковал это Кольцо в той же кузне, из которой позже вышли Три известных. И я не Хранитель его, а владелец по праву.

В глазах и голосе Гилдора мелькнула тень неподдельного изумления.

— Так ты… твой род происходит из Эрегиона?

Короткая улыбка вспыхнула и исчезла на губах Ихиель.

— Пусть так, — неясно проговорил Гилдор. Секундная растерянность в его голосе вновь сменилась на непоколебимую твёрдость. — Пусть сам я не бывал в Эрегионе… но о природе Трёх мне известно хорошо. И я скажу, что заключённая в это Кольцо сила не узнанной быть не может! Не теми из нас, кто ещё помнит тёмные Древнейшие Дни… Так кто же ты, — та, кому эта сила служит? Или всё наоборот?

Ихиель молчала. Пальцы эльфа ожили на рукояти меча… легли увереннее и замерли опять. Фредди ощутил себя совсем уж неуютно. К тому же взгляд против воли отвлекался, возвращался к неподвижной волчьей туше. Тело мёртвого (или тоже лишь оглушённого?) орка, по-видимому, было прикрыто ею. Но так ли это?

Длилась тишина — неприятно тягостная и невыносимая. Настолько долгая, что Фредди уже готов был её нарушить первым пришедшим на ум словом, но в эту минуту на поляне появился Тиридиль. В его руке был меч, на лице застыла отчётливо читаемая тревога, впрочем, тут же сменившаяся облегчением, стоило ему увидеть Ихиель. Тиридиль что-то крикнул через плечо и кинулся к своей спутнице. Фредди не разобрал слов их беседы, но заметил, как вздрогнули, опускаясь, плечи Ихиель. Она отвечала кратко, наконец, сняла Кольцо с пальца и передала его Тиридилю.

— Я сам отвечу на его вопросы, — едва слышно проговорил Тиридиль и повернулся к Гилдору. Взгляд его стал твёрдым и даже жёстким. — Опусти меч, Гилдор. Слуг зла перед тобою нет. Твою рану тоже нужно осмотреть. И прежде, чем бросать обвинения, сперва обдумай всё, что уже услышал и дождись других ответов. Тебе сейчас не к времени наживать новых врагов. Довольно и уже имеющихся.

Фредди затаил дыхание. Гилдор кивнул, хотя с промедлением; его лицо приняло непроницаемое выражение; Он убрал меч в ножны и больше не произнёс ни слова, лишь молча наблюдал, как из леса появились Мелинод и другие эльфы, собравшиеся у неподвижных тел орка и волколака. Фредди повертел головой, пытаясь отыскать глазами Хэла, которого потерял из виду ещё в самом начале схватки, и почти одновременно с этим услышал позади себя окликающий встревоженный голос.

*

— Эх и досталось же твоей голове за эту пару-тройку дней, — приговаривал Хэл, не очень ловко перевязывая голову Фредди имеющимся в наличие бинтом. — Сзади была шишка, мало показалось, теперь и спереди шишка. Поцарапаться вот где-то успел. Если я и здесь и здесь сразу перехвачу, ничего, давить не будет?

— Нет, — ответил Фредди и вяло махнул рукой.

Хоббиты сидели у дерева, подальше от сутолоки наспех разбитого в лесу лагеря. Даже не лагеря, а военной ставки — поскольку было совершенно ясно, что этим вечером будет не до застолий и песен. Эльфы поделились с хоббитами походным хлебом и питьём, дали лечебных снадобий для их ран — впрочем, несерьёзных, но о ночлеге и отдыхе речь, конечно же, не заходила. Впереди предстоял долгий ночной переход. Куда? Фредди в который раз с тоской подумал о каменоломнях. Хэл никаких предложений вовсе не высказывал; он закончил перевязку и теперь сидел молча, всё приглядываясь и прислушиваясь. Фредди изредка украдкой бросал взгляды в сторону одинокой фигуры под другим деревом. Там сидел Гилдор. Он сам перевязал свою рану, отвергнув любую помощь, не прикоснулся к пище, и теперь сидел, неподвижно глядя перед собой. Его никто не тревожил разговорами, и сам он не пытался ни с кем заговорить.

Ночь сгущалась. Посвежело, но костров никто не думал разводить. Эльфы то появлялись в лагере, то вновь бесшумно исчезали, почти не обращая внимания на двух хоббитов. Из обрывков их разговоров Фредди и Хэл узнали, что убитыми было найдено около двух десятков орков, но двум или трём удалось ускользнуть и скрыться в тумане. Некогда было копать могилы, но, чтобы не оставлять тела гнить под жарким солнцем, эльфы похоронили их под завалом камней в старом сухом овраге. Почти все орки были низкорослой «морийской» породы, не выносящей солнечного света, что, видимо, и вынудило Сарумана напустить на поля туман. Но тревога неизменно звучала в голосах, когда эльфы вспоминали о единственном захваченном в плен орке. «Урук-хаи Изенгарда в Шире», — повторяли они. Спутники Гилдора, пришедшие от Моря, явно спешили поскорее вернуться в Гавани с этими новостями, однако были вынуждены дожидаться решения предводителя. А тот всё ждал чего-то.

Совершенно измождённый дневными похождениями Фредди не заметил, как смежились его веки, а голова мягко опустилась на грудь. Проснулся хоббит оттого, что чья-то рука встряхнула его за плечо. Встрепенувшись, Фредди увидел стоявшего над ним Мелинода. Небо прояснилось. Над деревьями уже выплыла луна; хоть и растущая, в эту ночь она светила ярко. Хэл тоже проснулся и с кряхтением сонно усаживался на траве.

— Мы скоро уходим, — проговорил эльф. — Собирайтесь. К рассвету нам нужно оказаться за много миль отсюда. Если вы устали, скажите, вас понесут.

— Да уж на дорогу-то сил хватит! — возразил немного уязвлённый Хэл. Фредди за несколько часов сна тоже как-никак восстановил силы и чувствовал себя почти бодрым. Но эльф кивнул, похоже, совсем не обратив внимания на обиженный тон.

— Только нужно ли нам и дальше идти с вами? — растерянно спросил Фредди. — Мы думали вернуться к себе… в укрытие… узнать, как там все наши.

На самом деле об этом подумывал только сам он, и даже не успел толком поделиться мыслями с Хэлом, но справедливо полагал, что Хэла тоже беспокоит судьба его брата и друзей, и что он тоже не прочь увидеть их всех поскорее.

Но эльф покачал головой.

— Нет, ради нашей общей безопасности, — Мелинод поднял глаза к усыпанному звёздами небу. — В этот час решается судьба… на востоке — всего Средиземья, а здесь — вашего маленького края. Думаю, и Ихиель была права, говоря, что наши дороги сошлись вместе не случайно.

Он недоговорил, замолкнув на полуслове, и ушёл. Хоббитам ничего не оставалось, кроме как упаковать свой нехитрый груз в котомки, наскоро перекусить и снова ждать. Эльфы собрались на диво ловко и слажено; за несколько минут они скрыли малейшие следы своей короткой стоянки. Четверо из них снова исчезли в лесу. Фредди подавил зевок и от нечего делать глазел на небо, когда его внимание привлёк шум.

Из глубины леса послышался треск сучьев под поступью, куда более тяжёлой, чем лёгкие шаги дивного народа. На поляну вывели связанного орка. Фредди с удивительной для него легкомысленностью напрочь успел позабыть о пленнике, а сейчас, увидев его вблизи, снова ужаснулся росту и мощи. При пленении эльфы отобрали у орка оружие, сняли с него железные детали доспеха, оставив кожаный жилет-нагрудник, отмеченный отпечатком белой ладони. Лица орка не было возможности разглядеть из-за длинных неровно обрезанных волос и кляпа, которым ему был заткнут рот. Шёл пленник против воли, упираясь в каждом шаге. На поляну его пришлось едва ли волоком волочь. Кое-кто из эльфов обменялся тревожными взглядами. Но Тиридиль просто обернулся, отступил в сторону, пропуская вышедшую из леса Ихиель.

На её руке вновь пламенело огнём рубиновое Кольцо. Среди эльфов Гавани послышались короткие удивлённые возгласы; спутники Тиридиля не проронили ни слова. Следом за Ихиель, удивительно послушный, точно домашний пёс, шёл огромный серо-белый волк. Он морщил нос от неприятного ему эльфийского запаха, беззвучно скалил зубы, но морду от земли не поднимал. В совершенном молчании, повинуясь одному лишь жесту Ихиель, волк остановился и лёг на землю. Даже лежащий на брюхе он доходил бы Фредди до груди. Волк крупно вздрогнул, только когда в седло на его спине насильно усаживали бывшего наездника. Орк вырывался и рычал сквозь кляп, пока эльфы сноровисто и надёжно привязывали его к седлу ремнями. Хотя Фредди не видел лица пленника, он заметил, что тот неизменно поворачивает голову так, дабы не выпускать из поля зрения Ихиель, безмолвно стоявшую в отдалении.

Тиридиль подал знак. Волк с пленённым орком на спине в сопровождении двух эльфов потрусил вглубь леса, невесть каким образом находя дорогу в густом кустарнике. Двигалась процессия на удивление быстро и бесшумно — и ноги эльфов, и волчьи лапы ступали очень мягко, не создавая лишнего шума. Фредди задумался было над удивительной покорностью саруманова зверя, но тут его взгляд вдруг приковала алая искра, мелькнувшая в темноте в просвете между деревьями: Ихиель замыкала конвой.

Луна плыла над лесом в очистившемся от туч небе. Её света, льющегося сквозь кроны, оказалось довольно и эльфам, и хоббитам. Шагали без разговоров, споро. Хэл поначалу как будто что-то порывался спросить у Фредди, но, уловив общее напряжённое молчание, любопытство придержал. Так, в тишине, продолжался весь путь по ночному лесу, пока деревья не расступились, открыв впереди усыпанное звёздами небо. Лес кончился, за ним лежали залитые лунным сиянием холмы; мягкими волнами они сбегали к левому берегу Брендивайна — высокому и обрывистому. Фредди даже разглядел особо тёмную полосу Древлепущи на другой стороне реки.

К Тиридилю подошла Ихиель, что-то тихо произнесла. Эльф посмотрел на небо.

— Солнце взойдёт только через два часа, но звёзды сияют высоко, и сарумановым колдовством покуда не веет, — он обернулся и внимательно взглянул на утомившихся хоббитов. — Время передохнуть есть. Заодно и посоветуемся.

Эльфы о чём-то совещались, а Фредди с превеликим удовольствием уселся под деревом, вытянув на траве уставшие ноющие ноги. Рядом примостился зевающий без остановки Хэл; какое-то время он возился, пытаясь поуютнее закутаться в свой шарф, но потом всё-таки, кажется, сумел задремать и затих. У Фредди и самого глаза слипались, он долго клевал носом, но пришедший сон его был неглубок и оттого почти сразу развеялся, когда хоббитов окликнули и позвали к остальным.

Над лесом небо было ещё тёмным, однако восток заметно просветлел. Будущий день обещал быть ясным и, по-видимому, тёплым. Среди ветвей слышались первые голоса просыпающихся птиц. В поселении за рекой зажглись первые крошечные огоньки в домах. Но мир и покой подступающего к Ширу ясного утра никак не вязался с обликом эльфов — их лица посуровели, а в движениях замечалась резкость. Когда хоббиты подошли и сели на приготовленные для них места, Фредди услышал обрывок разговора между эльфийскими предводителями.

— Отсюда наши пути могут разойтись, — говорил Тиридиль. — Ваши зовут вас к Морю. Вряд ли орки сейчас последуют за вами.

— А куда пойдёте вы? — спросил Гилдор.

Тиридиль молча указал рукой за Брендивайн, за грозную границу Вековечного Леса.

— Наших вестей ждут давно. А вы несите свои Кирдану Корабелу. Скажите ему, что над головами жителей всего Эриадора собирается буря. Пусть только самым своим краем, но и вас она заденет, как бы вы не старались остаться в стороне.

Помрачневший Гилдор, по видимости, хотел что-то ответить, но его опередил один из его спутников:

— Ты говоришь: «Буря», но ни два десятка мёртвых орков, ни один пленный урук-хай пока не означают, что дунэдайн так уж правы в своих опасениях. Сказал ли что-то пленник?

— Нет, и не думаю, что скажет в скором времени… — ответил Тиридиль, — однако люди-северяне если и ошиблись, то в числах… а не в своих предположениях... — недоговорив, он поглядел поверх голов на Ихиель, в этот момент быстрым шагом идущую от леса. Гилдор тоже обернулся и встретил деву настороженным взглядом.

— Ждать ли нам погони и какой? — негромко спросил Тиридиль у Ихиель.

— Волков в Шире ещё четверо, — отвечала она, — их всадники урук-хаи, здешние начальники — охраняют подступы к Хоббитону и следят за порядком. Орков в их подчинении ещё несколько десятков. Днём они вряд ли покажутся, но у Сарумана в Шире есть и другие слуги.

— Этого мы ждали, — согласился один из эльфов. — Но несколько десятков орков это всё же не две-три сотни… Пусть даже с волками в союзниках.

Хэл ревностно закивал в знак поддержки, но Фредди поймал на себе короткий странный взгляд, брошенный Ихиель, прежде чем она продолжила говорить:

— Орки, что живут нынче в Шире, только охранники и надсмотрщики. Они следят за поборами продовольствия и постройкой бараков к сроку. Хоббиты были правы. Саруман и впрямь готовится встречать и размещать на землях Шира запоздавшие отряды своей уцелевшей армии. Те, что сейчас идут сюда с юга.

Повисла мёртвая тишина.

Фредди всё смотрел за реку, где в предутренней темноте мерцали крошечные огоньки в очагах мирных хоббитов, чей многотрудный рабочий день начинается до первого луча. Он никогда не покидал пределов Шира. Из рассказов старика Бильбо о внешнем мире он вынес только смутное знание о том, что где-то далеко за границами в неведомых тайных долинах, в чужих лесах или горах живут другие народы, разные и странные, добрые и злые. До совсем недавнего времени всё это так и оставалось в сознании не очень ясной полузабытой сказкой из детства. Но теперь, глядя на светлеющий новым утром горизонт, он с пугающей отчётливостью понимал, что в этот самый момент из незримого далёка к Ширу приближается невидимая, но оттого не перестающая быть взаправдашней угроза. В сердце вонзилась острая игла паники, к конечностям по венам побежали холодок и предательская слабость. Хэл рядом с Фредди резко вскинулся, однако на месте его удержал возглас Мелинода:

— Значит и наши догадки были верны. Не все сарумановы прихвостни разбежались по Рохану и Дунланду. А стражи леса не удержали должного дозора. Сколько же он сумел собрать обратно?

— Я не назову сейчас точное число, — ответила Ихиель. — Но судите сами. В отрядах Сарумана, которые он сумел увести от Изенгарда, на волках ездят только избранные орочьи командиры: десятники и сотники. Всего волков в их стае много больше сотни…

Разом со всех сторон послышались голоса эльфов: растерянные, взволнованные:

— Что ж это значит: орков больше тысячи?

— Как Саруман мог увести такую армию втайне? Действительно, разве его не стерегли в Ортханке?

— Столько их было две недели назад, когда отряды ответили на призыв Сарумана и пустились в путь по южным тропам, — проговорила Ихиель. — С войском идут и люди. Кто-то из Дунланда. Южные наёмники. Бандиты с пустошей. Число их с каждым днём меняется, но вряд ли оно теперь меньше числа орков.

— Это и впрямь далеко не те две-три сотни, о которых мы предполагали ранее, — сухо произнёс Тиридиль. — Ты говоришь, они в пути уже несколько недель… Что ж, если так, то уже через два месяца, самое позднее к середине июня они будут здесь.

— И что же делать нам? — вдруг воскликнул Хэл. Голос его дрожал то ли от ярости, то ли от тревоги, а кулаки сжимались и разжимались. Глаза эльфов разом обратились к хоббиту, и разом смолкли шепотки и споры.

— Сражаться? Или рассказать всем нашим и укрыть их всех в холмах? Скажите! Мы ведь ещё можем остальных предупредить, так? Собрать разные припасы? Скот перегнать?

Хэл всё-таки вскочил и обернулся к Фредди за поддержкой. Сам Фредди и слова не мог промолвить, да что там: силы будто разом отхлынули, оставили его тело беспомощным, так что даже не пошевелить и пальцем. В голове привычно билась мысль: «Каменоломни», но Фредди прекрасно понимал, что в них не найдётся спасения для всех. Нет, не укроешь весь Шир в пещерах! Он поднял голову, надеясь найти ответ в скорбных и печальных лицах. Но Тиридиль и Гилдор молчали, молчала и Ихиель, безотрывно глядящая в огонь. Эльфы Гавани обменивались между собой взглядами: без слов они только подтверждали своё давно принятое решение уходить к Морю, к сородичам, к покуда ещё безопасным землям.

— Прятки с врагами смогли бы помочь, если б только решение было временным, — задумчиво заговорил Мелинод, когда молчание стало совсем невыносимым, — если бы промедление пригодилось, чтобы маленький народец мог собраться с силами и дать отпор врагу. Но есть ли здесь, в этих землях, такие силы?

— У их народа нет оружия против армий, таких, как та, что идёт сюда, — мгновенно отозвалась Ихиель. — Большинство хоббитов никогда не держали в руках меча или лука. Они не смогут убивать.

Фредди тихонько вздохнул. Он покривил бы душой, если бы стал с этим спорить. Ну Туки ладно — среди них встречаются отчаянные головы, да и Брендибаки не лыком шиты, но в остальном всё сказанное было верно — большинство хоббитов при первой же опасности попрячется в норы. Все те обыватели, кто тайком вертел пальцем у виска, слушая рассказы Бильбо о его дальних странствиях и сражениях… все те фермеры, кто фыркал, сплетничая о чужаках за кружкой пива в кабаке, потом терпел бесчинства пришельцев, терпел бессловесно и покорно.

Гилдор молчал. Его народ уже стремился к Морю, мысленно искал спасения от любых опасностей на морских побережьях. «В этом эльфы похожи на нас, хоббитов, может быть, похожи даже больше, чем сами бы хотели», — подумал Фредди. И новый тоскливый взгляд, брошенный Гилдором на Ихиель, от него не укрылся.

— Смельчаки, готовые дать отпор захватчику, найдутся среди любого народа, — Тиридиль высказался последним. — И лично я не стал бы сбрасывать хоббитов со счетов. Будь обидчиков меньше, я уверен, они бы дали достойный отпор. Но сейчас им противостоит обученная армия и сила колдовства, привнесённая в Средиземье из-за Моря и невиданная здесь. Эти угрозы не по плечу смертным. И сейчас я, честно говоря, вижу лишь один выход… — Тиридиль замолчал, прищурившись, продолжая смотреть на хоббитов так, будто мог прозреть за пределы неведомого. Под этим пронзительным немигающим взглядом Фредди стало не по себе.

— Те, кто послал нас в Шир, сейчас ждут нашего ответа. Единственный выход я вижу в том, что наша Королева услышит новости о бедах в Шире из ваших же уст.

Фредди моргнул. Рядом с ним беспокойно шевельнулся Хэл, будто только сейчас очнувшийся от морока, и проговорил:

— Нам отправиться… туда?

В долину к эльфам? В этот самый Дольн? Фредди вспомнил, как радостно заголосил Пиппин, когда Мерри впервые предложил друзьям пойти в компании с Фродо. У самого Фредди тогда отлегло от сердца — его-то никто никуда идти не принуждал. Куда позже к нему не единожды возвращалась предательская мысль: а может, стоило пойти? Сумел бы он хоть что-то изменить? И снова и снова утешал себя единственным ответом: вряд ли. От того пухлого увальня, каким он был всего лишь год назад, толку в походе обнаружилось бы немного. Ну а теперь? Фредди вдруг ощутил на себе чужой взгляд в упор, обернулся и встретился глазами с Хэлом, заметно побледневшим и растерянным. Хэл кашлянул, будто прочищая горло и снова спросил:

— И что же, эльфы помогут нам? А как же войны, о которых тут говорили?

— О войнах ещё предстоит говорить. И говорить немало, — произнёс Тиридиль. Он моргнул, и лицо его необъяснимым образом вдруг разгладилось и просветлело. Глаза искали что-то в небе над лесом. Фредди тоже взглянул: небо на востоке стало немногим светлее, но до зарницы было далеко. А звёзды… звёзды вроде бы сияли совершенно так же.

— Подумайте над этим, — предложил Тиридиль, а Фредди вдруг понял, что именно должен был чувствовать Фродо, когда осознавал, что судьбы многих и многих зависят от одного его решения.

— Ну, или, может быть, я там брата отыщу, — донеслось бормотанье Хэла. — Может ведь так случиться?

— Ты и впрямь думаешь пойти? — тихонько спросил Фредди, наклонившись к приятелю.

Хэл растерянно почесал затылок.

— Я тут ещё подумал: может и Гэндальфа получится отыскать? Вдруг этот волшебник сумеет как-то помочь? Он ведь прежде крепко дружил с Бэггинсами. Я, правда, до всего этого хотел сперва к Хэмфасту вернуться, — признался он, — нужно ведь позаботиться о старике, проследить, чтобы он точно пристроен был и в безопасности. А теперь вот думаю, какое же место нынче назвать-то безопасным? Или нам всем хоббитам из Шира подаваться? Но куда?

— Некуда, — отозвался Фредди, и сердце снова больно сжалось. Эльфы тихонько переговаривались между собой на своём певучем музыкальном языке и нет-нет, да поглядывали, но не в сторону далёкого леса, а на ещё тёмное, мерцающее звёздами западное небо.

— Они всё-таки уходят, — тихо заметил Хэл. Так оно и было: в предутренней тишине эльфы поднимались с травы, обмениваясь фразами, в которых звучало прощание. Спутники окликнули Гилдора, но тот ответил им одним коротким словом и кивком головы. Он отчего-то медлил перед этим расставанием.

Эльфы Гавани уже спускались от опушки вниз по склону холма; провожать их вышли Мелинод с товарищем. Вот в последний раз на фоне неба мелькнули стройные силуэты и тут же растворились в предутренних сумерках.

Гилдор задержался. Больше не глядя в сторону Ихиель, он шагнул к Тиридилю и спросил негромко, хотя стоявший неподалёку Фредди и услышал.

— Кому ты присягнул на верность, Тиридиль?

Серые глаза Тиридиля неожиданно ярко вспыхнули.

— Я был стражем Аглонской крепости почти четыреста лет. Я каждый день выступал против зла и Тени Севера, против орочьих орд Ангбанда. Я стерёг Долгий мир. Однажды и навсегда я присягнул на верность одному Дому нолдор. Первому. И его лордам. И вот уже для их пяти поколений — три из которых были прокляты — я соблюдаю этот свой обет.

— Пяти? — невесть отчего в голосе Гилдора прозвучало неподдельное изумление.

— Я послан сюда своей Владычицей, — непривычно кривой улыбкой усмехнулся Тиридиль. — Неужели ты в чём-то обманулся, подданный Третьего Дома? Извини в таком случае.

— Такие речи… Думаю, их и слышали когда-то в Эрегионе, — глухо молвил Гилдор.

— Слышали, — не стал спорить Тиридиль и даже согласился. — Я и слышал. А теперь никакие речи не помогут. Здесь по крайней мере. Моя Королева предвидит страшную беду, что нависла над этим краем. Я приглашаю хоббитов отправиться с нами, — удивительно лучистый взгляд эльфа устремился прямо к Фредди. — Я считаю, пусть они расскажут собравшимся далеко на востоке Владыкам о том, что за напасть поразила их страну. Мы могли бы и сами передать эти новости, но отчего-то мне думается, что куда большую силу возымеют их собственные ясные голоса.

— Да. Я пойду! — к собственному изумлению выпалил Фредди. Нет, не верно: изумление внутри него уже сменилось стойкой убеждённостью. Он и впрямь чувствовал в себе готовность. Надо же! Пойти за Фродо. Пусть и очень поздно. Рядом смущённо кашлянул Хэл.

— И я бы пошёл, если можно. Лучше же не одному, а двоим, так? Одному тяжелехонько всё-таки будет. Но если я не подойду в свидетели, можно и господина Фолко кликнуть. Или Энсона.

— И вовсе нет, — возразил Фредди, хватая друга за руку. — Мы же вдвоём с тобой своими глазами всё и видели! И орков, и этот морок, и голоса из тумана. Расскажем вместе. Пособим друг другу, если кто из нас собьётся.

— Только идти-то далеко придётся, верно? — Хэл почесал голову пятернёй и поглядел на эльфов. — Подготовиться нужно ведь как следует, так? Это же за Бри дорога лежит, а намного ли дальше?

— Эти дороги никем не измерены, — послышался голос Ихиель. Она подошла незаметно и теперь стояла в шаге от них. Сейчас Фредди заметил тень усталости, пролёгшую на лице эльфийки. Тёмные волосы Ихиель уже не были распущены, а заплетены в походную косу, она смыла с себя грязь и кровь сражения, вот только щёки и губы оставались удручающе бледными. Однако она тепло улыбнулась, обращаясь к нему: — Вам не стоит бояться дорог. Они не покажутся столь трудными и опасными. Вам помогут. Теперь самое главное: обогнать время. Я уже поговорила с остальными. У Правителей осталось всего три дня.

— Я бы пригласил тебя с собой, Гилдор Инглорион, — задумчиво произнёс Тиридиль. — Но, предвижу, ты не согласишься на эту встречу. Хотя, уверен, среди свиты нашей Владычицы ты сможешь встретить много подзабытых, потерянных среди прошедших лет лиц.

— Гилдор Инглорион, подданный Третьего Дома, — точно эхо отозвалась Ихиель. — Могу допустить, что ты должен помнить хотя бы ещё одно имя: Лаирасула, или Гелиона из Первого Дома. Он некогда жил в Нарготронде, в одни годы с тобой.

Не дожидаясь ответа, эльфийская дева снова ушла прочь, остановившись на лужайке, чтобы только перекинуться словами с Мелинодом.

— Гелион — её отец, — с едва заметной усмешкой сказал Тиридиль в ответ на недоумённый взгляд Гилдора и сам посмотрел на хоббитов: — Если надумали идти, то пора. Нужно до полудня перебраться на ту сторону реки. Там нас будут ждать.

— Но надо же хотя бы наших предупредить! Энсона и Фолко! — воскликнул Фредди. — Ведь они-то не знают, что к нам Ширу все эти армии! И про орков и волков! Нужно ведь хоть как-то приготовиться!

— Мелинод и Халатир остаются в Шире. Их попросили и дальше приглядеть за действиями Сарумана. Они только проводят нас и вернутся. Если даст время, напишете письмо своим друзьям, а нет, так передадите на словах.

Фредди постоял, подумал и всё-таки кивнул. Кто знает, что из всего этого теперь опаснее: уходить или оставаться. Но выбора не было, вернее выбор был сделан — и Фредди побрёл через лужайку вслед за эльфами. Его быстро догнал Хэл. Он на ходу развязывал свёрток с кучей узлов — замызганный платок, в который после Туковского укровища упрятал захваченные кисет и трубку. Выражение лица его было при этом очень удивительное — и просветлённое, и озадаченное.

— Вот и мы тоже станем хоббитами, у которых будут и свои истории вроде Туда и обратно.

— Пока Туда и без обратно историй куда как больше, — Фредди и сам бы рад был отогнать эти непрошенные мысли, которые нахлынули ну совсем не к месту. Пятеро хоббитов, если считать самого старика Бильбо, тоже ушли за реку. И где они теперь?

— А мы вернёмся, — уверенно ответствовал Хэл. Он всё-таки справился с узелками и вытащил трубку, принялся вычищать её, похлопывая об ладонь. Эльфы и пара хоббитов спускались по длинному, заросшему сорной травой склону к Брендивайну. В небе над далёким востоком занимался новый весенний день.

Лёгкий порыв ветра коснулся верхушек сонных крон, вспугнул шуршащую листву и бесследно растворился в пронзительной голубизне неба. На вечнозелёную траву Лотлориэна падали солнечные пятна, пробившиеся сквозь редкие прорехи в густой сети ветвей над головой Арвен. В задумчивости она медленно брела по краю древнего леса, не покидая сумрака его прохлады и не отводя взгляда от залитого ярким светом луга.

Издавна люди-дунэдайн называли её народ Эльфами Сумерек, Эльфами Заката. И до чего же странно рассудила судьба — вот уже много лет сердце самой Арвен с каждым своим ударом стремилось к быстро прогорающему Дню, в то время как почти все обещанные ей от рождения пути неумолимо влекли в Вечность за границами звёздного и солнечного света.

Едва намеченная лёгкими шагами тропинка окончилась в траве у древнего меллорна, что взрос в отдалении от остальных своих собратьев у края луга; Арвен нежно коснулась ладонями его гладкого белого ствола. Внизу между могучих корней золотились хрупкие цветки эланора. Залитая солнцем верхушка холма за опушкой была вся усыпана этими цветами. Арвен прикрыла веки. Ладонь ещё помнила бережные касания крепких надёжных пальцев, а сердце — медовый запах цветов, разомлевшей от летнего жара травы, слова клятвенных обещаний. Какую силу они возымеют в этом пугающем новом мире, готовом вот-вот пасть перед поступью Тени? Пусть даже в небесах среди лазури и облаков всё так же неизменно и ласково сияло весеннее солнце.

— Ты не можешь и дальше жить одним прошлым, — знакомый голос слышался одновременно и наяву и внутри собственных мыслей Арвен.

— Ты всегда учила меня доверять себе и своему сердцу. Эстель… — произнесла Арвен и вслух и мысленно. Ответа она не услышала, но ощутила прикосновение чужой затаённой грусти.

— Эстель… — промолвила Галадриэль, появляясь из-за деревьев. Белое платье и золотые косы легко укрыли Владычицу Лориэна в бело-золотом лесу. Серые глаза глядели с внимательной печалью.

— Многие в нашем роду, в том числе и я сама, некогда шли через любые преграды, кажется, даже не замечая их. Ведомые одной эстель. Но я бы не сказала сейчас, что пожелала бы тебе такой же судьбы.

— Раньше ты так не говорила.

— Раньше нет, — Владычица Золотого Леса подняла руку и нежным жестом погладила Арвен по волосам, отвела со лба смоляную прядку. — Но не сейчас. Ты — то немногое драгоценное, что у меня осталось на этих берегах. То, что я готова защищать любой ценой. Ведь Лотлориэн… — Галадриэль обвела взглядом солнечный луг и далёкий окоём зелёных и золотых рощ у подножья холма. — Теперь Заповедный лес я вряд ли смогу уберечь.

Губы Арвен дрогнули.

— Ты получила какие-то новые вести? С востока? От моих братьев? От Митрандира? Об Арагорне?

— Не более того, что я и так уже знала. Однако решение принято единогласно. Кольца нам больше неподвластны.

Мягко взяв Арвен под руку, Галадриэль медленно пошла с ней через лес, следуя тропой, которая, начинаясь на вершине возвышенности, постепенно спускалась вниз, к подножью.

— Твой отец разделил со мной это решение. Оно было тяжёлым для всех нас, но необходимым. Воспользоваться силой Колец мы уже не можем. А без их поддержки чары наших пределов тают. Границы Лориэна и Имладриса отныне не затворены для враждебных сил. Нет, мы ещё не сдаёмся! — твёрдо сказала Владычица, почувствовав дрожь ладони Арвен на своём локте. — Однако силы эльфов уже не те, что в прошлые Эпохи. Нас становится всё меньше. А власть Врага лишь прирастает новыми чудовищами.

— Если бы я не так хорошо тебя знала, то подумала, что ты вдруг решила напугать меня.

Галадриэль покачала головой.

— Не напугать, — глаза её сверкнули. — В тебе течёт кровь великих родов эльдар: Финвэ, Ингвэ, Ольве и Эльве. Вождей, что некогда вели свои народы через тёмные земли навстречу свету! В тебе течёт кровь самой Лютиэн, победительницы Саурона! — на мгновение сильный голос Владычицы зазвенел незаметным оттенком горечи, который, возможно, только Арвен умела распознать. — И именно поэтому я желаю оградить тебя, дитя моё. Твой отец... Он тоже очень беспокоится о тебе… дороги скоро могут стать опасны.

— Уйти на Запад? — прямо спросила Арвен. — Я давно жду услышать эти слова. От тебя ли, либо от отца. Но в таком случае я оставлю здесь больше, чем надеюсь обрести за Морем.

— Больше, чем свободу, жизнь в Свете и безопасности, счастье видеть родных живыми?

— Эстель и жизнь.

— Думается мне, ты говоришь сейчас вовсе не о надежде, — пристальный взор Галадриэли был устремлён куда-то вдаль, сквозь зелёную листву сомкнувшихся впереди деревьев. — Только я не вижу для тебя этого будущего.

— Но последние вести, посланные моими братьями, поведали, что Арагорн ещё жив! Он выстоял в поединке с Сауроном!

— Вернее, Враг сам отпустил его, — безжалостно заметила Галадриэль, и Арвен вздрогнула. — Скажи теперь, какая участь ждёт Арагорна, когда он даст ответ Саурону в назначенный Им срок? Если Король Людей ответит отказом, Гондор обагрится кровью его защитников. А если согласится?

— Он не… — начала было Арвен, но не договорила. Галадриэль кивнула с понимающим видом.

— Ты ведь не знаешь, так? Ты не знаешь, что он ответит. Более того, скажу тебе: я думаю, он и сам этого ещё не знает. Этот выбор будет определён по цене крови.

За разговором Галадриэль постепенно замедляла шаг. Арвен молчала.

— Пусть даже случится так, что сбудутся эти невозможные надежды! Пусть даже Гондор вдруг заключит мир с Мордором… — неприкрытая насмешка прозвучала в словах Владычицы. — И что же, ты станешь королевой в городе, чьи окна смотрят на горные рубежи Страны Мрака? — Галадриэль умолкла, но голос подняла Артанис из Третьего Дома нолдор: — Когда-то в незапамятные дни я побывала в Химринге в гостях у кузенов… Незабываемое зрелище. Там я узнала, каково это — жить, каждое утро глядя на Тангородрим вдали в туманной дымке…

Тропка сворачивала на берегу неглубокого овражка, на дне которого журчал ручей. Под звон тихого напева он петлял дальше между деревьев в своём лесном русле, устремляясь вдаль и вниз, навстречу с Келебрантом, рекой Золотого Леса. Арвен долго стояла и смотрела вслед его бегу. Склонившиеся вдоль берегов деревья почти касались ветвями поверхности воды, словно посылая прощальный привет далёкому Морю.

«Все бегут к Морю… даже вода Леса… Что же это: вечное знамение для меня?»

— Разве у Гондора нет ни одного шанса выстоять в этой войне? — спросила Арвен.

Галадриэль ответила не сразу. Но, обдумав ответ, покачала головой.

— Нет. Не сейчас. В минувшее тысячелетие я бы ещё ответила сомнением. Но те возможности безвозвратно ушли в прошлое. Ход истории был преломлён гибелью последних Королей и падением королевств Арнора. Люди утратили волю и веру. Теперь Мордор набрал страшную мощь, и Единое возвратилось к хозяину. Не в силах эльфов отныне повлиять на ход судеб Средиземья. Мы знали, что однажды наступит этот час. Скоро всем нам придётся покинуть эти берега, оставляя их Людям.

— Оставляя их под властью Тени!

— Но так бывало и прежде, Арвен. В другие времена. Люди жили под Тенью Моргота в Эпоху Белерианда. Тысячелетиями Тень разъедала умы нуменорцев даже на берегах дарованного Валар острова ввиду близкой благодати Бессмертной земли. В Тени они проживают жизни и в нынешнюю, Третью Эпоху, — голос Галадриэли прервался, а потом возвысился: — Я так скажу: если бы не огненные речи Феанаро, некогда зажёгшие наши сердца, праотцы Людей изначально родились бы под властью Тени! И они не знали бы ничего иного, кроме неё, если бы не мой брат, показавший им истину и Свет!

— Во мне тоже течёт их кровь! — заметила Арвен.

— Да, — не стала спорить Галадриэль. — Но и кровь Эльдар. И кровь Айнур! И оттого я не хочу, чтобы ты зря разделила судьбу Младшего народа, которая пока только лёгким краем коснулась твоего пути. Это не принесёт тебе счастья среди омрачённых дней Средиземья грядущего.

Обратная дорога по знакомой тропе показалась Арвен невыносимо долгой. Молчание сопровождало двух эльфийских женщин на этом пути. Золото цветущих по весне меллорнов прежде всегда приносило умиротворение в душу Арвен, только в последние дни покой не приходил ни наяву, ни во снах.

— Ты ведь сама сказала: были и другие времена торжества Тени! Были времена, когда даже Кольцо в руках Саурона не приносило Ему побед! Не зря я слышала эти рассказы с детства.

По губам Галадриэли скользнула быстрая улыбка.

— Были. Когда мы, эльдар, оттеснили его за Горы после сожжения Эрегиона. Но тогда часть нашего триумфа разделили нуменорцы. Пусть и уже затронутые скверной своей гордыни, они тогда вспомнили о чести союзников и пришли к нам на помощь из-за Моря. И то действительно были другие времена. Когда верные эльдар Первого и Второго Дома, забыв о прежних разногласиях, сражались плечом к плечу. Столько наших собратьев не вернулось с тех полей сражений! А ещё больше позже, во времена Войны Последнего Союза. Но ты знаешь, какой ценой была куплена та победа. Сейчас нам такую не заплатить.

— Я помню эти сказания…

— Я помню не сказания, — твёрдо отрезала Галадриэль. — Я помню их лица.

*

Тропинка снова вела вверх. Ближе к вершине лес постепенно редел; в широком просвете между деревьями свободным простором распахнулось голубое небо. Арвен разглядела далеко впереди знакомую мощь белых ветвей Карас Галадона, высоко вознёсшуюся над зелёно-золотым лесным морем. И именно здесь, когда обратный путь был пройден почти наполовину, их разыскал посланец.

— Владычица, — приблизившийся эльф в тёмно-зелёных одеждах стража рубежей почтительно склонил голову и коснулся ладонью сердца. — Я был послан предупредить о пришельце из эльдар, что явился сегодня утром к северным границам Лориэна. Он называл твоё имя и просил о встрече.

— Посланец из эльдар? — Галадриэль, казалось, была не столько удивлена, сколь уязвлена собственной слепотой чувств. Пальцы её правой руки, лежащей на локте Арвен, по привычке шевельнулись. Увы, теперь на них не было Кольца — видеть и ощущать Лес так, как прежде, Владычица больше не могла.

— Откуда прибыл гость? — осведомилась Галадриэль. — Из Имладриса?

Сердце у Арвен участило бег. Однако страж покачал головой.

— Нет, госпожа, — теперь эльф выглядел несколько смущённым. — Отряд разведчиков встретил его вчера ночью на полпути дневного перехода от Андуина. Пришелец пришёл в одиночку, назвался послом. Он не согласился преступить старинных пределов Линдоринанда. Это нам показалось странным. Тогда он сослался на некий древний обет своего рода и передал тебе этот знак…

Почтительным жестом страж подал что-то небольшое, бережно закутанное в обрывок ткани. Галадриэль взяла свёрток в руки и развернула. Арвен стояла рядом с ней, и только потому успела заметить, как меняется в лице её родственница — словно туча накрыла солнце, померк свет в лице Галадриэли. Плечи Владычицы вздрогнули, пальцы поднятой ко лбу руки казались беспокойными, а заледеневшие глаза безотрывно глядели на растворённый сверток в горсти её ладони. Внутри свёртка, сияя даже в сумраке леса бесконечно дивным светом, покойно лежала небольшая алмазная звезда. Звезда с восьмью лучами, острыми и колкими, словно наконечники стрелы.

— Но… это же… — изумлённо вымолвила Арвен.

В этот момент Галадриэль вновь овладела собой.

— Где ожидает тот незнакомец? — осведомилась она и, выслушав ответ, надолго задумалась.

— Если ты прикажешь, Владычица, мы приведём пришельца под охраной…

— Нет! — быстро возразила Галадриэль. Тонкие пальцы её руки коснулись груди, где на серебряной цепочке с недавних пор хранилось Кольцо Воды. Однако глаза всё так же безотрывно смотрели на алмазную звезду.

— Пусть посол ждёт. Я встречусь с ним на моих северных границах, как он того и желает. На закате этого дня.

— Ты выйдешь к нему сама? — Арвен обнаружила ещё большее изумление лишь тогда, когда страж рубежей ушёл, спеша выполнить приказ, удивлённый, впрочем, не меньше её самой. — И кто мог принести тебе в знак посольства звезду дома Феанаро? Ведь я не ошиблась? Это тот самый знак?

Губы Галадриэли шевельнулись, складываясь в странную полуулыбку.

— Тот, кто, видимо, считает себя вправе так поступить. Но прежде, чем я отправлюсь на эту встречу, я обращусь к своему Зеркалу. Возвращайся в Карас Галадон без меня. Сейчас мне пригодятся любые силы, способные помочь пронизать события в мире. Ибо всё меняется слишком быстро…

Владычица коснулась лба Арвен лёгким поцелуем, мягко огладила ей волосы рукой и, развернувшись, резко зашагала обратно по тропе.

— Ты не прикажешь сообщить?.. — и этот возглас Арвен остался не завершён. Галадриэль внезапно обернулась, качнула златокудрой головой.

— Не прикажу. Пусть пока будет так как есть. Твой отец давеча ушёл к западным рубежам и вряд ли возвратится в скором времени. А Владыка Келеборн… не питает особенной любви к Первому Дому.

И Галадриэль исчезла, скрываясь за поворотом тропы. Но за собой идти не запретила.

*

— Эктар! — негромко окликнула Арвен. Закутанную в серо-зелёный плащ фигуру часового она заметила недавно, но справедливо полагала, что её саму разведчик, скорее всего, приметил и узнал уже давно, пусть и шла она бесшумно, не тревожа спокойствия леса. Деревья Лотлориэна, и молодые, и древние, помнили Арвен ещё будучи ростками; ни один корень не протянулся бы поверх её тропы, ни одна ветка не преградила бы ей путь и не оцарапала бы нежную кожу. Тихую поступь эльфийской девы в сонном шелесте листвы не уловил бы даже чуткий звериный слух. Но стражи Леса, для которых здешние пределы издревле были родным домом, оставили бы самого искусного Следопыта далеко позади в умении бесшумно передвигаться и скрытно наблюдать.

Страж ждал её на краю тропинки, которую незнающий глаз даже не выделил бы среди редкого подлеска. Отсюда до северных границ оставалось ещё миль пять. В предзакатный час лес выглядел пустым и полным сумерек, однако Арвен знала, насколько зыбко это заблуждение сегодня. Не каждый день к пределам Лориэна приходит чужак-эльда и просит о встрече с Владычицей, посылая ей знак, который мог быть опознан лишь помнившими древние неспокойные дни. И далеко не каждый день на встречу с чужаком к границам выходит сама Владычица Золотого Леса. Нынче рубежи отчётливо наполняла тревожность. Арвен была уверена, что в этот самый миг от флета к флету на всём протяжении границ несутся быстрые и тайные вести, а сотни глаз внимательно следят из скрытых убежищ, наблюдая за всеми возможными подходами.

— Тот незнакомец… где он ждёт беседы? — прямо спросила Арвен. Эктар держался с обычной почтительностью, но после этого вопроса чуть сузил глаза.

— Владычица не посылала тебя на встречу, госпожа.

— Но и не запрещала увидеть того, кто, возможно, дальний родич или друг моему народу. Не беспокойся, я не намерена сама с ним заговаривать. Я лишь хочу взглянуть на него издали.

— Пришелец действительно похож чертами лица на наших собратьев, некогда пришедших из-за Моря, — поделился Эктар собственными наблюдениями за то время, пока он вёл Арвен по тропинке к назначенному месту встречи. — Он говорит на нашем языке, хотя и употребляет странные названия. Мы думаем, может быть, он пришёл с запада, от Серебристых причалов?

Арвен не ответила. Следуя за провожатым, она разглядывала растущую прореху светлого неба впереди между ветвями. Посланник явился не из Имладриса, и не из Гаваней, от Кирдана Корабела. Ни из одного края квенди в Средиземье не смог бы прийти эльф, нёсший своим знаком звезду давно сгинувшего дома Феанаро. Когда-то, задолго до рождения Арвен, с того берега Западного Моря на корабле пришёл Глорфиндейл. Вернулся оттуда, откуда не возвращаются — так говорил отец. Но это случилось ещё до того, как мир изменился и Западные Земли навсегда сокрылись ото всех, кроме тех, кому позволено пройти свыше. Многие годы Арвен гадала в сердце, суждено ли и ей однажды уйти этим путём без возврата? И не оттого ли так взволнована сейчас Галадриэль? Не думает ли она, что пришелец явился из-за Моря? Что сами Великие Айнур подали этим знак обречённому миру?

*

Местом встречи стала редкая опушка, пронизанная лучами заката. Вечернее небо за чередой холмов наливалось неотвратимым сумраком. Было тихо, лишь только где-то в траве журчал невидимый родник — исток тоненького ручья, убегающего в лес. Бездвижно стоя в тенистой сени древесных крон в нескольких шагах от своего провожатого, Арвен глядела издали на одинокий стройный силуэт Владычицы в белом платье. Правой рукой Галадриэль с непринуждённой лёгкостью опиралась о ствол старого бука, в другой ладони всё ещё держала перед глазами алмазную звезду, словно одно только отражённое сияние восьми лучей питало в ней некую силу.

Среди стволов деревьев мелькнули фигуры беззвучно шедших эльфов. Вот один из стражей указал рукой и отступил. Далее гость двинулся сам, в полном одиночестве, безоружный. В его неспешном неторопливом шаге Арвен распознала уверенную решимость. Гостя, казалось, ничуть не смутила ни запылённость его дорожных одежд, ни откровенно подозрительные взгляды, устремлённые в спину. Пришелец медленно прошёл между деревьев, пронзая свет косых солнечных лучей, и лишь тогда Арвен смогла его получше рассмотреть. Высокий рост, тёмные волосы, черты лица сразу наводили на мысль о принадлежности к народу нолдор, но, более того, в глазах пришельца читалось нечто незримо роднящее всех Пришедших из-за Моря — немыслимая память о минувших Древнейших Днях: давно погасший Свет, живущий теперь только в воспоминаниях немногих. Величие Владычицы Золотого Леса гостя, очевидно, не поколебало. Взглянув на стоявшую у дерева женщину, незнакомец лишь чуть наклонил голову в учтивом приветствии.

— Здравствуй, Артанис из дома Арафинвэ, — проронил он. Приветствие прозвучало на Высоком наречии, понятном Арвен. А вот ждущие неподалёку стражи галадрим вряд ли бы поняли хоть слово из ведомого разговора.

Лежащая на дереве рука Галадриэли едва заметно дрогнула.

— Гелион, — певуче ответила она тоже на квенья, помедлив, и качнула головой. — Значит, это должен был быть ты…

— Иначе это мог быть Тиридиль, — незамедлительно прозвучал ответ. — Но сейчас он занят неотложными делами… очень далеко отсюда. Да и, обдумав всё хорошенько, мы пришли к выводу, что по очень многим причинам пусть лучше это буду я.

— Тиридиль… — Галадриэль поджала губы и чуть отвернула в сторону лицо. — Верный Куруфинвэ. Аглонец. Вот уж кого я никогда не ожидала бы увидеть на стороне Саурона, так это его… или тебя…

Арвен вздрогнула. Насторожились, услышав знакомое имя Врага, галадрим. А гость лишь качнул головой, ничуть не изменившись при этом в лице.

— Я пришёл сюда как посол Первого Дома, Артанис. Знак его ты держишь в своей руке.

— Первого Дома давно нет, — ответила Галадриэль. — Последним побегом родового древа Феанаро значился Келебримбор, а он мёртв. Так чьим на самом деле голосом ты послужишь сегодня, тень из прошлого?

— Первый Дом жив, пока жив последний, в ком течёт кровь короля Куруфинвэ. Я пришёл сюда по поручению королевы нолдор Эстаноссиэль.

Арвен растерянно нахмурилась. Взглянув на Галадриэль, она заметила, как бледность медленно заливает щёки Владычицы.

— Эстаноссиэль... Действительно, так её могли назвать, — Галадриэль сузила глаза. — Но кто скажет теперь, как было на самом деле…

На сей раз пришелец дёрнулся, точно от удара.

— Что-то я не припомню, чтобы ты горячо требовала доказательств у Кирдана, когда он привёл к нам незнакомого мальчишку и объявил его потерянным сыном Финдекано.

Теперь вздрогнула Галадриэль. Взгляд Владычицы метнулся за деревья: туда, где на краю Леса на почтительном расстоянии ожидали стражи галадрим. Арвен встревоженно проследила за этим взглядом. Нужно ли их окликнуть? Видимо, нет: если бы Галадриэль пожелала, пришелец был бы уже схвачен. И действительно, вернув себе самообладание, Галадриэль заговорила вновь, хотя голос её теперь был холоден:

— Коли ты пришёл говорить, как посол, говори. Но не смей при мне поминать Гил-Галада!

— Согласен, — ответил гость. — И после стольких лет уже очевидно, что мы не сойдёмся в наших мнениях об Аннатаре и о событиях минувших лет. Пришёл я не за этим, Артанис. Прежде, чем белый корабль унесёт тебя за Море, к твоему коронованному отцу и благам Валинора, я хочу верить, ты вспомнишь о своём долге. Я говорю о Кольце Воды, которое ты так долго хранила. Верни его. И убеди своего зятя вернуть второе.

Рука Галадриэли взметнулась вверх, к блеску серебра на белом платье.

— И по какому праву ты это требуешь? У меня, Хранительницы Кольца на протяжении двух Эпох!

— Великие Кольца были созданы для Эндорэ, а не для Заморья, — услышала Арвен немедленный ответ. — Я доподлинно знаю, Тьелпе говорил с тобой о правилах, и первое: Хранители Колец не владеют ими. Если Хранитель решает уйти за Море, он должен оставить Кольцо другому. Если Хранитель больше не решается пользоваться Кольцом, он должен его передать или вернуть. Нас осталось трое из шести. Я в своём праве потребовать Ненья назад, как один из его косвенных создателей. Или как посол наследников по крови.

По бледному лицу Галадриэли мелькнула тень. Но губы её упрямо сжались.

— Келебримбор отдал Кольцо лично мне. И вправду не как дар. Но для изменения увядающего от искажения мира…

— Ты думаешь пользоваться им и впредь?

— Сейчас? Когда твой… друг вернул себе Единое?

— Тогда тем более нет причин хранить его и дальше. Вы не воспользуетесь больше Кольцами. Мне только жаль, что эти прекрасные леса ждёт увядание, — Гелион обвёл взглядом далёкие золотые кроны. — Меллорны происходят родом с Благословенной Земли. Здесь они живут лишь благодаря твоим чарам, Нэрвен. Ты вложила немало сил в этот край, но вскоре ты покинешь его. Я уже не верю, что вы с Аннатаром сумеете ужиться по одну сторону Великого Моря. Хотя… подозреваю, тебе в итоге может не понравиться цена, которую ты заплатишь Валар за избавление от его присутствия.

Владычица резко вскинула голову.

— Возможно и так, — промолвила она наконец. — Но я не намерена играть в игры с судьбой! Я… — Застыв и едва дыша, Арвен всё ждала окончания фразы, но Галадриэль больше не проронила ни слова.

— Ты давно живёшь одним прошлым, — проговорил Гелион, смягчаясь. — Однако мир за твоими границами неуклонно меняется. Хорошо. Если вы ищете забвения, уходите за Море. Только отдайте Кольца тем, кто придёт вам вослед.

— Кому же? Людям? — с едкой горечью в голосе воскликнула Галадриэль. — Людям, вступающим в права владения? Что же, Саурон настолько безумен, что думает отдать Кольца им?

— Кольца квенди созданы для квенди. Не для людей. И не для майар, какими бы именами они себя не называли.

Всем телом прильнувшая к стволу меллорна Арвен отчётливо различила сомнение, отразившееся в лице Галадриэли. Видела, как та подняла с груди цепочку с алмазным Кольцом и долго смотрела на камень, сверкнувший в ладони ослепительной звездой.

— Когда же с Него будет довольно наших потерь? — услышала Арвен негромкий прерывающийся от чувств голос. Ещё несколько мгновений Галадриэль смотрела на своё Кольцо, а потом медленно покачала головой.

В Лесу снова воцарилось молчание. Слышно было, как журчит среди деревьев невидимый ручей, как шелестят над головами листья. Потом Гелион заговорил:

— Я помню, как в прежние времена впервые услышал о поступке лорда Маэдроса. О том, как в Гаванях он преследовал бежавшую от него в страхе Эльвинг. Как она бросилась в море, не желая отдавать то, что считала только своим — Звёздный Камень. Я помню, о чём думал тогда: как же так? Как же мы, аманэльдар, Дети Благого Края, видевшие Свет, смогли дойти до столь отчаянных мер?

Серые, словно предштормовое Море, глаза Галадриэли сощурились.

— Ты угрожаешь мне, дальний родич?

— Я лишь вспоминаю наши с тобой давние разговоры. Беседы, что текли то в затемнённом Валиноре, то в Линдоне или в зелёном Эрегионе. Ты осуждала поступки лорда Феанаро, сетуя на его гордыню. Ты говорила: «Свет Древ ему не принадлежал, он обязан был вернуть его Валар!» «Он не имел прав захватывать корабли теллери!» Ты обвиняла сыновей Феанаро в алчности, но также ты осудила и Тингола, за то, что он отверг мирную просьбу и не вернул Звёздный Камень, а вверг свой народ в пучину бед. Укоряла ты и потомков Элу, Диора и Эльвинг, которые не расстались со своим наследством ради мира. Тогда твои слова звучали так разумно и рассудительно: «Возможно, многие беды в Арде могли бы не случиться, если бы мы вовремя вспоминали о мудрости и справедливости!»

Побелевшие губы Галадриэли шевельнулись, но Арвен не услышала ни слова из её уст. Выждав время, Гелион продолжал:

— Теперь я прошу тебя саму вернуть взятое временно на хранение и не плодить новых ссор. Кольцо на твоей груди принадлежит не тебе, а дочери его создателя. И Элронд тоже мог бы вспомнить, кого он чтил своими воспитателями. В юности он называл Келебримбора своим кузеном. Кем бы он считал сейчас его дочь?

— Вот, значит, как… — устало уронила Галадриэль. — И ныне ты не оставляешь мне выбора…

— Отнюдь. Я могу предложить тебе выбор: обсудить вопрос о Кольцах ты вольна и с нашей Королевой.

— Эстаноссиэль… — произнося это имя, Галадриэль обернулась и обратила задумчивый взгляд к лесу. По лицу Владычицы скользнула слабая тень улыбки. — Скажи мне, Гелион, с кем же я буду беседовать в таком случае: с дочерью Тьелперинквара или с самим Сауроном, говорящим её устами?

— Ты будешь говорить с голосом Первого Дома, — услышала Арвен уверенный ответ. — С королевой народа Эрегиона. Мне известно, Артанис, ты долгие годы выжидала, надеясь узнать судьбу утерянного Единого. И вот Единое нашлось… и вернулось. В этом затянувшемся противостоянии с Аннатаром тебе не одержать верх. Но если тебе не безразличны судьбы Средиземья и дорогих тебе лесов, ты согласишься хотя бы на эту встречу.

— С дочерью Тьелпе… — повторила Галадриэль. Её тонкие пальцы снова коснулись Кольца, больше ей неподвластного.

— Да. И я верю, всё это побудит тебя не повторять снова ту же… древнюю ошибку, — Гелион повернулся вполоборота, будто готовясь уйти обратно по тропинке… или для того, чтобы убедиться, сколько стражей ждёт наготове неподалёку под покровом леса, поняла Арвен.

— Мир неожиданно переменился, Артанис. Выжидая за стенами ли высоких крепостей, или в тени лесных пределов, все мы пропустили очень многое. Скажу тебе ещё только одно для будущих размышлений: Аннатар не верит, что наступает именно Эпоха владычества Людей. Во всяком случае, не сейчас. Пусть так уверяют посланники Запада, но и сами они совершили непростительно много промахов. А Замысел нынешних времён никому из Айнур не был открыт…

К немалому изумлению, Арвен заметила, как вдруг просветлело и разгладилось лицо её родственницы. Судорожно сжатые на Кольце пальцы Галадриэли разжались. В необъяснимом порыве она невольно подалась вперёд.

— Сам ты, очевидно, не намерен возвращаться на Запад, — звенящим голосом произнесла она. — Помнится, в прежние дни я задавала этот же вопрос Тьелпе, и он всегда отвечал мне одинаково...

— Над этим вопросом можно было ещё задумываться в прошлую Эпоху, — ответил Гелион. — Но, увы... Три тысячи лет назад всех нас единым приютом ждал островок в виду Благословенных земель Великих. И память народа Тол-Эрессеа. Взгляды в спину. Ты ведь хотя бы раз задумывалась, что нас ждёт по другую сторону Морей теперь? А что, если одна только память и голоса призраков?

Галадриэль резко качнула головой, но, как показалось Арвен не в знак отрицания, а будто бы гоня прочь некие пугающие мысли.

— Нэрвен! — негромко позвал Гелион. Галадриэль подняла голову. Это был один долгий взгляд, связавший собеседников. Или что-то иное? Ни Владычица, ни её гость не проронили больше ни единого слова. Без жеста, без прощания Гелион молча развернулся и зашагал обратно по примятой траве к опушке. Ни один страж рубежей не шелохнулся, чтобы заступить ему дорогу; все взгляды, как один, устремились к Владычице Золотого Леса. Но она по-прежнему не нарушала молчания.

*

Минуты текли, медленно исчезая в прошлом, но настоящее всё длилось, сплетаясь вокруг тенями услышанных слов. Вот позади хрустнула ветка под чьей-то неслышной поступью, и Арвен, наконец, отмерла. Вечер неумолимо угасал; в небе над лесом в золотых извивах облаков багровело уходящее на запад солнце, но внизу, у корней деревьев, уже собирался плотный сумрак неумолимо подступающей ночи. Пора было торопиться.

Когда Арвен вышла из леса и пересекла редкий перелесок, разделявших их, Галадриэль лишь слабо улыбнулась и укутала в свёрток алмазную звезду, которую всё ещё держала в своей ладони. Что бы ни происходило ранее, Владычица уже успела вернуть себе привычное самообладание — черты её лица отражали лишь спокойную задумчивость, хотя Арвен была уверена, что в душе своей Галадриэль умело укрывает пламенный клубок самых разнообразных чувств.

— Тот, кто принёс тебе звезду Феанаро, пришёл… оттуда. Я права?

— Да, — улыбнувшись лишь уголками губ, подтвердила Галадриэль. — Да. Подозреваю, ты не ошиблась.

— Отчего же ты не отдала приказ его остановить?

— Оттого что он поступил мудро, придя, как посол? — Галадриэль слегка прищурила глаза. — Или оттого, что я помню: сейчас твои братья находятся в опасной близости от границ Тьмы. И положение их нынче непростое. Как и…

— Как и у Эстеля… — догадалась Арвен. — Но что же теперь?

— Теперь… — Владычица коснулась пальцами уголка губ, брови её дрогнули в намёке слабого движения. — Теперь кое-что изменилось. И мне нужно срочно встретиться и о многом поговорить с твоим отцом.

В эту ночь, как и во многие другие до неё, сон упрямо не шёл к Арагорну; лёжа в тишине просторного королевского шатра, бывший Бродяга с Севера, а ныне некоронованный король Гондора долго созерцал бессонными глазами покров полога над головой, ворочался с боку на бок на жёсткой постели, перебирал одну за другой тяжёлые мысли, прежде чем безрадостно смирился с пониманием, что и сегодня не сможет забыться долгожданным сном.

Он поднялся в полутьме с походного топчана, несколько раз смерил шатёр шагами, пытаясь усталостью тела пробудить сонливость, но так и не преуспел в этом. Арагорн остановился у полуприкрытого полога, подставил лицо прохладному ночному воздуху, чутко прислушался к звукам, доносящимся снаружи. За полотняными стенами было тихо. Слышны были приглушённые голоса дежурных на постах, да лёгкий шелест ветра в листве ближайшей рощи.

Нашарив на дне походного мешка трубку и наполовину пустой кисет, Арагорн откинул с пути полог и вышел наружу, под звёздное небо; в несколько быстрых шагов оказался у горевшего невдалеке походного костра. Стражи-дунэдайн приветствовали предводителя кивками. Примяв табак в трубке пальцем, Арагорн прикурил от уголька.

— Всё ли спокойно? — спросил он у одного из стражей, не ожидая, собственно, иной ответ. Вот уж которую бессонную ночь он вынужденно проводил вот так, на ногах, и все эти ночи, без исключения, были удивительно нетревожны. Земли Итилиена раскрывались весенним цветом, воздух пьянил благоуханием медового разнотравья, звенел от птичьих голосов. Многим бывалым воинам это спокойствие, напротив, казалось подозрительным, однако разведчики, разосланные по всем направлениям, пока подтверждали то, что Арагорн был вынужден принять как данность: временный мир Мордор соблюдал согласно уговору. На всех изученных следопытами землях на много миль вокруг не было обнаружено ни одного свежего орочьего следа или намёка на присутствие других тёмных шпионов. Наводящие ужас крылатые тени давно не тревожили неба над Андуином. Тем не менее срок этого обманчивого покоя неумолимо истекал с каждым минувшим днём.

Ровно десять дней назад сразу после ухода посольства Мордора Арагорн отдал незамедлительный приказ к сборам, понимая, что в случае поспешного отступления за реку ценен будет каждый час. В следующие дни лагерь спешно был перенесён поближе к Андуину. Одновременно в Минас Тирит выехали гонцы с последними вестями. Они вернулись спустя девять дней с ответным письмом от Фарамира: пользуясь нежданной передышкой, Наместник укреплял оборону Города на всех подступах к нему. И сами горожане, и пришедшие ополченцы из других земель Гондора, и конники Теодена готовы были сражаться насмерть. Но даже выдержанный уверенный тон письма не мог отогнать дурные предчувствия Арагорна. Не после того, как он своими глазами видел этот немыслимый перевес в силах. Отчаянное мужество защитников Гондора сможет лишь повысить цену, которую Саурону придётся заплатить за взятие последнего оплота истинных нуменорцев, но не более того. Если Враг обрушит на Минас Тирит даже половину мощи своих армий, город будет захвачен в несколько дней, а остальные крепости и поселения гондорцев рано или поздно постигнет та же участь. К концу этого года, самое позднее к следующей весне, Саурон будет волен пройти маршем до светлых берегов залива Белфаст…

Разумом Арагорн понимал, что не должен позволять столь скверным настроениям владеть собой в преддверии принятия непростых решений, но гнать эти мысли от себя становилось всё сложнее. И именно потому пять дней назад, глядя на открывшийся его взору могучий Андуин, Арагорн так и не отдал приказ о безотложной переправе. И с тех пор не единожды он возвращался думами ко второму, чуть менее нерадостному выбору.

Теми же беспокойными мыслями наполнялась и нынешняя ночь. Раскурив трубку, Арагорн зашагал прочь от костра. Когда темнота окутала его покровом, он остановился и поднял глаза к небу. Сегодня звёзды сияли очень ярко. Однако вряд ли в очертаниях древних созвездий, начертанных рукою светлой Элберет, мог бы найтись ответ на мучавший Арагорна вопрос.

Подтвердить власть Саурона на гербовой бумаге, скрепить печатями союз… заключить вечный мир двух держав на оговоренных условиях. Вновь произнося мысленно эти невозможные слова, Арагорн не мог не признать, что прежде такие условия не предлагались никому из гондорских или нуменорских королей. Ближе всех к заключению мира с Мордором, как ни странно, приблизился Ар-Фаразон, последний король Нуменора. Но договору он предпочёл униженное пленение мордорского владыки, взысканную богатую дань, покорное присоединение восточных территорий к нуменорским колониям в Средиземье. За что спустя годы поплатился всем, что имел и смог отдать: короной, жизнью, разумом и королевством.

Известную историю о падении Нуменора припомнил на одном из совещаний Глорфиндейл, однако изыскивать схожесть прошлых интриг Саурона с его нынешними замыслами отказался даже бессмертный эльф, перед чьими глазами прошла череда Эпох. Ясно виделось только одно: всё, что Саурон сейчас облекал в мирный договор, он мог бы достичь по итогу войны, к которой планомерно готовился несколько десятилетий. Угадывать причины, вдруг побудившие Тёмного Властелина в последний момент поступиться интересами, представлялось бесполезным. С этим, скрепя сердце, пришлось согласиться и сыновьям Элронда, и Леголасу. Иной помощи в поисках ответов на вопросы Арагорн себе не сыскал. Гэндальф по-прежнему отказывался давать советы и даже с друзьями нынче заговаривал очень редко. Хотя маг посещал каждое заседание совещания союзников, только теперь он больше слушал, нежели говорил. А вместе с тем мрачнел день ото дня. Наблюдал. Или словно выжидал чего-то.

*

Присутствие хоббитов Арагорн скорее учуял, нежели заметил — лёгкий ветерок вдруг донёс до него запах старого доброго табака Западной Чети, и память вдруг обнаружила былые воспоминания редких мирных дней, отчего губы сами собой сложились в слабую улыбку. Неспешно обогнув по дуге коновязь с сонными лошадьми, Арагорн издалека различил в темноте слабо тлеющую искру в раскуриваемой трубке. На краю лагеря под невысоким криво растущим деревом приткнулась небольшая хорошо укрытая ельником палатка. Мягких шагов Арагорн не услышал, лишь издали увидел, как качнулся, приподнимаясь, верхний край полога — кажется, кто-то ушёл спать. Но искра в темноте разгорелась вновь — притом огонёк светился совсем невысоко над землёй. Видимо, в эту ночь мирный сон не шёл ещё к кому-то из членов бывшего Братства.

— Фродо, — окликнул Арагорн негромко, по приближении узнав невысокую фигурку, сидевшую на поваленном бревне у затухшего костра. Последнее время Фродо редко замечали в лагере вне палатки хоббитов. Как, впрочем, и Сэма. Пару дней назад Арагорн остановил бежавшего куда-то по делам Пиппина и справился о самочувствии претерпевших плен товарищей, однако получил удивительно несерьёзный ответ о столь важных вещах, как еда, сон и дневной отдых. От друзей Арагорн знал, что хоббитов частенько навещают Гимли с Леголасом, несколько раз проведывали эльфы Имладриса, и один раз — Гэндальф. Сам Арагорн уже не единожды заговаривал с магом, предлагая при первой же оказии отослать четвёрку хоббитов в Минас Тирит, но тот, прежде яро противившийся участию в походе Пиппина и Мерри, теперь отвечал категоричным отказом. Сославшись сперва на опасность любых дорог и трудности пути, Гэндальф сердито обронил, что за Фродо ещё стоит внимательно понаблюдать, а в конце концов вспылил и дал понять, что разговор окончен. Что ж… Возможно, пришла пора к этому разговору вернуться.

Фродо опустил руку с трубкой, немного подался вперёд и вгляделся в темноту.

— Бродяжник, — по привычке ответил он, поперхнулся и смутился. — О! Прости меня. Король Элессар, разумеется!

Арагорн хмыкнул.

— Я бы сказал, что верно будет и так, и эдак, — он указал на бревно у костра. — Я присяду?

Фродо посмотрел на него с подозрением.

— А я бы сказал, что это очень похоже на ваш общий тайный сговор, но тебе вроде бы это теперь не по чину.

— М? Что за тайный сговор такой? — аккуратно вытянув ноги, Арагорн уселся у костра, поднял с земли наполовину сгоревшую палку, пошевелил в золе и выкатил чуть алеющий уголёк. Снова забив трубку табаком из кисета, он с удовольствием раскурил её и выпустил в воздух первое дымное колечко.

Фродо пожал плечами.

— Я, кажется, уже рассказывал историю про то, как мои родичи и друзья исхитрились следить за мной и не дали уйти из Шира без пригляда. Вот и теперь что-то похожее происходят. Кое-как выгнал Сэма спать. Он бы и тут пристроился, прямо на земле. А мне всё равно уже не заснуть.

— Донимают плохие сны? — Арагорн отнял трубку от губ и пристально всмотрелся в бледное лицо Фродо. Что ж… этого тоже следовало ожидать. Странно, что Гэндальф о таком не задумался.

— Нет, не Мордор, — вдруг поспешил ответить Фродо и слабо улыбнулся. — Я знаю, о чём ты себе вообразил. Но в снах я вижу не Барад-дур, не нашу страшную дорогу к Ородруину, не Саурона и даже не Кольцо, как ни странно. Это другое.

Фродо помолчал, посмотрел на небо.

— Сегодня я отправился спать пораньше и увидел во сне Бэг-Энд. Таким, как я его запомнил ещё при Бильбо. С цветущим весенним садом, скамейкой под старой яблоней… Вот только теперь в моём поместье заправлял какой-то высокий злобный старик. «Пошёл прочь! — крикнул он мне. — Ты тут больше не хозяин. Вам всем здесь не место. Вы всего лишь детские сказки, не больше. Уходите прочь предрешёнными путями и не морочьте мне голову». Сказал так и ещё пуще разорался. А я проснулся и вот с тех пор не могу уснуть. И вряд ли сумею. Потому что в других снах будет то же самое.

— Сны редко значат что-то правдивое, — осторожно заметил Арагорн. Впрочем, самого его что-то в этом рассказе насторожило. — Ты рассказывал ещё кому-нибудь? — спросил он, подразумевая, собственно, Гэндальфа. Не хотелось, конечно, беспокоить по мелочам Белого мага: у последнего и без того хватало забот в последнее время... И, видимо, не один Арагорн испытывал на сей счёт подобные сомнения: Фродо только покачал головой.

— Нет. Сэм вот спит спокойно, хотя я сперва втайне и опасался за него. Но ему вообще редко что-то снится. А вот мне да. Но это ведь даже не Кольцо, а… — голос Фродо на мгновение дрогнул и прервался, но продолжил он собранно и вдумчиво: — Здесь, в лагере, по ночам слышен голос Андуина. Может быть, поэтому мне и снятся сны о реках? Как будто Брендивайн с весенним половодьем вышел из берегов и отчего-то движется волнами на Шир. Но это и впрямь вряд ли может что-то значить…

Арагорн огладил пальцами повлажневший лоб. Курить ему больше не хотелось.

— Ты видишь сны о Шире? О родных краях? И надвигающиеся волны?

Сам он однажды видел похожий сон. С одним отличием — Арагорн прекрасно знал, что видит и почему. Эта память, как объяснил ему Элронд, живёт в твоей крови и будет жить в крови твоих потомков до окончания мира.

— А иногда это просто пустота. Тишина и заросшие скверным сорняком пустыри на месте полян, холмов и рощиц, где когда-то звучали песни хоббитов. Где больше ничего не растёт и не слышно ничьих голосов. Нет никаких тропинок: ни хоббичьих, ни эльфийских. Всё, что раньше радовало сердце, похоронено глубоко под землёй и никогда не увидит дневного света. А если и увидит, то никто не поймёт, что это и к чему. И для чего это было…

— Это может ничего не сулить, — промолвил Арагорн. Но в сердце уже засела неприятная тревожная игла дурного предчувствия. — Мы долго шли по самому краю. И теперь остановились у пропасти, где не видно дна. Отсюда теперь предстоит выбирать новый и не очень простой путь.

— Тебе ведь и самому сейчас не легче.

— Меня занимают свои думы. Саурон дал мне срок для обдумывания ответа, — проронил Арагорн. Фродо докурил трубку и теперь просто смотрел в тёмное ночное небо, запрокинув голову.

— Да, я знаю. Так ты уже принял решение?

— Моё решение определит весь тот новый путь, на который мы и ступим. Важно не совершить ошибку с выбором, — Арагорн, нашарил на траве позади себя сухую ветку и рассыпал ею ворох вконец остывших углей. От костра остался один пепел. Теперь они сидели в почти полной темноте.

— Но если обе стороны не договорятся, нас ждёт немедленная война, ведь так?

— Да.

— Я тут припомнил, как в детстве Бильбо рассказывал мне о Битве Пяти Воинств, — немного помедлив, проговорил Фродо. — Я про те события, когда Бильбо украл у предводителя гномов Торина алмаз Аркенстон и отнёс его королю Трандуилу и вождю людей Барду, будто эдакий залог мира. Бильбо тогда надеялся примирить всех или хотя бы заставить выслушать друг друга. Он искренне верил, что и эльфы, и люди, и гномы смогли бы получить желаемое без войны, если бы просто согласились слушать.

— Я помню эту историю, — кивнул Арагорн. До недавних пор Битва Пяти Армий оставалась величайшим из сражений за последние пять столетий. Что ж, нынешние дни вполне могли поколебать это сомнительной ценности первенство. Рохан ещё не подсчитал всех своих павших в Хельмовой Пади.

— В итоге уже готовые схватиться три Армии объединились для отражения угрозы со стороны общего врага. И помощь к ним пришла от неожиданного союзника.

— Да, — отозвался Фродо. — Но порой я задавался вопросом, что вышло бы из этой затеи, если бы у Эребора в то же самое время не появились орки и волколаки, а следом за ними и Орлы? Сумел бы Гэндальф в одиночку вразумить обозлённые три Армии Гномов, Эльфов и Людей? Или всё закончилось бы куда более скверно? Вот Бильбо в конце обычно приговаривал, что из всей этой истории он вынес для себя один урок. Не хоббитам выступать послами мира. И не им вершить мировые судьбы.

— И в этом он ошибся, разве не так? — едва заметно улыбнулся Арагорн.

— Сложно утверждать. Мы снова приняли участие в большой Истории. Но к худу ли, к добру ли это было?

— Путь полурослика во мрак был начертан пророчеством, — вдруг вслух припомнил Арагорн и внимательно поглядел на Фродо, но тот, казалось, даже не расслышал его последних слов, увлечённый наблюдением за звёздным небом. Арагорн и сам поднял голову, чувствуя на лице движение ночного ветерка. Неужели, посылая тот пророческий сон сыновьям Денетора, Владыки Запада предрекли именно встречу Фродо с Сауроном? Глядя в усыпанную звёздами тьму, Арагорн опять ловил себя на мысли, будто упускает нечто важное. В задумчивости он закусил зубами кончик трубки.

— А что ты скажешь о Нём?

— М? — рассеянно встрепенулся Фродо, видимо, тоже о чём-то глубоко задумавшись. — О ком?

— О Сауроне, — Арагорн враз уловил отразившееся на лице Фродо замешательство и поспешно вскинул ладонь. — Да, я уже слышал ваш с Сэмом рассказ о плене. Но сейчас прошу тебя о другом. Мало кто из ныне живущих мог бы похвалиться тем, что подолгу говорил с Тёмным Властелином и смог потом об этом рассказать. А мне нужно сделать выбор к концу третьего дня.

В глазах Фродо мелькнул непонятный огонёк.

— Тебе лучше спросить совет Гэндальфа, разве нет? Ведь это мы с Сэмом вернулись из страны Мрака. Можно ли доверять теперь точности наших суждений?

Арагорн поморщился, разом поминая прямой хмурый взгляд мага, шепотки сомнений за спиной, недоверчивые перегляды. Конечно, от маленького народца всё это не могло укрыться.

— Гэндальф больше не даёт советов, — Арагорн потёр щеку мозолистой ладонью и внезапно и резко произнёс давно укрытые в сердце тревожные слова: — Хранящие мир силы, пославшие сюда Гэндальфа, оставили решение нашей дальнейшей судьбы нам. Они не будут вмешиваться. Только наблюдать. Но то пророчество — не просто последний знак Запада, как я теперь думаю. Поэтому я сейчас прошу совета у тебя.

Фродо запустил пятерню в волосы на затылке и нервно взъерошил спутанные кудри.

— Забавное же дело, — пробормотал он как-то растерянно. — Ты ведь, получается, не первый меня об этом попросил. И я даже не знаю, что тебе ответить. Если поразмыслить, до прошлой весны я если и думал о Враге, то лишь как о каком-то древнем и неясном зле из преданий или пугающих рассказов Гэндальфа, хотя вряд ли когда-то пытался вообразить Его себе внешне. А там, на Ородруине… — голос Фродо явственно дрогнул, — нет, теперь я даже не знаю, что из того было явью, а что ядовитым бредом. В итоге я представлял себе Врага настолько иначе, что обмануться при личной встрече было даже не удивительно. Да, он и правда много разговаривал с нами в обличье Нарэтлона. Но суть этих разговоров вряд ли сможет тебе чем-то помочь… — Фродо опять задумался, похлопал себя ладонями по щекам, потом пожал плечами. — Как мне лично показалось, нам Он зла никакого не делал и даже не желал. Хотя опять же, наш народ никогда не встречался с Мордором на полях сражений. Кроме истории с Кольцом мы вообще, получается, и не пересекались, — Фродо опомнился и замахал рукой. — Ты только это вслух, прошу, не повтори. Особенно при Гэндальфе.

Арагорн медленно кивнул. Несколькими привычными движениями он выбил трубку о бревно и задумался.

— Вопрос в другом, — продолжил вдруг Фродо, и лицо его стало одновременно возвышенным и серьёзным: — В том, что как раз война между Гондором и Мордором длится уже не одну Эпоху и конца этому не видно. Как любит повторять наш Сэм, без приложенных усилий запутанная верёвка сама по себе не распутается. Мерри приносил нам кое-какие новости, а мы тут и сами держали свой хоббичий Совет. Вы ведь сейчас решаете, принимать ли условия договора с Мордором? Так скажи, какой самый худший исход может быть в том случае, если вы его примете?

— Худший исход настанет, если Саурон нарушит слово, — обдумав слова Фродо, ответил Арагорн: — Если мы примем мир с ним и, воспользовавшись этим, однажды Он ударит исподтишка. Или незаметно сплетёт сети своей хитрой власти, из которой не так-то просто будет вырваться.

— А что сейчас? Если вы ответите отказом? Есть ли надежда на лучший исход, если до начала этого лета начнётся большая война?

Опустив плечи, Арагорн глубоко вздохнул.

— Глядя вдаль в будущее, лучшего исхода я не вижу. От стен Белого города война докатится и до морских берегов, захватывая многие народы. Более того, рискну предположить, что через несколько лет запылает всё Средиземье.

— Значит, выбора-то особенно и нет, — с грустью в голосе рассудил Фродо. — И ведь Он тоже спрашивал у меня совета относительно тебя. И тоже сомневался. А как мне кажется, если бы именно дальнейшая война была Его скрытой целью, Ему не было бы нужды в моём мнении. Конечно, я могу заблуждаться, ошибаться или чего-то не понимать. Но только никаких причин для таких сложных хитростей я не вижу. И коли есть возможность разрешить вопросы миром, почему бы действительно не сесть, не поговорить или хотя бы не подумать?

Ощущая на себе вопросительный взгляд, Арагорн медленно кивнул.

— Я подумаю, — пообещал он, а про себя вдруг подумал со странной тревогой, что исчезновение хоббитов из Средиземья станет сравнимо с исходом эльфийского народа за Море. И в том и другом случае мир безвозвратно обеднеет и даже не поймёт, какую неповторимую ценность он однажды потерял.

* * *

Фродо давно ушёл к себе в палатку, а Арагорн всё ещё глядел в небо, сидя у потухшего костра. Потом он резко поднялся на ноги и зашагал к своему шатру.

Почти полная темнота внутри под пологом рассеивалась слабым светом факела. Арагорн прошёл к походному столу и сел на табурет. Стол сплошь устилали карты Итилиена и Мордора, свитки, прочитанные и недописанные письма. За одно из них он безуспешно садился уже несколько недель. Прощальное письмо к Арвен, которому, видимо, суждено остаться неоконченным.

Сдвинув бумаги на край стола, Арагорн пододвинул по столу тяжёлый ларец полированного дерева. Немного помедлив, резко откинул крышку. То, что хранилось внутри, было старательно обёрнуто в тёмную непроницаемую ткань. Ещё несколько мгновений Арагорн медлил, окончательно собираясь с мыслями, а потом взял свёрток в руки и решительно сдёрнул платок.

Пляшущий жёлто-рыжий свет, спустя минуту исторгнувшийся из хрустальных недр, резанул привыкшие к темноте глаза. Арагорн моргнул, чуть отворачивая лицо, а потом снова взглянул на проступившее из глубин шара колеблющееся пламя.

В кои веки Саурон в палантире не спешил принимать привычный облик Багрового Ока.

— Король Элессар? Что ж, нельзя сказать, будто я не удивлён. А ведь сроки ещё не истекли. Или ты уже можешь дать мне окончательный ответ?

Арагорн сжал губы.

— Нет, — наконец решительно сказал он. — Прежде, чем дам свой ответ, я хочу просить тебя о разговоре.

— В самом деле? — в голосе Владыки Мордора послышался неподдельный намёк на удивление. — Ну что же, говори, коли хотел.

— Я хотел спросить тебя… — давя в себе внутреннее противление, промолвил Арагорн и продолжил: — В прошлую нашу встречу ты упомянул о Тьме. О разрушении, что возвращается с каждым веком независимо от твоих деяний. Что оно такое?

Одну долгую минуту Саурон молчал.

— Из всего мною сказанного важным тебе показалось только это?

— Ответь на вопрос, — проговорил Арагорн, отчаянно гоня от себя подступающие мысли о неуместности происходящего. Но что оставалось делать, если даже посланник Западных Владык в решающий момент замкнулся, отказываясь говорить? Не в первый раз Арагорна посетила мысль, что и всезнающий Гэндальф оказался совершенно не готов к столь нежданному повороту событий. Теперь, держа в руках пламенеющий шар палантира, Арагорн чувствовал, как холодные щупы недоброго предчувствия касаются его сердца. И снова Саурон помедлил в разговоре.

— Не уместнее ли тебе было бы спросить своего мага? Или Серый Странник не нашёл, что тебе ответить? А может тебя не устроил его ответ?

— Я бы сейчас не спрашивал тебя! — удерживать в руке тяжелеющий пламенный шар становилось всё труднее.

— И, тем не менее, ты готов проверить на истинность мои ответы? — в голосе Саурона явственно слышалась задумчивость. — Может быть, ты даже уяснил для себя что-то полезное. Хотя, скорее всего, я просто снова обманываюсь в своих ожиданиях. Ну, хорошо. Хочешь бесед? Пусть так и будет. Вряд ли в эту ночь ты ещё собирался спать. Я дам ответы при личной встрече. Чтобы избежать взаимных подозрений, выезжай без промедлений и без сборов. Без сопровождения. В это время года солнце поднимется над горами часа через три-четыре. Встретимся на рассвете. Ты уже, конечно, должен знать, что на расстоянии в добрые сорок миль от твоего лагеря нет ни моих орков, ни скрытых шпионов, ни засад. От себя гарантирую твою полную безопасность. От тебя требуется приехать одному в указанное место.

На сей раз с ответом помедлил Арагорн.

— И только мне одному это напоминает ловушку?

— А тебе не кажется, что ты поздновато об этом спохватился? — ответил Саурон с краткой вспышкой веселья в голосе. — В моей власти было бы уже беседовать с тобой в темницах Барад-дура, если бы я действительно этого желал.

И, к своей досаде, Арагорн не мог не согласиться — возможностей захватить его в плен у Саурона и впрямь было предостаточно.

— Дать ответ ты мне пока не готов, — продолжил Саурон. — Возможно в этом дело. И, скорее всего, это твой последний шанс задать свои вопросы и получить на них ответы. Может быть, это знание подтолкнёт тебя к решению. А может быть и нет. Тогда, скорее всего, в течение месяца мы встретимся уже на поле боя.

Он мог бы этого и не говорить — мысль об исходе и без того не оставляла Арагорна. Но что он в конце концов терял? Рисковать своей жизнью стало делом вполне привычным с очень младых лет. С некоторых пор он очень ясно осознал, что для того, чтобы раздавить их лагерь, Саурону не нужно будет даже прилагать особенных усилий. Не убережёт даже присутствие Белого мага или могучего Глорфиндейла. Арагорн мельком скользнул взглядом по столу с недописанными письмами и понял, что уже принял решение.

— Когда?

— Сейчас.

— Где?

— Выезжай из лагеря и двигайся строго на юго-восток. Когда над горами поднимется рассвет, увидишь дым от большого костра. Правь на него. Повторяю: приезжай один, Элессар.

*

Арагорн смутно помнил, как он собирался: привычным жестом пристегнул к поясу ножны с Андрилом, набросил на плечи эльфийский плащ и покинул свой шатёр через задний полог. Удача не отвернулась от него, и старые навыки шутя уходить от любой погони и путать след помогли незаметно покинуть лагерь. Беззвучно ступая и прячась среди теней, он добрался до коновязи. Узнавший хозяина умный конь не выдал его появление ни фырканьем, ни приветственным ржанием.

Лишь отойдя с конём на поводу на достаточное расстояние от лагеря, Арагорн вскочил в седло и с ходу припустил Рохерина бодрой рысью. Ночь выдалась удивительно ясной — облака, вечером застилавшие небо до горизонта, после полуночи внезапно разошлись; лунный и звёздный свет мягким сиянием ложился на притихшие равнины Итилиена. Рассвет ещё не занялся, но небо над чёрными зубьями далёких скал выглядело заметно светлее. Выбрав направлением юго-восток, Арагорн поехал под звёздным небом. Так, в одиночестве, он долго ехал в полной тишине через благоухающие разнотравьем поля, пока ночная темнота не сменилась синим предрассветным полумраком, который и вовсе отступил перед ярчайшей одинокой искрой, встающей над горами на востоке. Бессмертный свет Эарендила поднимался в светлеющем небе выше и выше, возглашая приход нового дня. Одновременно с этим Арагорн заметил во тьме ещё один огонёк, но цвет его был не белый, а жёлто-рыжий, и горел он куда ниже звёзд, определённо на земле — очевидно, далёкий свет большого костра, разожжённого в долине между горных отрогов.

Чем ближе он подъезжал, тем отчетливее представала картина местности — щедрые луга сменились более скупым на растительность каменистым взгорьем; в свете занимавшегося утра стало видно, что костёр разожжён между двух возвышенностей, одну из которых венчала чёрная скала. Попридержав коня, Арагорн пристальнее всмотрелся в тени, падающие навстречу от высоких гор, и настороженно прислушался. Свидетельств, что где-то поблизости прячется засада, он по-прежнему не примечал: ни посторонних звуков, ни орочьей возни или их же вони. Хотя дул противный ветер, с собой он нёс только горьковатый запах дыма. Дальше Арагорн пустил коня быстрым шагом; под рукой успокаивающим холодом ощущалась привычная рукоять Андрила. Приблизившись на расстояние в четверть мили, он заметил сверху на скале какое-то движение и шелест огромного тела, шорох складываемых крыльев и протяжный долгий вдох. На камнях возлежала, свернувшись кольцом, летучая мордорская тварь. При приближении всадника она приподняла в его сторону тупорылую голову, будто принюхиваясь, а потом вновь безразлично улеглась. Конь под Арагорном встревоженно заржал, нервно повёл ушами и переступил ногами, сбавляя шаг. Арагорн похлопал Рохерина по шее, прошептал ему на ухо несколько успокаивающих слов, но был вынужден сойти с седла. К костру Арагорн подходил пешком, не снимая ладони с рукояти меча.

*

Фигуру в чёрном плаще с откинутым на спину капюшоном Арагорн заметил издали. Судя по всему, Саурон и впрямь явился сюда без сопровождения. Тёмный Властелин сидел на камне у костра в полутени скалы с видом почти царственным. Два его меча красовались воткнутыми в землю чуть в отдалении — достаточно красноречивый знак. Андрил покинул ножны с очевидно тоскливым лязгом. Одним сильным ударом Арагорн вогнал меч в землю и медленно двинулся к костру. При его приближении Саурон неспешно отвёл взгляд от огня.

— И вновь приветствую тебя, Элессар.

— И тебе доброго утра, Саурон, — глухо ответил Арагорн и быстро очертил взглядом скрытую в тени скалы поляну и границу, отсекаемую все более ярким светом рождающегося дня. Нет, он не чуял засады поблизости. Тишину утреннего спокойствия не нарушала ни возня притаившихся бойцов, ни еле уловимое бряцанье оружия — только мерный треск прогорающих в костре сучьев и шелест листвы под лёгким ветерком.

— Как и обещал, я пришёл один.

Слегка наклонив голову, Саурон разглядывал его с каким-то особенным вниманием.

— А я, как и обещал, не приготовил тебе никакой пакости. Ну-ну, прошу к костру, располагайся, — и пока Арагорн медлил с тем, чтобы воспользоваться приглашением, Саурон продолжил:

— С нашей последней встречи прошло каких-то десять дней, а вид у тебя такой, как будто ты не спал и часа с тех пор. Мне не понаслышке известно о выносливости нуменорцев, однако любому упрямству и стойкости есть предел. В конце концов ты свалишься от изнеможения, даже не сумев поднять для защиты меч в нужный час. Неужто своим предложением о мире я задал тебе такую непосильную задачку?

В ответ Арагорн одарил его мрачным взглядом; ладони сами собой сжались в кулаки. Он сделал резкий шаг вперёд, не очень-то понимая, что вознамерился сделать с Врагом голыми руками, но вовремя одумался, обернулся, отступил на несколько шагов и сел на каменистый край скалы, после чего вновь воззрился на Врага.

— Чего ты хочешь?

Саурон усмехнулся, прищурив рыжие глаза.

— Чего хочу я? Смею напомнить тебе: это ты хотел беседы. Но так уж вышло, что твой вопрос удачно пал на богатую почву моих собственных рассуждений. Как я понимаю, если ты до сих пор не дал мне хоть какой-нибудь ответ, значит, всё ещё мечешься в сомнениях. Угроза войны с Мордором тебе предельно ясна, я склонен в это верить. Ты также понимаешь, что Гондору не выстоять в противостоянии, а надежды или помощи ждать тоже неоткуда. Но ты не принимаешь мир со мной. Почему? Потому что не можешь поверить в мои искренние намерения?

Арагорн хрипло рассмеялся.

— Поверить? Тебе? Это и впрямь весело, — он помолчал, отирая лицо ладонью. Край кожаного наруча едва слышно царапнул кожу, и это чувство отрезвило Арагорна: — В тот день я своими глазами видел твои армии, собравшиеся по ту сторону Чёрных Врат, Саурон. Что бы ты ни говорил сейчас о мире, к этой войне ты готовился не один десяток лет. Ты неуклонно, шаг за шагом годами наращивал боевую мощь. Свою и своих союзников. Укреплял и распространял своё влияние в восточных странах. Я видел это сам, я бывал в те годы в Руне и Хараде. И ведь всё это ты делал не для того, чтобы просто пригрозить нам сейчас и вынудить подписать удобные договора? Ты готовился завоевать весь мир Людей. И теперь мы должны поверить тебе, что ты вот так просто отступишь от своих замыслов и забудешь о них? Это твои искренние намерения?

Еще недавно внешне невозмутимый Саурон едва заметно изменился в лице. Некоторое время он пристально смотрел на Арагорна в упор, потом медленно кивнул в знак согласия.

— А ты умён, король Людей. И да, ты сделал верные выводы. Более того, скажу тебе прямо: ещё в середине марта я был весьма близок к тому, чтобы отдать приказ о штурме Белого города. Оглядываясь назад, могу признать сейчас: неважно, правил бы тогда в Минас Тирите безумный Наместник Денетор или его сын Фарамир, или даже ты, вернувшийся Король Северной ветви. Я уничтожил бы ваше королевство, эту древнюю угрозу у своих границ, сравнял до основания фундаменты всех крепостей. Однако случилось кое-что, что заставило меня поменять планы. Итог тебе известен.

Помрачневший Арагорн нахмурил брови.

— И? Что же заставило тебя передумать?

Слабая улыбка коснулась губ Саурона.

— В мою страну пришли хоббиты. И принесли моё Кольцо. Подумать только, Элессар, порой Рок даёт о себе знать замысловатыми путями. Так и не поймёшь сразу, в какой малости сходятся иногда судьбы целого мира.

Что ж… Что-то в этом роде Арагорн мог предполагать. Да, с возвращением Единого Кольца Саурон вернул себе часть давно утерянной мощи. И получил определённую власть над Тремя. Или же нет? Арагорн задумчиво прищурил глаза, вспоминая давние рассуждения Элронда. Полное знание о власти Единого над Тремя не было до конца открыто даже их Хранителям, хотя чаще эту власть эльфы всё же просто отрицали. Имело ли Кольцо для Саурона какое-то иное неизвестное значение? Так или иначе о любых других значениях Арагорн мог лишь предполагать без особой надежды на удачу.

— И ты остановил войну, потому что твоё Кольцо вернулось? Хочешь сказать, в этом всё дело?

С едва слышным шелестящим вздохом Саурон поднялся на ноги.

— Нет, Элессар. Я остановил войну, потому что это были именно хоббиты.

Он шевельнулся, и до слуха Арагорна донёсся тонкий серебристый звон. Пламя костра тускло блеснуло металлом на тунике Саурона — нет, на тонкой кольчужной рубашке чёрного металла, мелькнувшей в разрезах длинных одежд. Саурон неспешно сделал несколько шагов в сторону и поднял с камней неприметную седельную сумку. Так же неторопливо запустил в сумку руку и пошарил внутри.

— Маленький неприметный народец, мирно живущий в своём крохотном любимом краю. Они пришли, а я их не заметил, — в руке Саурона блеснула серебром походная фляга. Тёмный Властелин небрежно бросил сумку себе под ноги и вновь взглянул на Арагорна: — Полурослики. Что ты знаешь о них? Ты половину своей долгой по меркам человека жизни бродишь по границам их земель, издали охраняешь покой, как делали и поколения твоей семьи до тебя. Но что тебе известно? Кто они такие? Когда появились? Откуда пришли? Какова их природа и какие пути в мире им предназначены? Отчего этот народец живёт себе незаметно и тихо на границах древних королевств и не знает войн, жажды золота и ненависти?

Неспешным шагом Саурон вернулся и уселся снова на облюбованный им камень. Небрежно потряс флягой.

— Вина, Элессар?

Вместо отказа Арагорн рваным движением покачал головой.

— Я знаю, что хоббиты пришли в земли Шира в середине Третьей Эпохи и получили землю во владение от последних королей Арнора. Откуда изначально лежал их путь, не скажут теперь даже их собственные хроники. Но что тебе до них? Прежде ты их даже не замечал. Или не проявлял особого интереса.

— Не замечал. Это так. Зато интерес к ним проявил кое-кто другой. И определённо этот интерес продолжается уже не одно столетие. Дело ведь даже не в Кольце. Фродо и его приятели не первые, кого Гэндальф повлёк за собой в завлекательное путешествие. Прежде был этот их старший родич. Я сейчас говорю про ту историю с драконом. Но Митрандир и ранее приходил на их земли. А ты сам никогда не задавался вопросом, какое особенное дело у занятого тяжкими думами о судьбах мира Митрандира до ничем непримечательного маленького народца, живущего себе в норах вдали от судьбоносных событий?

— Ты что-то знаешь, не так ли?

— О, разумеется, я что-то знаю, — Саурон поднёс к губам фляжку, сделал глоток и усмехнулся. — Вот так забавно вышло… Увидеть их вдруг в собственном доме и почти сразу узнать…

Саурон поднял взгляд на Арагорна и, чуть прищурившись, пристально всмотрелся ему в глаза. Он больше не улыбался.

— Они — твоё испытание, Элессар. Именно твоё, потому что ты — последний прямой потомок Избранных Королей Людей и потому что ты сам принял на себя это бремя как наследник Арнора. Они — также испытание для всех Королей и владык Эльдар и вождей и Королей Наугрим. Для всех Эрухини, что пришли прежде. Но хоббиты также испытание для Айнур, и, думаю, в этом сейчас запечатлелась главная головная боль Владык Запада.

Ошеломлённый Арагорн застыл, не сразу находясь с ответом.

— Митрандир… ничего подобного не упоминал, — сказал он, однако в памяти тотчас мелькнули раздражённые отговорки мага, недомолвки и необъяснимые поступки последних дней. Разумеется, по долгу своего статуса Гэндальфу всегда было открыто куда больше, чем он позволял увидеть чужим глазам. И давний интерес мага к хоббитам никогда секретом не являлся, хотя до сего дня Арагорн не утруждал себя раздумьями, отчего из века в век Серый маг уходил и снова возвращался к границам Шира, между другими важными заботами неизменно находя время для пригляда за маленьким народцем. Арагорн слегка нахмурился, вдруг припомнив одну давно примеченную им странность. Так подумать, те же гордые Высокие эльфы, издревле живущие в Серых Гаванях или в Имладрисе, принимали хоббитов в друзьях куда теплее, нежели гномов или людей.

— Если это настолько важно… отчего Митрандир никогда прежде не заговаривал об этом?

— А вот на этот вопрос я тебе точно не отвечу. Мне неизвестны до конца цели и задачи, с которыми истари были посланы сюда, — удивительно человеческим жестом Саурон легко пожал плечами и задумался, постукивая пальцем по колену. — Но всё-таки могу взяться и порассуждать. С тех пор, как в конце Второй Эпохи Владыки Запада сложили с себя власть над Средиземьем, у их посланцев нет здесь истинных полномочий. До сих пор хоббиты жили себе в безопасности и, кроме того, были удобны для кое-каких прежних замыслов Гэндальфа. Однако так или иначе он привлёк к этому народу не очень желанный сторонний интерес. Он допустил целый ряд ошибок и лишь недавно начал это понимать. Теперь опасность нависла над самим Широм. Митрандир может ждать знамения с Заокраинного Запада, но, как я считаю, делает он это зря. Валар не станут вмешиваться.

Арагорн ощутимо вздрогнул.

— Что ещё ты знаешь?

Поднеся флягу к губам, Саурон сделал глоток.

— Ну… В конце концов многое из того, что я знаю, известно и Митрандиру. Ты всегда можешь расспросить его. Или, считаешь, он не ответит? — Саурон окинул Арагорна долгим взглядом и, видимо, на сей раз вынужденное молчание дунадана сказало ему куда больше слов. — В таком случае попробуй сделать так: расскажи ему всё, что услышал от меня. Если всё это — лишь хитро придуманная мною ложь, твой Белый маг тотчас поспешит меня разоблачить. Если же в ответ услышишь обычные отговорки, что ж… делай выводы сам.

Не усидев больше, Арагорн вскочил на ноги, сделал несколько бездумных шагов к границе тени на земле. Невдалеке с нетерпением всхрапнул Рохерин. Солнце неумолимо вставало все выше над горами, длинные лучи пробились из-за зубастой пасти скалистого хребта, расчертив пятнами света покрытое редкой сорной травой подножье. Чистая лазурь неба над головой обещала ясный день. Отвернувшись, Арагорн медленно прошёл назад. Привлечённая шумом внизу и движением задремавшая летучая тварь на вершине скалы пошевелилась, приподняла голову на длинной шее и снова лениво улеглась.

— Что угрожает Ширу?

— Как мне известно, именно туда ушёл Саруман.

— Но Саруман заперт в Ортханке! А если и нет, Митрандир лишил его сил, сломал посох.

— М-м-м… Посох — конечно, инструмент волшебника, но сила Айну заключена отнюдь не в посохе. А что до сравнения сил, ну что ж… — Саурон сделал задумчивую паузу. — В давние годы, как мне сейчас припоминается, Олорин по своему могуществу уступал Курумо примерно вдвое. Ныне прикидывать я не возьмусь, но вряд ли силы Сарумана настолько умалились. И он опасен не одними своими силами. Он талантлив и хитёр. К тому же у него могут обнаружиться кое-какие опасные союзники, о которых Митрандир даже не знает, а я могу лишь предполагать.

— Так ты даёшь мне понять, что у нас с тобой обнаружился общий враг?

Саурон вздохнул, потом снова медленно поднялся на ноги и сделал несколько шагов навстречу границе солнца и тени. На чёрной ткани его верхних одежд в рассеянном свете сверкнули серебром тонкие нити вышивки.

— Так я даю тебе понять, что у нас с тобой неожиданно обнаружились общие заботы, требующие срочного внимания. И общий враг, общая неприятность — лишь один из них. Нужно ли мне озаботиться ещё и изложить для тебя нагляднее всё нынешнее положение сил в Средиземье, каким я его вижу?

— Не стоит утруждаться. Я и сам вижу его, — хмуро ответил Арагорн. Он долго молчал, прежде чем заговорил опять: — Пусть у нас и нашлись общие интересы… как я могу рассчитывать, что ты исполнишь обещания по договорам, когда выгода в них для тебя отпадёт?

— Поверишь или нет, но нарушать слово я не намерен. Если договоры будут заключены, первым я их не разорву, — Саурон взглянул в сторону Арагорна, качнул головой в ответ каким-то своим мыслям. — Повторюсь. Они — твоё испытание, Элессар. Моё же, вероятно, состоит в том, чтобы дать тебе возможность доказать, что из долгой цепи твоих предков именно ты был избран не просто так. Да, я мог бы начать и закончить эту войну и даже по итогу её принести порядок в Средиземье, но что-то мне настойчиво подсказывает, что в этом случае я просто выполню за кого-то чужой урок… А нерадивые ученики не извлекут необходимой мудрости. Вот, собственно, и всё. Дальнейший ответ за тобой.

— Ты так и не пояснил, кто же такие хоббиты, — внезапно охрипшим голосом вымолвил Арагорн.

— Пожалуй, право на этот ответ я всё же оставлю Митрандиру. Мне самому любопытно, осмелится ли он отворить уста для честного прояснения. Ну а если нет, отвечу при следующей встрече.

Сердце на миг пропустило удар, заполняя грудь знакомым тянущим чувством. Словно в неосознанном порыве Арагорн устремил взгляд к западному горизонту. Подсвеченное утренним солнцем небо уже наполнилось яркой синевой невообразимой чистоты. Внизу зелёной полосой виднелись полные жизни сады Итилиена… Издали так похожие на некий мирный уголок нетронутого Шира.

— Ты говорил и про Тьму, как грядущую угрозу. Или что ты тогда предсказывал при последней встрече…

— Занятно. Твой Белый маг действительно не смог дать тебе исчерпывающие ответы?

Нет. Отчего-то. Не сумел или не захотел. Неуместное упрямство Гэндальфа по многим причинам не давало Арагорну покоя. Однако если подвернулся хотя бы небольшой шанс прояснить данную тайну, им стоило воспользоваться.

— Возможно, он не владеет полным знанием. И коли угроза осталась нам непонятна, как же она возымеет своё действие?

Саурон рассмеялся. Глаза его сверкнули.

— Забавно, право. Так что тебе осталось непонятно?

— Про возвращающуюся Тьму. Поясни свои слова. Ты говоришь об искажении Моргота?

— Нет, Элессар. Ты путаешь понятия. Искажение или диссонанс Великой Темы существует с самого начала мира. Вернее, этот мир не знал иного существования для себя. И коли сам Илуватар допустил такое существование, то именно оно теперь и называется единственным порядком. Но искажение нарушило сами основы, скрепы Арды. Не могу знать, было ли заложено присутствие Тьмы в мире в изначальном Замысле. Может быть, и нет. Я помню и иное время — когда Тьмы было на порядок меньше. И лишь когда исчез незамутнённый Свет Древ, она проникла в своей полной силе. Откуда? Как это теперь выяснить? Кто-то верит, что из той же пустоты, из которой явилась Унгвэлиантэ. Из-за дверей Ночи.

— Я слышал эти предания, — промолвил Арагорн. Покуда всё, что говорил Саурон, ничуть не расходилось с обрывочными пояснениями Гэндальфа. — Но почему она преумножается теперь?

— А как ты думаешь? Тьма просочилась во все те нарушенные скрепы, порождённые искажением. В тварей Моргота, во все изменения, что он привнёс в этот мир. В воду и землю, в металлы и минералы. В болота, в леса вроде Ард Галена. Даже в самих Детей Эру, в их души, где был помещён и изначальный Свет. Но к ней вы обращаетесь чаще и охотнее. Оттого она и преумножается. Посмотри на нынешний мир, Элессар. За последнюю Эпоху великие княжества людей угасают, былое обречено на забвение. Тёмные твари множатся, раз за разом в мир возвращаются моровые поветрия. Эльфы уходят или прячутся, гномы зарываются глубже под землю. Разве ты сам не видишь предпосылок, которые ясно вижу я?

Арагорн не проронил ни слова. Он видел нынешний Гондор, наизусть и наощупь знал заросшие сорной травой руины Арнора. Он не застал расцвет обоих княжеств, как некогда Саурон, но мог отчасти признать правоту этих слов, вспоминая летописные сказания. Два величайших государства, принесшие с Утраченной земли великое наследие и знания, утратили очень многое, а забыли куда больше. Легко было бы обвинять в крушениях и бедах только одного Врага, но не выходило. Прямые наследники Элендила и без советов и нашептываний Саурона, Ангмара или козней южан пролили немало родственной крови в бессмысленных битвах за власть и корону. Никто не вкладывал в руки гондорцев и северян мечи, когда брат бил брата, а дядя резал племянника в страшные годы Междоусобиц. Потомки Верных Эленны, некогда несущие благословение Валар, измельчали сами, разоряли земли вчерашних родичей, спорили с мечами в руках о благородстве и чистоте крови. Арагорн вспомнил, с какой горечью ему когда-то рассказывал об этих тёмных временах Элронд. Веско и безжалостно. Ибо видел всё своими глазами.

— Хочешь сказать, ты можешь обратить это?

Саурон поднял руку и сделал глоток из фляги.

— Один мой древний знакомый как-то утверждал, что полное исцеление мира может быть привнесено только извне, и никак иначе. Вот уже много столетий я обдумываю эти слова, но к окончательному заключению так и не пришёл. Избавить мир от Тьмы уже не получится — отныне она его часть. Но что-то изменить могу. Когда-то так и делал. Как в прежние времена, в середине Второй Эпохи, когда от морских побережий до Андуина ни один странник не опасался встретить в пути тёмную тварь. Мне в том была выгода — я приходил в Эрегион, где тогда лежали мои помыслы, а жители Страны Падубов творили волшебство без страха и тревог. Теперь твой лихолесский друг жалуется, что его лес стал тёмен и безрадостен? И кто в том виноват? Знал ли Орофер, кого стоит позвать на помощь, когда Тьма снова пробудится в его владениях? Поверь, знал. И что же? Тьма дремала в его владениях тысячи лет, а он примчался к моим Вратам в первых рядах войск Последнего Союза. Ну и для чего мне впредь кому-то безвозмездно помогать? О, нет, пожалуй. Отныне положения о мире будут скреплять клятвы королей.

Не удержавшись от отчасти выдающего растерянность жеста, Арагорн запустил пальцы в растрёпанные волосы и посмотрел на Саурона. Тот ответил ему немигающим прямым взглядом.

— Странное дело: не я ведь один творил этот огромный мир. Не я его исказил. Но вы в превеликой обиде за подступающую Тьму, которой не я причина, за отравленную суть Арды. Так отчего вы не взываете за помощью к вашим обожаемым Западным Владыкам? А коли я единственный Айну в Средиземье, способный слышать и что-то изменить, вы могли бы принять во внимание и мои интересы. Не столь уж они ущемляют ваши. Хотите помощи? Для начала я предпочту никогда не увидеть под своими стенами очередную армию, выкрикивающую мне вызовы.

Арагорн долго молчал.

— Мой ответ ты получишь через три дня.

Искоса глянув на него, Саурон только с внешне безразличным видом пожал плечами.

— Но есть кое-что ещё, — не удержался Арагорн. — Кольца Эльфов… И их якобы наследник.

Резко развернувшись, Саурон вопросительно изогнул бровь и нарочито пристально смерил Арагорна взглядом с ног до головы.

— Забавно. Я даже теряюсь в суждениях, кого же именно из своих дальних наглых предков ты мне сейчас больше всего напомнил. А теперь слушай! — прежде чем Арагорн успел и слово вымолвить, Тёмный Властелин резко вскинул руку и возвысил голос: — Дарю тебе лучший совет по обе стороны от Моря. Пусть тебе кажется, что ты сейчас радеешь о благе дорогих родичей и друзей, но на деле это опаснейшее заблуждение. Не стоит лезть в отголосок самого древнего конфликта народа нолдор. Поверь тому, кто наблюдал его тление тысячелетиями. Можно стоять и наблюдать издали, стоит следить, чтобы сильно не подгорало, но вмешиваться не стоит. Наследник решит судьбу Колец. Хранители либо договорятся, либо подчинятся его воле.

— И кто он, этот Наследник? — хмуро потребовал Арагорн.

— М-м-м. Ну хорошо, — Саурон каким-то чудом умудрялся устроиться на голых камнях с таким видимым удобством, будто сидел на мягком стуле, если не на королевском троне.

— До меня доходили слухи, что после гибели твоего отца Элронд Полуэльф растил тебя с ранних лет в своём доме. Ты рос как его воспитанник. Его сыновья были твоими братьями.

— Да, — промолвил Арагорн. Не к чему было бы отрицать очевидное. — Именно. Я всегда считал их своими братьями. К чему ты клонишь?

— Как и Элронд тебя, я в своё время растил в своём доме воспитанницу. Как и ты, она рано потеряла отца. Её воспитывали в понимании её великого происхождения, берегли от опасностей и от множества врагов под разными личинами. Я полагаю, тебе это должно быть очень хорошо знакомо.

Арагорн моргнул — на сей раз изумлённо.

— И… Кто она?

— Я скажу тебе имя. Леди Эстаноссиэль⁽¹⁾. Останутся ещё вопросы?

Болью разломило сжатые до белизны костяшки кулаков. Дева Первого Дома — ведь имя было знаковым не случайно. Арагорн только сейчас опустил взгляд и прямо-таки заставил себя разжать ладони. Имя всё ещё стучало в голове, ожигая запоздалым пониманием. Как же получалось, что Гэндальф, похоже, опять сумел узнать новости прежде остальных? Дочь Тьелперинкваро Куруфинвиона, наследница Первого дома, принцесса Эрегиона. И очевидно, наследница всех Колец, созданных гением её отца.

Если только это правда… Но выяснить это можно было лишь одним способом.

— Могу ли я в таком случае просить о встрече с ней?

С задумчивым видом Саурон прищёлкнул пальцами.

— А между прочим, именно родственный народ королевы претендует на эти земли, — он коротким жестом показал вокруг себя. — Вот тебе ещё одна причина хорошенько подумать, Элессар. Если ты готов через три дня подписать договор с Мордором, леди прибудет в качестве посредника и заодно свидетеля наших намерений. И, думаю, у неё определённо найдётся пара слов, чтобы сказать их Митрандиру.

— Ответь тогда ещё на один вопрос, — Арагорн сделал шаг в сторону, стараясь сохранять прежнее расстояние между собой и майа. Теперь их разделял костёр, дотлевающий среди углей и пепельного скелета выгоревшего бурелома. — Ты говоришь, что воспитывал дочь мастера Келебримбора? А ведает ли леди, как и от чьей руки погиб её отец?

Глаза Саурона опасно сузились, брови дрогнули.

— Представь себе. Да, Элессар. Леди была не столь мала, чтобы не запомнить лиц его убийц. Также она знает, как безжалостно я расправился и с теми, кто убил Тьелпе, и особенно с тем, кто стал этому первопричиной.

— Кто? — не удержался от вопроса Арагорн.

— Рискнёшь поверить моим словам? Вряд ли. Но знаешь: рискни задать этот вопрос советникам королевы, когда они прибудут вместе со мной на нашу скорую встречу. Так что: ты не надумал свой ответ?

И опять Арагорн ответил не сразу.

— Если всё, что ты сказал сейчас, подтвердится, я буду готов на тот шаг. Если твоё нынешнее желание — только обуздать войну, я его разделяю. Но принимать решения, не посоветовавшись, я не стану. Мой первый союзник — король Роханский. Его судьба не будет отлична от моей.

— Что ж, справедливо. Условия договора Рохана это позволяют. И наконец-то я слышу речь не просто воина, но и короля.

— Тогда увидимся через три дня.

Арагорн поднял глаза вверх, к небу. Солнце поднималось по пути к зениту. Костёр у камней почти совсем прогорел — среди седого пепла тлели только алые угли. Саурон больше не произносил ни слова, не пошевелился, даже не смотрел в сторону дунадана — во всяком случае ощущение тяжёлого прямого взгляда и огненное свечение глаз исчезло.

Без слов прощания Арагорн дошёл до Андрила и выдернул из земли меч, вложил его вновь в ножны. Без промедлений и помех он быстро дошагал до места, где оставил своего коня. Садясь в седло, отчего-то обернулся. В сумраке под скалой уже не было различимо ни единой искры. На фоне голубого неба развернулось, спускаясь со скалы, огромное чешуйчатое тело крылатой твари. Ещё несколько мгновений, жарких биений сердца, и вот тварь встрепенулась, сорвалась вдруг со скалы и с пронзительным воплем взвилась вверх, в ясные небеса, шумно и резко взмахивая крыльями и держа направление на северо-восток.

---

1) Дева первого дома

Вернуться к тексту