Останешься только ты (джен)

...Вся кровь моя оледенела в жилах;

Я древнюю любовь мою узнал.

Данте

Июль 1995 г.

Его появление прямо из воздуха не произвело оглушительного шума, обычного для неопытных волшебников. Только мягкий хлопок, едва различимый среди гула машин, велосипедных звонков, новостей по радио и прочих городских звуков. И ни один магл, случайно выглянувший в окно, не был им потревожен: в узкий темный проулок были обращены лишь глухие каменные стены.

Прибывший умел быть незаметным.

Сунув руку в карман и быстро оглядевшись, он вышел из проулка на крошечную площадь.

Старые облупившиеся дома с выбитыми кое-где стеклами выстроились по периметру унылого серо-желтого квадрата засохшей травы. В подворотне у ржавой ограды теснились, расточая зловоние, переполненные мусорные баки и лежали, сваленные у лестниц, черные мешки. Ничего не изменилось с его последнего визита. Разве что на автобусной остановке кого-то стошнило...

Пожалуй, даже Коукворт, главная дыра центральной Англии, не производил столь удручающего впечатления, как этот уголок королевской столицы, где вот уже несколько веков, втиснувшись между номерами одиннадцать и тринадцать, стоял невидимый для непосвященных фамильный дом Блэков.

В час послеобеденного зноя здесь не было ни души. Только голуби ворковали, сидя на проводах, да жужжали лениво мухи.

Снова бросив взгляд через плечо, он неторопливо пересек площадь и поднялся по стертым ступеням на крыльцо мрачного дома. Игнорируя заплесневелую кнопку звонка и потемневший от времени дверной молоток в виде извивающейся змеи, трижды постучал в дверь волшебной палочкой.

Через минуту с той стороны послышалось копошение, защелкали многочисленные замки, зазвенели цепочки — и черная дверь со зловещим скрежетом отворилась. На пороге стояла Молли Уизли в резиновых перчатках и фартуке в цветочек. В руке она тоже держала волшебную палочку.

— Профессор Снейп, — сдержанно поприветствовала прибывшего мать семейства и отступила, давая ему пройти. — Как всегда рано. Дамблдора еще нет.

Она говорила вполголоса, почти шепотом.

Снейп поморгал, стараясь привыкнуть к полумраку после залитой жгучим июльским солнцем улицы.

— Как всегда вовремя, — так же негромко возразил он в ответ на замечание Уизли. — Я не отвечаю за чужие опоздания.

Постепенно начиная различать знакомую угрюмую обстановку блэковской прихожей, Снейп поймал на себе чей-то любопытный взгляд.

С темной лестницы на него во все глаза смотрела… Грейнджер?! На мгновенье за ее спиной вспыхнула и исчезла огненная шевелюра младшей Уизли, ускакавшей вверх по ступенькам, как испуганная антилопа от крокодила.

Снейп сделал вид, что ничего не заметил, и равнодушно отвернулся.

Отлично, с досадой подумал он. Еще и детей сюда притащили. Разве можно ожидать, что они будут держать языки за зубами? Не штаб-квартира, а какой-то летний лагерь.

— Мы прибираем комнаты, — тихо сообщила Молли Уизли. Она полагает, ему это интересно? — Остальные в кухне. Постарайтесь, — она слегка нахмурила медные брови, уперев руки в бока, — чтобы мне не пришлось вас разнимать.

Ростом Молли едва доходила ему до плеча, но вид имела очень грозный.

Снейп не ответил.

Убирая волшебную палочку в карман мантии, он чувствовал, что Грейнджер по-прежнему на него смотрит. Девчонка словно хотела что-то сказать. Может, ждала, что учитель станет обмениваться с ней приветствиями? Наконец Снейп не выдержал и раздраженно зыркнул прямо на нее. Колючий черный взгляд мигом заставил гриффиндорскую зубрилу стушеваться. Прикусив язык, она быстро взбежала по лестнице вслед за подружкой. Молли вздохнула и тоже пошла наверх, левитируя перед собой высокую стопку выстиранных и отглаженных простыней.

Вскоре их шаги затихли на площадке второго этажа и Снейп остался один. Только стариковский храп почтенной Вальбурги Блэк слышался из-за черной занавески в глубине мрачного, пропахшего плесенью коридора.

Проходя мимо, Снейп постарался ее не разбудить. Он делал вид, что вопли злобной карги не имеют к нему ни малейшего отношения, но когда чудовищная старуха проходилась автоматной очередью по нечистокровным волшебникам, в груди у него шевелилось что-то холодное. И это что-то не было связано с его собственным сомнительным происхождением.

Вот они — блэковские корни. Даже если тот и пытался от них отколоться. Это высокомерие и уверенность в собственном превосходстве — они у Блэка в крови. Ирония, что вновь созданный Орден Феникса обосновался здесь. Интересно, как этот дом понравится Поттеру?

Снейп тихими шагами дошел до лестницы, ведущей в кухню. Дверь внизу была приоткрыта, оттуда доносились приглушенные голоса, среди которых он ясно различил голос Блэка.

Ну и как, спрашивается, он должен войти и дожидаться начала собрания? Да еще и не ввязаться при этом в ссору?

Снейп остановился у лестницы, невольно прислушиваясь. Похоже, Блэк был навеселе. А ведь еще даже не вечер. Наверное, до прихода Дамблдора ему вообще не стоит туда спускаться. Иначе бешеный потомок благороднейшего и древнейшего семейства снова доведет его до белого каления.

Вообще-то, благодаря окклюменции, за последние недели Снейп стал спокойнее, чем раньше, и сам это замечал. На фоне вернувшегося и набирающего силу Волдеморта, с которым он теперь виделся с досадной регулярностью, все остальные его беды как-то померкли. Он придумывал все новые блоки, защищаясь от бывшего хозяина так, чтобы тот ничего не заподозрил. Они были весьма изобретательны и требовали немалой фантазии. Но все же это были блоки. Отвыкший от столь суровых практик за годы относительной свободы, временами Снейп переставал понимать, что испытывает на самом деле и где его настоящие мысли. Рискуя безнадежно запутаться в собственной лжи, преследуемый постоянным страхом разоблачения, он так глубоко прятал свои эмоции, что чувствовал себя практически… неживым.

Но вот Блэк умудрялся наносить ему раны. Безошибочно находя щели в, казалось бы, непробиваемой броне. Он держался с ним с поразительным пренебрежением, совсем как в школе. Грубо обесценивал все, что говорил и делал Снейп. Сама его жизнь не имела, по мнению Блэка, никакого значения, он постоянно давал это понять. Да еще это отвратительное детское прозвище... Пусть самого Снейпа оно уже давно не трогало, было тошно от того, что другие тоже его слышат и мотают на ус.

Он толком не помнил, как выносил Блэка прежде. Но сейчас во избежание прямого конфликта им нужно просто не пересекаться.

Засунув руки в карманы, Снейп тихо прошелся по безлюдному коридору. Двери в гостиную впервые были распахнуты. Украдкой заглянув внутрь, он увидел заброшенную комнату с выцветшими зелеными обоями, заваленную древним магическим барахлом. С допотопной люстры гирляндами свисала паутина. В запертом на огромный медный ключ шкафу слышалась какая-то возня. Входить Снейп поостерегся. Старые волшебные дома часто полны неприятных сюрпризов. Меньше всего он жаждал попасть в дурацкое положение в доме Блэка, где любое постигшее его несчастье станет поводом для насмешек.

Взглянув на часы, он вздохнул и оперся плечом о дверной косяк. Хорошо бы Дамблдор подоспел раньше, чем его обнаружит сердобольная Молли Уизли и заставит присоединиться к развеселой компании на кухне. А то и заподозрит в шпионаже за собратьями по Ордену.

Он честно старался не слушать, о чем они там говорят, но это было практически невозможно. Громкий голос Блэка, возвышаясь над другими, звучал все более скандально. Как же Снейп его ненавидел! Все его инстинкты обострялись, волосы на затылке вставали дыбом, рука сама собой тянулась к волшебной палочке, когда этот лающий голос и особенно хохот достигали его слуха.

— …еще хуже моей матери. Настоящий кошмар!

— Не говори так, Сириус.

Люпин, понял Снейп. Вернулся. И кто же ему теперь зелье готовит? Не иначе как опять на него повесят. Раз уж ценный член Ордена снова среди нас.

— Да что за бред? С какой стати я должен убирать у себя? Ладно, здесь. Или, скажем, в гостиной. Но какое, черт побери, отношение собрания Ордена имеют к моей спальне?!

Ему что-то возразили. Снейп не уловил слов, но судя по голосу, это была Тонкс.

— Гнус помог бы мне разобрать вековой хлам в этом доме. Но она выставила его за дверь, стоило мне всего раз угостить его огневиски, — продолжал возмущаться Блэк. — Ну а что прикажете делать, когда у старухи сохранились превосходные запасы, а на Луни алкоголь плохо влияет?

Снейп мысленно прикрыл лицо ладонью. И эти люди хотят победить Темного Лорда?..

— Ты же знаешь, — попытался вразумить своего приятеля Люпин, — ему нельзя отлучаться с дежурства. Он должен охранять Гарри.

Поттера. Интересно, его вообще собираются ввести в курс дела? Какой смысл скрывать от него деятельность Ордена, когда в штаб-квартире ошиваются Грейнджер и девчонка Уизли? После того, что случилось в конце учебного года, одиночество и изоляция могут его добить. Снейп подавил зарождающееся сочувствие к мальчишке, убедив себя, что просто не хочет лишних проблем. Ведь если оставить все как есть, Поттер того и гляди натворит дел.

— Что это у тебя? — послышался голос Люпина.

— Нашел, пока убирался, — буркнул Блэк. — Хочу показать Гарри, когда он приедет.

Снейп напрягся, сам не зная почему. В этих небрежных словах ему вдруг почудилось что-то важное.

— Лучше бы ему держаться подальше отсюда, Сириус. Ты не можешь всерьез желать впутать его во все это.

Блэк что-то проворчал. Снейп расслышал только окончание фразы:

— …как мучился взаперти, уж я-то знаю. Он не жаловался конечно. Но Лили про это писала. Хотите послушать?

Снейп замер с раскрытым ртом.

Это… письмо Лили? Она что… она… писала Блэку?!

Сердце дрогнуло, пропуская удар за ударом. Снейп сам не заметил, как сделал несколько быстрых бесшумных шагов вниз по ступенькам.

«Да, — молча взмолился он, не вполне понимая, что с ним происходит. — Да! Прочти!»

— «Дорогой Бродяга! — начал читать Блэк. Его хриплый голос звучал теперь совершенно отчетливо. — Спасибо тебе за тот чудесный подарок на день рожденья Гарри…»

Снейп прислонился спиной к стене, запрокинув голову, жадно вслушиваясь в каждое написанное ею слово. Образы из ее счастливой семейной жизни, о которой он ничего не знал, вставали перед ним во всей своей ослепительной простоте. И осколки ужасной вазы, и бедная испуганная кошка, и маленький мальчик на игрушечной метле. Они были такими ясными, звонкими, живыми. На короткий миг он забыл, что Лили давно умерла.

Блэк то и дело прерывал чтение, вставляя собственные комментарии.

— Я уже и забыл, что подарил Гарри ту метелку. Много она, оказывается, доставила хлопот. Тут и фотография имеется, — в голосе Блэка послышалась улыбка. — Гляди, Луни.

Снейп зажмурился, пытаясь представить себе эту фотографию. На ней Лили в своей любимой магловской одежде, с распущенными волосами и непривычно округлившейся после рождения ребенка фигурой наверняка смеялась, стоя посреди разрушений, устроенных Поттером-младшим. Смешливо морщила красивый нос, усыпанный дивными веснушками. На гладких щеках и точеном подбородке проступали беззвучные детские ямочки.

Было ли все так на самом деле или только в его воображении? Он бы отдал свою волшебную палочку за возможность взглянуть на эту фотографию — явное доказательство того, что Лили ему не приснилась. Что она тоже жила на свете.

— «С любовью, Лили», — со вздохом закончил Блэк.

На мгновение воцарилась тишина.

С любовью? Снейп сжал зубы, отказываясь принять услышанное. С любовью?! Она писала это Блэку, который чуть не убил Северуса. Чем он это заслужил? Какое право имел на ее любовь?

— Думаете, это правда, про Гриндевальда? — наконец подала голос Тонкс.

Ответа Снейп не услышал. Он вдруг почувствовал, что ему надо на воздух. Но не успел сделать и двух шагов по ступенькам, как прозвенел дверной звонок.

Дамблдор. Он каждый раз упорно звонил, хотя достаточно было тихо постучать. Похоже, его вопли старой ведьмы только забавляли.

— Мерзкие полукровки! Оборотни! Отребье! — заорала она. — Как смеете вы осквернять дом моих предков?!

Снейп потянулся за палочкой, собираясь ее заткнуть, когда из кухни вышел… Слава Мерлину, это был Люпин. На мгновение он замер, встретившись глазами со Снейпом.

— Грязные предатели! Самозванцы! Скоты! — надрывалась мамаша Блэка. — Убирайтесь вон! Вон! Во-о-о-он! — выла она.

Люпин начал подниматься, по-прежнему глядя на Снейпа, словно намереваясь с ним заговорить. Тот предостерегающе нахмурился. Пусть только попробует что-то сказать! Снейп не отвечает за то, что он там вообразил или не так понял.

Очевидно, Люпин почувствовал угрозу. Не сказав ни слова, он лишь качнул головой и направился в прихожую, не задев бывшего коллегу даже краешком мантии. Снейп проводил его напряженным взглядом из-под насупленных черных бровей.

— Силенцио! — на ходу бросил Люпин, направляя волшебную палочку на портрет миссис Блэк.

Нарисованная карга продолжала брызгать слюной, свирепо вращая глазами, но изо рта у нее не доносилось больше ни звука.

— Северус и Дамблдор пришли, — громко объявил Люпин, раскрывая дверь перед директором.

При этих словах Снейп заметно расслабился. Люпин не собирается его выдавать? Надо же, какое благородство.

В коридоре показалась Молли Уизли, приветствуя директора обычными глупыми расспросами о том, как он добрался. Снейп с трудом удержался, чтобы не фыркнуть. Как он добрался? Дошел до Хогсмида и аппарировал. Что тут обсуждать?

Но Дамблдор видимо считал, что обсудить это стоит, и остановился в прихожей, обмениваясь с миссис Уизли жизнерадостными репликами. Там еще было что-то про погоду, про мадам Розмерту, про тефтельки в сливочном соусе и, кажется, малиновое варенье. Снейп не стал слушать.

Войдя в кухню вслед за Люпином, он невольно впился глазами в то, что было в руках у Блэка. Наверняка это та самая фотография, но рассмотреть ее невозможно. О том, чтобы попросить Блэка, не могло быть и речи. Он отлично знал, что получит отказ, и не хотел давать лишний повод издеваться над собой.

Осознает ли этот дурак, каким сокровищем владеет?

Блэк перехватил взгляд Снейпа и небрежно спрятал письмо и фотографию в карман. Правильно. Их надо беречь от таких, как Снейп.

— Чего уставился? Глаза тебе вырвать? — агрессивный рык Блэка грубо вернул его в реальность.

В кухне было человек шесть, но никто не призвал зарвавшегося хозяина к порядку. Все они предпочитали молча наблюдать. Это было так знакомо.

Снейп взглянул прямо в лицо Блэку и на какой-то страшный миг ему показалось, что он раскрыт. Что Блэк насквозь видит все его мысли и болевые точки, и уже готов нанести удар. Что ж, придется Снейпу его разочаровать. Заставить забыть об этой мимолетной слабости.

— Вижу, ты соизволил наконец взяться за обустройство своей конуры, Блэк? — произнес он скучающим тоном.

— Не твое собачье дело, — мрачно огрызнулся Блэк.

— Разумеется, нет, — последовал мягкий ответ. — Это твое собачье дело. Я, как ты знаешь, занимаюсь делами более серьезными. И куда более рискованными.

— Заткни пасть.

— Ты же, полагаю, начнешь собрание отчетом о том, как продвигается уборка? Хотя, судя по всему, снова нашел способ заставить других работать вместо себя.

Блэк оскалил зубы в вымученной улыбке и откинулся на спинку стула, делая вид, что слова Снейпа его вовсе не задевают.

— Ты, кстати, уже составил список своих дружков, Пожирателей Смерти? — небрежно осведомился он.

— Ты удивишься, — с холодной усмешкой отозвался Снейп. — Он почти целиком состоит из твоих родственников.

Блэк раскрыл рот, собираясь ответить очередным ругательством, но в эту минуту в кухню вошел Дамблдор. Все встали, приветствуя главу Ордена Феникса.

— Молли, — Дамблдор повернулся к семенящей следом миссис Уизли. — Прежде чем мы начнем, я хотел бы видеть Рональда и мисс Гермиону Грейнджер. Мне необходимо сказать им несколько слов.

* * *

Январь 1976 г.

В тот день они ушли довольно далеко от школы. Темный силуэт Хогвартса еще маячил над заснеженными верхушками деревьев. Но ни пение Хагрида, который плел корзину, сидя на пороге своей хижины, ни дикие крики первоклашек, носившихся по двору, сюда уже не долетали.

Стояла волшебная тишина. Только снег время от времени падал с согнувшихся под его тяжестью еловых лап.

Они редко оставались наедине в последнее время. В школе Лили постоянно была окружена толпой гриффиндорцев, которые, мягко говоря, не жаловали ее мрачного приятеля из Слизерина. На уроках они с Северусом уже давно не сидели вместе, да и каникулы последние два года проводили врозь.

Когда была жива мать Северуса, их невзрачный, но волшебный дом каждое лето притягивал Лили как магнит. Присутствие миссис Снейп, которая при всех своих недостатках была взрослой дипломированной ведьмой, как бы снимало запрет на волшебство вне школы. Она была не слишком строга и занятиями детей не интересовалась. Так что они могли вволю колдовать, варить зелья, пользоваться ее волшебными инструментами, рассматривать картинки в ее волшебных книгах, и вообще делать все что душе угодно, с одним единственным условием — не попадаться на глаза ее вспыльчивому мужу, особенно когда тот не в духе, а не в духе он был почти всегда.

Ее внезапная смерть положила конец счастью Северуса. Магия в его доме попала под строгий запрет. Снейп-старший, который и раньше терпеть не мог гостей, после утраты жены стал совершенно невыносим. И посиделки Северуса и Лили на заднем дворе дома в Прядильном тупике прекратились.

Теперь Лили каждое лето уезжала то к бабушке, то на море. Ее жизнь была полна событиями. И Северусу в ней уже не было места. Поначалу она ему звонила. Но когда отец бросил работу и перестал оплачивать счета, телефон в доме Снейпов замолчал навеки. Северус еще надеялся на письма. Но Лили почти никогда ему не писала. Она уверяла, что так даже интереснее — накопить побольше новостей, а потом при встрече выложить их все разом. Северус подозревал, что она просто слишком хорошо проводит время, чтобы тратить его на писанину, но вслух ничего не говорил.

Он знал, что на минувших Рождественских каникулах Лили с родителями и сестрой побывала во Франции. Сам же Северус, как обычно, остался в школе, поскольку дома его никто не ждал. Он не чувствовал себя обделенным. В его распоряжении была Особая секция лучшей в мире библиотеки, куда он научился проникать без спроса, и восхитительное праздничное меню в Большом зале, и опустевшая гостиная Слизерина, где в отсутствие других студентов он был полновластным хозяином, и бездна свободного времени для легилименции и изобретения собственных заклинаний. Но он сильно сомневался, что подобные эксперименты заинтересуют Лили или вызовут ее одобрение. Ему было нечего ей рассказать. С начала первой рабочей недели они обменялись всего несколькими фразами на переменах.

Поэтому Северус очень удивился сегодня днем, когда она, полностью одетая для прогулки, в полосатом гриффиндорском шарфе и шапке, вдруг влетела в библиотеку и чуть ли не пинками выгнала его на улицу. Он только успел захватить зимнюю мантию.

На самом деле та мантия была скорее осенней и за минувший год стала ему коротковата, но другой у него не было. Эссе по трансфигурации осталось едва начатым, и завтра на уроке у МакГонагалл Северус обязательно об этом пожалеет. Но сейчас он был слишком счастлив, чтобы что-то возражать. В конце концов, холода он не боится, а для трансфигурации у него будет целая ночь.

Они выскользнули за ворота незаметно, под дезиллюминационными чарами, которые Северус научился накладывать за время каникул, — именно так он и проникал в Особую секцию. А на две цепочки следов на снегу никто не обратил внимания. Обогнув хижину лесника, следы свернули на опушку Запретного леса и вскоре исчезли среди деревьев.

* * *

Широко раскинув руки в красных шерстяных варежках, Лили на носочках шла по тонкому сосновому стволу, перекинутому через небольшой овраг с замерзшей речкой. Должно быть, представляла себя цирковой акробаткой. Была у нее такая странность. Полосатый берет съехал ей на затылок. Щеки и кончик носа порозовели от мороза.

— Тот дом на улице Монморанси, — говорила она на ходу, — это не настоящий дом Фламеля. Вернее, дом настоящий, но он там не живет. Это что-то вроде приманки для маглов. Ты знаешь, что среди маглов он тоже популярен? Даже мой папа слышал о философском камне, хоть и не верил в его существование, пока я не рассказала ему, что Фламель до сих пор жив и даже пишет статьи для «Алхимического вестника». Правда встретиться с ним самим нет никакой возможности. Говорят, они с женой появляются в Парижской Опере. Но бывает это раз в десять лет, а то и реже. Наверное, для них это все равно что один день… — Она вздохнула. — Жаль. Иначе я могла бы спросить его про цветок папоротника. Не его ли он имел в виду, когда писал про «цвет огненный, дарующий прозрение». Если добавить его в зелье вместе с алихоцией... тогда потери памяти не будет. Напротив, должны открыться способности к ясновидению.

— Нет, — коротко сказал Северус, закидывая обе их сумки к себе на плечо. Он предпочел обойти яму по твердой земле, поскольку не обладал такой ловкостью, как Лили. А навернуться с дерева у нее на глазах было бы совсем невесело.

Лили посмотрела на него возмущенно.

— Что — нет?

— Не получится, вот что.

— Почему это? Мы же не проверяли! По свойствам такое вполне возможно.

— Мне и проверять незачем, — терпеливо пояснил Северус. — Я просто знаю, что это не сработает. Во-первых, где ты возьмешь цветок папоротника? Во-вторых, они с алихоцией нейтрализуют друг друга. — Он почесал лоб озябшей рукой. — Единственное, что еще можно попробовать, так это использовать не крылья златоглазок, как там написано, а их глаза… Но в целом весь этот рецепт, особенно последние четыре пункта… это какая-то бессмыслица. Возможно Фламель нарочно их подделал, чтобы всех запутать.

Он умолк, заметив, что Лили его уже не слушает.

Прикрыв глаза, она отвернулась, пару мгновений балансировала на одной ноге, как балерина, а потом вдруг спрыгнула с дерева вниз.

Овраг был совсем неглубокий, и все же сердце Северуса на миг ушло в пятки.

— Эванс! — сердито воскликнул он.

Однако она не упала. На долгие секунды зависнув в морозном воздухе, она медленно, как бумажная птичка, спланировала вдоль заснеженных склонов и мягко приземлилась в пушистый сугроб.

Непосвященному наблюдателю это зрелище могло показаться жутким, противоестественным. Но за годы их знакомства Северус не раз видел, как она это делает.

— Со мной все в порядке! — радостно крикнула Лили со дна оврага.

— Однажды я тебя убью, — прорычал Северус сквозь зубы.

Он каждый раз боялся, что она покалечится, но вынужден был признать: Лили давно научилась летать без всякой метлы. Изобрела какие-то собственные невербальные чары. Если она вообще задумывалась о таких вещах.

— Иди сюда! — позвала Лили и добавила, увидев, как он тщетно пытается найти спуск: — Попробуй прыгнуть.

— Ты издеваешься? — Он кое-как съехал вниз по снегу и поднялся, глядя в ее счастливое лицо. — К твоему сведению, полеты без метлы и крыльев противоречат законам природы.

— Ты это уже говорил, Сев...

— По-моему, твой случай уникальный.

— ...не меньше сотни раз.

Северус отмахнулся. Да что она вообще понимает! Если б Лили хоть раз нормально сосредоточилась, он сумел бы, возможно, изучить эту ее магию… или даже облечь в слова. Получившееся заклинание могло бы стать открытием века. Но проникая украдкой в сознание Лили, Северус все больше убеждался, что в голове у нее одна сплошная чепуха.

Само собой, он не рассказывал ей про легилименцию, опасаясь не без основания, что ей все это сильно не понравится. И она потребует немедленно прекратить. Именно сейчас, когда у Северуса действительно стало получаться. Нет уж, пусть пребывает в блаженном неведении. Так будет намного проще.

Он незаметно сжал в кармане волшебную палочку. Лили, ничего не подозревая, смотрела прямо ему в глаза. Не смея моргнуть, словно какой-нибудь заклинатель змей, Северус впился взглядом в ее зрачки. И те вдруг расширились, поглощая его.

Неясные обрывки не принадлежавших ему чувств и воспоминаний замелькали у него в голове. Золотисто-зеленые, полупрозрачные, они вспыхивали и гасли, подобно ночным снежинкам, порхающим вокруг фонаря. Так что Северус почти не успевал ничего разглядеть.

Маленькая девочка, дрожа от волнения, входит в лавку Олливандера вслед за черноволосым мальчиком в странной одежде… Симпатичный мужчина фотографирует двоих дочерей у подножия Эйфелевой башни и те никак не желают взяться за руки... Ликующая толпа качает на руках взъерошенного парня в грязной квиддичной форме, а крошечный золотой снитч кружит под потолком…

Северус крепче стиснул волшебную палочку, как вдруг…

Земля ушла из-под ног. Ледяной воздух ударил в лицо. Он почувствовал, что падает с большой высоты и мысленно приготовился к удару… которого не последовало. Ему понадобилось несколько долгих секунд, чтобы догадаться — это оно. Воспоминание о пережитом полете.

Но как описать то, что чувствовала Лили, взмывая над землей? В отличие от Северуса, который цепенел от ужаса, утрачивая твердую почву под ногами, она совершенно не боялась. У нее словно не было тела, которое могло разбиться. В момент полета оно просто… исчезало, растворялось в воздухе. И вот она словно дым, летящий по ветру, чистое сознание в бесконечном пространстве, не связанное ничем, ничем не ограниченное. То было странное, совершенно незнакомое ему чувство свободы — от земного притяжения, от страха перед бездной, от собственной неуклюжей тяжести. Оно наполняло душу такой радостью, что остановиться было невозможно. Хотелось переживать его снова и снова...

Он не произносил заклинаний вслух, не пытался вырвать из нее воспоминания силой, он лишь наблюдал… Но Лили все-таки что-то почувствовала.

— Ну, хватит! — Она быстро нагнулась, сгребла огромный ком свежевыпавшего снега и бросила его в Северуса.

Тот очнулся и ошарашено выплюнул снег. Прыснув от смеха, Лили бросилась бежать.

— Ах ты! — С воинственным кличем он помчался за ней вдоль замерзшего ручья.

Минут через десять Лили с хохотом плюхнулась в сугроб. Северус, задыхаясь, упал рядом, прижимая руки к груди. Потом извлек палочку и молча наложил на Лили согревающие чары.

— Ну зачем? — возмутилась она, почувствовав окутавшее ее тепло. — Мне же не холодно.

— Это поначалу, — пропыхтел Северус. — После бега простудиться насмерть ничего не стоит.

При этом сам он был без шарфа и перчаток. И уже начинал угрожающе шмыгать носом.

— Господи, Сев, — не выдержала Лили, — ну почему ты все время ждешь самого плохого?

— Не хочу, чтобы оно снова застало меня врасплох.

Он произнес это с пугающим равнодушием и несколько мгновений мужественно терпел укоризненный взгляд Лили, прежде чем опустить глаза.

— Не знаю, — примирительным тоном начала она после неловкой паузы, — как можно жить, не ожидая ничего хорошего. Нормальный человек уже сто раз спросил бы меня про подарок.

— Про подарок? — не понял Северус.

Лили подняла брови.

— Ах да, точно. Где же мой подарок?

Она забрала у него свою сумку и, заправив волосы за ухо, начала в ней рыться.

— Вечно тут ничего не найдешь, — бормотала она себе под нос, стараясь скрыть внезапное смущение. — Я подумала, дарить сладости будет банально… Мои родители говорят, что лучшие подарки те, которые сделаны своими руками. Ты согласен? Да где же оно?.. Ага, вот.

Лили извлекла на свет ничем не примечательный свиток пергамента и протянула Северусу. Тот взял его, глядя на нее с подозрением.

— И что это? — скептически осведомился он.

На ее щеках вновь выступил легкий румянец.

— Угадай!

Он развернул пергамент, но внутри тот был так же девственно чист, как и снаружи.

Северус перевел на нее недоуменный взгляд. Если бы он не знал Лили, решил бы, что это просто злая шутка.

— Ладно, я тебе подскажу, — сжалилась Лили и вынула из сумки еще один свиток. — У меня есть второй, точно такой же.

В глазах Северуса мелькнула догадка. Он выдернул у нее из рук второй пергамент и положил рядом с первым у себя на коленях.

Вынув палочку, дотронулся до гладкой поверхности сначала одного, потом второго.

— Специалис ревелио!

Глаза Лили сияли.

Брови Северуса удивленно поползли вверх.

— Акцио перо и чернильница!

Чернильница тут же выскользнула у него из сумки и прилетела прямо в руки. А вот перо почему-то не повиновалось. Северус нетерпеливо подтянул к себе сумку и вытряхнул на землю все ее содержимое. Среди его конспектов и подержанных учебников оказалась жуткого вида толстая черная книга в кожаном переплете без надписей. Злосчастное перо беспомощно подрагивало, зажатое между страницами, как птица, угодившая в капкан. Под неодобрительным взглядом Лили, которая, к счастью, никак не прокомментировала увиденное, Северус освободил перо и поспешил засунуть книгу обратно.

Потом обмакнул перо в чернильницу и написал на одном из пергаментов:

«Сегодня четверг, 9 января».

В тот же миг эти слова появились на втором пергаменте, словно выведенные невидимой рукой, и почти сразу пропали.

Лили выхватила у него перо и написала на своем пергаменте:

«Погода отличная».

Северус увидел ту же фразу у себя. И вновь слова исчезли, как только их прочли.

Он поднял взгляд на Лили.

— Это же Протеевы чары!

Она улыбалась.

— Ты... научилась накладывать Протеевы чары?

Улыбка Лили сделалась шире.

— Не один ты у нас гений. Я тоже что-то могу, если постараюсь.

Северус не ответил, и она продолжала с воодушевлением:

— Теперь мы сможем разговаривать когда угодно, где бы ни находились. И никто не узнает, о чем. Правда здорово?

Улыбка Лили угасла, когда она заметила странное выражение его глаз.

— Тебе... не нравится?

Северус сглотнул внезапно подступивший ком. Конечно же он хотел всегда иметь ее рядом…

— Сев?

…но никогда не думал, что она захочет.

— Нет, это… это просто отличная идея. — Он изо всех сил старался улыбнуться. — Как я сам не додумался...

Это действительно многое упрощало. Отныне ему не нужно будет подходить к гриффиндорскому столу, рискуя нарваться на неприятности. А Лили — приближаться к его однокурсникам, которые могли ее обидеть.

Этого не было сказано вслух, но оба все понимали.

— Мы так редко видимся в последнее время, — заговорила Лили, немного ободренная его словами. — Порой мне кажется... ты думаешь, будто я не ценю сам факт твоего существования. А ведь я очень ценю. Кто бы что ни говорил, — зачем-то добавила она.

Он молчал, не зная, что на это ответить. Неужели она и впрямь боится его потерять? Верит, что он может куда-то от нее деться?

Он смотрел на нее как заколдованный.

Если б она только знала!..

Лили тем временем принялась собирать его разбросанные учебники.

— Все же ты мой лучший друг, — говорила она, отряхивая от снега «Расширенный курс зельеварения». — Хотя тебе, наверное, уже давно не так интересно со мной, как в детстве. — Она помолчала. — Думаешь, я не знаю, что эти чары ты легко мог бы и сам наложить?

— Вовсе нет, — поспешил заверить Северус, но Лили посмотрела на него с упреком. — Ну, то есть… да, — нехотя согласился он. — Да, наверное, мог бы. Но совсем не так легко, как тебе кажется.

— Уж во всяком случае, — проворчала Лили, — у тебя не ушла бы на это половина каникул.

Северус не ответил. Он должен был бы сказать ей правду. Что в целом мире для него нет ничего лучше и интереснее, чем она сама. Что она — самое загадочное и волшебное из всего, что он знает. Что это чувство не зависит от ее умения накладывать какие-то дурацкие чары. Он должен был сказать ей все это давным-давно. Но боялся. Боялся быть непонятым, быть отвергнутым раз и навсегда. Боялся все испортить. И молчал.

— Ты всегда мне нравился, Северус, — призналась Лили. — Но с тех пор как умерла твоя мама, ты стал какой-то... другой. Эти ребята, с которыми ты общаешься, они жуткие. Никак не могу понять, что тебя с ними связывает. — Она покосилась на его сумку, в которой лежала страшная книга. — Иногда я вас просто боюсь.

Последние слова она прошептала одними губами, но Северус все равно услышал и нахмурился.

— Не говори ерунды. Это, — он не стал уточнять, что именно, — не имеет к тебе отношения.

Лили покачала головой. Северус не унимался.

— На, гляди. — Он достал ту самую книгу, которая ее насторожила, и положил перед ней. — У меня нет от тебя секретов. Раскрой ее, и сама увидишь, что нет в ней ничего страшного.

Лили отстранилась, даже не взглянув на книгу, словно он предложил ей погладить дохлую кошку.

— Ну что же ты?

— Прости, но я… не интересуюсь Темной магией.

Мгновение Северус всматривался в ее лицо. А потом отвернулся, пряча досаду и раздражение.

— Темной магией, — упрямо заговорил он после недолгого молчания, — у нас считается все, о чем не написано в учебниках. Поскольку жалких недоумков из министерства до смерти пугает даже мысль о том, чтобы отступить от правил, осуществить то, что сами они объявили невозможным. Это угрожает их спокойствию. Портит им всю картину. — Он криво усмехнулся. — Они боятся того, чего не понимают, чего не могут контролировать. И потому поощряют посредственность. Но я-то не посредственность, Лили! — с внезапной яростью выпалил он. — И ты не посредственность! В этом нет ничего плохого. Ничего плохого в том, чтобы воздавать по заслугам, выводить на чистую воду лжецов, возвращать умирающих к жизни... или летать... Это наша природа! Ее надо исследовать и развивать. А не душить на корню в угоду всяким...

Лили уткнулась лбом в его острое плечо и он обезоруженно замолк. Он не смел поднять руку, чтобы обнять ее. И просто сидел, запоминая это мгновение.

Снег под ними давно растаял от его магии. И сейчас в проталине, где они сидели, уже пробивалась трава и распускались пролески. Она задумчиво погладила рукой маленькие синие цветы.

— Это же я, Лили, — уже спокойнее произнес Северус. — Ты меня всю жизнь знаешь. Ты ведь знаешь, что я всегда... что я тебя... — Он мучительно пытался найти слова. — Уж меня-то тебе нечего бояться! Со мной тебе ничего не грозит...

Лили украдкой взглянула на него снизу вверх. Она давно не видела его так близко. Вид у него был совсем заброшенный. Было что-то невыразимо трогательное в том, как он пытается о ней заботиться. В то время как сам о себе позаботиться не в силах.

— У тебя усы растут, — заметила она, прерывая его сбивчивый монолог.

Северус запнулся на полуслове и провел пальцами по невнятному темному пушку над верхней губой.

— Я работаю над этим, — хмуро сказал он.

Его серьезный тон позабавил Лили.

— Хочешь сказать, — хихикнула она, — что пытаешься изобрести бреющее заклинание?

— Надеюсь, это не слишком темная магия? — с вызовом бросил Северус.

Лили уже открыла рот, собираясь ответить, но вдруг передумала, решив, что хватит с него на сегодня нравоучений.

Стащив свой гриффиндорский шарф, она повязала его на шею Северусу. Тот не протестовал, настолько приятны ему были прикосновения ее рук и… этот ее запах.

— Тебе идет, — серьезно заявила она.

Он сильно в этом сомневался. Но сейчас, когда ее лицо оказалось так близко, что он видел каждую ее ресницу, каждую веснушку у нее на носу… кожей ощущал ее дыхание… все остальное вдруг стало неважно, утратило ценность, перестало существовать.

Сердце тоскливо сжалось.

Не осознавая что делает, он потянулся к ней навстречу. Яркие глаза вспыхнули, как два изумруда в медной оправе. Она обожгла его быстрым взглядом, но не отстранилась. И он вдруг понял, что она знает. Догадалась давным-давно.

В эту минуту что-то живое потревожило заснеженные заросли у них за спиной. Оба тут же обернулись. Северус выхватил волшебную палочку. Комья снега срывались с ветвей, которые продолжали раскачиваться там, где их коснулись величавые рога, хотя огромный зверь уже скрылся в чаще.

— Ты видел? — воскликнула Лили, вскочив на ноги.

— Да, — отозвался Северус, также поднимаясь.

— Это же олень! Настоящий!

Северус не разделял ее радостного возбуждения. Продолжая сжимать в руке волшебную палочку, он настороженно вглядывался в лесные заросли, где мгновением раньше исчез незваный гость.

— Давай-ка убираться отсюда, — сказал он наконец. — Это чье-то колдовство.

— Что? — удивилась Лили.

— Не слышал я, чтобы в этом лесу водились олени.

Лили искренне не понимала, что его так обеспокоило.

— Раньше не водились, а теперь водятся. Это ведь волшебный лес. Может, и олень волшебный. Вроде того белого оленя из легенд, который исполняет заветные желания, если за ним последовать.

Она улыбнулась. Но Северус не ответил на ее улыбку.

— Не верю я в такие сказки, — мрачно произнес он. — И этот зверь не показался мне белым. — Он перевел взгляд на Лили и ее беспечное выражение его возмутило. — Только не говори, что собираешься за ним следовать.

Она вздохнула, чувствуя, что спорить с ним бесполезно.

— Ладно, пойдем в школу, пока нас не хватились.

Он тут же послушался. Спрятал палочку в карман и подобрал с земли их вещи.

— Когда будешь один, сразу мне напиши, — попросила Лили. — Надо испытать пергаменты. Может, они только на близком расстоянии работают.

* * *

После ужина, где ему от пережитого волнения кусок в горло не лез, Северус с радостью рухнул бы на кровать, перебирая в голове картины уходящего дня, но его по-прежнему ждало треклятое эссе по трансфигурации. Покорный судьбе, он вернулся в библиотеку, хотя сосредоточиться сейчас был не в состоянии. Наряду с воспоминаниями о Лили, его не отпускало какое-то мрачное предчувствие.

Расположившись в любимом углу библиотеки — у темного окна, к которому лепились снежные хлопья, он вытащил волшебный пергамент и, прикрывая его ладонью от посторонних глаз, быстро написал:

«Ты здесь?»

Надпись никуда не исчезла.

Он проверил — пергамент был тот самый, заколдованный. Но должно быть, Лили все-таки что-то напутала с чарами. Или она просто не смотрит сейчас на свой пергамент. И тот пылится, забытый, на дне ее сумки.

С чувством горького разочарования Северус раскрыл потрепанный учебник и развернул свиток с начатым эссе. Время от времени он поглядывал на заветный пергамент, но ничего нового там не появлялось.

Минут через десять на скамью рядом с ним молча плюхнулся Мальсибер. Запихнув в рот половину шоколадной плитки (то были остатки сладостей, привезенных из дома), он смял фольгу в плотный шарик и швырнул под стол. Сидевшая неподалеку девушка из Рейвенкло смотрела на него с явным осуждением. Ни капли не смущенный, Мальсибер развязно ей подмигнул, достал из сумки письменные принадлежности и тоже принялся делать домашнее задание, без стеснения заглядывая в работу Северуса.

Проверять пергамент в его присутствии стало невозможно, и Северусу ничего не оставалось, кроме как честно заняться написанием эссе.

Без четверти девять, уже близкий к тому, чтобы убить Мальсибера, он поставил наконец жирную точку, высушил чернила взмахом волшебной палочки, сунул эссе между страницами и захлопнул книгу.

— Эй! — возмутился Мальсибер, который успел списать только до середины.

— Поработаешь собственными мозгами, — холодно огрызнулся Северус, вставая из-за стола. — Если они вообще у тебя есть.

Коридоры школы быстро пустели, приближалось время отбоя. Отойдя от библиотеки на безопасное расстояние и убедившись, что никто за ним не подсматривает, Северус вынул наконец волшебный пергамент и без особой надежды развернул.

К его удивлению, фраза, написанная им раньше, исчезла, и теперь на ее месте красовались совсем другие слова:

«Прости, Сев».

Он не знал, как давно Лили это написала, но слова исчезли, едва он успел их прочесть.

Отступив в глубокую оконную нишу, он извлек перо и поспешил нацарапать:

«Что случилось?»

Ответ начал появляться сразу же. Строчки были неровные, размашистые. Лили словно ждала его появления и теперь торопилась все ему рассказать.

«Каким-то образом ребята узнали, что я была в Запретном лесу. С тобой. Кто-то нас видел. Они не скажут МакГонагалл, иначе она снимет с Гриффиндора сотню баллов. Но мне устроили разборки в гостиной...»

Северус похолодел, живо вообразив ужасную сцену, скрывавшуюся за этими сбивчивыми объяснениями.

«Ну, знаешь, старая песня про то, что я предаю факультет и все в таком духе. И… это было отвратительно».

Он боялся представить, что ей наговорили. Какие лживые мерзости могли быть произнесены вслух.

В двух местах на листе образовались кляксы.

Она что, плачет?!

Стараясь изо всех сил, чтобы не дрожала рука, он написал:

«Скажи, кто это. Я с ними разберусь».

Пергамент долго оставался пустым.

Наконец, когда Северус начал представлять совсем уж кошмарные вещи, она написала:

«Я им сказала, что мне все равно, даже если они все перестанут со мной разговаривать. Даже если из всех друзей у меня останешься только ты. Мне будет этого достаточно».

Она помолчала.

«Сама не знаю, зачем я это сказала».

Снова пауза.

«Боюсь, завтра у тебя будут неприятности».

Перо жалобно хрустнуло у него в кулаке.

* * *

9 января 1997 г.

Древние стены волшебного замка терялись в беззвездной вышине. Лишь у самой земли таинственно светилось одинокое, распахнутое в ночь окошко. Перед ним расстилалось широкое, в витражных отблесках, плато нетронутого снега и круто устремлялось вниз — к замерзшему среди гор Хогвартскому озеру.

Ледяной ветер врывался под низкие своды лаборатории, принося с собой стаи серебристых снежинок, часть из которых таяли на лету, остальные ложились на грубый каменный подоконник, образуя на нем белый снежный полумесяц.

Тишину внутри нарушало мягкое потрескивание пламени под котлом, едва различимый гул кипящей жидкости, да глухое постукивание лезвия по деревянной доске.

Было душно. Несмотря на стужу за окном, расстегнутый ворот рубашки и закатанные до локтей рукава, на лбу и верхней губе Снейпа блестели капли пота. Полнейший беспорядок на его рабочем столе привел бы в ужас любого зельевара. Сам он, однако, ориентировался в нем без малейших усилий. Изредка поглядывая то на часы, то на таблицу Вериса-Гердта на стене, то заправляя за уши разлохматившиеся пряди волос, он просто протягивал руку — и находил именно то, что нужно. Его манера работать когда-то поражала Лили. Она-то делала все настолько аккуратно — не хочешь, залюбуешься. И поначалу Северус даже пытался брать с нее пример. Но быстро понял, что это не для него.

Перемешав зелье — двенадцать раз против часовой стрелки, — он засек время и опустился на стул. Спина ныла ужасно. С недавних пор это стало его мучить. Он чувствовал себя разбитым стариком, а ведь ему всего только тридцать шесть… Он бросил взгляд на календарь, где были отмечены даты и фазы Луны, и тут же поправился. Тридцать семь. В любом случае, не возраст для волшебника, у которого впереди еще добрая сотня лет жизни. Это все проклятая магловская кровь.

Снова взглянув на дату в календаре, Снейп задумался, не стоит ли это отметить. Когда еще будет возможность, с его-то работой... Он нервно усмехнулся, вспомнив свою последнюю неудачную попытку напиться три года назад. Все же он не умел делать этого так хорошо, как Блэк. Да и вообще не умел, чего уж там. Хотя почтенный сэр Тобиас мог бы дать фору любому, включая Блэка.

Мысли о Блэке привычно сменились мыслями о Поттере, и без того неважное настроение испортилось вовсе.

Снейп не был огорчен гибелью Блэка. Но никакого удовлетворения также не испытал. Всему виной Поттер. Мальчишка страдал так откровенно, что Снейпу становилось неловко при одном взгляде на его скорбное лицо.

Очевидно, Поттер винит его в гибели своего драгоценного крестного. Естественно! Кто же еще мог быть виноват в том, что этот пьяница и бездельник не послушался никаких убеждений, и рванул в министерство лишь затем, чтобы угодить под убивающее проклятье своей чокнутой сестры! И как Снейп должен был это предотвратить? Он предупреждал его не соваться в министерство. Он даже послал ему свой Патронус. Что еще он мог сделать?

— Северус!

Голос звучал из соседней комнаты. Снейп со скрипом поднялся и вышел из лаборатории в кабинет. В камине полыхало зеленой пламя.

— Северус?

— Я вас слышу, директор, — отозвался он, машинально одергивая левый рукав.

В огне появилось бородатое лицо Дамблдора.

— Вы не могли бы… Вы мне нужны. Если только вы… — директор окинул взглядом стопку раскрытых книг на письменном столе Снейпа и пугающей высоты гору пергаментов со студенческими работами. — …не слишком заняты, — закончил он.

— Я сам собирался вас навестить, — ответил Снейп. — Через, — он взглянул на часы, — пятнадцать минут.

Дамблдор слабо улыбнулся и исчез.

Отлично. Теперь последний этап. Снейп вернулся в лабораторию. Над котлом уже поднимался серебристо-лиловый пар и медленно закручивался спиралями, точно повторяющими рисунок недавних помешиваний. Это значит, сейчас самое время.

Он снова закатал рукава повыше и, взяв серебряный кинжал с правую руку, занес левую над котлом. Дамблдору это не понравится. Но Дамблдор ученый человек, который и сам занимался алхимией. Ему ли не знать, что с этим ингредиентом ничто не сравнится. Особенно когда речь идет о целебных зельях. Можно намешать туда чего угодно, но сочетания никогда не дадут такого эффекта, как чистая человеческая кровь. Зелье поддерживало физические силы больного, забирая их у самого мастера. Универсальный закон любой магии, справедливый не только для Темных искусств.

К несчастью, то была не простая болезнь. Дамблдор умирал. А Снейп, даже скрепив свои обязательства магической клятвой, упорно не желал с этим мириться.

Напротив, последние полгода все свободное время он только и делал, что искал способ остановить смерть. Он ломал голову по ночам и в перерывах между уроками. Стараясь не поддаваться панике, он перерыл целые горы книг и медицинских трактатов в тщетной надежде отыскать в них хоть что-то... Он как мог усовершенствовал зелья. Он перепробовал все заклинания, какие знал. Но проклятие, поразившее директора, было необратимо. В тот самый миг, когда надел кольцо, он уже был все равно что мертв. А воскрешать мертвых никому не под силу. Пора это признать и перестать себя мучить.

Несмотря на весь ужас своего положения, Дамблдор был возмутительно спокоен. Полным смирения тоном, выводившим Снейпа из себя, он говорил, что так будет лучше. Он приводил десятки доводов, казалось бы, вполне разумных. Но Снейп знал — никому лучше не будет. Особенно ему. Размышляя об этом сейчас, он опять разозлился. Проклятый старик! Думает только о себе! А что Северус будет делать без него?! Как он будет тут один?

Кровь стекала с его руки неровной багровой струей, которая становилась все тоньше и в конце концов оборвалась, сменившись частыми темными каплями. Он посмотрел на часы. Еще минута. Покрепче сжал кулак — и кровь потекла снова.

Внезапно по телу пробежала дрожь. Больно, черт возьми! От постоянного напряжения он стал таким чувствительным... А секундная стрелка, казалось, стоит на месте.

Наконец цвет зелья начал меняться.

Выдохнув, Снейп провел волшебной палочкой по рассеченной коже на руке — и рана стала медленно затягиваться.

Зелье в котле тихо зашипело, на поверхности образовалась густая пена. Как на кофе, подумал он невпопад... и зажмурился от подступившей дурноты. В следующее мгновение пришлось даже ухватиться за стол, чтобы не упасть.

Странно, крови-то было с чайную ложку. Может, просто усталость… Снейп осторожно тряхнул головой. Провел пальцами по лицу. Ударил по щеке. Окружающие предметы встали на свои места.

— Тебе пора в отпуск, Северус, — насмешливо заметил он, когда в голове окончательно прояснилось. Удивительно, как в таком состоянии ему вообще могла прийти мысль об алкоголе.

Через минуту он погасил огонь под котлом, вытер руки о фартук, снял его и повесил на гвоздик. Призвав с полки кубок подходящего размера, до краев наполнил его дымящимся зельем. После чего окинул рассеянным взглядом оставленный беспорядок: сваленные в кучу книги, таблицы, остатки ингредиентов и грязную лабораторную посуду, — и решил, что подумает об этом потом.

Плеснул в лицо ледяной водой из каменной раковины в углу. Пригладил влажной ладонью волосы. Наверное, они выглядят чудовищно, но какая разница? Одернул рукава, накинул мантию, подхватил кубок и вышел в коридор, освещенный факелами.

Он решил пройтись до кабинета директора пешком. Нужно было размяться и глотнуть воздуха, чтобы предстать перед Дамблдором в более или менее приличном виде. К тому же он любил школу в это время суток, когда уроки уже окончены, дети разбрелись по своим гостиным, в коридорах царит блаженная тишина. Совсем не то, что днем, когда в этих коридорах Мерлин знает что творится.

Студенты вернулись всего три дня назад, но у Снейпа было ощущение, что он работает без перерыва целую вечность. За время короткой передышки в виде Рождественских каникул он не успел даже выспаться, не то что отдохнуть. И вот уже новый семестр.

В тот вечер Хогвартс стоял укутанный снегом, словно пушистым покрывалом. Новогодние украшения исчезли. Школа настраивалась на рабочий лад. Галереи первого этажа, продуваемые всеми ветрами, выглядели печально и одиноко.

Проходя по ним, Снейп старался не думать о том, что должно случиться. О том, что очень скоро ему, вероятно, придется покинуть Хогвартс. И расставание это будет горьким.

Снейп провел в школе почти всю сознательную жизнь. Когда-то ее стены казались ему тюрьмой, куда его, двадцатиоднолетнего, заточили в наказание за ошибки. Но сейчас, когда перспектива быть изгнанным отсюда навсегда замаячила на горизонте, он вдруг осознал, что только здесь и был по-настоящему счастлив. Здесь он чувствовал себя в безопасности. Здесь он был дома. С самого первого дня. Но если он сделает то, чего требует от него Дамблдор, Хогвартс никогда больше его не примет.

Снейп призвал на помощь окклюменцию, освобождаясь от тяжких мыслей. Раз у него нет ничего, о чем можно подумать без боли, лучше уж не думать ни о чем.

Добравшись до коридора с горгульей, он столкнулся с МакГонагалл, шедшей ему навстречу.

— Директора нет на месте, — на ходу бросила она, отсалютировав толстой папкой.

Снейп не обратил внимания на ее слова, продолжая уверенно шагать ко входу в директорский кабинет.

— Снейп, вы меня слышите? — В голосе старой гриффиндорки прозвучало раздражение. — Я же сказала…

У него совершенно не было сил с ней препираться.

— Сахарные перья, — буркнул он горгулье, всем сердцем ненавидя Дамблдора.

Статуя открыла проход. МакГонагалл проводила коллегу взглядом, в котором неудовольствие смешалось с удивлением.

Поднявшись по вращающейся лестнице, Снейп коротко постучал. Не дождавшись ответа, толкнул дверь, и та оказалась не заперта. Значит, Дамблдор нарочно не пожелал впустить свою заместительницу? Или ему теперь не до нее?

— Директор?

Окинув быстрым взглядом знакомую круглую комнату, Снейп убедился, что Дамблдора нет. Замечательно, мрачно подумал он. Они же договорились.

С тихим ругательством Снейп прошел к столу и поставил кубок, игнорируя фальшивый храп портретов, следивших за ним из-под полуприкрытых век, и грустный… да, черт возьми, просто душераздирающий взгляд директорского феникса.

— Ну, и где же... — начал было он.

Дверь за спиной робко скрипнула. Снейп обернулся, приготовившись отчитать своего беспечного пациента, но это оказалась МакГонагалл. Мадам заместитель директора поднялась в кабинет вслед за деканом Слизерина, явно не желая оставлять его одного в святая святых.

— Профессор Снейп. — Она сдержанно кивнула, словно и не было этой стычки в коридоре. В присутствии прежних директоров приходилось соблюдать этикет.

— Профессор МакГонагалл, — в тон ей отозвался Снейп.

— Мне показалось…

— У директора назначена встреча с профессором Снейпом, — неожиданно подал голос Финеас Найджеллус.

Минерва поджала губы, не удостоив вниманием портрет старого нахала, и подозрительно покосилась на кубок с зельем на столе. Снейп проследил за направлением ее взгляда и криво усмехнулся. Если она считает, что он травит ее обожаемого директора, — на здоровье. Он уже чувствовал на себе этот ее взгляд, когда она пристально следила за тем, что он делал с Кэти Белл, коснувшейся проклятого ожерелья. Он всего лишь спас ее студентку от гибели. Естественно, он не стоит ее доверия. С какой же стати?

Ему стало тошно от мысли, что очень скоро эта женщина с удовольствием найдет подтверждение всем своим подозрениям. И будет с упоением его ненавидеть. Это уже почти не трогало душу.

Фоукс тихо заквохтал у себя на жердочке и, повернув голову, уставил на младшего из профессоров немигающий, похожий на черную бусину глаз. Временами Снейп сомневался в том, что это настоящая птица. Слишком уж осмысленным и понимающим был этот взгляд. Словно волшебное создание знало обо всем, что кипело в душе Снейпа, и молча сострадало.

Так, ладно. Пора с этим заканчивать. Может, это последние счастливые дни в его жизни.

Снейп обошел стол и встал на месте Дамблдора.

— Можете оставить свои отчеты мне, профессор, — снисходительно посоветовал он, изо всех сил стараясь не рассмеяться ей в лицо. — Я обязательно передам директору, что вы заходили.

На столь откровенную провокацию МакГонагалл отвечать не стала. С холодным раздражением она положила бумаги на стол, развернулась и вышла, даже не взглянув на Снейпа.

Как только дверь за ней захлопнулась, последний сбросил маску ехидства.

— Где он? — повторил он свой изначальный вопрос, обращаясь ко всем сразу.

Старые директора на портретах больше не притворялись спящими. Многие повскакивали со своих мест и заговорили одновременно. Оглушенный, Снейп тщетно силился вычленить суть из общего гвалта, пока профессор Диппет не указал волшебной палочкой на винтовую лестницу в глубине кабинета. Она вела в личные комнаты директора.

Снейп быстрым шагом направился туда.

— Дамблдор? — крикнул он, перекрывая шум в кабинете. — Дамблдор! С вами все в порядке?

Портреты разом смолкли и все вместе прислушались в ожидании ответа. Однако его не последовало.

Выхватив палочку и проклиная всю эту ситуацию, Снейп взбежал по лестнице.

Дамблдор сидел на ступеньках, привалившись к стене. Голова его была бессильно опущена. Глаза закрыты. Очки съехали набок.

На мгновение Снейп похолодел. А затем выругался вслух, подбадривая самого себя, и направил волшебную палочку прямо в безжизненное лицо директора.

— Энервейт!

Веки старого волшебника дрогнули.

— Северус… — слабо просипел он, открывая глаза.

Только в этот миг сердце Снейпа вспомнило о своих обязанностях и снова судорожно забилось.

— Какого черта? — воскликнул он, не узнавая собственный голос в перепуганном мальчишеском вопле. — Какого черта, директор? Вы не могли позвать меня раньше?!

— Северус, прошу тебя… — пробормотал Дамблдор, но Снейп едва ли его услышал.

— Я уж думал… — яростным шепотом продолжал он, переживая момент страшного откровение. Он в очередной раз осознал, что директор всего лишь старик и что он может умереть. Что он уже умирает. О своей роли во всем происходящем Снейп предпочел сейчас не вспоминать. — Черт, черт!

— Северус! — Дамблдор настойчиво протянул к Снейпу почерневшую руку.

Опомнившись, тот склонился к нему и подставил плечо, помогая подняться. Что оказалось не так уж легко, поскольку Дамблдор был значительно больше Снейпа, на которого опирался. Медленно и неловко они все же спустились в кабинет. Под встревоженными взглядами портретов Снейп усадил Дамблдора за стол, поднес все еще дымящийся кубок к его губам.

— Пейте же, — раздраженно скомандовал он.

Пока директор пил зелье, можно было как следует осмотреть его руку. Она не выглядела хуже. Но, с досадой отметил Снейп, и лучше тоже не выглядела. Он все еще на что-то надеялся. Но, как видно, надеялся впустую. Это проклятье поглощало его собственную магическую энергию, как бездонная черная дыра, затягивая и его вслед за умирающим. Бедный маленький Северус… Ничему-то жизнь тебя не учит.

Он вздохнул, отгоняя ненужные мысли, и принялся бормотать свои обычные заклинания. Отнимавшие у него последние силы, но подкрепляющие директора. Конечно, старый лис давно обо всем догадался. Но Снейп был благодарен ему хотя бы за то, что он молчит.

Он колдовал над его обезображенной рукой, повторяя древнюю, похожую на песнопения тарабарщину, призывая на помощь все силы, светлые и темные, предлагая взамен самого себя, и не замечая, с каким выражением наблюдает за ним Дамблдор.

— С днем рождения, Северус, — внезапно произнес тот, когда он умолк.

Снейп чуть не выронил палочку. Настолько эти слова не вязались с тем, что занимало его в данный момент. Захотелось немедленно послать директора куда подальше с его идиотскими поздравлениями и вообще… Но взглянув на измученное лицо старика, Снейп не смог сказать ничего из того, что так и просилось на язык.

— Спасибо, — хмуро ответил он.

— Прости за… это. Я хотел дать тебе время для отдыха. Хотя бы сегодня. — Дамблдор слабо улыбнулся. — Думал, это будет для тебя лучшим подарком.

— Вы надо мной издеваетесь. — Снейп не спрашивал, он констатировал факт.

Лицо Дамблдора вновь приняло серьезное выражение.

— Совсем плохо дело? — тихо поинтересовался он.

— Вы ведь сами видите, — уклончиво ответил Снейп.

Дамблдор кивнул каким-то своим мыслям.

— Сядь, пожалуйста, — попросил он.

— Директор, вообще-то я…

— Пожалуйста, Северус, — настойчиво повторил старик.

Снейп со вздохом опустился в кресло напротив директорского стола. Дамблдор смотрел на него строго.

— Я отдаю себе отчет в том, что без твоей помощи был бы уже мертв, — напрямую сказал он. — Весь план мог рухнуть в одночасье. Но ты дал мне время и силы сделать то, что необходимо. И отлично это знаешь.

— Вовсе нет. Я понятия не имею, о чем вы. Вы ведь ничего мне не рассказываете.

Снейп старался говорить равнодушно, но Дамблдор уловил в ледяном голосе нотку детской обиды и тяжело вздохнул.

— А тебе не приходило в голову, что я всего лишь пытаюсь тебя защитить?

Несколько мгновений Снейп сердито сопел, не глядя на директора.

— Я сам могу о себе позаботиться, — проворчал он наконец.

— Это мне известно, — мягко сказал Дамблдор.

Его примирительный тон, казалось, разозлил Снейпа еще сильнее. Он уже открыл рот, собираясь огрызнуться, когда директор поспешил сменить тему.

— Может быть, чаю?

Снейп замер, застигнутый врасплох внезапным предложением.

— Вижу, вам уже лучше, — пробормотал он. Недовольство в голосе исчезло. Осталась только бесконечная усталость.

Директор с горечью смерил взглядом его худое бледное лицо, темные тени под глазами, углубившиеся морщины на лбу. Снейп поймал этот взгляд, но, к счастью, не понял его значения.

— Я ведь не имею права отказаться?

— Верно.

Дамблдор взмахнул волшебной палочкой и на столе между ними появился дымящийся чайник, молочник, сахарница, початая коробочка с магловским мармеладом и две чашки. Снейпу как всегда досталась оранжевая с подсолнухом. Он ненавидел эту чашку, но в последние пару лет она закрепилась за ним. Откинувшись в мягком кресле и положив ногу на ногу, он мрачно наблюдал, как директор здоровой рукой наливает ему чай и кладет сахар.

— Как начался семестр? — вежливо поинтересовался старик.

— Отвратительно, — честно ответил Снейп, принимая протянутую чашку без особого энтузиазма. После недавних заклинаний ему все еще было паршиво.

— А что Гарри?

Снейп нахмурился, наблюдая оседающие чаинки.

— Выпендривается, хамит, не занимается. Как обычно.

— Неужели?

Снейп вздохнул.

— Весь понедельник пытался испепелить меня взглядом, — подтвердил он, делая первый осторожный глоток. — Хорошо, что невербальная магия ему не дается.

Почему-то эти слова развеселили Дамблдора.

— Он присматривает за тобой, Северус, — хитро усмехнулся директор.

Снейп посмотрел на него вопросительно.

— Не удивляйся. Для своих разговоров с мистером Малфоем тебе стоило выбрать более уединенное место.

Несколько секунд Снейп пытался осмыслить эту информацию.

— Чертов Поттер, — прорычал он сквозь зубы.

Улыбка Дамблдора сделалась печальной.

— Вечно лезет в то, что его не касается, — продолжал сердиться Снейп. — А вы? Небось еще и похвалили его за бдительность, вместо того чтобы просто стереть память.

Директор покачал головой.

— Я, разумеется, велел Гарри забыть обо всем, что он слышал. Но не думаю, что он оставит попытки докопаться до истины.

Снейп с громким стуком поставил чашку на стол и отвернулся, скользя взглядом по книжным полкам.

— Тебя это расстраивает? — спросил Дамблдор, украдкой наблюдая за ним.

Губы Снейпа искривила жуткая усмешка.

— С чего бы? Он же вечно меня подозревает. И вот, впервые в жизни окажется прав. — Он не закончил свою мысль, но это было и не нужно.

— Я сожалею, — с грустью произнес старик.

Снейп помолчал недолго, а потом снова взялся за чашку.

— Да неважно, — резко сказал он. — Не все ли равно, что думает обо мне какой-то сопляк? Плевал я на его мнение.

Дамблдор ничего не ответил, продолжая изучать лицо собеседника пронзительными голубыми глазами. И тот вдруг почувствовал, что директор видит его насквозь без всякой легилименции. Или думает, что видит. Наверное, считает его жалким ревнивым дураком, который в глубине души жаждет внимания и одобрения мальчишки, и не может этого признать. Но все не так! Северус знает, что не питает к Поттеру ничего, кроме ненависти и отвращения. Он себя знает! Он физически не способен ни на какие другие чувства в адрес заклятого врага или его безмозглого отпрыска. Но любые попытки объяснить это Дамблдору будут звучать, как оправдания.

— Иногда я вас просто ненавижу, директор, — мрачно признался он.

Дамблдор вздохнул.

— Я все понимаю, Северус.

— Это-то мне и не нравится.

Покачав головой, старик подтянул к себе коробку, поправил очки и как ни в чем не бывало принялся выбирать конфету.

Снейпа передернуло от этого зрелища.

— Как он будет без вас? Вы об этом подумали?

— Он уже достаточно взрослый, — ответил Дамблдор, не отрываясь от своего занятия.

— Вы помните, какой он был после смерти своего идиота-крестного?

Директор взглянул на него поверх очков.

— Ты же не беспокоишься о нем, Северус?

Снейп оскорбленно фыркнул.

— Нет, естественно, — грубо ответил он.

— Естественно, — мягко кивнул Дамблдор.

Снейп чувствовал, что начинает закипать.

— Я беспокоюсь о том, что этот болван с манией самоубийства может натворить с горя! Я-то, как вы понимаете, больше не смогу за ним присматривать.

— Напротив, — спокойно возразил директор. — Без меня тебе придется делать это за нас обоих.

— Вы что, смеетесь надо мной?

— Вовсе нет. Меня не будет, но ты-то останешься.

Снейп опустил глаза и горько усмехнулся.

— Боюсь, там, где я буду, от меня будет мало толку.

Дамблдор нахмурился.

— Хочешь сказать, что собираешься покинуть Хогвартс? — строго спросил он. — Бросить школу на произвол судьбы?

От его сурового тона Снейп слегка растерялся.

— Конечно нет, но… если я сделаю то, о чем вы просите, я не совсем представляю, как смогу остаться в школе.

С минуту Дамблдор молча разглядывал его поверх очков.

— Думаю, ты найдешь способ, — сказал он наконец.

Какой, черт возьми?! — в отчаянии подумал Снейп, но вслух ничего не сказал.

— Возможно, это прозвучит нескромно, но кажется, мое присутствие — единственное, что еще удерживает Волдеморта от того, чтобы всерьез заняться школой. Если ты покинешь Хогвартс, Северус, у твоих коллег и студентов не останется никакой защиты. Школе придет конец.

Можно подумать, они примут его помощь. После того как…

Снейп вдруг понял, что его это совершенно не ранит. Прошли те времена, когда чужое мнение о нем могло лишить его душевного равновесия. Важно, что он сам о себе думает. И как планирует оправдаться... там.

Все это время старик продолжал наблюдать за его лицом. Похоже, он ждал ответа.

— Не беспокойтесь, Дамблдор, — угрюмо сказал Снейп после затянувшегося молчания. — Я не позволю этому случиться. Даю вам слово.

Директор удовлетворенно кивнул.

— И уж конечно, я не дам в обиду вашего драгоценного Поттера, — нарочито небрежно добавил Снейп. — Я скорее сам умру.

Глаза старика заблестели от боли.

— Я надеюсь, что этого не потребуется, — хрипло произнес он.

От его печального тона Снейп почувствовал дикое раздражение.

— Ну, хватит, — резко оборвал он. — Давайте помолчим.

Он быстро допил свой чай и, поднявшись на ноги, принялся расхаживать по кабинету. Все здесь было ему знакомо: все эти книги, инструменты, портреты… каменные колонны, узоры на ковре. Его жизнь намертво переплелась с этой школой, его душа пустила здесь корни. Подобно моллюску, вырванному из своей раковины, он просто не выживет за пределами этих стен. Как он мог даже допустить мысль о том, чтобы покинуть Хогвартс?

Он что-нибудь придумает. Он найдет решение. В конце концов, время еще есть.

Остановившись у темного замерзшего окна, Снейп задумчиво всмотрелся в свое отражение. Потом — в неясное, разделенное на цветные ромбики отражение старика за директорским столом. Худого, высокого старика с длинными волосами и крючковатым носом... И в это мгновение ему вдруг представилось, что он сам сидит на месте Дамблдора. В том же самом кресле. Согнувшись под неведомой тяжестью…

Кровь разом отхлынула к сердцу.

Нет, в ужасе подумал он.

Нет.

Только не это.

Снейп зажмурился и яростно тряхнул головой, прогоняя страшное видение.

А когда снова открыл глаза, то обнаружил, что на подоконнике перед ним появилось нечто в маленьком свертке.

Он вопросительно взглянул на директора.

— Запоздалый подарок, — пояснил тот, и Снейп с вялым любопытством сорвал обертку.

Внутри оказался крошечный хрустальный флакон без бирок и надписей. Снейп поднял его к глазам и обомлел. Казалось, там переливался чистый свет с россыпью серебристых пузырьков.

— Вы шутите? — выдохнул он.

Старик удовлетворенно хмыкнул.

Снейп бросил недоверчивый взгляд на Фоукса, потом снова на директора.

— Как вы его заставили?

Дамблдор покачал головой.

— Боюсь, ты переоцениваешь мои возможности, Северус. Не в моей власти заставить его делать что бы то ни было. Но он не хочет отпускать меня… так же, как и ты.

Снейп крепче сжал флакон, чувствуя кожей исходящее от него волшебное тепло.

— К несчастью, — продолжал Дамблдор, — исцелить мою руку эти слезы уже не способны. Но есть другие раны, которые они могут исцелить.

Он помолчал.

— Словом, пусть это будет у тебя. На всякий случай.

* * *

Снейп покинул кабинет директора далеко за полночь. Он был спокоен, как человек, отбросивший ложные надежды и смирившийся с неизбежным. Будущее наступало, вне зависимости от его желаний. Огромное, ледяное, грозившее похоронить под собой всю его неудавшуюся жизнь.

Пусть будет так.

Знакомые коридоры, освещенные редкими факелами, казались теперь холодными и страшными. Одинокий звук его шагов терялся в бесконечной тишине ночи. И даже маленький флакончик света, спрятанный на груди, не был способен разогнать подступивший мрак.

Снейп остановился, напряженно вглядываясь в самые темные углы и ниши. Убедившись, что он совсем один и никто его не увидит, взмахнул волшебной палочкой.

Серебристая лань бесшумно ударила копытами о каменный пол и зашагала рядом с ним, озаряя темный коридор.

* * *

Июнь 1997 г.

Оглушенный, потерянный, он стоял перед знакомой обшарпанной дверью, судорожно втягивая воздух, тяжелый от дождя.

Хриплые вопли мальчишки, извивающегося на полу за сотни миль отсюда, полные отчаяния крики его матери, рвущей на себе волосы, все еще звучали в ушах. Но уже не трогали Снейпа. Ни один мускул не дрогнул на окаменевшем лице. Сочувствие не шевельнулось в сердце. Они страдали. Но они были живы. Его клятва исполнена. Больше он ничем не мог им помочь.

И он сбежал. Как только это было ему позволено. Не понимая, что делать дальше. Осознавая лишь, что каким-то чудом остался жив.

Ночной ветер то и дело бросал в лицо сальные черные волосы, отросшие ниже плеч. Одежда пропиталась липким потом и дождевой водой. Колени все еще дрожали от недавнего заклятья Круциатус, отразить которое он не посмел. Сколько их было, этих заклятий? Одно, пять... десять?.. Боль, данная в награду за труды, лишала чувства собственного достоинства, стирала все человеческое. Тело содрогалось от воспоминаний о пережитой боли. Но разум молчал. Он был вымотан. Опустошен. Казалось, с того момента, как Снейп встал с постели вчера утром, прошли годы.

И все же он не сломался. Не выдал себя. Карая непокорного слугу за самодеятельность, Темный Лорд все равно был им доволен. И это поражало. Он не понял, что перед ним предатель, даже когда ему сообщили, что именно Снейп помешал схватить Поттера. Не понял того, что лежало прямо на поверхности. Темный Лорд по-прежнему ему доверял. Похоже, он и впрямь планировал отдать Хогвартс в распоряжение Снейпа, как на то рассчитывал Дамблдор, и взять мальчишку там голыми руками. Вернее, руками Снейпа и других Пожирателей Смерти. Как будто Поттер настолько глуп, чтобы самому прийти к ним в руки. Не говоря уж о том, что сперва придется взять под контроль министерство. Эти мысли скользили по краю онемевшего сознания, едва задевая его.

Все это будет потом. Он подумает об этом потом. Когда придет в себя. Если этому вообще суждено случиться.

А до той поры он жаждал только одного — спрятаться. Мелькнула дурацкая идея отправиться домой, но в Хогвартсе знали его адрес. И его, конечно, уже ищут. Возможно даже авроры.

Отсидка в Азкабане вовсе не входила в его планы. Поэтому из ставки Лорда он аппарировал прямо в Лондон — на порог дома, где еще недавно его ждали, где хорошие парни однажды приняли его в свою компанию, пусть и не доверяя до конца.

Теперь, когда все изменилось, ему стоило держаться подальше отсюда, хотя бы из чувства самосохранения. Но за последние несколько часов это чувство у Снейпа отключилось окончательно. После тяжелого разговора с хозяином он не чаял остаться в живых. По сравнению с этим, угроза столкнуться с кем-то из бывших соратников по Ордену Феникса казалась смешной. Всем же остальным доступ сюда был закрыт.

Взломав замок простейшим заклинанием, Снейп толкнул дверь и скрылся внутри.

Шум дождя мгновенно стих, сменившись гробовым молчанием. Слабый огонек вспыхнул на конце волшебной палочки, освещая мрачную прихожую.

Из глубины дома веяло гнилью и запустением. После гибели Блэка Ордену пришлось убраться отсюда из-за угрозы, что на порог в качестве законной наследницы вот-вот заявится Беллатрикс. Почти год дом был необитаем. Но лучше все же удостовериться.

— Гоменум ревелио! — прошептал Снейп, делая шаг в темноту.

Никого. Он здесь один. И даже, кажется, в безопасности.

Опираясь рукой о стену, он медленно дошел до жуткой темной гостиной и бессильно рухнул в ближайшее кресло, покрытое пыльной простыней, словно какое-нибудь недавно умершее существо. Закрыл глаза, сбрасывая ментальные блоки, как сбрасывают после долгой битвы тяжелые доспехи, не дававшие свободно дышать. Его настоящие мысли и чувства, которые он подавлял много часов, начинали вырываться на поверхность. Сначала слабыми пульсирующими всплесками, затем все сильнее, пока не превратились в кипящий, оглушительный поток.

Перед глазами замаячило бледное, смертельно уставшее лицо Дамблдора, каким оно было за секунду до... Умоляющее. Удивленное. Удовлетворенное?.. Снейп не знал, сможет ли когда-нибудь стереть его из памяти. Насколько хорошо он оценил ситуацию? Верно ли понял его просьбу? Действительно ли это был тот самый момент?

Ему казалось, что он забыл весь план, что Дамблдор в нем ошибся, и вообще хотел от него чересчур многого, считая, что Северус сможет сдерживать Волдеморта не хуже него самого.

Но он не сможет. Это же ясно как день! Он не способен сделать то, о чем они договаривались. Он слишком для этого слаб, слишком глуп, слишком не уверен в себе. Как мог Дамблдор взвалить на него такое? Это нечестно!

«Ну так убей меня, как убил его, ты, трус!» — заорал Поттер у него в голове. И Снейп сжал зубы в холодной ярости. Как он посмел? Как он посмел сказать такое ему в лицо? Маленький неблагодарный щенок!

Но ведь он не знает правды. И вероятно не узнает никогда. Никто не узнает. Все будут обвинять его так же, как Поттер. Каждая собака станет его презирать и желать мучительной смерти. Не говоря уж о людях, которые и раньше его недолюбливали. Кто он для них теперь? Грязный, вероломный урод, поднявший руку на их божество.

Не будь идиотом, Северус. Он сам просил тебя об этом. Это было необходимо. Или… нет? Или…

Он умирал. Ты же знаешь, что он умирал! Ты лишь избавил его от страданий…

…разорвав собственную душу.

Вот откуда это странное чувство — словно сам себя предал. Ранил самого себя. Его душа пострадала, несмотря на все обещания Дамблдора. Пострадала в точном соответствии с магическим законом. Убийство калечит душу вне зависимости от мотивов.

Какой же ты глупый, Северус! Ты ведь с самого начала это знал. Еще называл себя Пожирателем Смерти... Эти игры не для тебя. Ты для этого не создан. Твой удел — книги да пробирки.

И все же ты убил. Обрушив последний мост к отступлению. Отныне ничто уже не станет как прежде. Из всех возможных путей, доступных еще вчера, сегодня остался лишь один — вперед. Во мраке и одиночестве. Без подсказок. Без поддержки. Без надежды на счастливый исход. Без единой живой души, способной тебя хотя бы пожалеть… И так до самого конца.

Он никогда особенно не нуждался в людях. Но черная бездна, разверзшаяся перед ним сейчас, заставляла его холодеть от ужаса. Второй раз в жизни он готов был позвать на помощь, наступив на горло своей гордыне.

Но никого не было.

У него никого и никогда не было.

Никто и никогда не жалел его.

Даже Лили.

Спустя столько лет он хранил на нее обиду. В тот страшный день, когда они поссорились и она отказалась слушать его извинения, захлопнув перед ним портрет, он пытался написать ей, как сильно сожалеет о своих словах, объяснить, что он просто взбесился из-за издевательств… что на самом деле он вовсе так не думает… что она должна, должна простить его, потому что он не сможет без нее жить! После нескольких неуклюжих фраз волшебный пергамент почернел и рассыпался у него в руках. И тогда он понял, что Лили бросила свою половину в огонь. Без колебаний. Без сожаления. Перечеркнула все, что было между ними. Вырвала с корнем из своего сердца и из своей жизни.

Она забыла его.

А он не смог.

И за все эти бесконечно долгие годы так и не обрел ничего, на что мог бы опереться. Кроме воспоминаний о ней.

Он был совсем ребенком, когда она ворвалась в его унылую маленькую жизнь, полную нищеты и унижений, подобно пламени, озаряя все вокруг своим сиянием. И после ее ухода осталась лишь мертвая выжженная земля, на которой уже ничто не могло прорасти.

Никому больше не было до него дела. Никто так и не смог его полюбить. Оказалось, что любить такого, как он, могла только Лили. Она была тем единственным в жизни счастливым шансом, который он упустил.

Но где-то здесь, в этом доме, должна быть ее фотография. Всеми забытая. Никому уже не нужная. Кроме него.

Он рассеянно обвел взглядом темную гостиную, прикидывая, откуда начать поиски. Вряд ли Блэк стал бы хранить ее здесь, у всех на виду. Сперва надо проверить его спальню. Еще бы знать, где она.

Освещая себе путь волшебной палочкой, Снейп начал осторожно подниматься по лестнице. Плохо представляя, что ищет, он заглядывал в каждую из комнат, но все они уже были перевернуты вверх дном. Ящики выдвинуты, дверцы шкафов распахнуты, простыни сорваны и брошены на пол. Похоже, после смерти Блэка его вороватый собутыльник вволю тут похозяйничал, выгребая все мало-мальски пригодное для продажи. Но старые письма и фотографии вряд ли могли его заинтересовать.

Они должны быть где-то здесь. Если только Блэк не забрал их с собой. Что было не так уж невероятно. Владей Снейп подобным сокровищем, он бы точно никогда с ним не расстался.

Размышляя так, он дошел до площадки верхнего этажа и огляделся.

«Сириус» — гласила надпись на одной из дверей. Значит, это здесь.

Забыв обо всем, что произошло этой ночью, он вошел в комнату Блэка, такую же разоренную, как и все остальные. Сердце билось в непонятном предвкушении. Он несколько раз глубоко вдохнул, заставляя себя успокоиться, и принялся искать, перелистывая книги и обшаривая ящики.

За окнами начинало светать. Каждую минуту сюда мог заявиться кто-то из Ордена. Наверняка Поттер уже успел рассказать всем свою версию случившегося. Разыскивая Снейпа, они могут проверить бывшую штаб-квартиру. И Дамблдор больше его не защитит.

Наплевать.

Письмо Лили должно быть где-то здесь. Оно нужно ему сейчас же. Вместе с фотографией.

Снейп начинал терять терпение. Мерзавец Блэк! И кто только тянул его за язык! Какого дьявола нужно было дразнить Северуса этой фотографией, чтобы потом засунуть ее неизвестно куда? Он владел этими реликвиями, не имея на то никакого права. Они достались ему случайно.

Это несправедливо!

Он вдруг вспомнил, что Блэк собирался показать их Поттеру… Да, верно. Он, должно быть, отдал их Поттеру давным-давно.

Северус вернулся напрасно.

Он растерянно опустил руки, стоя посреди комнаты, голова склонилась, волосы занавесили лицо. Он был готов разрыдаться от бессилия. На фоне всего пережитого эта утрата казалась смехотворной. Но именно она стала последней каплей.

Нет, упрямо подумал он. Не может быть, что их здесь нет. Не может быть, чтобы ему было отказано даже в таком ничтожном утешении. Не может быть!

Он в отчаянии перетряхнул очередной журнал, и внезапно к ногам его выпорхнул сложенный вчетверо листок и кусочек заколдованного картона.

Сердце замерло у него в груди.

Быстро наклонившись, он дрожащими пальцами подхватил гладкий пожелтевший от времени квадратик и перевернул…

Она была там.

Лили.

Его Лили.

Запертая навеки внутри одного единственного бесконечно повторяющегося мгновения из давно забытой жизни.

Пораженный, он медленно опустился на пол, не в силах оторвать взгляд.

Он любил ее сколько себя помнил. Эта любовь, казалось, была неотделима от него, незыблемая, неприкосновенная, не подверженная влиянию времени.

Но оказалось, он почти забыл, как она выглядела. Подумать только, почти забыл!..

У него не было ее фотографий и годы разлуки стерли из памяти детали ее внешности.

И сейчас он с удивлением открывал их вновь. Как в тот день, когда увидел ее впервые. С тем же отчаянным восторгом и тоской. Жадно вглядывался в ее доброе сияющее лицо… Изнывая от нежности, гладил пальцами ее темно-рыжие волосы, и плавный силуэт… мучительно пытаясь сберечь все это в сердце.

Она стояла в правом углу фотографии. Красивая. Смеющаяся. Живая. Совсем не похожая на торжественное мраморное изваяние в Годриковой впадине. Рядом, как сумасшедший бладжер, носился ее любимый маленький сынок, и бегал взъерошенный муж...

Северус поднял упавшее рядом письмо и поднес к глазам, узнавая ее почерк. Он хорошо помнил содержание, но не удержался от соблазна еще раз прикоснуться к ее жизни, пожирая взглядом поблекшие строчки… и нежную подпись в конце.

Он вовсе не чувствовал себя вором, посягнувшим на чужое счастье. Напротив. Он чувствовал себя ограбленным. Ведь если бы не чертов Поттер, невесть за что возненавидевший его с первой встречи, этот дом, о котором она писала, мог быть его домом. И этот ребенок, доставлявший ей столько радости, — его ребенком.

Это могла быть его жизнь.

Их общая с Лили жизнь.

Он думал так, яростно отмахиваясь от осознания, что в действительности сам все разрушил. Что сам пугал ее, что сам ее ранил. Что любовь Поттера спасла ее от отчаяния. Что Поттер сделал ее счастливой, несмотря ни на что.

А Северус остался не у дел.

Один на всем белом свете.

Он думал, что давно разучился плакать. Но сейчас слезы ручьями текли у него из глаз и он не мог их удержать.

Он мысленно молил ее о прощении. Запоздало признавался ей в любви.

А она лишь молча улыбалась. Не ведая о том, что ждет ее впереди.

Что жертва ее окажется напрасной. Что ее мальчик умрет. Что все было предрешено.

Вы ведь знали это, Дамблдор. Знали с самого начала. И в тот день, когда потребовали от двадцатилетнего сопляка посвятить жизнь защите Гарри Поттера, вы уже знали, что Гарри Поттер обречен.

Он будет послушно сражаться, пока у него есть надежда на победу. Но настанет день — и я приду, чтобы лишить его всякой надежды. И подтолкнуть в раскрытые объятия смерти.

Если все это кажется вам справедливым, если вы не нашли другого пути… Что ж, пусть будет так.

Я все возьму на себя, Дамблдор. За все отвечу. За преступления, совершенные по вашей просьбе. За решения, которые принимали вы. За исполнение плана, которого вы мне так и не раскрыли. И за предательство мальчишки, который вас… любил. Мне это будет нетрудно. Меня-то он никогда не любил. Так пусть узнает правду от меня. По крайней мере, это будет честно.

Небо за окном светлело все больше. Приближалось утро.

Северус сидел на полу в старой комнате Блэка, опустив голову так, что волосы почти скрывали лицо.

Лили на фото продолжала тихо смеяться, не глядя на него. Она по-прежнему ни о чем не догадывалась. Она просто любила тех двоих на фотографии. А этого чужого, разбитого, постаревшего Северуса в ее реальности не существовало вовсе. Словно это они продолжали жить, а он — давно умер.

Но ведь я еще жив, в отчаянии думал он. Я здесь! Посмотри на меня!

Бесполезно. Она была поглощена ими. Отдала себя им без остатка.

В приступе жгучей ревности он разорвал фотографию пополам, отшвырнув подальше обрывок с ненавистным Поттером.

Оторванная от своей семьи, Лили наконец взглянула на того, кто их разлучил. И в глазах ее плескался ужас. Северус почувствовал себя еще хуже. Он не хотел ее пугать. Никогда не хотел.

Из груди вырвалось глухое рыдание. Плечи вздрогнули.

Прости меня, безмолвно взмолился он, прости. Мне так страшно. Останься со мной.

Ее лицо смягчилось, во взгляде появилось искреннее сочувствие. И в этом была вся Лили. Будь она жива, наверняка погладила бы его по плечу. Но ее давно не было. Остались только кости на кладбище, да этот заколдованный картон… Да еще мальчишка, которого Северус терпеть не мог. На котором весь свет сошелся клином.

Внезапная злость мгновенно высушила слезы, возвращая его мысли в привычное русло. Он вытер нос и глаза рукавом. Бросил последний взгляд на фотографию, прежде чем спрятать ее у себя на груди, и медленно поднялся.

Пора, наконец, взять себя в руки. Впереди еще много работы. И никто кроме них двоих ее не сделает.

Воистину, Дамблдор знал, на кого ставить.

Если кто и умел противостоять Темным искусствам так же хорошо, как Северус Снейп, так это Гарри Поттер.

Да. Гарри исполнит все, как надо.

И я ему помогу.

Хочет он того или нет.

Наверное, я не то человек, который должен это делать…

Но больше некому, Лили.

Остался только я.