Идентификация Блэка (джен)

Он плыл.

Холодная морская вода обжигала кожу, сковывала движения, забивалась в уши, но он продолжал плыть — без цели, без берега, без памяти. В голове не было ничего, кроме одного-единственного инстинкта: выжить. Он всегда выживал. В любой стране. В любом теле. В любом времени.

Кто он?

Что было последнее — выстрел? взрыв? Или тот юркий пацан с азиатским лицом и чистыми глазами — новичок, присланный убить мастера? Да, кажется, это было в Бангкоке. Или в Гонконге? Чёрт. Память ускользала как песок сквозь пальцы. Он не знал, как оказался в воде, и не помнил зачем. Вроде это уже было, давно или нет?

Вокруг только чёрная, хмурая гладь. Волны. Тишина. Соль на губах. К счастью, вода была холодной, но не ледяной — значит, не Атлантика. Северное море? Тогда он где-то у побережья Британии. Сто лет не был в Британии.

Он плыл дальше.

Усталость откладывалась где-то глубоко внутри, в центре груди, но тело было не привычное, натренированное, а хилое, слишком худое, и продолжало работать. Машинально. Это было важно: работать, пока жив.

Имя.

Он вдруг вспомнил имя.

— Джейсон?

Нет... Дэвид.

Нет. И то, и другое. Он оба.

Дэвид Уэбб и Джейсон Борн.

Две стороны одной монеты, два лица одной жизни, которую сначала сломали, потом собрали обратно — не пойми кто.

«Лэнгли», — подсказал внутренний голос, холодный и твёрдый.

После событий 2016 года он наконец нашёл надёжного психотерапевта — того, кто сумел залатать дыры в памяти, помочь навести порядок в голове, где всё слишком долго гнило под гнётом лжи, вины и программирования.

Тогда Джейсон Борн — наконец-то по-настоящему — принял себя.

Принял не как ошибку. Не как призрака. А как реального человека.

Человека, которого мир знал как киллера. Самого лучшего из живущих.

Он ясно понял: Лэнгли его не отпустит. Ни завтра, ни через десять лет. Даже если он уйдёт в бункер на дне океана — они достанут. И не потому, что он знал слишком много. А потому что был слишком хорош.

Он пытался уйти в подполье. Зарабатывал боями — грязными, кровавыми, бессмысленными. Но всё, что он делал, всё равно пахло кровью.

В глазах мира он был убийцей. И если уж так — почему бы не стать лучшим? И не добиться признания. Признание проблемы — это шаг на пути к себе: миллионы задают вопрос «кто я?», и только единицы знают на него ответ.

Он стал.

Во всех теневых кругах его знали под новым именем — мистер Морроу. Бесстрастный. Холодный Призрак. За его работу платили огромные деньги. Появилась сеть. Появилась репутация. И — впервые за долгое время — появилась надежда уйти на покой.

Но он недооценил проект «Тредстоун».

Покой был невозможен.

Слишком глубоко в его мозг вшили слои, команды, триггеры.

Слишком сильно покорёжили Дэвида Уэбба.

Слишком много людей всё ещё мечтали его устранить.

И слишком многим было важно, чтобы он исчез окончательно. Да, он убрал всех, кто имел отношения к проекту «Тредстоун», но о нём всё равно знало слишком много народу.

Умирать Джейсону Борну было не страшно.

Он не боялся смерти. Он с ней жил. Он её знал.

Как наёмник, он был сам себе хозяин: выбирал заказы, отказывался от грязных дел, если не видел в них смысла. Нет, он не получал удовольствия от убийств.

Но он не отворачивался от своей сути. Самообман — это путь в никуда, а он и так слишком долго этим жил.

Он считал себя санитаром, вычищающим то, что другие боятся трогать: дно, мразь, чудовищ в человеческом обличье.

И если этот мир всё равно называл его убийцей — он предпочёл быть убийцей со свободой и выбором. И с честью.

Но что-то пошло не так.

Он не мог оказаться в Северном море — по крайней мере, не сам. Значит, кто-то опять вычистил его память. Значит, кто-то вмешался.

Он плыл и в первый раз за долгие годы почувствовал, как внутри пробежал холод — не от воды, а мысли:

«Если не я выбрал это... тогда кто?»

Память возвращалась медленно — будто кто-то склеивал её по осколкам.

Но вместе с его собственными воспоминаниями всплывали чужие — фрагменты чьей-то другой жизни, странные, неуместные, не имеющие к нему никакого отношения.

Что это? Его снова взяли в поле? Новый проект? Ещё более продвинутый?

Имя — Сириус Блэк — мелькнуло в сознании, не вызвав ничего, кроме лёгкого отторжения. Он не знал, кто это. Но чувствовал: внутри него была ещё одна личность. Точнее, то, что от неё осталось, — разлетевшиеся выцветшие осколки, спутанные воспоминания, не поддающиеся анализу.

Парню сильно не повезло.

Кто-то закодировал его разум, причём топорно и неумело.

Контора так не работает. Они хорошо зачищают следы, шлифуют вмешательства. А здесь — грубая работа, как будто новичок решил поиграть в бога.

Голова пульсировала болью, будто кости черепа треснули изнутри.

Жажда обожгла глотку, руки дрожали. Хотелось пить — что угодно, только не солёную морскую воду. Хотя её он уже наглотался с лихвой.

Берег вырос внезапно — тёмный, зубчатый, как пасть хищника.

Море било в каменные глыбы, как в глухие барабаны — зло, ритмично, с яростью настоящей стихии.

Волны взмывали вверх, рвались, шипели, откатывались, оставляя на прибрежных плитах тёмную слизь, клочья водорослей и бледные обрывки пены.

Его швырнуло на берег, ударило о скалы, потащило обратно, и он, сгруппировавшись, но удержался только чудом.

Жив.

Ещё жив.

Он приподнялся… и замер.

На камнях стояли не руки, а лапы. Широкие, с когтями, покрытые чёрной шерстью собачьи лапы.

Паника подступила волной, но его натренированное сознание сразу же отреагировало.

Ошибка. Иллюзия. Повреждение восприятия.

Он же человек.

Борн — человек. Это факт. Это якорь. Не могли же его разум засунуть в зверя? Ведь не могли же?

Судорожно он вспоминал свои руки — жилистые, мускулистые, подчиняющиеся боевому инстинкту. И в тот же миг его пронзила боль.

Резкая, обжигающая. Тело скрючило, хребет выгнулся дугой — и лапы превратились в руки.

Человеческие. Но слишком худые, чтобы принадлежать Джейсону Борну.

Он стоял на четвереньках, дрожа в ледяной пене прибоя. Дыхание рвалось, сознание гудело, мир кружился.

Одежда — жуткие грязные лохмотья. Хорошо, что была ночь. Хорошо, что никто не видел. Иначе внимания и вопросов не избежать, а ему это не нужно, пока он не разобрался, что к чему.

Мужчина медленно выпрямился, всматриваясь в темноту. Левее, на прибрежном уступе, торчал старый маяк — облупленный, мрачный, давно не горевший. Вокруг — груды ржавого металла, мёртвые заводские трубы, заброшенные контейнеры, проржавевшие портовые краны, торчащие в небо как искривлённые пальцы.

Пахло солью, железом и чем-то масляным, давно засохшим.

Промзона. Брошенная, забытая, возможно, никому не нужная.

Значит, пригодная для укрытия.

Делать нечего. Он встряхнулся, отбросил остатки оцепенения и хрипло выдохнул.

Нужно двигаться:

— найти воду,

— достать еду,

— привести себя в порядок.

А потом — разобраться, кто он теперь и в каком чёртовом мире очнулся.

Спустя два часа скитаний по промокшим улочкам и закоулкам Джейсон набрёл на заброшенный дом в ряду тесной рабочей застройки. Террасные дома стояли плечом к плечу, окна большей части были затянуты пыльными занавесками, но одно из них зияло темнотой. Дверь поддалась не сразу, но с характерным щелчком замок сдался.

Внутри пахло сыростью и старой бумагой. Судя по вороху накопившихся газет у входа, хозяева уехали давно — возможно, на заработки. То, что нужно.

Никто не ищет, никто не ждёт.

Холодильник был абсолютно пуст, но, на счастье, в кладовке он обнаружил немного сухих запасов — рис, какие-то крупы, кусок чёрствого хлеба. Джейсон сварил кашу на воде, ел молча, сосредоточенно, словно выполнял операцию. Потом, даже не переодевшись, рухнул на потёртый диван в гостиной и уснул.

Он спал и ел несколько дней — организм навёрстывал всё, чего был лишён. Иногда просыпался в тревожном поту, с пульсирующей болью в висках и ощущением, что память снова расползается по швам.

На третий день он смог встать, не держась за стены.

В ванной, склонившись над раковиной, Джейсон долго вглядывался в своё отражение. Из зеркала на него смотрел заросший, осунувшийся бродяга. Впалые щёки, неухоженная щетина, тень былой силы — но глаза остались прежними.

Холодный, пронизывающий синий взгляд — тот самый, что был у него в прошлой жизни.

В жизни Джейсона Борна.

Первым делом нужно было смыть с себя морскую соль и запах прибоя, въевшийся в кожу и волосы. Джейсон долго стоял под горячей водой, пока пар не заполнил тесную ванную, а кожа не стала покалывать от перепада температур. Затем он выбрился наголо, сперва тщательно срезав щетину бритвой, а потом взял старую машинку и прошёлся по голове до блеска. Так было меньше вопросов и, по опыту, сложнее узнать и отследить. Он аккуратно собрал срезанные волосы, смыл их в унитаз и убедился, что следов не осталось.

Дом, в котором он обосновался, оказался находкой — часть террасной застройки, жилая, с исправной сантехникой и электричеством. Здесь он мог хотя бы временно почувствовать себя в безопасности.

Еда заканчивалась, и уже ближе к часу ночи он решился на вылазку. В таких районах Британии круглосуточные магазины — редкость, поэтому нужное пришлось искать больше часа. Наконец он заметил небольшой супермаркет: старый фасад, устаревшая сигнализация и камеры, которые выглядели так, будто их не обслуживали годами.

Несмотря на слабость, Джейсон быстро вскрыл дверь служебного входа, работая уверенно и бесшумно, словно выполнял рутинную операцию. Он собрал всё необходимое — воду, продукты, одежду, несколько полезных мелочей — и столь же быстро вернулся. Дверь аккуратно закрыл, оставив всё в том же виде, что и было. Теперь о его визите узна́ют только во время ревизии.

В убежище, наскоро перекусив, он почти сразу завалился спать. Включать свет ночью Джейсон не решался — лишнее внимание ему сейчас было ни к чему. Свою добычу он рассмотрел только утром, при блёклом свете, пробивавшемся сквозь мутное оконное стекло.

Город, в котором он оказался, назывался Барроу-ин-Фернесс. Название объясняло многое: серые кварталы, заводские трубы, пустынные набережные — пейзаж был уныл до безысходности. Но по-настоящему его потрясла не мрачная обстановка, а дата на пожелтевшей газете из прихваченной стопки: 4 августа 1993 года.

Это было невозможно. В это время не существовало никакого Джейсона Борна — он был ещё Дэвидом Уэббом. Однако, окончательно придя в себя, он понял страшную вещь: он находится в чужом теле.

«Всё-таки погиб…» — мысль всплыла из тёмных закоулков сознания, тяжёлая и холодная, как свинец.

Кто же ты, Сириус Блэк, чьё тело так щедро — или жестоко — подбросила ему судьба? Подарок ли это или последняя насмешка перед концом?

Борн знал одно: в его жизни всегда было качество, которое спасало его и в прошлом, и теперь, вероятно, спасёт и в будущем — желание выжить любой ценой.

Мужчина задумчиво перебирал одежду, добытую ночью в супермаркете. Стандартный набор для рабочих кварталов: двое джинсов, несколько простых футболок, пара тёплых джемперов. Нашлись даже кроссовки, удивительно — как будто ждали именно его. Всё максимально неброское, чтобы ни прохожие, ни бобби не обратили лишнего внимания.

Наверное, сто́ит попробовать помедитировать — как учил психолог в прошлой жизни. Что-то подсказывало Джейсону: проблемы Сириуса Блэка теперь стали и его проблемами. Он плотно поужинал, устроился поудобнее и, погружаясь в медитацию, не заметил, как уснул.

В памяти вспыхнули обрывки — кое-что он вспомнил, но в голове Блэка, вероятно, и до смерти царил совершенный кавардак. А что уж говорить, что произошло после...

Так ничего и не поняв, он решил действовать, не оглядываясь на проблемы Сириуса Блэка. Здесь, в Британии, у Лэнгли были конспиративные квартиры, тайники и даже частные клиники, куда полевой агент мог обратиться, назвав кодовые слова. Многие из этих мест не проверялись десятилетиями. Мужчина, представившийся по паролю для второстепенных агентов, да ещё без огнестрельных ранений, вряд ли вызовет большой интерес у бывших коллег.

Тем более, если проект «Тредстоун» и существует, то пока лишь на бумаге — или в чьих-то планах.

До Лондона он добрался по железной дороге, для него, коренного американца, в Англии всё было недалеко. Интересно, что по-английски он говорил с американским акцентом, а Сириус Блэк, донор его тела, был коренным англичанином.

Джейсон шёл по узкой улочке Эппинга, держа руки в карманах куртки. Ночь была туманной, фонари давали лишь мутные жёлтые пятна на мокром асфальте. Ориентировался он по старым пометкам в памяти — странно, но ноги помнили маршрут лучше, чем разум. Хотя ноги в этом случае были чужими.

Впереди показался дом, который на первый взгляд можно было принять за заброшенный. Вывеска «St. Martha’s Convalescent Home» висела криво, буквы местами облупились. На крыльце светилась одна-единственная лампа, мигая так, словно сейчас перегорит. Окна были закрыты жалюзи, а в саду разросшийся плющ тянулся к ветхой беседке.

Борн поднялся по ступеням, трижды постучал, затем нажал на дверной звонок — длинный, старомодный, с металлическим дребезжанием. Дверь открыла пожилая женщина в сером халате и очках в тонкой оправе.

— Да? — голос был усталый, с лёгкой хрипотцой.

— Я ищу покой для уставших, — спокойно произнёс Джейсон с лёгким американским акцентом.

Это были кодовые слова. Женщина чуть прищурилась, кивнула и отступила в сторону, давая пройти внутрь.

Внутри пахло старым деревом и слабым раствором хлорки. Узкий коридор, облупленные стены, потёртый ковёр. Справа — дверь с табличкой Private. Женщина подошла, достала из кармана массивный ключ, вставила в замок и провернула. За дверью открылся небольшой тамбур, а в нём — ещё одна дверь с панелью старого механического кодового замка.

Джейсон набрал комбинацию, которую помнил ещё со времён работы на ЦРУ. Замок щёлкнул, дверь распахнулась — и он будто оказался в другом мире.

Коридор был выложен гладкими белыми панелями, свет — холодный и ровный, из стен тихо гудела аппаратура. Несколько мужчин и женщин в медицинских халатах мелькали, не задерживая взгляда на новичке. На дальнем конце коридора дежурил охранник в штатском, без оружия на виду, но с той самой выправкой, которую невозможно спутать.

— У нас новый, — тихо сказала женщина-«привратник», передавая Джейсона с рук на руки высокому мужчине в синем халате.

— Сначала осмотр, потом к координатору, — отрывисто бросил он, не задавая лишних вопросов.

Джейсон пошёл за ним, чувствуя, как внутри постепенно возвращается та холодная собранность, что всегда приходила перед началом операции.

Мужчина провёл его в небольшой кабинет, где за столом сидела девушка в белом халате. Она не произнесла ни слова — лишь коротко кивнула и, ловко наложив жгут, быстро взяла у Джейсона кровь из вены. Следом за ней вошёл врач, сухощавый, с усталым взглядом и лёгким запахом ментола. Он молча осмотрел Борна: проверил зрачки, рефлексы, дыхание, сделал несколько пометок в планшете.

Под конец процедуры доктор протянул к нему странное устройство — металлическую пластину размером с ладонь.

— Положите руку, пожалуйста, — произнёс он без выражения.

Джейсон подчинился и почти сразу заметил, как на лице врача мелькнуло напряжение. Пальцы того едва заметно дрогнули, а взгляд на секунду стал острым, как лезвие.

— Подождите здесь, — коротко сказал он и быстро вышел.

Борн насторожился. За годы работы на ЦРУ он бывал в подобных заведениях, но ничего похожего на «пластину» в процедуре приёма не помнил. Это было новым элементом — и, возможно, не для всех пациентов. Тем не менее тревоги пока не ощущалось: код, которым он воспользовался при входе, знали единицы, и вряд ли кто-то посторонний имел к нему доступ. Да и такие, как его отец, пользовались клиниками другого уровня, с совершенно иной системой допуска.

Минуту спустя дверь снова открылась, и в проёме появилась уже знакомая медсестра.

— Следуйте за мной, — спокойно сказала она.

Джейсон пошёл за ней по тихому коридору. Девушка привела его в просторный кабинет, где за столом сидел координатор — мужчина лет сорока с аккуратно зачёсанными тёмными волосами и внимательным, но непроницаемым взглядом.

На столе перед ним лежали распечатанные результаты анализов и медицинских тестов. Борн отметил их, но виду не подал. Он знал: в подобных местах врачи и координаторы не имеют права задавать вопросов, не связанных с медициной. Их задача — оказывать помощь, а не вести допрос. Если бы была объявлена тревога, здесь всё было бы иначе: не беседа, а быстрый захват и попытка вывести из игры.

Координатор откашлялся, слегка поправил воротник и произнёс:

— Извините, мистер… Ваши анализы вполне удовлетворительны, если не считать сильного истощения и анемии. Судя по всему, вы долго голодали.

Джейсон не счёл нужным отвечать. Он был секретным агентом, пришедшим за помощью, и не имел права разглашать суть своего задания. Вместо слов он просто сверлил координатора холодным взглядом, ожидая продолжения.

— Так вот, сэр, — продолжил тот, — мы задержим вас на пару дней и предложим курс витаминов. Но вы же знаете, что для вас, как для одарённого, требуется особое лечение…

В этот момент в голове Борна всё встало на свои места: вот в чём проблема Блэка — он, похоже, маг. Значит, он действительно оказался в другом мире. Но как сработали его старые коды? Миры похожи?

Снаружи Джейсон продолжал держать ледяную маску и спокойно спросил:

— Вы можете это обеспечить? — голос Джейсона прозвучал с резким американским акцентом, отчётливо выделяясь на фоне ровной и сдержанной речи координатора британца. Но, к удивлению Борна, его собеседник явно расслабился.

— Разумеется, сэр, — ответил координатор. — Но придётся немного подождать. Будут ещё пожелания?

— Да, мне нужен спортивный зал для реабилитации, или хотя бы спортплощадка.

Координатор оживился:

— Безусловно, мы позаботимся обо всём. Завтра утром к вам придёт наш специалист по одарённым.

Джейсона проводили в палату, больше напоминавшую уютный гостиничный номер, чем больничную палату. Пока он принимал душ, в комнате уже был накрыт стол к ужину — скромный, но аккуратный.

После процедуры он устроился у открытого окна, игла капельницы нежно покалывала вену. В вену медленно вливались витаминные растворы, и, расслабившись, он смотрел на далёкие мерцающие огни большого Лондона, мерцающие как тысячи несбывшихся надежд и новых возможностей.