Любовь в Санта-Монике (гет)

Воздух Санта-Моники был другим. Он не был наполнен густым, сладковатым запахом улиц Сеула, смешанным с ароматом жареных хотток и выхлопными газами. Нет, он был соленым, свежим, легким и невероятно пьянящим. Он пах океаном, свободой и началом чего-то абсолютно нового.

Чонжи, высунув голову из окна такси, вдохнула её полной грудью, раскинув руки, словно пытаясь обнять весь этот новый мир. Длинные чёрные волосы развевались на весеннем ветру, как знамя, и она заливисто смеялась, крича что-то на непонятном таксисту корейском, полное восторга и предвкушения.

Наби, сидевшая рядом, лишь качала головой, стараясь скрыть улыбку. Её короткая стрижка с аккуратной челкой почти не шевелилась, а сережки-сердечки покачивались в такт ухабам дороги. В руках она крепко сжимала папку с документами на аренду квартиры — её юристская натура не могла расслабиться до конца, пока всё не будет подписано и заверено.

— Наби, ты только посмотри! — воскликнула Чонжи, отрываясь от окна и хватая подругу за руку. Ее глаза сияли, как две чёрные звезды, в них не было и тени той грусти, что преследовала её последние месяцы в Корее. — Это же настоящий Калифорнийский сон! Я не верю, что мы здесь!

— Я верю, — строго сказала Наби, но уголки её губ дрогнули. — Потому что я лично трижды проверила каждый пункт договора аренды и нашла самый выгодный курс для обмена валюты. Мечты мечтами, но без практического подхода мы бы до сих пор сидели в Инчхоне.

— Моя маленькая практичная Наби, — Чонжи по-дружески толкнула ее плечом. — Сейчас не время для твоих документов! Время мечтать! Смотри, вон там пальмы! И эти домики! О, кажется, я вижу пирс!

Таксист, привыкший к восторженным туристам, ухмыльнулся в усы и прибавил скорость. Они ехали по улицам, залитым ярким весенним солнцем. Белые стены домов, красные черепичные крыши, сочная зелень, яркие вывески кафешек и бесконечная синева Тихого океана на горизонте — Санта-Моника встретила их во всей своей красе.

Их новая квартира оказалась на второй линии от океана, в небольшом уютном комплексе, окруженном цветущими кустами бугенвиллии. Небольшая гостиная с камином, две спальни и самое главное — крошечный балкон, с которого был виден кусок океана. Этого было более чем достаточно.

Пока Наби с хозяйским видом обходила владения, проверяя работу кранов и розеток, Чонжи выбежала на балкон, снова задирая голову к солнцу. Она сняла свой любимый кожаный рюкзак с одного плеча и, обняв его, глубоко вздохнула.

Она не позволяла себе думать о том, от чего они сбежали. О сплетнях. О предательстве. О взглядах, полных жалости и непонимания. О том, как рухнула её безупречная репутация отличницы и самой популярной девушки курса в одно мгновение, из-за лживой статьи, приписанной её имени. Она стёрла это из памяти, как старый файл. Здесь, за тысячи километров, она была просто Чонжи. Девушка с рюкзаком, которая начинала всё с чистого листа.

— Всё в идеальном состоянии, — объявила Наби, появляясь в дверях балкона. В её руках был распечатанный план квартиры. — Завтра надо будет зарегистрироваться, подключить интернет и… Чонжи, ты меня слушаешь?

Чонжи обернулась. Улыбка не сходила с её лица. —Конечно, слушаю. Подключить интернет, купить еды, освоить автобусные маршруты. Но сначала… — она подошла к подруге и взяла ее за руки, заставляя опустить планы. — Мы должны отметить наше прибытие. Пойдём на пирс? Я умоляю! Хочу увидеть его своими глазами!

Наби хотела возразить, что нужно сначала разобрать чемоданы, составить список дел, распланировать бюджет. Но она посмотрела на сияющее лицо подруги — лицо человека, который снова научился радоваться. Она не видела такого выражения у Чонжи целую вечность.

— Ладно, — сдалась Наби, и её строгое выражение лица наконец смягчилось. — Но ненадолго! И ты наденешь куртку, ветер с океана прохладный.

— Ура! — Чонжи всплеснула руками и бросилась обнимать подругу. — Ты лучшая! Я знала, что с тобой не пропаду!

Через пятнадцать минут они уже шли по оживленной набережной. Знаменитый пирс Санта-Моники был как ожившая открытка: пёстрая толпа туристов, крики чаек, музыка карусели, запах сахарной ваты и жареных морепродуктов. Аттракцион «Pacific Park» сверкал огнями даже днём, а на горизонте линия воды сливалась с небом в ослепительной синеве.

Они шли, завороженные этим зрелищем. Чонжи то и дело останавливалась, чтобы сделать фото на свой старый, потрёпанный телефон, а Наби одёргивала ее, чтобы та не врезалась в прохожих.

— Никакого чувства самосохранения, — ворчала Наби, но тут же замирала, увидев лавку с сувенирами, полную безделушек с сердечками.

Они прислонились к перилам, смотря на океан. Было шумно, весело, беззаботно.

— Мы сделали это, — тихо сказала Чонжи, и в её голосе впервые зазвучала не только радость, но и облегчение. — Мы действительно здесь.

— Да, — кивнула Наби. Её пальцы невольно потянулись к серёжке-сердечку. — Мы здесь. И всё будет по-другому. Я обещаю.

В этот момент где-то рядом громко засмеялась группа парней, играющих в волейбол на пляже. Один из них, высокий, загорелый блондин, неудачно принял мяч, и тот, отскочив, покатился прямо к ногам девушек.

Чонжи, на автомате, ловко остановила его ногой и подняла.

— Эй, спасибо! — крикнул тот самый парень, подбегая к ним. Он был весь во власти физической активности, улыбался во всю ширину лица, а его глаза были цвета океана. — Извините за неудобства.

— Без проблем, — улыбнулась ему Чонжи, легко подбрасывая мяч в руке и точно бросая ему в руки.

Парень поймал, явно впечатленный её ловкостью. —Вы здесь новенькие? Никогда не видел вас раньше, — он оглядел их с дружелюбным любопытством.

Наби, всегда более сдержанная с незнакомцами, слегка нахмурилась, но Чонжи ответила с присущей ей открытостью: —Можно сказать, что да. Переехали буквально сегодня.

— О, добро пожаловать в Санта-Монику! — его улыбка стала еще шире. — Я Итан. Если что — я тут свой, могу показать все лучшие места.

Он посмотрел на Чонжи, потом перевел взгляд на Наби, которая в ответ лишь вежливо кивнула, и его внимание снова вернулось к улыбающейся чёрноволосой девушке с бездонными глазами.

Где-то вдарили в колокол, возвещая об очередном круге карусели. Где-то закричали чайки. А где-то в груди у Чонжи, только что освободившейся от груза прошлого, забилось что-то новое, легкое и трепетное. Воздух Санта-Моники пах не только свободой. В нём внезапно появился сладкий, едва уловимый привкус чего-то, что очень напоминало начало самой настоящей любви.

От Беты: Проверено! Начинаю проверять новый фанфик, надеюсь вам всё нравится в нём)

Солнце Санта-Моники на следующее утро было не менее гостеприимным. Оно будило не резкими лучами, а мягким, теплым светом, заливающим их новую гостиную через большие окна. Первый полноценный день в новом городе, новой жизни.

Наби проснулась первой, как всегда. Её внутренние часы, отточенные годами учёбы и строгого распорядка, не подвели. Пока Чонжи ещё мирно посапывала в своей комнате, целиком закутавшись в одеяло, Наби уже была на ногах. Она надела свой удобный домашний костюм серого цвета, но с неизменным маленьким сердечком на кармашке, и приступила к плану.

Её блокнот был открыт на чистой странице, ручка с красными чернилами готова к бою. Она составила список на день с такой скрупулезностью, будто готовила юридический меморандум для верховного суда.

ДЕЛО: ОБУСТРОЙСТВО ЖИЗНИ В САНТА-МОНИКЕ.

· 09:00 — Подъём, завтрак. (Чонжи — разбудить принудительно в 09:15).

· 10:00 — Поход в супермаркет. Закупка продуктов первой необходимости. Составить бюджет!

· 12:00 — Визит в местный банк. Открытие счетов.

· 14:00 — Обед. Изучение автобусных маршрутов до центра.

· 16:00 — Подключение интернета и мобильной связи. Выбрать самый экономичный тариф.

· 18:00 — Ужин. Возможно, попробовать местное кафе?

· 20:00 — Разбор оставшихся чемоданов. Расстановка вещей.

Она с удовлетворением посмотрела на список. План был ясен, цели определены. Теперь оставалось только воплотить его в жизнь, преодолевая главное препятствие — спонтанность Чонжи.

— Пять минут… — было единственное, что выдавила из себя Чонжи, когда Наби распахнула шторы в её комнате. Она закуталась в одеяло ещё крепче, напоминая большого, недовольного кота.

— У нас нет пяти минут, — голос Наби не терпел возражений. Она села на край кровати. — Вставай. Воздух пахнет приключениями. И ещё я слышала, что в местных пекарнях делают круассаны с миндальным кремом.

Это сработало. Из груды одеял показался один глаз. Чонжи ненавидела пропускать что-то вкусное.

Час спустя, уже одетые и более-менее бодрые, они вышли на улицу. Наби в своих джинсах, футболке и с ветровкой на плечах, с рюкзаком, где лежал тот самый блокнот с планом. Чонжи — в свободном платье и косухе, с тем же кожаным рюкзаком на одном плече, наушником в одном ухе и вечной беззаботной улыбкой на лице.

Супермаркет стал для них целым исследованием. Наби с калькулятором в телефоне скрупулезно сравнивала цены на рис и овощи, в то время как Чонжи с восторгом забрасывала в тележку экзотические для них закуски, бутылочки с соками странных цветов и огромную банку арахисовой пасты.

— Нам это действительно нужно? — скептически спросила Наби, держа в руках баночку с надписью «Vegemite».

— Это часть культурного погружения! — парировала Чонжи. — Мы же не только ради работы сюда приехали, верно? Мы должны пробовать всё!

Наби вздохнула и положила банку обратно на полку, но уступила в отношении чипсов из морских водорослей и авокадо.

Их контраст был виден невооруженным глазом. Собранная, целеустремленная Наби, движущаяся по магазину с точностью навигатора, и летящая, импульсивная Чонжи, реагирующая на каждую яркую упаковку. Но они идеально балансировали друг друга. Наби не давала им сойти с финансовой колеи, а Чонжи не позволяла погрузиться в рутину с первого же дня.

Следующей точкой стал банк. Здесь Наби была в своей стихии. В то время как Чонжи терпеливо ждала в кресле, уставившись в телефон и иногда поглядывая на оживлённую улицу за стеклом, Наби вела четкий диалог с менеджером, задавая правильные вопросы о процентах, комиссиях и условиях. Её уверенность и профессиональный подход вызывали уважение. Документы были подписаны быстро и без ошибок.

— Ты была великолепна, — честно сказала Чонжи, когда они вышли из прохладного помещения банка на теплую улицу. — Словно настоящий взрослый.

— Я и есть настоящий взрослый, — фыркнула Наби, но была довольна. — В отличие от некоторых, кто готов променять финансовую безопасность на банку непонятной коричневой субстанции.

— Это Vegemite! Он может быть вкусным!

— Может быть, — снова вздохнула Наби, поправляя рюкзак. — Ладно, следующий пункт — обед и изучение транспорта. Я видела вон то кафе, выглядит приемлемо.

Кафе «The Coastline» оказалось уютным местом с несколькими столиками на тротуаре под большими зелёными зонтами. Они заказали сэндвичи и кофе.

Именно здесь их пути на мгновение разошлись, дав каждой пространство для своего, особенного знакомства с городом.

Чонжи, устроившись поудобнее, достала телефон и снова задумалась о вчерашней встрече. Она уже собиралась написать что-то Наби о том парне с пляжа — Итане, но передумала. Вместо этого она легким движением пальцев нашла его в социальных сетях. Его профиль был открытым. Фотографии с серфингом, походы, групповые снимки с друзьями. Улыбка. Очень много открытой, солнечной улыбки. Он казался… настоящим. Без сложностей, без подтекста. Совсем не таким, как парни, к которым она привыкла в Сеуле. Он написал ей поздно вечером короткое: «Привет, ещё раз! Как ваши первые впечатления?» Она так и не ответила, заснув с телефоном в руке. И сейчас, смотря на его сообщение, она улыбнулась и начала печатать ответ.

В это же время Наби, отхлебывая свой капучино, изучала карту на телефоне. Её взгляд случайно скользнул по визиткам у стойки. Юридические фирмы, услуги фотографов, репетиторы… И одна карточка, стильная, матовая, с лаконичным логотипом в виде пера. «Монтерей Медиа. Независимое журналистское агентство. Расследования. Новости города. Интервью».

Она взяла визитку. Чонжи. Это же идеально для Чонжи. После всего того кошмара в Корее, где её журналистскую репутацию растоптали, работа в небольшом, независимом агентстве могла бы стать идеальным стартом. Возможностью снова поверить в себя, но без давления большого медиахолдинга.

— Смотри, — Наби протянула визитку подруге, прерывая её переписку. — Я ещё ничего не говорю, просто вариант. Чтобы ты знала.

Чонжи взяла картонку, и её улыбка немного потухла. Журналистика. Та самая профессия, что принесла ей столько боли. Она сунула визитку в карман джинсов. —Спасибо. Я подумаю.

Наби поняла её настроение и кивнула, не настаивая. Она отвела взгляд от подруги и посмотрела на улицу. И тут её внимание привлекла другая визитка, прикрепленная рядом. Ярко-розовая, с блестками и, конечно же, с большим сердечком. «Lovely Things. Сувениры ручной работы. Украшения. Подарки с душой». И адрес был всего в двух кварталах отсюда.

Сердце Наби сделало маленький прыжок. Это было её слабостью. Вещи с сердечками. Нелепая, детская, но такая её собственная слабость.

— Ладно, — сказала Наби, резко вставая. — Транспорт мы изучим потом. У нас есть небольшой детур.

— Куда? — удивилась Чонжи, доедая свой сэндвич.

— Мне нужно кое-что проверить, — Наби старалась говорить максимально деловым тоном, но легкий румянец выдавал её. — По пути.

Магазинчик «Lovely Things» оказался именно таким, каким его описывала визитка: маленьким, уютным и полным всякой милой ерунды. Колокольчики, открытки, брелоки, свечи, украшения — и на половине из них были так или иначе изображены сердца.

Наби замерла у входа, словно ребёнок в сказочной кондитерской. Её строгое выражение лица смягчилось, глаза загорелись.

— О, боже, Наби, это твой рай, — рассмеялась Чонжи, следуя за ней. — Смотри, серьги с сердечками из розового кварца! Такие же, как у тебя, только другие!

Но Наби уже не слышала. Она рассматривала стеллаж с керамическими кружками. И одна из них, идеально белая, с одним аккуратным алым сердечком сбоку, словно манила ее. Она взяла ее в руки. Она была удивительно теплой и приятной на ощупь.

— Красивый выбор, — раздался приятный мужской голос с лёгким акцентом. — Это одна из моих лучших работ.

Из-за прилавка поднялся молодой человек. У него были вьющиеся каштановые волосы, собранные в маленький хвостик, добрые карие глаза и руки, испачканные в краске и глине. Он был одет в простую футболку и клетчатый фартук, на котором тоже было вышито маленькое сердечко.

Наби, застигнутая врасплох, попятилась, всё ещё сжимая кружку. —Вы… это сделали?

— Да, я и есть владелец и главный производитель всего этого «lovely» беспорядка, — он улыбнулся, и у него появились ямочки на щеках. — Меня зовут Лео. Рад вас видеть в моей пещере творчества. Вы здесь новенькая, я таких запоминаю.

Наби почувствовала, как краснеет ещё сильнее. Она ненавидела, когда краснела. — Это… очень качественная работа, — выдавила она, пытаясь вернуться в свое практичное русло. — Глазурь ровная, ручка удобная.

Лео рассмеялся. — Спасибо за такую техническую оценку. Обычно люди просто говорят «мило». Вы, я смотрю, человек дела.

— Она юрист, — с ухмылкой вставила Чонжи, появляясь из-за стеллажа с магнитами. — Она все оценивает с точки зрения практичности и долговечности.

— Практичность и долговечность — это прекрасные качества, — кивнул Лео, не отводя взгляда от Наби. — Но иногда стоит позволить себе просто нечто… милое. Без причины. Просто потому, что это заставляет вас улыбнуться.

Наби посмотрела на кружку в своих руках. Она и правда заставляла её улыбаться. Это было глупо, нерационально, совершенно не нужно. Но она очень-очень хотела её.

— Я беру её, — сказала она решительно, подходя к кассе.

— Отличный выбор, — Лео упаковал кружку в крафтовую бумагу, украшенную теми самыми сердечками. — Надеюсь, она будет служить вам долго и сделает хотя бы одно ваше утро чуть счастливее.

Когда они вышли из магазина, Чонжи тут же набросилась на подругу. — О, боже! Он был мил! И он явно заинтересовался тобой! «Вы человек дела», — передразнила она его, подмигивая.

— Не выдумывай, — отрезала Наби, но бережно прижимала к себе пакет с покупкой. — Он просто вежливый продавец, который хочет продать товар.

— Да? А почему тогда он даже не взглянул на меня? Только на тебя и твою «качественную работу»? — дразнила ее Чонжи.

— Потому что я была с деньгами, а ты нет, — парировала Наби, но в глубине души её смущала эта мысль. Он был… симпатичным. И в его взгляде не было привычного ей оценивания или скуки. Он был искренним. Как и все в этом, казалось бы, городе.

Она сунула руку в карман и нащупала там визитку, которую взяла сама себе на память, пока Чонжи отвлеклась. На ней, кроме названия магазина, было имя «Лео» и его номер телефона, написанный от руки на обратной стороне.

Воздух Санта-Моники был по-прежнему соленым и свежим. Но для Наби он теперь пах еще и краской, глиной и слабым, едва уловимым ароматом надежды на что-то новое, что уже нельзя было объяснить пунктами в ежедневнике.

От Беты: Проверено! Интересный и милый сюжет, мне очень нравится! Всех люблю 💗

Неделя в Санта-Монике пролетела как один длинный, насыщенный солнцем и новыми впечатлениями день. Их жизнь понемногу обретала ритм, балансируя между строгой организованностью Наби и спонтанной жаждой жизни Чонжи.

Квартира постепенно превращалась из безликого съёмного жилья в нечто, похожее на дом. На полках в гостиной стояли их книги: юридические тома Наби и сборники гонконгской поэзии Чонжи. На кухне пахло кофе и замороженными вафлями, которые Чонжи обожала на завтрак, к ужасу Наби, пытавшейся приучить её к овсянке.

Именно за таким завтраком их и застало утро субботы.

— Он пригласил меня сегодня покататься на скейтах. На набережной, — негромко сказала Чонжи, размазывая щедрый слой арахисовой пасты по вафле. Она старалась говорить максимально нейтрально, но не могла скрыть лёгкое возбуждение.

Наби, помешивая свой полезный творог, подняла глаза от планшета, где она изучала местные законы о трудоустройстве для иностранцев. —Он? Тот самый… сёрфер? —Итан, да, — кивнула Чонжи. — Он оказался очень милым. Учится на архитектора. И у него есть собака, лабрадор.

— Собака — это плюс, — констатировала Наби, возвращаясь к планшету. — Значит, потенциально ответственный. А ты помнишь, как кататься? В прошлый раз ты сломала запястье.

— Это было в восьмом классе! — возмутилась Чонжи. — И это был не скейт, а ролики, и Виктор Хан толкнул меня специально, потому что я обыграла его в скале! Я уже лет пять не падала.

Наби вздохнула, отложив гаджет. —Ладно. Но надень налокотники и наколенники. —Что?! —Я не шучу. У меня в аптечке нет всего набора для гипса, а твой американский страховой полис я ещё не до конца изучила. Рисковать твоей трудоспособностью я не позволю.

Чонжи рассмеялась, но в глазах у Наби читалась такая непоколебимая серьёзность, что спорить было бесполезно. —Хорошо, мама. Налокотники так налокотники. Только, пожалуйста, не рассказывай ему про сломанное запястье и Виктора Хана.

— Это останется между нами, — с торжественным видом пообещала Наби. — Как и твоя тайная любовь к комиксам про супергероев.

Они улыбнулись друг другу. Эти детские секреты, общие воспоминания были тем цементом, что скреплял их дружбу на протяжении всех этих лет.

— А что насчёт тебя? — перевела стрелки Чонжи. — Ты так и не сходила в тот магазинчик… за новой кружкой? — она произнесла это с такой игривой интонацией, что Наби тут же нахмурилась.

— Мне не нужна вторая кружка. У меня есть идеально функциональный набор из двух штук. —Но тому милому гончару, наверное, скучно одному. Он, кажется, ждёт, когда ты зайдёшь обсудить… практичность его новых изделий.

— Чонжи, хватит, — Наби покраснела и сердито ткнула ложкой в творог. — У меня есть дела поважнее. Мне нужно составить резюме, разослать его в местные фирмы. А потом, возможно, сходить в библиотеку, изучить…

Её речь прервал звук входящего видеозвонка на ноутбуке Чонжи. Рингтон был установлен специфический, навязчиво-весёлый. И от этого звука лицо Чонжи мгновенно помрачнело. Улыбка исчезла, сменившись маской напряжённого безразличия. Она посмотрела на экран и замерла.

Наби тут же поняла. Это звонила её мать.

— Можешь не брать, — тихо сказала Наби. —Надо, — так же тихо ответила Чонжи, делая глубокий вдох и выпрямляя плечи. Она щелкнула по экрану, и на нём появилось ухоженное, но усталое лицо женщины лет пятидесяти.

— Мама, привет, — голос Чонжи стал неестественно светлым, слишком громким. — Как дела?

— Чонжи-я, ты почему не звонишь? Я волнуюсь! — голос матери звучал с упрёком. — Ты хотя бы устроилась? Нашла работу? А то с твоей-то историей тут никто на работу не возьмёт, а уж в Америке и подавно…

Наби видела, как сжимаются кулаки Чонжи под столом, но на её лице всё так же сияла эта натянутая, дежурная улыбка.

— Всё хорошо, мама. Санта-Моника прекрасна. Мы с Наби всё устроили. Я пока в активном поиске работы, рассылаю резюме. — Ты не рассылай ничего опрометчиво! Смотри, чтобы опять не вышло, как в прошлый раз. Ты должна быть скромнее, тише. Никакой этой своей чрезмерной активности. Из-за неё все проблемы и начались. Ты слишком громко заявила о себе, вот тебя и подставили…

Чонжи слушала, глядя в стол, и её улыбка становилась всё более стеклянной. Она кивала, иногда вставляя «да, мама», «конечно, мама». Это был не разговор, а ежедневный ритуал самоуничижения под аккомпанемент материнской «заботы».

Наби смотрела на это, и её сердце сжималось от бессильной ярости. Она знала, как Чонжи тяжело дался этот разрыв с прошлым, и как больно, когда самые близкие люди не поддерживают, а вновь и вновь вонзают нож в самое больное место, прикрываясь благими намерениями.

— Ладно, не задерживайся на солнце, испортишь кожу, — заключила мать. — Звони чаще. И помни, что я сказала.

Связь прервалась. Чонжи ещё несколько секунд сидела неподвижно, уставившись в экран, на котором теперь отражалось её собственное побледневшее лицо. Затем она резко встала, подошла к раковине и налила себе стакан воды. Её рука дрожала.

— Ничего, — сказала она, прежде чем Наби успела что-то произнести. Всё её веселье, вся энергия, что копилась всю неделю, будто вышли из неё через клапан. — Всё хорошо. Просто мама.

— Она не права, — твердо сказала Наби, подходя к ней. — Ни в чём она не права. Ты помнишь это?

— Помню, — Чонжи сделала большой глоток воды. — Просто… сложно. Кажется, ты убежала за тридевять земель, а голоса из прошлого всё равно находят тебя по вай-фаю.

Она попыталась улыбнуться, но получилось жалко. Тень того самого скандала, той травли, что заставила их уехать, снова накрыла её своей холодной рукой.

Наби молча обняла её. Она ненавидела, когда Чонжи грустила. Это было так же неестественно, как солнце в дождь. — Слушай, пошли сегодня вечером куда-нибудь. В кино. Или на концерт. Я посмотрю, что есть.

— Нет, — Чонжи вытерла глаза и глубоко вздохнула, выпрямляясь. Она посмотрела в окно на яркое калифорнийское солнце, будто черпая в нём силы. — Нет, всё в порядке. Я справлюсь. У меня же сегодня свидание, верно? Налокотники, скейт и милый архитектор с собакой. Это лучшее лекарство.

Она снова сделала усилие над собой, и тень понемногу отступала, оттесняемая её врождённым жизнелюбием. Она не позволила прошлому испортить ей настоящее.

Через пару часов, наблюдая, как Чонжи уходит по улице к пирсу (и да, в руках она несла те самые налокотники, чтобы не злить Наби), Наби почувствовала приступ гордости за свою подругу. Она была сильнее, чем казалось.

Теперь она осталась одна. Тишина в квартире стала громкой. Она выполнила все пункты из своего списка на утро и теперь чувствовала странную пустоту. Она подошла к полке и взяла ту самую кружку с сердечком. Она была тёплой и уютной в руках. «Просто потому, что это заставляет вас улыбнуться», — вспомнились ей слова Лео.

Она вздохнула, посмотрела на визитку «Lovely Things», валявшуюся на столе, и на свой идеально чистый план на день. Пункта «купить ещё одну ненужную, но милую кружку» в нём не было.

«Чёрт с ним», — внезапно подумала она. Она решила пойти вопреки плану. Не в магазин, нет. Она бы никогда себе этого не позволила. Но она могла зайти… просто проверить часы работы. На всякий случай. Чтобы знать.

Она надела свои самые простые джинсы и футболку, намеренно не став брать свой «рабочий» рюкзак, а ограничившись маленькой сумкой через плечо.

Магазин был открыт. За дверью с колокольчиком никого не было, кроме самого Лео. Он сидел за прилавком, увлеченно что-то зарисовывая в большом скетчбуке, и жмурился от солнца, падающего из окна. Он не заметил её сразу.

Наби замерла в нерешительности, наблюдая за ним. Он выглядел… умиротворённым. Погруженным в свой мир. Таким же искренним, как и в прошлый раз.

Она уже собралась развернуться и уйти, решив, что это была плохая идея, но он поднял глаза. И снова улыбнулся ей той самой улыбкой с ямочками.

— О! Девушка с безупречным вкусом в керамике! С возвращением! — он отложил карандаш. — Решила проверить, не появилось ли чего-то нового? Или, может быть, у вас есть претензии к качеству изделия? — он подмигнул, и Наби поняла, что он шутит.

Она заставила себя сделать шаг внутрь. — Нет, претензий нет. Кружка… выполняет свою функцию на отлично. — Рад это слышать. А что насчёт эстетической функции? Она все ещё… милая?

Наби почувствовала, как по щекам разливается румянец. — Она адекватна. — Всего лишь адекватна? — он притворно огорчился. — Значит, мне надо стараться лучше. Может, предложу вам кофе? Только что сварил. В качестве компенсации за просто адекватную эстетику.

Это было спонтанно. Не по плану. Совершенно иррационально. Кофе с незнакомым парнем в его магазине посреди дня.

Она должна была отказаться. Вежливо сказать «нет, спасибо», купить какой-нибудь брелок и уйти.

Но она вспомнила глаза Чонжи после того звонка. Вспомнила, как та заставляет себя быть сильной. И она подумала, что, возможно, быть всегда практичной — это тоже своего рода слабость.

— Да, — неожиданно для себя сказала Наби. — Кофе… я не против.

Лео улыбнулся ещё шире, и Наби с удивлением поняла, что её собственные губы тоже потянулись в ответной улыбке. Не дежурной, не вежливой, а самой настоящей.

Возможно, воздух Санта-Моники был заразным. Или, возможно, она просто устала от одних только списков дел. Но в этот момент, слушая, как Лео рассказывает о трудностях обжига глины в городской печи, она чувствовала себя не Наби-юристом, а просто Наби. Девушкой с серёжками-сердечками, которая пьёт кофе с симпатичным парнем. И это чувство было пугающим и невероятно приятным одновременно.

А где-то у пирса Чонжи, смеясь и пытаясь удержать равновесие на скейте, впервые за долгое время не думала о том, что о ней скажут люди. Она просто ловила момент, солёный ветер и восхищённый взгляд голубоглазого архитектора, который смотрел на неё так, словно она была самым удивительным созданием на свете. И тени отступали, не выдерживая калифорнийского солнца.

От Беты: Проверено! Можно, пожалуйста, отзыв? Всем спасибо за чтение фанфика)

Вечер опустился на Санта-Монику, окрасив небо в мягкие персиковые и лиловые тона. Воздух стал прохладнее, пахнущим океаном и вечерними кострами где-то на пляже. В их квартире пахло лапшой рамен, которую они сварили на скорую руку, уставшие, но довольные.

Чонжи вернулась первой. Её щёки сияли от солнца и ветра, а в глазах плескалось то самое счастливое возбуждение, которое бывает только после удачного дня. Она швырнула рюкзак в угол и плюхнулась на диван с театральным вздохом.

— Я почти ничего не чувствую ниже колен, — объявила она, закидывая ноги на кофейный столик. — И, кажется, мой локоть теперь состоит из одного большого синяка, несмотря на твои бронепластины. Но это было потрясающе!

Наби, сидевшая в кресле с книгой (она пыталась читать американские юридические триллеры для практики языка), подняла глаза. Она уже заметила лёгкую хромоту подруги. —Я же говорила. И что насчёт… Итана?

Вопрос был задан максимально нейтрально, но Чонжи уловила подтекст. Она ухмыльнулась. —Он… милый. Очень терпеливый. И не засмеялся ни разу, даже когда я врезалась в ларек с хот-догами. Сказал, что я «удивительно целеустремлённая». Это хорошая формулировка для «упрямой как осёл», да?

— Звучит лучше, — улыбнулась Наби. — А собака? —Пёс — чудо. Зовут Бадди. Облизал мне всё лицо, когда я упала. В общем, всё прошло хорошо. Очень хорошо.

Она замолчала, уставившись в потолок, и её улыбка стала более задумчивой. — С ним… легко. Никаких сложных тем, никаких подтекстов. Просто солнце, скейт и смех. Как будто я снова в старшей школе, но без всей этой драмы.

Наби кивнула, понимающе. Она отложила книгу. Пришло и её время для признаний. —А я… пила кофе.

Чонжи мгновенно перевела на неё взгляд, села прямо, как будто её ударило током. —Что? С кем? Где? Детали! Немедленно!

— С Лео. В его магазине, — Наби почувствовала, как горит лицо, и она принялась старательно разглаживать складки на своей пижаме с полосками. — Он предложил. И я… согласилась.

Лицо Чонжи расплылось в восторженной улыбке. —Наби! Да ты красавица! Рассказывай всё! О чём вы говорили? Он такой же милый вблизи? Он спросил твой номер?

— Мы говорили о глине, — сказала Наби с напускной серьёзностью. — О температурах обжига. О сложностях работы с глазурью. И о том, как важно… видеть красоту в неидеальном.

Она произнесла последнюю фразу тише, и Чонжи поняла, что это была не просто цитата, а нечто большее.

— О глине, — повторила Чонжи, делая большие глаза. — Самый романтичный диалог в истории человечества. Я плачу. Он, случайно, не упомянул свои намерения насчёт тебя? В формате бизнес-плана, например? «Хочу пригласить вас на ужин с целью повышения эффективности межличностного взаимодействия»?

— Прекрати, — Наби бросила в неё диванную подушку, но снова улыбнулась. — Нет, ничего такого. Он просто… хороший собеседник. И он слушает. Не перебивает. И у него смешные ямочки на щеках.

Последнее вырвалось случайно, и Наби тут же пожалела. —ЯМОЧКИ! — взревела Чонжи с триумфом. — Ты заметила его ямочки! О, Боже, Наби влюбляется!

— Я не влюбляюсь! — запротестовала Наби, но уже смеялась. — Я просто констатирую факт. Наличие ямочек. Как данные антропометрического исследования.

— Ага, конечно, — Чонжи подползла к её креслу и села на пол, обхватив колени. Её лицо стало серьёзным. — Но правда, я рада. Ты заслуживаешь кого-то, кто будет видеть в тебе не только ходячий юридический кодекс. Ты заслуживаешь ямочки.

Наби посмотрела на неё, и её собственная улыбка потухла. Она протянула руку и поправила прядь волос на лице Чонжи. — Мы обе заслуживаем, — тихо сказала она. — Заслуживаем забыть всю ту ерунду, что была. Заслуживаем начинать с чистого листа без… без этого постоянного чувства вины.

Тень снова мелькнула в глазах Чонжи. Она прижалась щекой к коленям Наби. — А оно никуда не девается, правда? Как будто прилипло. Ты думаешь, они всё ещё говорят? Там? — она кивнула в сторону, будто Сеул был за стеной.

— Конечно, говорят, — Наби не стала лгать. Она знала, что сладкая ложь не поможет. — Говорят и забудут. Появятся новые сплетни, новые скандалы. Нас уже вычеркнут из их повестки дня. А здесь… здесь нас никто не знает. Здесь мы можем быть теми, кем хотим. Ты — не той девушкой, которую подставили. А я — не просто подругой «той самой Чонжи», которая всегда за ней прибирает.

Это была горькая правда, которую они никогда не озвучивали так прямо. Чонжи всегда была звездой, центром притяжения, а Наби — её надёжным тылом, тем, кто всегда наводил порядок после её бурь. И скандал лишь усугубил эти роли: Чонжи — несчастная жертва, Наби — верный оруженосец.

— Я ненавижу, что ты всегда втянута в мои проблемы, — прошептала Чонжи, уткнувшись лицом в колени Наби. — Ты бы могла остаться, у тебя же всё было хорошо. Карьера, перспективы… а не бегать со мной по миру.

— Прекрати нести чушь, — голос Наби стал твёрдым, почти сердитым. Она приподняла голову Чонжи, заставив её посмотреть на себя. — Ты — моя лучшая подруга. С восьмого класса. Мы с тобой делили одну пачку рамена на двоих, когда у нас не было денег на обед. Мы зубрили друг у друга конспекты перед экзаменами. Ты — моё единственное постоянное. Всё остальное — просто декорации. Сеул, Санта-Моника… не важно. Где ты — там и мой дом. И если кто-то посмел тронуть тебя, то бежать надо было не от проблемы, а от тех, кто в это поверил. И мы это сделали. Так что хватит говорить ерунду о том, что я «втянута». Я выбрала тебя. Понимаешь? Я всегда буду выбирать тебя.

Она говорила страстно, без своей обычной сдержанности. Глаза её блестели. Это была клятва, данная еще в школьном туалете, когда плачущую Чонжи травили из-за первой двойки, и теперь подтвержденная здесь, за тысячи километров.

Чонжи смотрела на неё, и по её щекам беззвучно потекли слёзы. Но это были не слёзы боли или жалости к себе. Это были слёзы облегчения и бесконечной благодарности. — Прости, — выдохнула она. — Я знаю. Просто иногда это давит. Чувство, что я испортила всё и для тебя тоже.

— Ты ничего не испортила, — Наби вытерла её слёзы большим пальцем. — Ты просто дала нам повод для самого большого приключения в жизни. Смотри-ка, — она обвела рукой комнату. — Наш собственный дом у океана. Два симпатичных парня, которые интересуются нами. Кофе, который ты ненавидишь, и арахисовая паста, от которой меня тошнит. Все как всегда. Только вид из окна получше.

Чонжи рассмеялась сквозь слёзы и обняла её за талию. — Я люблю тебя, Наби. Ты мой личный супергерой. С серёжками-сердечками.

— Я тоже тебя люблю, дурочка, — Наби погладила её по голове. — И теперь иди помойся, от тебя пахнет собакой и паникой.

Они сидели так ещё несколько минут, в тишине, нарушаемой только далеким гудком корабля. Стена между ними, которую мог возвести тот неприятный звонок, рухнула окончательно. Они снова были единым целым.

Позже, когда они уже пили чай на балконе, закутавшись в один плед, разговор снова стал лёгким.

— Так о ямочках, — не унималась Чонжи. — Он пригласит тебя ещё? — Не знаю. Возможно. — Ты бы пошла? — Наби помолчала, смотря на огни пирса. — Да. Думаю, да. Если пригласит. Но только если это будет не про глину. — Обещай, что ты наденешь что-то не практичное. Что-то… с сердечком. — Может, мне надеть фартук с надписью «I ♥ Clay»? — пошутила Наби.

Чонжи фыркнула. — Идеально! Он оценит. А если серьёзно… Я рада, что ты отпускаешь немного контроль. Ты заслуживаешь быть просто счастливой. Без планов и списков.

— А ты заслуживаешь быть счастливой без оглядки на прошлое, — ответила Наби. — Итан, кажется, в этом хорош.

— Он просто простой парень, — пожала плечами Чонжи. — Но в этой простоте есть своя прелесть. Никаких сложных игр. Я устала от игр.

— Значит, мы обе ищем чего-то настоящего, — подытожила Наби. — Я — устав от своей строгости, ты — устав от сложностей.

— Похоже на то, — кивнула Чонжи. — Будем надеяться, что Калифорния даст нам именно это.

Они замолчали, каждая погружённая в свои мысли. Страх и неуверенность еще были здесь, где-то на периферии. Но они больше не давили так сильно. Потому что они были поделены пополам. И ноша от этого становилась в два раза легче.

Впервые за долгое время они говорили не о том, как убежать от прошлого, а о том, как построить будущее. И это будущее, с простыми парнями, ямочками на щеках и запахом океана, уже не казалось таким пугающим. Оно казалось… возможным.

От Беты: Проверено! Спасибки за чтение 💗

Неделя плавно перетекла в следующую, и Санта-Моника раскрывалась перед ними всё больше, как бутон экзотического цветка. Каждый день приносил что-то новое: открытие кофейни с идеальным капучино, тропинку вдоль обрыва с самым живописным видом, магазин винтажной одежды, где Чонжи откопала потрясающую кожаную куртку.

Но главными событиями стали их встречи. Если первые свидания были робкими и осторожными, то теперь они начали обретать форму и глубину.

Итан, как и обещал, показал Чонжи «лучшие места». Но это были не туристические точки, а его личные, сокровенные уголки: скала, с которой он в детстве ловил крабов, закусочная вдали от набережной, где делали лучшие рыбные тако в городе, тихий пляж, куда редко доходили туристы.

Именно на этом пляже они и оказались сегодня. Закат был невероятным, окрашивая всё в золото и багрянец. Они сидели на песке, завернувшись в большой плед, и слушали, как волны набегают на берег. Бадди, утомлённый игрой, мирно посапывал у их ног.

— Я всегда мечтал построить дом здесь, — вдруг сказал Итан, ломая комфортное молчание. Он не смотрел на Чонжи, а уставился на горизонт, где солнце медленно тонуло в воде. — Не какой-то особняк. Небольшой. С большими окнами, чтобы видеть это каждый день. С мастерской для мамы, она скульптор. И с высоким забором, чтобы Бадди не сбежал.

Чонжи улыбнулась, представив эту картину. —Звучит идеально. Очень… уютно.

— Да, — он наконец повернулся к ней, и в его обычно беззаботных голубых глазах была непривычная серьёзность. — Именно это слово. Уют. Основательность. Мне кажется, дом должен быть не просто местом, где ты спишь. Он должен быть… якорем. Местом, куда ты всегда хочешь вернуться. Не важно, что происходит в мире.

Он помолчал, будто подбирая слова. — У тебя есть такое место? В Корее?

Вопрос застал Чонжи врасплох. Она думала о своей комнате в родительской квартире, о столе, за которым делала уроки, о плакатах на стенах. Но это не было «якорем». Это было местом, из которого она сбежала. — Не совсем, — честно ответила она. — Дом… это скорее люди. Для меня. Наби, например.

— Это сильная дружба, — кивнул Итан. — Редкая. Цени это. — Он взял её руку в свою, крупную, теплую, шершавую от досок для серфинга. — Я всегда считал, что самые важные вещи в жизни просты. Надёжная крыша над головой. Дело, которое любишь. И человек, который верит в тебя, несмотря ни на что. Всё остальное — просто шум.

Он говорил так убеждённо, так по-взрослому, что Чонжи стало немного не по себе. Это был не легкий флирт, не беззаботные шутки. Он говорил о фундаментальных, настоящих вещах. Он намекал на что-то серьёзное, постоянное. И это одновременно пугало и притягивало её. После всей лжи и непостоянства её прошлой жизни, его уверенность казалась скалой в бушующем море.

— Ты очень мудрый для серфера, — пошутила она, пытаясь снять напряжение.

Он рассмеялся, и серьёзность как рукой сняло. —Это всё мама. Говорит, у меня старая душа. А ещё я просто люблю наблюдать за людьми. Видеть, что для них важно. — Он посмотрел на неё пристально. — Для тебя важно быть счастливой. Я это вижу. Ты как… фейерверк. Яркая, шумная, вся в движении. Но иногда я ловлю себя на мысли, что ты будто ждёшь, когда кто-то подберёт тебя с земли после того, как ты взорвёшься.

Его слова попали точно в цель. Чонжи отвела взгляд. Он видел больше, чем она хотела бы показывать.

— Извини, — он тут же смягчился. — Я не хотел быть навязчивым. Просто… мне не всё равно. И мне интересна. Вся ты.

— Ничего, — прошептала она. — Это… приятно. Что кто-то видит.

Они сидели, держась за руки, и смотрели, как последний лучик солнца угасает на горизонте. Итан не стал давить, не требовал ответов. Он просто был рядом. И в этой его надёжности было что-то новое и очень ценное для Чонжи.

-

Тем временем в другой части города происходило нечто совершенно иное. Наби, вопреки всем своим правилам, снова оказалась в «Lovely Things». Повод был — ей «случайно» понадобилась поздравительная открытка для тёти в Сеуле. Конечно, открытку можно было купить где угодно, но она упорно шла сюда.

Лео, как всегда, был за прилавком. Но сегодня он не рисовал. Он расставлял на полках новые изделия — причудливые керамические подсвечники в виде сов.

— Юрист! — обрадовался он, увидев её. — Вы как раз вовремя! Помогите сделать выбор. Эта сова выглядит слишком суровой? Или эта, с большими глазами, слишком наивной? Мне нужен независимый экспертный взгляд.

Наби, польщённая, подошла и с серьёзным видом осмотрела сов. — Наивность в данном случае может быть расценена как попытка манипуляции потребителем через вызывание жалости. Суровость же говорит о качестве и долговечности. Я выбираю суровую.

Лео рассмеялся. — Вердикт принят! Суровая сова займёт почётное место. А что привело вас в мое логово? Не иски же кто-то подал на одного из моих керамических зайцев?

— Мне нужна открытка, — сказала Наби, чувствуя, как глупо это звучит.

— А, — он подмигнул. — Категория «Для тёти, которую я вижу раз в пять лет и которая вечно критикует мою причёску» или «Для старого друга, который знает все мои секреты»?

Наби не удержалась от улыбки. — Первый вариант.

Он провел её к стеллажу с открытками и принялся активно рекомендовать самые пафосные и безвкусные, с блестками и вышивкой, явно издеваясь. Наби отбивалась, предлагая что-то максимально строгое и лаконичное. Спор зашёл в тупик.

— Знаешь что? — Лео внезапно сдался. — Я предлагаю перемирие. У меня как раз есть бутылочка прекрасного калифорнийского вина, которую мне подарили, а пить одному скучно. Поможешь мне её распить, а там, глядишь, и до открытки договоримся.

Это было совершенно неприемлемо. Наби никогда не пила алкоголь с малознакомыми мужчинами. Более того, она вообще редко пила. Это нарушало все её внутренние протоколы.

— Я… не уверена, — начала она.

— О, протоколы безопасности? — он улыбнулся. — Понимаю. Можем пить прямо здесь, при народе, — он махнул рукой на пустой магазин. — Или оставим дверь открытой. Я страшный, но не опасный. Клянусь своей суровой совой.

В его тоне не было ни намека на панибратство или давление. Была лишь лёгкая, дружеская игривость. И Наби, к своему удивлению, почувствовала, что хочет остаться. Хочет нарушить правило.

— Хорошо, — сказала она, и голос её прозвучал чуть хрипловато. — Но только один бокал. Мне ещё открытку выбирать.

Он принёс два бокала и бутылку вина из подсобки. Вино оказалось лёгким и фруктовым. Они сидели на двух маленьких табуретах за прилавком, и разговор снова потёк легко и непринуждённо. Но на этот раз он стал более личным. Лео рассказывал о том, как бросил учебу на экономиста, чтобы заниматься керамикой, о непонимании родителей, о первых провалах и первой выставке. Наби, воодушевлённая вином и его искренностью, вдруг начала рассказывать о своём. О том, как выбрала юриспруденцию, потому что это было «практично и надежно», а не потому, что она горела этим. О том, как иногда устает от постоянной необходимости быть собранной и правильной.

— Я всегда чувствовала, что должна быть островом стабильности, — призналась она, с удивлением глядя на вино в своем бокале. Она уже допивала второй. — Для родителей. Для друзей. Для Чонжи… Особенно для Чонжи. Иногда кажется, что если я расслаблюсь, то всё просто развалится.

— А кто твой остров? — мягко спросил Лео.

Наби задумалась. Таким вопросом никто никогда не задавался. — Не знаю. Наверное, его нет.

— Это неправильно, — он покачал головой. — У каждого должен быть кто-то, кто позволит ему быть не островом, а… лодкой. Которая может качаться на волнах и иногда даже поворачивать к неизвестным берегам.

Он смотрел на неё, и в его карих глазах не было жалости. Было понимание. Глубокая, тихая эмпатия. Магазин погрузился в полумрак, освещённый только гирляндой и светом уличного фонаря из окна. Музыка, играющая тихо из колонки, казалась вдруг очень романтичной.

Наби поняла, что она напилась. Голова была лёгкой и немного кружилась, а внутри разливалось приятное, согревающее тепло. Все её барьеры, все защитные механизмы, казалось, растворились в этом вине и в его спокойном, внимательном взгляде.

— Мне пора, — слабо попыталась она возразить самой себе.

— Конечно, — он немедленно встал, не пытаясь удерживать. — Я только упакую тебе открытку. Самую строгую и лаконичную.

Он повернулся к стеллажу, и в этот момент Наби тоже встала. Пол под ногами слегка качнулся, и она неловко шагнула, наткнувшись на него. Лео обернулся и инстинктивно поддержал её, чтобы она не упала.

Они замерли совсем близко друг к другу. Она чувствовала запах его одежды — глина, дерево, краска. Видела каждую ресницу в его глазах. Видела, как его взгляд упал на её губы.

И она сама не поняла, как это произошло. Она потянулась к нему. Или он к ней. Их губы встретились.

Поцелуй был мягким, несмелым, сладким от вина. Он длился всего несколько секунд, но для Наби это было как взрыв. В её голове вдруг включилась сирена всех её внутренних правил и протоколов. Она отпрянула, как ошпаренная, широко раскрыв глаза.

— О боже… — выдохнула она. — Мне… мне так жаль. Я не знаю, что на меня нашло. Это непрофессионально. Это…

Лео смотрел на неё с лёгким удивлением, но без упрёка. На его губах играла улыбка. — Наби, всё в порядке. Это просто поцелуй. Довольно приятный, я бы сказал. Не нужно извиняться.

Но она уже хватала свою сумку, её лицо пылало от стыда и паники. — Мне правда пора. Спасибо за вино. До свидания!

И она выбежала из магазина, бросив его одного в полутьме, с двумя недопитыми бокалами и суровой совой на прилавке.

Она бежала по улице, пока не остановилась, задыхаясь, у своего дома. Сердце колотилось как сумасшедшее. Она только что поцеловала клиента! Вернее, продавца! Мало знакомого человека! Она напилась и вела себя неподобающе! Это был кошмар!

Но, прислонившись лбом к прохладной стене дома, она поймала себя на том, что трогает свои губы пальцами. И сквозь панику и стыд пробивалось другое чувство. Смутное, тёплое, пугающе приятное чувство.

А внутри всё кричало, что её идеально выстроенный мир дал трещину. И она сама не знала, было ли это катастрофой или началом чего-то нового.

От Беты: Проверено! Вот это да... Я не ожидала такого от Наби. Надеюсь, вам это понравилось)

Прошло три дня. Семьдесят два часа, которые Наби провела в состоянии перманентной внутренней паники, перемежающейся с приступами стыда. Каждый звук уведомления на телефоне заставлял её вздрагивать, ожидая гневного сообщения от Лео с обвинениями в непрофессиональном поведении или, что хуже, насмешливого. Но её телефон молчал. Абсолютно.

Она проверяла его каждые пять минут. Ничего. Ни слова. Ни извинений, ни вопросов, ни даже нейтрального стикера. Молчание было оглушительным и для Наби означало лишь одно: он хочет забыть этот инцидент. Стереть его, как неудачный эскиз на глине.

Она пыталась злиться. «Как он смеет? Он же сам предложил вино! Он смотрел на меня так… Он мог бы хотя бы написать!» Но гнев не приживался. Его вытесняло жгучее, унизительное чувство собственной неправоты. Она нарушила свой же кодекс. Она позволила эмоциям взять верх над разумом. И теперь молчание Лео было наказанием, которого она заслуживала.

Чонжи, поглощённая своим стремительно развивающимся романом с Итаном, первое время не замечала состояния подруги. Но к четвёртому утру, заметив, что Наби в третий раз за завтраком перечитывает одну и ту же статью на планшете, не переворачивая страницу, она насторожилась.

— С тобой всё в порядке? — осторожно спросила она, отодвигая тарелку. — Ты выглядишь так, будто готовишься к допросу, а не ешь тосты.

Наби вздрогнула и подняла на неё глаза. В них читалась такая тоска и растерянность, что Чонжи тут же стало не по себе. — Со мной всё, — автоматически ответила Наби, но ее голос звучал плоско и безжизненно.

— Это из-за Лео? — угадала Чонжи. — Прошлое свидание было не очень? Он оказался мудаком? Я его убью!

— Нет! — слишком резко ответила Наби. — То есть… мы не встречались. Я просто заходила в его магазин. Потом выпила вина. Слишком много. И… я поцеловала его.

Чонжи застыла с открытым ртом, а потом её лицо озарилось восторгом. — Что?! Наби, да это же прекрасно! Наконец-то! Ты разморозила своего внутреннего робота! И что, он ужасно целовался? Пах глиной?

— Он не написал мне, — холодно выдохнула Наби. — Ни одного сообщения. Ни разу не позвонил. Три дня.

Восторг на лице Чонжи мгновенно сменился на возмущение. — То есть этот гончарный полубог позволил себе проигнорировать тебя после того, как ты, наконец, проявила инициативу? Да я его…!

— Чонжи, я сама во всём виновата! — перебила её Наби, вскакивая и начиная метаться по кухне. — Я вела себя неподобающе! Я напилась, нарушила личные границы, вероятно, испортила профессиональные отношения! Он теперь думает, что я какая-то отчаянная и неадекватная! И он прав! Молчание — это самый чёткий ответ. Он хочет дистанции. Он не хочет ничего серьёзного. И он абсолютно прав.

Она произнесла это с такой горечью, что Чонжи поняла: дело не только в этом инциденте. Дело в том, что Наби, которая всегда всё контролировала, впервые потеряла контроль и была жестоко наказана за это. И её гордость была ранена вдребезги.

— Послушай меня, — твёрдо сказала Чонжи, подходя и хватая её за плечи. — Ты самая адекватная и потрясающая девушка на свете. Если он не может этого увидеть и испугался как школьник из-за одного поцелуя, то он просто идиот. Ему не нужны серьёзные отношения? Отлично! Его потеря! Ты заслуживаешь кого-то, кто будет бежать к тебе, а не прятаться в своей мастерской.

— Но я не хочу «кого-то»! — с неожиданной страстью выкрикнула Наби, и в её глазах блеснули слёзы. — Я… он мне нравился. По-настоящему. Он был другим. Не таким, как все. Он видел во мне не просто юриста. А я всё испортила.

Она разрыдалась, и Чонжи прижала её к себе, понимая, что никакие слова здесь не помогут. Её практичная, железная Наби была влюблена. И её первое же чувство наткнулось на стену безразличия.

-

В это же самое время Лео как раз прятался в своей мастерской. Он не писал Наби не потому, что был идиотом или потому что испугался серьёзных отношений. Он был искренне ошарашен.

Ему понравилось проводить время с Наби. Она была умной, острой, с прекрасным, хоть и хорошо скрытым, чувством юмора. И он нашёл её невероятно привлекательной. Но тот поцелуй… Он был спонтанным, пьяным, странным. И он видел панику в её глазах сразу после. Он интерпретировал её бегство как сигнал: «Ошибка! Не повторяй!».

Он думал, что написать ей — значит проявить настойчивость там, где она нежелательна. Он уважал её и её границы. Он решил, что лучшая тактика — отступить и дать ей пространство. Если она захочет, то напишет сама. Его собственный опыт подсказывал ему, что женщины часто говорят «нет», когда имеют в виду «да», и наоборот. Он боялся сделать второй шаг и получить отвержение.

Он взял в руки заготовку вазы, но его мысли были далеко. Он вспоминал, как она смеялась над его шутками, как серьёзно рассуждала о «практичности» сов, как её глаза блестели от вина. Он хотел увидеть её снова. Но страх спугнуть её и желание не давить оказывались сильнее. Он выстроил стену, думая, что защищает её, а на самом деле он защищал себя от возможной боли. Его философия «быть лодкой» разбилась о скалы его же собственных сомнений.

-

Тем временем на пляже разворачивалась другая драма. Итан и Чонжи играли с Бадди в мяч. Солнце, смех, плеск волн — всё было идеально. Итан был нежен и внимателен, как всегда. Но сегодня в его поведении сквозила какая-то решимость.

Он поймал мяч и внезапно стал серьёзным. —Чонжи, я хочу кое-что сказать.

Она замерла, почувствовав подвох. Её внутренний радар, настроенный на избегание серьёзных тем, забил тревогу. — О, опять про архитектуру? — постаралась она отшутиться. — Если ты сейчас начнешь рассказывать про несущие балки, я усну прямо здесь.

Он мягко улыбнулся, но не поддался на провокацию. — Нет. Это про нас. Мне очень нравится проводить с тобой время. Ты как ураган энергии и света. И я… я бы хотел, чтобы это было чем-то большим. Чем просто весёлыми прогулками.

Сердце Чонжи упало. Вот оно. То, чего она боялась. — Итан, нам так хорошо вместе именно потому, что все легко и беззаботно, — быстро затараторила она. — Зачем что-то менять? Давай просто наслаждаться моментом. Весной, океаном…

— Я наслаждаюсь, — он перехватил её руку. — Но я наслаждаюсь тобой. И я хочу знать, что у нас есть будущее. Что ты не исчезнешь однажды, как появилась. Что ты готова… попробовать быть по-настоящему вместе. Эксклюзивно.

Слово «эксклюзивно» повисло в воздухе, такое тяжёлое и обязывающее. Чонжи почувствовала, как знакомый холодок страха пробежал по спине. Серьёзные отношения означали обязательства. Встречи с родителями. Вопросы о будущем. Ожидания. А она лишь недавно вырвалась из мира ожиданий и осуждения.

— Итан, я… я только здесь. Я даже не знаю, как сложится моя жизнь. Работа, виза… У меня такой хаос в голове. Я не готова никому что-то обещать, — она попыталась отвести руку, но он держал её мягко, но крепко.

— Я не прошу обещаний навсегда, — сказал он тихо. — Я прошу шанса. Я помогу тебе с хаосом. Мы можем разбираться во всём вместе. Я просто хочу знать, что мы в одной лодке.

Но для Чонжи «быть в одной лодке» звучало как «быть на одной скале, с которой не сбежишь». Его надежность, которая так манила её, теперь казалась ловушкой. Он предлагал якорь, а она боялась, что он потянет её на дно.

— Я не знаю, — прошептала она, и в её голосе послышалась паника. — Мне нужно время. Пожалуйста, не дави на меня.

Итан увидел неподдельный страх в её глазах. Он вздохнул, и его плечи опустились. Он отпустил её руку. — Хорошо. Извини. Я не хотел пугать тебя. — Он повернулся к океану. — Просто, когда ты находишь что-то по-настоящему ценное, ты хочешь закрепить это за собой. Чтобы не потерять.

Они стояли молча, и между ними выросла невидимая стена. Он предлагал ей свое сердце, а она отшатнулась, обожжённая прошлым опытом. Он хотел серьёзных отношений, а она — лишь лёгкого, ни к чему не обязывающего полёта.

Вернувшись домой, Чонжи застала Наби всё в том же подавленном состоянии. Они сидели на кухне с двумя кружками недопитого чая, и каждая перемалывала свою боль.

— Итан хочет серьёзных отношений, — вдруг выдохнула Чонжи, ломая молчание. — А я… я не могу. Я сказала ему, что не готова.

Наби медленно подняла на нее глаза. — А я хотела бы. А он — нет. — Она горько усмехнулась. — Ирония судьбы, да? Мы поменялись ролями.

— Что с нами не так? — спросила Чонжи, и в её голосе прозвучала усталость. — Почему мы не можем хотеть одного и того же с теми, кто нам нравится?

— Потому что мы ранены, — тихо сказала Наби. — Ты бежишь от обязательств, потому что тебя предали, когда ты была максимально вовлечена. А я… я так устала от одиночества и контроля, что готова была отпустить его ради кого-то, кто даже не хочет меня.

Они смотрели друг на друга, и впервые за долгое время между ними не было готовых ответов и лёгких решений. Была только горькая правда: их сердца бились вразнобой не только с сердцами этих мужчин, но и друг с другом. Они хоразного, но по разным причинам не могли этого достичь.

Наби хотела якоря, но боялась, что её отвергнут, если она ослабит контроль. Чонжи хотела свободы, но боялась, что её снова предадут, если она пришвартуется.

И их новые жизни в Санта-Монике, которые казались такими солнечными и беззаботными, внезапно оказались полными таких же сложных, болезненных и совсем не голливудских выборов.

От Беты: Проверено! Грустненько, но мне такое нравится. Можно отзывов, пожалуйста? 💗

Два месяца — это достаточно времени, чтобы зализать раны, оправиться от унизительного поражения и снова надеть маску нормальности. Именно это и произошло. Наби с головой ушла в поиски работы, рассылая резюме во все мало-мальски серьёзные юридические конторы Лос-Анджелеса. Чонжи, отодвинув в сторону тяжёлые мысли об Итане, устроилась официанткой в одно из кафе на пирсе — для практики языка и чтобы не сидеть без дела. Их жизнь вошла в новое, более спокойное и предсказуемое русло. Слишком спокойное. Слишком предсказуемое.

Именно эта предсказуемость и заставила Чонжи в пятницу вечером вытащить Наби из-за стола с документами.

— Хватит! — объявила она, выхватывая у подруги планшет. — Два месяца траура по какому-то гончару и зубрёжки законов — это перебор! Мы молоды, красивы и в Калифорнии, чёрт возьми! Мы идём в клуб!

Наби, которая уже привыкла к своему новому, аскетичному режиму, попыталась было возразить, но Чонжи была неумолима. — Нет! Никаких «но»! Ты либо идешь со мной добровольно, либо я тебя загипнотизирую и потащу силой. Выбирай!

В итоге через час они уже стояли перед зеркалом в их квартире. Чонжи в своём самом откровенном черном платье и каблуках, которые могли служить холодным оружием. Наби — в более сдержанных, но всё же не походных джинсах и шёлковой блузке, которую Чонжи буквально силой заставила её надеть вместо привычной футболки.

— Мы просто послушаем музыку, выпьем по коктейлю и уйдём, — уговаривала саму себя Наби, пока они ехали на такси в модный клуб в Западном Голливуде.

— Конечно, конечно, — ухмылялась Чонжи. — Именно так всё и будет.

Клуб оказался громким, тёмным и набитым до отказа людьми. Музыка била так, что дрожали внутренности. Наби сразу же почувствовала себя не в своей тарелке, но Чонжи, как рыба в воде, уже тащила её к бару.

Первый коктейль помог Наби расслабиться. Второй — почувствовать ритм музыки. К третьему она уже смутно припоминала, что такое танцевать, и даже делала это довольно неплохо, если судить по количеству заинтересованных взглядов, брошенных в их сторону.

Именно тогда к ним и подошли они. Двое. Высокие, улыбчивые, явно уверенные в себе. Один — брюнет с озорными карими глазами и щетиной, представился Марком. Второй — блондин с голубыми глазами и татуировкой на шее, его звали Джейк.

— Вы здесь явно новенькие, — прокричал Марк прямо в ухо Наби, чтобы перекрыть грохот басов. — По вам видно, что вы не постоянные посетители таких заведений.

— А что, так заметно? — крикнула в ответ Наби, уже достаточно напившись, чтобы не стесняться.

— Вы обе выглядите так, будто вас принесли с другой планеты, и она была куда лучше этого места, — улыбнулся Джейк, обращаясь к Чонжи.

Чонжи рассмеялась, и её смех потонул в музыке. Лёгкий флирт, ничего такого. Они танцевали вчетвером. Потом заказали ещё выпивки. Потом Наби перестала считать. Мир превратился в калейдоскоп из вспышек света, грохота музыки, смеха и глупых шуток. Она не помнила, когда в последний раз чувствовала себя так беззаботно и… глупо. Приятно глупо.

В какой-то момент Марк предложил сменить обстановку. Где-то там, на каком-то этаже отеля, была «более спокойная тусовка». Наби, у которой голова уже шла кругом, кивнула. Чонжи, сияющая и пьяная, была только за.

Дальше — провал. Смутные воспоминания. Лифт. Смех. Номер в отеле. Очень дорогой, судя по виду. Ещё бутылка чего-то. Глупая игра в «Правду или действие». Наби, кажется, рассказывала что-то про свою первую любовь в юридической академии. Чонжи пыталась станцевать танец на шесте, используя карниз для штор, но её вовремя остановили.

Потом свет погас.

-

Утро пришло к Наби не с рассветом, а с ударом отбойного молотка прямо в висок. Она открыла один глаз и тут же зажмурилась от боли. Солнечный свет, пробивавшийся сквозь щели в шторах, резал как нож. Во рту было сухо и противно, пахло перегаром и каким-то незнакомым одеколоном.

Она лежала на огромной кровати. Очень большой. И не одной.

Первое, что она увидела, — это спящую Чонжи на другом краю ложа, закутанную в одеяло, как кокон. Второе — это голую мужскую спину с татуировкой в виде крыльев, лежащую рядом с ней. Третье — ещё одну мужскую ногу, торчащую из-под смятого одеяла на полу.

Мысль работала медленно, как старый компьютер. Факт: я в незнакомой комнате. Факт: у меня дичайшее похмелье. Факт: рядом спят незнакомые мужчины. Вывод: о боже, что я натворила?

Она осторожно приподнялась, стараясь не издавать ни звука. Голова закружилась. Она огляделась. Комната была номером в отеле. Роскошным. На тумбочке валялись ключи от какой-то дорогой машины, пустые бутылки из-под шампанского и… её собственная блузка.

В этот момент зашевелился тот, что с татуировкой. Джейк. Он перевернулся, открыл глаза и уставился на неё сонным, но довольным взглядом. — Утро, красотка, — хрипло произнес он. — Как самочувствие?

Наби могла только беззвучно открыть рот, как рыба на берегу.

Её движение разбудило Чонжи. Та потянулась, сладко зевнула и открыла глаза. Её взгляд скользнул по Наби, по Джейку, по второму парню (Марку), который как раз поднимался с пола, потирая поясницу. — Вау, — произнесла Чонжи с улыбкой. — А ночка была что надо.

Наби хотела провалиться сквозь землю. —Что мы натворили? — прошептала она.

— Мы жили полной жизнью, дорогая! — провозгласил Марк, вставая и потягиваясь. Он был совершенно голый, и Наби зажмурилась ещё раз. — Вы девушки — огонь! Особенно ты, — он подмигнул Наби, — с твоей историей про конституционные поправки. Это было горячо.

Наби вспомнила обрывки. Она действительно что-то рассказывала о праве. Пьяная. Незнакомцам. В постели.

— Мне нужно умереть, — простонала она.

— Перед тем как умереть, давай позавтракаем, — предложил Джейк добродушно. — Я знаю тут офигенное кафе на первом этаже. Лечит любую хандру.

Мысль о еде вызвала у Наби приступ тошноты. Но мысль о том, чтобы поскорее одеться и сбежать, была ещё сильнее. Они кое-как привели себя в порядок, найдя свою разбросанную по всей комнате одежду. Наби чувствовала себя абсолютно разбитой и морально, и физически. Чонжи, напротив, казалась вполне бодрой и даже продолжала флиртовать с Джейком, пока тот вызывал лифт.

Они вышли в холл отеля. Шикарное, светлое пространство с мраморными полами и пальмами в кадках. Наби шла, уткнувшись взглядом в свои туфли, желая лишь одного — оказаться дома в своей постели и забыть эту ночь как страшный сон.

— Эй, а кафе вот тут, за углом, — сказал Джейк, направляясь к стеклянным дверям.

Они прошли через холл и вышли в небольшую, утопающую в зелени внутреннюю площадь отеля, где и располагалось то самое кафе. Свет бил в глаза, пахло кофе и свежей выпечкой. Наби подняла голову, чтобы сориентироваться, и…

Мир остановился.

За одним из столиков на террасе сидели они.

Лео. И Итан.

Они пили кофе, улыбались и о чем-то оживлённо разговаривали. А напротив них сидели две девушки. Одна — высокая брюнетка с идеальной укладкой, внимательно слушавшая Лео. Вторая — милая шатенка с веснушками, смеющаяся шутке Итана.

Это было двойное свидание. Идеальное, солнечное, беззаботное.

Лео, случайно подняв взгляд, встретился глазами с Наби. Его улыбка замерла на лице. Он смотрел на неё, потом на её помятую одежду, на её спутанные волосы, на двух незнакомых парней рядом. Его лицо стало каменным.

Итан, заметив направление взгляда Лео, тоже обернулся. Его улыбка исчезла еще быстрее. Он увидел Чонжи. Её тоже помятую, вчерашнюю одежду, её уставшее, но все ещё румяное от алкоголя лицо, и Джейка, который как раз положил ей руку на поясницу.

Наступила секунда оглушительной, неловкой тишины. Даже музыка из кафе будто стихла.

Наби почувствовала, как по её щекам разливается густой румянец стыда. Она видела, как бледнеет Чонжи, хватая её за руку.

Джейк, ничего не понимая и не чувствуя напряжения, весело сказал: —Эй, парни, простите, что встали на пути? Мы просто пройдем.

Лео медленно отвел взгляд от Наби, словно её больше не существовало, и снова повернулся к своей спутнице, сказав что-то тихо. Итан сделал то же самое, но его лицо было напряжённым и мрачным.

Это было хуже, чем любая сцена, крики или упрёки. Это было полное, ледяное игнорирование. Осуждение без единого слова.

— Пошли, — прошептала Наби, дёргая Чонжи за рукав. — Быстро.

Они буквально побежали прочь от кафе, не оглядываясь, оставив озадаченных Марка и Джейка позади.

Выбежав на улицу, они прислонились к стене отеля, тяжело дыша. — О боже, — задыхаясь, произнесла Чонжи. — Это был кошмар. Самый настоящий кошмар. — Они нас видели, — с ужасом прошептала Наби. — Они все видели. С этими… кем бы они ни были. — А у них самих?! — вспыхнула вдруг Чонжи. — Двойное свидание! Значит, он уже забыл про меня и свою «серьёзность»! И этот гончар! С какой-то… моделью!

Но её гнев был слабым, прикрывающим всё тот же всепоглощающий стыд. — Мы выглядели как последние шлюхи, — констатировала Наби с ужасающей прямотой. — Пьяные, в помятой одежде, с двумя незнакомцами в девять утра.

Они посмотрели друг на друга. И вдруг, не сговариваясь, они одновременно рассмеялись. Это был истерический, нервный, горький смех, смех унижения и абсурда ситуации. — Конституционные поправки… — сквозь смех выдохнула Наби. — Я читала им лекцию о праве! —А я… о боже, я, кажется, показывала им стриптиез на карнизе! — застонала Чонжи, хватаясь за голову.

Они смеялись до слёз, пока истерика не сменилась полной опустошенностью. — Что же мы наделали? — утирая слёзы, спросила Наби. — Мы пытались забыться, — вздохнула Чонжи. — И у нас слишком хорошо получилось.

Они молча побрели к дому, под палящим солнцем, которое вдруг стало казаться слишком ярким и беспощадным. Весёлая ночь свободы и безумия обернулась утром самого унизительного и нелепого позора.

И самое ужасное было даже не в том, что они так себя вели. А в том, что это увидели именно те, чьё мнение для них хоть капельку, но всё ещё имело значение. Лео, который думал, что она неадекватная. И Итан, который предлагал ей серьёзные отношения, а увидел её с другим.

Солнечная Санта-Моника внезапно показалась им очень маленьким городком.

От Беты: Проверено! Мм, и грустненько, и вкусненько. Надеюсь, вы довольны)

После утреннего кошмара в отеле Наби и Чонжи надеялись, что смогут залечь на дно, переждать позор и, возможно, надеяться, что земля разверзнётся и поглотит всех свидетелей их падения. Вселенная, однако, имела на этот счёт своё, чрезвычайно злорадное, мнение. В Санта-Монике, казавшейся такой огромной и полной возможностей, внезапно стало невероятно тесно.

Закон подлости вступил в свои права с пугающей регулярностью.

Первая встреча произошла уже через два дня. Наби, пытаясь вернуть себе чувство контроля, устроив большую стирку, и пошла в прачечную самообслуживания в двух кварталах от дома. Она стояла, загипнотизированная вращением своих простыней в барабане, и размышляла о тщетности бытия, когда дверь открылась, звякнул колокольчик, и внутрь вошёл он.

Лео. С большой корзиной грязного белья. Он был в старых потёртых джинсах и футболке с пятнами краски, волосы были собраны в беспорядочный пучок. Он выглядел… обыденно и по-домашнему. Увидев её, он замер на пороге, и его лицо выразило лёгкое раздражение, словно он наступил во что-то неприятное.

Наби почувствовала, как её бросает в жар. Она инстинктивно отвернулась, сделав вид, что с невероятным интересом изучает этикетку на отбеливателе. Она слышала, как он прошёл внутрь, выбрал машину в самом дальнем углу и загрузил в неё бельё, стараясь не смотреть в её сторону.

Воздух в прачечной стал густым и невыносимым. Звук работающих машин заглушал любое возможное общение, но тишина между ними была ещё громче. Наби уставилась на таймер своей стиральной машины, молясь, чтобы он поскорее закончился. Ей казалось, что он смотрит на неё, но всякий раз, когда она украдкой бросала взгляд, он был поглощён экраном телефона.

Когда её машина наконец закончила цикл, она выхватила бельё, даже не дав ему просохнуть, и сунула мокрую груду в сумку. Она выбежала из прачечной, чувствуя его взгляд у себя в спине, и весь путь домой ей казалось, что она пахнет стиральным порошком и унижением.

Чонжи, в свою очередь, столкнулась с Итаном на пирсе. Она разносила заказы и, неся поднос с тремя латте и кранчем, буквально врезалась в него на повороте. Латте взлетели в воздух и опрокинулись ему на светлые шорты и футболку.

— О, боже! Прости! — ахнула она, застыв с пустым подносом.

Итан отпрыгнул от горячей жидкости, и его первым инстинктом было помочь ей поднять поднос. Их взгляды встретились. В его глазах она прочитала не гнев, а… разочарование. Глубокое, горькое разочарование.

— Всё в порядке, — сказал он тихо, отряхиваясь. — Ничего страшного.

— Я… я сейчас принесу салфетки, — залепетала Чонжи, чувствуя, как горит всё её лицо. — Я оплачу химчистку!

— Не стоит, — он отказался, даже не глядя на неё. — Забудь.

Он повернулся и пошёл прочь, оставив ее стоять с разбитыми кружками и разлитым кофе на асфальте, под пристальными взглядами прохожих. Он даже не стал её ругать. Его молчаливое, холодное пренебрежение ранило куда сильнее, чем любая вспышка гнева.

Следующая встреча была коллективной и самой нелепой. Они с Наби пошли в тот самый супермаркет, где когда-то с таким воодушевлением делали свои первые покупки. Они мирно спорили о выборе арахисового масла (кремовое против кусочков), когда в конце прохода появились двое.

Лео и Итан. Вместе. С одной тележкой, полной пива, закусок и… упаковок замороженной пиццы. Они о чем-то смеялись, и на мгновение казалось, что всё как раньше. Но потом Итан заметил Чонжи, а Лео — Наби. Смех замер на их губах.

Все четверо застыли в немой сцене последнего акта абсурдной пьесы. Они стояли в проходе между полками с джемами и ореховыми пастами, словно участники дурацкого стендапа.

Наби первой опомнилась. Она схватила первую попавшуюся банку с полки и уставилась на неё с видом величайшего эксперта по арахисовому маслу в мире. — Кремовое, — сказала она неестественно громким и ровным голосом. — Определенно кремовое. Без вариантов.

Чонжи, понимая идею, тут же подхватила, — Но кусочки дают текстуру! Это важно для гастрономического опыта!

Они разыгрывали жаркую дискуссию, полностью игнорируя мужчин, которые медленно и молча проехали мимо них со своей тележкой. Наби чувствовала, как по её щеке скользнул взгляд Лео, холодный и безразличный. Итан же смотрел прямо перед собой, его челюсть была напряжена.

Когда они скрылись за поворотом, Наби и Чонжи выдохнули почти одновременно. — Ты видела? Пицца! — прошептала Чонжи с возмущением. — Они устроили мальчишник! — А у нас была дискуссия о текстуре арахисового масла! — с отчаянием прошептала в ответ Наби. — Мы выглядели как полные идиотки!

Они бросили и кремовое, и с кусочками, и пулей вылетели из магазина без покупок.

Казалось, сама судьба решила свести их вместе как можно чаще и в самых неловких ситуациях. Они видели их в кинотеатре (Лео с той же брюнеткой, и он делал вид, что не узнает Наби). Столкнулись с Итаном на пробежке (он просто кивнул и побежал дальше, не сбавляя темпа). Заметили их в ресторане, сидящими за одним столиком и явно обсуждающими что-то серьёзное, при виде девушек они демонстративно углубились в беседу.

Каждая такая встреча была маленьким ножом в сердце. Для Чонжи — потому что она видела, как Итан, предлагавший ей всё своё сердце, теперь её просто не замечал. Для Наби — потому что холодность Лео подтверждала её самые худшие опасения: она была для него случайной, нелепой ошибкой, которую он предпочёл забыть.

Они начали разрабатывать целую систему избегания. Наби составила карту «опасных зон» — мест, где высока вероятность встречи. Они ходили в супермаркет в семь утра, выбирали кинотеатры в соседних городах, обходили пирс за три квартала. Их жизнь снова стала напоминать осаду, только на этот раз врагами были не сплетни из прошлого, а живые, реальные люди из настоящего.

Однажды вечером, сидя на балконе и наблюдая, как гаснет закат, Чонжи горько произнесла, —Знаешь, что самое обидное? Раньше, когда мы их видели, у меня замирало сердце. От страха, от волнения… Сейчас оно замирает от стыда. И ещё от какой-то… глупой надежды, что вот в следующий раз они хотя бы улыбнутся. Скажут «привет». Но нет. Они делают вид, что мы призраки. Что нас не существует.

— Может, это и к лучшему, — без особой веры в голосе сказала Наби. — Мы хотели вычеркнуть их из жизни. Они просто сделали это первыми. Более эффективно.

— Но мы же не хотели! — вспыхнула Чонжи. — Мы хотели… я не знаю, чего мы хотели. Чтобы они бежали за нами? Чтобы простили нашу дурацкую пьяную ночь? Чтобы боролись за нас?

— В реальной жизни так не бывает, — констатировала Наби. — В реальной жизни ты накосячил — ты проиграл. Точка.

— А они? — не сдавалась Чонжи. — Они что, святые? У них было двойное свидание! Они тоже двигаются дальше! Почему это сходит им с рук, а мы должны чувствовать себя преступницами?

Наби не ответила. Она тоже задавалась этим вопросом. Почему её единственная ночная ошибка перевешивала в глазах Лео все их предыдущие, такие приятные разговоры? Почему он даже не дал ей шанса объясниться? Его молчаливое осуждение казалось таким жестоким и несправедливым.

Они сидели в тишине, каждая в своих мыслях. Их весёлое побегство в Санта-Монику обернулось новой ловушкой. Они снова были в изоляции, снова чувствовали себя изгоями, только на этот раз виноватыми в этом были они сами. И их вина была написана на лицах двух мужчин, которые теперь при виде них смотрели сквозь них, словно на пустое место.

Солнечный город у океана вдруг стал для них клеткой, где за каждым углом подстерегало призрачное эхо их собственной ошибки, воплощенное в лицах Лео и Итана. И они не знали, как из этой клетки выбраться.

От Беты: Проверено! Мне так нравится этот фанфик. Всех люблю)

Судьба, казалось, исчерпала запас мелких пакостей и перешла к тотальной войне. Произошло это в понедельник утром, когда Наби, наконец-то, с триумфом вошла в лос-анджелесский офис крупной юридической фирмы «Caldwell & Sterling». После месяцев отказов и игнора её резюме заметили. Она получила должность младшего юриста в отделе интеллектуальной собственности. Это был невероятный успех, её личный прорыв. Она надела свой лучший деловой костюм — темно-синий, безупречно сидящий по фигуре, — и с гордо поднятой головой прошла через стеклянные двери в мир глянцевых полов, тихого гуда принтеров и запаха дорогого кофе.

Её представили команде. Все были приветливы, но сдержанны. Её отвели на рабочее место — уютную кабинку с видом на океан. Наби прикоснулась к столешнице, чувствуя, как за спиной будто вырастают крылья. Она сделала это. Она вернула себе контроль.

Эйфория длилась ровно до полудня, до еженедельного планёрки отдела.

Она зашла в конференц-зал с блокнотом и новенькой ручкой, готовая внимать и впитывать. И вот тогда ее мир рухнул во второй раз.

Во главе стола сидел креативный директор, мистер Эванс, и рядом с ним… сидел он.

Лео.

Он был одет не в свою привычную запачканную краской одежду, а в стильный, слегка богемный пиджак и тёмные джинсы. Его волосы были убраны в аккуратный хвост. Он выглядел собранным, профессиональным и совершенно не тем человеком, который предлагает выпить вина среди керамических сов.

— Коллеги, внимание, — сказал мистер Эванс. — Как вы знаете, мы активно работаем над ребрендингом для нашего ключевого клиента, «Pacific Brewery». Юридические аспекты использования новой символики и товарных знаков курирует Наби, наша новая звезда из отдела ИС. А визуальную часть, логотип и упаковку разрабатывает приглашенный дизайнер, владелец студии «Lovely Things», Лео Морено. Лео, добро пожаловать в команду.

Лео кивнул собравшимся, его взгляд скользнул по Наби, не задерживаясь ни на секунду, как будто она была пустым местом, частью мебели.

— Рад работать с вами, — сказал он нейтрально, и его голос, который она помнила таким тёплым и насмешливым, звучал ровно и холодно.

У Наби перехватило дыхание. Её пальцы так сильно сжали ручку, что костяшки побелели. Это не могло быть правдой. Из всех дизайнеров во всём Лос-Анджелесе они выбрали именно его? Её мозг отказывался верить в такую чудовищную иронию судьбы.

Планёрка прошла в тумане. Она слышала, как Лео говорит о «минимализме», «узнаваемости», «эмоциональном отклике». Он был краток, точен и деловит. Когда мистер Эванс задал вопрос Наби о возможности регистрации предложенного им шрифта, она заставила себя ответить, и её голос прозвучал удивительно чётко и холодно, хотя внутри всё дрожало.

— Шрифт не должен нарушать авторские права существующих аналогов, — сказала она, глядя прямо на Эванса, а не на Лео. — Я изучу каталоги и дам заключение. Пока я бы рекомендовала рассматривать его как потенциально проблемный.

Лео даже не моргнул. Он лишь сделал пометку в своем планшете.

— Учтём, — произнёс он просто, как будто она была автоматическим голосовым помощником, а не живым человеком.

Так началась их холодная война.

Работа над проектом «Pacific Brewery» требовала постоянного взаимодействия. Они должны были согласовывать каждую мелочь: цветовую палитру на предмет возможности товарного знака, форму бутылки на предмет патентной чистоты, слоганы на предмет регистрируемости.

Их общение свелось к электронной переписке. Сухой, лаконичной, лишенной каких-либо эмоций.

От: Nabi Kim

Кому: Leo Moreno

Тема: По поводу логотипа Pacific Brewery

Господин Морено,

Предоставленный вами вариант логотипа использует градиент,что может создать сложности при регистрации товарного знака, так как он не будет однозначно воспроизводиться в чёрно-белом варианте и на различных носителях. Прошу предоставить альтернативный вариант в плоском дизайне.

С уважением,

Наби Ким, младший юрист, Caldwell & Sterling.

От: Leo Moreno

Кому:Nabi Kim

Тема: По поводу логотипа Pacific Brewery

Учтено. Отправлю к концу дня.

Лео.

Он даже не удостаивал её обращением «госпожа Ким». Просто «Наби Ким» в подписи, как будто это было название фирмы. И он никогда не писал «с уважением». Только своё имя.

Когда избежать личной встречи было невозможно — например, для просмотра образцов упаковки — они общались как два робота. Наби приходила в переговорку с папкой документов и своим личным планшетом. Лео уже сидел там с макбуком. Они кивали друг другу и сразу переходили к делу.

— Этот золотой цвет слишком близок к цвету, используемому конкурентами из «Golden State Beer», — говорила Наби, указывая на образец этикетки. — Есть риск появления конфликта. Предлагаю рассмотреть более медный оттенок.

Лео, не глядя на неё, изучал палитру на экране.

— Медный придаст упаковке более премиальный вид, но может ассоциироваться с элем, а не с лагером. Это противоречит концепции. Я проверю, есть ли у «Golden State» официальная регистрация этого оттенка для своего класса товаров.

— Я уже проверила, — Наби протягивала ему распечатку. — Вот их патент. Золотой 345-C. Ваш вариант — 344-C. Разница минимальна.

Он брал листок, бегло просматривал.

— Понял. Внесу корректировки.

И всё. Ни слова больше. Воздух в переговорке леденел. Они говорили о законах, пикселях и красках, но настоящий, неозвученный текст их диалога был совсем о другом. Его слова говорили: «Я выполняю свою работу, несмотря на твоё присутствие». Её слова отвечали: «Твои креативные порывы ничего не стоят без моего юридического одобрения».

Однажды они столкнулись у кофемашины. В самый разгар дня, оба измотанные. Он жал кнопку «эспрессо», она ждала своей очереди, уставившись в пол.

— Пропускаю, — сказал он вдруг, отходя от аппарата. Его голос был безжизненным.

— Не надо, — ответила она, не поднимая глаз. — Я подожду.

— Как знаете.

Он взял свой стаканчик и ушёл. Она поняла, что он не мог вынести даже минуты молчаливого стояния рядом с ней. Это ранило сильнее, чем любая грубость.

Коллеги начали замечать ледяную атмосферу между «новой юристкой» и «талантливым дизайнером». Поползли шепотки.

«Они что,знакомы?»

«Кажется,они на ножах. Эванс в курсе?»

«Бедная Наби, Лео обычно такой милый человек, а с ней просто робот».

Наби ловила на себе любопытные взгляды и лишь сильнее затягивала винтики своего самообладания. Она стала еще более собранной, еще более безупречной в работе. Она отвечала на его холод профессионализмом, на его игнор — безупречной логикой и предсказуемостью. Она выстроила вокруг себя неприступную крепость из параграфов, статей и протоколов.

Как-то раз, засидевшись допоздна над сложным патентным исследованием, она вышла из своего кабинета и увидела, что свет в соседней переговорке еще горит. Она заглянула туда и увидела Лео. Он сидел, уставясь в экран ноутбука, перед ним лежали десятки распечатанных вариантов этикеток. Он выглядел уставшим и потёртым, каким она помнила его в мастерской. Он что-то чертил на листке бумаги, потом с силой скомкал его и бросил в угол.

Он поднял голову и увидел её в дверях. Его усталость мгновенно сменилась привычной каменной маской.

— Вам что-то нужно? — спросил он холодно.

— Нет, — ответила она, и её собственный голос звучал скрипуче от усталости. — Я думала, все уже ушли.

— Я заканчиваю, — он щёлкнул мышью, закрывая файлы. — Не буду вам мешать.

Она хотела сказать что-то. Спросить, не нужна ли ему помощь. Предложить кофе. Слово «перемирие» вдруг замерло у неё на губах. Но она увидела его взгляд — отстранённый, отгороженный, — и слова застряли в горле.

— Удачи, — выдавила она вместо этого и повернулась, чтобы уйти.

— Наби, — неожиданно окликнул он её.

Она замерла, сердце бешено заколотилось в груди. Это был первый раз, когда он обратился к ней по имени с того самого утра.

— Вы уверены, что шрифт на главной странице сайта нельзя использовать? — спросил он чисто деловым тоном.

Разочарование, острое и горькое, кольнуло её.

— На сто процентов, — ответила она, не оборачиваясь. — Я отправила вам сравнительный анализ вчера в пять вечера. Проверьте почту.

И она ушла, оставив его одного в свете люминесцентных ламп, слыша, как он тихо выругался себе под нос.

Она шла по тёмным улицам к дому, и её безупречный каблук отчаянно стучал по асфальту. Она выигрывала эту дурацкую войну. Она была права в каждом пункте, профессиональна в каждой детали. Она доказывала ему каждый день, что она не та пьяная дура, которой он её запомнил.

Но почему же тогда её победа чувствовалась как самое сокрушительное поражение в её жизни? Почему каждая его ледяная фраза ранила сильнее, чем если бы он кричал на неё? И почему, чёрт возьми, глядя на него, уставшего и скомкавшего свой рисунок, ей хотелось не торжествовать, а подойти и сказать: «Я понимаю. У меня тоже не получается»?

Но она не сказала. Она была Ким Наби. Юрист. Остров стабильности. А острова не идут на перемирие с ураганами. Они просто готовятся к следующему удару стихии.

Недели превратились в одно сплошное, напряженное противостояние. Проект «Pacific Brewery» приближался к финалу, и давление росло. Креативная команда, возглавляемая Лео, боролась за каждую деталь, в то время как юридический отдел под пристальным взглядом Наби вычёркивал одну идею за другой. Мистер Эванс начинал терять терпение.

— Люди, нам нужен результат! — сказал он на очередной планёрке, его обычно спокойное лицо было напряжено. — Клиент ждёт готовую концепцию. Лео, Наби, я понимаю, что у вас разные приоритеты, но вы должны найти общий язык. Это не соревнование.

Наби и Лео сидели по разные стороны стола, глядя в свои документы.

— Конечно, мистер Эванс, — автоматически ответила Наби.

— Без проблем, — буркнул Лео.

После собрания Эванс попросил их обоих задержаться.

— Послушайте, — он посмотрел на них серьёзно. — Я не знаю, что происходит между вами лично, и мне неинтересно. Но это сказывается на проекте. Затягиваются сроки. Я ставлю вам ультиматум: сегодня вы остаетесь после работы и вдвоём, без посторонних, разберите последние пять спорных пунктов. Или я передаю проект другим специалистам.

Угроза была более чем реальной. Для Наби это означало бы провал в самом начале её карьеры в фирме. Для Лео — потерю крупного контракта и удар по репутации.

В шесть вечера офис опустел. Тишину нарушал лишь гул уборщиков где-то вдалеке. Наби и Лео сидели в той самой переговорке. Между ними на столе лежала стопка распечаток с пометками «НЕ ДОПУСТИМО» от Наби и «ОСНОВНАЯ КОНЦЕПЦИЯ» от Лео.

— Начнем с логотипа, — сказала Наби, её голос прозвучал хрипло от усталости. — Ваш последний вариант с волной. Я всё ещё настаиваю, что он слишком абстрактный и может быть неверно истолкован.

— Он должен быть абстрактным! — Лео впервые за все недели повысил голос. В его глазах вспыхнул огонь. — Это эмоция! Вкус прохлады у океана! Это не схематичное изображение бутылки!

— Закон не оперирует понятиями «эмоция» и «вкус прохлады»! — парировала Наби, тоже повышая тон. Её собственное хладнокровие дало трещину. — Он оперирует однозначностью и уникальностью! Ваша волна смотрится как логотип еще десяти компаний, от серф-школ до доставки суши!

— А ваш юридический педантизм душит любую креативную мысль! Вы видите не искусство, а только потенциальные иски!

— Потому что это моя работа — защищать компанию от этих исков! А ваша работа — создавать в рамках закона!

— В рамках? — он язвительно усмехнулся. — Вы хотите, чтобы я творил в клетке основываясь на ваших законах?!

— Лучше творить в клетке, чем сидеть в тюрьме за нарушение авторских прав! — выпалила она.

Они тяжело дышали, смотря друг на друга через стол, как два измученных зверя. Всё их напряжение, вся накопившаяся злость и обида вырвались наружу. Воздух в комнате накалился до предела.

Лео резко встал, отодвинув стул.

— Без толку. Я не могу так работать.

— И я тоже, — Наби тоже поднялась. Её руки дрожали. — Но мы должны. Или вы хотите потерять контракт?

— А вы — своё место? — бросил он ей в ответ.

Они снова уставились друг на друга. И в этот момент Наби увидела не просто врага. Она увидела того самого человека, с которым когда-то пила вино и смеялась. Она увидела усталость в его глазах, ту самую, что была в мастерской. И она поняла, что он тоже не спал ночами. Он тоже боролся.

Она сделала глубокий вдох, пытаясь взять себя в руки.

—Давайте… давайте просто сделаем то, что должны, — тихо сказала она, снова садясь. — Пункт за пунктом. Без эмоций.

Лео медленно опустился на свой стул. Он провёл рукой по лицу.

— Хорошо. Без эмоций.

Они проработали ещё несколько часов. Спорили, но уже без прежней ярости. Скорее, с отчаянием. Они перебирали варианты, искали компромиссы. Наби, к своему удивлению, обнаружила, что предлагает альтернативные шрифты, которые не нарушали закон, но сохраняли дух концепции Лео. Лео, в свою очередь, начал прислушиваться к её аргументам и сам предлагал юридически безопасные изменения в цветовой гамме.

Это была не победа одной из сторон. Это была изматывающая, медленная выработка общего языка.

Когда они наконец поставили последние галочки напротив всех пунктов, было уже далеко за полночь. Они сидели в полной тишине, сражённые усталостью.

— Я… отправлю итоговый протокол мистеру Эвансу, — сказала Наби, ломая молчание. Её веки отяжелели.

Лео просто кивнул. Он откинулся на спинку стула и закрыл глаза.

Наби собрала свои вещи и направилась к двери. Её рука уже лежала на ручке, когда она услышала его голос. Тихий, без прежней холодности, просто усталый.

— Наби.

Она обернулась. Он смотрел на неё, и в его взгляде не было ни злобы, ни отстраненности. Была лишь всепоглощающая усталость.

— Да? — спросила она.

Он несколько секунд молчал, словно подбирая слова.

—Спасибо. За… за альтернативные шрифты. Это было… практично.

Он произнёс последнее слово без тени насмешки. Почти с уважением.

Наби кивнула.

— Спасибо. За готовность… менять палитру.

Они снова замолчали. Грань между враждой и перемирием была так тонка.

— Я пойду, — снова сказала Наби.

— До завтра, — тихо ответил он.

Она вышла в пустой, тёмный коридор. Война не закончилась. Слишком много боли и недоверия осталось между ними. Но сегодня, в эту долгую и изматывающую ночь, они сделали первый шаг. Не к дружбе и не к любви. А к простому, человеческому профессиональному уважению. И для начала этого было достаточно.

От Беты:

Проверено! Я рада, что они начали прекращать этот конфликт. Спасибо за прочтение ˃͈◡˂͈

Солнечный луч, пробивавшийся через жалюзи, упал прямо на лицо Чонжи. Она застонала и натянула одеяло на голову, пытаясь продлить сладкое небытие. Но воспоминания о вчерашнем вечере нахлынули, как прилив — не резко и болезненно, а постепенно, смывая остатки сна.

Она лежала и слушала, как Наби возится на кухне. Звук кофемолки, звон кружки, ровные шаги — это был саундтрек их новой, осторожной жизни. После той ночи в отеле и последующих неловких встреч они словно заключили молчаливое перемирие. Не с Итаном и Лео, а друг с другом. Перестали притворяться, что всё в порядке, и просто жили, зализывая раны.

Чонжи вылезла из-под одеяла и побрела на кухню. Наби, уже одетая в свой строгий костюм, помешивала овсянку. На ней были те самые серёжки-сердечки.

— Утро, — хрипло произнесла Чонжи, плюхаясь на стул.

— Утро, — Наби поставила перед ней чашку с кофе. — Как ты?

Вопрос был простым, но в нём не было привычной дежурности. В нём был настоящий интерес.

— Жива, — вздохнула Чонжи, обхватывая тёплую кружку ладонями. — Приснилось, что я работаю в кафе, а Итан заказывает десять латте и проливает каждый на себя специально.

Наби усмехнулась.

— Мне снится, что я нахожу юридические лазейки в дизайне Лео, а он в ответ лепит из глины моё чучело и разбивает его молотком.

Они переглянулись, и в их глазах мелькнуло одно и то же понимание. Они были в одной лодке. Всё так же.

— Знаешь, что я поняла? — Чонжи отхлебнула кофе. — Мы всё это время пытались либо убежать от них, либо победить их. А может, надо было просто… перестать обращать внимание?

— Легко сказать, — Наби села напротив, её взгляд был серьёзным. — Но он мой коллега. Я вижу его каждый день. Игнорировать — это всё равно что признать, что он всё ещё может на меня влиять.

— А Итан… — Чонжи посмотрела в окно, где беззаботно кричали чайки. — Он стал для меня символом всего, чего я боюсь. Серьёзности, обязательств. Но когда я перестала ждать от него извинений или взгляда и просто занялась своей жизнью… стало легче.

Она сказала это, и сама поняла, что это правда. Последние недели она не просто работала официанткой. Она тайком писала. Статьи, эссе, заметки о жизни в Санта-Монике. Она отправляла их в небольшой местный онлайн-журнал под псевдонимом. И вчера ей пришёл ответ. Им понравился её материал о скрытых от туристов местах на пирсе. Они просили ещё.

— У меня есть новость, — сказала Чонжи, и её лицо озарила первая за долгое время настоящая улыбка. — Мой текст приняли. В «Santa Monica Scroll». Это маленький, но настоящий журнал.

Наби смотрела на неё, и её строгое лицо смягчилось. В уголках губ заплясали знакомые ямочки.

—Чонжи… это прекрасно. Поздравляю

— Это пока ничего не значит, — поспешно добавила Чонжи, но глаза её сияли. — Просто пробный шар.

— Это значит всё, — поправила её Наби. — Это значит, что ты не сдалась. И что твой талант никуда не делся.

В этот момент их перемирие с миром было нарушено. В квартиру позвонили. Коротко, настойчиво.

Наби нахмурилась.

— Ты ждёшь кого-то?

— Нет.

Чонжи подошла к домофону. — «Кто?» — спросила она. В ответ раздался сбивчивый, но знакомый голос.

— Чонжи? Это… Итан. Можно тебя на минутку?

Сердце Чонжи провалилось куда-то в пятки. Она обернулась и посмотрела на Наби с широко раскрытыми глазами. Та в ответ подняла брови, словно говоря: «Твоё решение».

Чонжи глубоко вздохнула. Она не была готова. Но она и не хотела прятаться. Она нажала кнопку.

Через минуту в дверях стоял Итан. Он был без Бадди. В руках он сжимал свернутый в трубку журнал. Он выглядел… растерянным.

— Привет, — сказал он, его взгляд скользнул по Наби, которая демонстративно углубилась в изучение своего планшета, а затем вернулся к Чонжи.

— Привет, — ответила она, скрестив руки на груди. Защитный жест.

— Я… я не хотел тебя беспокоить. Но я должен был кое-что тебе показать. — Он протянул ей журнал. Это был тот самый «Santa Monica Scroll». — Это твоя статья? «Забытые уголки пирса: где найти настоящую Санта-Монику»? Автор Чж. Пак?

Чонжи онемела. Она кивнула, не в силах вымолвить слова.

— Я прочитал её вчера, — Итан говорил быстро, взволнованно. — Я понял, что это ты. По стилю. По тому, как ты описываешь звук волн, старые лодки… Я был там. Именно так, как ты написала.

Он замолчал, перевёл дух.

—Я просто хотел сказать… что это гениально. И… я был неправ. Я давил на тебя. Я требовал того, к чему ты не была готова. Я не понимал, что ты борешься со своими демонами. И вместо того, чтобы поддержать, я стал ещё одним источником стресса. Прости меня.

Чонжи стояла, не двигаясь, сжимая в руках журнал. Она ждала гнева, упрёков, холодности. Всё что угодно, но не этого. Не искреннего, уязвимого признания.

— Спасибо, — наконец выдохнула она. — За статью. И… за извинения.

— Мне нужно было это сказать, — он посмотрел на неё, и в его голубых глазах не было прежней уверенности. Была надежда. Слабая, робкая. — Я не прошу ничего

Он кивнул ей, потом Наби, развернулся и ушёл.

Дверь закрылась. В квартире повисла тишина. Чонжи медленно опустилась на стул, всё ещё сжимая журнал.

— Вау, — произнесла Наби, нарушая молчание. — Вот этого я не ожидала.

— Я тоже, — прошептала Чонжи. Она смотрела на свою фамилию в журнале. На псевдоним, который был лишь тонкой ширмой. Её слова были напечатаны. Их прочитали. Их оценил тот, чьё мнение для неё что-то значило. Но теперь это значило не потому, что это был Итан, а потому, что это была её работа. Её заслуга.

Внезапно её взгляд упал на Наби. На её непроницаемое лицо, за которым скрывалась буря эмоций.

— А что с Лео? — осторожно спросила Чонжи. — После той ночи в офисе… что-то изменилось?

Наби отвела взгляд.

—Мы работаем. Без войн. Но и без… всего остального. Иногда он задерживает дверь лифта. Иногда я передаю ему отчёты без его просьбы. Это… профессиональное перемирие.

— Но ты же видишь, как он на тебя смотрит? — не унималась Чонжи.

— Он не смотрит, — резко сказала Наби, вставая и неся свою тарелку к раковине. — И я не смотрю на него. Так проще.

Но Чонжи уловила в её голосе ту же нотку, что была у неё самой минуту назад. Неуверенность. И слабый, слабый проблеск надежды.

В тот вечер они сидели на балконе, как в старые добрые времена. Но теперь между ними не было тяжёлого молчания. Они говорили. О работе Чонжи, о сложном деле Наби, о глупом сериале, который они смотрели. Они смеялись. И это был настоящий смех.

Возможно, они и не нашли любовь, которую искали. Возможно, их сердца всё ещё были в синяках и ссадинах. Но сегодня, глядя на огни пирса, отражающиеся в тёмной воде, они чувствовали себя не беглянками, а первооткрывательницами. Они строили свою гавань. По кирпичику. По слову. И этот процесс был не менее важен, чем конечная цель.

Ветер с океана принёс запах соли, свободы и чего-то нового, ещё не названного. И это было достаточно. Пока что достаточно.

От Беты:

Проверено! М, мне нравится, как налаживаются отношения Чонжи и Итана) Надеюсь, вам тоже🤗