Прах Империи (джен)

Лондон пах гарью и дождём. Даже осенью двадцатого года Правления Тёмного Лорда столица не вычистилась от старых ожогов — на фасадах домов всё ещё виднелись выцветшие следы заклинаний, которыми когда-то рушили министерские кварталы.

Инспектор Кассиан Морт, дознаватель Отдела Чистоты Крови, стоял у входа в старую библиотеку «Книги Роулинга». Здание обнесено черной лентой Министерства Магии. На двери — знак змеевидного черепа: доступ только для служителей Империи.

Он вдохнул. Пахло смертью. Не магией — именно смертью, настоящей, земной.

— Что у нас? — коротко спросил он у аврора, стоявшего на страже.

— Мужчина. Без следов внешнего воздействия. Ни следа чар, ни проклятий. Но... — тот замялся. — Его кровь испарилась.

Кассиан поднял бровь.

— Испарилась?

— Да. В прямом смысле. Кожа цела, сосуды целы, но крови нет. Как будто её забрали.

В библиотеке было тихо. Только старые книги, потрескавшиеся от времени, шептались на полках — будто пытались вспомнить, что здесь произошло. На полу лежало тело: мужчина в старом плаще, лицо бледное, глаза открыты, но в них — никакого отражения.

Морт наклонился.

На пальцах — следы чернил. На запястье — метка.

Не Темная, не чистокровная, а...

— Полукровка, — выдохнул он.

Это уже было странно. В Империи полукровки не имели права работать с книгами.

Он осмотрел руку внимательнее — и заметил крохотную метку под кожей: «F.O.»

Кассиан вздрогнул.

Феникс Орден.

Но Орден Феникса исчез двадцать лет назад. Их всех казнили. Или... почти всех.

С полки упала книга. Открывшись, она раскрыла страницу, на которой чернила сложились в слова:

“Прах не умирает. Он ждет, когда его вдохнут.”

Морт поднял взгляд. И впервые за долгое время ощутил, что за ним наблюдают.

Из тени между стеллажами кто-то произнёс тихо, едва слышно:

— Вас не должно было здесь быть, инспектор.

Голос принадлежал женщине.

Серебряные волосы. Черное одеяние без эмблем.

И глаза — цвета янтаря.

Не подданная Империи. Не чистокровная. И не мертвая.

Кассиан потянулся к палочке.

— Кто вы?

— Та, кто помнит, как пахнет свобода, — ответила она.

И исчезла, оставив после себя запах дыма и праха.

В Империи не задавали вопросов.

Тех, кто всё же задавал, — не находили.

Кассиан Морт всю жизнь считал себя человеком без вопросов. Он расследовал преступления по приказу, а не по совести. Но теперь, сидя в допросной, где пахло чернилами и страхом, он впервые не знал, что писать в отчёте.

Жертва: мужчина, возраст около сорока, происхождение — полукровка (запрещено законом № 12).

Причина смерти — неизвестна.

Улики — отсутствуют.

Он дописал строку — и остановился.

Перо дрогнуло.

Под кончиком пера, прямо на бумаге, проступили слова, которых он не писал:

«Ты слышишь нас?»

Кровь застыла в жилах.

Он откинулся на спинку стула. Бумага выглядела чистой, чернила высохли. Только в воздухе, в полумраке, будто что-то шепталось — слишком тихо, чтобы расслышать, но достаточно громко, чтобы не забыть.

— Проклятье… — выдохнул он.

Министерство Магии теперь называлось Башней Империи.

На её вершине, среди стальных шпилей, сиял знак змеиного черепа — эмблема Новой Эры.

Каждое утро Кассиан проходил через мраморный зал, где стояли статуи Тёмных Магов.

Последней в ряду — фигура Волдеморта. Его глаза были вырезаны из оникса, и казалось, что они следят за каждым.

Сегодня в зале было особенно тихо.

— Инспектор Морт, — окликнул его женский голос.

Он обернулся.

Перед ним стояла леди Салазарина Кроу, глава Отдела Истинного Наследия.

Её звали Оракулом Империи — за то, что умела видеть ложь.

— Мне сообщили, что вы обнаружили тело, — произнесла она. — И... странные обстоятельства.

— Так и есть, миледи. Но пока слишком мало данных.

— Или слишком много, — мягко улыбнулась она. — Императору не нужны загадки, инспектор. Ему нужны ответы.

— Да, миледи.

— Тогда совет: не ищите тех, кого нет. И не верьте тем, кто говорит из праха.

Он хотел спросить, откуда она знает про слова на бумаге — но промолчал.

Ночью Морт снова вернулся в библиотеку.

Ему нужно было убедиться, что не сошёл с ума.

Тело уже увезли. Остались только книги и запах пепла.

Он зажёг палочку. Луч света скользнул по стенам — и вдруг наткнулся на надпись, выцарапанную ногтем на камне:

«Феникс жив.»

Сердце ударило сильнее.

Из темноты донёсся слабый звук — будто кто-то перевернул страницу.

Он обернулся.

На полу, среди обугленных книг, лежал пепельный контур человеческой руки.

И прямо в центре ладони — перо. Настоящее, рыжее, словно вырванное из живого феникса.

Когда он коснулся его, перо вспыхнуло, и в воздухе возник голос — тихий, женский:

— Если ты слышишь это, значит, Империя трещит.

— Кто вы? — прошептал он.

— Та, кого сожгли.

— Имя.

— Гермиона.

Огненная вспышка ослепила его.

Когда зрение вернулось — перо исчезло.

Остался только пепел.

И на стене, будто выжженное магией, появилось новое слово:

«Началось.»

Утро в Империи начиналось с тишины.

Тишины — и страха.

Каждый рассвет Кассиан Морт наблюдал из окна своего кабинета, стоящего на сотом этаже Башни. Ни солнца, ни птиц. Только вечный серый туман над городом, где светило небо из чёрного стекла — зачарованное после Последней Битвы.

Он провёл рукой по лицу. Снились крики. Снились книги, горящие изнутри. Снилась женщина, чьё имя нельзя было произносить вслух.

Гермиона.

Имя, которое стерли из архивов. Из памяти. Из истории.

Но она говорила с ним. Через пепел.

На столе лежало досье, которое он не должен был видеть.

Кассиан достал его из закрытого архива под грифом “Пепельные дела” — оттуда, куда складывали всё, что не поддавалось логике.

Дело № 73.

Кодовое название: “Фениксов прах”.

Сведения: несуществующее сопротивление.

Участники: ликвидированы.

Особые приметы — невозможность уничтожения тел окончательным проклятием.

Он перевернул страницу — и замер.

Фотография.

Женщина с усталым взглядом и рыжими прядями в тёмных волосах. Подпись — “Грейнджер, Гермиона. Казнена в 2008 году.”

Казнена.

А значит — не могла говорить с ним.

И всё же…

На обороте фото кто-то чернилами написал:

«Она помнит. Она ждёт.»

Стук в дверь.

— Войдите, — сказал Морт, быстро накрыв папку.

Вошёл юный дознаватель — Эрлен Фоули, новый помощник. Слишком молод, слишком живой для этого места.

— Инспектор, вас вызывает Верховный Совет. По делу в библиотеке.

— Причина?

— Говорят, Император лично интересуется.

Кассиан сжал зубы. Это было плохо. Когда интересовался Император, люди исчезали.

Верховный зал сиял мрамором и льдом. На троне из обсидиана — Волдеморт, старший, холодный, но не мертвый. Его кожа — как пепел, его глаза — как огонь в темноте.

— Морт, — голос был тих, как шипение змеи. — Говорят, ты нашёл нечто... старое.

— Лишь прах, милорд. Следы былых времён.

— Прах тоже жив, — прошипел он. — Я чувствую, как шевелится то, что должно было быть сожжено.

Он встал.

Тень от его фигуры проскользнула по полу, вытянулась, коснулась ног Кассиана.

Мир на мгновение потемнел.

— Если ты найдёшь то, что ищет Феникс... принеси мне.

— Разумеется, милорд.

Когда Морт покинул зал, руки дрожали.

Его сердце билось в груди, как пойманная птица.

В ту ночь он снова услышал шёпот.

Не в библиотеке. В своём собственном доме.

Огни на улице погасли. В зеркале над камином отразилось не его лицо — а женское.

Сажа на стекле сложилась в черты Гермионы.

— Ты пришёл, — сказала она.

— Кто ты? Призрак? Иллюзия?

— Я — то, что осталось, когда тело сожгли. Я — память, заключённая в прахе.

— Зачем ты связалась со мной?

— Потому что ты единственный, кто ещё сомневается.

— В чём?

— В Империи. В себе. В Тёмном Лорде, который стал тенью того, кого боялся.

Она подняла взгляд. Зеркало затрещало.

— И потому что тебе нужно знать: ты не тот, кем кажешься.

— Что?

— У тебя его кровь, Кассиан.

— Чья?

Молчание. Лишь пепел, рассыпающийся на полу.

— Того, кто умер под Хогвартсом, — прошептала она. — Тебе это имя не говорили.

Он стоял, не двигаясь.

Его отражение в зеркале — больше не его.

Глаза — зелёные.

Как у Гарри Поттера.

Кассиан не спал уже двое суток.

Каждый раз, когда он закрывал глаза, ему снилось небо, разорванное молнией — зелёной, как взгляд в зеркале.

Он пытался убедить себя, что это иллюзия, проклятие, игра памяти.

Но кровь нельзя обмануть.

Он знал: Гермиона не могла солгать.

Документы, найденные в закрытом архиве, подтверждали всё.

“Эксперимент № 14. Проект “Феникс”. Цель: сохранение линии Поттера для нужд Империи.”

“Субъект Морт, Кассиан. Рождён тайно. Материальные доноры: Поттер Г. / неизвестно.”

Он не чувствовал ног.

Пальцы дрожали, когда он перечитывал строки снова и снова.

Значит, он — сын врага Империи.

Порождение того, кого сам Волдеморт проклял до небытия.

И всё это время он служил убийце своего отца.

В ту ночь над Лондоном сверкнула молния — без дождя, без грома.

Империя не знала гроз.

Это было знаком.

Из серого неба упали перья. Настоящие, горящие — фениксовы.

Кассиан стоял на мосту, глядя, как они падают в реку.

Пепел под ногами шевелился, словно живой.

И голос Гермионы снова прозвучал рядом:

— Они узнали, кто ты.

— Кто?

— Пепельные авроры. Тени Империи. Они уже идут.

— Почему ты помогаешь мне?

— Потому что ты — шанс. Последний.

— Шанс на что?

— На огонь. На возвращение. На конец Тьмы.

Он выхватил палочку.

Сердце билось быстро, будто где-то внутри него горел огонь, которого он никогда не чувствовал раньше.

Первый удар пришёл сзади — тихий, как дыхание.

Кассиан отбил его наугад, и из палочки вырвался свет — не зелёный, не красный, а золотой, как солнце в пепле.

Нападавшие — трое. В чёрных мантиях, лица скрыты масками с змеями.

Пепельные авроры. Элитная стража Империи.

Они двигались без звука, как дым.

— Кассиан Морт, — прозвучал холодный голос одного из них. — По указу Императора ты подлежишь очищению.

— Очищению? — он усмехнулся. — Забавно. Кажется, во мне теперь слишком много грязи для вашей чистоты.

Заклинания полетели, как дождь из стали.

Он отбивал их, почти не осознавая движений.

С каждым ударом внутри просыпалась чужая сила.

Сила, которую, казалось, он знал с рождения.

— Expelliarmus!

Вспышка — и один из авроров полетел в стену.

Второй метнул смертельное заклинание — зелёное, как яд.

Кассиан поднял руку — и свет внутри него ответил.

Заклинание растворилось, как будто его поглотила сама тьма.

— Что… что ты? — прошептал аврор.

— Не знаю, — ответил Кассиан. — Но, похоже, не ваш.

Он поднял палочку.

Мир озарился золотым пламенем.

Авроры исчезли — не сгорели, не рассыпались, а словно растворились в воздухе.

Когда всё стихло, Гермиона стояла рядом — уже не в зеркале, не в дыме.

Она была полупрозрачной, как отражение на воде.

— Ты пробудил его силу, — сказала она тихо.

— Его?

— Твоего отца. Магию, которую не смог уничтожить ни один крестраж.

— Почему я? Почему сейчас?

— Потому что Император больше не человек. Он умирает, и Империя вместе с ним.

— Что мне делать?

— Найди Хранилище. Там — последнее сердце Феникса. То, что может обратить пепел в пламя.

— Где оно?

— Под Хогвартсом. Под тем, что осталось от него.

Она посмотрела на него — взглядом, в котором был и страх, и надежда.

— Они уже идут за тобой, Кассиан. Но если дойдёшь первым — Империя падёт.

Её облик начал таять.

— Гермиона!

— И запомни… — её голос дрогнул. — Тьму нельзя убить. Её можно только переродить.

Когда она исчезла, Кассиан остался один.

Город молчал.

Над ним — мёртвое небо. Под ним — Империя, построенная на костях.

И где-то далеко, на границе видимого, впервые за двадцать лет вспыхнуло пламя.

Феникс.

Жив.

Под землёй не было времени.

Только шёпот камней, запах старой магии и тьма, настолько плотная, что она дышала.

Кассиан Морт спускался всё ниже.

С каждым шагом тьма становилась теплее, словно где-то глубоко под землёй горело пламя — неугасшее со времён Последней Битвы.

Когда-то здесь был Хогвартс.

Теперь — лишь руины и Хранилище, куда Империя сбросила всё, что боялась уничтожить.

Он шёл по залу, где стены были исписаны древними заклятиями.

Свет палочки выхватывал слова, которые нельзя было произносить — имена, стертые из истории: Поттер. Уизли. Грейнджер.

И чем глубже он шёл, тем громче становился голос внутри него.

Не Гермионы. Другой.

Мужской.

Голос, в котором звучала сила грозы и печаль света.

— Кассиан.

— Ты…

— Я — то, что осталось во мне. Искра, заключённая в крови. Ты — мой ответ Империи.

Гарри Поттер.

Голос отца, запертый в крови сына.

— Зачем я здесь? — спросил Кассиан.

— Чтобы закончить то, что я начал. Но не мечом. Огонь должен вернуть себе смысл.

Он вошёл в главный зал Хранилища.

Посреди каменного круга — саркофаг, сплетённый из золы и костей феникса.

Над ним — пульсирующее пламя. Тихое, как дыхание спящего.

Но рядом уже стоял Волдеморт.

Не человек. Не дух.

Остаток чего-то, что давно должно было исчезнуть.

Его тело наполовину тень, наполовину змея.

Глаза — как угли, догорающие в тьме.

— Я ждал тебя, — прошипел он. — Сын того, кого я убил.

— Ты убил только плоть, — ответил Кассиан. — Но не огонь.

Волдеморт усмехнулся.

— Огонь давно потух. Империя — моя вечность.

— Вечность из страха не вечна. Она просто гниёт.

Тьма вокруг сгустилась, как живое существо.

Он поднял палочку. Волдеморт — тоже.

Avada Kedavra!

— Lumina… Revertor!

Два заклинания столкнулись в воздухе.

Зелёное и золотое.

Тьма и свет.

Но свет не был добром, а тьма — злом. Они просто существовали, как два дыхания одного существа.

Кассиан шагнул вперёд, сквозь ослепительный вихрь.

Волдеморт крикнул — не от боли, а от ужаса. Потому что увидел в глазах Кассиана не Гарри.

А себя.

— Ты не можешь победить, — прошипел он. — Я часть тебя!

— Нет. Я — то, кем ты не смог стать.

Он поднял руку, и пламя феникса сорвалось с саркофага.

Оно не обожгло. Оно поглотило всё: воздух, камень, тень, время.

Волдеморт растворился в свете.

Не погиб — превратился в пепел, как всё в этом мире.

Когда всё стихло, Кассиан стоял один.

Перед ним — только пепел и тишина.

Из пепла поднялось перо.

Тонкое, золотое.

Голос Гермионы прозвучал где-то рядом, будто в дыхании ветра:

— Всё возвращается туда, откуда началось. Даже пепел.

Он посмотрел на перо.

Сжал его в ладони.

Пламя вспыхнуло — и Хранилище озарилось мягким светом.

Не ослепляющим, не воинственным. Просто светом.

На поверхности, над руинами Хогвартса, утро впервые за двадцать лет было настоящим.

Туман рассеялся.

И на горизонте — птичий крик.

Феникс взмыл в небо.

Не золотой. Не красный.

Пепельный.

С каждым взмахом его крыльев города Империи загорались светом — не огнём, а жизнью.

Тьма не исчезла. Она просто стала частью мира, перестав быть хозяином.

Кассиан стоял среди руин, глядя в небо.

В ладони перо тлело мягким жаром.

— Огонь не сжигает, — прошептал он. — Он помнит.

И пошёл вперёд — туда, где из пепла рождался новый мир.

Прошло пять лет.

Империи больше не существовало.

От Башни остались лишь остовы — серебристые, как кости древнего чудовища, которое наконец позволило себе умереть.

Новый мир не был прекрасен. Он был живым.

На месте старых площадей теперь росли травы, где раньше горели костры очищения. Люди снова учились доверять словам, а не приказам.

Хогвартс отстроили. Не таким, каким он был — другим.

Меньше блеска, больше смысла.

Теперь там учили не только магии, но и памяти. Потому что именно память, а не сила, удерживала мир от повторения.

Кассиан Морт больше не носил мантии дознавателя.

Он жил на краю озера, в доме, построенном из серого камня и старых досок, вытащенных из руин библиотеки.

Каждое утро он выходил к воде.

Садился на ступени и смотрел, как над озером летает феникс — не золотой, не огненный, а пепельный.

Птица, рожденная из праха Империи, его спутница и его напоминание.

Иногда, когда ветер шёл с востока, он слышал тихий голос — не из огня, не из зеркала.

Просто шёпот в листве:

— Ты сделал то, что должен был.

— Гермиона?

— Я — только часть ветра. Но я помню.

Он улыбался.

Пепел на земле искрился, когда на него падал солнечный свет — словно мир сам учился быть честным: не прятать тьму, а позволить ей быть тенью света.

В одном из писем, найденных спустя годы, было написано:

«Мы думали, что феникс — символ победы.

Но он — символ памяти.

Потому что настоящий огонь не горит, чтобы сжечь.

Он горит, чтобы помнить.»

— К. Морт

В небе снова пронёсся феникс.

На этот раз он оставил за собой не дым, а лучи света, которые падали на землю, как благословение.

И когда первые ученики нового Хогвартса подняли головы, кто-то из них прошептал:

— Смотрите… Он вернулся.

И никто не сказал: кто.

Потому что это уже не имело значения.