Пуговица (джен)

У Арианы Дамблдор была тряпичная кукла. Простая, сшитая из лоскутков платья матери, с волосами из распущенной шерстяной пряжи. А вместо левого глаза у неё была пуговица. Большая, перламутровая, с едва заметной трещинкой, словно кукла подмигивала.

Именно этот глаз-пуговица стал немым свидетелем всей трагедии дома Дамблдоров.

Он «видел», как счастливая маленькая Ариана укладывала куклу спать в коробку из-под конфет. Он «видел», как в тот роковой день в саду трое мальчишек-маглов подкрались к девочке с палочкой, и как её мир, её магия, её разум не выдержали жестокости и сломались.

С тех пор кукла лежала на кровати Арианы. И одноглазо наблюдала, как Кендра, сгорбившись от горя, пыталась ухаживать за дочерью, чьи глаза стали такими же пустыми, как её пуговичный взгляд. Она «видела» ярость и отчаяние Персиваля, который, обезумев от горя, отправился мстить и исчез навеки в Азкабане. Она «слышала», как юный Аберфорт, злой и беспомощный, часами сидел у двери комнаты сестры, сжимая в кармане свой нож.

А потом в комнату ворвался свет — в лице Альбуса. Блестящего, громкого, полного планов о славе и «величайшем благе». Он почти не смотрел на куклу. Его мир был за окном. Он не замечал многого, что напоминало о тёмном пятне на репутации его семьи. Его жизнь была наполнена книгами, амбициями и перепиской с Геллертом Грин-де-Вальдом.

Но в ту страшную ночь, когда Геллерт оспаривал право Альбуса уехать, оставив семью, пуговица увидела всё. Она увидела, как Аберфорт, сжимая свою палочку, бросился на защиту чести сестры. Она увидела, как три палочки вспыхнули в тесной комнате. И она увидела, как бездыханное тело Арианы рухнуло на пол, а её безжизненная рука смахнула куклу с постели.

Она не заметила, чьё заклинание поразило Ариану. Но она «слышала» наступившую тишину. Такую оглушительную, что от неё звенело в ушах.

Кукла упала в тень под кроватью. И её глаз-пуговица больше не видел живых. Лишь ноги Альбуса, застывшие в оцепенении. Лишь сапоги Аберфорта, опустившегося на колени с тихим стоном.

Утром Альбус, собирая вещи для своего вечного искупления, поднял куклу. Его взгляд встретился с пуговицей. В её тусклом, безжизненном блеске он увидел всё: свой эгоизм, свою слепоту, цену своих великих идей. Он не смог выбросить куклу. Он не смог оставить её Аберфорту, как новую причину для вечной ненависти.

Он взял её с собой. В Хогвартс.

Кукла так и лежала у него в сундуке. Никогда не вынутая, но всегда присутствующая. Иногда, в самые трудные моменты, он открывал крышку. Он не смотрел на портреты родителей, не перечитывал старые письма от Грин-де-Вальда. Он смотрел на тусклую пуговицу-глаз на лице тряпичной куклы. Это был тайный якорь, привязывающий его к тому единственному уроку, который он выучил слишком поздно: что все великие планы, все «величайшие блага» ничего не стоят, если за них заплачено жизнью сестры.

Она была всего лишь пуговицей. Но для самого могущественного волшебника современности она была единственным честным зеркалом. Зеркалом, в котором он видел не победителя тёмного волшебника, а виноватого брата, который когда-то выбрал славу вместо семьи. И этот одноглазый взгляд напоминал ему каждый день: любая великая победа в мире начинается с маленького поражения дома. И это поражение уже ничем не исправить.