Феникс из опавших листьев (джен)

Если любишь цветок — единственный, какого больше нет ни на одной из многих миллионов звезд, этого довольно: смотришь на небо и чувствуешь себя счастливым.

Антуан де Сент-Экзюпери “Маленький принц”

Сначала была тьма.

Не просто отсутствие света — а вязкая, почти живая тьма, в которой не было ни времени, ни пространства, ни смысла. Женщина лежала в ней, как в трясине, и почти не дышала. Не помнила, как это делается.

Холод сковывал грудь, руки, ноги. Воздух, тяжёлый, затхлый, не хотел входить в лёгкие. Что-то давило сверху, как будто пространства было совсем мало. Слишком тесно.

Где она?

Кто она?

Почему так темно?

Тело ныло, как после долгой неподвижности. Память молчала, туго завёрнутая в плотную пелену забвения… но за этой пеленой что-то шевелилось. Что-то важное. Больное.

Она задышала чаще, с трудом, и только тогда мысли начали возвращаться. Медленно. Осколками. Слишком острыми.

Сразу — голос.

— Лили, забирай Гарри и уходи!

Крик. Такой знакомый. Такой отчаянный. За ним — глухой удар, так падает человек на пол. Затем тишина. Пустая, страшная.

Женщина зажмурилась, как будто это могло остановить память, но было уже поздно.

Сразу же возник другой образ — искажённое яростью лицо. Холодные, змеиные глаза. Рука, поднявшая палочку — медленно, с пугающей уверенностью.

— Уйди с дороги, девчонка. Это последнее предупреждение.

Она — между ним и ребёнком. Она знает, что не отступит.

— Нет… — срывается с губ.

И тогда — вспышка.

Яркая, как всполох боли. И всё исчезло. Всё, кроме одного.

Малыш. Такие родные, нелепо торчащие волосы. Такие огромные зелёные глаза. Её глаза.

Гарри.

Она увидела лицо сына, а вместе с ним — и всё остальное. Память. Жизнь. Любовь.

И ужас. Он в опасности, совсем один. Она должна быть там, спасти его.

Разбитая, обессиленная, опустошённая — она подняла руку. Или просто подумала, что поднимает. Её магия была слаба, её почти не осталось. Но даже этих последних капель оказалось достаточно, чтобы сделать одно — единственное, невозможное усилие.

В следующую секунду гроб остался пуст.

* * *

Батильде Бэгшот давно не спалось по ночам. С годами сон уходит — как силы, как молодость, как друзья.

Вроде и день был тихий, и на ночь капельку лавандового настоя приняла, а всё попусту. Сначала простыня мешалась, после больная спина ныла, потом пробило двенадцать — и стало ясно: сегодня ей не уснуть.

Батильда лежала с открытыми глазами, слушала тиканье старинных часов и наконец проворчала в темноту: — Ну и чего это я, как сова на жёрдочке? Всё равно ведь сна ни в одном глазу.

Она не стала зажигать свет — зачем? Ноги сами нащупали тапочки, старая шерстяная мантия укутала плечи, палочка привычно легла в ладонь.

Дом скрипел, половицы отзывались на каждый шаг. А за окнами стояла такая тишина, что аж в ушах звенело. Старушка вышла на крыльцо — просто подышать. А потом бездумно побрела дальше. Ноги сами вывели её по знакомой тропинке к дому Поттеров, вернее, к тому, что от него осталось. Сколько лет прошло? Четырнадцать, если память не изменяет. Время всё сминает, всё приглаживает, как старую скатерть. Только вот с этим домом — нет. Стоит, как укор. Как шрам на лице деревни. Каждый раз, приходя сюда, она думала об одном и том же: как же всё быстро рушится. Семья, смех, молодость — всё в прах, в пыль.

И вдруг в свете луны Батильда заметила, что что-то не так. В траве — тело. Женское.

— Мерлин милосердный. Неужто Пожиратели ритуал какой проводили?

Она подошла ближе, прищурилась. Женщина лежала спокойно, будто просто уснула. Лицо бледное, но живое. Волосы — рыжие, спутанные. Дыхание старушки сбилось, сердце застучало тяжело, глухо. Она узнала женщину, которая никак не могла здесь быть. Женщину, которая погибла четырнадцать лет назад.

Лили Поттер.

Субботнее утро в Хогвартсе было чуть менее невыносимым, чем в остальные дни недели — и только по одной причине: добрая треть учеников намеревалась убраться в Хогсмид. Галдёж, смех, топот, болтовня через столы — вся эта какофония подросткового идиотизма вот-вот должна была, наконец, закончиться.

И тогда воцарится — пусть не полная, но терпимая — тишина. Несколько часов, которые можно будет потратить на что-то действительно полезное: разложить мысли по полочкам, разобрать записи, продвинуться хоть немного в исследованиях, не отвлекаясь ни на что постороннее.

Преподаватель зельеварения в школе чародейства и волшебства Хогвартс Северус Снейп сидел в большом зале за учительским столом и жевал нечто лишённое всякого вкуса — то ли тост, то ли гренку. Виноваты были не домовики: те хотя бы знали толк в порядке, да и готовили, в целом, сносно. Просто вот уже четырнадцать лет, как всё казалось одинаково пресным. Он смирился. Даже научился выискивать в серых днях то немногое, что можно было назвать приятным.

И вот сейчас, в предвкушении редкого покоя и свободного времени, он даже не сразу заметил, как рядом с его тарелкой опустилась сова с примотанным к лапке письмом. Почерк был до ужаса знаком — в этих аккуратных летящих строках читалась та самая обволакивающая вежливость, за которой обычно стояли самые неприятные поручения. Итак, директор (назвать Альбуса бывшим директором язык не поворачивался), что же вам угодно на этот раз?

«Северус, мне очень нужно поговорить с тобой и Гарри. Сегодня в два часа я буду ждать вас в «Кабаньей голове». Воспользуйтесь камином.»

Снейп дочитал, сложил письмо и откинулся на спинку стула, позволяя раздражению разлиться по венам. Насладился один субботним утром, конечно. Он мог бы поставить сто галлеонов против сикля. Нет, тысячу — против кната, что знает, о чем будет разговор. И не проиграл бы. Никогда ещё ставка не казалась столь надёжной.

Альбус решил возобновить уроки окклюменции.

Ни. За. Что.

Поттер уже доказал, что он абсолютно непригоден для этой дисциплины.

Да было бы легче научить рогатую жабу игре в плюй-камни, чем объяснять ему базовые принципы ментальной защиты.Нет, хуже — жаба хотя бы слушала его.А этот... Невоспитанный. Бестактный. Весь в отца — тот же взгляд, та же самодовольная наглость, та же беззастенчивая дерзость, та же возмутительная уверенность, что на него должны работать лучшие умы современности.

Ну и, разумеется, финальный аккорд — вторжение в его Омут памяти. Ни извинений. Ни угрызений. Ни малейшего признака раскаяния.

Снейп мрачно посмотрел вдоль зала — и как раз в этот момент взгляд его наткнулся на главный объект раздражения. Тот сидел за столом в окружении своей гриффиндорской шайки, письмо от Дамблдора было уже раскрыто.Глаза пробежали по строчкам, потом замерли. Словно ощутив тяжесть чужого взгляда, Поттер поднял голову. Они смотрели друг на друга несколько мгновений. И внезапно Снейп заметил на лице мальчишки что-то неожиданное. Не вызов. Не раздражение.

Стыд.

Стыд?Ну надо же. У Поттера, оказывается, есть что-то вроде совести.

Снейп еще раз взглянул на своё письмо, потом снова — на Поттера.

Нет, Альбус, я не хочу продолжать эти уроки. Но если ты меня вынудишь — а ты это хорошо умеешь делать — то мальчишка ещё будет вспоминать наши прежние занятия, как сахарное перо на скучном уроке истории магии.

* * *

В библиотеке было тихо, если не считать шелеста страниц и скрипа пера по пергаменту. Гарри сидел за дальним столом вместе с Роном и Гермионой. Та в который раз перечитала короткую записку от Дамблдора, наморщив лоб.

— «Гарри, профессор Снейп сегодня отведёт тебя ко мне — я хотел бы поговорить с вами обоими. Постарайся найти его до двух часов. Искренне твой, Альбус Дамблдор.» Гарри, а ты точно уверен, что это не ловушка?

— Постой, это же глупо, — Рон поднял брови. — Зачем Дамблдору устраивать ловушку для Гарри?

— Рональд, ты не понял. Это мог быть не он. Кто угодно способен подделать почерк и послать сову.

— Точно, — кивнул Рон. — Это Снейп мог всё сам подстроить. Тем более, что он бывший Пожиратель. И кто знает — бывший ли.

— Профессор Снейп, Рон. И я уже устала повторять: вообще-то он преподаватель в Хогвартсе. И член Ордена Феникса. И Дамблдор ему…

— Нет, это не он, — перебил Гарри. — Он, скорее всего, за завтраком получил такую же записку. Видели, как он кривился, когда читал? Как будто ему вместо тыквенного сока гной бубонтюбера налили.

Рон рассмеялся, но Гермиона осталась серьёзной:

— Я всё равно не понимаю, что директор от вас двоих хочет.

— Думаю, попросит возобновить занятия окклюменцией, — буркнул Гарри, хмуро уставившись в стол. — Ну не моими же успехами в зельеварении он хочет у Снейпа поинтересоваться, правда?

— Но ты же говорил, что Снейп считает, будто ты уже неплохо продвинулся и можешь заниматься сам? — удивился Рон.

Да. Именно так он и считает. Гарри горько усмехнулся, не поднимая глаз.

Рон покусал край пера, нахмурился. Мысли, казалось, заметались в его голове, сталкивались — и, наконец, сложились в нечто тревожное. Он наклонился ближе, заговорил чуть слышно:

— А что, если… что-то случилось? Кто-то ранен… или даже убит?

Гарри вздрогнул. От этих слов по спине пробежал холодок. Он помолчал секунду, а потом, стараясь говорить ровно, покачал головой:

— Не думаю. Тогда бы он написал «немедленно». А тут — просто «до двух часов».

Гермиона снова развернула записку, как будто могла что-то в ней разглядеть между строками.

— А вдруг он что-то узнал про Отдел тайн? — предположила она. — Просто хочет поговорить с тобой, а Снейп — ну, так, для сопровождения? Хотя нет, тут же написано «с вами обоими».

— И тогда он бы попросил МакГонагалл или Хагрида. Он же знает, что со Снейпом у меня отношения как-то не складываются.

— Гарри, ты, безусловно, важен для Ордена, — строго сказала Гермиона. — Но Дамблдор ведь не может учитывать все твои… предпочтения. У профессора МакГонагалл могут быть дела, у неё вон сколько консультаций по выбору профессии, а Хагриду Дамблдор мог просто не доверить такую важную задачу.

— Хагрид бы на эту роль подошёл куда лучше Снейпа, — пробормотал Гарри. — Тем более он один раз уже отлично справился. Второй раз чем хуже?

* * *

До двух оставалось всего ничего. Гарри сидел в кресле в углу общей комнаты, притулившись к подоконнику, и делал вид, что читает. В гостиной, как всегда, стоял гул. Кто-то хихикал над статьёй в «Пророке», кто-то играл во взрывающиеся карты, кто-то обсуждал домашнее задание по трансфигурации, но он не слышал ни слова. Всё внутри него было напряжено, как струна, натянутая до предела.

Скоро ему придется увидеться со Снейпом. Наверно, даже поговорить.

Гарри стиснул зубы.

После Омута памяти всё перевернулось. Отец. Сириус. Они не просто были проказливыми подростками, которым простительно шалить. Они были жестокими. Безжалостными. Уродами, если говорить честно. Даже Люпин — тот, кто всегда казался уравновешенным, разумным… В воспоминании все трое вели себя так, что у Гарри до сих пор сжималось горло от ярости. И от стыда. За них. И за себя — что он так долго их идеализировал.

Снейп не врал насчет папы. Все эти годы.

И всё равно, произнести это вслух было бы… невозможно. Гарри скорее сожрал бы сотню слизняков, чем сказал: "Профессор, вы были правы, мой отец вёл себя, как мерзавец."

Да ещё и после того, как Гарри залез в его воспоминания. Нет, это всё равно, что добровольно засунуть голову в пасть дракону.

А ведь сейчас им придётся встретиться лицом к лицу.

Как же было хорошо, когда Снейп Гарри просто игнорировал. На последних уроках — ни замечаний, ни выговоров, ничего. Как будто того вообще не существовало.

Но сегодня всё закончится. Для Дамблдора важно, чтобы они снова начали занятия окклюменцией. И от этой мысли в животе словно завязывался узел.

Гарри не хотел — совсем. Эти уроки всегда были пыткой: тяжёлые, унизительные, изматывающие до дрожи в руках.

Однако, отказаться он тоже не мог. Всё это… оно никуда не делось. Коридор без окон, запертая чёрная дверь, мысли и чувства Волдеморта — ничего из этого не ушло. Оно преследовало Гарри по ночам, стоило только сомкнуть веки.

Гарри захлопнул книгу. Пора идти. Он заглянул в Карту Мародёров — точка с подписью «Северус Снейп» застыла в подземельях. В своём кабинете. Отлично.

* * *

Когда Гарри постучал в дверь преподавателя зельеварения, до двух часов оставалось две минуты. Время было рассчитано безукоризненно: Снейп не сможет упрекнуть его в опоздании — разве что отпустит пару язвительных комментариев. Но и на беседы у них уже не оставалось ни секунды — они ведь должны идти к Дамблдору.

Гарри на секунду задержался под кабинетом — никогда это место не приносило ничего хорошего, начиная со второго курса, когда Снейп отчитывал их с Роном после угона Фордика, заканчивая последним уроком окклюменции, когда Гарри пришлось стремглав бежать к двери, а над головой раскололась склянка с сушёными тараканами. Даже страшно представить, что его ждёт в этот раз — банок на полках осталось ещё много. Однако всё произошло намного лучше, чем он ожидал. Снейп молча открыл дверь, протянул ему горшочек с Летучим порохом и коротко бросил:

— «Кабанья голова».

Гарри на мгновение замер. «Кабанья голова»? Там же так легко подслушать… Но спорить со Снейпом было делом гиблым, особенно сейчас. Он молча взял горсть, шагнул к камину, бросил порох в огонь и чётко назвал адрес.

Пламя взметнулось зелёным языком, и в следующий миг Гарри очутился в трактире. Однако, на удивление, это был не знакомый зал для посетителей, а гостиная на втором этаже — здесь ему ещё бывать не приходилось. Но и эта комната не слишком отличалась от первого этажа — копоть на стенах, мутные окна, запах старого дерева и алкоголя. Комната была практически пустой, лишь низенький деревянный столик с кругами от кружек, три разномастных стула, камин, над которым висел портрет белобрысой девчонки в старомодном платье, да несколько ламп по стенам. Здесь не было ни души, за исключением самого старика трактирщика и профессора Дамблдора.

Они повернулись к нему одновременно.

— Здравствуй, Гарри, — сказал Дамблдор.

— Здравствуй, — пробурчал трактирщик и снова уставился в пылающий камин.

Из пламени шагнул Снейп. Старик недовольно сощурился:

— О, а этот зачем тут? Мало я его в своё время из трактира…

Он не договорил. Глянул на Дамблдора — и умолк.

— Пошли, — бросил он коротко, и они последовали за ним по узкому тёмному коридору. Миновав несколько одинаковых дверей, все четверо зашли в одну из тесных комнат. Косой потолок. Выцветшие обои. Старая мебель скрипела, и всё пахло пылью.

Дамблдор сразу же наложил несколько заклинаний — Гарри не знал их назначения, но догадывался: от подслушивания, от слежки… может быть, и от чего похуже.

Посреди комнаты на столе стоял Омут памяти. У Гарри с ним были связаны далеко не лучшие воспоминания.

Он скользнул взглядом по лицу Снейпа. У того губы сжались, брови сдвинулись, а в глазах застыло отвращение. Увидев знакомую чашу, он будто бы внутренне напрягся ещё сильнее.

— Итак, директор, — произнёс он с ледяной вежливостью. — Вы изволите сообщить, зачем мы здесь?

— Мальчики мои, — сказал Дамблдор мягко. — У меня для вас очень серьёзный разговор. Я прошу вас выслушать меня спокойно и до конца…

Он повернулся к трактирщику:

— Аберфорт, я бы хотел, чтобы ты остался.

— Ну раз тебе так надо, — фыркнул тот, — посмотрим, ради чего я лишился субботней выручки.

— Итак… Гарри, — Дамблдор начал издалека, — прежде всего я хочу, чтобы ты знал, что с самого детства профессор Снейп был очень дружен с твоей матерью. На пятом курсе они, к сожалению, сильно поссорились, но до этого были не разлей вода…

— Дамблдор, — перебил его Снейп, — если вы пытаетесь заставить меня делать то, чего я не хочу, вы могли бы просто попросить. А прикрываться памятью Лили, чтобы вынудить меня участвовать в какой-то новой вашей игре — это просто низко. А тот факт, что Лили Поттер мертва…

— Северус, — спокойно, но твёрдо остановил его Дамблдор. — Я просил выслушать меня. Целиком, не перебивая. А факт как раз таки в том, что Лили Поттер жива…

Молчание воцарилось мгновенно. В комнате не было слышно ни единого звука — ни слова, ни вздоха, ни даже скрипа пола под тяжестью чьей-нибудь ноги. И только спустя пару минут прозвучал хрипловатый голос:

— Умеешь удивлять, братец. Ради такого не жалко не только субботней, но и недельной выручки.

Гарри сидел, как оглушённый. Мысли рвались, путались, разбегались. Выручка? Какая выручка? А, да. Он же трактирщик. Он что, брат Дамблдора?.. Ну и правда, вроде похожи. Вот Снейп — сидит рядом. Сжал кулаки так сильно, что кожа на костяшках побелела. Вот-вот треснет, как старый пергамент. Лицо абсолютно безумное. Вот Омут Памяти. Гарри когда-то такой видел. Жидкость внутри мерцает, отбрасывает на стены странные, переливчатые блики. Вот Дамблдор. Длинная белая борода. В глазах — грусть и понимание. Он, кажется, что-то сказал. Что-то важное.

Лили Поттер жива.

Мама… жива?

Это правда?

Это разве может быть правдой?

И тогда, будто в унисон его мыслям, раздался хриплый, надломленный голос Снейпа:

— Скажите ещё раз. Скажите, что это правда.

— Это правда, мальчики мои, — мягко сказал Дамблдор. — Но я не просто хочу сказать вам это… я хочу показать.

Он указал на Омут.

— Погрузимся в мои воспоминания трёхдневной давности.

* * *

Серебристая гладь Омута памяти тихо мерцала в полумраке комнаты. Гарри глубоко вдохнул, коснулся её — и поверхность сомкнулось над ним.

Буквально через несколько мгновений к нему присоединились профессор Дамблдор и Снейп.

Они находились в коридоре больницы Святого Мунго: свет был немного тусклым, а стены — слишком белыми.

У одной из дверей стоял Дамблдор. Слегка размытый, как всё в воспоминании, но всё так же с прямой спиной и напряжённым лицом.

Напротив него — пожилая ведьма в поношенной, но аккуратной мантии. Сгорбленная, с усталыми глазами и дрожащими руками.

— Это правда, Батильда? — спросил Дамблдор.

Батильда?.. Имя показалось знакомым. Гарри понял, кто она, хотя никогда прежде её не встречал. Батильда Бэгшот. Автор учебника по истории магии.

— Правда, Альбус, — кивнула старушка. — Я, знаешь ли, сегодня ночью почти не спала. Возраст, как говорится. Вышла подышать. А ночь… такая была ночь… Ни ветра, ни птицы, ни шороха. Всё как вымерло.

Она говорила неспешно, с длинными паузами между фразами. Казалось, каждое слово она извлекала из глубины памяти.

— И вот тянет меня, представляешь, к дому Поттеров. Я туда хожу иногда… Так, постоять. Вспомнить. Как Лили смеялась. Как Гарри смешно шлёпал ножками по полу. Мерлин милостивый, как это было давно…

Гарри чувствовал, как у него под кожей начинает зудеть нетерпение. Хотелось взять пульт, как у Дадли, нажать «перемотку вперёд» — в два, в четыре, в восемь раз быстрее.

— Дамблдор, — негромко, но резко сказал рядом Снейп, — мы действительно должны всё это выслушивать?

— Потерпите, мальчики, — ответил настоящий Дамблдор, не отрывая взгляда от Батильды. — Она уже почти подошла к сути.

— Так вот, — продолжала Батильда, — подхожу я, а там, у руин… Лили. Лежит. Несчастная, измученная, но дышит. Живая.

У Гарри пересохло в горле. Снейп дёрнулся так, будто его кольнули.

— Я её сразу сюда. В Мунго. После — сову тебе, Альбус. А затем уж думала Гарри писать… взялась за перо, но…

Она замолчала, глядя в пол.

— Потом решила — не стоит. Вдруг…

Она не договорила. Но Гарри и не нужно было слышать продолжения. Он понял. Вдруг надежда окажется ложной. Вдруг Лили не доживёт до утра.

Воспоминание оборвалось — и в следующий миг они уже были в палате. И первое, что Гарри увидел, — кровать, застеленная белоснежным больничным бельём.

На ней лежала женщина. Рыжие волосы рассыпались по подушке, кожа — бледная, почти прозрачная. Гарри не сомневался ни мгновения. Это она. Его мама. Он узнал её сразу, хоть лицо и изменилось — похудело, стало строже, но всё равно в нём было что-то невообразимо родное. Гарри бросился вперёд, опустился на колени у изголовья и на секунду замер. Рука сама потянулась к маме, но пальцы прошли сквозь её щёку, как сквозь лёгкий туман. Он остался сидеть, молча, почти не дыша.

Почему же она не просыпается? Если жива — почему не шевелится? Почему ничего не говорит? Внутри поднялась тревога.

Откуда-то из глубины палаты доносились приглушённые голоса. Гарри не вслушивался — только улавливал обрывки: летаргический сон… стазис… защита… зелье… диагностика… Слова звучали фоном, будто из другого, далёкого мира.

Гарри поднял глаза — и замер. С другой стороны кровати, на коленях, не шелохнувшись, стоял Снейп. Он не двигался, только смотрел на Лили. По впалым щекам, по длинному крючковатому носу текли слёзы — медленно, одна за другой. Он не вытирал их и, казалось, даже не замечал.

Было странно, что он вообще способен плакать.

Гарри почувствовал, как что-то тёплое защекотало его скулы. Он не сразу сообразил, что это — и только подняв руку и коснувшись, понял, что это тоже слезы.

Они оба стояли на коленях по разные стороны кровати — одинаково подавшись вперёд, молча, с мокрыми щеками. Но ни один из них не заметил бы, насколько их позы и выражения лиц в этот момент были похожи.

* * *

Когда они вернулись из Омута памяти обратно в комнату на втором этаже «Кабаньей головы», Аберфорта там уже не было.

Дамблдор опустился в кресло, не сводя взгляда с Гарри.

— Не уверен, Гарри, что ты многое понял из разговора целителей в палате, — произнёс он. — Но тебе, Северус, всё должно быть ясно.

Снейп стоял у окна спиной к ним. Лишь через секунду Гарри заметил, как тот неловко вытирает лицо рукавом.

— Я... — голос его был низким, глухим. — Я был не в том состоянии, чтобы услышать хоть слово.

Он повернулся. — Так что если вы собираетесь рассказать Поттеру, рассказывайте. Я тоже послушаю. Потому что я... не мог сосредоточиться.

— Понимаю, — мягко сказал Дамблдор. — Тогда объясню кратко. Лили провела эти четырнадцать лет в могиле в летаргическом сне. По сути — в состоянии, близком к смерти.

Гарри резко подался вперёд:

— А решили, что она погибла!

— Так думали все, — кивнул Дамблдор. — Но, видимо, Волдеморт тогда не использовал Убивающее проклятие. Возможно, ударил чем-то отталкивающим или применил что-то менее опасное.

Гарри взглянул на Снейпа — у того на лице появилось выражение, которое Гарри не мог разобрать: как будто на короткий миг в нём вспыхнуло сразу слишком многое.

— Но если это была не Авада Кедавра... почему тогда мама не осталась жива? Почему впала в этот летаргический сон?

— Она всё равно отдала свою магию, свою силу, свою жизнь — чтобы спасти тебя, Гарри, — мягко пояснил Дамблдор. — Просто, как оказалось, не до конца. Осталась искра. Крошечная, но всё-таки тлеющая.

— Но... как можно было не заметить? — голос Гарри задрожал. — Как её могли похоронить живой?

— Первым нашёл тела и забрал тебя Хагрид, — сказал Дамблдор. — А он, как ты понимаешь, не слишком силён в области диагностики. Всё выглядело так, будто Лили мертва. Никто не усомнился. В те дни всё происходило слишком быстро. Люди были в шоке.

Он о чем-то задумался на мгновение, потом заговорил снова:

— Отличить летаргический сон от смерти без особых заклинаний не выйдет. Я, возможно, и смог бы, но на похоронах не присутствовал — у меня была неотложная встреча по делам Ордена.

Гарри молча перевёл взгляд на Снейпа, но слов и не потребовалось — тот ответил на немой вопрос:

— Меня там тоже не было, — начал он ровно, но в голосе что-то дрогнуло. — Не из-за Ордена. Я бы просто не смог...

Он не договорил, но Гарри и так понял.

— Вот только недавно, — продолжал между тем Дамблдор, — по не до конца ясным причинам, Лили пришла в себя. Очнувшись, она собрала остатки магии и аппарировала к дому Поттеров. К месту, где всё случилось. Это выжгло её до предела. Сейчас она без сознания. Жива только благодаря артефактам больницы Святого Мунго, которые питают тело энергией. Но даже этого едва хватает, чтобы поддерживать жизненные функции.

— Что мы можем сделать? Как её можно спасти? — голос Снейпа звенел от напряжения.

— Есть надежда, — кивнул Дамблдор. — По мнению целителей, если подобрать компоненты и правильно сварить особое зелье, её можно вернуть к полноценной жизни.

Снейп шагнул ближе к столу, глаза сузились.

— Мне нужна полная информация. Я не могу работать вслепую. Надо понимать, с чем я имею дело.

Директор достал из внутреннего кармана несколько сложенных пергаментов. Снейп пробежал по ним глазами — и скривился:

— Эти идиоты и правда считают, что и простуда, и темномагическое проклятие требуют одного и того же набора проверок?

Он бросил пергамент на стол.

— Мне нужна нормальная диагностика. С учётом магического, физического, нейросоматического состояния.

— Ты сможешь её провести?

— Смогу. Но мне необходимо попасть в клинику.

— Сейчас это невозможно, — покачал головой Дамблдор. — Нам нельзя привлекать внимание. Придётся воспользоваться Оборотным зельем. Надеюсь, ты его сваришь. А волосы я достану.

Снейп медленно кивнул.

— Сварю.

Он опустился на край стула, наклонился вперёд и закрыл лицо руками. Голос прозвучал глухо, словно пробиваясь сквозь пальцы. Гарри пришлось напрячь слух, чтобы разобрать слова.

— Если бы я знал… Если бы хоть посмел предположить... Всё было бы по-другому. Всё.

— Северус... — начал Дамблдор, — даже если бы ты знал, то ничего не смог бы изменить. Не существует способов вывести человека из летаргического сна. Наука не знала таких случаев. Вам с Гарри всё равно пришлось бы ждать четырнадцать лет.

Снейп резко вскинул голову.

— Дамблдор, вы ничего не понимаете. Тогда у нас была бы надежда.

У нас. Гарри вздрогнул. Это зацепило его сильнее, чем он ожидал. Он не хотел быть частью этого нас. Не со Снейпом.

* * *

Когда они уже собирались уходить, Дамблдор повернулся к Гарри. В его голосе появилась та самая особенная серьёзность, которая не терпела возражений.

— Гарри, я должен попросить тебя не рассказывать об этом никому. Ни однокурсникам, ни друзьям. Даже мисс Грейнджер и мистеру Уизли.

Гарри кивнул. Нехотя, но без колебаний. Он знал, что Рон и Гермиона ни за что не выдали бы этой тайны. Наверняка поддержали бы. Но и сам видел, насколько всё непросто.

Они вернулись в Хогвартс так же, через камин. Огонь вспыхнул зелёным, и Гарри шагнул в пламя. На миг всё закрутилось — и вот он снова на твёрдом полу.

Кабинет Снейпа встретил их тем же сумраком, терпким запахом ингредиентов и тишиной. Гарри огляделся — и вдруг понял, что с того момента, как они ушли отсюда, прошла всего пара часов. Хотя по ощущениям — как будто успела смениться пора года.

Снейп уже вышел следом, выпрямился и отряхнул мантию. Гарри пересилил себя и спросил.

— Значит… это ещё месяц ждать, да?

Снейп медленно повернул к нему голову, как будто не был уверен, что не ослышался.

— Месяц ждать… чего?

— Ну, оборотное зелье. Я… читал.

Снейп усмехнулся, но невесело.

— Да, Поттер. Я в курсе, что вы «читали». И мисс Грейнджер тоже. После такого «захватывающего» чтения мне, как вы помните, пришлось экстренно варить зелье, чтобы вернуть её исходное состояние.

Гарри открыл было рот, чтобы что-то возразить, но Снейп уже продолжал:

— По классическому рецепту зелье варится двадцать восемь дней, но, как вы, возможно, догадываетесь, я способен на нечто большее, чем просто следовать пошаговым инструкциям. У меня уже готова основа. Зелье достигло стабильной фазы. Да-да, Поттер, я предвидел, что когда-нибудь оборотное снова потребуется. Предусмотрительно, не правда ли?

Он замолчал, словно задумавшись, стоит ли объяснять дальше, но потом продолжил:

— На этом этапе зелье можно законсервировать магически. В таком состоянии оно может храниться месяцами, не теряя свойств.

— И что дальше?

— Дальше — финальная стадия. Всего два-три дня. Добавляются рог двурога и настойка златоглазок. Ну, вам-то это должно быть хорошо известно…

Гарри неловко кашлянул и поспешил сменить тему, тем более, что вопрос его и правда интересовал:

— А вы… правда дружили с моей мамой? В детстве?

Снейп смерил его холодным взглядом.

— Профессор Дамблдор уже сообщил вам об этом. Неужели у вас есть основания ему не доверять?

Гарри молча смотрел на Снейпа, но тот уже отвернулся, не собираясь ничего добавлять. Впрочем, и директор в трактире тоже не сказал ничего конкретного.

Гарри вдруг отчётливо понял: правду — всю правду — он от них не получит. Ни от Дамблдора, ни от Снейпа.

И тогда в голове вспыхнула мысль. Нет — не просто мысль. Решимость.

Если он действительно хочет понять, что происходило тогда, в прошлом, и что связывало маму с этим человеком, — ему нужно поговорить с тем, кто видел всё своими глазами. С кем-то, кто её знал. Кто знал Снейпа. С Сириусом.

* * *

Три дня назад

В той же самой палате, которую несколькими днями позже увидят в воспоминании Гарри Поттер и профессор Снейп, сейчас было тихо, звучали только приглушенные голоса профессора Дамблдора и троих целителей.

— Судя по данным диагностики, она провела в летаргическом сне… больше десяти лет, — сказал целитель Сметвик, водя пальцем по диаграмме.

Дамблдор стоял чуть в стороне, слегка склонив голову.

— Четырнадцать, — подумал он.

— Мы видели нечто подобное только однажды, — добавил целитель Сплинтер, — Альфред Маккензи, в шестьдесят втором году. Он был в состоянии глубокого сна шесть лет, но всё это время находился под присмотром. Забота, энергетическая подпитка, мощные артефакты.

— У маглов был случай, — вставила целительница Дейн, невысокая ведьма с цепким взглядом. — Восточная Европа.⁽¹⁾ Женщина проспала семнадцать лет подряд. Конечно, жизнь поддерживалась искусственно, варварскими методами: трубки, растворы, топорные механизмы. Но, как ни странно, она очнулась. А уснула, говорят, из-за какой-то дурацкой ссоры с мужем.

По виду Дейн была именно из тех женщин, кого работа интересовала куда больше, чем мужчины, и сам факт, что кто-то мог настолько переживать из-за семейной размолвки, вызывал у неё не сочувствие, а скорее лёгкое профессиональное недоумение.

— Интересно, — добавила она, — что могло послужить толчком для нашей пациентки?

Дамблдор не ответил, хотя и прекрасно знал. Магия жертвы. Спасая Гарри, она отдала всё. Вот почему наступил сон. Глубокий, защитный.

— Есть ещё один момент, — сказал Сметвик. — Судя по остаточной магии, тело находилось в стазисе. Причем, судя по силе и длительности, это стазис высокого уровня.

— Чары консервации? Интересно, кто это сделал и… почему не доставил её в больницу? — На лице целителя Сплинтера читалось искреннее недоумение.

— Она наложила их сама, — подумал Дамблдор. — Оказавшись в гробу, без воздуха, без питания, без магической поддержки. Это была защитная реакция тела, чтобы сохранить то, что ещё можно было.

— Но тогда другой вопрос, — сказала Дейн. — Что вывело её из сна?

— Вот это… — Дамблдор чуть приподнял бровь. — Даже мне интересно.

— После выхода из летаргии зафиксирован один-единственный выброс, — продолжил Сметвик. — Очень сильный. А затем — полное физическое и магическое истощение. Ядро практически выжжено. Пациентка не реагирует ни на какие внешние раздражители.

— Аппарация, — подумал Дамблдор. — Она использовала последнюю искру, чтобы вернуться туда, к дому. К Гарри.

— Альбус, — осторожно начал Сметвик, — вам ничего не известно о её прошлом?

Дамблдор повернулся к нему:

— Я предоставлю всю необходимую информацию, как только придёт время. Сейчас главное — лечение. Есть ли… теоретическая возможность вернуть её к нормальной жизни?

—Только теоретическая, — ответил Сметвик. — Если использовать зелье восстановления исключительной силы. Но такого зелья не существует. Пока — нет. Даже формулы. Только догадки.

— Значит, у нас всё же есть шанс, — тихо, как будто сам себе, произнёс Дамблдор. Затем он обратился сразу к троим целителям одновременно:

— Могу я остаться с ней на несколько минут?

* * *

Лили… Лили.

Ферзь в прошлой партии. Ты сделала последний ход — красивый, даже изящный. Игра завершилась. Доска очищена, шахматы расставлены заново. А ты… ты как будто та фигурка, что закатилась под шкаф и нашлась, когда уже на заказ выточили новую. И теперь — что с тобой делать?

В этой партии ты уже не королева. Ты — король. Слабая фигура, уязвимая, но ставящая под угрозу всю стратегию. Потому что защищать короля — приоритет.

А фигуры, которые могли бы двигаться вперёд, теперь должны охранять тебя. Это рушило всю игру. Сбивало чётко просчитанные линии. И Альбусу это — ох, как не нравилось…

---

1) Реальный случай. В 1954 жительница Днепропетровска Надежда Лебедина уснула после ссоры с мужем и проспала до 1974 года

Вернуться к тексту

Друзья ждали Гарри в общей гостиной. Когда он вошёл, оба сразу подняли головы. Гермиона отложила книгу, а Рон даже привстал.

— Как дела, Гарри? — осторожно спросила Гермиона.

— Всё нормально, — коротко ответил Гарри, стараясь не встречаться с ними глазами.

— Ты сам не свой. Это из-за Снейпа, да? Вот урод, честное слово. Ничего человеческого в нём нет.

Оказывается, что-то всё-таки есть.

— Рон, прекрати, — строго пресекла его Гермиона. — Во-первых, профессор Снейп. А во-вторых, даже если ты его недолюбливаешь, это не повод разбрасываться оскорблениями.

Она перевела взгляд на Гарри:

— Профессор Дамблдор хочет, чтобы вы возобновили занятия по окклюменции?

— Вроде того, — Гарри старался говорить как можно будничнее. Обманывать друзей не хотелось, но других вариантов директор ему всё равно не оставил.

Рон вспыхнул от возмущения.

— Они сами не знают, чего хотят! Дамблдор требует продолжать уроки, хотя Снейп уверен, что ты и без того отлично справляешься!

Ага, если Снейп действительно так думает, тогда Амбридж, наверное, считает Хагрида и Трелони образцами педагогического мастерства.

— Не кипятись, Рон. Профессор Дамблдор обладает гораздо большей мудростью, чем кто бы то ни было в этой школе. Включая профессора Снейпа. И если он решился встретиться с ним и Гарри, несмотря на то, что его ищет Министерство, значит, это действительно что-то важное.

— Да я не кипячусь! — буркнул Рон. — Просто у Гарри могли хотя бы спросить! А то дёргают его, как лукотруса с дерева на дерево — и всё без объяснений.

Гарри слушал их голоса, почти не различая слов. Самым лучшим в эту минуту было то, что от него не требовалось ни о чём говорить. Можно было просто сидеть и кивать. Не врать напрямую, а лишь поддакивать.

— И когда вы теперь начинаете… ну, продолжаете занятия? — спросил Рон.

— Пока не знаю. Мне сообщат.

Гермиона улыбнулась:

— А знаешь, Гарри, Си… Нюхалз был бы рад узнать, что ты снова учишься. Особенно если это поможет тебе с защитой. Ты же ему пока не говорил, что вы прервали занятия?

Точно. Нюхалз. Сириус. Гарри нужно с ним очень многое обсудить, и как можно скорее.

— Я хочу с ним связаться. Только не понимаю как. Все камины же перекрыты, — пробормотал Гарри, вглядываясь в языки пламени.

— С кем ты хочешь поговорить, Гарри? — раздался голос у него за спиной. Он обернулся — это была Джинни, она подошла почти бесшумно. Гарри на мгновение заколебался — ну чем она сможет помочь? — но потом ответил:

— С Нюхалзом. Только я без понятия, как это можно организовать.

— Я в этом деле не лучший советчик, — сказала Джинни. — Но знаю тех, кто может устроить всё, что угодно. На твоём месте я бы поговорила с Фредом и Джорджем.

* * *

Фред и Джордж пообещали Гарри двадцать минут. Ни Амбридж, ни Пивз, ни один любопытный слизеринец — никто не побеспокоит. Казалось бы, камин в полном его распоряжении. Но Гарри не мог унять волнение. Не потому, что боялся быть пойманным — вовсе нет, он доверял близнецам. Просто чувствовал, что не сможет жить спокойно, не узнав истину. И всё же боялся услышать ответ.

Неужели мама действительно дружила со Снейпом? Но если они были друзьями… Если это правда — как он мог назвать её так? Понятно, что после того, как Мародёры выставили его на посмешище, он просто нашёл, на ком сорвать злость, но разве можно сказать такое человеку, который тебе дорог?

Даже представить страшно, чтобы он сам когда-нибудь — даже в гневе — так отозвался о Гермионе. Хоть бы и Малфой с Крэббом и Гойлом напали на него втроём — это не повод. Так не говорят. Тем более — не друзьям. Какая бы ни была ситуация, это не оправдание. Даже такому, как Снейп.

Гарри вздохнул. Да, он видел, как вёл себя его отец. Как хохотал Сириус. Как Люпин делал вид, что ничего не происходит. Это, конечно, подло. Но, может быть, Снейп им просто перед этим чем-то насолил? Или это была реакция на что-то? Одиночный срыв, разовая пакость, а не система? Гарри бросил в камин щепотку летучего пороха, наклонился и произнёс:

— Площадь Гриммо, двенадцать.

Ждать пришлось недолго: Сириус появился почти сразу. Вид у него был встревоженный.

— Гарри? Что-то случилось?

— Да нет, я просто хотел поговорить. Это касается Снейпа.

Лицо Сириуса сразу потемнело.

— Я так и знал. Он изводит тебя этими занятиями, да? Вот я ему покажу, он поймёт, с кем связался.

— Нет, Сириус, подожди. Не надо его трогать. И занятий больше нет — он их прервал.

— Прервал? Почему?! Он же знает, насколько это важно — научить тебя закрывать сознание. У него был прямой приказ от Дамблдора! Какое он имел право?

— Он имел, Сириус. Я… сам виноват. Я сделал то, чего не должен был.

И Гарри всё рассказал: про Омут памяти, про воспоминание, про реакцию Снейпа.

Сириус молчал с минуту, а потом произнёс:

— Гарри, я всё равно могу попробовать его уговорить. Хотя, вряд ли он меня послушает… Но можно попросить Римуса…

— Не надо, — покачал головой Гарри. — Не в этом дело. Скажи… это правда, что они с мамой были друзьями?

Сириус замер.

— Кто тебе это сказал?

— Это правда? — тихо повторил Гарри, глядя Сириусу прямо в глаза.

Тот немного помедлил, потом нехотя кивнул.

— Да. Он таскался за ней хвостом аж до конца пятого курса.

Гарри даже не поверил своим ушам.

— Но они же учились на разных факультетах. Как они вообще могли стать друзьями?

— Они подружились ещё до первого курса. Когда мы подсели к ним в купе в Хогвартс-экспрессе, они уже явно были хорошо знакомы. Он ей всю дорогу в поезде заливал, что Слизерин — лучший факультет на свете. Как ей обязательно нужно поступить туда же, чтобы они были вместе. А я сижу напротив и думаю: ага, знаю я этот «лучший факультет». У меня там вся родня училась — и ни один нормальным человеком не стал.

Сириус усмехнулся чуть шире.

— Мы с Джеймсом ему сразу объяснили, кто есть кто. Вежливо, конечно. Ну, насколько могли. Он нас тогда возненавидел, кажется, уже через десять минут. Это была наша первая стычка. Но далеко не последняя.

—То есть у вас с ним часто… стычки были? — спросил Гарри как можно небрежнее, хотя на самом деле ему аж пальцы хотелось скрестить на удачу: вдруг сцена у озера — просто единичный эпизод? Но надеждам не суждено было сбыться.

— Постоянно, — подтвердил Сириус без колебаний. — Он всегда был мерзким типом.

Гарри нахмурится. Он прекрасно знал, каким профессор может быть ужасным, но в том самом воспоминании, которое ему довелось увидеть, Снейп не нападал. Не провоцировал. Он просто сидел.

— Я не пойму, чем именно он вам помешал. Тогда у озера он вообще к вам не лез. Даже не смотрел в вашу сторону.

— Знаешь, Гарри… некоторые люди делают мир хуже одним своим присутствием. Нюнчик из их породы. Он твоему отцу всегда завидовал.

— Чему именно? Умению атаковать со спины? Или нападать вчетвером на одного?

— Да, мы были теми ещё придурками… Но он и сам нередко со спины нападал. И пакости устраивал на каждом шагу. А завидовал… многому. Например, тому, как твой отец летал.

— Сдались ему эти полёты…

— Это сейчас. А раньше — не скажи.

Сириус ухмыльнулся воспоминанию:

— Мы тогда на третьем курсе были. Питер заметил, что Нюнчик по утрам куда-то уходит. Рано. Мы решили проследить. Он шёл к опушке Запретного леса со школьной метлой. Похоже, хотел потренироваться, чтобы никто не видел.

У Гарри в сознании сразу возник образ: нескладный подросток со старенькой метлой на плече идёт один в сером свете раннего утра. Просто позаниматься в одиночестве, чтобы никто не засмеял, чтобы успеть хоть немного… догнать остальных. Гарри почувствовал, как в груди завязался холодный узел. Он не знал, к чему это всё идёт — но ему уже не нравилось.

— И что дальше?

— Ну… мы заприметили, какую именно метлу он таскает, и Джеймс её… скажем так, усовершенствовал.

— В смысле? — тихо спросил Гарри, уже зная, что не хочет слышать ответ.

— Ничего серьёзного: сдвинул центр тяжести, добавил пару сбивающих с курса заклятий… Он правда не хотел, чтобы все так вышло. Ну, кто же знал, что этот идиот на метле толком держаться не умеет?

— Он… поранился?

— Да, он, когда свалился, крепко так приложился об землю, — протянул Сириус. — Мадам Помфри потом неделю его выхаживала.

Гарри почему-то вспомнил свой первый урок полётов и фигурку Невилла, распластанную на траве.

А Сириус продолжал:

— Но смех даже не в этом. Питеру накануне родители новёхонькую колдокамеру подарили. Так Нюнчик прославился: фотографии по школе полмесяца ходили. Идиоты мы тогда были, конечно…

— Зачем? Что он вам сделал?

На лице Сириуса мелькнуло что-то — может быть, сомнение. Но исчезло довольно быстро.

— Ну, кто-то же ему должен был объяснить, что не всем дано летать…

У Гарри пересохло во рту.

— А мама? Она что?

Это было сейчас важнее всего.

— Лили? О, она была в бешенстве. Пока Снейп валялся в больничном крыле, она наслала на Джеймса заклятие чесотки — руки зудели, как от крапивы, он их до крови расчесал. А на меня — жалящее. Так что мне повезло не больше Сохатого — раздутая физиономия и глазки-щёлочки. А колдокамеру Питера она вообще зашвырнула в Чёрное озеро. Он потом три дня над ней выл, как по покойнику.

И тут Гарри вдруг стало чуть легче. Мерлин, хоть кто-то из его семьи был (и есть!) нормальным.

— Ты не думай, что Снейп просто несчастная жертва. В отместку эта слизеринская тварь превратила нам прутья мётел в червяков прямо перед матчем с Хаффлпаффом. За две минуты до вылета, представляешь! Времени на то, чтобы расколдовать, естественно, не оставалось, и нам пришлось играть на школьных, еле живых. Едва победили тогда. МакГонагалл знаешь, как бушевала! Содрала со Слизерина тридцать баллов — стоило ей только намекнуть, кто к этому руку приложил.

Гарри вдруг вспомнились слова Снейпа о безнаказанности Мародёров.

— А вам от учителей за это всё правда никогда ничего не было?

Сириус пожал плечами.

— Мы же не идиоты. Мы всё делали осторожно. Вот как-то раз на Травологии, а это уже четвёртый курс был, работали мы в теплице. Май, жара. Мантии все поснимали. А когда урок закончился и стали одеваться, у Нюнчика — хлоп! — рукава склеились. Да не просто, а заклятием вечного приклеивания. А кто это сделал — никому не известно. Ну, кроме нас, естественно…

— Ну, это хотя бы просто мантия…

— Как оказалось, у него мантия всего одна была. Он неделю тогда без неё ходил, потом где-то раздобыл другую. Слизерин за это время баллов двести потерял.

Гарри не ответил. Только сжал руки в кулаки посильнее и даже сам не понял — от гнева или чтобы не дрожали. Он хорошо помнил свою единственную школьную форму, доставшуюся ему от Дадли.

— Ты не думай, Гарри, мы же не со зла. Так, пошутить. Правда, потом эта тварь очки Джеймсу склеила. Дужки прямо к линзам.

— И папа неделю ходил без очков?

— Да нет… — задумчиво ответил Сириус. — Родители ему тем же вечером новые прислали. Лучше прежних. Правда, они тоже долго не прослужили. Лили на следующий день их так же склеила. Прямо за завтраком. Джеймс тогда щурился, как крот, а она даже не обернулась. У неё лицо такое было… ты бы видел.

— Мама… она за него всегда заступалась?

Сириус нахмурился:

— Да, почти всегда. Нашла, за кого…

— А он… — Гарри запнулся.

— А он всегда злился. Ещё бы. Когда тебя девчонка защищает…

— Нет, — Гарри покачал головой. — Я не это имел в виду. Он за неё… заступался?

— Лили не нужно было защищать. Её в жизни бы никто не обидел. Она была хорошим человеком.

У Гарри запершило в горле — то ли от пепла, то ли от подступающих слёз. Сириус замолчал. Непонимающе посмотрел, будто только сейчас начал что-то соображать.

— Хотя, я думаю, если бы была необходимость, он не задумывался бы. Они же по-настоящему крепко дружили. Аж до самых СОВ… Хотя — ты же сам всё видел. Ты досмотрел воспоминание до конца? — в голосе крёстного послышался оттенок то ли волнения, то ли смущения.

— Нет, Снейп меня вытащил из Омута сразу после того, как мама ушла.

— Слава Мерлину. Мы тогда, конечно, перегнули. Но Джеймс на Снейпа очень зол был, что он Лили оскорбил. Да и Питер тогда подначивал — ему смешнее всех было. Он потом до конца седьмого курса ржал, вспоминая этот случай, и жалел, что камеру так и не нашёл.

Гарри почувствовал, как кровь приливает к щекам, как будто от пощёчин. Он хорошо помнил последнюю фразу из воспоминания и понял, что именно показалось Питеру смешным.

— Не нужно было этого… — Сириус вздохнул почти виновато, — Хотя, во всём есть своя польза. Лили с тех пор с ним больше не общалась. Совсем. Первые две ночи он спал под портретом Полной дамы, прямо на полу. А она… она была молодец. Поняла, кто он такой на самом деле.

Сириус снова замолчал на мгновение, потом продолжил с горечью в голосе:

— Правда, с нами она тоже тогда не разговаривала, аж до конца шестого курса. Потом потихоньку стала. Ну, а Нюнчик… он после школы к Пожирателям примкнул. Чего от него ещё ждать?

Гарри просто сидел, не говоря ни слова. И хотя колени уже невыносимо болели, он, казалось, этого не замечал. Колени — это ерунда.

— Эй, Гарри… — нерешительно сказал крёстный. — Мы же тогда просто… дурачились. И всё это было давно.

Гарри едва заметно кивнул. Он и хотел бы что-то ответить, но язык словно прилип к небу. В голове крутилась только одна мысль:

— А если бы… если бы всё пошло иначе? Если бы тогда отец и Сириус вели себя по-другому, может, Снейп и не стал бы… Снейпом?

Щёлкнул замок.

Гарри вздрогнул, отпрянул от камина и в два счёта натянул мантию-невидимку. Едва успел. Только спрятался в уголке, как дверь распахнулась. В кабинет вошёл Филч, на лице у него сияло выражение чистой, незамутнённой радости.

— Где же ты? — пробормотал он, с жадной нетерпеливостью бросаясь к столу Амбридж. — Приказ на розги…

Он порылся в ящике, вытащил аккуратно свёрнутый свиток, перевязанный розовой ленточкой, и прижал его к груди, словно драгоценность.

— Вот он, мои хороший… Наконец-то. Вот теперь я вам покажу.

Гарри старался не дышать слишком громко. Сердце стучало где-то в горле.

Филч продолжал копаться в бумагах, причмокивая от удовольствия, бурча что-то про дисциплину, запущенные стандарты и «надёжные старые методы». Гарри, не сводя с него глаз, медленно скользнул вдоль стены, нашарил дверь, приоткрыл её и вышмыгнул в коридор. Он даже не стал оборачиваться.

Вдалеке что-то грохнуло. Послышались визги, шум, хлопки — где-то впереди явно происходило нечто масштабное. Гарри побрёл в ту сторону. Не потому, что хотел кого-то увидеть. Просто оставаться одному со своими мыслями сейчас казалось хуже всего.

* * *

Оборотное зелье медленно колыхалось в котле. Снейп закинул последний ингредиент — порошок из рога двурога: тонко размолотый, сухой, как пепел. Засёк двадцать секунд, не отрывая взгляда от поверхности. Потом коротким, точным движением взмахнул палочкой. Сделано. Можно тушить огонь.

Теперь — восемнадцать часов ожидания. Зелье должно настояться. За это время — никаких вмешательств, только периодическая проверка.

— Через восемнадцать часов, — подумал Снейп, — я увижу Лили. Не в воспоминании. Не во сне. Настоящую.

Он опёрся на край стола. Пальцы сжались в кулак.

Через восемнадцать часов он сможет провести полноценную диагностику — не только физического состояния, как эти недоумки из Мунго.

Самое главное — мозг. Всё остальное можно восстановить. Почти всё. Но четырнадцать лет... без сознания, без подпитки, без воздуха. Да, магия поддерживала тело, но… человеческий разум — штука капризная. А что, если… вдруг от Лили осталась только оболочка?

— Это будет хуже, чем смерть, — подумал он и тут же оборвал себя.

Сейчас нельзя распускаться. Завтра он должен быть в порядке. Нужно сделать всё как надо. Он не имеет права сорваться.

Хорошо сейчас Поттеру. Он, конечно, не ломает себе голову такими вещами. У него — квиддич, друзья, дурацкие шалости. Он даже не представляет, насколько всё может быть хрупким.

Снейп опустил рукава, натянул мантию и вышел из лаборатории.

Пройтись. Проветриться. Переключиться.

Он покинул подземелья и добрался до третьего этажа как раз в тот момент, когда мимо него с оглушительным рёвом пролетел розовый огненный дракон с бантиком на голове. Дракон вопил голосом Амбридж, разбрасывая конфетти и цитаты из школьного устава.

Амбридж визжала, фейерверки вокруг взрывались, а толпа учеников гудела, словно улей перед вылетом. В самом эпицентре стояли Фред и Джордж с палочками в руках, одинаково довольные собой, как два дирижёра этого безумия. Авторство инцидента не вызывало ни малейших сомнений.

Снейп невозмутимо встал у стены. Его никто не трогал. Люди в хаосе, как правило, ищут безопасности, а не наоборот.

По коридору, кряхтя и отплёвываясь от бумажного дождя, бежал Филч, размахивая каким-то свитком.

— У меня есть документ, директор! — проорал он, задыхаясь от восторга. — И розги готовы! Разрешите начать с особо злостных?!

Снейп поморщился.

Мерлин… Ни одного преподавателя поблизости. Ну конечно. Были бы не нужны — стояли бы тут гурьбой. Придётся ему что-то придумать. Вмешаться. Не сейчас, но... если дойдёт до реального наказания, особенно физического...

Кем бы его ни считали в школе, сама мысль об этом была Снейпу глубоко противна. Он не позволит мерзкому существу избивать студентов.

И тут прямо на него рванул фейерверк в виде саламандры. Языки пламени вились, будто собираясь сжечь всё на пути.

Снейп чуть дёрнул запястьем с палочкой — саламандра не шелохнулась. Он попробовал заклинание помощнее — и перенаправил её точно в сторону Амбридж. Саламандра сверкнула, закружилась и взорвалась аккуратно над её головой, осыпав даму дождём из склизких гусениц.

Снейп чуть склонил голову.

Не с первого раза… Интересно. Эти двое и правда постарались. Защита от простых контрзаклятий, сложная траектория. Что ж... внушает уважение.

В этот момент близнецы ловко запрыгнули на мётлы — на одной всё ещё болталась цепь.

— Загляните в наш магазин! — проорали они в унисон. — Там не только забастовочные завтраки, но и кое-что повеселее!

Мётлы взмыли вверх, железная цепь качнулась в воздухе. Толпа визжала от восторга. Уизли скрылись за окном, оставив после себя аромат гари, серы и полной педагогической беспомощности.

Торговцы хаосом. Но, надо признать, хаос у них прекрасно структурирован.

Светлые головы. Вот кому наука в толк пошла. А то большинство только штаны протирает, и волнуют их исключительно оценки на СОВ и ЖАБА — не реальные знания. Иронично, что именно эти слушали на уроках не потому, что «надо», а потому, что «интересно».

А в магазин к ним стоит наведаться. Проследить, как там с качеством... Не для них — для общей безопасности. А то с Кровопролитными конфетами они сильно промахнулись.

Снейп, разумеется, аккуратно намекнул на уроке с семикурсниками — в контексте сложных целебных зелий — о кровоостанавливающих свойствах экстракта из жгучей крапивы в сочетании с порошком из корней мимблус мимблетонии. Эти двое сразу суть уловили. Но теперь-то его поблизости не будет. Если лавочку прикроют из-за некачественной продукции — будет обидно. Глупо терять такой потенциал.

Мерлин, какая только чушь в голову не лезет…

Но, в принципе, желаемого результата от прогулки удалось добиться — Снейп полностью отвлёкся от страшных мыслей. Правда, он не надеялся, что это произойдёт таким… необычным способом.

А сейчас нужно вернуться в лабораторию. Проверить оборотное зелье. До завтра оно точно будет готово.

Интересно, чьи волосы принесёт директор… Учитывая его специфическое чувство юмора, ожидать можно чего угодно.

* * *

Барбершоп оказался на удивление уютным. Кожаные кресла, запах шампуня и ещё чего-то тёплого, чуть пряного, негромкая музыка, щёлканье ножниц. Арчи сидел в кресле и грустил. Волосы сыпались на пол, прядь за прядью. Жалко, конечно, но барбер делал именно то, о чём его попросили.

Арчи глянул в зеркало — укоротили изрядно. На две ладони, может, чуть больше. По плечи. Терпимо.

В старой школе из-за волос никто не приставал — хоть до пояса носи, хоть сбрей наголо. А здесь — «угроза моральному облику школы». Бред, конечно, но назад дороги не было. Хорошо хоть, что обошлось без скандала. Просто перевели.

А драка вышла — что надо. Урод Тайлер надолго запомнит.

Язык машинально потянулся к верхним зубам. Всё в порядке. А у Тайлера фингал ещё недели две продержится, это точно.

Арчи снова скосил взгляд в зеркало. Папа сидел в ожидании, закинув ногу на ногу, и зевал.

Хорошо ему, он взрослый — ему с любой причёской можно, из школы не выгонят. Волосы до середины спины, ухо проколото, бородка аккуратно подбрита. Косуха с нашивкой Deep Purple висела на спинке стула. Мама ворчала, что он «идиот, который не может повзрослеть», и ругалась из-за серьги, но Арчи считал, что папа просто крутой. Когда он вырастет, будет таким же. Не зря все говорят, что они как две капли.

Взгляд непроизвольно перескочил на другого посетителя. Длинные седые волосы, белая борода, пальто — неуместное для такой погоды. Папа бы назвал его «Гендальфом в отпуске». Только выражение лица было совсем не сказочным. Голубые глаза из-за странной формы очков смотрели цепко, будто оценивая.

Интересно, что ему здесь нужно? Неужели решил расстаться с бородой?

— Готово, — сказал барбер. — По плечи, как просили. Хвостик отпал, но бунтарский дух сохранили. Теперь можно хоть в приличную школу, хоть на рок-фестиваль.

— Сойдёт, — Арчи слез с кресла, на ходу потирая шею. Он подмигнул папе:

— Ну что, пап, пошли?

— А вы, может, тоже хотите подстричься? — вдруг спросил барбер, обернувшись к отцу.

Ага, щас. Да папа ни за что не согласится. Он эти волосы шесть лет отращивал.

— Почему бы и нет, — сказал папа.

Что-то в голосе было… чужое. Как будто говорил не он сам, а кто-то вместо него.

— Давайте. Только бороду не трогайте.

Барбер с энтузиазмом взялся за дело. Старик в углу чуть наклонился вперёд, внимательно следя за каждым движением.

Через двадцать минут отец и сын надели косухи и вышли на улицу. Выглядели они теперь… как команда. Почти одинаковые. За исключением бородки, конечно.

Внутри остались лишь барбер и старик.

— Вас подстричь? Или бороду подровнять? — дружелюбно поинтересовался у клиента барбер.

Старик не ответил, лишь сделал странное движение чем-то вроде указки.

Глаза барбера остекленели. Он кивнул и начал аккуратно собирать волосы в два отдельных пакетика.

* * *

По всем расчётам, зелье должно было быть готово сегодня. Гарри сидел на уроках, как в тумане, машинально выводя что-то на пергаменте, но не слыша ни слова из того, что говорили преподаватели. Гермионе то и дело приходилось помогать ему на чарах и трансфигурации — благо, и профессор Флитвик, и профессор МакГонагалл списали это на переживания из-за приближающихся экзаменов.

После обеда стало немного легче — на заботе о магических существах и травологии не приходилось особенно думать и можно было просто следовать за группой, притворяясь, что занят делом. Гарри отвечал друзьям невпопад, порой вообще не замечал, что к нему обратились, но ни Рон, ни Гермиона не обижались. Гермиона иногда только бросала на него тревожный взгляд, но ни о чём не спрашивала.

Мысли постоянно возвращались к одному и тому же. Мама. Как она? Сможет ли прийти в себя? Однако вдобавок ко всему Гарри всё время думал об отце. О Сириусе. И о Снейпе. Всё, что он знал, всё, во что верил последние пять лет... казалось каким-то перекошенным.

Если всё действительно так, как рассказал Сириус (хотя какой ему смысл врать?), то Гарри бы точно встал на сторону Снейпа. А это… это казалось предательством. Не просто против папы — против памяти о нём. Но такая память… не радовала.

Когда мама придёт в себя, нужно будет обязательно с ней это обсудить. А что, если она не очнётся? Нет, так быть не может. Она же в больнице. Там профессиональные целители. Если она смогла выжить четырнадцать лет вот так… Сейчас точно всё будет хорошо.

Гарри не знал — он правда в это верит или просто себя успокаивает. Но когда после травологии отмывал руки от грязи и сока, заметил, что они ощутимо трясутся.

На выходе из теплиц его кто-то легонько дёрнул за край мантии. Эльф. Незнакомый.

— Гарри Поттер, сэр. Записка для вас.

В записке знакомым угловатым почерком было написано:

«Сегодня, 18.00. Там же.»

Ни приветствия, ни подписи. Но и так всё понятно.

— Всё нормально? — Гермиона заглянула ему через плечо. — Это от профессора Дамблдора?

— Нет. От другого... профессора.

— Что, опять занятия? — Рон понизил голос. — И когда теперь?

— Сегодня в шесть. — Гарри с облегчением отметил про себя, что технически — он даже не соврал.

* * *

Под кабинетом профессора Гарри был уже за десять минут до назначенного времени. Он и сам не понял, зачем пришёл так рано — не то чтобы ему сильно хотелось разговаривать, но болтаться по коридору в ожидании шести было ещё хуже. Он постучал, не слишком уверенно, — но почти сразу услышал щелчок замка.

Гарри вошёл, остановился у стола. Снейп, не говоря ни слова, вернулся на своё место, сел. Некоторое время они молчали.

— Так и будете все десять минут стоять столбом? — осведомился профессор наконец.

Гарри воспринял это как приглашение и сел. Снова повисла тишина.

Снейп вдруг начал постукивать пальцами по столешнице. Пальцы у него были некрасивые — слишком белые, слишком тонкие. На душе и так мерзко, а тут ещё это.

— Раньше он так не делал, — подумал Гарри. — Никогда за ним такого не замечал.

Мысль показалась странной. Но чем больше Гарри наблюдал за движением этих тонких, нервных пальцев, тем более правдоподобной она казалась.

Гарри набрал воздуха и решился:

— Вы волнуетесь, сэр?

Он не ждал ответа. В лучшем случае Снейп посмотрит, как на идиота, в худшем — съязвит. Но тот вдруг сказал просто:

— Да, Поттер. Волнуюсь.

Эта честность оказалась страшнее любой колкости. Гарри сглотнул.

— Но… что может пойти не так?

— Всё. Если мозг мёртв — на этом всё и закончится.

Гарри похолодел. Внутри словно прорвало плотину — все переживания последних суток обрушились на него с утроенной силой.

— Но она же в Мунго… Там целители… Они же сказали, что всё нормально…

— Они провели лишь физическую диагностику, — сказал Снейп, не глядя на него. — Эти самые «целители» и состояние Лонгботтомов записали как «удовлетворительное».

Гарри передёрнуло. Да какое право он имеет так говорить? Люди, которые пострадали от Волдеморта, остались такими навсегда — а он, пожиратель смерти, смеет так о них отзываться?! Гарри всерьёз захотел врезать ему — прямо в крючковатый нос. Но потом посмотрел в глаза профессору — и не увидел там ни тени насмешки. Только тревогу и боль.

— А вы сможете… понять насчёт мозга? — спросил он чуть тише.

— Смогу. Как только туда попаду.

— А Дамблдор? Он ведь и сам…

— Он — великий волшебник, но, увы, не всемогущ. Даже если вам так кажется. В целительстве он, например, почти не разбирается.

— А вы, значит, разбираетесь?

Снейп не удостоил ответом. Просто посмотрел на него, как на идиота. Ну, по подсчётам Гарри, это должно было случиться даже раньше.

— А почему вы тогда не стали целителем? — выпалил он. Всё внутри клокотало, и Гарри пытался хоть как-то отвлечься.

— Основная обязанность целителя, если вы не в курсе, — работать с пациентами. Меня это никогда не привлекало.

— Конечно. Учителем лучше, — буркнул Гарри. А про себя добавил: — Над пациентами безнаказанно измываться не получилось бы. А тут — раздолье.

— Преподавание тоже никогда не входило в мои планы. Но выбор, увы, был сделан за меня.

Гарри резко поднял глаза. Как это — решили за него? Он сам переживал, что может не набрать нужных баллов для того, чтобы стать аврором. Что придётся выбирать не то, что хочешь. Но чтобы вообще не выбирать…

— Шесть часов, Поттер. Нам пора.

Снейп поднялся, подошёл к камину, взял баночку с Летучим порохом и протянул её Гарри.

* * *

Они снова оказались в «Кабаньей голове». Всё было точно так же, как в субботу: те же пыльные окна, тот же стойкий запах старого дерева и эля, тот же стол, покрытый мелкими царапинами и кольцами от кружек. Гарри отметил это мимоходом — всё его внимание было сосредоточено на другом. В голове глухо пульсировала мысль о том, что его ждёт в палате Святого Мунго.

Сегодня в трактире снова не было ни души, только профессор Дамблдор — с той же мягкой, обнадёживающей улыбкой — и Аберфорт, глядящий исподлобья, будто проверял каждого на прочность.

— Северус, насколько я понимаю, оборотное готово? — негромко спросил директор.

— Правильно понимаете, — сухо отозвался Снейп.

— Мерлину слава. И чтобы я вас в ваших истинных обличьях здесь больше не видел, — проворчал Аберфорт. — А то из-за вас у меня за эту неделю одни убытки.

— Да, Аберфорт, конечно, — примирительно сказал Дамблдор и повернулся к Гарри и Снейпу. — Не будем терять времени, мальчики мои. Мне невероятно повезло: подходящий вариант нашёлся быстрее, чем я рассчитывал. Пол, возраст, рост, телосложение… даже одежда ваша почти подошла бы, но, разумеется, рисковать мы не станем.

Он передал каждому по свёртку с вещами и по пакетику с волосами. Снейп молча протянул Гарри небольшую металлическую флягу — та напомнила о Грозном Глазе, вернее, о Барти Крауче.

Гарри машинально принял всё, что ему вручили, и последовал за директором по скрипучим половицам коридора. На этот раз Дамблдор указал каждому на отдельную дверь — чтобы было где переодеться. Гарри вошёл, бросил волосок в зелье и выпил.

Вкус оказался куда приятнее, чем он помнил. И трансформация на этот раз прошла заметно легче, чем в случае с Гойлом: тело не ломило, не выворачивало. Вероятно, сыграло роль сходство телосложения. Но, как и в прошлый раз, когда превращение завершилось, зрение помутнело. Гарри снял очки и сунул их в карман.

Шею защекотало. Он коснулся волос — те лежали мягкими волнами, как будто только что после парикмахерской.

И ещё было странное ощущение во рту. Язык прошёлся по верхним зубам — один оказался обломан почти до середины. Не больно, но раздражало ужасно.

«Ну, зуб — не нога. Восстановят, если что», — подумал Гарри и развернул свёрток: чёрная футболка, джинсы, кеды и кожаная куртка с заклёпками. Он быстро переоделся — не хватало ещё, чтобы его ждали. Однако двери они со Снейпом открыли почти одновременно. Вернее, уже не совсем со Снейпом.

Среднего роста, поджарый, в кожаной куртке и цветастой рубашке, расстёгнутой у горла, с безукоризненно ровными волосами до плеч. Щетина, как будто нарочно оставленная — не небрежность, а стиль. И всё это почему-то смотрелось… органично. Он выглядел не как учитель, а скорее как завсегдатай ирландского паба — тот, кто сидит у стойки с бокалом виски и рассуждает о новом альбоме любимой рок-группы, будто лично с ней гастролировал. Гарри волновался до одурения — сердце стучало где-то в горле, а перед глазами стояла палата Святого Мунго. Но, несмотря на это, всю обратную дорогу по коридору он не мог отвести от профессора взгляда — настолько непривычным был его новый образ.

Дамблдор уже ждал в гостиной, Аберфорт снова скрылся из виду. Завидев их, директор просиял и, сцепив руки за спиной, с видимым удовольствием окинул взглядом.

— Мальчики мои, ну просто загляденье! Великолепно выглядите. Может, зеркало вам наколдовать? Полюбуйтесь собой перед выходом.

— Какое, к Мерлину, зеркало, — мрачно буркнул Снейп. — Мы, вообще-то, собираемся в Святого Мунго, а не на бал-маскарад.

Он раздражённо дёрнул ворот куртки, хлестнул взглядом по Гарри, а потом по Дамблдору:

— И если уж на то пошло — мне, в общем-то, трансформация могла бы и не понадобиться. Я в Святом Мунго человек известный, на пятом этаже уж точно. Моему появлению там никто бы не удивился.

Гарри даже сперва подумал, что ослышался.

Что значит «на пятом этаже»? Что он там делает? Он что, больной? — пронеслось у него в голове, однако он сдержался.

— В принципе, да. Но конкретно к той палате, куда мы направляемся, сейчас приковано изрядное внимание. Меня уже несколько раз спрашивали, что мне известно о пациентке, лежащей там.

Снейп сощурился:

— И что же вы им сказали?

— Я предпочёл уклониться от прямого ответа.

Снейп что-то проворчал себе под нос, и Гарри, хоть и не до конца разобрал слова, уловил что-то вроде: ну, кто бы сомневался. Удивительно, но в этот момент он почувствовал нечто вроде солидарности со Снейпом. Дамблдор в этом году слишком многое обходил стороной, слишком часто увиливал от прямых слов.

Снейп, между тем, продолжал:

— Даже если трансформация действительно необходима, можно было выбрать облик посолиднее. Я сейчас выгляжу, как неудавшийся участник магловской рок-группы, даже ухо пробито. И да, это чертовски раздражает.

Он тронул мочку и поморщился.

— Мне бы ваши проблемы, — буркнул Гарри. — У меня, например, зуба нет. Может, хотя бы с этим можно что-то сделать?

Дамблдор посмотрел на него с лёгкой тенью сочувствия:

— Боюсь, Гарри, что нет. Зуб, похоже, был выбит и заменён магловским протезом. А оборотное зелье не воспроизводит искусственные материалы. Только то, что изначально принадлежит телу — биологически.

— Принадлежит телу? — нахмурился Гарри.

Снейп с тяжёлым вздохом сцепил руки за спиной, будто готовился читать лекцию на первом курсе:

— Допустим, Поттер, я по какой-то причине серьёзно подвинулся рассудком и решил с помощью оборотного превратиться в вас. Как думаете, вырастут ли у меня очки?

— Нет, конечно! — вскинулся Гарри. — Очки — это вообще-то не часть меня. Я их просто… ношу.

— Превосходно, — кивнул Снейп. — Так вот, с зубом та же история. А теперь вообразите, что я — в вашем обличье — решаю, что меня не устраивает хождение в очках и принимаю зелье резкости взора — как считаете, поможет?

— Ну… наверное, нет?

— Совершенно верно. Не поможет. Более того — может навредить. Возникнет конфликт сущностей.

— То есть нарастить нельзя, потому что у меня есть зуб, а у него — нет?

— Именно, — вмешался Дамблдор. — Это всё ещё твои зубы, просто… в другой оболочке. Поэтому лучше не рисковать. Пусть уж будет дырка.

Гарри и без того был на взводе — сердце колотилось, в животе неприятно холодило от страха предстоящего. И вдруг, сам не понимая зачем, он ляпнул:

— Ну… зато плеваться через неё можно отлично.

Молчание повисло почти осязаемое. Гарри уже пожалел о сказанном — ни Снейп, ни Дамблдор не были похожи на тех, кто оценит юмор Марка Твена.

— Безусловно, — невозмутимо произнёс Снейп. — Но если вы решите воспроизвести полную программу, то дохлую кошку я вам, пожалуй, не найду. Однако крысу — вполне. Верёвочку тоже подберём.

Гарри опешил:

— Вы… вы что, читали Тома Сойера?

— Поттер, поверьте, я читал гораздо больше, чем вы подозреваете.

Гарри оглянулся на Дамблдора — тот стоял с выражением сдержанного изумления, словно не вполне понимая, о чём вообще речь.

Гарри вдруг почувствовал, как напряжение немного спало и внутри стало чуть теплее. Он усмехнулся.

— Спасибо. Я как-то без крысы обойдусь.

— Прекрасно, — сдержанно сказал Дамблдор. — Тогда пойдём. — Ты знаком с парной аппарцией, Гарри?

Гарри напрягся.

— Нет… не совсем. То есть, вообще нет.

— Понимаю. В первый раз она может показаться… неприятной. Выбирай, к кому присоединиться — ко мне или к профессору Снейпу.

Гарри даже не стал делать вид, что обдумывает.

— К вам, пожалуйста.

Дамблдор протянул руку, и Гарри сжал её, стараясь не думать о том, что именно его ждёт.

— Не отпускай, — предупредил Дамблдор.

Прежде чем Гарри успел что-либо ответить, земля исчезла из-под ног. Желудок скрутило, словно кто-то потянул за верёвку внутри живота. Гарри успел порадоваться, что за обедом съел совсем немного — иначе пришлось бы попрощаться с содержимым. Потом мир смялся в один комок. Гарри казалось, что его проталкивают сквозь нечто плотное, липкое, не дающее ни вдохнуть, ни пошевелиться. Всё тело сжалось в одной точке, потом резко расправилось.

* * *

Они появились в узком безлюдном переулке между двумя высокими зданиями.

Гарри сразу сделал шаг в сторону, облокотился о стену и тяжело выдохнул. Нужно было хотя бы минуту просто постоять.

Справа от него раздался знакомый шелест мантии и язвительный голос:

— Поттеру, разумеется, необходимо убедиться, что его прибытие все заметили. Как иначе.

Гарри не уловил слов до конца, да и не особенно вслушивался — в голове стоял гул, а тело ощущалось так, будто его разобрали и собрали в неправильном порядке.

Неужели каждый раз будет так?

А Фред и Джордж, между прочим, на каникулах перемещались туда-сюда по дому на площади Гриммо, как будто это ничего не стоило. Может, потом становится легче?

Хотелось спросить у Дамблдора… но не при Снейпе же.

Когда Гарри стало чуть получше, они вышли из переулка.

Воздух всё ещё казался тяжёлым, желудок — подвешенным, а ноги — чужими, но по крайней мере в глазах уже не плыло. Перед ними оказалась знакомая витрина: пыльные стёкла, за которыми стояли манекены в давно вышедшей из моды одежде. Один — особенно нелепый — в зелёном фартуке, с отклеившимися ресницами. Гарри сразу узнал это место.

Дамблдор подошёл к стеклу, коснулся ладонью. Оно дрогнуло, как вода, и пропустило его внутрь. Гарри шагнул за ним. Снейп замкнул процессию с коротким недовольным вздохом.

Они оказались в приёмной Святого Мунго. Просторный зал, наполненный странными звуками: кашель, приглушённые разговоры, то ли пение, то ли кукареканье из угла — и всё это вперемешку с запахами зелий и чего-то больничного.

Некоторые волшебники выглядели вполне обычно. Другие — как живые иллюстрации к учебнику по ошибкам в чарах и трансфигурации. Однако Гарри едва ли обращал внимание. Не задерживаясь у стойки привет-ведьмы, они направились прямо к лестнице. Пятый этаж. Гарри был здесь раньше. А совсем недавно — видел это место в воспоминании Дамблдора.

И вот — дверь. Та самая палата. На кровати — мама. Гарри метнулся было вперёд, но рядом Снейп резко вскинул руку, перехватив инициативу. Палочка мелькнула в воздухе — два коротких невербальных заклинания полетели в сторону двери.

Затем он очертил широкий круг, обводя палочкой всю палату. Наверное, проверял, нет ли слежки или чар наблюдения. Ещё один взмах — в угол комнаты. Там что-то заискрило. Значит, всё-таки была следилка или то, чего быть не должно. Снейп направил палочку на себя.

— Формула Рэдитус, — произнёс он вслух.

Облик сменился мгновенно. Чужое лицо исчезло, уступив место знакомым чертам: бледной коже, резким линиям, тёмным глазам. Одежда на Снейпе странно повисла, хотя прежний образ был довольно худощав. Или это просто Снейп настолько щуплый?

— Заклинание, отменяющее действие оборотного, — мимоходом подумал Гарри. — Надо будет запомнить.

Но всё внимание уже снова было приковано к кровати. Сейчас ему больше всего на свете хотелось подойти, взять маму за руку. Сказать хоть что-то.

Но он понимал: диагностика важнее. Если всё в порядке — у них будет время. Главное, чтобы всё было хорошо. Снейп меж тем не терял ни секунды. Он уже начал заклинание: над телом Лили вспыхнула световая сеть — золотистая, тонкая, как паутина. По ней забегали символы и цифры, что-то похожее на руны. Гарри не понимал, что именно видит, но в этом свете, в этих знаках ощущалась внутренняя логика.

Снейп достал из внутреннего кармана пустой свиток и перо, положил их на прикроватную тумбочку. Направил палочку — сначала на перо, потом на сеть, затем снова на перо. И оно вдруг начало строчить с бешеной скоростью.

— Ничего себе, — подумал Гарри. — Оказывается, их можно использовать не только для того, чтобы писать гадости для «Пророка».

Снейп вернулся к сетке. На этот раз он произносил заклинания вслух. Это удивило Гарри — он знал, как часто профессор предпочитает невербальные чары.

— Значит, здесь важны точность и безошибочность, — догадался он.

Слова были незнакомыми, а речь ритмичной и размеренной. Гарри не понимал смысла, но чувствовал: происходит нечто серьёзное. На лице у Снейпа застыло выражение сосредоточенности, почти отрешённости. Гарри никогда прежде не видел его таким. Он весь был в этой сетке, в магии, в знаках.

А сеть над Лили продолжала меняться: символы вспыхивали и гасли, линии сдвигались, меняли форму и цвет. Все они сходились над головой.

— Ну конечно, — вспомнил Гарри. — Снейп же говорил: главное — мозг.

Профессор Дамблдор, стоявший рядом, на удивление наблюдал за происходящим с живым интересом, но на его лице сквозило лёгкое непонимание. Он поймал взгляд Гарри и на немой вопрос только пожал плечами.

— А ведь не соврал Снейп, — подумал Гарри. — Похоже, он и правда разбирается в таких вещах больше, чем директор. Интересно, долго ещё?

Он ждал этого момента. Ждал, но боялся ещё сильнее. Страх был липкий, холодный, сидел где-то глубоко и не давал нормально дышать.

И вдруг Снейп повернулся к нему. Взгляд был короткий, но такой ясный. В нём читались облегчение и радость. Гарри не нужно было спрашивать — всё уже было понятно. И в ту же секунду словно кто-то снял с него заклятие тяжести, которое он всё это время носил, сам того не осознавая.

Снейп коротким движением снял сеть. Сел прямо на пол — без всяких церемоний — у изголовья кровати и сграбастал мамину руку своими длиннопалыми ладонями.

Если бы это произошло утром, Гарри бы всеми силами воспротивился. Сейчас же… Он просто последовал примеру Снейпа — сел с другой стороны, взял мамину левую руку. Она была холодной, но его это не испугало. Он знал, что теперь всё будет хорошо, и заплакал, теперь уже от счастья. Тихо, почти беззвучно. И ему было плевать — и на Дамблдора, и на Снейпа. Хотя тот и сам всего несколько дней назад не скрывал слёз. Интересно, а сейчас? Гарри скосил взгляд. Снейп всё ещё сидел, притулившись к кровати, не меняя позы. На лице — странное выражение не слабости, но расслабленности. Будто впервые за долгое время он позволил себе быть не кем-то, а просто собой. Это было неожиданно.

— Мама ведь для него действительно важный человек, — понял Гарри.

Он не знал, сколько они так просидели — счёт времени сбился. Осталась только тишина и ощущение маминой ладони. А потом раздался голос.

— Пора, мальчики — сказал Дамблдор мягко, почти извиняясь.

Гарри нехотя отпустил руку и встал. Снейп ещё секунду смотрел на Лили, потом с видимым сожалением разжал пальцы.Ни на кого не глядя, вытащил из кармана флягу — такую же, как дал перед этим Гарри, — сделал глоток. И через мгновение его тело снова начало меняться: кожа потемнела, контуры лица округлились, проступила бородка, волосы легли на плечи аккуратными прядями. Одежда снова села по фигуре.

Они вышли из палаты — и тут же столкнулись с целительницей в лимонной мантии. Молодая, с тугим пучком, яркой помадой и взглядом, полным энтузиазма — как у первокурсника, впервые увидевшего метлу.

— Ой, как здорово, что я вас встретила! Я хотела бы уточнить — вы её родственники, да? Такой похожий лоб, просто одно лицо! Мы ведь так переживали, когда узнали, что…

— Спасибо за ваше участие, — вежливо, но холодно перебил её Дамблдор. — Посещение окончено. Мы уходим.

— О, конечно, конечно! — не унималась ведьма, почти подпрыгивая. — Вы ведь даже не представляете, как редко бывают такие случаи — больше десяти лет без сознания, и жива! Это же почти как волшебство… простите, каламбур. Знаете, я думала — может, для отчётности? Имя, дата рождения? Извините, что интересуюсь — чисто с профессиональной точки зрения...

— Мисс, если вас так интересует профессионализм, я бы на вашем месте начал с основ, — медленно и вкрадчиво произнёс Снейп. — Например — с искусства такта. Оно, в отличие от чар, требует усилий.

— Э-э-э… я просто… — целительница окончательно сбилась, покраснела и сделала шаг в сторону. — Да. Конечно. Прошу прощения. Не буду мешать.

Они вышли наружу. Камень под ногами был чуть влажным, и воздух казался особенно свежим после больницы.

— Скажите, — начал Гарри, обращаясь к Дамблдору. — Мы под оборотным, понятно, что никто не поймёт, кто такие. Но если кто-то узнает маму… и расскажет кому-то?

— Мальчик мой, — Дамблдор обернулся, взгляд его был серьёзным. — Не тревожься. Существует тайна целителя. Ты ведь слышал о такой?

— Да, — пробормотал Гарри. — Даже в магловском мире тоже есть «врачебная тайна». Но это ведь… просто слова. Их легко нарушить.

Снейп закатил глаза и фыркнул:

— Вы неуч, Поттер. В магическом мире слова иногда весят больше, чем вы можете себе представить. Тайна целителя — это форма непреложного обета. Они не имеют права разглашать любую информацию о пациентах кому-либо. Правда, это не распространяется на их посетителей, — мрачно добавил он.

— Непреложный… это который нельзя нарушить?

— Нарушить можно. Вопрос в цене.

— Те, кто нарушает непреложный обет, умирают, — пояснил Дамблдор.

— Целителям в этом смысле повезло больше, — сказал Снейп. — Они выживают, но навсегда теряют доступ к исцеляющей магии. Зелья, заклинания, артефакты — всё перестаёт подчиняться. Они навсегда становятся профессионально непригодными.

Гарри шёл молча. Шаги по мокрому тротуару звучали глухо.

— Значит, маму не сдадут?

Снейп скривился:

— Только если кто-нибудь решит добровольно похоронить свою карьеру. А такие среди целителей вряд ли найдутся, поверьте.

* * *

Они вернулись в «Кабанью голову» тем же способом — и с теми же отвратительными ощущениями. Скручивание в животе, неприятный рывок, чувство, будто тебя выворачивают наизнанку, и, конечно, всё то же лицо Снейпа: надменное, скучающее, с выражением вечного недовольства, будто Гарри специально так реагирует на аппарацию. Гарри подумал, что после этого перемещение назад в Хогвартс через камин покажется приятной прогулкой в парке.

В трактире они отправились в те же комнаты, чтобы переодеться. Прежде чем облачиться в школьную одежду, Гарри решил попробовать заклинание, которое перед этим использовал Снейп — Формула Рэдитус. По ощущениям, сработало.

Он быстро сменил вещи, аккуратно сложил их обратно в свёрток и вернулся в гостиную. Там уже ждали Дамблдор и Снейп. Они о чём-то разговаривали, но когда Гарри подошёл, оба замолчали. Ему стало немного обидно — как будто он лишний.

— Мы обсуждали ситуацию в Хогвартсе, — сообщил Снейп ровным голосом. — Я решил отложить беседу о состоянии Лили до вашего прихода. Вас-то это касается в первую очередь.

— Надо же. Он иногда может проявлять что-то человеческое, — удивился Гарри.

— Хотя я не ожидал, что столь простое действие, как переодеться, займёт у вас столько времени. Горный тролль справился бы значительно быстрее.

Жалко только, что это «иногда» бывает так редко.

— Итак, Северус, — вмешался Дамблдор, глядя на Снейпа с чуть заметным упрёком, — что скажешь насчёт состояния Лили?

— В целом, я ожидал худшего. Намного худшего. Самое страшное не подтвердилось. Мозг в абсолютно неприкосновенном состоянии.

Гарри слушал, затаив дыхание.

— Вы уверены? — спросил он.

Не то, чтобы у него были основания не верить профессору, просто хотелось услышать это ещё раз.

Снейп посмотрел на него без малейшего раздражения — просто устало:

— Поттер, я прекрасно знаю, как выглядит повреждённый мозг. Поверьте, это та область, в которой я могу дать безошибочный диагноз.

Он говорил тихо, но не оставляло сомнений — он действительно знает.

— Но истощение колоссальное. Организм выжат до предела, магическое ядро — в критическом состоянии.

Он помолчал, добавил:

— Очень вероятно, что магия не вернётся. Или вернётся частично. Слишком слабый отклик.

Гарри сглотнул.

— Магия — это ладно. А физически?

— Восстановимо. Не сразу. Но это вопрос усилий и времени.

— А проснуться она сможет?

— Теоретически — да. Возможность есть. Но я с таким ещё не сталкивался. Ни на практике, ни в теории. В книгах, в записях целителей, даже в запрещённых трактатах — ничего подобного не описано. Это уникальный случай.

— И как теперь… — начал было Гарри.

Снейп перебил:

— Создание такого зелья потребует много усилий.

— Но насколько это… реально? — Гарри почувствовал, как внутри нарастает тревога. — Вы можете нормально объяснить?

Снейп вскинул бровь.

— Помните, как вам на первом курсе нужно было найти ключ к двери, чтобы пройти к философскому камню?

— Конечно. Они летали по всей комнате, и мы должны были поймать нужный. Это было сложно, да, но мы справились.

— Маленький нюанс: ваш ключ был в зоне видимости. А мой — хорошо, если где-то в Хогвартсе. Возможно, и за его пределами. Если честно, даже нет полной уверенности, что он вообще существует.

Гарри растерянно посмотрел на него.

— Но вы же… всё равно…

Снейп ответил не сразу. Голос прозвучал тише, чем обычно:

— Я сделаю всё, что смогу.

Что-то в этих словах было такое, что не оставляло сомнений: он сдержит слово.

* * *

За ужином Гарри ясно видел, что Гермионе не терпится расспросить его, но, к счастью, она не решилась делать это при всех в Большом зале. Зато стоило им вернуться в гостиную, как на него обрушился целый град вопросов.

— Ну, как прошло занятие?

— Нормально.

Врать не хотелось, поэтому Гарри решил не вдаваться в подробности. Гермиона, однако, оказалась на редкость настойчива.

— Вы теперь изучаете что-то новое?

— Новее не придумаешь, — подумал Гарри. — Вот только к окклюменции это имеет слабое отношение.

Вслух же сказал:

— Пока повторяем пройденное.

Интонация, с которой он ответил, явно намекала на то, что он не настроен на продолжение разговора, но Гермиона не отставала.

— А над какой техникой вы сейчас работаете?

Здесь уж Гарри и сам не удержался от любопытства:

— А их что, много, что ли?

— Конечно! — оживилась она. — Существует несколько десятков. Только я не знаю подробностей… Книги по окклюменции — огромная редкость. В библиотеке я нашла только упоминание о ней в статье о ментальной магии, но там лишь сказано, что опытные окклюменты знают порядка двадцати различных способов защитить сознание, но ни слова о том, как именно их применять…

Ну, главной техникой всегда было издевательство над Гарри, да и, впрочем, единственной.

Рон демонстративно закатил глаза:

— Ладно ещё Гарри этой чепухой мучают, но лезть в это добровольно?..

Может, конечно, и не чепухой, но что мучают — чистая правда. Точнее — мучил…

Гарри подумал о прошлых занятиях и нехотя ответил:

— Я даже не знаю, как это называется. Я пытаюсь закрыть разум, а Снейп — прорваться сквозь блок.

Рона внезапно разговор заинтересовал:

— И он прямо способен читать мысли?

Снейп бы сказал, что в нём тоже нет тонкости. Хотя, возможно, в этом он бы и оказался прав.

— Не совсем. Скорее увидеть то, что со мной раньше происходило.

Глаза Рона расширились, на лице отразился ужас.

— И он даже может услышать то, как я его называл?

— Если захочет. Но вряд ли откроет для себя что-то новое, — фыркнул Гарри, а Гермиона назидательно сказала:

— А я предупреждала, что нужно преподавателей называть уважительно: профессор. А ты всё заладил: «слизеринский упырь», «летучая мышь». Так что если даже он и узнает, то поделом тебе.

Рон обречённо вздохнул. Это она не все эпитеты слышала — в её присутствии он ещё подбирал выражения.

— Слушай, Гарри, ты должен обязательно научиться окклюменции, чтобы он ничего такого не увидел. Хорошо?

— Рон, ты совсем не понимаешь серьёзности ситуации? Даже если профессор Снейп услышит, как ты его обзывал, это ни за что не сравнится с той опасностью, которая нас ждёт, если Волдеморт увидит что-то важное в сознании Гарри.

— Всё равно Дамблдор нам никаких тайн не доверяет, типа мы ещё малы. Даже Фреда с Джорджем в Орден отказался принимать, хотя они уже даже совершеннолетние. Так что при всём желании Гарри никакие секреты выдать не сможет, — заворчал Рон как всегда, когда разговор заходил о делах Ордена Феникса.

Но Гарри уже его не слушал. На него накатила волна паники. Мама… Он ведь так и не умеет закрывать сознание, что, если Волдеморт узнает о ней? Под оборотным к ней кто угодно сможет пройти, их вон со Снейпом беспрепятственно пустили. Правда, с Дамблдором… А ведь её даже не охраняют. Вряд ли горстка целителей из Святого Мунго сможет оказать достойный отпор Пожирателям смерти, если те прорвутся в больницу.

— Гарри, ты меня не слышишь? — как сквозь полог донесся до него голос Гермионы. Надо же, за размышлениями об угрозе, нависшей над мамой, он действительно пропустил большую часть разговора.

— Я надеюсь, что теперь ты будешь уделять окклюменции должное внимание. Да-да, не отводи взгляд, я знаю, что раньше ты толком не тренировался. Пообещай, что впредь станешь стараться на уроках у профессора Снейпа.

— Да буду я, буду… — сказал Гарри, а про себя добавил: только теперь уже без Снейпа. — Как, ты говорила, называлась статья?

— «Разделы ментальной магии» в «Проблемах чароведения» за сентябрь 1975 года. Но там нет ни одного практического совета, только общая информация. Ты бы лучше спросил у самого профессора Снейпа, профессор Дамблдор тебе же сказал, что профессор Снейп отличный окклюмент.

— Гермиона, по-моему количество слов «профессор» и «Снейп» за последние десять минут уже зашкаливает. Хватит, а? — не удержался Рон.

— А по-твоему, «сальный нетопырь» звучит лучше? — вспыхнула Гермиона.

Ну вот только ссоры Гарри не хватало.

— Ты права, Гермиона. Я обязательно спрошу на следующем уроке. А вот, Рон, как думаешь: если бы Рейвенкло снова взяли Стреттона охотником вместо Брэдли, наши шансы на победу выросли бы?

Хитрый манёвр удался. Гермиона, довольная, что Гарри внял её наставлениям, наконец успокоилась. Рон тут же с энтузиазмом пустился обсуждать предстоящий матч. В Гриффиндорской гостиной снова воцарился покой. Только у Гарри на душе было неспокойно.