Крики / Screams (джен)

Последний год войны сложился неудачно: сначала убили Дамблдора, затем бесследно исчезли Гарри, Рон и Гермиона. Многие погибли, когда самый страшный тёмный волшебник и его последователи разгромили Косой переулок. В течение следующих нескольких месяцев десятки людей были убиты, или их постигла участь и того хуже. Вся надежда для светлой стороны казалась потерянной.

Но затем, через несколько месяцев после похорон Дамблдора, активность Пожирателей Смерти полностью прекратилась. Министерство пыталось выяснить, что произошло, но не смогло найти ни одного Пожирателя. Словно все они исчезли с лица земли.

Несколько месяцев всё казалось мирным, и люди радовались. Но потом ведьмы и волшебники снова начали таинственным образом пропадать. Сначала исчезла Долорес Амбридж, а день спустя пропал бывший министр Корнелиус Фадж. Вскоре после этого исчез Перси Уизли, а за ним последовало множество других магов.

Все боялись, что Сами-Знаете-Кто вновь объявился и наносит удары из тени. Слухи распространялись словно лесной пожар, и общественность была на грани массовой истерии.

Невилл изо всех сил старался игнорировать страх. Он понимал: если поддастся ему, враг победит. Поэтому Лонгботтом храбро продолжал жить своей жизнью, бросая вызов этой угрозе. Время от времени ужас охватывал его, и руки начинали дрожать, но он шёл вперёд. Иногда руки тряслись, но это не имело ничего общего со страхом. Эта дрожь появлялась каждый раз, когда ему приходилось писать письмо или отправлять почту.

Закончив седьмой курс Хогвартса, юноша неплохо зарабатывал на жизнь, став травологом. Он выращивал экзотические магические растения для зелий и других нужд в саду за своим домом, получая за это солидное количество золота.

Однажды вечером, после долгих трудов в саду, Невилл уединился в гостиной. Он разжёг огонь и сел в мягкое кресло, чтобы почитать новую книгу, которую недавно приобрёл. Вскоре веки отяжелели. Слишком уставший, чтобы покинуть уютное кресло, траволог закрыл книгу и позволил сну овладеть собой.

После того как несколько месяцев назад скончалась его бабушка, в доме стало очень тихо, а посетителей у Невилла никогда не было. Поэтому звук чьего-то хихиканья вырвал его из сна словно выстрел.

Потребовалось несколько мгновений, прежде чем глаза смогли сфокусироваться. Пляшущий свет угасающего огня ещё больше затруднял зрение. Медленно взгляд остановился на крупном бесформенном силуэте на полу перед камином.

Рука метнулась за палочкой, но пальцы нащупали лишь пустой карман. Он мог бы поклясться, что сунул её туда, заперев теплицу.

Фигура перед огнём подняла руку, демонстрируя его палочку. Очевидно, этот человек, кем бы он ни был, украл её, пока хозяин дома спал.

— Ищешь свою палочку, Невилл? — спросил силуэт.

Кровь застыла в жилах от знакомого голоса.

— Т-т-ты м-мертва, — пролепетал он.

— Почти, — ответила Гермиона и медленно подняла голову, чтобы взглянуть на Невилла. Яркие, кричащие белые пряди уродовали её каштановые волосы; они выглядели как пальцы скелета, сжимающие голову. Лицо было мертвенно-бледным и измождённым. Но её глаза, её холодные глаза заставили сердце Невилла пропустить удар.

— Почти мертва, но пока ещё нет, — продолжила она. На лице застыло растерянное и любопытное выражение. — Хотя Рон действительно умер, и умер он не очень-то хорошо…

Её голос звучал воздушно, а тон был лёгким, словно замечание было несущественным.

— С другой стороны, как можно умереть хорошо? — риторически спросила она. — В конце концов, ты просто мёртв.

Невилл сглотнул, а Гермиона выпрямилась, приняв идеальную, правильную позу, сидя на полу. Она положила палочку Невилла на пол, а затем сжала кулак. Поднеся кулак к лицу, она издала горлом звук «Тук», быстро разжимая ладонь. Ещё один глухой звук сорвался с губ, и она быстро сжала пальцы обратно. Девушка повторила этот процесс несколько раз, открывая и закрывая ладонь и бормоча «тук-тук». Невиллу потребовалось мгновение, чтобы понять: ведьма имитирует сердце и сердцебиение.

Гермиона с любопытством наблюдала за своей рукой, ритмично сжимающейся и разжимающейся, словно была очарована и удивлена этим движением. Затем её холодные глаза начали расширяться, так как «биение» замедлилось. Оно замедлялось всё больше, пока не остановилось вовсе. Грейнджер смотрела на свой теперь уже раскрытый кулак, ожидая, что он снова пошевелится.

После очень долгого и безмолвного момента Гермиона уронила руку на колени и повторила:

— В конце концов, Рон был мёртв. Не имело значения, умер он хорошо или нет. Он был просто мёртв.

Невилл вытер пот со лба.

— Полагаю, тебе интересно, что с нами случилось? С Роном, Гарри и со мной? — спросила Гермиона, глядя сквозь него в пустоту. Затем тем же лёгким тоном добавила: — О, подожди, ты же знаешь, что случилось; нас пытали.

Она замолчала и испустила долгий, дрожащий вздох. Растерянное и любопытное выражение лица сменилось жалкой маской скорби.

— Пытали бесконечно; день и ночь, ночь и день, — пробормотала она. — И они полагались не только на проклятие Круциатус. Были часы изнасилований, порезов, удушений, побоев…

— У меня были только крики, Невилл, — сказала Гермиона, словно испуганный и потерянный ребёнок. — Сначала мои, потом крики Рона и Гарри. Затем крики Рона прекратились, потому что, видишь ли, он умер. Потребовалось время, чтобы затих Гарри; день за днём, ночь за ночью он кричал. Я думала, его горло, должно быть, изодрано в кровь от этих криков, — продолжала она. Её карие глаза были как бездонные омуты, уставившиеся в пространство.

— Но как только он перестал кричать, всё, что у меня осталось, — это мои собственные крики, — продолжила Гермиона. В её голосе звучали боль и страх. — У меня не было никаких других мыслей или чувств, кроме боли. Каждое мгновение было наполнено криками. Это было всё, что у меня было, ничего больше. Ни мыслей, ни эмоций, только крики.

— Затем я тоже перестала кричать; я не умерла, как ты ясно видишь. Но я осталась ни с чем, — добавила она и наклонила голову, словно находя эту тему странной и интригующей. — Я была пуста внутри, ничего не осталось, просто оболочка. Даже мыслей. Ни боли… ни криков… ни мыслей… просто пустота.

— Я перестала кричать, но Пожиратели Смерти всё ещё использовали на мне Круциатус. И они продолжали насиловать и бить меня, но это больше не действовало… Внутри меня ничего не осталось. Просто оболочка.

Она внезапно посмотрела на Невилла. Некогда холодные глаза теперь пылали огнём, они прожигали его насквозь, пронзая душу.

— Я была так пуста и одинока… ничего внутри! — закричала она.

Невилл в ошеломлённом изумлении наблюдал, как горящие глаза Гермионы смягчились и снова медленно похолодели.

— Именно тогда Гарри дал мне то, чем можно заполнить эту пустоту; больше криков, — сказала она легко. — Больше криков.

Она сделала паузу и вздохнула, явно тронутая воспоминанием о том, что описывала.

— Видишь ли, Невилл, Гарри не умер, как Рон. Нет, Гарри вырвался на свободу, — произнесла она, и её взгляд снова расфокусировался. — Не знаю, как он это сделал, он теперь мало говорит; это трудно делать, с тех пор как ему вырезали язык. Не то чтобы он и раньше был особо разговорчивым. И к поцелуям с ним нужно немного привыкнуть, но мне нравится водить своим языком по обрубку; от этого у меня приятные мурашки. Но он действительно вырвался! Он заставил этих Пожирателей Смерти корчиться на земле у моих ног. Их крики наполнили меня; сделали меня целой. Но потом они перестали кричать, и я снова стала пустой…

Хрупкие плечи Гермионы поникли, голова опустилась. Она сидела перед угасающим огнём, как выброшенная тряпичная кукла.

— Такой пустой… совсем ничего…

— Я… я… — виновато начал заикаться Невилл. Дрожащей рукой он потянулся вперёд, готовый сделать успокаивающий жест подруге.

Она метнулась вверх как стрела, и он отшатнулся, словно от ядовитой змеи. Улыбка украсила её лицо.

— Но потом Гарри принёс мне ещё криков, — сказала она с яркой улыбкой. — Он всегда был таким заботливым, этот Гарри. Он притащил какого-то Пожирателя Смерти, брыкающегося и молящего о пощаде, прямо в мою камеру. Гарри бросил его к моим ногам и заставил кричать. Мне стало тепло. Потом Гарри принёс мне Волдеморта; он был забавным, его крики были такими пронзительными; когда Гарри оскопил этого змея, он взял ноту ещё выше, — брюнетка с любовью коснулась своей груди. — Так тепло и счастливо…

Вновь печаль опустилась на неё, как тяжёлое одеяло.

— Но их надолго не хватило… как только они перестали кричать, я осталась ни с чем, мне снова стало холодно и пусто.

Она на мгновение вздрогнула, а затем её настроение снова заметно улучшилось. Эти быстрые и непредсказуемые перепады настроения ещё больше нервировали Невилла.

— Гарри такой замечательный друг, — сказала она со счастливым вздохом. — Он знал, что мне нужно, и позаботился о том, чтобы я это получила. Он носил меня с места на место, как ребёнка или как муж переносит жену через порог. Сначала мы отправились в коттедж Амбридж; она продержалась довольно долго. Думаю, Гарри наслаждался её криками почти так же сильно, как и я. Потом были крики Фаджа, потом Перси, и так далее, и так далее.

— Вскоре я смогла ходить самостоятельно и снова начала думать, — сказала Гермиона и указала на свою голову обоими указательными пальцами преувеличенным жестом. Затем её пальцы скользнули в причёску и начали крутить и наматывать спутанные кудри. — Не так, как раньше… Раньше я была наполнена до краёв такими блестящими мыслями… Я могла обходиться без наполняющих меня криков… заметь, крики всё ещё делают мне тепло и радостно, но мы доберёмся до этого совсем скоро.

Она сменила позу: теперь она больше не сидела перед камином, а лежала на животе, вытянувшись, как ленивая кошка. Кончиками пальцев она рассеянно выводила на полу случайные фигуры.

— Как я уже сказала, я снова начала думать, — повторила она. — Я начала вспоминать, что произошло; как Рон, Гарри и я искали крестражи Волдеморта. И как мы были очень осторожны, не принимая почту ни от кого, кому не доверяли. Видишь ли, мы боялись, что Волдеморт пришлёт нам проклятое письмо или какую-нибудь ловушку.

— М-мне т-так жаль, — прохныкал он.

— И вот, о чудо, мы получаем письмо от нашего дорогого друга Невилла с новостями о его седьмом курсе в Хогвартсе! — воскликнула она и перекатилась на спину. Она продолжала говорить так, словно повторяла то, что сказала друзьям, когда они впервые получили письмо Невилла. — Смотрите, записка от Невилла! Ему можно доверять. Он никогда не причинит нам вреда.

— Он обещал мне Беллатрису, — выпалил Невилл. Виноватые слёзы текли по его круглым щекам. — Он сказал, что отдаст мне эту суку!

— Ох, как же мы удивились тому, что случилось, когда сгрудились вокруг Гарри, чтобы прочитать письмо Невилла, — небрежно сказала Гермиона, не обращая внимания на признание Невилла. — Чпок! Вжик! Пожиратели Смерти повсюду. Бах! Бабах! И мы все падаем!

— Он отдал мне Беллатрису, я мог отомстить, — выдавил Невилл. — Я смог отплатить ей за всю ту боль, что она мне причинила.

— Позволь мне рассказать тебе о боли, — обратилась Гермиона к другу, приподнимая одну из совершенно белых прядей волос. — Это было так больно… много криков… так много криков…

Невилл не мог говорить. У него не было оправдания своим действиям, и он знал, что сейчас расплатится за них. Сами-Знаете-Кто предложил сделку, от которой он не смог отказаться: Беллатриса в обмен на Гарри и его друзей. Перестала ли она быть полезной, или Тот-Кого-Нельзя-Называть ценил поимку Гарри больше, чем услуги Беллатрисы, — для Невилла в тот момент не имело значения. Он был ослеплён мыслью о мести.

Всё, что нужно было сделать Невиллу, — это написать письмо на пергаменте с наложенным на него следящим заклинанием, и сука была бы его. Он чувствовал себя грязным после этого, но выражение боли на лице твари, пытавшей его родителей, искупило его вину… на какое-то время. Вскоре после того, как Беллатриса истекла кровью, Невилл осознал свою ошибку, но было слишком поздно что-либо исправлять. Его друзья уже были в лапах Сами-Знаете-Кого. Поэтому он решил оставить это в прошлом и жить дальше. Но воспоминание о содеянном всегда всплывало, когда ему приходилось отправлять почту.

Хрустящий звук позади Невилла предупредил его о присутствии ещё одного человека в комнате. Ему не нужно было оборачиваться, чтобы знать, что Гарри стоит у него за спиной, он чувствовал это.

Гермиона перевернулась на живот и подпёрла голову руками, словно возбуждённый ребёнок, готовый слушать сказку. Её некогда холодные глаза сверкали предвкушением, и Невилл почувствовал, как кончик волшебной палочки упёрся ему в затылок.

— Я так жду, чтобы послушать твои вопли, Невилл, — взволнованно сказала она. — Пожалуйста, наполни меня и подари мне много чудесных криков.