Ведьмин дар (джен)

Ведьмы стояли вокруг него — под ним, потому что он висел над их головами. Стояли кольцом. Как будто, прежде чем зажечь хворост, хотели полюбоваться делом рук своих. Сотни ведьм — горящие глаза, целое поле мерцающих углей. Тишина — полная тишина перед воплем восторга.

И еще один человек на возвышении. Неподвижная женская фигура в высоком кресле. Луна, чеканно выделяющая огненный шар наэлектризованных волос, губы, изогнутые, будто натянутый лук, глаза — два немигающих светящихся диска.

Костер взметнулся…

…Клавдий судорожно дёрнулся, хлопая вокруг себя руками. Рядом сонно заворочался ком из тонкого одеяла, из которого показалось заспанное, дорогое, любимое лицо:

— Клав? Ты чего? Что-то приснилось?

— Все хорошо, Дюнка, — отозвался он. Это во сне горел Великий Инквизитор города Вижны, а он, Клавдий Старж, обычный человек, проснулся от кошмара. И больше ничего.

Клавдий выпутался из простыни, обмотавшейся вокруг тела, босиком прошлёпал на кухню, открыл форточку и, оглянувшись на тёмный прямоугольник двери в спальню, закурил, выпуская дым в ночное небо.

Двадцать восемь лет назад его интуиция молчала, как рыба во льду. Он читал учебник по общей истории, почти спал над ним с открытыми глазами, когда кто-то словно крикнул ему на ухо: «Клавдий! Очнитесь!» Он вскинулся, лихорадочно озираясь, и успел заметить, как блеснула змеиная чешуя купальника в камышах.

Клавдий плохо плавал, но он про это забыл, бросившись в пруд. А ещё помогли те парни, у которых Дюнка одолжила «бублик», и когда она наконец-то задышала, выкашливая воду, Клавдий стиснул её мокрую и холодную ладонь, чувствуя, что на шаг, на муравьиный шажочек разминулся с чем-то страшным.

Через год он стоял навытяжку перед крупной женщиной с волосами, взбитыми в пышную бело-розовую массу, напоминавшую мороженое, и слушал её громкий, торжественный голос:

— Согласен ли ты, Клавдий Старж, взять в жёны Докию Стерх…

Он повернул голову, с щемящим чувством в груди отмечая, как Дюнка захлопала ресницами, на которых повисли прозрачные капельки. Словно она боялась, что Клавдий скажет «нет» — глупая, как можно?..

На свадьбе громче всех пел и веселился Юлек Митец, балагуря так, что Дюнка в конце концов снова расплакалась — только уже от смеха. Клавдий пил шампанское из её туфельки, пьянея от самой мысли, что теперь они вместе, и больше никогда не расстанутся, никогда, ни за что. И уже вечером, выпутывая Дюнку из свадебного платья, он уронил наручные часы и случайно наступил на них — так, что они встали, останавливая время в этом бесконечно-счастливом сейчас.

И началась обычная жизнь. Учёба в колледже, первая работа с громким увольнением — слишком тяжёлый характер был у Клавдия Старжа. Были ссоры — глупые, как становилось ясно после примирений, были тихие вечера вдвоём, были первые робкие разговоры о том, что чего-то (кого-то) не хватает…

Молчаливым укором стояла в углу комнаты сложенная детская коляска, подаренная дальними родственниками. Покрывались пылью нераспечатанные упаковки с детскими комбинезонами, шапочками и штанами. Врачи разводили руками, списывая всё на перенесённую когда-то на ногах простуду, или, может, слишком долгие купания в холодной воде — застудилась, не заметила, упустила… Дюнка ходила мрачной, отвечала коротко и отрывисто, и Клавдий неожиданно для себя затеял ремонт в ванной комнате. Убрал ванну, заменив её на практичную и модную душевую кабину, в которой было невозможно лежать в пене, сам ездил по строительным магазинам в поисках новой сантехники, показал Дюнке образцы плитки, которую выбрал — и тогда она, очнувшись, вынырнула из своей боли, заявила, что такое сочетание может выбрать только слепой дурак, и взялась за дело сама. Клавдий с радостью согласился с тем, что он слепой и что он дурак: главное, что Дюнка стала Дюнкой, а не тихой серой тенью.

Незаметно для самого себя Клавдий сторонился чугайстеров — по какому-то странному, невнятному ощущению внутри. Обратила на это внимание Дюнка, со смехом отметив, что он постоянно ругает службу «Чугайстр», но зато каждое сообщение о том, что Инквизиция упустила или не заметила ведьму, пропускает мимо ушей или начинает их оправдывать.

— И почему так, а, Клав? — спросила Дюнка, и Клавдий пожал плечами, прячась за чашкой кофе:

— Из солидарности.

За тяжелый характер и дотошность на работе его за глаза называли Инквизитором — и Клавдий этим гордился, иногда добавляя, что он не просто Инквизитор, а Великий. Иногда ему снились странные сны, и почти в каждом было перевёрнутое небо, ревущая воронка смерча над головой женщины, сидевшей на троне, были ведьмы, тянувшие к ней руки, приветствующие свою заново рождённую мать… Но Клавдий просыпался, умывался, отправляя ошмётки сна в канализацию вместе с пеной от зубной пасты, шёл на работу — и обо всем забывал.

* * *

Юлек — профессор Митец, — давно уже зазывал старого приятеля с супругой к себе на дачу, а теперь и повод нашёлся: по телефону Юлек загадочным шёпотом сообщил, что Назар привёл девушку.

— Вот и познакомитесь, да? — добавил он, и Клавдий согласился. Дюнка была только рада — Назарчика она считала своим «двоюродным сыном» и души в нём не чаяла, и сейчас размышляла, что дарить на грядущую свадьбу, ведь понятно, что всё к ней идёт: потому что приличные мальчики и девочки знакомят с родителями только когда уже всё-всё решено… Клавдий слушал её, рассеянно кивая в нужных местах, ведя машину — новенький, зелёного цвета «граф» по оживлённым дорогам.

(И вся его хваленая интуиция снова молчала)

Показалась красная крыша с медным флюгером, и Клавдий сбросил скорость, заезжая во двор, мимо веселого Назара, козырнувшего ему, словно гвардеец, глянул вперёд, на сидевшую на раскладном стуле возле костра девичью фигурку… Сердце, стукнув невпопад, раздулось, занимая всю грудную клетку и напирая на ребра, так, что стало трудно дышать.

— Клавдий… Клавка, ты чего? Скорую вызывать?

— Клав! Клавочка, миленький… Я же говорила, хватит столько курить…

— Дядя Клавдий?..

Он молчал, вцепившись в руль до боли в побелевших пальцах. Где-то в вышине с рёвом кружился смерч, срывая звёзды с неба, а Клавдий всё смотрел на щуплую рыжую девушку с глазами матёрой лисицы…

…Он выбрался из дома уже под утро. Вечер прошёл смазано: Клавдий отвечал невпопад, отмалчивался, с трудом переубедил Юлека и Дюнку, что не нужна ему Скорая помощь и с сердцем у него всё в порядке, успокоил Назара, чей разноцветный и хрупкий, как мыльный пузырь, мирок чуть не лопнул. Рано ушёл спать и полночи лежал с открытыми глазами, обнимая испуганную Дюнку.

В другом мире этого не было. В другом мире в тот страшный день он не заметил её пропажи, вытащил с того света нявку, которая трижды чуть не убила его. В другом мире не было счастливого семьянина Клавдия Стража, а был Великий Инквизитор города Вижны — тот самый, который почти сгорел на костре, который устроили ему «сударыни-ведьмы»…

Ивга стояла у ворот — как тогда. Как в том мире, который не случился.

— Клавдий? — шёпотом произнесла она, переступив с ноги на ногу, и он кивнул. Хотел достать сигареты и остановил себя. Огонь зажигать было страшно — даже такой прирученный и смирный, как в зажигалке. — Вы меня простите?

— За что, Ивга? — спросил он. Сердце снова тяжело и гулко стучало в груди, и Ивга, потупившись, сделала шаг в сторону от него:

— Я вам… жизнь переписала. Случайно. Я хотела вернуться назад, а змея… дорога… она всё не заканчивалась и не заканчивалась, и я пошла к самому началу. И нашла вас.

Клавдий, промолчав, кивнул ей. Ивга, осмелев, расправила плечи:

— Вы же не сердитесь на меня?

— За что? За счастье? За жену, которую я люблю? За нормальную жизнь? — удивился Клавдий, и Ивга светло улыбнулась… и тут же сникла, услышав его вопрос: — И что теперь? Грядёт пришествие Ведьмы-Матки?

Ивга, сосредоточенно нахмурившись, помотала головой:

— Его не будет, — твёрдо сказала она, становясь на миг взрослой, хладнокровной и жёсткой. — Не будет роения ведьм. И Ведьмин Век откладывается. Вы… вы живите, Клавдий. Не бойтесь. Живите долго и счастливо. Вы и… Докия.

— А ты будешь жить долго и счастливо с Назаром? — спросил он, уже видя ответ в её лице. Ивга виновато покосилась на нарядный домик профессора Митеца — своего несостоявшегося «папы-свёкра»:

— Не могу. Он такой… Как маленький мальчик. И я помню, как он от меня отказался, тогда… В прошлом. В будущем.

— В неслучившемся, — подсказал Клавдий, и она благодарно закивала:

— Да. Я с ним встречалась теперь просто… я хотела с вами увидеться. Попрощаться. Я к… маме поеду. В Тышку. Я ей ведь так и не написала, — она опустила голову, а Клавдий услышал слёзы в её голосе и сделал вид, что не заметил их.

Он всё разглядывал Ивгу, вспоминая того несчастного лисёнка из зоопарка. Вот она, будущая возможная Матерь Ведьма. Существо беспрецедентной силы, способное ввергнуть мир в хаос. Вот она, круглощекая девчонка с веснушками, вздёрнутым носом и мокрыми от слёз глазами — ату её, на костер, гори, ведьма, гори…

— Ты прошла регистрацию? — спросил он, и Ивга резко вскинула голову, одаряя его жгучим, сердитым взглядом — и, поймав отсвет улыбки, рассмеялась в ответ:

— Не бойтесь, Клавдий, — повторила она. — Всё будет хорошо.

Семнадцать лет спустя мир содрогнулся, а ведьмы восславляли заново рожденную мать. Эгле Север сидела на троне, а над её головой кружила воронка смерча, расширяясь и затягивая в себя весь мир. И не нашлось Инквизитора, который бы смог её остановить — потому что в этом мире не родился Мартин Старж.