↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Бар «Гравитация» на станции «Перекресток Трех Лун» был местом, где законы физики иногда отступали перед желанием хорошенько закусить и выпить.
Воздух здесь пах коктейлем из озона, жареного мяса и перегаром разного рода алкоголя.
Голографическая реклама за стойкой предлагала то энергетик, то средство от молочницы, а под потолком-куполом медленно вращался настоящий астероид, подсвеченный лазерными лучами. Иногда их свет отражался в кристаллах астероида и выхватывал из полумрака различных колоритных посетителей модного в этом секторе Галактики места.
В углу стоял столик, отлитый из прозрачного акрила, сквозь который были проложены прозрачные же трубки, по ним медленно циркулировало что-то светящееся и переливающееся разными цветами. За столиком сидели три прекрасные фигуры, притягивавшие завистливые и восхищенные взгляды мужчин (и не только) этой части бара.
Темпа, девушка с кошачьими ушами, лениво помахивала кончиком своего темного хвоста. Ее золотистые глаза с вертикальными зрачками были полуприкрыты от удовольствия, пока она наслаждалась местным напитком «Импульс-Два». Космическая шхуна Темпы, «Мармеладное Сердце», стояла в соседнем доке и была легендой среди космических бродяг. Но не из-за скорости, легендарной стала страсть её капитана. Темпа охотилась за Абсолютной Пышкой по всей обитаемой части Галактики.
Напротив девушки-кошки сидела Энни Нова. Ее кожа мерцала, как звездная пыль, а волосы напоминали туманность, небрежно собранную в пучок. Она, по своему обыкновению, водила пальцем по экрану планшета, отслеживая котировки запрещенных артефактов в соседних звездных системах.
Рядом с ней расположилась Джас Тина. Высокая, статная, с кожей, похожей на вороненую сталь, и взглядом, способным остановить кракенборда в ярости, она медленно помешивала виски арбалетным болтом, который называла «зубочисткой».
Сказочница Натязя выглядела как высшая эльфийка из древних легенд. Ее истории, по слухам, могли изменять судьбы империй. Но сегодня она хотела больше слушать, чем рассказывать.
Разговор, как обычно у дам, следящих за своими фигурами, перешел к еде. Точнее, к выпечке.
— …А на Ксилоне-7, представляешь, используют масло древесной осы! От него у пирожков такая… э-э-э… воздушная текстура, — растягивая слова, проговорила Энни.
— Воздушная? Может быть. Но и пахнут они, как дупло гнилого дерева, — фыркнула Джас Тина, стуча болтом о край бокала. — Вот на шахтах Гефеста старик Горн пек такие хлеба, что ими можно было и голод утолить, и недоброжелателю голову проломить. Идеальное сочетание.
Все засмеялись, кроме Темпы. Она лишь ухмыльнулась, и ее кошачьи уши плавно шевельнулись.
— Вы все гуляете сейчас на задворках галактики, — проговорила она, отставляя бокал. — Ваши пекари — настоящие мастера. Они талантливы, не спорю. Но я говорю о морально-этических качествах тех, кто выпекает для нас изысканные штучки.
— О, начинается! — усмехнулась Энни. — Наш верный охотник за Абсолютной Пышкой сейчас выдаст нам имя какого-нибудь гения-кондитера с Плюка, чьи печенюшки стоят как малый крейсер.
Темпа покачала головой, и её чёрные волосы волной упали на плечи.
— Нет, он был не оттуда. С маленького мокрого шарика на краю Рукава Ориона. С Земли.
Джас Тина приподняла бровь.
— Земля? Правда? Наша прародина?
— Да, — ответила Темпа, и её голос стал тише и задумчивее. — Это было очень давно, в эпоху каменного века, в XX веке по земному календарю. Тогда отправили «Вояджер» и изобрели паровой двигатель. Мой герой работал пекарем на огромном пароходе. Это был пассажирский лайнер, который назвали «Титаник».
В баре заиграла новая ретровэйв-мелодия, но за их столом воцарилась тишина. Даже Натязя, обычно спокойная, когда слушала других, наклонилась вперёд, её глаза вспыхнули любопытством.
— «Титаник»? — переспросила Энни. — Тот самый, где Ди Каприо...
— Да, — кивнула Темпа, кошачьи зрачки её расширились, вбирая историю далекого прошлого. — Тот самый пароход, что нашел свою могилу на дне Северной Атлантики. На нем работал лучший, по моему скромному мнению, в галактике пекарь по имени Чарльз Джогин.
— И что же в нем было такого особенного? — не выдержала Джас Тина, отложив свой болт. — Он пек пирожки, которые могли воскрешать мертвых?
Темпа грустно улыбнулась, как умеют улыбаться те, в ком есть кошачьи гены.
— Он пек обычный хлеб, но в катастрофе оказался самым надежным, полезным и моральным человеком на корабле.
— Расскажи, — тихо попросила Натязя, не отрывая взгляда от Темпы. Темпа откинулась на спинку кресла и обвила хвостом подлокотник. — Хорошо.
Она отхлебнула «Импульс-Два», и ее зрачки с золотыми ободками будто устремились в прошлое. Шум «Гравитации» стал тише.
— Его звали Чарльз Джогин... — начала она рассказ бархатистыми мурлыкающими нотками. — Он был пекарем. И, как и многие великие художники, питал определенную слабость к тому, что на Земле называли «хорошей выпивкой». В ту ночь, когда гигантское судно с идиотской проектировкой по имени «Титаник» встретился с айсбергом, Чарли не планировал совершать подвиги. Он планировал наслаждаться дистиллятом собственного производства — дрожжи и сахар, знаете ли, для пекарей никогда не были проблемой.
— Собственного производства? На корабле? Надо же, предприимчивый человечек, — фыркнула Энни Нова.
— Как раз в тот момент, когда он оценивал прозрачность и крепость очередной порции, раздался скрежет льда о корпус. Тот самый звук, от которого леденеет кровь у любого, кто поставил на кон жизнь в тонкой скорлупке, окруженной враждебной средой, будь это хоть звездоплаватель, хоть мореплаватель. Но Чарли не растерялся. Он схватил свою флягу — верную спутницу и вышел на палубу. Холодный воздух, паника... и приказ капитана: «Шлюпки на воду!»
И что же сделал наш Джогин? Он не побежал спасать свою шкуру, а собрал команду своих присыпанных мукой парней-пекарей и велел тащить им на палубу весь хлеб, что смогут. К шлюпкам! И они несли буханки хлеба и бросали их в шлюпки, чтобы те, кто будет спасаться, могли немного перекусить, пока их будет мотать по волнам океана.
Джас Тина медленно кивнула, оценивая поступок пекаря.
— Вот так вот! — промурлыкала Темпа. — А потом... потом он вернулся в каюту, хлебнул еще порцию своего фирменного напитка, оделся потеплее и выбрался снова на палубу.
Капитан поручил ему командование одной из шлюпок, и когда скомандовали «покинуть судно», Чарли помогал заталкивать в ту скорлупку женщин и детей. А потом он посмотрел на своего младшего пекаря, дрожащего от страха, и... уступил ему место.
— Он остался? — тихо спросила Натязя, и в ее глазах вспыхнули огоньки далеких звезд.
— Остался. — Темпа сделала драматическую паузу. — Он вернулся на нижнюю палубу, где ледяная вода уже лизала паркет, и... налил себе выпить. Представьте! Грохот, крики, наклон палубы, а он опрокидывает стакан. Потом надевает на себя спасательный жилет и набивает всё, что может, бутылками своего самогона.
— Вот это наш человек! Хладнокровие на уровне! — не удержалась Энни, и по ее коже пробежали искорки.
— Хладнокровие? А может быть, и несколько промилле в крови, — загадочно улыбнулась Темпа. — Но это не важно, на самом деле. Когда вода подобралась к его каюте, он крепко прижал к груди свои драгоценные запасы и поднялся наверх, на самую корму. Все шлюпки ушли, вокруг барахтались те, кто не смог найти в них места. И тогда Чарльз Джогин, главный пекарь «Титаника», нашел себе новое занятие. Он принялся швырять за борт шезлонги. Один за другим, шестьдесят штук! Эти плетеные кресла, предназначенные для неги под солнцем, стали последним шансом для тех, кто оказался в ледяной воде, они многих спасли.
Девушки завороженно слушали.
— И он был самым последним человеком, покинувшим гибнущий лайнер. Не капитан, как это принято, а пекарь Чарли. Когда корма вздыбилась и торчала над водой, он просто перелез через поручни и шагнул в темноту. И случилось чудо — там, куда он попал, не образовалась смертельная воронка, затягивающая всё в могилу. Он вошел в ледяную Атлантику, как вспоминали, даже не намочив волос.
— Не может быть! — выдохнула Энни.
— А вот и может! — воскликнула Темпа. — Он провел в этой ледяной купели больше четырех часов. Он старался не заснуть и прикладывался к своему арсеналу напитков. Его слабость стала его броней, алкоголь не дал ему замерзнуть изнутри, не дал панике сожрать его разум. Он выжил. Когда его вытащили, офицер, видевший, как он уходил последним, не мог поверить своим глазам.
Темпа плеснула себе еще «Импульса-Два» и хитро ухмыльнулась.
— После пережитого он не изменился. Пек хлеб, ходил на пароходах в море, пережил еще два кораблекрушения. Даже завел яхту и ходил на ней. Этот неукротимый старик умер в семьдесят восемь лет. И на его надгробии высечены только три слова: «Пекарь с «Титаника»».
По-моему, это очень круто.
* Чарльз Джогин — реальная историческая личность. Темпа почти не добавила ничего от себя в рассказ о нём.
Номинация: Тема 13. DRINK — Напиток (тексты)
Конкурс в самом разгаре — успейте проголосовать!
(голосование на странице конкурса)
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|