Шаги за спиной (джен)

В палате царил полумрак даже днём. Узкое окно, затянутое бесконечным ноябрьским дождём, пропускало лишь мутный свет, превращавший всё вокруг в расплывчатые силуэты. Острый запах лечебных зелий и стерильных бинтов смешивался с металлическим привкусом крови. Северусу казалось, что он до сих пор чувствует его на языке.

Снейп лежал практически неподвижно, вслушиваясь в тишину. Которая на поверку была обманчивой: звук чужого дыхания, тяжёлые шаги и скрип сапог доносились до него из-за закрытой двери. В коридоре неизменно находились двое. Авроры. Он довольно ясно разглядел их во время частых — к чему столько хлопот? — визитов целителя. Красные форменные мантии на фоне белоснежных стен служили веским напоминанием: он несвободен.

Северус на мгновение зажмурился. Ему говорили, что он выжил чудом. Но зачем? Он помнил острые змеиные клыки, невыносимую боль, жжение яда, стремительно накатывающую темноту — и после всего этого, разумеется, он просто обязан был очнуться здесь, прикованный к жёсткой больничной койке, среди лекарственных паров и чужого недоверия. Чего ещё следовало ожидать с его-то везеньем?

Он даже не знал, что происходит за пределами его палаты. Или всё же камеры? Добрый доктор был крайне уклончив. Он сообщил Северусу лишь минимум информации: война закончилась почти полгода назад, Гарри Поттер жив, Гарри Поттер — герой, Тот-Кого-Нельзя-Называть мёртв. Под предлогом заботы о его здоровье Снейпу не давали читать газеты. Чтобы не волновать пациента. Ха! Словно незнание шло хоть кому-то на пользу. Он и без того был уверен, что уважаемые издания полощут имя бывшего профессора на все лады: «предатель», «лжец», «убийца». Возможно, хуже. Это не должно было задевать. Но почему-то всё равно было тошно. Северус крайне нуждался в информации. Именно в ней ему отказывали.

Он попытался повернуться, но боль в шее, тянувшаяся до ключицы, заставила его застыть. Тело было тяжёлым, словно его оглушили петрификусом, а каждый вдох отдавался тупым давлением в груди.

Снейп не брался предполагать, что ждёт его дальше. Суд? Азкабан? Поцелуй дементора? Нет, последнее вряд ли — даже у Поттера должно хватить совести, чтобы не допустить этого. Наверное. Хотелось бы верить. Гриффиндорское великодушие и прочая чушь.

За дверью послышалось движение, разговор, настолько тихий, что слов нельзя было разобрать. Один из авроров тяжело вздохнул, будто устав от бессмысленного дежурства. Северус горько, безрадостно усмехнулся. Даже доблестным блюстителям правопорядка скучно стеречь его, искалеченного и сломленного.

За стеклом сгущались ранние осенние сумерки. Капли стекали вниз, размывая тусклый, серый свет, и Снейпу вдруг подумалось, что именно так выглядит его будущее: мутное, неясное, мрачное, без чётких планов. Собственно, без будущего.

Он закрыл глаза. Но, несмотря на постоянную усталость, сон не приходил. Только вязкая, тяжёлая тьма, такая же мёрзлая, как стылый воздух, что проникал сквозь щели. Или холод ему только чудился? Насколько Северус помнил, его постоянно знобило с тех пор, как он пришёл в себя. «Последствия токсического воздействия», — лениво отметила извращённая часть его мозга, привыкшая всё анализировать.

Снейп сдался и перевёл взгляд на чистый, гладкий, ничем не примечательный потолок. В тенях, ложившихся пятнами на побелку, он видел очертания лиц, знакомых и мёртвых. Их было слишком много для него одного.

Его последним чётким воспоминанием — до этого обеззараженного, безнадёжного вакуума — были зелёные глаза. Разумеется, не её, а лишь подделка, воплотившаяся в её сыне, но до невозможности похоже. И каждый раз, когда собственный разум садистски возвращал его в тот страшный момент на грязном полу Визжащей Хижины, Северус задавался вопросом: а нужно ли цепляться за предстоящее существование? Всё, ради чего стоило бы жить, умерло много лет назад вместе с Лили. Дальше его поддерживало только одно желание: искупить. Нет, с собой он мог быть откровенным: отомстить. Хотя в понимании Снейпа это было одно и то же. Если не лично отплатить Волдеморту, то хотя бы приложить руку к грядущему возмездию. Цена и время не имели значения.

А теперь и ненавистный враг, и неохотные союзники и даже заветная цель исчезли, оставив его, потерянным и неприкаянным. Бросить всё, отказаться от борьбы за выздоровление мешало только его легендарное упрямство. Ну и прощение, щедро дарованное ему Лили, тоже подбадривало. Пусть оно лишь привиделось Северусу в предсмертном бреду. Он предпочитал считать, что примирение было не просто галлюцинацией, а чем-то много большим.

Опять же, что дальше? Если неожиданно случится чудо, и его оправдают… Снейп вынужден был признать, что такой вариант развития событий не был совершенно невозможным. Да-да-да, Гриффиндорское великодушие и прочая чушь. Что тогда? Вернуться в Хогвартс, — если допустят, — снова пытаться учить тупоголовых болванов? Или запереться в Тупике Прядильщиков добровольным затворником? Кто придёт к нему? Ученики боялись, коллеги презирали — обвинения Макгонагалл были более чем красноречивы.

Для всех Северус Снейп навсегда останется чудовищем. Может, именно это и есть его истинное обличие? Не имело значения, оправдает ли его Визенгамот. На самом деле, для него не существовало оправдания.

Боль в очередной раз прострелила шею, и он стиснул зубы, чтобы не застонать. Каждое движение напоминало, как близок он был к гибели. В тот миг он чувствовал облегчение: конец лжи и конец его личной войне. Но даже смерть обманула. Зачем? Чтобы он ещё какое-то время гнил здесь, под конвоем людей, которые видят в нём угрозу?

Северус снова прислушался к шагам в коридоре. Внезапно ему почудилось, что эти шаги не исчезнут никогда. Что всю оставшуюся жизнь за его спиной будет кто-то стоять.

Он даже знал, кто.

В измученном сознании постоянно, как заевшая пластинка, прокручивался тот вечер: Астрономическая Башня, яростные порывы ветра, чужие, жадные взгляды. И Альбус, смотревший на него без страха. Слабый, обречённый, но всё равно — великий. Смиренно просивший. Властно приказывающий.

Снейп знал: всё произошло по воле Альбуса. А Северус лишь исполнил обещание, последовал плану, воплотил замысел. Поступил так, как было необходимо. Но мерзкое ощущение, что он был убийцей, не смывалось никакими оправданиями. В памяти снова вспыхивал зелёный свет проклятия, снова гулко отдавалось эхо падения. В глубине души он так и не пришёл к выводу, кем он был в ту минуту: верным другом или беспощадным палачом.

Тень выдающегося человека, которого он не мог спасти, навсегда останется за его плечом. Она будет следовать за ним всегда, тихо, но неумолимо. Так же как и тень Лили Эванс.

И если завтрашний день принесёт свободу, то что он будет с ней делать?

Мысли клубились, как туман над лондонской мостовой, но постепенно сводились к одному — пустоте.

Северус признал: оправдают его или осудят, отправят в тюрьму или отпустят — это было совершенно неважно. Чужой суд всегда будет мягче, чем его собственный.

Он выжил. И именно это казалось самым страшным приговором.