Семь столпов корысти (джен)

Ночь выдалась мрачной, тьма поглотила всё вокруг. Солнце уже давно покинуло лишённый всякого присутствия облаков небесный свод и закатилось за верхушки Дымных гор, уступив место ночному светилу — луне. Её серебристый свет залил все окрестности: с деревьев ещё капало после недавнего дождя, а траву покрывала роса. Внизу же к подножию горного кряжа жалось скопление освещённых редкими фонарями разномастных домиков, казавшихся с такой высоты просто игрушечными. Все вместе они составляли собой поселение, именуемое Фогги-Виллидж — некогда процветающий, а ныне забытый Гармонией и всеми принцессами шахтёрский городок, расположенный в стороне от больших путей. С внешним миром его связывала только станция железной дороги, идущей полукругом с востока на северо-запад — от Понивилля до Ванхувера и Толл-Тейла.

Внезапно задняя дверь одного из домиков чуть приоткрылась, пропуская наружу фигуру в чёрном пальто и шляпе, держащую в зубах зонтик. Её обладатель — пожилой единорог пыльно-лилового цвета с растрёпанной седой гривой и такими же бакенбардами — сперва огляделся по сторонам и лишь убедившись, что его никто не видит, достаточно бодро для своего возраста порысил в сторону городской окраины. При этом он поднял воротник пальто, плотнее натянул шляпу на глаза и всё время озирался так, словно собирался совершить нечто противозаконное. Ироничным в данной ситуации было то, что ночным нарушителем спокойствия являлся не кто-нибудь, а местный окружной судья и по совместительству исполняющий обязанности мэра Фогги-Виллидж — достопочтенный Джастис Джадж⁽¹⁾.

Миновав ряды аккуратных, словно бы кукольных домиков с их белыми заборчиками и идеально подстриженными лужайками, выстроившихся по обе стороны главной улицы, старик медленно двинулся в сторону предгорий по едва различимой тропинке, освещая себе путь в темноте при помощи рога (на конце которого мерцал светящийся шар). Проходя мимо возвышающегося на холме старинного особняка, судья не обратил внимания на фигуру своего сородича, мелькнувшую в одном из окон верхнего этажа. Внезапно на морду незнакомца упал один из ярких лунных бликов. Пары мгновений оказалось вполне достаточно, чтобы отчётливо стали различимы его черты — умные, тонкие, в чём-то даже строгие и презрительные. Воистину, то была физиономия пони, с рождения привыкшего отдавать приказы и не привыкшего им подчиняться. Несколько секунд таинственный жеребец неподвижно наблюдал за направлением движения путника, а затем молча скрылся в глубине дома.

Однако Джадж этого не заметил. Он предпочёл бы, чтобы его вообще никто не замечал. И именно поэтому судья так обрадовался, когда высокие деревья, серые и ещё влажные от дождя, поглотили его, словно трясина, надёжно укрыв от любопытных взглядов. Теперь можно было не опасаться, что кто-нибудь не в меру навязчивый последует за ним по пятам, ведь старик вышел из дома неожиданно даже для самого себя. Он и сам не понимал, что подтолкнуло его на этот опрометчивый шаг — простое любопытство или же жадность, граничащая с нетерпением.

В самом конце петляющей горной тропы, по которой держал свой путь Джастис Джадж, прямо посреди скальных выступов, обрамлявших пологие склоны горного кряжа, угрюмо нависающего над городком, притаилась старая золотоносная шахта Смоки-Майн, давно заброшенная. Вход в неё, укрытый от непогоды гребнем скалы, был прочно заколочен досками; уже долгие годы здесь никто и ничего не добывал. Это стало особенно ясно старику, едва он поднялся на гребень и увидел, какая пустота царит вокруг того, что некогда служило главным источником дохода Фогги-Виллидж.

Перед самой шахтой единорогу вдруг стало заметно холодней, будто бы он оказался возле ледника. Однако судья решил не придавать этому особого значения, поэтому просто глянул на большую свинцовую тучу у самого горизонта, еле заметную на фоне усыпанного звёздами ночного неба, и нарочито весело произнёс (хотя голос его при этом заметно дрожал):

— Будет дождь.

Внезапно на краткий миг Джаджу показалось, будто сбоку от него в темноте промелькнула чья-то тень. «Во имя Гармонии, неужто Ведьмоискатель и впрямь вернулся?» — подумал старик и слегка вздрогнул, но тут же усилием воли отогнал от себя навязчивые мысли. Джастис Джадж всё-таки не был трусом, да и жадность говорила в нём громче всякого страха. Да и чего ему, в сущности, было опасаться — какого-то призрака из старой сказки, который уже сотни лет как мёртв и похоронен? Да, в предыдущие две недели один за другим скончались при таинственных обстоятельствах сразу двое уважаемых горожан — «столпов» местного сообщества. Но все их смерти легко объяснялись естественными причинами.

Городской казначей Мизерли Найт⁽²⁾ был большим любителем прикладываться к бутылке, и именно поэтому пару недель назад спьяну неосторожно свалился в овраг, скрывавшийся в зарослях на пути к старой шахте. Там его крупное, отталкивающего вида тело и обнаружили на следующее утро — прямо посреди нагромождения веток и сучьев, обломившихся под его весом, на которые тот насадился с размаху, словно бизон на острия копий. В свою очередь, мэра Ферриса Олдермэйна⁽³⁾ чуть меньше недели спустя нашли утонувшим в бассейне на заднем дворе его дома, головой в воде. Даже если смерть мэра и была насильственной, убийца всё равно не оставил следов; поэтому дело списали как несчастный случай — старик Олдермэйн вполне мог выйти подышать свежим воздухом, случайно оступиться в темноте на скользком полу, удариться виском о бортик бассейна и потеряв сознание, попросту захлебнуться. Все эти доводы звучали убедительно, но в данный конкретный момент судью они мало волновали: царящая вокруг гробовая тишина начинала его откровенно пугать.

Луна, поднявшаяся над гребнями и утёсами, озарила всё вокруг своим мертвенно-бледным светом. Внезапно сзади раздался странный клекочущий звук, похожий на хлопанье крыльев, и внутри у старика всё похолодело. Единорог бросил взгляд на землю, и тут его окончательно прошиб холодный пот: рядом со своей тенью он заметил ещё одну, только гораздо более внушительную. Медленно, словно во сне, судья обернулся назад и увидел того, чьё существование столь долго и упорно пытался отрицать — Ведьмоискателя, мстительного борца с нечистью из старинных преданий.

Прямо перед ним стоял пегас серого цвета, высокий и худой как жердь. Его крылья — кожистые и перепончатые, словно у летучей мыши, — были сложены по бокам, скрывая фигуру на манер плаща. На морде, словно грубо высеченной из камня, застыло суровое и угрюмое выражение.

Однако Джаджа пугало не это. Гораздо больше его устрашали ярко-красные глаза незнакомца — абсолютно пустые и лишённые зрачков, они пылали словно два фонаря во мраке ночи, и их свет, казалось, проникал в самую душу единорога. Ведьмоискатель носил старомодную чёрную шляпу — высокую и широкополую, с ремешком вместо ленты (из-под которой выбивались всклокоченная тёмная грива и длинные уши с кисточками на концах) и такой же костюм, напоминавший одежды первопоселенцев прошлых веков. На поясе у него висел топор с посеребренным лезвием и отполированной до блеска рукоятью, испещрённой различными знаками — по-видимому, отвращающими зло.

Словно не замечая стоящего перед ним единорога, призрак охотника на нечисть поднял голову и заговорил:

— И совершу я над ними великое мщение наказаниями яростными... — произнёс он низким и глухим, почти что замогильным голосом. А затем продолжил: — ...и устрашатся меня враги мои, когда совершу я над ними великое мщение. Так и будет, ибо я свидетельствую.

— Т-ты... — только и смог вымолвить поражённый Джастис Джадж, с благоговейным ужасом разглядывая восставшую из небытия живую легенду. — Н-но как? Т-ты же... ты ведь м-мёртв! Мёртв! Т-твой брат и...

— Все мои братья давно умерли, — глухо ответил Ведьмоискатель, буквально прожигая стоящего перед ним судью взглядом своих огненно-красных глаз. Затем всё тем же зловещим, сильным голосом он добавил: — Да и сам я уже много лет как не жив, — а затем зловеще оскалился, обнажив клыки.

— Мистер Вед... мистер Пилгрим Сэйнт⁽⁴⁾, сэр... Надеюсь вы понимаете, что я пришёл сюда не затем, чтобы обсуждать, кто был тогда прав, а кто виноват... — с трудом сдерживая страх, словно оправдываясь, пролепетал судья. — То были страшные, воистину тёмные времена, жестокие и смутные. Но вряд ли кому-то могло прийти в голову, что тогда, столетия назад, вами двигало не стремление отомстить, а всего лишь банальная жажда золота...

Всё это время высокий пегас в строгом чёрном облачении молчал, опустив глаза в землю, и на его лице отражалась смесь усталости и скорби. Однако при слове «золото» он оживился и вновь устремил на старика свой взор, горящий неусыпным подозрением.

— Ты говоришь о золоте, — сурово проговорил мстительный дух охотника на ведьм, буквально прожигая незваного гостя взглядом своих бездонно-красных глаз. В голосе призрака явственно зазвучал металл. — Ты говоришь о запретном... как и те, кто были до тебя. Значит ты умолкнешь, как и они!

Судья бросил на своего собеседника удивлённый взгляд, однако его удивление почти сразу же сменилось осознанием, а затем ужасом. Так и не пригодившийся зонтик выпал из раскрытого рта Джаджа, судорожно начавшего хватать им воздух. В следующее мгновение луна и окружающие старую шахту горные пики могли наблюдать необычное зрелище: скачущего вниз по склону со всех копыт престарелого эквестрийского бюрократа, вдобавок что-то кричащего на бегу.

— Нет, не может быть! Это невозможно... ты не можешь, тебя же давно нет! Ты просто не мог вернуться... из пепла не возвращаются-а-а!!!

Луна поднялась ещё выше и засияла серебром, как и многочисленные звёзды, рассыпанные по тёмному покрывалу ночного неба. Её свечение то и дело выхватывало из окружающей темноты чёрные стволы деревьев, уступами спускавшиеся к подножию Дымных гор, где далеко внизу светились немногочисленные огни Фогги-Виллидж. Там был свет, там была жизнь… и там было спасение. Точнее могло бы быть, если бы не хлопанье крыльев за спиной, не оставлявшее очередной беззащитной жертве ни единого шанса.

Быть может, злой морок, внезапно завладевший судьёй, помутил его сознание, но всё это — и залитые лунным светом лесистые предгорья, и старая шахта, и персонаж древней легенды, словно бы восставший из небытия, — всё казалось ему каким-то неестественным, будто бы сошедшим со страниц готического романа. На секунду достопочтенному судье даже почудилось, будто он спасается бегством не от старой шахты, а от драконьего логова... вот только Джадж не осознавал той очевидной истины, что победитель дракона сам становится драконом. И подобно любому дракону, его самого сгубил главный бич этих созданий — жадность до золота.

Старый единорог мчался во весь опор, не разбирая дороги, безуспешно пытаясь оставить позади этот оживший ужас, неумолимо преследовавший его во мраке на крыльях ночи. Неудивительно, что подобная неосторожность в итоге стоила ему жизни. Не заметив в темноте один из замшелых валунов, наполовину ушедших в землю, судья споткнулся об него, перелетел через голову и навзничь растянулся на сырой траве.

— Невозможно... ты не... тебя нет, НЕТ! — бормотал Джадж, тщетно пытаясь уползти подальше.

Однако стоило ему ещё раз поймать взгляд зловещих красных глаз призрака, как вдруг судья захрипел, выпучил глаза и изогнулся дугой, а затем резко дёрнулся и обмяк, безжизненно повалившись на землю.

Джастис Джадж, достопочтенный судья округа Фогги-Виллидж и временно исполняющий (точнее, исполнявший до сего момента) обязанности мэра, неподвижно лежал в ночи на росистой траве, раскинув копыта в стороны, запрокинув голову и обратив невидящие, остекленевшие глаза к искрящемуся серебром лунному диску. На нём по-прежнему были его траурно-чёрный костюм и пальто, словно специально предназначенные для ночной прогулки... или для похорон. Только шляпа — мягкая, с загнутыми кверху полями, — валялась неподалёку, отброшенная и смятая. На лице покойника застыло выражение дикого, ни с чем не сравнимого ужаса. Судья Джадж умер прежде, чем Ведьмоискатель успел обнажить свой топор — страх сделал своё дело, и от пережитого испуга у старика попросту разорвалось сердце.

А в это время в его доме другой пони в плаще с капюшоном судорожно рылся в бумагах Джаджа, громя шкафы и ящики в поисках чего-то важного. Наконец, обнаружив в содержимом распотрошенного секретера искомый документ, он издал победный возглас и откинул капюшон, чтобы получше разглядеть свою находку. Скудный свет карманного фонарика тут же выхватил из темноты до боли знакомую физиономию — то был единорог-хозяин особняка, ранее наблюдавший за последним путешествием достопочтенного судьи. Зловеще ухмыльнувшись, незваный гость подошёл к заранее разожжённому камину и швырнул туда найденный лист бумаги. Подхваченный огнём, тот почти моментально обратился в кучку пепла, а взломщик довольно произнёс, потирая копыта:

— Ещё один столп канул в небытие, осталось совсем недолго. Скоро и шахта, и весь этот жалкий городишко снова будут принадлежать моей семье. Снова... надо лишь сделать как задумано, и всё вернётся на круги своя. И никто мне в этом не помешает... никто!

1) Justice Judge — справедливый судья (англ.).

Вернуться к тексту

2) Miserly Knight — скупой рыцарь (англ.).

Вернуться к тексту

3) Alderman — старейшина, член муниципального совета в англоязычных странах (англ.).

Вернуться к тексту

4) Pilgrim Saint — святой паломник (англ.).

Вернуться к тексту

— Да уж... у тебя просто талант влипать в истории, мой мальчик. Я начинаю понимать, за что тебя уволили из «Мэйнхэттен геральд», — с тяжёлым вздохом произнёс красный земнопони в белой рубашке с закатанными рукавами и пурпурном галстуке, листая свежий выпуск газеты «Дейли трэшер»⁽¹⁾, большую часть обложки которого занимала нефтяная бочка с изображением чёрной капли внутри золотого яблока, а над ней был размещён заголовок, жирными заглавными буквами вопрошающий: «ЭППЛ ОЙЛ — НА КРАЮ ГИБЕЛИ?». Иссиня-чёрная с проседью грива уже немолодого жеребца была взлохмачена, словно он только что встал с постели, а в усталых глазах цвета жидкого чая (под которыми залегли глубокие мешки) отражалась смесь уважения и недовольства.

— Всё так плохо, мистер Пейдж? — осведомился у него сидящий напротив сородич песочного цвета с каштановой гривой. Он был одет в серый полосатый пиджак с жёлтой рубашкой и чёрным галстуком, а серую шляпу с чёрной лентой оставил на вешалке, едва войдя в кабинет. Зелёные внимательные глаза земнопони с любопытством следили за каждым движением на морде начальника, словно пытаясь предугадать его дальнейшую реакцию.

— Нет, вовсе нет. Это хороший материал, даже прекрасный. Но слишком уж он скандальный... даже для столь нетребовательного издания, как наше. Не пойми меня неправильно, Манго́, — продолжил Палпер Пейдж⁽²⁾, владелец и главный редактор «Дейли трэшер». — Ты талантливый журналист, а мы подбираем за более успешными конкурентами объедки слухов и сплетен, которыми не брезгуют только скучающие домохозяйки да работяги, которые подтираются нашим бульварным листком сразу после прочтения... если вообще его читают. Не понимаю, зачем ты до сих пор с нами возишься?

— При всём уважении, сэр... — начал Манго́. — Вы сами сказали, что я журналист... если я не буду собирать для вас слухи и сплетни, то просто умру с голоду. Это моя работа, и меня она вполне устраивает.

— Пойми, Роттен... «Дейли трэшер» это не твой уровень. Я уверен, что даже с твоей, кхм, неоднозначной репутацией ты без труда смог бы найти себе местечко получше. В «Таттлере», «Хаше» или даже «Конфиденшэле» тебя приняли бы с распростёртыми объятиями. Но ты пришёл к нам...

— К чему вы клоните, мистер Пейдж? — резко подался вперёд репортёр, буквально нос к носу столкнувшись с главным редактором. — Если с моей статьёй что-то не так, то скажите об этом прямо... во имя Гармонии, перестаньте уже ходить вокруг да около!

— Скажем так, — резко посерьёзнел красный земнопони, задумчиво буравя взглядом своего визави. — В погоне за слухами и сплетнями ты копаешь гораздо глубже, чем остальные мои ребята... порой даже слишком глубоко. Не всем такое нравится, но ещё больше это не нравится акулам большого бизнеса, особенно таким, как компания «Эппл Ойл». Слышал о такой?

— Вот оно что... и что конкретно не понравилось этим яблочникам?

— Если вкратце, то твои прогнозы о дальнейшей судьбе их нефтяных концессий в Седлостане были, гм... не слишком оптимистичны. И они считают, что в перспективе это может привести к падению акций компании.

— Нефтяной бизнес всегда риск. Я всего лишь написал о том, что дружественное нам правительство Седлостана нестабильно. Если этот режим падёт — «Эппл Ойл» придётся уйти следом, что обернётся для них потерей миллионных прибылей... так не лучше ли им уйти оттуда заранее и потерять часть дохода, чем в один момент лишиться всего и сразу? Скажем, перенаправив ресурсы на развитие нефтедобычи внутри самой Эквестрии, дабы не зависеть от зарубежных поставок и создать новые рабочие места? Недаром же корпоративный девиз Эпплов гласит, что «нефть — это кровь войны...

— ...а сидр — кровь мира». Я это не хуже тебя знаю, Манго́. И я весьма ценю твои аналитические таланты... однако подобные новости не совсем в стиле нашего издания. Точнее, серьёзные темы это совсем не наш профиль... мы тут всё-таки издаём подборку городских слухов и сплетен, а не даём корпорациям советы по ведению крупного бизнеса. Как ты вообще додумался опубликовать в нашей газете что-то подобное, да ещё и умудрился пропихнуть это на первую полосу?

— При всём уважении, сэр... вы сами пропустили это в тираж.

— Я что по-твоему, должен сам за всем следить?

— Ну... да. Вы ведь и владелец, и главный редактор нашей газеты в одном лице. К тому же вы не раз говорили, что «Дейли трэшер» не слишком-то популярна в широких кругах... вот я и решил, что у меня развязаны копыта для чего-то большего, чем городские легенды, сплетни из жизни звёзд и прочая ерунда.

— Ладно, Роттен. В чём-то ты прав, газетёнка у нас и впрямь третьесортная... ну кто же знал, что твою статью перепечатают все крупные издания и из-за этого на бирже поднимется целое цунами! Мне буквально вчера звонили из штаб-квартиры «Эппл Ойл»: они просто в бешенстве! Мало им было оттока напуганных акционеров, так теперь ещё и ключевые инвесторы начинают сомневаться: а стоит ли им вообще вкладывать свои битсы в столь ненадёжный актив, как седлостанская нефть?

— И чего эти корпораты требовали, опровержения?

— Опровержение и твою голову впридачу. В противном случае угрожали засудить нас по полной программе, — с мрачным видом подвёл итог главный редактор. Под взглядом шефа Манго́ Роттен⁽³⁾ смущённо заёрзал на стуле и после некоторых колебаний спросил:

— То есть... то есть вы меня увольняете, мистер Пейдж?

— Не совсем, — всё ещё хмуро ответил Палпер, разглядывая сидящего перед ним репортёра. — Я не сентиментален, но такими ценными кадрами не разбрасываются почём зря. Вот что, — добавил он. — Я подумываю вывести тебя за штат издания на месяц или два, без сохранения зарплаты. Можешь считать это отпуском за свой счёт... хотя опровержение написать всё равно придётся. Отсидишься какое-то время в тени, попишешь, наберёшься опыта. А когда биржевые индексы придут в норму и корпоративные шишки из «Эппл Ойл» успокоятся, вернёшься обратно и с новыми силами примешься за работу. Ну что Роттен, как тебе моя идея?

Пару минут песочный земнопони напряжённо раздумывал над предложением главного редактора, после чего вскинул голову и с достоинством ответил:

— Я согласен, мистер Пейдж. Если это нужно для спасения нашего издания, то я готов на что угодно.

— Добро! За это надо выпить, — подвёл итог их беседы Палпер Пейдж, хлопнув копытами. Затем он достал из-под стола пузатую бутылочку черри-бренди и пару стаканов. Разлив по ним пахнущий вишней напиток, он подтолкнул один в сторону Манго́. Тот с благодарностью принял стакан и осушил его в несколько глотков, пока шеф залпом приканчивал свой. Затем красный земнопони нацепил на нос очки, выдернул из кипы бумаг на столе чистый листок и что-то деловито начеркал на нём.

— Вот, считай это своим расчётом… обналичишь его в бухгалтерии, когда будешь уходить. И да, кстати... ты ведь сейчас не за рулём?

— Нет, мистер Пейдж.

— Тогда давай выпьем ещё по одной, чтобы расстаться на дружеской ноте.

Второй стакан вишнёвого бренди благоприятно подействовал на Роттена: на какое-то время перспектива пару месяцев бездействовать на мели даже перестала казаться ему совсем уж безрадостной. Покинув кабинет начальника, журналист равнодушно обозрел десятка полтора теснящихся по обе стороны прохода за одинаковыми столами собратьев по перу, после чего задержал взгляд на единорожке-секретарше, сосредоточенно стучащей по клавишам пишущей машинки слева от входа в обитель главного редактора. Секретаршу звали Айрис Лемон⁽⁴⁾, и её внешний вид полностью соответствовал имени. Это была хорошенькая жёлтая кобылка, судя по весёлым искоркам во взгляде — та ещё проказница. Она носила костюм-двойку из розовой шерсти с чёрным бархатным воротничком, а гриву шафранного оттенка собирала в пышный хвост, перехваченный у самого основания лиловым бантом. Заметив репортёра, единорожка оторвалась от своего монотонного занятия и с нескрываемым интересом устремила на него взгляд своих фиалковых глаз, после чего спросила:

— Ну и как всё прошло, Манго́?

— Скажем так... ближайшие пару месяцев я буду в творческом отпуске, — уклончиво ответил жеребец, всё ещё пытаясь осознать произошедшее.

— Это так теперь называется увольнение? — с явным сочувствием поинтересовалась Айрис, проницательно глядя на журналиста.

— Не увольнение, а выведение за штат. И это только на время... я надеюсь, — как-то нерешительно пробормотал Манго́ Роттен, вертя в копытах свою шляпу.

— Надеешься... то есть, ты не уверен?

— Ни в чём нельзя быть уверенным до конца, — отрезал репортёр и уже направился было в сторону выхода, как вдруг его остановил раздавшийся позади оклик секретарши:

— У меня тут есть два билета на сегодняшнюю постановку «Лошадок с холмов»... если хочешь, можем сходить туда вместе вечером. Я не настаиваю, но...

— Я бы с радостью, Айрис. Но мне... — растерялся было земнопони, однако тут же нашёлся. — Мне сегодня ещё опровержение писать, Пейдж ждёт его не позднее чем завтра к обеду. Так что извини, может как-нибудь в другой раз.

— В другой раз... конечно, — машинально кивнула кобылка, а затем натянуто улыбнулась и добавила: — Ну, тогда удачи! Надеюсь, скоро у тебя всё наладится.

— Взаимно. Пока, Айрис.

— Пока, Манго́...

После этого жеребец водрузил на голову свою шляпу, а затем в неопределённых чувствах покинул помещение. Проводив его взглядом, Айрис задумчиво упёрла подбородок в копыта, а затем улыбнулась своим мыслям и мечтательно произнесла:

— Взаимно...

Тем временем Роттен, спустившись вниз и получив от улыбчивой пегаски-бухгалтерши внушительные 500 битсов, покинул здание редакции и направился в свою скромную холостяцкую квартирку, расположенную на окраине города. Последняя состояла из единственной комнаты, крохотной кухни, прихожей и санузла. Обозрев скудно обставленное жилище, журналист мысленно порадовался за то, что в своё время оплатил аренду сразу на полгода вперёд. «По-крайней мере, оказаться на улице в ближайшие месяц-два мне точно не грозит», — подумал он, и эта мысль окончательно его успокоила. Перекусив и немного вздремнув, Манго́ решил проверить почтовый ящик. Там его ожидал сюрприз — конверт, а в нём приглашение и сложенная вдвое записка, наскоро нацарапанная на гостиничной бумаге. Написана она была до боли знакомым почерком (который Роттен уже почти успел позабыть и уж точно никак не ожидал увидеть снова после стольких лет) и гласила:

Привет, старина!

Когда меня волей случая занесло в Мэйнхэттен, я просто не мог не вспомнить о тебе. Если будешь свободен в этот уик-энд, заглядывай в клуб «Красный воробей» на Сентрал-авеню после девяти вечера. Буду рад увидеться с тобой и поболтать о старых временах как добрый друг с добрым другом.

С уважением, твой старый приятель Лаки.

«Ну надо же, вот это я понимаю — привет из прошлого», — подумал жеребец, задумчиво вертя в копытах записку. Лаки Райтер⁽⁵⁾ был его давним приятелем: их дружба началась ещё на факультете журналистики Мэйнхэттенского университета, и продолжилась на курсах писательского мастерства там же. Впрочем, после окончания учёбы дороги друзей разошлись. Лаки, подгоняемый своими амбициями, уехал в Кантерлот за счастливой звездой; Манго́ же остался в Мэйнхэттене, предпочтя гарантированную синицу в руках неопределённому журавлю в небе. Так что последние несколько лет их общение ограничивалось в основном обменом открытками по праздникам или дням рождения. Поэтому столь неожиданное приглашение встретиться порадовало репортёра, хоть и изрядно его удивило. Задумавшись, он бросил взгляд на часы, висящие на стене — стрелки на циферблате уже приближались к половине шестого.

«Ладно, время ещё есть... так что надо бы заняться делами. Опровержение само себя не напишет», — подумал Роттен, деловито водружая на рабочий стол пишущую машинку. Следующие два с половиной часа он сосредоточенно трудился над опровержением своей скандальной статьи. Наконец, покончив к восьми вечера с последними правками, журналист упаковал готовый текст в отдельную папку (которую затем запер в одном из ящиков стола), наскоро привёл себя в порядок и не спеша выдвинулся в сторону места встречи со старым другом. Вечер обещал быть интересным во всех отношениях...

* * *

Выйдя из такси возле клуба «Красный воробей», песочный земнопони даже непроизвольно присвистнул от удивления: в вечер пятницы здесь царило настоящее столпотворение. Машины плотно жались друг к другу вдоль тротуара, а у входа в искомое заведение выстроилась огромная очередь пони и других существ, желающих расслабиться после тяжёлой трудовой недели. Миновав отчаянно жаждущую доступных развлечений толпу, репортёр показал охраннику на входе своё приглашение и беспрепятственно прошёл в клуб. Оставив шляпу в гардеробе и оказавшись внутри, он тут же был оглушён льющимися со сцены аккордами. Оркестр наигрывал бодрый джазовый мотив; на танцполе кружились пары, разделяясь и вновь соединяясь друг с другом; а за многочисленными столиками (расставленными вокруг сцены полукругом на манер амфитеатра) казалось, не было ни единого свободного места. От такого великолепия Роттен совсем было растерялся, как вдруг с дальнего конца зала его окликнул давно знакомый, но уже почти позабытый голос:

— Манго́, старина! Надо же, ты всё-таки пришёл, — всплеснул копытами сидящий за одним из столиков бежевый единорог с прилизанной гривой кофейного цвета и весёлыми карими глазами.

— Представь себе... не мог же я после стольких лет просто так взять и отказать старому другу. Ты только погляди на себя, стильный такой, — ответил земнопони, указав на его строгий тёмно-синий пиджак с белоснежной рубашкой и красным галстуком.

— Я же всё-таки с недавних пор штатный корреспондент «Кантерлот таймс», знаешь ли... так что поневоле приходится соответствовать имиджу столь уважаемого издания. Да ты присаживайся, — сказал Лаки, широким жестом показывая тому место напротив себя. Когда же Роттен устроился поудобнее, единорог добавил:

— Картофельный салат тебя дожидается... я уже заказал. Ты ведь наверняка голоден.

— Очень мило с твоей стороны, — ответил ему репортёр.

— Не вечно же тебе перебиваться с сенбургеров на кэррот-доги, — усмехнулся его собрат по перу и спросил: — Ну и как ты поживаешь, старина?

— Потихоньку, дружище... потихоньку, — без особого энтузиазма произнёс Манго́. — Мы с тобой не виделись уже сколько... два или три года?

— По-моему, три с половиной. Кстати, Мани... что-то ты мне недоговариваешь. Судя по виду, дела у тебя не очень.

— Ладно, Лаки... ты меня раскусил. Врать не буду, — сказал земнопони, наливая себе порцию кукурузного виски. — Главред вывел меня за штат издания из-за одной статьи, которая не понравилась крайне уважаемым пони. Но это временно... всего на месяц или два, не больше.

— Поверь моему опыту, старина: нет ничего более постоянного, чем временное, — произнёс единорог, наполняя свой стакан. — Но мы с тобой по-прежнему друзья, так что если надумаешь перебраться в столицу, я замолвлю за тебя словечко... только дай знать.

— Спасибо на добром слове, Лаки... но я надеюсь, что всё обойдётся.

— Понимаю... надежда умирает последней и всё такое. Ну, за встречу! — сказал Лаки Райтер, поднимая стакан. Чокнувшись, друзья выпили и продолжили общение.

— И что, ты по-прежнему коротаешь вечера в одиночестве? — спросил Лаки, аккуратно нарезая свой соевый стейк. — Пресвятые принцессы, Мани! Ты мне прямо сердце разбиваешь, а оно у меня и так не особо хрупкое... найди себе уже подружку и не заставляй меня страдать почём зря!

— Да как тебе сказать... — ответил ему Роттен, задумчиво ковыряясь вилкой в салате. — Есть у нас в редакции одна, скажем так... особенная пони. И она вроде бы как свободна, и кажется даже, кхм... неровно дышит ко мне.

— Так и за чем дело стало? — резко подался вперёд единорог, весь дрожа от нетерпения. — Если видишь цель и не видишь препятствий, нужно действовать.

— Ну... я всё-таки не до конца уверен, что это взаимно, — замялся Манго́. — В общем, сегодня она позвала меня на вечерний показ «Лошадок с холмов», и я... я отказался. Надо было к завтрашнему полудню написать опровержение для газеты, да ещё эта твоя записка...

— Во имя Гармонии, ты просто неисправим! — в сердцах воскликнул Райтер, стукнув копытом по столу. — Кобыла буквально сама на тебя вешается, а ты от неё шарахаешься, словно виндиго от дружбомагии! Ладно ещё опровержение... я понимаю, работа есть работа. Но со мной ты вполне мог бы встретиться в субботу или воскресенье, а этот вечер провести в гораздо более приятной компании.

— В чём-то ты наверное прав, — с тяжёлым вздохом произнёс земнопони. — Она и правда очень славная. Просто... просто я боюсь, что недостаточно хорош для неё. Но теперь мне кажется, что это была бы неплохая идея: определённо стоило сегодня пойти с ней и хоть ненадолго развеяться, приобщиться к прекрасному...

— Агась. Особенно последнее, — хохотнул единорог, по-дружески толкнув журналиста в плечо. — Я вот уже несколько недель не приобщался... и уж поверь мне, вовсе не потому, что не хотел.

— Охотно верю, — кисло усмехнулся Манго́ Роттен. — Ну, за прекрасное! — провозгласил он, наполняя второй стакан. Лаки последовал его примеру, и друзья снова выпили вместе. Следующие десять минут прошли в молчании, которое лишь изредка прерывалось стуком приборов о тарелки. Наконец, покончив со своим картофельным салатом, земнопони удовлетворённо откинулся на спинку стула и, внимательно поглядев на своего визави, с серьёзным видом поинтересовался у того:

— Подозреваю, что ты не просто ради дружеской попойки пригласил меня сюда... так в чём подвох, Лаки?

Кантерлотский корреспондент с минуту смотрел на университетского товарища, после чего утёр рот салфеткой и со вздохом заговорил:

— Скажу как есть, Манго́. Раз уж ты сейчас на мели... у меня для тебя по старой дружбе есть одна сенсация, причём как раз по профилю твоей газеты.

— И что это за сенсация такая? — в недоумении спросил Манго́.

— На северо-западе южнее Ванхувера есть один маленький городок, — начал единорог, придвинувшись почти вплотную к собеседнику. — Называется Фогги-Виллидж... по правде говоря, то ещё местечко. Но с недавних пор в этом Гармонией забытом местечке начали твориться странные дела... очень странные.

— Насколько странные?

— Уже вторую неделю кто-то убивает членов тамошней городской верхушки. Местные болтают, что это какой-то оживший призрак или нечисть из старинной легенды, но лично я ни словечку не верю.

— И чего ты хочешь от меня?

— Я хочу, чтобы ты скатался туда и как следует всё разузнал об этом деле. Как ты это лучше всего умеешь... уж мне ли не знать, — сказал Райтер, заговорщически подмигнув своему коллеге. — К тому же для тебя это шанс вернуться в штат, если сделаешь приличный репортаж с места событий... а большего и не надо. Я не требую от тебя раскрыть это дело: ты же всё-таки газетчик, а не полицейская ищейка. Просто покопайся и выясни, что за муть там вообще творится... если возьмёшься. Впрочем, я не настаиваю: эта история так дурно пахнет, что вполне может оказаться газетной уткой, на которую ты только зря потратишь драгоценное время.

— А знаешь что? Я возьмусь, — резко вскинул голову земнопони; в его глазах впервые за долгое время вспыхнул азартный огонёк. — Даже если это просто утка, она всё равно сгодится для нашего сборника слухов и сплетен... а если там действительно что-то сенсационное, то для меня это и в самом деле шанс вернуться в штат. Может быть, даже на полную ставку. Ты не представляешь, насколько мне помог... спасибо тебе огромное, дружище!

— Да пустяки, — снисходительно принял похвалу столичный журналист. — Дело житейское... сегодня я помог тебе, а завтра ты поможешь мне. По старой дружбе, естественно... ну, за нашу с тобой дружбу! И за остальных бумагомарак, карандаш нам всем за ухо! — торжественно произнёс Лаки, поднимая уже третий по счёту стакан. После того как бутылка виски на столе почти опустела, Манго́ собрался уходить.

— Ну так что, ты действительно собираешься отправиться в этот, как его там... Фогги-Виллидж и всё разузнать? — спросил бежевый единорог собрата по перу перед тем, как попрощаться с ним.

— Конечно... поеду завтра же, полуденным поездом, — ответил ему Манго́.

— Как скажешь, старина, — сказал Лаки и добавил, углядев за стойкой бара троицу кобыл в ярких платьях: — А вот я, пожалуй, задержусь тут ещё ненадолго... чтобы приобщиться к прекрасному, — а затем глуповато захихикал, в ответ на что песочный земнопони лишь понимающе усмехнулся. После этого друзья стукнулись копытами и распрощались, оба весьма довольные собой.

Уже на следующее утро Манго́ Роттен собрал вещи и отправился на железнодорожный вокзал Мэйнхэттена, по пути заскочив в редакцию газеты «Дейли трэшер» и сдав опровержение главному редактору. Заодно он успел перекинуться парой фраз с Айрис Лемон, кратко пересказав ей события вчерашнего вечера и свои планы на ближайшее время. Жёлтая единорожка была впечатлена, однако всё же посоветовала Манго́ «беречь себя и возвращаться поскорее». Тот в ответ клятвенно заверил Айрис, что дольше чем на пару недель его отсутствие не затянется, и на этой ноте они довольно тепло попрощались друг с другом. А на вокзале журналиста уже ждал полуденный поезд, готовый отвезти его на запад — прямо к подножию Дымных гор, где располагался городок Фогги-Виллидж, чьи тайны ему предстояло разгадать...

1) Daily Trasher — «Ежедневный мусорщик» (англ.).

Вернуться к тексту

2) Pulper Page — бульварный листок (англ., вольный перевод автора).

Вернуться к тексту

3) Mango Rotten — гнилое манго (англ.).

Вернуться к тексту

4) Iris Lemon — лимонный ирис (англ.).

Вернуться к тексту

5) Lucky Writer — удачливый писатель (англ.).

Вернуться к тексту

Колёса ритмично стучали по рельсам, вагоны покачивались из стороны в сторону, а за окном под лучами находящегося в зените солнца проплывали идиллические пейзажи центральной Эквестрии — ухоженные поля и лесистые дали, за которыми маячили тёмные пики Жеребячьих гор. Тем временем поезд уже миновал Нейгогорский водопад и теперь полным ходом приближался к столице Эквестрии — Кантерлоту. Миновав пробитый в скале железнодорожный тоннель, он сделает остановку в Понивилле, чтобы затем отправиться дальше на северо-запад — в сторону Дымных гор и Единорожьей гряды. За ними находились самые западные города Соединённого Королевства⁽¹⁾ — Ванхувер и Толл-Тейл, однако Манго́ Роттен не планировал забираться так далеко: цель его путешествия располагалась примерно на середине пути между Понивиллем и Ванхувером.

Пока же журналист в гордом одиночестве удобно устроился в купе второго класса. Убрав свои вещи на багажную полку, он сидел на правом от входа в купе мягком диване, неспешно поедая домашние сэндвичи под прикрытием купленного ещё на железнодорожном вокзале номера газеты «Мэйнхэттен геральд», заголовок которой крупными жирными буквами информировал читателей: «БЛУБЛАД НАМЕКАЕТ НА КОМПРОМИСС, ЕСЛИ СТАЛЛИОНГРАД ОТКАЖЕТСЯ ОТ ПОДДЕРЖКИ КОММУНИСТИЧЕСКИХ МЯТЕЖНИКОВ В ЯК-ЯКИСТАНЕ». Пользуясь тем, что день был в самом разгаре, песочный земнопони искренне наслаждался окружающими видами, лишь изредка отрываясь от окна и пробегая скучающим взглядом газетные столбцы. Эти медитативные занятия очень расслабили Манго́, и вскоре он окончательно задремал, убаюканный неторопливым перестуком колёсных пар...

...Из объятий (естественно, метафорических) принцессы Луны мирно спящего газетчика бесцеремонно вырвал раздавшийся снаружи паровозный гудок, возвещающий об очередной остановке состава — резкий и от того ещё более неожиданный. От такого внезапного пробуждения Роттен резко подскочил на своём месте (уронив при этом номер «Геральд» на пол) и широко распахнув заспанные глаза, уставился в окно. На улице солнце уже клонилось к закату, приближался вечер. Тем временем на перроне железнодорожного вокзала Понивилля (как любезно сообщала освещённая фонарём табличка с названием станции) собралась большая толпа пони всех рас и возрастов, которая активно пыталась втиснуться в поезд, подгоняемая окриками и свистками проводников. При виде подобного столпотворения жеребцу стало откровенно не по себе: за время, проведённое в дороге, он слишком привык быть в одиночестве, и перспектива того, что весь остаток пути его покой будет кем-то систематически нарушаться, журналиста откровенно не радовала. Торопливо подобрав с пола купе номер газеты, он свернул его и положил к себе на колени, а затем уткнулся лбом в передние копыта и начал искренне, от всего сердца молиться:

«Принцессы Селестия, Луна и праматерь их Лауренсия — принцесса Гармонии и создательница всего сущего... молю вас всех вместе и по отдельности, дайте мне возможность проделать остаток пути в одиночестве».

Однако его надеждам не суждено было сбыться. Через несколько минут после того, как шум и толкотня за дверью его купе стихли, последняя не спеша отъехала в сторону, после чего в образовавшийся проём протиснулась взлохмаченная голова одного из новых пассажиров. На сей раз попутчиком Манго́ Роттена оказался белый единорог с вишнёвыми глазами и гривой соломенного цвета. Одет он был, как выразился бы типичный житель сельской глубинки, весьма «попугайски» — зелёный клетчатый пиджак, ярко-розовая рубашка и оранжевый галстук настолько выделяли его из общей массы пони, что это даже ненадолго выбило журналиста из колеи. Тем временем новый попутчик времени даром не терял и с первых же шагов решительно перешёл в наступление на личное пространство репортёра.

— Привет, сосед! Вы не против, если я к вам подсяду? — весело крикнул единорог, втаскивая следом за собой два клетчатых саквояжа красно-синей расцветки. При этом он героически покрякивал от напряжения и картинно покачивался, словно бы красуясь перед Роттеном. Однако Манго́ не был смазливой кобылкой: он был прожжённым до мозга костей журналистом, и подобные трюки на него совершенно не действовали.

— Не поможете? — спросил его незнакомец с обезоруживающей улыбкой. — Пара лишних копыт мне бы точно пригодилась.

Будь земнопони театральным критиком, он бы сказал, что его новый сосед слегка переигрывает в своём стремлении показаться этаким простаком-весельчаком. Но Манго́ был хорошо воспитан, а потому лишь сухо ответил новоявленному попутчику, вновь развернув перед собой подобно щиту номер «Мэйнхэттен геральд»:

— Полагаю, что вы и сами прекрасно с этим справитесь.

— Что ж... вы полагаете правильно, — слегка усмехнулся тот. Затем его рог окутало желтоватое свечение, перекинувшееся на саквояжи, которые единорог непринуждённо левитировал на пустую багажную полку слева от входа, и после этого погасло. Сам же виновник этого своеобразного спектакля устроился на соседнем диване — прямо напротив журналиста, а затем протянул ему правое переднее копыто, не переставая при этом рекламно улыбаться:

— Раз уж нам с вами продолжать путь вместе, предлагаю для начала узнать друг друга получше.

— Манго́ Роттен. Ударение на первую «о», — буркнул в ответ земнопони, с опаской ударяя по протянутому копыту. Репортёр не был трусом, но преувеличенная жизнерадостность новоявленного попутчика начинала его откровенно пугать. Затем он спросил: — А вы...

— Трейд. Толлифер Трейд⁽²⁾, — ответил единорог, после чего достал из внутреннего кармана пиджака визитную карточку и протянул её своему визави: — Я коммивояжёр, продаю кофеварки.

«Вот оно что — стало быть, у нас тут агент по продажам», — подумал Манго́ Роттен, и не покидавшее его с первого появления единорога щемящее чувство опасности слегка отпустило: по-крайней мере, теперь ему стала понятна причина столь преувеличенной любезности мистера Трейда. Обычный рекламный ход для привлечения внимания потенциального клиента, и не более того. Вскоре журналист окончательно расслабился, и немного времени спустя они с разъезжим торговцем уже вовсю болтали как старые друзья. Пока ночь окончательно не вступила в свои права, они успели обсудить множество разных тем — начав с беспорядков в Як-Якистане и споров о вкусовых качествах разных видов спиртного, закончили они как и всякие жеребцы (но как истинные джентльпони — вполголоса) смакованием достоинств и недостатков противоположного пола. Когда их оживлённая беседа уже подходила к концу, Манго́ походя упомянул о том, что собирается сойти с поезда в Фогги-Виллидж. К его удивлению, эта вскользь брошенная фраза неожиданно вызвала у Трейда живейший интерес. Тот времени даром не терял и буквально за несколько минут сумел вытянуть из своего визави всю подноготную его нежданного путешествия на запад.

— В общем, именно поэтому я и решил увидеть всё своими глазами, — закончил свой рассказ Роттен, задумчиво водя копытом по стеклу. Дав ему договорить, сидящий напротив единорог развёл копытами в стороны и протянул:

— Что ж, я впечатлён... даже не знаю, что и сказать. И что, больше никого из твоей братии эта история не зацепила? Ни за что не поверю!

— Думаю дело в том, что серьёзным изданиям не интересны слухи и сплетни. Такие истории скорее хлеб бульварной прессы вроде «Таттлера» или «Конфиденшэла».

— Или «Дейли трэшера», — добавил Толлифер.

— Да. Или «Дейли трэшера», — усмехнулся земнопони, после чего как бы невзначай спросил у своего нового знакомого: — А тебя-то с чего вдруг так заинтересовала эта история? Мне всегда казалось, что представители твоей профессии должны мыслить несколько более приземлённо для подобных... выдумок?

— Это не всегда так, — ловко парировал коммивояжёр. — Чего только не приходится порой читать в дороге... в мягкой обложке из-под пера литературных зебр порой выходит такое, в сравнении с чем твоя история — поистине верх реализма. Сам я постоянно в разъездах, так что перечитал немало подобной макулатуры, но вживую ни разу с чем-то таким не сталкивался. А знаешь что... пожалуй, этот случай меня действительно зацепил.

— И что это значит? — недоумевающе вопросил Роттен.

— Всего лишь то, что я предлагаю тебе помощь в расследовании. Если в этом твоём Фогги-Виллидж и впрямь творятся очень странные дела, то ещё одни мозги и пара копыт там явно лишними не будут. Не так ли, Манго́? — рассудительно пояснил Трейд.

— Послушай, Толлифер... я всё-таки журналист, а не сыщик. Я в эту глушь потащился ради сенсации, а не расследования. И вообще, с чего бы тебе мне помогать? Какой у тебя может быть интерес в таком захолустье, как Фогги-Виллидж? — недоверчиво поинтересовался журналист, отложив в сторону номер «Мэйнхэттен геральд».

— Исключительно коммерческий, дружище... исключительно коммерческий, — сказал коммивояжёр, примирительно выставив копыта вперёд. Затем он добавил: — Сельская глубинка для разъезжих торговцев вроде меня — это непаханое поле. И если его как следует взрыхлить, то можно за короткое время собрать неплохой урожай битсов. Поверь, в иных маленьких городках вроде этого я за месяц делаю треть, а то и половину своего годового заработка. Так что если дело выгорит, все лавры достанутся тебе. Я не претендую на славу, мне будет вполне достаточно материальной благодарности от местных... а даже если вся эта история и окажется всего лишь очередной газетной уткой, то я всё равно внакладе не останусь. Кофеварки очень ходовой товар, знаешь ли.

— Что ж... звучит разумно, — задумался Манго́ Роттен. Несколько минут песочный земнопони напряжённо размышлял о перспективах подобного сотрудничества, уткнувшись мордой в копыта. Наконец после раздумий он поднял голову и произнёс, глядя в глаза своего визави:

— Хорошо, ты меня убедил. Будем работать вместе.

— Отлично, дружище! — хлопнул в копыта Толлифер Трейд, а затем добавил, протягивая одно из них Роттену: — Уверен, мы с тобой сработаемся.

— Хотелось бы верить, — без особого энтузиазма отозвался Манго́, ударяя по протянутому копыту. — Ну и что теперь? — спросил он без особой причины, скорее просто чтобы заполнить паузу в изрядно затянувшемся разговоре.

— А теперь нам пора спать, — подвёл итог их беседы Толлифер, взглянув на свои накопытные часы. — Уже половина двенадцатого... если мы с тобой не хотим завтра по прибытии валиться с копыт от усталости, однозначно стоит хоть немного вздремнуть.

— Я только за. Доброй ночи, — сказал земнопони, растянувшись на диване и спрятав морду в копыта.

— Агась. И тебе того же, — ответил белый единорог, прежде чем улечься и отвернуться к стенке. Тем временем поезд уже миновал развилку и теперь направлялся в сторону Дымного хребта, в чьих туманных предгорьях скрывалась тайна, которую двум случайным попутчикам ещё только предстояло разгадать...

* * *

— Станция Фогги-Виллидж, дамы и господа! Стоянка поезда десять минут! — раздался над ухом Манго́ голос проводника. Жеребец вздрогнул, открыл глаза и тут же столкнулся взглядом с вовсю суетящимся коммивояжёром. Заметив это, Толлифер весело воскликнул:

— Подъём, сосед! Приехали... так что начинай собирать вещички, если не хочешь оказаться где-нибудь в Олении или Кристальной империи, ха-ха!

В ответ песочный земнопони машинально кивнул и принялся торопливо стаскивать с полок свой багаж — два чемодана, объёмистый саквояж и чехол для фотоаппарата. Навьючив всё это добро на себя, Роттен поймал усмехающийся взгляд Трейда. Тот мигом посерьёзнел и лишь одобрительно кивнул, рассматривая держащего в зубах саквояж визави:

— Вот это я понимаю, ответственный подход к своей работе, — прокомментировал ситуацию единорог и добавил, надёжно закрепив свои саквояжи по бокам: — А теперь давай выдвигаться, пока нам не пришлось прыгать из поезда на полном ходу со всей этой проклятой амуницией.

Затем он вышел в коридор и направился к тамбуру, а шатающийся под грузом своего журналистского арсенала Роттен не спеша поплёлся за ним. Им повезло: едва они успели сойти на перрон, как уже через минуту вагонная дверь захлопнулась, а поезд издал длинный протяжный гудок и, постепенно набирая скорость, двинулся на север — в сторону Ванхувера и Толл-Тейла. Проводив его взглядом, Толлифер огляделся вокруг: на платформе они с репортёром оказались в гордом одиночестве. Затем он машинально бросил взгляд на часы: стрелки на циферблате приближались к четверти девятого. Вокруг было уже достаточно светло, хотя небо почти полностью затягивали сизые облака: либо им сегодня просто не повезло, либо солнечная погода была редкой гостьей в этих местах. Учитывая месторасположение городка, коммивояжёр скорее поставил бы на второе.

— Ладно, мы на месте. Куда пойдём дальше? — раздался за его спиной усталый голос. Обернувшись, Трейд увидел стоящего рядом песочного земнопони, едва держащегося на копытах под тяжестью своей ноши. Пожалев своего спутника, белый единорог сказал:

— Для начала туда же, куда и все приезжие, — а затем взмахнул копытом, указывая на стоящее напротив здание вокзала. Последнее представляло собой П-образное деревянное строение в два этажа, с большими часами над входом и табличкой «ФОГГИ-ВИЛЛИДЖ: ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНАЯ СТАНЦИЯ», подсвеченной тусклым светом электрического фонаря. После этого Толлифер направился в сторону главного входа, и Манго́ с готовностью последовал его примеру.

Толкнув большую двустворчатую дверь со вставными стёклами, напарники вошли внутрь. Там их глазам предстал большой зал с двумя рядами скамеек (составленных попарно спинками друг к другу), который тускло освещали вделанные в стены сдвоенные канделябры с лампами накаливания и стеклянными абажурами в форме шишек. На противоположном конце помещения находилась точно такая же дверь как та, сквозь которую прошли герои: судя по всему, она вела в город. Рядом с ней на высокой стойке мерно гудел вентилятор, заставляя потоки воздуха непрерывно циркулировать по всему залу. Справа от двери располагалась стойка администратора с картотечным шкафом (на котором стоял ещё один вентилятор — но чуть меньшего размера) и ячейками для ключей во всю стену — одна из тех, которые обыкновенно бывают в дешёвых гостиницах; рядом с ней стояла вешалка для одежды. За ними ближе ко входу последовательно находились лестница, ведущая наверх и пара окошечек билетных касс — ближнего и дальнего следования, как следовало из надписей над ними. По левую же сторону от входа располагалась единственная дверь — также двустворчатая, украшенная парой искусственных пальм, стоящих по бокам от неё в плетёных кадках и ведущая (как следовало из очередной надписи) в привокзальный буфет. В данный момент на ней висели замок и табличка с надписью «ЗАКРЫТО». В общем, с первого взгляда интерьер данного заведения производил удручающее впечатление, что наводило Роттена на крайне невесёлые мысли.

Однако Трейд соображал гораздо быстрее. Пока репортёр задумчиво разглядывал остатки былой роскоши, он решительно зашагал прямо к стойке, за которой безмятежно дремал зелёный пегас с гривой бирюзового цвета, одетый в малиновую, шитую золотом шапочку и куртку портье с блестящими медными пуговицами. Его сну не мешало даже висящее на стене радио, из которого негромко лилась старая песенка военных лет:

Долог путь до Кантермэйри,

Мчусь стремглав домой скорей.

Чтоб скорее повидаться

Снова с милою моей.

До свиданья, Холм Кузнецкий,

Бронклин и Сенной район!

Долог путь до Кантермэйри,

Но с друзьями мы его пройдём...

Подойдя к стойке вплотную, коммивояжёр три раза нетерпеливо постучал копытом по звонку вызова, отчего администратор подскочил на месте и сперва недоумевающе уставился на нежданного гостя. Однако уже через несколько секунд его взгляд приобрёл осмысленное выражение; поправив униформу, он заученно улыбнулся и вежливо осведомился у посетителя:

— Добро пожаловать, господа! Чем могу помочь?

— Здравствуйте. Мы с моим другом хотели бы заселиться... если это возможно, — с привычной обезоруживающей улыбкой ответил Толлифер Трейд, кивнув головой в сторону приближающегося к ним Манго́ Роттена, нагруженного словно вьючный мул.

— О, с этим проблем не будет... вы здесь первые постояльцы за последние пару месяцев, так что свободных номеров у нас в достатке, — заверил его пегас, доставая из-под стойки гостевую книгу. — Всего за пять битсов в сутки они ваши, господа. И на какой срок вы желаете у нас поселиться?

На несколько секунд белый единорог задумался, а затем положил на стойку несколько купюр и произнёс:

— Думаю, что пары недель вполне будет достаточно. Это за нас обоих.

— Чудесно, хорошо! — хлопнул копытами администратор и добавил: — А теперь обычная формальность, господа... не угодно ли вам будет расписаться вот здесь?

По очереди оставив свои подписи в гостевой книге и получив ключи от номеров, напарники уже собирались было подняться наверх, как портье вдруг окликнул одного из них:

— Вам помочь с багажом, сэр? — спросил он, обращаясь к журналисту, который от усталости уже едва переставлял копыта. Тот шумно выдохнул, поправил съехавшую на лоб шляпу и сказал:

— Буду вам очень признателен, мистер...

— Грин, сэр. Майлз Грин⁽³⁾, — проговорил зелёный пегас, торопливо подбегая к земнопони и помогая тому снять с боков чемоданы.

— Вы тут со всем в одиночку справляетесь, мистер Грин? — вклинился в их разговор Трейд, ткнув копытом в чёрные шинель и фуражку со скрещёнными молоточками, висящие на вешалке.

— Прошу вас, просто Майлз. Не совсем, — откликнулся Грин, затаскивая наверх чемоданы Роттена. — Есть ещё Стоут⁽⁴⁾, буфетчик... но он обычно приходит только через полчаса или чуть позже. А в остальном вы правы, сэр: я и станционный смотритель, и администратор отеля, и носильщик, и всё остальное... так что если вам вдруг что-то понадобится, обращайтесь напрямую ко мне. Я всегда к вашим услугам. И ещё кое-что, господа... номера для жеребцов в правом крыле, а для кобыл — в левом, так что постарайтесь ничего не перепутать. Добро пожаловать в Фогги-Виллидж!

— Обязательно, Майлз. И ещё раз спасибо, — ответил Манго́, впервые за долгое время чувствуя облегчение. Добравшись до своего номера и тепло попрощавшись с портье, репортёр выдохнул и с интересом оглядел место, где ему предстояло провести ближайшие две недели. От его квартиры в Мэйнхэттене оно отличалось не слишком сильно, разве что отсутствием кухни: зато в наличии также имелись санузел и настенный телефон. Сама же комната в сравнении с его холостяцкой обителью выглядела гораздо более опрятной, хоть и была обставлена довольно старомодно: кровать, письменный стол со стулом, часы на стене, пара кресел, шкаф для одежды, вентилятор на подоконнике и прикроватная тумбочка со стоящей на ней лампой довершали общую картину. Единственное окно было занавешено желтоватой шторой, за которой (как почти сразу выяснил Манго́) виднелись очертания города, на чьи мрачные тайны ему предстояло пролить свет в самое ближайшее время.

«Забавно... как будто и не уезжал никуда», — подумал журналист, начав распаковывать вещи. О том, что он не дома, по большому счёту напоминала только царящая вокруг тишина: в Мэйнхэттене, даже живя на окраине, Роттен привык к бурной ночной жизни большого города и постоянному шуму под окнами. Впрочем, в данный момент это его совершенно не напрягало. Разложив всё по местам и водрузив на стол извлечённую из саквояжа пишущую машинку, внушительную стопку гостиничной бумаги (любезно доставленную услужливым портье после звонка), а также несколько собственных блокнотов и целый набор канцелярских принадлежностей, жеребец счёл основную работу на этом законченной. Затем он с чистой совестью отправился в ванную комнату — приводить себя в порядок после долгого путешествия. Покончив с водными процедурами, Манго́ блаженно растянулся на кровати и уже через пару минут благополучно задремал...

...На сей раз из царства сновидений его вырвал резкий и настойчивый стук в дверь. Протирая заспанные глаза, земнопони с трудом встал с постели и пошёл открывать. На входе его уже ждал знакомый коммивояжёр — по-прежнему одетый с иголочки и благоухающий одеколоном так, словно собрался не на экскурсию по шахтёрскому городку, а на светский раут уровня Гранд Галлопинг Гала. Единственным изменением были круглые чёрные очки, которые делали и без того весьма пижонский образ белого единорога совсем уж карикатурным.

— Ну ты и соня... я здесь уже минут десять как груши околачиваю. Думал, что придётся дверь выламывать, — проговорил единорог таким тоном, словно они расстались друг с другом совсем недавно.

— Я тоже рад тебя видеть, Толлифер, — с сарказмом ответил репортёр, после чего спросил: — Но к чему такая спешка, если я прилёг всего на десять минут?

— Десять минут? Сейчас уже половина одиннадцатого, а нам ещё многое нужно успеть, — осадил его Трейд. — Так что приведи себя в порядок, бери всё необходимое и через десять минут жду тебя в холле. У меня есть идея, с чего начать поиски.

— Вот это совсем другой разговор... ладно, буду через десять минут, — сказал Манго́, закрывая дверь перед самым носом напарника.

— Очень на это надеюсь, — ответил коммивояжёр, после чего не спеша направился вниз.

Восемь минут спустя журналист (вооружённый блокнотом, ручкой, парой карандашей и висящим на шее фотоаппаратом) спустился в главный зал, где его уже нетерпеливо дожидался Трейд.

— Во имя Гармонии... вот и ты наконец! Иди за мной, — нетерпеливо вскочил с жёсткой скамьи белый единорог. Его грива соломенного цвета на сей раз была зализана в высокий хохолок, торчавший надо лбом, а вишнёвые глаза горели азартным огнём.

— И куда же мы направляемся? — скорее для проформы, нежели из настоящего интереса осведомился Роттен.

— Для начала в одно милое местечко, где неплохо кормят. Уж всяко лучше, чем в здешнем буфете. По-крайней мере, так мне сообщил наш добрый друг мистер Грин, — ответил коммивояжёр, кивнув в сторону скучающего за стойкой портье. — Время ещё есть, а нам с тобой как раз не помешает подкрепиться.

— Тут ты прав, — согласился с ним Манго́ (у которого всё утро ощутимо посасывало под ложечкой) и добавил: — Ну что ж, как там говорится: во тьме ночной, при свете дня...

— ...Гармония, веди меня. Ладно святоша, пошли уже! — воскликнул Толлифер, направляясь к дверям, ведущим в город, и репортёр последовал за ним.

Оказавшись на улице, коммивояжёр решительно направился по одному ему известному маршруту. Двигался он достаточно быстро, так что Роттен едва поспевал за своим напарником. Наконец, примерно через полчаса их совместной прогулки по городку (больше напоминавшей состязание в спортивной ходьбе) единорог и земнопони пересекли главную улицу и оказались возле небольшого придорожного кафе. Неоновая вывеска над ним гордо гласила, что заведение называется «У Спуна», а висящая изнутри на входной двери табличка любезно сообщала: «ОТКРЫТО».

— Неплохо, а? — спросил Толлифер Трейд, указывая на вывеску. — Давай-ка мы с тобой здесь немножко перекусим, а я за завтраком разложу тебе по полочкам свой план. Что скажешь, Роттен?

— Мне нравится, — сказал Манго́, и словно в ответ его желудок одобрительно заурчал, вызвав понимающую усмешку у коммивояжёра.

— Тогда не будем терять времени, — заявил последний, окутывая телекинезом дверную ручку. Войдя внутрь, напарники заняли один из свободных столиков (благо в столь ранний час посетителей здесь было немного) и не спеша принялись изучать меню. Спустя примерно пять минут к ним подошла официантка в голубой униформе и белоснежном переднике — розовая кобылка-единорожка с огненно-рыжей гривой и глазами цвета морской волны. Одарив единорога и земнопони насмешливым взглядом, она навострила карандаш и заученно улыбнувшись, произнесла:

— Добро пожаловать в кафе «У Спуна». Что будете заказывать, жеребчики?

— Я возьму фруктовый салат, блинчики с кленовым сиропом и стакан апельсинового сока, — вяло отозвался Роттен, отложив меню в сторону.

— А мне тогда принесите вишнёвый пирог и кофе. Чёрный, без сахара, — добавил Трейд, с треском захлопывая свой экземпляр.

— Принято... ожидайте, — усмехнулась единорожка, после чего зашла за стойку и крикнула вглубь соседнего помещения:

— Эй Гриззи, у нас тут новые посетители! В смысле, совсем новые!

Ответом ей стало появление в кухонном проёме грузного, седеющего земнопони шоколадного цвета в белой поварской куртке, колпаке и засаленном фартуке, с дымящейся сигаретой в зубах. Это и был Гриззи Спун⁽⁵⁾ — гордый хозяин закусочной имени себя. Узрев в своём заведении доселе незнакомых посетителей, уже немолодой жеребец расплылся в улыбке, после чего сказал:

— Ну надо же... нечасто в наш Фогги-Виллидж прибывают гости! Добро пожаловать, — а затем добавил, бегло просмотрев листок с заказом: — Не сомневайтесь... всё будет в лучшем виде, вы только обождите чуток! — и снова скрылся в дверях кухни, откуда доносились поистине фантастические запахи, способные поколебать даже самый взыскательный желудок. Проводив взглядом удаляющуюся фигуру владельца кафе, Манго́ обратился к сидящему напротив Толлиферу:

— Ну и какой план ты намеревался мне предложить?

— Итак, — начал коммивояжёр, пристально глядя в глаза своему собеседнику. — Суть в следующем: ты говорил, что местные считают виновным в недавних убийствах то ли призрака, то ли ещё какую-то нечисть из старой сказки?

— Ну да, и что с того?

— А то, что если в этом деле и правда замешано нечто сверхъестественное... нечто недоступное нашему пониманию, нам нужно обратиться к тому, кто разбирается в этом лучше других.

— Что-то мне не кажется, что нам удастся отыскать в этом захолустье какого-нибудь профессора демонологии или магистра оккультных наук, — скептично заметил Роттен, сняв шляпу и положив её себе на колени.

— Да нет же! — горячо возразил ему Трейд, начав активно жестикулировать копытами. — Я имел в виду прямо противоположное: лучше всего в нечисти разбираются те, кому по долгу службы положено с ней бороться. Теперь ты понимаешь, к чему я клоню?

— То есть по-твоему, нам нужно обратиться к священнику? — догадался репортёр. На секунду он даже позавидовал столь нестандартному ходу мыслей напарника: самому ему всё это время приходили в голову разве что идеи из разряда «клин клином вышибают».

— Именно. Рад, что до тебя дошло... это же очевидно. Так что сегодня мы с тобой отправимся в ближайшую церковь и разузнаем у здешнего пастора об этих очень странных делах всё что сможем, — подтвердил его слова белый единорог, а затем добавил, заметив приближающуюся к ним с нагруженным подносом (который та легко и непринуждённо левитировала перед собой при помощи телекинеза) официантку: — Но сперва как следует позавтракаем...

1) Соединённое Королевство Эквестрии и Нового Мэйрленда, или Королевство Эквестрия — официальное название страны в данной AU.

Вернуться к тексту

2) Trade — торговля (англ.).

Вернуться к тексту

3) Green Mile — зелёная миля (англ.).

Вернуться к тексту

4) Stout — толстяк (англ.).

Вернуться к тексту

5) Greasy spoon — жирная ложка (англ.); небольшой придорожный ресторан или закусочная, обычно специализирующийся на блюдах быстрого приготовления.

Вернуться к тексту

Владелец заведения их не обманул: поданный завтрак и в самом деле оказался выше всяких похвал. Неспешно поглощая его под бодрые рок-н-ролльные мотивы, доносившиеся из стоящего на стойке радиоприёмника, Манго́ Роттен параллельно размышлял о деле, которое привело их в это туманное во всех смыслах⁽¹⁾ место. План его компаньона был неплох и по-своему логичен, однако для пользы дела не мешало бы продумать и альтернативные варианты. Поэтому в данный момент мозг репортёра работал на полную мощность, лихорадочно анализируя всю имеющуюся информацию.

Несмотря на заурядную внешность и по преимуществу прозаический уклад жизни, Манго́ не был лишён романтической жилки, хотя из врождённой скромности предпочитал держать свои грёзы при себе. С чисто жеребяческим удовольствием, словно младший братишка, он порой косился на сидящего напротив Толлифера Трейда; тот о чём-то оживлённо беседовал с официанткой, обильно пересыпая свою речь цветистыми комплиментами, от которых розовая единорожка иногда краснела и глупо хихикала. В остальное же время взгляд земнопони задумчиво блуждал по убранству закусочной, как вдруг зацепился за стоящую возле прилавка стойку с газетами. Прищурившись, Роттен смог разглядеть на ней несколько экземпляров местного издания с красноречивым названием «Фогги-Виллидж экспресс» и один номер «Ванхувер кроникл» примерно двухнедельной давности. Внезапно жеребца словно озарило, и он задал на первый взгляд наивный вопрос:

— А газеты у вас свежие?

Вопрос настолько не вязался с предыдущим диалогом, что коммивояжёр и официантка в недоумении уставились на журналиста, пытаясь понять, что он имеет в виду.

— Я имею в виду, что сегодня суббота, — пояснил земнопони, по-прежнему невозмутимо соскребая с тарелки остатки фруктового салата. — А зная специфику подобных газет, это должно быть еженедельное издание.

Несмотря на подобное непрошеное вмешательство, на морде белого единорога отразилось сперва удивление, а затем понимание.

— Ты прав, дружище! — воскликнул он, а затем положил на стол монету в четверть битса и кивнул официантке: — Милочка, будь добра... принеси-ка нам один выпуск вашего «Фогги-Виллидж экспресса». Сдачу можешь оставить себе.

Спустя полминуты единорожка шлёпнула на стол перед своим сородичем искомое, а затем ускакала на звон колокольчика, возвещавший о приходе новых посетителей. Ещё пару минут Трейд изучал содержимое газеты, после чего развернул её в сторону Роттена и с торжествующим видом указал на первую полосу, которую украшал единственный снимок, явно сделанный местным фотографом-любителем. Подпись под ним гласила: «Окружной судья Джастис Джадж найден мёртвым в окрестностях города неподалёку от шахты Смоки-Майн. По заявлению врачей, смерть наступила в результате естественных причин. Полиция проводит тщательное расследование». Над фотографией красовался заголовок из трёх слов: «НОВАЯ ЖЕРТВА ВЕДЬМОИСКАТЕЛЯ?».

— И что ты хочешь мне этим сказать? — непонимающе воззрился на своего товарища Манго́, который уже успел покончить с салатом и теперь как раз примеривался к блинчикам.

— Посмотри на дату, — сказал Толлифер. Репортёр задумчиво пробежал глазами верхний край страницы и увидел, что газета вышла два дня назад, в четверг.

— Я знал только про две смерти, — шёпотом произнёс земнопони, придвинувшись ближе и оказавшись почти нос к носу с напарником. Затем он добавил: — То есть по-твоему, это уже третья жертва... чего бы там ни было?

— Именно, — подтвердил Трейд. — Похоже, что в этой истории не всё так прозаично. Один труп может быть случайностью, два — совпадением, но три... это уже серия, можешь мне поверить. И я говорю отнюдь не о несчастных случаях.

— Откуда у тебя такая уверенность?

— Сам не знаю... можешь считать это предчувствием. И ещё кое-что, — добавил единорог, не глядя ковыряясь вилкой в своём пироге. — Доедай свои блинчики, нам скоро выдвигаться. Сперва заглянем в церковь, но потом придётся посетить ещё одно милое местечко...

— И куда же мы с тобой отправимся? — поинтересовался у него Роттен, активно работая челюстями.

— На кладбище, — флегматично отозвался коммивояжёр, едва не заставив своего визави поперхнуться. Затем он усмехнулся и пояснил: — Нам в некотором роде повезло... если это можно назвать везением. Похороны достопочтенного судьи пройдут сегодня, ровно в полдень. И на них точно будет присутствовать местный служитель Гармонии, который вряд ли откажется ответить на парочку наших вопросов.

— Ты правда думаешь, что он будет разговаривать с нами о подобных вещах? — спросил журналист.

— Поверь, я умею убеждать окружающих в своей правоте. В этом основной принцип работы коммивояжёра, — заверил его Толлифер, после чего последовал примеру своего визави и начал методично уничтожать остатки вишнёвого пирога. Примерно четверть часа спустя с завтраком было покончено, после чего напарники поднялись из-за стола. Оставив на стойке несколько битсов и прихватив с собой газету, белый единорог покинул заведение, и песочный земнопони последовал его примеру. Поболтавшись некоторое время по городу в поисках церкви, они наконец обнаружили утопающее в зелени серокаменное здание, где располагался местный приход ЭЦГ⁽²⁾. Как и предполагал Трейд, настоятеля они на месте не застали. Зато им удалось узнать местоположение городского кладбища у миссис Чёрч⁽³⁾ — добрейшей пожилой земнопони, совмещавшей обязанности местной церковной старосты и приходского секретаря. Выяснив необходимую информацию (и вежливо отказавшись от предложенного чая с ромашкой), напарники бодрой рысцой потрусили туда, где обрело своё последнее пристанище не одно поколение жителей Фогги-Виллидж.

Кладбище Ластвэй⁽⁴⁾, располагавшееся в низине на окраине городка, встретило их тишиной и запустением. Небо к этому времени вновь затянули облака, а по земле стелился лёгкий туман, что делало и без того неприветливую атмосферу этого места ещё более мрачной. За старинными чугунными воротами, возле которых притулился небольшой цветочный киоск (в данный момент закрытый по случаю обеда, о чём посетителей извещала любезно оставленная табличка), начиналась старая гравийная дорога, от которой отходили дорожки поменьше, уходившие вглубь кладбища — большого, тянувшегося вдаль не менее чем на добрый десяток акров. Оказавшись на месте, Толлифер слегка стушевался и даже на время утратил свою фирменную находчивость.

— И как же нам отыскать святого отца в таком тумане? — неуверенно проговорил торговец кофеварками, без особого энтузиазма обозревая окружающую их безрадостную картину.

— По звуку, — внезапно произнёс Манго́ Роттен. Заметив недоумевающий взгляд своего визави, он пояснил свою мысль: — Хоть отпевание судьи Джаджа уже закончилось, однако погребальная служба должна вот-вот начаться... конечно, если ты не ошибся в своих расчётах. Нам всего-то и нужно, что держать ухо востро и прислушиваться к окружающей тишине. А как только услышим заупокойные песнопения — пойдём в сторону наибольшего звука.

— Здравая мысль... не поспоришь, — подытожил их разговор Трейд. Затем он добавил: — Но для большей эффективности я предлагаю разделиться. Ты направо, я налево; пойдём полукругом и встретимся на противоположной стороне. Надеюсь, у нас всё получится... ну, ни пуха ни пера!

— К виндиго, — ответил журналист и первым двинулся к воротам, а коммивояжёр направился вслед за ним. С усилием отодвинув одну из створок (которая распахнулась довольно легко, хотя, как и в любом фильме ужасов, со скрежетом ржавых петель), напарники оказались внутри и разошлись, начав действовать согласно намеченному плану. В итоге выбранная репортёром тактика дала свои плоды: через семь или восемь минут он услышал раздавшийся слева возглас:

— Есть контакт!

Подскакав поближе и навострив уши, Манго́ в самом деле уловил некий неясный гул, который напоминал нестройный хор голосов и доносился откуда то спереди. С минуту он вслушивался в него, а затем произнёс:

— Даже если мы на верном пути, не будем портить траур присутствующим. А теперь идём тихонько, осторожно... и обязательно смотри, куда копыто ставишь.

После этого напарники неспешно двинулись на звук (оказавшийся какой-то заунывной мелодией), стараясь при этом не издавать лишнего шума. Минут через пять они взобрались на небольшой пригорок, с которого им открылся вид на погребальную церемонию. Возле раскидистого вяза был установлен надгробный камень, под которым в свежезакопанной могиле (почти полностью скрытой венками, букетами и цветочными корзинками) ныне покоился достопочтенный судья Джастис Джадж. Рядом с ним притулилась пара скамеек, на которых сидели несколько пони в чёрных одеждах — по-видимому, друзья и родственники покойного. Перед ними за переносной кафедрой стоял пожилой, седогривый единорог цвета мокрого асфальта. Он был одет в траурно-чёрный костюм с воротником-колораткой и такую же шляпу с лентой; на шее у старика болталась фиолетовая шёлковая лента с нашитыми на концах символами солнца и луны. Судя по всем приметам, это и был местный священник — преподобный Хоули Фэйт⁽⁵⁾, чьё имя им любезно сообщила миссис Чёрч. В данный момент он произносил надгробную речь, и его слегка надтреснутый, старческий голос разносился вокруг, затихая с каждым ярдом, словно тонул в стелющемся вокруг тумане. Из-за этого напарники были вынуждены подойти ещё ближе, по-прежнему стараясь не привлекать к себе внимания. Однако им всё-таки повезло застать самый конец речи престарелого служителя Гармонии:

— Когда-то пресвятая Лауренсия, праматерь всего сущего, была такой же как и мы с вами, была связана смертной долей. Но она добровольно отказалась от бремени земного существования и вознеслась на небо, слившись с мирозданием, дабы на примере её поступка мы могли познать суть истинной Гармонии. Именно через этот бесконечный круговорот жизни и смерти, восхода и заката, о котором нам каждый день напоминают её возлюбленные дочери — сёстры-принцессы Селестия и Луна, мы обретаем внутреннее равновесие и, в конце-концов, душевный покой. Да упокоится душа Джастиса Джаджа в вечности, и да познает она безмятежность Элизиума также, как и все те, кто покинул наш бренный мир до неё... как и мы в своё время присоединимся к ним на небесах. Так и будет, дети мои... ибо я свидетельствую.

— Так и будет, — в едином порыве ответили ему внимавшие со скамеек слушатели. Затем они встали с мест и начали расходиться; при этом один из жеребцов подошёл к двум стоящим неподалёку земнопони в рабочих комбинезонах — видимо, могильщикам, — и начал что-то им втолковывать, показывая в сторону кафедры. Те поначалу мялись, но получив по паре битсов на брата, подхватили сооружение и споро поволокли его к выходу с кладбища.

Тем временем Манго́ и Толлифер наблюдали за этой картиной с пригорка, попутно споря о том, что делать дальше. Репортёр стоял на своём, предлагая подождать пока все разойдутся и переговорить с проповедником наедине, без лишних ушей. В свою очередь, коммивояжёр ни в какую не желал терять времени, собираясь как можно скорее приступить к допросу служителя церкви. Поглощённые дискуссией, они лишь в последний момент заметили, как в туманной дымке к ним приближается неровным шагом низенькая и плотная фигура с непропорционально большой головой. На секунду напарникам даже показалось, будто это какое-то волшебное существо — нечто вроде гоблина. Однако при ближайшем рассмотрении фигура оказалась тем самым священником, на чьи поиски они потратили столько сил и времени. Глядя на обоих жеребцов своими водянисто-голубыми глазами, он с лёгкой хрипотцой в голосе осведомился у них:

— Могу ли я вам чем-то помочь, дети мои?

— Да, ваше преподобие, — начал Роттен, сняв шляпу и приложив её к груди. Хотя он и не мог назвать себя особенно религиозным, но без сомнения уважал церковь как один из институтов, играющих важную роль в жизни общества. Да и от регулярных (вплоть до совершеннолетия) походов на воскресные службы с родителями и младшей сестрой у него остались в основном тёплые и положительные воспоминания. — Если вы соблаговолите уделить нам немного вашего времени, то...

— Мы ищем информацию о Ведьмоискателе, — грубо прервал его Трейд, вклинившись в разговор. — И думаем, что вы именно тот, кто нам нужен... ваше преподобие.

Неизвестно, что подействовало на старого единорога сильнее — утончённая вежливость земнопони или грубый напор сородича, однако он устало вздохнул, поправил съехавшие на нос круглые очки в металлической оправе и медленно проговорил:

— Это тема весьма... обширна, господа. Если вы хотите ознакомиться с ней подробнее, я с радостью в этом помогу. Однако такие темы не созданы для того, чтобы обсуждать их стоя на улице... поэтому я приглашаю вас побыть моими гостями на остаток сегодняшнего дня. Следуйте за мной, и я расскажу вам всё, что знаю.

— Мы вам весьма признательны, ваше преподобие. И с радостью воспользуемся вашим приглашением, — натянуто улыбаясь ответил Манго́, одновременно наступив на переднее копыто уже готовому раскрыть рот продавцу кофеварок.

Втроём они наконец покинули кладбище и направились к домику викария — маленькому уютному строению, расположенному прямо напротив церкви и окружённому (подобно большинству домов горожан) невысоким белым заборчиком. Обратный путь, ввиду почтенного возраста проповедника, занял у них почти три четверти часа; поэтому на пороге жилища преподобного Фэйта они оказались, когда стрелки часов в гостиной уже пробили половину третьего. Интерьер дома оказался весьма уютным, хотя и несколько устаревшим. «Похоже, в этом городе везде так», — невольно подумал Роттен, окидывая беглым взглядом обстановку.

Поудобнее устроив гостей на диване в главной комнате, служитель Гармонии сперва предложил им чаю, как поступил бы на его месте любой радушный хозяин. Трейд сперва хотел было вежливо отказаться, однако поймал категоричный взгляд журналиста и торопливо закивал, не забывая при этом рекламно улыбаться. Сходив на кухню и поставив чайник, Хоули Фэйт вернулся и начал деловито рыться в книжном шкафу, не забыв спросить перед этим:

— Не хочу показаться бестактным, но... какого именно рода информацию вы ищете, господа? Это значительно облегчило бы мои поиски.

Пару минут напарники размышляли над ответом. Затем они многозначительно переглянулись, и Толлифер Трейд решительно заявил:

— Нас интересует происхождение Ведьмоискателя. Откуда он взялся и куда исчез, почему вернулся именно сейчас и делает то, что делает... примерно в таком духе.

— Хм, — задумался было проповедник, но затем его физиономия просветлела: — Кажется я знаю, что поможет пролить свет на ваши изыскания. Думаю, это то что нужно.

С этими словами он извлёк из недр книжного шкафа потёртый фолиант внушительных размеров с медными застёжками и золотым тиснением, которому на вид было не меньше сотни, а то и полутора сотен лет. На обложке золотыми (хотя и полустёртыми) буквами было выведено название «Легенды и предания Старого Запада». Усевшись с книгой на диван между напарниками и раскрыв её примерно на середине, престарелый священник медленно и обстоятельно начал свой рассказ:

— Чуть меньше трёхсот лет назад в этих местах поселился отставной майор Мартинет⁽⁶⁾ Лэйярд — ветеран многочисленных войн с бизонами. Именно он заложил на одном из здешних холмов фамильный особняк, рядом с которым впоследствии возник наш город. Проведя большую часть жизни в боях на фронтире, майор женился достаточно поздно, однако же успел произвести на свет и воспитать троих сыновей — Торнтона, Трентона и Принстона. Но ещё будучи холостяком и не надеясь оставить законного наследника, он усыновил безродного сироту — жеребёнка-пегаса по имени Пилгрим Сэйнт, сочтя того подающим большие надежды.

Происхождение последнего было до крайности смутным. Некоторые говорили, что он подкидыш, другие — что наполовину чейнджлинг или фестрал. По-видимому, к фестралам его причисляли оттого, что старик Лэйярд на склоне лет начал увлекаться тёмными искусствами самого разного рода, и его законные сыновья позже приписывали это дурному влиянию Сэйнта. Но в свете всего, что произошло затем, это можно счесть лишь естественным предубеждением.

Перед смертью Мартинет почти всё отказал приёмному сыну, и родные отпрыски после его кончины начали оспаривать завещание. Они говорили, что Сэйнт всячески запугивал отца, буквально изводя старика на смертном одре, и только таким образом добился от него подобной нелепости. Кажется, им удалось что-то доказать насчёт умственной неполноценности покойного, поскольку суд признал завещание недействительным, и всё наследство поделили между собой законные дети. Предание гласит, что после оглашения приговора Сэйнт впал в ярость и, совершенно рассвирепев, покинул отчий дом. Но перед этим он поклялся братьям, что однажды вернётся и прикончит всех троих — одного за другим, и даже сама Гармония не защитит их от его кары. Однако тогда они не восприняли его предостережение всерьёз.

Уйдя из родных краёв, Пилгрим Сэйнт со временем прославился в качестве знаменитого борца с тёмными силами, за что его и прозвали Ведьмоискателем. Имя его тогда гремело по всей Эквестрии: во славу Гармонии Сэйнт беспощадно истребил немало монстров и чернокнижников, и даже порождения Вечнодикого леса, как гласят легенды, страшились при одном только упоминании его имени. Однако всё изменилось, когда однажды борец с нечистью в одиночку отправился в городок Холлоу Шейдс, дабы раз и навсегда покончить с населявшими его «порождениями тьмы» — бэтпони, также известными как фестралы. Однако в итоге самонадеянность Ведьмоискателя сыграла с ним поистине злую шутку — так Пилгрим Сэйнт сам стал одним из тех созданий, с которыми раньше столь яростно боролся. И хотя всё его естество противилось новой сущности, а убеждения оставались по-прежнему непоколебимы, жажда мести затмила разум бывшего охотника.

Решив использовать новообретённые силы для того, чтобы «свершить правосудие», жаждущий крови мститель явился в Лэйярд-манор и устроил там настоящую бойню, прикончив немало обитателей поместья. В борьбе с ним погибли двое братьев Лэйярд, и лишь последнему из них — Принстону, при поддержке неравнодушных жителей Фогги-Виллидж удалось наконец справиться с бывшим охотником на нечисть. Совместными усилиями они приковали Пилгрима Сэйнта серебряными цепями к обложенному хворостом столбу близ шахты Смоки-Майн и с наступлением рассвета сожгли его на костре. Уже будучи объят пламенем, Ведьмоискатель из последних сил выкрикнул своим палачам слова, смысл которых уже на протяжении двух столетий был и остаётся загадкой даже для нас, их потомков...

Внезапно сидящий слева Толлифер прервал служителя Гармонии, сунув нос в книгу, и сам прочёл эти строчки — то ли пророчество, то ли предостережение:

Злато здесь обретёшь

И раздоры пожнёшь,

Когда все семь столпов

Вновь сойдутся на зов.

— Истинно так, сын мой. Истинно так, — медленно кивнул преподобный Фэйт. В этот самый момент с кухни донёсся истошный свист закипающего чайника. Поднявшись с дивана, священник удалился, чтобы через несколько минут вернуться, левитируя перед собой поднос с тремя чашками чая, розеткой варенья и тарелкой домашнего печенья. Поставив поднос на стол, старый единорог вновь занял своё прежнее место в середине дивана.

— А там случайно не написано, кто были эти «неравнодушные» граждане? — поинтересовался Манго́, хрустя печеньем и что-то строча у себя в блокноте.

— Ну разумеется, — отозвался проповедник, а затем неторопливо продолжил: — Мартинета Лэйярда заслуженно называют основателем Фогги-Виллидж, однако он лишь положил начало истории этого места. Ведьмоискатель перед своей кончиной неспроста упомянул о семи «столпах» — ведь по-настоящему жизнь в этих краях закипела лишь тогда, когда сюда вслед за майором перебрались с востока шесть семейств, чьи потомки и по сей день пользуются уважением среди горожан. Бок о бок с Принстоном Лэйярдом в ту ночь сражались судья Скрайб⁽⁷⁾ Эвершарп, Райдер⁽⁸⁾ Найт, преподобный Темплар⁽⁹⁾ Макгро, Уиздом⁽¹⁰⁾ Джадж, не уступавшая своей храбростью жеребцам Грейс⁽¹¹⁾ Олдермэйн и наконец, скромный предок вашего покорного слуги — Блинд Фэйт⁽¹²⁾.

— Что ж, понятно. А больше этот... Ведьмоискатель ничего напоследок не выкрикивал? — спросил репортёр, продолжая делать пометки в своём блокноте. — Никаких обещаний вернуться и отомстить, или чего-то в этом роде? Нет?

— Похоже что нет, — ответил ему служитель Гармонии, задумчиво листая страницы книги. — По-крайней мере, в преданиях ни о чём подобном не упоминается. Впрочем, старинные фолианты вроде этого никогда не отличались особой точностью в изложении фактов. А вот архивные записи... думаю, что они помогли бы вам узнать об этих делах давно минувших дней гораздо больше.

— И где же нам искать этот архив? — вмешался в их разговор Толлифер Трейд.

— О... нет ничего проще, — произнёс престарелый священник, снисходительно взглянув на сидящего рядом коммивояжёра. — Архив расположен в городской ратуше. Думаю, что там вы легко найдёте все интересующие вас сведения. А если и этого вам будет недостаточно — наш городской совет в великой мудрости своей несколько лет назад принял решение разместить в том же здании библиотеку, благо что в лишних помещениях для этого недостатка не было.

— Что ж... в таком случае я немедленно отправлюсь туда, — решительно поднялся с места Манго́ Роттен, одним глотком осушив свою чашку чая. — А мой... коллега останется здесь и задаст вам несколько уточняющих вопросов, — добавил он, насмешливо поглядывая на слегка выбитого из колеи Трейда. Впрочем, белый единорог быстро взял себя в копыта и энергично закивал, одновременно кидая в сторону своего визави испепеляющие взгляды.

Тепло попрощавшись с проповедником, песочный земнопони ускакал в сторону ратуши. Едва за ним закрылась дверь, как Толлифер тут же решил перевести разговор на другую тему.

— Я всё хотел спросить по поводу этого портрета за нашими спинами, — сказал он. — Сначала я сомневался, но кажется теперь всё встало на свои места. На нём ведь изображён основатель вашего рода, Блинд Фэйт?

— Именно так, — серьёзно кивнул преподобный.

— И что, в домах у потомков остальных «столпов» висят такие же?

— Да. Хотя сейчас возможно и не у всех... увы, время редко щадит столь хрупкие вещи.

— Неужели он такой старинный? — задал очередной вопрос Трейд.

— О, мой юный друг... этому портрету почти три сотни лет, равно как и аналогичным ему, — пустился в разъяснения Хоули Фэйт. — Изначально таких портретов было семь штук, это целая серия. Их все написал за неделю какой-то заезжий художник, всего лишь пару лет спустя после казни Сэйнта. Это Принстон Лэйярд тогда расстарался: решил таким образом «увековечить победу над великим злом» и заодно сделать подарок своим старым товарищам. Этот же художник потом ещё написал большое панорамное полотно, изображающее казнь Ведьмоискателя и всех, кто при ней присутствовал. Оно и по сей день висит в холле городской ратуши, так что у вашего приятеля будет возможность на него полюбоваться.

— А как звали этого художника? — спросил Толлифер скорее из обычного любопытства, нежели профессионального интереса.

— Увы, история его имени не сохранила. К сожалению, с талантливыми пони часто такое слу... — начал было отвечать Фэйт, однако его рассуждения самым возмутительным образом прервал внезапный грохот, донёсшийся из прихожей. Как оказалось, это слетела с петель входная дверь... а следом за ней в помещение буквально влетел топор, воткнувшийся в стену прямо возле головы преподобного! Повезло, что тот после ухода Роттена пересел чуть ближе к краю дивана, а не то бы эти слова стали последними в жизни престарелого священника.

Коммивояжёр же на мгновение растерялся, завороженно разглядывая оружие — настоящее произведение искусства с посеребренным лезвием, рукоять которого была изукрашена странной резьбой. Из-за этого он не сразу заметил, как прихожая заполнилась густым удушливым дымом, из которого медленно вышел тот, кого оба они — и хозяин дома, и его гость, — ожидали увидеть меньше всего.

— Ве...Ве-ведьмоискатель! Он вернулся, вернулся! — вывел Трейда из оцепенения отчаянный вопль проповедника, который трясущимся копытом указывал на стоящее в проходе нечто. При ближайшем рассмотрение это нечто оказалось высоким и худым как жердь серым пегасом в старомодном чёрном наряде. Из-за крыльев и формы ушей его вполне можно было бы принять за бэтпони... если бы не глаза. Абсолютно пустые, будто лишённые зрачков, и пылающие словно два красных фонаря — воистину, более устрашающего зрелища скромному продавцу кофеварок в своей жизни видеть ещё не доводилось. Тем временем незваный гость заговорил, и его слова звучали как приговор:

— Не гибель я принёс вам, но правосудие! Ибо падут недостойные от копыт моих, когда низвергнуты будут в Тартар, в глубины преисподней...

Пока Ведьмоискатель произносил свой пафосный монолог, в голове у Толлифера окончательно прояснилось. План созрел на ходу, но другого выхода он не видел.

— У вас есть телефон?! — крикнул белый единорог дрожащему от страха служителю Гармонии, забившемуся в угол дивана.

— Ч-что? — едва сумел выдавить из себя тот, глядя на коммивояжёра широко распахнутыми от ужаса глазами.

— ТЕЛЕФОН. ЗДЕСЬ. В ДОМЕ! — буквально выкрикнул Трейд в морду своего визави. Со стороны казалось, что он полностью переменился: от напыщенного торгаша-краснобая не осталось и следа, его место будто бы занял совсем другой пони: хладнокровный, решительный и самое главное — знающий, что надо делать.

— Д-да, да... н-на к-кухне! — воскликнул Хоули Фэйт, стуча зубами.

— Тогда бегите к нему! — ответил ему Толлифер. — Бегите со всех копыт и вызывайте полицию, виндиго вас побери! А я пока попробую задержать этого... кем бы он ни был! Хотя бы ненадолго... ВПЕРЁД, ЖИВО!

Его последние слова подействовали на престарелого священника словно удар хлыста. Тот вскочил с дивана и как ужаленный бросился в сторону кухни. Тем временем Трейд подхватил телекинезом том «Легенд и преданий Старого Запада» и со всей силы запустил его в голову Ведьмоискателя. Однако тот даже не шелохнулся, а книга застыла на полпути, словно перехваченная в полёте.

— Какого Дискорда... ты же пегас! — выкрикнул белый единорог, буквально рыча от досады.

— Удивлён, смертное существо? — пафосно произнёс призрак (или не призрак?) охотника на нечисть, швыряя книгу обратно. Трейд едва успел увернуться от просвистевшего над головой тяжеленного фолианта, пока на кухне преподобный Хоули Фэйт кричал в трубку:

— Да, бульвар Совиный ручей дом 3! Приезжайте срочно! Я не знаю кто он такой, но если вы не поторопитесь, этот псих прикончит нас обоих!

Тем временем Толлифер уже не пытался атаковать. Он только защищался, выставляя щиты, в которые Ведьмоискатель швырял всё что попадалось под копыто, разбивая их один за другим. Силы белого единорога таяли с каждой секундой; вскоре последний щит пал под мощным броском охотничьего топора, и отдача буквально впечатала Трейда в стену. Из последних сил пытаясь встать, он видел над собой ожившего монстра из древних легенд, со злобным смехом заносящего топор... как вдруг краем глаза заметил летящий с кухни ослепительно-белый шар и скорее инстинктивно, чем осознанно, зажмурил глаза.

Раздался громкий хлопок, после чего всю комнату залило нестерпимо ярким светом. Но даже сквозь грохот и ослепляющую пелену коммивояжёр услышал негодующий возглас Ведьмоискателя.

— Твои фокусы не помогут тебе, трус! Ты всё равно умрёшь... умрёшь также как и те, кто были до тебя!

Наконец свет понемногу начал гаснуть, а пелена перед глазами рассеиваться. Усилием воли заставив себя подняться на копыта, жеребец узрел стоящего в кухонном проёме Хоули Фэйта. На морде служителя Гармонии читалась смесь решимости и паники, однако он упорно шёл в сторону Ведьмоискателя, выставив перед собой щит, а его рог буквально светился изнутри белым пламенем — иначе охарактеризовать данное зрелище было сложно.

— Во имя Гармонии, изыди! — воскликнул проповедник и выпустил в оппонента яркий луч света, целясь тому прямо в глаза. От такого натиска охотник-ренегат на некоторое время опешил и потерял контроль, чем тут же воспользовался Трейд, начав закидывать его при помощи телекинеза различным хламом и радикально поменяв тем самым роли в их противостоянии. Престарелый священник не отставал, регулярно пуская в Ведьмоискателя ослепляющие и оглушающие заклинания. Однако Толлифер понимал, что долго так продолжаться не может, поэтому окликнул преподобного Фэйта:

— Святой отец, не пора нам изгнать отсюда это чучело?

— Отличная идея! — согласился тот. — Но сделаем это вместе, чтобы наверняка.

В итоге, максимально дезориентировав мстительного призрака (на удивление оказавшегося вполне материальным существом из плоти и крови), два единорога сконцентрировали усилия и выпустили мощное отбрасывающее заклинание, которое с поистине пушечным грохотом вышвырнуло Ведьмоискателя из дома, словно изломанную куклу, закинув того аж в кусты на противоположной стороне улицы.

Когда всё наконец было кончено, вымотанный до предела коммивояжёр стукнулся копытами со священником, после чего в изнеможении рухнул на диван. Впрочем, в благодарность за спасение преподобный Фэйт немного подлечил его своей магией, так что уже спустя полчаса Толлифер вполне уверенно стоял на копытах, не валясь с них от усталости. Поблагодарив служителя Гармонии в ответ, Трейд подумал, что с него хватит приключений на сегодня, поэтому решил отправиться в городскую ратушу по следам своего напарника. Однако всё же дал святому отцу напоследок пару наставлений:

— Мой вам совет, ваше преподобие: забаррикадируйтесь в доме до приезда полиции и никому кроме неё не открывайте. Я надеюсь, что этот Ведьмоискатель больше сюда не сунется, раз мы задали ему такую трёпку... но если всё-таки сунется, мой вам второй совет — не пытайтесь сражаться с ним в одиночку, просто бегите. Слышите меня, БЕГИТЕ!

— Спасибо за ваши советы, мой юный друг, — ответил Хоули Фэйт, после чего спросил: — а вы тоже заметили, что этот призрак Ведьмоискателя какой-то... не такой?

— Что он вполне материален, владеет магией и ни разу не попытался взлететь? — хмыкнул Толлифер, после чего уже вполне серьёзно сказал: — Да, я заметил... и мне кажется, что кто бы это ни был, настоящей ожившей легендой тут и не пахнет. Скорее всего, мы имеем дело с подражателем, причём вполне конкретным — единорогом, нацепившим фальшивые крылья и прячущим рог под шляпой. В любом случае я надеюсь, что вы расскажете обо всём этом полиции... а теперь позвольте откланяться, не в моих правилах оставлять друзей в одиночестве. Прощайте, ваше преподобие.

— Прощайте, мой юный друг, — ответил Хоули Фэйт и, прежде чем коммивояжёр покинул его скромное обиталище, добавил: — Храни вас Гармония и все принцессы разом. Если кому и под силу разобраться, что за ужасы у нас здесь творятся, то только вам двоим...

1) отсылка к названию: Foggy Village — туманный городок (англ.).

Вернуться к тексту

2) ЭЦГ, или Эквестрийская Церковь Гармонии — главная конфессия Эквестрии в данной AU. Объединяет приходы на территории Эквестрии, Кристальной империи и Нового Мэйрленда; также является материнской по отношению к другим церквям Гармонического сообщества. Формально главой ЭЦГ является правящая(ие) принцесса(ы), однако фактически всеми рутинными делами занимается утверждаемый ей (а до того — избираемый собором епископов) духовный иерарх с титулом «архиепископ Кантермэйрийский и примас Эквестрии».

Вернуться к тексту

3) Church — церковь (англ.).

Вернуться к тексту

4) last way — последний путь (англ.).

Вернуться к тексту

5) Holy faith — святая вера.

Вернуться к тексту

6) Martinet — солдафон (англ.).

Вернуться к тексту

7) Scribe — писец, переписчик (англ.).

Вернуться к тексту

8) Rider — наездник (англ.).

Вернуться к тексту

9) Templar — храмовник (англ.).

Вернуться к тексту

10) Wisdom — мудрость (англ.).

Вернуться к тексту

11) Grace — благодать (англ.).

Вернуться к тексту

12) Blind faith — слепая вера (англ.).

Вернуться к тексту