Случайные искры (гет)

Мадара целует Мито в день ее свадьбы.

Она не знает, как это возможно, но поцелуй Мадары целомудренный и теплый, грязный и холодный одновременно.

Но Учиха Мадара — человек противоречий и скрытых смыслов, и Мито это не удивляет. Она кое-что знает о скрытых вещах.

Он не берёт её силой, а спрашивает разрешения окольными путями, почти комично ёрзая перед ней, что вызывает у неё улыбку. Единственное, что удерживает от открытого смеха, — это тёмные глаза, изучающие и голодные, когда он наклоняется и прижимается губами к её губам.

Её никогда раньше не целовали, и все, что Мито может сделать, это надавить в ответ на тяжесть его рта. В конце концов, ей всего шестнадцать, и она невеста. Ей позволено быть импульсивной, только один раз. Только один раз она хочет побыть бездумным ребёнком.

«Наверное, мне стоит почувствовать себя виноватой», — думает она, когда Мадара отстраняется, и на их губах остаётся след слюны. Возможно, ей стоит почувствовать себя виноватой, потому что она принадлежит Хашираме, по сути, она его королева, невеста и заложница. Несмотря на все громкие речи Хаширамы о мире и гармонии между народами, он не настолько наивен, чтобы отказаться от спонтанного брака.

Она помнит, как впервые увидела Хашираму год назад. Крупный мужчина, становившийся всё больше благодаря своей растущей легенде, занимал место, которое всегда казалось слишком тесным, вечно трещащим по швам. Хаширама был полон жизни, оживлён и полон хорошего настроения. Но одним своим взглядом он заставил её почувствовать себя неловко. Это был не голодный, изучающий взгляд, как сейчас смотрит на неё Мадара. Это был расчётливый, заинтересованный взгляд, жаждущий узнать, стоит ли она путешествия, ведь лёгкие улыбки, вышитые им на лице, обманывали всех, кроме неё. Она чувствовала себя конём, выставленным напоказ ради его внимания, и была ещё большей дурой, что улыбнулась и позволила этому случиться.

Старый друг и дальний родственник, так они называли Хашираму, или, по крайней мере, так сказал ее отец, улыбаясь и похлопывая ее по руке. Потребовалось всего два чайника чая, чтобы решить ее судьбу. Сделка заключена, Мито помнит, как улыбнулась своему будущему мужу и выполнила его просьбу нарисовать его имя своей опытной рукой. Уже будучи послушной женой, она рисует иероглифы смелыми, решительными штрихами. Ничто другое не подходило. Хаширама. Несмотря на всю его приветливость, правда в его имени глубоко поразила ее, как удар молнии. К этому человеку нельзя было относиться легкомысленно. Он все еще был Сенджу, рожденным и воспитанным на войне, и внутри его смеха скрывался человек, сделанный из камня, стали и целеустремлённости.

Она откинулась назад и посмотрела в бездонные глаза Мадары, горящие тёмным огнем, заставившим её содрогнуться. «Наверное, мне стоит разозлиться», — думает она. Ведь она не хочет быть в центре всего этого, этого странного груза боли Мадары, его чувства собственного достоинства.

Что принадлежит Хашираме, то принадлежит Мадаре, а что принадлежит Хашираме, то должно принадлежать Мадаре.

— За что это было… Учиха-доно?

Это не вопрос. Всё, что делает Мадара, делается намеренно, и лишь вопрос времени (и желания), когда он ей расскажет. В этом она уверена. Мито ловит себя на мысли, что просматривает рисунки, которые нанесла на своё тело, чтобы обеспечить себе защиту — защиту от жениха, да, и от не самого дорогого друга своего будущего мужа . Мадара и его противоречия… ей снова хочется смеяться. Она обнаруживает, что когда дело касается Мадары, между его любовью и ненавистью практически нет разницы.

Но его любопытство, однако…

Одна белая рука легко покоится на её талии, прежде чем взмахнуть вверх, играя с её туго закрученными волосами. Декоративные пергаменты, украшающие её волосы, трепещут у её щёк, оставляя на лице лёгкие поцелуи, похожие на поцелуи бабочек. На них написаны стихи о любви, счастье и довольстве, нарисовано лицо не совсем согласной невесты. Она написала их сама, надеясь, что когда-нибудь в течение дня они сбудутся. Возможно, это детское желание, но она всё равно этого желает.

Мадара читает это без слов, откидывая с её лица несуществующую прядь волос. Он улыбается своей ртутной улыбкой, которая мелькает на его лице так быстро, словно падающая звезда.

— Ты так прекрасна, Мито, — говорит он, словно это всё объясняет. Звучит тоскливо, почти с сожалением, но о чём же сожалеет Мадара? О своей семье, о чудовищности своих потерь? Конечно, дело не в её коротком детстве, ведь у него есть своя, покинутая, дочь, о которой он скорбит.

Ей приходит в голову мысль о том, как странно легко она принимает прикосновения Мадары, как она сама тянется к ним, размышляя и жаждя. «Может быть, — думает она. — Может быть, он видит её теперь не такой, какой её представлял Хаширама; так же, как она видит его сейчас, без Хаширамы рядом. Может быть, ей мерещится. Может быть, Мадара просто хочет поиграть.

Но нет ничего игривого в том, как его руки ложатся ей на плечи, как большие пальцы скользят по шёлку её свадебного кимоно. Он склоняет голову набок, и это движение обнажает одну сторону его изящной бледной шеи. Она уязвима и странно трогательна, и прежде чем Мито успевает что-либо понять, она наклоняется, чтобы поцеловать этот потаённый уголок.

В этот момент она слышит, как Мадара шипит от удовольствия, и волна силы наполняет её вены. Возможно, он целует её из жалости, но сейчас он бессилен против её прикосновений.

— Хаширама тебя не достоин, — шепчет он тихо. Его руки сжимают её крепче. Она чувствует себя хрупкой под его объятиями, ошеломлённая его пониманием. Через несколько часов её преображение завершится: из пешки она станет королевой, из королевы — защитницей, и её преданность Хашираме вспыхнет на её коже, и это будет видно всем.

Но пока у неё есть это. И какое же это чудо, что бы это ни было. Мадара зажигает чёрный огонь, и он питает всё, даже этот, следующий поцелуй. Он вспыхивает в её ответе, руки сжимаются крепче, её рыжие волосы наконец-то распускаются и падают ярким водопадом. Её стихи лежат на полу, забытые, чтобы переписать их позже, за несколько мгновений до встречи Мито со своим женихом.

У них есть только это, это — сплетение конечностей, ртов и сожалений. Возможно, это ошибочное чувство бунта, борьбы со своей судьбой и деспотичными намерениями Хаширамы, но Мито никогда не чувствует себя такой живой , как сейчас. Мадара сжигает её иначе, скрытно, как её многочисленные чернильные печати, и она поддаётся этому, даже не осознавая этого.

От ребенка к женщине, от женщины к невесте, от невесты к сосуду надежд и мечтаний Хаширамы (и когда-нибудь в невидимом будущем, сосуду другого пылающего пламени) Мито позволяет себе быть только собой. Поэтому Мадара целует ее в день ее свадьбы, и она целует его в ответ, бросаясь в это забвение. Только этот раз , умоляет она любое божество, которое захочет ее выслушать . Только этот раз, позволь мне сделать это, и я промолчу. Жаль, что она узнаёт Мадару только сейчас, когда он вонзает острые зубы в кожу, когда он отмечает как свою, когда его кремень высекает в ней собственное яркое пламя в первый и последний раз.