Гарри Поттер и тайны рода Блэк (джен)

* * *

30 мая 1998 года* * *

Гарри Поттер проснулся от того, что кто-то настойчиво теребил его за плечо. Он открыл глаза и увидел эльфа Хогвартса, ранее ему незнакомого. За окном уже был полдень. Сегодня был выходной и Гарри позволил себе поспать подольше. Но сейчас от него снова что-то требуется.

— Мистер Гарри Поттер, проснитесь. Госпожа Директор МакГонагалл ждёт вас у себя в кабинете. Мне велено проводить вас туда.

— Передай ей, что я скоро буду.

Эльф тут же исчез. Гарри вскочил с кровати, наспех собрался, расчесал пятернёй свою непокорную шевелюру и пошёл из спальни факультета Гриффиндор, который не покидал уже почти месяц. Дорогу в кабинет директора он прекрасно знал, ведь он был один из немногих студентов, которые часто там бывали. По пути он окончательно проснулся и думал, о чем пойдёт разговор. Хоть бы не корреспонденты с фотографами. Как же они утомили… С того дня, как Гарри победил Тёмного Лорда, чем положил конец магической войне, вся магическая Британия считала его героем. И, конечно, в первые недели после победы все стремились к нему, писали письма, просили автографы. Корреспонденты из Ежедневного Пророка и других газет и журналов выстроились в очередь, чтобы взять у героя и его друзей интервью, запечатлеть их на колдофото. Конечно, Гарри всем шёл навстречу, но это уже его порядком утомило.

Хогвартс сильно пострадал от нападения приспешников Воландеморта, и его дружно, не сговариваясь, решили привести в порядок те студенты, которые уже достигли совершеннолетия. Разумеется, золотое трио, как прозвали Гарри, Рона и Гермиону, было в первых рядах. После того, как все пришли в себя, в замке начались восстановительные работы, и Гарри принимал в них самое активное участие. Рону пришлось ездить в Нору, которая тоже требовала ремонта и заботы. Гарри и Рон уже не были студентами Хогвартса, но новоиспечённый директор Минерва МакГонагалл разрешила им занять свои прежние места в спальне Гриффиндора. Вот там его и нашёл эльф, который передал ему приглашение в кабинет директора.

Гарри подошёл к кабинету, и горгульи пропустили его без пароля. Может, потому что узнали его, а может, новоиспечённый директор ещё не придумала свой. Никаких корреспондентов не было. Гарри вздохнул с облегчением и вошёл в кабинет. Там всё было по-старому, за исключением некоторых деталей. На столе не стояли хитрые приборы, а была куча бумаг и книг, не было насеста с фениксом, среди портретов появилось ещё два — Снейпа и Дамблдора, но они были безмолвны. В то время как другие портреты радостно приветствовали победителя магической войны. Профессор трансфигурации, а ныне директор школы чародейства и волшебства Хогвартс Минерва МакГонагалл сидела за письменным столом и писала.

— Мистер Поттер, добрый день, проходите, — пригласила она его вглубь кабинета. — У меня к вам непростой разговор.

— Здравствуйте, директор МакГонагалл. — ответил Гарри. — Я вас слушаю.

— Гарри, не буду вас утомлять долгим вступлением, перейду сразу к сути. На правах директора Хогвартса вынуждена вам сообщить, что скоро вам придётся его покинуть. Экзамены вы не сдаёте, так что к концу июня, как закончатся восстановительные работы, вам придётся уехать. Таковы правила ещё со времён принятия Статута. В летние месяцы Хогвартс должен отдыхать от учеников, чтобы стабилизировалась его магия, а не-студенты вообще не должны находиться на территории. Вы и ваши друзья — особый случай, но всё же...

— Я понимаю, профессор, — растерянно сказал Гарри. Такого поворота он вообще не ожидал. — Но куда же мне идти? Не к Дурслям же возвращаться, тем более что я даже не знаю, где они теперь живут.

— Конечно, нет, вы же давно совершеннолетний. Вы можете снять комнату в Хогсмиде, а осенью, если хотите, можете продолжить обучение на 7 курсе. Я всем даю такую возможность, кто желает закончить полный курс обучения.

— Нет, не хочу, ни то, ни другое. На прошлой неделе мы с ребятам выбирались в Хогсмид. Приятно, конечно, когда тебя везде встречают как героя, но честно говоря, я уже устал от всеобщего внимания. Даже здесь мне уже тяжело. Много кто желает пожать руку победителю, а я больше всего на свете хочу отдохнуть в тишине и покое. Да и чтоб снять жильё, нужны деньги. Я говорил с Биллом Уизли, он пока не рекомендовал мне приходить в Гринготтс, после того, что мы устроили с драконом. Вроде гоблины меня пока не трогают, но лучше их не злить.

— Ах да, помню… Ну что же, понимаю вас. С гоблинами шутки плохи. А почему вы не хотите завершить образование в Хогвартсе?

— Дело в том, что я хочу учиться на мракоборца. Мне недавно прислали сову с сообщением о том, что меня зачисляют без вступительных испытаний, и Рона с Гермионой тоже. Занятия начнутся в октябре.

— Тогда поздравляю вас и ваших друзей. Конечно, после ваших подвигов зачем вам тратить ещё год. Но возвращаясь к основной теме разговора: может быть, Уизли вас примут?

— Уизли всегда мне рады, но сейчас им явно не до меня. Сами понимаете, Фред...

— Да, бедный Фред Уизли… — с печальным вздохом произнесла МакГонагалл. — Джордж навсегда лишился своей половинки…. тогда, может быть, вам вернуться в дом вашего крёстного? Насколько я знаю, Сириус сделал вас своим наследником и теперь этот дом ваш по праву.

— Всё верно, дом на Гриммо, 12 якобы принадлежит мне, — у Гарри значительно упало настроение. О доме Гриммо он тоже думал, но без удовольствия.

— Почему якобы? Если Сириус вам его завещал, значит, он без сомнения ваш и вы можете там жить.

— Дело в том, что я жил некоторое время в том доме, — сказал Гарри. — Год назад, когда мы скрывались от пожирателей. И мне там было весьма не по себе.

— Почему? — удивилась Минерва. — Дом не признал вас хозяином?

— Не знаю, признал или не признал. Кикимер стал меня слушаться, но сам дом был не очень расположен ко мне и моим друзьям. Очень мрачно, всякие звуки по ночам, боггарты. Куча всяких тёмных предметов, хотя мы вроде всё убирали. Скрипучие половицы, кровати, большая часть комнат не открывается. Ещё этот портрет матери Сириуса, который постоянно вопит «грязнокровое отродье, предатели крови» и всё в таком духе.

— Ну что ж. Дома волшебников тоже волшебные… но тем не менее, вы смогли туда войти?

— Да, смог.

— Без преодоления барьеров? Без специальных заклинаний?

— Да. Мы просто аппарировали на крыльцо и вошли.

— Значит, дом вас всё-таки впустил.

— А что, мог не впустить?

— Ещё как мог. Ведь защитные барьеры там ставили сами Блэки, всячески поддерживали и укрепляли из поколения в поколение. Он пропустит либо члена семьи Блэк, либо тех, кому хозяин дома даст разрешение на вход. Что-то вроде упрощенной версии Фиделиуса. Тогда, помните, когда в этом доме проходили собрания Ордена, каждому выдавалось приглашение и разрешение на вход, это делал лично Сириус. Но после его смерти могло что-то измениться.

— Ага! Госпожа профессор трансфигурации не забыла, как однажды вылетела с крыльца, когда вздумала, что просто так может войти в дом древнейшего чистокровного семейства! — раздался чей-то восклик откуда-то сверху.

Гарри поднял глаза и увидел, что эти слова принадлежали портрету Финеаса Найджелуса Блэка, который в начале 20 века был директором Хогвартса. Его портрет был третьим слева от портрета Дамблдора.

— Мистер Блэк, моё почтение, — обратилась к портрету Минерва. — Теперь мы с вами можем разговаривать. Да, было такое, — пояснила она Гарри. — Я хотела побеседовать с родителями Сириуса о его поведении, очень уж оно было вызывающим.... Но дальше крыльца я не смогла пройти. Меня сбросили с него, хоть я не была незванной гостьей и предупредила о своём визите. И летучий порох пронёс меня мимо их камина. Пришлось вызывать Ориона и Вальбургу в себе в кабинет, чему они яростно протестовали.

— Почему? — спросил Гарри.

— Они ведь оба были слизеринцы до мозга костей, особенно Вальбурга.

— Ах да, Сириус же пошёл против семьи, пожелав учиться на Гриффиндоре.

— Да, этот строптивец, мой праправнук был тот ещё мастер сворачивать кровь своей матушке, — снова раздался голос Финеаса с портрета. — Сколько проклятий я слышал от Вальбурги в сторону факультета львов…

— Да уж, немало, надо полагать, — пробормотал Гарри, припоминая, сколько желчи и яда он сам слышал от портрета матери Сириуса.

— Добро пожаловать в славную семью Хогвартса в качестве директора, Минерва! — раз уж портрет проснулся, то решил пообщаться, поговорить Финеас всегда любил. — Магия замка признала вас директором, хоть вы и не чистокровная волшебница. И нам, старым директорам, ничего не остаётся, как покориться воле Магии и признать вас тоже!

Другие портреты одобрительно закивали. Лишь только Снейп никак не отреагировал.

— Будет вам, Финеас, — миролюбиво произнесла Минерва. — Мне всё равно, что думают о моём происхождении. Последние события показали, что быть чистокровным — большая проблема. Главный поборник чистокровности наконец-то побеждён, а его насквозь чистокровные сторонники в Азкабане или в бегах, а кто-то и вовсе в могиле.

— Ах, да! Победа оказалась на вашей стороне, молодой человек. Поздравляю вас.

Конечно, я, мои предки и потомки всегда ратовали за чистоту крови волшебников, но уж точно не такой ценой. Насколько я знаю, это был лишь предлог. Я предупреждал об этом своих неразумных потомков…

— Я рада, Финеас, что вы ближе к идеям мира, а не войны. — профессор хотела вернуться к разговору с Гарри, но портрет Финеаса не унимался.

— Молодой человек!! — обратился портрет к Гарри. — Я, конечно, поздравляю вас с тем, что все ваши планы завершились успехом. Но не будете ли вы столь любезны и не вернёте ли мой второй портрет на законное место, в мой фамильный особняк?

— Да-да, конечно, мистер Блэк, — ответил Гарри.

— Очень прошу вас. Пусть ваша подруга-грязнокровка вернёт его туда, где взяла, и как можно скорее.

— Вернёт, сэр. Но только после того как вы перестанете её так называть. Гермиона самая одарённая колдунья из всех кого я знаю и намного лучше всех чистокровных, вместе взятых. Именно благодаря ей мы победили.

— Простите, молодой человек, — устыдился Финеас, насколько это можно было сказать про портрет. — Хорошо, я прошу прощения у вашей подруги и надеюсь, что в ближайшее время мой портрет окажется на своём месте. Порядок должен быть во всём. — И Финеас Найджелус сделал вид, что уснул.

— О чём это он, Гарри? — спросила директор.

— Дело в том, что когда мы жили на Гриммо, Гермиона прихватила с собой портрет Финеаса и он потом сопровождал нас в нашем походе, — объяснил Гарри. — Кое в чём он нам здорово помог.

— Ясно. Тогда и я выражаю вам свою благодарность, господин бывший директор Блэк, — вновь обратилась к портрету своего предшественника МакГонагалл.

— Принято, — пробормотал Финеас, не открывая глаз.

— Получается, вам всё равно нужно идти в дом на Гриммо, хотя бы чтоб вернуть портрет. Вот заодно и посмотрите, сможете ли вы там жить. Сейчас вам уже не надо опасаться того, что было раньше.

— Спасибо, миссис МакГонагалл, — ответил Гарри. — Видимо, придётся, да. Хорошо, скоро я туда отправлюсь.

Гарри, перед тем, как покинуть кабинет, посмотрел на портрет Дамблдора. Тот сверкнул глазами через очки-половинки и улыбнулся. Гарри помахал ему рукой и вышел из кабинета.

Путь в гостиную Гриффиндора занял довольно продолжительное время. Эта часть замка ещё не подверглась уборке и ремонту. Гарри прошёл целую систему из коридоров и сломанных лестниц. В одной из пробоин лестниц он обнаружил большой хрустальный шар. Рядом валялись ещё несколько, треснутых и расколотых, но этот был целый и ярко сверкал в солнечном луче, проникшем через разбитый витраж.

— Трелони, — подумал Гарри. — Та самая, из-за которой заварилась вся эта каша с пророчеством. Получается, что оно исполнено, ведь так? «Тот, кто сможет победить Тёмного Лорда, родится на исходе седьмого месяца, бла-бла-бла,… ни один из них не может жить спокойно, пока жив другой». Ну что ж. Наконец-то один из них в кои-то веки может быть спокоен, а может, даже и начать жить. Интересно, получится ли? И Гарри побрёл дальше, лениво рассуждая о том, что предстоит сделать в будущем. Сначала восстановление Хогвартса. Потом неплохо было бы отдохнуть, до того как начнётся учёба в школе мракоборцев. И вот тут следовал целый ряд вопросов. Где? Как? С кем? На что? … мысли об отдыхе были самыми новыми мыслями за всю жизнь. Собственно, он ни разу в жизни нормально не отдыхал. Жизнь с Дурслями на летних каникулах нельзя назвать отдыхом. Вот разве что с Роном, в Норе….. До чемпионата по квиддичу так и было. Несколько недель в году Гарри чувствовал себя человеком, у которого есть семья.

Тут Гарри вспомнил о Фреде Уизли. У него сжалось сердце, и откуда-то из глубины были готовы выплеснуться слёзы. Фред… теперь Джордж без своей половинки, который договаривал за него фразы, когда брат её начинал… придётся теперь Джорджу самому произносить все слова…. Бедные Молли и Артур. Эта проклятая война забрала у них сына.

С такими печальными мыслями он шёл, не разбирая дороги. И вдруг, как из воздуха, на его пути возник большой клубок газовой шали, звенящий от многочисленных бус и браслетов, расточая вокруг себя запахи благовоний и, традиционно, кулинарного хереса. Профессор Трелони вышла из своего укрытия. Поравнявшись с Гарри, она почему-то не поздоровалась с ним, а посмотрела мутным взглядом как бы сквозь него. Гарри нисколько этому не удивился и пошёл дальше. Но через несколько шагов почувствовал неладное и развернулся. Сивилла Трелони по всем признакам опять была готова впасть в транс. Гарри перестал дышать и ровно через мгновенье услышал потусторонний голос:

"Та, что помогла свергнуть темнейшего волшебника, та, что является верным другом победителю Лорда Тьмы, вернет че‌рноволосому роду продолжение и процветание. Старый род, угасший во мраке ложных традиций, возродится, объединятся все его корни, предатели крови отсекутся, волшебная кровь обновится, да не успокоится волшебный мир, пока это не случится.”

Гарри оцепенел от услышанного. Он подошёл к ней, взял за плечи и легонько потряс. Неожиданно, но это помогло. Сивилла устремила на него свой стрекозиный взгляд и только сейчас поняла, кто перед ней.

— Гарри Поттер! Наш победитель!! Наконец-то я нашла вас! Я долго собиралась дойти до вас, чтобы поблагодарить за победу!

— Профессор Трелони, простите. Я нашёл на лестнице ваши шары, один из них вроде бы цел. Там, за углом, в расщелине лестницы.

— Да-да, мой мальчик, спасибо. Я уже отчаялась найти хотя бы один. В будущем году придётся заказывать новые.

Тут в коридоре показались девочки с младших курсов. Увидев Трелони, они устремились к ней. Гарри немного испугался, что они и на него набросятся с приветствием и поздравлениями, и поспешно ретировался. Голова его была как будто взорвана изнутри информацией, которую он только что услышал от Трелони. Это было очередное пророчество. Видимо, всё-таки дар предвидения у этой старой мошенницы есть. Ведь как минимум два её предсказания уже сбылись. Теперь вот третье…. К кому же оно относится? Надо подумать. Поняв, что сам он с этой загадкой не справится, он решил подождать возвращения друзей. Рон и Гермиона на выходные уехали в Нору. Они теперь стали парой и везде ходили вместе. А Гарри чаще оставался один и был этому даже рад. В их компании он чувствовал себя третьим лишним.

Со времени битвы прошёл почти месяц. Эйфория после победы постепенно стихала, боль от горечи утрат тоже. Гарри действительно устал от того, что все обращают на него внимание, подходят, поздравляют. Он с трудом сдержался, чтоб не послать подальше корреспондентов и фотографов из Ежедневного Пророка (Слава Мерлину, Скитер среди них не было). Он предпочитал уединение всему остальному. Рон большую часть времени проводил с семьёй. Гермиона, как его девушка, его везде сопровождала. Пару раз он ездил с ними, помогал приводить дом в порядок, но в конце концов, это его утомило. Нет, он их всех очень любил, это были первые люди в магическом мире, давшие ему семейное тепло и заботу. Но сейчас в их семье было горе. А Гарри чувствовал свою вину в том, что Фред погиб в Битве. Если бы он сразу пришёл к Волдеморту, если бы сразу подставил свою голову под заклинание смерти, никто бы не погиб….

Но первое, что сказал Рон после похорон Фреда — он ни в чём не винит Гарри и никогда не будет винить. Виноват исключительно Волдеморт и его приспешники. Если бы Гарри не проник в Хогвартс, не нашёл последний крестраж и не увидел воспоминания Снейпа, ничего бы и не случилось вовсе. Так что тут судьба такая, воля Магии. А Гарри — герой, и волшебный мир Британии никогда этого не забудет.

Гарри умом всё это понимал, но тем не менее, нахождение в доме Уизли ему давалось тяжелее, чем в Хогвартсе. И не только из-за гибели Фреда. Джинни... Ему было тяжело смотреть на неё. Да, чувства ещё остались. Но он сам расстался с ней, чтобы обезопасить и, что если он бы погиб, она бы начала новую жизнь с другим. Теперь вся эта жуткая история позади и можно было попытаться снова начать отношения. Но, учитывая происходящее, время для объяснений явно не подходящее. Поэтому он часто оставался в гостиной Гриффиндора в одиночестве, пока Рон и Гермиона проводили время вместе. Завтра они должны были вернуться из Норы.

— Вот тогда завтра и расскажу им всё, — подумал Гарри, — пусть тоже поломают головы. Наш коллективный разум явно сильнее, чем один мой. Особенно сейчас.

Он добрался до спальни и понял, что его голова стала очень тяжёлая. Как будто внутри неё появился туман, что этот туман расширяется и пытается выйти наружу. Он ощутил, как будто в том месте, где раньше всегда был шрам, образовалась пустота. Это не было болью, но было не очень приятное ощущение, как будто часть головы удалилась вместе со шрамом. На всякий случай Гарри ощупал голову руками — всё на месте. Это ему только показалось.

В том месте, где раньше был шрам, теперь белел небольшой рубец, отдалённо напоминающий молнию. С того самого дня боли в шраме больше не было. Но через несколько дней после битвы каждый день, к вечеру, он ощущал заметную тяжесть в голове и чувство пустоты где-то за шрамом. И часто ночью ему снились такие сны, от которых он долго приходил в себя.

Он даже ходил в больничное крыло, но мадам Помфри не нашла у него ничего особенного. Да, первые дни шрам был как расщелина, немного кровоточил и саднил, но потом это прошло. Чуть позже появилась эта тяжесть. Она была почти весь день, но к вечеру становилась ощутимее. Наверно, это результат уничтожения крестража. Повезло, что голову не оторвало — как сказал Рон. То, что Гарри остался жив, это великое чудо. А голова — да пройдёт когда-нибудь. По сравнению с тем, какие боли он испытывал раньше, когда гневался Воландеморт, это была ерунда, на которую можно не обращать внимания.

Определённо, этот день стал отличным от других предыдущих. Гарри почувствовал, что скоро ему и его друзьям предстоят приключения. «Да, жизнь продолжается. Раз уж я снова выжил и мои друзья со мной, дальше всё будет хорошо»

* 1 июня *

В понедельник утром Рон и Гермиона возвращались из Норы. Гарри пошёл встречать их в Хогсмид, в Кабанью голову, куда они прибыли через камин сети летучего пороха. После войны дела Аберфорта пошатнулись — все приспешники павшего режима залегли на дно и не показывались со дня битвы, а приличная публика в его трактир заглядывала редко. Заведение не прекратило своё существование, в нём по-прежнему работала продажа выпивки и закуски, а также было несколько гостиничных номеров наверху. Но на время эта функция Кабаньей головы перестала пользоваться активным спросом, как раньше. Когда перед битвой через кабак в Хогвартс проникла куча орденцев, Аберфорт был шокирован. А потом, когда страсти улеглись, придумал новый бизнес. Аберфорт немного расширил функции своего заведения. Он получил разрешение открыть камин, и теперь в Хогсмид можно было добраться из некоторых пунктов Британии по каминной сети, в том числе из Оттери-Сент-Кэчпоул. Аберфорт пропускал через камин за небольшую плату, но Гарри, Рон и Гермиона с позволения хозяина пользовались им бесплатно. Они помогли обустроить бывший трактир и получить разрешение на открытие камина через связи Перси в Министерстве. Кроме того, портрет Арианы всегда улыбался, когда видел Гермиону. Аберфорт считал это добрым знаком и всегда был рад трём друзьям.

Гарри поздоровался с Аберфортом и встретил друзей. Втроём они направились к выходу.

— Как дела в Норе, Рон? Что там нового за неделю? — Гарри очень переживал за семейство Уизли, ставшее ему практически родным домом.

— Неплохо, Гарри, — ответил друг. — Мама и папа пришли в себя после похорон, недавно начали наводить порядок в доме. Джордж вернулся в свой магазинчик, как говорит, его ещё можно спасти. Перси получил новую должность в министерстве. Папа скоро тоже выйдет на работу, говорит, их отдел расширили и его ждёт повышение, когда он поправится.

— Приезжали Билл и Флер, — продолжила Гермиона. — Билл страшно занят в Гринготтсе, говорит, гоблины предложили ему хороший контракт по его профилю. После завершения войны имущество многих осуждённых перешло в казну и их сейфы в Гринготтсе теперь во владении гоблинов. Там много тёмных предметов, они мешают посещать сейфы и ещё целый ряд вещей мешает гоблинам работать с содержимым сейфов. Вот Билл и помогает нейтрализовать проклятия, наложенные волшебниками. Пока он один из немногих, кому гоблины доверяют такую работу. У гоблинов тоже большие перемены после войны.

— Надо же, как интересно, — оживлённо сказал Гарри. — им приходится сотрудничать с волшебниками. А ведь насколько я знаю, раньше было всё иначе.

— Да, война многое изменила. Приходится и им подстраиваться под реальность, — заметила Гермиона. — Правда, как говорит Билл, тебе, Гарри, лучше пока в Гринготтсе не появляться.

— Да я понимаю. Билл мне говорил, что пока меня решили не трогать. Но и до своих денег я доберусь нескоро. Как бы их вообще не отобрали...

— Джинни тоже почти поправилась, — как бы между прочим заметил Рон. — Уже чаще стала выходить из комнаты.

— Надеюсь, с ней всё будет хорошо, — глухо сказал Гарри. Мысли о Джинни терзали его с самого дня победы. Он навещал её в больничном крыле, вместе со всеми Уизли, но наедине они так и не пообщались.

— Да, ей уже значительно лучше, — сказала Гермиона. И вдруг добавила: — А, ещё Флер собирается приехать в Хогвартс, будет помогать в восстановлении замка.

— А Джинни? Она не собирается приехать сюда? — спросил Гарри. Он одновременно и хотел этого, и боялся.

— Нет, Джинни пока ехать не хочет. Кстати, я так думаю, это связано с тобой, Гарри, — ответила Гермиона. — Так-то на вид она уже вполне здорова. Вы ведь так и не поговорили?

— Нет. Не было возможности, — смущённо ответил Гарри.

— Ты не писал ей?

— Нет. Чтобы писать, нужно как следует всё обдумать, а я не могу. Днём куча дел, а под вечер голова шире плеч, ни одной мысли не остаётся.

— Твои головные боли так и не проходят? — обеспокоенно спросила Гермиона.

— Это не боли. Так, тяжесть, усталость, странные сны по ночам. Я уже почти привык.

— Ну что ж, — с видом умудрённого жизнью старца произнёс Рон, — когда голова с тобой не в ладу, с женщинами дел лучше не иметь.

— Уж кто бы говорил…. — пробормотала Гермиона себе под нос. Но Гарри услышал.

— Ты о чём? — спросил он у неё.

— Да так, ни о чем. Забудь. Лучше расскажи, как ты провёл выходные.

— Расскажу, попозже, когда вернёмся в замок и хотя бы позавтракаем. Я жутко голодный.

— Мы бы могли позавтракать в таверне Аберфорта, — предложил Рон. — Давайте вернёмся, мы ещё недалеко ушли. Я обожаю его окорок.

— Ну уж нет, — сказала Гермиона. — Он пока ещё не научился готовить, как эльфы Хогвартса.

— А, значит, ты снова согласна принимать пищу, приготовленную с помощью рабского труда? Твоё Г.А.В.Н.Э. осталось в прошлом?

— Ах, Рон, отстань! Сколько можно уже…

Так они шли пешком до замка. Гарри не мог не заметить, что между Роном и Гермионой что-то происходит и это явно не то, что делает их счастливыми. Они шли по обе стороны от него, хотя обычно всегда шли рядом и держались за руки. Поссорились, что ли? — думал Гарри. — Вон опять мечут колкости друг в друга. Ну ничего, помирятся. Я столько раз это наблюдал, что уже со счёта сбился. Кстати, Рон прав насчёт Джинни. Пока я не приведу себя в порядок, я просто не смогу ей ничего написать. Значит, отложим этот вопрос на потом.

Когда друзья вошли в большой зал, оказалось, что там уже слишком много народу. Рон пошёл вперёд и сел за стол к ребятам. Гарри застопорился. Обычно он ходил на завтрак раньше, когда было не так людно. Те студенты, которые тоже были ранними пташками, уже поняли, что Гарри не слишком расположен к общению и не трогали его. Но сейчас в зале было слишком людно. Гарри не хотел идти туда.

Он сказал Гермионе:

— Извини, я не пойду. У меня от такой толпы аппетит пропал.

— Тогда я пойду с тобой, если ты не против.

— А что так? Ты не хочешь идти к столу с Роном?

— И это тоже.

От Гарри не укрылась перемена в лице подруги. Он, конечно, много раз видел, как они с Роном ссорились. Но в этот раз было всё не так. Однозначно, за эти выходные что-то произошло.

— Что у вас происходит? Вы поссорились?

— Можно и так сказать, — неохотно ответила Гермиона. Очевидно, ей была не очень приятна эта тема.

— Ну, не впервой, — махнул рукой Гарри. — Помиритесь потом.

— Вряд ли.

— Что такое?

— Я потом тебе расскажу. Давай сначала поедим.

— А где?

— Сейчас увидишь. Идём в нашу гостиную.

На их удачу, в гостиной они столкнулись только с Невиллом, который как раз направлялся в большой зал. Невилл тоже принимал активное участие в восстановлении замка и перебрался жить на факультет, хотя основное своё время он проводил с деканом Пуффендуя, помогая восстанавливать магические теплицы.

— Гарри, Гермиона, доброе утро. — приветствовал Невилл своих героев-одноклассников. — Вы уже позавтракали?

— Привет, Невилл, — поздоровался Гарри. — Нет, там такая толпа, что аппетит исчез.

— Что ж, понимаю. Мне после победы тоже почти не дают проходу. Я к этому не привык.

— Да, Невилл, тебя есть за что приветствовать на каждом шагу, уж не отрицай, — сказал Гарри. Он был безмерно благодарен Невиллу за его вклад в уничтожение крестражей.

— Будет тебе, Гарри. Ладно, я такой голодный, что готов к завтраку даже в большой толпе поклонников.

— Приятного тебе аппетита, Невилл, — сказала Гермиона, и Невилл, сияющий как начищенный галеон, покинул гостиную.

— Что бы мы без него делали, а? Вот уж удивил нас этот тихоня, — сказал Гарри.

— Да, Невилл просто потрясающий. Настоящий гриффиндорец.

— Так! Я всё-таки смертельно голоден! — воскликнул Гарри. — Где мы будем есть? Пойдём на кухню к эльфам?

— Нет. Есть более удобный способ.

Гермиона подошла к небольшой картине на стене, на которой был изображён натюрморт — букет цветов, банка варенья, чайная чашка и тарелка. Она прикоснулась палочкой к тарелке и что-то пробормотала себе под нос. Через несколько секунд раздался хлопок и в гостиной оказался эльф.

— Доброе утро, мисс Староста Гермиона! — пропищало маленькое ушастое существо в наволочке с гербом Хогвартса.

— Доброе утро, Снаппи, — поздоровалась Гермиона.

— Мисс Староста желает завтракать?

— Мисс желает две чашки кофе и два полных английских завтрака, здесь, в гостиной.

— Будет сделано, мисс Гермиона.

И домовик исчез с тем же хлопком. Ещё через минуту на столике возникло две больших тарелки с дымящейся едой и две чашки кофе, от которых шёл умопомрачительный аромат. А так же столовые приборы, салфетки — всё как в шикарном ресторане.

— Как тебе это удалось? — вытаращил глаза Гарри, оглядывая стол, полный пищи.

— Потом расскажу. Ешь.

Английский завтрак в исполнении эльфов был потрясающе вкусен. В большом зале такое не подавали, на завтрак блюда были попроще, и конечно, подобной сервировки эльфы для учеников не устраивали. Когда еда закончилась, Гермиона постучала палочками по пустым тарелкам и чашкам, и они исчезли.

— Дааа, до такой вкуснятины Аберфорту далеко, — Гарри пришёл в чудесное настроение.

— Конечно. У него только выпивка знатная, а в закусках он неважно разбирается. Не та публика к нему раньше ходила.

— Может, ему эльфа завести? — подумал вслух Гарри. — Сам-то он вряд ли научиться готовить.

— Может, и стоит. Хотя я эту идею не одобряю.

— Так как тебе удалось получить этот шикарный завтрак прямо сюда?

— О, это интересная история. Помнишь, мы как-то приходили на большую кухню, ещё на 4 курсе?

— Помню. Ты тогда пыталась внушать эльфам, что их надо освободить.

— Так вот. После победы на следующее утро мы с Роном встретились в гостиной. Он сказал, что страшно голоден, а до завтрака было ещё далеко. И мы пошли на кухню. Эльфы нас накормили от души, как всегда. А потом один из эльфов сказал, что для героев Хогвартса, к тому же старост, можно сделать так, что они будут получать любую еду в своей гостиной. И отец колонии зачаровал этот натюрморт. Сказал, что это их благодарность за победу.

— И что, ты приняла такое предложение?

— Ну а как же не принять. Тот завтрак, которым они нас тогда накормили, был лучшим в моей жизни. А в каком восторге был Рон… В общем, мы так договорились. Если нам нужно, можно заказывать еду прямо в гостиную Гриффиндора, через картину с натюрмортом, в любое время суток. Снаппи сказал нам заклинание, и с тех пор я иногда позволяю себе им воспользоваться.

— А твои идеи дать эльфам свободу?

— Ах, и ты туда же… да отказалась я от этой мысли уже давно. Я познакомилась с родителями колонии эльфов, они мне всё объяснили.

— Как интересно! Расскажешь?

Домовые эльфы размножаются как пчёлы. Есть родители колонии, как у пчёл матка и трутень, они обеспечивают популяцию эльфов. Срок их жизни около 50 лет, они занимаются только производством эльфов. Раз в год у них рождается от от 5 до 10 детёнышей, которые потом живут в колонии и обучаются всему необходимому. Периодически их отправляют в разные семьи или на работы в мастерские, артели, теплицы и так далее. Хогвартс получает за это плату, весьма солидную, которая идёт в фонд. Это древний договор, возникший чуть позже, чем появился сам Хогвартс. Первая большая колония появилась здесь ещё во времена основания древней школы. Вторая через несколько сотен лет появилась в Министерстве, сейчас она в ведении отдела магических популяций и существ. Основатели популяции могут жить только в местах оплота магии — то есть в Министерстве и в Хогвартсе. Эльфы могут жить только с волшебниками. Продолжительность их жизни зависит от силы магии рода. У древних чистокровных родов, соблюдающих традиции, эльфы могут жить больше сотни лет. Рождаются эльфы бесполыми, разделение на гендер у них происходит больше на уровне навыков. Женские эльфы лучше справляются с уходом за детьми и одеждой, а мужские больше привержены к готовке, уборке и другим более тяжёлым и сложным работам. Трудолюбие и услужливость у них врождённое. Если им негде трудиться, они чахнут и болеют. Симпатии между эльфами присутствуют, они даже могут быть парами, чаще всего — в больших богатых семьях, где могут жить несколько эльфов. Однако, завести детей у обычных эльфов не получается. Они могут только воспитывать малышей — своих младших братьев и сестёр, если хозяева разрешают. Освобождение для них — самое страшное, что может случиться. Если такое случается, эльф либо погибает без магической подпитки дома, которому он служил, либо возвращается в общину, при этом обычно хозяева стирают ему память. Такое явление — редкое, и является позором для эльфов. Поэтому Добби и Винки, когда попали в общину Хогвартса, были не в чести у остальных эльфов. Добби вообще признан сумасшедшим — он самовольно уходил из дома хозяев, принимал собственные решения, полюбил одежду, первый за всю историю эльфов хотел быть свободным и получать за свой труд деньги. Богатые семьи могут иметь эльфов в своём доме постоянно, если дом стоит на большом магическом источнике. Эльфы подпитываются от него всю жизнь. Менее богатые люди, живущие в домах попроще, могут иметь эльфа, но они расходуют свою магию, подпитывая эльфа. Тогда нужно либо иметь амулет, либо периодически отпускать эльфа в общину для восстановления сил — в Министерство или Хогвартс — таким гостям община рада и с удовольствием им помогает. Эльфы умеют трансгрессировать и колдовать без палочек, выполняют множество поручений своих хозяев, но самостоятельные решения могут принимать только в рамках своих обязанностей.

— В общем, я убедилась, что была неправа, — подвела итог своему рассказу Гермиона. — Эльфы Хогвартса меня за это простили. И вернули мне все шапочки, которые я для них вязала! Представляешь, их все собрал Добби. Куда теперь их деть...

— Да, интересная история, — удивлённо ответил Гарри. — Кстати, насчёт эльфов. Кикимер ведь здесь?

— Во время битвы он был здесь, и после победы я видела его на кухне.

— Скоро он мне понадобится.

— Зачем?

— Дело в том, что… эх, я хотел рассказать всё вам обоим. — сказал Гарри. — Но теперь, видимо, придётся по отдельности?

— Видимо, да.

— Ты не расскажешь мне, что случилось у вас с Роном? — обеспокоенно спросил Гарри. — Вы опять поругались?

— Гарри...

— Ладно, бывает. Но скажи мне, есть шанс, что вы помиритесь?

— Сомневаюсь, — с тяжёлым вздохом ответила Гермиона. — Если вкратце, то я поняла, что мы с Роном слишком разные, чтобы быть парой. Дружить мы можем по-прежнему, но любви не вышло и совместного будущего у нас не будет.

— Жаль, конечно… — растерянно сказал Гарри. Он явно не ожидал такого поворота событий.

— Ничего не жаль, — улыбнувшись, ответила Гермиона. — Лучше расстаться сейчас, когда толком ещё ничего не началось, чем портить друг другу жизнь.

— Это верно, — согласился Гарри. Ему стало легче от её слов. — Если честно, когда мы везде бывали втроём после победы, я чувствовал себя третьим лишним, и меня это огорчало.

— Ну вот и здорово. Значит, скоро будем как раньше — трое друзей. Золотое трио, как нас называют. Кстати, ты в курсе, что меня считают вашей общей девушкой? — хихикнув, спросила Гермиона. — В шутку как-то спросили, чередую я вас или вы меня. Мол, в приличном обществе это не одобряется, но победителям можно всё. Я чуть не прокляла ту дуру, которая это сказала.

— Кто это был? — вот на это Гарри порядком разозлился.

— Неважно, — успокоила его Гермиона. — Она лишь ляпнула вслух то, что думают многие.

— Дааа… какая чушь в головах у некоторых, просто диву даёшься.

— Эх, Гарри, не все же с детских лет озабочены, как спасти волшебный мир от тёмного волшебника. Кто-то должен думать о любви, романах и прочем, о чем нам троим думать было просто некогда.

— Что правда, то правда, — согласился он. — Я только недавно задумался, а как жить дальше?

— И что надумал?

— Пока ничего.

— Так что ты хотел рассказать-то? Сказал ещё, что это важно настолько, что сперва нужно поесть.

— А, ну так слушай.

И Гарри пересказал Гермионе суть разговора с МакГонагалл.

— Значит, скоро тебе нужно будет отсюда уехать, — задумчиво произнесла Гермиона.

— Да. И тебе, выходит, тоже. А есть куда?

— Надо будет думать, куда. Ведь родительского дома в Лондоне больше нет, мама и папа продали его перед отъездом в Австралию. Я попросила Кингсли, чтобы узнали про моих родителей. Если всё хорошо и им можно восстановить память, я скоро поеду к ним. Кингсли обещал мне выделить специалистов. Сама я не справлюсь, восстанавливать память намного сложнее, чем стирать. Как только они смогут, мы отправимся.

— А почему ты не сказала мне?

— Мы в это время были в Норе. А потом я забыла. Рон отвлекал всё время.

— А Рон? Что он говорит по этому поводу?

— Как оказалось, Рон об этом знал с детства. Все волшебники это знают — что за лето Хогвартс отдыхает от студентов. — ответила Гермиона. И тут она подумала, что готова сказать Гарри про причину их расставания с Роном. — Он меня приглашал жить с ним в Нору как свою будущую жену, просил папу подготовить подходящую комнату, его собственная ему не нравится. И даже сделал мне предложение...

— Надо же. А ведь мы этого не знали, про Хогвартс. Кто бы нам об этом сказал?

— Да кто угодно, наверное, если бы вообще посчитал нужным это говорить. — пожала плечами Гермиона. — Ведь это настолько очевидная вещь в волшебном мире… И судя по всему, это только малая часть из того, что нам, выросшем в магловском мире, необходимо знать.

— Например?

— Вот, например, та вещь, из-за которой мы с Роном окончательно поссорились.

— Что же это, даже не представляю?

— Оказалось, по негласным правилам волшебного мира женщина после замужества должна заниматься домом и семьёй.

— И что в этом плохого?

— Ничего плохого. Большинство женщин это устраивает.

— А тебя?

— А меня — нет. Мои желания в будущем устремлены не только на детей и домашнее хозяйство.

— Да, надо полагать, второй миссис Уизли из тебя не получится, во всех смыслах.

— Вот именно. Это и стало проблемой в отношениях с Роном. Видишь ли, он решил за нас двоих, что мы поженимся, он устроится работать, я нарожаю кучу детей, буду сидеть дома и вести хозяйство, и всё будет как у его родителей.

— А ты так не хочешь? Ты не хочешь замуж и детей?

— Хочу, в принципе. Всё-таки несмотря ни на что, я женщина, и этим вещам есть место в моей жизни. Но не сейчас же! Не в ближайшие годы. Я хочу учиться. Я хочу узнать мир магии получше, найти в нём своё место, а не только быть придатком мужа-волшебника. Я хочу найти любимую профессию, состояться в ней, заработать денег, в конце концов. А уж потом думать о семье и детях.

— Вот оно что. И ты сказала об этом Рону?

— Да, сказала. Он ответил, что это какая-то магловская точка зрения. Это меня взбесило. Уж от кого-кого, а от Рона я такого упрёка не ожидала. Кроме того, Рон страшно ревнив. Он готов бросаться на любого, кто взглянет на меня. А ведь после победы меня стали узнавать на улицах и подходить ко мне, здороваться, даже просить автографы. К нему тоже, конечно. Ну и то, как он относится к некоторым вещам в быту...

— Не надо, это я знаю лучше тебя. Да, Рон у нас такой.

— В общем, теперь ты понимаешь, почему всё у нас с ним так вышло и счастья нам в паре не видать?

— Теперь понимаю. — сказал Гарри. После таких аргументов он понял, что расставание друзей — это лучший выход. Но он хотел поговорить не об этом. И пока не сбились на ещё какую-нибудь тему, он всё-таки сказал, что хотел. — Так вот, возвращаясь к разговору с МакГонагалл. Судя по всему, мне придётся жить в доме Сириуса.

— Да, ты же его полноправный хозяин. Поэтому мы там могли находиться в прошлом году.

— Вот и она так сказала. Я его хозяин, по завещанию. А другого дома у меня нет. И ещё, нужно будет вернуть портрет Финеаса Найджелуса на то место, откуда ты его сняла. Так попросил его портрет из кабинета директора.

— Конечно, верну. Он так и лежит в бисерной сумочке.

— И ещё, пока не забыл. Я встретил Трелони и она…

Тут в гостиную вошёл Рон. Покосившись на Гарри и Гермиону, он быстро прошёл в спальню мальчиков. Гермиона шепнула:

— Мне не нравится его взгляд. Как бы он не подумал, что я теперь переметнусь к тебе.

— Оо, да что за глупости, Гермиона.

— Это не глупости, Гарри, — встревоженно заговорила она. — Поверь, за те несколько недель, которые мы с Роном провели вместе, я поняла, что многого о нём не знала раньше. Теперь знаю. Поверь, будет лучше, если ты ему всё объяснишь. Меня он слушать не будет, пока злится.

— Хорошо. Тогда поговорю с ним сейчас.

Гарри вошёл в спальню. Рон с перекошенным лицом разбирал свой чемодан. Увидев Гарри, он язвительно усмехнулся.

— Что ж ты оставил нашу красавицу одну?

— Рон, прекрати немедленно так говорить.

— А что не так? — гневно посмотрел Рон на друга. — Разве она не предпочла тебя мне?

— Нет. — твёрдо ответил Гарри. — Ничего подобного никогда не было и не будет.

— Да? С трудом верится.

— Придётся поверить. Я тебе и раньше говорил. Я никогда не смотрел на Гермиону как на девушку. Она только мой друг и всё. Как сестра, родная. Как Джинни для тебя. Понимаешь?

— Не очень. Хотя, насколько я помню, ты крутил любовь с моей сестрёнкой.

— Что было, то было. Ты ведь сам был не против.

— Я и сейчас не против, — сменил тему Рон. У него отлегло от сердца, что Гарри в их ссоре с Гермионой ни при чём. И тогда он решил сказать то, что его давно беспокоило, как старшего брата, когда он видел свою сестру. — Если честно, я думал, после победы вы снова сойдётесь.

— Я думал об этом, Рон, честное слово, — умоляюще произнёс Гарри. — Я даже хотел написать Джинни в Нору, но не смог найти нужных слов.

— Каких таких слов? Всего три слова нужно, чтобы она ожила.

— Ожила? О чем это ты?

— Гарри, похоже, весь твой мозг был заточен под сражение с Волдемортом… Неужели ты не понимаешь, что Джинни до сих пор любит тебя? И надеется, что ты вернёшься?

— Она так сказала? — Гарри даже вскочил. Он явно не ожидал такое услышать. — Она просила тебя это передать?

— Нет, ничего она не просила. Просто я видел её. И знаю, что такое любовная тоска. Если ты помнишь, она с десяти лет по тебе сохнет, мракоборец ты наш.

— Я не знал…. Честно. Я тоже видел её, но она была убита горем из-за смерти Фреда. Поэтому и не решился к ней подойти. Мне казалось, ей вообще не до этого.

— Да, правильно. Тогда было не до этого. Но сейчас прошло время. Даже родители уже понемногу приходят в себя и продолжают жить дальше. А она по-прежнему грустит. Так что у тебя с ней?

— С кем?

— Ну не с Гермионой же! — раздражённо сказал Рон. — Вроде ты только что поклялся, что с ней у вас только дружба.

— Всё так, и не смей больше в этом сомневаться.

— Ну а с Джинни? — не терял надежды Рон. Ему нравилась роль миротворца.

— Честно, Рон, я скучаю по ней. — подавленно ответил Гарри. — Но пока я не готов ни к разговору с ней, ни к письму. Не потому что я разлюбил её. Просто мне тоже надо прийти в себя. Слишком много событий произошло за последние несколько недель.

— Да, Волди кому хочешь мозги отобьёт, даже тем, у кого их особо и не было.

— Да ну тебя… друг называется…

— Кстати, как твоя голова? — поинтересовался Рон.

— Так же, — ответил Гарри. — Ни лучше, ни хуже. Не болит больше, уже хорошо. Под вечер только сильная усталость и туман в голове, и всякие дурацкие сны снятся.

— Хорошо. Думаю, скоро это пройдёт. Скажи спасибо, что она вообще у тебя осталась. Дважды пережить Аваду от Волди… ты истинный уникум.

— Это да. Так вот, что я хотел сказать, — вспомнил Гарри о теме, которая на данный момент была для него актуальней всего. — Меня вызывала МакГонагалл. Когда восстановительные работы закончатся, я уеду жить в дом на Гриммо. Ты ведь знал, что летом студенты в Хогвартсе не остаются?

— Знал, конечно, — ответил Рон. — Я предложил Гермионе жить в Норе, со мной. Я даже сделал ей предложение. Но она отказалась.

— Знаю, она мне рассказала. Вы из-за этого расстались.

— Да. Слишком уж у нас с ней разные представления о будущем.

— Ну что поделать. Это же Гермиона. С трудом представляю её в роли матери семейства…

— Что ж. Видимо, не судьба. Мне и самому не верилось, что у нас с ней что-то получится, слишком уж мы разные. Но я искренне хотел, чтобы всё было как положено. Семья, свадьба, дети. Я с удовольствием об этом думал.

— Что ты теперь будешь делать?

— Найду другую, что ж ещё делают в таких случаях. Надеюсь, теперь на меня кто-нибудь да обратит внимание, всё-таки я герой войны, хоть и не главный.

— А Гермиона? Вы ведь останетесь друзьями, как раньше? — Гарри волновался из-за этого. — Я не представляю себя без вас двоих. Мы столько пережили вместе...

— Конечно, останемся. Тем более, что нам скоро снова учиться вместе.

— Спасибо, Рон. Прямо гора с плеч.

Оставшееся время дня друзья провели так же, как последние несколько недель — на восстановительных работах замка. Дел было ещё много, но никто не унывал. Самое главное — война закончилась, а навести порядок будет не так трудно. Вот каждый и вкладывал частичку себя, чтобы поскорее начать нормальную жизнь.

* * *

6 июня* * *

Ещё одна неделя пролетела незаметно. Постепенно коридоры, лестницы, стены, окна и кабинеты Хогвартса приобретали прежний вид. Множество старшекурсников вместе с преподавателями приводили древний замок в порядок. Гарри, Рон и Гермиона, так как не учились, были одними из самых активных участников восстановительных работ, и поэтому к вечеру валились с ног от усталости. Особенность этих работ была в том, что очень многое приходилось делать без магии, то есть, вручную. Чары и заклинания шли в ход уже после того, как тот или иной объект был починен или воссоздан заново. К магии свободно могли прибегать только эльфы, гоблины (некоторых с большим трудом удалось уговорить профессору Флитвику, имеющему кровную связь с этим непростым народцем), деканы факультетов и новоизбранный директор, мастер трансфигурации профессор Минерва МакГонагалл. Профессор Стебль и профессор Флитвик оставались на своих местах как прежде. А вот с деканством Гриффиндора и Слизерина было всё не так просто — пока эти должности были вакантны. Поговаривали, что Гораций Слагхорн займёт место декана Слизерина, как в прошлом. Но пока профессор всячески избегал этой темы, ведь у Слизерина пока и места своего нет — после битвы подземелья оказались затоплены. С будущим главой Гриффиндора пока было ничего непонятно, и функции декана всё еще лежали на Минерве, по старой памяти.

Через неделю после Битвы новый директор делала обход замка с деканами. И они нашли помещение, довольно просторное для того, чтобы разместить здесь факультет Слизерин. Проведённый наспех опрос учеников этого факультета показал, что большинство довольны новым расположением гостиной Серебристо-зелёного факультета. На том и порешили. При строительстве задействовали всех взрослых волшебников и эльфов замка. Ну и конечно, ученики тоже принимали участие в строительных работах, даже без учёта принадлежности к факультету. Слизеринцы — те, которые не разбежались со своими семьями, близкими к Воландеморту, работали бок о бок со студентами со всех остальных факультетов, и никто из них даже не заикался о чистой или нечистой крови. Обществу надолго хватило того, что происходило в стране последние пару лет. Начиналась новая, мирная жизнь, и все этому радовались.

В ходе работ Гермиона и Рон постепенно стали нормально общаться, то есть, без колкостей и без порчи друг другу настроения. У Гарри отлегло от сердца — друзья снова с ним, всё стало как раньше. Он даже и не осознавал, как ему было без них плохо. Настроение его заметно улучшилось. Даже голова как будто реже подвергалась накату тяжести и сонливости, а странные сны перестали являться каждую ночь. Жизнь постепенно возвращалась в нормальное русло.

Навестить дом на Гриммо получилось только в выходные. Рон уехал в Нору, там тоже было много дел. Главная сила дома, миссис Молли Уизли, ещё не до конца оправилась после сражения с Беллатрисой — слабый откат от магии, ибо Белла и Молли были родственницами. Проклятия Молли не получила потому, что защищала своих детей от верной смерти, и магия не покарала её. Но снижение сил Молли всё же ощущала, сказывалась боль от смерти сына. В клинике Мунго ей помогли, но для полного восстановления нужно было время.

Гермиона наконец-то получила разрешение на посещение родителей в Австралии. Кингсли как новый министр магии организовал ей межконтинентальный портал. С ней поехали сотрудница отдела международного магического сотрудничества Мэриэнн Брэкстоун и помощник главного обливиэйтора Берни МакКиннон.

После битвы Кикимер обессилел и долго приходил в себя в общине, в которой когда-то появился на свет, ещё в прошлом столетии. Эльфы заботились о нём — он был самым старшим из этой общины. Так долго жить у него получилось из-за очень мощного источника магии дома Блэков. Со смертью Вальбурги он стал слабеть. Он, как лично привязанный не только к магии дома, но и к хозяину, был сильнее остальных. Другие эльфы (их было ещё четыре) умерли через несколько лет после того как дом опустел в 1985 году, со смертью Вальбурги. До возвращения Сириуса из Азкабана в 1994 году Кикимер жил в доме один. Он единственный знал, как попасть в ритуальный зал и периодически это делал для восстановления своих сил. Это помогло ему дожить до возвращения Сириуса из заключения и до сегодняшних дней.

Услышав от Гарри, своего нового хозяина, что они идут в дом на Гриммо, он воспрял духом, и его силы вернулись почти в прежнем объёме. Они аппарировали прямо на крыльцо после того, как вышли за пределы антиаппарационного барьера Хогвартса, который уже восстановили в полном масштабе. Во всяком случае, перемещение прошло гладко. Первое, что их встретило, это пыльная фигура Дамблдора, которая навела на них палец и взвыла: «Северус Снейп?». Гарри инстинктивно ответил заплетающимся языком: «Это не я убил тебя». Призрак исчез. Гарри обвёл взглядом гостиную и увидел, что она стала ещё мрачной и запылённой. Половицы нещадно скрипели.

— Что случилось с домом, Кикимер? Почему всё стало ещё хуже, чем было? Как будто не один год прошёл, а целых сто.

— Хозяин Гарри, это от того, что дом очень долго был без хозяина.

— И что делать? Тут же невозможно жить.

— Если хозяину угодно, Кикимер наведёт чистоту.

— Уж наведи, пожалуйста. Не дом, а склеп какой-то.

— Как прикажет хозяин Гарри. Кикимеру приступать сию минуту?

— Подожди, есть ещё одно важное дело.

— Кикимер слушает.

— Гермиона передала мне портрет Финеаса Найджелуса. Надо вернуть его на место, а я не знаю, где оно.

— Кикимер проводит хозяина.

Кикимер пошёл чуть впереди. Они поднялись по старинной, некогда шикарной, но сейчас очень пыльной и скрипучей лестнице на второй этаж и свернули в правое крыло — часть особняка, в котором жили лорды рода Блэк. Здесь Гарри никогда не бывал.

— Мерлин, как здесь темно…

— Кикимер сделает.

Кикимер щёлкнул пальцами, и коридор слабо осветился тусклым светом. На стенах висели портреты членов семьи Блэк разных времён. В конце коридора была массивная чёрная дверь, на которой был вырезан герб семейства.

— Посторонний волшебник никогда бы не вошёл в эту дверь, но новый хозяин Гарри имеет на это право, — сказал Кикимер. — А вот здесь висел портрет хозяина Финеаса Найджелуса.

Гарри увидел, что одно место между портретами пустует. Гарри вытащил из бисерной сумочки портрет, и Кикимер поднял его вверх заклинанием левитации. Портрет сам установился на нужном месте. По сравнению с остальными он был намного чище и светлее — на нем не было пыли. Финеас тут же проснулся, стал крутить головой, осматриваться.

— Наконец-то я на своём месте, я уже не надеялся, — услышал Гарри его голос. — Спасибо вам, молодой человек.

— Здравствуйте, профессор Блэк. Теперь вы довольны?

— Теперь — да.

— Я могу идти?

— Конечно, можете. Но не торопитесь, юноша, я хочу вам кое-что сказать. Теперь это ваш дом, насколько я понимаю. Мой праправнук оставил вам его в наследство.

— Да.

— В таком случае, вам придётся привести его в порядок.

— Я уже понял. Я сказал Кикимеру прибраться.

— Но это не только означает смахнуть пыль. Вы имеете право доступа в кабинет Лорда, как его новый владелец.

— Спасибо. Только зачем мне туда заходить?

— Там находится портрет основателя этого мэнора, сэра Ликоруса Блэка, моего достопочтенного отца. Вы должны с ним познакомиться, а он — признать вас новым хозяином этого дома, такова традиция. Иначе вы не сможете здесь жить и приводить к себе гостей. Он был одним из величайших волшебников своего времени и сам зачаровал свой портрет таким образом, что мало какие дела рода проходили без его ведома. Далеко не каждый портрет обладает такими качествами.

— Понятно, спасибо. Значит, познакомлюсь.

— И с другими портретами вам тоже будет нужно периодически общаться. Это наша семья, и коль уж вы стали её частью...

— Вот как. Хорошо, придётся познакомиться со всеми портретами. Кстати, а портрет в гостиной, где изображена мать Сириуса — можно как-то сделать, чтоб он перестал кричать?

— Думаю, нужно, чтобы главный портрет ей приказал. А сейчас советую вам зайти в кабинет Лорда. Дверь зачарована так, что открыть её может только хозяин дома. И Кикимер обязан помогать вам.

Гарри и Кикимер вошли в кабинет, и Гарри тут же расчихался от пыли. Они оказались в просторном помещении, некогда величественном, но сейчас заброшенном. Окна были занавешены красивыми плотными шторами, частично проеденными докси, и также страшно запылёнными. Ближе к стене стоял большой письменный стол с разными приборами. Напротив стола был большой камин, на полке которого так же лежал толстый слой многолетней пыли. Перед камином стояло кресло-качалка. Вдоль стен висели портреты, некоторые из них были пусты.

— Кикимер, ты можешь убраться здесь? Тут же невозможно дышать.

— Да, хозяин Гарри, Кикимер сможет.

Кикимер взмахнул ручками несколько раз и пыль, взвешенная в воздухе, значительно сократилась. В кабинете посветлело и стало легче дышать.

— Молодец, Кикимер, так гораздо лучше.

— Навести полную чистоту Кикимер сможет только с помощью специального состава.

— Хорошо, с этим можно попозже. Сначала приготовь поесть и приведи в порядок комнату Сириуса. Я остановлюсь в ней.

— Будет сделано, хозяин Гарри. И Кикимер исчез.

Гарри осмотрелся, и ему стало не по себе. Он хотел было уже уйти, но тут в пустой раме одного из портретов появился Финеас Найджелус и снова заговорил.

— Гарри Поттер! Вы вошли в кабинет хозяина дома, значит, всё в порядке. Теперь вам нужно представиться портрету моего отца, основателя этого дома. Он над камином.

Гарри перевёл взгляд выше камина и увидел портрет, самый большой из всех, что висели на стенах. На нём был изображён мужчина в полный рост, табличку с именем, датами жизни и смерти которого было невозможно прочитать из-за толстого слоя пыли. Лица тоже не было видно, по той же причине. Гарри помахал ему рукой, но ничего не произошло. Портрет был безмолвен.

— Почему-то портрет моего отца не реагирует на вас.

— Конечно, на нём столько пыли, он даже не может меня увидеть из-за неё.

— Может быть и так. За то время, что я путешествовал в сумочке вашей подруги, в доме стало значительно более пыльно. Велите домовому эльфу здесь всё очистить и тогда посмотрим.

— Хорошо, мистер Блэк, я ему так и сказал сделать, после того как он приготовит мне комнату. А теперь могу я идти? Вернусь, когда Кикимер закончит здесь. Всего хорошего, сэр.

Решив, что Кикимеру нужно время для приготовления обеда и уборки, Гарри отправился гулять на улицу. Раньше он никогда этого не делал. Ведь из соображений безопасности они с Роном и Гермионой аппарировали сразу на крыльцо перед дверью. Теперь же он спокойно мог входить и выходить через дверь, как все нормальные люди. Погода была ясная. Площадь Гриммо была очень красивая. На его пути никто не встретился, чему он был очень рад.

По возвращению в дом Гарри убрал привидение Дамблдора и занавесил портрет Вальбурги, который вот-вот был готов завопить. Кикимер появился перед ним и сказал:

— Комната для хозяина Гарри готова.

— Спасибо, Кикимер.

— Обед подать в столовую?

— Да.

— Будет сделано через минуту.

— Хорошо. Скажи, можно ли избавиться от этого фантома на входе?

— Кикимер пробовал, хозяин Гарри. Не получилось. Нужно звать волшебника.

— Хорошо, надо будет об этом подумать.

Кикимер исчез с характерным хлопком.

А ведь это не так уж плохо — жить в большом доме и иметь своего эльфа, неожиданно для себя подумал Гарри. Уж во всяком случае, лучше так, чем как он жил у Дурслей. В своей прошлой магловской жизни он видел шикарные особняки со слугами только по телевизору и никогда о подобном не мечтал. Тут же вспомнился Сириус. Он ведь вырос в этом доме, но совершенно не был от этого счастлив. Но Гарри справедливо решил, что дело было не в самом доме, а в отношении к нему родителей. Вальбурга с портрета вряд ли была лучше оригинала.

Он пришёл в комнату своего крёстного, Сириуса Блэка, лучшего друга своего отца, которого никогда не знал. Единственное напоминание о Джеймсе Поттере было на фотографиях, которые Сириус когда-то приклеил на стены. Отец, Сириус, Ремус Люпин и Питер Петтигрю улыбались на фото и махали руками, видимо, тому, кто их фотографировал. А получалось, как будто они смотрят на Гарри и улыбаются ему. Гарри открыл ящик стола и увидел там магловскую книжку про трёх мушкетёров, внутри которой лежало ещё несколько снимков и писем школьных лет. Вот фото, где Сириус и Джеймс вдвоём. Вот где он один. Вот Сириус с какой-то девушкой; очевидно, она ему очень дорога, уж больно нежным взглядом он на неё смотрит. Вот фото свадьбы родителей. Насколько Гарри помнил, Сириус был шафером. А вот фото, где на руках у молодого Сириуса годовалый ребёнок. Неужели это он сам, Гарри, в детстве? Гарри припомнил похожую фотографию из альбома, который подарил ему Хагрид после первого года обучения. Надо будет его пересмотреть. Эти фотографии значительно улучшили настроение Гарри. Внутреннее напряжение отпускало. Дом уже не казался ему таким мрачным. И комната крёстного показалась ему намного уютнее, чем раньше.

Эта комната значительно отличалась от остальных комнат, которые Гарри удалось увидеть раньше. Она была в красных и золотых тонах, цвета Гриффиндора, в пику родителям и брату, которые в своё время учились на Слизерине и жутко этим гордились. Впрочем, это он понял ещё в прошлый раз, почти год назад, когда они с Роном и Гермионой жили тут целый месяц, готовясь к вылазке в министерство Магии. Теперь, когда Кикимер навёл здесь порядок, стало значительно лучше.

Надо будет изучить дом получше, но только после того как Кикимер закончит уборку— сейчас-то впору задохнуться от пыли. Год назад её столько не было. А потом, когда всё будет в порядке, обязательно позвать друзей. Пора начинать новую жизнь. А для этого надо хотя бы разобраться, из чего она должна состоять. Осенью начнутся занятия в школе мракоборцев. Но ведь впереди ещё целое лето. Первое лето за много лет, когда можно почувствовать себя спокойно. Как долго ему этого не хватало….

И тут опять появилась тяжесть в голове и сонливость. Почему-то когда он пытался думать о будущем, на голову опускалась тяжесть и его тут же клонило в сон. Так и на этот раз. До обеда ещё есть время, так что можно вздремнуть. С этой мыслью Гарри забрался на кровать и уснул. Впервые за много дней он спал без снов.

Через час он проснулся и спустился в столовую. Кикимер тотчас подал обед. Гарри пришёл в восторг от каждого блюда. Он поблагодарил Кикимера и огляделся вокруг. Со столовой он был знаком ещё три года назад, когда впервые попал сюда. В то время именно здесь проходили собрания ордена Феникса, на которые Гарри и остальных детей не допускали. А потом все вместе они проводили здесь капитальную уборку. Тогда приходилось делать всё самим, вручную. Чужую магию дом блокировал или искажал. И Кикимер был яростно против гостей, совершенно им не помогал и тащил обратно всё то, что Сириус хотел выбросить. Если бы не это, припомнил Гарри, они бы не нашли крестраж в виде медальона со змеёй. Так что был в этом и положительный момент. Вспомнил Гарри и то, как тогда Кикимер относился к нему. И как Кикимер переменил своё отношение к Гарри — после того как ему вернули медальон его любимого хозяина Регулуса. Кикимер и сейчас его носит. Гарри однажды видел, как тот открывает его, гладит внутренние окошечки, закрывает и роняет слезу, хоть там уже нет портрета его хозяина. Ах, если бы было можно что-то изменить, подумал Гарри. Но такова плата за тайны Воландеморта, чтоб его черти жарили в аду целую вечность… Потом он вспомнил мельком про все остальные крестражи. Какой ценой они достались им, через что пришлось пройти. Воспоминания, воспоминания… Гарри усилием воли отогнал эти мысли. Внезапно он понял, что в этот раз он чувствует себя в доме лучше, чем в прошлые разы. Ещё бы, ведь теперь за ним не охотится самый страшный волшебник страны и его сумасшедшие приспешники.

Теперь война окончена, можно выдохнуть и расслабиться. И дом этот не такой уж страшный. Ну запущенный, пыльный, да и ладно. Кикимер приведёт его в порядок. Кроме того, зачем ему одному такие хоромы? Во многие комнаты нельзя. Видимо, они открываются только тем, кто в них живёт и кому разрешено войти. «Не входить без ясно выраженного разрешения Регулуса Арктуруса Блэка». А они ведь как-то вошли. Интересно, как? Сколько же лет этому дому? Если Финеас Найджелус жил в начале 20 века, а дом построил его отец, значит, сотни полторы, не меньше. Сколько же тут жило народу за эти полтораста лет… все стены наверху и в коридорах увешаны портретами. Финеас Найджелус говорит, что с ними всеми нужно будет общаться. Нет, один он с этим явно не справится…

Тут Кикимер вновь возник перед Гарри и спросил:

— Хозяин Гарри желает остаться ночевать в доме?

— Нет, пожалуй, пока я к этому не готов. Из Хогвартса ещё не выставляют, пока поживу там.

— Хозяин Гарри желает забрать Кикимера с собой в Хогвартс?

— Даже не знаю. А как ты сам хочешь?

— Кикимер не может ничего хотеть сам. Кикимер служит хозяину дома Блэк и выполнит любой его приказ.

— Ну что ж. Тогда, думаю, лучше тебе остаться здесь и заняться наведением порядка.

— Кикимер понял, Кикимер останется в доме и приберёт его.

— Тогда оставляю тебя здесь, а сам вернусь в Хогвартс.

— Хозяин пойдёт через камин?

— А что, разве в Хогвартс можно попасть через камин?

— Можно, хозяин Гарри. У рода Блэк как одного из благороднейших всегда была такая привилегия. Дети отправлялись в школу через камин, как все лорды Блэк прямо в свой кабинет в министерстве.

— Точно! Ведь Сириус же общался с нами через камин. Ну что ж, тогда, конечно, камин. Он работает сейчас?

— Работает, хозяин Гарри. Только нужен летучий порох. Кикимер может купить, если хозяин даст Кикимеру деньги.

— Сейчас у меня при себе всего несколько сиклей, этого хватит?

— Тогда не сегодня. Домовикам летучий порох отпускают не меньше чем один бушель, по договору с лавкой. Для семейства Блэк он бессрочен.

— Ого! А сколько это стоит?

— Двадцать лет назад Кикимер покупал для госпожи Вальбурги, это стоило 2 галеона. Но тот запас уже кончился.

— Значит, в следующий раз. Кстати, а где я выйду из камина в Хогвартсе?

— Кикимер не знает. Кикимер никогда не путешествовал ни с кем из детей.

— Тогда пожалуй, я узнаю, каким камином прибывают в Хогвартс и в следующий раз вернусь сюда через него. И принесу тебе деньги, чтобы ты купил порох. А ты к тому времени почисти камин.

— Хорошо, хозяин Гарри, Кикимер сделает.

Кикимер исчез. Гарри вышел за дверь и пошёл по площади Гриммо. Всего через несколько шагов он очутился на магловской территории. Хорошо, что он знаком с обоими мирами. На магловской стороне он чётко почувствовал себя не дома, особенно, когда увидел несколько человек, идущих по улице. Но тем не менее, он прошёл пешком несколько кварталов. Хотел даже доехать на метро до того места, где ближе всего к Косому переулку. Но вспомнил, что у него нет магловских денег, а на волшебные деньги билет не купишь. Собственно, и волшебных денег у него тоже при себе всего ничего, как раз на порцию летучего пороха. Тогда он, собравшись с духом, аппарировал прямо в Косой переулок (всё-таки неприятное ощущение — как будто тебя пропихивают через узкую кишку). Увидел издалека белые колонны банка Гринготтс. И тут на него обрушилось воспоминание о последнем посещении этого заведения, а главное, как они с друзьями оттуда выбирались. Хоть потом гоблины якобы признали, что не имеют претензий к победителям магической войны, тем не менее, попадаться им на глаза пока не хотелось. Он помнил рассказ Билла о том, что с гоблинами лишний раз связываться не стоит, и что пока всё не уляжется с ущербом от бегства дракона, в банк обращаться нежелательно. Билл обещал помочь с этим, после того как разберётся с более важными делами, которых после войны накопилась целая гора.

Кстати, Рон упомянул, что Билл работает с проклятиями на сейфах волшебников, он ведь ликвидатор проклятий. Может быть, он поможет избавиться от пыльного призрака в прихожей? Надо будет поговорить с ним об этом. И о том, как взять деньги из своего сейфа без риска подвергнуться мести от гоблинов. А сейчас пора возвращаться в Хогвартс. Он зашёл в здание самого большого магазина в переулке, в котором был публичный камин. Купил порцию пороха, произнёс «Хогсмид, Кабанья голова» и через несколько секунд выпал из камина за 200 с лишним миль от Лондона.

* * *

8 июня * * *

В понедельник Рон вернулся из Норы. Гермиона ещё была в Австралии. Рон с удовольствием послушал рассказ Гарри о доме Блэков.

— А мне там нравилось, — сказал Рон.

— Нравилось?? — Гарри очень удивился словам Рона. Конечно, в этот раз дом выглядел лучше, но всё же странно было слышать такое. — Ты серьёзно?

— Да. Поживи, братец, в Норе годами, со старшими братьями, а так же со старой мебелью и в тесноте и шуме. Любой дом с отдельной комнатой раем покажется.

— Ах, ты об этом? Ну да, возможно…. как Нора? Как мама с папой?

— Неплохо. Скоро закончим ремонт. Эх, как нам не хватает домовика. Мама уже не может управляться по хозяйству как раньше. Хоть она виду не подает, но я же вижу.

— Да, домовой эльф это здорово. Даже такой противный, как Кикимер.

— Как он, кстати? Всё так же ворчал на тебя?

— На этот раз нет. Он обрадовался, когда вернулся в дом Блэк и вёл себя очень прилично. Я оставил его там, чтоб наводил порядок.

— Круто. Вот нам бы в Нору эльфа, хотя бы такого...

— Так почему у вас его нет? Ведь чистокровные семьи могут держать домовиков.

— Ты знаешь, сколько это стоит, Гарри?

— Если честно, не знаю. Но наверное, недёшево?

— Ещё как недёшево.

— А если поговорить с МакГонагалл? Ведь она теперь директор, может, разрешит взять эльфа из общины Хогвартса. Гермиона рассказывала, что можно так сделать.

— А это мысль. Должна же быть какая-то награда героям войны.

— Рон! Мы сражались не ради наград!

— Да кому ты это говоришь, Гарри.

— Я спрошу у МакГонагалл, когда пойду отчитываться о работах.

— Ага. Тогда пошли. Надо как следует поработать.

Гарри и Рон дальше продолжили обсуждать события, но вскоре к ним подошли студенты и старосты, и все вместе снова отправились восстанавливать замок.

После того как Гарри вернулся из Гриммо-хауса, у него появились головные боли. Несколько дней он мужественно это терпел, но в конце концов сдался. Он пошёл в больничное крыло к мадам Помфри, получил зелье и встретил там Андромеду Тонкс.

Гарри не видел её с дня операции «Семеро Поттеров», ведь именно в семью Тонксов попал настоящий Гарри. За это время женщина пережила множество бед и несчастий. Сначала её дочь вышла замуж за члена ордена Феникса и семья сразу стала объектом внимания сторонников Воландеморта. Затем на маглорождённых и лиц с сомнительным происхождением началась охота. Затем пожиратели во главе с Беллатрисой Лестрейндж добрались до дома Тонксов, пытали Андромеду, чтобы она выдала местонахождение мужа (маглорождённый волшебник Тед Тонкс, целитель из госпиталя святого Мунго, вынужден был скрываться), её дочери-мракоборца Нимфадоры, и зятя Ремуса Люпина, члена ордена Феникса. Андромеда, конечно же, ничего не сказала пожирателям, за что сестра самолично сожгла её дом. Позже Андромеда узнала, что её муж был убит.

Несчастной женщине пришлось какое-то время жить у друзей. Но когда и их дому стали угрожать пожиратели, она пришла в госпиталь, где работали её муж и она сама в качестве помощника целителя. Конечно, ей дали там приют. В начале апреля она встретилась там с дочерью Нимфадорой, которая только что родила сына. Андромеда была в ужасе, когда узнала, что муж Доры оборотень. За такое её семья могла быть подвергнута ещё большей опасности.

2 мая стало известно, что Гарри победил Воландеморта и магическая война закончилась. Нимфадора с мужем участвовали в битве за Хогвартс, оставив только что родившегося сына Андромеде, и после победы они не вернулись. Не дождавшись известий из газет, которые публиковали списки погибших, Андромеда взяла на руки новорождённого Тедди и сама отправилась в Хогвартс.

Там она узнала о гибели дочери и зятя. От такого ужасного известия она лишилась чувств и её поместили в больничное крыло Хогвартса вместе с ранеными в Битве. К малышу Тедди приставили домового эльфа Никси. Андромеда вскоре поправилась, но ей было некуда идти, её дом сожжён пожирателями, а сама она раздавлена горем. По разрешению Минервы МакГонагалл на некоторое время она осталась жить в Хогвартсе, помогать мадам Помфри лечить больных и раненых — у неё неплохой опыт, полученный при работе в госпитале Мунго вместе с Тедом.

И вот спустя месяц она увидела Гарри, который пришёл просить зелье от головной боли.

— Андромеда! Не ожидал вас здесь встретить!

— Здравствуй, Гарри, рада тебя видеть. Я тут довольно давно. Мадам Помфри подлечила меня и теперь я ей помогаю ухаживать за ранеными.

— Хорошо. Как Тедди?

— Спасибо, с ним всё хорошо. Он здесь со мной, за ним присматривают эльфы. Если директор разрешит, одного из них я потом возьму насовсем. Никси очень привязалась к малышу.

— Очень хорошо. Как вы сами?

— Уже почти нормально. Я долго приходила в себя, после того как узнала, что моей дочери больше нет.

— Да, бедная Тонкс… Так жаль, что они с Ремусом погибли...

— Я знала, что рано или поздно так случится. Нимфадора настоящий воин. В ней всегда было стремление к риску, быть в гуще событий. Типичная черта всех Блэков… Счастье, что она успела подарить мне внука.

Упоминание Андромедой этой фамилии заставило Гарри вздрогнуть. Он почти забыл, что Андромеда тоже является частью семьи Блэк. Или являлась? Ведь её выжгли с гобелена за то, что она связала жизнь с маглорождённым волшебником Тедом Тонксом.

— Они погибли не напрасно, они защищали всех нас, — горячо сказал Гарри и взял руки Андромеды в свои. — Мы победили только благодаря мракоборцам. Реддла хоть и прикончил я, но с его армией я бы ни в жизни не справился без их помощи.

— Да, Гарри, я знаю, — с горечью ответила Андромеда. — С тех пор как Дора стала аврором, было понятно, что ни одна битва не обойдётся без неё. Такой уж у неё был характер.

— Как же теперь Тедди будет без родителей? Совсем как я когда-то…

— Ну что ты, Гарри. Ты вырос среди маглов, которые тебя не любили, и ты ничего не знал о своей семье. А у Тедди есть я и прекрасный крёстный — ты. Тедди никогда не будет сиротой.

— Хорошо, что так. Простите, со всеми этими работами я совсем забыл о своём крестнике.

— Ну, ещё бы. Любой бы забыл на твоём месте. Ты воевал с тёмным лордом, защищал нас всех. Мужчины так и должны поступать.

— Спасибо, что не держите обиду.

— Ну что ты, Гарри, какая обида. Такова судьба, такова воля Магии.

— Значит, вы теперь живёте здесь, в больничном крыле?

— Да. Пока во мне есть необходимость, я буду здесь, помогать мадам Помфри ухаживать за ранеными. Их ещё довольно много.

— А потом? Когда всех вылечат и выпишут?

— Потом не знаю. Я об этом как-то не думала ещё. Это весьма сложный вопрос. А почему ты здесь, кстати? Ты же больше не студент.

— Потому что я не могу оставить Хогвартс без помощи. Замок очень пострадал, мы с ребятами со старших курсов помогаем его восстанавливать.

— Ах да, конечно, я слышала. А Рон и Гермиона с тобой?

— Да, они тоже тут. Рон, конечно, часто уезжает в Нору, там тоже нужно много что сделать, Молли тяжело справляться.

— Да уж, сражение с моей сестрицей кого угодно заставит лишиться сил, даже если победить.

— Вы знаете?

— Да, знаю. Молли уничтожила её заклинанием Бомбарда Максима, судя по всему. От Белл остались одни ошмётки. Видимо, не успела выставить свой фирменный щит. Поделом ей. Пусть теперь пребывает в вечном аду со своим змееголовым повелителем.

— Это же ваша родная сестра.

— Была. До того, как меня вышвырнули из семьи. А уж что стало с ней потом…. Нет, такими родственниками точно не стоит гордиться.

Гарри вдруг решил, что Андромеде нужно рассказать про дом Блэков.

— Кстати, про вашу семью.

— Моей семьи больше нет. — Андромеда значительно изменилась в лице. — Кроме Тедди, у меня больше никого нет из родных.

Гарри понял, что эта тема женщине неприятна, но он решил обсудить это до конца. Ему вдруг пришла в голову интересная мысль.

— Я о той семье, в которой вы появились на свет.

— Я много лет об этом не вспоминала и не хочу. А почему ты об этом говоришь?

И Гарри рассказал ей обо всём — о завещании Сириуса и о том, что теперь ему предстоит вернуться в этот дом и жить там.

— Что ж, удачи тебе в этом нелёгком деле, Гарри.

— Почему нелёгком?

— Я ведь родилась в этом доме и выросла в нём. И многое помню. В доме Блэков никогда не было хозяев не из самих Блэков.

— Да, Сириус говорил мне об этом ещё тогда, когда в доме собирался орден Феникса.

— Хорошо, что он позаботился о своём крестнике. Хотя тебе будет очень нелегко с наследством семьи Блэк.

— Я уже понял, что нелегко. Но директор рекомендует вернуться мне туда и жить там.

— И что ты?

— Я не сказать чтоб сильно этого желаю. Но похоже, у меня нет другого выхода. Больше мне и идти-то некуда. Я сначала думал снять квартиру в Косом переулке или в Хогсмиде, или купить какой-нибудь дом или даже вернуться в дом родителей в Годриковой впадине. Но для этого нужны деньги, а они в Гринготтсе. И мне в ближайшее время путь туда заказан. Я говорил с Биллом, он сказал, что пока гоблины не решат, как быть с тем ущербом, что мы нанесли, лучше мне там не появляться.

— Ага, я читала в газетах про то, как вы угнали оттуда дракона. Чудо, что вам удалось скрыться и остаться в живых. Гоблины и за меньшее не щадят.

— Вот, поэтому мне пока не остаётся вариантов, как вернуться в тот дом на Гриммо.

— Ты уже бывал там после смерти Сириуса?

— Да, и не раз. Год назад мы с Роном и Гермионой скрывались там от пожирателей. И наверно, дальше бы там находились, если бы нас там не засёк Яксли (при упоминании этой фамилии на лицо Андромеды как будто нашла тень). А несколько дней назад я вернулся туда снова, вместе с Кикимером.

И Гарри рассказал Андромеде про своё посещение дома.

— Кстати, я тут подумал. А ведь вы с Тедди можете жить там вместе со мной, когда поправитесь. Ведь не всегда же вы будете тут. Дом огромный, там куча комнат — впрочем, вы знаете.

— Да уж, мне ли не знать. Когда-то у меня там была своя комната, на третьем этаже.

— Так тем более, о чём тут думать?

— Спасибо за приглашение, Гарри. Но пока это вряд ли возможно.

— Почему? Вы ведь тоже урождённая Блэк.

— Родиться в семье Блэк мало. Нужно ещё вести себя так, чтоб тебя посчитали достойным этой высокой чести — быть представителем благороднейшей и древнейшей фамилии. Я, по меркам Блэк, таковой не являюсь.

— Ну и что?

— А то, что много лет назад меня исключили из рода. Выжигание с родового гобелена это не просто так. Это ритуальное действие символизирует отсечение от рода.

— И что в этом такого?

— Ах, Гарри. Сразу видно, что ты вырос не в волшебном мире….

— Да, что есть то есть. Не думаю, что это плохо.

— Дело не в этом...

Андромеда вкратце рассказала Гарри, что такое род, семья, семейное древо, а так же отсечение или изгнание из рода.

— Не знаю, как в мире маглов, но в волшебном понятие «род» очень важно. Поэтому все трясутся над родословной, чистой кровью и прочими вещами, которые для маглов не очень важны. Волшебникам вне рода жить очень трудно.

— Но вы же как-то живёте?

— Как-то… лучше тебе не знать, как именно. В общем, я не могу больше жить в этом доме, потому что я исключена из рода. Дом меня просто не впустит. Поверь, я это знаю точно.

— Неужели ничего нельзя сделать?

— Наверно, можно. Но это настолько сложно, ты себе не представляешь.

— Ну хорошо. Если вы не можете войти в дом как член семьи, то как моя гостья можете? Если я как хозяин дам вам разрешение? Тедди мой крестник, я обязан заботиться о нём, и о вас тоже. И предоставить вам крышу над головой мой долг.

— Если как твоя гостья — то наверное можно. Но это не так просто. Тебе ещё самому нужно получить это разрешение.

— Ах да, портрет Финеаса сказал, что сначала мне нужно познакомиться с портретом основателя дома.

— Вот именно. Ты уже с ним разговаривал?

— Нет. Портрет покрыт толстенным слоем пыли, его обладатель просто меня не видит. Даже имя его невозможно прочитать. Я велел Кикимеру прибраться там. Думаю, он скоро закончит.

— Гарри, я признательна тебе за предложение. Мне ведь и правда негде жить. Мой дом разрушили пожиратели ещё весной, когда убили Теда. Сестрица постаралась... Мы с Дорой после этого жили при Мунго, но там было не очень удобно, а сейчас, с ребёнком на руках мне очень не хотелось бы там находиться. Если ты получишь разрешение и дом меня впустит, мы с Тедди примем твоё предложение.

— Отлично. Как только я поговорю с портретом основателя, я дам вам знать.

По дороге в гостиную Гриффиндор Гарри обдумывал только что состоявшийся разговор. Гарри и сам не понял, как получилось так, что он пригласил Андромеду в свой новый дом. В котором-то, если верить портрету Финеаса Найджелуса, у него самого пока толком нет прав находиться там. Да и особого желания тоже. Но слово не воробей, придётся соответствовать. Он же действительно крёстный Тедди и должен о нём заботиться. Как это вообще — быть крёстным? Со своим он так толком и не успел как следует пообщаться — Сириус то в Азкабане, то в бегах, то в заточении в особняке, то драки-сражения, то опасность, что письма перехватят. Теперь это всё позади. Одна только проблема — крёстного больше нет в живых…

Гарри загрустил. Так он и шёл, предаваясь воспоминаниям о том, как здорово ему было, когда он узнал, что у него есть крёстный. Тут он дошел до портрета в гостиную Гриффиндора. Полная дама спросила пароль. Гарри автоматически ответил ей и вошёл внутрь.

И тут его осенило. Портрет! Магический говорящий портрет! В доме на Гриммо полно портретов членов семьи, которые могут разговаривать. Может, и портрет Сириуса там тоже есть? Надо будет проверить. Скорей бы Кикимер прибрался в этом доме. Тут Гарри вспомнил, что Сириуса в своё время выжгли с гобелена, как и Андромеду и ещё нескольких членов семьи. Но вдруг остался какой-нибудь портрет ещё до того, как это произошло? Так же он подумал, что может, удастся что-то узнать о его отце, Джеймсе Поттере. Они ведь были друзьями с детства, как минимум, с первого года обучения в Хогвартсе, как Гарри с Роном и Гермионой. Наверняка есть побольше фактов, чем то мамино письмо, которое он нашёл в комнате Сириуса год назад. Надо будет посмотреть, вдруг есть ещё письма, фотографии или какие-то памятные вещи. Сириус наверняка не был бы против, если бы Гарри нашёл их.

Первым делом, как Гарри вернулся в спальню, он вытащил из-под кровати чемодан, нашёл в нём мешочек из ишачей кожи (подарок Хагрида) и вытряхнул его содержимое на постель. Письмо мамы и половинка фотографии, где он в годовалом возрасте летает на игрушечной метле. Обломки старой палочки, соединённые тонким красным стержнем из пера феникса. Бузинной палочке так и не удалось её починить, она вроде становилась целой на вид, но при первом же заклинании снова ломалась пополам. Поэтому он и дальше стал пользоваться палочкой Малфоя, которую тот почему-то сунул ему в руку во время битвы — эта палочка его хотя бы слушалась. Осколок волшебного зеркала, через который Аберфорт увидел Гарри и спас друзей, хотя, казалось бы, шансов не было. Свёрнутая в несколько раз страница газеты с некрологом о Дамблдоре. И маленький кусочек серебра, видимо, от крылышка снитча, в котором хранился воскрешающий камень. Этот камень в нужный момент показал Гарри самых дорогих ему людей, что придало решимости сделать то, что обеспечило ему победу над Реддлом — выйти вперёд на встречу смерти.

Каждая вещь была насколько памятной, пробудила столько воспоминаний, что голова опять налилась тяжестью и накатила сонливость. Он убрал сокровища в мешочек, тот положил в чемодан. Хотел уже было расправить постель и поспать, но вовремя остановился. Гарри решил, что пора с этим заканчивать. На протяжении почти четырёх недель, которые прошли после битвы эта тяжесть в голове постоянно мешала ему думать. Почему-то она не беспокоила его во время уборки замка — восстановительные заклинания давались ему на удивление легко, даже легче, чем со своей родной палочкой. Но стоило ему погрузиться в воспоминания или начать о чём-то рассуждать, особенно о будущем, тут же накатывала тяжесть, давила на голову и Гарри быстро засыпал, часто даже днём. А сны ему снились такие, которым он вообще не имел объяснений. Ничего из событий его жизни или его знакомых ни разу не присутствовало в этих снах. Как будто он смотрел изнутри на чью-то чужую жизнь, как в магловском телевизоре или омуте памяти. Это не сказать чтоб сильно его выматывало, но удивляло. А когда он хотел рассказать об этих снах кому-то, он понимал, что большая часть их забывалась. Поэтому никто об этих снах и не знал.

Но Гарри в конце концов это надоело. Он и пошёл в больничное крыло, чтоб попросить какое-нибудь зелье, чтоб хотя бы перестать видеть эти сны. Вот, он сходил в больничное крыло, мадам Помфри выдала ему нужное зелье. Там он встретил Андромеду и у них получился интересный разговор.

Ладно, подумал Гарри. Прибегнем к старому проверенному методу, который всегда помогал. Обсужу всё это с Роном и Гермионой. У них всегда такие разные мнения, но очень помогают всё уложить в голове. То есть, отложим это до их возвращения.

На следующий день Рон вернулся из Норы. Гермионы не было — она ведь уехала в Австралию к родителям, возвратный портал активируется только к следующей пятнице. Межконтинентальные перемещения не так просты, как внутри страны. Друзья обрадовались, что плохих новостей нет и принялись обсуждать текущие дела. Гарри в каком-то смысле даже был рад отсутствию Гермионы. Они давно не разговаривали с Роном вдвоём.

— Ну что, Рон, как прошли выходные?

— Да ничего, в целом нормально.

— Как родители?

— Почти хорошо. Папа вернулся на работу в министерство. У них там большие перемены. Перси вроде тоже поправил свои дела. Насколько я понял, его там простили и назначили на новую должность, в какой-то новый отдел. Джордж вернулся в свой магазинчик, я его не видел.

— Билл приехал?

— Да, они с Флер прибыли ещё на прошлой неделе.

— Как миссис Уизли?

— Ей намного лучше. Понемногу занимается домашними делами. Они с Джинни ходили в Косой переулок за шерстью и волшебными спицами. Скоро мама собирается вязать традиционные рождественские свитера. Но на более сложные дела у неё сил пока ещё мало.

— Как они, интересно, ладят с Флер? По-прежнему недолюбливают её?

— Нет, в этот раз я такого не заметил. Скорее, наоборот. Флер здорово помогла с ремонтом и научила Джинни кое-каким хозяйственным заклинаниям, вместе у них неплохо получается. Кстати, Флер беременна. К весне они с Биллом ждут дочку. Мама очень рада, и все остальные тоже.

— Круто. Интересно, какая она будет? Рыжая, как Билл или белокурая, как Флер?

— Да, интересно. У тебя как дела? Что нового за выходные?

— Разгребаем последние завалы, чиним лестницы. Скоро уже, наверное, закончим. А, кстати, я встретил Андромеду. Она живёт здесь, при больничном крыле.

И Гарри рассказал Рону о его разговоре с Андромедой.

— Ну что ж, хорошо, что хотя бы с ней всё нормально, и с Тедди тоже. А что с домом на Гриммо? Ты был там?

— Нет, после прошлого воскресенья ещё не был. Я оставил там Кикимера для уборки и велел ему уведомить меня, когда он всё сделает. Видимо, ещё трудится. А может, забыл. Он же очень старый.

— Да уж, работы там непочатый край, а он один. Тяжело ему, наверно. Хоть он и противный, но всё же.

— Это да.

— Слушай, я тут подумал. Если у тебя теперь этот дом в собственности, может, я у тебя тоже там поживу? Хотя бы до того времени, как начнутся занятия в школе Мракоборцев?

— Да без проблем, Рон. Извини, я сразу не предложил.

— Да ладно, нормально. Прости за наглость.

— Какая наглость, о чём ты. Это прекрасная мысль. Будем снова вместе. Я очень рад. А почему ты не хочешь жить в Норе?

— Понимаешь, мне там не очень. Нет, я рад там бывать, семья и всё такое… но как подумаю, что снова жить там постоянно…

— Что не так?

— Мне никогда там не нравилось, если честно. Просто раньше у меня не было другого дома. Только Нора и Хогвартс. И в той же Норе у меня даже не было своей комнаты. Вечно приходилось её с кем-то делить. Даже сейчас я живу вместе с Джорджем. Комната, в которой они раньше жили с Фредом, закрыта, туда никому нельзя входить. Джордж переехал ко мне. Только в этот раз он как уехал в свой магазин, так пока там и находится. Впервые за много лет я ночевал один! Но комната эта мне порядком надоела. Кругом одно старьё и теснота. Мама вечно не даёт покоя. Джинни вечно нервничает и огрызается. Перси если и разговаривает о чём-то, то только о своей работе. Он хоть и вернулся в семью, но шибко не изменился.

— Ясно… Ты никогда не говорил о своём доме так.

— Не говорил. А теперь вот говорю. Раньше была война, а теперь наконец-то она закончилась, и хочется пожить нормально.

— Согласен с тобой. Это так непривычно — просыпаться утром и вспоминать, что весь этот жуткий кошмар позади.

— О да, это круто. Теперь начинаешь жить, а не выживать, как раньше.

— Ну что ж, раз тебе тесно в Норе, я с удовольствием выделю тебе комнату в Гриммо-хаусе. Правда, после того как сам смогу нормально там находиться.

И Гарри рассказал ему о том, что он услышал от Финеаса Найджелуса и Андромеды — что прежде чем приглашать к себе гостей, нужно получить разрешение от портрета Основателя особняка. А поговорить с ним получится не раньше, чем Кикимер очистит его от многолетней пыли.

— Раз так, тогда, конечно, будем ждать. Слушай, а помнишь, мы говорили с тобой об эльфах? Нельзя ли получить хоть одного, чтобы помогал маме с домашними делами? Она была бы рада. Ведь Флер не будет у нас жить вечно. А работа по дому никогда не переводится.

— Да, надо будет это узнать. И ещё я, пожалуй, попрошу одного эльфа в помощь Кикимеру. Он ведь старый. В одиночку ему явно трудно приводить большой особняк в порядок.

— Тогда давай этим займёмся.

Друзья вечером сходили к МакГонагалл, попросили двух эльфов. МакГонагалл сказала, что не возражает, особенно для Гарри и Рона, главных победителей. Надо теперь было спросить разрешения у матушки колонии и если она не против, то никаких проблем. Только надо будет заплатить символическую плату, 1 галеон, хозяину замка, то есть нынешнему директору Минерве МакГонагалл (настоящая-то их цена не менее 400 галеонов). Друзья пробрались на кухню. Эльфы встретили их с большой радостью, наперебой предлагали вкуснейшие блюда. Когда Гарри озвучил свою просьбу, их проводили к матери колонии эльфов. Она согласилась. Сказала, что у неё не так давно появился новый выводок эльфов — 5 штук, они уже научились работать. И она с удовольствием подарит их тем, кто спас мир и замок Хогвартс от войны. Пусть они выберут.

Гарри и Рон пришли в уголок, где жил молодняк. Эльф, который привёл их, что-то сказал этим молодым эльфам и те аж засияли от восторга. Гарри приглянулся эльф по имени Тогзи. Рон облюбовал себе эльфийку по имени Минни. Третья была Никси, нянька Тедди. Двое оставшихся остались стоять, выпучив глаза.

— Интересно, а Гермионе можно будет взять себе эльфа? — спросил Гарри. И ещё Аберфорту. Он же тоже нам здорово помог в битве. Ну и он ещё брат Дамблдора.

— Нет, уважаемый герой Гарри Поттер, — сказала Матерь колонии. Мы все знаем и уважаем мисс Гермиону и всегда готовы подать ей вкусный завтрак или в чём-то помочь в пределах замка чародейства и волшебства Хогвартс. Но как мы знаем, она не понимает истинной природы эльфов. Мы рассказывали ей, как устроена магия эльфа и с трудом убедили её, что никогда не нужно предлагать эльфам свободу. Вроде бы она поняла. Во всяком случае больше мы не находили шапочек и носков, которые она везде раскладывала. Хорошо, что раньше был Добби, который не боялся их собирать. Добби сумасшедший эльф, ему нравилась одежда. Нам жаль, что он погиб. Но лучше, что больше среди нас такой не живёт.

— Большое спасибо за откровенность, матушка Эльфиня, — сказал Гарри.

— А я ведь всегда говорил Гермионе, что её идея с освобождением эльфов — глупость и никогда в жизни эльфы не согласятся быть свободными, — сказал Рон.

— Мы прощаем мисс Гермионе её заблуждения. Но эльфа ей мы подарить не сможем. Боимся, что она начнёт платить ему жалование. А вот мистеру Аберфорту Дамблдору, как брату величайшего из директоров, конечно, мы подарим эльфа. Ему нужно будет заплатить 1 галеон госпоже директору, таков порядок. Мы дадим ему Флиппи.

— Огромное спасибо, матушка Эльфиня. Мы напишем Аберфорту, и заберём наших подопечных на выходных.

— Хорошо, мы как раз их подготовим. Да благословит вас Магия!

— Вот это удача! — воскликнул Рон. Наконец-то!

— Да, когда есть такие помощники, это очень здорово. Думаю, твоя мама обрадуется, и Аберфорт тоже.

— О да, мама будет счастлива. Как раз скоро у неё день рождения, вот и будет ей лучший подарок в жизни.

— А вот насчёт своего эльфа я что-то не уверен. А вдруг Кикимеру не понравится, что он будет не единственный?

— Да брось ты. Он уже старый, ему тяжело справляться с работой. К тому же, кого волнует мнение Кикимера? Ты прикажешь, чтоб он взял себе молодого эльфика и всему его научил. И куда он денется?

— Ну, может ты и прав. Кикимер мне сам так и сказал — не важно, что хочет эльф, главное, что хочет его хозяин.

— Вот видишь! Да нормально всё будет. Когда ты собираешься на Гриммо в следующий раз?

— В субботу. Всю эту неделю в замке полно работы.

— Хорошо. А можно будет с тобой? Хоть посмотреть?

— Думаю, можно. Ведь ты был там в прошлом году, вроде не понадобилось спрашивать никакого разрешения портрета. Но давай я на всякий случай сначала пойду туда один. И если всё в порядке, вернусь за тобой. Кикимер мне говорил, что из дома в Хогвартс можно попасть через камин. Кстати, надо узнать, через какой именно камин в Хогвартсе, они не все подключены к сети.

Гарри написал Аберфорту сообщение, что скоро ему пришлют эльфа в помощники. Старик очень обрадовался и ответил, что отныне кухня для Гарри и его друзей всегда бесплатна.

С наступлением выходных Рон опять уехал в Нору. Гермиона всё ещё была в Австралии. В субботу утром, когда Гарри завтракал в большом зале, прибыла совиная почта. Было сообщение от Кикимера, что он очистил кабинет и портреты, а так же гостиную и спальню молодого хозяина и несколько других комнат. Так же он сообщал, что камин в гостиной готов к работе.

Гарри положил деньги (немного ещё осталось) в ишачий мешочек у себя на груди , сходил на кухню за Тогзи и Флиппи и отправился к камину в гостиной Гриффиндора. Оказывается, камином можно было перемещаться почти везде, где они есть и где имелось разрешение для студентов. Старостам и совершеннолетним студентам было разрешено ими пользоваться. Главное, правильно назвать место, куда отправляешься. Ну и летучий порох покупать надо было самим, Хогвартс его не выдавал. К счастью, у Гарри ещё оставался небольшой запас.

Камины, доступные для перемещения, были в каждой гостиной, кроме слизеринцев — их новое крыло ещё было в процессе ремонта. Перемещаться камином было намного приятнее. Никаких давящих ощущений в области желудка, как при аппарации, никаких пропихиваний через кишку при переносе порталом. Просто вошёл в камин, выпустил из ладони горсть зеленоватого пороха и через несколько мгновений ты на месте. Единственное неудобство — это сажа на голове и плечах, но эту проблему легко решает заклинание «aufer fuliginem» (удалить сажу). Сначала он переместился в Кабанью голову, где отдал Аберфорту его нового помощника. Затем взял ещё летучего пороха и проследовал в особняк Блэков.

Тогзи крепко вцепился в брючину Гарри и через пару секунд они уже выходили из камина в гостиной. Камин располагался напротив парадного входа в дом. И когда Гарри и эльф вышли из него, пыльный призрак Дамблдора не поднимался. Гарри удивился этому. Он позвал Кикимера, тот появился спустя мгновение.

— Кикимер приветствует хозяина Гарри и докладывает, что все комнаты, которые открыты, гостиная, коридор и кабинет Основателя мэнора приведены в порядок и готовы вас принять.

— Спасибо, Кикимер, ты отлично поработал.

— Хозяин Гарри желает что-то ещё?

— Хозяин желает отблагодарить тебя и сделать подарок. Тогзи, выйди и покажись.

Тогзи робко выглянул из-за ноги Гарри, за которой прятался.

— Хозяин купил нового домового эльфа?

— Да. Это Тогзи. Он будет помогать тебе по дому.

— Хозяин оказал Кикимеру великую честь. Кикимер не забудет.

— Ты рад?

— Кикимер очень рад. Кикимер стар и ему тяжело справляться по дому. Теперь будет легче.

— Ну вот и отлично. Он родился недавно, но кое-чему его уже научили. Он из общины эльфов Хогвартса. Все домовики замка, их матушка и отец передают тебе привет.

Кикимер от восторга и прочих чувств проронил слезу и улыбнулся:

— Кикимер очень-очень благодарен хозяину Гарри.

И с этими словами он взял Тогзи за ручку и они исчезли вместе.

Гарри обвёл взглядом гостиную. Да, всё стало намного лучше. Паутина исчезла. Портьеры были где починены, где заменены на новые. Пыли в воздухе не было и ни на одной поверхности тоже. Пол блестел чистотой. Даже камин был чист и очень красив. Гарри обратил внимание, что когда он из него вышел, на плечах и волосах не было сажи.

Отличная работа, — подумал Гарри, — вот что значит, когда эльф к тебе расположен.

Дальше он прошёл по лестнице, которая стала намного чище и скрипела гораздо меньше. Портреты на стенах коридора стали выглядывать из рам и смотреть на Гарри, но ничего ему не говорили. Гарри шёл и глаз радовало то, что коридоры и портреты больше не выглядели так мрачно и жутко. Он постоял немного перед дверью кабинета. Немного вдруг стало тревожно, а вдруг не пустят? Кикимера звать не хотелось, у того сейчас есть чем заняться.

Но когда он толкнул дверь за ручку, она отворилась. Гарри даже показалось, что она это сделала чуть более приветливо, чем в прошлый раз. С лёгким сердцем он вошёл внутрь. Он собирался познакомиться с портретом основателя.

Гарри подошел поближе к камину, над которым висел самый большой портрет. На нём был изображён статный черноволосый мужчина средних лет, сидя в шикарном кресле. Одет он был в старомодный, очень элегантный костюм, в одной руке шикарная трость, на другой руке массивный золотой перстень с гербом. Гарри отметил, что он очень похож на Сириуса. Только не такой худой, волосы короче, немного по-другому причёсаны — намного аккуратнее, а взгляд синих глаз более суровый и тяжелый, как будто собирается пронзить кого-то насквозь. Настоящий аристократ, подумал Гарри. Надо быть очень осторожным в разговоре с ним. Чего доброго, проклянёт или вышвырнет из дома.

Гарри внимательно рассмотрел табличку с подписью под нижним краем рамы. Надпись гласила: «Ликорус Антарион Блэк, 21.03.1810 — 13.05.1870». Гарри постучал палочкой по портрету и сказал:

— Здравствуйте, многоуважаемый господин Блэк.

Портрет, до этого момента неподвижный и безмолвный, вдруг пошевелился и Гарри как будто насквозь пронзили синие глаза.

— Кто ты? Почему ты обращаешься ко мне?

— Меня зовут Гарри Поттер, сэр. Я недавно получил этот дом по завещанию от крёстного.

— Ты Блэк?

— Нет, я не Блэк, я Поттер. Этот дом мне оставил мой крёстный, Сириус Блэк. Он был лучшим другом моего отца, Джеймса Поттера.

— Какой Сириус?

— Ваш потомок.

— Какой именно?

— Сын той колдуньи, портрет которой висит в гостиной. Кажется, её зовут Вальпурга.

— Вальбурга. Это моя праправнучка.

— Простите, сэр, я не знал, как правильно. Теперь запомню.

— Ты не Блэк.

— Да, я не Блэк, я это знаю. Я же говорю, Сириус оставил мне завещание, как своему крестнику.

— Это неслыханно. Фамильный мэнор Блэков, дом, который я построил 150 лет назад, достался какому-то мальчишке. Ты хотя бы не из маглов?

— Нет, сэр. Мои родители были волшебниками.

— Хоть это хорошо.

— Простите, сэр, так уж вышло. Я сам очень удивился, когда узнал о наследстве.

— Кто ты такой? Как ты оказался в моём доме?

— Это долгая история, сэр.

— Я никуда не спешу. Садись и рассказывай. Рассказывай о себе всё. Я хранитель этого дома не могу допустить здесь людей, о которых ничего не знаю.

Гарри устроился поудобнее в кресле и начал рассказ о себе. Начиная с детства, о котором он знал по рассказам друзей и знакомых. Про то, как его родители погибли от рук Воландеморта, как он до 11 лет жил у тётки в магловском мире, как учился в Хогвартсе, как узнал о Сириусе и его друзьях, как возродился Воландеморт, как длилось их противостояние, о второй магической войне и победе.

Рассказ был долгим. Гарри порядком утомился. Портрет молчал несколько минут. Гарри посмотрел вокруг и увидел, что остальные портреты уставились на него и растопырили уши. Но так же как и портреты в коридоре, они молчали.

— Кстати, сэр Ликорус, я знаком с одним из портретов в этом кабинете. С Финеасом Найджелусом Блэком.

— Это правда? Сын мой, появись! — Ликорус метнул гневный взгляд в пустой портрет, висящий рядом, и ткнул в него пальцем. Финеас Найджелус появился в пустом портрете рядом с главным, но вместо обычного самодовольного вида он выглядел несколько подавленно, как будто робел.

— Да, отец. Этот мальчишка прав. Мы с ним уже давно знакомы. Его привёл в дом этот негодник, мой правнук Сириус, сын Ориона и Вальбурги, и оставил завещание в его пользу. Кикимер его слушается.

— Раз Кикимер его слушается, значит, он и вправду почти что хозяин дома.

— Да, сэр, я сам удивляюсь, — сказал Гарри. — Когда я познакомился с Кикимером впервые, он очень невзлюбил меня. Признал только после того как стало известно о завещании Сириуса.

— В таком случае, я подумаю.

— О чем подумаете, сэр?

— Могу ли я признать тебя наследником Блэк.

— Хорошо, сэр.

— Я свяжусь с другими портретами, мы всё выясним и обсудим. А пока позови сюда этого старого эльфа.

— Кикимер, ко мне! — крикнул Гарри.

Кикимер тут же явился на зов хозяина и поклонился Гарри. Портрет Ликоруса впился в него взглядом.

— Надо же, он и впрямь тебе покорен, как истинному хозяину. Раньше-то тем ещё упрямцем был.

— Сэр Ликорус! Старый Кикимер очень рад видеть Вас, хотя бы и на портрете. Кикимер помнит своего первого хозяина.

— Приветствую тебя, мой бывший домовой эльф. Как видно, теперь ты считаешь своим хозяином этого молодого человека.

— Хозяин Гарри стал владеть домом и Кикимером после ухода Сириуса за грань. Хозяин Сириус оставил завещание и сказал, что Кикимер должен слушаться Гарри Поттера, если он не вернётся. Кикимер подчинился. Кикимер признал Гарри Поттера своим новым хозяином и готов ему служить.

— Ну, раз ты признал, значит, мой прапраправнук знал, что делает. Эльфа, в отличие от волшебника, невозможно обмануть.

Гарри поднялся на ноги. Ликорус впился в него грозным синим взглядом, но Гарри показалось, что портрет посмотрел на него чуть теплее.

— Гарри Поттер. Я всё о тебе выясню и проверю весь твой рассказ. Если подтвердится всё то, что ты мне рассказал, тогда я подумаю, признать тебя хозяином этого дома или нет.

— Хорошо, сэр. Спасибо вам, что приняли меня. Буду ждать вашего ответа.

— Я дам знать через Кикимера.

— Всего доброго, сэр, и до встречи.

Гарри вышел из кабинета. Он быстро прошёл по коридору с портретами, спустился на один этаж и вошёл в свою комнату. Он только сейчас понял, что его сердце молотится как бешеное, а рубашка прилипла к спине от пота. «Надо же, какой разговор вышел с этим портретом… какой он суровый, этот бывший хозяин мэнора. Как будто я вернулся в детство к Дурслям, так же жутко было, когда дядя Вернон буравил меня взглядом… Но каков этот старый лорд! Такой грозный, величественный. Но вроде понимающий, во всяком случае не послал куда подальше и не вопил, как портрет мамаши Сириуса. А что он так с недоверием отнёсся ко мне — ну так логично. Я ему не сын, не внук, не правнук. Никто, в общем. А Блэки, насколько я помню, помешаны на своей родословной. Вот будет задница, если он не даст мне добро жить здесь. Мне тут уже понемногу нравится, а идти-то особо некуда. К гоблинам за золотом я ещё не скоро пойду. И ещё Андромеда и Тедди. Кто меня за язык тянул? Впрочем, ладно. Пусть сначала этот Ликорус скажет своё слово, потом и будем смотреть. Во всяком случае, он со мной поговорил. А то, что хочет проверить мой рассказ — это тоже более чем понятно. Любой захочет знать, к кому перейдёт его добро».

— Интересно, что он узнает обо мне, кроме того, что я сам о себе знаю? — подумал Гарри. — Наверняка его интересует моё происхождение, у чистокровных это очень важный вопрос. Я сам-то мало что знаю, кроме родителей. Ну и Дурслей, конечно. Вообще, как-то глупо получается, что мне толком нечего о себе рассказать. Понятно, почему так произошло — родители погибли, а меня прятали у маглов. Но те, кто знал моих родителей, они ведь наверняка знали и моих дедушек и бабушек? Мама выросла у маглов, там уже ничего не выяснишь. Я так понимаю, её родители давно умерли. Были бы живы, Дамблдор отнёс бы меня к ним, а не к тётке. Но отец-то был волшебником. Значит, о его семье должно быть известно в волшебном мире. Один-единственный раз Сириус упомянул, что когда он в 16 лет ушёл из дома, то жил у родителей моего отца и его принимали там хорошо. А кто они были, сказать не успел. Тогда в доме был орден и нам вечно кто-то мешал нормально пообщаться. А потом уж стало не до этого.

Тут Гарри сообразил, что если Сириус знал, кто были родители его папы, то, наверно, и другие Блэки их знали. Портретами Блэков увешан весь дом. Наверняка кто-то знал хотя бы имена родителей его отца.

Ещё Гарри подумал, что в банке Гринготтс у него есть сейф, полный золота. И решил, что вряд ли это его родители заработали столько денег за свою недолгую жизнь — им было по 20 лет, когда их не стало. Значит, это наследство от папиных предков. Опять же, получается, что Поттеры не были бедны, даже совсем наоборот. Тут ещё вспомнилось, что у них в семье была мантия-невидимка, один из Даров Смерти из легенды. Братья Певерелл. Что бы ни писали в сказках об этих вещах, они существуют на самом деле. Гарри держал каждый из них в собственных руках и применял их по делу. Могилу Игнотуса Певерелла он видел собственными глазами на кладбище в Годриковой впадине. Там же жили родители. Может, его более близкие к нему по времени предки тоже жили там? Надо будет проверить.

Гарри решил это узнать немедленно. Пока в доме на Гриммо ему делать нечего. Портрет Ликоруса ясно дал понять, что он сам с ним свяжется, когда захочет продолжить разговор. В Хогвартсе сейчас никого нет, работы не ведутся, все разъехались на выходные. Время есть, употребим его с пользой. Вызвав Кикимера и Тогзи, он сказал им, что отправляется по делам и придёт только тогда, когда портрет позовёт его. Пока пусть домовики продолжают работу. Он оставил Кикимеру несколько галеонов, чтоб тот купил летучий порох, чистящие составы и что он сам посчитает нужным для уборки. Продукты ещё есть, по словам старого домовика, большой запас хранится под фирменными чарами Стазиса, ещё с давних времён — это Гермиона выяснила год назад, когда они останавливались в этом доме перед походом в Министерство магии. Некоторые Блэки умели накладывать Стазис на много лет. Гарри справился о том, как идёт обучение Тогзи. Кикимер сказал, что Тогзи очень шустрый и умелый домовик, он доволен таким помощником. С чувством выполненного долга Гарри покинул дом через дверь и вышел на улицу.

В Годрикову впадину он попал путём аппарации. Этот процесс по-прежнему доставлял неприятные ощущения, но они быстро прошли. Он оказался на краю деревни, на котором раньше не бывал. Был ясный летний день. Вокруг деревни была очень красивая природа. Гарри пришёл в хорошее настроение и с лёгким сердцем зашагал к центру. На этот раз он чувствовал себя в полной безопасности. Он шёл по улице с надеждой, что быстро узнает всю интересующую его информацию. Как он помнил, кладбище находилось возле церкви, а сама церковь была в центре деревни.

Церковь он увидел издалека и отметил, что она очень изящна и красива, как в общем и всё остальное поселение. Что-то показалось ему не совсем правильным и не потому что деревня была непривычной на вид. Он вспомнил, как они с Гермионой оказались тут впервые, в сочельник прошлого года. Тогда у них были совсем другие цели и было страшно, что их вот-вот обнаружат. Тогда они были под оборотным зельем и каждую минуту опасались, что их схватят пожиратели. Сейчас же всё было иначе. Гарри шел по улицам совершенно свободно. Людей было мало, а те, кто встречались по пути, не узнавали его, как в Хогсмиде или Косом переулке. Он разглядывал дома, улицы, людей. Ему тут всё понравилось. Тут не было таких ровных улиц, как в графстве Суррей, в котором он жил у маглов. Домики были совсем другие на вид, в средневековом стиле. Конечно, не было никаких автомобилей, асфальта, электрических фонарей и прочих магловских вещей. Встречались продуктовые лавочки, таверны, конюшни. На обратном пути надо будет обязательно в них заглянуть. Если получится, порасспрашивать жителей, может, кто-то помнит его родителей и дедушку с бабушкой. Гарри дошёл до церкви и вспомнил, что где-то здесь недалеко жила Батильда Бэгшот. Она была знакома с мамой и папой, ходила к ним в гости. Хоть её дом и разрушен, наверняка имеет смысл зайти в него и посмотреть, осталось ли что-нибудь. Ужасные воспоминания о единственном посещении его дома пронзили его, но он усилием воли отбросил их и пошёл дальше. Он заметил, что стал ко многим вещам относиться подобным образом. Он всё помнил, но уже переживал это не так остро, как полгода-год назад. Все эти воспоминания, в том числе и проникновение в разум Реддла через связь с крестражами, стали частью него самого, но уже не захватывали разум в плен. Он смог идти дальше. Ему нравилось, что наконец-то есть время и возможность порассуждать о том, о чем он раньше не думал. С такими приятными мыслями он дошёл до церкви. В ней шла служба, поэтому внутрь он заходить не стал. Сначала поищет могилы, потом будет спрашивать. Он всё ещё немного опасался того, что кто-нибудь из его врагов остался жив и на свободе и мог как-то его подстеречь. Лучше пока обойтись собственными глазами и ушами. Если сведения есть, он их найдёт.

Гарри зашёл на кладбище и быстро нашёл могилы родителей. Постоял немного возле них, но понял, что грусть уже не переполняет его сердце. Он сказал маме и папе, что всё получилось, что их жертва не была не напрасной. Волею Магии, он снова выжил и намерен двигаться дальше.

Через три ряда от родителей он нашёл могилы Кендры и Арианы. В самом старом участке была могила Игнотуса Певерелла. В этот раз снег не мешал. И кроме треугольного символа даров Смерти он прочитал даты: Игнотус Певерелл VIII, 1409 — 1502. Он осмотрел все могилы рядом, но нигде больше фамилия Певерелл не встречалась, хотя были даты и пораньше и попозже. Далее он обошёл всё кладбище, наткнулся на несколько фамилий, знакомых по Хогвартсу — предков тех студентов, которых он знал. Где-то мелькнуло надгробие Батильды. С восточного края появилось с пару десятков новых могил, которых не было в прошлое их посещение. Но ни одного Поттера или Певерелла он не нашёл.

С досадой он вынужден был признать, что скорей всего, Годрикова впадина была не тем местом, которое он искал. Наверно, родители поселились тут, потому что Дамблдор им помог. (Дамблдор стал искателем даров как раз потому что он увидел могилу Игнотуса ещё в детстве, когда его семья перебралась туда жить из Насыпного Нагорья. Он увидел на могиле знак Даров смерти, знакомый ему из сказки и понял, что это не только сказки. И начал собирать информацию, и узнал, что те существуют. В 17 лет он познакомился с Геллертом, который давно уже искал дары). Он ведь хотел стать хранителем тайны родителей, когда только их спрятали. Значит, наверно, и тот дом, где Гарри жил с родителями в первый год жизни, не был родовым гнездом. Но тем не менее, раз уж он здесь, он должен туда зайти. Ноги сами вывели его в нужную сторону. Дом стоял на своём месте, только на этот раз он был весь заросший травой, кустиками и вьющимися растениями. Гарри переборол себя и вошёл в калитку.

Половина второго этажа дома была разрушена, другая половина и весь нижний этаж уцелели. В этот раз он гораздо спокойнее отнёсся к увиденному. Он обошёл помещения на первом этаже. Некогда симпатичная гостиная, кухня. Наверху сохранилась родительская спальня, а вот детской практически не осталось из-за разрушения. Тут уже ничего не было из того, что могло напомнить, что здесь кто-то жил. Ни вещей, ни книг, ни писем, ни каких-то безделушек. Мебель осталась только старая и повреждённая. Видимо, жители по соседству растащили всё добро. Сердиться на это было трудно. Может, лучше так, чем если бы это место превратили в музей. Хватило и мемориальной доски на входе.

Гарри вспомнил, что была у него мысль восстановить этот домик и жить в нём. Но побывав здесь сейчас, он передумал. Это была не грусть, не сожаление, не страх. Он понял, что он не нашёл в этом месте того, что искал — свидетельства того, что его предки жили здесь. Этот дом только лишь напоминал Гарри о той трагедии, которая радикальным образом повлияла на его жизнь, а это было не то, о чем он хотел думать часто. Он устал жить в войне, он хотел мира. Этот вопрос вдруг стал для него важным.

Он ещё походил по улочкам деревни, зашёл в лавку, купил поесть. Трактирщик был бородатый старичок, напомнивший ему бывшего директора. А здесь ведь когда-то жили Дамблдоры, вспомнил Гарри. Но он не знал, как найти их дом, а спрашивать ни у кого не хотелось. Можно будет спросить у Аберфорта, если он, конечно, захочет говорить на эту тему.

Он дал, наконец, отчёт своим эмоциям относительно Альбуса Дамблдора. Он понял, что для старого профессора он значил ровно столько, сколько было нужно для дела. Альбус ещё в его годовалом возрасте составил план действий, в ходе которых тёмный лорд должен быть уничтожен. Всё согласно пророчеству. Гарри в нужный момент убрали из волшебного мира, защитив материнскими чарами. А потом в следующий нужный момент ввели в игру и сопровождали практически на всём протяжении этого сложного пути, обучая его только тому, что потребуется для борьбы с Тёмным лордом. В конце этого жуткого квеста он не должен был остаться в живых. Альбус не был злым и уж точно не желал Гарри зла, совсем наоборот. Просто гибель Гарри в конце сражения была очевидной. Поэтому Дамблдор и не стал близко знакомиться с Гарри и рассказывать ему многое, чтоб не привязываться. Хоть выражение Снейпа «вы растили его как свинью на убой» было грубым, но по сути так оно и было. Гарри не то что бы не мог простить ему это. Он буквально до нынешнего момента не до конца всё понимал. Всего полтора месяца прошло, как некое подобие откровенного разговора с Дамблдором произошло то ли в реальности, то ли в его голове. В итоге это дало свои плоды, Тёмный лорд побеждён окончательно. Но в душе долгое время было пусто.

А теперь как будто всё встало на свои места. Нет, Гарри больше не злится. В этом нет больше никакого смысла. Между ним и Дамблдором было сто лет разницы. Гарри понял, что Дамблдор, даже не будь он величайшим магом века, всё равно будет знать и понимать во много раз больше и никогда не будет мыслить так, как понравится ребёнку. И если этот ребёнок нужен, чтоб избавить мир от зла, то любой взрослый сделает всё от себя зависящее, чтоб этому помочь. Теперь, после победы он понял это. Да, теперь он взрослый человек, и пора ко всему относиться соответствующим образом. А для начала надо многое выяснить.

Ликорус Блэк провёл время очень продуктивно. Его крайне заинтересовало то, что впервые за всю историю семьи дом Блэк унаследовал не сын, а крестник Блэка, который сам Блэком не является. Он всю неделю выяснял через портреты потомков и родственников, кто такой этот Гарри Поттер, известный тем, что дважды одолел величайшего тёмного волшебника двадцатого столетия. И узнал, что он никто иной как внук Дореи Блэк, его правнучки — в своё время она вышла замуж за Чарльза Поттера. То есть, этот Гарри Поттер семье Блэк вовсе не чужой. Он потомок семьи Блэк. Это совершенно меняет дело. Прямой потомок, пусть по женской линии и не из старшей ветви, конечно же, может быть наследником этого дома, фамильного гнезда Блэков, тем более что Сириус, формально ставший последним лордом Блэк, оставил ему дом по завещанию, составленному по всем правилам волшебного мира. Рассказ Гарри о его приключениях и участии в войне с Воландемортом так же был полностью подтверждён, что значительно добавило вес Гарри Поттеру в глазах Ликоруса. Очень достойный молодой человек. Ему следует помогать во всех его делах как наследнику дома и как великому победителю зла. Про Воландеморта Ликорус знал с 1971 года, кто он такой и какое отношение к нему имело семейство Блэк.

Ликорус так же выяснил, кто такой Чарльз Поттер, муж Дореи. Он работал в мастерской, принадлежащей его второму внуку Сигнусу, внучкой которого и являлась Дорея. Она не была сильно магически одарена, но главное — у неё было доброе сердце и мягкий нрав. Редкое явление в семействе Блэков. Чем-то она напомнила Ликорусу его младшую дочь Неллу. Хотя та не оправдала доверия и устроила огромные проблемы, последствия которых много лет отравляли жизнь членам семьи.

Взрослого портрета Дореи в доме не было, но были детский и подростковый. В детстве Дорея была очень милым ребёнком, не похожим внешне на большинство женщин Блэк — волосы каштановые, глаза зеленые, мягкие черты лица, невысокий рост, небольшая полнота. Видимо, она удалась в родню матери, Виолетты Булстроуд. В семействе Блэков была интересная закономерность — чем младше член семьи, тем меньше он берет внешности и магической силы от Блэков и больше от своих матери/отца. Зато старшие дети очень похожи друг на друга — сыновья внешностью как самый первый предок Блэк, Марко Негро, а дочери — как его супруга Глэдис.

Брак Дореи и Поттера был заключён с одобрения её старшего брата Поллукса. Ликорус пока не выяснил, как вышло, что дочери знатного чистокровного семейства, пусть не старшей и не такой одарённой, разрешили брак с мелкокровным волшебником. Единственного сына, Джеймс Поттера, Дорея родила аж в 45 лет — неслыханное явление в волшебной семье. В таком возрасте обычно уже имели внуков.

Чарльз Поттер был сыном Генри Поттера, весьма популярного артефактора, с которым второй внук Ликоруса Сигнус имел общие дела. Генри Поттер в свою очередь был сыном Флимонта Поттера, изобретателя косметического снадобья для волос "Простоблеск", продажей которого Поттеры нажили себе неплохой капитал. Отец Флимонта был мракоборцем. Это уже была середина 19 века, время жизни самого Ликоруса. Он вспомнил эту фамилию — Арнольд Поттер был одним из мракоборцев, портрет которого он видел в главном управлении Министерства Магии. Вполне достойные люди сами по себе эти Поттеры, кроме одного НО. В их семье имели место браки с полукровками, мелкокровными и маглорождёнными, а возможно, даже и с маглами. Магия их рода это допускала, в отличие от рода Блэк. По этой причине в списке священных 28, ранее 37 и еще ранее 49 они никогда не значились.

Ликорус не был таким ярым фанатиком чистой крови, как его потомки. Не питал он ненависти к маглорождённым, маглам, полукровкам и прочим волшебникам, не таким родовитым, как он сам. Он имел дело с многими, кто не входил в священный список, и прекрасно знал, что среди них есть более чем достойные и полезные люди. Но вот брать в семью таких... Нет, на это он никогда бы не согласился. Не потому что это его прихоть, а сама семейная магия Блэков так устроена ещё со времён основания рода в 13 веке. Самый первый Блэк, когда чудом спасся от ига Малфоев, выбрал в жёны сильную волшебницу и на родовом алтаре поклялся, что в его роду не будет тех, в ком неволшебная кровь, и завещал, чтобы все потомки женились только на чистокровных волшебницах и тем самым усиливали магию. Это хорошо работало до принятия Статута — магическое наследие крепло и прирастало. Потом, когда общество законсервировалось, стало сложнее. Но тем не менее, мезальянсы были недопустимы.

Есть волшебные семьи, где к бракам с полукровками и маглорождёнными относятся снисходительно и это ни капли не вредит роду. У Блэков было не так. Поэтому они избавляли род от неугодных родственников, что вовсе необязательно означало чванливость, ненависть и снобизм. Внедрение в семью слабых магов или маглов может ослабить магию и силу рода. А уж что натворили предки во время введения статута, проклятие, которое было заработано в то время.… Сильные боевые заклинания, способы защиты, чары сокрытия и расширения пространства, запирающие чары, дар управления временем, дар предвидения, редкие ценнейшие артефакты, анимагия — это было магическое наследие рода Блэк и терять его очень не хотелось. Поэтому за неугодные браки или неподобающее поведение, нарушающее традиции, приходилось исключать из рода. Если бы все знали, как это делать по правилам, у Блэков не было бы столько проблем в 20 веке.

* * *

18 июня, четверг* * *

Когда Гарри получил весть от Кикимера, что портрет лорда готов его принять, он места себе не мог найти от волнения. Рон, который знал все подробности разговора, хорошо его понимал. Рон вырос в волшебном мире и знал, как трепетно относятся маги к своему наследию. Но почему-то, несмотря на то, что Гарри не был Блэком, Рону казалось, что вся затея будет успешна. Что Ликорус признает Гарри наследником и дальше всё будет хорошо, он будет жить с Гарри на Гриммо, и Андромеда с Тедди тоже.

Рон проводил Гарри к камину в гостиной Гриффиндора и проследил, чтоб никто не увидел, как Гарри перемещается — ни к чему было это знать посторонним. В этот раз Гарри решил переместиться прямо в кабинет. Кикимер привёл в порядок тамошний камин из черного мрамора, очень красивый и величественный. Гарри очень волновался. Он предстал перед портретом.

— Здравствуйте, сэр Ликорус.

— А, молодой человек, наконец-то вы явились. Давно вас ожидаю. Мне есть чем порадовать вас.

— Порадовать, сэр? Вы признаёте меня наследником дома?

— Признаю. Ничего другого не остаётся. Я не могу отказать в этом моему прямому потомку.

— Что это значит, сэр? О ком вы?

— О вас, юноша. Вы являетесь моим прямым потомком.

Гарри остолбенел. Он ожидал услышать что угодно, но только не это.

— Я? Вашим потомком???? КАК????

— Так. Вы внук Дореи Блэк, моей правнучки. Видимо, Сириус знал, что делал, когда оставлял вас наследником дома. Вы не только его крестник, вы его троюродный кузен.

— Не может быть!!!

— Может, может, уж поверьте некогда главе рода. Вы видели наш семейный гобелен?

— Сириус показывал несколько лет назад.

— И что, мой прапраправнук не удосужился вам сказать, что ваш отец ему родственник, соответственно, и вы тоже? Финеас Найджелус мой сын, у него было пятеро детей, четыре сына и дочь. У Сигнуса, его второго сына, тоже было пятеро детей, одна из дочерей и была Дорея, ваша родная бабушка. Ваш отец, Джеймс Поттер, её единственный сын.

— Нет, этого он не рассказывал. Мы мало имели возможности побеседовать о семейных делах.

— Очень скверно, юноша. Любой маг должен знать свои корни, свою семью, своих предков.

— Я вырос у маглов. До 11 лет ничего не знал о магическом мире, а в Хогвартсе мне о родственниках, кроме папы и мамы, не рассказывали.

— Да, ту историю, которую вы мне рассказали, я проверил. Дамблдор в своём репертуаре, чертов поборник маглов и прочего отребья. Это ж надо такое удумать! Потомка такого знатного семейства — и упрятать к маглам! Моя семья никогда не питала почтения к этому светлому чародею, пусть он даже был очень силён и в своё время победил Гриндевальда.

— Сириус был верен Дамблдору, и мои родители тоже.

— И к чему это привело? Он не смог их защитить.

— Они погибли не из-за Дамблдора, а из-за Воландеморта и его приспешников. Моих родителей погубил тот, кого все считали другом. Сириуса и вовсе убила его кузина Беллатриса Лестрейндж, тоже по рождению Блэк. Про это вы знаете?

— Конечно, я всё выяснил, что смог. Я узнал многое, что крайне возмутило меня. Многие мои потомки меня разочаровали напрочь. Служить этому ублюдку, несчастному полукровке Реддлу…. Это ж надо, как могло опуститься древнее чистокровное семейство. Столько усилий предков впустую….

— Хорошо, сэр. Я понял, что ни к Дамблдору, ни к Реддлу вы не питаете тёплых чувств, насколько это уместно говорить про портрет. Ведь при всём уважении к вам, сэр, вы ведь давно мертвы.

— Юноша, что уместно обычным магам — смерть, забвение — то не имеет отношения к роду Блэк. Со времён основания нашего славного рода ему были доступны такие тайны магии, вы себе даже представить не можете. Скажем так, я не просто говорящий портрет, которым в магическом мире никого не удивишь. Я портрет с расширенными возможностями. От меня мало что может скрыться как из действий моих предков и современников, так и потомков. Со временем я посвящу вас в некоторые тайны, когда вы будете к этому готовы.

— Хорошо, сэр.

— А что вы думаете о том, что вы мой потомок? Вас крайне удивило это известие.

— Удивило — это не то слово, сэр. Я просто в шоке. Я даже не представлял, что такое возможно.

Гарри рассказал Ликорусу, что после прошлой их встречи он задумался о том, кто были его предки Поттеры. Он пытался их искать в Годриковой впадине, где жили его папа с мамой, но более старших Поттеров он там не нашёл. Только могилу Игнотуса Певерелла восьмого, датированную 15 веком, на которой был выбит знак Даров Смерти, который, возможно, был предком Поттеров. Сигнус сообщил Гарри то, что он выяснил о его деде и прадеде, правда, без подробностей.

— Теперь вы знаете про одну сторону ваших корней. Моя праправнучка Дорея была вашей бабушкой, матерью вашего отца. Она изображена на гобелене. Сходите посмотрите, если раньше не обращали внимание. Велите Кикимеру вас проводить.

— Гобелен же в гостиной, я там бывал множество раз. Правда, он весь изгрызен докси.

— Эх, молодой человек, не нужно быть таким самоуверенным. Сейчас вы всё увидите сами.

Кикимер появился на зов, взял Гарри за руку и перенёс его в помещение, в котором раньше тот не бывал. Огромное округлое пустое помещение без окон, с подобием стола в середине, сделанном из цельного куска чёрного камня. В углублениях стен стояли небольшие фонарики, в которых по щелчку Кикимера зажглись огоньки. Гарри рассмотрел помещение. Оно напоминало цирковую арену, только очень тёмную и мрачную. Вдоль круглой стены располагались подписи и портреты с членами семьи, вытканные на большом рулоне какой-то плотной материи, начиная с 1208 года.

— Где мы, Кикимер?

— Кикимер переместил хозяина Гарри в ритуальный зал семьи Блэк.

— Это тот самый гобелен, что мне показывал Сириус?

— Нет, хозяин Гарри. Тот гобелен — отрывок этого, настоящего. Та копия выполнена по заказу госпожи Вальбурги. Кикимер сам ходил в лавку артефакторов, чтоб заказать. А потом сам вышивал на нём всех, кто появился на свет позже. Тот гобелен уже никуда не годится, докси его испортили, Кикимер не смог починить его.

— А это что?

— Это настоящий архив семьи Блэк, магический родовой артефакт, сделанный из кожи дракона. Он вместе с алтарным камнем является неотъемлемой частью этого дома. Если хозяин Гарри приглядится, то увидит, что на нём изображены все предки с самого основания рода, а если хочет узнать о них подробно, нужно прикоснуться палочкой к портрету.

— Сэр Ликорус сказал, что я его потомок, моя бабушка была его правнучкой.

— Кикимер нашёл. Вот, посмотрите.

Гарри уставился на миниатюрный портрет женщины. Подпись под ним говорила, что это Дорея Лисандра Блэк, жившая в 1915 -1977 годах. На него смотрело лицо молодой девушки, приятное, чуть курносое, улыбающееся, с добрыми глазами изумрудного цвета, каштановыми волосами, с ямочками на щеках. Очень милая девушка, чем-то отдалённо похожая на его отца Джеймса и самого Гарри в детстве, на вид не больше 18 лет. Видимо, это изображение сделано незадолго до свадьбы. Интересно, а более взрослые портреты Дореи в доме есть?

— Если хозяин Гарри наведёт на портрет палочку и произнесёт «ostende», он сможет прочитать о своей бабушке побольше.

Гарри так и сделал. Ostende veritateм (в переводе с латыни «прояви истину/правду»), проявляющее заклинание, изобретённое в 6 веке до нашей эры римскими артефакторами именно с целью узнавать сведения с родовых гобеленов. Гарри слышал его впервые. Конечно, с первого раза у него не получилось. Но раза с пятого перед ним в воздухе возник лист пергамента, как будто выдранный из старинной книги. Этот лист гласил, что

Дорея Лисандра Блэк, в замужестве Поттер — чистокровная волшебница из дома Блэк, дочь Сигнуса Сильвестра Блэка и Виолетты Элейн Булстроуд, родная сестра Кастора, Поллукса, Кассиопеи и Мариуса Блэков. Родилась 19 сентября 1915 года (в один день с Гермионой, отметил Гарри). Первый магический выброс зафиксирован в 8 лет (вроде поздновато, помнится, на меня Дурсли за это злились лет с 6). Училась в Хогвартсе на факультете Пуффендуй (надо же, а мне говорили, что все Блэки учились в Слизерине), закончила 5 курсов. В 1935 году вышла замуж за Чарльза Генри Поттера. В 1960 году родила единственного сына Джеймса. Его сын, внук Дореи, широко известный всему магическому миру Гарри Джеймс Поттер, прославился как первый и единственный волшебник, переживший смертельное заклятие «Авада Кедавра» и победитель самого тёмного мага Британии в 20 столетии. Умерла в 1977 году от драконьей оспы, через день после смерти мужа, в поместье Поттеров, в магическом поселении графства Корнуолл, похоронена там же.

Гарри остолбенел. Вот такого он точно не ожидал. Это ж надо! Его бабушка — урождённая Блэк! Он родственник этого древнейшего и благороднейшего семейства! О нём самом написано на подлинном гобелене, изготовленном аж в 13 веке!!! Хоть он только что услышал это от портрета, но теперь дошло окончательно. Он выронил палочку и лист с текстом тут же исчез.

А дедушка? Что сказано про него? Он дальше стал искать информацию, но вскоре убедился, что кроме имени и фамилии своего деда Чарльза Генри Поттера и упоминании о Корнуолле, ничего нет. Видимо, если женщина выходит замуж и меняет фамилию, она покидает свою семью. Интересно, а в семействе Поттеров есть гобелен? Ведь оно, наверно, тоже древнее, хоть и не такое знатное, как Блэки. Вон, могила Игнотуса датирована 15 веком. Надо будет непременно узнать о других предках.

Гарри, переварив полученную информацию, стал разглядывать гобелен дальше. На том же уровне, что нашлась Дорея, он увидел имена трёх женщин — Каллидора (1911 — 1986), в замужестве Лонгботтом; Черис (1915 — 1982), в замужестве Крауч; Седрелла (1918 — 1970) (с выжженным портретом), в замужестве Уизли.

Ещё несколько громоподобных открытий. Оказывается, Невилл, все Уизли, а так же Барти Крауч — тоже происходят от Блэков? И получается, они ему, Гарри, родственники?

Рон и его семейство — его братья?? Джинни его кузина??? Это ж надо! Почему, почему никто никогда не говорил ему этого? Почему он прожил в магическом мире уже семь лет и никто даже словом не обмолвился? Ну, Дамблдор понятно, почему. На Гарри были определённые планы, при осуществлении которых он должен быть погибнуть. Чем меньше у него привязок, тем проще. Гермиона сама была из мира маглов и ничего не знала о родственных связях волшебников. Хотя, насколько он помнил, она брала почитать книгу о родословных магического мира. Вряд ли бы она скрыла от меня, если бы что-то нашла про Поттеров, подумал Гарри.

А Рон? Почему он ничего не сказал? Почему старшие Уизли не говорили? Специально? Или не знали? Гарри поднёс палочку к месту, где было имя Седреллы. Но тут заклинание проявления ничего не дало. Гарри сообразил, что так вышло, потому что портрета Седреллы не было, на его месте зияла пустота. Видимо, её выжгли с гобелена. «Уж кого-кого, а Уизли тут можно не искать, они отъявленные осквернители рода» — вспомнил Гарри слова Сириуса в тот единственный раз, когда показывал ему гобелен. Интересно, за что их так? И кем именно современные Уизли приходятся ему? Надо будет выяснить. Если Уизли ничего не знают — а зачем бы тогда им скрывать от меня, что мы родственники, то будет им большой сюрприз.

В общем, Гарри знатно обалдел от всех этих открытий. За несколько лет в волшебном мире он не узнавал за раз столько, сколько сегодня. И мало какие известия его так ошеломляли.

Внезапно Гарри почувствовал слабость и головокружение, осел на пол. Кикимер засуетился, взял его за руку и перенёс в комнату, прямо на кровать. Ему стало чуть полегче, но он сильно захотел спать. Кикимер сказал:

— Хозяин Гарри побывал в ритуальном зале. В этом месте нельзя находиться долго без подготовки, поэтому хозяину стало там дурно. Хозяину нужно отдохнуть, чтоб его силы восстановились.

— Спасибо, Кикимер. Да, я очень хочу спать. А потом, как проснусь, пойду к портрету. Ты сходи сейчас к нему и передай это.

— Будет сделано, хозяин.

* * *

19 июня* * *

В пятницу вечером Гермиона наконец-то вернулась из Австралии и после отчёта перед Кингсли Бруствером камином переместилась прямо в гостиную Хогвартса. Вечером после ужина трое друзей собрались в гостиной, Гермиона рассказала, как она съездила в Австралию к родителям.

— Ну, рассказывай скорее, как твои австралийские дела, — потребовал Рон.

— Неплохо дела, — ответила Гермиона. — есть что рассказать.

— Твоим родителям восстановили память? — спросил Гарри.

— Только папе.

— Почему только папе? А мама? С ней всё в порядке?

— Да, с ней всё в порядке, и с папой тоже. Они оба живы-здоровы, открыли свой кабинет, по-прежнему лечат людям зубы и хорошо на этом зарабатывают. У них красивый дом на побережье.

— Так почему же память вернули только папе? — не понял Рон. — Маме не получилось?

— Нет, не поэтому. Дело в том, что мама беременна.

— Вот это новость! У тебя будет брат или сестра? Здорово! Поздравляю! — Рон очень радовался, когда узнавал о пополнении в чьей-нибудь семье.

— Сестра. Мама на четвёртом месяце, они уже узнали пол. Конечно, магловским способом, а Оливия и Берни подтвердили с помощью палочек, пока мама спала. Будет девочка, с ней всё в порядке. К новому году родится.

— Оливия и Берни? — удивился Гарри. — Это кто такие?

— Сотрудники министерства, Оливия Брэкстоун и Берни МакКиннон, — ответила Гермиона. — Они высококлассные специалисты по работе с памятью и воспоминаниями. Кингсли поручил им сопровождать меня.

Гарри, услышав фамилию МакКиннон, смутно припомнил, что где-то она ему встречалась, и точно не в Хогвартсе. Но где и когда?

— Так почему маме не вернули память? Из-за этого?

— Да, Оливия сказала, что лучше не рисковать. Во время беременности происходит много необычного и лишний раз лучше не вмешиваться, мало ли как отразится на ребёнке. Она мне много рассказала про беременность у женщин-магов и маглов, но думаю, это вам пока будет неинтересно.

— Да, про эти дела выясним как-нибудь потом. Кстати, у нас тоже скоро пополнение. Флер и Билл ждут ребёнка к весне, тоже девочку, — сказал Рон. — Уизли впервые за много поколений сдали свои позиции. Как говорил папа, на протяжении веков у Уизли первые рождаются мальчики.

— Ой, как здорово! — обрадовалась Гермиона. — Поздравляю их и тебя.

— А как папа? Он вспомнил тебя? — спросил Гарри.

— Вспомнил, почти всё. Он вспомнил меня, кто я есть. Единственное, о чем мы не стали ему говорить — это о магической войне. Хоть всё закончилось хорошо, я жива-здорова и мои друзья тоже, лучше папе не знать о том, что было. Главное, он помнит меня, знает, что я его дочь. Год назад они с мамой решили, что всегда хотели посмотреть Австралию, а когда побывали там, захотели перебраться в неё навсегда. Кроме того, он сказал, что они с мамой давно пытались завести второго ребёнка, с тех пор как я покинула дом и уехала учиться в Хогвартс. Но почему-то в Британии у них это не получалось. А в Австралии получилось. Он очень рад. Все рады. А уж как мама счастлива, ведь она думает, что это её первый ребёнок.

— А как мама восприняла тебя? — спросил Гарри.

— Никак, она меня не видела. Я её видела, а она меня нет. Когда я вернулась, она как раз была у врача. Мы с папой решили, что пока так будет лучше. Вот родится сестра, тогда и … Берни сказал, что это возможно. Главное, чтобы с момента удаления воспоминаний прошло не больше трёх лет. Так что время есть.

— Жаль, что так.

— Да. Единственное, что теперь не получится, это вернуться к ним в дом в Лондоне, они его продали перед переездом. Они останутся в Австралии. Им там намного больше нравится жить, чем Британии. Там так тепло и солнечно. Я буду туда ездить на каникулы.

— Какие каникулы? — подозрительно спросил Рон.

— Такие. Обычные, как всегда в Хогвартсе. Рождественские, пасхальные.

— Ты что, хочешь остаться учиться в Хогвартсе? — удивился Гарри.

— Да. Я много об этом думала. Извините, Рон, Гарри. Я не буду учиться в мракоборческой школе. Я хочу вернуться в Хогвартс и закончить 7 курс.

— Вот это поворот…. А я думал, мы и дальше будем дружить.

— Кто же нам мешает это делать? Будем дружить как прежде. Я как староста школы и совершеннолетняя, могу пользоваться камином и перемещаться в Косой переулок или в Хогсмид. Будем встречаться в выходные, ходить в кафе или бары, по магазинам. Да мало ли мест, где могут общаться друзья.

— Да нет, ты всё верно говоришь, — сказал Гарри. — Просто это неожиданная новость.

— Я давно об этом думала, но пока была в Австралии, окончательно решила. А как ваши дела? Что нового за то время, пока я ездила?

— Оо, за эти дни много чего произошло, — сказал Рон. — Мы с Гарри обзавелись домовыми эльфами.

— Что-о-о?

— Не волнуйся, всё хорошо, — поспешил успокоить её Гарри. Он так и думал, что Гермиона бурно отреагирует на такую новость. — МакГонагалл и матерь колонии разрешили, а сами эльфы страшно рады. Мы их тебе покажем потом.

— Эх… ну что ж, раз так…

— Матерь эльфов передавала тебе привет. Но сказала, что тебе эльфа не разрешит.

— Ууу… Да я никогда бы и не взяла его. Я не выношу идеи рабства, в каком бы виде это ни было. Но если вам нужны эльфы, а вы им — тогда я рада за всех вас.

— А ещё, — сказал Гарри, — я наконец-то поговорил с портретом основателя Блэк-мэнора, сэром Ликорусом Блэком.

— О, великолепно! — сказал Рон. — А почему я слышу об этом только сейчас? Ты же давно оттуда вернулся.

— Прости, Рон, что не рассказал тебе сразу. Там было такое… я до сих пор в шоке от его слов. Все эти дни переваривал.

— Тогда рассказывай немедленно, — потребовала Гермиона. — Очень интересно, чего тебе мог наговорить дальний предок Сириуса. Он не орал на тебя, как его матушка с портрета в гостиной?

— Нет, не орал. На редкость адекватный тип попался. Он признал меня полноправным наследником дома Блэк. — И Гарри рассказал друзьям всё, что услышал о себе от портрета и что нашёл подтверждение на гобелене, в ритуальном зале Блэков.

Сказать, что Рон и Гермиона удивились — это не сказать ничего. У них просто челюсти отвисли от изумления. Гарри потомок Блэков? Его бабка была урождённая Блэк? Он троюродный кузен Сириуса?? Гарри усмехнулся, глядя на них. Они так восприняли эту новость, что он пока решил повременить с известием, что Рон и все остальные Уизли, а так же Невилл и Барти Крауч, тоже являются родственниками Блэкам и ему самому. Только он пока не знал, какими именно.

— Ну что ж, братец, (Гарри усмехнулся про себя, думая, насколько Рон прав. Они именно братцы, хоть и дальние), это удивительное дело. И очень здорово, что так складывается. Получается, ты полноправный хозяин особняка, значит, и мы сможем там бывать.

— Да, это верно. Я пока не спрашивал о том, можно ли мне приводить гостей в дом, но думаю, что можно. Рон, я же обещал тебе, что ты будешь жить у меня. Думаю, теперь проблем не возникнет. И Андромеде надо будет сказать.

— Андромеде Тонкс? Она здесь? — спросила Гермиона.

— Да, она здесь, в Хогвартсе. Работает в больничном крыле, помогает мадам Помфри. Тедди тоже с ней, у него теперь есть нянька-домовик. Я хочу, чтобы они жили со мной на Гриммо. Андромеда сказала, что её старый дом уничтожен.

— Обалдеть, Гарри, — сказала Гермиона. — Столько новостей, и все такие хорошие. Неужели действительно наступило мирное время и пора заниматься более приятными вещами?

— Да, теперь я это чувствую.

Друзья засиделись в гостиной, обсуждая новости. Было уже поздний вечер, когда к нему прилетела сова и принесла письмо от Кикимера. Эльф писал, что портрет Ликоруса готов его принять завтра утром. Гарри понял, что устал и пошёл в спальню. Гермиона решила пройтись по коридору замка, посмотреть, сколько уже всего сделали. Рон пошёл её проводить. Гарри поднялся в спальню и почувствовал, как опять на голову накатила привычная тяжесть и сонливость. Он прилёг в свою кровать. Невилл, который минуту спустя вошёл в спальню, отметил, что Гарри бледен.

— Гарри, с тобой всё в порядке? Ты очень бледный.

— Спасибо, Невилл, за беспокойство. Я просто очень устал. Столько работы в замке, большинство вручную.

— О да. Я тоже очень устаю. Волшебные теплицы пострадали, мы с профессором Стебль и Ханной скоро их восстановим.

— Ты в своей стихии! Я всегда думал, что тебе было бы лучше на Пуффендуе, ты ведь так хорош с растениями. Все так думали, пока ты не вышел против Нагайны с мечом Гриффиндора.

— Я и сам не ожидал от себя такой прыти, — смущённо ответил Невилл. — Если честно, ты прав. Когда нас распределяли, я хотел в Пуфф к профессору Стебль, как мой дедушка, он мне много про неё рассказывал. Но бабушка настояла на том, чтобы я выбирал Гриффиндор, как она и мама с папой. Ну я и попросил. Оказывается, шляпа может исполнять желания некоторых учеников.

Гарри усмехнулся. Никто не знал, что его самого шляпа пыталась отправить в Слизерин. И отправила бы, не взмолись он этого не делать.

Тут Гарри пришла в голову интересная мысль. Он ведь видел фамилию Лонгботтом на фамильном гобелене Блэк.

— Невилл, позволь спросить. Что ты знаешь о своих предках?

— Много чего знаю, а что?

— Можешь рассказать?

— Да без проблем. Это не тайна. Просто никто раньше меня об этом не спрашивал. Что именно тебя интересует?

— Скажи, пожалуйста, тебе знакомо имя Каллидора Блэк?

— Это моя прабабушка,мама моего дедушки Эдвина. Правда, я её почти не помню, она умерла, когда я был ещё маленьким. А почему ты спрашиваешь?

— Понимаешь, дело в том, что я получил в наследство дом, от своего крёстного Сириуса Блэка. — О том, что он сам является потомком Блэк, он пока решил умолчать. Если Невилл знает, он сам об этом скажет.

— А, того самого, что погиб в отделе тайн?

— Да, именно. Я недавно был в том доме и видел гобелен. И нашёл там это имя в начале 20 века.

— Да, мне рассказывали о предках, и о прабабушке Каллидоре тоже — бабушка чтит память рода. Говорили, что она очень радовалась, когда я родился, я ведь её единственный правнук и продолжатель рода.

— Так ты знал, что Блэки тебе родственники?

— Конечно, знал. Блэки много кому родственники, у них большая семья. Драко Малфой по матери Блэк и наверняка куча других потомков есть. Просто не про всех широко известно.

— Про это Сириус говорил, да. А ты ещё что-нибудь знаешь о предках? У вас, кстати, есть гобелен?

— Есть, конечно. Гобелены хранятся в каждой чистокровной семье. Моя как раз такая. Мы не такие крутые, как Блэки или Малфои, но тоже ведём родословную с достатутных времён.

— Круто. А подробнее можно?

— Зачем тебе это нужно, Гарри? Ты никогда этим не интересовался.

— Да понимаешь, Невилл. Война закончилась, мы выжили. И мы выросли. Пора жить дальше. Пора искать своё место. Мне вдруг внезапно стало интересно, кто я, откуда родом. Кто были мои предки. Я ведь ничего о них не знаю, только о родителях, что они были мракоборцы, как и твои. Сириус не успел рассказать, да и не до того было все эти годы, чтоб самому копаться.

— Если хочешь, я спрошу у бабушки, — предложил Невилл. — Она явно должна что-то знать. Она любит истории о волшебных семьях. Не удивлюсь, если мы найдём родственную связь и с тобой. Волшебный мир весьма тесен.

— Да, Невилл, было бы очень хорошо.

— Тогда я завтра напишу бабушке.

— Спасибо, Невилл. Буду ждать сообщения.

Гарри хорошо спал в эту ночь. В этот раз ему снилось, что он ходит по квиддичному полю за руку с Финеасом и МакГонагалл, а на каждой трибуне вместо зрителей сидят его родственники, машут ему руками и улыбаются.

Проснувшись, он понял, что такие сны ему нравятся больше, чем то, что он видел за последний месяц. Квиддич, подумал Гарри. Осталось привести арену в порядок и кажется, на этом работы будут закончены. Студенты должны будут отправиться по домам, чтоб древний замок отдохнул от детей и всех тех кошмаров, которые творились в его стенах. Надо будет на прощанье поговорить с портретом Дамблдора. Если МакГонагалл позволит, конечно. И поблагодарить Снейпа. Хоть он и гад, конечно, и Гарри никогда не забудет, как тот с ним обращался все годы учёбы. Но благодаря ему они победили в страшной войне. Снейп умер героем и награждён посмертно орденом Мерлина первой степени. Надо хотя бы его портрету сказать, что он благодарен ему за помощь. И ещё то, что он узнал, что Снейп любил маму и ему удалось помочь выжить её сыну.

Тут Гарри вспомнил вчерашний разговор с Невиллом. Он вспомнил, что через него попросил встречи с Августой Лонгботтом. Надеюсь, она не откажет во встрече и что-то вспомнит. Надо же с чего-то начать.

Позавтракав в большом зале вместе с друзьями, Гарри попрощался с ними и отправился камином в кабинет Ликоруса. Удивительно, но того на портрете не оказалось. Гарри вспомнил, что волшебные портреты могут переходить из одного в другой. Тогда Гарри обратил внимание на другие портреты. Он вспомнил, что хотел найти портреты Сириуса в молодости, и бабушки Дореи тоже. Стал ходить от одного к другому. Но того, кого искал, не нашёл. То были предки Блэков, которые были главами рода после Ликоруса и их жёны — старшая ветвь. Мужчины Блэк все очень похожи друг на друга внешне. А те имена лордов, что были после Финеаса — Арктурус и Орион — пока ни о чем ему не говорили. Он сел в кресло, не зная, о чём толком подумать. И тут услышал голос Финеаса Найджелуса, он снова переместился в пустующий портрет.

— Ну что, молодой человек, как ваши дела?

— Неплохо, мистер Финеас. Здравствуйте. Скажите, вы знали о том, что я ваш потомок и троюродный кузен Сириуса?

— Нет. Моя версия портрета не такая, как у моего достопочтенного отца. Когда он рассказал о вас, мы были крайне удивлены.

— То есть, вы ничего не знаете о моих предках со стороны отца, Поттерах?

— Я помню только о Флимонте Поттере. Флимонту некогда принадлежал магазин, где продавали «Простоблеск» — его заказывали все особы женского пола, и некоторые мужского тоже. Я сам, помню, одалживал у жены и укладывал им причёску перед важными событиями. А его сын Генри работал артефактором в мастерской, принадлежащей моему сыну Сигнусу.

— Вы можете рассказать о них?

— К сожалению, нет. Я не такой портрет, чтобы помнить всех, с кем я был знаком.

— Что ж, и на том спасибо. Значит, «Простоблеск» и мастерские, принадлежащие Блэкам. А где портрет вашего сына, который был владельцем мастерской?

— В другом крыле. Здесь висят только портреты тех, кто являлся главой рода Блэк. А Сигнус был моим вторым сыном. Его семья жила на третьем этаже, насколько я помню, с левой стороны от главной лестницы. Дорея, ваша бабушка — это его младшая дочь.

Про «Простоблеск» надо будет спросить у Гермионы. По крайней мере, это слово у меня прочно ассоциируется с ней — подумал Гарри. Гарри понял, чтобы выяснить сведения о предках, нужно спрашивать, спрашивать и спрашивать. Припомнить всё то, что хоть как-то упоминалось в соответствующем ключе. "Артефакторы, артефакторы... Артефакторы изготавливают волшебные артефакты в мастерских. У Блэков была или есть такая мастерская". К этому времени Гарри вышел из кабинета и погружённый в свои мысли, не заметил, как пришёл в гостиную. Он поднял глаза и увидел перед собой гобелен, тот самый, который ему показывал Сириус. С того времени как они стояли возле него, прошло уже три года и за это время гобелен стал выглядеть ещё хуже. Портреты совсем выцвели, имена, вышитые под ними уже было почти не разобрать. Много мест было испорчено, и непонятно, где кого-то выжгли, как Сириуса и Андромеду, а где поработали докси.

Так, подумал Гарри. Это ведь не настоящий гобелен, а только копия. Кикимер упоминал, что сам ходил заказывать её в мастерской. Не ту ли, которая принадлежала Блэкам? Гарри повернул гобелен изнаночной стороной к себе и посмотрел на один из его уголков. И действительно, там виднелась печать артели Лондона и чуть ниже стояло: «Изготовлено мастерами Генри и Чарльзом Поттерами в 1947 году». О, вот и зацепка. Мой дед и прадед изготавливали гобелены, в Лондоне. Ладно, с этим разберёмся попозже.

А где же дом Поттеров? Так. На подлинном гобелене, в описании моей бабушки было сказано, что она и дед умерли в своем поместье в Корнуолле и там же похоронены. Стоит отправиться туда. О, ведь в Корнуолле живут Билл и Флер, в своем коттедже Ракушка. Вот и ещё одна зацепка.

В общем, Гарри постепенно понял, что всё, что он ищет, находится рядом, стоит только немного напрячь мозг и что-нибудь вспомнить. И ещё, если спросить. Вот, например, тот же Невилл, с которым он шесть лет жил в одной комнате, ел за одним столом и сидел на соседней парте. Разве хоть раз ему приходило в голову спросить его о его детстве, прошлом его семьи? А сколько ещё у него однокурсников, которые родились в волшебных семьях и выросли в мире магии и волшебства. Они ведь наверняка тоже знают имена своих предков, многие живут в фамильных домах. Могут найтись связи с ним и его родственниками. Почему же ему, отпрыску волшебной фамилии, и судя по всему, не последней в волшебном сообществе, это никогда не было интересно? Даже досадно, сколько всего прошло мимо. А вдруг у него есть живые родственники среди Поттеров, какие-нибудь кузены, как Уизли? Тут Гарри переключился на мысль, что то, что он ничего не знает о своих корнях, связано в том числе и с Уизли. Ведь это первая волшебная семья, с которой он познакомился почти сразу, как попал в Хогвартс. Они, конечно, все замечательные люди, Гарри всегда нравилось бывать у них в Норе. Хоть там было тесно и шумно — тут Рон, конечно, прав. Но там было хорошо и уютно, настоящее семейное тепло. Как же так вышло, что ни разу не было упомянуто наше с ними родство? Оно настолько дальнее, что этому не придали значения? Или Уизли просто не знали об этом? Их называли предателями, осквернителями крови. Почему? Они не интересовались дальними родственниками, потому что ближних полный дом? Что они такого натворили, что их сторонились даже волшебники? Почему они так бедны, несмотря на то, что у них есть связи и с министерством, и с Дамблдором, и через орден у них куча знакомств? Почему мистера Уизли всякие магловские штуковины интересуют больше, чем финансовое благополучие семьи? Ведь их дети совсем не такие. Билл работает в банке, Чарли с драконами, Перси спит и видит карьеру в министерстве, Фред и Джордж основали свой магазин и пока одного брата не стало, они успешно изобретали и торговали. Рон… Вот Рон, по сравнению с остальными братьями, не обладает особыми дарованиями… Рон выбрал меня и везде следовал за мной. Как и Гермиона. А Гермиона, при всей её одарённости, из маглов. Она в принципе не могла знать того, что те же Рон, Невилл и прочие, кто вырос в волшебном мире, знают с детства, впитывают с молоком матери. Если бы меня Дамблдор не спрятал у Дурслей, а отдал на воспитание в какую-нибудь волшебную семью, я бы хоть и был сиротой, но с детства знал бы всё о своих родителях и других родственниках. Как Невилл, ведь он тоже остался практически сиротой после той роковой ночи. Да, всё это из-за Дамблдора. И почему он спрятал меня у тёти Петуньи... Ах да, защита мамы. Пока я был рядом с теми, в ком текла её кровь, я был недосягаем для врагов. Видимо, в этом всё дело. Дамблдор уберёг меня от смерти, но получается, и от жизни тоже. Надо будет всё-таки побеседовать с портретом Дамблдора, пока я не уехал из Хогвартса. Вдруг в будущем мне уже не будет туда пути. Надо будет хорошо подумать, о чём его спросить.

Гарри вернулся к портрету, но Ликорус там по-прежнему отсутствовал. Тогда он решил, что в этот раз он продолжит свои самостоятельные исследования. Он вернулся в Хогвартс камином и первого, кого встретил в гостиной, был Рон.

— Гарри, привет. Что-то ты быстро вернулся.

— Да портрет Ликоруса отсутствовал на месте.

— А, ведь волшебные портреты снуют туда-сюда, помнишь, как Финеас часто пропадал со своего портрета и мотался в хогвартский?

— Помню. Я так и подумал, что он чем-то таким занят. Он упомянул, что по сравнению с портретом Финеаса — он, кстати, сын Ликоруса — он более продвинутая версия и у него больше возможностей.

— Ну круто, что сказать. Может, он тебе потом расскажет, где был.

— Может, и расскажет. Сам же меня вызывал.

— Так что ты будешь сегодня делать?

— А не знаю. Работы на выходных нет, все разъехались по домам. Лежать смотреть в потолок я не хочу. А ты чем собираешься заниматься?

— Джордж прислал сову, просит меня помочь в его магазинчике. Сначала домой, в Нору, пообедаем там, а потом туда. Может, и ты с нами, раз других дел нет? Гермионе я тоже говорил, но она не хочет в Нору. Думает, наверно, что мама будет ей проедать мозги, чтобы мы помирились.

— Давай. С удовольствием там побываю, и в Норе тоже.

Друзья отправились камином до Аберфортова кабака, а оттуда уже махнули в Сент-Оттери-Кечпоул, в дом Уизли. Сразу из Хогвартса туда попасть было нельзя — доступ к каминам Хогвартса был далеко не у всех мест, иначе начался бы форменный хаос.

— Гарри! Дорогой, наконец-то ты приехал! — радостно встретила его Молли Уизли, когда Гарри и Рон вошли в старенький полуразвалившийся дом.

— Добрый день, миссис Уизли. Да, добрался-таки до вас. Надеюсь, вы не в обиде, что только сейчас?

— Ну что ты, Гарри, какие обиды. Рон рассказывал, что ты занимаешься домом на Гриммо. Как там дела?

— Неплохо дела. Старый Кикимер привёл его в порядок, там уже можно спокойно находиться. И портрет основателя дома меня признал наследником. О родстве с Сириусом и с Уизли Гарри пока решил умолчать, ведь ещё ничего не ясно.

— Ну и отлично, рада за тебя. Теперь у тебя есть прекрасный дом. И даже свой эльф.

— Даже два. Я взял себе ещё одного, его зовут Тогзи. Вроде Кикимеру он нравится.

— Ах да. Та эльфа, Минни, которую мне подарил Рон, просто чудо. Она сразу нас полюбила и взялась за дело. Смотри, как она постаралась.

Гарри посмотрел в сторону кухни и обомлел. Бардак, который был на кухне, до которого вечно у матери семейства не доходили руки и волшебная палочка, исчез. Шкафы, полки, котлы, посуда. Всё отремонтировано, блестело чистотой и аккуратно стояло на своих местах. С плиты доносился вкусный запах чечевичного супа, которое обожала вся семья Уизли, и Гарри тоже.

— Да, красота. Перемены налицо. Я очень рад, что вам теперь есть кому помогать.

— Минни теперь взяла на себя наведение чистоты и порядка, а я осталась на готовке блюд. Готовить я люблю больше, чем уборку. И ещё вязание. Вот, принялась за детские вещички. Рон говорил тебе, что мы в ожидании прибавления семейства?

— Да, говорил. Надо будет поздравить Билла и Флер. Кстати, где они?

— Билл как обычно, на работе, Флер отправилась в Ракушку, в Корнуолл. К вечеру обещали заглянуть. Артур в сарае чем-то занят, а остальные кто где. Думаю, вечером все вместе соберёмся на ужин и обсудим новости.

— Да, с удовольствием.

— Ой, Гарри, если ты останешься, наверно, придётся тебе ночевать в комнате с Роном. Я велю Минни там прибраться.

— Спасибо, миссис Уизли.

Тут появился Рон и обменявшись объятьями с матерью, пошёл в свою комнату. Гарри пошёл с ним.

— Эх, моя старая берлога. Сколько же мне ещё тут ютиться…

— Да ладно тебе, Рон. Нормальная комната. Вдвоём тут, конечно, тесновато, но одному вполне комфортно.

— Ага. Это мне говорит владелец роскошного особняка…

— Рон… я помню про своё обещание. Но не могу тебя пригласить, пока не обсужу этот вопрос с главным портретом.

— Так он же признал тебя хозяином.

— Вроде да. Но я не успел его о многом спросить. Обещаю, когда он появится на портрете, я спрошу о тебе в первую очередь. И об Андромеде с Тедди тоже. Им вообще скоро будет негде жить.

— Ладно, жду с нетерпением.

— Ты мне лучше скажи, что ты знаешь о своих предках?

— В каком смысле?

— В прямом. Кто были родители твоих родителей?

— Кто, кто… у папы, разумеется, были Уизли. Его отца, моего деда, звали Джон Септимус — означает Седьмой. А бабушку вроде Цедрела или как-то так. Они оба умерли задолго до моего рождения. Я даже не видел их портретов или колдографий.

— А раньше, до них? Прадедушки и прочие пра?

— Не знаю, если честно. Никогда не интересовался. А зачем тебе это?

— Да так. Поглядел на фамильный гобелен Блэков и вдруг понял, что я-то о своих предках ничего не знаю, тех, кто волшебники, то есть с папиной стороны.

— Ах вот оно что. В тебе появились чистокровные замашки?

— Причём тут замашки? Это нормально — знать свои корни. Хоть чистокровный, хоть простец. Ты ж не по взмаху волшебной палочки появился из ниоткуда. Когда попадёшь в дом, Ликорус будет спрашивать. Он считает, что каждый волшебник обязан знать свои корни.

— Ну в принципе, да. Главное, не сходить с ума по этим делам, как всякие там Малфои и прочие чистокровные говнюки. Уж настрадались мы от них будь здоров.

— Что было то было…. А твоя мама? Что знаешь про неё?

— У мамы девичья фамилия Прюэтт. У неё было два младших брата, Фабиан и Гидеон, близнецы, как Фред и Джордж. Тоже оба рыжие и горячие, были мракоборцами. Их убили в первую войну, ещё до моего рождения.

— А, точно. Твоя мама же подарила мне часы на совершеннолетие. Когда-то они принадлежали её брату.

— Да, Фабиану. А мне она подарила такие же часы от Гидеона. Правда, я их не носил, они здесь так и лежат, в моей тумбочке.

— А Прюэтты что за семья?

— Толком не знаю, это надо спрашивать у мамы. Знаю только то, что они из списка священных 28. То есть, чистокровные до мозга костей на много веков.

— Что за список?

— Ты не знаешь? Серьёзно??

— Нет, конечно. Откуда? Я ведь вырос у маглов. В Хогвартсе не говорили об этом, ну или я не слушал. Да и как-то не до этого было. То воскресший Реддл, то поиск крестражей, то война...

— Аа, теперь всё это в прошлом и в тебе проснулся интерес.

— Всё верно. Именно так. Я опять выжил в борьбе с этим гадом и живу дальше. А для этого хоть надо знать, кто я есть.

— Ну что ж, разумно. Пока есть время до начала занятий в школе Мракоборцев, можно этим заняться. У тебя есть какие-то прикидки, с чего начать?

— Есть. Я узнал, что фамильное гнездо Поттеров находится в Корнуолле. Там же, где Ракушка Билла и Флер. Я хочу поспрашивать Билла на эту тему, может, он поможет что-то выяснить.

— Он вернётся вечером, давай спросим. Мне теперь тоже стало интересно. Это тебе портрет рассказал?

— Не совсем. Он велел посмотреть на гобелен, я там увидел про бабушку Дорею. Настоящий гобелен Блэков это не то, что мы видели с тобой раньше. Он в подвале.

— Кстати, если тебе так интересно, про моих бабушку и дедушку ты можешь узнать у папы. Вряд ли там какие-то секреты. Спроси его.

— Хорошо. Это всё равно придётся сделать. Если ты будешь жить у меня на Гриммо, думаю, Ликорус захочет с тобой познакомиться. Тебе придётся рассказать про свою семью. Со мной он не стал толком общаться, пока всё про меня не узнал. Ему не понравилось, что я сам о себе ничего не знаю, но простил по определённым причинам.

— Понятно. Чистокровный дом — чистокровные правила. Значит, выясним.

Вошла миссис Уизли и позвала всех к обеду. Рон и Гарри спустились вниз, так же пришёл Джордж и спустя пару минут камином прибыл Перси, с работы. Джинни дома не было, она уехала в гости к Полумне.

— Гарри, сходи, пожалуйста, в сарай, позови Артура. Что-то он опять увлёкся, не слышал, как я его зову. А на патронуса у меня нет сил.

Гарри пошёл в сарай, в котором отец семейства увлечённо возился уже несколько часов.

— Мистер Уизли, добрый день, — поздоровался Гарри.

— А, Гарри, рад тебя видеть! — поприветствовал его Артур. — Давно тебя не было видно. Какими судьбами?

— Да вот Рон пригласил.

— Хорошо, молодец, что приехал. Гляди-ка, чем я занят.

— Это что, останки мотоцикла Сириуса?

— Да, они самые. Я давно собираюсь изучить эту хитрую штуку. Это ж надо, сколько всего придумали маглы.

— А я думал, вы всё уже выяснили.

— Да что ты, когда… весь прошлый год было не до этого. После битвы столько дел образовалось, только успевай. Я и на работу совсем недавно вернулся. Хорошо хоть, теперь у нас есть домовик, так что Молли перестала меня дёргать на каждом шагу.

— Да, миссис Уизли рада. И я рад, глядя, как она улыбается. Ведь Фре..

— Эхх… Фреда больше нет, к сожалению.

— Он погиб не напрасно, он защищал всех нас.

— Да кто ж спорит. Счастье ещё, что кроме него, больше никто не погиб. Мы ведь были под постоянным прицелом у министерства… Наконец-то всё вернулось на свои места и никаких комиссий по учёту и прочего безобразия больше нет.

— Что верно то верно. Надеюсь, эта мерзкая жаба Амбридж получит своё.

— Да, ей грозит Азкабан, как я слышал. Пока она в камере министерства, ждёт суда, пытается упирать на то, что её держали под Империусом.

— Я приду на этот суд и напомню, что никто не должен лгать.

— Многие, наверно, захотят прийти и посмотреть, как её настигнет возмездие.

— Да чёрт с ней, с этой дурой. Мистер Уизли, я вообще-то к вам по другому делу.

— Я слушаю тебя, Гарри.

— Рон ведь рассказал про моё наследие?

— Про дом Блэков? Да, рассказал. Что там?

Гарри вкратце пересказал Артуру Уизли события предшествующих недель.

— Мистер Уизли. Скажите, пожалуйста, кто такая Седрелла Блэк? Я нашёл это имя среди ровесников моей бабушки Дореи.

— Седрелла Блэк — моя мать.

— Эээээ…. Что?

Вот уж чего Гарри не ожидал услышать. Он думал, что Артур скажет, что это какая-нибудь тётушка или вроде того. Но от того, что родство оказалось таким близким, он пришёл в крайнее изумление.

— Ваша мама?

— Да. Я понимаю, Гарри, твоё удивление. Но это так и есть. Моя мама, урожденная Блэк, вышла замуж за моего отца, Джона Септимуса Уизли, в 1936 году. Я их младший сын.

— Расскажите, пожалуйста.

— Зачем тебе это нужно? Ты раньше этим не интересовался.

— Дело в том, что Рон хочет жить со мной в Блэк-мэноре. Там есть портрет магического хранителя рода. И он очень интересуется происхождением тех, кто вхож в этот дом.

— Понятно. Ну что ж, расскажу. Мои родители — Джон Септимус Уизли и Седрелла Блэк, младшая дочь одного из Блэков, полюбили друг друга и поженились сразу после Хогвартса. Всю жизнь прожили здесь, в Норе. У меня было несколько братьев. Самый старший Билиус, он умер несколько лет назад. Никогда не был женат и детей у него не было. Три брата умерли в детстве ещё до моего рождения, я даже не знаю их имён. И Дариус, на три года старше меня. Он сквиб. Может, помнишь, на свадьбе ты изображал магла?

— Помню.

— Так вот, это сын Дарри, Барни. Они живут недалеко отсюда, на магловской стороне. Мы изредка общаемся. Дарри работает бухгалтером. Он знает мой интерес к магловским изобретениям и иногда подкидывает их мне. Кстати, Молли не в курсе этого, не говори ей, пожалуйста. Она не одобряет моё увлечение.

— Да помню, что не одобряет. Надо же…. А вы не знаете, почему на гобелене ничего не сказано про вашу маму? Там есть сведения о других членах семьи. Про мою бабушку, например, там есть краткая запись. А про Седреллу нет. И портрета её там нет, только пустая рамка. Её выжгли с гобелена?

— Насколько я знаю, да. Это грустная история. Дариус её знает лучше, наверно. Он ведь не урождённый сквиб, он стал таким уже взрослым. Делал какой-то ритуал и ошибся. Если тебе интересно, спроси у него. Как-нибудь выберемся на его сторону, если хочешь.

— А почему вы не в курсе?

— Пока я учился, сам не интересовался, а мама не рассказывала. А потом, когда закончил и вернулся домой, мама уже была немного не в себе после смерти папы, она его очень любила. Она почему-то негативно воспринимала Молли и очень мало с нами разговаривала после нашей свадьбы, хотя мы жили здесь все вместе. А после рождения Билла она быстро умерла, я едва успел с ней попрощаться. Папа умер, когда я учился на 4 курсе. Он был не очень сильный колдун. Нора — это его наследие, мы с мамой её расширяли и ремонтировали, когда я подрос и научился нормально колдовать.

— Так, выходит, мы с вами родственники? Через мою бабушку.

— Получается, так. Весьма дальние, но всё же родственники.

— Жаль, что не знали этого раньше.

— Да, жаль. Хотя, что бы это изменило? Вы ведь и так с Роном лучшие друзья, а ты нам как родной.

— Это верно. Теперь, получается, ещё и братья. Четвероюродные кузены.

— Ага, выходит, так. Только сам Рон, да и остальные, об этом не в курсе. Как-то у нас эти темы не обсуждались. У нас важнее отношения в семье, а не степень родства. Как ты, наверно, понял на примере семьи Сириуса, родная кровь вовсе не означает, что люди друг друга любят и уважают.

— Это да… А теперь — обедать! А то Молли меня послала за вами.

— О, это с удовольствием. Идём, Гарри. Нас ждёт лучший в мире чечевичный суп.

Обед был действительно очень вкусен. Все пришли в хорошее настроение. Даже Перси перестал трындеть о своей новой должности и переменах в министерстве. Но через несколько минут извинился и камином покинул гостиную. Он спешил на работу, домой приходил на обед и поздно вечером на ужин.

— Эхх, жаль, что не все в сборе, — сказал Гарри.

— А что такое, Гарри? — обеспокоенно спросила Молли.

— Да у меня есть новости для всех вас.

— Давай говори нам, потом расскажем остальным. Сегодня вряд ли все соберутся даже к ужину.

И Гарри сообщил Молли, Рону и Джорджу о том, что он является их родственником.

Рассказал им про то, как познакомился с портретом Сигнуса, узнал про Дорею, про гобелен и свои идеи насчёт поиска Поттеров. Новость, конечно, была громоподобная. Особенно обалдел Рон — это ж надо, он и Гарри братья. Молли-то, хоть и удивилась, но явно была не шокирована. Ведь она знала лучше других о хитросплетениях рода Блэков, Прюэттов, Уизли и прочих фамилий. Просто за годы жизни с Артуром это перестало иметь для неё значение.

— Ну что ж, старый и новый братья, — сказал Джордж, обращаясь к Рону и Гарри. — Помнится, вы обещали мне помочь в магазине.

— Конечно, Джордж, идём.

До позднего вечера они втроём работали в магазине, наводя порядок, сортируя товары, записывая расходы-доходы и прочие важные дела. Джордж потом сказал, что останется ночевать в магазине, в комнате наверху, а Рон и Гарри вернулись в Нору. Остаток вечера друзья-братья обсуждали новости о своём родстве и хитросплетениях семей в волшебном мире. Рон был в прекрасном настроении.

* * *

Вс, 21 июня* * *

Как обычно, неделя прошла в трудах. Древний замок с каждым днём обретал былой вид, всё разрушенное постепенно возвращалось к исходному состоянию.

С наступлением выходных Гарри опять вернулся в особняк. Кикимер доложил, что портрет Ликоруса ожидает его для аудиенции. Гарри с лёгким сердцем предстал перед грозным лордом.

— Добрый вечер, молодой человек. Есть новости. — При этом от Гарри не укрылось, что в этот раз взгляд волшебника с портрета смотрел на него более сурово, чем в прошлый раз. Но Гарри уже это не пугало. Ему было что рассказать старому лорду.

— Добрый вечер, сэр. У меня тоже. — и пока он не растерял свою решимость, начал рассказывать. — Я узнал, где жили мои дедушка и бабушка — в Корнуолле. Так говорится в гобелене. Скоро я смогу там побывать, у меня в Корнуолле живут знакомые.

— Хорошо. Я тоже узнал, что ваш дед, муж моей правнучки, Чарльз Поттер работал в мастерской моих внуков и правнуков. Раз так, значит, с ним всё в порядке, абы с кем наша семья дел не ведёт. Дальнейшее изучение вопроса берите в свои руки. Если посчитаете нужным мне рассказать, буду рад услышать. Мне нравятся семейные истории, особенно если в них нет грязи.

— Хорошо, сэр. Я вам расскажу всё, что узнаю. А что за новости у вас?

— Я признаю за вами право наследства на этот дом, можете здесь жить спокойно. Но чтобы полностью вступить в права наследника, распоряжаться всем остальным имуществом — а оно гораздо больше, чем этот дом, нужно одобрение Гринготтса, ведь завещание хранится там и все документы тоже. Один из моих портретов есть в банке, через него я связался с теми гоблинами, которые этим занимаются. С нашими сейфами и бумагами всё в порядке, как меня заверили. Но когда я назвал гоблинам вашу фамилию, возникла проблема. Давно я не видел, чтоб гоблины были так разозлены. Вы мне не расскажете, почему?

Гарри показалось, что земля ушла у него из-под ног. Разумеется, он знал, в чем причина. Пришлось рассказать Ликорусу о том, как они с друзьями посетили сейф Лестрейнджей и как потом оттуда выбрались. Он ничего не приукрасил, не преуменьшил. Просто озвучил голые факты. Почему-то, общаясь с портретом, он всегда честно отвечал на все вопросы и не боялся этого,хотя, порой, становилось не по себе от пронзительного взгляда синих глаз портрета.

— Тогда у нас проблема, мистер Поттер. Вы не сможете приступить к управлению имуществом. А оно весьма впечатляющее по объёму.

— Я понимаю...

— Придётся решать эту проблему. И не за счет имущества Блэк — этого я не допущу. Именно вам лично. Уж не знаю, как.

— У меня есть идеи на этот счёт. Мой знакомый работает в Гринготтсе и есть надежда, что...

— Это хорошо. Этим вы займётесь сами, тут я вам не помощник.

— Понятно, сэр. Мне и самому нужно в Гринготтс, по своим делам. Ведь моё золото, оставленное моими предками, там. Возможно, там есть сведения о роде Поттер.

— Безусловно, есть. Если ваши предки хранили золото и артефакты в Гринготтсе не одно поколение, там есть сведения о всех владельцах родового сейфа. Ведь иногда есть нужда вызвать владельца сейфа в банк со стороны гоблинов. Им надо знать, куда отправлять сову или какому портрету передать сообщение. Портреты всех глав родов самых богатых семейств Британии есть в банковской портретной галерее, вот, например, мой. И моего внука Поллукса, он преуспел в укреплении финансов нашей семьи. Так что гоблины могут ответить на вопрос, где жили ваши предки и на все другие вопросы, связанные с их деньгами и имуществом. Но пока вы не разберётесь с тем, что натворили, они вряд ли предоставят вам доступ к сейфу и пожелают общаться с вами. Скажите спасибо, если вообще не отберут ваше имущество.

— А что, разве могут? — Вот тут Гарри стало жутко. О таком варианте развития событий он не думал.

— Могут. Конечно, со времён принятия статута для такого действа нужно решение Визенгамота. Но это гоблины. У них веками были свои представления о ведении бизнеса и взаимоотношениях с волшебниками. Вы пошли на очень большой риск, взломав сейф одного из самых богатых родов. А уж то, что вы похитили у них дракона, охраняющего этот сейф и ряд других — это беспрецедентный случай в истории Гринготтса. Понятно, что у вас были на это серьёзные причины. Но логика гоблинов бывает весьма своеобразна.

— Как же быть? И почему тогда они до сих пор меня не разыскали и не...

— Возможно, дело в том, что вы победили самого ужасного волшебника уходящего века, этим вы как-то нивелировали ваши поступки. Насколько я понял из того, что довелось узнать, гоблины не поддержали Воландеморта и уже готовы были оказывать ему сопротивление. И тут вы закончили войну и сберегли их силы и деньги. Они не пострадали так, как могли бы.

— Разве что так. Но Билл на всякий случай мне советует туда пока не соваться. Тем более что Рон был со мной… Сказал, что он выступит в роли переговорщика с ними, но не сейчас.

— О ком вы?

— Это мои друзья, и кстати, как я выяснил, родственники. В том числе и ваши. Потомки Седреллы Блэк. Билл Уизли, который работает в банке, её старший внук. А мой друг Рон младший.

При упоминании этого имени Сигнус сменил выражение лица с сурового на намного более суровое. Гарри внутренне подобрался, но продолжил диалог.

— Это не то имя, которое я хотел бы слышать, мистер Поттер.

— Почему? Это же ваша правнучка, так же, как моя бабушка.

— В свое время Седрелла была отлучена от рода и наша семья больше не имела дел ни с одним из её потомков.

— За что же её так? Ведь Уизли чистокровные волшебники.

— Если вам интересно, выясните это сами. Но могу сказать только одно. Её поступок был таков, что ее родители и другие родственники приходили за разрешением на отлучение ко мне, когда я уже давно был портретом. То есть, это весьма серьёзно.

— Так вы разве не курсе всех дел семьи?

— Нет, не всех. Только очень важных и нетипичных. В течение века после меня вопросы управления делами рода были у потомков старшей линии. Поэтому более-менее серьёзные вопросы решались ими без моего участия. Кто желал поделиться — те рассказывали, конечно, постфактум. Но не у каждого моего потомка была привычка делиться со мной происходящим и спрашивать совета. Иногда это плохо сказывалось на делах рода, но тут уж ничего не поделаешь.

— Понятно... А то что мы с вами так много разговариваем, это обычно?

— Конечно, нет. Сама ситуация крайне необычная. Вы хоть и Блэк по крови, частично, но вы нисколько не Блэк по духу. Вы выросли в другом месте, вы не знаете ничего о моей семье и без моей помощи не справитесь с делами этого дома. Поэтому я общаюсь с вами и буду делать это еще долго. Я хоть и призрак с портрета, но дела семьи меня по-прежнему волнуют. Я в некотором смысле являюсь хранителем рода. Ещё при жизни я сам зачаровал свой портрет. Я ведь не очень долго прожил по меркам волшебника и не успел передать своим детям и внукам свой опыт. Пришлось портрету делать это за меня.

— Было бы интересно об этом узнать.

— Это не сложно. В библиотеке Блэк хранится вся информация о каждом члене семьи, начиная с 13 века, более подробная, чем на гобелене. Когда разберётесь с основными вопросами, я очень рекомендую вам изучить нашу родословную. В чистокровных семьях нужно обязательно знать историю своего рода. А истории некоторых моих предков более чем впечатляющи.

— Хорошо, сэр Ликорус, я понял вас. Значит, разобраться с гоблинами и потомками Седреллы.

— Да.

— Можно еще вопрос?

— Попробуйте.

— Дело в том, сэр, что через несколько дней мне придётся покинуть Хогвартс насовсем, когда закончатся работы по его восстановлению. В октябре я поступаю в школу мракоборцев. Но уехать из замка мне нужно будет через несколько дней. Я буду жить здесь.

— Так в чем вопрос ко мне? Живите, вы имеете на это право.

— Дело в том, сэр, что я бы хотел здесь жить не один. У меня есть друг, один из самых близких мне людей — его зовут Рон Уизли, я про него уже говорил; а так же крестник, он недавно родился. Его зовут Тедди Тонкс-Люпин.

— И вы хотите, чтоб они жили тут с вами? Ваш друг и ваш крестник с родителями?

— У Тедди нет родителей, он сирота. Они погибли при битве в Хогвартсе, и крошка Тедди остался сиротой, как я в своё время. Но у него есть бабушка, она заменяет ему мать.

— Так что вы хотите от меня? Гости в вашем доме — это ваше дело, если, конечно, они не вредят дому и делам рода.

— Дело в том, что бабушка моего крестника Андромеда, а её девичья фамилия — Блэк. Она двоюродная кузина Сириуса, родная сестра Беллатрикс и Нарциссы. А кто их родители, я не знаю, но могу посмотреть на гобелене.

— Ясно. Она дочь Сигнуса, моего праправнука. Так в чем проблема? Пусть живёт. Это её родовое гнездо.

— Дело в том, что её когда-то выжгли с гобелена, так же как Сириуса.

— За что?

— За замужество с волшебником магловского происхождения, Теда Тонкса, целителя из Мунго.

— Когда и как это случилось?

— Не знаю, я не спрашивал. А есть разница, за что её выжгли?

— Есть. Разве вы не изучали родовую магию?

— Нет, в Хогвартсе нет такого предмета.

— Это не школьная дисциплина. Ее изучают в семье, знания передаются из поколения в поколение. Или хотя бы путем изучения книг. Хоть родомагия нынче не в чести, как я понял. Но в библиотеке Блэк, да и в Хогвартсе тоже такие материалы есть. В любой чистокровной семье есть, даже не очень богатой и знатной. Без этих знаний жизнь в магическом мире немыслима, происхождение волшебников очень важно.

— Нет, такие книги я не изучал. Я обязательную программу-то едва осилил, если честно. Слишком много времени уходило на борьбу с Реддлом.

— Очень плохо, юноша. При вашем-то прошлом, в мире маглов, в котором вы вынуждены были вырасти. Да любой на вашем месте не вылезал из библиотеки. Сколько тайн там можно узнать...

— По библиотекам и книгам вне школьной программы у нас специалист Гермиона. Вот уж кто любит это занятие, так это она.

— Кто это?

— Это моя лучшая подруга. И еще она лучшая ученица Хогвартса в нашем выпуске.

— Она ваша избранница?

— Нет. Мы просто дружим. Она помогла мне победить Реддла. Без её знаний и магических навыков мы бы погибли.

— Хорошо, когда есть такие друзья, берегите их. Из какой она семьи?

— Из магловской, сэр.

— Невероятно. Обычно маглокровки ничего особенного из себя не представляют.

— В данном случае это не так. Она самая способная колдунья на нашем курсе. Её хвалят все учителя и все, кто её знают. Её даже некоторые считают заучкой, но она потрясающе разбирается в очень многих вещах из мира магии, о которых не каждый урождённый волшебник знает. Она наверняка знает и про родомагию. И ещё, это её идея с портретом Финеаса Найджелуса. Если бы она не взяла с собой его портрет, даже не знаю, как бы мы справились с поиском крестражей Реддла.

— Любопытно. Будет интересно с ней познакомиться. Я слышал об одарённых маглорождённых, но очень немного и очень давно.

— Я хочу, чтобы она тоже вхожа в этот дом.

— Хорошо, пусть будет вхожа. Но только как гостья. Если со временем вы захотите на ней жениться, магия рода Блэк будет против. Блэкам нельзя жениться на маглах. Со временем, когда изучите историю нашей семьи, вы поймёте, почему.

— Я не собираюсь на ней жениться, она просто моя подруга. Она мне как сестра. А что с Роном и Андромедой? Вы разрешите принять их у себя?

— Рон потомок Седреллы?

— Да, это её младший внук.

— Я подумаю. Поговорю с потомками на портретах, все выясню про них и решу. Пока я могу дать разрешение только на то, чтобы они посетили этот дом в качестве гостей. Если речь идёт о постоянном проживании, мне нужно сначала всё о них выяснить и поговорить с ними. Тогда я решу, позволю я это или нет. Дом и магия рода Блэк очень не просты в этом плане.

— Спасибо вам, сэр. С нетерпением буду ждать вашего ответа.

На этой оптимистичной ноте портрет Ликоруса дал понять, что аудиенция окончена. Гарри вышел из кабинета и долго обдумывал всё услышанное. То, что портрет дал разрешение его друзьям гостить в доме, было прекрасно. И не откладывая, он решил поделиться этим с друзьями.

Вечером того же дня он собрал друзей в Гостиной Гриффиндора. Они заказали через эльфов чай и пирожные, и Гарри рассказал Рону и Гермионе обо всём, что он услышал от предка.

— Я поговорил с сэром Ликорусом обо всех вас, кого я хочу пригласить в дом.

— Он согласился? — с надеждой спросил Рон.

— Он сказал, что подумает. Пока разрешил вас пригласить в гости. Рон, почему-то он негативно отнёсся, когда я упомянул твою бабушку Седреллу. Он сказал, что её исключили из рода, но не объяснил, за что именно.

— Так давайте это выясним, — сказала Гермиона. — Рон, ты же спрашивал у родителей? Они наверняка знают.

— Я спрашивал у мистера Уизли, — сказал Гарри. — Он не знает.

— А твоя мама, Рон? — спросила Гермиона. — Может, знает она?

— Нет, с ней я не говорил на такие темы. Почему это так важно? Ведь Седрелла давно умерла.

— Сигнус говорит, что пока я не могу полностью приступить к делам рода, он будет контролировать меня. А не смогу я еще долго....

И Гарри пересказал друзьям разговор с Ликорусом о Гринготтсе и гоблинах.

— Да, дел у нас теперь по горло. Придётся как-то выпутываться. Вся надежда на Билла.

— Гермиона, портрет заинтересовался тобой. Несмотря на твоё магловское происхождение, он выразил желание с тобой пообщаться.

— О, надо же. С удовольствием с ним познакомлюсь.

— Интересный этот тип, твой прапрадед, — сказал Рон. Насчет Андромеды и меня он негативен, хотя мы чистокровные и его потомки. А маглорождённая Гермиона его интересует. Где логика?

— Он очень нетипичный, если честно, — подтвердил Гарри. — И знаете, что интересно? Я абсолютно не могу перед ним хитрить или что-то утаивать. Вот прямо честно все рассказываю, что знаю, если он спрашивает. Но он всегда слушает, не осуждает, не ругает и объясняет, что может. В принципе, он мне нравится.

— Так это же круто. Все бы живые взрослые такими были...

— Кстати, из его слов я понял, что отлучение от рода может быть разными путями. И велел разобраться в этом вопросе. Родомагия и всё такое. Гермиона, займёшься?

— Хорошо. Библиотека — наше всё.

В понедельник утром Гарри получил от Кикимера письмо, что сэр Ликорус снова ожидает его в кабинете для разговора. После завтрака Гарри перенёсся камином прямо в кабинет. В этот раз он волновался больше, чем в прошлый — ведь решался вопрос, смогут ли его друзья находиться рядом с ним в его доме.

Когда Гарри поздроровался с портретом, он заметил, что в этот раз сэр Ликорус смотрит на него намного мягче. Видимо, новости были хорошие.

— Я подумал, кое-что проверил и решил. Андромеда Блэк может вернуться сюда, — произнёс лорд Блэк спокойным голосом, и как показалось Гарри, даже радостным. — Мою прапраправнучку отлучили не по правилам — на истинном родовом артефакте она по-прежнему на своём месте. Это делала Вальбурга, она не знает всех тонкостей. Кроме того, больше Андромеда не замужем, значит, её можно вернуть в род Блэк со всеми правами. Со временем, Гарри, вы узнаете, как это сделать, а пока она может здесь жить как ваша гостья и родственница. Так же я узнал, что её дочь Нимфадора была полным метаморфом и прекрасным мракоборцем. У меня были связи с управлением мракоборцев.

— Да, Дора была такой. И Тедди тоже метаморф, правда, у него меняются только волосы и глаза. А разве это важно?

— В какой-то степени. Андромеда дочь Сигнуса, моего праправнука. Он женился на праправнучке Аскольда Розье, тоже метаморфа, из французской ветви. Аскольд был моим хорошим другом и помогал мне проворачивать такие дела... В общем, крайне полезное свойство, если оно служит на пользу тебе, а не твоим врагам. У Розье были сыновья, а дочерей не было, поэтому мне не довелось связать браком моих детей или внуков с этим родом, чтоб в нашей семье был этот дар. Как я узнал недавно, лишь мой праправнук Сигнус в этом преуспел, взяв в жены Друэллу Розье из французской ветви. У них родилось три дочери, но ни одна из них не получила этого дара. А вот у дочери Андромеды он проявился в максимальной форме, видимо, из-за обновления крови.

— Все верно, но я не понимаю...

— Сам дар меня уже не сильно волнует, хотя он редко встречается и бывает крайне полезен. Но его появление у ребёнка от брака с маглорождённым говорит о том, что браки только между чистокровными не такая уж полезная штука.

— Ах вот что... И что теперь с Андромедой?

— Она и её потомство — живое доказательство того, что некоторые идеалы надо пересматривать, хотя бы раз в несколько столетий. В общем, я хочу увидеть Андромеду и Теодора перед собой.

— Спасибо, сэр Сигнус, я передам. — Гарри внутреннее ощутил ликование. Его мучила совесть, а вдруг предок не разрешит Андромеде вернуться в дом. Но теперь с этим был порядок.

— А что с потомками Седреллы? — спросил он с надеждой.

— Почему тебе так они важны?

— Дело в том, что это семья моего лучшего друга, Рональд Уизли. Мы с ним дружим с первого года обучения в Хогвартсе, вместе с ним мы пережили столько всего... Он помог мне победить Реддла, вместе с Гермионой. И его семья — это лучшие люди, которых я знаю в волшебном мире.

— С потомками Седреллы история другая. Там все намного сложнее.

— В чем же дело?

— Седрелла вышла замуж за человека, на котором лежало проклятие рода, клеймо предателей крови. И за это её отсекли от рода по всем правилам. Ритуал проводила моя внучка Бельвина, а уж она знала толк в этих вещах.

— И что это значит?

— В семье этого Уизли была история с братоубийством. Пролить кровь брата — это карается самой магией, а не только судом волшебников и Азкабаном. Это один из самых тяжких грехов в магии, хуже только умышленно лишить жизни собственного ребёнка или родителя.

— Кто такое совершил? Кто-то из предков Рона?

— Да. Из того, что мне удалось выяснить, младшая дочь моего внука Арктуруса, спутавшись с потомком этого проклятого рода, забеременела, и их пришлось поженить. Но Седреллу пришлось отсечь от рода навсегда. Не потому что они ненавидели её избранника, но потому что вхождение его в семью могло бы привести к проблемам в роду Блэк. Седреллу отсекли, сделали это по всем правилам, на родовом алтаре. Родители Седреллы боялись, что она не переживёт рождение детей с клеймом. Но видимо, кровь Блэк сильна настолько, что она смогла это преодолеть. Насколько я знаю, у неё родилось несколько сыновей и как минимум один из них завёл семью.

— Да, это и есть папа Рона. Артур Уизли женился на Молли, девичья фамилия её Прюэтт. У них 7 детей, 6 сыновей и 1 дочь. Все здоровы, все волшебники. Фред только погиб в битве, совсем недавно. Но остальные живы и нормально живут. И все они мне очень дороги, сэр Ликорус.

— Ты говоришь, у них 7 детей? И все здоровы? У кого-нибудь из них уже родились дети?

— У старшего сына, Билла, того самого, что работает в Гринготтс, следующей весной ожидается рождение дочери. Он женился год назад.

— Семь… девочка... И в их семье не было мертворождений, сквибов?

— У Артура и Молли нет. Они точно не из тех, кто отвернулся от сквиба, если бы такой был. Я слышал от Артура, что у него брат сквиб, он живёт среди маглов, они общаются. А еще был старший брат, он не женился и умер бездетным, и ещё несколько братьев умерли в детстве.

— Семь, семь... А ведь это меняет дело.

— Каким образом?

— Это достаточно сложная схема, и разобраться может только волшебник, разбирающийся в родовой магии. В моё время одним из знатоков подобных вещей был род Бэрк, они потомки чернокнижников, веками изучали проклятия, коллекционировали артефакты, редкие книги, торговали ими. Моя внучка Бельвина была женой одного из сыновей Бэрков, оттуда она и знает много тонкостей родомагии. Её портрет в другом крыле, думаю, она может помочь.

— Не те ли это, которые владеют лавкой "Горбин и Бэрк" в Лютном переулке? Я был там пару раз, у них жуткие вещи. И Реддл, чёртов убийца, там когда-то работал, сразу после Хогвартса.

— Очевидно, те самые. Загляните к ним.

— Ну уж нет. Лучше тогда в библиотеке поискать. Попрошу Гермиону.

— Это та самая ведьма из маглов?

— Да.

— Хорошо. Как изучит, представьте её мне. Разберитесь в истории семьи Уизли. Без разрешения вопроса проклятия рода я не могу допустить такого волшебника в своем доме.

— Но ведь Рон был здесь в прошлом году, и еще раньше тоже тут бывала вся его семья. Сириус разместил здесь орден Феникса три года назад.

— Мой прапраправнук многого не знал и не желал вникать, всё дурное воспитание этой безумной фанатички Вальбурги. Думаю, вашим друзьям здесь было, мягко говоря, некомфортно. Дом к ним относился как к врагам. Я припоминаю, что мне жаловались на это несколько портретов — что в доме чужаки, не понимающие древних традиций.

— Что правда, то правда. Дом как будто выражал протест. Пугал нас боггартами, скрипел половицами, пытался душить мантиями и всё такое. И портрет матушки Сириуса на нас жутко ругался, и Кикимер ставил палки в колёса как только мог.

— Всё верно. Дом Блэков зачарован так, что в нем не могут долго находиться те, кто не соответствует критериям Блэк. А кое-кто и вовсе не может в него войти. Кикимер так и вовсе выполнял приказ истинных хозяев дома — защищать дом от чужаков и сопротивляться им.

— Что за критерии?

— Это, молодой человек, очень сложный вопрос. И изучите вы его самостоятельно. Я, конечно, вам буду помогать по мере возможностей, но помните, я все же портрет, а не живой волшебник. В вас самом проблем нет. Вы из чистого рода, частично Блэк, дом ваш. Но далеко не все могут этим похвастаться. Если вам дороги эти люди и вы хотите, чтоб этот дом их принял, нужно выяснить многие вопросы. Как справитесь с этим — приходите. А на сегодня достаточно.

— Хорошо, сэр, я вас понял. Но Андромеде вы здесь быть разрешаете?

— После того как побеседуем с ней и я посмотрю на ее внука. Пришлите её ко мне на днях.

— Спасибо, сэр Ликорус, большое вам спасибо. До свидания.

Гарри вышел из кабинета и добравшись до своей комнаты, рухнул на кровать. Очередной взрыв мозга. Столько новых сведений... Гоблины по-прежнему злятся, денег своих он в ближайшее время не получит. В Гринготтсе, помимо золота, находятся сведения о его предках Поттерах... Андромеда и метаморфы. Уизли и проклятие рода... С ума сойти....

Конечно, старый лорд прав. Без того, чтобы со всем разобраться, дальше дело не пойдёт. Просто насколько всё это сложно... Не менее сложно, чем поиск крестражей и противостояние Реддлу. Но сейчас его хотя бы не пытаются убить на каждом шагу. Что ж, уже лучше. Прямо скажем, гораздо лучше! Ведь все это можно изучить. Главное, понимать, с какого конца браться и где искать. Но ничего. Есть доступ в Хогвартс, Гермиона, библиотека, портреты — в общем, почти всё необходимое. Значит, будем искать, выяснять, исправлять. С этой обнадёживающей мыслью Гарри уснул.

На следующее утро Гарри решил, что дела нужно делать быстро, особенно когда их так много и они так сложны. Накануне он рассказал Рону и Гермионе о разговоре с мэтром. Все вместе решили, что сначала они займутся делами Андромеды, ведь скоро предстоял отъезд из Хогвартса, а у Андромеды и Тедди не было своего дома. Не откладывая дело в долгий ящик, он пошёл в больничное крыло. Светлое помещение было залито утренним солнцем. Андромеда сидела на кровати, глядя в окно на оживающие после битвы части замка, а маленький Тедди мирно посапывал в колыбели.

— Здравствуйте, Андромеда, — поздоровался Гарри.

— Здравствуй Гарри. Рада тебя видеть. Как твои дела?

— Неплохо дела, дорогая кузина.

— Почему ты меня так называешь, Гарри? — с удивлением спросила Андромеда.

— Я много узнал о себе и о семействе Блэк, — с улыбкой ответил Гарри. Его очень воодушевляло то, что он сможет сделать жизнь Андромеды лучше. — Как выяснилось, мы с вами и Тедди родственники.

Гарри рассказал Андромеде всё, что ему довелось узнать за предыдущие пару недель. Андромеда была удивлена — как же тесен мир. Хотя, если подумать, это не такое уж диво. В волшебном мире очень многие семьи были связаны между собой родством различной степени дальности, а семья Блэк в своё время была большой и плодовитой.

— Гарри, это прекрасные новости, — лицо Андромеды озарилось улыбкой, впервые за всё время, что она находилась в больничном крыле.

— Андромеда, я говорил с портретом основателя дома Блэк, с сэром Ликорусом. Я рассказал ему о вас. Он разрешает вам войти в дом и хочет с вами познакомиться.

— Как он отреагировал на моё имя?

— На редкость спокойно, я даже удивился, учитывая то, как Блэки помешаны на чистой крови и величии.

— Надо же. Даже не ожидала, что подобное возможно, — с некоторым недоверием произнесла она. — Видимо, наш предок был более адекватный, чем те, с кем росла я.

— Ликорус сказал мне, что когда он ещё был жив, он имел дело не только с чистокровными и знатными, но и людьми попроще. И с полукровками, и маглорождёнными, и прочими.

— Иметь дело — да, это многие так. Но не допускать их в семью. Уж это совершенно точно. Все, кто посмел связать свою жизнь не с тем, с кем надо — их выгоняли из дома. В нашем роду это было особенно выражено — никаких мезальянсов.

— Сигнус сказал мне, что вас не изгоняли по правилам. Не знаю, что это значит, но он сказал, что с вами проще всего. Вы можете вернуться в дом и жить там вместе с Тедди. Он что-то ещё говорил про метаморфов и Розье, но это я не очень понял.

— Розье это мои родственники со стороны мамы, — тут в голосе Андромеды послышалась горечь. Ведь она не видела мать много лет. — Моя мама, Друэлла Розье, была дочерью Людовика Розье, из французской ветви, там раньше часто встречались полные метаморфы. Мама давно покинула Британию, ещё в конце семидесятых. Ей не нравилось то, что происходило и с моим отцом у них были серьёзные разногласия. Даже потом, когда Воландеморт исчез, она не стала возвращаться, опасалась.

— Почему? Ведь его исчезновение было лучшим, что случилось в то время.

— Это для таких как ты, Гарри, и тех, кого поддерживал Дамблдор. А чистокровным семействам, стоящим за Воландемортом, пришлось очень несладко. Мой отец был из таких, хоть и не носил метки. Сторонников пожирателей преследовали, ловили, убивали, сажали в Азкабан в течение нескольких лет, после того как лорд исчез. Кому-то удалось вывернуться, как Малфоям. Моему отцу удалось скрыться, его так и не нашли, как мне рассказывала Нарцисса, единственная, с кем я иногда общалась. Матушка тоже искала его — хотела развестись, но безуспешно. Если Блэк захочет скрыться, он это сделает и его никто не найдёт, даже самый сильный маг во главе с министерством. Вот мама и уехала во Францию к своей родне, не хотела отвечать за поступки отца. Перед отъездом она нашла меня и рассказала мне многое — мы встретились тайно от всех, я даже мужу ничего не говорила об этом.

— Понятно… — Гарри горько было это слышать. Он слишком хорошо понимал, что такое остаться одному, без поддержки. — Ужасно остаться без родни. Как же вы жили всё это время?

— Да честно говоря, не очень хорошо. Тед меня любил, это было прекрасно. Я не пожалела, что мы с ним поженились, хоть первое время и было нелегко. После изгнания из семьи я много болела. Тед меня вылечил и сделал так, что я смогла родить Нимфадору. Но я отдала за это часть своей магии и поэтому ничего сложнее бытовых чар и некоторых простых зелий для Мунго у меня так и не получалось. Я много переживала на этот счёт. Ведь когда-то я была не менее сильна, чем моя старшая сестра, кое в чём я её даже превосходила.

— Надо же… Я и не знал.

— Откуда же тебе это было знать. Никто этого не знал, даже Тед и Дора. Это было моей болью. Любой волшебник тяжело воспринимает утрату силы. И то, что ему приходится быть практически затворником, тоже. От меня ведь отвернулись все, и родня, и подруги. Изгнание из рода само по себе не такая большая проблема, ведь женщина, выходя замуж и так покидает свою семью и полностью разделяет судьбу супруга и его рода. Но отреченные от своей семьи для общества как прокажённые… И с людьми из круга Теда я тоже не могла нормально найти общий язык.

— Всё это очень печально, миссис Тонкс. Надеюсь, в будущем хоть что-то наладится.

— Может быть. Так ты говоришь, старый лорд готов меня принять?

— Да. Давайте прямо сейчас к нему и отправимся. Возьмите Тедди и приходите к камину перед больничным крылом. Я схожу за порохом и пойдём.

Через несколько минут они перенеслись в дом на Гриммо. Андромеда с замирающим сердцем предстала перед величественным портретом Ликоруса. Пыльный воздух библиотеки, казалось, застыл, пока она, сбивчиво и прерывисто, под пристальным, изучающим взглядом предка, рассказывала свою историю. Она говорила о том, почему покинула род Блэк и вышла замуж за маглокровку.

Увидев, как обошлись со старшей сестрой, она поняла, что с ней поступят так же, и не ошиблась. Она узнала, что ей в мужья предназначен Корбан Яксли, в роду которого были вампиры, некроманты и прочая нечисть. Её отцу он был нужен как важный представитель в министерстве, а всякие тёмные дела его не смущали. Андромеда силой характера не уступала Белле. Поэтому в свои 16 лет она приняла решение — никаких Яксли. Она не выйдет за него, а если семья будет настаивать, то сбежит из дома; а если это не получится, то убьёт себя. Разумеется, отец даже слушать её не стал и прогнал, когда она попыталась ему всё объяснить. Вернувшись в Хогвартс, на обратила внимание на Теда Тонкса, своего ровесника с Хаффлпафа. Он был симпатичный блондин, интересовался медициной, волшебной и магловской. Собирался стать целителем. На 5 курсе они познакомились с Андромедой во время дополнительных занятий у Слагхорна и посещали его знаменитый клуб. Тед полюбил ее, но боялся признаться, ведь он маглорожденный и небогатый. Тед воспитывался у магов с 7-летнего возраста. И как только у Теда случился первый выброс, его тут же отправили жить в магический мир — в его магловской родне знали о магии и волшебном мире. Его дальний родственник работал в Мунго. Поэтому и Тед после Хогвартса пошёл туда работать.

После того как Андромеда узнала о планах родителей про Яксли, она поделилась с Тонксом этим. Он сказал, что убережет её. На 7 курсе, когда они оба стали совершеннолетними, они тайно обвенчались в Хогсмиде. Естественно, Меду выжгли с гобелена, с большим скандалом, Вальбурга в гневе чуть не разнесла гостиную и от злости не смогла вызвать адское пламя, поэтому с гобелена (копии) выжгла её обычным огнём. Сигнус был в ярости и чуть не убил дочь. Спасли ее мать и Нарцисса, вовремя оказавшись рядом. Так же не проводился ритуал по отречению на родовом алтаре Блэков, как было с Седреллой — об этом Вальбурга в силу своей высокомерности и гнева просто забыла, а когда вспомнила, Андромеда уже ушла к Теду и её не нашли. А без её личного присутствия это было сделать крайне затруднительно. К тому же, Друэлла заявила Вальбурге, что если та посмеет проклясть её дочь на родовом алтаре заочно, она лично сожжёт дом Блэков адским пламенем, после чего покинула мэнор навсегда.

Андромеда после тайного замужества и изгнания из рода Блэк начала слабеть магически. Первого своего ребёнка она потеряла. Затем она снова забеременела и только знания Теда и его связи в Мунго помогли ей доносить дочь. В 1975 году родилась Нимфадора, их единственный ребёнок. Она унаследовала дар метаморфа, который из-за обновления крови проявился рано и ярко. Так же в девочке была семейная горячность Блэков. Андромеда смирилась с потерей части силы. Она стала работать в Мунго в качестве помощника целителей и вести хозяйство. Много лет пыталась забеременеть ещё, но не получилось. Она не была счастлива в полном смысле этого слова — родная семья изгнала, Тед Тонкс хоть и любил её, но они были из разного теста. В Мунго она работала только как помощница целителя — из-за ослабления магии ей плохо давались лечебные чары. Дочь выросла бунтаркой и вечно попадала в передряги, а после окончания Хогвартса и вовсе пошла в авроры. Денег было не слишком много. Здоровье хромало. И только одно поддерживало её в правильности своего решения — она узнала, что обе жены Корбана Яксли погибли одна за другой, пытаясь выносить ребёнка, следствие родовых проклятий семьи Яксли. К Воландеморту Яксли пришел, чтобы тот помог снять это проклятие.

Андромеда с замиранием сердца стояла перед портретом величественного предка.

— Я изучил вашу историю, мисс Андромеда и могу вам сообщить, что вы приняты в этот дом. — голос Ликоруса прозвучал веско, нарушая тягостное молчание, — Вы и ваш внук можете жить здесь, если пожелаете. Кроме того, я узнал, что отец вашего внука был другом детства Сириуса Ориона. Среди моих подчинённых некогда состоял Редгард Люпин, очень достойный волшебник.

— Спасибо вам, сэр Ликорус, — взгляд Андромеды просветлел.

— Вы можете занять свою прежнюю комнату, она должна открыться для вас.

— Благодарю вас от всей души. Я так и сделаю. У Тедди есть нянька-домовик, Никси. Можно будет её взять сюда?

— Можно. Старый Кикимер вряд ли справится и с домом, и с младенцем.

— Спасибо, сэр. — выдохнула Андромеда, и камень, казалось, свалился с её души. — Я очень рада это слышать.

— Но помните, — голос Ликоруса стал строже, — пока вы в этом доме только гостья. Я пустил вас не как свою праправнучку и потомка Блэков, но как друга Гарри Поттера, хозяина дома.

— Хорошо, я понимаю. Это связано с тем, что меня выжгли с гобелена?

— Да. И как вы знаете, вам крупно повезло, что вас не изгнали по всем правилам. Будь так, вы бы не смогли вернуться в этот дом.

— Это верно. Но мне и так досталось.

— Такова плата за своеволие. Правила рода Блэк нарушать нельзя. Вы вступили в брак с тем, кого семья Блэк никогда бы не одобрила.

— Но если бы я согласилась на брак с Яксли, я бы погибла! — с жаром возразила она. — Как я узнала через несколько лет, две его жены, пытаясь родить ему наследника, умерли в мучениях. Тед работал в Мунго и слышал об этом.

— Тогда вы не могли этого знать.

— Не могла. Но видимо, почувствовала. В роду Блэк ведь встречались женщины с даром предвидения.

— Это правда.

— А что вы думаете о том, что моя дочь Нимфадора родилась полным метаморфом? — не смогла удержаться от этого вопроса Андромеда, он давно её занимал. — Ведь такого лет сто не случалось, даже в семье Розье. Я слышала это от мамы.

— Я думаю, что это случилось из-за обновления крови. Такое иногда нужно делать, хоть это и не в правилах нашего семейства.

— Значит, правила иногда можно нарушать? — усмехнулась женщина.

— Девочка моя, — в голосе старика прозвучала снисходительность, — даже в нарушении правил нужно соблюдать правила, как бы ни парадоксально это звучало. Если бы вы сделали всё как положено, у вас бы всё получилось лучшим образом. С Седреллой Блэк всё вышло именно так. Она вышла замуж за того, кто не должен был стать зятем Блэк. Но она это сделала и прожила жизнь с любимым мужем, родила кучу детей, и семья от неё не отказывалась и не проклинала. Она всю жизнь общалась с матерью и сёстрами, правда, нечасто и не в стенах этого дома. Отлучение от рода не означает, что отречённый больше не существует для своих родных.

— Да, знаю. Про Седреллу мне Гарри рассказал. Семья Уизли это её потомки.

— Отречением Седреллы занималась моя внучка Бельвина, жена известного знатока проклятий, чернокнижника Бэрка. Если бы ваш отец не был таким идиотом, а ваша тётка Вальбурга не была такой высокомерной и глупой, можно было бы снова обратиться к ней, ведь тогда она была ещё жива. И ваша жизнь была бы другой. Уж во всяком случае, вы не прожили бы её изгоем от общества, в котором выросли.

— Возможно…. — голос Андромеды снова поник. — Теперь уже ничего не исправить... Моя жизнь прожита напрасно... Моего мужа больше нет, я даже не знаю, где он похоронен. Дочь погибла в бою...

— У вас есть внук, — напомнил портрет. — Вы должны заменить ему родную мать.

— Да, Тедди моя единственная радость, — Андромеда с нежностью взглянула на внука, легонько посапывающего у неё на руках.

— Андромеда, послушайте вот что. Вам нужно прийти в себя и начать новую жизнь, — голос сурового предка зазвучал теплее. — Теперь вы вернулись в дом своей семьи и будете под моей защитой. Я, в отличие от моих безумных потомков, всегда подходил к вопросам по-деловому и без истерик.

— Cпасибо вам за тёплые слова, сэр Ликорус. Но я не совсем понимаю, о чём вы.

— Cкоро делами рода будет управлять Гарри. У него много проблем, но они все решаемы, хоть и не мгновенно. Когда он разберётся с делами и узнает основные разделы родомагии, он проведёт нужный ритуал и мы вернём вас в род Блэк. Вы теперь без мужа, так что это будет лучший выход для вас. Вы ещё будете счастливы. Вы ещё достаточно молоды, со временем выйдете замуж, если захотите, а может, и получится стать матерью ещё раз.

— Сэр Ликорус, это звучит невероятно. По лицу Андромеды покатились слёзы.

— Смею думать, что я мало кто из Блэк, кто по-настоящему понимал ценность семейного счастья. Я вам помогу, чем смогу.

— Спасибо, сэр. Вы возвращаете мне надежду.

— В ближайшее время это, конечно, невозможно. Юный Гарри ещё совершенно не понимает ничего в делах рода и прочих отраслях магии, в то время как раньше этому уделялось огромное внимание.

— Что нужно делать? — Андромеда вытерла слёзы и стала более собранной. Она действительно была готова к переменам и всему, что скажет ей портрет предка.

— Вы должны ему помогать, как старшая родственница. Вы теперь вхожи в этот дом. Вам доступна библиотека. Вы так же можете найти Бэрков — я им сообщу через связи с портретами, чтобы они вас приняли.

— Хорошо, сэр Ликорус. Я сделаю всё возможное, — её голос прозвучал уверенно. — Гарри великий человек, он спас мир от ужасного зла. Я буду помогать ему изо всех своих сил. Он не пожалеет, что добр ко мне, и надеюсь, вы тоже.

— Вот и отлично. Это как раз то, что я ожидал услышать от своей праправнучки. Кстати, Гарри упоминал о своей подруге, какой-то талантливой ведьме магловского происхождения.

— А, Гермиона Грейнджер? Я её знаю, это прекрасная девушка. Она действительно очень талантлива для маглорождённой. Я не у каждого урожденного волшебника видела такую силу. И Нимфадора её очень любила.

— Займитесь ею. Я слышал, она любит читать книги. Возьмите её к себе в помощницы, покажите библиотеку, обучите всему необходимому, что должна знать колдунья, вхожая в дом чистокровного семейства.

— Хорошо, сэр. Я всё сделаю. Ещё раз спасибо вам за всё.

На этом их встреча подошла к концу. Андромеда вошла в камин и вернулась в больничное крыло. Её мысли переполняло то, что сейчас произошло.

Вечером того же дня Гарри, Рон и Гермиона пришли к ней в гости. Андромеда попросила Никси накрыть стол. Получилось очень уютное чаепитие. От ребят не укрылось, что Андромеда выглядела спокойнее.

— Ну что, Андромеда, как прошёл разговор с Ликорусом? — спросил Гарри.

— О, всё прошло великолепно. Я совершенно не ожидала, что портрет патриарха Блэков отнесётся ко мне по-доброму. У меня несколько другой опыт в отношении нашей семьи.

— Видите, как замечательно, — радостно сказала Гермиона. — Значит, так и нужно. Наконец-то в жизни происходит что-то хорошее!

— Верно, не всё же сидеть в укрытии и ждать, когда Волди снесёт весь мир к мерлиновой бабушке, — добавил Рон. — Пора налаживать мирную жизнь.

— Гермиона, он говорил о тебе, — сказала Андромеда.

— Да, Гарри сказал, что я заинтересовала его. Действительно, необычный тип этот Ликорус. Общается по-доброму, даёт хорошие советы, не ругается, принимает тех, кто дорог Гарри.

— Видимо, и в нашем благородном семействе были умные люди, — задумчиво произнесла Андромеда. Это действительно было необычно для неё. — Думаю, если бы наши предки были такие, как мой отец и мамаша Сириуса, Блэки не стали бы таким богатым и благородным родом и не достигли того, что позволило им занять место в обществе.

— Наверно. Я подозреваю, что не все волшебники отбитые на голову на предмет чистокровности и всего такого. Есть среди них и нормальные люди, — сказал Рон. Он уже наелся вкусностей и был в благодушном настроении.

— Уверяю тебя, Рон, не все. Но и не каждый демонстрирует такие лояльные взгляды. Наш дядюшка Альфард тоже пытался жить по-своему, но его быстро поставили на место. И прожил он недолго.

— Это тот самый, который подарил Сириусу дом и золото, когда тот сбежал из дома? — припомнил Гарри.

— Да. Я тоже его неплохо знала в детстве. Но с тех пор как вышла замуж, не видела его. Я знала от Сириуса, что он был готов мне помочь. Но видимо, ему запретили. Кстати, насколько я помню, его тоже не отлучали от рода по правилам. Поколение моих родителей не ходило в ритуальный зал, кроме как на свадьбу, похороны и крестины детей.

— А Сириуса? Как его отлучили? — спросила Гермиона. Она начала изучать этот вопрос в теории и ей многое было непонятно. Но то, что уход из семьи мог быть разными способами, она уже поняла.

— Про Сириуса не знаю, — ответила Андромеда. — После изгнания мы некоторое время общались, ведь Тед тогда был в ордене Феникса, как и Сириус. Но в последние годы мы с ним так и не увиделись. Он один раз написал мне, когда здесь располагался орден Феникса, сообщил, что ему удалось покинуть Азкабан, я ему ответила, рассказала про свою жизнь. Но больше мы не общались, он опасался, что его письмо засекут в министерстве. А потом он погиб.

— Ну что ж. Теперь мы с помощью Ликоруса и вас будем наводить порядок, — сказал Гарри. Он, услышав имя крёстного, омрачился. На мгновение в памяти ожило всё то, что связывало его со смертью Сириуса.

— Да, он просил меня в этом помогать тебе, Гарри. Один ты не справишься.

— Значит, скоро переезжаем на Гриммо, — подвёл итог беседе Гарри. — Все вместе. Я, вы с Тедди, Рон и Гермиона.

— Слушайте, это великолепно! — воскликнула Гермиона. — Вы и мне хотите найти место на Гриммо?

— Да, Гермиона, — сказал Гарри. — Если ты не возражаешь, я бы хотел, чтобы ты тоже жила в доме Блэков. Думаю, сэр Ликорус не будет против.

— С удовольствием. А что мне нужно сделать, чтобы сэр Ликорус был доволен, Гарри?

— Насколько я понял, он очень трепетно относится к тому, чтобы волшебники изучали историю своего рода, всякие там родовые ритуалы, правила. Он говорит, что об этом можно узнать из книг. И в доме Блэк, и в библиотеке Хогвартса. Сказал, что семья Бэрк, которая владеет лавкой «Горбин и Бэрк» в Лютном переулке, большие знатоки всяких проклятий и темных искусств.

— Значит, займёмся этим. Тогда я пойду для начала в библиотеку Хогвартса, прямо сейчас, пока ещё пускают. Мне хочется, чтоб когда я увижусь с портретом, уже что-то понимать. Всего доброго, мальчики. Андромеда, до встречи, поцелуй от меня Тедди. Никси, большое тебе спасибо за чай и пирожные.

И Гермиона с сияющими глазами покинула гостиную. Мальчики тоже раскланялись и пошли к себе. Гарри написал письмо Кикимеру, чтоб тот подготовил комнату для Андромеды и Тедди, а так же, что с ними будет ещё один эльф. Он был счастлив от того, что дела близких ему людей постепенно налаживаются.

До Закрытия библиотеки ещё было время. Гермиона выпорхнула из гостиной с такой стремительностью, что занавески у двери ещё долго колыхались после её ухода. Рон, наблюдавший за этим, с тёплой, немного насмешливой улыбкой покачал головой.

— Ну всё, Гермиона в своей стихии, библиотека её любимое место, — произнёс он, с наслаждением откидываясь на спинку стула. Они с Гарри уже дошли до уютной, пропитанной запахом старого дерева и жареных гренков гостиной Гриффиндора, по дороге обсуждая происходящее. — Хочешь не хочешь, нам тоже придётся узнать о том, что она прочитает. Родомагия — это довольно обширная отрасль магии. Надеюсь, Гермиона сжалится и не будет нам читать длинные лекции с тем же жаром, с каким когда-то рассказывала про домовых эльфов.

— А разве ты, отпрыск чистокровного семейства, не знаешь этого? — удивился Гарри.

Рон пожал плечами, его веснушчатое лицо приняло задумчивое выражение.

— Имею представление, конечно. Но никогда не интересовался глубинами. Наша семья не особо этим занималась. Маме едва хватало сил справляться по дому, готовить, штопать и отдирать близнецов от потолка. А папа вечно на работе, а когда дома, всякие магловские штуковины его занимали больше.

— И тебе было неинтересно? — допытывался Гарри.

— Мне — не очень, — честно признался Рон. — Я больше любил сказки, игры в квиддич на метле-палке во дворе. Да и вообще, моё главное развлечение детства — это прятаться от проделок Джорджа и Фреда, и от летучих мышей, которые Джинни выпускала по любому поводу, стоит только её задеть. Поэтому близнецы к ней особо не лезли, а вот мне доставалось изрядно. Я уже тогда мечтал жить от них подальше.

— А другие твои братья?

— Чарли с детства бредил драконами, — начал перечислять Рон. — Кто-то из наших предков работал в Румынии, и поэтому Чарли, как закончил Хогвартс, поехал туда. Про Перси ты знаешь — он староста по жизни и фанатик министерства. Билл всегда что-то изучал, связанное с проклятиями и всякими артефактами. В его комнате я видел странные книги и какие-то штуковины, которые он старательно прятал от мамы. Но особо я его не расспрашивал — маленький тогда был. Помню, однажды родители куда-то уехали, а Билл остался со мной и Джинни. Он зачаровал магловскую книгу, чтобы она читала нам сказки. Я под них засыпал, пока мама не узнала. Ух, как она злилась! А папе, наоборот, понравилось.

— А эту книжку случайно не от дядюшки-сквиба принесли? — уточнил Гарри.

— Да, от него, — глаза Рона расширились от удивления. — Откуда ты знаешь?

— Твой папа рассказал, что у него есть брат-сквиб. И что твоя мама очень не любила, когда он ходил к нему в гости и что-то приносил.

— Да, дядя Дариус изредка приглашал нас к себе в гости, — кивнул Рон. — Дарил папе всякие магловские штуковины. Его дом пах по-другому, не так, как наша Нора. Правда, последний раз я там был ещё до Хогвартса.

— Ясно. Видишь, какие вещи можно вспомнить, — задумчиво произнёс Гарри.

— Ну да, если поднапрячься, можно много чего вспомнить, — Рон вздохнул, и его взгляд стал отсутствующим. — Немногое только хочется вспоминать…

— Интересно, миссис Уизли знает о твоей бабушке? — перевёл тему Гарри. — Сэр Ликорус велел мне разузнать всё о вашем семейном проклятии. Сказал, пока всё не выясним, он не разрешит тебе жить в доме, только гостить.

— Думаю, знает, — нахмурился Рон. — Ведь они жили вместе здесь, в этом доме. Насколько я знаю, она умерла через несколько дней после рождения Билла. Мама не очень любит это вспоминать. Хотя к тебе она относится по-другому, так что может, и расскажет. Только позволь, я не буду при этом присутствовать. Не очень-то хочется копаться в таких грустных семейных тайнах.

— Да, хорошо, — согласился Гарри. — Я поговорю с ней сам.

В среду 24 июня Рон и Гарри отправились в Нору. Воздух был напоён запахом летней травы и нагретой солнцем хвои. Гермиона с ними не поехала, осталась в библиотеке, сказав на прощание, что нашла много материала и хочет его изучить, чтобы предстать перед Ликорусом подготовленной и не теряться в беседе. Привычка быть отличницей никуда не делась.

После традиционного шумного и сытного совместного обеда, когда все наелись и пришли в хорошее настроение, Гарри решил ковать железо, пока горячо. Ему нужно было поговорить с Молли наедине. Он подошёл к ней, пока она с помощью волшебной палочки приводила кухню в порядок.

— Миссис Уизли, я хочу вас кое о чём спросить.

— Я слушаю тебя, Гарри, — она отложила тряпку и устало, но ласково улыбнулась ему. — Кажется, я знаю, в чём дело. Ты хочешь знать о прошлом.

— Верно, — кивнул Гарри. — Сэр Ликорус велел мне узнать о ваших старых делах. Без этого он не может принять Рона в дом.

Молли тяжело вздохнула и указала ему на стул на кухне. Она села напротив, её доброе лицо стало серьёзным.

— Ну что ж… Мерлин знает, чем это поможет, но раз уж ты настаиваешь, я расскажу, что знаю. Теперь ты взрослый. Спрашивай.

— Меня интересует Седрелла Уизли, 0 проговорил Гарри. Сэр Ликорус сказал, её отлучили от рода за то, что она вышла замуж за отца Артура.

— Да, всё верно, — подтвердила Молли, и её взгляд стал отрешенным. — Седрелла это мать моего мужа и бабушка всех наших детей. Она меня не очень любила в своё время.

— Почему? — удивлённо спросил Гарри.

— Точно не знаю, она никогда не говорила это напрямую, — Молли сжала руки на коленях. — Но я видела это и слышала их разговоры. Меня это очень печалило. Артур говорил, что она стала немного безумна после смерти мужа, так что мне пришлось смириться. Она не лезла в наши с ним отношения, но тепла я от неё не помню.

— Что же могло случиться? — недоумевал Гарри. — Ведь вы любили её сына, а он вас. У вас же чистокровное происхождение. В вашем роду не было проклятий?

— Насколько я знаю, нет, не было. Наоборот, — с гордостью в голосе сказала Молли. — Я происхожу из семьи Прюэтт. Это старое чистокровное семейство, родословная ведется с 14 века. Прюэтты — потомки одного из многочисленных сыновей Годрика Гриффиндора. Мы никогда не были такими богатыми и видными, как Блэки, Лестрейнджи или Малфои — те нажили свои состояния, служа магловским королям. Но и мои предки всегда состояли в магическом совете ещё в достатутные времена. Один из моих прадедов основал мракоборческий отдел. В нашем роду всегда были прекрасные воины, защитники, мракоборцы, мы веками учились в Гриффиндоре. Девочки у Прюэттов рождались редко. До меня в 20 столетии дочерей не было. Моя мать была из Блэков, правнучка Финеаса Найджелуса из старшей ветви, её звали Лукреция. Она была старшей сестрой Ориона, отца твоего крёстного, Сириуса. Да, Гарри, я тоже из Блэков по линии матери, и кузина Сириусу. Мы с тобой родственники не только через родню Артура, но и мою тоже.

Она сделала паузу, давая Гарри осознать эту информацию, прежде чем продолжить.

— Моего деда звали Лайонелл Прюэтт, он был главой мракоборцев. Ему крайне повезло, что его сын смог жениться на дочери Блэка из старшей ветви. Мой отец, Игнотус Прюэтт, очень гордился тем, что такое видное семейство отдало ему свою дочь в жёны. Моя мать была настоящей королевой. Красивая, роскошная женщина, но надменная, холодная... в общем, истинная Блэк. Нет, она любила своих детей. Когда родилась я, она во мне души не чаяла, как и вся семья. Мои младшие братья, близнецы, Фабиан и Гидеон, были в детстве сорванцы, этим они уродились в Прюэттов в полной мере. А вот я была для матери настоящим сокровищем. Всё моё детство я только и слышала, что когда вырасту, мне найдут самого лучшего мужа и у меня будет всё самое лучшее. А я, несмотря на то, что во мне кровь гордецов Блэков, была не такая. Мне хотелось, чтобы меня любили не за то, что я отпрыск Блэк и Прюэтт, богатая и чистокровная, а за меня саму, Молли. Так меня звала бабушка по маминой линии, Мелани Блэк. Настоящее-то моё имя — Меллисента. Вот уж кто был человеком в семье Блэк, так это она. Дед Арктурус вечно был занят делами, ему было не до внуков от дочери, его волновало только потомство сына. А вот бабушка Мелли в нас души не чаяла. Она любила нас, баловала. Особенно меня. И когда я выросла, я поняла, что хочу в своей семье не чистую кровь, связи и богатство, а прежде всего любовь и заботу.

Молли улыбнулась, глядя в прошлое, и продолжила рассказ.

— На 6 курсе мы с Артуром полюбили друг друга. Мы тайно встречались и думали, как нам жить после Хогвартса. Я понимала, что мать и отец никогда не одобрят наш брак — ведь несмотря на чистую кровь, Артур был беден и сторонник Дамблдора, а мой отец и мама тоже почему-то его сильно не любили. Ну им было известно про их семейное проклятие, конечно. Как выяснилось, Прюэтты тоже имели отношение к тем событиям, из-за которых всё случилось.

Её улыбка померкла.

— Может, если бы бабушка была жива как можно дольше, она помогла бы. Но случилось непоправимое, Мелани умерла как раз в тот год, когда я заканчивала Хогвартс. Мне уже пришло письмо от отца, что к балу летнего солнцестояния будет объявлено о моей помолвки с тем, кого одобрили мои родители. И тогда я решилась. Сразу после выпускного вечера мы сбежали с Артуром и обвенчались в Годриковой впадине. Там когда-то жил Дамблдор, который всегда симпатизировал семье Уизли, ещё со времён деда Артура, он всё и устроил для нас. Поэтому мы всегда с Дамблдором, он очень много сделал для нашей семьи, и в далёком прошлом, и в недавнем. После свадьбы я написала матери письмо, в котором всё объяснила. Она мне не ответила, — голос Молли дрогнул. — Может, это и к лучшему. Вряд ли я бы прочитала там что-то хорошее для себя. Вот так я стала миссис Уизли.

— Вас тоже отлучили от рода? — тихо спросил Гарри.

— Не знаю, если честно, — пожала плечами Молли. — Мать мне не писала, отец тоже. Моя жизнь долгое время не пересекалась с миром, в котором вращались Блэки и Прюэтты. Мои братья стали мракоборцами, как многие Прюэтты до них. Они состояли в ордене, несмотря на нелюбовь отца к Дамблдору. Они были боевыми магами, одними из лучших. Артур занимался другими делами для ордена и с ними почти не пересекался. Меня же туда и вовсе не допускали. Я ведь постоянно была то беременна, то с малыми детьми. Я хотела как-нибудь встретиться с братьями и поговорить, но не успела.

Она замолчала, глотая слёзы, и несколько секунд смотрела в окно на цветущий сад.

— В тот год, когда родились близнецы, пожиратели смерти устроили страшную бойню в поселении маглорождённых волшебников. Оба моих брата погибли в этом сражении. Фрэнк Лонгботтом и его невеста Алиса — родители Невилла — были немногими, кому удалось выжить. Насколько я помню из рассказов, Алисе даже удалось ранить Беллатрису Лестрейндж, главную участницу этой бойни, она была на редкость жестока, это она убила одного из братьев. Я рада, что мне удалось её уничтожить и отомстить за них, хотя бы и спустя многие годы. Всё, что осталось от братьев после их гибели — это их золотые часы, совершенно одинаковые. Мне передал их Дамблдор спустя много лет, когда орден снова возобновили. Так как старшие дети уже выросли, я подарила их вам с Роном на ваши 17-е дни рождения.

— Надо же, как интересно… — прошептал Гарри, потрясённый. — Вы никогда даже намёком не обмолвились о своём происхождении. А ведь вы из таких видных семей.

— Да, Гарри, моё происхождение очень благородное, — с лёгкой иронией сказала Молли. — Я бы могла стать женой богатого и знатного волшебника и никогда не знать бедности. Но я выбрала любовь и семейное тепло. Хоть мы с Артуром не богаты, не знатны, я ни разу не пожалела, что выбрала его. Хотя чего греха таить, приходилось нелегко.

— Да, я вас понимаю, — кивнул Гарри. — Жизнь чистокровных волшебников не так проста, как может казаться. Ведь у них полно золота, а счастье улыбнулось далеко не каждому.

— Вот именно, — согласилась Молли. — Андромеда Блэк тоже выбрала брак по любви, но ей пришлось хуже.

— Да, она мне рассказала о своём прошлом, — подтвердил Гарри. — Кстати, сэр Ликорус дал добро на то, чтобы она и Тедди поселилась на Гриммо. Правда, пока в качестве моих гостей.

— Отлично, — лицо Молли просветлело. — Может, этот Ликорус был редким исключением из Блэков. Я помню, в детстве мама говорила, что он был великий человек, его многие любили. Я даже помню, что ходила с ней как-то к его портрету и тот сказал, что я очень милая. Мы бывали в доме на Гриммо на праздники.

— Надо же, как интересно, — улыбнулся Гарри. — Да, сэр Ликорус мне нравится. Он очень уважительно разговаривает со мной. Не ругает, не осуждает, объясняет многие вещи и готов мне помогать во всём.

— Это прекрасно. Значит, портрет матушки Сириуса, который орал на нас, это не правило в семье Блэк, — с облегчением заметила Молли. — Но возвращаясь к началу нашего разговора… Я действительно не знаю, почему Седрелла меня не любила. К тому времени, как я появилась в Норе, она, можно сказать, ни к кому не относилась с теплом. Она много времени проводила одна и никого не пускала в свою часть дома.

— Может, дело в том, что она в своё время поступила так же, как вы, только её за это крепко наказали и изгнали из семьи, а вас нет? — предположил Гарри.

— Не знаю, Гарри. Может быть, — задумалась Молли. — Хотя, подожди… Ты навёл меня на интересную мысль. Ведь Андромеду отлучили от рода со скандалом, и она после этого начала болеть, потеряла силу и с трудом родила единственного ребёнка. А моя жизнь была не такая. Она была счастливой. Я легко родила всех детей и ничем никогда особо не болела. Никаких уродств, болезней, сквибов — это ведь не просто неприятные вещи, это признаки проклятия рода. Билл только был самым слабеньким, Седрелла даже боялась, что он умрёт. Артур говорил, что старшим детям Уизли всегда доставалось больше всех. Единственный раз, когда Седрелла обратилась ко мне по-доброму, это и было то время. Она сказала, что поможет своему внуку. Когда ему была всего неделя от роду, ночью она взяла его, куда-то унесла, а к утру принесла обратно, крепко спящего. В его пелёнках был амулет, который она велела носить всегда. А через несколько дней умерла сама, во сне. Артур потом сказал, что она провела защитный ритуал и перед смертью успела ему сказать, что если у нас родятся ещё дети, обязательно делать так же. Искать того, кто это умеет делать и обязательно проводить, не жалеть на это денег. Я последовала её совету, и все наши дети здоровы.

— Вот как… интересная история, — произнёс Гарри. — У вас есть мысли по этому поводу?

— Есть, конечно, — твёрдо сказала Молли. — Я поняла, что в роду Уизли было семейное проклятие и Седрелла очень боялась, что оно скажется на её внуках. Поэтому и ритуалы, и всё такое. Жаль, она не объяснила мне всего этого ранее. Может, многое было бы иначе.

— А что было не так? — осторожно спросил Гарри.

— Понимаешь, Гарри, — Молли смущённо опустила глаза. — Мы с Артуром, конечно, очень любим всех наших детей. Но мы не планировали их столько… Ты уж прости, что я тебе такое говорю. Надеюсь, что это останется между нами. Но после рождения Перси я уже порядком устала. Нет, я легко носила детей и рожала их без проблем, я их всех обожаю. Но видимо, плодовитость Уизли и впрямь легендарна, у них всегда рождалось много детей. После Перси, как ты знаешь, у нас родилось ещё четверо. Поэтому мы никогда не были богаты. Да что там, даже просто обеспеченными нас нельзя назвать. Бедняки, одним словом. Артур не так магически одарён, чтобы зарабатывать много. Дамблдор нам, конечно, здорово помогал. Но кормить 7 ртов и жить в небольшой избушке, расширенной чарами, сам понимаешь, было сложно. Я очень радовалась тому, что все дети учатся хорошо и у них большие планы после Хогвартса. Старшие-то весьма амбициозны. Если бы не война, всё бы было хорошо. А сейчас мы с Артуром, Роном и Джинни буквально на грани нищеты. Если бы не Перси и не Джордж, не знаю, на что бы мы жили.

— Миссис Уизли, ну что вы, — с жаром воскликнул Гарри. — Вы же знаете, я не беден и всегда готов вам помочь!

— Знаю, Гарри. Спасибо тебе большое, — она с нежностью посмотрела на него. — Но это не совсем то, что нас бы устроило. Нам не нужны подачки, из каких бы добрых побуждений они не поступали. Тебе сложно понять.

— Наверное, сложно, — сдался Гарри. — Ну да ладно. Это ваше дело. Позвольте хотя бы забрать к себе Рона, он очень хочет этого.

— Да какой вопрос, — махнула рукой Молли, и в её глазах блеснула грустинка. — Конечно, если он хочет, пусть живёт с тобой на Гриммо. Я же вижу, что он не в восторге от жизни здесь. Нищета и теснота любому надоест.

— Спасибо, миссис Уизли, за то, что вы мне рассказали, — искренне сказал Гарри. — Скоро мне предстоит большая работа, я надеюсь, Рон и Гермиона будут мне помогать, как и раньше. И Билл тоже.

— Хорошо, пусть будет так, — кивнула Молли, а затем с надеждой в голосе спросила: — А скажи мне, есть шанс, что Рон и Гермиона будут вместе?

— Думаю, нет, — честно ответил Гарри. — Я говорил с ними обоими и понял, что у них очень разные взгляды на жизнь.

— Да, это всегда было очевидно, — вздохнула Молли. — Они такие разные. Я так радовалась за Рона, что Гермиона выбрала его. Но вот про неё не могу такого сказать. Мой младший сын, мягко говоря…

— Я знаю, миссис Уизли, — с лёгкой усмешкой перебил её Гарри. — Я прожил с Роном в одной комнате не один год…

— О... Ну да ладно, — смущённо улыбнулась она. — Главное, что вы дружите как прежде.

— Да, — лицо Гарри озарила тёплая улыбка. — Когда мы втроем и я рядом с ними не третий лишний, так гораздо лучше.

— Ну и прекрасно, — Молли поднялась и обняла его. — Передай Гермионе, что она по-прежнему желанный гость в нашем доме.

— Обязательно передам. Спасибо, что были со мной откровенны.

В последние, наполненные суетой и горько-сладкой ностальгией дни перед отъездом из Хогвартса, друзья решили, что пора им побывать в доме на Гриммо. Нужно было выяснить у портрета Ликоруса, разрешит он им быть в этом доме или нет. И если разрешит, то можно было начинать собирать вечи. Гарри, чувствуя груз ответственности и лёгкость новой надежды, посчитал, что друзьям уже есть что рассказать о себе портрету и можно их представить.

Рон был напряжён. Его пальцы нервно барабанили по колену, а в висках отдавалось тревожное эхо: если в их семье есть родовое проклятие, то старый лорд может и не дать добро на его проживание в доме. Хорошо, если хотя бы погостить позволит. От этой мысли в животе холодело.

Гермиона за это не переживала, её мысли были спокойны и практичны. Ей было куда возвращаться на лето. Папа оставил ей приличный чек, который можно обналичить в магловском банке, и она могла снять квартиру в Лондоне или вообще где угодно. А в сентябре она вновь вернулась бы в Хогвартс. Но она искренне переживала за Рона. Он ведь не делал тайны из того, что ему надоело жить в тесной, шумной Норе. Гермиона провела несколько дней, погружённая в пыльные фолианты запретной секции библиотеки. Там она нашла несколько книг по родовой магии. Во всяком случае, она считала, что к разговору с Ликорусом она готова, и это знание придавало ей уверенности.

Дождавшись, когда все остальные ученики покинут гостиную, унося с собой гомон и смех, трое друзей бросили в камин горсть летучего пороха и один за другим переместились в гостиную дома на площади Гриммо, 12.

— О, Гарри, как здесь стало симпатично! — воскликнула Гермиона, выходя из камина. Её глаза с любопытством скользили по высоким стенам, освещённым мягким светом магических светильников.

— Да, стало намного чище, — констатировал Рон, обведя взглядом гостиную, где когда-то витали призраки прошлого. — И призрака Дамблдора больше нет, и портрет матушки Сириуса не орёт.

— Это потому что они нас не видят, — пояснил Гарри. — Они оба обращены к входной двери и нацелены на входящих через неё.

— Понятно. Что ж, перемещаться сюда камином прямо из гриффиндорской гостиной намного удобнее, — с облегчением выдохнул Рон.

— Да, это, судя по всему, самый лучший способ перемещения у волшебников, — согласился Гарри.

— Это твои эльфы навели здесь порядок? Потрясающе! — восхитилась Гермиона, проводя пальцем по полированной поверхности стола, на котором не было и намёка на пыль.

— Кикимер и Тогзи молодцы, стараются. Они и весь остальной дом прибрали, куда смогли попасть. Тут не в каждую комнату можно зайти, а выше третьего этажа почти все двери недоступны для входа. Но для вас комнаты найдутся, не переживайте, — успокоил их Гарри.

— Это, наверно, старые обитатели так зачаровали, — догадался Рон. — Эх, как же я мечтал освоить эти чары в своё время…

— Чтобы закрываться и прятаться от братьев? — догадалась Гермиона, и в её глазах блеснула весёлая искорка. — И что, не получалось?

-Нет, это слишком сложно, а я никогда не был слишком одарён в магии, как вы знаете, — буркнул Рон, и его плечи слегка ссутулились.

— Ладно тебе, Рон, — сказал Гарри, хлопая его по плечу. — Мы же тебя любим.

— Угу, — пробурчал Рон в ответ. Настроение у него заметно испортилось. ПрОклятый и слабый. Нет, не видать ему тут своей комнаты... Эта мысль жужжала в голове, как назойливая муха.

— Так, — твёрдо произнёс Гарри, разрывая тягостную паузу. — Грустные мысли в сторону. Кикимер! Тогзи! Ко мне!

Через мгновение перед друзьями с двумя глухими хлопками возникли домовые эльфы. Они оба низко поклонились, их большие глаза внимательно смотрели на Гарри.

— Приветствуем хозяина Гарри!

— Доброе утро, Кикимер, Тогзи. Поздоровайтесь с моими друзьями, — приказал Гарри.

Тогзи тут же покорно поклонился и пропищал тоненькое приветствие. Кикимер же злобно зыркнул на Рона и Гермиону, скрестив свои длинные пальцы, но ничего не сказал.

— Кикимер, это мои друзья, как ты помнишь, — голос Гарри стал твёрже.

— Кикимер помнит рыжего предателя крови Уизли и маглокровую Гермиону Грейнджер, — просипел эльф.

— Значит так, Кикимер. Мои друзья теперь будут часто бывать здесь, и ты будешь к ним относиться так же, как и ко мне. То есть, с уважением и почтением, и будешь выполнять их поручения. И чтоб ни слова о предателях крови и маглах больше от тебя не было слышно никому, понятно? Иначе выдам тебе одежду, — сказал Гарри, и в его тоне не было места возражениям.

— Кикимер больше не будет, хозяин Гарри, — эльф съёжился от страха. — Кикимер накажет себя за плохие слова.

— Не нужно наказывать, просто запомни. Почтение и уважение ко всем моим гостям, кто бы они ни были. Это приказ.

— Кикимер будет слушаться хозяина и уважать его гостей. Хозяин великодушен, — пробормотал Кикимер, потирая ухо.

— Как устроилась Андромеда? — спросил Гарри.

— Леди Андромеда, некогда выжженая с гобелена, но помилованная лордом Ликорусом, сейчас в своей комнате, — стал отчитываться старый домовик без всякой неприязни в голосе. — Кикимер всё подготовил, госпожа всем довольна. Кикимер починил старую люльку хозяина Регулуса, маленький внук госпожи теперь спит в ней. С ними прибыла эльфа Никси. Кикимер полюбил Никси, она ему помогает, — на лице эльфа впервые появилось что-то похожее на умиление.

— Отлично, Кикимер, ты молодец, и ты, Тогзи, тоже — похвалил Гарри. Старый эльф горделиво выпрямился, а младший аж засиял, как начищенный галлеон. — Теперь займитесь подготовкой комнат для Гермионы и для Рона, какие открыты. Лучше из тех, которые поближе к моей.

— Будет сделано, хозяин Гарри.

И эльфы исчезли с тихим хлопком.

— Ух, как ты с ним строго, — с одобрением отметил Рон. — Так ему и надо, старому брюзге.

— Да будет тебе, Рон, — миролюбиво сказала Гермиона. — Сами же знаете, что эльфам надо отдавать точные приказы. И ставить их на место, если нужно.

— О, Герми, ты определённо пересмотрела свои взгляды! — ехидно произнёс Рон. — Кто бы мог подумать, что ты когда-то была борцом за их права и хотела освободить!

— Рон Уизли! Сколько можно!! — вспыхнула Гермиона, её щёки залила краска негодования. — Ведь я же говорила…

— Не ссорьтесь, друзья мои, — взмолился Гарри, вставая между ними. — Давайте, пока готовят ваши комнаты, пройдём в кабинет лордов и познакомимся с Ликорусом.

— Эх, кажется, кого-то сейчас выставят… — мрачно пробормотал Рон, снова погружаясь в пучину своих переживаний.

— Не думаю, — ободряюще сказал Гарри. — Ты, главное, не говори лишнего. Просто отвечай на вопросы и не возражай ему. Он нормальный тип. К тому же всего лишь портрет, а не живой волшебник.

Гарри вошёл в кабинет первым, Рон и Гермиона осторожно последовали за ним, чувствуя себя так, как будто вступают на священную землю. Они тут же обратили внимание, что это помещение было шикарным, даже больше, чем гостиная и столовая, которые они уже давно видели. Массивная дубовая, тщательно отполированная до зеркального блеска мебель, жутко старинная и величественная; загадочные приборы на письменном столе, шкафы с книгами в потёртых кожаных переплётах, портреты на каждом свободном месте стен, чьи обитатели с интересом разглядывали новых гостей. Огромный камин, отделанный чёрным мрамором, золочёные статуэтки на полочках. Всё очень старинное, дорогое и с большим вкусом — прямо настоящий королевский интерьер, пропитанный запахом старого дерева, воска и тайны.

Гарри показал друзьям главный портрет. Ликорус безмолвно взирал на кабинет, как в первый раз, когда Гарри его увидел. Пока Рон и Гермиона разглядывали портрет — каждый про себя отметил, что предок старинного рода очень похож на своего потомка Сириуса, те же гордые черты, тот же высокий лоб и насмешливый изгиб бровей, — Гарри подошёл ближе, постучал палочкой по раме и тихонько позвал его обитателя.

— Да-да, Гарри, приветствую, — голос портрета был спокоен и величав.

— Доброе утро, сэр Ликорус. Я пришёл к вам со своими друзьями.

— Рад встрече. Добро пожаловать, уважаемые гости моего прапраправнука и хозяина Блэк-мэнора.

— Добрый день, сэр Ликорус Блэк, — произнесла Гермиона, церемонно поклонившись, её голос звенел от волнения. — Благодарю вас за то, что вы разрешили нам прийти сюда.

-Здравствуйте, сэр Ликорус, — поклонился портрету Рон, стараясь скрыть дрожь в коленях.

— Гарри рассказал о вас, молодые люди. Приятно видеть ваши манеры. Хоть и видно, что они для вас лишь часть этикета, которую вы старательно заучили. Вы оба не из знатных семей и не впитали это с молоком матери, — заметил Ликорус, и в его глазах мелькнула искорка понимания, а не осуждения.

— Сэр, простите, — заговорила Гермиона, слегка краснея. — Если мы что-то не так сказали…

— Ничего, ничего. Я знаю о вас достаточно много. И не смущайтесь. В том, чтобы родиться не в аристократической семье, нет ничего зазорного. Никто не выбирает, где родиться. Но каждый выбирает, кем ему быть в этом мире, а манеры — дело наживное.

— Спасибо, сэр Ликорус, — выдохнула Гермиона. — Неожиданно слышать это от главы древнейшего чистокровнейшего семейства Британии.

— Уважаемые господа! Я не знаю, откуда у вас представления о том, что высокородные волшебники сплошь высокомерны и не признают за людей тех, кто не такие как они. Если вы думаете, что вся аристократия похожа на Вальбургу, вы заблуждаетесь.

— О-о… — только и смогли выдохнуть Рон и Гермиона.

— Я всегда оценивал людей прежде всего по делам. А их происхождение меня интересовало в следующую очередь и далеко не в каждом вопросе. Главе семейства приходится иметь дело со всеми сословиями магического мира, и если обстоятельства того требуют, даже с маглами. Гарри рассказал мне о вас обоих.

— И что вы думаете о нас? — выпалил Рон. Он уже пребывал в напряжении достаточно долго и хотел покончить с главным вопросом — можно ли ему бывать в этом доме или нет? Его ладони стали влажными.

— Молодой человек, Рон Уизли. Я изучил всё, что смог узнать о вас и вашей семье. А вы?

— Гарри сказал, что вы будете спрашивать, но если честно, мне не удалось ничего узнать, — честно признался Рон, разводя руками.

— Жаль, что вас это заинтересовало только сейчас.

— Может быть, — Рон смущённо потупился. — Простите за дерзость, но в нашей семье прежде всего уделялось внимание тому, как мы друг к другу относимся, а не степени родства или поступкам предков.

— Правильно, юноша. Это нормальные отношения. В семье так и должно быть. Любовь, забота, уважение, дружба. Что толку быть родными по крови, если в глубине души вы ненавидите своих родственников и расходитесь с ними во взглядах на жизнь.

— О да… — с облегчением согласился Рон.

— Это имеет прямое отношение к той истории, которая много лет назад произошла в вашей семье. Вы её знаете?

— Если честно, то нет, — покачал головой Рон. — Как Гарри мне сказал, а он узнал от родителей, когда-то кто-то из моих родственников совершил преступление, за которое наш род стал проклят. Подробностей никто не знает. Вроде знала моя бабушка, Седрелла. Но она никому это не рассказывала. Она умерла, когда родился мой старший брат Билл. Она оставила ему какой-то амулет для защиты, он и сейчас его носит. Билл у нас весьма удачлив, во всяком случае, денег у него всегда было больше, чем у всех остальных. Вот всё, что я знаю.

— Да, вы правы. Суть проблемы в этом.

— Сэр, простите. А почему это до сих пор проблема? — в голосе Рона прозвучала нотка отчаяния. — Мы ведь не виноваты в том, что когда-то давно совершили мои родственники, имён которых я даже не знаю.

— Вы ни в чём не виноваты, юноша. Будь так, вы бы и близко не подошли к этому дому. В этом всё и дело, что вы, потомок, продолжаете расплачиваться за ошибки прошлого, даже не зная, в чём проблема. Ваша вина может быть лишь в том, что вы ничего не хотите об этом знать. А соответственно, и решать эту проблему, хотя она по-прежнему продолжает влиять на вас. Но на данный момент это не главное.

— А что главное? — спросил Рон, сердце его замерло в ожидании.

— Как я понял, ваш друг, владелец этого дома, Гарри Поттер, хочет, чтоб вы жили здесь с ним. Что ж. Я не против этого.

— Ура!! Спасибо вам, сэр! — лицо Рона расплылось в счастливой улыбке, груз с плеч свалился мгновенно.

— Я не договорил. Вы можете жить здесь при условии, что займётесь вопросом вашей семейной проблемы и сделаете всё возможное для её решения. Сами лично, или с помощью кого-то — неважно. Главное, чтобы она была решена до того времени, пока не начало рождаться следующее поколение. Насколько я знаю, это скоро произойдёт в семье вашего старшего брата. Вы меня поняли? Это нужно прежде всего вам самому. В моей-то семье и своих проблем хватает. Хотя бы то, что сейчас дом и имущество в руках потомка не старшей ветви — это большая проблема. А поскольку ваша семья тоже является потомками моей семьи — вы и ваши братья мне являетесь тетра-правнуками со стороны отца через Седреллу, а по матери — вы мне трижды правнуки. Вы знаете, что и ваша мать является потомком Блэк?

— Да, Гарри мне рассказал. Я был очень удивлён, — признался Рон.

— При таком происхождении и родственных связях с моей семьёй вы просто обязаны всё выяснить и разрешить. Назначаю вас ответственным за это. Со своей стороны обещаю любую помощь, которую могу оказать как портрет и хранитель рода.

— Да, сэр, я понял. Сделаю всё возможное, — твёрдо пообещал Рон, и в его голосе впервые прозвучала решимость.

— Вот и отлично. Можете занять одну из комнат этого дома и жить в ней. Но помните, вы в этом доме гость. Я узнаю обо всём, что происходит в стенах этого дома и в случае нарушения правил вы будете отсюда изгнаны навсегда.

— Хорошо. Постараюсь, чтоб до этого не дошло.

Рон, с сияющими от восторга глазами, сделал шаг назад, уступив место Гермионе.

— А теперь поговорим с вами, мисс, — обратился Ликорус к Гермионе, и в его взгляде читалось одобрение. Гермиона Грейнджер, как я понимаю. Лучшая подруга моего потомка, маглорождённая, но талантливая ведьма.

— Всё верно, сэр Ликорус, — кивнула Гермиона, выпрямив спину.

— Расскажите о себе.

— Я из магловской семьи, родилась и выросла в Лондоне почти 19 лет назад. Мои родители — Дэвид и Джейн Грейнджер — стоматологи. Это такие доктора, которые лечат людям зубы. Это весьма уважаемая и хорошо оплачиваемая профессия. Мы всегда неплохо жили, у нас был двухэтажный домик в Лондоне на улице Монферу, такой, знаете, в викторианском стиле. Я с 5 лет училась в хорошей магловской школе и была лучшей в классе. Мне легко давалась учёба, я очень любила читать и учиться, даже мечтала стать учительницей, когда вырасту.

Она сделала паузу, собираясь с мыслями, погружаясь в воспоминания.

— Когда вы узнали, что вы волшебница?

— В 8 лет. Однажды я сильно заболела, долго лежала в постели и не могла даже головы поднять, чтобы прочитать свои задания. Я очень из-за этого переживала, боялась, что когда приду в школу, получу плохую отметку и огорчу учительницу. И как-то ночью почувствовала необычное. Я проснулась, взяла свои учебники, быстро прочитала их и вдруг почувствовала, что всё это знаю. Я стала понимать всё, что написано в учебнике, до последней строчки. Эти знания как будто вошли в меня и стали моей естественной частью. Я в шоке протянула руки над учебником, припоминая одно правило, и вдруг книга с громким звуком, как будто взрыв, раскрылась на той самой странице, на которой оно было написано. Я была потрясена. Утром я хотела рассказать родителям. Но они сами меня позвали. К нам пришла какая-то дама, в тёмно-зелёном бархатном костюме и остроконечной шляпе. Это была профессор МакГонагалл. Она стала объяснять маме и папе про волшебный мир, про магию. Но они ей не поверили и хотели прогнать, а мне сказали, что мне всё приснилось. И тут профессор обернулась кошкой. Папа закричал, а мама упала в обморок. Профессор привела её в чувство. В конце концов родители поверили. Профессор рассказала нам о мире магии и что когда мне будет 11, меня примут в волшебную школу. Она велела больше никому не рассказывать об этом. Сказала, что если я буду пытаться колдовать при обычных людях — маглах, как она их называла — меня и родителей накажет министерство магии, потому что мир магии скрыт от обычных людей. Чтобы я лучше во всём разобралась, она оставила мне книгу «Магия для начинающих». Я её долго изучала, там было столько всего интересного. Я была потрясена. Потом, когда я уже попривыкла к тому, что я волшебница, я стала потихоньку колдовать у себя в комнате. Например, заправлять постель, прибираться, находить какие-то предметы, играть. Иногда получалось, иногда нет. Родители частенько прибегали на звуки взрывов. Однажды я хотела красиво причесать свои волосы — они у меня очень густые и непослушные — и моя любимая расчёска взорвалась, а вместо причёски получился растрёпанный стог сена. Я до сих пор мало что могу с этим сделать...

На её лице появилась лёгкая грустная улыбка.

— Спустя полгода к нам пришла ещё одна волшебница. Она сказала, что она сотрудник министерства магии из отдела по делам несовершеннолетних магов и что все мои попытки колдовать ей известны. Она оставила мне брошюру, в которой было написано, как сдерживать свою магию, пока я не поступлю в Хогвартс и не получу волшебную палочку. С тех пор стало лучше. Я узнала несколько простых заклинаний без палочки, которые в магическом мире осваивают даже дети, у меня хорошо получалось с одного-двух раз. И с того времени я только и жила в ожидании, когда можно будет поехать в школу. Маме и папе было тяжело смириться с тем, что их дочь — волшебница. МакГонагалл перед моим отъездом, вместе со списком учебников и принадлежностей, прислала им письмо, в котором всё им объяснила. Потом ко мне опять пришла та волшебница, которая дала мне брошюру, мы с ней сходили в Косой переулок, я всё купила, что нужно к школе.

Гарри и Рон стояли, как громом поражённые. Они никогда не слышали, чтоб Гермиона рассказывала о себе так подробно. Впрочем, они ведь и не спрашивали её об этом. «Заучка»… так они называли её про себя. Рон даже не стеснялся говорить это вслух, придурок… Опять Гарри поймал себя на мысли, что он ничего не знает из того, что его окружает. Даже про самых близких друзей он не знает ничего, кроме имён. Вот что значит быть не собой, а только тем, кого вырастили для великой цели — истребить злого волшебника. Гарри поклялся про себя, что с этим теперь будет покончено. Он очень многое пропустил, теперь время навёрстывать упущенное. Единственное, что пока он понял, что все маги различны по силе, и происхождение на это влияет мало — взять того же Невилла или Рона… Но успел понять, что это поправимо, надо только учиться. Вот придётся ему теперь восполнять пробелы в знаниях. Да что там пробелы — пропасти! И Рона заставит. Гермиона-то, надо полагать, уже давно этим успешно занимается.

— Спасибо вам, мисс Гермиона, за подробный рассказ, — довольным тоном произнёс портрет. — Из него я делаю вывод, что вы сильная колдунья и любимое ваше дело — получение новых знаний в магии.

— Да, сэр Ликорус, вы совершенно правы, — сказала Гермиона. Её лицо выражало восторг. Она, магла по происхождению, смогла понравиться чистокровнейшему волшебнику из 19 века! В то время, как она знала из книг, и магловских, и магических, традиции и манеры имели гораздо большее значение, чем в 20 веке.

— Вы приступили к изучению родовой и семейной магии?

— Да, сэр, в хогвартской библиотеке нашлось несколько книг.

— Это отлично. Теперь донесите эти сведения до ваших друзей. Они явно не любители читать, им бы всё спасать мир от зла, — в голосе Ликоруса прозвучала лёгкая насмешка.

Конечно, сэр, я узнаю всё что можно и расскажу им, — с энтузиазмом пообещала Гермиона.

Гарри и Рон смущённо улыбнулись. Что есть, то есть, старый лорд прав. Он им нравился всё больше и больше. Они приятно удивлены все трое, что он такой приветливый, вежливый, отвечает на все вопросы. Он гораздо больше похож на Сириуса, только в отличие от своего предка, Сириус презирал традиции волшебного общества, а для Ликоруса это было священно. Если честно, каждый из них думал, что старый лорд откажет им от дома — происхождением не вышли. Но получилось всё наилучшим образом. Друзья снова вместе, и не где-нибудь, а в шикарном магическом особняке, в прекрасных условиях. Рон так и вовсе счастлив. Он на радостях пообещал сам себе, что всё узнает об истории Уизли, какая бы тёмная она ни была и решит все связанные с этим проблемы.

— Сэр Ликорус, разрешите спросить, — вдруг подала голос Гермиона, её глаза горели любопытством.

— Да, конечно, говорите.

— Могу я посмотреть на настоящий гобелен Блэков? Я читала книгу «Природная знать. Родословные волшебников», хочу увидеть подтверждение этим сведениям.

— Конечно, со временем вы его увидите. Но учтите. Это место обладает собственной силой. Неподготовленный волшебник не может там находиться долго. Сами вы туда не пройдёте — там просто нет дверей. Кикимер перенесёт вас туда. Как появятся вопросы по древу — а они обязательно появятся — обращайтесь. Что позволительно знать маглорождённому, я расскажу.

— Благодарю вас, сэр Ликорус.

На этом встречу с Гарри и его гостями портрет посчитал завершённой, сел в своё шикарное кресло и замер, снова превратившись в обычное изображение. Троица, переполненная смешанными чувствами облегчения и радости, пешком вернулась в гостиную. Перед Гарри с тихим хлопком возник Тогзи и доложил, что комнаты для гостей готовы.

— Отлично. Передай Кикимеру, чтобы приготовил обед на всех нас. И скажи Андромеде о нашем приезде.

— Тогзи передаст.

— Ну что, ребята, вы довольны? — спросил Гарри у своих друзей, и на его лице сияла улыбка. Сам-то он был просто счастлив. Он подозревал, что Ликорус не будет возражать против пребывания Рона и Гермионы, но теперь, услышав это от него самого, совершенно успокоился.

— О да. Лучшая новость за последний месяц, — довольно произнёс Рон, растягиваясь на диване гостиной. — Наконец-то будет у меня своя комната и нормальная обстановка, а не старый хлам Норы.

— Рон, не забывай. Ликорус дал тебе задание, очень непростое, — напомнила Гермиона, садясь рядом и принимая свой обычный, слегка поучительный вид.

— Конечно, забудешь тут… — Рон вздохнул. — Непонятно только, что нужно делать. Как вообще решаются такие проблемы, кто-нибудь из вас знает?

— Я прочитала несколько книг и кое-что поняла. Скоро я могу ответить на этот вопрос. А пока я очень хочу увидеть весь гобелен. Прежде чем браться за решение сложных вопросов, нужно узнать более простые вещи.

— Ясно. Тогда я подожду, — сдался Рон. — Прости, Гермиона. Ты действительно самая умная среди нас и среди всех остальных тоже. Будет лучше, если ты начнёшь изучать теорию, а нам с Гарри расскажешь суть. Не моя это тема — древние книги, традиции…

— А что твоя? — спросила Гермиона, подпирая подбородок рукой. — Ты хоть сейчас-то подумал, что ты будешь делать в будущем?

— Мы же с Гарри будем аврорами. Разве не достойное занятие для магов? — удивился Рон.

— Очень достойное. Но не каждому под силу. Я, например, не хочу быть аврором. Хоть я и знаю множество заклинаний с того времени, как Гарри нас обучал в ОД, но мне интересно другое.

— Ну а я даже не представляю, чем заниматься. Пусть будет аврор. Очень уважаемая и не самая бедная профессия. А к опасностям и риску я давно привык. Поживёшь с тобой бок о бок, Гарри, и не к такому привыкнешь! — Рон хлопнул Гарри по спине.

— Что правда, то правда. Спокойная жизнь мне разве что во сне иногда снилась… — усмехнулся Гарри. — Смею надеяться, что хоть в ближайшее время отдохну от всего этого. Мне и заданий Сигнуса хватает.

— Каких ещё заданий? — насторожился Рон.

Гарри рассказал им о том, что он не может полностью приступать к делам рода Блэк, так как у него проблема с гоблинами.

— А что говорит Билл? Он же с ними работает. Неужели не поможет? — спросила Гермиона.

— С Биллом я давно уже поговорил. Он не отказался помочь устроить переговоры с ними. Но сейчас он очень сильно занят на работе. Как только сможет, он займется моим вопросом. Пока, я так понял, гоблины не намерены меня трогать. Деньги у меня ещё есть, до конца лета должно хватить, так что и я их беспокоить пока не хочу.

— Хорошо. Надеюсь, гоблины тебя простят, — с жаром сказала Гермиона. — Они поймут, что мы влезли в сейф и угнали дракона по серьёзным причинам. Если бы не это, мы бы не смогли победить сами знаете кого и самим гоблинам было бы от этого хуже.

— Билл мне так и сказал. Но как говорит Ликорус, у гоблинов своя логика.

— Значит, придётся ждать.

Остаток дня прошёл в приятных домашних хлопотах. Рон и Гермиона расположились в своих новых комнатах, с восторгом исследуя каждую деталь. Они пообедали вместе с Андромедой за длинным дубовым столом в столовой, повозились с маленьким Тедди, чей смех звенел, как самый лучший колокольчик. Гермиона и Андромеда быстро нашли общий язык. Они обе очень обрадовались, что будут жить в одном доме и спокойно общаться, найдя в лице друг друга родственные души. Рон написал в Нору короткое, но восторженное письмо, сообщая, что встреча с портретом прошла наилучшим образом и что он остаётся в особняке. Гермиона решила, что к родовому гобелену она пойдёт вместе с Андромедой, предварительно с ней кое-что обсудив. Ведь та намного больше знает о родословной Блэк и гораздо быстрее сориентируется на гобелене. На том и порешили, ложась спать с чувством, что впереди их ждёт не просто лето, а начало чего-то нового, важного и полного удивительных открытий.

Утром 25 июня друзья вернулись в Хогвартс. Это были их последние дни в замке перед отъездом. Гермиона возвращалась сюда осенью, на 7 курс. А вот для Гарри и Рона это было последними днями в древнем замке. Они с сожалением думали, что им не довелось доучиться, закончить школу по всем правилам и побывать на выпускном. Очень редкий случай, когда недоучившихся студентов приняли в мракоборческую академию без экзаменов. Но таково было решение Кингсли, нового министра магии. Он сам бывший аврор, вернейший человек Грюма и Дамблдора, и видел, чего достигли парни, обучаясь самостоятельно. Они ведь половину первого курса школы мракоборцев прошли, это не каждый сможет освоить самостоятельно. Ну а победить Реддла… Как ещё можно наградить героев? Справедливости ради надо сказать, что остальным студентам, которые учились у Гарри в ОД, так не повезло. Им пришлось сдавать экзамены за 7 курс. Кое-кто смирился с этим и не стал продолжать, а кое-кто приложил недюжинные усилия и освоил программу, и сдал выпускные экзамены в июне. Вот, с окончанием экзаменов, после проведения выпускного, все студенты покидали древний замок.

Когда-то давно, ещё во времена основателей, Хогвартс был не только местом обучения, но и так же местом проживания магов. Много раз на протяжении веков в стенах замка находили приют и те, кто никогда там не учился — отсюда столько помещений в замке. Но с введением в стране Статута Секретности в магию Хогвартса вмешались некоторые волшебники (те же Гонты, например, когда раскопали некоторые секреты своего предка Салазара Слизерина) и итогом стали такие изменения, что магия замка периодически приходила в некоторое истощение. И чтобы силы замка восстанавливались и ученикам с учителями в нём было комфортно в течение учебного года, во время каникул все ученики отправлялись по домам. А директор и деканы факультетов проводили ритуалы, чтобы помочь магии замка. Это не было великой тайной, но всё-таки большая часть волшебников не знала деталей, если в семье не было преподавателей. Так или иначе, замок из жилого полностью превратился в учебное заведение, а в школах всегда были каникулы. Дети разъезжались по домам и отдыхали от Хогвартса, в то время как замок отдыхал от детей. Даже те, которым не особо было куда возвращаться — как, например, Том Реддл или Гарри, возвращались туда, откуда прибыли, невзирая на то, что им было там некомфортно.

Гарри этого всего не знал, когда учился. Впрочем, он уже практически смирился с тем, что прожив не один год в волшебном мире, очень многого не знает из того, что для остальных было элементарно. Даже многие маглорождённые, как Гермиона, знали о Хогвартсе и мире магии задолго до того, как попадали туда впервые — обычно это случалось при первых выбросах магии и к семье приходили из министерства или Хогвартса, как к Гермионе. Гарри же настолько хорошо был защищён от волшебного мира, что даже когда у него случались первые выбросы — лет с 6, к нему не могли пробиться из министерства. Даже сам Дамблдор не мог его найти — так хорошо его укрыли чары кровной защиты Лили. Лишь в 11-летнем возрасте, когда все без исключения волшебники входили в тот возраст, когда магия уже была обязана контролироваться, у него получилось добраться до Гарри. Он приложил все усилия, чтобы выяснить местонахождение Гарри, но чтобы добраться до него, пришлось отправить Хагрида, как полувеликана, на которого многие чары волшебников не действуют. Если бы Гарри знал раньше, что он волшебник — например, если бы тётя Петунья рассказала ему о матери и волшебстве, или Дамблдор отправил к нему Хагрида или Флитвика (как полукровку-гоблина) раньше, всё было бы проще. Но вышло так, как вышло. Впервые Гарри узнал о волшебном мире за месяц до начала учёбы. Хагрид, который смог преодолеть защитные чары в силу того, что он полувеликан, был не самым лучшим рассказчиком. Как он понял приказ Дамблдора, так он его и выполнил — то есть, весьма топорно. А попав в волшебный замок, Гарри то и дело попадал в такие передряги, что рад был, что вообще выжил. Когда уж там изучать тайны магического мира... Ему еле хватало сил на обычную среднюю программу и те квесты, к которым его толкала задача, поставленная Дамблдором — уничтожить Темного лорда. И то, он справлялся более-менее успешно благодаря Гермионе и Рону. Гермиона была мозгом почти всех операций, в то время как Рон просто был другом Гарри и поддерживал его. Особых магических талантов у шестого Уизли не было изначально.

Рон был слабый волшебник, самый слабый в семье Уизли — сказалось то, что он родился младшим сыном (седьмой ребёнок был наиболее везучим, то, что Джинни родилась девочкой, это и была удача, к тому же девочек проклятие касалось в меньшей степени), когда силы его матери уже были на исходе. И защитный ритуал, который она провела из последних сил, помог только сберечь его жизнь, а вот магическую силу удержать на привычном уровне для семейства Уизли уже не смог. Если бы не Гермиона, которая постоянно помогала своим друзьям в учёбе и не только, сомнительно, что Рон смог бы перейти на 6 курс. И слава Мерлину, он не погиб в тех передрягах, в которые они с Гарри попадали с той же регулярностью, с какой в Хогвартсе были каникулы и экзамены.

Таким образом, трём друзьям чудом удалось дожить до того момента, когда они могли бы получить диплом Хогвартса, выйти в большой магический мир и начать искать в нём своё место. Но так сложилось, что эти 7 лет закончились иначе. Гермиона с удовольствием осталась ещё на один год, чтобы завершить образование по всем правилам. Но главное, за этот год она хотела понять, чем именно она хочет заниматься в магическом мире — она прекрасно отдавала себе отчёт в том, что она тоже мало что знает о жизни магического мира. Гарри хотел как можно скорее приступить к учёбе мракоборческой школе. А Рон… Он точно больше не хотел учиться в Хогвартсе — понимал, что учёбу он не тянет, а в аврорат пошёл, чтобы продолжать находиться рядом с другом. Они все трое настолько стали близки, что даже и мысли не было, что когда-то каждый из них пойдёт своей дорогой. Пока Рон и Гермиона были парой, Гермиона тоже хотела учиться на мракоборца, лишь бы быть рядом. Кингсли так и подумал, что трое друзей, прошедших через жуткие испытания, с лёгкостью выучатся на авроров и будут это делать вместе, поэтому дал шанс всем троим. Но потом Рон и Гермиона расстались, Гермиона уехала к родителям и там много думала о том, что МакГонагалл приглашала всех, кто хочет получить полное магическое образование, восстановиться на 7 курс.

Гермиона здорово стосковалась по библиотеке, по книгам, по новым знаниям из мира магии, поэтому задание Ликоруса восприняла как награду. Днем, как все добровольцы, она проводила время на восстановительных работах, а вечером бежала в библиотеку, выбирала книгу и читала в кровати, пока та не выпадет у неё из рук.

Выпускной в этом году решили проводить в усечённом варианте, без бала. Ведь очень многие выпускники так истерзались за этот год, что сил никаких не было веселиться и во многих семьях были потери.

Министерство возобновило древнюю традицию — министерские балы в честь праздников колеса года — древнейший магический обычай. Со времён образования министерства в 1707 году и до середины 20 века четырежды в год проводились министерские балы, большие на зимнее и летнее солнцестояние и малые, на дни весеннего и осеннего равноденствия. Остальные праздники колеса года маги праздновали на своё усмотрение, обычно богатые волшебники устраивали приёмы у себя в замках. На подобных празднованиях объявлялись помолвки и другие важные события в обществе. В июне и декабре были плановые заседания Визенгамота, где рассматривались важные вопросы — новые законы, наследство, делёж имущества, заключение и расторжение брака, усыновление, вхождение и выхождение из родов, смерть и многие другие. Некоторые эти вопросы потом освещались на балах.

Новый министр магии Кингсли Бруствер был по происхождению из семьи, в которой поддерживались не христианские традиции, которые переняли многие маги ещё в достатутные времена, а языческие. Этим, кстати, он быстро завоевал симпатии многих волшебников и порядок в обществе начал устанавливаться хорошими темпами. Так как чистокровные семьи больше относились больше к язычникам. А празднование магловского рождества, пасхи — это нравилось не всем и не было популярно до эпохи Дамблдора, как её окрестили после его смерти.

Нынешним выпускникам и было обещано, что зимой, в день зимнего солнцестояния, будет большой бал, на который будут приглашены все, кто не смог повеселиться на выпускном балу. Летний бал, по понятным причинам, провести не получится, нужно было устранить последствия второй магической войны.

Кингсли, с присущей ему мудростью, ввёл в жизнь магического общества ещё одну важную традицию, связанную с празднованием Колеса Года. Отныне в Хогвартсе эти сакральные дни стали официальными выходными: 22-23 сентября, в равноденствие, когда день и ночь равны; 31 октября и 1 ноября, когда завеса между мирами становится тоньше; зимние каникулы теперь длились с 21 декабря, дня зимнего солнцестояния, по 2 января. Также выходными объявлялись 1-2 февраля, на праздник огня, и 1-2 мая, время цветения и света. Весенние каникулы были приурочены к равноденствию и длились с 20 по 27 марта, а учебный год теперь официально заканчивался 20 июня, уступая место праздникам летнего солнцестояния. Магловское Рождество и Пасха, хоть и не были отменены, больше не были днями всеобщего отдыха, подчёркивая постепенное возвращение магической Британии к своим исконным, древним ритмам.

* * *

Гермиона, устроившись в своей новой комнате в особняке Блэк, была очень довольна. Её поселили в бывшей комнате Нарциссы. В отличие от комнаты Андромеды, которая была заперта после её ухода из дома много лет назад, комната Нарциссы открылась с помощью простого заклинания отпирания дверей (правда, ни у Гарри, ни у Рона это не получилось, а Гермиона с лёгкостью открывала двери комнат и коридоров обычной Алохоморой). Только вот в комнате не осталось ничего, что бы напоминало о её бывшей хозяйке — ни одежды, ни украшений, ни безделушек, ни каких-либо вещей. Нарциссу выдали замуж за подходящего по статусу волшебника, поэтому почти все свои вещи она забрала с собой, ничего памятного не осталось. А что не взяла она, то забрала мать, когда покидала Британию. Осталась только одна колдография, в 12-летнем возрасте, где она была изображена вместе с матерью и сёстрами. Её она брать не стала как раз из-за Андромеды. Ведь через несколько дней, после того как женская половина семьи Сигнуса Блэка была запечатлена на этом колдоснимке, Андромеда со скандалом покинула дом навсегда.

Гермиона, удобно устроившись в старом мягком кресле, долго и внимательно рассматривала пожелтевший снимок, пытаясь разгадать характеры и судьбы застывших на нём девушек. Она не заметила, как в комнату неслышно, словно тень, вошла сама Андромеда.

— Когда-то в этом доме звучали голоса трёх милых девчонок… — тихо, с бесконечной тоской в голосе, произнесла она, глядя на фотографию поверх плеча Гермионы. — Как давно это было, и как невероятно далеко…

— Ты и сейчас мила и прекрасна, Андромеда, — обернувшись, искренне сказала Гермиона. — И очень красива.

— Да уж, нечего сказать… — горькая усмешка тронула губы Андромеды. — Изгой семьи, лишённая доброй части магии, вдова и осиротевшая мать. Только Тедди и держит меня на этом свете…

— Меда, пожалуйста, не говори так! — Гермиона встала и подошла к ней. — Иди ко мне.

И она обняла Андромеду, чувствуя, как то хрупкое напряжение, что та держала в себе все эти годы, наконец рухнуло. Андромеда уткнулась в её плечо, и её стройная фигура содрогнулась от беззвучных, горьких рыданий, в которых была вся боль утрат и одиночества. Когда она наконец успокоилась, вытерла слёзы и снова обрела хоть какое-то самообладание, женщины уселись рядышком на краю кровати, и разговор возобновился.

— Да, конечно, я понимаю, что нужно жить дальше, — прошептала Андромеда, глядя в окно на сумрачное небо. — Если бы Магии было угодно, она бы и меня забрала вместе с Тедом и Дорой.

— Вот именно, — твёрдо сказала Гермиона, беря её за руку. — Ты должна жить, ради Тедди. Теперь ты ему мама.

— О да, — на лице Андромеды впервые появилась тёплая, живая улыбка. — Тедди — это лучшее, что случилось со мной за много лет.

— Разве только это? — удивилась Гермиона.

Андромеда вздохнула, и её взгляд снова стал отрешенным.

— Ах, Гермиона, если бы ты только знала, как я жила все эти годы, с того самого момента, как покинула этот дом…

— Конечно, я не знаю, — тихо ответила Гермиона. — Расскажи. Уверена, тебе станет легче, если ты поделишься. Я уже столько пережила, что думаю, что вполне смогу тебя понять.

— Дай Мерлин, чтобы ты никогда не поняла этого даже частично... — с горькой нежностью в голосе произнесла Андромеда.

— Но ведь ты вышла замуж по любви!

— Эх, Гермиона... — покачала головой Андромеда, видя её изумление. — Ты ещё так молода и многого не понимаешь…. Не одной любовью живёт человек, будь он даже самый сильный маг. А уж потерявший свою силу — тем более.

— Так расскажи, и я постараюсь понять, — с ещё большим участием попросила Гермиона.

— Да, если посмотреть со стороны, конечно, моя жизнь сложилась лучше, чем могла бы, покорись я воле родителей, — начала Андромеда, сжимая и разжимая пальцы. — Вполне возможно, я бы просто умерла, пытаясь родить для Яксли наследника — обе его жены погибли в родах, одна за другой. Но моя судьба никогда не была такой радужной, как ты думаешь, даже несмотря на любовь и гармонию с Тедом. Мы с ним были из разных миров, хоть он и любил меня, а я со временем полюбила его тоже. Он стал кем хотел — он с детства знал про целительство и Мунго, он вырос при нём. А я… — её голос дрогнул, — после изгнания из семьи, а потом и после рождения дочери я потеряла много магической силы и здоровья. И максимум, на что я была способна, — это лечить простенькие травмы и варить самые простые зелья. На костерост, например, или кроветворное, у меня уже сил не хватало. Ну и, конечно же, я великолепно убирала за больными, мои фирменные бытовые чары остались при мне…. «Эванесце», «Экскуре», «Терге», «Патете», «Диспоне» — вот те заклинания, которыми я владею в совершенстве. А ведь когда-то… — её глаза блеснули отблеском былой гордости, — я была отличницей, училась даже лучше, чем Белла. Профессор Слагхорн всегда хвалил меня на зельях и даже пригласил в свой клуб. Там я и познакомилась с Тедом, он учился на Хаффлпафе и приглянулся Слагхорну своими великолепными медицинскими познаниями и чарами в этой области.

Она замолчала, и её взгляд стал тяжёлым. Затем, собравшись с мыслями, продолжила.

— И моя дочь, мой ребёнок, которого я так отчаянно хотела, стала… больше моим разочарованием, чем наградой за все страдания. Она, хоть и была похожа на меня внешне, не считая, конечно, того, что она уродилась полным метаморфом, унаследовала самые дурные черты Блэков. Упрямство, своеволие, тягу к риску. Не девочка, а мальчишка в юбке, под стать Сириусу... Дора даже платьев-то не носила толком, вечно приходилось её заставлять одеваться по-девичьи. Я боялась, что она поступит на Гриффиндор, но, видимо, магия услышала мои молитвы и отправила её в Хаффлпафф, как отца. Боюсь, учись она на факультете львов, было бы ещё хуже. А так она хоть научилась ладить с людьми вокруг себя и хоть немного походить на девушку. Но после окончания Хогвартса она сразила меня наповал, заявив, что поступила в школу мракоборцев, чтобы использовать свой дар метаморфа на полную катушку. Надо ли говорить, что возражать ей было бесполезно. Любое моё противодействие она воспринимала в штыки. Мы часто с ней ссорились. В общем, хоть, я, конечно, и любила дочь без памяти, но мне было очень больно, что она выросла такой непохожей на меня и мужа. Честное слово, если бы она нашла себе парня и забеременела от него, как это иногда случалось с выпускницами, я бы только радовалась.

— Что ты такое говоришь… — с лёгким укором прошептала Гермиона.

— Я много лет пыталась забеременеть ещё, но не получилось, — с горькой откровенностью призналась Андромеда. — Я и Дору-то смогла родить с большим трудом, только благодаря тому, что Тед сведущ в магической медицине. Когда она начала свои выкрутасы, я боялась, что никто не захочет на ней жениться и у меня не будет внуков.

— Ну, с этим оказалось всё нормально. Дора вышла замуж и родила, — напомнила Гермиона.

— Ещё бы забыть, кем был её муж…, — в голосе Андромеды снова зазвучала старая тревога. — Ведь полно же парней было вокруг неё, но она в своём репертуаре, выбрала об… Нет, Ремус — прекрасный человек (когда он человек), я ему благодарна. Они с Дорой любили друг друга и подарили мне внука. Но ты же знаешь о его проблеме….

— Ещё бы не знать, — пронеслось в голове у Гермионы воспоминание о том, как она чуть не попала профессору Люпину в зубы в самый разгар «его пушистой проблемы». Но вслух она решила этого не говорить. — Знаю, конечно. Но ведь Тедди в порядке?

— Из того, что я успела узнать, пока помогала Теду в Мунго, это очень редкий случай, когда оборотень и маг создают семью. И их потомство может быть непредсказуемым. Такие дети всегда считались грязнокровными, хоть они ни в чём не виноваты. Это явление мало изучено колдомедиками Британии. Малыш уже прожил два полнолуния, и это было… ужасно. Он кричал полночи, мадам Помфри помогла ему, давала какое-то успокоительное зелье.

— А Тедди уже полностью обследовали? — спросила Гермиона с беспокойством.

— Нет, пока не было возможности. Мадам Помфри, конечно, его посмотрела после того, как он всю ночь не спал и вопил. Не нашла ничего явно страшного, сказала, что с младенцами это бывает, что они многие реагируют на полную луну. Но это может проявиться позже, когда Тедди подрастёт.

— Будем надеяться, что всё будет хорошо, — с надеждой сказала Гермиона.

— Гермиона, я не в той семье выросла, чтоб жить одними надеждами, — горько усмехнулась Андромеда. — Обычно если неприятности могут случиться, они случаются. Это я поняла ещё в ранней юности. Меня ведь предупреждали о мезальянсах. Но мне тогда было так страшно выходить за Яксли, что я ни о чём другом думать не могла — только бы вырваться из этого дома.

— Кстати, о твоей семье, — осторожно перевела тему Гермиона. — Ты ведь теперь снова Блэк, пусть и в статусе гостя. Может, сэр Ликорус сможет помочь? Гарри говорил, у него возможностей намного больше, чем у обычного магического портрета.

— Можно об этом подумать, — нерешительно согласилась Андромеда.

— Так давай подумаем! — воодушевилась Гермиона. — Мне кажется, он не откажет.

— Да, но придётся всё ему рассказать об отце Тедди, — нахмурилась Андромеда. — Пока он только знает, что Ремус был другом Сириуса и состоял в Ордене Феникса.

— Это да… — задумалась Гермиона. — Если ко мне, маглорождённой, он отнёсся хорошо, то мало ли как он относится к оборотням или полу-оборотням. Надо сначала это выяснить.

— Вот это верно, — кивнула Андромеда, и в её глазах появился проблеск старой, врождённой осторожности. — Сэр Ликорус, как я поняла, любит, когда те, у кого проблемы, делают сначала максимально всё от себя возможное для их решения, а уж только потом просят помощи.

— Точно! — лицо Гермионы озарилось решимостью. — До следующего полнолуния ещё есть время. Поэтому давай для начала ты мне поможешь с родомагией и гобеленом. Вместе мы сможем разобраться в этих хитросплетениях.

Из пыльного тома по родомагии, пахнущего старой кожей и тайной, Гермионе особенно ярко запомнилось описание одного из ритуалов — ритуала, когда женщина навсегда покидала свой род. Например, при замужестве. При браках между равными по статусу семьями это был красивый, торжественный обряд, символизирующий переход невесты из рода родителей в род мужа. Но в случае неравных браков, если один из будущих супругов считался недостойным другого, всё обретало мрачные, суровые тона. Необходимо было проводить ритуал отречения или отсечения от рода. Отречение — это добровольный выход, а отсечение — карающий акт, когда инициатором выхода кого-то из членов семьи была сама семья, очищающая таким образом свою кровь. Мужчины после такого изгнания могли основать свой собственный род под новой фамилией. А женщина, уходя из своей семьи, всецело переходила в род мужа, становясь его частью. И тут всё решало то, что из себя представлял род мужа и как к этому относились её кровные родственники. Если все были согласны, ритуал проходил гладко, и магия благословляла новый союз. Трудности, словно ядовитые плевелы, появлялись, если семья невесты не принимала будущего зятя. Яркий пример — история семьи Уизли и того, как в неё вошла Седрелла Блэк.

После того как она родила сына и в родовом поместье Уизли стало понятно, что мальчик здоров, крепок и жизнеспособен, а сама Седрелла восстановила силы после родов, настала пора официально отсечь её от рода Блэк. Ритуал подготовила и провела её родная тётка, Бельвина Блэк, женщина с холодным сердцем и непреклонной волей.

Для этого все члены семьи Блэк, облачённые в тёмные, строгие мантии, собрались в мрачном Ритуальном зале особняка на Гриммо-плаза, где воздух был густым от запаха ладана и старой магии. Седреллу, бледную, но спокойную, уложили на холодный алтарный камень, и Бельвина начала читать над ней монотонные, древние заклинания. Она провозглашала, что Седрелла добровольно отрекается от рода отца и матери и переходит в род мужа, готовая разделить с ним его судьбу, какой бы та ни была. Родители и другие члены семьи, стоявшие кругом с каменными лицами, хором произносили, что согласны с её решением, отпускают её, не держат зла и желают счастья и благополучия. После этого Седрелла, дрожа от холода и нервного напряжения, должна была снять с себя все одежды и украшения, оставить их на алтаре как символ прошлой жизни и полностью обнажённой уйти из зала. Затем Бельвина отсекала специальным серебряным ножом прядь её волос и бросала её в жертвенный огонь, где они сгорали с треском и едким дымом. Потом Седрелла переместилась в другой дом, где её уже ждал взволнованный Джон Септимус Уизли. Он читал свою формулу, клянясь взять эту женщину в жёны без приданого от отца и матери, и готов любить и оберегать её и их будущих детей до конца своей жизни. После этих слов он торжественно накидывал на её плечи тёплую мантию, которую купил специально для неё, надевал обручальное кольцо, и брак консуммировался в соседней комнате. После этого акта, освящённого магией, брак считался нерасторжимым. С этого момента женщина больше не могла переступить порог дома, где жила девицей, и не могла взять оттуда ничего, что было куплено или подарено ей родственниками. Так, с холодного камня и обрядового огня, начиналась её семейная жизнь.

Гермиона поделилась этим знанием с Андромедой. Та слушала, и в её глазах плескалась целая буря чувств — горечь, зависть и глубокая обида.

— Если бы меня отсекли от рода с соблюдением всех этих древних традиций, всё могло сложиться гораздо лучше, — с надтреснутым голосом призналась Андромеда. — А так… я получила лишь страшный, неконтролируемый гнев отца и тётки, проклятия, выжженное имя и полное отсутствие не только общения с семьёй, но и их магической поддержки. Вальбурга в пылу ярости выжгла моё лицо с любимой копии гобелена и прокляла меня на словах; от полноценного, сжигающего душу проклятия меня спасла мама. Но и этого хватило с лихвой, чтобы я лишилась части своей силы и начала медленно угасать, теряя здоровье с каждым годом.

Судьба Седреллы была иной. После отречения и замужества она не стала чувствовать себя хуже. Наоборот, роды, прошедшие благополучно, придали ей новых сил и раскрыли её женственность ещё больше. Джон Септимус сходил с ума от счастья, что любимая теперь всегда с ним и они могут наслаждаться друг другом без страха и упрёка. Они и наслаждались много лет, родили шестерых детей и жили душа в душу, пока внезапная, стремительная болезнь в 1966 году не оборвала жизнь Джона. После этой потери Седа долго не могла прийти в себя от всепоглощающего горя и, по словам Артура, немного повредилась рассудком — перестала выходить в свет, заперлась в своей комнате в Норе, почти не разговаривала с сыном и его молодой женой. В 1968 году её младший сын Артур тайно женился на Молли Прюэтт, также имевшей корни Блэков. Брак был заключён без соблюдения родовых традиций, и это Седрелле, знавшей им цену, не понравилось, но высказываться открыто она не стала, уйдя в себя. В 1969 году у Молли случился выкидыш. В 1970 году родился её первенец, Уильям. Мальчик был на удивление слабым и хилым, и казалось, он может умереть в любую минуту. Именно тогда Седрелла, видя отчаянные глаза невестки, собрала свои последние, хранившиеся про запас силы и провела в глубокой тайне древний ритуал защиты, добыв для него мощный защитный амулет у своей старенькой тётки Бельвины. Маленький Билли был спасен, но его бабка, истратив на это последние ресурсы своей души, через три дня тихо умерла во сне. Перед смертью она успела шепотом наказать сыну, чтобы те проводили подобные ритуалы со всеми детьми, которые у них родятся. Благословив таким образом семью Артура, Седрелла отошла в мир иной.

Спустя несколько дней, переварив всю эту информацию, Гермиона заявила, что готова снова посетить таинственный ритуальный зал, чтобы пристальнее изучить сам гобелен. Андромеда, преодолевая внутреннюю дрожь, вызвавшуюся старыми воспоминаниями, согласилась пойти с ней. Их обоих перенёс туда старый Кикимер. Воздух в зале был густым и тяжёлым, словно пропитанным вековыми заклинаниями. Гермиона тотчас принялась водить палочкой вдоль шёлковой поверхности, читая с помощью заклинания «Остенде» все скрытые надписи и метки, начиная с самого Ликоруса. Андромеда, стоя рядом, тихим голосом рассказывала всё, что знала или слышала о том или ином предке. Они провели там почти час, и с каждой минутой женщины чувствовали, как невидимая сила вытягивает из них энергию. В конце концов, они вынуждены были отступить, совершенно измотанные. Андромеда, для которой это возвращение в лоно семьи было особенно болезненным, вернулась в свою комнату совсем без сил, едва держась на ногах. Гермиона же отделалась лишь лёгкой усталостью и головной болью, будто после долгого и сложного экзамена.

Когда её голова прояснилась, Гермиону не отпускало стойкое ощущение, что она упустила что-то важное, мелькнувшее на гобелене. Что-то такое, что она не смогла сразу осознать и понять. С лихорадочным упорством она мысленно перебирала всех, кого изучила на древе, начиная с Ликоруса и его жены Элеоноры Макс. Она видела всех отлучённых — Неллу, Финеаса-второго (рядом с его портретом красовался загадочный знак в виде веточки дерева с листочком), Мариуса, Седреллу, Альфарда, Андромеду и Сириуса. Причём у последних трёх портреты всё ещё оставались на своих местах, в то время как изображения первых четверых отсутствовали — это, как она догадалась, означало, что первые четверо были отлучены по всем строгим правилам, а последние трое лишь были вымараны с копии гобелена в приступе бешенства Вальбургой. Об этих первых четверых Андромеда знала очень мало, и Гермиона мысленно поставила себе задачу обязательно разыскать о них информацию. Но это было не то. Что-то другое, какая-то деталь, связь, невидимая нить — не давало ей покоя, заставляя ворочаться ночами. Она понимала, что нужно смотреть на гобелен снова и снова, быть может, не один раз. У Гермионы не было дара предвидения, но здесь, в этих старых стенах, её охватило стойкое, почти физическое предчувствие, что её нахождение в этом доме — лишь первая глава в новой, огромной и полной тайн истории. И с той же ясностью она осознала, что в этом мрачном, величественном мэноре она чувствует себя по-настоящему дома, и дело было не только в том, что она бывала здесь раньше. Это было что-то глубже, что-то, что говорило с её собственной, пробуждающейся магией.

Новый день в особняке Блэк начинался с тишины, нарушаемой лишь потрескиванием дров в камине и позвякиванием посуды — домовики накрывали стол к завтраку. Рон ещё спал. Андромеда была занята внуком. Гермиона, лишь под утро избавившаяся от тяжести в голове, которая появилась после посещения ритуального зала, решила заняться тем, что взволновало её после разглядывания родового гобелена.

— Гарри, я хочу увидеться с сэром Ликорусом, — сказала она.

— Да без проблем, сходим, — легко согласился Гарри. — А что такое? — в его глазах мелькнуло лёгкое удивление.

— У меня накопилось несколько вопросов про тех, о ком я прочитала на гобелене, — объяснила Гермиона, её пальцы нервно перебирали край салфетки. — Как думаешь, он обо всех знает, кто там изображён?

— Если честно, Гермиона, я об этом как-то не задумывался, — признался Гарри, и его взгляд стал отсутствующим. — У меня сейчас мысли о другом.

— О чём? — насторожилась Гермиона.

Гарри вздохнул, его лицо омрачилось тенью давних раздумий.

— Да всё размышляю. Я семь лет прожил в магическом мире, прошёл через ад и обратно, но ничего о нём толком не знаю. Да вот хотя бы о тебе и Роне. Я за эти несколько дней узнал о вас и ваших семьях столько… За все предыдущие годы столько не знал. И даже в голову не приходило спросить.

— Гарри, я даже не знаю, что сказать… — тихо произнесла Гермиона, и в её глазах блеснуло сочувствие. — Кроме того, что у тебя была уважительная причина.

— О да, была, — горько усмехнулся он.

— Волан-де-Морт, Гарри, — твёрдо сказала Гермиона. — Это он обрёк тебя на такую жизнь, ты же знаешь.

— Разумеется, главный виновник — он, — согласился Гарри. — Но есть, точнее, был ещё один великий маг, который…

— Ты говоришь о Дамблдоре? — догадалась Гермиона.

— Разумеется, — кивнул Гарри, и его взгляд стал тяжёлым. — Я много думал о том, что узнал в последние минуты перед решающим боем с Реддлом.

— Ты — седьмой крестраж, и твоя главная задача в нужное время выйти навстречу Реддлу и подставить голову под «Аваду»? — уточнила Гермиона. — А всякие там семейные истории в этот грандиозный план не входили?

— Вот, точнее не скажешь, — снова горько усмехнулся Гарри.

— А то, что ты, выполнив свою задачу как предписано, выжил? — в её голосе прозвучало недоумение.

— Боюсь, тут Дамблдор ни при чём, — покачал головой Гарри. — Он был абсолютно уверен, что я погибну в конце пути. Знаешь, что было в снитче? На нём была надпись «я открываюсь под конец».

— Перстень с воскрешающим камнем?

— Нет, только один камень. Видимо, оправа перстня сильно пострадала, когда Дамблдор уничтожил крестраж в кольце. Камень мне здорово помог, ровно тогда, когда мне был уже практически конец...

— Ах, да, — вспомнила Гермиона. — От чаши Хельги остались лишь искорёженные обломки. Жаль, такая уникальная вещь уничтожена.

— И вот, честно говоря, я не знаю, куда направить свои мысли, — признался Гарри, с тоской глядя в окно. — Вернее, сейчас-то дел куча, только не знаю, как за них браться. Методом проб и ошибок как-то уж очень утомительно и неэффективно.

— Да, дел предстоит немало... — согласилась Гермиона, перечисляя на пальцах. — Разобраться с гоблинами, помочь Рону решить проблему с предком Уизли и клеймом предательства. И ещё узнать про Поттеров. Осенью у меня начнутся занятия, надо хоть что-то успеть.

— Да. Ну, с гоблинами Билл мне обещал помочь, так что будем ждать. Про Поттеров опять же есть сведения в Гринготтсе. А с Роном… я даже не представляю, что тут нужно делать.

— Кажется, я знаю, — сказала Гермиона, и её глаза загорелись знакомым огоньком исследователя. — В книгах по родомагии мне попадались описания подобных случаев.

— Тогда я весь во внимании, — Гарри облокотился на стол, сосредоточенно глядя на неё. — Надо бы и Рона позвать, но давай сначала обговорим это с тобой. Расскажи мне всё, что знаешь.

— Такие родовые проклятия редко бывают смертельными сами по себе, — начала Гермиона, принимая свой лекционный тон. — Но они изрядно портят жизнь членам семьи. Чем ближе родственник к источнику проклятия, тем ему, как правило, хуже. Считается, что к седьмому колену род либо будет освобождён от проклятия, если приложит усилия, либо… исчезнет, не выдержав его тяжести.

— А чем оно, собственно, проявляется? И почему вообще страдают ни в чём не повинные потомки? — спросил Гарри, хмурясь.

— Смысл в следующем, — Гермиона сложила пальцы домиком. — Умышленное лишение жизни человека, будь то маг или магл, — это тягчайшее преступление против самой природы, против жизни. Исключение — только самозащита или защита своих близких. Если человек совершает умышленное убийство, значит, он не понимает или игнорирует фундаментальные законы жизни. И есть большой риск, что он воспитает своё потомство в тех же заблуждениях, усугубляя ситуацию. Значит, ему и его роду нужно напомнить. Его потомки должны на собственном опыте, через трудности, усвоить, что так делать нельзя. Их ставят в тяжёлые условия. И чтобы их преодолеть, им приходится расти — много учиться, искать нестандартные пути, развивать свою магию и личность. Тем самым они не только искупают грех предка, но и совершают прорывы — придумывают новые заклинания, обряды, зелья. Многие великие открытия в магическом мире были сделаны именно в попытках избавиться от страданий или защитить тех, кого любят. Вкратце так, как я это поняла. Мне кажется, в этом есть своя суровая справедливость. А тебе?

— Да, теория интересная, — задумчиво кивнул Гарри. — И получается, что убить в бою, защищая себя и своих, — это вынужденная, оправданная мера. Поэтому воинов и прославляют. А убить ради выгоды, да ещё родную кровь… — он замолчал, и лицо его потемнело. — Ведь у Уизли, как мы поняли, речь шла о братоубийстве.

— Да, тут ты совершенно прав, — подтвердила Гермиона. — Посягательство на жизнь родной крови — одно из самых тяжких деяний.

— А как конкретно проявляются такие проклятия? — вернулся Гарри к своему вопросу.

— Как правило, чередой неудач, — перечислила Гермиона. — Частые смерти родных в молодом возрасте, бесплодие, уродства, болезни, бедность, неудачные браки, проблемы с поиском второй половинки. Рождение сквибов — тоже частый признак. Один-два человека в поколении едва продолжают род, и следующих ждёт тот же круг страданий, если ничего не менять.

— А, ну тогда многое сходится, — мрачно произнёс Гарри. — У Артура есть брат-сквиб. И несколько его братьев умерли в детстве. И, конечно, бедность… Молли и Артур всегда жили очень скромно. И как она сказала мне по секрету, то, что у них родилось так много детей, лишь усугубило положение.

— Скорее всего, это всё — отголоски того самого проклятия, — кивнула Гермиона. — И я думаю, я знаю ещё одну вещь. Ты не обратил внимание, чем Рон отличается от других членов своей семьи?

— Эээ… — Гарри задумался, перебирая в памяти образ друга. — Надо подумать.

— Думай, Гарри, — мягко подтолкнула его Гермиона. — Я уже подумала, теперь твоя очередь. Попробуй взглянуть на Рона максимально объективно.

— Сложно, — честно признался Гарри. — Он же мой друг. Какой бы он ни был, я люблю его как родного брата. Ближе у меня и нет никого. Только он и ты.

— Он и мне друг, — тихо сказала Гермиона, — и я любила его как мужчину. Пока не увидела поближе и не поняла некоторые вещи.

— И что же ты такого увидела? — настороженно спросил Гарри.

— Мне очень неприятно об этом говорить, — Гермиона отвела взгляд. — Если бы не вся эта история с проклятием и требованием Ликоруса разобраться… Всё-таки мы с тобой и Роном прошли через такое вместе…

— Да говори ты уже! — нетерпеливо воскликнул Гарри. — Или ты хочешь, чтоб я сам сказал?

— Да. Скажи сам, что тебя в нём смущает больше всего.

Гарри глубоко вздохнул, собираясь с мыслями.

— Он… он мне иногда напоминает Дадли в худшие его времена. Он бывает удивительно туп и груб. Ну и он никогда не стремился к учёбе и познаниям, как ты, например. Я тоже не образец прилежания. Но я много лет находился в жутких обстоятельствах и чудом выживал, и несмотря на это, ещё как-то умудрялся учиться. А Рон… Он был рядом со мной все эти годы. Это, конечно, бесценно, но что он представляет сам по себе? Он в школу авроров идёт только потому, что туда иду я. Он даже не скрывает этого.

— Гарри, — тихо, но твёрдо сказала Гермиона, — из нас троих Рон — самый слабый маг, и он это прекрасно понимает и комплексует из-за этого. Ты ведь знаешь, как он учился — не потому что ленился, а потому что ему это действительно давалось с огромным трудом. Сила мага — это врождённое, но её можно и нужно развивать. А его это никогда по-настоящему не волновало, или он просто смирился, считая, что ему это не дано.

— Да, вот это меня в последнее время и начало смущать, — с горечью признался Гарри. — Я не забыл, как он бросил нас, когда мы искали крестражи. И как на четвёртом курсе, во всей истории с Кубком Огня, он отвернулся от меня и обвинил в мошенничестве.

— Что было, то было… — вздохнула Гермиона. — Рон многого не понимал или не желал понимать в тот момент. Но он всё равно наш друг, и он возвращался.

— Да, без нас бы он пропал, — жёстко констатировал Гарри. — Мы без него ведь смогли выжить, а он, по его же словам, быстро пожалел и пытался вернуться, понимал, что родные его не похвалят за такой поступок.

— Гарри, не надо так говорить, — упрекнула его Гермиона. — Да, Рон совершил ошибки. Но он их признал и искренне извинялся. Ты ведь любишь его, он твой самый близкий друг.

— Люблю, конечно, — голос Гарри смягчился. — Он первый человек, с которым мне было по-настоящему хорошо и безопасно. Он мне как брат. Да он и есть мне брат, хоть и не родной. И мне горько видеть, что он… такой.

— Ты имеешь в виду, что он так и не научился думать наперёд и брать на себя ответственность? — уточнила Гермиона.

— Да. И знаешь, что больше всего его заботило, когда он узнал, что я буду жить здесь, в Гриммо?

— Нет, вы мне этого не рассказывали.

— Он очень захотел жить здесь, в этом доме. Ему тут нравится. Как он сказал, он устал от Норы, от тесноты, от вечной бедности. Хочет жить в большом, красивом доме. И на задание Ликоруса он согласился в первую очередь ради этого, а не из желания помочь своей семье избавиться от проклятия.

— Гарри, его можно понять, — сказала Гермиона, и в её голосе зазвучала жалость. — Ты попал в волшебный мир и сразу оказался среди равных, и для тебя это было спасением. В вашей спальне ведь не было такого, чтобы кто-то один устанавливал свои порядки, а остальные были вынуждены подчиняться?

— Нет, — покачал головой Гарри. — Нас было пятеро, как ты знаешь. Рон, я, Невилл, Дин Томас и Симус Финниган. Все нормальные парни, никаких проблем. Мы с Роном подружились ещё в поезде, Невилл поначалу заикался от страха, Дин и Симус полукровки, обычные парни без особых амбиций. Кому там было устанавливать свои порядки?

— Вот видишь. У вас было спокойно. А у нас с девочками в комнате не всегда было гладко, — призналась Гермиона. — Мне частенько пытались напомнить о моём магловском происхождении. Пришлось доказывать и знаниями, и силой, что я имею полное право здесь находиться. Только тогда Лаванда и Парвати успокоились. И я думаю, Рон больше всех радовался, что у вас в комнате была нормальная, дружеская атмосфера. Дома-то ему, судя по всему, было не так уж комфортно.

— Ты никогда раньше об этом не рассказывала, — с укором посмотрел на неё Гарри. — Впрочем, я уже понял, что я не знаю о своих друзьях самого главного. Чем они живут, о чём мечтают, что их по-настоящему беспокоит. Мне бы только со всемирным злом сразиться, а всё остальное — так, мелочи жизни…

— Гарри, ну что ты! — воскликнула Гермиона, но он её перебил.

— То есть, ты хочешь сказать, что Рону доставалось от братьев?

— Да. Особенно, думаю, от близнецов, — кивнула Гермиона. — Старшие-то были более разумны и заняты своими делами.

— А, да, Рон недавно рассказывал, — вспомнил Гарри. — И вообще, у него таких историй, похоже, было много. Пожалуй, ты права. Фред и Джордж, конечно, забавные ребята, но и жести они творили немало. А Рона они постоянно задирали, подтрунивали над ним. Я их за это осуждал. Я-то отлично знаю, что такое, когда тебя постоянно унижают и прессуют. И никогда бы не стал вести себя так с тем, кто младше и слабее.

— Ну, ты вот такой. Благородный, истинный гриффиндорец, — с нежностью сказала Гермиона. — А они другие. В детстве многие не видят границ, особенно мальчишки. Некоторые это перерастают, а некоторые… нет.

— В общем, ты считаешь, что Рон — жертва обстоятельств? Что он годами находился в тени братьев, и ему вдобавок не повезло с магической силой.

— Да, в целом, так, — согласилась Гермиона. — С силой однозначно не повезло. Будь Рон магически сильнее, это близнецы от него прятались и получали бы на орехи, а не наоборот. Правда, я не уверена, от проклятия ли это. Вроде остальные Уизли все довольно сильные волшебники, а слабые маги встречаются и без всяких проклятий.

— Ага, а миссис Уизли говорила, что это вышло из-за того, что в семье куча детей, — добавил Гарри. — Она сказала, что когда у них родился Перси, трёх детей им было достаточно. Но потом родилось ещё четверо. Видимо, это тоже повлияло на Рона. Удивительно, что Джинни не зацепило. Во всяком случае, я не заметил. Она и сильнее Рона в магии, и увереннее в себе. На ней как-то не сказалось. Почему?

— А вот тут я тебе могу объяснить, Гарри, — сказала Гермиона, и в её глазах блеснул огонёк знаний. — Джинни повезло такой стать именно потому, что она девочка и к тому же седьмой ребёнок в семье. В случае родовых проклятий седьмые дети, если им удаётся родиться, часто становятся более удачливыми и сильными, это вообще хороший знак, что род на пути к избавлению от проклятия. Число семь в магии обладает особой силой. Ну и она — единственная девочка после шести парней. Думаю, родители относились к ней совсем иначе, больше её оберегали и лелеяли.

— Интересно… — протянул Гарри. — Слушай. Получается, мы должны обо всём этом рассказать родителям Рона. Объяснить им про проклятие, про искупление вины, про избавление на седьмом колене.

— Знаешь, что такое «избавление» в этом контексте? — серьёзно посмотрела на него Гермиона. — Это не происходит само по себе. Это активная работа тех, кого это касается. Я думаю, если ничего не делать, ситуация может только ухудшиться, и род в итоге прервётся. Магия может посчитать его недостойным продолжения, раз за столько времени никто не предпринял попыток исправить ошибку предка. Этому есть куча примеров среди вымерших семей. Знаешь, кто такие «Священные Двадцать Восемь»?

— Да, теперь знаю, от Рона, кстати, слышал, — кивнул Гарри.

— Так вот, 28 — это число древних чистокровных семей, чьи корни идут только от волшебников по отцовской линии задолго до принятия Статута. И 28 их было на начало 20 века, — объяснила Гермиона. — В 19 веке таких семей было 37, а в 18-м — 49. Хотя общее население магической Британии за это время значительно выросло.

— Этого я не знал, — признался Гарри. — Мне было не до изучения генеалогии.

— Ну вот, теперь знаешь. И становится понятно, что древние семьи постепенно исчезают, и часто — из-за накопленных родовых проблем.

— Ладно, а что конкретно делать-то? — вернулся к главному Гарри. — Ты так и не объяснила план.

— Сейчас сформулирую, — собралась с мыслями Гермиона. — Во-первых, нужно досконально выяснить ту самую историю, которая привела к проклятию, и донести её до всех членов семьи. Затем нужно провести специальный обряд очищения, где каждый, кого это касается, мысленно или символически обратится к тому самому предку и скажет, что не держит на него зла, простит его и просит Магию смилостивиться и снять проклятие. Чем больше кровных родственников примет в этом участие, тем лучше. Но проводить его должен тот, кто глубоко разбирается в такой магии. Точно не мы с тобой. Наверное, придётся искать специалиста.

— И что в итоге должно произойти? — спросил Гарри.

— Когда проклятие будет распознано и снято через правильный обряд, жизнь семьи должна измениться к лучшему, — объяснила Гермиона. — Вот что сейчас в семье Уизли хуже всего, не считая, конечно, невосполнимой потери Фреда?

— Бедность, — не задумываясь, ответил Гарри. — Молли сказала, что у них с деньгами сейчас совсем беда, ещё хуже, чем было раньше.

— Значит, именно этот вопрос и должен решиться в первую очередь, — заключила Гермиона. — Не знаю, каким образом, но финансовое положение должно улучшиться.

— Ясно. Что ж, осталось только выяснить, что же конкретно случилось много лет назад. И как это сделать?

— Самый логичный путь — спросить Ликоруса, — предложила Гермиона. — Раз дело давнее и связано с его потомками, возможно, он знает или подскажет, где искать информацию. Идём к нему?

После завтрака Гарри и Гермиона направились в кабинет для встречи с портретом Ликоруса. Пыльные солнечные лучи падали на паркет, освещая танцующие в воздухе пылинки. Они задали старому лорду свои наболевшие вопросы о проблеме Уизли, ведь именно он упомянул о ней. Ликорус, выслушав их, кивнул своей величественной головой в резной раме.

— Я кое-что припоминаю, но не всё, — сказал он, и его взгляд стал отрешенным, будто он вглядывался вглубь веков. — Лучше всех на ваши вопросы смогут ответить портреты моего внука Арктуруса и его жены Лисандры, родителей Седреллы. Они пребывают в семейном крыле на четвёртом этаже. Я свяжусь с ними и велю рассказать вам всё, что им известно, — пообещал Ликорус и замолк. Его изображение застыло, знак того, что он вступил в тихую беседу с другими портретами.

Обнадёженные, Гарри и Гермиона тут же поделились новостями с Роном. Втроём они, словно отряд исследователей, двинулись вглубь дома, поднимаясь по скрипучим лестницам на незнакомый четвёртый этаж. Воздух здесь был особенно спёртым и пах стариной, а по стенам висели портреты давно усопших Блэков, провожавшие их молчаливыми, подозрительными взглядами. Наконец они нашли нужную дверь и вошли в некогда роскошный, а ныне запылённый кабинет, где на стене висели два больших портрета.

К разочарованию друзей, портрет Арктуруса Блэка, сурового мужчины с тёмными волосами и высокомерно поднятым подбородком, оказался не столь словоохотливым, как его великий предок. Он явно был недоволен, что его покой потревожили незваные гости.

— Кто вы такие и что вам нужно? — раздражённо спросил он, окидывая троицу холодным взглядом. Гарри и Гермиона начали объяснять, но Рон, движимый отчаянием и надеждой, шагнул вперёд.

— Сэр Арктурус, пожалуйста! — взмолился он, и в его голосе слышалась неподдельная боль. — Речь идёт о ваших же потомках. Я ваш правнук. Я должен попытаться исправить старые ошибки, если это ещё возможно. Умоляю вас, помогите мне и моей семье. В память о вашей дочери, о Седрелле.

— Я не понимаю, чем я могу вам помочь, юноша, — сухо ответил портрет.

— Расскажите мне о той истории, из-за которой Седреллу, мою бабушку, изгнали из семьи.

— Я не могу.

— Почему? — в голосе Рона прозвучало отчаяние.

— Я всего лишь портрет. Мои воспоминания блеклы.

— Но сэр Ликорус тоже портрет, и он многое нам рассказал! — не сдавалась Гермиона.

— Мой дед был великим и невероятно сильным магом, — с нескрываемой горечью произнёс Арктурус. — Я таким никогда не был. Я многое забыл из своей жизни.

— Но вашу дочь вы не забыли? Седреллу? — настаивал Рон.

На мгновение в глазах изображённого мужчины мелькнула тень чего-то живого — боли или сожаления.

— Нет. Своих дочерей я не забыл. Старших я выдал замуж в достойные семьи, а младшая… младшая была своевольной и поплатилась за это.

— Это мы уже поняли, — с обидой сказал Рон. — Но хоть подскажите, где нам искать правду?

— Архив, — нехотя выдавил Арктурус.

— Какой архив? Архив семьи Блэк? — уточнил Гарри.

— Архив Визенгамота и Министерства. Я там когда-то работал. Ищите там.

— Но как нам туда попасть? — спросила Гермиона, чувствуя, как их надежды снова тают.

— Не знаю. Это не моя проблема, — отрезал портрет, демонстративно глядя в сторону. Друзья в растерянности замолчали. Грусть и разочарование витали в воздухе. И тут Гарри, вышагивавший по ковру, резко остановился. Его лицо озарилось внезапной догадкой.

— Сэр Арктурус, — начал он осторожно, — скажите, пожалуйста, а в архиве Министерства… есть ваш портрет?

На лице Арктуруса мелькнуло удивление.

— Есть, — подтвердил он после короткой паузы.

— Может быть, вы… через него попросите, чтобы нам позволили туда пройти и дали нужные сведения? — Гарри смотрел на портрет с искренней, почти детской надеждой. — Пожалуйста. Это очень важно.

Арктурус тяжело вздохнул, и его надменная маска на мгновение дрогнула.

— Я… попробую. Мой дед Ликорус велел вам помогать. Но предупреждаю, я не обладаю и толикой его могущества.

— Огромное вам спасибо! — выдохнул Рон, и с его плеч будто свалилась тяжёлая ноша. Друзья уже собрались было покинуть кабинет, как вдруг тихий, мелодичный женский голос донёсся со второго портрета. Это была Лисандра Блэк, мать Седреллы. Она всё это время молча слушала, её красивое, печальное лицо было обрамлено седыми волосами.

— Молодые люди! — окликнула она их.

— Да, миссис Блэк? — обернулась Гермиона.

— Пожалуйста… когда вы всё узнаете и поможете потомкам моей бедной девочки избавиться от этого ужасного проклятия… сообщите мне, — попросила она.

— Конечно, миссис Блэк, — тепло пообещал Рон. — Мы обязательно вам расскажем.

— Молодой человек, — Лисандра пристально посмотрела на Рона, и в её взгляде появилась тёплая ностальгическая улыбка, — вы… вы так похожи на своего дедушку, Джона Септимуса Уизли. Он был такой же статный и рыжеволосый, как вы.

— Вы… вы его знали, мадам? — радостно воскликнул Рон, и сердце его учащённо забилось.

— Я видела его несколько раз ещё до свадьбы дочери, — призналась Лисандра. — Он мне… он мне понравился. Достойный был юноша, целеустремлённый и… и очень любил мою Седреллу. Она писала, что ни разу не пожалела о своём решении.

— Спасибо вам, мадам, — прошептал Рон, и комок подступил к его горлу. — Когда мы всё выясним, я лично приду к вам и всё расскажу. А может, мы все придём — и папа, и мама, и братья с Джинни.

— А теперь, молодые люди, прощайте, — суровый голос Арктуруса прервал эту тёплую беседу. — Мы не для того упокоились навечно, чтобы нас тревожили расспросами о постыдных моментах нашей семейной истории. Я передам в архив вашу просьбу, а сейчас будьте любезны, оставьте нас в покое.

— Простите нас, мистер и миссис Блэк, — вежливо поклонился Гарри. — И благодарим вас за помощь.

Они вышли из кабинета, оставив портреты в их вечном молчании, но теперь в их сердцах, на смену разочарованию, жила новая, хрупкая надежда, подаренная парой слов из прошлого. Спускаясь по скрипучим лестницам обратно в гостиную, каждый переваривал услышанное. В гостиной, уютной и тёплой в лучах заходящего солнца, их уже ждал Тогзи, который с почтительным поклоном поинтересовался у Гарри, не пора ли подавать обед. Все с облегчением согласились, что самое время — эмоциональное напряжение давало о себе знать приятной усталостью и пустотой в желудке.

Обед проходил в спокойной, почти созерцательной атмосфере. Несмотря на молчание, настроение у троицы было приподнятым, оттого что появилась хоть какая-то зацепка. К ним присоединилась Андромеда, и Гермиона с радостью отметила, что та выглядит значительно лучше. С тех пор как женщины откровенно поговорили, скованность и вечная тень печали в глазах Андромеды стали понемногу рассеиваться. Она постепенно привыкала к жизни в стенах своего старого дома, и это возвращение на новых условиях явно шло ей на пользу.

Рон, воодушевлённый, поделился с ней новостями о том, что им удалось выяснить у портретов. Андромеда выслушала его с мягкой, одобрительной улыбкой.

— Если в архивах Министерства действительно сохранились сведения, то ваш шанс на успех весьма неплох, — ободрила она их. — А что касается специалиста, который сможет провести обряд снятия проклятия… — она задумалась на мгновение, — его лучше всего искать в лавке Бэрка. Там когда-то жила и работала сама Бельвина Блэк.

— А её портрет в доме есть? — с живым интересом спросила Гермиона.

— Должен быть, добрачный, — кивнула Андромеда, погружаясь в воспоминания. — Помню, я видела его в детстве. Всех дочерей рода Блэк перед замужеством запечатлевали для семейной галереи… кроме меня, — в её голосе прозвучала лёгкая горечь. — У нас была своя мастерская, там работал нанятый художник. Но где именно висит портрет Бельвины, я, к сожалению, не помню. Придётся поискать.

— Тогда и портрет Лукреции должен быть? — подключился к разговору Гарри. — Это твоя бабка по маме, Рон. Лукреция Блэк. Помнишь, я тебе говорил.

— А, да, — Рон покачал головой с видом человека, до сих пор не могущего поверить в свою собственную историю. — Конечно, обязательно посмотрим. Это ж надо… Я до сих пор не могу осознать, что во мне течёт кровь таких древних родов. Я, Рон Уизли, оказывается, потомок Блэк по обеим линиям… Эх, знать бы всё это раньше…

— Вот, теперь ты это знаешь, — строго, но без упрёка сказала Андромеда, — и теперь нужно соответствовать этому знанию.

Рон с удивлением посмотрел на неё.

— Понимаю, как это странно звучит из моих уст, — грустно улыбнулась она. — Я ведь сама много лет назад сбежала из этой семьи. Но я вам так скажу: я жалела о своём решении. Не о том, что связала жизнь с Тедом, — нет, никогда! — а о том, как я это сделала. Если бы я тогда не была так слепа и импульсивна, если бы подумала и нашла смелость посоветоваться со старшими, с той же Бельвиной… возможно, многое в моей жизни сложилось бы иначе, и не пришлось бы платить такую высокую цену.

— Андромеда… — начала Гермиона, но та перебила её.

— Ничего, я не жалуюсь. Просто примите это как совет. И знайте, что в будущем вы всегда можете рассчитывать на мою помощь и поддержку.

Вдохновлённый этой беседой, Рон в тот же вечер написал официальное прошение Кингсли и отправил его с самой быстрой министерской совой. В письме он вежливо, но настойчиво просил разрешения на доступ к архивам Визенгамота для изучения дела Уизли, относящегося к XIX веку. Параллельно он написал длинное и обстоятельное письмо родителям, пытаясь подготовить их к возможным открытиям. Быстрого ответа от министра, конечно, никто не ждал. Друзья также нашли минутку, чтобы заглянуть к портрету Ликоруса и отчитаться о своих первых шагах. Старый лорд выслушал их благосклонно, похвалил за настойчивость и заявил, что с нетерпением будет ждать результатов их изысканий в архиве.

Через пару дней тягостного ожидания из Министерства пришёл долгожданный ответ за официальной печатью. Рону сообщали, что его прошение удовлетворено, и ему будет позволено ознакомиться с запрошенными материалами. Однако, поскольку дело было древним и пылилось в самых дальних уголках архива, клеркам требовалось время, чтобы его разыскать. О дате визита ему обещали сообщить дополнительно. И тут Рон, к удивлению Гарри и Гермионы, принял взрослое и самостоятельное решение.

— Я пойду в архив один, — заявил он твёрдо. В его голосе звучала непривычная решимость. Он много думал в последние дни о том, что детство осталось позади, и пора наконец-то стать самостоятельным, а не тащить за собой друзей, как спасательный круг, на каждом шагу.

Гермиона, всегда ратовавшая за образование, не могла с этим не согласиться.

— Это разумно, Рон. Но пока ждёшь вызова, советую потренироваться снимать копии с волшебных документов. Вряд ли тебе разрешат унести оригиналы древних свитков из архива.

И Рон, к всеобщему изумлению, отнесся к этому совету со всей серьёзностью. Целую неделю он прилежно тренировался в библиотеке особняка, отрабатывая заклинание дублирования на старых, никому не нужных бумагах. Он заметно повзрослел и изменился на глазах с тех пор, как Гарри открыл ему глаза на его происхождение и представил Ликорусу. Он даже попросил у Гермионы ту самую книгу по родомагии, где подробно описывались механизмы семейных проклятий. Параллельно с магическими тренировками он часами сидел над фолиантами, делая выписки и стараясь запомнить сложные термины.

На него благотворно повлияла и сама жизнь в особняке Блэков. То ли дело было в непривычном бытовом комфорте и чувстве собственного достоинства, которое дают старинные стены, то ли в осознании того, какой груз крови и истории он на себе несёт. Рон стал тщательнее следить за своим внешним видом, подстригся, и за обеденным столом теперь вёл себя гораздо деликатнее голодного гоблина. В нём просыпалось то самое «благородство», о котором говорила Андромеда. За этим преображением с тихой радостью и надеждой наблюдали все: и Гермиона с Гарри, и сама Андромеда, и даже величественный портрет хозяина дома в своей золочёной раме. Казалось, Рон Уизли наконец-то нашёл ту точку опоры, с которой начинается настоящая взрослая жизнь.

ИСТОРИЯ СЕМЕЙНОГО ПРОКЛЯТИЯ УИЗЛИ.

В семействе Уизли, хоть и чистокровного со всех сторон на протяжении нескольких столетий, никогда особо не придавали значения таким вещам как наследие, богатство, семейные тайны и прочее, что всегда было и есть у каждой семьи. Род был плодовит. На мужскую силу Уизли действовали только очень сильные противозачаточные зелья, которые редко были по карману крестьянам, поэтому в их семье рождалось много детей. У них не было больших богатств и большой магической силы, многие знания глубинных отраслей магии им были недоступны. В их роду изредка встречались аптекари, зельевары, хорошие воины, учителя, колдомедики — кому удавалось поступить в Хогвартс, но чаще были крестьяне. Чистокровным их род получился как бы сам собой — они никогда не жили за пределами определённого региона. Вышло так, что ни одному из Уизли не приглянулась невеста не из числа волшебников, хотя общения с нечистокровными, с маглорождёнными, со сквибами, маглами и существами типа гоблинов, вейл, оборотней и прочих они никогда не чурались.

Несколько десятков лет назад у семейства Уизли был неплохой дом, в котором жили родные братья Маркус и Меркулус. Когда умерли их родители в 1837 году, дом стал по праву принадлежать старшему сыну, но и у младшего была своя доля.

Меркулус решил разбогатеть и поставил свою долю в родовом поместье на кон в игре с гоблинами. Гоблины, при всей своей отвратительности, являются образчиком чести. Если с ними играть, они не обманывают, тому было множество подтверждений. В случае выигрыша Меркулус получил бы долю поместья назад и ещё денег, чтоб приобрести своё собственное. Но он проиграл. Они с братом владели домом совместно, но когда Меркулус проиграл свою долю, гоблины забрали весь дом в качестве выигрыша, а старшему брату выплатили деньги за его долю. Брату пришлось покинуть родовое поместье и жить в жилье, намного более скромное, чем родное гнездо. Этот дом — та избушка в деревне Оттери-Сент-Кечпоул, из которой со временем возникла Нора. Маркус был в гневе, но спорить с гоблинами не стал, ибо был намного более здравомыслящим, чем младший брат.

У Маркуса была возлюбленная, дело шло к свадьбе. Но из-за этого он был вынужден отложить свадьбу и искать деньги на новый дом или ещё какой-то способ решения проблемы. Когда отец невесты узнал обо всем, он разорвал помолвку — бездомный зять ему был не нужен, Нора уж точно не была тем местом, куда хороший отец отдаст дочь. И старший брат остался без жены. Этого Маркус младшему брату не простил.

Чтобы вернуть брату деньги, дом и невесту, Меркулус попытался повысить свою магическую силу путём поиска Бузинной палочки — ходили слухи, что её очередной владелец находится в Англии. Он нашёл её владельца, вызвал его дуэль, предварительно потренировавшись в боевых искусствах. Было жуткое сражение, в котором он победить не смог, чудо, что вообще остался жив. Но он погубил при этом восемь магловских детей и двух маленьких детей-магов напрочь лишил волшебной силы — дети стали невольными свидетелями дуэли. Ему пришлось скрываться от закона. Маркус, узнав об этом, в порыве гнева набросился на Меркулуса, и тот убил собственного родного старшего брата, не рассчитав силу. О преступлении стало известно в министерстве Магии. Один из сыновей Прюэтт был мракоборцем и погиб при попытке задержать Меркулуса, ведь тот стал значительно сильнее. Отец Прюэттов, глава мракоборцев, пошёл за него мстить, смог ранить Меркулуса и того задержали. Меркулус был заключён в Азкабан и приговорён к поцелую дементора, а сама Магия наложила на него клеймо предателя Рода за братоубийство. Посягательство на кровь собственного рода это не просто убийство, за это кара ложится на весь род. В то же время погибли остальные родственники Уизли — были ещё два младших кузена, не успевшие жениться. И если бы кроме Маркуса и Меркулуса, в роду больше не было мужчин, то на этом всё и закончилось бы, вместе с самим родом Уизли. Но незадолго до всех этих событий Меркулус воспылал страстью к одной миловидной ведьме Полли Чосер, которая быстро забеременела. Пришлось жениться, для этого он и пошёл на всё вышеперечисленное. Чтоб жить получше, ему и пришла эта идея — поставить их дом в игре. В итоге Меркулус лишился родового гнезда, стал Братоубийцей и предателем рода. И глава рода Прюэтт, лишившийся сына, проклял Уизли до седьмого колена. Роду Прюэтт чудом удалось не угаснуть, его возродили через дочь, которую пришлось выдавать замуж за младшего из сыновей МакМилланов и титул передавать внуку. Меркулус Уизли умер в камере незадолго до того, как к нему должны были применить поцелуй дементора. Если бы это случилось, его нерожденный сын погиб бы в утробе матери и она, скорее всего, тоже. Поскольку она являлась дочерью сильной колдуньи, та могла бы мстить за неё. Таким образом, проклятие старшего Прюэтта некоторым образом спасло род Уизли и предотвратило междоусобную войну. Мать Полли выгнала нерадивую дочь из дома за связь без брака, да ещё с тем, кто совершил такое страшное преступление. Бедняжке пришлось идти жить в тот дом, который остался у старшего брата после выкупа гоблинами. Полли, как смогла, улучшила дом магией и проводила ритуалы, снижающие влияние проклятия мужа на ребёнка. В положенный срок (1840 год) родился сын, Арчибальд Уизли. Они жили с матерью вдвоём. В Хогвартсе мальчик не учился, мать сама обучила всему необходимому, как она считала. Когда Арчи вырос, она всегда была против, чтобы он женился. Она не хотела, чтоб её сын знал о преступлениях отца и не хотела, чтобы продолжался род братоубийцы. Когда мать умерла, внезапно, не успев толком ничего не объяснить, он встретил девушку из небогатого магического семейства, не знакомого с историей Уизли, и женился. У них родилось пять сыновей и одна дочь. Но не всем улыбнулось семейное счастье. Только один сын по имени Фред смог дожить до взрослого возраста и жениться. В Хогвартсе Фред учился до пятого курса, так же обучался дома, по редким книжкам, которые удавалось раздобыть. Он прожил в целом неплохую жизнь, по меркам крестьянина. Когда умерла его мать, которая так и не рассказала ему подробности истории его отца и деда, он женился на бедной волшебнице. сироте Нинетт. Избушку Нору они увеличили магией, как смогли. Но волшебных сил едва хватало, чтобы всё держалось еле-еле. У них родилось шесть сыновей и одна дочь. Младшего сына назвали Джоном Септимусом — по преданию, седьмой ребёнок, если ему повезло родиться, мог вывести род из проклятия. Среди всех мальчиков он был самым крепким и здоровым, и единственным, кто завёл семью. Мать довольно рано овдовела, но сумела устроиться в министерство, на скромную должность секретаря отдела по вопросам взаимодействия с магловским миром. Джон Септимус поступил в Хогвартс и приложил все усилия, чтоб закончить его с хорошими оценками. Он хотел устроиться в министерство на более высокую должность и жить получше — взаимодействие с маглами давало широкие возможности для этого. Так как поступил он на Гриффиндор, у него появились связи с теми, кто симпатизирует маглорождённым. За это его многие из высших магических кругов не жаловали.

О преступлении своего предка, принесшего клеймо предателя рода, забыли. Спустя три поколения Уизли уже никто не помнил о тех жутких событиях, а несчастьям в семье придумывали какие угодно объяснения. В их семье не в большом почёте были ритуалы, талисманы и прочая магическая атрибутика — не было ни денег, ни знаний, ни связей. В 1937 году Джон Септимус Уизли женился на Седрелле Блэк.

Несколько дней прошло в напряжённом ожидании. Наконец Рон получил официальный пропуск в Министерство магии и с замирающим сердцем отправился выяснять семейные тайны. Мрачные, торжественные коридоры архива Визенгамота, пропахшие пылью и древними чернилами, произвели на него гнетущее впечатление. Ему выдали папку с протоколами и — что оказалось самым шокирующим — небольшой флакон с перламутровым содержимым. Клерк пояснил, что это воспоминания секретаря, присутствовавшего на суде; особо важные дела запечатлевались таким образом. Рон провёл несколько часов, погрузившись в изучение документов, а затем, преодолевая внутреннее сопротивление, опустил лицо в омут памяти. То, что он увидел, потрясло его до глубины души. Он увидел своего предка, Меркулуса Уизли — такого же рыжего, долговязого и веснушчатого, похожего на него самого, на всех его братьев и отца. Осознание масштабов случившегося и той тени, что легла на род, вызвало у него приступ тошноты и глухого ужаса. Вернувшись домой, он до вечера не выходил из комнаты, пытаясь осмыслить полученную информацию.

Он не мог долго носить это в себе. Собрав волю в кулак, он спустился в гостиную, где его уже ждали Гарри и Гермиона, и поделился открывшейся ему безрадостной правдой. Его голос дрожал, а глаза были полны отчаяния. Выслушав его, друзья сидели в ошеломлённом молчании, потрясённые жестокостью и трагизмом давней семейной драмы.

— Что теперь делать? — с надрывом спросил Рон. — Как с этим жить дальше?

— Теория родомагии говорит, что нужно выяснить обо всех предках, о ком возможно, — ответила Гермиона, её голос прозвучал удивительно спокойно и деловито. — Если есть возможность, посетить их могилы, собрать портреты или колдографии, провести необходимые ритуалы. Даже у маглов, насколько я знаю, есть особые молитвы на такой случай. Наверняка подобное же есть и у магов, просто обязано быть.

— Скорее всего. Я припоминаю, что наша тётушка Мюриэль этим занималась. У неё много фотографий и писем от родственников. Она частенько пеняла маме, что та не чтит память семьи.

— Кстати, живых родственников нужно собрать как можно больше, — заметила Гермиона.

— Да, я скажу маме и папе. — Рон стал более собранным, в мыслях появилась ясность. — В связи с этими событиями мы что-то реже стали общаться с Мюриэль, хотя она всегда рада нам. После свадьбы Билла и Флер тётушку мы так и не видели, диадема Флер так и осталась в Ракушке, её же тогда не смогли передать.

— Вот и будет повод навестить, — сказал Гарри. Он тоже был более чем впечатлён.

— Всё равно, мне пока сложно это всё принять, — с горечью произнёс Рон. — Жил себе беззаботно — ну, не считая наших приключений с Гарри, конечно, и тут на тебе, выползают такие семейные скелеты…

— Рон, ничего не поделаешь, так устроена жизнь, — философски заметил Гарри.

— Да, видимо настала пора прибраться на своём гобелене. Кстати! — оживился Рон. — Я тут подумал. Мы хоть и очень небогаты, но всё-таки довольно старый чистокровный род и входим в список священных 28. Гермиона, ты же знаешь, что это?

— Конечно, знаю, Рон. Так же знаю и то, что по поводу вашей семьи были различные мнения, на предмет того, что вносить вас в этот список или нет. Кое-кто считал, что проклятый род, к тому же симпатизирующий маглам, недостоин быть вписанным в священную книгу. И вообще, сама эта книга — предмет многих споров и дискуссий.

— Интересно…. Надо будет узнать об этом побольше.

— Конечно, теперь многое придётся изучить.

— Как же так вышло, что мои родители не уделяли этому должное внимание? — недоумевал Рон. — Если бы мы знали обо всех этих обрядах и ритуалах, глядишь, и не были бы так бедны. Это же кошмар, такой толпой жить в избушке, которую гоблины подкинули как милостыню моей прапрапрабабушке…

Рон рассказал друзьям о том, что вдова Меркулуса, Полли, мать Арчибальда, родившегося через 5 месяцев после суда и смерти главного виновника, осталась жить в Норе и все последующие поколения Уизли, кому удалось завести семью, жили в ней, периодически расширяя её чарами.

— На этот вопрос могу тебе ответить я, — сказал Гарри. — Мне очень неприятно об этом говорить, да и миссис Уизли я обещал не касаться этой темы. Но пару слов скажу, чтоб внести ясность. Твоим родителям было просто не до этого. Твоя мама постоянно была занята воспитанием кучи детей, а Артур выбивался из сил, чтоб прокормить большую семью. Ну и плюс первая магическая война и орден Феникса… Надеюсь, ты никогда им не скажешь, что услышал это от меня.

— Конечно, ничего я не скажу. Да я и сам понимаю, что в такой семье, как наша, где даже домового эльфа не завести из-за бедности, главная задача была — прокормить всех и не свихнуться от тесноты. То-то папа всегда пропадал на работе, сколько я помню... Наверно, родители просто кайфовали, когда мы все подросли и уехали учиться.

— Наверно.

— Ладно, что теперь об этом рассуждать... — Рон махнул рукой, и гнев его утих, сменившись грустью. — Они и так очень много делали, чтобы мы росли сытыми и довольными. В принципе, если не считать, как меня доставали Фред и Джордж и что на мне была подержанная одежда, наша жизнь в Норе была вполне счастливой. Дома, несмотря на бедность, всегда было тепло и уютно.

— Вот видишь. Твои родители, Рон, дали вам главное — любовь и семейный уют. Не каждая семья может этим похвастаться, — сказала Гермиона. — Мне вот в детстве было очень одиноко, пока я не попала в Хогвартс и не подружилась с вами. В магловской школе я была белой вороной. Мама и папа, конечно, меня любили и давали мне самое лучшее, но они очень много работали и я часто до позднего вечера оставалась одна. Лучшими друзьями стали книги…

— А обо мне и вовсе говорить нечего, — горько усмехнулся Гарри. — Ты сам знаешь, как я жил у Дурслей.

— Да уж, братец, — Рон с сочувствием хлопнул его по плечу. — Вот кому действительно не повезло с семьёй, так это тебе.

— Ну вот видишь, — заключил Гарри. — Главное, что теперь мы знаем правду. И наша задача — решить эту проблему.

— Да, — твёрдо сказал Рон. — Гермиона, ты уже представляешь, как это делать?

— В общих чертах, да, прочитала в книгах. Нужен специальный, сложный обряд очищения рода. В нём должны участвовать все живые члены семьи, по возможности.

— То есть, нужно рассказать родителям, братьям, Джинни, тётушке Мюриэль и… дяде-сквибу, — перечислил Рон. — Кажется, других Уизли не осталось.

— Да, — подтвердила Гермиона.

— Тогда я покажу им копии материалов дела, которые мне удалось снять. Рассказчик из меня, честно говоря, неважный. Кстати, я вот что хотел сказать и сбился.

— Что?

— Я хочу сделать гобелен семьи Уизли. Потом, со временем. Какая бы история у нас ни была, это моя семья, мой род, мои предки. Я хочу, чтобы память о них не исчезла. Я уже понял, что в магическом мире это очень важно. Жаль, раньше меня это не волновало, да и мою семью, похоже, тоже.

— Это прекрасная мысль, Рон! — воскликнула Гермиона, её глаза загорелись. — Конечно, это нужно сделать! Только как?

— Насколько я успел понять из того, что узнал о своих предках, — сказал Гарри, — мои дед и прадед как раз были теми самыми мастерами, которые создавали эти гобелены. Тот, что висит в гостиной, — волшебная копия оригинала из ритуального зала Блэков, и сделали её как раз мой дед Чарльз и прадед Генри. Они были артефакторами. Так что со временем мы сможем этим заняться. Наверняка найдутся те, кто их помнит. Я скоро встречусь с бабушкой Невилла, она обещала кое-что рассказать мне о них.

— О-о, круто! А ты нам ничего не говорил!

— Да пока и говорить-то особо нечего, — пожал плечами Гарри. — Я, собственно, и сам знаю не больше этого. Хотел рассказать, когда сам всё как следует выясню.

— Значит, потом, когда разберёмся с моими делами, займёмся и твоими, — решил Рон.

— Да, я обязательно этим займусь, — твёрдо пообещал Гарри. — Мне не нравится быть без роду, без племени. Хорош герой войны, который не знает своих корней...

— Странно, что тебе никто не рассказал о твоих предках, Гарри, — покачала головой Гермиона. — Ведь артефакторы — это весьма уважаемая и редкая профессия. Наверняка были люди, которые знали твоего деда, бабушку, других родственников. Дамблдор-то уж точно их знал, ему же было далеко за сто. И твой отец был в Ордене ещё до пророчества Трелони, там не могли не знать, из какой он семьи.

— Вот именно, — мрачно согласился Гарри. — Мне очень интересно, как так вышло, что я, их прямой потомок, абсолютно ничего о них не знаю. Я даже не знаю, где их дом, где они похоронены. Вернее, на гобелене Блэков указано, что их поместье было в Корнуолле. Но я узнал об этом лишь несколько дней назад.

— В Корнуолле живут Билл и Флер, — заметил Рон.

— Да, знаю, я уже говорил с Биллом на эту тему. Он обещал свозить меня туда, когда будет посвободнее. Но, видимо, это случится не скоро, а пока есть дела и поважнее.

Ну что ж, теперь у Рона появилось что рассказать портрету Ликоруса. Рон сам прошёл к нему и поведал всё, что узнал. Ликорус похвалил его за первые шаги в этом сложном деле и обещал помочь, когда дело дойдёт до поиска волшебника, который будет проводить главный ритуал. Кроме того, его услуги будут стоить немалых денег. Рон решил, что раз на него легла основная задача, он и будет их искать. Самый простой вариант это сделать — работать в магазинчике Джорджа. После окончания войны общество начало оживать и спрос на товары для веселья возрос. Рон знал, что Джорджу одному тяжело справляться, предложил свою помощь в работе. Джордж с радостью согласился взять его к себе помощником. Ли Джордан, его друг, вынужден был покинуть Британию по делам своей семьи и пока возвращаться не собирался. А бизнес нужно было налаживать и развивать.

Вот так Рон и нашёл ещё толику своего места в мире. Целыми днями он трудился в магазинчике в Косом переулке, отдыхая всего один день в неделю, в понедельник. И однажды Джордж ему сказал, что тот прекрасно справляется. Рон был счастлив. Он рассказал брату о том, что ему удалось выяснить в архиве министерства. Джордж был более чем впечатлён и сказал, что примет во всех этих делах горячее участие.

Гарри же в один из таких дней решил не дожидаться Билла, так как тот был страшно занят и вообще куда-то уехал из Британии, а сам решил исследовать Корнуолл. Он не знал ничего об этом месте, кроме того, что там был коттедж «Ракушка» и могила Добби, но решил начать поиски. Рон работал в магазине. Гермиона погрузилась в изучение фамильной блэковской библиотеки, которая выжимала из неё очень много сил — ведь она не была членом семьи. Хоть яростного сопротивления не было — и то хорошо.

Несколько дней Гарри путешествовал, останавливался в гостиницах, слушал разговоры людей. И вскоре ему улыбнулась удача. Он нашёл старинное поместье. Он понял, что маглы не могут его видеть, да и не каждый волшебник тоже. Но он, урождённый Поттер, увидел дом сразу. Двухэтажный особнячок в викторианском стиле, значительно скромнее, чем блэковский, конечно, но очень милый, похож на некоторые дома, которые были на площади Гриммо. Вокруг дома был забор и прекрасный небольшой сад. Гарри простым заклинанием отпер калитку и вошёл внутрь. Старинный сад выглядел хоть и величественно, но сиротливо и жутко запущенно. Ведь, насколько Гарри знал, его дедушка и бабушка скончались 20 лет назад, ещё до того, как Джеймс закончил Хогвартс и женился.

Дом тоже выглядел пустым и заброшенным, прямо как особняк на Гриммо, когда Гарри и Кикимер вернулись туда несколько недель назад. Видимо, и этот дом пришёл в запустение из-за отсутствия хозяев. Интересно, а у нас в доме были эльфы? Ведь Поттеры были неплохо обеспечены. Гарри, погуляв по саду, так и не решился пока зайти внутрь дома — слишком уж пусто и жутко тот выглядел. Конечно, надо будет привести его в порядок. Но судя по всему, на это уйдёт немало времени и средств. Можно будет попросить Тогзи и Кикимера, но пока они вдвоём были постоянно заняты Гриммо-хаусом. Сюда нужно будет отдельных эльфов. Гарри понимал, что их уже просто так не попросишь у МакГонагалл. А купить их в министерской общине ему не пока не позволяли средства — опять всё упиралось в проблему с гоблинами. Да и тут не просто уборка нужна, а полноценный ремонт. Да, здесь придётся хорошенько потратиться, а это пока недоступно. Что ж, подождём. Жить ему есть где, так что это не острая проблема. Главное, что теперь он знает, где его родовое гнездо и со временем вернёт его к жизни.

Вернулся он домой на Гриммо под вечер. Все собрались за ужином и каждый поделился тем, как провёл день. Рон очень был доволен, что дела в магазинчике набирают оборот и скоро он получит первое жалование. Гермиона прочитала ещё одну книгу по истории магии и ритуалах и принялась изучать историю рода Блэк со времени основания рода. Ну а рассказ Гарри о доме Поттеров был, конечно, самым интересным. Андромеда тоже выглядела хорошо, было видно, что она начинает быть довольной жизнью. Тедди с каждым днём подрастал и все его обожали, а наличие прекрасной няньки Никси делало её материнство более чем комфортным.

Вот примерно так и проходили их дни. Все обитатели Гриммо-хауса отдыхали от пережитых событий войны и наслаждались мирной жизнью, которой, в сущности, никогда не знали. Все радовались. Пока не наступило 9 июля...

Накануне вечером все обитатели разошлись по своим комнатам и заснули. Но ночью им поспать не удалось. Тедди Ремус-Люпин проснулся в третьем часу ночи и принялся вопить так, что было слышно на весь дом. Трое друзей бросились в комнату Андромеды. Она была жутко встревожена, держала внука на руках, а тот корчился от крика. Никси металась рядом, подавая то бутылочку с едой, то игрушки, но малыш не успокаивался.

— Я не знаю, что с ним! — почти рыдала Андромеда. — Я уже больше часа не могу его успокоить!

— Он заболел? — с тревогой спросил Гарри.

— Не знаю! Вечером я сама укладывала его, с ним было всё в порядке! — голос её дрожал.

Гермиона подошла к окну и отдернула занавеску. Лунный свет залил комнату. На её лицо легла тревожная тень.

— Кажется, я поняла, в чём дело, — тихо произнесла она. — Сегодня полнолуние. А Тедди ведь…

Андромеда с ужасом посмотрела на неё.

— Не может быть…

— Боюсь, что может.

— Что же нам делать? — в отчаянии воскликнула Андромеда. — Я не могу его успокоить! У него будто что-то болит!

— А как было в прошлый раз? — спросил Рон. — Ведь он уже пережил как минимум два полнолуния.

— В прошлый раз мы были в больничном крыле Хогвартса, — вспомнила Андромеда. — Он тоже кричал, и мадам Помфри дала ему какое-то зелье. Она-то лучше других знала, кто отец Тедди… А самый первый раз, когда он только родился, он был ещё с Дорой, в Мунго. Дора тяжело перенесла роды, и их держали там дольше обычного.

— О да, мадам Помфри знала об этом одной из первых в Хогвартсе, — сказал Гарри, — ещё с тех пор, как Ремус начал там учиться.

— Так давайте снова обратимся к ней! — предложил Рон.

— Не получится, — с горечью произнесла Андромеда. — У нас нет доступа в Хогвартс. Вы больше не ученики, а я там не работаю. Камины для нас закрыты, особенно на каникулах. А сова будет лететь слишком долго.

В этот момент лицо Гермионы озарилось догадкой.

— Кажется, я знаю, кто нам поможет! — воскликнула она. — Гарри, пойдём со мной!

Она бросилась бегом по коридору. Гарри догнал её.

— Ты хочешь попросить помощи у Ликоруса?

— Нет, на этот раз не у него, а у нашего старого знакомого. Финеаса Найджелуса, бывшего директора. Его портрет есть в Хогвартсе! Пусть он свяжется с МакГонагалл, а та позовёт Помфри!

— О, гениально!

Гарри и Гермиона пошли к портрету Финеаса вместе, а Рон остался с Андромедой. Он привязался к маленькому Тедди, чаще других брал его на руки и Тедди это тоже нравилось. Во всяком случае, на руках у Рона он немного притих. А может, просто устал вопить и ему требовалась передышка.

Гарри и Гермиона разбудили портрет Финеаса, который висел в коридоре, и как смогли, объяснили ему причину беспокойства. Конечно же, он не обрадовался, но когда понял, что от него требуется связаться с МакГонагалл и передать просьбу о помощи малышу, немедленно исчез с портрета. Через несколько минут он вернулся и сказал, что вскоре прибудет помощь, и чтобы Гарри открыл камин в гостиной для мадам Помфри. Вдруг Гермиона вспомнила, что хотела поговорить с Ликорусом. Время было, и как раз его требовалось занять. Гарри открыл ей дверь в кабинет Лорда и постучал палочкой по раме портрета, а сам пошёл в гостиную.

Ликорус уже не спал и поинтересовался, что происходит — Финеас Найджелус успел разворчаться, что его разбудили среди ночи. Ему рассказали, что требуется помощь для малыша, и что они обратились к Финеасу как к единственному члену семьи Блэк, портрет которого имеется в Хогвартсе. Ликорус похвалил Гермиону за находчивость и поинтересовался, как продвигается её работа по изучению библиотеки.

— Сэр Ликорус, библиотека вашей семьи просто потрясающая, но у меня есть вопросы по гобелену. Я несколько раз рассматривала его и изучала информацию о членах вашей большой семьи. И кое-что не дает мне покоя.

— Я вас слушаю, мисс Грейнджер.

— Скажите, все ли Блэки, кто достиг преклонного возраста, умерли? Или кто-то из старшего поколения ещё жив?

— Я не совсем понимаю, что вы имеете ввиду под старшим поколением. Вас интересует кто-то конкретно?

— Кто такая Кассиопея Блэк?

— Это одна из моих правнучек через Финеаса Найджелуса, дочь моего внука Сигнуса и его жены Виолетты Булстроуд, родная сестра бабушки Гарри, а так же Кастора, Поллукса и Мариуса. Она родилась, насколько я помню, в 1912 году. Насколько я знаю, она не выходила замуж и детей у неё нет. То есть, она так и осталась Блэк.

— Вы уверены, что она умерла?

— Что? О чем вы говорите, мисс?

— Дело в том, что я прочитала почти обо всех, кто указан на гобелене, начиная с 19 века. И не у всех там указана дата смерти. Точно помню, что указана ваша, ваших родителей и братьев, ваших детей и некоторых внуков и правнуков. А вот у Кассиопеи и ещё некоторых Блэков младше неё даты смерти нет. И информации о ней очень мало — из того, что есть, непонятно, жива она или нет.

— Дело в том, что гобелен хоть и волшебный артефакт, но не всесильный и всезнающий. Гобелен улавливает общий магический фон члена семьи, так как каждого новорождённого в семье приносят в ритуальный зал и глава рода лично обращается к магии с просьбой о принятии в семью. Но все подробные сведения, которые на нём указываются, вносятся туда волшебниками, хранителями рода. И как я уже успел понять, к своему большому сожалению, не все из них правильно понимали свои задачи.

— То есть, вы хотите сказать, если на гобелене нет даты смерти, то этот человек необязательно жив?

— Может быть и так. В любом случае, это большое упущение в делах рода. И так быть не должно. Если глава рода не знает, что с его родственниками, кто жив, кто мёртв и где похоронен, он недобросовестно выполняет свои обязанности. А это очень плохо. Последним настоящим лордом Блэк был Орион, с его магией было что-то не так, он едва тянул дела живых членов семьи. Видимо, жизнь с Вальбургой кого хочет обессилит…

— Но ведь может быть так, что кто-то, кто не отмечен как умерший, всё ещё жив?

— Конечно, может. Разумеется, гобелен чувствует энергию жизни того, кто на нём изображён. Даже не смотря на то, что некоторые перестали быть частью рода. Это я говорю о тех, кто был исключён. Вы уже знаете, что это значит?

— Да, знаю, я читала про это. Тот, кто нарушает правила, исключается из рода через специальный обряд. Мера крайняя, но необходимая для защиты остальных членов семьи. У отсечённого исчезает портрет и остаются сведения только до момента исключения. А как гобелен реагирует на умерших?

— Его портрет и подпись меняют цвет. Если вы внимательно смотрели, вы могли это заметить. Портреты давно умерших выглядят выцветшими, а подписи блекнут красками.

— Я не обратила внимание... Но кажется, у меня теперь появились ещё вопросы.

— Я слушаю.

— Сначала я хочу посмотреть на гобелен снова, учитывая то, что вы только что сказали. Я потом обязательно поделюсь с вами своими наблюдениями.

— Хорошо, буду ждать.

Тут перед Гермионой с хлопком возник Гарри вместе с Тогзи.

— Гермиона! Мадам Помфри уже здесь, в гостиной!

Гермиона наскоро попрощалась с портретом, схватила протянутую руку эльфа и исчезла. Гарри замешкался и не успел сделать то же самое, поэтому остался в кабинете. Он уже повернулся к двери, чтобы уйти, но его остановил голос Ликоруса.

— Да, Гарри, определённо, вы были правы насчёт этой девушки. Она — настоящее сокровище.

— Я рад, сэр Ликорус, что она вам понравилась, — улыбнулся Гарри. — А теперь мне пора. Надо помочь Тедди.

— Конечно. Всего доброго. Расскажете потом, как всё прошло.

— Непременно, сэр.

Мадам Помфри осмотрела младенца и, к сожалению, признала догадку Гермионы. На Тедди сказывалось то, что его отец был оборотнем. Она ещё в прошлый раз это поняла, но не стала говорить Андромеде, тогда та ещё была слаба. Счастье ещё, что ребёнок родился не в полнолуние, поэтому и терзания малыша были не такими жуткими как могли быть. Поппи дала малышу зелье, и через несколько минут ему стало значительно легче, он уснул. Андромеда поблагодарила мадам Помфри и та пошла вниз. Гарри и Рон проводили её до камина.

— Огромное вам спасибо, мадам Помфри, — сказал Гарри. — Скажите… это то, о чём мы все подумали?

— К сожалению, да, — с грустью подтвердила она. — Это не полноценная ликантропия, как у Ремуса, но, боюсь, ребёнок будет страдать каждое полнолуние.

— А что можно сделать, чтобы облегчить его участь?

— Я принесла с собой то самое зелье, которое давала ему в прошлый раз. Но, к несчастью, это был последний запас. Сразу после битвы мы с профессором Слагхорном готовили противоядия для всех, пострадавших от укусов оборотней. Его было очень мало, и чудо, что осталась хоть какая-то часть для малыша. Приготовить новое я не смогу.

— Но почему? Вы же знаток лекарственных зелий.

— Тогда мы с профессором Слагхорном воспользовались записями, которые нашли в кабинете профессора Снейпа. Мы сварили зелье по его рецепту, из тех ингредиентов, что остались в его лаборатории. Я помнила, что Северус когда-то готовил антиликантропное зелье для профессора Люпина. Когда в больничное крыло стали поступать раненые оборотными, я сразу об этом вспомнила, и мы с Горацием сделали, что смогли. Но повторить этот подвиг, боюсь, не удастся. Мало того, что рецепт невероятно сложен, так для него требуются крайне редкие и дорогие компоненты, которых у меня нет и я не знаю, где их достать. Этим всегда занимался Северус, у него были свои, порой весьма сомнительные источники… Более того, профессор Слагхорн позже говорил, что заходил в кабинет Снейпа снова, хотел изучить его записи и запасы. Но всё исчезло. Тетрадей с рецептами нет, как и многих других его вещей. Никто не знает, куда они делись.

— Это ужасно, — прошептал Гарри. — Ведь полнолуние бывает каждый месяц…

— Думаю, вам стоит обратиться в госпиталь Св. Мунго, — посоветовала мадам Помфри. — Там работают разные специалисты, возможно, кто-то из них сможет помочь или, по крайней мере, предложить альтернативу.

— Спасибо за совет, мадам Помфри. И ещё раз огромное спасибо за помощь.

— Что ты, Гарри, это моя работа. Жаль, что это всё, чем я могу помочь. А теперь мне нужно возвращаться в Хогвартс.

— Передайте, пожалуйста, наш привет профессору МакГонагалл.

— Обязательно передам. До свидания.

— Всего доброго.

После того как мадам Помфри дала маленькому Тедди антиликантропное зелье, он успокоился и уснул. На следующий день он был вялый, много спал и плохо ел, но в целом, ничего больше не напоминало о жуткой ночи полнолуния. Гермиона сказала Андромеде, что у мадам Помфри это был последний запас зелья, а сварить новое она не сможет, и даже Гораций Слагхорн тоже вряд ли справится, ведь это была разработка Снейпа. А придумать новый рецепт — это хоть и возможно, но очень долго.

— Придётся обращаться в Мунго, — сказал Гарри. — Может, там могут помочь. Ведь Тедди же не первый, кто….

— Разумеется, не первый, — раздражённо ответила Андромеда. — Но я бы не хотела этого делать, во всяком случае, открыто. Во-первых, из-за происхождения Тедди. Хоть война и кончилась, но к таким как его отец всегда относились неважно, вы знаете. Во-вторых...

— Да, знаем. И будем с этим бороться, — горячо ответил Гарри, — Ремус и Дора мне очень дороги и я не позволю их сыну страдать. Тедди ни в чём не виноват.

— Во-вторых я сама работала в Мунго и не все меня там любили и уважали.

— Почему? — изумились друзья.

— Когда я ещё училась в Хогвартсе, я хотела стать целителем. Моя семья не была в восторге от этой идеи, ведь семейство Блэк традиционно считалось тёмным и целительством никогда не занималось, — с горечью усмехнулась Андромеда. — Но тем не менее, мне удалось отстоять своё решение. Я готовилась к этому с младших курсов, очень старалась в учёбе. Меня хвалили все преподаватели, особенно профессор Слагхорн, он же и обещал мне протекцию ни много ни мало — в Сорбонне, это лучшая академия колдомедицины в Европе. Со временем отец с этим смирился и дал добро. И как оказалось, у французских Розье, родни моей матери, есть связи в Сорбонне, мне обещали поддержку. На пятом курсе мы познакомились с Тедом, он уже подрабатывал в Мунго и после Хогвартса собирался стать колдомедиком. Слагхорн, видя нашу дружбу, обещал помочь и ему, и сдержал слово. Все знали о моём высоком происхождении и ожидали, что я буду целителем или зельеваром как минимум под стать Теду, мы ведь учились с ним вместе и многие помнили мои успехи у Слагхорна. Но жизнь внесла свои коррективы... Как вы знаете, незадолго до выпуска меня изгнали из семьи за неправильный брак, и после этого я утратила большую часть магических способностей. О учёбе в Сорбонне и карьере колдомедика пришлось забыть навсегда. И большинство из тех, кто работал в Мунго и знал меня, разочаровались и можно сказать, отвернулись. Кроме, конечно, Теда. Он выучился, стал работать. У нас родилась дочь. После рождения Нимфадоры я долго приходила в себя, а потом всё-таки решила работать хотя бы помощником целителя. Моих талантов едва хватало на … в общем, я там не самая знаменитая персона, чтобы мне помогали бесплатно. А с деньгами у нас туго.

— Но надо же что-то делать, — воскликнула Гермиона, — через месяц же всё повторится.

— Вы думаете, я этого не понимаю? — с болью в голосе ответила Андромеда, — я сама очень хочу, чтобы Тедди не мучился каждый месяц, к тому же, кто знает, что будет, когда он подрастёт…

— Значит, надо думать об этом уже сейчас, — сказал Рон. — А что, если опять обратиться за помощью к старому лорду?

— А как он может помочь?

— Он же жил сто лет назад и у него наверняка осталась куча связей. Может, и в Мунго есть, или среди других колдомедиков или зельеваров? Насколько я понял, связи это всё.

— Про зельеваров можно узнать у Слагхорна, — подумав, сказала Андромеда. — Когда-то он отметил меня как лучшую на курсе по зельям и пригласил в свой клуб, вы наверняка знаете, что это.

— Да, конечно, мы знаем про его клуб любимчиков, — сказал Гарри, — он и меня в него затащил, как же пройти мимо Избранного... Мне не очень это понравилось тогда, но пришлось согласиться. Ведь он здорово помог в победе над Реддлом. Он отдал воспоминания о прошлом, которых не хватало Дамблдору. Я вам рассказывал.

— Я его видела, когда была в Хогвартсе, он говорил про тебя, Гарри, — вспомнила Андромеда. — Сказал, что не ошибся в тебе.

— Ну так чем не повод потревожить его? — воодушевилась Гермиона. — Попросим МакГонагалл через портрет Финеаса, пусть передаст ему. Пока не начались занятия, у неё наверняка найдётся время, и у него тоже.

— Хорошо, попросим. Но и лорду Ликорусу тоже скажем. Мне кажется, его связи пообширнее, — сказал Рон. — Вы знаете, когда я побывал в архиве, мне оказали почтение, как его потомку. Там помнят Арктуруса Блэка, моего прадеда. Он там проработал почти полвека, а в тот отдел попал через своего деда. Про него, то есть, про Ликоруса там хорошо отзываются по сей день. Говорят, очень хороший был человек, много полезного для общества сделал, несмотря на то что был дико высокородный. Думаю, у него найдутся связи в медицине, и не только в Мунго. И вы знаете, мне кажется, хоть он давно умер и всего лишь портрет, ему нравится участвовать в делах и приносить пользу. А уж если мы сами подаём дельные идеи, он приходит в восторг. После того как я говорил с ним после архива, он намного лучше стал ко мне относиться.

— Хорошо, давайте его спросим, — ответила Андромеда. — Я уже решилась рассказать предку о происхождении Тедди. Будь что будет, но я должна сделать всё для своего внука. Надеюсь, он не выставит нас за дверь.

— Подождите, — сказала Гермиона. — Я обещала Ликорусу, что кое-что проверю на гобелене. Давайте я сначала это сделаю, а потом все вместе навестим его портрет.

— Хорошо, давайте так, — согласились друзья. — Время ещё есть.

Гермиона с помощью Кикимера (он не выразил восторга, что в святая святых семейства войдёт маглокровая, но возразить не мог) переместилась в ритуальный зал, внимательно исследовала гобелен и в скором времени вернулась обратно. Она была бледная и уставшая, сильнее, чем обычно бывало после возвращения из зала. Но кроме этого, на её лице было очень озадаченное выражение. Она увидела на гобелене такое, что повергло её в шок. Друзьям она сказала, что когда отдохнёт, они вместе пойдут к Сигнусу и там Гарри и Рон всё услышат.

— Чего же она там такого увидела? — недоумённо спросил Рон. — Давно я не видел её такой озадаченной.

— Даже не представляю, — ответил Гарри. — Но это же Гермиона. Она всегда смотрит на вещи не так, как другие и видит то, чего не видим мы. А уж сколько всего она знает…

— О да, что верно то верно. Слушай, Гарри, мне показалось, или она стала немного другой, как мы перебрались сюда?

— Не знаю, Гермиона как Гермиона. А что не так?

— Да вроде всё так. Просто что-то изменилось. Я её раньше такой не видел.

— Какой такой?

— Не могу толком объяснить. Когда у нас с ней был недолгий роман, она была не такой. Как будто нервничала постоянно и что-то её тревожило. И знаешь, у нас с ней так ни до чего и не дошло…

— О, Рон, — смущённо ответил Гарри, — прости, но это не то, что я бы хотел знать. Это ваши дела.

— Да ладно, дело прошлое. Просто вдруг вспомнилось. Прости, друг, что я затронул эту тему, но раз уж мирная жизнь налаживается, я не могу не думать о том, что мне уже 18, а я всё ещё девственник. И ладно бы, если бы никто не обращал на меня внимание, но у меня ведь была девушка! И какая!

— Ну что ж поделать. Раз с Гермионой не получилось, получится с другой, — утешил друг. — А что касается того, чтобы стать мужчиной… Если тебя это успокоит, у меня тоже ни до чего такого не дошло.

— Да ладно? — изумился Рон. — А Джинни?

— Нет, Рон, клянусь тебе, с Джинни у нас ничего не было.

— А я не сомневался, что у вас всё уже случилось. Даже досадно было, что младшая сестрёнка познала сам знаешь что раньше чем я. Даже Фред и Джордж надо мной смеялись.

— Мы были близки к этому, но вечно что-то мешало.

— Во, и у нас так же. Как только оставались с Герми наедине, как тут же начиналось. То кто-то войдёт, то что-то случится, то не те дни... Один раз, казалось бы, всё уже должно состояться, Гермиона даже приняла нужное зелье. Как вдруг у меня резко заболел живот и в самом низу скрутило, как будто в тиски попал. Я чуть не заревел от боли. Гермиона жутко перепугалась. Хорошо, у мамы нашлись обезболивающие капли и быстро помогли. Потом, на следующее утро я сделал ей предложение, а она отказалась. Дальше, как ты знаешь, мы расстались.

— Странно… ты говоришь, всё уже было на мази и тут у тебя скрутило живот?

— Да. А что?

— Дело в том, что у нас с Джинни было так же. Помнишь, перед свадьбой Билла, в день моего рождения, ты еще застал нас, когда мы целовались в гостиной.

— Помню.

— В тот вечер, когда все уже легли спать, она позвала меня к себе в комнату, но уже не для поцелуя, а для…

— Я понял, Гарри, не продолжай, это всё-таки моя сестрёнка.

— В общем, у неё были твёрдые намерения, сам понимаешь, какие, я не смог перед ней устоять и понеслось… и тут у неё тоже сильно заболел живот. Я тоже перепугался. Все уже спали, кроме Флер, она тоже принесла Джинни какие-то капли, и помогло. Но больше мы, конечно, уже ничего не делали, даже не пытались. А на следующий день нам пришлось покинуть дом.

— Странное совпадение, ты не находишь?

— Не знаю. Вряд ли это магия бережёт от греха. Ведь сейчас очень многие занимаются сексом до свадьбы.

— Да уж, что правда то правда. Уж поверь, я это знаю. Наслушался разговоров старшекурсников, аж уши краснели... Первый раз я хотел попробовать с Лавандой, но она не подавала виду, что хочет лишиться девственности. Всё-таки чистокровная, воспитание, все дела.

— Так, подожди. У вас с Джинни были одинаковые симптомы, в одинаковой ситуации. А вы родные брат и сестра.

— Да, и что?

— Вы потомки Седреллы. А её изгнали из рода за что?

— За то, что она согрешила до свадьбы. Может, в этом дело?

— Может, в этом. Может, она как-то наколдовала, что её потомкам до свадьбы нельзя или что-то в этом роде… эта родомагия, чего в ней только не встречается...

— Очень даже может быть. Я слышал, что некоторые семьи, особенно чистокровные, могут ставить надзор на детей, на девочек уж точно. Блин… Вот уж не хотелось бы, чтоб это самое случилось только после свадьбы… Кстати, я ещё узнал вот что про семейство Уизли. Мама и папа общались с Мюриэль и Дариусом, оказывается, они довольно много знают о наших предках.

— И что там такого?

— Оказывается, Уизли, наряду с многими семьями волшебников — дальние потомки Годрика Гриффиндора. Он никогда не был женат и официальных потомков, носящих его фамилию, не было века с 13-го. Но в своё время, ещё до основания Хогвартса, он был весьма невоздержан в плане женщин, как волшебниц, так и магловских. Ходили слухи, что многие женщины, которые не могли иметь детей от мужей, рожали от него и потомство получалось крепким и плодовитым. Многие ветви потом соединились и образовали несколько волшебных родов, сохранившихся до наших дней. Самый первый Уизли родился в 16 веке в Шотландии, ещё до принятия Статута о Секретности. И с той поры у Уизли всегда рождалось много детей. В основном, мальчики, рыжие. Девочек же было намного меньше. После той жуткой истории с проклятием Джинни всего лишь третья урождённая Уизли. А тётушка Мюриэль — дочь Мэрил Уизли, внучки Меркулуса, того самого, кто заварил всю эту кашу.

— Так у тебя, получается, очень много родственников? Раз Уизли такие плодовитые.

— В том-то всё и дело, что нет, совсем немного. До свадьбы и рождения детей доживали только один-двое из рода, вот как мой папа и дед Септимус. Остальные либо погибали в детстве и юности, либо оставались бездетными. У тётушки Мюриэль детей нет, хоть она и выходила замуж. Только самые младшие продолжали род, как мой прадед, дед и отец.

— Думаешь, это проявление проклятия?

— Думаю, да. В проклятом роду первенцы часто погибают или не дают потомства.

— Так Билл же, старший, уже женат. И скоро у него будет ребёнок, сам же говорил.

— Вот именно. И что-то в этом всём мне не по душе…. Не могу понять, что.

— Ты не рад, что станешь дядюшкой?

— Да почему не рад, рад, конечно. Дети — это всегда хорошо. Если, конечно, они здоровы и не сквибы. А учитывая то, что я узнал…

— Ты думаешь, что у дочери Билла могут быть проблемы?

— Есть такое. Ликорус ведь велел разобраться к тому времени, как она родится.

— Надо сказать Биллу об этом. Он ведь вообще пока ничего не знает.

— Надо. Он уехал во Францию, по делам банка ещё до того, как я сходил в архив. Как вернётся, надо будет с ним поговорить.

— Да. Уже много вопросов накопилось, которые надо с ним обсудить. Мои дела пока ещё терпят, а вот то, что связано с его будущей дочерью, надо решить как можно скорее.

— Да. Тогда я напишу ему. Будет весьма сложно объяснить, что к чему, но я сделаю.

— Помочь тебе?

— Нет. Это дело семейное, я должен сам.

Рон долго корпел над письмом и в конце концов у него получилось. Подробностей он, естественно, писать не стал. Просто вкратце сообщил, что это дело очень важное и касается семьи Уизли и Билла в частности, и чем скорее его они обсудят, тем будет лучше. Рон отправил письмо в Нору совой. Сам он пока не хотел туда возвращаться. Он очень уставал за день в магазине и не горел желанием обсуждать с родителями свою работу. Джордж им достаточно всё рассказывает — думал Рон. А я только-только начал жить по-человечески. Навещу родителей как-нибудь потом, скоро всё равно придётся.

Сейчас ещё большая тема для разговоров в семье — это те сведения, которые он узнал в архиве. Он понимал, что родителям очень тяжело это всё далось. Вот и пусть они сначала обдумают это сами и расскажут Перси. А потом всем вместе нужно будет собраться и приступить к обсуждению деталей по ритуалу и всему остальному. Билл, поскольку был всё это время во Франции, ничего не знал. Ему планировали всё рассказать по приезду. Предполагалось, что это будет через несколько дней.

Рон отправил письмо в Нору, в котором указал, что всё это очень важно и весьма срочно, чтобы Билл навестил его как только прочитает, пусть переместится камином на Гриммо. И так вышло, что старший брат Рона навестил его буквально на следующее утро, как раз перед завтраком.

* * *

Утро 11 июля* * *

— Господин Рональд, к вам пришёл гость, — пропищал Тогзи, появившись в комнате Рона. Тот уже проснулся и одевался. — Ваш гость рыжий и похож на вас. Он ждёт в гостиной.

— Спасибо, Тогзи. Это мой брат Билл. Странно, что он так быстро...

Через минуту братья пожали друг другу руки. Рон отметил, что Билл выглядит не очень здоровым, исхудал, и шрамы на лице видны сильнее обычного.

— Билл, не ожидал тебя так скоро. Ты вроде ещё должен быть во Франции по работе. Что-то случилось?

— Да, Рон, случилось, но об этом после. Что у тебя? Ты писал, это срочно.

— Ты виделся с родителями?

— Да, я вчера поздно вечером вернулся из Франции и успел перемолвиться словом с мамой. Она мне сказала, что ты занялся проблемой проклятия нашего рода. Что ты ходил в архив министерства и там узнал о прошлых делах нашего предка.

— Всё верно, так и было. Подробностей они тебе не рассказали?

— Нет, сказали, что всё написано в копии документов, которые ты сделал в архиве.

— Конечно, я тебе их покажу.

Рон сходил к себе в комнату, взял папку с бумагами, отдал их Биллу.

— Учти, там очень тяжёлая информация.

— Рон, если ты помнишь, я взломщик проклятий. И что порой лежит в их основе, я отлично знаю.

— Извини, брат. Просто там такая история… Мне до сих пор не по себе.

— Ладно. Что написано, то и написано. Это же давнее прошлое, его уже не изменишь. Остаётся только принять.

— Да, всё именно так и предстоит. А позволь спросить, почему ты вернулся раньше времени?

— Мне прислали сообщение, что Флер попала в Мунго. Вроде ничего страшного, но я использовал это как предлог. Мне очень тяжело на работе, давно я так не уставал. Гоблины отпустили меня на пару дней, повидать супругу.

— Что случилось? — подала голос Гермиона. Она шла на кухню, но услышала голоса в гостиной и решила посмотреть. — Здравствуй, Билл.

— Здравствуй, Гермиона. Пока не знаю. Я вчера пытался туда попасть, но меня не пустили. Сказали, что Флер спит, а дежурный колдомедик занят и со мной поговорить не может. Но вроде серьёзной опасности нет.

— Наверное, если что-то серьёзное с ней или ребёнком, то тебе бы сказали сразу.

— Вот именно. Мне сказали прийти на следующее утро, вот я как раз собираюсь туда. Сказали приходить не раньше чем после завтрака. Пока время есть, решил заглянуть к вам.

— Ну, это ещё через час. Может, тогда позавтракаешь с нами?

— Можно и так.

— Что такое с Флер? — спросил Рон, — Я видел же её недавно, с ней всё было хорошо.

— Думаю, что проблема с беременностью небольшая, просто Флер запаниковала и обратилась в Мунго. Это уже не в первый раз. Так, Рон, давай рассказывай, что у тебя.

— Сначала прочитай, что в бумагах.

Билл на несколько минут погрузился в чтение, Рон и Гермиона ненадолго оставили его. Когда он дочитал, его лицо было бледное как мел.

Как раз пока он читал, в гостиную пришёл Гарри.

— Ну что, братец, ты на это скажешь?

— Вот, значит, как было дело… — растерянно проговорил Билл. — Я подозревал, что в нашей семье не всё хорошо. Мне и гоблины говорили, что на мне печать семейного проклятия, но видно, что с ним когда-то работали. И я всю жизнь ношу амулет, который мне оставила бабушка. Гоблины сказали, что правильно делаю, чтоб никогда с ним не расставался. Они даже добавили свою защиту.

— Значит, мы с тобой, а так же братья и Джинни — это шестое поколение от Меркулуса, — сказал Рон.

— Получается так. Ты уже знаешь, что будет с седьмым?

— Знаю, Гермиона рассказала.

— Да, Билл. — подала голос Гермиона. — Мне поручили изучить теоретическую сторону вопроса. Седьмое поколение либо освободится от груза проклятий, либо станет последним в роду.

— Понятно. И теперь я понимаю, что с Флер… надеюсь, всё обойдется, раз уж ты, Рон, приступил к этому делу.

— А что с ней?

— Дело в том, что Флер уже не первый раз пытается выносить ребёнка.

— Да?? — у Рона и Гермионы чуть глаза на лоб не вылезли от удивления.

— Да. Это уже третья наша попытка попытка стать родителями, — обречённо произнёс Билл. — И теперь я понял, в чём дело. Мой ребёнок будет первым в седьмом поколении. А оно либо…

— Вот именно…. — прошептал Рон. — неужели мы опоздали?

— Не думаю, — сказала Гермиона.

— Что ты имеешь ввиду, Герми?

— Ваш будущий ребёнок — девочка, ведь так?

— Да, мать Флер так сказала, — ответил Билл. — В ней кровь вейлы, они такие вещи чувствуют очень рано.

— А первые два раза — там был кто?

— Первые раз не знаю. Мы тогда жили в Норе и не выезжали из Британии, вообще из дома носа не высовывали. Сразу после свадьбы её родителям пришлось вернуться домой во Францию, а о беременности Флер узнала через пару недель. Но ещё через месяц всё закончилось…. Даже родителям не успели сказать. Мы очень расстроились тогда, но Флер сама сказала, что так бывает. Что она и её сестра родились не с первой попытки.

— А вторая?

— Вторая беременность была мальчиком — Флер ездила к родителям, когда узнала, что снова забеременела. И он тоже погиб через несколько недель после того как мы о нём узнали. Это было незадолго до вашего появления в Ракушке, весной этого года.

— А сейчас вы ждёте девочку и срок уже больше? Так?

— Да. Надеюсь, что с этой беременностью будет всё удачно. Поэтому, наверно, Флер и обратилась в Мунго. Ещё позавчера мы с ней общались, и она выражала беспокойство и говорила о том, чтобы оказаться рядом с колдомедиками заранее.

— Ликорус сказал мне, чтобы мы разобрались с проклятием до того, как она родится, — сказал Рон.

— Кто такой Ликорус? — спросил Билл.

— Это наш предок, братишка. Ликорус Блэк, Хранитель этого дома, прадед нашей бабки Седреллы и всех остальных Блэков, через него мы родственники с Гарри. Он, точнее, его портрет, и велел мне разобраться с проклятием. Надо будет тебя с ним познакомить.

— Хорошо, но только после того как я навещу Флер.

— О, а можно мы пойдём с тобой в Мунго? — спросила Гермиона.

— Лучше пока не стоит. Флер сейчас вряд ли нужно столько гостей.

— Мы не к ней, а просто в Мунго, по другому вопросу, — объяснил Гарри.

— Какому, если не секрет?

— Ты же знаешь, что в апреле у Доры и Ремуса родился сын, Тедди?

— Конечно, знаю, — ответил Билл. — Просто я его ещё не видел.

— Дело в том, что теперь Тедди вместе с Андромедой живут здесь, — объяснил Рон. — Недавно было полнолуние и у Тедди была на него выраженная реакция.

— Ах да.. Бедный ребёнок. Видимо, придётся ему всю жизнь мучиться. И что теперь?

— Мадам Помфри ему помогла, но то зелье, которое она дала, к сожалению, закончилось. Через месяц малышу будет нечем помочь. Вот мы и хотим узнать в Мунго, не может ли кто-то из них…

— Думаю, может. Меня ведь тоже ранил оборотень. Хоть он не был в то время обращён, всё равно это отразилось. В полнолуние я не могу спать, у меня жутко болят шрамы, которые я получил от оборотня, и вообще, жизнь не мила. Длится это пару дней, но мне достаточно, чтобы хотеть подохнуть.

— Как ты справляешься? — спросил Рон.

— Пью специальное обезболивающее зелье. Вот, пока был во Франции, пришлось обратиться. Кстати, французские колдомедики помогли мне лучше. Я был у одного целителя, он сам вроде британец, но живёт там. Говорил, что ему приходилось лечить тех, кто пострадал от оборотней. У меня осталось лекарство, оно лучше, чем то, что мне давали в Мунго, побочных эффектов почти нет. Если будет нужно, я поделюсь с Тедди. Если, конечно, детям такое можно.

— О, может, если мы не найдём помощи здесь, ты поможешь связаться с ними? — спросила Гермиона.

— Что ж, неплохая мысль, — сказал Гарри. Он присоединился к разговору. — Я сообщу Андромеде. Но давайте сначала спросим у наших целителей.

После завтрака Рон пошёл на работу, а все остальные переместились камином в Мунго. Билл сразу пошёл искать женское отделение, а Гарри и Гермиона пошли спрашивать о тех, кто может помочь пострадавшим от оборотней. Им велели сесть в холле и ждать. Через несколько минут к ним вышел целитель в жёлто-лимонной мантии.

— Кому здесь нужна помощь?

— Нам, господин целитель. — Гарри поднялся на ноги, посмотрел на колдомедика и от изумления чуть не упал. Дело в том, что он увидел перед собой человека, очень хорошо ему знакомого. Это был его крёстный Сириус Блэк.

Воздух в приёмной госпиталя Святого Мунго был наполнен запахом антисептиков и тихим гулом тревоги. Гарри и Гермиона, нервно переминаясь с ноги на ногу, дождались, когда к ним подошёл высокий, темноволосый целитель с бородкой и добрыми глазами. Но едва Гарри встретился с ним взглядом, его собственные глаза расширились от шока. Он не мог оторвать взгляд от знакомых черт.

Целитель, заметив его пристальный взгляд, с лёгким недоумением спросил:

— Молодой человек, что это вы на меня так уставились? С вами всё в порядке?

— Сириус?? — имя вырвалось у Гарри само собой, полное надежды и смятения.

— Что? Какой Сириус, позвольте, — целитель мягко улыбнулся, и улыбка эта была совсем не такая, как у крёстного. — Я Филипп Блэквуд, специалист-колдомедик.

— Простите, я вас спутал кое с кем, — смущённо пробормотал Гарри, чувствуя, как кровь приливает к его щекам.

— Я так и понял. Так чем я могу вам помочь?

И тут в разговор вступила Гермиона, взяв инициативу в свои руки. Без лишних слов она изложила суть проблемы с Тедди, в то время как Гарри всё не мог оправиться от потрясения и украдкой изучал лицо целителя. Нет, конечно, это не Сириус. Но сходство было поразительным, почти пугающим. Такие же тёмные, чуть грустные глаза, тот же разрез лица, тот же гордый постав головы. Голос только был другим — более мягким, без привычной сириусовской хрипотцы и насмешливых ноток.

— Думаю, я смогу вам помочь, но не быстро, — задумчиво произнёс целитель, когда Гермиона закончила. — Проблемы, связанные с ликантропией, увы, не редкость, но радикально лечить их мы пока не умеем. А ваш случай… он особенный, нетипичный. Я посоветуюсь с коллегами, и мы подумаем. Когда вы сможете показать ребёнка? Пусть родители привезут его сюда.

— У него… у него нет родителей, они погибли, — тихо сказал Гарри, отводя взгляд. — У него осталась только бабушка, а я их дальний родственник. Они сейчас живут у меня в доме.

— Ну что ж, понимаю. Пусть бабушка приведёт его.

— Э-э-э, мистер… — запнулся Гарри.

— Блэквуд.

— Мистер Блэквуд, а можно ли посмотреть ребёнка не здесь, а на дому? Его бабушка… она не очень хочет появляться здесь, в госпитале…

— Ах, да, конечно, — кивнул целитель, и в его глазах мелькнуло понимание. — С такими деликатными проблемами и впрямь лучше провести осмотр в спокойной, домашней обстановке. Тем более, в данный момент, вне полнолуния, прямой опасности для малыша, я полагаю, нет?

— Да, мы думаем, до следующего полнолуния с ним всё будет в порядке, — подтвердила Гермиона.

— Прекрасно. Тогда оставьте мне адрес, я на днях навещу вас.

Гарри дрожащей от волнения рукой написал на клочке пергамента: «Лондон, площадь Гриммо, 12». Он внимательно следил за реакцией целителя, но тот, прочитав адрес, без тени удивления или узнавания сунул бумажку в карман халата. Эта обыденность немного успокоила Гарри, но и одновременно насторожила. Раз он не отреагировал на адрес, значит, к Сириусу он точно не имеет отношения. Но спокойствия это не прибавило. Пока Блэквуд не скрылся из виду, Гарри не сводил с него взгляда.

— Гермиона, что это только что было? — выдохнул он, когда они остались одни.

— Это был целитель, который, будем надеяться, поможет Тедди, — ответила Гермиона, но и в её глазах читалось лёгкое смятение. — И да, он очень похож на Сириуса.

— Вот именно! Как будто его брат-близнец!

— Но у Сириуса не было брата-близнеца. Был Регулус, но он был младше и не так похож… Хотя, погоди… — Гермиона нахмурилась, её брови сошлись в знакомой гримасе глубокой задумчивости. — Нет, это нужно проверить.

— Ты о чём?

— Мне нужно кое-что срочно обсудить с лордом Ликорусом. Но ты прав, сходство просто поразительное. Возможно, это какой-то дальний родственник? В конце девятнадцатого века в семье Блэк было много ветвей. Может, он потомок какой-нибудь дочери, раз фамилия у него другая? На гобелене, как ты знаешь, отражаются только потомки по мужской линии.

— Но тогда он, наверное, знал бы о своём происхождении от Блэков?

— А кто сказал, что он не знает? — многозначительно подняла бровь Гермиона.

— Тогда… тогда надо будет осторожно поинтересоваться, — решил Гарри. — Может, это и не очень вежливо, но, думаю, оно того стоит.

— Согласна. Спросим его, когда он придёт осматривать Тедди. Заодно посмотрим, как он отреагирует на сам особняк.

— Ага, договорились. А теперь куда, домой?

— Давай сначала найдём Билла. Узнаем, как дела у Флёр.

Гарри и Гермиона нашли женское отделение на плане здания и переместились туда. Билл как раз уже повидался с Флер и поговорил с целителем. Его лицо выражало спокойствие.

— Ну, как Флёр? — сразу спросил Гарри.

— С ней всё в порядке, — Билл провёл рукой по лицу. — Как я и предполагал, она решила перестраховаться. Целитель сказал, что она правильно сделала, что обратилась заранее.

— А что? С ребёнком что-то не так? — насторожилась Гермиона.

— Нет, на этот раз явной угрозы нет, — поспешил успокоить их Билл. — Просто она сейчас как раз на том сроке, когда в прошлые разы… ну, ты понимаешь. Её осмотрели, сказали, что пока всё идёт хорошо, но будут наблюдать, прописали укрепляющие зелья. И да, подтвердили, будет девочка.

— Это замечательно, — искренне улыбнулась Гермиона. — Из того, что я узнала, девочки меньше подвержены влиянию родовых проклятий, если они были направлены не на женщину.

— Да, я тоже об этом слышал, — кивнул Билл. — Но расслабляться рано. Впереди ещё пол-беременности.

— Поэтому нам нужно как можно скорее разобраться с вашей семейной историей, — твёрдо сказал Гарри.

— Да, спасибо вам обоим, что помогли Рону во всём этом разобраться, — Билл с благодарностью посмотрел на друзей. — Я, конечно, тоже приму в этом самое активное участие. Ведь это касается моей будущей дочери в первую очередь.

— Как я выяснила, обряд должен проводить не просто маг, а специалист, опытный в вопросах родомагии, — пояснила Гермиона.

— О, ещё бы, — усмехнулся Билл. — Тут нужен настоящий профессионал. Я хоть и тоже ликвидатор проклятий, но моя специализация — древние гробницы и артефакты, а не тонкости родовой магии.

— А связи с такими специалистами у тебя есть?

— Найдутся. Через гоблинов уж точно можно кого-то отыскать. Только вот… — Билл замялся, и его лицо снова стало озабоченным.

— Что? Какие-то проблемы?

— Ну… есть одна. Услуги таких специалистов… очень и очень дороги.

— Да, мы в курсе, — вздохнул Гарри. — Рон как раз поэтому и пошёл работать к Джорджу.

— Эх, ребята… — Билл покачал головой. — Рону придётся работать год, если не больше, чтобы собрать нужную сумму. Нужно как минимум тысячу галеонов, а скорее всего, и все полторы.

— Так дорого? — ахнула Гермиона. — И что же делать?

— Ну, у меня предвидится неплохой заработок, — сказал Билл. — Да и у Перси с Джорджем дела налаживаются, как я понял. Думаю, справимся. Если все скинемся, то нужная сумма наберётся за месяц-два.

— Ты хочешь, чтобы каждый Уизли сделал свой вклад?

— Конечно. Так и должно быть. Проблема-то лежит на всей семье, а не только на Роне и на мне.

— В этом есть логика, — согласилась Гермиона.

— Так, друзья мои, как это ни прискорбно, но мне пора вас покинуть, — Билл взглянул на часы. — Работа ждёт. Так что, извините. Если что, пишите в Нору. Пока Флёр здесь, я поживу с родителями. А то готовить самому неохота, я в этом не мастак.

— Тогда расскажи обо всём остальным, — попросил Гарри. — И, наверное, Чарли тоже нужно написать. Пусть Рон этим займётся.

— Обязательно, — пообещал Билл и, помахав им на прощание, шагнул в камин в главном холле и исчез в зелёном пламени.

Когда они остались одни в холле госпиталя, Гарри повернулся к Гермионе.

— А что ты там хотела проверить у Ликоруса? — спросил он. — Ты говорила, что тебе нужно кое-что уточнить насчёт гобелена.

— О, Гарри, там такое… — глаза Гермионы загорелись азартом исследователя, наткнувшегося на интереснейшую загадку. — В общем, если ты не возражаешь, сначала я поговорю с ним наедине. Проводи меня в кабинет. Одна-то я туда не войду, а Кикимера просить… как-то не хочется его тревожить по пустякам.

— Конечно, как скажешь, — кивнул Гарри. — Идём.

Воздух в кабинете был неподвижным и густым, пахнущим старыми книгами и воском. Солнечный луч, пробивавшийся сквозь высокое стрельчатое окно, освещал пылинки, танцующие в воздухе, словно золотая пыль. Гарри и Гермиона стояли перед величественным портретом, чьи живые, проницательные глаза внимательно их изучали.

— Сэр Ликорус, здравствуйте, — почтительно начала Гермиона.

— Добрый день, молодые люди, — его низкий, бархатный голос наполнил тишину комнаты. — Что стряслось? Вы оба выглядите взволнованными.

— Гермиона хочет поговорить с вами наедине, — пояснил Гарри.

— С удовольствием, — на губах Ликоруса появилась лёгкая, одобрительная улыбка. — Общение с умными людьми, даже в посмертии, великолепное развлечение. Я весь во внимании, мисс Гермиона.

— Тогда я вас оставлю, — сказал Гарри, чувствуя, что его присутствие здесь излишне. — Пойду навещу Андромеду, сообщу ей новость. И Гарри вышел из кабинета.

— Какую новость? — портрет насторожился, его брови поползли вверх.

— Мы нашли целителя в госпитале Св. Мунго, который согласился приехать и посмотреть Тедди на дому, — ответила Гермиона.

— А что случилось? Зачем ребёнку целитель? Разве колдомедик из Хогвартса его не вылечила?

— К сожалению, мадам Помфри больше не сможет помочь малышу, её запасы того особого зелья закончились. Поэтому мы и пошли в Мунго. И нашли там специалиста, который готов взяться за его случай. Вы не против, если он посетит этот дом?

— Конечно, не против, — Ликорус махнул рукой, и его беспокойство, казалось, немного улеглось. — Пусть приходит. Здоровье ребёнка — прежде всего.

— Сэр Ликорус, тут ещё такой момент… — Гермиона замялась, переминаясь с ноги на ногу. — Даже не знаю, как сказать…

— Словами, мисс Грейнджер, — мягко подбодрил её портрет. — У вас это всегда прекрасно получается.

— Этот колдомедик… он внешне очень, до жути, похож на Сириуса Блэка, крёстного Гарри, вашего трижды правнука. И на вас тоже, сэр. И на большинство мужских портретов, которые я видела в этом доме, — выпалила она, следя за реакцией старого лорда.

На лице Ликоруса отразилось живое любопытство.

— Интересно… — протянул он, его взгляд стал острым и изучающим. — Как его зовут?

— Ой, простите, не помню… из головы вылетело, — с досадой призналась Гермиона, хлопнув себя по лбу.

— Ничего страшного, — успокоил её Ликорус. — Спросите у него ещё раз, когда он придёт. Теперь вы и меня заинтриговали. Очень хочется взглянуть на этого двойника.

— Как вы думаете, это может быть какой-то дальний родственник Блэков? — предположила Гермиона.

— Вполне возможно, — задумчиво произнёс Ликорус. — А может, вовсе и не дальний, раз уж такое поразительное сходство. Все мужчины Блэков, состоящие в близком родстве, как две капли воды похожи друг на друга.

— О чём вы, сэр? — не поняла Гермиона.

— Дело в том, — начал Ликорус, устраиваясь поудобнее в своём кресле на картине, словно собираясь рассказать длинную историю, — что один из моих внуков, сын того самого Финеаса Найджелуса, в своё время вышел из нашего рода и основал свой собственный. И он как раз был тесно связан с колдомедициной, насколько я припоминаю.

— И этот целитель может быть потомком того самого рода? — глаза Гермионы расширились от внезапной догадки.

— Вполне может быть. В жизни, моя дорогая, чего только не бывает. Это был один из немногих по-настоящему успешных случаев добровольного выхода из рода Блэк. Ко мне тогда обращались за одобрением, и я его дал. Но, кажется, тот парень впоследствии уехал продолжать обучение во Францию…

— Билл как раз упоминал о каком-то британском, но очень талантливом целителе, который сейчас живёт и работает во Франции! — воскликнула Гермиона.

— Билл? — нахмурился Ликорус. — Это кто ещё такой?

Гермиона тут же, кратко, но ёмко, рассказала ему и о Билле Уизли, и о его жене Флёр, и о её трагичных предыдущих беременностях, и о нынешней, и о своих догадках, связывающих эти несчастья с родовым проклятием.

— Да, с этим определённо нужно торопиться, — лицо Ликоруса стало серьёзным. — Промедление может дорого обойтись.

— Билл сказал, что для обряда нужны немалые деньги, — добавила Гермиона. — Но он обещал заработать, и Рон тоже очень старается, устроился к брату в магазин.

— Прекрасно, — в голосе старого лорда прозвучало одобрение. — Я люблю, когда люди подходят к проблемам по-деловому и предпринимают адекватные, пусть и трудные, шаги для их решения. Таким и помогать — одно удовольствие. Я и сам в своё время немало сделал для своей семьи и для многих других… — он на мгновение задумался, а затем взгляд его снова стал острым. — Но мне кажется, вы, мисс Грейнджер, хотели рассказать мне о чём-то другом, когда вошли сюда.

— Ах да, чуть не забыла! — Гермиона встрепенулась, вспомнив о главной цели своего визита. — Я же хотела спросить вас кое-что, связанное с гобеленом в ритуальном зале. Вы говорили, что гобелен чувствует жизненную силу тех, кто на нём отображён.

— Всё верно. Это его фундаментальное свойство. И что же вы там углядели? — его тон стал настороженным.

— Ваши прапраправнуки, Сириус и Регулус, которые, как мы все знаем, мертвы… они отображаются на гобелене не так, как те, кто умер давно и точно. И леди Кассиопея тоже.

— Что??? — Ликорус откинулся назад, и его обычно невозмутимое лицо исказилось от изумления и неверия. — Повторите!

— Да, сэр Ликорус, — твёрдо подтвердила Гермиона, чувствуя, как учащённо бьётся её сердце. — Я сначала подумала, что мне просто показалось. Но нет. Краски, которыми написаны их портреты и их имена… они ярче, чем у тех, кто умер столетия назад. Не такие сочные, как у живых — Андромеды или Нарциссы. Но они определённо не поблёкшие и не потускневшие, как у давно усопших. Они как бы… в промежуточном состоянии. Вы понимаете, о чём я?

На портрете воцарилась гробовая тишина. Ликорус сидел, уставившись в пространство перед собой, его пальцы сжимали подлокотники кресла.

— Этого не может быть… — наконец прошептал он, и его голос дрогнул. — Как это вообще возможно?

— Не знаю, сэр, — честно призналась Гермиона. — Я совершенно теряюсь в догадках. Поэтому и пришла к вам.

— Так… — Ликорус провёл рукой по лицу, собираясь с мыслями. — Надо подумать… Что именно известно про гибель Сириуса и Регулуса? Расскажите мне всё, что знаете, без утайки.

Гермиона, стараясь говорить чётко, пересказала всё, что знала. Она описала, как Сириус упал в загадочную арку в Зале Пророчеств в Отделе Тайн — его столкнула туда заклятием Беллатриса. А затем, с дрожью в голосе, пересказала историю, услышанную от Кикимера, о том, как Регулус погиб на том самом озере в пещере, где хранился крестраж Воландеморта.

— Арку? В Отделе Тайн? — голос Ликоруса стал резким, почти испуганным. — Вы уверены?

— Да, сэр, — кивнула Гермиона. — Я сама там была. Я всё это видела.

— О, Мерлин всемогущий… — старый лорд закрыл глаза, и его лицо стало маской ужаса и понимания. — Опять эта проклятая арка… Не может этого быть…

— Вы… вы что-то знаете о ней? — робко спросила Гермиона, чувствуя, как по спине пробегают мурашки.

— Не сейчас, мисс Гермиона, — резко оборвал он, открыв глаза. В них бушевала буря из эмоций. — Я расскажу вам, но позже, когда всё как следует обдумаю и соберусь с мыслями. А сейчас… сейчас позовите сюда Кикимера. Я расспрошу его сам, во всех подробностях. А когда буду готов поговорить с вами снова, я сообщу.

— Благодарю вас, сэр Ликорус, — поклонилась Гермиона, понимая, что разговор окончен. — До встречи.

Она поспешно вышла из кабинета, оставив портрет в одиночестве, погружённым в пучину тревожных размышлений, которые, судя по всему, могли перевернуть всё, что они знали о судьбе Сириуса Блэка.

Гарри поджидал Гермиону в гостиной, нервно прохаживаясь перед камином. Огонь отбрасывал на стены тревожные, пляшущие тени. Он уже успел сообщить Андромеде, что вскоре к Тедди придёт целитель, и та, хоть и с опаской, но с облегчением согласилась. Когда дверь наконец отворилась и появилась Гермиона, он тут же бросился к ней.

— Что он сказал? — выпалил Гарри. Его глаза горели лихорадочным блеском.

— Кто? — на мгновение растерялась Гермиона, её мысли всё ещё были там, в кабинете со старым портретом.

— Ликорус! Ты же только что от него! — нетерпение в голосе Гарри заставило её вздрогнуть.

— А, да… — Гермиона глубоко вздохнула, пытаясь собраться с мыслями. — Гарри, это что-то невероятное…

— Да говори же! — почти крикнул он. — Похоже, невероятное — это то, что в волшебном мире происходит на каждом шагу, неужели ещё не привыкла?

— Всё так, — кивнула она, на её лице застыла смесь волнения и страха. — Но это… это нечто особенное. Даже по нашим меркам. И Гермиона, опустившись в ближайшее кресло, словно подкошенная, рассказала Гарри о своих наблюдениях за гобеленом и о беседе с Ликорусом.

— Так ты полагаешь, что… что они не умерли? — голос Гарри дрогнул, в нём смешались надежда и страх. — Как такое возможно, Гермиона? Мы ведь своими глазами видели, как…

— Как что? — резко перебила она, пристально глядя на него. — Как Сириус отшатнулся и полетел в какую-то загадочную арку?

— Ну да… — неуверенно пробормотал Гарри, отводя взгляд. — Влетел в неё… и исчез. Больше его никто не видел.

— А кто сказал, что эта арка — врата смерти или что-то в этом роде? — её вопрос прозвучал как удар хлыста.

Гарри замер, уставившись на неё с открытым ртом.

— Что??

— Я думаю, — продолжала Гермиона, её слова стали чёткими и размеренными, как на лекции, — что говорить о смерти человека с полной уверенностью можно лишь в двух случаях: если ты видел его бездыханное тело своими глазами, или если его похоронили при множестве свидетелей. Во всех остальных случаях, особенно в нашем мире, всегда могут оставаться сомнения. Собственно, для того и устраивают похороны, чтобы все знали и видели.

— Да что ты такое говоришь, Гермиона… — прошептал Гарри, отступая на шаг. Голова его пошла кругом. — Это невероятно… Мой крёстный… он может быть… жив?

— Гарри, это волшебный мир! — воскликнула она, вскакивая с кресла. — Тут возможно всё что угодно! И смерть тут может быть не такой окончательной, как у маглов! Если, конечно, тебе не отрубили голову или не попали «Авадой» прямо в сердце!

— Ты хочешь сказать… Дары Смерти… — Гарри сам не понял, откуда пришли эти слова. Они вырвались сами, будто подсказанные кем-то свыше.

— Вот именно, Гарри! Дары! — глаза Гермионы вспыхнули. — Хоть я и не верила Ксенофилиусу Лавгуду, когда он о них рассказывал, но потом мы все убедились — они существуют. Мы держали их в руках! В волшебном мире полно вещей, которые не поддаются обычной логике.

— Да… — Гарри кивнул, и воспоминания хлынули на него волной. — Я говорил тебе. Я держал каждый из них. Они помогли мне выжить и победить Воландеморта. Они настоящие.

— Ну так почему же мы не можем усомниться в смерти, особенно если никто не видел тела? — страстно продолжала она. — Никто! Кстати, Ликорус сказал, что в обязанности главы рода входит знание обстоятельств жизни и смерти каждого члена семьи. И никаких записей о смерти Сириуса или Регулуса на гобелене нет! Только даты рождения. Сириуса даже не отлучали по правилам, его портрет на оригинале гобелена на месте, как и у Андромеды. Похоже, Вальбурга была не в себе или просто не знала, что делает. Ликорус отзывался о ней с нескрываемым презрением.

— Вот как… — прошептал Гарри. — И это натолкнуло тебя на мысль?

— И это, и ещё кое-что, — кивнула Гермиона. — Портреты и подписи Сириуса, Регулуса и той леди Кассиопеи… они выглядят не так, как у тех, кто умер сто лет назад. Но и не так, как у живых. Они… в промежуточном состоянии. Не живы и не мертвы.

— Ясно… — Гарри провёл рукой по лицу, пытаясь осмыслить услышанное. — Обалдеть, конечно… Кто бы мог подумать… Но это… это же потрясающе! Мы должны всё выяснить! Если есть хоть малейший шанс, что мой крёстный жив, мы обязаны всё проверить!

— Да, обязательно! — с жаром согласилась Гермиона. — Кикимер сейчас рассказывает Ликорусу все детали о том, как пропал Регулус. А нам нужно узнать всё об этой арке. Осталось только понять, как нам снова проникнуть в Отдел Тайн.

— Думаю, с этим проблем не будет, — решительно сказал Гарри. — Новый министр магии — наш старый знакомый. Уверен, он не откажет.

Не теряя ни секунды, Гарри поднялся в свою комнату. Сердце его бешено колотилось, в висках стучала кровь. Он понимал, что количество его просьб к Кингсли начинает превышать все разумные пределы, но сейчас он был не в силах удержаться. Мысль о том, что Сириус мог быть жив, жгла его изнутри. Тем более что Сириус и Кингсли были друзьями по Ордену Феникса… А вдруг это правда? Ведь Гермиона права — никто не видел его тела. Что это была за арка? Та комната, где она стояла, была пустынной и мрачной, совсем не похожей на лабораторию или место для исследований. Другие залы Отдела Тайн выглядели куда более «научно». Арка… Гарри прикрыл глаза, пытаясь воскресить в памяти её образ. Высокая, древняя, завораживающая, покрытая странными символами… От неё исходило какое-то странное притяжение, зов. Может, это была не ловушка, а… портал? И из него можно вернуться? От одной этой мысли дыхание перехватило. Ему страстно хотелось поскорее всё узнать.

Схватив перо и пергамент, Гарри принялся писать письмо Кингсли. Он понимал, что у министра много дел, и не надеялся на быстрый ответ, но должен был попробовать.

И тут его осенила ещё одна мысль. Регулус. Гермиона сказала, он тоже не отмечен как умерший. Что там рассказывал Кикимер? Как Регулус привёл его на тот остров, подменил крестраж, велел эльфу возвращаться домой, а сам остался… Кикимер говорил, что инферналы утащили его под воду. Но что, если он выбрался? Что, если ему удалось спастись, а вернуться он не мог, боясь мести Воландеморта? А этот целитель из Мунго… его поразительное сходство с Сириусом. Прямо как брат-близнец. Может, это и есть он? Спасся, сменил имя и всё это время жил своей жизнью? Эту версию нужно было проверить в первую очередь. Что-то здесь было не так. Обмануть Воландеморта и его пожирателей было сложно, но возможно. А вот обмануть древний магический артефакт, вроде родового гобелена… вряд ли. И Гарри поклялся сам себе, что не успокоится, пока не докопается до истины.

Он поднял глаза и с удивлением обнаружил, что за окном уже сгустились сумерки. «Надо же, — подумал он, — как время летит». Впервые за многие дни в его жизни появилась не просто новая цель, а настоящая, жгучая надежда. Даже проклятие Уизли отошло на второй план. Гарри на мгновение устыдился этой мысли, но тут же отогнал упрёк. Это была проблема Рона и его семьи. Максимум, что он мог сделать, это поддержать друга. Главное — семья Уизли теперь в курсе и готова действовать. Осталось найти специалиста и собрать деньги. К началу учебного года в школе авроров всё должно было быть решено. Хоть одно важное дело будет сделано. А там, глядишь, и все остальные начнут разрешаться.

С этими ясными, обнадёживающими мыслями Гарри почувствовал необычный покой. Привычная вечерняя усталость накатила на него, но на этот раз она была приятной. Он лёг в кровать, мысленно перебирая события прошедшего дня, и вдруг с непреложной уверенностью почувствовал — всё получится. Все тайны будут раскрыты. Всё будет хорошо. И с этой светлой, твёрдой надеждой в сердце он погрузился в глубокий, спокойный сон.

Прошло несколько дней. Никаких новостей не появилось. Рон каждый день с утра до вечера пропадал в магазине и возвращался поздно вечером практически без сил. Гермиона по-прежнему изучала труды библиотеки и иногда выходила с Андромедой и Тедди в город, в его магическую и магловскую части. Андромеда с Гермионой неплохо сдружились, несмотря на разницу в возрасте. Хоть Гермиона была даже младше дочери самой Андромеды, но почему-то обе женщины чувствовали себя равными друг другу и эим было легко в общении. Гарри иногда сопровождал их на прогулки. Ему самому очень нравилось гулять по магическим частям Британии и узнавать новое о волшебном мире. Гермиона много рассказывала о том, что она читала в библиотеке Блэков, пока это было достатутные времена.

Портрет Ликоруса, получивший сведения от Кикимера, надолго замолчал, видимо, что-то обдумывал или проверял. Гарри не давало покоя то, что он услышал от Гермионы насчёт Сириуса. Но единственная возможность что-то выяснить — это было попасть в отдел тайн и там разузнать, что представляет из себя арка. Ответа от Кингсли пока не было. Рон, который всё узнал от друзей, сомневался, что им дадут разрешение на посещение отдела тайн. И подал старую мысль попросить помощи у лорда Ликоруса. Тот ведь был в своё время влиятельным человеком в министерстве и у него было кресло в Визенгамоте. И вообще, Рону старый лорд виделся как великая сила, способная решить многие проблемы. Рон прекрасно осознавал свою слабость как волшебник и своей великой удачей считал то, что рядом с ним всегда находились более сильные люди, чем он. Точно так же думала его мать, причём с раннего детства, когда она поняла, что магия младшего сына самая слабая в семье. В семилетнем возрасте, когда у Рона случился первый значимый выброс магии, родители оплатили услуги специалиста и тот провёл ритуал, который защищал самого младшего и самого магически слабого члена семьи. Так магия и выполняла свою защитную функцию — Рон смог найти более сильных по магии друзей.

Гарри понравилась мысль снова прибегнуть к помощи Ликоруса, но он не хотел беспокоить портрет старого лорда. У того сейчас было чем заняться. Гарри как-то зашёл в кабинет, чтобы попросить Финеаса Найджелуса передать весть МакГонагалл, ведь та обещала встречу с портретом Дамблдора — ведь директор тоже много знал и мог помочь. Но пока директор была занята. А может, Дамблдор не изъявлял желания общаться. Гарри уже толком не понимал, чего он хочет от Дамблдора, но чувствовал, что он очень многое мог бы рассказать Гарри и пролить свет на многие вопросы.

Пока Гарри ждал Финеаса, он обратил внимание, что портрет Сигнуса опять пустует. Видимо, выясняет, что можно сделать, — подумал Гарри. — Будем надеяться, скоро услышим новости. Эх, как было бы здорово, если окажется, что Сириуса можно вернуть…. Но справедливо решил, что пока не стоит обнадёживаться, чтобы в случае чего не разочароваться.

* * *

В четверг 15 июля Гарри получил письмо от бабушки Невилла — леди Лонгботтом написала, что ожидает его у себя в доме. Гарри сетью летучего пороха переместился в дом, где жил его однокурсник Невилл. Он вышел из камина, очистив голову от сажи, и увидел перед собой небольшую гостиную, намного скромнее, чем на Гриммо, но не менее уютную. Домовой эльф Лонгботтомов проводила его к креслу и пропищала, что хозяйка сейчас спустится.

— Добрый день, мистер Гарольд Джеймс Поттер, — услышал через несколько минут Гарри. — Наконец-то мы встретились с вами.

— Добрый день, миссис Лонгботтом, — поприветствовал Гарри пожилую леди. — Рад встрече с вами.

— Можно просто Августа.

— Хорошо, тогда я тоже просто Гарри. Мне так привычнее.

— Конечно. Ликки, — обратилась хозяйка к домовику, — принеси нам с молодым господином чаю со смородиновым вареньем и пирожные. Ну, рассказывайте, Гарри, что привело вас ко мне.

Гарри рассказал Августе о том, что он узнал о себе за последний месяц. Про то, что он часть семьи Блэк через бабушку Дорею, что унаследовал дом, что портрет старого лорда ему помогает, что он узнал про то, что его дед и прадед были артефакторами и работали в мастерской Блэков. И про то, что он нашёл дом Поттеров, правда, в страшно запущенном состоянии.

— Очень интересно, правда, Гарри? — сказала Августа, когда он закончил. — Наконец-то у вас появилось время всё это разузнать. Я знала ваших бабушку и дедушку с давних времён. Чарльз Поттер и его отец Генри были артефакторами в мастерской Блэков, а ваша бабушка Дорея и прабабушка Эми работали в лавке косметических товаров. И снадобье «Простоблеск», изобретённое вашим прапрадедушкой Флимонтом, знакомо каждой английской волшебнице старше 50 лет. Сейчас-то много новых средств, но в своё время это было лучшее. Его не выпускают со времён первой войны, с тех пор как Поттеры продали свой магазин. Сейчас если где-то и встретишь, то старые запасы, которые хранятся у кого-то под стазисом. Дорея рассказывала, что Флимонт Поттер изобрёл это средство, потому что никакие другие не могли помочь справиться с его шевелюрой. И как я вижу, вам тоже это передалось, ваши волосы непослушны.

— Надо же, как интересно.

— Да, мы были знакомы с семьёй Поттеров. Мой сын Фрэнк и Джеймс были троюродными кузенами. В детстве они практически не общались из-за разницы в возрасте, разве что как староста школы и младшекурсник. А вот после Хогвартса Фрэнк получше познакомился с вашим отцом и его друзьями, они ведь учились у моего сына.

— Да? Где же?

— В школе аврората. Мой Фрэнк на 5 лет старше вашего отца. Он закончил школу авроров лучшим в выпуске и остался там преподавать, наряду с основной работой. Время было такое… Нужно было быстро обучать новые кадры и Фрэнку это хорошо удавалось. Так же его ученицей стала Алиса Меллстоун, его будущая жена, мама Невилла. О том, что с ними случилось, ты знаешь…

— Да, знаю, — тихо сказал Гарри. — Это ужасно. Как они сейчас?

— Мы навещали их в прошлом месяце. Всё без изменений. Ни лучше, ни хуже.

— И… нет никакой надежды? — осторожно спросил Гарри.

— Боюсь, что нет... — обречённо сказала Августа. — Если бы им можно было помочь, лучшие целители Мунго сделали бы это уже давно.

— А они всё это время… все эти годы… были только в Мунго? — почему-то переспросил Гарри.

— Да. А почему вы спрашиваете? — в голосе Августы послышалась лёгкая настороженность.

— Да так... И Гарри рассказал о том, что недавно ему пришлось столкнуться с миром колдомедицины и побывать в Мунго. И о том, что Билл говорил, что французские колдомедики помогли ему лучше, чем свои, британские.

— Гарри, это пустые надежды, — покачала головой Августа, и в её глазах мелькнула старая, затаённая боль.

— Может, и не пустые? — мягко настаивал Гарри. — Вы ведь не пробовали.

— Я боюсь, — призналась она, и её твёрдый голос впервые дрогнул. — Боюсь, что станет только хуже. А рисковать я не могу. Я хочу дожить до правнуков.

— Я так не думаю, но тут не могу вам советовать. Но если вдруг измените своё мнение, скажите мне. У Билла есть связи во Франции.

— У многих есть. Даже у нашей семьи когда-то были… — сказала Августа, снова обретая самообладание. — Это маглы всё воевали между собой, а магические страны намного лучше в дипломатическом отношении. Мир всегда лучше ссор, особенно у волшебников. Во всяком случае, после установления Статута в Европе противостояние между магической Англией и Францией ушло в прошлое, а маглы сами себе портили жизнь войнами и конфликтами — без участия волшебников многие их дела пошатнулись. Мой отец изучал историю обоих миров и многое мне рассказывал. Поверьте, у волшебников есть основания не любить маглов и не доверять им.

— Да? Если можно, расскажите немного об этом? И про моих дедушку с бабушкой тоже.

— О, с удовольствием.

И Гарри потерял счёт часам, которые он провёл в гостиной. Он понимал, что семейные истории Августы мало относятся к его собственным делам, а всё, что Августа смогла вспомнить о Поттерах — это то, что они торговали артефактами в том магазинчике, где до этого Флимонт Поттер продавал свой «Простоблеск». Но ему было интересно узнавать о волшебном мире Европы, он слушал и поддерживал разговор.

— А сейчас этот магазинчик существует?

— К сожалению, нет. Насколько мне известно, когда в стране начал хозяйничать Воландеморт со своими помешанными на чистой крови приспешниками, им пришлось быстро продать свой магазин, а сами они предпочли скрыться в своём поместье — тут Дорея вспомнила о семье, в которой выросла и обратилась за помощью к старшим Блэкам. Дорея очень боялась, что пожиратели смерти их найдут и навредят им. Глава семьи Блэк, на тот момент это был отец Сириуса, Орион, помог им защитить дом фирменными чарами Блэков. Мы с мужем пару раз навещали их — дом нас впустил, так как мой муж был потомком Блэк. У меня даже где-то хранится колдофото, где мы с моим мужем и вашими дедушкой и бабушкой пьём чай у них в саду, мы с Эдвином приходили поздравить Дорею с днём рождения, это было незадолго до их смерти. Если отыщу этот снимок, подарю вам.

— Спасибо, леди Августа. — искренне поблагодарил Гарри. — А почему мои бабушки и дедушка опасались сторонников Волда? Они же чистокровные, а Дорея и вовсе из Блэков.

— Частично и поэтому. К Воландеморту переметнулся Сигнус Блэк, а вместе с ним его старшая дочь Беллатриса Лестрейндж со своим мужем и его братом — будь они прокляты во веки веков… да и все остальные Блэки, кроме Сириуса, были на его стороне. Мой муж Эдвин, сын Каллидоры Блэк, быстро понял, как надо действовать и что говорить, поэтому наш бизнес не тронули — у нас теплицы по выращиванию редких магических растений и мы были полезны очень многим сторонникам этого урода. А Дорея никогда не понимала идей о господстве чистокровных. В семье Поттеров иногда брали в жёны маглорождённых волшебниц и она тоже разделяла эти взгляды, несмотря на своё высокородное происхождение. И что самое ужасное, она говорила об этом на публике. Насколько я знаю, кто-то из портретов в их лавке успел предупредить, что пожиратели собираются их за это наказать. Они вовремя подсуетились, продали свой магазин и сберегли свои средства (вот откуда золото, подумал Гарри). А потом почти год не выходили из своего дома, и там же и умерли от драконьей оспы. В Британии в середине 1970-х была эпидемия, многие её не пережили.

— Гмм… даже не знаю, что сказать. Но я рад узнать, что мои бабушка и дедушка не были против моей мамы, потому что она маглорождённая.

— Да, я помню, Дорея как раз и рассказывала об этом, что Джеймсу очень нравится Лили Эванс и что она не возражает, если они поженятся. Алиса с ней общалась, она сама волшебница всего в третьем поколении и из небогатой семьи. Они дружили после того как Лили окончила Хогвартс. Они же вместе ожидали вас с Невиллом, даже наблюдались у одного колдомедика в Мунго. И семья вашего отца, и Фрэнк с Алисой подходили под пророчество, поэтому их укрывали. Вот они и сдружились на этой почве.

— Надо же, как всё тесно связано… Родители Невилла и мои общались. А Невилл никогда об этом не говорил…

— Да он и не знал. Я же вырастила его вместо родителей. Он узнал о том, что они живы, лишь в 9 лет, подслушал однажды разговор. Пришлось ему всё рассказать и показать маму с папой. Он потом от огорчения заболел и у него долго не было вспышек магии. Мы всерьёз опасались, что он станет сквибом.

— А разве сквибами не рождаются? — удивился Гарри.

— Чаще всего рождаются. Но иногда бывает, что магические силы покидают волшебника навсегда из-за проклятия или как откат от магии, или при неправильно проведённом ритуале или обряде. Магия штука очень тонкая, Гарри, и далеко не все тайны изучены. А к сквибам в Британии издавна относятся очень плохо. Многие стыдятся такого, а большинство делают вид, что их вообще не существует. Не в каждой стране к этому вопросу такое… м-м-м… странное отношение. Во Франции или в Америке, например, такого не наблюдается.

— Понятно… Не знал. Впрочем, я, как выяснилось, очень многого не знаю о мире волшебников. Всё как-то недосуг было изучать, то одно, то другое...

— Да, что ни говори, на вашу долю выпали жуткие испытания. Уж не буду перечислять ваши заслуги. Вы, главное, знайте, что моя семья вам страшно благодарна. Судьбе было угодно, что не Невилл, а вы стали эпицентром всей этой страшной истории. Не представляю, что бы было, если бы на роль уничтожителя этого змеиного гада судьба назначила моего внука.

— О, мадам, не говорите так… Вы ведь знаете, что и Невилл внёс очень важный вклад в победу над Во...

— Да что уж, Гарри, это вы меня простите, что я напомнила.

Гарри с грустью подумал, что она права, это не совершенно не те воспоминания, которые были приятны. И решил переменить тему.

— Кстати, как поживает Невилл?

— Неплохо, Гарри, неплохо. Вы знаете, что осенью он вернётся в Хогвартс на 7 курс?

— Нет, не знаю. Я думал, он закончил его. К своему стыду, мы хоть и жили в нашей прежней комнате, пока ремонтировали Хогвартс, но общались очень мало.

— Да. Мы тут с ним подумали и я решила, что его обучение на 7 курсе при Снейпе и Кэрроу было вовсе не таким, каким должно быть. И он вообще половину времени либо пропустил, либо ничего не понимал, потому что эти сво…. Простите, эти отвратительные люди уделяли внимание вовсе не учебным дисциплинам. И даже если бы Невилл каким-то чудом получил диплом, ценность его была бы невелика. Сейчас многие, кто пострадал от этого ужасного режима, уехали доучиваться за границу или нанимают частных учителей, или же, у кого денег немного, изучают магию самостоятельно и будут сдавать экзамены в министерстве. Ну или заново идут в Хогвартс на повторное обучение — Минерва дала всем шанс.

— Ясно. Кстати, Гермиона тоже собирается доучиться, так что они с Невиллом скоро снова встретятся.

— О, замечательная новость. Может, если ей не будет трудно, она и Невиллу будет помогать?

С травологией он справится сам, конечно. Но вот с остальными предметами… Я даже готова ей платить.

— Ну что вы, миссис Лонгботтом, не стоит. Думаю, Гермиона и так поможет Невиллу в учёбе.

— А это правда, что они с мистером Уизли-младшим встречаются?

— Было такое, недолго. Но сейчас они расстались, слава Мерлину, мирно. Мы по-прежнему дружим втроём. Они живут у меня в доме. Разумеется, по отдельности.

— Что ж, хорошо.

— Миссис Лонгботтом, надеюсь, вы не хотите, чтоб Невилл и Гермиона….

— Нет-нет, что вы. Я и не думала о таком. Кроме того, Невилл уже помолвлен.

— Да? Вот это новость! С кем?

— С Ханной Эббот. Она ваша ровесница, с Хаффлпафа. Они вместе с ней помогали Помоне Спраут последний год и чинили теплицы после битвы, так и сдружились. Посколько оба уже совершеннолетние и нравятся друг другу, то решили соединить свои жизни, после того как закончат Хогвартс. Ханна тоже останется доучиваться. Я знакома с её семьёй, они прекрасные люди, несмотря на то, что входят в список священных 28.

— Надо же! Какие интересные новости. Надо будет поздравить Невилла.

— Он хотел вас увидеть, Гарри, но не знал, когда вы сможете прийти к нем. А сегодня они с Ханной как раз уехали к её родным.

— Ну что ж, не последний раз. Передайте ему, что я буду рад увидеть его у себя, на Гриммо, 12. Пусть приходят вместе. И ещё, приглашаю их обоих на свой день рождения, я позже напишу, где состоится праздник.

— Отлично, обязательно передам.

Гарри провёл в гостях у Августы ещё некоторое время, наслаждаясь беседой, а затем раскланялся и вернулся домой. Несмотря на лёгкое напряжение от общения с этой властной и прямой женщиной, напоминавшей ему МакГонагалл, визит оставил приятное впечатление. Вечером, за ужином, он поделился с друзьями и Андромедой услышанными историями, и все вместе они порадовались за Невилла. Ещё один спокойный день подошёл к концу, оставив после себя чувство медленного, но верного движения вперёд.

В пятницу Гарри проснулся от того, что его разбудил Кикимер и сказал, что портрет старого лорда ждёт его в кабинете. После того как Гарри привёл себя в порядок и позавтракал, он отправился общаться с предком.

— Гарри, доброе утро.

— Доброе утро, сэр.

— Я несколько дней собирал информацию. Думаю, это будет для вас важно.

— Я весь внимание, сэр. Это касается Сириуса и Регулуса?

— Да. Правда, нужно будет всё проверить — всё то, что мне удалось узнать.

— Каким образом Сириус ум.. ээээ… исчез в отделе тайн, а Регулус остался на острове мертвецов?

— Точно так. Вот этим вы и займётесь. Аркой из отдела тайн и островом.

— Сэр, я очень хочу выяснить правду, но я не знаю, как подобраться ко всему этому.

— Пропуск в отдел тайн я попробую сделать вам через свои связи. Я некогда сделал для министерства очень многое и там есть мой портрет. Мой старший сын Сириус когда-то недолго работал там, и там же погиб при невыясненных обстоятельствах, его тело не было найдено. Тогдашнему начальнику дорого пришлось заплатить за то, что он не уследил за ним. Некоторые служащие это потомки моих современников, когда я был жив. Я думаю напомнить им о старых долгах. Кроме того, мои предки тоже имели отношение к этому месту. Какие — это вы можете узнать сами. История Канопуса и Антареса Блэков есть в семейной библиотеке, если, конечно, они не засекретили свои записи. Но я читал их когда-то, почище приключенческих романов маглов, которые я тоже в своё время очень уважал. В общем, шансы на то, что вы сможете попасть в отдел тайн, весьма неплохие. Хотя, конечно, это будет не быстро.

— Даже если я туда попаду, что смогу сделать?

— Вы как минимум можете спросить, что из себя представляет эта арка. Больше ста лет назад никто не мог понять, как она работает. Подозреваю, что мой первенец погиб, выясняя это — его всегда манили подобные тайны. Может быть, сейчас уже там есть специалисты, знающие, как она работает. Вы главное, туда попадите, вы и ваши талантливые друзья. А дальше посмотрим и подумаем.

— Хорошо, сэр. А как быть с озером инферналов?

— Тут надо подумать как следует. Видимо, вам придётся отправиться туда и искать следы пребывания моего трижды правнука Регулуса. Я спрашивал Кикимера об этом, он помнит, как побывал там и может вас снова туда перенести. Кикимер сказал, что сам видел, как мертвецы тащили моего потомка в воду и он ничего не мог с этим сделать, ибо Регулус приказал ему возвращаться домой одному.

— Я тоже уже бывал в этом месте, сэр.

И Гарри рассказал Ликорусу о том, как бывал на этом острове вместе с Дамблдором, как тот чуть не погиб после того как выпил зелёное зелье и нашёл там медальон Регулуса с запиской. Так же ему пришлось рассказать и о крестраже Воландеморта. Ликорус был поражён.

— Мда… Регулус, конечно, поступил очень глупо, написав ублюдку послание. Но с другой стороны, именно это и позволило вам с друзьями найти крестраж. Это очень хорошо, что вы знаете это место. Думаю, сейчас вы сможете туда переместиться без такого ужасного риска. Пещера вам не нужна, вам следует только осмотреть дно озера, вдруг Регулус там. Даже если он мёртв, что вполне возможно, его нужно оттуда достать и похоронить в семейном склепе. Возможно, магия гобелена поэтому и показывает их с Сириусом как не живых и не мёртвых, потому что они не упокоены по всем правилам рода, а такое недопустимо.

— А есть шанс, что Регулус спасся?

— Есть, безусловно. Регулус, насколько я знаю, был более талантливым магом, чем его старший брат, Вальбурга с Орионом были им довольны. Он должен был стать наследником и лордом, так как Сириус определённо для этого не годился. Орион спрашивал моего благословения на то, чтобы сделать Регулуса своим наследником и главой рода после себя, учитывая, что Сириус был первенцем и был жив, хоть и изгнан из семьи этой дурой Вальбургой. По свидетельствам портретов, Регулус никогда не ленился в плане получения знаний и много общался с Кассиопеей.

— Да, Сириус мне рассказывал, что он ненавидел свою семью.

— Сириус глупец. Ненавидеть семью, в которой родился и вырос — это как ненавидеть себя самого. Но тут, я думаю, он не виноват. Это всё неправильное воспитание Вальбурги...

— А кто такая Кассиопея Блэк?

— Кассиопея это моя правнучка, старшая сестра твоей бабушки и Поллукса, деда Сириуса с материнской стороны, родная тётка Вальбурги. Очень талантливый исследователь различных отраслей магии. Только о её жизни мне известно немного, к сожалению.

— А что значит неправильное воспитание? Я уже понял, что вы не жаловали матушку Сириуса.

— Конечно, не жаловал. Такую глупицу ещё поискать… Чтобы это понять, нужно знать историю семьи. Думаю, вам стоит послушать.

— Конечно, сэр, я весь внимание.

— Его мать, Вальбурга Блэк, мне никогда не нравилась. Я, разумеется, знаю о ней из свидетельств портретов и потомков. И то, что мне известно, меня очень огорчает как хранителя рода. Вам всё равно придётся изучить историю семьи. Она несколько больше, чем история родителей Сириуса, так что слушайте.

История моих четверых детей трагична. Сыновья Сириус Канопус и Финеас Найджелус, дочери Элладора и Нелла. Я расскажу о каждом подробно.

Сириус, родившийся в 1845 году, погиб в возрасте 18 лет, когда занимался исследованиями в отделе тайн.

Второй мой сын — Финеас Найджелус. Он родился в 1847 году, глава рода Блэк с 1870 года, директор Хогвартса с 1905 года. Он предок всех последующих Блэков. О его внуках я расскажу наиболее подробным образом.

Элладора, моя старшая дочь, в своё время стала женой Эдварда Нотта и матерью единственной дочери, но судьба повернулась так, что Элладора потеряла их обоих и вернулась в семью Блэк в 1912 году.

Младшая, Нелла, связалась с маглом и очень сильно осложнила дела рода. Её именем названо семейное проклятие нашего рода.

Род продолжил Финеас Найджелус. Он долго не мог найти себе невесту. Я приложил массу усилий, чтобы найти ему достойную супругу. Его женой стала Урсула Флинт — прекрасная девушка из нового немецкого рода. Флинты не были знатны и богаты, но в их семье были знатоки семейных проклятий и способов их ликвидации. У них родилось 5 детей: Сириус, Сигнус, Финеас, Бельвина и Арктурус. У каждого из этих 5 детей родились дети. Впервые за всю историю род Блэк стал таким многочисленным и сильным.

Первый сын Финеаса, мой старший внук, Сириус Арманд Блэк, в своё время женился на прекрасной юной волшебнице из древнего рода, Эстер Гамп. Те самые Гампы, которые изучали магию как науку ещё в достатутные времена. У Сириуса и Эстер в 1898 году родилась дочь Ликорис, названная в честь моего отца Ликоруса. Через год семейство пополнилось долгожданным сыном, наследником рода, которого назвали Регулусом Найджелусом. Но в ноябре 1902 года случилась трагедия. В возрасте двух лет у ребёнка случился сильный магический выброс. В этот момент в детской находился его отец, Сириус. Взрывом разнесло комнату и отец с ребёнком погибли. Эстер и маленькая Лики находились в другой комнате, поэтому почти не пострадали. Наследная ветвь старшего сына исчезла в одно мгновение. Эстер осталась вдовой, а Ликорис лишилась отца.

Новым наследником стал мой второй внук Сигнус. Он уже был женат и у него только что родились сыновья-близнецы Кастор и Поллукс (апрель 1902). Но буквально на следующий день после того как Сигнус официально вступил в права наследника главы рода, пришла Эстер и сказала, что ждёт ребёнка — успела забеременеть незадолго до того как её муж и сын погибли. Разумеется, это меняло всю картину наследия — в случае рождения сына права лорда опять бы перешли в старшую ветвь. Так и получилось. Через 8 месяцев (июль 1903) родился здоровый, магически одарённный мальчик, которого назвали Арктурусом. Сигнус воспитывал племянника вместе со своими детьми, его мать Эстер и сестра Ликорис так же жили в этом доме. В 1920 году, когда Арктурусу исполнилось 17, титул вернулся на своё законное место.

Сигнус, конечно, был страшно недоволен. Но он понимал, что ничего нельзя делать с племянником, никакого вреда ему причинять нельзя, даже в мыслях. Наоборот, на него легла обязанность заботиться о племяннике и воспитывать как своего преемника. Разумеется, родные сыновья Сигнуса, Кастор и Поллукс, которые были ровесниками Арктуруса, тоже не были в восторге, особенно Поллукс, хотя в детстве у братьев были нормальные отношения. В 1921 году умерла Виолетта, и через некоторое время Сигнус женился на вдове своего брата Эстер. Этот брак одобрила сама Элладора, она имела деловые контакты с семьёй Гамп.

Если Кастор со временем стал придерживаться либеральных взглядов, то Поллукс таким не был. Он мечтал о величии. Титул лорда уплыл из-под носа и он положил все силы, чтобы возвысить свою семью.

Арктурус вырос, принял титул главы рода и в одном из главных вопросов жизни ему повезло. В Хогвартсе он учился на одном курсе с Мелани МакМиллан, дочери древнего шотландского семейства, чистокровного и входящего в список 28. Мелани училась на Гриффиндоре. Между ними возникли чувства и после окончания учёбы они поженились. Мелани была прекрасной девушкой, красивой, доброй, правильно воспитанной. В их семье веками изучали юриспруденцию, но конечно, это относилось к мужчинам рода. Эти связи очень много полезного принесли делам рода Блэк, а сама Мелани стала прекрасной женой и матерью. У них с Арктурусом родилось двое детей, Лукреция в 1923-ем году и Орион в 1925-ом. Своих детей, а потом и внуков Мелани воспитывала с любовью, которую никогда не дарили своим детям урождённые дочери Блэк.

Мой второй внук Сигнус, пока учился в Хогварсте, дружил с Генвальдом Булстроудом. Булстроуды — чистокровное семейство, ведущее свою магическую родословную с 14 века. В роду Булстроудов были некроманты, они владели тайнами общения с мертвецами. Это не тот дар, о котором вещали на каждом шагу, ведь некромантия относится к очень тёмной магии и после принятия статута была запрещена законом. Ею занимались в отделе тайн. В то время в их семье было трое детей. Старший, Илларион, наследник рода, Виолетта, и младший сын Генвальд, унаследовавший роковой дар. У Сигнуса был дар артефактора. Вместе они изготавливали магические предметы, помогающие общаться с миром мёртвых даже тем, у кого не было дара. Один из таких артефактов попал в мракоборческий отдел и с помощью него иногда удавалось узнать у убитых, кто причастен к их смерти. Этим Булстроуды обеспечили себе место в совете и положение в обществе, и их не трогали за то, что им дарован магией такой дар, всё равно подавлять его не получилось бы. Разумеется, широко об их даре некромантии известно не было.

Виолетта многое знала об исследованиях брата, так же участвовала в изготовлении артефактов. Сигнус после окончания Хогвартса женился на Виолетте. У них родилось 5 здоровых детей-магов — старшие Кастор и Поллукс, они близнецы; Кассиопея, Дорея и Мариус. Когда старшим детям исполнилось 18 лет, Виолетта умерла. В то время в семье Блэк жила вдова моего старшего внука, Сириуса, Эстер Гамп. Через некоторое время Сигнус и Эстер стали жить вместе, и младшие дети выросли, зная, что такое материнская любовь.

Мариус, младший сын Сигнуса, получил роковой дар некромантии, наследие Булстроудов. Виолетта умерла, когда мальчик был ещё мал, а отец почему-то не задумывался о том, что его дети могут получить этот дар. Когда Мариусу было 8 лет, умерла наша дальняя родственница, при весьма странных обстоятельствах. Вся семья Блэк была на похоронах, и маленький Мариус увидел, что тётка пыталась с ним говорить, как будто была живая и что-то от него требовала — как известно, если душа умершего не упокоена по всем правилам, некромант может с ней общаться. Ребёнок не был к такому готов и жутко испугался. Никто вовремя не объяснил ему, что происходит, и мальчик от такого стресса заболел. Вспышки магии, которые наложились на потрясение, привели к тяжёлым последствиям — у Мариуса повредился разум. Мальчика исцелили от обскура, но он стал сквибом. Отец отстранился от ребёнка, ему была непереносима сама мысль о том, что в таком семействе есть сквиб, неважно, по какой причине. Единственные, кто общался с несчастным Мариусом, это братья и сёстры. Старший брат Кастор открыто защищал младшего брата и не позволил изгнать его из дома, как хотела сделать Элладора. Мариус тайно жил в доме, пока ему не исполнилось 11 лет. Настала пора ехать в Хогвартс, но по понятным причинам, этого быть не могло. Его отлучили от рода по всем правилам родомагии, а в обществе разнёсся слух, что мальчик умер, не оправившись от болезни. Его тайно отправили в США, где сквибы жили в особой общине и пользовались поддержкой министерства. Там Мариусу дали другое имя. Он прожил много лет среди маглов. Может, у него есть потомки, только конечно, они уже роду Блэк не принадлежат.

Кастор Блэк, старший сын Сигнуса, первый из близнецов. Его лучший друг по Хогвартсу был полукровкой — редкость на Слизерине, а любимая девушка вовсе из маглорождённых, с Ревенкло. Он понимал, что за подобное общение его могут отлучить от рода. А он вовсе не хотел лишиться части силы, поэтому тщательно скрывал это. У Кастора были своеобразные взгляды на волшебную силу Блэк и чистую кровь, он из-за этого часто конфликтовал с отцом и тётушкой. Кастор хотел избавить семью Блэк от семейного проклятия — что никто, кроме чистокровных и благополучных, не может быть членом семьи, и многие страдают, если не могут связать судьбу с тем, кого любят, из-за магического неравенства. К сожалению, это был не снобизм, а особенности родовой магии Блэк. Наш основатель, самый первый Блэк, сделал так и сколько потомки ни пытались, ничего сделать было нельзя. Несколько раз род был на грани исчезновения, пока кто-то из потомков не понял, что мезальянсы запрещены самой магией и нарушивших этот запрет было необходимо изгонять из рода по правилам родовой магии. Кастор решил, что это можно изменить. Он занялся глубинными исследованиями родовой магии, изучал всевозможные источники из далёкого прошлого. Так он и обнаружил сведения о Дарах Смерти — артефактах братьев Певереллов, которые жили в 11 веке. Он решил, что с их помощью сможет вернуть к жизни основателя рода и переписать некоторые главы истории семьи или хотя бы узнать от него, как можно изменить правила.

Его брат-близнец Поллукс всё знал. Он не разделял такие взгляды, но и не отворачивался от брата. Скажем так, был его критиком и во многом сдерживал, благодаря чему Кастор дожил хотя бы до 27 лет — он погиб на дуэли с владельцем бузинной палочки в 1929 году, не успев жениться и завести детей. Но дары смерти Поллукса тоже привлекали, поэтому братья всегда были вместе. Впоследствии Поллукс неплохо продвинулся в их поиске. Итогом этих поисков стало то, что он явил миру полукровку Реддла, потомка Слизеринов, Гонтов и Кадма Певерелла. Деталей я не знаю, но совершенно точно, что впервые о своём наследии Том Марволо Реддл услышал от Поллукса и в дальнейшем именно поэтому семьи детей Поллукса поддерживали Реддла при приходе к власти. Отсюда и симпатии Вальбурги и Беллатрисы к этому змееголовому ублюдку — в своё время, по свидетельствам многочисленных портретов моих родственников и знакомых, он был красавцем, очень умным и талантливым магом.

Поллукс женился на Ирме Крэбб, дочери подруги Элладоры. Семья Крэббов тоже была помешана на чистой крови и никогда не имела дел с теми, у кого в роду было меньше 7 колен волшебников. В 1925 году у них родилась дочь Вальбурга. Через два года родился сын Альфард. Он родился недоношенным и в детстве много болел. Все силы семьи были устремлены на то, чтобы ребёнок выжил, любые средства шли в ход. Целитель, который больше всего помогал ребёнку, был магловских кровей. Мальчик вырос под его влиянием, может, поэтому он не был ярым поборником чистой крови.

Ещё через три года у Поллукса и Ирмы родился третий ребёнок, которого назвали Сигнус. Он был крепким и здоровым. Его мать умерла, когда он был ещё младенцем. Элладора взяла его и Вальбургу к себе на воспитание, а Альфард остался в семье Арктуруса и Мелани.

Сигнус с детских лет отличался властным характером и мечтал занять пост министра магии, перекроить волшебный мир на свой лад и задвинуть всех маглокровок на место. Под влиянием Элладоры в его душе пышным цветом расцвели идеи, что только чистокровные волшебники достойны лучшего. Как раз это качество и привело к тому, что спустя много лет Реддл поднялся так высоко и держал в страхе всю страну несколько лет.

Вальбурга росла неимоверной гордячкой. После смерти матери дальнейшим её воспитанием занималась Элладора. Особых магических дарований в Вэл не наблюдалось, только внешняя красота и спесь. Она была старшей и постоянно помнила, что на ней лежит честь рода. К сожалению, она не поняла, что значит магия рода Блэк… Вальбурга только и усвоила от тётки, что дикую спесь и манеры. Поэтому лучшие семейства, к которым она бы согласилась войти как невестка, её не жаловали. А тех, кому она нравилась и кто готов был бы жениться, отвергала уже она сама. Её родителей это беспокоило. В конце концов, не найдя лучшего кандидата, в 1947 году они соединили её браком с троюродным кузеном Орионом Орбаном Блэк, из династических соображений. В те времена это было обычным делом, почти во всех аристократических семьях был такой порядок.

У Ориона, наследника старшей ветви, человека спокойного, доброго, умного, правильно воспитанного, в юности была несчастная любовь. Он, слизеринец, влюбился в девушку из Гриффиндора, Эмили МакКиннон. Она была волшебницей лишь во втором поколении, дочь одного из мастеров-портретистов и его жены, маглорождённой волшебницы. Блэки владели артефакторными мастерскими, там он однажды её встретил и влюбился. Конечно, он знал, что ему никогда не позволят на ней жениться, и очень страдал. Когда Ориону исполнилось 22 года, его отец поставил вопрос о браке наследника ребром, и разумеется, не могло быть и речи, чтоб его невестой стала МакКиннон. Орион сказал, что пусть выбирает семья, ведь та, с кем он бы хотел связать свою жизнь, никогда не устроит род Блэк. Как раз в семье Поллукса того же возраста достигла Вальбурга, которой семья тоже не могла найти жениха. И на совете семьи было решено соединить этих двоих брачными узами. Родство уже было достаточно дальнее, в семье были случаи брака троюродных кузенов.

Поэтому в скором времени состоялась свадьба. Любви в этом браке не было, и даже попыток, чтобы она возникла. Эта гордячка так и не поняла, что сама себя лишила многих прелестей жизни, ведь гармония в семье напрямую зависит от женщины. И у них много лет не было детей. Только на 12-ом году супружества в семье родился первенец, Сириус-третий. Это счастья это Вальбурге не принесло. Она чуть не погибла от тяжёлых родов, ослабела магически и долго приходила в себя. Первые несколько месяцев внуком занималась бабушка Мелани, и потом тоже, когда её любимица Меллисента уехала учиться в Хогвартс. У Мелани были своеобразные взгляды на чистоту крови и порядки в семье, но больше всего её занимали вопросы любви и дружбы. Она любила своего внука, и, может, поэтому Сириус после смерти бабушки плохо относился к матери, ведь та была совсем не такая — надменная, холодная, требовательная, местами даже жестокая. Через два года после Сириуса у Вальбурги родился второй сын, Регулус. Арктурус настоял на «запасном» наследнике, как чувствовал. Да и Вальбурга это понимала — что единственный сын это может быть чревато. А в случае чего, права наследия перейдут в ветвь младшего брата. Может быть, она учла свою ошибку, а может, в ней наконец-то проснулись материнские чувства, но к Регулусу она относилась намного теплее. Так же младшему сыну достался покладистый характер, в отличие от Сириуса.

Сириус был бунтарём, он в 16 лет ушёл из дома, не в силах больше терпеть скандалы, устраиваемые матерью на каждом шагу, за что мать выжгла его с гобелена. Слава Мерлину, всего лишь с копии — Вальбурга в силу своей спесивости и недалёкости не изучала глубинные тайны родовой магии и была несведуща в том, что такое настоящее отлучение от рода. Поэтому после её смерти Альфард, Андромеда, и Сириус по-прежнему считаются членами семьи, хотя связи с родом у них ослаблены за долгие годы изоляции. Когда вы изучите некоторые обязанности главы рода, вы их вернёте в род в полной мере, для Альфарда это будет посмертно. Вы должны найти его прах и перезахоронить в фамильной усыпальнице Блэков.

Всё-таки Вальбурга выгнала их из дома — как у жены лорда, у неё были такие права. И пока она была жива, те, кого она выставила, условно считались отлучёнными — не могли пользоваться имуществом и деньгами Блэк, не могли входить в дом и общаться с остальными родственниками. Сириус, кстати, несколько раз встречался с отцом и братом, они к нему относились намного лучше, чем мать, но это было тайной, как будто что-то постыдное.

Так или иначе, Сириус в 16 лет ушёл из дома, а надеждой рода стал Регулус. Под влиянием матери и кузины он стал сторонником Волдеморта и принял черную метку — в то время полукровный ублюдок решил подмять под себя молодёжь (Барти Крауч младший тоже был среди таковых, вдруг вспомнил Гарри). Правда, Регулус довольно быстро осознал свою ошибку и развил бурную деятельность по её исправлению. В результате которой оказался на острове мертвецов и сей поры считался погибшим, пока ваша подруга не сказала мне, что он отображается на гобелене не как умерший.

Орион же, напротив, был не так очарован Воландемортом, никогда не был его сторонником и только то, что он супруг Вальбурги, и то, что у него хватало мозгов не демонстрировать свои взгляды открыто (этому его хорошо научил отец, выросший у дяди) уберегло его от гнева Темного лорда, как он себя называл. Орион многократно усилил защиту этого дома и никто, кто не имел отношения к семье, не мог туда попасть. Блэки стали затворниками. Разумеется, это ещё больше отдалило Ориона и Вальбургу, что не могло не сказаться на детях. Сириус бунтовал, а Регулус всегда был ближе к матери и та испортила бедного юношу своими речами о величии Реддла. Хорошо хоть, что со временем он понял, во что влез и стал искать способ уничтожить этого гада.

— Он думал, что крестраж в медальоне был единственным.

— Да, крайне жаль, что всё так вышло и никто даже не знает, что с моим потомком. Одна надежда на тебя, Гарри, и твоих друзей, что вы всё разузнаете как можно скорее.

Гарри как обычно, потерял дар речи от того, что услышал от предка. Отдел тайн, куда придётся пробраться. Озеро мертвецов и поиски тела Регулуса. Некроманты из Булстроудов… Тут до Гарри дошло, что и в нём есть их кровь, если его бабушка это дочь Виолетты Булстроуд. История о других предках Сириуса ему показалась интересной, но весьма сложной. Он понял, почему Сириус вырос бунтарём. Вот почему он дружил с Джеймсом и всегда шёл поперёк матери. Ах, как хочется, чтобы Сириус оказался жив…

— Так что, мне ждать, пока вы оповестите отдел тайн? Чтобы они меня пустили?

— Да. Мне нужно несколько дней, чтобы связаться с нужными людьми. А вы пока тем временем подумайте, как попасть на озеро мертвецов. У вас нет знакомых некромантов? Может, кто-то из рода Булстроуд? Из всех, кого я знал ранее, только они владели этим даром.

Тут Гарри вспомнил, что Милисента Булстроуд — выходит, она ему какая-то дальняя кузина — училась одновременно с ними на Слизерине. Но как до неё добраться? Ведь Булстроуды тоже были сторонниками Реддла и сейчас скрылись. Тут можно было бы задействовать его связи с Малфоем. Гарри знал, что Драко со своей матерью после суда над Люциусом уехали во Францию к родственникам Нарциссы. Беловолосому волшебнику, ближайшему сподвижнику Реддла, дали 25 лет Азкабана, отобрали родовой замок и все капиталы. Пожизненное не дали, потому что за Малфоев на суде заступился сам Гарри. Если бы был шанс, что Малфой поможет найти Сириуса или Регулуса, он бы наплевал на многолетнюю вражду. В конце концов он сам спас Драко от гибели, когда его дружок Гойл поджёг выручай-комнату адским пламенем. А Драко сунул ему в руку волшебную палочку перед самым последним сражением с Реддлом, которое остановило войну. И его мать сказала Реддлу, что тот мертв, там, на поляне, где Змееголовый пустил аваду в безоружного Гарри. И никто из Малфоев не участвовал в битве в Хогвартсе. Это такие обстоятельства, без которых победа была бы крайне сомнительна. И Гарри понял, что простил Драко и Нарциссу. Он уже на многие вещи смотрел по-другому и понимал, что они действовали не по своей воле, а деваться им было некуда — от Реддла просто так не уйдёшь. А уж когда до него дошло, что они родственники... В общем, если бы сейчас Малфой ему встретился, он бы пожал ему руку. И не думая, пригласил бы в дом предков и попросил бы помощи.

Естественно, все эти новые известия нужно было обсудить с друзьями. Гарри, переварив полученные сведения, рассказал друзьям всё что узнал. Рон ничего толкового не сказал, а Гермиона ответила, что попробует поискать в библиотеке необходимые материалы.

Остаток дня Гарри провёл, гуляя по саду, пытаясь обдумать то, что он услышал от портрета своего предка. История о семейных дрязгах произвела на него большое впечатление. Ему ещё больше захотелось узнать историю Поттеров, чтобы убедиться, что в ней нет места вещам, подобным тому, что он только что услышал. Он чувствовал, что это не так. Что в его семье главными были любовь и уважение. Эта счастливая мысль его согревала и давала надежду, что скоро все вопросы решатся так, как они должны решиться.

Неожиданно, но на следующее утро Гарри услышал толковую идею от Рона. Субботнее утро у Рона было свободно, первый раз за много дней. На воскресенье Джордж и Рон решили устроить грандиозную распродажу в магазине и всю предыдущую неделю работали до позднего вечера.

Рон, насладившись восхитительным завтраком, который с любовью приготовил Тогзи (Кикимер не любил кормить «рыжего осквернителя крови», поэтому эту обязанность с радостью взял на себя младший эльф), пребывал в прекрасном настроении. Сытый, отдохнувший и довольный, он сидел, откинувшись на спинку стула, и вдруг его лицо озарилось догадкой.

— Гарри, кажется, я знаю, кто может нам помочь с этим проклятым островом мертвецов! — выпалил он, его глаза блестели от внезапно нахлынувшего вдохновения.

— Неужели у тебя есть знакомые некроманты? — с лёгкой усмешкой спросил Гарри.

— Нет, некромантов, конечно, нет, — фыркнул Рон. — Но у меня есть старший брат, который работает с гоблинами. И не так давно он работал в Египте ликвидатором проклятий в древних гробницах. Думаю, опыт обезвреживания мертвяков и разной нечисти у него более чем достаточно.

— И что? — Гарри приподнял брови, заинтересовавшись. — Думаешь, он согласится нам помочь?

— Очень даже возможно! — с энтузиазмом сказал Рон. — Билл как-то рассказывал, что когда он работал в Египте, ему не раз приходилось сталкиваться с чарами, связанными с некромантией.

— Круто, — ответил Гарри, и в его глазах вспыхнула надежда. — Ты уже написал ему?

— Нет, сначала я решил посоветоваться с тобой. Что скажешь?

— Идея великолепная, Рон! — воскликнул Гарри. — Правда, с Биллом есть одна проблема. Он же сейчас по уши в работе. Да и Флер ещё не совсем в порядке… Если он не на службе, то с ней. Я уж даже не беспокою его насчёт своих дел в Гринготтсе, совесть не позволяет.

— И об этом я тоже подумал, — многозначительно сказал Рон, и на его лице появилась хитрая улыбка. — Гарри, ты помнишь, что мы натворили в Гринготтсе?

— Ещё бы не помнить, — вздохнул Гарри, с содроганием вспоминая тот день. — Обманом проникли в сейф древнейшего семейства, украли ценный артефакт и угнали дракона.

— Вот именно. Дракон. Значит, гоблинам нужно подарить нового дракона, — заключил Рон, словно это была самая простая вещь на свете.

— И что? — непонимающе спросил Гарри. — У тебя есть где взять живого дракона?

— Ты не поверишь, Гарри, есть идея, — глаза Рона сияли торжеством.

— А… Конечно же, Чарли! — лицо Гарри озарилось. — Точно, он же работает в заповеднике! Надо уговорить его, чтобы его питомник подарил или продал Гринготтсу нового дракона. Ещё одна прекрасная мысль!! Рон, ты сегодня просто гений!

— И вечно этот удивлённый тон… — пробурчал Рон, но было видно, что он доволен. — Да ладно. Я рад, что тебе понравились мои идеи.

— Кстати, как твои дела в магазине? — спохватился Гарри, чувствуя небольшую вину. — Извини, я совсем не интересовался. Столько всего происходит, голова идёт кругом... Может, тебе нужна помощь?

— Нет-нет, Гарри, — уверенно покачал головой Рон. — Я справляюсь. В воскресенье у нас как раз распродажа, мы всю неделю к ней готовились. Думаю, мы неплохо заработаем, и Джордж наконец-то выплатит мне первую зарплату.

— Супер, — улыбнулся Гарри. — Мы обязательно придём тебя поддержать. Не обещаю, что накупим полмагазина, но обязательно что-нибудь возьмём. У вас есть детские игрушки?

— Да, немного есть, — кивнул Рон. — Ты хочешь что-то для Тедди?

— Именно. И Андромеду с собой возьмём, ей, думаю, будет интересно.

— Отлично! — Рон заметно оживился. — Кстати, Гарри, у тебя ведь скоро день рождения.

— Да, точно. Я уж почти забыл об этом. А что?

— Может, устроим по-настоящему веселый праздник? — предложил Рон. — Соберём всех друзей, повеселимся.

— Рон… — Гарри смотрел на друга с теплотой и лёгким удивлением. — Это… неплохая идея. Спасибо, что не забыл.

— Ага, — широко улыбнулся Рон. — А мы с Гермионой тем временем подумаем, что тебе такого особенного подарить.

— Если вы всё это организуете, это и будет лучшим подарком, — сказал Гарри. Лучше не придумаешь. Ладно, тогда я сейчас пойду к себе и составлю по письму каждому из твоих братьев, а ты потом посмотришь, и вместе отправим.

— Ну всё, отличный план на день! — с удовлетворением заключил Рон, вставая из-за стола. — Кстати, а где Гермиона? Чего это она не пришла завтракать?

— Не знаю, — пожал плечами Гарри. — Спит, наверное. Она по ночам много читает.

— А ты откуда знаешь? — лицо Рона мгновенно омрачилось, и благодушное выражение с него словно сдуло.

— Рон, да о чём ты… — вздохнул Гарри, закатив глаза. — Я просто случайно столкнулся с ней поздно вечером возле библиотеки. Я как-то раз спросил, почему она так поздно. Она ответила, что изучает историю рода Блэк. Ей это безумно интересно. Вечером берёт книгу с собой в кровать и читает, пока та не выпадет из рук.

— Да уж, безумный книгочей… — проворчал Рон, но уже без ревности, скорее с беспокойством. — У неё уже давно круги под глазами, я заметил, но не стал говорить. А тебе самому неинтересно почитать про Блэков?

— Если там все истории такие же мрачные и запутанные, как та, что мне вчера рассказывал Ликорус, то не знаю… — Гарри поморщился. — Он сказал, что мне придётся это изучить. От вчерашнего рассказа у меня голова вспухла.

— Что ж… — Рон с сочувствием покачал головой. — Я-то уж точно не осилю все эти хитросплетения родов, семей и прочей аристократической возни. Я ещё от нашей семейной истории не отошёл...

— Кстати, как там дела с этим? — оживился Гарри. — Ты узнал что-то новое?

— Не сказать чтобы сенсационное, но кое-что есть, — Рон снова сел, принимая более серьёзный вид. — Мама говорит, Мюриэль ей рассказала о братьях моего деда и прадеда. Их было много, но представляешь, потомство получалось только у самых младших сыновей. И то, что Джинни — девочка, это тоже большая редкость. После Полли, вдовы Меркулуса, Джинни — всего лишь третья девочка-Уизли, а мужчин штук тридцать.

— А кем вам приходится эта тётушка Мюриэль? — спросил Гарри.

— Она двоюродная кузина моего деда, Джона Септимуса, — объяснил Рон. — Если считать от первого… ну, того самого Меркулуса, то она из четвёртого поколения. Потомков у неё нет, хоть она и была замужем. Мы её единственные живые родственники, муж давно умер.

— И выходит, вы все — её наследники? — поднял бровь Гарри.

— Получается, что так. И она, честно говоря, не очень-то этим довольна, — усмехнулся Рон. — Одни только проделки близнецов в детстве чего стоили. А ещё мы, по её твёрдому убеждению, совершенно не уделяем внимания истории семьи и поминовению предков. Ей очень жаль, что с её смертью вся память о роде Уизли канет в Лету.

— Но если я правильно понял из того, что говорила Гермиона, вам как раз и нужно будет всех этих предков изучить, найти их могилы, разыскать какие-то вещи, сохранить о них память, — напомнил Гарри.

— Да, придётся, — вздохнул Рон. — Мама сказала, что они с Джинни как раз займутся этим, пока не наступила осень и не начались занятия в Хогвартсе. Всё равно денег у них сейчас почти нет, и других глобальных дел тоже. Может, они уже что-то успели узнать, пока я вкалывал в магазине.

— Ясно… — кивнул Гарри. — Ну что ж. Будем ждать.

— Чего ждать-то? — не понял Рон.

— Да кучу всего, — с лёгкой иронией перечислил Гарри, загибая пальцы. — Известий о пропуске в Отдел Тайн. Ответа от твоих братьев, Билла и Чарли. Путешествия на тот самый остров мертвецов. Момента, когда гоблины перестанут на меня злиться, и я смогу, наконец, получить доступ к своему сейфу и попасть в дом своих предков по отцу. Организации и проведения ритуала для избавления от проклятия твоей семьи. Много чего ждать.

— О да, — с горьковатой усмешкой протянул Рон. — Насыщенная программа. Не чета поискам крестражей…

— Что правда, то правда, — согласился Гарри, и на его лице появилось спокойное, почти счастливое выражение. — Но слава Магии, теперь можно не ожидать авады или круциатуса на каждом шагу.

В этот момент в воздухе с хлопком возник Кикимер и склонился в почтительном поклоне.

— Хозяин Гарри, — просипел он, — пришло письмо от целителя из госпиталя Святого Мунго. Он пишет, что готов посетить дом сегодня в полдень, чтобы осмотреть маленького господина Тедди.

Гарри просиял.

— Прекрасно, Кикимер! Ступай, сообщи леди Андромеде, пожалуйста.

— Слушаюсь, хозяин Гарри.

Андромеда пришла в гостиную с Тедди на руках ровно в без пяти минут двенадцать. На её лице читалась смесь надежды и тревоги.

— Скоро прибудет ваш целитель, — сказала она, слегка покачивая на руках завёрнутого в мягкое одеяльце малыша. — Я так волнуюсь… Что он скажет?

— Андромеда, думаю, ты очень удивишься, когда увидишь его, — с загадочной улыбкой сказал Гарри, вспоминая, как у него самого отвисла челюсть при первой встрече с этим колдомедиком. — Рон, и ты тоже.

— Почему? — насторожился Рон. — Что в нём такого особенного?

— Вот, скоро сами всё увидите, — уклончиво ответил Гарри. — Интересно, что вы скажете.

Ровно в полдень камин в гостиной вспыхнул ослепительным зелёным пламенем. Из огня, грациозно отряхиваясь, вышел гость. На этот раз на нём была не жёлтая мантия целителя Мунго, а элегантный тёмно-синий костюм. Он ловким движением палочки стряхнул с себя остатки пепла, снял шляпу и вошёл в гостиную.

Андромеда, увидев его, резко вскрикнула и, побледнев, опустилась на ближайший диван. Тедди в этот момент был как раз на руках у Гарри — он предусмотрительно взял малыша у Андромеды, предчувствуя её бурную реакцию. Сам он, конечно, уже не так остро воспринял появление гостя, но реакция Андромеды превзошла все ожидания. Рон же, уставившись на гостя, просто остолбенел.

— Сириус? — выдохнул он, не веря своим глазам. — Ты… ты жив?

Гость вежливо улыбнулся, и в его тёмных глазах мелькнула лёгкая усталая усмешка, словно он уже не раз сталкивался с подобной реакцией.

— О, господа, — промолвил он мягким, бархатным голосом, который так контрастировал с хрипловатым тембром Сириуса, — я вижу, как и в прошлый раз, меня приняли за кого-то другого.

— Да вы же вылитый мой кузен! — вскричала Андромеда, всё не в силах прийти в себя. — Сириус Орион Блэк, это точно ты!

— Уверяю вас, мадам, вы ошибаетесь, — терпеливо, но твёрдо возразил целитель. — Я никакой не Сириус. Меня зовут Филипп Блэквуд, я колдомедик из больницы Святого Мунго и пришёл по приглашению этого молодого господина осмотреть ребёнка с проблемой полнолуния. — Он изящным жестом указал на Гарри.

— Ох, простите… — Андромеда смущённо провела рукой по лбу. — Но вы… вы до невозможности похожи на моего кузена. Такого сходства нет даже у его родного брата. Вы буквально его копия, только голос другой, да и… вы несколько упитаннее и, пожалуй, моложе. Как вы сказали, ваша фамилия?

— Блэквуд, — повторил он. — Я приехал в Британию около двух лет назад. Я специализируюсь на редких заболеваниях в магической медицине. Меня пригласили поработать в Мунго и поделиться опытом с местными коллегами. Так вы будете показывать мне ребёнка? — Он перевёл взгляд на Тедди, которого Гарри осторожно передал обратно Андромеде.

— Да-да, конечно, — опомнилась она, поднимаясь. — Если вам удобно, мы могли бы пройти в детскую.

— Позвольте, мистер Блэквуд, — не удержался Гарри. — Я всё-таки не могу успокоиться. Таких поразительных сходств просто так не бывает. У вас явно есть корни семьи Блэк.

— Кого? Блэк? — целитель приподнял бровь. — О, конечно, есть. Я их дальний потомок. Если вас это так интересует, мы можем обсудить этот вопрос после осмотра.

— Да, непременно! — воскликнул Гарри. — Я даже заплачу вам за потраченное время, сколько скажете.

— В таком случае, обязательно побеседуем, — кивнул Филипп Блэквуд. — А теперь, если вы позволите, я приступлю к своим обязанностям.

Андромеда с Тедди и колдомедик поднялись в комнату, а Гарри и Рон остались сидеть в гостиной. Вскоре к ним присоединилась Гермиона. Друзья вкратце сообщили ей о госте, и теперь все трое сгорали от нетерпения и любопытства. Спустя почти час Филипп Блэквуд спустился вниз в сопровождении Андромеды. Тедди остался в своей комнате — Никси уже уложила его спать. Выражение лица Андромеды было спокойным, даже просветлённым, что вселяло надежду.

— Ну что же, я свободен и готов вас выслушать, — галантно произнёс целитель. — У меня есть ещё немного времени до начала приёма в госпитале.

— Что с нашим Тедди? — первой спросила Гермиона. — Здравствуйте, мистер. Я Гермиона Грейнджер, мы виделись с вами в больнице.

— Да, я вас прекрасно помню, юная леди, — ответил колдомедик с лёгкой улыбкой. — С маленьким Тедди пока всё обстоит достаточно хорошо. Проблема, безусловно, серьёзная и редкая, но, полагаю, вполне решаемая. Я взял у него образцы крови для анализа в нашей лаборатории. После изучения я смогу подобрать для него оптимальную терапию.

— Это прекрасные новости, мистер… — начала Гермиона.

— Блэквуд, — снова представился он. — Филипп Блэквуд.

— Скажите, мистер Блэквуд, — твёрдо начал Гарри, — вы говорите, что имеете отношение к семье Блэк?

— Безусловно, имею, — кивнул целитель. — Мой прапрадед был Финеас Найджелус Блэк, из Британии. Насколько мне известно, он некогда занимал пост директора Хогвартса, где учились моя прабабушка, Элис Вуд, и мой прадедушка, Финеас Блэк. Они поженились, объединили свои фамилии, и получилась фамилия Блэквуд.

У всех четверых слушателей буквально отвисли челюсти. В гостиной на мгновение воцарилась гробовая тишина.

— Так вы… вы наш родственник? — наконец выдохнула Андромеда. — От того самого Финеаса, которого изгнали из рода?

— Если вы урождённая Блэк, то, по всей видимости, да, — спокойно подтвердил Филипп. — И, кстати сказать, насколько мне известно, никто никого не изгонял.

— Простите, мистер Блэквуд, — решительно сказал Гарри, вставая. — Не могли бы вы пройти с нами в кабинет основателя этого дома? Он на втором этаже.

— Вы хотите показать мне что-то особенное? — предположил целитель. — Наверное, портреты предков? С удовольствием. Я слышал о них в детстве от своего прадеда.

Все пятеро поднялись по лестнице и вошли в сумрачный, величественный кабинет. Гарри постучал палочкой по золочёной раме портрета лорда Ликоруса.

— Сэр Ликорус, здравствуйте. У нас для вас новости.

— Что такое? — оживился портрет. — Гарри, добрый день. О, сколько гостей! Что-то случилось?

— Мы привели к вам ещё одного вашего потомка, — объявил Гарри. — Это Филипп...

— Блэквуд, — с лёгким поклоном представился целитель. — Добрый день, сэр.

Ликорус пристально всмотрелся в него, и его нарисованные глаза расширились от изумления.

— Надо же… — прошептал он. — Поразительное фамильное сходство! Кто вы, молодой человек? Я имею в виду, не сочтите за труд, расскажите мне о вашей семье.

— Без проблем, — ответил Филипп. — Это не великая тайна. Я родился тридцать лет назад во Франции, в семье потомственного колдомедика Рэймонда Блэквуда. Он — сын Найджелуса Блэквуда, а Найджелус, в свою очередь, — сын Финеаса Блэка. Насколько мне известно, мой прадед уехал из Англии и основал новый род, Блэквудов, объединив фамилии своих родителей — Финеаса Блэка и Элис Вуд, моей прабабушки. Мы хоть и живём во Франции, помним свои британские корни, и в семье говорим по-английски. У нас есть свой герб и родовое поместье неподалёку от Лиона.

— Вот как… — протянул Ликорус, явно заинтригованный. — Значит, вы знаете, кто такой Финеас Найджелус Блэк?

— Знаю, — кивнул Филипп. — Это отец моего прадеда, потомок знатного британского рода Блэк. Я даже застал прадедушку Финеаса в раннем детстве и немного его помню — магия нашей семьи, среди прочего, наделила нас феноменальной памятью. А вы, как я уже догадался, — хранитель этого рода и этого дома.

— Верно, — подтвердил Ликорус. — Я ЛикорусБлэк, тоже ваш предок и основатель этого дома. Если желаете, я представлю вас вашему прапрадеду.

— Конечно, сэр, — лицо Филиппа Блэквуда озарилось искренним интересом. — Буду очень рад познакомиться.

— Финеас! — громко позвал Ликорус, обращаясь к соседнему портрету. — Покажись-ка нам! Здесь твой потомок, желает тебя видеть!

Филипп повернул голову и увидел, как в соседней золочёной раме, до этого пустовавшей, появилась фигура Финеаса Найджелуса. Старый директор пристально, с нескрываемым любопытством всмотрелся в молодого человека, и на его суровом, типично блэковском лице мелькнуло нечто похожее на удивление и одобрение.

— Так значит, вот как выглядит ещё один мой потомок, — произнёс Финеас; его голос, обычно полный сарказма, сейчас звучал задумчиво. — Удивительное дело. Что ж, молодой человек, я весьма рад вас видеть. Приятно знать, что все ветви моего древа дали свои плоды. Вы знаете, что ваш прадед родился здесь, в Британии, в одном из самых древних, чистокровных и состоятельных семейств?

— Да, знаю, — кивнул Филипп, чувствуя себя так, как будто он на экзамене по семейной истории. — Мне дед рассказывал, правда, не так много. Дедушка Найджелус родился уже во Франции. Он много путешествовал по Европе, бывал и в Британии, несколько лет работал здесь и даже практиковал в Мунго. Некоторые старожилы госпиталя его до сих пор помнят; он даже есть на старой групповой колдографии в кабинете профессора Сметвика.

— Приятно слышать, что мой отпрыск избрал столь достойное поприще, — заметил Финеас. — Хотя, надо сказать, магия целительства в нашем роду встречалась нечасто. Видимо, это наследие рода моей жены, вашей прапрабабушки. А как вы сами оказались в Британии?

— Меня пригласили на работу в Мунго, — объяснил Филипп. — После недавних… известных событий, пострадавших было слишком много, и квалифицированных целителей не хватало. А во время работы, — он слегка улыбнулся, — я встретил чудесную девушку, в которую влюбился. Мы планируем пожениться и, скорее всего, останемся жить здесь. Наш семейный особняк во Франции перейдёт к моему старшему брату Альфреду.

— Что ж, примите мои поздравления, — с одобрением произнёс Финеас. — Остались ли у вас ко мне какие-нибудь вопросы?

— Есть один, — Филипп собрался с духом. — Не могли бы вы рассказать, как получилось, что от вашего знатного, и, как я слышал, довольно тёмного рода, произошла наша, куда более скромная династия целителей?

Тут Ликорус с своего портрета озадаченно перевёл взгляд на сына. Финеас Найджелус тяжело вздохнул, и его взгляд стал отрешённым, устремлённым в прошлое.

— Определённо, Гарри, — бросил он взгляд на молодого Поттера, — ваше появление в этом доме заставляет всплывать на свет все наши фамильные тайны. Что ж, слушайте. Отец, — обратился он к Ликорусу, — прошу меня простить, что вы до сей поры ничего об этом не ведали. Об этом вообще мало кто знал за пределами нашей семьи.

Воздух в кабинете стал густым от ожидания. Гермиона замерла, боясь пропустить слово, Рон сидел, разинув рот, а Андромеда смотрела на портрет прапрадеда с живым, неподдельным интересом.

— Я, Финеас Найджелус Блэк, родился в 1847 году и был вторым сыном моего великого отца, — начал Финеас, его голос приобрёл повествовательные, почти былинные нотки. — Мой старший брат Сириус погиб, когда ему было всего восемнадцать, вскоре после окончания Хогвартса, устроившись на работу в Отдел Тайн. Обстоятельства его смерти так и остались загадкой; мы даже не смогли проститься с его телом. Из-за этой трагедии бремя наследства рода Блэк легло на мои плечи в шестнадцать лет. Как будущий глава, я был обязан жениться на подобающей волшебнице и произвести на свет наследника. Я долго отказывал всем претенденткам, чем изрядно огорчал родителей. Но я ни разу не пожалел о своей несговорчивости. Мне посчастливилось встретить свою настоящую любовь — девушку по имени Урсула Флинт. Она была чистокровной волшебницей по общепринятым меркам, но не совсем соответствовала непреклонным стандартам Блэков. Моя мать поначалу не была в восторге, особенно из-за того, что по материнской линии у Урсулы насчитывалось всего пять поколений волшебников, но я был непреклонен. Либо она, либо никто. Чтобы наш брак состоялся, нам пришлось пройти специальный ритуал согласования кровей. И волей магии мы стали супругами. Урсула, будучи из рода Флинтов, сведущих в проклятиях, регулярно проводила родовые ритуалы, блокирующие тёмные наслоения, и, слава Мерлину, все наши дети родились крепкими и здоровыми.

Он сделал паузу, словно перечисляя их в памяти.

— У нас родилось четверо сыновей и одна дочь. Старший, Сириус, 1877 года рождения, названный в память о моём брате. Второй сын, Сигнус, 1880 года рождения. Третий сын, Финеас, 1882 года рождения — так его решила назвать жена. Четвёртой и единственной дочерью была Бельвина, 1884-го. И, наконец, пятый, младший сын, Арктурус Финеас, 1886 года рождения, — Финеас посмотрел на Рона, — ваш прадед, мистер Уизли.

Наследником рода, по традиции, стал старший сын Сириус. Мы подобрали ему невесту из почтенной семьи Гампов, веками изучавших магию как науку. Слава Магии, Сириус и Эстер полюбили друг друга, их брак был счастливым. В 1898 году них родилась дочь, Ликорис, а через год сын, названный Регулусом. Наследник старшей линии выполнил свой долг, и я, как глава рода, мог быть спокоен. Мой второй сын Сигнус женился в 1900 году. Но не прошло и полугода, как мой третий сын, только что окончивший Хогвартс, поразил меня в самое сердце.

Голос Финеаса стал жёстче.

— Финеас заявил, что не намерен следовать семейной традиции и жениться на чистокровной волшебнице, подобранной родителями. Он учился на Хаффлпафе — впервые за много поколений Блэков, для которых Слизерин был единственно достойным факультетом. Я уже тогда чувствовал, что это к беде. Хотя учился он хорошо и не доставлял хлопот, его часто хвалили преподаватели. Сразу после выпуска он пришёл ко мне и объявил, что его мечта — стать целителем. Против этого я не возражал. Но затем он заявил, что намерен жениться на волшебнице по имени Элис Вуд, своей однокурснице с Хаффлпафа, которую давно любит, и уехать с ней во Францию, чтобы продолжить обучение колдомедицине. И ему было абсолютно всё равно, что она — волшебница всего во втором-третьем поколении, что в ней полно магловской крови.

Финеас замолчал, и в кабинете повисла тяжёлая пауза.

— Как глава рода, я не мог дать согласия на такой мезальянс. В ответ сын заявил, что любит эту девушку и ему наплевать на наши традиции, если они принесут ему несчастье. Он был готов к отсечению от рода. Я пришёл в ярость и уже был готов это сделать, но тут моя мудрая жена нашла выход. Урсула сказала, что можно поступить иначе — максимально щадяще для всех. Он станет основателем своего собственного рода, под новой фамилией. Мы проведём ритуал отречения по всем правилам, он женится на своей избраннице, они объединят фамилии и дадут начало новой династии. Наследники у нас уже были, так что род Блэк ничем не рисковал. Я был в бешенстве, но жена сумела меня успокоить, взяв все заботы на себя. Её дальние родственники, Бэрки, согласились помочь. Ритуал отречения провела Гарриет Бэрк, дальняя родственница Урсулы. Кстати, именно тогда, будучи у нас в гостях, она приметила мою дочь Бельвину и упомянула, что у неё есть сын подходящего возраста и статуса. Со временем они поженились.

Он обвёл взглядом слушателей, видя на их лицах полное погружение в его рассказ.

— Вот так мой третий сын, пройдя полный ритуал отречения, стал основателем своей собственной династии. Он соединил нашу фамилию с фамилией своей жены — Вуд, и новый род стал носить имя Блэквуд. Так появилась новая семья, со своими уставами, гербом и гобеленом. После свадьбы молодые уехали во Францию, чтобы изучать медицину — и магическую, и магловскую. Я сам благословил их в путь. Больше я их не видел, лишь изредка получал письма. В 1907 году у них родился сын, которого назвали Найджелус, ваш дедушка, молодой человек — обратился Финеас к Филиппу.

— Всё верно, — тихо подтвердил Филипп, и в его глазах блеснула тёплая улыбка. — Дедушка Найджел до сих пор жив, хоть и очень стар. Я его бесконечно люблю; он растил меня вместе с родителями, они с бабушкой сделали всё, чтобы я ни в чём не нуждался и всячески поддерживали меня в учёбе. Если у нас с Оливией родится сын, я назову его в честь деда.

— Я рад, что ваш род живёт и процветает, — в голосе Финеаса Найджелуса впервые прозвучала теплота. — И удивительное дело, как вы похожи на моего Финеаса и его братьев. Вообще, все Блэки, как на подбор, унаследовали эти черты. Вы можете посмотреть на другие портреты и убедиться в этом сами.

— Да, я уже понял, что именно это сходство и стало причиной, по которой меня приняли за другого вашего родственника, — с лёгкой усмешкой сказал Филипп.

Гарри, Рон, Гермиона и Андромеда сидели в креслах, заворожённые этим повествованием. Даже сэр Ликорус со своего портрета слушал, не проронив ни слова, и на его суровом лице читалось заинтересованное удивление.

— Вот это новости… — первым нарушил молчание Рон, медленно выдыхая. — Надо же, случайная встреча в Мунго — и такие открытия. Ещё один родственник объявился.

— О да, господа, — сказал Филипп, и его лицо озарилось искренней радостью. — Я невероятно счастлив, что побывал в родовом гнезде своих предков.

— Молодые люди, Андромеда, — обратился он ко всем, — я так понимаю, что и мы с вами — дальние родственники.

— Да, — кивнул Гарри, всё ещё пытаясь в уме выстроить все эти хитросплетения. — Я сходу не соображу, кто кем кому приходится, но знаю точно одно: мы все в этой комнате — потомки Финеаса Найджелуса и сэра Ликоруса, первого хозяина этого дома. Надеюсь, Филипп, вы теперь будете иногда навещать нас. А ещё лучше, если вы согласитесь стать нашим семейным колдомедиком.

— Безусловно, с огромным удовольствием, — тотчас откликнулся Филипп. — Ведь у вашего малыша, который, получается, тоже мой родственник, есть проблема, требующая внимания. Ему потребуется не один осмотр и курс лечения, чтобы избежать ежемесячных мучений. Я исследую его кровь и подготовлю необходимые лекарства к следующему визиту.

— О, это прекрасно! — глаза Андромеды наполнились слезами облегчения и надежды. — Мы будем ждать вас в августе.

— Непременно. А теперь, простите, я вынужден откланяться — меня всё-таки ждёт работа в госпитале.

— О, сэр, позвольте хотя бы… ваша оплата, — Гарри потянулся к кошельку.

— Гарри, о чём вы! — Филипп Блэквуд решительно поднял руку. — Уберите, пожалуйста. С родственников я денег не беру. Они вам ещё понадобятся для приготовления лекарств для маленького Тедди — некоторые ингредиенты весьма дорогостоящие. Вы и так подарили мне сегодня нечто бесценное. Я немедленно напишу своим родным во Франции о нашей удивительной встрече.

— Как скажете, мистер Блэквуд, — с поклоном уступил Гарри. — Тогда позвольте проводить вас.

Филипп Блэквуд, взволнованный и довольный, ещё раз окинул взглядом величественный кабинет, поклонился портретам предков и исчез в изумрудном пламени камина.

— Ну что скажете, господа? — спросил Рон, когда они вышли из кабинета в коридор.

— Это просто невероятно, — прошептала Гермиона, всё ещё под впечатлением. — Как тесен магический мир…

— Герми, а может, и с тобой мы найдём какие-нибудь общие корни? — Рон лукаво подмигнул ей.

— Нет, Рон, — покачала головой Гермиона, возвращаясь к реальности. — Я из маглов, это точно. Я интересовалась своей родословной ещё раньше, когда… ну, когда мои родители были в другом состоянии. Они проследили всех предков аж до начала XVIII века, и там нет ни одного намёка на волшебников. Кроме того, изучая историю семьи Блэк, я могу точно утверждать, что браков с маглами в их роду не было никогда.

— Жаль, — с наигранной грустью вздохнул Рон. — А что ты там такого интересного узнала?

— О, это не расскажешь в двух словах, — улыбнулась Гермиона. — Позже, когда закончу изучать основные труды, я обязательно вам всё перескажу.

Тут Гарри вспомнил, что его ждёт важная задача — написать письма Биллу и Чарли. Нужно было хорошо обдумать, как изложить суть дела ясно и убедительно, без лишних эмоций. Не откладывая, он вернулся в кабинет, зажёг свечу на старинном письменном столе, достал пергамент и погрузился в раздумья. Спустя несколько часов, исписав несколько черновиков, он наконец составил два письма, которые показались ему достойными, и отправил их с двумя совами. Теперь оставалось только ждать.

В воскресенье 19 июля в магазине братьев Уизли состоялась большая распродажа. «Всё для волшебников-озорников» гудел, как растревоженный улей. Воздух был густ от смешанных запахов пороха, серы и сладкой ваты, а полки, еще утром ломившиеся от товаров, теперь заметно опустели. Торговля шла на редкость бойко и Джордж с широкой, довольной ухмылкой хлопал младшего брата по плечу. Процент Рона обещал быть очень приличным. Подсчитав прибыль, Джордж похвалил брата и сказал:

— Первый успех нужно разделить с обществом: устрой пирушку, пригласи кого хочешь. Я договорюсь с новым владельцем Фортескью насчёт столика.

Рон воодушевился. Раньше он никогда не устраивал вечеринок, не на что было. На родовой ритуал денег всё равно не хватило бы, поэтому Рон решил порадовать себя и друзей. Он сообщил Гарри, что это и будет подарок к его дню рождения, что 31 июля он закажет у Фортескью столики и устроит праздник своему лучшему другу. Велел, чтоб тот передал Гермионе, а так же Невиллу с Ханной и остальным, кто с ними учился — сестры Патил, Симус, Дин. Полумна тоже была приглашена. Даже Джинни позвал, но об этом решил не говорить до последнего момента. Гарри, конечно, обрадовался такой прекрасной идее. Ведь отмечать день рождения в доме на Гриммо ему было как-то не очень удобно — мало ли как дом отреагирует на маглорождённых и полукровок, которых в окружении Гарри было много. Гермиона тоже не осталась в стороне, добавила своих денег. Ей тоже очень понравилась идея собрать всех вместе и устроить праздник.

Под вечер, когда ажиотаж в лавке поутих, порог переступила Лаванда Браун со своими родителями. Они, не спеша, выбрали несколько забавных безделушек для внуков своих ирландских родственников. Увидев Рона за прилавком, Лаванда вспыхнула от неожиданной радости. Её родители, люди с достойным и строгим видом, но с почтением подошли к нему, тепло поздоровались и выразили свою глубочайшую признательность герою войны и соболезнования по случаю смерти брата. Затем они так же чинно удалились на улицу, оставив дочь поболтать со старым другом. Рон подарил Лаванде игрушечное метаморфное зеркало, которое меняло изображение того, кто в него смотрится.

— Спасибо тебе, Рон, за этот подарок, — прошептала она, и в её глазах блеснули искренние слезы умиления.

— Пожалуйста, — он смущенно улыбнулся, засовывая руки в карманы. — Рад, что тебе понравилось.

— Передавай привет Гарри и Гермионе. Я их видела сегодня, но не успела поздороваться.

— Обязательно передам, как только увижу их, буквально сегодня вечером, — кивнул Рон.

— Как у вас дела с Гермионой? — с лёгким любопытством спросила Лаванда. — Я слышала, вы встречаетесь.

— Встречаемся, ага, — Рон фыркнул, и в его голосе послышалась горьковатая нотка. — Изредка, в гостиной, обычно за ужином. Исключительно как друзья и соседи.

— Почему как друзья? — удивилась она. — Разве вы не вместе? Я же видела вас вдвоём после победы...

— Ну… так вышло, — он вздохнул, разглядывая трещинку на прилавке. — Что мы немного повстречались и расстались. Слишком уж мы разные.

— Да это всегда было очевидно, — мягко согласилась Лаванда.

— Было, да, — с облегчением признал он. — Но теперь мы оба убедились, что это действительно так. А как ваши отношения с МакЛаггеном?

— Тоже никак, — её лицо омрачилось. — Его отец отменил нашу помолвку.

— Почему? — искренне удивился Рон. — Ты ведь чистокровная и семья ваша очень достойная.

— Всё дело в том, что его отец узнал, что меня ранил оборотень, — смущённо ответила она, глядя куда-то в сторону.

— Да? Я не знал, извини, — он почувствовал, как по его щекам разливается краска.

— Помнишь, в замке был отряд этих тварей во главе с Фенриром Сивым? — голос Лаванды дрогнул. — Вот один из них меня и ранил. Его потом убили мракоборцы.

— Ах вот как… — прошептал Рон, и в его памяти всплыли хаос и ужас той битвы. — Но тогда ведь не было полнолуния?

— Да, — кивнула Лаванда, обхватив себя за плечи, будто ей внезапно стало холодно. — Именно поэтому я не заболела ликантропией, хотя теперь в полнолуние я сама не своя, и место, где была рана, сильно болит. Отец Кормака решил, что его сыночку такая невеста не нужна — мало ли как ещё проявится. И разорвал нашу помолвку.

— Жаль, — пробормотал Рон, чувствуя неловкость.

— На самом деле нет, — она с облегчением выдохнула, и её лицо просветлело. — Кормак никогда мне не нравился настолько, чтобы я хотела стать его женой. Это была идея наших родителей.

— Ну что ж, — Рон снова обрел дар речи и ободряюще улыбнулся. — Тогда получается, что у тебя теперь есть шанс выбрать того, кто по душе.

— Да, — ответила Лаванда с улыбкой. — И у тебя, судя по всему, он теперь тоже есть. Ну что ж, спасибо за подарок, всего доброго.

— Пожалуйста. Кстати, а что ты делаешь в конце месяца? Никуда не уезжаешь?

— Да вроде ничего, — пожала она плечами. — Скоро мы с родителями поедем к родственникам в Ирландию, но к тому времени как раз вернёмся. А что?

— Так приходи 31 июля вечером в кафе Фортескью, — с внезапным воодушевлением предложил он. — У Гарри будет день рождения, будем праздновать. Будут почти все с нашего курса Гриффиндора, и может, кто ещё будет из нашего ОД. Приходи и ты, будет весело.

— Спасибо, Рон, — её лицо снова озарилось теплой, благодарной улыбкой. — Праздники это отлично, нам их долго не хватало. Обязательно приду.

* * *

Гарри отправил каждому из братьев Уизли по письму. Первым ответил Чарли. Написал, что в его питомнике как раз недавно вывелась новая партия птенцов драконов. И когда они подрастут, одного из можно будет подарить Гринготтсу. Вообще, драконы — это очень дорого. Но учитывая то, что Гарри избавил Британию, а может, и всю Европу от ужасного зла, все сотрудники питомника дружно решили, что он достоин такого подарка. В скором времени Чарли обещал привезти нового охранника для Гринготтса. И ещё написал, что гоблины зря жалуются на ущерб. Если они поищут останки того дракона, что Гарри с друзьями угнали из банка — а он наверняка погиб, потому что никогда не знал жизни на воле — то могут их хорошо продать на ингредиенты, или как минимум взять его шкуру и кости для своих изделий. Так же Чарли написал, что готов поделиться поисковым артефактом на такой случай.

Прочитав это, Гарри страшно обрадовался. Это были отличные новости. Если гоблины получат нового дракона и найдут останки старого и пустят в дело, есть шанс, что они простят Гарри и дадут ему доступ к сейфу. Гарри отправил Биллу ещё одно письмо, к которому приложил копию письма Чарли.

Он застал Гермиону в библиотеке — она уткнулась в огромный ветхий фолиант, и её окружали настоящие башни из других книг. Лицо его всё ещё пылало от возбуждения, когда он, запыхавшись, принялся рассказывать ей обо всём. Гермиона, оторвавшись от чтения, тоже не смогла сдержать радостной улыбки, её карие глаза загорелись живым интересом. Она тут же, с присущим ей энтузиазмом, принялась делиться своими находками, рассказывая Гарри о том, что ей удалось выудить из книг о ранних, ещё до-статутных предках Блэков. Гарри, едва сдерживая нетерпение и с трудом продираясь сквозь дебри её учёного повествования, наконец, перебил её и рассказал о том, что узнал от самого Ликоруса — о суровых родителях Сириуса и Регулуса, о загадочных Булстроудах и их тёмном даре, о несчастном сквибе Мариусе и других Блэках.

— Печальная история, — прошептала Гермиона, и её брови сдвинулись в глубокой задумчивости. — Надо же, оказывается, в семье твоей бабушки были братья с поистине ужасной судьбой. Кастор был не таким, как все типичные Блэки, и погиб, пытаясь завладеть Бузинной палочкой, Поллукс мечтал о величии, а судьба Мариуса и вовсе разбивает сердце. А Кассиопея… Хммм…. — Она замолчала, и в её глазах мелькнула тень внезапного озарения. — Что-то мне не даёт покоя это имя.

— Почему? — насторожился Гарри.

— После того как я увидела нечто странное на гобелене Блэков, связанное с Сириусом и Регулусом, я обратила внимание на ещё кое-что. Вернее, на кое-кого, — она говорила медленно, словно собирая мысли воедино.

— Да? Расскажи? Если, конечно, это не так сложно, как то, что я услышал недавно от Ликоруса, — с лёгкой ухмылкой попросил он.

— Кассиопея Блэк. Родилась в 1912 году, в семье Сигнуса Блэка. До 5 курса училась на Слизерине, как и подобало всем Блэкам. Но 6 и 7 курс она была на Рейвенкло. Представляешь? — Гермиона выдохнула, широко раскрыв глаза. — Она перевелась на другой факультет!

— Ого! — Гарри отклонился назад, поражённый. — А что, разве так можно?

— Наверное, можно, раз она так сделала, — пожала плечами Гермиона. — Это наверняка знает Финеас Найджелус, ведь он когда-то был директором Хогвартса.

— О! — у Гарри загорелись глаза. — А может, это он ей это и разрешил? Ведь она его родная внучка. Может, она чем-то так сильно отличалась от других, что он позволил ей такое.

— Можно об этом спросить его портрет, если это, конечно, не какой-нибудь жуткий семейный секрет, — предположила она, понизив голос.

— Да, спросим, — кивнул Гарри, и его взгляд стал задумчивым. — Не помню, говорил ли я тебе: когда Шляпа нас распределяла по факультетам, она сначала предложила мне Слизерин. Может, почуяла во мне крестраж Реддла. Я, разумеется, с ужасом отказался и молил, «только не Слизерин!». Мне сама мысль была отвратительна, чтобы учиться там, бок о бок с Малфоем, и стать частью этого змеиного логова. Хорошо, что Шляпа услышала моё мнение.

— Вот как, — прошептала Гермиона, глядя на него с интересом. — Нет, этого ты не говорил. А я вот рассказывала, что мне Шляпа тоже предлагала сначала другой факультет.

— Дай-ка угадаю, — хитро прищурился Гарри. — Ревенкло.

— Разумеется, — она улыбнулась. — Она почувствовала мою тягу к знаниям. Но тогда мне не казалось это интересным или важным, а про Гриффиндор я успела прочитать, что оттуда вышли величайшие маги и сам Дамблдор. О нём я поглотила горы книг, ещё только когда узнала о Хогвартсе.

— Если честно, не помню, чтобы ты мне это рассказывала, — задумчиво произнёс Гарри. — Но очень интересная история. Значит, выходит, Шляпа даёт выбор?

— Получается, что так, — кивнула Гермиона.

— О, я вот ещё что вспомнил! — воскликнул Гарри, хлопнув себя по лбу. — Мне же Невилл недавно говорил то же самое. Что его Шляпа хотела отправить в Хаффлпафф, но он, дрожа от страха, попросился на Гриффиндор, как велела ему бабушка.

— Надо же… — Гермиона откинулась на спинку кресла, поражённая. — Значит, получается, можно выбирать? Особенно когда в человеке есть разные задатки или сильные личные предпочтения? Может, в этом всё дело, если Кассиопея в итоге выбрала Ревенкло?

— Наверное, так, — согласился Гарри. — Ведь Блэки веками учились на Слизерине. Только прадед того целителя, что к нам приходил, и моя бабушка Дорея — они были на Хаффлпаффе. Она, кстати, закончила всего 5 курсов. Как я понял, она не была особо магически одарена, ну и в их семье было столько всякого, что это, наверно, считалось сущей мелочью.

— Оо, Гарри, я не знала! — глаза Гермионы снова блеснули любопытством. — Очень интересно. Думаю, Кассиопее Шляпа предложила Ревенкло, как и мне в своё время. Видимо, у неё тоже были блестящие задатки исследователя. А сама Кассиопея, вероятно, сначала попросила отправить её на Слизерин, чтобы не нарушать вековую семейную традицию.

— Думаю, что так оно и было, — кивнул Гарри. — Только зачем тогда ей позже понадобилось менять решение?

— Не знаю, — развела руками Гермиона. — На гобелене очень скупая информация о ней. Вот этот факт о смене факультета, и то, что она некоторое время после Хогвартса проходила стажировку в Отделе Тайн.

— Что? — Гарри вскочил с места, как ошпаренный. — Отдел Тайн?!

— Да, — удивилась его реакции Гермиона. — А что такое, Гарри?

— Сэр Ликорус сказал мне, — начал он, понизив голос до доверительного шёпота, — что когда-то давно его старший сын погиб там, его тоже звали Сириус. И ещё, что его предки имели к этому отделу самое прямое отношение. Он требует с меня, чтобы я пробрался в этот отдел и узнал всё, что можно, о той арке, в которую провалился мой крёстный. Сказал, что поможет через старые портреты.

— Вот как… — прошептала Гермиона, и её лицо стало сосредоточенным. — Значит, его предки и потомки имели к этому отделу отношение. Что ж, надо будет как следует поискать в библиотеке. Уверена, что что-нибудь да найдём. Что-то такое мне уже сейчас смутно вспоминается, но не могу понять, что именно. Что-то, связанное со мной самой. Да, надо как следует подумать. Как я разберусь, я сообщу. И ещё вот что. Кассиопея, судя по гобелену, ещё жива, во всяком случае, дата смерти там не обозначена. Значит, надо выяснить, что с ней. Ликорус ничего об этом не знает.

— Обалдеть… — Гарри снова опустился в кресло, поражённый. — И она может быть живой? Так ей же почти сто лет, да?

— Получается, что да, — подтвердила Гермиона. — Если она жива, ей сейчас 86. И она никогда не была замужем, и детей у неё нет. То есть, она так и носит фамилию Блэк. Думаю, стоит её разыскать.

— Оо, ещё и это… — с лёгкой тревогой протянул Гарри. — Ну что ж, видимо, придётся. Тем более, она может что-то знать об Отделе Тайн. Если, конечно, она ещё в своём уме. Уж больно она старая.

— Гарри, для сильных магов это не возраст, — с лёгкой улыбкой возразила Гермиона. — Многие переживают столетие и остаются в полном разуме. Дамблдор, например. Ты знал, что когда он погиб, ему было 115 лет?

— Нет, — искренне удивился Гарри. — Я никогда об этом не задумывался. Знал, что он стар, но не думал, что настолько. Он никогда об этом не говорил, это ведь не было частью его великого плана... — в его голосе прозвучала знакомая горьковатая нотка.

— О, я вот ещё о чём подумала, — перевела она разговор. — Раз Дамблдор тоже учился на Гриффиндоре, а потом был его деканом, получается, он мог знать кого-то из Уизли? Из его предков? Молли как-то обмолвилась, что Дамблдор — давний друг семейства и помогал им во многих вещах ещё задолго до Ордена.

— Ого. Да, верно, — оживился Гарри. — Мама Рона упоминала об этом. Слушай, у нас что ни день, то открытие за открытием. И главное, где? Всё у нас было прямо перед носом, стоило лишь чуть копнуть. Знать бы всё это раньше…

— Гарри, ты знаешь, почему так, — мягко сказала Гермиона. — Без победы над Реддлом ничего бы этого не было. Некому было бы копать, и негде. Ты его победил, ты снова выжил, спас кучу жизней, и теперь настало время идти дальше. Вот ты и идёшь. А мы с тобой и поможем тебе во всём.

— Гермиона. Сестрёнка... — прошептал Гарри, и его голос дрогнул от нахлынувших чувств. — Уж позволь мне называть тебя так. Ты стала мне как родная, ты теперь часть моей семьи, которой у меня никогда по-настоящему не было. Ты и Рон, конечно. Огромное спасибо тебе за всё. Что бы я, да и все мы, делали без тебя…

— Гарри… — глаза Гермионы блеснули от внезапной влаги, и она смущённо улыбнулась. — Я тронута твоими словами.

— Значит, теперь — вперёд! — он встал, полный новой решимости, и сжал кулаки. — Я не успокоюсь, пока всё не выясню до конца.

— Да, — кивнула она, и в её взгляде загорелся знакомый огонёк азарта. — Приключения продолжаются.

— Ага, — широко улыбнулся Гарри, и впервые за долгое время в его улыбке не было и тени былой горечи. — Главное, что теперь можно не бояться словить «Аваду Кедавра» в любой момент.

* * *

Гермиона удалилась в свою комнату, погружённую в уютный полумрак, который нарушал лишь свет лампы на прикроватном столике. Устроившись в кресле под мягким пледом, она раскрыла новую книгу — жизнеописание Антареса Блэка, дополненное фрагментами из его личного дневника. Первые страницы показались ей довольно скучными: сухие генеалогические списки, описание имущественных сделок и придворных интриг, от которых её веки тяжелели. С легким разочарованием она уже было собралась отложить фолиант в сторону и поискать что-нибудь более содержательное, машинально перелистывая оставшиеся страницы.

И тут её взгляд упал на иллюстрацию. Сердце её пропустило удар, а потом забилось с бешеной скоростью. Это было не что иное, как Маховик Времени. Тот самый, знакомый ей до мельчайших деталей из её третьего курса, но изображённый в старинном готическом исполнении. Усталость как рукой сняло, сменившись приливом адреналина.

Схватив книгу дрожащими от волнения пальцами, Гермиона жадно принялась искать в тексте любые упоминания. Её глаза быстро пробегали по строчкам, пока она не нашла то, что искала. Вот оно!

3 ноября 1692 года.

Темнота… Непроглядная, густая, как деготь. Она давила на веки, заполняла сознание, и сквозь нее пробивался лишь низкий, монотонный гул в ушах. Какая-то невыносимая тяжесть сковала все тело, а боль — глухая, разлитая повсюду — изматывала и вытягивала последние силы. “Где я? Что происходит?” — эта мысль, слабая и путаная, промелькнула в голове мужчины и тут же утонула в новом провале.

И вдруг — свет. Резкий, режущий даже сквозь закрытые веки. И звук. Сначала далекий, потом все ближе и яснее. Голос, настойчивый и знакомый. За секунду в разбитое сознание, как обломки кораблекрушения, выплыли обрывки воспоминаний: бешеный вихрь портала, выворачивающий внутренности наизнанку… ослепительная вспышка, всепоглощающая боль… потом — запахи зелий и антисептиков, смутные силуэты целителей, горький привкус костероста на языке и снова — провал в беспамятную тьму.

— Сэр! Очнитесь! Очнитесь, прошу вас!!

Антарес Блэк с неимоверным усилием разлепил веки. В глазах поплыли радужные круги, постепенно складываясь в озабоченное лицо его помощника, Маркуса Треверса.

— Маркус? — его собственный голос прозвучал хрипло и чуждо.

— Да, сэр, это я, ваш Маркус, — в голосе помощника прозвучало безмерное облегчение. — Какое счастье, что вы наконец-то очнулись!

— Где мы? — Антарес медленно повел головой, с трудом фокусируя взгляд на белых стенах и высоком потолке.

— В госпитале святого Мунго, сэр. Это ваша личная палата.

— Ах да, портал… — в памяти всплыла искаженная гримаса магической энергии. — Видимо, ошибка в расчетах… поэтому всё и взорвалось… Как всё прошло?

— Вы не помните, сэр? — Маркус нахмурился, его пальцы нервно сжали край простыни.

— Смутно. Но судя по тому, что я здесь, ничего хорошего, да? — в голосе Антареса прозвучала горькая ирония.

— Можно и так сказать, — Треверс потупил взгляд. — Ваш дом… он полностью разрушен. Вы несколько дней находились без сознания. Погиб старый лорд, его помощники и несколько домовиков. Некоторые ранены, они тоже здесь, в Мунго.

— Мой дом? Мой отец? — сердце Антареса сжалось в ледяной ком, предчувствуя ответ.

— Да. Блэк-мэнору конец, — тихо подтвердил Маркус. — Я после вам всё расскажу, когда вам станет лучше. Сейчас вам нужен покой.

— Родовое гнездо… — прошептал Антарес, глядя в потолок помутившимся взором. — Оплот величия Блэков… Его хозяин… Его больше нет…

— Сэр, послушайте меня, умоляю! — Маркус наклонился ближе, и в его глазах горел огонь преданности. — Не отчаивайтесь! Самое главное — вы живы! Это величайшее из чудес. Любой волшебник, вмешавшийся во Время, обычно погибает или остается калекой. А вы остались живы и даже не сильно пострадали. Только одно это говорит о том, что вы один из достойнейших представителей великого рода Блэк! А ваш отец… он давно уже был хуже, чем мёртв. Он был лишь тенью.

— Да-да, Треверс, ты как всегда прав, — Антарес слабо махнул рукой, чувствуя, как накатывает новая волна усталости и отчаяния.

— Сэр, ну что вы, — смутился помощник. — Огромная вам благодарность от всего магического сообщества. Если бы не вы, погибло бы ещё больше волшебников, и маглов тоже, и это означало бы новый конфликт, новую резню.

— Значит, погибшие всё-таки есть… — Антарес сомкнул веки, пытаясь заглушить внезапный приступ вины. — Жаль. Я напрасно рисковал.

— Ничуть не напрасно, сэр! — страстно воскликнул Маркус. — Вы же знаете, когда вмешиваются во Время, жертвы неизбежны. Дело только в том, сколько этих жертв и кто они.

— Да, Треверс, тут не поспоришь, — Блэк с горечью вздохнул. — А уже известно, кто погиб?

— Известно только про девять человек. Ещё минимум столько же пока считаются пропавшими без вести. И, к сожалению, известны несколько семей, не подписавших Статут. Семейство Малфоев точно среди них. Они скрылись, сэр. Но их ищут.

— А Ровена? — голос Антареса дрогнул, когда он произнес имя своего секретаря, той, что была в него тайно влюблена и знала все подробности рискованной операции.

— Она… к сожалению, тоже исчезла, — лицо Маркуса омрачилось. — Её нигде не могут найти. Ни среди живых, ни среди… мертвых. Возможно, она осталась в другой временной линии, в первой версии.

— Хорошо, если это так, — прошептал Антарес, с трудом веря в это слабое утешение.

— Сэр, потом, когда вы окрепнете, вы сможете её найти! — попытался ободрить его Треверс.

— К сожалению, не смогу, Маркус. Уже не смогу, — Антарес покачал головой, и в его глазах отразилась бездонная пустота.

— Как же так, сэр? — не понял помощник. — Ведь получалось же раньше!

— Видимо, это и есть та расплата, помимо жертв, — Антарес с горькой усмешкой посмотрел на свои руки. — Дар управления временем меня покинул. Я попробовал пройти сквозь Завесу, и у меня не получилось.

— Да, Время жестоко и не прощает тех, кто играет с ним, — мрачно заключил Маркус.

— Мы не играли, Треверс, и это тебе известно лучше других! — в голосе Антареса внезапно вспыхнул огонь былой решимости. — Мы спасали свои жизни, свою честь и то, что даёт нам нормально жить. Мы спасали себя.

— Да. И слава Мерлину, это получилось, — с глубоким почтением сказал Маркус. — У ВАС получилось, сэр.

— Спасибо на добром слове, Маркус, ты всегда меня поддерживаешь, — Антарес с благодарностью посмотрел на верного слугу. — Повезло мне, что ты рядом.

— Это моя обязанность, сэр. И это не только из-за клятвы, — Треверс выпрямился. — Я с вами с детства. Вы давно мне как родной. Мои родители и десятой доли не дали мне того, что я видел от вашей семьи, и я сейчас вовсе не о деньгах.

— Да будет тебе, хватит, — Антарес слабо улыбнулся. — Обсудим позже. А теперь я хочу поспать. Какой же противный этот костерост… впереди сутки сплошных мучений.

— А то магловское средство, что я принёс, оно разве не помогло? — озабоченно спросил Маркус.

— Помогло. Если бы не оно, было бы ещё хуже, — признался Антарес. — Но от него такой туман в голове, каждый раз заново вспоминаешь, как всё было… Ну, ступай.

— Спокойной ночи вам, сэр. И доброго здравия. Мы все будем молиться за вас.

Маркус Треверс бесшумно вышел, притворив за собой тяжелую дверь. Антарес Блэк откинулся на прохладные, накрахмаленные подушки, прикрыл глаза и попытался заснуть. Пронизывающая боль в костях и мышцах потихоньку отступала, превращаясь в глухую ноющую ломоту, а магловский дурман приятной тяжестью растекался по телу, но сна все не было. На смену первой, оглушающей буре эмоций пришло тяжелое, но более спокойное раздумье. Первый шок улегся, и теперь, в гнетущей тишине больничной палаты, можно было попытаться осмыслить все, что произошло, и ту новую, пугающую реальность, в которой он оказался.

9 сентября 1689 года.

Совиное письмо с личной печатью Улика Гэмпа легло на дубовый стол Антареса Блэка с тихим, но весомым стуком. Приглашение на частную аудиенцию от одного из сильнейших волшебников современности вызывало смешанные чувства — лестное щекотало тщеславие, но холодок тревоги скребся где-то глубоко внутри. Антарес знал: Гэмпа, потомка младшего брата самого Мерлина и прапрапрабабки Ровены Рейвенкло, никогда не интересовали ни галлеоны, ни родовые поместья. Его пытливый ум, унаследованный от великих предков, был устремлен к куда более фундаментальным вещам. Семейство Гэмпов столетиями изучало магию как точную науку, и множество постулатов, формул и незыблемых законов, которые теперь заучивали студенты Хогвартса, были выведены в их тихих, заставленных книгами кабинетах. Антарес шагнул в камин и через несколько секунд оказался в одном из таких мест.

Кабинет Гэмпа встретил Антареса запахом старого пергамента, воска и какой-то острой, электризующей примеси в воздухе — пахло знанием и мощью. Сам хозяин, с пронзительными глазами, казавшимися не по годам молодыми в обрамлении седых волос, встретил его с вежливой, но отстраненной учтивостью.

— Сэр Антарес, могу я вас спросить? Как вы относитесь к идее установить над Магической Британией Статут Секретности? — начал Гэмп, без лишних предисловий.

— Положительно, мистер Гэмп, — Антарес сел в кресло, стараясь сохранить видимость спокойствия. — Я давно считаю, что миру волшебников стоит жить своим домом, отдельно от маглов, и как можно меньше с ними пересекаться.

— Почему вы так считаете, сэр Блэк? — в глазах Гэмпа вспыхнул искренний интерес.

— Магия — это не фокусы и дешевое колдовство для услады маглов на ярмарке, — с легким пренебрежением в голосе ответил Антарес. — Магия — это особый образ жизни. Наш образ жизни. Когда-то давно мы с маглами мирно уживались, принося пользу друг другу. Их короли даровали нам земли, титулы, золото за решение их проблем взмахом палочки. Но то время кануло в Лету. Моё почтенное семейство — яркое тому доказательство.

— И вы думаете, разделение двух миров пойдёт обоим на пользу?

— Не знаю, насколько полезно это будет маглам. Но волшебникам это необходимо, как глоток воздуха, — голос Антареса стал твёрже. — Слишком уж часто наши люди стали гибнуть в их интригах и бессмысленных войнах.

— Да, мой друг, вы правы, — кивнул Гэмп, и его взгляд стал тяжёлым. — Вы, как никто другой, близки ко двору, и вам лучше других известно, насколько сложно стало взаимодействовать с магловским королём.

— Вот именно, мистер Гэмп. Но к чему ведёт этот разговор?

— Вы ведь наверняка знаете, милорд, что подготовка к разделу двух миров идёт не первый год. Такие мысли давно зреют в умах волшебников Совета.

— Знаю, — Антарес нахмурился. — И так же знаю, что вы давно и плотно работаете над этим вопросом.

— Да, милорд. За этим я вас и позвал, — Гэмп сложил пальцы домиком, и его лицо стало подобно лику оракула, готового изречь судьбоносное пророчество. — Работа вышла на новый, решающий уровень.

— Хотите сказать, что пора? — в груди Антареса что-то сжалось.

— Да. Мои расчёты неумолимы: Статут должен воплотиться в жизнь в самое ближайшее время. Промедление подобно смерти — волшебники будут страдать и гибнуть с каждым днём всё больше.

— И зачем же вы мне всё это говорите? — Антарес почувствовал, как по спине пробежал холодок.

— Вы должны мне помочь. Одно дело — расчёты, договоры, подписи, декларации. И совсем другое — воплощение всего этого в реальность.

— Внимательно слушаю вас, мистер Гэмп.

— У меня есть веские основания полагать, что не всё будет гладко с первой попытки, — произнёс Гэмп, и его голос прозвучал зловеще.

— Возможно, не будет, — Антарес с горечью вспомнил свежие слухи из-за пролива. — Если посмотреть на опыт французов… сердце сжимается от жалости за магическое население. Столько несогласных, столько жертв…

— Вот именно, друг мой, вот именно, — Гэмп покачал головой. — Французы приурочили установление Статута к магловской смуте. Что, в общем-то, логично. Но то — французы. Их много. И магов, и маглов. Британцы же в ином положении. Нас, волшебников, капля в море. И соотношение чистокровных семей к семьям со смешанной кровью — менее выгодное.

— Да, с этим не поспоришь… наши традиции отличны от континентальных, — вздохнул Антарес. — Но что поделать. Таков наш путь.

— Традиции взмахом палочки не изменить, — согласился Гэмп. — Поэтому я и решил обратиться к вам.

— Меня уже начинает тревожить такое долгое предисловие… — настороженно произнёс Блэк.

— Думаю, нелишне будет напомнить, милорд, — Гэмп откинулся на спинку кресла, и его взгляд стал пронзительным, как лезвие. — Итак, я вас позвал, чтобы вы помогли мне установить Статут так, чтобы количество жертв среди магов, да и среди маглов, было минимальным.

— Даже не представляю, каким образом я могу помочь в этом, кроме того, что моя семья одна из первых готова подписать договор.

— Мне нужен ваш Маховик Времени, сэр.

— Нет, — отрезал Антарес, и слово повисло в воздухе, холодное и окончательное, как приговор.

— Не отказывайте сразу, сэр, — Гэмп не смутился. — Послушайте мою теорию. Великий Мерлин создал Маховик вместе с одним из учеников, и его последователи серьёзно изучали этот вопрос. А ваш род является прямым потомком одного из этих последователей. Несколько месяцев назад я пытался говорить об этом с вашим отцом, но он… выставил меня за дверь.

— Это вам ещё повезло, мистер Гэмп, что вы не лишились какой-либо части тела, — язвительно усмехнулся Антарес. — Видимо, папенька был в добром расположении духа.

— Да уж. Сила гнева вашего отца легендарна, — сухо согласился Гэмп. — Но дело не в нём — да прояснится его разум, — а в вашей семейной реликвии.

— Не могу знать, откуда вам это известно, мистер Гэмп. Но, учитывая ваш интерес к магическим наукам, неудивительно, что вы проведали об этом.

— Годы изучения архивов Мерлина привели меня к выводу, что единственный долгосрочный Маховик Времени остался у его ученика, Амбозо Диколарио. Я изучил его наследие и родословную и узнал, что жена Кадма Певрелла, создателя Воскрешающего камня, имела сей артефакт в своём приданом. И только с его помощью Кадм смог вернуть её к жизни и родить сына. Камень лишь помог перехватить душу на пороге смерти.

— Ммм… допустим, — нехотя пробормотал Антарес, чувствуя, как почва уходит из-под ног.

— Не буду утомлять вас рассказом о ваших великих предках, вы и так это знаете. В общем, я прошу вас, как нынешнего хранителя этого дара, — голос Гэмпа стал настойчивым, почти гипнотическим, — примените его. Позвольте обезопасить множество магических семей.

— Почему вы уверены, что он понадобится?

— Мои расчёты указывают на это с вероятностью в девяносто семь процентов, — без тени сомнения ответил Гэмп. — Кроме того, я так долго занимаюсь вопросом Статута, что уже интуитивно чувствую — первая попытка будет кровавой.

— Любому здравомыслящему магу ясно, что такие изменения не пройдут безболезненно, — с раздражением сказал Антарес. — Будут несогласные, протесты, жертвы.

— Вот, вот. Я хочу свести эти жертвы к минимуму. В нашем узком кругу каждая семья на счету. И именно ваш наследственный артефакт и ваш родовой дар могут сократить этот скорбный список.

— Если бы всё было так просто, мистер Гэмп, я бы не колебался, — с жаром возразил Антарес. — Но вы ведь знаете. Любые манипуляции со временем опасны. Чем масштабнее изменение, тем непредсказуемее и страшнее последствия.

— Я изучил этот вопрос вдоль и поперёк, милорд, — Гэмп отчеканил каждое слово. — Я всё рассчитал. Если всё пойдёт по плану, вы не пострадаете. Ваш род не пострадает. Максимум, что может случиться — это потеря артефакта и угасание вашего дара. Но ценой будет благополучие всего нашего общества. Это ключевой момент во всей затее.

— Легко вам рассуждать, ведь не вам платить по этому счёту! — вспыхнул Антарес.

— Расплата ляжет на всех, — голос Гэмпа вдруг смягчился. — У кого-то больше, у кого-то меньше. Но вы пожертвуете своим даром не напрасно. Вашей выгодой будет то, что вы навсегда избавитесь от довлеющей над вами власти магловской короны. Вы станете хозяином своей судьбы, станете одним из столпов нового государства. И цена этому — артефакт, который можно использовать по-настоящему лишь раз в жизни. Вы больше не сможете воровать у времени несколько лишних минут. Да-да, я знаю, что вы умеете. Вы не первый Блэк, способный на такое.

— Мистер Гэмп… — в голосе Антареса прозвучало предупреждение.

— Что, разве не так? — старый маг не отступал. — Не забывайте, я изучал этот вопрос. Я знаю, что есть люди, наделённые этим даром от рождения. В Британии ваша семья — из таких. Многие забыли, как Блэки получили свои привилегии, но я-то помню. Отец ваш даром не обладал, но у вашего деда… о, у вашего деда он был.

— Какая потрясающая осведомлённость… — с ледяной учтивостью произнёс Антарес.

— Позвольте напомнить, мы с вашим дедом сидели за одной партой в Хогвартсе, — в уголках глаз Гэмпа заплясали морщинки-лучики, но в самих глазах не было и тени улыбки. — Вы знаете, я не ищу выгоды для себя. Мои интересы… шире.

— Да-да, всеобщее благо, — с горькой иронией повторил Антарес.

— Именно так, друг мой. Поэтому обдумайте мой план. Вы участвуете в установлении Статута. Если первая попытка приведёт к катастрофе, вы, используя Маховик и свой дар, меняете ход событий в благоприятную сторону. Цена — сам Маховик, которому суждено сгинуть в пучине времени, и угасание вашего дара, которым вы, если честно, никогда не злоупотребляли.

— Вы не оставляете выбора? — тихо спросил Антарес, чувствуя, как стальные тиски сжимают его волю.

— Тут не вопрос выбора. Это вопрос выживания нашего общества. Любые глобальные изменения должны нести благо большинству. Я хочу, чтобы они прошли максимально гладко. Если бы у нас не было средства исправить ошибки, этого разговора бы не было. Но у нас есть эта возможность. И она в ваших руках. Думайте. Думайте не о процессе — его я беру на себя. А о том наследии, которое вы оставите своим потомкам. Вы войдёте в историю как великий маг своей эпохи.

Тяжелое молчание повисло в кабинете, нарушаемое лишь потрескиванием поленьев в камине. Антарес чувствовал на себе весомый, неотрывный взгляд Гэмпа.

— Хмм… хорошо. Я подумаю, — наконец выдохнул он, чувствуя невероятную усталость. — Дам знать, когда решу.

— Благодарю вас, милорд, за аудиенцию, — Гэмп склонил голову. — До встречи.

— Всего доброго, мистер Гэмп. Ждите сову.

Снова 3 ноября 1692 года.

Значит, всё получилось. Статут подписан, и всё происходило именно так, как с пугающей точностью предсказывал Улик Гэмп. И Маховик Времени всё-таки пришлось применить. Лежа в больничной палате, Антарес с горькой ясностью осознал это. Проверить свою догадку оказалось очень просто. Он бросил взгляд на настенный календарь и с леденящим душу ужасом увидел, что год сейчас вовсе не 1695-й, а 1692-й. Три года... Целых три года ушли на то, чтобы понять, что не всё прошло гладко, и что пришлось активировать проклятый артефакт.

Подавленный волной отчаяния и гнева, он резким движением смахнул с прикроватного столика глиняную чашку. Та разбилась о каменный пол. Антарес, почти не думая, протянул руку и силой воли попытался отмотать время на несколько секунд назад, к моменту, когда чашка была ещё цела. Он сосредоточился, чувствуя привычное напряжение в висках… но ничего не произошло. Осколки так и лежали на полу, безмолвные и зловещие.

Значит, дар времени исчез. Окончательно и бесповоротно. А исчезнуть он мог только после полноценного применения Маховика. Неоднократное действие маховика было допустимо, если только нужно было отмотать время назад и не меняя событий, использовать заново полученные часы….

Прочитав это, Гермиона перестала дышать. Словно гиря обрушилась ей на грудь, вышибая воздух. Мир поплыл перед глазами, буквы в книге поплыли и расплылись в чёрные кляксы. Затем темнота нахлынула безраздельно, и она без сознания рухнула на пол. Книга выскользнула из её ослабевших пальцев и с глухим стуком раскрылась, а текст на её страницах начал таять и размываться, словно смываемый невидимым потоком времени.

* * *

20 июля, понедельник * * *

Утром, после лёгкого завтрака, Андромеда, почувствовав потребность в свежем воздухе и движении, решила пойти на прогулку. По недавно заведенному обыкновению, она свернула к комнате Гермионы, чтобы позвать её с собой — их совместные прогулки стали приятным ритуалом, моментом тихого товарищества в стенах мрачного особняка. Она легонько постучала в дверь костяшками пальцев, прислушиваясь к тишине внутри. Ответа не последовало. Тут же, на пороге, в душе Андромеды зашевелилась первая, едва уловимая тревога. Обычно в это время Гермиона уже не спала, её комната была пуста, а сама она либо завтракала, либо уже углублялась в чтение. Тишина за дверью показалась ей зловещей. Мысль о библиотеке промелькнула, но Андромеда только что проходила мимо и заглядывала туда — там было пусто и непривычно тихо. Беспокойство, холодное и цепкое, сжало её сердце. Она быстрым шагом направилась к комнате Гарри и постучала в его дверь, на этот раз более настойчиво.

Гарри был в своей комнате, погруженный в раздумья. Он сидел за столом, сжимая в пальцах перо и смотря на испещренный помарками лист пергамента. В голове крутились возможные формулировки, аргументы, угрозы — он пытался набросать план разговора с гоблинами, который Билл должен был вскоре инициировать.

— Гарри, доброе утро. Ты не знаешь, где Гермиона? — голос Андромеды прозвучал сдержанно, но Гарри сразу уловил в нем ноту напряжения. Он обернулся, отложив перо.

— Наверно, в библиотеке или у себя, — ответил он. — Мы виделись вчера вечером, потом она пошла за книгой.

— В библиотеке её нет, я только что проверяла, — Андромеда покачала головой, её брови тревожно сдвинулись.

— Может, она вышла прогуляться, — предположил Гарри.

— В том-то и дело, что мы собирались пойти с ней, — ответила Андромеда, и её беспокойство стало передаваться Гарри.

— Может, она спит?

— Так уже время завтрака, — женщина нервно провела рукой по волосам.

— Она же не вылезает из библиотеки, сказал Гарри. — И по ночам тоже читает в своей комнате. Так что наверняка ещё спит.

— Не вылезает? — Андромеда уставилась на Гарри, и в её глазах вспыхнул настоящий испуг. — Она что, много времени проводит в нашей домашней библиотеке?

— Ну да, ты же её знаешь, — Гарри развел руками, не понимая причины такой паники. — Книги её любимое занятие.

— Гарри, библиотека этого дома — это вовсе не таковая в обычном понимании, как в Хогвартсе, например, — слова Андромеды прозвучали резко и предостерегающе. — Там нельзя находиться долго.

— Почему? — Гарри нахмурился.

— Слишком особенные книги там находятся. Некоторые и вовсе нельзя трогать, если ты не член семьи или нет прямого разрешения главы Рода. У семейства много секретов, которые никоим образом не должны становиться известными чужим людям.

— И что? Это опасно, если пытаться их выяснить? — голос Гарри стал тише.

— Да, — коротко и без обиняков ответила Андромеда. — Многие из таких книг зачарованы довольно суровым образом. И сама библиотека — это место, в котором не-Блэкам нельзя бывать часто, уж поверь.

— Надо сказать об этом Гермионе, — решительно произнес Гарри, чувствуя, как у него в груди похолодело.

— Надо, — с отчаянием в голосе согласилась Андромеда, оглядываясь на пустой коридор. — А где она?

— Тогзи! — громко позвал Гарри, и домовой эльф тут же явился с тихим хлопком. — Найди мисс Гермиону и передай ей, что мы с Андромедой её ждём в гостиной.

Эльф исчез, а Гарри и Андромеда быстрым шагом спустились вниз, в большую гостиную. Минуты ожидания показались вечностью. Наконец, с очередным хлопком появился Тогзи. Его огромные глаза были полны слез.

— Хозяин Гарри! Хозяйка Андромеда! — запищал он, его голос сорвался от ужаса. — Тогзи нашёл мисс в её комнате на полу, она лежит как будто спит и не шевелится!

Сердце Гарри упало. Он и Андромеда тут же стрелой помчались наверх, забыв в панике, что трансгрессия была бы куда быстрее. Они понеслись по лестницам и коридорам, их шаги гулко отдавались в зловещей тишине дома. Они вбежали в комнату, открыв её простым заклинанием «Алохомора», и застыли на пороге. Гермиона лежала на полу возле письменного стола, без сознания, неестественно бледная, как мраморная статуя.

— Тогзи! Скорее, нюхательную соль! — скомандовала Андромеда, бросаясь к девушке. — Кикимер!

Старый эльф тут же явился.

— Кикимер, отправляйся камином в Мунго, срочно позови целителя Филиппа Блэквуда!

— Что с ней такое? — голос Гарри дрогнул. Он чувствовал себя ужасно беспомощным.

— Не знаю, но выглядит она очень плохо, — проговорила Андромеда, наклоняясь к Гермионе. — Я такое видела раньше у женщин с недомоганием по части… в общем, у женщин. Давай перенесём её на кровать.

Гарри заклинанием «Мобиликорпус» осторожно поднял обмякшее тело Гермионы, а Андромеда устроила её на кровати. Она взяла руку Гермионы, чтобы проверить пульс, и её глаза расширились от ужаса.

— Что такое? — сдавленно спросил Гарри. — Она жива?

— Пульс очень слабый, Гарри, — прошептала Андромеда, отводя испуганный взгляд на его побелевшее лицо. — Она как будто потеряла много крови.

— Что делать? — в его голосе прозвучало отчаяние.

— Сейчас прибудет Филипп. Иди встреть его в гостиной, а я побуду с ней, —сказала Андромеда, и её тон не допускал возражений.

Гарри кивнул и, бросив последний взгляд на бледное, безжизненное лицо лучшей подруги, выбежал из комнаты; сердце его бешено колотилось, отдаваясь в ушах оглушительным, тревожным стуком.

Тогзи принёс нюхательную соль. Андромеда поднесла маленький флакон с резким запахом к носу Гермионы. Та едва пошевелилась, сморщилась от неприятного ощущения, но глаза её оставались плотно сомкнутыми, веки казались свинцовыми. Андромеде стало по-настоящему страшно. Она видела в Мунго много умирающих от коварных проклятий и внутренних кровотечений, которые вовремя не замечали, а потом было уже поздно. Холодная липкая паника начала подступать к горлу. И тут дверь распахнулась, и в комнату вошли Гарри и Филипп Блэквуд, а следом за ними какая-то молодая женщина с аккуратным медицинским саквояжем в руках. Оба целителя были облачены в форменные жёлтые мантии, какие носил медицинский персонал клиники Мунго, словно яркий луч солнца, ворвавшийся в мрачную атмосферу спальни. Филипп коротко поздоровался и сразу же приступил к осмотру Гермионы. Гарри с изумлением увидел, что целитель вытащил из своего саквояжа такие устройства, которые он видел ещё в своём далёком магловском детстве — стетоскоп, тонометр и стеклянный градусник. Померив Гермионе пульс, давление, температуру, Филипп взял её руку и палочкой нанёс небольшую царапину на палец — Гарри смутно припомнил, как однажды его так проверяли в поликлинике перед поступлением в магловскую начальную школу, кажется, это называлось «анализ крови». Алую капельку крови Филипп нанёс на небольшое стеклышко, которое вставил в приборчик размером с портсигар и нажал на нём блестящую кнопку.

Пока он ждал результатов, девушка, прибывшая вместе с Филиппом, плавно водила по телу Гермионы волшебной палочкой, бормоча заклинания, видимо, диагностические. Кончик её палочки светился мягким голубым сиянием, вырисовывая в воздухе сложные символы.

— Ну-с, Оливия, что скажешь? — спросил Филипп, глядя на появившиеся цифры на своём приборе.

— По данным диагностики, у мисс не обнаружено никаких серьёзных проклятий или непосредственных повреждений, — отрапортовала Оливия, четко, как будто отвечала на экзамене. — Но имеется выраженное общее истощение и малокровие, как будто она долгое время находилась возле проклятого или сильно зачарованного места, магия которого агрессивно отталкивает чужаков. У самой мисс очень сильная магия, возможно, она переборола это сопротивление, и такая борьба её истощила.

— Мой осмотр говорит о том же, — кивнул Филипп, снимая стетоскоп. — Малокровие, низкий пульс, низкое давление, общее истощение организма.

— Что делать? — в тревоге спросил Гарри, не в силах отвести взгляд от бледного лица Гермионы. — Это опасно? Её нужно в Мунго?

— В принципе, опасности для жизни уже нет, — успокоил его Филипп. — Можно полечить и на дому. Кроветворное зелье у нас с собой есть, а отдыхать и набираться сил куда приятнее в знакомой, домашней обстановке. Возможно, мисс просто сильно переутомилась. Чем она обычно занимается?

— Гермиона у нас книгочей, — ответила Андромеда, облегченно вздыхая. Её самые большие страхи не оправдались. — И кажется, я догадываюсь, что с ней произошло.

— Да? Я вас слушаю, Андромеда, — повернулся к ней Филипп.

— Гермиона слишком много времени проводит в фамильной библиотеке Блэк, — объяснила та, понизив голос. — Ведь не каждую книгу можно оттуда вынести в свою комнату и читать, как обычно. А уж некоторые фолианты и вовсе зачарованы так, что могут навредить тем, кто пытается их изучать без должной подготовки. Видите ли, род Блэк ни разу не светлый. Веками в этой семье изучали самые тёмные глубины магии. И ритуальный зал Блэк, куда она иногда ходит рассматривать гобелен с родословной, тоже очень сильно вытягивает энергию у непосвящённых. Неудивительно, что ваш прадед, Филипп, покинул эту семью. Ведь целительство — это по сути своей светлая магия, весьма чужеродная Блэкам — видимо, сказалось наследие его матери. Он бы просто не смог долго жить в этом доме, даже если бы остался в семье.

— Ну что ж, тогда всё понятно, — заключил Филипп, многозначительно переглянувшись с напарницей. — Я встречался с подобными случаями много раз. Мисс Гермионе нужно перестать это делать и в будущем, если уж возникнет такая необходимость, работать с такими книгами очень дозированно и обязательно иметь при себе мощный защитный амулет. А сейчас мы поправим то, что случилось. Оливия, пожалуйста, кроветворное зелье, и две дозы укрепляющего.

Всё, что Филипп только что назвал, Оливия ловким заклинанием «Акцио» вынула из своего небольшого саквояжика. Гермионе осторожно влили все три флакончика внутрь, и через несколько минут по её щекам разлился слабый румянец, а веки дрогнули — она пришла в себя. Её глаза, оглядев присутствующих растерянным, испуганно расширились, но она посмотрела на окружающих осознанным взглядом.

— Гарри… Андромеда… — голос Гермионы был слабым и хриплым. Она медленно повела головой. — Где я? Что со мной?

— Гермиона, ты в своей комнате, — сразу же подошёл Гарри, беря её руку в свою. Его лицо выражало облегчение. — Тебе стало плохо, но уже всё в порядке, Филипп и его невеста и помощница тебе помогли.

— О, Филипп, рада вас видеть! — Гермиона попыталась приподняться на локте, но силы изменили ей. — И вашу невесту тоже! Здравствуйте, мисс…

— Оливия, — мягко улыбнулась девушка-целитель, поправляя подушку под головой Гермионы. — Здравствуйте, мисс Гермиона. Вы напугали свою семью.

— Я не понимаю, что случилось, — пробормотала Гермиона, с трудом собираясь с мыслями. — Я сидела и читала…

— Гарри вам всё объяснит, — ответил Филипп, собирая свои инструменты.

Но вместо Гарри за объяснение принялась Андромеда, так как она лучше знала особенности библиотеки и что случается с теми, кто часто в ней бывает. Её тон был твёрдым, но полным заботы. Гермиона выглядела испуганной. Сэр Ликорус ей ничего такого не говорил, видимо, упустил из виду. А может, и не думал, что она так много времени будет проводить в библиотеке.

Слово взял Филипп, и его тон не допускал возражений.

— В таком случае, мисс Гермиона, первое, что логично сделать для поправки здоровья — это не ходить в библиотеку Блэк и не читать оттуда никаких книг как минимум пока не восстановите силы, — наставительно произнёс целитель. — Кроме того, для работы с подобными книгами вам нужно приобрести защитный амулет, иначе вам снова будет грозить опасность. Ну и в-третьих, в ближайшее время вам показан покой и курс восстанавливающих зелий.

Гермиона жалобно посмотрела на целителей и Андромеду и вынуждена была пообещать, что сделает всё, о чём услышала. Филипп сказал, что на этом его задача как целителя выполнена. Он оставляет Гермионе набор укрепляющих и кровевосполняющих зелий, а так же назначает ей побольше бывать на свежем воздухе и получше питаться. И разумеется, никакого серьёзного колдовства, пока полностью не восстановятся силы. Когда он придёт смотреть Тедди перед августовским полнолунием, он проверит её здоровье и, может быть, тогда разрешит ходить в библиотеку и ритуальный зал, если к тому времени у неё появится защитный амулет.

На этом визит колдомедиков подошёл к концу, Филиппу с Оливией нужно было возвращаться на работу. Но пока Филипп общался с Гермионой, Оливия по дороге в гостиную разговорилась с Андромедой. Оказывается, Оливия знала Теда Тонкса, она несколько лет работала помощницей целителя в соседнем отделении. И про жену и дочь целителя Тонкса она тоже слышала. И когда Дора рожала Тедди, она была на дежурстве, ведь её будущая специализация как раз связана с женскими болезнями, беременными, роженицами и маленькими детьми. Она попросила разрешения навещать Тедди вместе с Филиппом. Разумеется, Андромеда с радостью согласилась. Женщины тепло распрощались, и Филипп с Оливией пошли в гостиную в сопровождении Гарри. Он неустанно благодарил целителей за помощь.

Андромеда вернулась в комнату и заметила на лице Гермионы грусть.

— Неужели я в ближайшее время не смогу читать? — тихо, с тоской спросила Гермиона. Андромеда наводила порядок на тумбочке, где теперь стояла целая батарея фиалов и листок со схемой приёма лечебных зелий.

— Видимо, так, Гермиона, — твёрдо, но не без сочувствия сказала Андромеда. — С книгами тёмного семейства нужно быть осторожнее.

Массивный том в потрёпанном тёмно-коричневом переплёте так и лежал возле кресла.

— Я унесу её и верну на место, — заявила Андромеда, подняв книгу. — И закрою библиотеку так, что ты туда не войдёшь, пока целитель не разрешит. И когда ты приобретёшь защитный амулет, тогда и будешь продолжать свои чтения. Надо будет подумать, где его достать.

— Хорошо, Андромеда, — смиренно прошептала Гермиона, понимая, что спорить бесполезно.

Андромеда взяла в руки книгу. Тяжёлый фолиант был холодным на ощупь, и она сразу же почувствовала себя хуже, как будто невидимый насос начал выкачивать из неё жизненные силы, по телу разлилась слабость. Она открыла книгу, чтобы хоть название прочитать, но ничего не увидела. Текст на пожелтевших страницах был размыт, как будто страницы залили водой, и вместо букв перед глазами плясали лишь мутные пятна. Она испугалась, что книга испортила ей зрение. Позвала Кикимера и велела ему вернуть книгу на место. Эльф тут же исчез, выполняя приказ. Андромеда, всё ещё ощущая лёгкую дрожь в руках, посмотрела на стену и увидела там календарь. Все цифры и буквы были чёткими и ясными, значит, со зрением у неё всё в порядке. Видимо, книга так зачарована, что не каждый может увидеть в ней текст. Решив, что это потому что она всё-таки была исключена из рода, а обратный ритуал с ней не проводили, поэтому она не считается полноправным членом семьи Блэк как раньше, и ей доступ к информации закрыт. Как же тогда Гермиона могла её читать? Ей Ликорус разрешил? Или её магия, её врождённая жажда знаний каким-то образом обошла защиту? Эти вопросы вертелись в голове у Андромеды, но ответа на них не было. Тут появилась Никси и, кланяясь Андромеде, пропищала:

— Госпожа Андромеда, маленький хозяин Тедди проснулся и плачет. Он нуждается в вас. — И Андромеда, отбросив тревожные мысли, покинула комнату, оставив Гермиону отдыхать.

Гермиона вскоре заснула — так на неё подействовали зелья, вызывающие глубокий, восстанавливающий сон. Гарри был в гостиной, где в камине уже весело потрескивали поленья, отбрасывая на стены причудливые тени. Как раз в это время с работы, слегка помятый и уставший, но с довольным выражением лица, пришёл Рон. Тогзи, приняв у Рона потрёпанную мантию, почтительно спросил, подавать ли обед.

— Конечно, подавать, — с надеждой в голосе сказал Рон, — я уже пару часов об этом мечтаю.

Рон с таким энтузиазмом набросился на поданный ростбиф с пюре, что только после того, как наелся досыта и откинулся на спинку стула, понял, что Гермиона так к обеду и не спустилась. Гарри всё ему рассказал, и лицо Рона вытянулось от беспокойства. Он тут же захотел навестить подругу, но Гарри остановил его, объяснив, что ей сейчас нужен покой и сон больше всего. Мол, завтра утром увидятся и всё подробно обсудят.

— Кстати, Гарри, забыл тебе рассказать, — сказал Рон, переключаясь на более приятные темы. — Я же видел Лаванду. Она приходила вечером в наш магазин, когда была распродажа.

— О, и как она? — оживился Гарри. — Я слышал, она была ранена в битве.

— Да, она говорила об этом. Но сейчас, говорит, уже всё хорошо, залечили, — Рон махнул рукой, отмахиваясь от мрачных воспоминаний. — Ты не будешь против, если она придёт на твою вечеринку 31 июля?

— Конечно, не против, — искренне обрадоваля Гарри. — Мы же учились вместе, и в Отряде Дамблдора тоже она была. Буду рад её видеть.

— Отлично, — довольно ухмыльнулся Рон.

— А кто ещё будет? — поинтересовался Гарри.

— Я написал Невиллу, Полумне, сестрам Патил, Дину и Симусу, — загибал пальцы Рон. — Ну, может, кто-то ещё из отряда ОД подтянется.

— Круто, — улыбнулся Гарри, чувствуя лёгкое волнение. — Будет настоящий праздник!

— Гарри, — Рон вдруг стал серьёзным, отодвинув пустую тарелку. — Как думаешь, я уже могу начать искать себе новую девушку?

— А почему я должен об этом думать? — фыркнул Гарри. — Это твоё личное дело, Рон.

— Ну вдруг… у тебя есть мнение… — замялся Рон. — Ладно, тогда хорошо.

— У тебя кто-то на примете? — уловил Гарри его смущение.

— Угу, — Рон покраснел, уставившись в стол. — Лаванда. Мне показалось, она по-прежнему испытывает ко мне некоторый интерес.

— А ты что? — прямо спросил Гарри.

— Я? Я совершенно не против, очень даже за, — признался Рон. — Конечно, серьёзного романа я пока не планирую, пока наш главный ритуал не сделаем. Но хоть будет с кем провести время.

— Прекрасная мысль, — поддержал его Гарри. — Я рад за тебя.

— А тебе такие мысли приходили? — полюбопытствовал Рон.

— Ты знаешь, — задумчиво сказал Гарри, — с тех пор, как мы здесь поселились, у меня не было ни минуты свободной, чтобы об этом подумать. А сейчас тем более, столько всего на нас свалилось и ещё ожидается. Не представляю, как во всё это впихнуть ещё и отношения. Так что думаю, нет. Пока я не готов. Сначала надо разобраться с проклятиями, наследством и прочими фамильными тайнами, а потом уже заводить романы. Ни одна девушка не будет в восторге, если у парня голова занята разными вещами, не имеющими отношения к ней.

— Ясно, — кивнул Рон. — Тут ты прав. Девчонки любят внимание, и на них уходит куча времени и сил. Рон в глубине души пожалел, что пригласил Джинни. Раз Гарри пока озабочен другими, куда более серьёзными проблемами, вряд ли их старый роман вспыхнет с новой силой. Но, подумав, не стал ничего отменять или говорить сестре. Как будет, так и будет, пусть приходит просто поздравить старого друга, к тому же ещё и брата, с днём рождения — это обычное дело, и не стоит на это возлагать больших надежд. Если им суждено быть вместе, они будут. А нет — хоть сто раз подстрой их встречи, толку не будет. В этом отношении Рон чисто интуитивно, по-житейски, всё понимал правильно.

Потом Гарри рассказал ему о письме от Чарли. Рон пришёл в настоящий восторг, представив себе дракона. От Билла, однако, письма так и не было. Со слов Джорджа, который иногда ночевал в Норе, Билл приходил домой очень поздно, смертельно уставший, часто ложился спать даже без ужина. Он уже порядком вымотался с этими гоблинами. У Флер всё было неплохо, она по-прежнему находилась в Мунго, за ней там хорошо присматривали. За ней наблюдала некая молодая целительница, будущий специалист по женским вопросам. Когда Гарри рассказал про то, что к Гермионе вызывали целителя Филиппа и его невесту Оливию, Рон высказал предположение, что это одна и та же девушка. Так же Рон правильно заметил, что Гермиона порой не знает меры в чтении и не умеет отдыхать.

Так же Гарри рассказал Рону о семье, в которой выросла его бабушка и то, что леди Кассиопея возможно жива, и что она в своё время поменяла факультет в Хогвартсе и работала в отделе тайн. Рон, конечно, здорово удивился. Он опять предложил поговорить на эту тему с портретом сэра Ликоруса. И если Кассиопея действительно жива, её нужно во что бы то ни стало найти. Она может помочь во многих делах, тем более что она знала про Отдел Тайн и изучала многие сложные разделы магии. И как именно её искать, тоже лучше спросить у старого лорда. И вообще, надо чаще вовлекать его в обсуждение различных вопросов. Он, как ходячая энциклопедия, много чего знает, но пока не спросишь, ничего не скажет.

Пока друзья беседовали за чаем, Тогзи принёс письмо Рону от тётушки Мюриэль. Престарелая тётка выражала признательность самому младшему сыну её нерадивого племянника за то, что он наконец-то занялся семейными проблемами. Она вкратце рассказала Рону о родственниках, начиная с того человека, который обрёк свой род на проблемы. Она тоже в своё время обращалась в архив и так же нашла сведения в письмах своей матери и других людей того времени, но в своё время, как она заметила в письме, родители Рона не заинтересовались этим. Так же она указала, что прадед Рона, Фред, был приятелем Дамблдора ещё во время учёбы в Хогвартсе, и потом директор нередко помогал семейству Уизли.

— Вот такие дела, Гарри… — протянул Рон, дочитав письмо тётушки Мюриэль. — Родни Уизли в своё время было куда больше, но дожили до нынешних дней только сама Мюриэль да мы, внуки Септимуса.

— Ага, — задумчиво кивнул Гарри, разглядывая потолок. — И с Дамблдором знакомы. И искатели приключений есть, и драконологи, и авантюристы, и даже близнецы. В общем, всё как у вас в семье, только на пару поколений пораньше.

— Скорее наоборот, у нас как у них, — поправил Рон, складывая письмо. — Мы же родились после них, всё-таки они наши предки.

— А, ну да, точно, — спохватился Гарри. — И что теперь со всем этим делать?

— Не знаю, если честно, — вздохнул Рон, откидываясь на спинку стула. — Думаю, надо поговорить с самой Мюриэль, она копнула глубже нас. И, конечно, дождаться, пока Билл сможет выкроить хоть немного времени. Джордж говорит, на него смотреть страшно — он побледнел, осунулся и худой как скелет. Вот что значит жить без жены да с такой работой…

— Да, у Билла работа очень непростая, — согласился Гарри. — Добровольно иметь дело с гоблинами, да ещё на таких условиях… Неудивительно, что всё так.

— Ну, зато он лучше всех нас зарабатывает, — с долей зависти в голосе заметил Рон. — А судя по тому, что написала Мюриэль, роду Уизли никогда не было легко. Вон сколько наших, кто не смог жениться и погиб в молодости. Видимо, так и проявляется наше родовое проклятие — одних обрекает на одиночество, других на бедность.

— Ничего, скоро вы со всем этим разберётесь, — ободряюще сказал Гарри.

— Ага, — скептически хмыкнул Рон, — осталось только заработать полторы тысячи галеонов на этот ритуал…

— Ого, так много? — глаза Гарри округлились.

— Да, — мрачно подтвердил Рон. — Билл сказал, что не меньше. Он сам столько изредка зарабатывал, когда убирал особо сложные проклятия с какого-нибудь старинного артефакта или книги. Но тут, говорит, вопрос более сложный и долгий, вот и цена соответствующая.

— Билл снимал проклятия с книг? — удивлённо переспросил Гарри, и в его глазах вспыхнул внезапный интерес.

— Как он говорил, да, — кивнул Рон. — И с книг в том числе. А что?

— Так ведь Гермиона читала какую-то книгу из семейной библиотеки Блэк, после этого ей и стало плохо, — оживился Гарри. — Андромеда потом сказала, что текст в той книге был как будто размыт, она ничего не могла разобрать. То есть, книга явно зачарована против того, чтобы её читали посторонние.

— Зачем же вообще писать книги, которые никто не сможет прочесть? — удивился Рон. — Или это был, типа, личный дневник, заколдованный для сохранения тайны?

— Может быть, — пожал плечами Гарри. — Но тогда как она-то смогла его прочитать, если она не Блэк по крови и не ликвидатор тёмных заклятий, как Билл?

— Даже не представляю, — развёл руками Рон. — Но кажется, я знаю, как можно это выяснить…

— Да, да, — усмехнулся Гарри, предвосхищая его. — Спросить у сэра Ликоруса. У тебя это уже универсальное решение любого вопроса.

— А что в этом такого плохого? — парировал Рон. — Он очень многое знает и тем более, старик любит помогать в сложных ситуациях.

— Есть такое, — согласился Гарри, и его взгляд стал серьёзнее. — Тогда, пожалуй, сходим к нему вечером и расскажем, что происходит. Может, он уже нашёл какой-то способ, как нам проникнуть в Отдел Тайн.

— Ой, это уж без меня, — замотал головой Рон, и его лицо побледнело. — Я туда не пойду.

— Почему? — удивился Гарри.

— Я не забыл, как мы там однажды побывали, — с содроганием произнёс Рон. — Эти мозги, этот зал с куполом… У меня до сих пор шрамы остались. Нет уж, спасибо.

— Ладно, — вздохнул Гарри, понимающе кивнув. — С этим мы справимся вдвоём с Гермионой. Конечно, когда она поправится.