Опасные удовольствия (гет)

Утро на площади Гриммо, двенадцать, наступало всегда одинаково. Оно не врывалось в спальню шумом маггловского Лондона, от которого дом надёжно защищали слои старинных заклятий, а просачивалось медленно, нехотя, словно густой мёд. Первые лучи солнца, бледные и водянистые, цеплялись за верхушки платанов на площади, а затем робко скользили по пыльным стёклам, чтобы наконец лечь на пол тусклым, выцветшим квадратом.

Гарри Поттер проснулся за несколько минут до того, как зачарованные часы на каминной полке должны были пропеть трель зяблика, — их свадебный подарок от Хагрида. Он лежал на спине, глядя в высокий, покрытый лепниной потолок, и ощущал знакомую тяжесть в груди. Это была не тревога, не страх — с этими чувствами он давно научился жить, — а нечто иное. Глухая, ноющая тоска по чему-то неуловимому, что, казалось, утекло сквозь пальцы вместе с годами.

Десять лет. В голове не укладывалось. Целая вечность и одно мгновение. Он помнил, как они впервые вошли в этот дом после войны — рука в руке, измотанные, но полные надежд. Им предстояло изгнать из тёмных углов призраков семьи Блэков и поселить здесь свою собственную жизнь. И они справились. Теперь дом дышал ими: стеллажи до самого потолка, забитые фолиантами Гермионы, на которых то и дело появлялись свежие стопки пергаментов из Министерства. Его собственная, аккуратно сложенная на стуле форма аврора. Пара мётел у камина, на которых они уже почти не летали. Всё было правильно. Упорядоченно. Безопасно.

И невыносимо предсказуемо.

Гарри повернул голову. Рядом, свернувшись калачиком, спала Гермиона. Её каштановые волосы, которые уже не были той непослушной копной, но всё ещё вились упрямыми волнами, разметались по подушке. Одна прядь упала ему на плечо. Её дыхание было ровным и тихим, ресницы чуть подрагивали. Даже во сне лицо волшебницы сохраняло сосредоточенное, почти строгое выражение. Он любил это лицо больше всего на свете. Любил каждую чёрточку, каждую новую морщинку у глаз, появлявшуюся, когда она смеялась. Он любил её. Эта любовь была фундаментом его мира, незыблемой, как стены Хогвартса.

Но страсть… Страсть, что когда-то полыхала между ними, как драконье пламя, превратилась в тлеющий уголёк под толстым слоем пепла повседневности. Работа в Министерстве магии отнимала все силы. Он возвращался домой, выжатый допросами и бумажной волокитой, она — уставшая от бесконечных заседаний и разработки новых законов. Редкие вечера они проводили вместе, но чаще всего просто молчали, глядя в огонь, слишком измотанные даже для разговоров.

Его пальцы потянулись к её плечу, но замерли на полпути. Когда они в последний раз касались друг друга просто так? Не для того, чтобы передать чашку или поправить воротник мантии, а по-настоящему. С желанием, с нежностью, с тем электрическим разрядом, который раньше пробегал по коже от одного лишь взгляда.

— Уже утро? — её голос, сонный и хрипловатый, вырвал его из мыслей.

Гермиона приоткрыла глаза и посмотрела на мужа. Она всегда чувствовала его настроение, читала его, как самую понятную книгу.

— Пожалуй, — отозвался Гарри, всё же опуская ладонь на её тёплое плечо. — Но я бы с удовольствием его отменил.

Лёгкая улыбка тронула её губы. Она села, потянулась, и одеяло соскользнуло, обнажив плавную линию спины и шеи.

— Тогда нам обоим придётся изобрести заклинание, отменяющее будни. Ты ведь у нас глава аврората, тебе положено творить чудеса.

— Ты бы точно смогла, — пробормотал он, придвигаясь ближе и утыкаясь носом в её волосы, вдыхая знакомый аромат сандала и пергамента. — Но ты, чёрт возьми, слишком ответственная, чтобы что-то отменять. Даже скуку.

— Льстец, — с притворной строгостью произнесла волшебница, но тут же её взгляд стал серьёзным. Она повернулась к нему, и теперь между ними не было расстояния. — Гарри, я же вижу. Ты умираешь от тоски с этими своими отчётами. А я — со своими. Мы превратились в пару уставших министерских крыс.

Гарри усмехнулся, но смех получился горьким.

— Крысы хотя бы время от времени находят приключения в лабиринтах. А у нас — один и тот же коридор изо дня в день.

Он отвёл взгляд, и его мысли снова вернулись в прошлое. В те дни, когда их жизнь была сплетена из тайн, погонь и смертельной опасности. Каждый поцелуй был украденным, каждое прикосновение — рискованным. И как же это их возбуждало! Задыхаться от страсти в палатке, пока снаружи рыщут Пожиратели смерти. Целоваться в полутёмном коридоре Хогвартса, рискуя быть застуканными Филчем. Этот адреналин, эта близость на грани фола — вот что делало их живыми.

— Я помню, как нас заводил риск, — тихо сказал он, словно озвучивая её собственные мысли. — Тайны, запреты… Всё, что было опасно.

Гермиона внимательно посмотрела ему в глаза. В её карих глазах блеснул огонёк — тот самый, знакомый, гриффиндорский. Огонёк азарта и безумной отваги. Она наклонилась к самому его уху, и её горячее дыхание обожгло кожу.

— Нам не нужен отпуск, Гарри, — прошептала она так тихо, что её слова были похожи на шорох страниц. — Нам просто нужен… глоток безумия.

От этого шёпота по его спине пробежали мурашки. Он посмотрел на неё — и увидел не уставшую сотрудницу Министерства, не свою жену, с которой прожил десять лет, а ту самую ведьму, которая бесстрашно шагнула с ним в Запретный лес. Ту, в чьих глазах всегда горел огонь.

Напряжение, висевшее в комнате, сменилось чем-то иным. Воздух наэлектризовался, загустел от предвкушения.

— Заинтриговала, миссис Поттер, — хрипло произнёс Гарри, обводя пальцем контур её губ. — Что ты предлагаешь? Только умоляю, не три дня в Норвегии с экскурсией по библиотекам рун.

Гермиона рассмеялась — тихо, но звонко.

— Пошляк. Я думала о чём-то куда более… возбуждающем. И начать предлагаю прямо сегодня.

Она встала с кровати, нагая и уверенная в своей красоте, и подошла к шкафу.

— Собирайся, Поттер. Мы идём в Косой переулок. Сошлёмся на срочное совещание. Нам нужны наряды для ежегодного приёма в Министерстве.

— Приёма? — Гарри недоумённо приподнял бровь.

Гермиона обернулась, и её улыбка была полна дьявольского озорства.

— Ну да. А ещё… там есть примерочные у мадам Малкин. Очень уютные. И с занавесками.

* * *

Косой переулок встретил их привычным гомоном: звоном галлеонов в банке Гринготтс, весёлыми выкриками зазывал из магазина «Всевозможные волшебные вредилки», ароматом свежей выпечки от Флориана Фортескью, смешанным с запахом старого пергамента и зелий. Десять лет назад эта улица была для них символом надежды и входа в новый мир. Сегодня же Гарри и Гермиона шли по её брусчатке как живые легенды, чьи имена шёпотом передавались из уст в уста. Но сейчас им было не до славы. Внутри каждого из них разгоралось пламя иного рода — тайное, озорное и до дрожи волнующее.

Они солгали. Впервые за долгие годы совместной работы в Министерстве они сослались на выдуманное «выездное совещание по вопросам межведомственной безопасности», чтобы вырваться из душных кабинетов.

— Представляешь себе лицо Кингсли, если бы он узнал, что «вопросы безопасности» мы обсуждаем в примерочной? — прошептал Гарри, сжимая ладонь жены. Его глаза смеялись.

— Кингсли мудрый человек, — с невозмутимым видом ответила Гермиона, хотя в уголках её губ пряталась улыбка. — Он бы понял, что безопасность брака — вопрос первостепенной важности.

Их целью был знакомый до боли магазинчик «Мантии мадам Малкин на все случаи жизни». Его витрина с фиолетовым бархатом и манекенами, застывшими в элегантных позах, не менялась годами. Внутри пахло лавандой, магической пылью и новой тканью. Сама мадам Малкин, приземистая, улыбчивая ведьма в неизменных очках на цепочке, суетилась у прилавка, перебирая отрезы шёлка.

— О, мистер и миссис Поттер! Какое удовольствие! — всплеснула она руками, тут же бросив свои дела. — За нарядами для ежегодного приёма, не так ли? У меня как раз поступила новая коллекция «Силуэт и Тень» из Франции. На вашей изящной фигуре, миссис Поттер, это тёмно-изумрудное платье будет смотреться просто…

— Мы бы хотели взглянуть, — вежливо, но настойчиво прервала её Гермиона. В её голосе прозвучали те самые нотки, с которыми она когда-то пробивала стены министерской бюрократии. — И нам понадобится примерочная. Большая.

Не успел Гарри опомниться, как оказался за тяжёлой бархатной занавеской. Примерочная была тесной, обитой тёмно-вишнёвой тканью. Тусклый свет от зачарованной сферы падал на большое зеркало в полный рост, которое, казалось, видело больше, чем отражало. Гермиона уже сбросила свою строгую министерскую мантию и осталась в лёгкой шёлковой блузке и узкой юбке. Воздух в маленьком пространстве мгновенно стал густым и наэлектризованным.

— Ты ведь помнишь, что у нас сегодня годовщина? — её голос был тихим, почти интимным шёпотом, предназначенным только для него.

Гарри молчал, не в силах отвести от неё взгляда. Она медленно, с вызовом расстегнула пуговицы на блузке. Ткань соскользнула с плеч, открывая нежную кожу и кружево бюстгальтера. Затем её пальцы нашли молнию на юбке. Тихий, дразнящий звук заполнил примерочную. Юбка упала к её ногам мягким шуршанием.

Сексуальность, которую они так долго держали под спудом быта и ответственности, вырвалась на свободу, как джинн из бутылки. Гарри шагнул к ней, прижимая к прохладной поверхности зеркала. Его губы нашли её шею, вдыхая аромат её кожи, а руки легли на талию, ощущая каждый изгиб. Под тканью его брюк она отчётливо почувствовала его нарастающее возбуждение.

— Здесь, — выдохнула Гермиона ему в губы, прижимаясь всем телом. — Сейчас. Не жди.

Гарри и не собирался. Его пальцы уже расстегнули застёжку её бюстгальтера, освобождая грудь. Он целовал её жадно, с голодом, которого не чувствовал много лет. Руки блуждали по её телу — исследовали, требовали, ласкали. Гермиона откинула голову, её спина выгнулась, прижимаясь к холодному стеклу зеркала. В отражении Гарри видел их — сплетённые тела, её запрокинутое лицо, искажённое удовольствием, и свои глаза, горящие тёмным огнём.

— Быстрее, — прошептала она, когда его рука скользнула вниз, между её ног. Она была уже влажной и готовой.

Где-то в зале шелестели ткани, и голос мадам Малкин негромко напевал себе под нос. Эти звуки внешнего мира казались далёким эхом, лишь усиливая остроту момента, запретность их деяния.

Гарри расстегнул ремень. Одним плавным движением приподнял её, и Гермиона обвила его ногами, вжимаясь в него, ища его губами. Он вошёл в неё резко, с глухим стоном, который потонул в её поцелуе. Каждый толчок отзывался громом в ушах, эхом былой, почти забытой страсти. Страх быть пойманными стал лучшим афродизиаком.

— Поттер… — выдохнула Гермиона сквозь сжатые зубы, царапая ногтями его плечи. — Мерлин… как же… давно…

Он двигался ритмично, уверенно, теряясь в её тепле и податливости. Пот катился по его лбу. Их дыхание смешалось в одно — прерывистое, тяжёлое. В зеркале отражалась картина чистого вожделения: её выгнутая спина, его напряжённые мускулы, их лица в нескольких дюймах друг от друга.

Шаги. Совсем близко, прямо за занавеской.

— Миссис Поттер? У вас всё в порядке? — раздался заботливый голос мадам Малкин.

Они замерли. Застыли, как статуи, в самом пике движения. Сердце Гарри колотилось о рёбра, готовое вырваться. Гермиона зажала рот рукой, чтобы не выдать себя стоном, её глаза расширились от ужаса и дикого восторга.

— Да! — сдавленно, с трудом выдавила она. — Всё… всё хорошо! Просто… платье оказалось немного туговато!

За занавеской наступила тишина, показавшаяся вечностью.

— Что ж, если понадобится помощь, зовите, — наконец отозвалась владелица магазина и, судя по удаляющимся шагам, отошла к другому клиенту.

Только тогда Гермиона позволила себе выдохнуть и тихо, нервно рассмеялась. Гарри зарычал ей в ухо, возобновляя движения, но теперь ещё более яростно, подгоняемый адреналином.

— Ты сводишь меня с ума, женщина.

— Это только начало, — прошептала она, обвивая его шею руками и втягивая в себя глубже.

Они кончили почти одновременно, сорвавшись в пропасть удовольствия — быстро, сбивчиво, задыхаясь. Он уткнулся лицом в её волосы, она вцепилась в его спину, и на мгновение мир сузился до этой маленькой примерочной.

— Кажется, — прошептал Гарри, целуя её влажное плечо, — ты была права насчёт глотка безумия.

Гермиона усмехнулась, отстраняясь и поправляя растрепавшиеся волосы.

— Я всегда права. Но не думай, что мы на этом остановимся.

Он наблюдал, как она с невероятной скоростью натягивает одежду, превращаясь обратно в респектабельную миссис Поттер. На её щеках играл румянец, а в глазах плясали черти.

— У тебя будут проблемы с молнией, — заметил он, с ленивой усмешкой наблюдая, как она пытается застегнуть тугую ткань на спине. Пальцы не слушались, а зеркало отражало её лёгкое, но очаровательное замешательство.

— Ты мне с этим поможешь, — бросила она через плечо, не прекращая попыток. В её голосе звучала не просьба, а обещание. — Позже. Когда я снова захочу тебя.

Гарри тихо рассмеялся, чувствуя, как по венам снова растекается тепло.

— То есть, через пять минут?

— В худшем случае — десять, — парировала Гермиона, наконец справившись с непокорной застёжкой.

Она быстро накинула свою мантию, скрывая под строгой тканью и следы их страсти, и свою новую, хищную уверенность. Гарри последовал её примеру. Воздух был всё ещё тёплым и пах ими — мускусом, сексом и едва уловимой ноткой её духов. В зеркале отражались два заговорщика, пытающиеся придать своим лицам самое невинное выражение.

Сделав глубокий вдох, Гермиона решительно отодвинула бархатную занавеску.

Мадам Малкин стояла неподалёку, делая вид, что раскладывает свитки с выкройками. Но было очевидно, что она ждала. Старушка смерила их взглядом, который мог бы прожечь дыру в некачественной мантии, и подозрительно сощурилась. Она, конечно, ничего не слышала, но магия такого уровня, выплеснувшаяся в тесном пространстве, не могла остаться совсем незамеченной для опытной ведьмы. Да и слишком яркий румянец на щеках Гермионы, блеск в глазах Гарри и то, как они стояли чуть ближе друг к другу, чем требовали приличия, говорили сами за себя.

Гермиона, однако, была само спокойствие. Она с безупречной элегантностью подошла к платью, которое мадам Малкин изначально предлагала ей, — тому самому, тёмно-изумрудному.

— Мы, пожалуй, возьмём это, — произнесла она ровным тоном, который не допускал возражений. — Оно идеально подошло.

Мадам Малкин лишь хмыкнула, но промолчала, ловко упаковывая покупку. Гарри расплатился, чувствуя на себе её испытующий взгляд. Ему отчаянно хотелось рассмеяться, но он сдержался, сохраняя маску серьёзного главы аврората.

Едва тяжёлая дверь магазина за ними закрылась, выпустив их обратно в шумный, пёстрый мир Косого переулка, они не выдержали. Сначала тихий смешок сорвался с губ Гермионы, а потом Гарри, не удержавшись, сдавленно хохотнул, прикрыв рот рукой. Через секунду они уже оба давились от смеха, прислонившись к витрине соседней лавки.

— Её лицо! Ты видел её лицо? — выдохнула Гермиона, вытирая выступившие от смеха слёзы.

— Она точно знает, — ответил Гарри, пытаясь отдышаться. — Клянусь бородой Мерлина, она сейчас накладывает на примерочную очищающие и заглушающие чары.

Гарри переплёл свои пальцы с её, крепко сжимая. Это было не то привычное, спокойное касание супругов, идущих по делам. В нём чувствовался триумф, общее преступление, сладкий секрет, который принадлежал только им двоим. Искра, которую они зажгли в тесной примерочной, разгоралась, обещая превратиться в настоящий пожар.

Он посмотрел на жену — её щёки всё ещё горели, глаза сияли, а на губах играла улыбка, которая делала её снова похожей на ту бесстрашную гриффиндорку, готовую броситься в любую авантюру.

— Ну что, миссис Поттер? — спросил Гарри, понизив голос до заговорщического шёпота. — Наше «совещание» ещё не окончено?

Гермиона поправила воротник его мантии, и её пальцы на мгновение задержались на его шее, посылая по коже новую волну дрожи.

— Оно только началось, — ответила ведьма, и в её взгляде мелькнул хищный блеск. — Следующий пункт повестки дня — Министерство. Там есть одна заброшенная переговорная… с отличной звукоизоляцией.

* * *

Министерство магии гудело, как растревоженный улей. Сотни волшебников и ведьм перемещались по его мраморным холлам, их шаги эхом отдавались от высоких потолков атриума, где золотые статуи Фонтана магического братства давно сменились мемориалом павшим в войне. Воздух был пропитан запахом полированного дерева, старых пергаментов и едва уловимым ароматом озона от постоянно вспыхивающих каминов, из которых с лёгким хлопком появлялись всё новые и новые сотрудники. Здесь царил порядок — строгий, выверенный, почти удушающий. Эмоции держали в узде, страсть прятали за плотно застёгнутыми мантиями.

Гарри и Гермиона вернулись сюда после своей вылазки в Косой переулок, идеально вписавшись в этот деловой муравейник. Снаружи они были воплощением профессионализма: глава аврората и его супруга, высокопоставленная сотрудница Отдела регулирования и контроля за магическими существами. На их лицах застыло выражение вежливой сосредоточенности. Но под этой маской скрывалось нечто иное — общий секрет, который горел между ними, как магический огонь.

Последовавшая за этим пресс-конференция была квинтэссенцией министерской скуки. Нудный чиновник из Отдела магического правопорядка битый час зачитывал новые поправки к «Статуту о разумном использовании заклинаний в быту». Гарри сидел в первом ряду и изо всех сил боролся со сном, мысленно перебирая детали их приключения в примерочной. Он бросил короткий взгляд на Гермиону. Та сидела с идеально прямой спиной, делая пометки в своём блокноте, но Поттер уловил лёгкий, едва заметный наклон её головы в сторону бокового коридора. Это был их безмолвный сигнал.

Как только конференция закончилась и зал наполнился гулом голосов, они, не сговариваясь, двинулись в разные стороны, чтобы встретиться через пару минут в тихом, редко посещаемом крыле на пятом этаже. Здесь располагались старые, давно не используемые архивы.

— Ты уверена, что нам сюда? — с притворным сомнением прошептал Гарри, догоняя жену у пыльной двери без таблички.

— Абсолютно, — ответила Гермиона, и её глаза блеснули в полумраке коридора. — Старая переговорная Комитета по связям с кентаврами. Его расформировали лет пятнадцать назад. А на двери — Обсидиановые запирающие чары. Их можно активировать только изнутри, и снаружи их не снять ни одним известным заклинанием. Только сложным зельем взлома, на приготовление которого уйдёт не меньше часа.

— Ты меня возбуждаешь, когда говоришь о защитных чарах, — пробормотал волшебник, прижимаясь к ней сзади и вдыхая аромат её волос.

Гермиона толкнула тяжёлую дубовую дверь. Они оказались в просторной, погружённой в полумрак комнате. Пылинки танцевали в лучах света, пробивавшихся сквозь грязные высокие окна. В центре стоял массивный стол из тёмного дерева, окружённый стульями с высокими спинками. На стенах висели пожелтевшие карты Запретного леса. Воздух здесь был спёртым, пахнущим старой бумагой и забвением.

Как только дверь за ними закрылась, Гермиона вытянула волшебную палочку.

— Colloportus Obsidianus!

По контуру двери пробежала чёрная, как смоль, линия, и раздался низкий, глухой гул, который тут же затих. Тишина, наступившая после, стала почти осязаемой. Они были одни. В безопасности. В своей собственной маленькой вселенной.

— У нас есть минут двадцать до следующего заседания, — сказала ведьма, поворачиваясь к мужу. Её деловой костюм — строгая юбка до колен и идеально скроенный жакет — выглядел в этом заброшенном месте вызывающе неуместно. — Этого хватит?

— Смотря на что, — хрипло ответил Гарри.

Он подошёл к ней, и расстояние между ними исчезло. Его руки легли ей на бёдра, притягивая к себе. Поцелуй был не таким, как в примерочной — не воровским и быстрым, а долгим, глубоким, полным власти и обладания. Это был поцелуй двух взрослых людей, которые точно знали, чего хотят.

Гермиона отстранилась первой, её дыхание было сбитым. Одним решительным движением она забралась на стол, сбросив с него стопку старых протоколов. Бумага с сухим шорохом разлетелась по полу. Она села на самый край, глядя на Гарри сверху вниз. Властно. Призывно.

Глава аврората опустился на колени. Его пальцы нашли край её юбки, медленно поднимая ткань вверх. Под ней оказались тонкие чулки на подвязках — деталь, которую он не заметил утром. Открытие обожгло его новой волной желания. Он расстегнул застёжки, и шёлк медленно соскользнул по её ногам. Гарри провёл ладонью по гладкой коже её бедра, чувствуя, как она дрожит под его прикосновением.

Затем он встал и шагнул вперёд, оказавшись между её разведённых ног. Гермиона расстегнула пуговицы на своём жакете, а затем и на блузке, но не сняла их, оставив символы своей дневной, официальной жизни на плечах. Её грудь, обтянутая кружевом, тяжело вздымалась.

Гарри не стал медлить. Его движения были уверенными и точными, как у опытного аврора на задании. Ткань брюк натянулась, когда он прижался к ней. Руки Гермионы вцепились в края стола, пальцы побелели от напряжения. Он вошёл в неё плавно, но глубоко, и она издала протяжный, сдавленный стон, откинув голову назад.

Стол под ними тихо скрипел в такт их движениям. В этой пыльной, забытой комнате, в самом сердце бюрократической машины, они творили своё собственное, запретное волшебство. Спешка, страсть и острый, пьянящий страх быть обнаруженными смешались в гремучий коктейль.

Внезапно за дверью послышались шаги. Затем кто-то решительно дёрнул дверную ручку. Раз. Другой.

Они замерли. Тела напряглись, дыхание замерло в лёгких. Гарри застыл внутри неё, чувствуя, как бешено колотится её сердце. За дверью раздалось недовольное бормотание какого-то молодого клерка:

— Странно… Вроде была открыта… Опять эти старые запирающие чары глючат.

Шаги удалились.

Только тогда они позволили себе выдохнуть. Облегчение было таким сильным, что Гермиона рассмеялась — тихо, почти беззвучно, утыкаясь лбом в плечо мужа.

— Мы ведь могли потерять работу, — прошептала она, её смех смешивался с тяжёлым дыханием.

Гарри посмотрел ей в глаза, в которых всё ещё плясали искорки адреналина.

— Но оно того стоило, — ответил он и, не давая ей опомниться, возобновил движения — яростно, мощно, навёрстывая упущенные секунды.

Финал был стремительным, как удар молнии. Их стоны, больше не сдерживаемые страхом, эхом прокатились по пустой комнате, заставив дребезжать стёкла в высоких окнах.

Когда всё закончилось, они ещё несколько минут сидели молча, приходя в себя. Гарри помог ей спуститься со стола, а затем они быстро привели себя в порядок. С помощью магии одежда снова стала безупречной, волосы уложенными, но глаза выдавали их. В них горел огонь, который не потушить ни одним заклинанием.

Прежде чем снять чары, Гермиона прижалась к двери, прислушиваясь.

— Коридор пуст, — доложила она, как на секретной операции.

— Тогда вперёд, миссис Поттер, — усмехнулся Гарри. — Нас ждут великие дела.

Они вышли из переговорной и неторопливо пошли по коридору, будто возвращались с самого обычного совещания. Встретившийся им по пути Перси Уизли одарил их своим фирменным осуждающим взглядом, но они лишь вежливо кивнули в ответ.

Они хранили свой секрет, и этот секрет делал их непобедимыми. Внутри у обоих уже зрел новый, ещё более дерзкий план. План, для которого им понадобятся мётлы и ночное небо над Лондоном.

* * *

Ночь опустилась на Лондон густым, чернильным бархатом, скрывая дневную суету и превращая город в причудливую карту из света и тени. Маггловские небоскрёбы, такие как «Осколок», пронзали низкие облака, сияя холодными огнями, не подозревая, что высоко над ними, в потоках ночного ветра, скользит нечто, неподвластное законам физики.

Они вылетели с заднего двора дома на площади Гриммо. Гарри вынес свою старую, но верную метлу — «Огнеглаз-Х». Это была не новейшая гоночная модель, а надёжная, чуть утяжелённая метла для дальних полётов, которую он лично доработал, снабдив её лучшими заглушающими и маскировочными чарами. Она летела почти бесшумно, оставляя за собой лишь едва заметный серебристый шлейф, видимый только в лунном свете.

Гермиона сидела позади, крепко обхватив мужа за талию. Она сменила свой строгий министерский костюм на тёмно-синее платье из летящей ткани и тёплую мантию, но холодный ночной воздух всё равно пробирался под одежду, заставляя кожу покрываться мурашками. Это ощущение, смешанное с головокружительной высотой и близостью Гарри, пьянило.

— Ты точно уверен в этой своей платформе? — крикнула она, пытаясь перекричать свист ветра. — Я не хочу закончить нашу годовщину в виде мокрого пятна на крыше вокзала Паддингтон!

— Не доверяешь моим чарам, миссис Поттер? — рассмеялся в ответ Гарри. Его голос звучал уверенно и молодо. — Она прочнее, чем стены Гринготтса!

Лондон внизу рассыпался мириадами огней, словно кто-то опрокинул шкатулку с драгоценностями на чёрный бархат. Река Темза извивалась тёмной лентой, отражая огни мостов и набережных. Они пронеслись над башней Биг-Бена, чьи часы мерно отбивали полночь, но их бой утонул в шуме ветра. Это была их стихия — свобода, высота и магия.

Гарри плавно снизил скорость и направил метлу к одному из самых высоких зданий в Сити. Но он не собирался приземляться на крышу. Вместо этого он завис в воздухе на почтительном расстоянии от небоскрёба.

— Готова? — прошептал он, оглядываясь.

Гермиона кивнула, затаив дыхание. Гарри вытянул руку, и воздух перед ними пошёл рябью, словно поверхность воды. Затем из пустоты соткался полупрозрачный, мерцающий диск диаметром в несколько метров. Он висел в воздухе, едва заметный, поддерживаемый сложным плетением левитационных чар.

Метла мягко опустилась на платформу, и та даже не дрогнула. Они были одни, посреди ночного неба, скрытые от всего мира. Гарри спрыгнул с метлы и помог спуститься Гермионе. Её ноги ступили на твёрдую, но чуть вибрирующую поверхность.

— О, Мерлин… — выдохнула она, глядя вниз на раскинувшийся под ногами город. — Это… невероятно.

— Невероятно — это ты, — ответил Гарри, притягивая её к себе.

Он расстегнул её мантию, и та соскользнула с плеч, оставшись лежать у ног. Ветер тут же подхватил подол её платья, заставляя ткань виться вокруг ног, и разметал волосы, превратив их в дикую, непослушную гриву. Платье было на тонких бретельках, и холодный воздух тут же коснулся её обнажённых плеч и спины. Соски под тонкой тканью мгновенно затвердели.

Гарри не стал медлить. Его поцелуи были яростными, почти животными. Он целовал её губы, шею, ключицы, спускаясь всё ниже. Его руки срывали тонкие бретельки, и лиф платья соскользнул вниз, обнажая её грудь. Он опустился на колени, обхватил её бёдра, прижимаясь лицом к её животу. Его язык скользнул по коже, и Гермиона вздрогнула, вцепившись пальцами в его волосы.

Она чувствовала себя уязвимой и в то же время всемогущей. Стоять почти нагой на высоте сотен метров, отданной во власть любимого мужчины и дикой стихии, — это было самое безумное, что она когда-либо делала.

Гарри поднял её платье до самой талии. Он смотрел на неё снизу вверх, и в его глазах полыхал такой огонь, что Гермиона почувствовала, как между ног становится жарко и влажно, несмотря на ледяной ветер. Она подалась вперёд, и он понял её без слов.

Его губы и язык нашли её сокровенное место. Гермиона застонала, запрокинув голову. Её стон подхватил и унёс ветер. Это было не похоже ни на что, что они делали раньше. Ощущения были обострены до предела: холодный воздух на груди, горячий рот на самом чувствительном месте, головокружительная пустота под ногами и сильные руки, держащие её за бёдра, не дающие упасть.

— Гарри… — всхлипнула ведьма, чувствуя, как приближается волна. — Сейчас… я…

Он поднялся. Его собственное желание было почти болезненным. Быстро избавившись от брюк, он прижал её к себе. Гермиона обвила его ногами, и он, придерживая её за ягодицы, вошёл в неё одним мощным, глубоким толчком.

Она закричала, но крик утонул в порыве ветра. Он держал её на весу, её спина была выгнута над бездной, а её мир сузился до его тела, движущегося внутри неё. Это был танец на краю пропасти, дикий, первобытный, полный риска и чистого, незамутнённого вожделения. Каждый его толчок был выверенным и сильным, он вбивался в неё, заставляя забыть обо всём, кроме этого момента. Ветер трепал её волосы, хлестал по лицу, но они не замечали ничего.

Внезапно вдали показались три яркие точки, стремительно приближавшиеся к ним.

— Авроры! — хрипло выдохнул Гарри, замирая.

Паника ударила, как разряд тока. Они были полностью открыты. Обнажённые, сплетённые в объятиях, на видимой магической платформе. Это был не просто скандал — это было крушение репутации, конец карьеры.

— Не двигайся! — скомандовал он.

Не выходя из неё, Гарри свободной рукой выхватил палочку.

— Cave Inimicum! — прошептал он, и в тот же миг их накрыло плотное марево Дезиллюминационного заклинатия. Они слились с ночным небом, превратившись в мерцающий участок пустоты.

Патруль пронёсся совсем рядом. Три фигуры на мётлах пролетели мимо, оживлённо переговариваясь. Их голоса донеслись до Гарри и Гермионы, заставив сердца замереть.

— …опять эти гарпии у Тауэра…

— …говорил же, надо ставить стационарные посты…

Они пролетели мимо. Опасность миновала.

Гарри и Гермиона выдохнули одновременно. Адреналин всё ещё бурлил в крови. Он посмотрел в её расширенные от страха и возбуждения глаза.

— Ну что, — прошептал он с кривой усмешкой. — Продолжим?

И он возобновил движения, но теперь ещё более отчаянно и глубоко. Риск, которого они так жаждали, сделал их страсть почти невыносимой. Оргазм накрыл их одновременно, ослепительной, сокрушительной волной, сотрясая до самого основания.

Когда они пришли в себя, то ещё долго стояли, обнявшись, дрожа не то от холода, не то от пережитого. Гарри укутал её в мантию и крепко прижал к себе.

— Я люблю тебя, сумасшедшая ведьма, — прошептал он, целуя её в макушку.

— И я тебя, безрассудный аврор, — ответила Гермиона, уткнувшись в его грудь.

Она подняла на него взгляд, и в её глазах плясали счастливые огоньки.

— Что дальше в нашей программе безрассудств?

Гарри хитро улыбнулся.

— А как насчёт того, чтобы вернуться в альма-матер? Говорят, ночью в библиотеке Хогвартса особенно… познавательно.

* * *

Силуэт Хогвартса, вырисовывавшийся на фоне усыпанного звёздами неба, вызвал в груди знакомый трепет. Замок спал, но его сон был живым, наполненным тихим дыханием вековых камней и шёпотом бродящих по коридорам призраков.

Гарри мягко посадил метлу на опушке Запретного леса, в том самом месте, где когда-то давно они с Роном впервые столкнулись с Арагогом. Сейчас, однако, это место не вызывало страха. Ночная прохлада была наполнена ароматом влажной земли и прелой листвы, а из глубины леса доносились таинственные, но уже не пугающие звуки. Они были здесь не как напуганные школьники, а как хозяева своей судьбы, вернувшиеся в место, где всё началось.

Под покровом Плаща-невидимки, который Гарри предусмотрительно захватил с собой, они без труда проскользнули на территорию замка. Профессор Макгонагалл, нынешний директор, была поставлена в известность об их «ночном визите для проверки древних защитных чар». Минерва, конечно, всё поняла по хитрому блеску в глазах своего бывшего ученика, но лишь строго поджала губы и дала своё молчаливое согласие. Она знала, что этим двоим иногда нужно было нарушать правила, чтобы чувствовать себя живыми.

Пустые, гулкие коридоры Хогвартса встретили их тишиной, нарушаемой лишь потрескиванием факелов и недовольным бормотанием портретов, разбуженных их шагами. Каждый поворот, каждая скрипучая ступенька лестницы отзывались в памяти волной воспоминаний. Вот здесь они варили Оборотное зелье, а за тем гобеленом скрывался тайный проход, которым они пользовались десятки раз.

Наконец они добрались до цели — массивных дубовых дверей библиотеки. Сердце Гермионы забилось чаще. Для неё это место было не просто хранилищем книг, а святилищем, храмом знаний и её личным раем. Она провела здесь больше времени, чем в любой другой части замка, и даже сейчас, спустя столько лет, воздух, пропитанный запахом старой кожи, пергамента и пыли, пьянил её, как самое редкое вино.

Гарри снял Плащ-невидимку, и они шагнули внутрь.

Библиотека ночью была совершенно иной. Лунный свет, пробиваясь сквозь высокие готические окна, выхватывал из темноты длинные ряды стеллажей, уходящих ввысь, словно колонны древнего собора. Тени сгущались в углах, создавая ощущение, что сами книги наблюдают за ними, перешёптываясь на своих полках. Тишина была такой глубокой, что, казалось, можно было услышать, как пылинки оседают на фолианты.

Гермиона медленно прошла между столами, проводя кончиками пальцев по их гладкой, прохладной поверхности.

— Я всегда мечтала об этом, — прошептала она, и её шёпот эхом разнёсся под сводчатым потолком. — Остаться здесь на всю ночь. Одной.

— Ты не одна, — Гарри подошёл к ней сзади и обнял за талию. — И у меня есть подозрение, что сегодня ночью ты будешь читать не только книги.

Он почувствовал, как она улыбнулась в темноте. Гермиона повернулась в его объятиях.

— Я придумала игру, — её глаза озорно блеснули в лунном свете.

— Игру? — с любопытством переспросил Поттер.

— Угу, — кивнула она. — Представь, что я — строгая библиотекарша, миссис Пинс-младшая. А ты — непослушный ученик, которого застали в Запретной секции после отбоя. И теперь тебя ждёт наказание.

От этих слов по телу Гарри пробежал электрический разряд. Он мгновенно включился в игру, его лицо приняло виноватое, но в то же время дерзкое выражение.

— Но, мэм, я просто искал книгу о защите от тёмных искусств! Я должен подготовиться к экзаменам!

Гермиона окинула его строгим взглядом с головы до ног, медленно обошла вокруг, словно оценивая масштаб проступка.

— Мистер Поттер, — её голос стал холодным и властным, как у профессора Снейпа. — Правила едины для всех. И ваше наказание будет показательным. Подойдите к этому столу. И снимите мантию.

Гарри, с трудом сдерживая улыбку, подчинился. Он медленно стянул с себя мантию, затем рубашку, оставшись с обнажённым торсом в лунном свете.

— Хорошо, — кивнула «библиотекарша», подойдя вплотную. Её пальцы, холодные и властные, скользнули по его груди. — А теперь посмотрим, что вы скрываете в своих штанах. Неужели запрещённый артефакт?

Гермиона опустилась на колени. Её руки уверенно расстегнули его ремень, затем молнию. Гарри затаил дыхание, когда её горячие губы коснулись его. Это была не нежная ласка жены, а требовательное, почти агрессивное действие строгой надзирательницы, наказывающей провинившегося ученика. Его тело мгновенно откликнулось.

Он сжал кулаки, упираясь в край стола, и откинул голову, когда её язык начал вытворять немыслимые вещи. Гермиона знала его тело досконально, знала каждую точку, каждое движение, которое доведёт его до грани. И сейчас она использовала эти знания с мастерством и жестокой нежностью.

Внезапно в дальнем конце зала раздался тихий скрип. Затем — шаркающие шаги.

— Миссис Пинс! — прошипел Гарри, его глаза расширились от ужаса.

Ирме Пинс, несмотря на преклонный возраст, так и не смогла окончательно покинуть своё царство. Иногда, страдая от бессонницы, она приходила побродить среди своих подопечных, проверяя, всё ли в порядке.

Они замерли. Шаги приближались. Гарри лихорадочно пытался застегнуть брюки, а Гермиона вскочила на ноги. Времени бежать не было. Единственным спасением был Плащ-невидимка, брошенный на ближайший стул.

Гарри схватил плащ и в один миг накрыл им себя и Гермиону. Они прижались друг к другу, затаив дыхание, голые по пояс, в нескольких шагах от прохода между стеллажами.

Фигура старой библиотекарши появилась в проёме. Она держала в руке тускло светящуюся свечу. Её тень плясала на стенах. Миссис Пинс медленно обвела зал своим подозрительным взглядом. Она остановилась, прислушиваясь. Сердце Гарри, казалось, стучало так громко, что его должен был услышать весь замок. Он чувствовал, как дрожит прижавшаяся к нему Гермиона. Их обнажённые тела соприкасались под плащом, создавая невыносимое напряжение.

— Хм… — пробормотала старушка. — Показалось, наверное. Опять этот Пивз шалит.

Она развернулась и так же медленно побрела прочь.

Когда её шаги затихли вдали, они ещё с минуту стояли не двигаясь. Затем Гарри осторожно откинул край плаща. Библиотека снова была пуста.

Облегчение было настолько сильным, что они оба беззвучно рассмеялись. Адреналин от пережитого страха смешался с нерастраченным возбуждением, создавая взрывоопасную смесь.

— Наказание ещё не окончено, мистер Поттер, — прошептала Гермиона, и её голос дрожал от сдерживаемого смеха и желания.

Не говоря больше ни слова, она повалила его на стол, тот самый, за которым когда-то писала свои блестящие эссе. Их тела сплелись в лунном свете, среди безмолвных свидетелей-книг. Их движения были яростными и отчаянными, словно они навёрстывали не только годы рутины, но и только что пережитый страх. Их стоны, приглушённые и рваные, терялись под высокими сводами библиотеки, становясь частью её вечной тайны.

В этот раз это был не просто секс. Это было возвращение. Возвращение к себе, к своей юности, к тому дикому и прекрасному времени, когда каждое нарушение правил было актом любви и свободы.

* * *

Ночь уже перевалила за середину, когда Гарри и Гермиона вновь оказались в мире магглов, на пустынной и безмолвной платформе вокзала Кингс-Кросс. Обычные пассажиры давно разъехались по домам, и лишь редкие сонные уборщики лениво катили свои тележки по гулким залам. Но для двух волшебников это место было лишь преддверием к новому приключению.

Барьер между платформами девять и десять поддался им без малейшего сопротивления, пропустив в знакомый, почти родной мир. Платформа девять и три четверти была погружена в полумрак, освещаемая лишь несколькими тусклыми фонарями. У перрона, словно спящий алый дракон, стоял «Хогвартс-Экспресс». Он не дымил, не гудел, а просто ждал, храня в своих вагонах миллионы воспоминаний. Это был не тот состав, что возил учеников, а его резервная копия, используемая для экстренных случаев и стоящая на отстое. Именно поэтому проникнуть сюда было проще.

— Я до сих пор не верю, что Макгонагалл так легко согласилась, — прошептал Гарри, пока они шли вдоль вагонов. Его голос эхом отражался от крыши перрона.

— Минерва просто сказала: «Мистер Поттер, надеюсь, вы и миссис Поттер не собираетесь делать ничего, о чём мне придётся писать объяснительную в Попечительский совет», — усмехнулась Гермиона, передразнивая строгий тон директрисы. — Думаю, она дала нам карт-бланш. После всего, что мы натворили в школе, её уже ничем не удивишь.

Они выбрали вагон в середине состава и поднялись по ступенькам. Внутри их окутал знакомый запах — смесь красного дерева, старого бархата и едва уловимый, сладковатый аромат конфет, который, казалось, въелся в стены за десятилетия. Коридор был узким и тёмным. Свет из окон платформы выхватывал из мрака медные ручки купе и истёртые ковровые дорожки.

Всё было точно таким же, как в их школьные годы. Гарри почти ожидал, что сейчас из-за угла вынырнет тележка с «шоколадными лягушками» и «всяко-разными леденцами Берти Боттс». Волна ностальгии накрыла его с головой.

— Ты помнишь, как мы ехали отсюда после битвы? — тихо спросила Гермиона, останавливаясь у одного из купе.

Гарри кивнул. Он помнил. Помнил, как они сидели втроём, с Роном, измотанные и опустошённые, и как он держал её за руку, чувствуя, что только это прикосновение удерживает его от падения в бездну.

Она открыла дверь купе и скользнула внутрь. Гарри последовал за ней, закрыв за собой раздвижную дверь и наложив на неё простое запирающее заклинание. Они оказались в маленьком, уютном мирке. Мягкие сиденья, обитые алым бархатом, маленький столик у окна, багажная полка наверху.

Гермиона села на сиденье, закинув ногу на ногу. На ней было то самое тёмно-синее платье, которое развевалось на ветру над Лондоном. Сейчас, в тесном пространстве купе, оно казалось ещё короче, открывая взору длинные ноги в тонких чулках. Поттер замер напротив, чувствуя, как кровь приливает к лицу, а внизу живота скручивается тугой узел желания.

— Напомни мне, — его голос прозвучал хрипло и сдавленно. — Зачем ты привела меня сюда?

— Чтобы исполнить одну старую фантазию, — ответила волшебница, её голос был бархатным и обволакивающим. Она чуть наклонилась вперёд, и её взгляд был прямым и откровенным. — Фантазию, которая родилась именно в таком купе много лет назад. Когда я смотрела на тебя и думала о том, каково это — целовать Гарри Поттера.

Он не выдержал. Шагнув вперёд, Гарри опустился перед ней на колени. Его руки легли на её колени, пальцы скользнули вверх по шёлку чулок, к нежной коже бёдер. Он поднял голову и посмотрел на неё. В полумраке купе её лицо было таинственным и прекрасным.

— А теперь ты знаешь, каково это, — прошептал он.

— Я знаю, каково это — быть твоей женой, — поправила она. — Но та девочка внутри меня всё ещё хочет узнать, каково это — совершить безумство с Мальчиком-Который-Выжил прямо в «Хогвартс-Экспрессе».

Он усмехнулся и уткнулся лицом ей между ног, вдыхая её запах сквозь тонкую ткань платья. Его руки поднялись выше, обхватили её ягодицы, прижимая её плотнее к своему лицу. Гермиона откинула голову назад, упираясь затылком в прохладное стекло окна. Её пальцы впились в бархатную обивку сиденья. Это предвкушение, это медленное, дразнящее нарастание напряжения было почти невыносимым. Он не спешил, наслаждаясь каждым мгновением, каждой её судорогой, каждым сбивчивым вздохом.

Наконец, его губы нашли то, что искали, сквозь тонкий слой её белья. Она тихо застонала, когда его язык начал свой танец — уверенный, требовательный, знающий. Пространство купе было таким маленьким, что каждое ощущение усиливалось в десятки раз. Скрип сиденья, шелест ткани, их прерывистое дыхание — всё сливалось в единую, пьянящую симфонию страсти.

В какой-то момент Гарри поднялся. Его лицо было раскрасневшимся, глаза горели тёмным огнём. Он быстро стянул с неё бельё и отбросил в сторону. Затем, не дав ей опомниться, подхватил её на руки и усадил себе на колени, лицом к себе.

— Вот так, — прошептал он, глядя ей прямо в глаза. — Чтобы я видел тебя.

Он вошёл в неё — плавно, глубоко, до самого основания. Гермиона издала громкий, сдавленный вздох, почти крик, и вцепилась в его плечи. Её ноги обвились вокруг его талии, прижимая их друг к другу так тесно, как только было возможно.

Гермиона сидела на нём верхом, и теперь она задавала ритм. Её движения были сначала медленными, почти ленивыми, она наслаждалась ощущением его полноты внутри себя. Затем, подгоняемая нарастающей волной, она начала двигаться быстрее, бёдра раскачивались в диком, первобытном танце.

Стёкла в окне купе начали медленно покрываться испариной от их горячего дыхания. Тесное пространство, казалось, пульсировало вместе с ними. Это было грязно, запретно и невероятно возбуждающе. Они были не респектабельной супружеской парой, а двумя подростками, дорвавшимися до свободы и друг до друга.

— Ты помнишь… — выдохнула Гермиона, наклоняясь и целуя его в шею, — как мы впервые поцеловались… в этом поезде?

— Как я могу забыть, — ответил Гарри, его руки скользили по её потной спине, сжимая и разжимая ягодицы, направляя её движения. — Ты была такой серьёзной. И пахла шоколадом.

— А ты был таким напуганным и стеснительным, — прошептала она ему в губы, их дыхание смешалось в одно. — А теперь я трахаю тебя на твоих коленях, и весь мир может подождать.

— Так и должно быть, — выдохнул Гарри и, перехватив инициативу, сам начал двигаться ей навстречу, мощно, глубоко, заставляя её запрокидывать голову и стонать всё громче.

Его толчки становились всё более яростными, их тела бились друг о друга с влажным, шлёпающим звуком. Он чувствовал, как она приближается к пику, как напрягаются мышцы её живота, как сжимаются стенки внутри. Гарри не сбавлял темп, желая довести их обоих до полного исступления.

Именно в этот момент снаружи, на платформе, раздался пронзительный свист. Затем — грохот и лязг. Мимо их окна медленно прополз маггловский почтовый поезд, прибывший на соседний путь. Яркий свет из его окон на несколько секунд ворвался в их тёмное купе, выхватив из мрака картину чистого разврата: два сплетённых, потных тела, спутанные волосы Гермионы, её запрокинутое в экстазе лицо, и его — сосредоточенное, полное животной страсти.

Эта вспышка света, эта мимолётная угроза быть увиденными, стала последней каплей.

Оргазм обрушился на Гермиону, как лавина. Она закричала, но её крик потонул в его рте, когда он впился в её губы жадным поцелуем. Её тело сотрясалось в сладких конвульсиях. Гарри последовал за ней через мгновение, издав глухой, гортанный рык. Он излился в неё, чувствуя, как волна абсолютного, всепоглощающего удовольствия накрывает его с головой.

Ещё несколько долгих мгновений они оставались неподвижны, слившись в единое целое, тяжело дыша. Поезд снаружи с лязгом остановился. В купе снова воцарился полумрак. Гарри осторожно помог ей сползти с его колен, и она рухнула на сиденье рядом, закутавшись в собственное платье, словно в кокон. Он вытянулся напротив, откинувшись на мягкую обивку и закрыв глаза. Воздух в купе был густым, влажным и пах сексом. Тишина, нарушаемая лишь их тяжёлым дыханием и стуком сердец, была умиротворяющей.

— Я официально заявляю, что обожаю этот поезд, — наконец тихо произнесла Гермиона, её голос был хриплым и довольным.

— Он никогда больше не будет для меня прежним, — усмехнулся Гарри, не открывая глаз. — Теперь каждый раз, проезжая мимо, я буду вспоминать, как запотели эти окна.

— И ни один будущий первокурсник никогда не догадается, почему в третьем купе слева иногда само по себе становится теплее, — хихикнула она.

— Это будет наша маленькая легенда, — согласился Поттер.

Внезапно снаружи послышались шаги и приглушённые голоса.

— …говорил же, надо проверить сцепку на резервном…

— Да кто его тронет, стоит тут годами…

Гарри и Гермиона переглянулись. На их лицах отразилась не паника, а весёлый азарт. Ночной сторож и его помощник. Они быстро, но без лишней суеты, привели себя в порядок. Одежда была измята, волосы растрёпаны, но это было уже неважно.

Когда они, стараясь не шуметь, выбрались из вагона и спрыгнули на платформу, то увидели две удаляющиеся фигуры с фонарями в руках. Убегать, как напуганные школьники, не было нужды. Гарри просто наложил на них лёгкие Дезиллюминационные чары, и они, сливаясь с тенями, беззвучно проскользнули к выходу.

Уже стоя у барьера, готовые вернуться в мир магглов, Гарри обнял жену.

— Ну что, миссис Поттер, — прошептал он ей на ухо. — Наша ночь приключений подходит к концу?

Гермиона повернулась к нему, и в её глазах зажглись опасные, предвкушающие огоньки.

— Не совсем, — ответила она. — У нас остался десерт. Самое сладкое.

— Месть Колину? — догадался Гарри, и его губы растянулись в хищной ухмылке.

— Именно, — подтвердила она. — Этот маленький любитель чужих тайн заслужил… особое внимание. И я думаю, его кухонный стол идеально подойдёт для финального аккорда.

— Ты читаешь мои мысли, ведьма, — рассмеялся Гарри.

Они вышли на пустынную улицу ночного Лондона, держась за руки. Их ночное безумие было ещё не окончено. Впереди их ждала самая дерзкая и озорная часть плана.

* * *

Дом Колина Криви, расположенный на тихой улочке в волшебном пригороде Годриковой Впадины, был воплощением уюта и респектабельности. Аккуратный двухэтажный коттедж с идеально подстриженным газоном, геранью в оконных ящиках и весело дымящей трубой. Со стороны он казался обителью скромного, добропорядочного волшебника. Но Гарри и Гермиона знали, что за этим пасторальным фасадом скрывается неуёмное любопытство, переросшее за годы в почти профессиональную одержимость.

Колин Криви так и не избавился от своего щенячьего восторга перед «Мальчиком-Который-Выжил», но теперь этот восторг был вооружён журналистской аккредитацией от «Ежедневного пророка» и самой современной магической фотокамерой. Он вечно «случайно» оказывался в тех же ресторанах, задавал на пресс-конференциях личные, каверзные вопросы и, что раздражало больше всего, при встречах подмигивал с видом старого сообщника, намекая, что помнит их украденные поцелуи в школьных коридорах. Последней каплей стала его недавняя статья под заголовком «Десять лет спустя: угасла ли искра между героями войны?», снабжённая старыми, сделанными тайком фотографиями.

Это была не просто назойливость. Это было вторжение. И оно требовало ответа.

Проникнуть в дом было до смешного просто. Гермиона, работая в Министерстве, имела доступ к реестру каминных сетей. Она знала, что камин Колина не был защищён сложными чарами, полагаясь лишь на стандартное подключение.

— Готов к путешествию по трубам? — спросила она, стоя у камина в своём доме на площади Гриммо. В её руке была щепотка летучего пороха.

— Только если пункт назначения — кухня мистера Криви, — с хищной улыбкой ответил Гарри.

Зелёное пламя взметнулось, и через мгновение они уже выходили из камина в гостиной Колина. В доме было тихо и темно. Огонь в очаге давно погас. Они двигались бесшумно, как два хищника на охоте. Гостиная была заполнена фотографиями: вот смеющийся Гарри на метле, вот Гермиона, склонившаяся над книгой, вот они вдвоём, идущие по Хогсмиду. Это было уже не мило. Это было жутко.

Их целью была кухня. Просторная, идеально чистая, в деревенском стиле. На холодильнике висел магнитик с гербом Гриффиндора, а на столе лежала стопка свежих выпусков «Пророка».

— Сначала я думала, что ты пошутил, — прошептала Гермиона, оглядывая безупречный порядок.

— Ни капли, — ответил Гарри, одним движением смахивая газеты со стола. Деревянная столешница оказалась прохладной и гладкой. — Он заслужил. Он превратил нашу жизнь в фоторепортаж. Пора добавить в его коллекцию эксклюзивный кадр.

Супруги переглянулись. В их взглядах было нечто большее, чем просто озорство. Это был акт утверждения своей власти над собственной жизнью, над своим личным пространством. Гермиона решительно скинула мантию. Под ней оказалось лишь тонкое кружевное бельё — дань их ночи безумств. Гарри глубоко вдохнул, чувствуя, как его тело мгновенно отзывается на её вид.

— Ты точно хочешь это сделать? — спросил он, его голос был низким и хриплым. Он подошёл вплотную, обхватывая её талию.

— Я не просто хочу. Я этого заслуживаю, — твёрдо ответила ведьма, заглядывая ему в глаза. — Мы оба заслуживаем. За все годы, когда приходилось прятать чувства. За все «нельзя» и «не здесь». Сейчас — можно. И именно здесь.

Гарри легко поднял её и усадил на край кухонного стола. Гермиона широко развела ноги, притягивая его к себе. Их губы слились в долгом, собственническом поцелуе. Он был не похож на предыдущие — в нём не было спешки или страха, только уверенность и предвкушение триумфа.

Одежда слетела с них за считанные секунды. Он вошёл в неё резко, мощно, без прелюдий. Гермиона запрокинула голову, её спина выгнулась, как натянутая струна, и она вцепилась пальцами в край стола, чтобы не закричать. Столешница, отполированная Колином до блеска, холодила её обнажённые ягодицы, и этот контраст с жаром их тел сводил с ума.

Их движения были ритмичными, сильными, полными дикой энергии. Это была не просто страсть, это было заявление. Каждый толчок говорил: «Это наше. Ты не можешь это иметь. Ты можешь только смотреть». Гермиона обвила его ногами, прижимая ещё плотнее, её грудь тяжело вздымалась в такт их движениям.

В этот самый момент в замке входной двери послышался щелчок.

Они замерли на долю секунды. Но вместо того чтобы испугаться, Гарри усмехнулся прямо ей в губы. Это был тот самый риск, которого они жаждали. Дверь открылась, и в коридоре показался уставший силуэт Колина Криви. В руках он держал пакет с продуктами из ночной лавки.

Он вошёл на кухню, собираясь поставить пакет, и застыл как вкопанный.

На его кухонном столе, в лунном свете, льющемся из окна, разворачивалась сцена, которую его воображение не смогло бы нарисовать и в самых смелых фантазиях. Гарри Поттер и Гермиона Грейнджер. Обнажённые. Сплетённые в страстном объятии.

Колин застыл, словно поражённый заклинанием «Петрификус Тоталус». Пакет с продуктами выскользнул из его ослабевших пальцев. Апельсины покатились по полу, нарушая гробовую тишину. Его челюсть медленно отвисла, глаза расширились до размера галлеонов, на лице отразилась невероятная смесь ужаса, благоговения и абсолютного недоумения.

Гарри и Гермиона не прервались. Наоборот, они словно ждали этого момента.

Гермиона, не разрывая их объятий, медленно повернула голову. Она посмотрела прямо на ошеломлённого Колина и с ленивой, почти кошачьей грацией небрежно прикрыла грудь ладонью.

— Привет, Колин, — произнесла она ровным, бархатным голосом, в котором не было ни капли смущения, только лёгкая насмешка.

Гарри даже не подумал остановиться. Он продолжал двигаться — медленно, уверенно, с наслаждением, не отводя взгляда от бледнеющего лица Криви.

— Мы уже скоро, Колин, — добавил Поттер с кривой ухмылкой, а затем, намеренно ускорив темп, толкнулся особенно глубоко.

Гермиона издала протяжный, сдавленный стон, который эхом разнёсся по кухне.

Это было слишком. Мир Колина, построенный на тайных наблюдениях и идеализированных образах, рухнул в одночасье. Реальность оказалась куда более шокирующей и… интимной. Его лицо стало мертвенно-бледным, глаза закатились. Он качнулся, как подрубленное дерево, и с глухим стуком рухнул на пол, в обморок.

Молния оргазма пронеслась сквозь тела Гарри и Гермионы. Это был самый острый, самый яркий финал за всю их безумную ночь. Смесь адреналина, мести и всепоглощающей страсти взорвалась фейерверком ощущений. Гарри уткнулся лицом в шею жены, сдерживая победный рык, а Гермиона беззвучно смеялась, её тело сотрясалось не только от удовольствия, но и от триумфа.

Когда они пришли в себя, на кухне по-прежнему царила тишина, нарушаемая лишь мерным тиканьем часов и тихим храпом распростёртого на полу Колина.

— Думаю, он получил свой эксклюзив, — прошептала Гермиона, помогая Гарри слезть со стола.

— И урок о том, что не стоит совать свой нос — и объектив — в чужую жизнь, — добавил Гарри, быстро натягивая одежду.

Одним взмахом палочки Гермиона заставила апельсины закатиться обратно в пакет, а затем тщательно вытерла стол, не оставив ни единого следа их присутствия. Через минуту они уже снова стояли у камина, готовые вернуться домой.

Когда Колин Криви очнулся полчаса спустя, его голова гудела. Он сидел на полу своей идеально чистой кухни. Апельсины лежали в пакете на стуле. На столе не было ни пылинки. Никаких следов. Ничего, что указывало бы на то, что его ночной кошмар — или фантазия — был реален.

Он потёр виски, пытаясь понять, что произошло. Переутомление? Странный сон? Галлюцинация? Он решил, что, пожалуй, ему пора в отпуск. И, может быть, стоит сменить хобби.

А где-то далеко, в старом доме на площади Гриммо, двое победителей, смеясь, поднимались в свою спальню, чувствуя, что эта ночь не просто вернула им страсть. Она вернула им самих себя.

* * *

Дом на площади Гриммо, двенадцать, встретил их тишиной и спокойствием. Зелёное пламя в камине погасло, оставив после себя лишь лёгкий запах озона и летучего пороха. Ночь приключений, полная риска, адреналина и возрождённой страсти, подошла к концу. Усталость медленно опускалась на плечи, но это была приятная, сладкая усталость победителей.

Они поднялись по скрипучим ступеням на второй этаж, не говоря ни слова. Слова были не нужны. Всё было сказано взглядами, прикосновениями, общими тайнами, которые теперь связывали их ещё крепче, чем брачные клятвы. Дверь в их спальню закрылась с мягким щелчком, и в коридоре воцарилась тишина.

Время шло. Утро сменило ночь, солнце поднялось выше, заливая пыльные коридоры тёплым светом. День перевалил за середину. А дверь спальни так и не открылась.

Внизу, на кухне, царило нервное напряжение. Кричер, старый домовик, места себе не находил. Он уже трижды полировал одно и то же серебряное блюдо, переставлял котлы и бормотал себе под нос, то и дело бросая тревожные взгляды на потолок. Сначала он был просто обеспокоен. Затем его беспокойство переросло в подозрение, а потом и в панику.

— Семь часов! — проскрипел он, обращаясь к портрету Финеаса Найджелуса, который делал вид, что дремлет. — Хозяева не выходили из спальни семь часов! Это… это подозрительно! Кричер приготовил завтрак, он остыл! Кричер приготовил обед, он тоже остыл! Вдруг их прокляли? Вдруг на них напали? Или, хуже того, они заснули и не проснутся?!

Эльф в отчаянии схватился за свои большие уши и начал раскачиваться из стороны в сторону.

Наконец, не выдержав, он подскочил к лестнице и, семеня своими босыми ножками, поднялся на второй этаж. Остановившись перед дверью спальни, он несколько секунд прислушивался. Из-за двери доносились не крики о помощи, а нечто совершенно иное — приглушённые смешки, тихие стоны и счастливые вздохи.

Кричер нахмурился, его морщинистое лицо выражало крайнюю степень неодобрения.

— Хозяева! — прошамкал он, постучав костяшками пальцев по двери. — Хозяин Гарри, хозяйка Гермиона! Вы живы? Кричер волнуется!

В ответ из-за двери раздался смех Гермионы, а затем голос Гарри:

— С нами всё в порядке, Кричер! Мы… отдыхаем!

— Семь часов?! — возмутился домовик. — Так отдыхают только инферналы после удачной охоты!

Внезапно под дверью материализовался маленький яблочный пирожок на тарелочке, тёплый и ароматный. Он появился с лёгким «пуф-ом», сотворённый простым бытовым заклинанием.

Кричер уставился на пирожок, затем снова на дверь. Он фыркнул, но в его огромных, печальных глазах мелькнуло что-то похожее на понимание. Вздохнув, он подобрал тарелку и, качая головой, побрёл вниз, бормоча: «Молодые… безрассудные… совсем как прежняя хозяйка, да простит её Мерлин…»

А внутри, в залитой солнцем комнате, среди разбросанных одеял и подушек, царила идиллия. Гермиона лежала на животе, подложив руки под подбородок. Её спина, покрытая россыпью поцелуев, была расслаблена. Гарри лежал рядом, лениво очерчивая пальцами изгибы её позвоночника.

— Так можно праздновать хоть каждый год, — прошептала она, её голос был сонным и умиротворённым.

Он наклонился и поцеловал её между лопаток.

— Даже чаще, — ответил Гарри. — Можно праздновать каждый раз, когда нам будет казаться, что рутина побеждает.

Гермиона повернула голову и посмотрела на него. В её глазах плескалась безграничная нежность и та самая искра, которая зажгла эту безумную ночь. Десять лет брака не притупили их чувства. Они лишь убрали их в шкаф, как старую, но любимую вещь. И этой ночью они просто открыли этот шкаф и обнаружили, что эта вещь им по-прежнему впору. И сидит даже лучше, чем раньше.

— С годовщиной, мой ненасытный аврор, — улыбнулась она.

— С годовщиной, моя гениальная и безрассудная ведьма, — ответил он.

И они поцеловались. Не страстно и требовательно, как ночью, а медленно, глубоко, с нежностью, которая была прочнее любых заклятий. Их приключения закончились, но история их любви только что получила новую, захватывающую главу. И они оба знали, что впереди их ждёт ещё много таких глав.