Дневник старого знакомого (джен)

Мой дорогой друг! Я писал эти строчки, думая о вас. Надеюсь, вы не сочтете меня навязчивым, но я просто не смог удержаться от соблазна записать мои мысли и, приведя их в порядок, представить на ваш суд. Надеюсь, вам доставит удовольствие их прочесть.

Преамбула

Все помнят историю Эйнштейна? Когда другой ученый был уверен, что нашел в его работе ошибку? Сражение на черной доске тогда закончилось в пользу обвиняемого, а что случилось с обвинителем, никого не интересовало. Таков порой бывает мир вокруг меня. Отчего-то ценится только триумф, хотя гораздо интереснее было бы понять, какие чувства обуревают побежденного. Особенно, если он был уверен в том, что все козыри у него в рукаве.

Я часто бываю побежденным. Только разница между мной и ученым, не побоявшимся бросить вызов признанному обществом и научным миром гению, в том, что подобные вызовы я бросаю себе сам. И сражаюсь сам с собой. Я не могу даже приблизительно передать, что я чувствую в подобные моменты. Красная нить Поэзии ведет меня извилистыми путями, и порой настолько окольными, что я понимаю, что вот-вот из-за очередного поворота лабиринта, по которому я брожу уже много дней, появится Минотавр с восседающим на его спине Сфинксом. Как бы не хотелось людям считать, что в запасе у Сфинкса всего один вопрос, не думаю, что это так. Разве можно столь долго жить в человеческой памяти с одним-единственным вопросом, каким бы необычным и странным он не казался? Просто Сфинкс любит играть с сознанием людей. Им кажется, что вопрос об их сущности, возносит их на пьедестал. В то же время самому Сфинксу по-видимому очень скучно сидеть на камне и видеть одинаковое выражение на лицах приходящих к нему. Как и смешны Сфинксу причины, вынуждающие любителей риска бросать свои дома и стремиться к нему, как будто только ответ на его вопрос заставит мысли в голове встать в нужном порядке. Только никто не знает, каким должен быть порядок. И я тоже не знаю. Однако порой мне кажется, что следует хотя бы попробовать разграничить порядок и хаос, свет и тень, зло и добро. Может быть сейчас для этого пришло время?

О невидимости

Иногда я ловлю себя на мысли, что хаос, которому я порой пытаюсь придать обличие порядка путем сложных уговоров и неимоверных усилий, смеется надо мной голосом Сфинкса, чью смерть наверняка придумал царь Эдип, чтобы скрыть тот факт, что он пришел в Фивы другой дорогой. А Сфинксу к тому времени просто надоело сидеть на камне под палящим солнцем, выжигающим на его коже кровавые узоры и заставляющим тускнеть перья в его крыльях.

Знаете, иногда мне кажется, что ангелы, как и Сфинкс, не любят солнце. Ведь чтобы оттенить в слепящем солнечном безумии яркость и насыщенность синевы неба, они жертвуют собой. Вы никогда не слышали их криков? Нет? Значит, вы недостаточно долго смотрели на солнце. В тот момент, когда вокруг ваших глаз, высохших и превратившихся в зеркала, которые уже ничего не отражают, появятся кровавые раны, запах от которых будет просто невыносимым, вы увидите своим внутренним взором нити, протянутые вдоль неба. И мертвых ангелов с вывернутыми крыльями, висящих на прищепках в нелепых позах и вымазанных в небесной синьке. Только зеркало ваших глаз уже никогда не отразит окружающего мира. Вы станете невидимым.

Я не считаю подобную невидимость опасной. Хотя в своей темноте она способна взрастить чудовищного вида красоту. Красоту, вызывающую страх. Как царь Эдип, обманув однажды самого себя и заставив окружающих его людей обманываться, привел с собой в Фивы чуму. Долгие годы она лишь присматривалась к тому, что ее окружает. А потом нанесла свой смертельный удар. Ее зловонное дыхание наверняка долетело и до мертвых ангелов, почти превратившихся в груду сгнивших перьев. Они спасали синеву неба, но в конце концов разлетевшиеся от ветра мертвые перья придали небу грязно-серый цвет. Но мертвые ангелы и сгнившие перья по-прежнему невидимы, а между тем человеческие глаза по-прежнему сгорают, глядя на небо. Ведь иногда, очень-очень редко, яркость синего неба без труда побеждает сверкающее светило и сжигает ставшие уже ненужными нити с висящими ангелами, чтобы через несколько мгновений снова растянуть новые нити и ждать еще пока белоснежных ангелов с мешочками небесной синьки. И все же Эдип оказался мудрее всех: он выколол себе глаза сам шпильками своей жены Иокасты. Впрочем, его глаза давно уже не отражали света. А Иокаста была очень похожа на ангела, когда ветер раскачивал красный шарф, так идеально обвивающий ее шею.

О рождении поэмы

Возможно кому-то старая кельтская легенда, уже давно превратившаяся в поэму, о двух влюбленных, погибших из-за собственных чувств и предательства окружающих, покажется сейчас донельзя банальной. Но эта тема, как тонкое острие, по которому невозможно пройти, не порезав ноги до кровавых ран. Очень тяжело потом ступать по земле, чувствуя, как в глубокие порезы въедается дорожная пыль, превращая кровь в яд, струящийся по венам. Яд впитывается в тело, заставляя ломаться кости в причудливом танце, далеко за собой оставившем пляску святого Витта. Вы когда-нибудь видели, как взмахивает руками марионетка? Никто не задумывается, что случилось бы с человеком, занявшим ее место? Одного легкого движения кукольника достаточно, чтобы человеческая рука повисла безвольной тряпкой, когда сустав выйдет из своих пазов. Марионетка промолчит, чего нельзя сказать о живом человеке. Его крик должен будет показать всем, что живым быть гораздо опаснее. Но не все кукольники обладают умением бережно относиться к тем, кто послушен движениям их рук. И вот в темном зале зрители со страхом и любопытством смотрят на сцену, где им показывают, насколько просто оторвать у человека руку или переломать его хрупкие кости. Художники с удовольствием отметят, насколько кровь на сцене эффектно оттеняет фигуру с нитями в руках в лучах прожектора. Доктора с удовольствием расскажут, какие части тела уже лежат на дощатом полу, а самым любопытствующим подробно объяснят, не побрезговав поднять оторванную руку или ногу, из чего состоят конечности. И может быть даже продолжат работу кукольника, разрезав скальпелем кожу, чтобы все увидели, как сухожилия превращаются под светом софит в нити для будущих живых марионеток. Так и Тристан с Изольдой, даже в облике наших современников, никуда не сбегут от своего кукольника, в роли которого выступает Судьба. Любовный напиток, выпитый ими по ошибке, просто помогает им подняться на одну ступеньку вверх. Только меч мог их остановить. Если бы Тристан выбрал свободу, то вместо того, чтобы просто положить меч между собой и Изольдой, он вонзил бы его острие в сердце своей королевы. Но Судьба слишком бережно относится к своей роли в круговерти Времени. А лучшим ее помощником всегда была Любовь. Меч навсегда остался между Тристаном и Изольдой, Патрису и Натали не миновать любовного напитка. Именно поэтому и суждено было родиться поэме. Вот только мало кто знает, что главными действующими лицами в ней всегда будут Судьба, Любовь и Смерть.

О преступной невинности

В жизни всегда есть место случайности. Этот факт иногда даже не требует доказательств. Особенно, когда наблюдаешь за игрой в снежки. Белый холодный шар, сохраняя тепло руки своего создателя, разлетается вдребезги, стоит ему встретить на своем пути препятствие, способное его уничтожить. Но иногда вмешивается случайность: именно тогда снежок превращается в камень. Однако случайность порой вовсе не случайна. Она преступна. Но стоит ли винить преступника, которым является ребенок. Дети, несмотря на то, что их поступки преступны, остаются невинны. Так как же относится к подобной преступной невинности? Обваливая в снегу камень, разве мог предположить Даржелос, что его творение с легкостью, совсем не свойственной прямолинейности снежка, чуть было не превратившимся в орудие убийства. Если на секунду прикрыть глаза, то можно создать иной финал драмы, разыгравшейся на школьном дворе в квартале Монтье. Легко увидеть в свете газового рожка детское тело, лежащее на холодном белом снегу в окружении толпы учеников лицея Кондорсе. На бледной коже лежащего с трудом, но можно разглядеть темный кровоподтек в районе виска. Струйка подсыхающей крови ломаной линией спускалась к снегу, на белизне которого мертвая кровь казалась практически черной. На лице мгновенно умершего мальчика уже навсегда замерзло выражение удивления и любопытства, перемешанных с радостью. Мертвые голубые глаза в свете газового рожка казались бесцветными и слепыми. Поза, в которой лежал мальчик, избавляла от всех надежд. Так не лежат живые дети, которые никогда не становятся похожими на сломанных кукол, пока живы. Если, конечно, их не приняли за фарфоровых и не разбили вдребезги.

Но Поль остался жив. Живая кровь, струей хлынувшая изо рта после удара камнем, одетым в снежную оболочку, гораздо красивее тонкой ломаной струйки мертвой почти засохшей жидкости из кровоподтека на виске. Так насколько случайна траектория снежного камня и насколько она зависит от кинувшей ее руки? И насколько преступна невинность Даржелоса в обоих случаях? И насколько случайна смерть, так любящая принимать необычные формы и полагаться на случайности?

О смертной казни

У королевы умер муж. Казалось бы, королевские особы не должны отличаться чувствительностью. Но королева любила мужа, а это придает истории совсем другой оттенок. Оттенок грусти и насмешки. Королева грустит, придворные судачат. Занавес открыт, сцена подготовлена, портрет повешен, королева безумна и мечтает о смерти, которая бы воссоединила ее с мужем по-настоящему. Но в тоже время король словно никуда и не исчезал. Королева танцует с ним, играет в вечерние карты, подает ему руку в перчатке перед тем, как сесть за стол. Для нее существует только одно зеркало — зеркало портрета, в который заключен образ ее мужа. Но разве королева совершенно погрузилась в безумие? А если она просто притворяется? А единственным ее желанием все же является смерть. Королева не признает самоубийства, а ее тело слишком здорово, чтобы погибнуть от болезни. Так что же ей остается? Ответ очевиден: смертная казнь. С определенного момента времени королева рассматривает ее, как избавление от своего любовного недуга. И ритуал своей собственной смертной казни она продумывает, не упуская не единой детали. Остается сущая безделица: за какое преступление следует вынести смертный приговор. Но совершить преступление — это такая малость. Достаточно предать свою любовь, влюбившись в идеальную копию своего мужа. А потом предать и новую любовь. Достаточная причина, не так ли? Два раза предать то, ради чего так хотелось умереть. Так разве удивительно, что именно умирающая от яда любовь вонзила в спину королевы кинжал?

О бравурном этюде

Бравурный этюд с музыкальной точки зрения — это шумное и оживленное музыкальное произведение, единственная трудность в исполнении которого — чрезмерная сложность для исполнителя. Но как же быть? Бравурный этюд позволяет жизни быть более радостной, но не каждый обладает способностью сыграть его именно тогда, когда это наиболее необходимо. Именно поэтому жизнь многих людей проходит гораздо скучнее, чем она могла бы быть. Сложные пассажи играют роль Сфинкса и заставляют даже тех, кто пытается им обучиться, бросаться в пропасть. Большинство умирает, еще не достигнув ее дна. Сердце просто разрывается от недовольства своими способностями, оказавшимися весьма посредственными. Ставшие калеками счастливчики, все же ударившиеся о дно, все оставшееся им время пытаются переломанными пальцами сыграть запомнившийся пассаж на фортепианной клавиатуре, начерченной на земле, уже давно превратившейся в камень. Но в каждом правиле бывают исключения. И правило бравурного этюда подтверждает эту незыблемую аксиому, в которую, впрочем, готовы поверить не все. Особенно сомневаются поэты, но всей своей жизнью лишь ее подтверждают. Жить, но не верить в законы жизни? С поэтами все совсем не просто. Ведь даже инструкцию по правилам обращения с огнестрельным оружием порой приходится выслушивать в окружении трубочных ершиков в темном коридоре, где даже тени не видят себя самих. Проверочный выстрел из револьвера превращает лавровый венок на голове поэта в терновый, а багряницу на его плечах в разодранную рубаху, сквозь которую видна текущая по телу кровь. Терновый венок вдавливается в кожу голову и рвет ее на части. Самый любопытный шип с удовольствием вонзается в глаз, словно желая проверить осталось ли в нем отражение расстрелянной оружейными залпами статуи Богородицы. Если поэт будет неаккуратен, то, срывая венок, доставшийся ему не по праву, вместе с ним вырвет собственный глаз, уподобляясь Эдипу. Но разве может удивить это поэта? Ведь они с фиванским правителем очень похожи. Они оба прокляты. Умерший от боли поэт остается лежать рядом с осколками разбитой им же гипсовой статуи. Окровавленный терновый венок превращается в лавровый. Где-то на заднем плане слышатся аплодисменты и все громче становится бравурный этюд. Вот только стоит ли поэту, услышав музыку, вновь открывать глаза?

Об относительной свободе

Кто из нас может сказать, что он свободен в полной мере? Что свобода — это его истинная сущность? Что он не зависит от окружения, обстоятельств и настроения? Любой утвердительный кивок скорее всего станет ложью самому себе. Ведь даже те, кто живет в веках и человеческой памяти, никогда не будут свободны. Достаточно приоткрыть занавес и увидеть на сцене Орфея. Он спускался даже в ад, он должен быть истинно свободен. Но разве можно быть свободным в тисках человеческого любопытства, в каком бы времени не жил Орфей? Любая его свобода — относительна. Не свобода творчества, ее никто и не лишал Орфея. Но он хочет вырваться за рамки собственной популярности. Ему словно скучно. Не хватает какого-то эпатажа и ярких проявлений жизни. Скука — худший враг творческого человека. Костры, гонения, понравились бы Орфею куда больше, чем благоговейно внимающая публика, про которую говорит Эвридика. Он чувствует, что в веках и памяти людей с куда большей вероятностью останутся те, кто положил себя на алтарь искусства — причем в буквальном смысле этого слова. Даже лошадь — тоже способ эпатировать публику, возбуждая интерес восхищенный или неприязненный, но не несущий в себе оттенка скуки. Скуки, с которой обыватели ходят на вечер модного поэта лишь потому, что так делает соседская дочка из дома напротив, чья комната увешена портретами Орфея, а до двадцати его автографов не хватает только одного. Можно смело заявить, что в какой-то момент своей жизни Орфей вдруг обнаружил себя загнанным в очень узкие рамки. При всей любви к Эвридике, она очень обычная женщина. Ей нужен спокойный быт и она совершенно искренне не понимает метаний своего мужа, и столь же искренне беспокоится и боится за него. Для нее неодобрение и отчуждение общества кажется настоящей трагедией, а еще она словно считает своего мужи наивным, как все творческие люди и не осознающим последствии своих действий. Для нее Аглоника реальная и серьезная угроза, от которой она пытается уберечь Орфея. Для него — тот вызов, горение, которого ему так не хватает. Это противостояние с вакханками — именно то, что разрывает те узы несвободы, в которых заковывает его успех и признание. И он все усугубляет его, пока действительно не доводит до точки невозврата, которая заканчивается его смертью, несмотря на все наивные попытки Эвридики уберечь его. Вопреки стараниям Эртебиза изменить судьбу и помочь своим подопечным. Орфей несется своей судьбе навстречу, сметая все на своем пути, словно не чувствуя предопределенности, которой он следует и не понимая, что несвобода никуда не делась — просто слегка изменила свои декорации. Сама же Смерть — деловита и отстраненно-профессиональна. Она бесчеловечна, но она не человек, и подходить к ней с человеческими мерками неразумно. Смерть находится над всеми, перед ней все равны, а рамки устанавливаемые обществом ей кажутся неуместными и нелепыми. Она стоит вне Зла и Добра и олицетворяет истинную свободу в отличие от свободы относительной, к которой так стремится Орфей. Но Орфей не может быть свободен, поэтому даже Смерть не сумеет вырвать его из круговорота его настоящей или мнимой жизни, продолжающейся веками. Да и не хочет. Ведь все равно он возвращается к ней.

О значимости легенд

Часто ли любой из нас задумываемся о том, что наше окружение всего лишь сон? Есть ли разница между сном и бодрствованием? Где проходит граница между мнимым и настоящим? Да и есть ли она вообще? И кто и где предпочитает жить? Сон — это самая вязкая на свете субстанция. Он затягивает в себя и порой без возврата. Кто-то оказывается настолько глубоко, что нет никакого смысла выбираться. Постепенно можно обустроить свой быт так, как нужно и надобность в свободе пропадает. Я заметил, что не стоит приписывать к предпочитающим жить в иллюзорном мире только слабых духом людей, кто не находит себя в мире реальном. Человек может обладать железной волей, но не заметить, как трясина выдуманной реальности становится истинной жизнью, намного идеальнее настоящей. Достаточно сделать один шаг и чужой мир становится родным и единственно возможным. Подобное состояние сродни существованию легенд, полных тайного смысла, скрытых истин и сказочных производных. Никто не может сказать, существовали ли на самом деле герои легенд? Жил ли когда-то король Артур и разыскивали ли по всему известному им миру его рыцари Святой Грааль. Появлялся ли при дворе короля в белоснежных доспехах Галаад, и кого на самом деле любила королева Гвинерва. Но однажды прочитав в книге про легенду о Камелоте уже невозможно мыслить и жить как прежде. Подвиги, воспеваемые уже несколько столетий, не могут быть иллюзией, придуманной Мерлином, чтобы скрыть истинную правду о живущем когда-то среди людей короле Артуре. Так какой же Камелот считать настоящим? Яркий замок, всегда полный смелых рыцарей, готовых на любой подвиг ради справедливости и славы? Или Камелот — это погруженный в сон замок, где остановилось время, что течет настолько медленно будто совсем остановилось? Добрым или злым волшебником был Мерлин, погружая Камелот в сон, полный иллюзий и образов, которые дарили счастье, но мешали увидеть истинную картину? В заснувшем Камелоте давно не нужны яркие краски, поэтому солнце уже долгое время обходило стороной владения короля Артура. Власть, честь, свобода, любовь… В Камелоте спят и только изредка видят сны о том, что все это когда-то было. Пусть на самом деле королю изменили все, предали самые близкие, и его счастье больше никого не волнует. Только Мерлин свободен в этом мире. Свободен решать, что зло, а что добро. Что стоит вплести в иллюзию, а что стереть из нее навсегда. Но ведь однажды замок может проснуться, а Артур увидит правду. Но стоит ли ради этого выбираться из вязких объятий сна? Может быть, стоит остаться? Впрочем, не столь уж важен и принципиален этот вопрос для легенды про короля Артура и его приближенных. Ведь уже одно то, что до сих пор люди о них помнят, говорит о многом. И совсем неважно были ли они все живыми людьми со своими слабостями и желаниями. Кем бы они ни были — они всегда готовы увести нас в иллюзию, откуда для некоторых из нас может не найтись дорога назад.

О расстояниях

Что такое расстояния и как определить, что далеко, а что близко? На самом деле, подобный вопрос совсем не праздный. И те, у кого он вызывает насмешливую улыбку, просто никогда не задумывались на эту тему. Разве ни у кого время от времени не возникает ощущения, что собеседник, разговаривающий с вами уже несколько часов, становится настолько далеким, что вы даже не слышите его слов? Его губы двигаются, складывая слова в предложения, его глаза горят от интереса к обсуждаемой теме, но невозможно ничего разобрать. Достаточно часто это происходит в беседе малознакомых людей, один из которых устал от другого. Но не следует думать, что у супругов, живущих под одной крышей много лет, не бывает подобных ситуаций. Оказывается, совсем напротив! Порой они настолько устают друг от друга, что пришедший в дом незнакомец или незнакомка кажется гораздо более близким, чем собственные муж или жена. Но иногда бывает и по-другому. Жена живет в блаженном неведении, а муж, встречаясь с ней не более двух раз в день, тратит все остальное время, встречаясь с женщинами за пределами собственного дома и не только для разговоров. Чаще всего жена узнает обо всем самой последней. Иногда только после смерти мужа, почитаемого за идеального супруга до такой степени, что, следуя странной традиции, вычитанной из книги, жена готова умереть от голода в склепе рядом с мертвым телом. Впрочем, иные причины тоже есть: распущенные женщины города должны устыдиться, наблюдая за подобным актом самопожертвования. Что ж и говорить — сколько людей, столько и мнений, столько и насмешников. Но позвольте вновь завладеть вашим вниманием и вернуться к теме, которая и собрала нас на этот раз для беседы. Сколько из нас согласились бы умереть от голода в нескольких шагах от мертвого тела, пусть даже и любимого мужа? Ведь расстояние совершенно смехотворное. А труп не отличается ни красотой, ни статью, на него даже невозможно смотреть сквозь стеклянное окошко саркофага, что хотя бы как-то скрасило томительное ожидание смерти. Ведь даже потрошильщик, а точнее бальзамировщик, после своей работы сделал лицо еще более неузнаваемым. К тому же в непосредственной близости не только множество могил, но и виселица, на которой уже несколько дней висят в веревочных петлях три мертвых человека. Выражения их лиц также далеки от совершенства. Кожа давно покрылась трупными пятнами, а у одного уже начала облезать. От другого невыносимо пахнет гниющим мясом, а третий настолько сильно переживал в момент собственной смерти и все, что он держал в себе до казни, оказалось за пределами его тела, стоило только палачу выбить деревянную колодку из-под его ног, еще более отравляя воздух. Только молодой стражник скрашивает унылую картину. Но расстояние до стражника настолько велико, что даже стой он рядом, его бы не заметили. И никогда нельзя сбрасывать со счетов случайности, которые крайне не любят расстояния и делают все, чтобы они сократились настолько, что их легко можно было преодолеть. Кто только не был подобной случайностью! И старая служанка в ее роли никого не удивит. Вот только разве мужа. В тот самый момент, когда расстояние между стражником и молодой вдовой, узнавшей правду о своем супруге, сократилось настолько, что мертвый муж занял место одного из висельников, украденных сердобольными родственниками. Но не следует искать мораль или тайный смысл в этой отдельно взятой истории. Просто стоит запомнить: как бы ни было велико расстояние между по-настоящему близким людьми, им никто не помешает быть вместе. И особенно труп супруга-изменщика на виселице в нескольких шагах от склепа, ставшего счастливым домом для двоих влюбленных и одной случайности.

О дружбе

Увидев однажды надпись на могильном камне, заключающую в себе только имя умершего и эпитафию «Умер за нас», любой из нас снимет шляпу и молча постоит несколько минут рядом, вглядываясь в разросшиеся цветы именно на этой могиле. Это кладбище моряков подле церкви в Ньюпорте. Оно напоминает корабль, вот уже много месяцев со сломанной мачтой дрейфующий по неспокойному морю. Находясь среди могил можно почувствовать, как быстрый морской ветер обдает холодом щеки и оседает солью на губах, придавая им мертвенно-бледный вид. Именно такого цвета были губы у многих, кто похоронен на этом кладбище. Здесь не лежат те, кто умер своей смертью. Здесь похоронены только погибшие на войне. И их голоса доносятся до мира живых, когда мимо кладбища пролетают птицы, жалобно кричащие от холода. Ведь на этом кладбище никогда не бывает тепло. Морской ветер навсегда облюбовал это место. Он видел многих из тех, кто нашел здесь свой последний приют. Он видел их живыми и веселыми во время увольнительных на берег, танцующих под странные мелодии, извлекаемые из своих инструментов уличными музыкантами. Слышал их смех. Но видел и умирающими. Когда, завывая от боли в разорванном снарядом животе, откуда вываливались внутренности, один из них тащил своего друга, у которого другим снарядом оторвало ногу, оставив лишь окровавленный обрубок. А по кровавому следу, ориентируясь на их стоны, полз еще один их друг. Залитые кровью и уже невидящие глаза смотрели в вечность, но упрямое сердце никак не хотело останавливаться и продолжало гнать кровь по венам, не замечая, что остается ее все меньше и меньше. Их могилы тоже рядом. Словно и в другом мире они не пожелали расстаться, а живые друзья услышали их молчаливую просьбу и исполнили ее. Но все ли они остались живы? Скорее всего, и их могилы где-то рядом.

«Г.Т. де Фонтенуа. Умер за нас».

Холодный морской ветер рано или поздно вынудит уйти из своих мрачных владений. Но эпитафия на могильном камне вряд ли когда сотрется из памяти. Ведь только настоящие друзья могут и на могильном камне начертать слова, рассказывающие правду о смерти одного из них.

О поведении

Насколько часто вас удивляет поведение окружающих вас людей? Стоит вам небрежно в ответ на этот вопрос покачать головой, пытаясь придать себе вид равнодушного и много повидавшего человека, как я понимаю, что вы лжете. Не существует ни одного мужчины и ни одной женщины в мире, которые бы хотя бы раз не испытали удивление, а порой ошеломление, радость или брезгливость, став свидетелем поступков, возносящих определенного человека на довольно высокий пьедестал, или навсегда отталкивающих от него других. Порой друзья или просто знакомые преподносят крайне неприятные сюрпризы одним-единственным действием и всерьез заставляют подумать о дальнейших с ними отношениях, какими бы они не были раньше. Кто-то прощает, кто-то не замечает, кто-то захлопывает входную дверь, не давая еще недавнему другу войти в свой дом снова. Но есть категория людей, которые никогда не окажутся в подобной ситуации. Они могут убивать, предавать, обманывать, лжесвидетельствовать, посылать одним взмахом руки на виселицы и под топор палача, заставлять страдать и при этом оставаться неизменно притягательными и обожаемыми как толпой, так и отдельными людьми. И встретить их гораздо легче, чем, возможно, вы вообразили. Не нужно путешествовать во времени в поисках великих злодеев или тиранов, достаточно лишь купить билет в театр.

Порой актеры кажутся настоящими божествами, священными чудовищами, людьми, живущими в другом мире, чем их окружающие. Когда они на сцене — их превозносят, когда они сходят с нее — о них забывают. Ведь никому не интересно, чем живет их кумир, если только что на сцене его герой заставлял плакать и смеяться. Но мало кто из зрителей подозревает, что быть на сцене в освещении ярких софитов — это не только удовольствие и наслаждение от собственной игры, но и труд, порой настолько тяжелый, что не всякий актер способен на жертву, что от него требуют. Сцена — это школа, в которой каждый день нужно сдавать экзамен. Он проходит под жадные взгляды зрителей-прокуроров, превращающих актера в подсудимого. Актеру не прощают слабостей, не принимают во внимание его болезни, никому неинтересно знать, почему кровь, льющаяся из актера, превращает сцену в декорацию трагедии, даже если только что зрители смеялись над улыбками и счастьем героя актера. Взгляды зрителей опутывают актера невидимыми нитями, которые режут его на части. Но он не смеет даже пожаловаться и, превозмогая боль, продолжает играть. Ведь играя — актер живет. Даже захлебываясь собственной кровью, сгорая под чужими взглядами, он продолжает говорить свои реплики и слушать чужие. Он дарит свой талант зрителям, пришедшим в театр ради него, и наслаждается своей игрой, даже если аплодисменты после последнего акта рвут его на части. Он все равно улыбается. Ведь именно в этот момент актер становится человеком.

Финальное письмо

Мой дорогой друг, я надеюсь, что вы все же не сочтете меня пессимистом и простите мне это небольшое философское исследование по краю моего разума. Я всего лишь поиграл в прятки, но кому как не вам знать, насколько увлекательной порой бывает эта простая игра.

Постскриптум

Заметки о моей последней поездке в Грецию я вам вышлю, как только приведу их в надлежащий вид. Вполне возможно мы увидимся даже раньше, чем мое письмо найдет вас в Париже. До встречи, мой дорогой друг.